15 февраля 1873 г. Одесса
Одесса. 15 февраля 1873 г.
Г-н Редактор.
Я только что прочел в No 2 Вест<ника> Евр<опы> "Алексей Слободин".1
В пятой части романа выведено движение <?> 48 г. -- история Петрашевского. Рудковский не Петрашевский ли?2 Вы, кажется, также были прихвачены этим движением? Т. е. его грубым концом, последствием? Если Вы прочли этот эпизод романа, он Вас должен был задеть заживо, и всех <?>, обидеть Вашу совесть. Смотрите, какие это честные, хорошие были люди. Смотрите, каково было состояние общественной среды, в которой обращались эти люди, эта молодежь... И в чем же была опасность монархии? государству? Партии царедворцев просто было противно, ненавистно всякое умственное живое начало. Шпионы должны были следить за частной жизнью выдающихся людей. Шпионы указывали на опасность. Всякий проблеск самостоятельности, всякое движение мысли давились не в первый раз. Люди гибнут -- разве можно остановить это движение? А Вы с "Гражданином" к тому тщитесь!
Я выписал "Гражданина", чтобы узнать его ближе. Как он омерзителен. Князь Обалдуй Тараканов проповедывает принципы аристократии общеевропейской-монархической -- Россия здесь не при чем. Князек глуп.3
Ну, а Вы, скисший от погрома 48 г., Вы из-за чего пристегнули себя к его газете? Ваш пиэтизм в чем же имеет корни? Убедитесь скорее, что Вы не по плечу современному обществу, что оно переросло Вас и откажитесь помогать политике таких господ как Лонгиновы, Шуваловы, Тимашевы и пр.4 Заживо похоронить себя неловко, и слова мои жестоки. Но... право, Ваш "Гражданин" порочит наше время, наше общество. А так как это не должно оставаться безнаказанным, то вот Вам протест
одного из подписчиков.
Печатается по подлиннику: ИРЛИ, No 29626.
Автор письма -- Ростислав Васильевич Авдиев (1835--?), дворянин, окончил Московский университет. В 1869 г. был заподозрен в близких отношениях с членами кружка С. Г. Нечаева. В 1879 г. по распоряжению одесского генерал-губернатора вследствие политической неблагонадежности был выслан в Восточную Сибирь и определен на жительство в Читу. В 1880 г. переведен в Астрахань (Деятели революционного движения в России: Био-библиографический словарь / Сост. А. А. Шилов и М. Г. Карнаухова. М., 1929. Т. 1, вып. 1. Стб. 6). Сохранилось два его письма к Достоевскому. Письма Достоевского к Авдиеву неизвестны,
Авдиев -- представитель той довольно значительной части читателей Достоевского, которая, исповедуя демократические и радикальные взгляды, критиковала писателя "слева", относясь тем не менее с большим уважением к автору "Мертвого дома" и защитнику "униженных и оскорбленных" и пыталась идеологически воздействовать на него.
1 "Алексей Слободин. Семейная история" -- роман А. И. Пальма, опубликованный в 1872--1873 гг. в "Вестнике Европы" (1872. No 10--12; 1873, No 2, 3) за подписью: П. Альминский. На первые три части романа, вышедшие в 1872 г., в редактировавшемся Достоевским "Гражданине" (1873, No 1) опубликована анонимная рецензия, в которой роман оценивался довольно критически.
2 В февральской книжке "Вестника Европы" напечатана четвертая (а не пятая, как пишет Авдиев) часть романа. Большинство страниц ее посвящено изображению кружка интеллектуальной молодежи конца 1840-х годов. Члены кружка собираются то на квартире Георгия Васильевича Рудковского, то "по пятницам" у некоего Дмитрия Сергеевича, где слушают лекции и ведут разнообразные разговоры, в том числе и о необходимости перемен в России: введения "гласного судопроизводства" и "свободы печатного слова", "выборного начала" и освобождения крестьян. В романе, действительно, нашли отражение настроения и споры участников кружков М. В. Петрашевского и С. Ф. Дурова. "Кодексом, разрешавшим все споры и недоразумения, -- пишет А. И. Пальм,-- были статьи одного знаменитого критика (имеется в виду В. Г. Белинский. -- Д. А.), ставшего тогда во главе литературного; движения, которое Москва называла "западничеством", а беззубые петербургские, противники окрестили (очень, впрочем, удачно) "натуральной школой". (Вестн. Европы. 1873. Февр. С. 501). Четвертая часть романа заканчивается сценой ареста всех основных героев -- членов кружка.
