(Из скитаний по белу свету)
Замечательнейший в мире город.
Это не Париж, не Лондон, не Рим, не Нью-Йорк, а Бонн.
Крошечный городок северной Швейцарии, расположенный в небольшой котловинке, которую со всех сторон окружают невысокие горы.
Так что, когда вы подъезжаете, эта котловинка кажется вам большим круглым зелёным тазом, на дне которого осталось немного сора. -- Это и есть Бонн -- "замечательнейший город в мире".
Я попал туда совершенно случайно.
Ехал мимо и заехал. Без всякого дела, без всякой цели, -- просто, чтобы где-нибудь остановиться и отдохнуть от чудных швейцарских видов.
Ничто так не утомляет, как эти "виды", открывающиеся из окна железной дороги.
И чем местность красивее, тем это утомительнее.
Словно вы целый день просидели перед какой-то движущейся панорамой.
В конце концов вам прямо хочется крикнуть:
-- Баста! Меня уже начинает тошнить от этих красивых видов.
И вы выходите на первой попавшейся станции.
Такой станцией для меня оказался Бонн.
Он очень мил, глядя со стороны, а первый его житель, которого я увидел -- единственный во всём городе извозчик, дожидавшийся на станции, -- оказался приветливым и разговорчивым парнем.
Он очень удивился, когда я приказал ему везти меня в гостиницу.
-- В гостиницу?.. Видите ли, у нас нет гостиницы... Но я вас отвезу к г. пастору... Пастор Люгер, -- его-то вы, наверное, знаете?
Я отвечал, что не знаю на обоих полушариях никакого пастора Люгера.
Мой возница поглядел на меня с изумлением:
"Что это, мол, за человек? С неба, что ли, свалился?"
-- Не знаете пастора Люгера? В таком случае тем лучше. Вам следует с ним познакомиться: один из ученейших людей в свете. Что касается до гостеприимства, то г. пастор не даром им славится... Хе-хе! Вы скоротаете с ним не один добрый часок и вряд ли скоро захотите уехать от такого человека.
Пастор Люгер оказался, на самом деле, очень милым и добродушным пожилым человеком.
-- Добро пожаловать! Добро пожаловать! -- говорил он, вводя меня в свой маленький, чистенький, настоящий "пасторский" домик. -- Добро пожаловать! Вы, вероятно, путешествуете с целью изучения нравов и осмотра достопримечательностей?..
-- Да, в этом роде...
-- О, в таком случае вы не раскаетесь в том, что заехали в наш Бонн. Тут вы найдёте многое, достойное и вашего внимания и изучения... Позвольте узнать, сколько вам лет?
-- Мне тридцать два.
Пастор слегка вздохнул.
-- Конечно, очень жаль, что вы не сделали этого раньше. Тогда бы знакомство с Бонном, быть может, принесло вам ещё больше пользы, быть может, даже совершенно иначе направило ваши способности и самую вашу карьеру. По-моему, молодые люди должны знакомиться с Бонном в возрасте от семнадцати до двадцати лет. К сожалению, этим обыкновенно пренебрегают, и многие даже во всю свою жизнь ограничиваются только знакомством с Женевой, Базелем, Парижем, Берном и Лондоном!
Г. пастор сделал жест, красноречиво выражавший его искреннее сожаление к этим "многим".
-- Было бы, повторяю, лучше, если бы вы познакомились с Бонном раньше. Но что делать! Вам, вероятно, мешали дела. Никогда не поздно обогатить свой ум новыми сведениями. Добро пожаловать, мой молодой друг!
Я поблагодарил пастора за любезный приём.
-- Не за что! Не за что! Бонн всегда был известен своим гостеприимством. Всегда! Ба, однако "соловья баснями не кормят", как говорят у нас в Бонне. Вы приехали как раз в час обеда. Сейчас войдёт моя жена.
Колокол во дворе звучно пробил шесть ударов, и в комнату вошла г-жа пасторша, очень полная пожилая дама, с добрым, открытым, приветливым лицом.
-- Наш молодой друг, путешественник, приехавший осмотреть наш Бонн. Госпожа Люгер, моя жена! -- представил пастор.
Я ожидал, кто ещё должен явиться на звон вечевого колокола.
-- Чего же мы, однако, дожидаемся? -- спросил г. пастор. -- Ах, вас, вероятно, ввёл за заблуждение звонок. Видите ли, в него звонят на случай, если меня нет дома. Таков обычай. И не нам менять старые обычаи.
Мы перешли в столовую.
Пасторша и пастор оказались, действительно, гостеприимнейшими в мире людьми.
Пасторша беспрестанно подкладывала мне на тарелку, словно имела основание предполагать, что я недели две ничего не ел.
А пастор "рекомендовал" блюдо.
