Уже первые часы своего пребывания в Киеве немцы отметили диким разбоем.
Бесноватый «фюрер», идеолог топора и плахи, звериного национализма и расовой ненависти, приказал своим диким ордам уничтожать русских, украинцев, белорусов, евреев. И немецкие солдаты и офицеры убивали беззащитных советских людей. Убивали днём и ночью, убивали в домах и на Лукьяновском кладбище, на площадях у подножья памятников и на улицах, в садах и парках. Расстреливали из автоматов стариков, женщин и детей. Убивали тех, у кого были найдены членские билеты МОПР или членские книжки Осоавиахима, убивали советских активистов и стахановцев, убивали всех, кто попадался под руку.
Там, где ненавистный враг ступал своим кованым сапогом, лилась кровь невинного люда, вздымалось в небо зарево пожаров.
28 сентября 1941 г. немецкая фельдкомендатура расклеила по городу приказ, в котором говорилось, что всем евреям Киева и его окрестностей надлежит «ровно в 8 часов утра 29 сентября прибыть на ул. Мельника, взяв с собой ценные вещи, тёплую одежду н бельё. Кто не явится, будет расстрелян». По городу распространился слух, что еврейское население будут куда-то переселять.
В назначенный час вся улица Артёма до улицы Мельника была заполнена людьми. Гитлеровцы повели собравшихся на Лукьяновское кладбище, к Бабьему Яру. Туда шли мужчины и женщины с грудными детьми на руках, больные и беременные, старики и дети. Среди них были рабочие и служащие, учёные и артисты. Шли с Подола и Печерска, с Бессарабки и Святошина.
Когда обречённых пригнали на кладбище, у них отобрали все ценные вещи и одежду. Затем людей ставили рядами так, чтобы одним выстрелом убивать несколько человек, и расстреливали из автоматов. Ставили вторую, третью очереди. Падали убитые и раненые. Гитлеровские бандиты добивали лопатами раненых и брошенных живыми грудных детей, а затем засыпали их землёй. После этой дикой расправы долго ещё шевелилась земля, из-под насыпи долго ещё слышались глухие стоны.
Сторож Лукьяновского кладбища Сергей Иванович Луценко, который был очевидцем этой трагедии, рассказывает: «Когда обречённых пригнали на товарную станцию, когда они заполнили всю Лукьяновку, улицы Дегтярёвскую, Лагерную и Мельника и близлежащие три кладбища, несчастным приказали сложить вместе все свои вещи. Потом немцы выстраивали людей в колонны по 100 человек и вели в Бабий Яр. Из сторожки на кладбище было хорошо видно, как возле обрыва останавливали колонны, как людей раздевали догола и складывали вместе их одежду, как из автоматов и пулемётов расстреливали поставленных на краю оврага, как хватали детей за ножки, поднимали их и бросали живьём в Яр.
Расстреливали с утра до вечера. Ночью немцы ложились спать, а обречённых на расстрел загоняли в пустые гаражи. Утром снова начинали расправу. Так продолжалось 5 дней. Пригоняли людей, а вывозили в больших крытых машинах только их вещи. Каждые пять минут отходила новая машина. Трупы сбрасывали в Яр, а вечером динамитом взрывали его склоны, чтобы засыпать землёй и мёртвых и недобитых».
Два года подряд в Бабьем Яру не умолкали выстрелы. Тут расстреляли моряков, потом железнодорожников, рабочих заводов «Большевик», «Ленинская кузница», «Транссигнал». Расстреливали эсэсовцы, гестаповцы, полицейские.
Расстрелы и пытки не прекращались. На улицах лежали трупы замученных, качались на виселицах посиневшие тела женщин и детей. Убийствам часто предшествовали садистские пытки. В полицейских камерах фашисты до полусмерти били и истязали свои жертвы, выжигали раскалённым железом глаза и клеймили тело, выводили зимой совершенно раздетых людей на мороз и поливали их ледяной водой, живьём бросали в проруби Днепра.
В феврале 1942 г. гестаповцы пригнали к Днепру группу мужчин, женщин и детей. Их заставили вырубить возле Дарницкого моста прорубь и приказали прыгать в неё. Но после команды «прыгать!» люди стояли неподвижно. Раздалась очередь из автомата, и на лёд упали окровавленные тела. Кое-кто прыгнул в воду. Один из смертников, резко обернувшись и разодрав на себе в отчаянии рубашку, воскликнул:
— Нате! Стреляйте, гады! За всё получите возмездие!
