I
-- Тут не без дьявола! -- сказал бы Мережковский.
-- Пожалуй, не без него! -- приходится согласиться.
Это история о том, как в одной стране появился талантливый журналист. Блестящий журналист.
А "враг рода человеческого" взял да его и скрал. Точь-в-точь как он крадет блестящий месяц в гоголевской "Ночи под Рождество".
История начинается как французский роман.
II
Это было в 1876 году.
Поздно вечером, за полночь, по берегу Фонтанки шли три человека, кутаясь в шубы.
Один -- в великолепную, двое других -- в плохонькие.
Это были: фельетонист "Петербургских ведомостей" -- Незнакомец, фельетоны которого гремели, А.С. Суворин1, журналист М.П. Федоров и, -- он был не журналист, и инициалов я его не знаю, -- петербургский городской голова Лихачев2.
Они засиделись поздно в гостях, вышли вместе, извозчиков не было, и шли к Невскому по набережной Фонтанки.
Фельетонист, как русский человек, проклинал свою профессию.
На белом льду Фонтанки чернели проруби.
-- Взять да головой в прорубь! -- сказал фельетонист.
-- А почему бы вам, Алексий Сергеевич, не издавать своей газеты? -- спросил городской голова.
-- На какие деньги? В кармане три рубля. А завтра на рынок надо выдать пять!
-- Ну, средства-то можно найти!
Михаил Павлович Федоров, -- как подобает Мефистофелю, он был хромой, -- "вынырнул" с боку у Лихачева:
-- Вот бы вы средства и дали! А?
-- Что же! Об этом можно подумать! -- сказал городской голова. Разговор прервался.
Они вышли на Невский, взяли извозчиков и разъехались. На следующее утро Суворин только что еще встал, как к нему "приковылял" М.П. Федоров с плохой сигарой.
-- Ну-с, Алексей Сергеевич, как же насчет газеты?
-- Какой газеты?
-- А о которой вчера говорили с Лихачевым!
-- Ну, голубчик! Если б все, что говорится на улицах, исполнялось!..
-- Нет, этого дела так оставить нельзя.
И М.П. Федоров "похромал" к Лихачеву.
-- Ну-с, как же насчет газеты?
-- Какой газеты?
-- А вчера говорили! Алексей Сергеевич даст свой талант, вы -- средства. Мы соберем сотрудников. Газета при его популярности!..
Через час Михаил Павлович, припадая на ногу, спешил к Суворину:
-- Лихачев согласен!
Через полчаса он "со всех полутора ног" летел к Лихачеву:
-- Суворин согласен!
Отправились к литературному старьевщику г. Трубникову.
-- Нет ли газетки в запасе?
-- Пожалуйте-с. Есть. Малодержаная. "Новое время"! Одно название чего стоит!
Интересный был тип! Со сладкой речью, мягкими шагами.
Этими мягкими шагами он входил в Главное управление по делам печати, сладко плакал:
-- Дозвольте газетку!
Получал право на издание газеты и затем это право продавал желающему. Тем и жил.
Газета у г. Трубникова была куплена3.
Так "враг рода человеческого" украл у русской публики журналиста Суворина.
III
Чехов терпеть не мог "Нового времени" и очень любил А.С. Суворина4. Однажды у Чехова на даче мы беседовали о "старике".
-- Суворину не следовало издавать газеты. Большая ошибка! Ему надо было оставаться журналистом! -- заботливо осматривая свои крошечные кипарисы по колено, по обыкновению, мрачно буркнул Чехов.
А Чехов был не просто умный человек. В Чехове было нечто "от мудреца".
IV
Уверяют, что для публики Суворин так и остался Незнакомцем. Те, кто лично знает А.С. Суворина, говорят в один голос, что лично он стоит головой выше автора "Маленьких писем"5, а с "Новым временем":
-- Не имеет ничего общего.
В трудную минуту покойный фон Плеве пригласил к себе Суворина.