-- Да вы почти ничего не едите! -- приходила в ужас добрая пасторша. когда я съедал вторую тарелку. -- Конечно, у нас за нашим скромным столом вы не найдёте того, к чему привыкли в Париже и Лозанне.
-- Довольно, жена! -- с достоинством останавливал её г. пастор. -- У нас господин путешественник найдёт зато один из гигиеничнейших и вкуснейших обедов, какие можно найти где бы то ни было! Да, вкуснейших, потому что госпожа Люгер, я должен вам сказать, -- одна из лучших хозяек в мире. Для того, чтоб убедиться в этом, достаточно взглянуть на её коровник.
-- Ах, Иоганн, ты просто заставляешь меня краснеть своими похвалами...
-- Не для чего краснеть. Скрывать следует только пороки, а никак не достоинства. Скрывать достоинства -- это так же нехорошо и предосудительно, как и обнаруживать свои пороки. Не так ли, г. путешественник?
-- О, несомненно, г. пастор!..
-- Я попрошу вас взять ещё немного этого салата. Не правда ли, не везде можно встречать такой? О, почва Бонна -- удивительная почва. Она ещё не исследована, как следует, но я уверен, что учёные, когда займутся, найдут в ней много разных солей! Я даже думаю, что под нею должны быть большие залежи минералов, -- с таким трудом эта почва впитывает в себя влагу. Некоторые находят, будто почва Бонна несколько болотиста. Но это не так, благодаря минералам. Я уверен, что тут замешаны минералы!
-- Я попрошу вас отведать вот этой рыбы и высказать своё мнение. Эта рыба водится в озере около Бонна и называется "караси", "Караси". Запишите, если хотите, название. В Бонне её готовят обыкновенно со сметаной.
-- Что? Как вам нравится наша рыбка? Прибавьте, если хотите, ещё немножко сметаны. Ничего, это не вредит! Такой сметаны, я уверен, вы не найдёте ни в Париже, ни в Нью-Йорке.
Словом, я наелся до отвала всевозможных редких и диковинных блюд, и тогда нам подали старого вина -- "одну из старейших бутылок на свете".
-- Она сохраняется уже четвёртый год! На ней появилась даже пыль! -- пояснил г. пастор.
Мы запили всё это чашечкой кофе, сваренного так, "как умеет варить только пасторша".
-- Это её секрет, которого она не открывает даже мне! -- улыбнулся пастор.
Секрет, которого не знал даже г. пастор, отлично знал я. Это был кофе, сваренный с гущей, по-турецки. Я, конечно, мог бы тут же открыть секрет г-жи пасторши, но зачем разочаровывать таких милых людей?
-- Теперь мы можем пройтись и осмотреть достопримечательности города! -- сказал г. пастор, вставая из-за стола. -- Советую вам взять вашу палку, мой молодой друг. Собаки Бонна, надо отдать им полную справедливость, одни из злейших в мире. Они разорвали на своём веку уже не одни панталоны. И если б ещё, к счастью, они не были несколько трусливы, это было бы величайшим бедствием для человечества. Итак, берите вашу палку и в путь -- к достопримечательностям Бонна. Я уверен, вы не раскаетесь в том, что ради них пройдёте весь город! Прежде всего я покажу вам, конечно, нашу церковь. Одно из простейших, но тем-то и замечательных произведений архитектурного искусства. Она построена на пожертвования Людвига Крейцера. Вы слышали, быть может, это имя?
-- Нет... г. пастор... я не припомню...
-- Жаль, что биографии таких людей не печатаются в больших газетах. Это было бы очень поучительно для юношества. Впрочем, вы могли бы, если б захотели ознакомиться подробнее с биографией этого замечательного человека, найти её в нашей газете... Номер... Да, да! No 6 за 1875 год "Боннского Еженедельного Телеграфа". Вы можете достать его где угодно, -- мы ведь высылаем нашу газету gratis {gratis -- бесплатно.} во все музеи! Да, это был замечательный человек. Он мог бы послужить для мира примером добросовестности. В его колбасной лавке не было примера, чтобы обсчитали хоть на пять раппенов самого маленького мальчика. А колбаса, которую он делал, славилась на всю окрестность. Её брали с собой даже заезжавшие сюда путешественники! Но ни богатства, ни слава, ни обширные торговые дела -- ничто не заставило его гордиться. Он был благотворителем всю свою жизнь: он никогда не продавал остатков, которые бывают при выделке колбас, а всегда все их отдавал бедным. Вот это был какой человек! Как вам нравится это создание архитектуры?
-- О, г. пастор!
Во время речи г. пастора мы уже прошли весь город и стояли перед миниатюрной церковью с такой же колокольней.
-- Нет, вы обратите внимание на простоту, как нельзя более гармонирующую с назначением здания. Не правда ли, какая глубина мысли? Зато колокольня прямо уносится в небо.