И упал, подкошенный автоматной очередью. Второй крикнул:
— Товарищи! За родину!
Но пуля не дала ему договорить.
Даже больные не могли избежать зверской расправы. Их немцы отравляли, умерщвляли в «душегубках». Так, 14 октября 1941 г. в психиатрическую больницу ворвался отряд эсэсовцев. Фашистские людоеды загнали в один из домов 300 больных, продержали их там без пищи и воды несколько дней, а потом расстреляли в овраге Кирилловской рощи. Такие расправы повторялись неоднократно. В больницу прибывали «душегубки». В них загоняли по 60–70 человек психически больных, а через несколько минут оттуда выбрасывали трупы.
Об одном из таких «визитов» рассказал в своём выступлении на общегородском митинге киевлян 27 ноября 1943 г. профессор Психоневрологического института А. Р. Киричинский. «Тяжело даже представить себе, — говорил он, — до каких пределов жестокости и цинизма может дойти немецкий варвар! Так, в психиатрическую больницу однажды прибыла специальная комиссия, которая отобрала более 500 больных. Несчастных совсем раздели и группами грузили в закрытую машину. Двери этой машины герметически закрывались, и начинал работать мотор. Через пятнадцать минут все было кончено. Машина подходила к яме, её открывали и оттуда вытаскивали скорченные трупы. Немцы делали это пунктуально, с двухчасовым перерывом на обед в течение двух дней».
Гитлеровцы казнили людей за мельчайшую «провинность»: за нарушение светомаскировки — расстрел; за сочувствие Красной Армии — расстрел; за хождение по улицам позже указанного немцами времени — расстрел; за саботаж — расстрел. Саботажниками немцы считали и тех, кто не зарегистрировался на «бирже труда» и не выехал «добровольно» на немецкую каторгу.
В фашистской газете «Українське слово» 29 сентября 1941 г. был напечатан такой приказ:
«Жителям (всем лицам) запрещено выходить на улицу от 20 до 5 часов по немецкому времени.
Нарушители этого приказа могут быть расстреляны.
Комендант города Киева».
Вслед за этим на улицах появились трупы киевлян, к одежде которых были приколоты записки с лаконическим текстом: «Нарушил приказ, шёл в 20 часов 10 минут». «Убит в 21 час 01 минуты».
Не успевала ещё высохнуть на улицах кровь убитых, как немцы искали уже новые жертвы. 25 октября появился приказ, в котором говорилось:
«Всех голубей в городе и пригородной полосе надо немедленно уничтожить. Кто после 26 октябри будет ещё держать голубей, тот будет расстрелян, как саботажник».
25 октября оккупанты объявили этот приказ, а 26 октября, когда в пригородную полосу ещё не дошли газеты, людей хватали и расстреливали за невыполнение приказа.
Стены домов пестрели объявлениями, в которых сообщалось о расстреле сотен киевлян.
«В качестве репрессий за акт саботажа сегодня расстреляно 100 жителей Киева. Пусть это послужит предостережением. Каждый житель Киева является ответственным за акт саботажа».
«Участившиеся в Киеве случаи поджогов и саботажа заставляют меня прибегнуть к строжайшим мерам. Поэтому сегодня расстреляны 300 жителей Киева. За каждый новый случай поджога или саботажа будет расстреляно значительно большее количество жителей Киева».
А наряду с этим «Українське слово» печатало бесчисленные объявления, полные угроз. В номере от 30 октября 1941 г. было напечатано:
«Лиц, которые со злым умыслом или по неосторожности будут портить или уничтожать проволоку, кабельные провода или приборы для передачи сообщений или снимать кабель или проволоку, повисшую в воздухе или лежащую на земле, — будут считать виновными в саботаже и НАКАЗЫВАТЬ СМЕРТЬЮ. Такое же наказание ждёт каждого, кто будет подстрекать преступника или помогать ему каким-либо способом до или после такого поступка. Всякая попытка будет наказываться.
Если нельзя установить виновного, то за результаты будет отвечать та местность, в чьём районе управления будут обнаружены повреждения сети связи».
Однажды ночью были перерезаны телефонные провода, ведущие к городской немецкой комендатуре. Наутро фашисты хватали первых встречных и на месте расстреливали их как «участников ночного злодеяния». Итоги этой кровавой расправы гитлеровцы подвели в специальном приказе, где говорилось, что за «диверсионный акт, выразившийся в перерезании телефонных проводов, расстреляно 300 человек».