-- Разговор не для оглашения в печати. Но вполне откровенный. Ни на вас, конечно, ни на газете то, что вы скажете, не отразится. Что, по вашему мнению, нужно России?
Суворин ответил:
-- Конституция.
Фон Плеве, как говорится в старинных историях, -- "отпустил его, ничего ему не сделав".
Издал, конечно, какой-нибудь новый приказ:
-- Об усилении полиции.
А "Новое время" от этого приказа пришло в восторг:
-- Именно это и нужно было!
И вот между этим "лично Сувориным" и "Новым временем" бился, колотился, угасал и погас журналист Суворин.
V
Когда-то Валуев, тогда министр, сказал в частном разговоре г. Буренину:
-- Печать, титулующая себя "общественным мнением", -- это самозванец!
Г-н Буренин огрызнулся:
-- Но его вам не задушить так же, как ваши предки задушили первого самозванца6.
Резко, -- как у Буренина.
Неправда, -- как у Буренина.
Однажды "всесильный" министр гр. Толстой вызвал к себе:
-- Ответственного редактора "Нового времени". М.П. Федорова.
И начал кричать.
При первой же высокой ноте М.П. Федоров повернулся к министру спиной и вышел.
"Новое время" напечатало, -- кажется, в 1901 году, -- что раз рабочий вопрос существует:
-- Разрешать его надо сверху, чтобы он не начал разрешаться снизу.
Покойный Сипягин "определил":
-- Воспретить "Новое время" на неделю.
И Суворин покорился7.
-- Что он мог сделать?
Что?
Телеграфировать своему парижскому, своему берлинскому корреспонденту:
-- Немедленно выпускайте "Новое время". Шрифт какой придется.
Содержание -- те же статьи "Нового времени", переданные по телеграфу.
И передовая статья.
Хоть английским телеграфом через Лондон.
-- Ввиду того, что в России нет возможности издавать даже "Новое время", -- на срок приостановки "Новое время" будет выходить за границей.
За подписью:
-- А. Суворин.
Это был бы мировой скандал.
Перед которым остановился бы сам Сипягин, даже Сипягин. Большей услуги Суворин не мог бы оказать русской печати. Лучшей иллюстрации не могло бы быть:
-- Вот до чего дошло.
Это заставило бы в Петербурге задуматься.
Он действительно ничего общего не имеет с "Новым временем".
Он не знает, что такое "Новое время".
По своим скитаньям я знаю, к сожалению, что такое "Новое время".
В Сан-Франциско, в Иокогаме:
-- Что такое русская печать?
-- "Новое время".
Во всем мире, -- увы! -- знают только "Новое время".
Король Эдуард не станет интервьюироваться с корреспондентом:
-- Даже "Нового времени".
Но за Вильгельма II можно ручаться.
Увы! К сожалению! Но это так.
На весь мир, -- а весь мир о России знает столько же, сколько и о Китае.
На весь мир запрещение "Нового времени" произвело бы впечатление:
-- Запрещения книгопечатания в России.
Суворин -- не издатель газеты.
Чехов был прав.
В издатели ему не следовало идти.
М.Н. Катков имел в нужную минуту находчивость и смелость:
-- Не подчиниться.
И не платить наложенного на него штрафа8. Отстаивая свою самостоятельность.
И.С. Аксаков на предостережение за "недостаток патриотизма" ответил громовой статьей:
-- Министр внутренних дел -- самый старший полицейский в стране. И не в компетенции полиции разбирать, у кого какой патриотизм9.
Это были издатели газет. Суворин безмолвно подчинил "Новое время" распоряжению.
Заставил слона стать на колени.
-- Садитесь.
"Вы все можете".
Этот робкий издатель, любящий все "маленькое".
-- Маленькая хроника. Маленький фельетон. Маленькие письма.
Стоя во главе "Нового времени", заявил:
-- Мы -- люди маленькие!