Я посмотрел и на маленькую колокольню, вышиною в 4 сажени, которая "уносилась в небо".
-- Одно из высочайших зданий в Европе!
-- Но, г. пастор, -- невольно вырвалось у меня, -- на свете ведь существует ещё и Эйфелева башня!
Вырвалось, -- и я сейчас же пожалел об этом.
Лицо пастора приняло грустное выражение. Он с глубоким сожалением покачал головой.
-- Да, вы правы, мой молодой друг! Эйфелева башня, действительно, выше боннской колокольни. Но я вас спрашиваю, мой молодой друг: к чему служит это огромное, бессмысленное сооружение, тогда как на нашей колокольне имеются даже часы? Да, если бы боннцы задумали строить у себя что-нибудь подобное Эйфелевой башне, я уверен, они бы построили нечто действительно заслуживающее внимания по своей полезной цели!
Кажется, пастор даже немного обиделся.
-- Я с удовольствием показал бы вам внутренность нашей церкви, тоже замечательной по своей простоте: ничего, кроме дерева! Но, к сожалению, ключи у сторожа. А он вечно спит как сурок. Во всём мире вы не найдёте человека, который спал бы столько, как он! Это положительно замечательно, и я думаю показать его докторам, которые, наверное, возьмут его для демонстрации на какой-нибудь учёный съезд. Теперь мы пойдём осмотреть школу... Г. учитель! Г. учитель! -- постучался пастор в запертую дверь.
Ответа не было.
-- Очевидно, г. учитель ушёл на рыбную ловлю. Но ничто не помешает нам осмотреть здание снаружи.
Мы обошли "здание" счётом в десять секунд.
-- Внутри это -- обширное помещение, с массой воздуха, света. В нём одновременно учатся пятнадцать учеников! И я уверен, что под руководством такого педагога, как г. Фридрих Шульц, из них выйдут со временем достойнейшие и замечательные граждане. О, это очень жаль, что г. учитель ушёл на рыбную ловлю! Вам доставило бы большое удовольствие с ним познакомиться! Это один из ученейших людей: он окончил цюрихскую учительскую семинарию и мог бы, если б захотел, быть даже бакалавром! Но г. Фридрих Шульц нечестолюбив. За ним нет этого недостатка. Это второй Песталоцци!..
Мы шли по улице, где на нас лениво тявкали издали, не трогаясь с места, собаки, гревшиеся на вечернем солнце.
-- Какие злобные животные! -- проговорил г. пастор. -- Теперь мы можем идти домой. Достопримечательности уже осмотрены. Как я вам говорил уже, у нас издаётся местная газета "Боннский Еженедельный Телеграф", но идти в редакцию было бы бесполезно: сегодня, несмотря на воскресенье, газета не выходит. Г. редактор пошёл на рыбную ловлю, Весь город сегодня отправился на рыбную ловлю! -- словно извинился за г. редактора г. пастор.
-- Но это ничего, -- поспешил он успокоить меня, -- газета выйдет завтра! О, г. Вильгельм Будце -- один из выдающихся редакторов в мире. Он сам пишет всю газету с начала до конца, сам её набирает, сам печатает и сам же развозит на велосипеде подписчикам. Где вы ещё найдёте такого деятельного редактора? Конечно, его орган не так распространён, как другие газеты мира, но всё же расходы окупаются: он имеет 20 подписчиков и около 500 номеров рассылает в разные музеи и библиотеки, -- конечно, gratis { gratis -- бесплатно.}. Между нами говоря, я подозреваю, что он честолюбив. О, в душе этого человека таится страшное честолюбие! Уж не хочет ли он быть нашим городским головою?
Пастор остановился около маленького домика, утопавшего в зелени.
-- А вот дом, где родился и жил в детстве один из наших величайших людей. Человек, который прославил имя Бонна. Да! Мы им гордимся. Это наша слава. Мы даже думаем прибить к домику доску с его именем и днём рождения.
Я приготовился услышать какое-нибудь мировое имя.
-- Его имя Фердинанд Земмель. Не Прессель-Земмель, а просто Земмель. Вы услышите его имя, когда будете в Берне. Он служит там секретарём суда и скоро, говорят, будет произведён в товарищи прокурора. Да, он родился в Бонне! Нет, где, кроме Бонна, вы встретите такие контрасты?! -- вдруг воскликнул пастор, словно поражённый громом, останавливаясь среди улицы. -- Мы только что говорили о нашем славнейшем гражданине, -- и вдруг... Видите вы этого человека?
И он указал на высокого парня, с ленивыми и беспечным видом шедшего по улице.
-- Да, г. пастор.
-- Это Генрих Фулер. Запомните это имя: "Генрих Фулер". Вы встретите это имя ещё в судебных летописях, в каком-нибудь громком процессе о возмутительнейшем из преступлений! Ничто не мешает этому человеку сделаться злодеем. Это -- гроза и бич всего города!
