Я никогда не забуду необыкновенных впечатлений при перевале через Тироль и при спуске по солнечному склону горы в равнину Умбрии. Мы вышли из поезда во Флоренции и несколько недель провели в восторженном паломничестве по галереям, садам и оливковым рощам В то время мое юное воображение особенно занимал Боттичелли Целыми днями я просиживала перед "Примаверой", знаменитой картиной этого мастера Вдохновленная ею, я создала танец, в котором пыталась изобразить нежные и удивительные движения, которые угадывались на ней: волнистость земли, покрытой цветами, кружок нимф и полет зефиров, собравшихся возле центральной фигуры, полу-Афродиты и полу-Мадонны, возмещающей рождение весны символическим жестом.
Я долгие часы сидела перед этой картиной Я была в нее влюблена. Славный старичок сторож принес мне скамейку и взирал на мой восторг с нежным интересом Я сидела так, пока мне не начало казаться, что я вижу, как трава растет, босые ноги танцуют и тела начинают колыхаться; пока вестник радости не снизошел на меня и я не подумала: "Я протанцую эту картину и передам другим весть любви, весны и пробуждения жизни, которую я так мучительно на себе ощутила. Я дам понять им этот восторг через посредство танца".
Настало время закрытия галереи, а я все еще сидела перед картиной. Я хотела постичь смысл весны, скрытый в тайне этого прекрасного мгновения. Я чувствовала, что до сих пор жизнь была сплошным исковерканным и слепым исканием и думала, что, разгадав тайну картины, буду в состоянии указать другим путь к внутреннему богатству жизни и достижению радости. Помню, что я уже тогда думала о жизни, как думает человек, в светлом настроении отправившийся на войну, но тяжело израненный, человек, который поразмыслив, говорит: "Почему мне не начать проповедывать другим Евангелие, которое может их уберечь от страданий?"
Так размышляла я во Флоренции перед картиной "Примавера" Боттичелли, которую я впоследствии старалась передать в танцах. О чудная, мелькнувшая передо мной картина языческой жизни, где Афродита сияла в смягченном образе кроткой Богоматери, а Аполлон, стремящийся дотянуться до нижних ветвей, лицом походил на св. Себастьяна! Я чувствовала, как все это заливало меня мирной радостью, и я страстно желала воплотить картину в танце, который назвала "Танцем будущего". Тут, в залах старинного дворца, я танцевала под музыку Монтаверде и мелодии некоторых более ранних анонимных композиторов перед артистическим миром Флоренции. Под одну очаровательную мелодию для шестиструнной виолончели я создала образ ангела, играющего на воображаемой скрипке.
Мы были, как и всегда, беспечны и непрактичны, и деньги наши пришли к концу Мы были вынуждены телеграфировать Александру Гроссу с просьбой выслать необходимую сумму для приезда в Берлин, где он подготавливал мое выступление.
В Берлине, проезжая по улицам, я растерялась, увидев, что весь город является одной сплошной афишей, извещающей о моем приезде и предстоящей гастроли в опере "Крола" при участии Филармонического оркестра Александр Гросс повез нас в чудные аппартаменты гостиницы "Бристоль" на Унтер-ден-Линден, где представители германской прессы ожидали меня в полном составе для первого интервью. Под влиянием моего пребывания во Флоренции и моих занятий в Мюнхене я находилась в таком задумчивом и далеком от жизни настроении, что привела журналистов в большое удивление, дав на моем американо-немецком языке наивный, но грандиозный обзор искусства танца, как "великого и серьезного искусства", которому суждено пробудить жизнь во всех других областях искусства.
Александр Гросс был храбрым искателем новых путей. Он поставил на карту все свое состояние, чтобы наладить мои выступления в Берлине Он не скупился на рекламу, взял лучшее помещение оперы и пригласил лучшего дирижера Он был бы совершенно разорен, если бы, когда поднялся занавес, обнаруживая мои простые голубые драпировки, заменявшие декорации, и одну маленькую тоненькую фигурку среди огромной сцены, мне не удалось сорвать с первой же минуты аплодисменты удивленной немецкой публики Но Гросс оказался хорошим пророком. Я оправдала его предсказания и сразу завоевала Берлин. После того как я танцевала в течение двух часов, публика не хотела расходиться и требовала все новых и новых повторений, пока наконец в едином восторженном порыве не бросилась к рампе. Сотни молодых студентов вскарабкались на сцену, и мне угрожала опасность быть раздавленной насмерть от слишком бурных выражений поклонения Целый ряд вечеров толпа поддерживала очаровательный немецкий обычай, выпрягала лошадей из коляски и с триумфом везла меня по Унтер-ден-Линден в гостиницу.
