Последнее представление "Фауста", в бенефис Донского, -- представляло для тех, кто любит глубоко и серьёзно талант Ф. И. Шаляпина, -- особый интерес.
С этим Мефистофелем Шаляпин едет великим постом в Милан.
Хотелось ещё раз проверить:
-- Что везёт артист?
Представлялся театр "Скала". Первое представление. Итальянская публика.
-- Явится ли "Фауст" достойным продолжением триумфа "Мефистофеля"?
"Родина художников" сразу усыновила русского артиста.
"Шаляпино" в Италии -- имя не менее популярное, чем в России "Шаляпин".
Когда в Неаполе давали торжественный спектакль в честь английского короля и хотели блеснуть оперой, -- дирекция театра Сан-Карло пригласила Шаляпина спеть пролог из "Мефистофеля".
Довольно пошлое, -- но в наше время, -- увы! -- действительное мерило успеха, -- "открытки" с портретом Шаляпина в Италии так же распространены, как и у нас.
Это по части наружного успеха.
По части внутреннего --
Гастроли Шаляпина оставили глубокий след в итальянском искусстве.
На артистическом языке в Италии появилось новое определение.
-- Что это за артист?
-- А! Это вроде Шаляпина.
То есть:
-- Человек, который не только "поёт ноты", но стремится и пением, и игрой дать полный художественный образ.
Дирекция "Скала" после триумфов Шаляпина в мало популярном "Мефистофеле" Бойто захотела показать его в той же роли в популярной опере Гуно.
И Шаляпин едет гастролировать в Милан при условиях, совершенно исключительных.
"Скала" -- оригинальный театр с оригинальными традициями.
По правилам театра, после каждого сезона все декорации обязательно уничтожаются. И на каждый новый сезон все декорации пишутся новые.
Даже для одной и той же оперы.
В прошлом году шёл "Фауст", в этом году идёт "Фауст".
Но все прошлогодние декорации должны быть уничтожены и написаны новые.
Это делается для поощрения художников-декораторов.
Но "Скала" -- театр рутинный, с прочно, раз и навсегда установившимися традициями.
По традиции, новые декорации должны быть написаны точка в точку так, как старые.
Поощряются художники, но не поощряется искусство.
Искусство идёт вперёд, но оно проходит мимо театра, где всё застыло, закаменело, остановилось.
Маргарита там продолжает жить в том же самом английском коттедже, в котором жила 20 лет тому назад, а Мефистофель появляется из того же самого трапа, из которого появлялся на первом представлении.
Постоянный ход в ад!
Во главе "Скала", однако, стоят, в отличие от некоторых других театров, люди, понимающие искусство.
Им не могло не броситься в глаза, что шаблонная, рутинная, мёртвая обстановка и такой оригинальный своеобразный, живой артист, как Шаляпин, -- являются диссонансом.
Шаляпин не только превосходный певец и удивительный актёр, -- в нём сидит ещё живописец и скульптор.
Он лепит из своего тела. Обдумывая роль, он рисует себя на фоне декораций.
Он не представляет себя иначе, как в полной гармонии со всею обстановкой, с игрой других действующих лиц.
И дирекция "Скала" решила показать Шаляпина в такой обстановке, какая ему нужна.
Пусть вся обстановка гармонирует с его замыслом.
Декорации для "Фауста" будут написаны по рисункам Коровина, которые вышлет Шаляпин.
Костюмы сделаны по тем рисункам, которые пришлёт Шаляпин.
Шаляпин не только поёт Мефистофеля. Он ставит "Фауста".
И на этот раз сможет осуществить мечту своей артистической жизни.
Дать тот образ Мефистофеля, который стоит у него перед глазами.
Шаляпин -- это Фауст.
За ним неотступно следует по пятам Мефистофель. Мефистофель не оставляет его ни на минуту, Мефистофель, это -- не только его любимая роль. Это почти его мучение. Его кошмар.
В первый раз Мефистофель явился к нему когда-то давным-давно в самом начале карьеры.
К Фаусту он явился в костюме странствующего схоластика.
К Шаляпину в костюме артиста странствующей труппы.
Забавно смотреть теперь на тогдашний портрет Шаляпина в роли Мефистофеля.
Традиционная "козлиная бородка". Усы -- штопором. Франт. Если к этому прибавить ещё широкое в складках и морщинах трико, -- получается совсем прелесть.
Обычный Мефистофель, грызущий сталь в сцене с крестами, -- обычной странствующей оперной труппы.
Но рос и становился глубже артист, рос и глубже становился его Мефистофель.
Каждый спектакль он вносит что-нибудь новое, продуманное и прочувствованное в эту роль.
Каждый спектакль к Мефистофелю прибавляется новый штрих.
Мефистофель растёт, как растёт Шаляпин.
И вся артистическая карьера Шаляпина, это -- работа над Мефистофелем.
Сколько работает Шаляпин?
Публика любит думать, что её любимцы не работают совсем.
-- Вышел и поёт.
Как богу на душу положит. И выходит хорошо.
-- Потому -- талант!
Шаляпин работает только столько часов, сколько он не спит.
За обедом, ужином, в дружеской беседе он охотнее всего говорит, спорит о своих ролях. И из ролей охотнее всего о своём кошмаре -- Мефистофеле.
Только "Демон", главным образом за последний год, немного сжалился над ним и отвлёк его от своего коллеги,
Как часто друзья просиживали с Шаляпиным ночи напролёт где-нибудь в ресторане, не замечая, как летит время.
Публика заглядывала.
-- Шаляпин кутит!
На завтра рассказывали:
-- Кутил ночь напролёт!
И ночь, действительно, проходила напролёт.
"Светлела даль, перед зарёю новой ночная мгла с неба сходила, и день плёлся своей чредой".
А забытая, давно уж переставшая шипеть, бутылка выдыхалась и теплела.
Ночь проходила в разговорах, спорах не о ролях, о художественных образах.
Часы за часами улетали в рассказах Шаляпина, как он представляет себе Мефистофеля, как надо спеть ту, эту фразу, каким жестом, где что подчеркнуть.
Я не знаю артиста, который бы работал больше, чем этот баловень природы и судьбы.
У него нет свободного времени. Потому что всё своё "свободное время" он занят самой важной работой: думает о своих художественных творениях.
И среди них первый -- Мефистофель.
Так, как сейчас его играет и поёт Шаляпин, -- для него, взыскательного артиста, -- почти законченный образ.
В Милане, где ему предоставлена полная возможность показать своего "мучителя" в той обстановке, В которой Мефистофель стоит перед его глазами, Шаляпин, наконец, сыграет, споёт, нарисует, вылепит того Мефистофеля, каким тот рисуется ему.
Каким выносил его в своём уме, в своей творческой фантазии, в своей душе художника.
И, глядя на Шаляпина, думалось, что эти его гастроли в Милане впишут новую, блестящую, победную страницу в летописи русского искусства.