-- Однако, проходя мимо нас, он поклонился очень приветливо и даже как будто робко и застенчиво.
-- О, не верьте наружности этого человека. Это величайший притворщик в мире. В его душе гнездятся самые гнусные замыслы! Трудно даже сказать, что делать государствам с такими личностями. Он -- вор. Да! Он -- гроза всех наших хозяев. Его прозвали "Хорьком", потому что он ворует яйца прямо из-под кур. Он не может видеть чужой курицы без того, чтоб её не украсть. А однажды даже пытался угнать у одного из граждан ослёнка. Извините, мой друг, что вы по моей милости видели одного из величайших негодяев в мире!
-- Ничего, г. пастор.
-- И помните всегда: "Генрих Фулер, по прозванию "Хорёк"", -- чтоб знать, что нужно делать, если судьба вас с ним где-нибудь столкнёт.
Мы возвратились домой, где г-жа пасторша ждала нас с небольшой вечерней закуской.
-- Ты знаешь, жена, кого мы сейчас встретили с г. путешественником?
-- Ну?
-- Генриха Фулера!!!
Добрая женщина даже побледнела.
-- О, г. путешественник, я начинаю бояться за вас.
Я поспешил, насколько мог, успокоить бедную пасторшу, сказав, что у меня в дороге всегда есть с собой два больших револьвера.
Смерклось.
-- Мы ложимся рано, -- сказал г. пастор, -- но если вы не имеете этой превосходнейшей привычки, тогда моя библиотека к вашим услугам. Она, конечно, не так велика, как другие книгохранилища, но зато недурно подобрана. В ней вы найдёте много редких и ценных книг, с которыми стоит познакомиться: Плутарха -- "Жизнеописание замечательных людей", Смайльса -- "Самодеятельность", Бокля -- "История цивилизации Англии", не говоря уже о "Философии чистого разума" Канта, которая у меня имеется и которой я горжусь!
Я поблагодарил и отказался от чтения этих редких книг.
-- Вы устали. В таком случае нам остаётся только пожелать спокойной ночи друг другу и разойтись. В вашей комнате наверху вы найдёте свежую постель. Вас проводит туда наша служанка Роза, одна из скромнейших девушек!
Последнее г. пастор прибавил, вероятно, так, скорее из чувства "местного патриотизма", чем для предупреждения.
Хорошенькая Роза, пухленькая как только что испечённая булка, провела меня наверх, ещё раз убедилась, всё ли у меня есть, что нужно, пожелала спокойной ночи и хотела уйти.
Я тихо взял её за талью и привлёк к себе.
Розочка вся вспыхнула.
-- О, сударь, вы, как я вижу, величайший из ловеласов на свете! -- прошептала она, стараясь ускользнуть из моих рук.
-- А ты величайшая из скромниц, добродетельнейшее из существ. Знаю, знаю всё, что ты скажешь. И верю! Но неужели нельзя один раз поцеловать?
И я опустил ей в руку луидор.
-- О, сударь, мне кажется, что вы не кто иной, как сам дьявол, -- тихо сказала Розочка, подставляя щеку для поцелуя, и убежала.
Все -- и прежде всех, конечно, единственный городской извозчик, за которым для меня послали -- были несказанно удивлены, когда я на следующее утро заявил, что еду с первым же поездом.
Г. пастор был прямо ошеломлён:
-- Как? Вы хотите уехать, даже не побывав в боннской школе? Не познакомившись с нашим учителем? Вам не нравится Бонн?!
-- Нет, нет, дорогой г. пастор. Но то, что я здесь увидел! Столько впечатлений, полученных вчера! Вы рассказывали столько удивительных вещей И этот сторож, который непостижимо спит целый день, и эти собаки, преисполненные непримиримой злобы к человеческому роду, и этот негодяй, который ещё никого не убил, но, наверное, убьёт... Нет, г. пастор, не удерживайте меня. Я должен остаться один, один, чтоб разобраться во всех этих впечатлениях, в мыслях, которые родят эти впечатления. Я и так не мог заснуть всю ночь!
-- О, да! Мы с женой слышали в вашей комнате как будто вздохи.
-- Вот, вот!
-- Но я надеюсь, что если вы потом когда-нибудь будете писать о народах, странах, которые вы посетили, вы не забудете на нескольких страницах упомянуть и о Бонне?
-- О, я опишу его, г. пастор, в двенадцати томах самого большого формата! Поезжайте, мы опоздаем на поезд!
Пастор стоял на крыльце без шляпы и, улыбаясь, смотрел мне вслед; добрая пасторша кивала мне головой, а хорошенькая Роза, стоя сзади них, махала платком.
Самым красным в мире платком.