С этого первого спектакля я стала известна немецкой публике как "божественная, святая Айседора". В один прекрасный вечер из Америки внезапно вернулся Раймонд, который стосковался без нас и говорил, что не в силах жить отдельно от семьи. Мы тогда вернулись к мечтам, которые давно лелеяли, - совершить паломничество к самому священному алтарю искусства, поехать в наши любимые Афины Я чувствовала, что нахожусь еще только у врат моего искусства, и после недолгих выступлений в Берлине настояла на отъезде из Германии, несмотря на просьбы и жалобы Александра Гросса С блестящими глазами и сильно бьющимися сердцами мы снова сели в поезд, идущий в Италию, чтобы совершить всем вместе давно откладывавшуюся поездку в Афины через Венецию.
Мы провели несколько недель в Венеции, благоговейно посещая церкви и галереи, но в те времена Венеция значила для нас еще немного. Мы приходили в гораздо больший восторг перед высоко интеллектуальной и духовной красотой Флоренции. Лишь много лет спустя, когда я посетила Венецию в обществе стройного, темноглазого возлюбленного с оливковым цветом лица, она мне открыла свои тайны и всю свою волшебную прелесть. Тогда только я поняла, сколько чар таится в Венеции, но во время первого посещения все мои помыслы были устремлены на то, чтобы как можно скорее сесть на корабль и отплыть в голубые дали.
Раймонд, выработавший план нашего путешествия в Грецию, решил, что все должно идти как можно проще, и поэтому, избегая больших пассажирских пароходов, мы отправились на маленьком коммерческом судне, совершавшем рейсы между Бриндизи и Санта-Морой. В Санта-Море мы высадились на берег и побывали на месте, где находилась древняя Итака, а затем на скале, с которой Сафо в порыве отчаяния бросилась в море Теперь, когда я вспоминаю эту поездку, как и тогда, в ушах звучат бессмертные стихи Байрона:
О скалы Эллады, о скалы Эллады,
Где мира войною сменялись услады,
Где пела Сафо и от страсти пылала,
Где остров есть Делос, где Феба начало!
Там вечное лето их всех золотит,
Но все, кроме солнца, померкло и спит
В Санта-Море мы наняли маленькую парусную лодку с экипажем из двух человек, и на заре жаркого июльского дня поплыли по Ионическому морю. Мы вошли в залив Амбрачио и высадились у маленького городка Карвасарас.
Нанимая лодку, Раймонд пытался объяснить с помощью жестов и нескольких древнегреческих слов, что наше путешествие должно по возможности напоминать путешествие Одиссея. Рыбак, по-видимому, очень мало знал об Одиссее, но вид достаточного количества драхм заставил его решиться поднять парус, хотя сделал он это с видимой неохотой и, неоднократно указывая на небо, повторял "Бум, бум" и, изображая руками бурю, старался нам дать понять, что море ненадежное Не существует более коварного моря, чем Ионическое, и мы рисковали нашими драгоценными жизнями.
Мы остановились в маленьком турецком городке Пререза на Эпирийском побережье и накупили продуктов: огромный козий сыр, большое количество спелых оливок и сушеной рыбы На нашем паруснике провизию некуда было спрятать, и она целыми днями лежала под палящими лучами солнца Я не забуду до самой смерти запаха сыра и рыбы, тем более, что маленькую лодку равномерно покачивало. Часто ветер спадал, и нам приходилось браться за весла. В конце концов с наступлением сумерек мы высадились в Карвасарасе.
Все жители сбежались на берег, чтобы нас приветствовать Сам Христофор Колумб, высаживаясь на американском побережье, наверное, не вызвал большего удивления среди туземцев Мы почти обезумели от радости; хотелось обнять всех жителей поселка и воскликнуть: "Наконец-то, после многих странствий прибыли мы в священную землю Эллинов! Привет, о Зевс Олимпийский, и Аполлон, и Афродита! Готовьтесь, о Музы, снова плясать! Наша песня разбудит Диониса и спящих вакханок!"
