ГРАФИНЯ ДЕ-МОНСОРО.

Романа Александра Дюма (*).

(*) Этотъ новый романъ Александра Дюма служитъ какъ-бы продолженіемъ прошлогоднему его роману "Королева Марго", напечатанному въ XLI-мъ и XLII-мъ томахъ "Отеч. Записокъ".

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

I.

Бракосочетаніе Сен-Люка.

Въ воскресенье карнавала 1578 года, послѣ народнаго праздника, когда на улицахъ утихалъ шумъ радостнаго, веселаго дня, начиналось роскошное празднество въ великолѣпномъ домѣ, недавно-выстроенномъ по другую сторону рѣки и почти противъ Лувра знаменитой фамиліей Монморанси,-- фамиліей, которая, находясь въ родственныхъ связяхъ съ королевскимъ домомъ, равнялась ближайшимъ членамъ его. Этотъ частный праздникъ, слѣдовавшій за народнымъ, былъ устроенъ по причинѣ бракосочетанія друга короля Генриха III и одного изъ самыхъ близкихъ любимцевъ его, Франсуа д'Эпине де-Сен-Люка съ Жанной де-Коссе-Бриссакъ, дочерью маршала Франціи.

Обѣденный столъ былъ въ Луврѣ, и король, неохотно согласившійся на этотъ бракъ, присутствовалъ на немъ съ строгостію во взорахъ, совершенно-несогласовавшеюся съ обстоятельствами. Самый костюмъ его не соотвѣтствовалъ выраженію лица: Генрихъ былъ въ платьѣ темно-каштановаго цвѣта, въ которомъ Клуэ изобразилъ его на свадьбѣ Жуаёза; и это королевское привидѣніе, серьёзное до величія, вѣяло холодомъ на всѣхъ присутствующихъ, особенно же на новобрачную, на которую посматривало оно искоса и исподлобья.

Однакожь, мрачный видъ короля посреди радостнаго праздника никому не казался страннымъ, потому-что причина его была одна изъ тѣхъ придворныхъ тайнъ, около которыхъ всѣ лавируютъ, какъ около придворныхъ скалъ, зная, что столкновеніе съ ними влечетъ за собою неминуемую погибель.

Тотчасъ по окончаніи стола, король быстро всталъ, и всѣ, даже тѣ, которые вполголоса сознавались, что охотно посидѣли бы еще за столомъ, должны были послѣдовать его примѣру.

Тогда Сен-Люкъ бросилъ взглядъ на жену, какъ-бы желая почерпнуть мужество изъ взоровъ ея и, подошедъ къ королю, сказалъ:

-- Государь, удостоите ли вы меня чести принять участіе въ балѣ, который я даю сегодня вечеромъ въ домѣ Монморанси, для вашего величества?

Генрихъ III оглянулся съ выраженіемъ, въ которомъ гнѣвъ боролся съ грустію, и какъ Сен-Люкъ, наклонившись предъ нимъ, умолялъ его нѣжнымъ голосомъ и кроткой улыбкой, то онъ отвѣчалъ:

-- Будемъ; хотя вы и не заслуживаете этого знака нашей дружбы.

Мадмуазель де-Бриссакъ, жена Сен-Люка, почтительно начала-было благодарить короля, но Генрихъ повернулся къ ней спиною, не отвѣчая на ея благодарность.

-- За что король сердитъ на васъ, мсьё де-Сен-Люкъ? спросила новобрачная своего мужа.

-- Другъ мой, отвѣчалъ Сен-Люкъ:-- я разскажу вамъ это послѣ, когда пройдетъ гнѣвъ его.

-- А пройдетъ ли онъ? спросила Жанна.

-- Непремѣнно, отвѣчалъ молодой человѣкъ.

Мадмуазель де-Бриссакъ была еще такъ недавно замужемъ, что не могла заставить мужа объяснить причину гнѣва короля; она преодолѣла на время свое любопытство, съ твердымъ намѣреніемъ дождаться минуты, когда ей можно будетъ предложить Сен-Люку условія, на которыя онъ по-певолѣ долженъ будетъ согласиться.

Итакъ, въ то время, когда начинается нашъ разсказъ, Генрихъ ждалъ короля въ великолѣпный домъ фамиліи Монморанси.

Пробило уже одиннадцать часовъ, а короля не было.

Сен-Люкъ пригласилъ на этотъ балъ всѣхъ друзей короля и своихъ собственныхъ; онъ включилъ въ приглашеніе принцевъ и друзей принцевъ, особенно старыхъ нашихъ знакомыхъ, герцога д'Алансона, сдѣлавшагося герцогомъ анжуйскимъ при вступленіи Генриха III на престолъ; но герцогъ анжуйскій не былъ на обѣдѣ въ Луврѣ, слѣдовательно, его нельзя было ожидать и въ домъ Монморанси.

Что касается до короля и королевы наваррскихъ, то они удалились въ Беарнъ и вступили въ открытую оппозицію, принявъ начальство надъ гугенотами.

Герцогъ анжуйскій также присоединился къ оппозиціи, но къ оппозиціи глухой и мрачной: онъ всегда старался держаться въ сторонъ, выдвигая, такъ сказать, впередъ тѣхъ изъ своихъ друзей, на которыхъ не подѣйствовалъ примѣръ ла-Моля и Коконна.

Очень-натурально, что его придворные ее жили въ согласіи съ придворными короля, и что между ними ежемѣсячно по два и по три раза бывали стычки, рѣдко проходившія безъ того, чтобъ одинъ изъ противниковъ не оставался на мѣстѣ или, по-крайней-мѣрѣ, не былъ опасно раненъ.

Что касается до Катерины, она достигла цѣли своихъ желаній. Возлюбленный сынъ ея возсѣдалъ на престолѣ, котораго она столько домогалась для него, или, лучше сказать, для себя. И она царствовала подъ его именемъ, стараясь, однакожь, показывать видъ, что удаляется отъ всѣхъ мірскихъ дѣлъ и заботится только о спасеніи души своей.

Сен-Люкъ, безпокоившійся о томъ, что ни одна особа изъ королевской фамиліи не являлась, старался утѣшить своего тестя, испуганнаго этимъ грознымъ обстоятельствомъ. Будучи, подобно всѣмъ, убѣжденъ въ дружбѣ короля Генриха къ Сен-Люку, герцогъ де-Бриссакъ надѣялся вступить въ союзъ съ любимцемъ, а между-тимъ выходило напротивъ: дочь его сдѣлалась женою человѣка, впавшаго въ немилость. Сен-Люкъ употреблялъ всѣ усилія, чтобъ внушить ему спокойствіе, котораго у него-самого не было, а друзья его, Можиронъ, Шомбергъ и Колюсь, въ великолѣпныхъ костюмахъ, какъ-бы сжатые въ богатыхъ полукафтаньяхъ и въ огромныхъ брыжжахъ, посреди которыхъ головы ихъ казались точно на блюдахъ, увеличивали это безпокойство ироническимъ соболѣзнованіемъ.

-- Ахъ, Боже мой! бѣдный другъ мой! говорилъ Келюсъ:-- и въ-самомъ-дѣлѣ начинаю думать, что теперь ты рѣшительно погибъ. Король сердитъ на тебя, что ты не послушался его совѣтовъ, а герцогъ анжуйскій сердится за то, что ты насмѣхался надъ его носомъ.

-- Совсѣмъ нѣтъ, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- король не приходитъ потому, что отправился въ гости въ Минимы Венсенскаго-Лѣса, а герцогъ анжуйскій потому, что влюбленъ въ какую-нибудь женщину, которую я забылъ пригласить.

-- Полно! сказалъ Можиронъ: -- развѣ ты не замѣтилъ, какую мину король дѣлалъ за столомъ? Не-уже-ли онъ походилъ на человѣка, готовящагося идти въ гости куда бы то ни было? Что же касается до герцога анжуйскаго, -- еслибъ причиной отсутствія его было то, что ты говоришь, отъ-чего жь бы придворнымъ его не прійдти? Посмотри, ни одного изъ нихъ нѣтъ! рѣшительное затмѣніе! даже Бюсси нѣтъ.

-- Э, господа! говорилъ герцогъ де-Бриссакъ, уныло покачивая головой:-- это похоже на совершенную немилость. Чѣмъ же, Боже мой! нашъ домъ, всегда столь преданный его величеству, могъ навлечь на себя его нерасположеніе?

И старый придворный съ горестію подымалъ руки къ небу.

Молодые люди смотрѣли на Сен-Люка съ громкимъ смѣхомъ, который не только не успокоивалъ маршала, но увеличивалъ его отчаяніе.

Новобрачная, грустная и задумчивая, старалась, подобно отцу, угадать, чѣмъ Сен-Люкъ разгнѣвалъ короля.

Сен-Люкъ это зналъ, и потому безпокоился болѣе другихъ.

Вдругъ у одного изъ главныхъ входовъ доложили о прибытіи короля.

-- А! вскричалъ маршалъ съ просвѣтлѣвшимъ лицомъ: -- теперь я ничего не страшусь; если доложатъ еще о прибытіи герцога анжуйскаго, я буду совершенно счастливъ.

-- А я, проговорилъ Сен-Люкъ: -- больше боюсь присутствія, нежели отсутствія короля, потому-что онъ, вѣроятно, пришелъ съиграть со мною дурную шутку; герцогъ анжуйскій не является по той же самой причинѣ.

Однакожь, несмотря на это печальное размышленіе, онъ поспѣшилъ на встрѣчу короля, который, снявъ свой костюмъ темнокаштановаго цвѣта, явился блистая атласомъ, перьями и драгоцѣнными каменьями.

Но въ то самое мгновеніе, когда въ одну дверь входилъ король Генрихъ III, у другой, противоположной, явился еще король Генрихъ III, совершенно-сходный съ первымъ, одинаково-одѣтый, обутый, причесанный и убранный, такъ-что придворные, стремившіеся уже къ первому, внезапно остановились и отступили въ безпорядкѣ отъ перваго ко второму.

Генрихъ III замѣтилъ это движеніе и, видя предъ собою вытянутыя лица, изумленные глаза и неподвижныя фигуры, вскричалъ:

-- Что съ вами, господа?

Продолжительный смѣхъ былъ отвѣтомъ.

Король, нетерпѣливый отъ природы и особенно въ эту минуту мало-расположенный къ терпѣливости, начиналъ уже хмурить брови, когда Сен-Люкъ приблизился къ нему:

-- Государь! Шико, вашъ шутъ, нарядился совершенно-сходно съ вашимъ величествомъ и даетъ дамамъ цаловать свою руку.

Генрихъ III засмѣялся. Шико пользовался при дворъ его такою же свободою, какого пользовался за тридцать лѣтъ предъ тѣмъ Трибуле при дворѣ Франциска І-го и сорокъ лѣтъ спустя Ланжели при дворѣ Лудовика XIII.

Шико былъ необыкновенный шутъ. Онъ нѣкогда назывался де -Шико и былъ бретонскимъ дворяниномъ; оскорбленный де-Майенномъ, онъ искалъ защиты и убѣжища у Генриха III и платилъ правдой, иногда жесткой, за покровительство, оказываемое ему преемникомъ Карла IX.

-- Э! Шико, сказалъ Генрихъ:-- изъ двухъ королей одинъ долженъ уступить мѣсто другому.

-- Въ такомъ случаѣ, не мѣшай мнѣ играть роль короля, а ты играй роль герцога анжуйскаго; можетъ-быть, тебя пріймутъ за него, и ты услышишь вещи, которыя объяснятъ тебѣ не то, что онъ думаетъ, а то, что дѣлаетъ.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, сказалъ король, осматриваясь съ недовольнымъ видомъ: -- брата моего нѣтъ здѣсь.

-- Тѣмъ болѣе ты долженъ замѣнить его. И такъ, кончено: я Генрихъ, а ты Франсуа. Я буду царствовать; ты будешь танцовать; я возьму на себя все бремя королевскаго званія; а ты между-тѣмъ можешь немножко повеселиться. Бѣдный король!

Взоръ короля остановился на Сен-Люкѣ.

-- Ты правъ, Шико; я буду танцовать.

-- Теперь я вижу, что ошибался, полагая, будто бы король гнѣвается на насъ, думалъ Бриссакъ.-- Онъ, напротивъ, въ прекрасномъ расположеніи духа.

И Бриссакъ засуетился, поздравляя каждаго и въ-особенности себя-самого съ тѣмъ, что выдалъ дочь свою за человѣка, пользовавшагося такою милостію у короля.

Между-тѣмъ, Сен-Люкъ приблизился къ женѣ. Мадмуазель де-Бриссакъ не была красавицей, но у ней были прелестные черные глаза, бѣлые зубы, ослѣпительный цвѣтъ тѣла; все это вмѣстѣ придавало лицу ея большую пріятность.

-- Мосьё Сен-Люкъ, сказала она мужу, занятая одною мыслію: -- отъ-чего всѣ говорили, что король на меня гнѣвается? Съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ пріѣхалъ, онъ не перестаетъ улыбаться мнѣ.

-- Послѣ обѣда вы мнѣ не то говорили, милая Жанна, потому-что тогда взглядъ его пугалъ васъ.

-- Вѣроятно, его величество былъ тогда въ другомъ расположеніи духа, сказала молодая женщина: -- теперь же...

