У таких людей, как Герствуд, страсть всегда проявляется бурно. Она не выражается в задумчивости или мечтательности. Не бывает и серенад под окном возлюбленной или тоскливого томления и горестных сетований на непреодолимые препятствия. Ночью различные мысли долго не давали Герствуду заснуть, а утром, проснувшись рано, он с прежней силой и рвением вновь принимался думать о дорогом его сердцу предмете. Он и духовно и физически был полностью выбит из колеи, ибо разве не восхищался он совсем по-новому своей Керри и разве на пути его не стоял Друэ? Никогда и никто не изводил себя так, как Герствуд, не переставая думавший о том, что его любимой владеет легкомысленный и развязный коммивояжер. Герствуд отдал бы все на свете, лишь бы положить конец осложнениям и уговорить Керри на такой шаг, который навсегда устранил бы Друэ. Но что делать?
Герствуд одевался в глубокой задумчивости. Он ходил по комнате, где в это время находилась его жена, и даже не замечал ее присутствия.
За завтраком у него совсем не было аппетита. Мясо, которое он положил себе на тарелку, осталось нетронутым. Его кофе остыл, пока он рассеянно проглядывал столбцы газет. Иногда в глаза ему бросалась какая-нибудь заметка, но он не понимал даже, о чем читает. Джессика еще не спустилась в столовую, а миссис Герствуд сидела на другом конце стола, тоже погруженная в молчаливые думы. Новая горничная, совсем недавно поступившая к ним, забыла положить, салфетки, и молчание в конце концов было нарушено раздраженным голосом миссис Герствуд.
-- Я уже говорила вам об этом, Мэгги, и больше повторять не желаю! -- сказала она.
Герствуд лишь мельком взглянул на жену. Она сидела нахмуренная. Ее манера держаться вызывала в нем сейчас крайнее раздражение.
-- Ты уже решил, Джордж, когда ты возьмешь отпуск? -- вдруг обратилась к нему миссис Герствуд.
В это время года они обычно обсуждали планы летнего отдыха.
-- Нет еще, -- ответил он. -- Я страшно занят.
-- Не мешало бы тебе поскорее прийти к какому-то решению, если мы собираемся куда-либо ехать.
-- Но, по-моему, у нас еще много времени впереди, -- возразил ей муж.
-- Этак можно прождать до конца лета! -- с досадой пожала плечами миссис Герствуд.
-- Опять старая песня! Послушать тебя, так выходит, как будто я ничего не делаю.
-- Я хочу знать окончательно! -- так же раздраженно повторила миссис Герствуд.
-- У тебя еще много времени впереди, -- стоял на своем муж. -- Ведь ты же не поедешь до конца бегового сезона.
Его злило, что этот разговор зашел именно сейчас, когда ему хотелось думать совсем о другом.
-- Может быть, и поедем! Джессика не хочет ждать так долго.
-- Зачем же в таком случае понадобился тебе сезонный билет? -- спросил Герствуд.
-- Уф! -- вырвалось у миссис Герствуд, постаравшейся вложить в этот звук все свое возмущение. -- Я вовсе не желаю вступать с тобой в пререкания!
С этими словами она поднялась с места, намереваясь выйти из-за стола.
-- Послушай, что это с тобой происходит в последнее время? -- произнес Герствуд, тоже вставая, и тон его был так решителен, что жена невольно остановилась. -- Неужели с тобой разговаривать нельзя?
-- Разговаривать со мной можно, -- ответила миссис Герствуд, напирая на первое слово.
-- Я бы этого не сказал! А теперь, если ты хочешь знать, когда я могу уехать с вами, изволь: не раньше чем через месяц. Впрочем, может быть, и позже.
-- Тогда мы поедем без тебя.
-- Вот как? -- насмешливо произнес Герствуд.
-- Да, поедем!
Управляющий баром был изумлен решительным тоном жены, но вместе с тем это еще больше обозлило его.
-- Ну, это мы еще посмотрим! -- воскликнул он. -- Я нахожу, что в последнее время ты что-то слишком уж стала командовать! Ты, кажется, собираешься решать все дела за меня. Но этого не будет. Я не позволю тебе командовать там, где дело касается только меня лично. Хочешь -- поезжай, но меня такими разговорами спешить не заставишь!