3 Имеется в виду князь В. П. Мещерский, издатель "Гражданина".
4 Лонгиновы, Шуваловы, Тимашевы -- Авдиев называет фамилии высокопоставленных чиновников тех лет, известных своими консервативными и реакционными взглядами. Вероятно, он имеет в виду следующих конкретных лиц:
Михаил Николаевич Лонгинов (1823--1875) -- известный библиограф и историк литературы, с 1871 г. -- начальник Главного управления по делам печати. Автор новых "правил" 1872 г., изменивших в сторону большего цензурного ужесточения закон о печати, принятый в 1865 г.
Граф Петр Андреевич Шувалов (1827--1889) -- петербургский обер-полицмейстер, управляющий III Отделением собственной Е. И. В. канцелярии, шеф жандармов. Консерватор, отрицательно относившийся к реформам 1860-х гг.
Александр Егорович Тимашев (1818--1893) -- генерал от кавалерии, с 1856 г. начальник штаба корпуса жандармов и управляющий III Отделением Е. И. В. канцелярии, в 1868--1877 гг. -- министр внутренних дел. Его правление, помимо прочего, ознаменовалось усилием преследований прессы (введение предварительной цензуры, запрещение розничной продажи отдельных изданий, исключение ряда тем из сферы обсуждения в печати и т. п.).
Р. В. Авдиев еще раз обратился к Достоевскому с письмом 14 апреля 1877 г., на сей раз назвав себя. Письмо было послано из Одессы как отклик на опубликованную в январском выпуске "Дневника писателя" 1877 г. статью "Миражи. Штунда и редстокисты". Письмо хранится: ИРЛИ, No 29626. Оно написано на 14 страницах крайне неразборчивым почерком и с трудом поддается прочтению. Приводим выдержки из него:
"Не вовремя, не кстати писать в защиту штунды, собственно не вовремя писать о штунде", -- начинает Авдиев, имея в виду только что объявленную Россией войну Турции. Он описывает Одессу первых дней войны: порт, военные корабли на рейде, бегство мирного населения из города.
"Расползаются, как тараканы от порошка, бегут, как мыши из дома, который залит водой".
"Но к чему это всё?.. -- продолжает Авдиев. -- Для того, чтобы Вы, почтеннейший Федор Мих<айлович> извинили вялость письма о штунде. Я давно собирался вам написать о штунде; вот и очутился в положении запоздавшего, по своей вине.
Человек, которому дороги вопросы нравственности, конечно, не может не питать сочувствия к тому, что пишет о штунде оригинальный и талантливый русский литератор и философ. Но вот философ пишет из Петербурга о людях, совершенно ему неизвестных, о людях, которых быт, обстановка, нравы ему неизвестны. Я передам вам то, что я знаю, что видел и слышал.
Вот бросили слово "штунда", бог знает откуда явившееся, которого они и сами не любят. Они называют себя "евангелическими братьями", "русским евангелическим братством". Будем и мы называть их "евангелистами".
Прежде всего я отрицаю всякую их связь с немцами. Крестьянин-малоросс не знает немецкого языка, немецкой речи. Немец-колонист живет особняком, <нрзб>, без слияния с прочими, без слияния крови, без сближения. Жизнь его на виду малороссу-мужику, но влияние единичное, редкое. Если бы вы имели возможность навести справки о положении сект (в Новороссии) у американских миссионеров, последние дали бы вам самые обстоятельные справки; но если бы вы обратились за этими справками по очереди к каждому лютеранскому пастору всех немецких колоний (в Новороссии), вы бы ничего не узнали <...> так как жизнь сект им неизвестна".