-- Теперь еще хуже, сказалъ Сен-Люкъ: -- король смѣется не отъ души. Я предпочелъ бы открытый гнѣвъ его. Жанна! бѣдный другъ мой, король готовитъ намъ какую-нибудь нехорошую шутку... О, ради Бога, не смотрите на меня такъ нѣжно, -- пожалуйста, отвернитесь. Вотъ идетъ Можиронъ; удержите его, овладѣйте имъ, любезничайте съ нимъ.

-- Послушайте, возразила Жанна улыбаясь: -- это странное порученіе!... еслибъ я исполнила его, могутъ подумать...

-- Ахъ! сказалъ Сен-Люкъ съ глубокимъ вздохомъ: -- какъ бы хорошо было, еслибъ подумали!

И, обратившись спиной къ женѣ, изумленіе которой достигло высшей степени, онъ отправился ухаживать за Шико, игравшимъ роль короля съ чрезвычайно-комическимъ величіемъ.

Генрихъ, пользуясь случаемъ, танцовалъ. Но, танцуя, онъ не спускалъ глазъ съ Сен-Люка; то подзывалъ его, чтобъ сообщить ему забавное замѣчаніе, которое было ли смѣшно или нѣтъ, но заставляло хохотать Сен-Люка отъ души; то предлагалъ ему изъ своей коробочки пралинки и засахаренные плоды, которые Сен-Люкъ находилъ превкусными. Наконецъ, если Сен-Люкъ на минуту уходилъ изъ залы, въ которой былъ король, чтобъ занимать гостей въ другихъ комнатахъ, то Генрихъ немедленно посылалъ за нимъ пажа или кого-либо изъ придворныхъ, и Сен-Люкъ возвращался съ улыбкой къ своему повелителю, который казался спокойнымъ и довольнымъ тогда только, когда Сен-Люкъ былъ при немъ.

Вдругъ сильный шумъ поразилъ слухъ Генриха.

-- Э-ге! сказалъ онъ: -- мнѣ кажется, это голосъ Шико. Слышишь, Сен-Люкъ, король сердится?

-- Точно, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ, не замѣчая намека короля: -- онъ съ кѣмъ-то ссорится.

-- Сходи, узнай, и сейчасъ же воротись.

Сен-Люкъ удалился.

И точно, голосъ Шико раздавался по всѣмъ заламъ; онъ даже старался подражать голосу короля.

-- Я, кажется, довольно издалъ законовъ противъ роскоши! Но если тѣхъ, которые я издалъ, недостаточно, то я издамъ еще новые и буду издавать ихъ до-тѣхъ-поръ, пока не скажутъ "довольно!" Если эти законы не будутъ хороши, то, по-крайней-мѣрѣ, ихъ будетъ много! Шести страницъ много, клянусь рогами Вельзевула, мой кузенъ! Это много, мосьё де-Бюсси?

И, надувшись, покачнувшись на бокъ и уперевъ кулакъ въ бедро, Шико удивительцо-вѣрно представлялъ короля.

-- Что онъ тамъ говоритъ о Бюсси? спросилъ король, насупивъ брови.

Сен-Люкъ хотѣлъ уже отвѣчать королю, какъ вдругъ толпа разступилась, и шестеро пажей, одѣтые въ парчу, съ гербами своего повелителя, блиставшими отъ драгоцѣнныхъ каменьевъ, выступили впередъ. За ними слѣдовалъ молодой человѣкъ, гордый и прекрасный собою, съ поднятой головой, смѣлымъ взглядомъ, легкой презрительной улыбкой на лицѣ. Простой, черный бархатный костюмъ его составлялъ рѣзкую противоположность съ богатымъ костюмомъ его пажей.

-- Бюсси, говорили всѣ шопотомъ:-- Бюсси д'Амбуазъ.

И всѣ бѣжали на встрѣчу молодому человѣку, произведшему эту суматоху, или сторонились, чтобъ дать ему дорогу.

Можиронъ, Шомбергъ и Келюсъ стали по сторонамъ короля, какъ-бы для того, чтобъ защитить его.

-- Странно! сказалъ первый; намекая на неожиданный приходъ Бюсси и на отсутствіе герцога д'Алансона, къ свитѣ котораго принадлежалъ Бюсси:-- странно! слуга пришелъ, а господина нѣтъ!

-- Потерпите, возразилъ Келюсъ: -- передъ слугой явились слуги слуги. Господинъ слуга идетъ, можетъ-быть, за господиномъ первыхъ слугъ.

-- Послушай-ка, Сен-Люкъ, сказалъ Шомбергъ, младшій изъ любимцевъ (миньйоновъ) короля Генриха и вмѣстѣ съ тѣмъ храбрѣйшій: -- Бюсси не оказываетъ тебѣ должнаго почета; посмотри-ка на черное полукафтанье его; прилично ли оно на свадебномъ балѣ?

-- Нѣтъ, сказалъ Келюсъ:-- это похоронный костюмъ.

-- Ахъ! проговорилъ Генрихъ: -- жаль, что онъ носитъ трауръ не по себѣ-самомъ!

-- Однако, Сен-Люкъ, сказалъ Можиронъ:-- герцога анжуйскаго нѣтъ! Ужь не попалъ ли ты и къ нему въ немилость?

Слова и къ нему поразили Сен-Люка въ самое сердце.

-- Мы напрасно ждали, что онъ прійдетъ за Бюсси, сказалъ Келюсъ.-- Развѣ не помните, что когда его величество почтилъ мосьё де-Бюсси приглашеніемъ въ свою свиту, онъ отвѣчалъ, что, происходя отъ королевской крови, не имѣетъ надобности быть въ чьей-либо свитѣ, и довольствуется однимъ и лучшимъ повелителемъ, то-есть, самимъ-собою?

Король насупилъ брови и сталъ кусать концы усовъ своихъ.

-- Не смотря на то, Келюсъ, возразилъ Можиронъ: -- онъ все-таки въ свитѣ герцога анжуйскаго.

-- Въ такомъ случзъ, флегматически отвѣчалъ Келюсъ:-- вѣроятно, герцогъ важнѣе короля.

Этотъ отвѣтъ долженъ былъ произвести сильное впечатлѣніе на Генриха, который всегда братски ненавидѣлъ герцога анжуйскаго. Онъ не сказалъ ни слова, но страшно поблѣднѣлъ.

-- Полно, полно, господа! сказалъ съ трепетомъ Сен-Люкъ: -- пожалѣйте гостей моихъ; не разстроивайте моего свадебнаго бала.

Эти слова Сен-Люка, по-видимому, перемѣнили направленіе мыслей Генриха.

-- Да, сказалъ онъ: -- не будемъ разстраивать свадебнаго бала Сенъ-Люка, господа.

Онъ произнесъ эти слова закручивая усъ съ насмѣшливымъ видомъ, ускользнувшимъ отъ вниманія бѣднаго новобрачнаго.

-- Странно! вскричалъ Шомбергъ: -- развѣ Бюсси въ роднъ съ Бриссакомъ?

-- Почему это? спросилъ Можиронъ.

-- Потому-что Сен-Люкъ защищаетъ его. Чортъ возьми! защищать можно только себя, родныхъ, союзниковъ, или близкихъ друзей.

-- Господа, сказалъ Сен-Люкъ: -- мсьё де-Бюсси мнѣ не союзникъ, не другъ и не родственникъ; онъ гость мой.

Король бросилъ гнѣвный взглядъ на Сен-Люка.

-- Притомъ же, поспѣшно прибавилъ послѣдній, испугавшись взгляда короля:-- я его нисколько не защищаю.

Бюсси съ достоинствомъ выступилъ впередъ и готовился уже поклониться королю, но Шико, обиженный тѣмъ, что не ему отдавали предпочтеніе, вскричалъ:

-- Эге!... Бюсси, Бюсси д'Амбуазъ, Луи де-Клермонъ, графъ де-Бюсси!... я по-неволѣ долженъ вычислять всѣ твои имена, чтобъ ты понялъ, что я говорю съ тобою... Развѣ ты не видишь настоящаго Генриха?.. развѣ ты не умѣешь отличить короля отъ шута? Тотъ, къ кому ты подходишь, не кто иной, какъ Шико, мой шутъ... который дѣлаетъ иногда такія глупости, что я умираю со смѣха.

Бюсси продолжалъ идти впередъ и наклонился уже передъ королемъ, какъ тотъ сказалъ ему:

-- Развѣ вы не слышите, мсьё де-Бюсси? Васъ зовутъ.

И при громкомъ смѣхѣ своихъ миньйоновъ, Генрихъ обернулся спиною къ молодому капитану.

Бюсси покраснѣлъ отъ негодованія, но, побѣдивъ первое движеніе и не обращая вниманія на смѣхъ Келюса, Шомберга и Можирона, обратился къ Шико:

-- Простите, ваше величество; я принялъ вашего шута за короля.

-- Что? проговорилъ Генрихъ остановившись:-- что онъ сказалъ?

-- Ничего, ваше величество, сказалъ Сен-Люкъ, на котораго, повидимому, судьба наложила долгъ примирителя въ этотъ вечеръ: -- ничего, рѣшительно ничего.

-- Все равно, Бюсси, сказалъ Шико, принявъ любимую позу короля:-- все равно; это непростительно.

-- Государь, возразилъ Бюсси:-- простите, я былъ озабоченъ.

-- Чѣмъ? своими пажами? сказалъ Шико съ неудовольствіемъ.-- Вы разоряетесь на пажей и -- mordieu! вступаете въ мои права.

-- Какимъ образомъ? сказалъ Бюсси, который понялъ, что, потворствуя шуту, онъ болѣе раздосадуетъ короля.-- Прошу васъ объясниться, ваше величество, и если я въ-самомъ-дѣлѣ виноватъ, то сознаюсь въ томъ съ должною покорностію.

-- Вы наряжаете въ парчу этихъ мальчишекъ, сказалъ Шико, указавъ на пажей:-- между-тѣмъ, какъ сами, дворянинъ, капитанъ, носите просто черный бархатъ!

-- Государь, сказалъ Бюсси, обратившись къ миньойнамъ короля: -- ныньче мальчишки одѣваются въ парчу; позвольте же мнѣ, для отличія отъ нихъ, носить бархатъ...

И онъ отплатилъ миньйонамъ того же презрительною улыбкою, съ которою они смотрѣли на него за нѣсколько минутъ предъ симъ.

Генрихъ взглянулъ на своихъ любимцевъ, которые, поблѣднѣвъ отъ ярости, какъ-бы ожидали одного знака своего повелителя, чтобъ броситься на Бюсси. Келюсъ, болѣе другихъ озлобленный противъ этого дворянина, съ которымъ онъ уже имѣлъ бы поединокъ, еслибъ не строгое запрещеніе короля, -- схватился за эфесъ шпаги.

-- Не на мою ли свиту вы намекаете? вскричалъ Шико, который, заступивъ мѣсто короля, спрашивалъ то, что король самъ долженъ бы былъ спросить въ подобномъ случаѣ.

И, произнося эти слова, шутъ принялъ такую комически-величественную позу, что половина гостей расхохоталась. Другая же половина не смѣялась, по той весьма-натуральной причинѣ, что смѣялись надъ него.

Между-тѣмъ, трое изъ друзей Бюсси, полагавшіе, что дѣло не обойдется безъ ссоры, стали возлѣ него. То были Шарль Бальзакъ д'Антрагъ, котораго по-просту называли Антраге,-- Ливаро и Рейберакъ.

Замѣтивъ эти враждебныя расположенія, Сен-Люкъ понялъ, что Бюсси былъ подосланъ братомъ короля, чтобъ нарочно надѣлать шума или вызвать кого-нибудь. Онъ задрожалъ сильнѣе прежняго, потому-что попался между сильною ненавистью двухъ могущественныхъ враговъ, избравшихъ домъ его мѣстомъ битвы.

Онъ подбѣжалъ къ Келюсу, который былъ болѣе другихъ разгоряченъ и, наложа руку на эфесъ его шпаги, вскричалъ:

-- Ради самого неба! успокойся, другъ... подождемъ.

-- О, mordieu! успокойся самъ, отвѣчалъ Келюсъ.-- Ударъ этого невѣжды столько же попалъ въ тебя, какъ и въ меня; кто оскорбляетъ одного изъ насъ, тотъ оскорбляетъ насъ всѣхъ; а кто оскорбляетъ насъ, тотъ оскорбляетъ короля!..

-- Келюсъ, Келюсъ! сказалъ Сен-Люкъ: -- подумай о герцогѣ анжуйскомъ, который тѣмъ опаснѣе, что его самого нѣтъ здѣсь. Я надѣюсь, ты не думаешь, что я боюсь слуги!

-- Надѣюсь! Намъ, приверженцамъ короля, некого страшиться!.. Если мы подвергаемся опасности, защищая короля, то онъ защититъ насъ.

-- Тебя, да; но не меня! плачевнымъ голосомъ отвѣчалъ Сен-Люкъ.

-- Такъ кто же тебѣ велѣлъ жениться? сказалъ Келюсъ: -- ты знаешь, какъ король ревнуетъ къ друзьямъ своимъ!

-- Прекрасно! подумалъ Сен-Люкъ:-- всякій заботится только о себѣ. Слѣдовательно, и мнѣ не слѣдуетъ забывать себя. А такъ-какъ я хочу жить спокойно, по-крайней-мѣрѣ первыя двѣ недѣли брака, такъ постараюсь угодить герцогу.

Послѣ этого размышленія, онъ оставилъ Келюса и пошелъ къ мосьё де-Бюсси.

II.

Продолженіе.