Герствуд был разъярен. Его темные глаза сверкали. Он скомкал газету и швырнул ее на стол. Миссис Герствуд не добавила больше ни слова. При последних словах мужа она повернулась и вышла из комнаты. А он постоял в нерешительности еще несколько секунд, потом снова сел, отхлебнул кофе, затем встал и отправился на первый этаж за шляпой и перчатками.
Миссис Герствуд вовсе не предвидела подобной сцены. Правда, она вышла к завтраку несколько не в духе; к тому же все мысли ее были заняты обдумыванием одного плана. Джессика обратила ее внимание на то, что бега далеко не оправдали их ожиданий. Они не давали в этом году особых возможностей в смысле выгодных знакомств. Красивая девушка вскоре убедилась, что бывать каждый день на бегах чрезвычайно скучно, а в этом году, как назло, публика рано стала разъезжаться на курорты и в Европу. Несколько молодых людей, интересовавших Джессику, уехали в Вокишу. Она тоже стала подумывать о поездке на этот курорт, и мать соглашалась с ней.
Миссис Герствуд решила обсудить вопрос о Вокише с мужем. Садясь за стол, она обдумывала план, предложенный дочерью, но почувствовала, что атмосфера для такого разговора мало благоприятна. Миссис Герствуд и сама не знала, из-за чего началась ссора. Все же она решила, что ее муж -- зверь и тиран и что подобную выходку ни в коем случае нельзя оставить безнаказанной. Он должен обращаться с ней, как с леди, не то она ему покажет.
Герствуд тоже находился под тягостным впечатлением ссоры, пока не пришел в бар; оттуда он направился на свидание с Керри, и тут им овладели совсем другие чувства: любовь, страсть, протест. Мысли, словно на крыльях, опережали одна другую. Он не мог дождаться минуты, когда, наконец, увидит Керри. Что ему ночь, что день, если нет ее? Керри должна и будет принадлежать ему.
А Керри, с тех пор как рассталась накануне со своим возлюбленным, жила в мире чувств и мечтаний. Она прислушивалась к пылким разглагольствованиям Друэ, пока он говорил о ней, но была весьма невнимательна к тому, что он говорил о себе. Насколько это было возможно, она старалась держать его на расстоянии, а мысли ее полны были пережитым успехом. Страсть Герствуда казалась ей чудесным дополнением к тому, чего она сумела достичь, и ей хотелось поскорее узнать, что он скажет ей при свидании. Она жалела его той особой жалостью, которая находит нечто лестное для себя в страдании другого. Керри впервые смутно ощутила едва уловимую перемену, которая происходит с человеком, попадающим из рядов просителей в ряды дарующих блага. В общем, она была очень счастлива.
На следующий день, когда выяснилось, что газеты ни словом не обмолвились о спектакле, вчерашний успех, потонув в потоке повседневных мелочей, утратил значительную долю своего блеска. Даже Друэ говорил теперь не столько о ней, сколько для нее. Он инстинктивно чувствовал, что ему необходимо как-то перестроить свои отношения с Керри.
-- Я надеюсь еще в этом месяце покончить со своими делами, и тогда мы обвенчаемся, -- сказал он на следующее утро, снуя из комнаты в комнату и прихорашиваясь перед тем, как отправиться в город. -- Как раз вчера я говорил об этом с адвокатом.
-- О, это одни слова! -- сказала Керри.
Она чувствовала себя теперь настолько сильной, что решила подтрунить над ним.
-- Нет, не слова! -- воскликнул Друэ с необычным для него жаром и тут же добавил умоляющим тоном: -- Почему ты мне не веришь, Керри?
Та лишь рассмеялась в ответ.
-- Отчего же -- верю! -- сказала она через некоторое время.
На сей раз самоуверенность ничем не могла помочь Друэ. Хотя он и был человеком весьма мало наблюдательным, он все же чувствовал, что в последнее время вокруг него происходит что-то непонятное, не поддающееся его разумению. Керри по-прежнему была с ним, но она стала уже не такой беспомощной, как раньше. В ее голосе звучали теперь совсем новые нотки. Она больше не смотрела на него глазами зависимого существа.
У молодого коммивояжера было такое ощущение, словно на него надвигается туча. Это придало новую окраску его чувствам и заставило его осыпать Керри знаками внимания и ласковыми словечками, чтобы как-то защититься от беды.