Что хотите, то с нами и сделаете.
VI
"Сохранить газету".
Вы помните отличные слова Берне, которые приводит Гейне:
-- Я был смелым писателем, пока у меня не было фарфорового сервиза. Я писал как хотел, совсем не думая, что меня попросят уехать через двадцать четыре часа. Взял -- и уехал! Но вот кто-то, -- я подозреваю, что это интриги Меттерниха, -- подарил мне фарфоровый сервиз. Вы знаете, что значит уложить фарфоровый сервиз? И теперь, когда я пишу, я должен все время думать о фарфоровом сервизе. А что будет с моим фарфоровым сервизом, если придется уезжать в двадцать четыре часа?10
Можно только удивляться тем журналистам, которые делаются издателями или редакторами.
Поистине, они напоминают ту глупую лошадь, которая ржала перед Аллахом:
-- Почему у меня нет седла? Лошадь -- и без седла!
Аллах рассердился и сделал ее верблюдом.
И журналистом-то быть у нас только-только впору.
Идешь, как Блонден по канату через Ниагару.
А тут еще "немец в мешке" за спиною!
Его не урони.
Сам расшибешься, -- зачем за такое дело взялся?
Но за что же немец-то, ни в чем не повинный, погибнет?
"Сохранить газету".
Не о материальной только стороне дела идет речь.
Но сегодня рискнуть, -- а завтра эта газета может понадобиться на защиту какого-нибудь важного, полезного, честного, хорошего дела.
Завтра именно она может оказаться нужной, необходимой.
Да и читатели.
У нас, в России, ведь нужно считать на каждый экземпляр газеты по десяти читателей.
Если газета расходится в сотне тысяч, -- это уже миллионная аудитория.
Расстаться с нею!
Куда пойдет этот читатель? Наш читатель!
Знаете ли вы, что с прекращением "левых" газет в Петербурге страшно увеличился тираж... "Петербургской газеты"11.
Да и материальная сторона!
Нелегко одним почерком пера выкинуть на улицу сотни людей, делающих газету.
Обездолить сотни семейств.
Ведь катастрофа с газетой в Петербурге отзовется на семьях людей, живущих в Вене, Берлине, Лондоне, Париже.
Нелегко заставить людей, ваших товарищей, привыкших работать в известных условиях, с известными людьми, заставить в один прекрасный день идти искать:
-- Чего-нибудь нового.
И вот человек хранит-хранит, сохраняет-сохраняет газету, а потом, -- глядь! -- окажется, что получилась такая дрянь, которой и хранить-то не стоило.
Это та же история, что с нашей Думой.
VII
Покойный Победоносцев говорил:
-- В России есть две газеты. В Петербурге -- "Новое время". В Москве -- "Русские ведомости".
И добавлял:
-- Больше и не нужно.
-- Вот вам и пример!
"Сохранили" же себя "Русские ведомости". Есть прекрасный способ "сохранения себя":
-- Молчание.
Но у журналиста Суворина не тот темперамент, чтобы консервировать себя, как консервировались "Русские ведомости".
Молчать сполгоря для профессора.
Журналистика для него:
Побочное занятие.
Он не может сказать того, что он хочет, в газете, -- зато он говорит то, что нужно, с кафедры.
У журналиста иной кафедры нет.
Для него молчание в газете не полумолчание, а немота.
Да и были ли "Русские ведомости" в те трудные времена газетой?
Это был паспорт.
Либеральный паспорт.
Весьма необходимая вещь в провинции.
Как "Московские ведомости" или "Гражданин".
Вы человек новый. Знакомитесь. Делаете визиты.
Насчет исправника сомненья нет.
Но акцизник?12
Акцизник может быть кем угодно -- от эсдека до союзника.
Вы приходили и смотрели:
-- Что у него на столе? "Гражданин"?
Вы любезно, но сухо говорили:
-- Политика? Этот вопрос, знаете, меня не занимает! "Русские ведомости"?