Послѣ своего дерзкаго отвѣта, Бюсси поднялъ голову и окинулъ смѣлымъ взоромъ всѣхъ присутствующихъ, прислушиваясь не отвѣтитъ ли кто-нибудь на его дерзость. Но всѣ стояли опустивъ глаза; всѣ молчали; одни боялись короля, другіе Бюсси.

Послѣдній, замѣтивъ, что къ нему приближался Сен-Люкъ, вообразилъ, что онъ наконецъ дождался того, чего желалъ.

-- Не тому ли, что сейчасъ сказалъ я, обязанъ я удовольствію видѣть васъ передъ собою? спросилъ Бюсси.

-- А что вы сказали? спросилъ Сен-Люкъ съ граціозною улыбкой.-- Что же вы сказали? Я ничего не слышалъ. Нѣтъ, я замѣтилъ васъ и подошелъ для того, чтобъ поблагодарить за честь, которую дѣлаетъ мнѣ ваше присутствіе въ этомъ домѣ.

Бюсси былъ человѣкъ возвышенный во всѣхъ отношеніяхъ,-- мужественный до безразсудства, но образованный, остроумный и вѣжливый. Онъ зналъ храбрость Сен-Люка, и потому понялъ, что въ эту минуту онъ подчинялъ свое оскорбленное самолюбіе долгу хозяина дома. Всякому другому онъ повторилъ бы сказанное, но теперь онъ вѣжливо поклонился Сен-Люку и снисходительно отвѣчалъ на его привѣтствіе.

-- О-го! сказалъ Генрихъ, увидѣвъ, что Сен-Люкъ подошелъ къ Бюсси:-- кажется, мой пѣтушокъ отвѣчаетъ капитану. Онъ очень-хорошо дѣлаетъ, но я не хочу, чтобъ его зарѣзали. Посмотри, Келюсъ... или нѣтъ! ты слишкомъ-горячъ... Можиронъ, сходи, послушай, о чемъ они бесѣдуютъ.

Можиронъ скоро повиновался; но осторожный Сен-Люкъ замѣтилъ его движеніе и, не давъ ему времени дойдти до Бюсси, пошелъ къ нему на встрѣчу и воротился съ нимъ вмѣстѣ къ королю.

-- Что ты сказалъ этому приторному Бюсси? спросилъ король.

-- Я, государь?

-- Да, ты.

-- Я ему пожелалъ добраго вечера, сказалъ Сен-Люкъ.

-- А! и больше ничего? проворчалъ король.

Сен-Люкъ замѣтилъ, что онъ сдѣлалъ глупость.

-- Я пожелалъ ему добраго вечера, сказалъ онъ:-- и присовокупилъ, что завтра буду имѣть честь пожелать ему добраго утра.

-- О-го! произнесъ Генрихъ: -- я такъ и думалъ. Ты слишкомъ-горячъ.

-- Я долженъ просить ваше величество сохранить это въ тайнѣ, прибавилъ Сен-Люкъ.

-- Не бойся! сказалъ Генрихъ III:-- и еслибъ ты могъ избавить меня отъ него, не подвергаясь самъ опасности...

Миньйоны помѣнялись быстрымъ взглядомъ. Генрихъ притворился, что не замѣтилъ этого.

-- Потому-что, продолжалъ король: -- дерзость его становится нестерпимою...

-- Да, да, сказалъ Сен-Люкъ.-- Только рано ли, поздно ли, онъ будетъ наказанъ... Повѣрьте, ваше величество.

-- Гм! Онъ мастеръ владѣть шпагой, сказалъ король, покачавъ головой.-- Еслибъ на него напала бѣшеная собака... это избавило бы насъ отъ него безъ дальнихъ хлопотъ.

И онъ изъ-подлобья посмотрѣлъ на Бюсси, прогуливавшагося по залѣ взадъ и впередъ вмѣстѣ съ своими друзьями и насмѣхавшагося надъ противниками герцога анжуйскаго, -- слѣдовательно, надъ друзьями короля.

-- Corbleu! вскричалъ Шико:-- что вы, Бюсси, задѣваете моихъ любимыхъ дворянъ! Не забудьте, что я тоже умѣю владѣть шпагой.

-- А, негодный! проворчалъ Генрихъ: -- по чести, онъ не ошибается.

-- Ваше величество, если Шико будетъ продолжать подобныя шутки, я накажу его, сказалъ Можиронъ.

-- Не совѣтую, Можиронъ: Шико дворянинъ, и весьма-щекотливъ въ дѣлахъ, касающихся его чести. Впрочемъ, не онъ заслуживаетъ наказанія, потому-что не онъ дерзче всѣхъ.

Въ этотъ разъ, слова короля были ясны; Келюсъ сдѣлалъ знакъ д'О и д'Эпернону.

-- Господа, сказалъ Келюсъ, отведя ихъ въ-сторону: -- намъ надо посовѣтоваться; ты, Сен-Люкъ, говори съ королемъ и старайся помириться съ нимъ.

Сен-Люкъ предпочелъ это обстоятельство совѣщанію съ товарищами и подошелъ къ королю и Шико, разговаривавшимъ о чемъ-то съ жаромъ.

Между-тѣмъ, Келюсъ отвелъ четырехъ друзей своихъ въ амбразуру окна.

-- Что тебѣ нужно? говори скорѣе! сказалъ д'Эпернонъ.-- Я волочился за женою Жуаёза и предваряю тебя, что если то, что ты хочешь сказать намъ, не занимательно, я никогда не прощу тебѣ этого!

-- Я хочу вамъ сообщить, господа, отвѣчалъ Келюсъ:-- что тотчасъ послѣ бала ѣду на охоту.

-- Хорошо, сказалъ д'О:-- на какую охоту?

-- На охоту за кабаномъ.

-- Что за мысль пришла тебѣ ѣхать на охоту въ такой холодъ?

-- Ничего. Я ѣду.

-- Одинъ?

-- Нѣтъ, съ Можирономъ и Шомбергомъ. Мы будемъ охотиться для короля.

-- А, понимаю! сказали вмѣстѣ Шомбергъ и Можиронъ.

-- Король хочетъ, чтобъ завтра ему подали кабанью голову.

-- Съ итальянскимъ воротникомъ, сказалъ Можиронъ, намекая на простой воротничокъ, который, въ противоположность съ брыжжами миньйоновъ, покрывалъ плечи Бюсси.

-- А-га! произнесъ д'Эпернонъ:-- такъ и я съ вами.

-- О чемъ идетъ рѣчь? спросилъ д'О:-- я рѣшительно ничего не понимаю.

-- Посмотри вокругъ себя, мой милый.

-- Ну, смотрю.

-- Не смѣется ли кто-нибудь тебѣ въ глаза?

-- Бюсси, кажется.

-- Такъ не кажется ли тебѣ еще, что онъ кабанъ, голова котораго можетъ быть пріятна королю?

-- Ты думаешь, что король...? началъ д'О.

-- Онъ требуетъ, отвѣчалъ Келюсъ.

-- Изволь; и я ѣду съ вами. Но какъ же мы будемъ охотиться?

-- На сторожкѣ. Это вѣрнѣе.

Бюсси замѣтилъ совѣщаніе, и не сомнѣваясь въ томъ, что разговоръ шелъ объ немъ, посмѣиваясь приблизился съ своими друзьями къ разговаривавшимъ.

-- Посмотри, Антраге, посмотри, Рибейракъ, сказалъ онъ:-- какъ они сгруппированы! Какое трогательное зрѣлище... точно Эвріалъ и Низій, Дамонъ и Пиѳій, Касторъ и... но гдѣ же Поллуксъ?

-- Поллуксъ женился, сказалъ Антраге: -- Кастора разрознили съ нимъ.

-- Что они тамъ дѣлаютъ? спросилъ Бюсси, дерзко указывая на нихъ.

-- Я готовъ биться объ закладъ, сказалъ Рибейракъ: -- что они замышляютъ какую-нибудь шалость.

-- Ошибаетесь, господа, сказалъ Келюсъ улыбаясь:-- мы говоримъ объ охотѣ.

-- Не-уже-ли, синьноръ Купидонъ? сказалъ Бюсси:-- теперь холодненько охотиться. Замерзнете.

-- Извините, отвѣчалъ Можиронъ вѣжливо: -- у насъ есть теплыя перчатки и полукафтанья на ватѣ.

-- А! Это успокоиваетъ меня, сказалъ Бюсси: -- а когда вы намѣрены ѣхать на охоту?

-- Можетъ-быть, въ эту же ночь, отвѣчалъ Шомбергъ.

-- Не можетъ-быть, а навѣрное, замѣтилъ Можиронъ.

-- Я извѣщу о томъ короля, сказалъ Бюсси:-- что скажетъ его величество, если завтра утромъ узнаетъ, что всѣ любимцы его простудились?

-- Не безпокойтесь, сказалъ Келюсъ: -- его величество знаетъ, что мы собираемся на охоту.

-- За жаворонками? спросилъ Бюсси съ оскорбительно-ироническою улыбкою.

-- Нѣтъ, возразилъ Келюсъ: -- за кабаномъ. Намъ непремѣнно нужна кабанья голова.

-- Но гдѣ же показался кабанъ?... спросилъ Антраге.

-- По близости, отвѣчалъ Шомбергъ.

-- Найдете ли вы его? спросилъ Ливаро.

-- Постараемся, отвѣчалъ д'О. Не угодно ли вамъ, мосьё де-Бюсси, ѣхать съ нами?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Бюсси тѣмъ же насмѣшливымъ тономъ.-- Не могу, къ-сожалѣнію. Завтра я долженъ быть у герцога анжуйскаго для встрѣчи мсьё де-Монсоро, которому его высочество, какъ вамъ извѣстно, пожаловалъ званіе обер-егермейстера.

-- Но ныньче ночью? спросилъ Келюсъ.

-- А! и ныньче ночью не могу; у меня есть свиданіе въ таинственномъ домѣ Сент-Антуанскаго-Предмѣстья.

-- А-га! вскричалъ д'Эпернонъ:-- не живетъ ли королева Марго инкогнито въ Парижѣ? Мы узнали, мосьё де-Бюсси, что вы преемникъ ла-Моля.

-- Да; но съ нѣкотораго времени я отказался... дѣло идетъ совершенно о другой особѣ.

-- Которая ждетъ васъ въ Сент-Антуанскомъ-Предмѣстьѣ? спросилъ д'О.

-- Именно; мнѣ даже надобно попросить совѣта у васъ, мсьё де-Келюсъ.

-- Говорите. Хоть я и не адвокатъ, но умѣю давать хорошіе совѣты, особенно друзьямъ.

-- Говорятъ, что парижскія улицы ночью не безопасны; Сент-Антуанское-Предмѣстье весьма-уединенно. Какую дорогу совѣтуете вы мнѣ избрать?

-- Такъ-какъ луврскій перевозчикъ будетъ насъ ждать всю ночь, то я, на вашемъ мѣстѣ, отправился бы къ маленькому парому въ Пре-о-Клеркъ, пошелъ бы по набережной до Гран-Шатлё, и по улицѣ Тиксерандри дошелъ бы до Сент-Антуанскаго-Предмѣстья. Если вы счастливо минуете турнельскій отель, то дальше ужь нечего опасаться...

-- Благодарю за маршрутъ, сказалъ Бюсси.-- Во-первыхъ, маленькій паромъ въ Пре-о-Клеркъ, потомъ набережная Гран-Шатлё, улица Тиксерандри и наконецъ Сент-Антуанское-Предмѣстье. Я послѣдую вашему совѣту, мосьё де-Келюсъ; непремѣнно.

И, поклонившись, онъ отошелъ, сказавъ вслухъ Бальзаку д'Антрагу:

-- Нѣтъ, Антраге, съ этими людьми рѣшительно нельзя ничего сдѣлать; уйдемъ.

Ливаро и Рибейракъ засмѣялись, слѣдуя за Бюсси и Антраге, которые, удаляясь, нѣсколько разъ оглядывались со смѣхомъ.

Миньйоны оставались спокойны; они рѣшились не понимать оскорбленій.

Когда Бюсси переходилъ чрезъ послѣднюю залу, въ которой находилась мадамъ де-Сен-Люкъ, не спускавшая глазъ съ своего мужа, послѣдній кивнулъ ей головою, указавъ на удалявшагося любимца герцога анжуйскаго. Жена поняла взглядъ мужа съ проницательностью, свойственною женщинамъ и, поспѣшивъ на встрѣчу Бюсси, преградила ему дорогу.

-- Ахъ, мсьё де-Бюсси, сказала она: -- всѣ говорятъ о сонетѣ, сочиненномъ вами...

-- Противъ короля? спросилъ Бюсси.

-- Нѣтъ; но въ честь королевы. О, скажите мнѣ его!

-- Съ удовольствіемъ, отвѣчалъ Бюсси, подавъ руку женъ Сен-Люка, и, повторяя сонетъ, удалился съ нею.

Въ то же время, Сен-Люкъ тайкомъ подошелъ къ миньйонамъ и услышалъ, какъ Келюсъ говорилъ:

-- При такихъ вѣрныхъ свѣдѣніяхъ, не трудно будетъ преслѣдовать звѣря; и такъ, господа, на углу турнельскаго отеля, близь Сент-Антуанскихъ-Воротъ.

-- Каждый съ лакеемъ? спросилъ д'Эпернонъ.

-- Нѣтъ, Ногаре, нѣтъ, отвѣчалъ Келюсъ: -- будемъ одни, исполнимъ одни дѣло и одни же сохранимъ тайну. Я его ненавижу: не смотря на то, ни за что не соглашусь, чтобъ до него коснулась палка лакея... онъ родовой дворянинъ.