Вскоре после ухода Друэ Керри начала готовиться к свиданию с Герствудом. Она поспешила привести себя в порядок и, быстро покончив с этим, сбежала с лестницы. На ближайшем перекрестке она прошла мимо Друэ, но они не видели друг друга.
Друэ забыл захватить какие-то счета, которые ему необходимо было представить в контору, и потому вернулся домой. Быстро поднявшись наверх, он влетел в комнату, но нашел там только горничную, занятую уборкой.
-- Гм! -- удивился он. -- Куда же девалась Керри? Ушла, что ли? -- добавил он, обращаясь больше к самому себе.
-- Ваша жена? Она ушла минут пять назад.
"Странно! -- подумал Друэ. -- Она мне ничего не сказала. Куда же она могла пойти?"
Он порылся в чемодане, нашел нужные ему бумаги и сунул их в карман. Затем обратил свое благосклонное внимание на горничную. Это была хорошенькая девушка, к тому же весьма расположенная к Друэ.
-- Ну, а вы -- что тут делаете? -- с улыбкой спросил Друэ.
-- Убираю комнату, как видите, -- кокетливо ответила она, остановившись и накручивая на руку пыльную тряпку.
-- Устали?
-- Нет, не особенно.
-- Хотите, я покажу вам что-то интересное? -- добродушным тоном предложил Друэ.
Подойдя к горничной, он достал из кармана маленькую литографию, которую в виде рекламы выпустила одна крупная табачная фирма. На открытке была изображена красивая девица с полосатым зонтиком в руках, цвета которого можно было менять с помощью помещенного сзади диска. При вращении этого диска в маленьких прорезях показывались то красные, то желтые, то зеленые, то синие полоски.
-- Правда, остроумно? -- спросил Друэ, подавая горничной открытку и объясняя, как с ней обращаться. -- Вы, наверное, такого еще не видели.
-- Прелесть какая! -- воскликнула горничная.
-- Можете оставить ее себе, если хотите, -- сказал молодой коммивояжер. -- У вас хорошенькое колечко, -- добавил он, помолчав, и указал на простое кольцо, украшавшее палец девушки.
-- Вам нравится?
-- Очень даже, -- ответил Друэ. -- Очень красивое кольцо!
Пользуясь случаем, он взял руку девушки, делая вид, будто заинтересован дешевеньким перстнем. Лед был сломан. Друэ продолжал болтать, как будто совсем забыв, что ее пальцы по-прежнему лежат в его руке. Горничная, однако, высвободила руку и, отступив на несколько шагов, оперлась на подоконник.
-- Я вас давно не видела, -- игривым тоном заметила она, увертываясь от жизнерадостного коммивояжера. -- Вы, наверно, уезжали?
-- Уезжал, -- ответил Друэ.
-- И далеко ездили?
-- Да, довольно далеко.
-- Вам нравится разъезжать?
-- Нет, не особенно. Это скоро приедается, должен вам сказать.
-- А мне хотелось бы попутешествовать! -- сказала девушка, уставясь в окно. -- А куда это девался ваш друг, мистер Герствуд? -- вдруг спросила она, вспомнив об управляющем баром, который, по ее мнению, был отличным объектом для злословия.
-- Он здесь, в городе, -- ответил Друэ. -- А почему вы о нем спрашиваете?
-- Да просто так... Он ни разу не был здесь с тех пор, как вы вернулись.
-- А откуда вы его знаете?
-- Вот тебе раз! -- воскликнула девушка. -- Разве я не докладывала о нем раз десять за один только прошлый месяц?
-- Бросьте, -- небрежно возразил Друэ. -- За все время, что мы тут живем, он у нас и пяти раз не был.
-- Вы так думаете? -- улыбнулась девушка. -- Много же вы знаете!
Друэ принял более серьезный тон. Он не мог решить, шутит ли горничная или говорит правду.
-- Плутовка! -- сказал он. -- Почему вы так улыбаетесь? Что это значит?
-- О, ничего особенного!
-- А вы в последнее время видели его?
-- Нет, не видела с тех пор, как вы приехали.
И с этими словами горничная звонко расхохоталась.
-- А раньше?
-- Ну, еще бы!
-- И часто?
-- Да почти каждый день!
Девушка была страстной сплетницей, и ей очень хотелось знать, какое действие произведут ее слова.
-- К кому же он приходил? -- недоверчиво спросил Друэ.
-- К миссис Друэ.