В Карвасарасе не было ни гостиницы, ни железной дороги Нам отвели на постоялом дворе единственную комнату, и мы там переночевали все вместе Спать особенно много не пришлось Во-первых, потому, что Раймонд целую ночь напролет держал речи о мудрости Сократа и небесной награде за платоническую любовь; во-вторых, потому, что кровати состояли из грубо отесанных досок, и, наконец, потому, что Эллада была населена тысячею маленьких обитателей, которым захотелось нами питаться. На утренней заре мы покинули селение. Мать с нашими четырьмя чемоданами ехала в повозке, запряженной парой лошадей, а мы, срезав лавровые ветви, шли рядом пешком. Почти все село сопровождало нас большую часть пути, по которому с лишком две тысячи лет назад шел с войском Филипп Македонский.
* * *
Дорога из Карвасараса до Агрининьона идет через горы, полные дикой и суровой красоты Утро было чудесное, воздух чист, как хрусталь. С юношеской легкостью резвились мы вокруг повозки, подпрыгивая, распевая песни и испуская радостные крики. Переправляясь через речку Аспропотамос (древний Ахеллос), Раймонд и я, несмотря на слезные мольбы Елизаветы, решили окунуться в ее чистых водах, но не рассчитали силы течения и едва не были унесены. Немного дальше две злобные овчарки устремились на нас через луг из отдаленной усадьбы и набросились бы на нас со свирепостью волков, если бы не вмешался наш храбрый кучер и не отогнал их бичом.
Мы завтракали в маленькой придорожной харчевне, где в первый раз попробовали вина, сохранившегося в классических засмоленных мехах. Вкус у него, как у мебельной политуры, но мы, делая гримасы, уверяли, что оно превосходно. Наконец мы доехали до раскинувшегося на трех холмах древнего города Стратоса. Это были первые греческие развалины, которые мы увидели, и вид дорических колонн привел нас в восторг Мы поднялись за Раймондом на западный холм к храму Зевса и в лучах заходящего солнца перед нами миражем вырос старый город на трех холмах во всей его красоте и великолепии.
С наступлением темноты мы приехали в Агринион, немного усталые, но в таком состояния счастья, которое редко выпадает на долю смертным Утром мы сели в омнибус и приехали в Миссолонги, где воздали хвалу памяти Байрона, погибшего в этом героическом городе, расположенном на земле, пропитанной кровью мучеников Не кажется ли странным, когда подумаешь, что Байрон уберег сердце Шелли от пламени погребального костра? Сердце Шелли теперь похоронено в Риме и, возможно, что сердца двух поэтов все еще находятся в мистическом общении "от некогда славной Греции до былого величия Рима".
При свете умирающей зари мы покинули Миссолонги с трепещущим сердцем и глазами, полными слез, и с палубы маленького парохода, отвозившего нас в Патрас, следили за исчезающим городом В Патрасе нам предстоял трудный выбор решить, куда ехать, в Олимпию или Афины, но нетерпение, связанное с желанием увидеть Парфенон, одержало верх, и мы сели в поезд, идущий в Афины Мы неслись по лучезарной Элладе; порой мелькала снеговая вершина Олимпа, в оливковых рощах плясали гибкие нимфы и дриады, и восторг наш не знал границ Часто наше волнение достигало таких размеров, что мы бросались друг другу в объятия и начинали рыдать На маленьких станциях степенные крестьяне провожали нас удивленными взорами, вероятно, считая нас пьяными или сумасшедшими. Но это было не что иное, как восторженные поиски и стремления к блеску высшей мудрости - голубым глазам Афины Паллады.
Вечером мы приехали в окутанные сиреневой дымкой Афины, и уже утренняя заря застала нас поднимающимися неверными шагами и с сердцами, бьющимися от волнения, по ступенькам храма богини. По мере того как мы поднимались, мне начинало казаться, что вся прежняя жизнь спадает с меня, как шутовской наряд, мне казалось, что до этого момента я не жила вовсе; я глубоко вздохнула, и мне показалось, что в глубоком вздохе восторга перед чистой красотой я родилась впервые.
Из-за холма Пентеликус вставало солнце, обливая светом четко вырисовывавшиеся в золотых лучах мраморные стены. Мы поднялись на последнюю ступеньку Пропилеи и стали смотреть на храм, освещенный утренним светом. Мы молчали, пораженные, и разошлись в разные стороны Божественная красота была слишком священна для слов и наполняла странным трепетом наши сердца. Теперь было не до радостных возгласов и не до объятий. Каждый искал себе место, с которого мог бы предаться созерцанию и часами размышлять в каком-то экстазе, потрясшем нас до глубины души.