Авдиев сообщает далее о существовании "братств" самых разных: православных, немцев, скопцов, анабаптистов, баптистов, реформаторов и что существуют
"между ними два толка: принимающие необходимость крещения (т. е. перекрещения), принимающие Христа и отвергающие то и другое, также всякую духовную иерархию, обряды церковные, важность обряда <...>
Евангелие -- вот альфа и омега их учения. Постичь и следовать учению великому, учению Христа -- вот их религия. Суть чистого учения Христа -- их нравственность, их жизнь. Для всякого положения у них ссылки на Евангелие. Многое они понимают как аллегорию и опираясь на подобное понимание, отрицают всякую обрядность, все внешнее, наносное... А вы думаете, легко это было сделать? Вот был праздник Пасхи. Какое радостное, великолепное служение с полночи в церквах для православных! Легко обломать, <?> эти связи, изведывая свое одиночество? Но спокойно переносится это разобщение во имя правды, как они ее понимают, во имя любви к слову Христову. К 10-ти часам утра они собираются в свою хату, чинно садятся по лавкам, на стульях. За столом садится тот, кто будет "держать собрание". Пред ним Евангелие, "Приношение православным христианам", т. е. сборник духовных песен (изд<ание> Петер<бургского> немца Блиснера <выгодная афера>). И только в этой компании вы встретите всех возрастов людей <...> мужчин и женщин. Женщины сидят особо <...> Вы видите парней из биндюжников, вы видите ободранных нищих (безносых иногда), всего страннее видеть подростков... Что их влечет сюда? К этому однообразному пению псалмов и <нрзб> безвестных виршей Блиснера? 8 песней (по 8 строф, не более) пропоют с расстановками и все на один и тот же мотив. Дорого бы я дал, чтобы узнать, чтобы определить лад <?>, происхождение этой мелодии. Каждая песнь сначала прочтется важно, спокойно и благоговейно старшим, за ним всеми поется. Начинается чтение Евангелия и объяснение старшим <...> За тем молитва или "старшего брата", или того, кто почувствует потребность <нрзб>. Все встают и люди слушают импровизацию молящегося или молящийся падает на колени, другие также. Льется речь, слова благодарности и покаяния, льются слезы; один вдохновляет других... Странная картина... Раз как-то после собрания я спросил знакомую женщину, о чем она так плакала? "Вот ваш муж здесь, он здоров. Вы выдали недавно вашу дочь (за сектанта) хорошо. О чем вам горевать?" Мне что-то отвечали о грехах. Какие могут быть у них грехи? Они святые с своим пиэтизмом... Они вчитываются в Евангелие и проникаются историей Христа Спасителя, его страданиями. Он требует покаяния, и эти люди каятся! Какие их грехи? Они не крадут, не завидуют, не пьянствуют, не лгут, не ругаются, живут скромно, работают (если есть работа)...
Это люди, прежде нас узревшие, во что превращается религия у послушных овец православной и всякой официальной церкви. Положа руку на сердце, скажите, Федор Михайлович, разве та религия миллионов русского крестьянства, то православие, которое вы восхваляете, в котором видите силу и особенность России, заключает в себе зиждительное начало? Затем ведь все достоинства православия отрицательные и скорее зависят от посторонних обстоятельств, чем от духа этой религии. Что такое православие искреннее? Смирение, покорность <?>, упование, послушание властям, пост, незлобие -- это христианство русского крестьянства. Но ведь им зачем же иерархия, и богословие и прочее? Но вот нравы церковников повреждаются. Служитель Христа в Новороссии <...> арендует землю <...> делает поборы, пьянствует... Так что же? Закрыть глаза на все это? "Не судите, да не судимы будете..." Это потом, а сначала все это возмущает. Теперь сектант говорит о православных священниках: "Слепые вожди слепых", но говорит спокойно, без злобы. Но не возвратиться ли нам к вашей статье?"
Авдиев цитирует главку "Штунда и редстокисты" и полемизирует почти со всеми рассуждениями Достоевского о штунде. Он не согласен, что штунда -- результат немецкого влияния, что сектанты стремятся к зажиточной жизни: "...поняли, что немцы живут богаче русских и что это оттого, что порядок у них другой" (25, 10). "Ошибка, -- утверждает Авдиев. -- Евангелист не ищет богатства". Возражает он и на следующее суждение Достоевского: "Спор начинают уже с самого начала, и тот час же, с самых первых двух слов спор уходит в букву" (25, 11). "Неверно,-- пишет Авдиев. -- Поклонение букве, о! какое незнание состояний наших южных сект! Споров, ожесточений, вражды нет, нет, нет!.. И даже опять замечу, "беспомощной глупости" нет. Педантское лицемерие? -- снова цитирует он Достоевского -- У кого это?". Приводя фразу из "Дневника писателя": "Добытое веками драгоценное достояние, которое надо бы разъяснить этому темному народу в его великом истинном смысле, а не бросать в землю <...> в сущности пропало для него окончательно", -- Авдиев продолжает:
"Но то-то и есть, что не пропало, а питает и животворит. Надо бы разъя с нить, а кому? Иезуиту обер-прокурору святейшего синода? Его рабам: черному (позорному) духовенству и белому, <нрзб> положение кот<орого> известно вам? Тургеневский поп (см. рассказ в "Нов<ом> вр<емени>" "Сын попа") вот тип лучшего православного духовного отца. Но много ли таких? И при том это "деревенский".