Услышав этот ответ, Друэ тупо уставился на горничную.
Однако чтобы спасти положение и не показаться смешным, он добавил:
-- Ну, и что же отсюда следует?
-- Ровно ничего, -- в тон ему ответила горничная и кокетливо склонила голову набок.
-- Мистер Герствуд -- мой старый друг, -- продолжал Друэ, все глубже увязая в болото.
За несколько минут до того он не прочь был немножко пофлиртовать, но теперь у него пропала всякая охота. Он даже облегченно вздохнул, когда снизу кто-то окликнул горничную.
-- Я должна идти, -- заявила девушка, весело побежав к двери.
-- Мы еще увидимся, -- ответил Друэ, делая вид, будто очень недоволен внезапной помехой.
Когда горничная ушла, он дал волю своим чувствам. На лице его, которым, кстати, он никогда не умел владеть, отразились растерянность и недоумение. Возможно ли, чтобы Керри так часто принимала Герствуда и ничего об этом не сказала ему? Неужели Герствуд лгал? И что, собственно, имела в виду горничная?.. Ведь он и сам заметил, что в манерах Керри появилось что-то странное. Почему она так смутилась, когда он спросил ее, сколько раз был у нее Герствуд? Черт возьми, теперь он вспомнил! Тут что-то неладное, во всей этой истории!
Друэ сел в качалку у окна, чтобы лучше обдумать положение. Он закинул ногу на ногу и свирепо нахмурился. Мысли с бешеной скоростью проносились у него в голове.
Нет, размышлял он, в поведении Керри нет ничего необыкновенного. Не может быть, черт возьми, чтобы она его обманывала! Она не так вела себя, чтобы ее можно было заподозрить в чем-либо подобном. Ведь еще только вчера она была так мила с ним... И Герствуд тоже. Друэ не мог поверить, что его обманывают. Нет, этого никак не может быть!
Его мысли нашли, наконец, выход в словах:
-- Иной раз она и впрямь ведет себя как-то странно. Вот, например, сейчас оделась и ушла, не сказав мне ни слова.
Друэ почесал затылок и встал, решив идти в город. Он все еще хмурился. В передней он снова встретился с горничной, которая убирала теперь другую комнату. На голове у нее была изящная белая наколка, подчеркивающая добродушную смазливость ее личика. Она улыбнулась молодому коммивояжеру, и Друэ забыл все свои тревоги.
Как бы приветствуя ее, он мимоходом фамильярно положил ей руку на плечо.
-- Перестали сердиться? -- спросила девушка, которая все еще не прочь была попроказничать.
-- И не думал сердиться.
-- А я думала -- сердитесь, -- сказала она и опять улыбнулась.
-- Бросьте дурить, -- произнес Друэ, стараясь говорить возможно более непринужденно. -- Вы все сказали всерьез?
-- Конечно! -- не задумываясь, ответила девушка.
И добавила с видом человека, не имеющего ни малейшего намерения причинить кому-либо неприятность:
-- Я думала, что вы знаете. Он приходил сюда много раз.
Все ясно -- его обманывают. Друэ больше не пытался даже изображать равнодушие.
-- И он проводил здесь вечера? -- спросил коммивояжер.
-- Иной раз. А иногда они вместе уходили из дому.
-- Тоже вечером?
-- Да. Но все-таки вы не должны из-за этого глядеть так сердито.
-- Я вовсе не сержусь, -- сказал Друэ. -- А кроме вас, его видел кто-нибудь еще?
-- Ну, конечно! -- ответила девушка таким тоном, точно во всем этом не было ничего особенного.
-- И давно он был в последний раз?
-- Перед самым вашим возвращением.
Друэ нервно закусил губу.
-- Не болтайте об этом! Хорошо? -- попросил он, дружески пожимая локоть горничной.
-- Не буду, -- согласилась та. -- На вашем месте я не стала бы из-за всего огорчаться, -- добавила она.
-- Ладно, -- сказал Друэ, расставаясь с ней.
Он ушел, весьма озадаченный. Впрочем, это не помешало ему вскользь подумать и о том, что он, видимо, произвел очень выгодное впечатление на хорошенькую горничную.
"Мы с Кэд поговорим об этом! -- решил он, чувствуя, что ему нанесли совершенно незаслуженную обиду. -- Черт возьми! Мы еще посмотрим, осмелится ли она и дальше так вести себя!"