Вы хлопали его по колену и говорили:
-- А? Что, батенька, скажете? Каково времечко?
Ну, тоже, чтобы издавать ежедневный паспорт, надо иметь особый темперамент.
И чтоб молчать, -- особый ораторский дар!
VIII
У журналиста Суворина не было этого темперамента. Жизнь зажигала его со всех сторон. Говорить хотелось обо всем.
А тут чиновники, присосавшиеся к "Новому времени", к его сотрудникам, со своими пуганьями:
-- Об этом нельзя!
-- Об этом можно только так-то!
-- Об этом нужно так-то!
-- Об этом необходимо так-то!
В голове мысль:
-- Сохранить!
Со всех сторон один крик:
-- Погибнете!
Сознание, что:
-- Мы -- люди маленькие!
Темперамент журналиста, требующий:
-- Хоть как-нибудь отозваться!
И вот.
Суворин "лично" требует:
-- Конституции.
"Новое время" сохраняет себя:
-- Достаточно и приказа по полиции.
А журналист пишет "Маленькое письмо":
-- Конечно, силе покоряться всегда несколько неприятно. Но, знаете ли, сила все-таки лучше бессилия. Потому что, знаете, сила, она, конечно, может напортить, но она может и поправить. А бессилье-то только в состоянии напортить, а поправить ничего не может13.
Писал-писал, да и совсем бросил.
IX
Журналиста жаль.
А, в частности, фельетонисту фельетониста до глубины души жаль. Зачем вы бросили наше лихое дело? Мы контрабандисты.
Как весело нагрузить свою лодчонку запретными мыслями, запрятать их между строк, между слов, прикрыть все хорошенько, -- и айда! Одна рука на руле, в другой веревка от паруса. То потравил, то отдал. И несись, моя лодчонка! По стремнине, меж камней, обегая мели, на самых глазах у дозора.
-- Ничего такого не везу! Проскочил!
Мы -- контрабандисты, мы -- ловкие венецианцы.
В Венеции, в соборе св. Марка, я узнал, как мощи апостола были привезены в Венецию.
Венецианцы вывезли их из "турецкой земли", нагрузив сверху свиного мяса.
Не станут же турки рыться в свинине!
И, выйдя из собора, я на две лиры кинул кукурузных зерен голубям св. Марка:
-- Ешьте за упокой души бестий-венецианцев.
Вот настоящий фельетон!
X
И вот настал день итога.
Юбилей14.
У юбиляра есть:
-- Все.
Но все это вроде дачи в Феодосии, в которой Суворин никогда не живет.
"Новое время", с которым он ничего не имеет общего, театр -- плохой театр...15
Вы слышите, как дьявол, укравши блестящий месяц, хохочет, кривляясь и держась за бока?
-- Все!
В честь него закрывается Государственная дума, и приветствовать его от печати является "Петербургский листок"16.
Три тысячи людей.
Хомяков и Кавальери17.
Только одного нет на пятидесятилетнем юбилее литератора.
Литераторов.
Я не преувеличиваю значения гг. литераторов.
Но когда судят -- хочется видеть в зале лица "своих".
Без этого суд превращается в казнь.
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Рус. слово. 1909. 1 марта.
1 А.С. Суворин сотрудничал в газете "Санкт-Петербургские ведомости" в 1863--1875 гг., под псевдонимом Незнакомец он выступал на ее страницах с острыми критическими материалами.
2 В.И. Лихачев стал петербургским городским головой только в 1885 г.
3 К.В. Трубников был издателем газеты "Новое время" с декабря 1874 г., с этого же времени ее редактором был М.П. Федоров. А.С. Суворин стал издателем "Нового времени" с 29 февраля 1876 г.
4 См. очерк "А.П. Чехов".
5 "Маленькие письма" -- публицистическая рубрика, которую Суворин вел в "Новом времени".