Киевлянка В. П. Баленко рассказывает:
«В октябре 1943 г. во дворе дома № 72 по Красноармейской улице началась перестрелка, в результате которой был ранен немец. Тогда гитлеровцы начали стрелять по окнам жителей, ловили первых попавшихся киевлян и забирали неизвестно куда. На следующий день нашли убитого немца на Владимирском базаре. Кто его убил — неизвестно, возможно и сами немцы, ибо они часто после пьянки дрались между собой, но за убитого немца забрали много людей, которые жили в этом районе, и отправили на Львовскую, 24. О последующей судьбе несчастных никто ничего не знает».
Немецкие палачи расстреливали киевлян из автоматов, кололи, вешали на деревьях в парках и скверах, на фонарях, стоящих на углу Крещатика и бульвара им. Шевченко. Там, где тысячи киевлян в ясные погожие дни довоенного времени отдыхали и любовались природой, где резвилась детвора и развлекалась наша жизнерадостная молодёжь, — там при фашистских палачах качались трупы повешенных. Их не снимали по нескольку дней: «Пусть мёртвые наводят ужас на живых». Страшным террором гитлеровцы старались запугать киевлян и сломить их волю к сопротивлению, превратить советских людей в забитых и послушных рабов.
Расстреливали и истязали мирное население немецкие солдаты и офицеры, жандармы и полицейские, фабриканты и торговцы. Убить человека было для них обыкновенным делом. Как в условиях рабовладельческого строя рабовладелец убивал раба, не отвечая за это, так и немцы убивали украинцев, не неся при этом никакой ответственности.
В марте 1943 г. на кондитерской фабрике был такой случай: за то, что семнадцатилетняя работница съела 50 граммов печенья, немец Юнг схватил её за горло и так ударил головой о стену, что девушка тут же умерла.
В июне 1943 г. шеф немецкого магазина (помещение бывшего «Гастронома» на углу улицы Ленина и Крещатика) Краков железным прутом по голове ударил продавщицу-украинку, упустившую из рук ящик с яйцами, и убил ее насмерть.
25 сентября 1943 г. на мостовой возле оперного театра лежал труп молодой девушки с приколотой к одежде запиской: «Спросите её, где линия фронта». Очевидно, девушка неосторожно спросила кого-то о фронте и за это немцы убили её.
В нечеловеческих условиях находились рабочие предприятий. Бывший волынский помещик барон фон Рентель, хозяйничавший на заводе «Ленинская кузница», ввёл там дикие, крепостнические порядки. Почти ежедневно после работы рабочих выстраивали во дворе, заставляли приседать и вытягивать руки. Начинался обыск с помощью собак. Собака сваливала и кусала человека, у которого находила пустую бутылку. Напрасно было доказывать, что рабочий взял бутылку из дому, чтобы зайти после работы на базар и купить молока, — его обвиняли в попытке украсть бензин и чинили над ним лютую расправу. Так было со слесарем Багатюком и со многими другими.
Однажды рабочий Иванов заболел. Немцы приехали к нему домой, притащили его в цех, избили и, привязав к станку, Заставили работать. Одного рабочего, заподозренного в краже автомобильной камеры, жестоко избили, а потом застрелили.
За малейшую «провинность» рабочих били палками. Почти ежедневно устраивались публичные порки.
Выступая на митинге в освобождённом Киеве 27 ноября 1943 г., кадровый рабочий завода «Ленинская кузница»
Евгений Андреевич Грачёв в своей речи заявил: «Когда пришли немцы, завод был передан немецкой фирме УСМА. Хозяином завода стал немец — палач Рентель. Этот ирод и вор превратил рабочих завода в рабов, заставлял работать по 14–15 часов в сутки. Двуногие звери били обессиленных рабочих железными палками. Зимой обливали ледяной водой».
На других предприятиях положение рабочих было не легче. Начальник станции Киев-II немец Лиза бил «провинившихся» до тех пор, пока не появлялась кровь, а потом натравлял на замученного овчарку. Один из очевидцев рассказывает. «Я случайно видел, как Лиза бил пожилого рабочего-железнодорожника. Бил долго, а потом скомандовал: «Иди!»
Рабочий упал на колени и стал молить о пощаде. Я не понимал, а чём дело. Оказывается, он просил не натравливать собаку, но напрасно. Когда овчарка бросилась на беднягу, он дико кричал, а Лиза смеялся».