Осмотр Парфенона убедил нас, что клан Дунканов, мать и четверо детей, вполне удовлетворяют друг друга и что общение с другими людьми до сих пор отвлекало нас от наших идеалов. Мы задали себе вопрос, зачем нам покидать Грецию, раз мы нашли в Афинах ответ на все эстетические запросы Можно было бы удивляться, почему я после успешных выступлений и страстного увлечения в Будапеште не испытывала никакого желания возвратиться к этой жизни Но дело в том, что, отправляясь в паломничество, я не искала ни денег, ни славы Это было путешествие, предпринятое исключительно для души, и мне казалось, что дух, который я мечтала найти, дух невидимой богини Афины по-прежнему живет в развалинах Парфенона. Мы решили, что клан Дунканов навсегда останется в Афинах и там воздвигнет храм в собственном вкусе.
После своих берлинских выступлений я положила в банк деньги, которые, как мне казалось, никогда не должны были иссякнуть, и мы поэтому принялись отыскивать подходящее место для нашего храма. Все были вполне счастливы, кроме Августина, который долгое время грустил и наконец признался, что очень одинок без жены и ребенка. Мы сочли это за страшную слабость, но согласились, раз он уже женат и имеет ребенка, что нет другого выхода, как выписать их сюда
Жена Августина, приехавшая с маленькою дочерью, была одета по моде и носила французские каблуки, на которые мы стали коситься, потому что сами давно перешли на сандалии, чтобы не осквернять белых мраморных плит Парфенона. Против сандалий приезжая горячо протестовала, а мы тем временем решили, что мои платья-директуар, как и галстуки, отложные воротники и короткие штанишки Раймонда, являются одеждами вырождения и что мы должны облечься в туники древних греков, что и сделали к величайшему удивлению греков современных.
Нарядившись в тунику и пеплум и подвязав волосы, мы отправились искать подходящее место для нашего храма Мы обыскали Колонны, Фалерон и долины Аттики, но не могли найти ничего достойного до тех пор, пока не забрели в сторону Гиметтуса, где находятся пасеки, славящиеся знаменитым медом. Поднявшись на возвышенность, Раймонд вдруг положил свой посох на землю и вскричал: "Глядите, мы находимся на одной высоте с Акрополем!" И действительно, на западе мы увидели храм Афины, поражавший своей близостью, хотя и находился на расстоянии четырех километров.
Но купить этот участок оказалось нелегко. Прежде всего никто не знал, кому он принадлежит Расположен он был далеко от Афин и посещался одними пастухами и стадами коз. После долгих розысков нам наконец удалось узнать, что земля эта, разделенная на секторы от середины к краям, словно торт, уже в течение ста с лишним лет принадлежала пяти крестьянским семьям, к которым мы и обратились с просьбой ее продать. Крестьяне чрезвычайно удивились, так как до сих пор никто никогда не проявлял интереса к их участку, такому отдаленному от Афин. На его каменистой почве мог только расти чертополох, воды поблизости не было, и земля считалась не имеющей никакой цены Но едва мы изъявили желание ее приобрести, владельцы предположили, что она должна очень высоко цениться, и запросили баснословную сумму Но клан Дунканов твердо решил купить участок и стал принимать к этому своеобразные меры Все пять крестьянских семейств были приглашены на пиршество, на котором подавался барашек на вертеле и другие лакомые блюда. Все это обильно поливалось коньяком, называемом в Греции раки. За обедом с помощью маленького афинского адвоката мы составили акт о покупке, под которым поставили свои значки неграмотные крестьяне. Пиршество, по нашему мнению, увенчалось полным успехом, хотя мы сильно переплатили за землю. С этих пор маленький голый холм на одном уровне с Акрополем, холм, с древних времен известный под именем Копанос, стал собственностью клана Дунканов.
Достав бумагу и чертежные принадлежности, мы стали набрасывать план постройки В плане дворца Агамемнона Раймонд нашел ту модель, которую искал, и, пренебрегая помощью архитектора, сам нанял рабочих и носильщиков камней Хотя только мрамор с холма Пентеликона казался достойным нашего храма, раз из него были высечены благородные колонны Парфенона, мы все-таки скромно удовлетворились красным камнем, который можно было найти у подножия холма И с этого дня длинная вереница повозок везла по извилистой дороге с Пентеликона на Копанос красные каменные глыбы, а наше восхищение росло с каждой выгруженной повозкой.
Наконец настал знаменательный день закладки нашего храма и мы решили, что великое событие надо отпраздновать с надлежащей торжественностью. Хотя, конечно, никто из нас не был религиозен, и каждый отличался свободомыслием и современными научными взглядами, все же мы считали более эстетичным и подходившим к случаю, чтобы по греческому обычаю освящение закладки было совершено греческим священником Все местное население было нами приглашено принять участие в торжестве.