-- Мы выйдемъ всѣ шестеро вмѣстѣ? спросилъ Можиронъ.

-- Пятеро, а не шестеро, сказалъ Сен-Люкъ.

-- Ахъ, да! мы и забыли, что ты обзавелся женой. Мы поступили-было съ тобой, какъ съ холостымъ, сказалъ Шомбергъ.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, прибавилъ д'О:-- пусть бѣдный Сен-Люкъ хоть первую ночь брака останется съ женою.

-- Вы ошибаетесь, господа, возразилъ Сен-Люкъ: -- меня удерживаетъ совсѣмъ не жена, хотя, признайтесь, она стоитъ того, чтобъ я всѣмъ для нея пожертвовалъ... меня удерживаетъ король.

-- Какъ, король?

-- Да, его величество желаетъ, чтобъ я проводилъ его до Лувра.

Молодые люди посмотрѣли на него съ улыбкой, значенія которой Сен-Люкъ не могъ понять.

-- Что дѣлать! сказалъ Келюсъ: -- король такъ къ тебѣ расположенъ, что не можетъ обойдтись безъ тебя.

-- Притомъ же, прибавилъ Шомбергъ:-- намъ ненужно Сен-Люка. Обойдемся и безъ него!

-- Звѣрь силенъ, сказалъ д'Эпернонъ.

-- Ба! возразилъ Келюсъ:-- я однимъ коломъ ручаюсь управиться съ нимъ.

Послышался голосъ Генриха, звавшаго Сен-Люка.

-- Господа, сказалъ послѣдній:-- вы слышите, король зоветъ меня; желаю вамъ удачи на охотѣ; до свиданія.

И онъ оставилъ ихъ. Но вмѣсто того, чтобъ идти къ королю, онъ пробрался вдоль стѣнъ за толпою зрителей и танцевавшихъ, и подошелъ къ двери, гдѣ стоялъ Бюсси, котораго прелестная новобрачная старалась удержать.

-- А, это вы, мосьё Сен-Люкъ, сказалъ молодой человѣкъ.-- Но какъ вы озабочены! Ужъ не собираетесь ли и вы на большую охоту, о которой мнѣ сейчасъ говорили?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- я озабоченъ потому, что искалъ васъ...

-- Не-уже-ли?

-- И потому-что опасался не застать васъ еще здѣсь. Милая Жанна, прибавилъ онъ:-- скажите вашему батюшкѣ, чтобъ онъ старался удержать короля; мнѣ надо сказать два слова наединѣ мосьё де-Бюсси.

Жанна поспѣшно удалилась; она не понимала ничего, но исполняла все безпрекословно, потому-что инстинктивно чувствовала важность совѣтовъ мужа.

-- Что вамъ угодно, мосьё де-Сен-Люкъ? спросилъ Бюсси.

-- Я хотѣлъ вамъ сказать, мосьё де-Бюсси, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- что если у васъ назначено сегодня вечеромъ какое-нибудь свиданіе, то лучше отложите его до завтра, потому-что въ это время по парижскимъ улицамъ ходить опасно. Сверхъ того, если вамъ нужно проходить мимо Бастиліи, то старайтесь обойдти турнельскій отель, потому-что возлѣ него есть углубленіе, въ которое могутъ легко спрятаться нѣсколько человѣкъ. Вотъ что мнѣ нужно было сказать вамъ, мосьё де-Бюсси. Боже сохрани меня отъ той мысли, что человѣкъ, подобный вамъ, можетъ струсить... я только совѣтую вамъ предостеречься.

Въ это самое время раздался голосъ Шико:

-- Сен-Люкъ, мой миленькій Сен-Люкъ! Не прячься же. Развѣ ты не видишь, я жду тебя, чтобъ вернуться въ Лувръ?

-- Я здѣсь, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ, побѣжавъ впередъ по направленію голоса Шико.

Возлѣ шута стоялъ Генрихъ III, которому одинъ пажъ подавалъ уже тяжелый плащъ, подбитый горностаемъ, другой массивныя перчатки, доходившія до локтя, а третій бархатную маску съ атласной подкладкой.

-- Ваше величество, сказалъ Сен-Люкъ, обращаясь вмѣстѣ и къ королю и къ шуту: -- я буду имѣть честь посвѣтить вамъ до вашихъ носилокъ.

-- Совсѣмъ нѣтъ, сказалъ Генрихъ:-- Шико идетъ въ свою сторону, а я въ свою. Всѣ друзья мои -- негодяи: они разбрелись, такъ-что я долженъ одинъ вернуться въ Лувръ. Я понадѣялся на нихъ, а ихъ нѣтъ... Слѣдовательно, ты, какъ человѣкъ женатый, степенный, не можешь отпустить меня одного: ты долженъ проводить меня къ королевѣ. Пойдемъ, другъ мой, пойдемъ. Эй! коня мосьё де-Сен-Люку!.. Или нѣтъ, ненужно, сказалъ онъ, какъ-бы подумавъ: -- носилки мои широки; будетъ мѣста обоимъ.

Жанна де-Бриссакъ не проронила ни одного слова изъ этого разговора; она хотѣла говорить, сказать слово мужу, извѣстить отца о томъ, что король похищалъ Сен-Люка; но послѣдній, приложивъ палецъ къ губамъ, сдѣлалъ ей знакъ, чтобъ она ничего не говорила.

-- Осторожнѣе! подумалъ онъ:-- я снискалъ себѣ пріязнь Франсуа-Анжуйскаго; но изъ этого не слѣдуетъ еще, чтобъ я долженъ былъ поссориться съ Генрихомъ-Валуа. Ваше величество, прибавилъ онъ въ-слухъ:-- я такъ вамъ преданъ, что по приказанію вашему готовъ за вами слѣдовать на край свѣта.

Наступила суматоха; со всѣхъ сторонъ отпускали глубокіе поклоны, потомъ всѣ умолкли, чтобъ слышать, какъ король прощался съ мамзель де-Бриссакъ и отцомъ ея. Король былъ чрезвычайно-любезенъ.

Потомъ лошади нетерпѣливо заржали на дворѣ; факелы бросали красноватый свѣтъ на стекла оконъ. Смѣясь и дрожа отъ холода, толпа придворныхъ и всѣ приглашенные на свадьбу разъѣхались и разошлись въ разныя стороны.

Оставшись одна съ своими служанками, Жанна удалилась къ себѣ въ спальню и преклонила колѣни передъ образомъ святой, которую избрала своею хранительницей. Потомъ, она отпустила служанокъ, приказавъ приготовить ужинъ своему мужу.

Мосьё де-Бриссакъ сдѣлалъ болѣе: онъ послалъ шесть слугъ къ воротамъ Лувра, чтобъ они ждали тамъ Сен-Люка и проводили его домой. Но, два часа спустя, слуги послали одного изъ своихъ товарищей къ маршалу съ извѣщеніемъ, что всѣ двери въ Луврѣ были заперты, и что дежурный капитанъ сказалъ имъ: "Вы напрасно ждете; теперь уже мы никого не выпустимъ изъ Лувра. Его величество изволитъ почивать -- и всѣ спятъ".

Маршалъ пошелъ извѣстить объ этомъ странномъ обстоятельствѣ свою дочь, которая такъ безпокоилась, что рѣшилась не смыкать глазъ во всю ночь, въ ожиданіи мужа.

III.

Какъ часто не тотъ входитъ въ домъ, кто отворяетъ дверь.

Сент-Антуанскія-Ворота состояли изъ каменнаго свода, на подобіе нынѣшнихъ Сен-Денискихъ и Сен-Мартенскихъ-Воротъ въ Парижѣ. Только съ лѣвой стороны они примыкали къ смежнымъ строеніямъ, къ Бастиліи, и такимъ-образомъ соединялись съ ветхой темницой.

Пространство, находившееся между воротами и бретаньскимъ отелемъ, было велико, мрачно и грязно; но это пространство было мало посѣщаемо днемъ, а ночью совершенно-пусто, потому-что вечерніе прохожіе проложили себѣ дорогу возлѣ самой темницы, чтобъ стать,-- въ это время, когда не было ночныхъ патрулей, а улицы наполнены были разбойниками,-- подъ защиту часоваго, который хотя и не могъ помочь имъ, но могъ крикомъ созвать людей и разогнать промышлениковъ.

Само собою разумѣется, что въ зимнія ночи прохожіе были еще осторожнѣе, нежели въ лѣтнія.

Ночь, когда происходило описанное нами, была такъ холодна, мрачна, и небо было подернуто такими тяжелыми тучами, что никто не могъ бы замѣтить на стѣнѣ темничной ограды часоваго, который самъ не могъ видѣть людей, проходившихъ по площади.

Передъ Сент-Антуанскими-Воротами, ближе къ городу, не было ни одного дома; виднѣлись только высокія стѣны, направо примыкавшія къ Церкви-св.-Павла, а налѣво къ турнельскому отелю. На концѣ этого отеля былъ тотъ уступъ, о которомъ Сен-Люкъ говорилъ Бюсси.

Ни одинъ фонарь не освѣщалъ этой части древняго Парижа. Въ ночи, когда мѣсяцу угодно было освѣщать путь прохожимъ, взору представлялась мрачная, величественная и неподвижная гигантская масса Бастиліи, чернымъ пятномъ отдѣлявшаяся отъ небесной лазури. Въ темныя же ночи, это мѣсто было еще мрачнѣе, и мѣстами пересѣкалось слабымъ свѣтомъ, виднѣвшимся въ окнахъ.

Въ эту ночь, начавшуюся довольно-сильнымъ морозомъ и кончившуюся изобильнымъ снѣгомъ, ни одного прохожаго не видно было на тропѣ, проложенной возлѣ темницы; но зато привычный глазъ разсмотрѣлъ бы въ уступѣ турнельской стѣны нѣсколько черныхъ тѣней; по движеніямъ ихъ можно было видѣть, что онѣ старались согрѣться, чему препятствовала, однакожь, неподвижность, на которую они себя осудили, какъ-бы въ ожиданіи какого-нибудь происшествія.

Часовой, которому въ темнотѣ нельзя было различить этихъ людей, не могъ слышать тихаго разговора ихъ, хотя этотъ разговоръ былъ довольно-занимателенъ.

-- Проклятый Бюсси былъ нравъ, говорилъ одинъ изъ этихъ людей;-- я помню только одну такую ночь, именно, когда мы были съ королемъ Генрихомъ въ Варшавѣ; если намъ прійдется еще долго ждать, такъ мы въ-самомъ-дѣлѣ замерзнемъ.

-- Полно, Можиронъ! ты жалуешься какъ баба, отвѣчалъ другой.-- Правда, не тепло; но закутайся въ плащъ и спрячь руки въ карманы: какъ-разъ согрѣешься.

-- Тебѣ хорошо говорить, Шомбергъ, сказалъ третій:-- по всему видно, что ты Нѣмецъ. У меня губы растрескались, а усы покрыты льдомъ.

-- У меня руки окостенѣли, сказалъ четвертый.-- Право, мнѣ кажется, что онѣ у меня отмерзли!

-- Зачѣмъ ты не взялъ муфты у маменьки, бѣдный Келюсъ? отвѣчалъ Шомбергъ.-- Она бы тебѣ охотно отдала ее, особенно, еслибъ ты сказалъ ей, что это для избавленія себя отъ милаго Бюсси, котораго она любитъ какъ моровую язву.

-- Э, Боже мой! потерпите, сказалъ пятый.-- Я увѣренъ, что сейчасъ намъ будетъ жарко.

-- Дай Богъ, д'Эпернонъ! сказалъ Можиронъ, переступая съ ноги на ногу.

-- Это говорилъ не я, отвѣчалъ д'Эпернонъ: -- а д'О. Я молчу, боясь, чтобъ у меня слова не замерзли.

-- Что ты сказалъ? спросилъ Келюсъ у Можирона.

-- Д'О говорилъ, отвѣчалъ Можиронь: -- что сейчасъ намъ будетъ жарко, а я ему отвѣчалъ: дай-то Богъ!

-- Мнѣ кажется, желаніе твое исполнилось, потому-что тамъ кто-то идетъ.

-- Ошибаешься. Это не онъ.

-- Почему?

-- Потому-что онъ хотѣлъ идти по другой дорогѣ.

-- Большая важность! Развѣ онъ не могъ догадаться, что мы замышляемъ что-нибудь противъ него и перемѣнить дорогу?

-- Вы не знаете Бюсси; если онъ скажетъ: пройду тамъ-то, такъ и пройдетъ, хотя бы узналъ, что самъ чорть поджидаетъ его по той дорогѣ.

-- Однако, замѣтилъ Келюсъ: -- два человѣка идутъ сюда.

-- Правда, правда! произнесли два или три голоса.

-- Въ такомъ случаѣ, впередъ! сказалъ Шомбергъ.

-- Не горячитесь, сказалъ д'Эпернонъ: -- можетъ-быть, это честные граждане, или добрыя бабки... Постойте! они остановились.

И точно, на концѣ Улицы-св.-Павла, выходящей на Сент-Антуанскую-Улицу, остановились какъ-бы въ нерѣшимости два человѣка.

-- О-го! сказалъ Келюсъ: -- не замѣтили ли они насъ?

-- Полно! мы сами себя едва видимъ.