Да, для темного, замученного народа этот последний храм. А если жизнь <нрзб> юга России толкает сознание, будит его? Тургеневский поп ответил на вопросы? Нет. У него одна сила -- покорность, молитва. Православием сильна Русь, слов нет. Но не вся Русь, а ее ядро. Окраины идут несколько иначе. Их теперь не разберешь.
Вы совершенно правы, осуждая секту как обособление, как отщепенство, как ослабление православия или национальных сил России; я понимаю вас и сам стал с удовольствием читать ваши величания православия. Все-таки вера видна. Но вы нетерпимы и деспотичны. Вы наделали объяснений и надавали эпитетов не заслуженных невиновными ревнителями евангельского учения.
Вы там выше сказали: начнут опять сначала <...> Конечно, начнут сначала, ибо пройденного другими не ведают".
Авдиев приводит примеры рассуждений сектантских идеологов о крещении, предлагает Достоевскому сообщить подробности и цитаты из их проповедей. Не только обряд крещения, но и причастие не признается сектантами, сообщает Авдиев и продолжает:
"Вот это-то и дурно, скажете Вы, что сектанты разъединяются с братьями православными. Но ведь и при Христе так же было. Двери их открыты. Окна также. Православные подходят к окну, слушают, но никакого знака насмешки, упрека, как было прежде. Приходят, приходят бабы с детьми за пазухой. "И вы к нам? Посидеть? Послушать?" -- ласково говорят ей. Да, посидеть, -- отвечает знакомая. Если народ не бьет, не бейте и вы, дорогой Фед<ор> Мих<айлович>! Единство ваше -- идеальное, в жизни его нет; какое правило без исключений. Жизнь не ошибается, а вы этой жизни не знаете. Знаете ли, что вы знаете хорошо? Белые петербур<гские> ночи. Они замучили ваши нервы. Знаете горе, нужду, величие народа, но не знаете малоросса, юга России..."
Замечая, что ни перевод книг Священного писания, ни распространение их не учит народ читать и понимать Евангелие, Авдиев подчеркивает, что люди все больше "идут в штунду". "Это дело народное, -- утверждает он. -- Поймите это!.." И продолжает:
"Одного я боюсь, что немец евангелич<еского> исповедания станет ближе темного православного брата. Очень боюсь, но и работаю для примирения. Если братство пойдет вперед -- смотрите, для Америки между его членами явятся через 20, 30 лет совсем "зрелые граждане". Да разве они не пригодятся русской земле? Не дай Бог!"
В конце письма корреспондент извиняется за величину письма и "за неразборчивость почерка". "Едва ли переубедил вас, -- заканчивает Авдиев, -- но исполнил свой долг. А много, много бы еще написал".
Сохранился конверт письма с адресом:
В С.-Петербург. Греческий проспект, возле греч<еской> ц<еркви> д<ом> Струбинского. кв. No 6 Ф. М. Достоевскому.
Почтовые штемпели на конверте: Одесса. 15 апр<еля> 1877. С.-Петербург 19 апр<еля> 1877. Здесь же имеется помета Достоевского: "О штунде. Прочитать" (302, 70).
1 Речь идет о произведении И. С. Тургенева "Рассказ отца Алексея", впервые опубликованном в "Вестнике Европы" (No 5 за 1877 г.). Однако до этого рассказ во французском переводе под заглавием "Le fils du pope" был напечатан в газете "La république des lettres" в январе--феврале 1877 г. и без ведома Тургенева в обратном переводе с французского появился в "Новом времени" от 6 и 7 апреля 1877 г. под заглавием "Сын попа". Эту публикацию и имеет в виду Авдиев. Об истории публикации рассказа в "Новом времени" и протестах Тургенева в связи с этим см.: Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. М., 1982. Т. 9. С. 470--475.