Старый священник пришел в черной рясе и черной широкополой шляпе со свисавшей черной вуалью и потребовал черного петуха для жертвоприношения Этот обычай берет свое начало в храме Аполлона, был заимствован византийским духовенством и сохранился до наших дней. Не без трудностей черный петух был в конце концов найден и вручен священнику, вместе с ножом для жертвоприношения Тем временем толпы крестьян собирались со всех сторон, из Афин приехало избранное общество, и к закату солнца на Копаносе собралось множество народу.
Старый священник приступил к обряду с внушительной торжественностью Когда он попросил нас указать ему точные очертания будущего храма, мы исполнили его просьбу, танцуя по линиям квадрата, уже нарисованным Раймондом на земле. Он подошел к одному из больших камней, приготовленных для фундамента, и в ту минуту, когда огромный красный диск солнца скрывался за горизонтом, перерезал горло черному петуху, алая кровь которого брызнула на камень. Держа в одной руке нож, а в другой убитую птицу, он трижды торжественно обошел линию капитальных стен, после чего начал молитвы и песнопения. Он благословил все камни, предназначенные для постройки, и, спросив наши имена, прочитал длинную молитву, в которой неоднократно повторялись: Айседора Дункан (моя мать), Августин, Раймонд, Елизавета и малютка Айседора (то есть я), причем каждый раз произносил фамилию Дункан, точно ее писали через букву Т, а не Д. Он убеждал нас жить в новом доме благочестиво и мирно, молясь, чтобы наши потомки жили тоже в мире и благочестии После окончания молитвы появились музыканты с местными несложными инструментами, были откупорены большие бочки вина и раки, на вершине холма был зажжен гигантский костер, и всю ночь напролет мы танцевали, пили и веселились с нашими соседями, окрестными крестьянами.
Мы решили навсегда остаться в Греции и поклялись, как говорит Гамлет, не заключать больше браков. "Пусть тот, кто женат, останется женатым", и т. д Мы холодно приняли в нашу среду жену Августина, но для себя составили в тетради проект, по которому из клана Дунканов исключались все посторонние, и туда же занесли правила нашей жизни на Копаносе, немного похожие на правила "Государства" Платона Было постановлено вставать на заре и встречать восходящее солнце радостными песнями и танцами, а затем подкрепляться скромной чашей козьего молока Утро посвящалось преподаванию танцев и пения. Мы хотели вернуть местных жителей к почитанию греческих богов и побудить их сбросить ужасные современные одежды Потом, после легкой трапезы, состоявшей из овощей, - решено было отказаться от мяса и стать вегетарианцами Мы предавались созерцательному размышлению, а вечерами совершали языческие обряды, сопровождавшиеся подходящей музыкой.
Началась постройка Копаноса. Стены дворца Агамемнона были толщиной в два фута, и поэтому, конечно, той же толщины должны были быть стены Копаноса. Только после того, как работы значительно подвинулись вперед, мне стало ясно, сколько понадобится красного камня с Пентеликоса и во что обойдется каждый воз. А несколько дней спустя, решив провести ночь в палатке на месте постройки, мы неожиданно сделали грустное открытие, что на много миль кругом не было ни капли воды! Мы взглянули на вершину Гиметтуса, где мед был в таком изобилии и было множество ключей, потом на вечные снега Пентеликоса и его водопады, увы, Копанос был сух и бесплоден, а ближайший источник находился на расстоянии четырех километров!
Но Раймонд, не смущаясь, нанял еще рабочих и принялся за бурение артезианского колодца Во время работ Раймонд обнаружил различные древности и стал утверждать, что на этих вершинах должен был когда-то находиться поселок, но я полагала, что здесь было только кладбище, так как чем глубже становился колодец, тем суше делалась земля Наконец, после нескольких недель бесплодных поисков воды на Копаносе, мы вернулись в Афины, чтобы испросить совета у вещих духов, населявших, по нашему убеждению, Акрополь Мы получили специальное разрешение от города бывать там по ночам и проводить лунные вечера в амфитеатре Диониса, где танцевали и слушали Августина, читавшего отрывки от греческих трагедий. Клан Дунканов довольствовался самим собой. С обитателями Афин у нас не было ничего общего, и мы даже остались равнодушны к известию, переданному крестьянами, что греческий король выехал верхом, чтобы осмотреть наш храм. Нами правили другие цари: Агамемнон, Менелай и Приам.