6 Имеется в виду Лжедмитрий I, самозванец, выдававший себя за сына Ивана IV, русский царь в 1605--1606 гг., он был убит заговорщиками.
7 11 мая 1901 г. Суворин записал в дневнике: "Сегодня в 2 ч. меня позвал князь Шаховской, начальник по делам печати, и объявил, что Сипягин приказал закрыть газету на одну неделю за статью А.П. Никольского "По поводу рабочих беспорядков" (No 9051), ибо она нарушает циркуляр 1899 г., в котором сказано, что газетам воспрещается говорить о рабочих беспорядках и отношениях рабочих к хозяевам. Князь Шаховской пробовал защищать статью и предлагал или дать газете предостережение, или закрыть розничную продажу. Но министр сказал, что предостережения даются за вредное направление, а в "Новом времени" он такого не видит, а в запрещениях розничной продажи не упоминается статьи, за которую продажа запрещена, а он, министр, непременно хочет, чтобы статья была упомянута, потому что он желает, чтобы "Новое время" было запрещено на 2 месяца. После того как князь Шаховской старался доказать, что это будет только разорение газеты, Сипягин согласился запретить на одну неделю" (Дневник Алексея Сергеевича Суворина. М., 1999. С. 413).
8 Имеется в виду разгоревшийся в 1866 г. конфликт между М.Н. Катковым и министром внутренних дел П.А. Валуевым, суть которого состояла в том, что газета первого "Московские ведомости" в ту пору претендовала на роль "истинного" выразителя национально-государственных интересов России, в связи с чем позволяла себе достаточно резко критиковать правительство, в то время как второй считал, что такая ситуация является покушением на полномочия высшей власти. 29 марта Министерство внутренних дел за опубликованную 20 марта статью А.И. Георгиевского, посвященную военным приготовлениям Австрии и Пруссии, вынесло предостережение "Московским ведомостям". По закону от 6 апреля 1865 г. редактор, получивший предостережение, обязан был напечатать его в ближайшем номере своего издания. Если это не исполнялось, издание подвергалось штрафу за каждый номер в течение трех месяцев и по их истечении прекращалось. Катков отказался печатать текст предостережения, сославшись на необходимость согласования с Московским университетом вопросов, касающихся судьбы газеты (на издание газеты существовал контракт с университетом), и одновременно заявил о готовности платить ежедневно штраф в 25 рублей за нарушение закона о печати (см. передовую статью в "Московских ведомостях" за 3 апреля). Газета, по сути не подчинившаяся закону о печати, продолжала выходить еще полмесяца. Валуев сначала не решался что-либо предпринять, но вскоре получил санкцию царя на объявление "Московским ведомостям" двух предупреждений подряд (6 и 7 мая), после чего газета была приостановлена на два месяца.
9 Газета И.С. Аксакова "Русь" получила предостережение в конце 1885 г. "Оно было мотивировано тем, что "Русь" "обсуждает текущие события тоном, несовместимым с истинным патриотизмом, и стремится возбудить неуважение к правительству". Понятно, с каким негодованием и какою скорбью И.С. Аксаков, приближавшийся тогда к концу своей жизни (он умер в январе 1886-го года), должен был выслушать упрек в недостатке патриотизма, столь мало им заслуженный" (Арсеньев К.К. Законодательство о печати. СПб., 1903. С. 138--139). В публицистических заметках "Москва, 6 декабря" издатель "Руси" писал: "...мы позволяем себе утверждать, что <...> закон не уполномочивает Главное Управление по делам печати на подобную формулу обвинения; не предоставляет полиции, хотя бы и высшей, делать кому-либо внушения по части "патриотизма". Говорим: "полиции", потому что Министерство внутренних дел, в ведение которого передана в 1863 г. из Министерства народного просвещения русская литература, есть по преимуществу министерство государственной полиции и обязано ведать литературу лишь с точки зрения полицейской. <...> Мы тщательно пересмотрели все параграфы того специального узаконения, на которое ссылается и данное "Руси" предостережение. В статьях от 12 до 30-й перечислены все те провинности печати, которые могут служить поводом Главному Управлению для принятия упомянутой меры, но ни о "патриотизме" вообще, ни, в частности, о "патриотизме истинном" в этих статьях нет ни слова, ни даже намека. Равномерно не встречается подобной "квалификации" литературных поступков ни в Уголовном Уложении, ни во всем Своде Законов <...>. В самом деле, что такое "истинный" и "неистинный патриотизм"? Где надежные признаки того и другого? Где критерий для оценки и даже распознавания? С нашей точки зрения, например, истинный патриотизм для публициста заключается в том, чтобы мужественно, по крайнему разумению, высказывать правительству правду, как бы горька и жестка она ни была, а для правительства -- в том, чтоб выслушивать даже и горькую, жесткую правду. По мнению же многих в так называемых высших сферах, наиистиннейший патриотизм -- в подобострастном молчании..." (Аксаков И.С. Соч. Славянский вопрос. 1860-1886. М" 1886. С. 730-732).