-- Ты правъ, возразилъ Келюсъ.-- Смотрите: они поворотили на лѣво... остановились у какого-то дома... ищутъ...

-- Да, да.

-- Они, кажется, хотятъ войдти, сказалъ Шомбергъ.-- Какъ! не-уже-ли онъ уйдетъ отъ насъ?

-- Да это не онъ, потому-что ему надобно идти въ Сент-Антуанскую-Улицу, отвѣчалъ Можиронъ.

-- А почему вы знаете, сказалъ Шомбергъ: -- что хитрецъ не обманулъ насъ случайно, по злобѣ, или съ намѣреніемъ?

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, сказалъ Келюсъ: -- это возможно.

Размышленія эти заставили шайку дворянъ выскочить изъ своего убѣжища; съ обнаженными шпагами бросились они къ двумъ человѣкамъ, остановившимся у двери.

Одинъ изъ нихъ только-что готовился отпереть дверь, когда шумъ нападающихъ заставилъ таинственныхъ прохожихъ огляпуться.

-- Что это? спросилъ тотъ, что былъ пониже, у своего товарища.-- Ужь не на насъ ли нападаютъ, д'Орильи?

-- Кажется, ваше высочество, возразилъ человѣкъ, отворявшій дверь.-- Назовете ли вы себя, или сохраните инкогнито?

-- Вооруженные люди? это измѣна!

-- Какіе-нибудь ревнивцы. Я говорилъ вашему высочеству, она такъ хороша, что у ней не можетъ не быть поклонниковъ, а у васъ соперниковъ.

-- Войдемь скорѣе, д'Орильи. За дверьми легче защищаться отъ нападенія, нежели передъ дверьми.

-- Да, ваше высочество, когда нѣтъ враговъ съ тылу; а кто знаетъ...

Онъ не успѣлъ договорить. Молодые люди съ быстротою молніи пробѣжали разстояніе во сто шаговъ, отдѣлявшее ихъ отъ дома. Келюсъ и Можиронъ, бѣжавшіе возлѣ стѣны, бросились между дверью и тѣми, которые хотѣли войдти въ нее, чтобъ пресѣчь имъ отступленіе, между-тѣмъ, какъ Шомбергъ, д'О и д'Эпернонъ готовились напасть на нихъ спереди.

-- На смерть! на смерть! кричалъ Келюсъ, самый отчаянный изъ пяти товарищей.

Вдругъ тотъ, котораго отворявшій дверь называлъ высочествомъ, обратился къ Келюсу, ступилъ шагъ впередъ и, скрестивъ руки на груди, спросилъ глухимъ, мрачнымъ голосомъ:

-- Мнѣ кажется, что вы хотите умертвить брата короля, мосьё де-Келюсъ?

Келюсъ отступилъ съ ужасомъ... руки его опустились... колѣни задрожали...

-- Его высочество принцъ анжуйскій! вскричалъ онъ.

-- Его высочество герцогъ анжуйскій! повторили его товарищи.

-- Что жь вы замолчали, господа? произнесъ Франсуа грознымъ голосомъ.-- Что жь вы не кричите: "на смерть! на смерть!"

-- Простите, ваше высочество, проговорилъ д'Эпернонъ: -- это была шутка... простите.

-- Мы не думали, сказалъ д'О: -- встрѣтить ваше высочество въ такое время и въ такой отдаленной части города.

-- Шутка? возразилъ Франсуа, не удостоивая д'О отвѣта.-- Вы странно шутите, мосьё д'Эпернонъ. Говорите: если вы не думали встрѣтить меня, то къ кому же относилась ваша шутка?

-- Ваше высочество, почтительно сказалъ Шомбергъ:-- мы видѣли, что Сен-Люкъ пошелъ въ эту сторону. Это намъ показалось подозрительнымъ, и мы хотѣли узнать, какая причина можетъ заставить мужа оставить жену въ первую ночь брака.

Отговорка была удачно придумана, потому-что, по всѣмъ вѣроятностямъ, герцогъ долженъ былъ узнать, что Сен-Люкъ не ночевалъ дома, и это обстоятельство подтвердило бы слова Шомберга.

-- Сен-Люкъ? Вы приняли меня за Сен-Люка, господа?

-- Точно такъ, ваше высочество, въ одинъ голосъ отвѣчали пріятели.

-- Странно! сказалъ герцогъ анжуйскій: -- кажется, трудно ошибиться. Сен-Люкъ цѣлой головой выше меня.

-- Точно-такъ, ваше высочество, отвѣчалъ Келюсъ: -- но онъ одного роста съ мосьё д'Орильи.

-- Притомъ же теперь такъ темно, прибавилъ Можиронъ.

-- Наконецъ, сказалъ Келюсъ:-- вы не можете думать, что мы осмѣлились бы не только оскорбить ваше высочество, но даже помѣшать вашимъ удовольствіямъ.

Слушая болве или менѣе логическія отговорки молодыхъ людей, Франсуа незамѣтнымъ образомъ отошелъ отъ двери вмѣстѣ съ д'Орильи, постояннымъ товарищемъ его ночныхъ прогулокъ, и отдалился отъ нея на такое разстояніе, что трудно было бы отъискать ее.

-- Мои удовольствія, произнесъ онъ съ горечью.-- А кто вамъ говоритъ, что я пришелъ сюда для удовольствій?

-- Это до насъ не касается, ваше высочество, возразилъ Келюсъ:-- и потому мы готовы немедленно удалиться, если вы простите намъ.

-- Хорошо! Идите.

-- Ваше высочество, прибавилъ д'Эпернонъ:-- можете положиться на нашу всѣмъ извѣстную скромность.

Герцогъ анжуйскій, готовившійся уже удалиться, внезапно остановился и, нахмуривъ брови, сказалъ строго:

-- Скромность, мосьё де-Ногаре: -- а кто васъ проситъ быть скромнымъ?

-- Мы полагали, что такъ-какъ ваше высочество одни съ повѣреннымъ тайнъ вашихъ...

-- Вы ошибались... Я хочу, чтобъ вы убѣдились въ своей ошибкѣ.

Молодые дворяне слушали въ почтительномъ молчаніи.

-- Я шелъ, продолжалъ герцогъ анжуйскій медленно и съ удареніемъ на каждомъ словѣ, какъ-бы желая, чтобъ оно лучше запечатлѣлось въ памяти слушателей: -- я шелъ къ Жиду Манасесу, который умѣетъ гадать на стеклѣ и на кофейной гущѣ. Онъ живетъ, какъ вамъ извѣстно, въ Турнельской-Улицѣ. Мимоходомъ, Орильи замѣтилъ васъ и принялъ за стражу, обходившую рундомъ. А потому, прибавилъ онъ съ нѣкоторою веселостью, страшною для всѣхъ, знавшихъ характеръ принца:-- мы, какъ настоящіе гадальщики, пробирались возлѣ стѣнъ, чтобъ сколько-возможно укрыться отъ вашихъ грозныхъ взглядовъ.

Произнося эти слова, принцъ дошелъ до Церкви-св.-Павла и находился уже въ недальнемъ разстояніи отъ часоваго Бастиліи, обезопасивъ себя такимъ образомъ отъ нападенія, которое онъ считалъ весьма-возможнымъ, по причинѣ ненависти къ нему брата. Отговорки и извиненія миньйоновъ Генриха III не успокоили его.

-- Теперь вы уже знаете, что вамъ должно думать и, въ-особенности, что должно говорить, продолжалъ принцъ: -- и такъ вы можете удалиться. Прощайте, господа.

Молодые люди поклонились принцу и удалились молча. Герцогъ нѣсколько разъ оглядывался, слѣдя за ними взоромъ и медленно удаляясь въ противоположную сторону.

-- Ваше высочество, сказалъ д'Орильи: -- клянусь вамъ, что эти люди замышляли что-то недоброе. Скоро полночь; мы находимся въ уединенной части города; воротимтесь скорѣе домой, ваше высочество.

-- Совсѣмъ нѣтъ, сказалъ принцъ, остановивъ его: -- я, напротивъ, хочу воспользоваться ихъ отсутствіемъ.

-- Но вы ошибаетесь, сказалъ д'Орильи.-- Они не ушли; они опять спрятались на прежнемъ мѣстѣ... Посмотрите сами... тамъ, въ углубленіи турнельскаго отеля.

Франсуа посмотрѣлъ. Д'Орильи былъ правъ. Молодые люди стали опять на прежнее мѣсто, и ясно было, что они намѣревались привесть въ исполненіе замыселъ, прерванный прибытіемъ принца; можетъ-быть, они скрылись только для того, чтобъ подсматривать за принцемъ и удостовѣриться, точно ли онъ шелъ къ Жиду Манасесу.

-- На что вы рѣшаетесь, ваше высочество? спросилъ д'Орильи.-- Я готовъ дѣлать, что прикажете; но мнѣ кажется, что неблагоразумно здѣсь оставаться.

-- Mordieu! сказалъ принцъ съ досадой:-- жаль... мнѣ не хотѣлось бы уйдти...

-- Повѣрю, ваше высочество; но можно отложить до другаго раза. Я уже говорилъ вамъ, что освѣдомлялся обо всемъ подробно. Домъ нанятъ на годъ. Мы знаемъ, что красавица живетъ въ первомъ этажѣ; служанка ея подкуплена; у насъ есть ключъ отъ ея квартиры. При такихъ выгодныхъ обстоятельствахъ, мы можемъ ждать.

-- Увѣренъ ли ты, что дверь отворялась?

-- Совершенно: третій ключъ пришелся.

-- Ахъ, кстати! Заперъ ли ты?..

-- Дверь?

-- Да.

-- Разумѣется, ваше высочество.

Не смотря на то, что д'Орильи отвѣчалъ утвердительно, мы должны сказать, что онъ самъ не былъ увѣренъ въ томъ, заперъ ли онъ дверь. Однакожь, рѣшительность, съ которою онъ отвѣчалъ, успокоила принца.

-- Я желалъ бы, однакожь, узнать, что они тамъ дѣлаютъ, сказалъ принцъ.

-- Что дѣлаютъ? Я могу вамъ объяснить это. Они поджидаютъ кого-нибудь. Уйдемте, ваше высочество; у васъ много враговъ: можетъ-быть, противъ васъ-самихъ составленъ заговоръ.

-- Пойдемъ... только съ тѣмъ, чтобъ вернуться.

-- Однакожь не въ эту ночь, ваше высочество. Простите мнѣ трусость... но она позволительна, потому-что я сопровождаю принца крови... наслѣдника престола, которому столько людей завидуютъ...

Послѣднія слова произвели такое сильное впечатлѣніе на Франсуа, что онъ сталъ поспѣшно удаляться, не переставая, однакожь, проклинать встрѣчу и внутренно рѣшившись отомстить при случаѣ молодымъ дворянамъ за непріятную помѣху.

-- Пойдемъ домой, сказалъ онъ:-- насъ, я думаю, ждетъ Бюсси, воротившійся съ проклятаго бала; онъ вѣрно поссорился и убилъ или завтра убьетъ одного изъ этихъ гнусныхъ миньйоновъ... это утѣшитъ меня.

-- Именно, ваше высочество, сказалъ д.Орильи:-- положитесь на Бюсси; въ этомъ отношеніи я самъ на него надѣюсь.

Они удалились.

Едва они повернули за уголъ Улицы-Жуи, какъ наши молодые люди увидѣли всадника, приближавшагося съ противоположнаго конца и закутаннаго въ широкій плащъ. Рѣзкій стукъ лошадиныхъ копытъ раздавался въ тишинѣ ночи, и слабый лучъ луны, боровшійся съ тяжелыми тучами и силившійся проникнуть сквозь снѣгъ, валившій хлопьями, освѣтилъ бѣлое перо на токѣ всадника. Онъ приближался медленно и затягивалъ удила, отъ-чего ретивый конь нетерпѣливо храпѣлъ и сильнѣе ударялъ копытами по окаменѣлои отъ мороза мостовой.

-- Теперь, сказалъ Келюсъ: это онъ.

-- Не можетъ быть! возразилъ Можиронъ.

-- Отъ-чего же?

-- Отъ-того, что онъ одинъ, а мы оставили его съ Антрагемъ, Ливаро и Рибейракомъ; не можетъ быть, чтобъ они отпустили его одного.

-- Это онъ, онъ! сказалъ д'Эпернонъ.-- Я узнаю его по кашлю и по тому, что онъ гордо держитъ голову... Онъ одинъ.

-- Слѣдовательно, сказалъ д'О;-- намъ нельзя всѣмъ вмѣстѣ напасть на него.

-- Все равно, можно ли, нельзя ли, вскричалъ Шомбергъ:-- но это онъ! Итакъ -- впередъ, друзья!

То былъ въ-самомъ-дѣлѣ Бюсси, беззаботно приближавшійся и въ точности слѣдовавшій по дорогѣ, означенной ему Келюсомъ. Не смотря на то, что предостереженіе Сен-Люка заставило его вздрогнуть, онъ, не слушая убѣжденія друзей, разстался съ ними и поѣхалъ одинъ.

Мужественный Бюсси любилъ идти на встрѣчу опасностямъ.

-- Я простой дворянинъ, говаривалъ онъ про себя:-- но въ груди моей сердце императора; когда я читалъ въ Плутархѣ подвиги древнихъ Римлянъ, мнѣ казалось, что между ними нѣтъ ни одного подвига, на которой бы я не могъ рѣшиться.