Немцы узаконили проституцию. В городе появились притоны. Один из них помещался в доме № 72 по улице Саксаганского. Офицеры и солдаты били согнанных туда девушек и издевались над ними.
Изо дня в день немцы сновали по городу, выискивая женщин для домов терпимости. Если намеченная жертва сопротивлялась, ей угрожали расстрелом. Часто женщины кончали самоубийством. Так, одна молодая девушка на Красноармейской улице, спасаясь от фашистских садистов, выбросилась с пятого этажа на улицу.
Однажды по городу были вывешены объявления, в которых красивым женщинам и девушкам предлагалось явиться на «биржу труда» для назначения на выгодную работу. Некоторые женщины пошли. Немцы отобрали часть из них, взяли под стражу и отправили в один из домов на Соломенке. Когда женщины поняли, для чего они взяты, и пытались убежать, им пригрозили расстрелом.
Тем, кто занимался проституцией, немцы выдавали жёлтые билеты и не посылали в Германию.
Почти все мирное мужское население оккупированных районов гитлеровцы объявили военнопленными. В окрестностях Киева они загнали в концлагери всех мужчин в возрасте от 16 до 60 лет. Не пощадили также женщин и подростков. В лагерь, который помещался в Киеве на Керосинной улице, немцы пригнали 2 октября 1941 г. более 500 жителей города. Многие из них были в одном белье. Несмотря на холод, полураздетым людям приказывали ложиться прямо в грязь. Так держали их в течение трёх дней, а потом всех расстреляли.
Расстрелы в лагерях без суда и следствия, без каких-либо обвинений проводились систематически.
Пленный солдат 13-й роты 245-го полка 88-й немецкой пехотной дивизии Йозеф Ертельтальнер рассказал:
«В Киеве я видел, как немецкие офицеры и солдаты мучили и убивали мирных жителей и советских военнопленных. На окраине города, недалеко от военных казарм, находилось полуразрушенное здание фабрики. По приказанию офицеров солдаты согнали туда несколько сот людей. Здесь их продержали несколько дней без пищи и воды. На четвёртый или на пятый день заключённым приказали выходить по одному во двор. У выхода их расстреливали одного за другим».
Ужасающие муки терпели заключённые Сырецкого концлагеря. Немцы объявили Сырец запрещённой зоной и каждого киевлянина, который осмеливался самовольно переступить границу этой зоны, убивали на месте.
Начальник смены киевской фабрики головных уборов Островский Леонид, электромонтёр Будник Д. И., столяр Долинер Леонид, штамповщик Гавриленко Георгий, которые вырвались из Сырецкого концлагеря, рассказали, что все, попавшие в этот лагерь, были обречены на смерть.
Штурмбаннфюрер Радомский, садист и пьяница, и его помощник Ридер, орудовавшие в этом лагере, всячески изощрялись в уничтожении советских людей. Они, например, «изобрели» такой способ убийства: одних заключённых заставляли взбираться на дерево, а других — подпиливать его. Люди падали вместе с деревом и разбивались. Иногда Радомский собирал всех заключённых, проходил по рядам, выводил из строя человек 25 и тут же расстреливал их. За малейшую «провинность» заключённому давали 300–400 палочных ударов, что было равносильно смертному приговору. Время от времени в лагере происходили массовые расстрелы: убивали каждого десятого, каждого пятого и т. д.
Заключённых гоняли на кладбище разгружать прибывавшие туда «душегубки». Немцы приказывали заключённым выносить полуживые тела, раздевать их и складывать одежду. Затем работавших на разгрузке «душегубок» расстреливали.
В Сырецком концлагере долгое время находились в заключении известные стране киевские футболисты динамовцы: Трусевич, Клименко, Кузьменко и другие. 24 феврали 1943 г., как рассказывает бывший заключенный Георгий Иванович Гавриленко, на глазах у всего лагеря при очередном массовом расстреле были убиты и футболисты.
Десятки тысяч советских людей, заключённых в лагере, погибли от пуль и штыков; десятки тысяч умерли голодной смертью.
Когда человек попадал в лагерь, у него отнимали одежду и обувь. Полураздетых заключённых держали под открытым небом даже зимой. Когда смеркалось, людей под угрозой смерти заставляли ложиться на влажную холодную землю. Заключённые располагались кругом, тесно прижавшись друг к другу, а наутро они относили много окоченевших трупов своих товарищей в могилу.
