Первые уроки

С этого дня началась для меня совершенно новая жизнь.

Мой хозяин постоянно приходил ко мне, ласкал, меня, старался взглянуть мне в глаза, подносил к моему носу кусок вареного мяса, но я чувствовала себя как-то не хорошо, дичилась его, даже боялась. Наконец, аппетит заставил меня смириться и пойти на приманку, которую протягивал к моей морде мой учитель.

Он приласкал и дал мне кусок мяса.

Но мне было мало. Я просила еще. Учитель достал из кармана второй кусок и отбежал от меня на довольно большое расстояние. Я ничего не понимала, но теперь пошла к нему гораздо смелее, так как знала, что он мне не сделает ничего дурного, и снова получила кусок мяса.

Так повторялось несколько дней сряду, пока я не догадалась, чего от меня хочет мой хозяин: я должна была следовать всюду за ним.

Раз он принес кусок хлеба, вымазанный салом, как раз в то время, когда меня надо было кормить. Что за прелестный запах исходил от этого сала, особенно в тот час, когда у меня сосало в желудке от голода! Я бросилась к учителю, но он мне ничего не дал…

Он водил куском над моей головой, поднося то и дело его к моему носу… Когда он начал медленно водить рукой вокруг моей морды, я потянулась за его рукой и, понятно, должна была перевернуться на одном месте.

В награду мне был дан превкусный кусочек с чудесным запахом сала.

Мой учитель с довольным видом повторил то же самое, приговаривая:

— Чушка, перевернись!

Я перевернулась и снова получила кусок.

Тут я поняла, что, чем чаще буду вертеться, тем больше буду получать.

На другой день, как только мой хозяин показался в дверях, я радостно побежала к нему навстречу и быстро перевернулась вслед за движением его руки, но напрасно. Он заставил меня перевернуться вторично и только тогда наградил.

Наконец, я поняла, что должна крутиться до тех пор, пока меня не остановят наградой.

А мой учитель весело сказал:

— Ну, чушка, теперь ты у меня танцуешь вальс.

На другой день рано утром в нашу уборную пришло несколько незнакомых мне людей; они принесли большой деревянный ящик. Одна стенка его была решетчатая. Это оказалось дверцей.

Ящик поставили на пол, открыли дверцу, и служащий стал меня с криком загонять в клетку. Я не шла. Он поставил туда миску с очень вкусным обедом. Как можно было устоять перед этим чудесным запахом?

И я не устояла: вошла на приманку… Дверка за мною захлопнулась, клетка была поднята и отнесена в конюшню.

Сколько тут новых лиц промелькнуло перед моими глазами: конюхи с граблями в руках суетливо бегали взад и вперед; вокруг раздавалось ржание лошадей, мычанье быков, рев верблюдов; до меня долетали какие-то непонятные слова… Все это меня очень волновало, и поэтому новоселье мне не пришлось по вкусу.

Немного погодя, пришел мой учитель; он отворил дверцу моей клетки и ласково позвал меня. Я побежала на его зов и выскочила из клетки; он стоял, растопырив ноги и нагнувшись несколько вперед; в руках у него были куски мяса.

Я потянулась за его рукой и просунула морду между его ног; но он быстро переложил мясо в другую руку и описал ею полукруг.

Мясо неотступно влекло меня, и я потянулась вперед. Пройдя ноги, я получила награду.

Так скоро я научилась «проходить ворота».

Но все это было пустяком сравнительно с тем, что ожидало меня впереди.

Раз как-то хозяин, выпустив меня из клетки, стал манить куском хлеба по направлению к выходу на самую арену цирка. Я пошла за ним, но меня сразу поразила происшедшая здесь перемена.

В тот вечер, когда меня принесли в цирк, здесь все было так великолепно; музыка гремела, огни сияли; по бокам зала сидела публика, которая весело смеялась и хлопала в ладоши; все люди на арене были в блестящих одеждах, а теперь все было иначе. И я не понимала, почему это так изменилось.

Бархат, украшавший барьер и ложи, был снят; арена не была уже посыпана опилками трех цветов, а вместо нарядных людей, хлопавших в ладоши за барьером, в местах сидели в, своих обычных одеждах артисты.

Некоторые из них, сняв сапоги и пиджаки, суетились на арене, прыгали, кувыркались.

Я бросилась к выходу, но там меня встретил служащий и грубо выгнал на середину, где стоял мой хозяин.

Робко прижалась я к учителю и вдруг с ужасом увидела, что он, единственный человек, которого я любила, стал отталкивать меня от себя и пугать длинным бичем, называемым шамбарьером.