Притомъ же, Бюсси подумалъ, что Сен-Люкъ, котораго онъ не считалъ своимъ другомъ, и который, въ-самомъ-дѣлѣ, оказывалъ ему участіе только изъ личныхъ выгодъ, -- нарочно предостерегъ его, чтобъ заставить принять мѣры предосторожности, могшія сдѣлать его смѣшнымъ въ глазахъ недоброжелателей. Бюсси менѣе страшился смерти, нежели посмѣянія. Даже враги сознавали его мужество, и, чтобъ поддержать свою славу, Бюсси предпринималъ самые отчаянные подвиги. Какъ настоящій плутарховскій герой, онъ отослалъ своихъ товарищей, которые могли бы защитить его отъ цѣлаго эскадрона, -- и одинъ, скрестивъ на груди руки, не имѣя другаго оружія, кромѣ шпаги и кинжала, онъ направлялся къ дому, гдѣ ждала его не возлюбленная, какъ можно было бы подумать, но письмо королевы наваррской, писавшей къ нему каждый мѣсяцъ въ извѣстное время, въ память прежней ихъ дружбы. Исполняя обѣщаніе, данное имъ прелестной королевѣ Марго, мужественный капитанъ каждый разъ самъ отправлялся ночью за письмомъ, доставляемымъ въ извѣстный домъ.

Онъ безопасно доѣхалъ до Сент-Антуанской-Улицы, какъ вдругъ проницательные и привычные глаза его замѣтили во мракѣ, возлѣ стѣны, нѣсколько человѣкъ, которыхъ герцогъ анжуйскій, не будучи предувѣдомленъ, не замѣтилъ.

Бюсси сосчиталъ черныя тѣни, отдѣлявшіяся отъ сѣрой стѣны.

-- Три, четыре, пять человѣкъ, сказалъ онъ:-- не считая лакеевъ, которые ждутъ, вѣроятно, съ другой стороны, и набѣгутъ при первомъ призывѣ своихъ господъ. Такая сила противъ одного человѣка очень льститъ моему самолюбію. Чортъ возьми! работа будетъ. Я вижу, добрый Сен-Люкъ не обманулъ меня, и хотя бы я встрѣтилъ его-самого въ числѣ этихъ господъ, я скажу ему: "спасибо, товарищъ, за предостереженіе!"

Размышляя такимъ-образомъ, онъ продолжалъ подвигаться впередъ; только лѣвой рукой онъ незамѣтно отстегнулъ застежку плаща, освободивъ правую...

Съ крикомъ: "Впередъ, друзья!" повтореннымъ всѣми молодыми людьми, они бросились на Бюсси.

-- Э, господа! сказалъ Бюсси чистымъ, звучнымъ голосомъ: -- вы, кажется, хотите убить бѣднаго Бюсси! Такъ онъ-то и есть страшный звѣрь, грозный кабанъ, за которымъ вы собирались охотиться? Позвольте же вамъ замѣтить, что и кабанъ вашъ не дастъ спуску... а вы знаете, я никогда не измѣняю слову.

-- Знаемъ! вскричалъ Шомбергъ: -- но все-таки ты невѣжа, Бюсси д'Амбуазъ, что разговариваешь съ нами сидя на лошади, между-тѣмъ, какъ мы пѣшіе.

И вмѣстѣ съ этими словами, молодой человѣкъ откинулъ свой плащъ, и бѣлый атласный рукавъ его блеснулъ какъ серебро при свѣтѣ луны. Бюсси не понялъ движенія Шомберга; онъ подумалъ, что оно сопровождало его угрозу, и хотѣлъ уже отвѣчать такъ, какъ обыкновенно отвѣчалъ Бюсси; но лошадь покачнулась подъ нимъ...

Шомбергъ, со свойственнымъ ему искусствомъ, доказаннымъ уже во многихъ битвахъ, кинулъ ножъ, лезвіе котораго было тяжеле рукоятки, въ колѣно лошади... ножъ глубоко вонзился въ рану.

Бѣдное животное глухо заржало и, задрожавъ всемъ тѣломъ, упало на переднія колѣни. Бюсси, никогда потерявшій присутствія духа, соскочилъ съ лошади и обнажилъ шпагу.

-- Несчастный! вскричалъ онъ: -- это моя любимая лошадь; ты мнѣ дорого за нее заплатишь.

Шомбергъ приближался, увлекаемый своею храбростью и не разсчитавъ разстоянія... въ то же мгновеніе рука Бюсси выпрямилась, и шпага его вонзилась въ ляжку противника.

Шомбергъ громко вскрикнулъ.

-- Что? спросилъ Бюсси: -- умѣю ли я держать слово? Безразсудный! надо было перерубить руку Бюсси, а не колѣно коню его!

Въ одно мгновеніе, пока Шомбергъ перевязывалъ платкомъ ляжку, лезвіе шпаги Бюсси сверкнуло предъ глазами осаждавшихъ, и капиталъ отступилъ не для того, чтобъ бѣжать, но чтобъ стать къ стѣнѣ, къ которой и прислонился, чтобъ защититься отъ нападенія сзади. Онъ не хотѣлъ звать на помощь, потому-что подобный поступокъ былъ недостоинъ его. Онъ наносилъ по десяти ударовъ въ минуту и часто чувствовалъ, что шпага его встрѣчала слабое сопротивленіе, какъ-бы вонзаясь въ тѣло. Но вдругъ онъ оступился и покачнулся... этой секунды достаточно было Келюсу, чтобъ нанести ему ударъ въ бокъ.

-- Попалъ! вскричалъ Келюсъ.

-- Да, только въ полукафтанье, отвѣчалъ Бюсси, нехотѣвшій даже сознаться въ томъ, что былъ раненъ.

И, наступая на Келюса, онъ съ такою силою ударилъ по его шпагѣ, что она отлетѣла на нѣсколько шаговъ. Но онъ не могъ воспользоваться своимъ торжествомъ, потому-что въ эту же минуту д'О, д'Эпернонъ и Можиронъ напали на него съ большею яростью. Шомбергъ перевязалъ свою рану, Келюсъ успѣлъ поднять шпагу. Бюсси понялъ, что его окружатъ, что ему оставалась одна только секунда для отступленія къ стѣнѣ, и что, если онъ не воспользуется ею, то погибнетъ.

Онъ разомъ отскочилъ назадъ. Въ то же мгновеніе нападавшіе были опять возлѣ него; однакожь капитанъ, благодаря другому скачку, успѣлъ опять прислониться къ стѣнѣ. Тамъ онъ остановился, съ спокойной улыбкой защищаясь отъ пяти шпагъ, блиставшихъ передъ его глазами и старавшихся поразить его. Вдругъ холодный потъ выступилъ на лбу его... въ глазахъ у него потемнѣло. Онъ забылъ о своей ранѣ, и только первые признаки обморока напомнили ему о ней.

-- А! ты ослабѣваешь, вскричалъ Келюсъ, съ новымъ бѣшенствомъ наступая на него.

-- Вотъ тебѣ доказательство! вскричалъ Бюсси.-- И онъ ударилъ его эфесомъ въ високъ. Келюсъ, пораженный тяжелымъ ударомъ, повалился наземь.

Потомъ, съ яростью кабана, долго-гонимаго собаками, но наконецъ обращающагося къ нимъ лицомъ, онъ грозно вскрикнулъ и бросился впередъ. Д'О и д'Эпернонъ отступили. Можиронъ, поднявъ Келюса, поддерживалъ его. Бюсси переломилъ шпагу раненнаго и ранилъ д'Эпернона въ руку. На одно мгновеніе Бюсси былъ побѣдителемъ; но Келюсъ пришелъ въ себя. Шомбергъ, не смотря на свою рану, опять присоединился къ нападающимъ... и опять четыре шпаги направились къ груди капитана.

Бюсси видѣлъ, что онъ погибъ, собралъ послѣднія силы, чтобъ отступить, и медленно приближался къ стѣнѣ. По холодному поту, выступавшему на лбу его, по звону, раздававшемуся въ его ушахъ, по кровавой пеленѣ, закрывавшей глаза его, по боли въ боку, онъ чувствовалъ, что скоро долженъ лишиться чувствъ. Шпага его наносила одни невѣрные, нетвердые удары. Лѣвой рукой Бюсси сталъ искать стѣну, коснулся ея, и ея холодъ освѣжилъ и подкрѣпилъ его... Но какъ онъ изумился, замѣтивъ, что стѣна подавалась! То была полурастворенная дверь. Надежда пробудилась въ сердцѣ капитана, и въ эту рѣшительную минуту онъ собралъ всѣ свои силы. Въ-продолженіи секунды, удары его были такъ быстры и сильны, что наступающіе невольно отступили. Воспользовавшись этой секундой, Бюсси подался назадъ... дверь отворилась... онъ вошелъ въ домъ, обернулся, плечомъ прижалъ дверь... замокъ щелкнулъ.

Все было кончено. Бюсси былъ внѣ опасности. Бюсси остался побѣдителемъ, потому-что былъ спасенъ.

Тогда глазами, блиставшими радостью, онъ взглянулъ въ маленькое отверстіе двери, огражденное крѣпкой желѣзной рѣшеткой и увидѣлъ блѣдныя лица враговъ своихъ. Онъ видѣлъ, съ какимъ безполезнымъ бѣшенствомъ они ударяли шпагами въ дверь... онъ слышалъ яростные клики, проклятія ихъ.

Но вдругъ ему показалось, что все закружилось вокругъ него, что стѣна на него падаетъ. Онъ ступилъ три шага впередъ и вышелъ на дворикъ, покачнулся и упалъ на ступени лѣстницы.

Потомъ онъ болѣе ничего не видѣлъ и не слышалъ... ему показалось, что онъ опустился въ безмолвіе и мракъ могилы.

IV.

Какъ иногда трудно отличить мечту отъ истины.

Передъ паденіемъ своимъ, Бюсси успѣлъ приложить платокъ къ ранѣ и затянуть кушакъ, чѣмъ и составилъ нѣчто въ родѣ повязки для глубокой раны, изъ которой струилась горячая, жгучая кровь; но прежде еще онъ потерялъ столько крови, что долженъ былъ лишиться чувствъ.

Однакожь, отъ-гого ли, что въ умѣ его, воспламененномъ гнѣвомъ и страданіями, сохранилась жизнь, или сильная горячка разсѣяла обморокъ, Бюсси какъ-бы сквозь туманъ увидѣлъ слѣдующее:

Онъ былъ въ комнатѣ, украшенной обоями, на которыхъ были представлены фигуры во весь ростъ, въ комнатѣ съ расписнымъ потолкомъ и обставленной рѣзною мёбелью. Между двумя окнами находился ярко-освѣщенный портретъ женщины; только капитану показалось, что рамка этого портрета была не что иное, какъ наличникъ двери. Бюсси, неподвижный, какъ-бы высшею силою прикованный къ постели и лишившійся всѣхъ чувствъ, кромѣ чувства зрѣнія, смотрѣлъ смутными глазами на неподвижныя фигуры, красовавшіяся на обояхъ, и любовался приторными улыбками женщинъ съ цвѣтами въ рукахъ, и забавно-гнѣвными физіономіями мужчинъ, размахивавшихъ мечами. Видѣлъ ли онъ прежде эти лица, или они въ первый разъ представлялись глазамъ его? Этого онъ не могъ объяснить себѣ: такъ голова его была еще тяжела.

Вдругъ портретъ женщины отдѣлился отъ рамки, и къ нему приблизилось прелестное созданіе, одѣтое въ длинное бѣлое шерстяное платье, съ распущенными по плечамъ волосами, съ черными глазами, длинными бархатными рѣсницами, съ прозрачнымъ тѣломъ нт.жно-розоваго цвѣта. Эта женщина была такъ дивно-хороша, обнаженныя руки ея были такъ очаровательны, что Бюсси сдѣлалъ сильное усиліе, чтобъ пасть къ ногамъ ея. Но узы, подобныя тѣмъ, которыя удерживаютъ мертвеца въ могилѣ, приковывали его къ постели.

Онъ остался неподвиженъ, и ему показалось, что онъ лежитъ на одной изъ тѣхъ великолѣпныхъ кроватей, которыя дѣлались во времена Франциска I, съ бѣлыми капковыми занавѣсами, вышитыми золотомъ.

При видѣ женщины, Бюсси пересталъ обращать вниманіе на фигуры, изображенныя на обояхъ. Существо, отдѣлившееся отъ портрета, было для него все, и онъ старался разсмотрѣть, что послѣ женщины осталось въ рамѣ. Но облако, сквозь которое не могъ проникнуть взоръ его, закрывало раму; онъ опять сталъ смотрѣть на таинственное существо, и, сосредоточивъ на немъ всѣ силы ума своего, сталъ мысленно сочинять къ нему стихи, которые онъ сочинялъ довольно-легко.

Но вдругъ женщина исчезла: нѣчто непрозрачное стало между ею и Бюсси. Непрозрачная масса медленно двигалась, и что-то черное, въ видѣ рукъ, простиралось къ капитану.

Кровь закипѣла въ Бюсси, и онъ вошелъ въ такое бѣшенство противъ незванаго посѣтителя, что навѣрное бросился бы на него, еслибъ могъ пошевельнуться... онъ даже сдѣлалъ отчаянное усиліе, но тщетно.

Пока онъ старался отдѣлиться отъ постели, къ которой былъ какъ-бы прикованъ, вновь прибывшій заговорилъ.

-- Здѣсь ли?