Из лагеря было два пути: первый — смерть от пули или голода, холода и непосильной работы и второй — на немецкую каторгу.
Чем ближе к Киеву продвигались советские войска, тем больше свирепствовали гитлеровские головорезы. В Бабин Яр всё чаще прибывали «душегубки». Из них сначала слышались крики, стоны и. наконец, предсмертное хрипение. Тогда открывали дверцы и полуживых, ещё тёплых, мокрых от пота людей выносили из машины, раздевали догола, укладывали штабелями на специально изготовленные печи и сжигали. Сначала «душегубка» ходила к Бабьему Яру на рассвете каждый вторник и каждую субботу, а последнее время, перед бегством немцев из Киева, — четыре раза в неделю.
В 1943 г. немцы решили «замести» следы своих преступлений прежде всего в Бабьем Яру. 18 августа в концлагерь на Сырце прибыла большая группа эсэсовцев. Немцы отобрали 100 человек пленных, заковали их в кандалы и под усиленным конвоем отправили в Бабий Яр. Там их разделили на несколько групп, выдали им резиновые сапоги, фартуки, рукавицы, вилы и лопаты. Наблюдать за каждой группой поставили эсэсовцев. Вокруг Бабьего Яра была установлена трёхкилометровая зона, куда населению входить запрещалось. После этого немцы заставили пленных откапывать трупы. Чтобы ускорить работу, применили экскаватор.
Специально выделенные немцами команды старательно осматривали трупы, снимали с них серьги и кольца, вырывали из челюстей золотые зубы. Потом пленных заставляли оттаскивать баграми трупы в сторону и сбрасывать в кучу. С теми, кто работал медленно или терял сознание, расправа была короткая — расстрел.
На место раскопок немцы привезли с кладбища гранитные памятники и железные ограды и построили своеобразные крематории. Из памятников делали фундамент, на который клали железные рейки; на них помещали, как колосники, железные ограды, дальше — слой дров, на дрова — слой трупов. Трупы складывали в штабеля вперемежку с дровами, обливали их бензином или нефтью и сжигали. Потом снова настлали сосновые колоды, клали на них трупы и жгли, жгли без конца. Сжигали тщательно — так, чтобы перегорали и кости.
Свидетели Л. К. Островский, С. Б. Берлянд, В. Ю. Давыдов, Я. А. Стеюк, И, М. Бродский, бежавшие от расстрела, показывают: «За время с 18 августа по день нашего побега — 29 сентября было сожжено, примерно, семьдесят тысяч трупов. Здесь же сжигались и вновь привозимые трупы мужчин, женщин и детей, убитых в газовых автомашинах».
На протяжении полутора месяцев днём и ночью пылали костры. Удушливый смрад окутывал всю Лукьяновну. Кости сожжённых трамбовками разбивали на мелкие части, пепел смешивали с землей и рассеивали по Яру, чтобы не осталось никаких следов.
28 сентября, после скончания работ, пленных, которые работали на раскопках, заковали, как всегда, в кандалы. Ночью с помощью спрятанных инструментов им удалось снять кандалы. Перебив стражу, они бросились бежать. Многих немцы расстреляли сразу же при побеге, кое-кого поймали и расстреляли потом. Но некоторым всё же удалось спастись, и они рассказали обо всех этих преступлениях гитлеровцев.
Накануне бегства из Киева немцы ворвались в сторожку на Лукьяновском кладбище и схватили всю семью сторожа Луценко, чтобы уничтожить живых свидетелей того, что творилось на кладбище. Погибла старшая дочь Луценко Анна, внуки Анатолий и Люда. По самому Луценко с женой и двумя младшими дочерьми удалось спастись, и они также рассказали о трагедии в Бабьем Яру.
Оккупанты расстреляли и замучили в Киеве около 200 тыс. советских граждан — женщин, детей и стариков. Десятки тысяч невинных людей замучены и расстреляны в посёлках пригорода. В Дарнице обнаружены колодцы, доверху заполненные трупами убитых детей. Удирая из Киева, немцы загнали тысячи жителей Дарницы, Броваров, Предмостной Слободки на Наводницкий мост, а потом взорвали его.
На протяжении всей своей тысячелетней истории Киев ещё не видел таких чёрных дней. Со времени основания города киевляне не испытывали такого горя, таких страданий и надругательств, какие им пришлось испытать при немецких оккупантах.