10 Пересказ фрагмента книги Г. Гейне "Людвиг Берне" (1840). См.: Гейне Г. Полн. собр. соч.: В 12 т. М.; Л., 1949. Т. 8. С. 9-10.
11 "Петербургская газета" не имела политического отдела и ограничивалась городской информацией и литературным материалом.
12 Акцизник -- акцизный чиновник.
13 Эта позиция Суворина более подробно охарактеризована в опубликованной в "Русском слове" за два дня до фельетона Дорошевича статье А. Измайлова "Юбилей Януса. К 50-летию литературной деятельности А.С. Суворина" (Рус. слово. 1909. 27 февр.), в которой, в частности, говорится: "Кто нашел Чехова, Розанова, Терпигорева, Амфитеатрова, создал положение Стрепетовой, в значительной мере Савиной? Кто открыл малороссов? Кто обогатил русский книжный рынок и русскую историческую литературу целым рядом великолепных изданий и серьезным, подлинно историческим журналом? Суворин.
...Суворин, Суворин, Суворин, -- этот человек, рожденный для большого дела, но досадно поверивший Шопенгауэру, что к истине не одна дорога по прямой линии и что к ней можно идти и по кривой. Кто был более прав в понимании истины -- он или те, кто верил иначе, -- это рассудит история".
В 1896 г. Дорошевич откликнулся на 25-летний юбилей "Нового времени": "...нельзя все же не приветствовать одну из немногих на Руси газет, издающихся действительным журналистом, а не каким-нибудь "титулярным советником", ничего общего с печатью не имеющим" (За день // Одесский листок. 1896. 2 марта).
14 27 февраля 1909 г. отмечалось 50-летие литературной деятельности А.С. Суворина. Торжественный акт с чтением приветственных адресов, пением соединенных хоров Архангельского и Славянского, речью архиерея Евлогия проходил в Дворянском собрании. Крупных журналистов и писателей (за исключением сотрудников "Нового времени") там практически не было.
15 Театр Литературно-художественного кружка (Малый или Суворинский театр).
16 От собратьев по профессии Суворина приветствовало лишь такое бесцветное издание, как газета "Петербургский листок".
17 Вечером того же дня в Малом театре в честь Суворина был сыгран третий акт его пьесы "Татьяна Репина" (с М.Г. Савиной в главной роли), танцевали балерины М.Ф. Кшесинская и А.П. Павлова. Была поставлена "живая картина" -- "Трудовой день в типографии "Нового времени"". Ее апофеозом стала фантастическая группа красивых юношей, поднявших на руки певицу Лину Кавальери с пылающим факелом в руках. На состоявшемся в ресторане "Медведь" юбилейном ужине с участием пятисот приглашенных первый тост "за государя императора" по поручению юбиляра произнес Н.А. Хомяков.