-- Здѣсь, докторъ! отвѣчалъ такой нѣжный голосъ, что сердце Бюсси встрепенулось:-- вы можете теперь снять повязку,

Бюсси сдѣлалъ еще усиліе, чтобъ удостовѣриться, былъ ли то голосъ женщины-портрета; но напрасно. Онъ увидѣлъ только передъ собою молодого человѣка пріятной наружности, который снялъ съ глазъ повязку и съ изумленіемъ озирался.

-- Чтобъ чортъ его побралъ! подумалъ Бюсси.

И онъ хотѣлъ выразить свою мысль словами или движеніемъ, но не могъ сдѣлать ни того, ни другаго.

-- А! теперь понимаю, сказалъ молодой человѣкъ, подошедъ къ постели.-- Вы ранены? Посмотримъ, что у васъ...

Бюсси хотѣлъ отвѣчать, но вспомнилъ, что прежнія усилія его были тщетны. Передъ глазами его носился туманъ, а къ оконечностяхъ пальцевъ онъ ощущалъ такую боль, какъ будто-бы его кололи тысячами булавокъ.

-- Не-уже-ли рана его смертельна? съ горестнымъ выраженіемъ голоса и съ ангельскимъ участіемъ спросилъ тотъ же нѣжный голосъ. Бюсси показалось, что у него выступили слезы на глазахъ.

-- Не знаю! отвѣчалъ молодой человѣкъ:-- но сейчасъ скажу... теперь онъ въ обморокѣ.

Бюсси не слышалъ больше ничего, исключая легкаго шороха платья удалявшейся женщины. Потомъ ему показалось, что въ рану его опускали раскаленное желѣзо...

Въ-послѣдствіи, Бюсси не могъ объяснить, долго ли онъ находился въ обморокѣ.

Только, когда онъ пробудился отъ этого летаргическаго сна, холодный вѣтеръ дулъ ему въ лицо; грубые, хриплые голоса непріятнымъ образомъ поражали слухъ его; онъ открылъ глаза, чтобъ посмотрѣть, не поссорились ли фигуры обоевъ съ фигурами, изображенными на потолкѣ, и надѣялся увидѣть портретъ. Но обоевъ не было; потолка также. Портретъ исчезъ. По правую сторону его былъ человѣкъ въ сѣрой одеждѣ, въ запятнанномъ кровью передникѣ, одинъ уголъ котораго былъ заткнутъ за поясъ, и по лѣвую сторону стоялъ августинскій монахъ, поддерживавшій ему голову; а передъ нимъ старуха, бормотавшая молитвы.

Блуждающій взоръ Бюсси остановился на грудѣ камней, лежавшей передъ нимъ, и поднялся выше, чтобъ измѣрить высоту ея; онъ узналъ тогда Тампль, крѣпость, окруженную стѣнами и башнями; а надъ Тамплемъ сѣрое, холодное небо, легко позлащенное восходящимъ солнцемъ.

Бюсси былъ просто на улицѣ, или, лучше сказать, на краю рва, -- а ровъ этотъ былъ возлѣ Тампля.

-- Благодарю, добрые люди, сказалъ онъ:-- за то, что вы вынесли меня сюда. Мнѣ нуженъ былъ воздухъ. Впрочемъ, очень-можно было отворить только окна и оставить меня на кровати съ камковыми занавѣсами; тамъ мнѣ было лучше... Но все равно. Если вы еще не вознаградили себя сами, что было бы весьма-естественно и даніе умно, то найдете у меня въ карманѣ десятка два золотыхъ экю; возьмите ихъ себѣ, друзья мои.

-- Намъ не слѣдуетъ никакого вознагражденія, сказалъ мясникъ.-- Мы и не думаемъ переносить васъ. Проходя мимо, мы увидѣли васъ здѣсь и остановились.

-- Ахъ, чортъ возьми! сказалъ Бюсси:-- и молодаго доктора не было?

Говорившіе съ нимъ посмотрѣли другъ на друга.

-- Это все еще бредъ горячки, сказалъ августинскій монахъ, покачавъ головой.

-- Сынъ мой, мнѣ кажется, что тебѣ не худо бы исповѣдаться.

Бюсси съ изумленіемъ посмотрѣлъ на монаха.

-- Не было доктора, мой бѣдный господинъ, сказала старуха -- Вы были одинёшеньки, брошены здѣсь, безъ всякаго милосердія, и холодны какъ покойникъ. Посмотрите, на снѣгу видно то мѣсто, гдѣ вы лежали.

Бюсси взглянулъ на свой бокъ, вспомнилъ, что былъ раненъ, засунулъ руку подъ полукафтанье и ощупалъ платокъ, по-прежнему покрывавшій рану и по-прежнему придерживаемый поясомъ.

-- Странно, сказалъ онъ.

Пользуясь позволеніемъ, присутствовавшіе дѣлили между собою его золото съ жалобными восклицаніями.

-- Хорошо, сказалъ Бюсси, когда дѣлежъ былъ конченъ:-- хорошо, друзья мои. Теперь проводите меня домой.

-- Какъ же, какъ же, бѣдненькій молодой господинъ! говорила старуха:-- мясникъ силенъ, при томъ же съ нимъ лошадь; онъ можетъ довезти васъ.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ? спросилъ Бюсси.

-- Разумѣется! отвѣчалъ мясникъ, я и лошадь моя къ вашимъ услугамъ.

-- Все равно, сынъ мой, сказалъ монахъ: -- пока мясникъ пойдетъ за лошадью, тебѣ слѣдовало бы исповѣдаться.

-- Mordieu! вскричалъ Бюсси, приподнявшись съ усиліемъ.-- Я надѣюсь, что не пришла еще пора, и потому отложимъ это до другаго раза. Мнѣ холодно, и а желалъ бы быть у себя дома, чтобъ согрѣться.

-- А гдѣ же вашъ домъ?

-- Домъ Бюсси знаете?

-- Какъ! вскричали присутствовавшіе:-- домъ Бюсси?

-- Да; что жь въ этомъ удивительнаго?

-- Такъ стало-быть вы изъ слугъ мсьё де-Бюсси?

-- Я самъ Бюсси.

-- Вы! вскричали всѣ хоромъ: -- вы мсьё де-Бюсси, храбрый Бюсси, бичъ миньйоновъ? Виватъ Бюсси!

И нѣсколько человѣкъ изъ увеличившейся толпы подняли молодаго капитана на плечи и съ торжествомъ понесли домой, между-тѣмъ какъ монахъ, считая свою долю изъ двадцати экю, удалялся, покачивая головой и ворча:

-- Если это въ-самомъ-дѣлѣ еретикъ Бюсси, такъ не удивительно, что онъ не хотѣлъ исповѣдываться!

Прибывъ домой, Бюсси немедленно послалъ за своимъ хирургомъ, который объявилъ, что рана была неопасна.

-- Скажите, спросилъ его Бюсси: -- не была ли моя рана перевязана?

-- Можетъ-быть, сказалъ докторъ: -- впрочемъ, утвердительно сказать не могу, потому-что она еще совсѣмъ-свѣжа.

-- А могла ли она произвести бредъ?

-- Разумѣется.

-- Чортъ возьми! подумалъ Бюсси:-- однакожь, обои съ фигурами, расписанный плафонъ, кровать съ бѣлыми камковыми занавѣсами, вышитыми золотомъ, портретъ между двумя окнами, прелестная блондинка съ черными глазами, докторъ игравшій въ жмурки и которому мнѣ хотѣлось свернуть шею... не-уже-ли все это мечта, бредъ? Не-уже-ли дѣйствительна только моя битва съ миньйонами? Но гдѣ же я дрался съ ними?.. Ахъ, да! возлѣ площади Бастиліи, невдалекѣ отъ Церкви-Св.-Павла. Я прислонился къ стѣнѣ... она подалась, и я спасся въ дверь. Мнѣ посчастливилось запереть за собою дверь, и я попался въ корридоръ... изъ корридора на дворикъ. Потомъ ничего не помню. Приходилъ ли я въ себя, или то была одна мечта?.. Да; но вотъ вопросъ, кто вынесъ меня оттуда?.. А моя бѣдная лошадь? Ее, вѣроятно, нашли убитою на площади. Докторъ, позовите, пожалуйста, кого-нибудь.

Докторъ позвалъ слугу.

Бюсси освѣдомился и узналъ, что лошадь окровавленная, израненная, дотащилась до воротъ, гдѣ и нашли ее утромъ. Это обстоятельство встревожило всѣхъ въ домѣ; слуги Бюсси, любившіе своего господина, побѣжали его отъискивать, и многіе изъ нихъ еще не воротились.

-- Слѣдовательно, одно только остается для меня загадкой, -- именно портретъ, думалъ Бюсси.-- Впрочемъ, я начинаю убѣждаться, что это была одна мечта: есть ли какая-нибудь возможность, чтобъ портретъ вышелъ изъ рамки? И для чего? чтобъ разговаривать съ докторомъ, у котораго завязаны глаза? Нѣтъ, нѣтъ, я вижу, что я былъ въ горячкѣ!.. А между-тѣмъ, портретъ этотъ былъ очарователенъ. У него было...

И Бюсси принялся исчислять всю красоту портрета, и по-мѣрѣ-того, какъ припоминалъ всѣ подробности ея, сладострастный трепетъ, трепетъ любви, согрѣвающій сердце, пробѣжалъ по горѣвшей его груди.

-- И не-уже-ли все это мнѣ снилось, вскричалъ Бюсси, когда докторъ перевязывалъ ему рану.-- Mordieu! это невозможно... подобныя мечты невозможны. Припомню еще разъ.

И Бюсси сталъ припоминать въ сотый разъ.

-- Я былъ на балу; Сен-Люкъ сказалъ мнѣ, что меня будутъ поджидать близь Бастиліи.-- Я былъ съ Антрагемъ, Рибейракомъ и Ливаро. Я разстался съ ними; пошелъ по набережной къ Гран-Шатло... У турнельскаго отеля я замѣтилъ людей, поджидавшихъ меня. Они кинулись на меня... испортили мою лошадь. Мы отчаянно дрались. Я вошелъ въ корридоръ; лишился чувствъ, а потомъ... да! вотъ въ этомъ-то а потомъ все дѣло: въ немъ заключаются горячка, бредъ, мечта!.. А потомъ, прибавилъ онъ со вздохомъ;-- я лежалъ на краю рва, близь Тампля, гдѣ августинскій монахъ непремѣнно хотѣлъ меня исповѣдать...

-- Все равно, продолжалъ Бюсси послѣ краткаго молчанія, во время котораго онъ старался собрать свои воспоминанія: -- я долженъ узнать, что заключается еще въ этомъ а потомъ! Докторъ, не-уже-ли мнѣ опять прійдется пролежать въ постели двѣ недѣли, какъ къ прошлый разъ?

-- Не знаю. Попробуйте, можете ли пройдти? сказалъ хирургъ.

-- Еще бы! отвѣчалъ Бюсси.-- У меня точно ртуть въ ногахъ.

-- Обойдите вокругъ комнаты.

Бюсси соскочилъ съ постели и твердымъ шагомъ обошелъ комнату.

-- Хорошо, сказалъ докторъ:-- вамъ можно будетъ выйдти, только съ тѣмъ условіемъ, чтобъ вы не ѣздили верхомъ и не прошли десяти льё въ первый день.

-- Вотъ это дѣло! вскричалъ Бюсси.-- Люблю васъ, докторъ, за это... однако, я въ прошлую ночь видѣлъ другаго доктора. Да, точно видѣлъ... Я слишкомъ-хорошо помню лицо его, и если когда-нибудь встрѣчу, непремѣнно узнаю.

-- Не совѣтую вамъ искать его, сказалъ докторъ: -- послѣ такихъ ранъ обыкновенно слѣдуетъ горячка, а съ нею неразлученъ бредъ... Вамъ бы слѣдовало это знать, потому-что вы уже болѣе двѣнадцати разъ бывали ранены...

-- О, Боже мой! вскричалъ вдругъ Бюсси, пораженный внезапною мыслію:-- не-уже-ли я лишился чувствъ не за дверью, а передъ дверью? Не-уже-ли я не видѣлъ ни аллеи, ни лѣстницы, ни кровати съ бѣлыми камковыми занавѣсами, вышитыми золотомъ, ни портрета? Не-уже-ли эти разбойники, полагая, что я убитъ, донесли меня до тампльскаго рва и бросили тамъ? Въ такомъ случаѣ, очень-вѣроятно, что мнѣ все это пригрезилось. Боже праведный! Если это правда, если они виною тѣхъ грезъ, которыя волнуютъ, пожираютъ, убиваютъ меня, то клянусь не оставить ни одного изъ нихъ живымъ!

-- Совѣтую вамъ не горячиться, сказалъ докторъ: -- если вы хотите поскорѣе выздоровѣть.

-- Исключая, однакожь, добраго Сен-Люка, продолжалъ Бюсси, не слушая доктора.-- Онъ поступилъ со мною какъ другъ; сегодня же отправлюсь къ нему.

-- Только не раньше вечера, сказалъ докторъ: -- часовъ въ пять вы можете выйдти, неранѣе.

-- Хорошо, отвѣчалъ Бюсси:-- но увѣряю васъ, что я вылечусь скорѣе, выходя со двора, нежели оставаясь въ постели.

-- Впрочемъ, и то можетъ быть, сказалъ докторъ:-- вы во всѣхъ отношеніяхъ престранный больной; дѣлайте какъ знаете; послушайтесь только одного совѣта: не обнажайте шпаги до-тѣхъ-поръ, пока эта рана не заживетъ.