Я поняла, что должна бегать вокруг барьера, в то время, как хозяин подгонял меня, держа все время перед моими глазами шамбарьер. С другой стороны стоял мой недруг — служитель.

Для меня стало ясно, что я должна бегать до тех пор, пока вижу перед собой кончик шамбарьера. Когда же он опускался на землю, я должна была подойти к хозяину, от которого получала награду.

Потом принесли небольшую доску, которую поставили на землю ребром так, что один конец ее упирался в барьер, а другой служащий держал в руках.

Снова в воздухе хлопнул шамбарьер, точно кто-то выстрелил, и я побежала вдоль барьера к доске, хотела обойти ее, но услышала опять, как хлопнул бич, и изменила свое намерение, перепрыгнув через доску.

Вместо доски потом начали ставить барьер все выше и выше.

Вот я подбежала к барьеру; сердце мое сжалось, я закрыла глаза, немного подобрала под себя задние ноги, сделала некоторое усилие, выпрямилась и перепрыгнула, но зацепилась брюхом за барьер и упала, зарываясь в землю пятачком.

В первый раз в жизни мне стало стыдно…

Собаки, сидящие на местах и лежащие на коленях у артистов, с насмешкой смотрели на меня.

Я сама, без противного хлопанья бичем, хотела повторить прыжок, но мой учитель, видимо, жалея меня, не позволил: ведь я была еще поросенком.

Теперь я вполне уяснила себе, что от меня требовалось.

Вскоре мои ноги окрепли, мускулы развились, и я сделалась отличным прыгуном. И в один из следующих дней учитель заставил меня становиться передними ногами на маленькую табуретку, приманив куском хлеба.

Как только я, дожевывая хлеб, тянулась к его руке за другим куском, он клал его к передним моим ногам. Я нагибалась и спешила съесть. Учитель поднимал правую руку с хлебом над моим пятачком, но так высоко, что я никак не могла достать ртом.

Как ясно я помню эти уроки.

Вот учитель левой рукой снова положил к ногам своим лакомый кусочек. Я опустила рыло и съела, все еще не понимая, чего он от меня хочет.

Проглотив вкусный хлеб, я подняла морду кверху и потянулась к правой руке учителя. Он не дал мне хлеб из поднятой правой, а дал из левой и тогда, когда я опустила голову.

Тут я начала догадываться, что, как только подниму и опущу голову, тотчас же получу награду. Учитель при этом всегда говорил:

— Кланяйся, кланяйся, чушка! С поклонами и в люди выйдешь! У нас, у людей, к несчастью, без поклонов ничего не добьешься!

Все кругом смеялись, я понимала, что учитель шутит, и желая поскорее набить поплотнее живот, все чаще и чаще поднимала и опускала свое рыло.

Так я научилась кланяться. Третий номер был готов.

А учитель, видя, что я наелась, сказал:

— Ну, чушка, на сегодня довольно: сытое брюхо к учению глухо.

С этими словами он передал меня в руки служителю.

Раз на арену принесли срезанную пополам большую бочку.

Я думала, что мне нужно перепрыгнуть через бочку, разбежалась и вскочила, было, на нее, но сейчас же спрыгнула на другую сторону. За это я не получила ничего… а вареное мясо в руках учителя так аппетитно пахло.

Хлопанье шамбарьера снова меня пригнало к бочке; я перепрыгнула, и опять мне не досталось никакой награды!

Так продолжалось довольно долго; наконец, учитель увидел, что я очень устала, тогда вместе со служащим взял меня за ошейник и поставил на бочку.

Тут я получила лакомый кусочек.

Так вот, что от меня требовалось; стоять на бочке!

Это сделалось моим любимым номером. И правда, что может быть приятнее для свиньи: ничего не делать, спокойно стоять на бочке и получать кусок за куском!

Что может быть приятнее для свиньи: ничего не делать и спокойно стоять на бочке.

Но вот мой учитель влез ко мне на бочку и занес правую ногу над моей спиной. Я испугалась, кинулась в сторону, сбила с ног учителя и, видя, что он упал, со всех ног бросилась в конюшню…

Я измучилась, сильно проголодалась и в изнеможении опустилась на пол моего ящика.

Так пролежала я часа два. Наконец, мне принесли ведро месива. Только-что я принялась за него, как мой хозяин быстрым прыжком вскочил ко мне на спину и крепко прижал ногами мои бока.

Я начала биться, но сбросить его была не в силах. Есть так хотелось, что я забыла все неприятности и принялась за еду.

Так повторялось изо дня в день, пока я не научилась возить на себе своего хозяина.

Этими науками закончилась первая часть моего воспитания. Я умела танцовать вальс, проходить ворота, прыгать через барьер, стоять на бочке, кланяться и даже ходить под верх.