Бюсси обѣщалъ послѣдовать этому совѣту, одѣлся, приказалъ подать носилки и велѣлъ снести себя въ домъ Монморанси.

V.

Какъ провела первую ночь брака мамзель де-Бриссакъ или мадамъ де-Сен-Люкъ.

Луи де-Клермонъ, болѣе извѣстный подъ именемъ Бюсси д'Амбуаза, причисленный къ отважнѣйшимъ полководцамъ XVI столѣтія своимъ двоюроднымъ братомъ, Брантомомъ, -- былъ красивый, стройный мужчина и благородный дворянинъ. Съ давняго времени, никто не славился такими дивными подвигами, какъ онъ. Короли и принцы домогались его дружбы. Королевы и принцессы привѣтствовали его нѣжнѣйшими улыбками. Бюсси сдѣлался, послѣ ла-Моля, любимцемъ Маргариты-Наваррской, и добрая королева, одаренная отъ природы нѣжнымъ сердцемъ, такъ была огорчена смертію прежняго своего любимца, исторію котораго мы разсказали, и столько нуждалась въ утѣшеніи, что съ безразсудною нѣжностью привязалась къ прекрасному и храброму Бюсси д'Амбуазу, такъ-что даже Генрихъ, мужъ ея, обыкновенно необращавшій вниманія на прихоти жены, невольно разгнѣвался; и Франсуа никогда бы не простилъ Бюсси безразсудства сестры, еслибъ это обстоятельство не доставило ему преданнаго друга въ молодомъ и мужественномъ капитанѣ, и въ этотъ разъ, герцогъ пожертвовалъ своею любовію тому глупому, нерѣшительному честолюбію, которое во всю жизнь заставляло его страдать.

Но посреди всѣхъ своихъ военныхъ, честолюбивыхъ и любовныхъ успѣховъ, Бюсси оставался тѣмъ, чѣмъ можетъ быть душа, недоступная никакимъ человѣческимъ слабостямъ; и тотъ, которому неизвѣстенъ былъ страхъ, не зналъ и любви до того самого времени, съ котораго начинается разсказъ нашъ. Это могучее сердце, бившееся въ груди простаго дворянина, было чисто и дѣвственно, подобно алмазу, до котораго не касалась еще рука ювелира и который только-что вышелъ изъ руды, гдѣ созрѣвалъ подъ одними солнечными лучами.

Генрихъ III предлагалъ ему свою дружбу, и Бюсси отказался отъ нея, отвѣчавъ, что друзья Генриха были лакеи, а иногда и хуже, и что такое званіе казалось ему недостойнымъ его имени. Генрихъ III молча перенесъ это оскорбленіе, усилившееся еще тѣмъ, что Бюсси поступилъ въ свиту Франсуа. Надо сказать, что Франсуа былъ столько же повелителемъ Бюсси, сколько сторожъ звѣринца бываетъ повелителемъ льва: онъ кормитъ и ухаживаетъ за львомъ, чтобъ тотъ не съѣлъ его. Таковъ былъ Бюсси, котораго Франсуа употреблялъ орудіемъ личной своей мести. Бюсси это очень-хорошо понималъ, но молчалъ, потому-что такая роль нравилась ему.

Онъ составилъ себѣ теорію наподобіе девиза Роановъ, которые говорили:

"Roi ne puis, prince ne daigne, Rohan je suis".

(Королемъ не могу бытъ, принцемъ не хочу, а Роанъ я есмь.)

Бюсси же говорилъ:

-- Я не могу быть королемъ Франціи, но герцогъ анжуйскій можетъ и хочетъ быть имъ; я же буду править герцогомъ анжуйскимъ.

И точно онъ правилъ имъ.

Когда слуги Сен-Люка увидѣли, что у дома остановился страшный Бюсси, они побѣжали извѣстить о томъ мосьё де-Бриссака.

-- Дома ли де-Сен-Люкъ? спросилъ Бюсси, выглянувъ изъ носилокъ.

-- Никакъ нѣтъ, отвѣчалъ привратникъ.

-- Гдѣ же онъ теперь?

-- Незнаю, отвѣчалъ достойный слуга.-- Всѣ въ домѣ въ сильномъ безпокойствѣ. Мосьё де-Сен-Люкъ не возвращался со вчерашняго вечера.

-- Ба! вскричалъ Бюсси съ изумленіемъ.-- Не-уже-ли?

-- Точно.

-- А мадамъ де-Сен-Люкъ?

-- О! она другое дѣло.

-- Дома?

-- Дома.

-- Доложите же ей, что я весьма бы желалъ засвидѣтельствовать ей мое нижайшее почтеніе.

Пять минутъ спустя, посланный воротился съ отвѣтомъ, что г-жа де-Сен-Люкъ съ большимъ удовольствіемъ прійметъ г. де-Бюсси.

Бюсси спустился съ бархатныхъ подушекъ и началъ всходить по парадпой лѣстницѣ; Жанна де-Коссе вышла на встрѣчу молодому человѣку до середины пріемной залы. Она была очень-блѣдна, и черные какъ вороново крыло волосы ея придавали ея блѣдности цвѣтъ пожелтѣвшей слоновой кости; глаза ея раскраснѣлись отъ тягостной безсонницы, а на щекахъ какъ-бы виднѣлся сребристый слѣдъ недавней слезы Бюсси, котораго эта блѣдность сначала заставила улыбнуться и который готовилъ уже комплиментъ, соотвѣтственный обстоятельствамъ, вдругъ остановился, замѣтивъ признаки истинной горести.

-- Добро пожаловать, мосьё де-Бюсси, сказала молодая женщина: -- добро пожаловать, хотя приходъ вашъ не предвѣщаетъ мнѣ ничего добраго.

-- Что вы говорите? спросилъ Бюсси: -- отъ-чего приходъ мой кажется вамъ зловѣщимъ?

-- Ахъ! у васъ былъ поединокъ съ Сен-Люкомъ въ эту ночь, не правда ли? признайтесь!

-- У меня? съ Сен-Люкомъ? повторилъ Бюсси съ изумленіемъ.

-- Да. Онъ удалилъ меня, чтобъ наединѣ переговорить съ вами. Вы принадлежите герцогу анжуйскому, а онъ королю. Вы поссорились. Не скрывайте отъ меня ничего, умоляю васъ! Вы должны понять мое безпокойство. Онъ ушелъ съ королемъ, но вы могли сойдтись послѣ. Скажите правду, что случилось съ Сен-Люкомъ?

-- Я не могу прійдти въ себя отъ изумленія, отвѣчалъ Бюсси.-- Я ожидалъ, что вы съ участіемъ освѣдомитесь о моей ранѣ, а вы отъ меня же требуете отчета!

-- Де-Сен-Люкъ ранилъ васъ; вы дрались! вскричала Жанна.-- А! вы видите, что я не ошиблась...

-- Совсѣмъ нѣтъ, сударыня, онъ не дрался... по-крайней-мѣрѣ со мною онъ не дрался и -- благодаря Бога!-- не онъ меня ранилъ. Мало того: еслибъ я послушался его, такъ самъ не былъ бы раненъ. Не-уже-ли онъ вамъ не сказалъ, что мы теперь друзья?

-- Какъ же могъ онъ мнѣ это сказать, если я не видала его?

-- Вы его не видали? слѣдовательно то, что мнѣ говорилъ вашъ привратникъ, справедливо?

-- Что онъ вамъ говорилъ?

-- Что г. де-Сен-Люкъ не возвращался домой съ одиннадцати часовъ вечера. Не-уже-ли вы, въ-самомъ-дѣлѣ, не видали его съ-тѣхъ-поръ?

-- Нѣтъ!

-- Но гдѣ же онъ можетъ быть?

-- Я васъ объ этомъ спрашиваю.

-- О, разскажите, разскажите! сказалъ Бюсси, который понялъ, въ чемъ было дѣло: -- это весьма-забавно.

Бѣдная молодая женщина съ изумленіемъ посмотрѣла на Бюсси.

-- Нѣтъ. Я хотѣлъ сказать, что это весьма-прискорбно, поправился Бюсси. Я лишился столько крови, что совсѣмъ растерялся. Разскажите мнѣ эту плачевную исторію, сударыня, разскажите.

И Жанна разсказала все, что знала, то-есть приказаніе Генриха III Сен-Люку проводить его, и возвращеніе слугъ отъ запертыхъ воротъ Лувра.

-- А, понимаю! сказалъ Бюсси.

-- Что вы понимаете? спросила Жанна.

-- Его величество увелъ съ собою Сен-Люка въ Лувръ, и попавъ туда, Сен-Люкъ уже не могъ выйдти.

-- Отъ-чего же онъ не могъ выйдти?

-- А! отъ-того... что...

Бюсси былъ въ большомъ затрудненіи.

-- Сударыня! отвѣчалъ онъ наконецъ: -- я не могу открывать вамъ тайнъ государственныхъ.

-- Но я была послѣ того въ Луврѣ съ отцомъ моимъ.

-- Что жь?

-- Стражи отвѣчали намъ, что они ничего не знаютъ, и что, должно быть, мосьё де-Сен-Люкъ вернулся домой.

-- Это еще болѣе доказываетъ, что онъ въ Луврѣ, сказалъ Бюсси.

-- Вы думаете?

-- Я въ томъ увѣренъ, и если вамъ самимъ угодно увѣриться...

-- Какимъ образомъ?

-- Ступайте сами въ Лувръ.

-- Развѣ это послужитъ къ чему-нибудь?

-- Разумѣется.

-- Но мнѣ отвѣтятъ то же, что прежде отвѣчали, потому-что, еслибъ онъ въ-самомъ-дѣлѣ былъ тамъ, зачѣмъ бы имъ не пустить меня къ нему?

-- Хотите идти въ Лувръ?

-- Зачѣмъ?

-- Видѣть Сен-Люка?

-- Но говорятъ вамъ, что его тамъ нѣтъ.

-- Э, mordieu! А я говорю вамъ, что онъ тамъ.

-- Странно...

-- Нѣтъ, очень-натурально.

-- Но развѣ васъ пустятъ въ Лувръ?

-- Разумѣется. Я не мадамъ де-Сен-Люкъ.

-- Вы изумляете меня...

-- Пойдемте только со мною.

-- Но я васъ не понимаю. Вы говорите, что жена Сен-Люка не можетъ войдти въ Лувръ, а между-тѣмъ зовете меня съ собою?

-- Вы меня не понимаете, сударыня; я проведу въ Лувръ не жену Сен-Люка... Женщину -- въ Лувръ... фи!

-- Слѣдовательно, вы смѣетесь надо мною... и смѣетесь въ такую минуту... это жестоко!

-- Совсѣмъ нѣтъ! Выслушайте меня: вамъ двадцать лѣтъ, вы высоки ростомъ, стройны, глаза у васъ черные... вы очень похожи на моего пажа... понимаете?.. того хорошенькаго мальчика, которому вчера великолѣпный костюмъ былъ такъ къ-лицу?

-- Ахъ, какое безразсудство! вскричала Жанна покраснѣвъ.

-- Другаго средства я не знаю. Хотите ли вы видѣть Сен-Люка? говорите.

-- О! я бы отдала все на свѣтѣ, чтобъ увидѣться съ нимъ.

-- Такъ я покажу вамъ его, не требуя съ насъ ничего.

-- Но...

-- Другаго средства нѣтъ.

-- Извольте; я готова исполнить ваше желаніе; только какъ достать костюмъ этого молодаго человѣка?

-- Объ этомъ не безпокойтесь. Я пришлю вамъ одинъ изъ совершенно-новыхъ костюмовъ, приготовленныхъ для моихъ пажей къ первому балу вдовствующей королевы, и выберу для васъ тотъ, который будетъ вамъ впору; потомъ мы сойдемся сегодня вечеромъ въ условленномъ мѣстѣ, -- хоть въ Улицѣ-Сент-Оноре, а оттуда...

-- Оттуда?

-- Оттуда мы вмѣстѣ отправимся въ Лувръ.

Жанна засмѣялась и подала руку Бюсси.

-- Простите мнѣ мои подозрѣнія, сказала она.

-- Съ удовольствіемъ. Вы доставляете мнѣ средство участвовать въ шуткѣ, которая разсмѣшитъ всю Европу. Слѣдовательно, я же у васъ въ долгу.

И, разставшись съ молодой женщиной, онъ воротился къ себѣ, чтобъ заняться приготовленіями къ замышляемому маскараду.

Вечеромъ, въ извѣстный часъ, Бюсси и мадамъ де-Сен-Люкъ встрѣтились у Сержантской-Заставы. Если бъ на молодой женщинѣ не былъ костюмъ пажей Бюсси, онъ никакъ бы не узналъ ея. Она была очаровательна. Помѣнявшись нѣсколькими словами, они направились къ Лувру.

Въ концѣ Улицы-Фоссе-Сен-Жерменъ, они встрѣтили большое общество, заградившее имъ дорогу.

Жанна испугалась.

По факеламъ и костюмамъ, Бюсси узналъ свиту герцога анжуйскаго, а по пѣгой лошади и бѣлому бархатному плащу самого герцога.

-- А! сказалъ Бюсси, обратившись къ Жаннѣ:-- вы не знали, какъ пройдти въ Лувръ; успокойтесь: теперь вы войдете туда съ большимъ церемоніаломъ.

-- Ваше высочество! закричалъ Бюсси герцогу анжуйскому.

Не смотря на шумъ отъ лошадей и говора всадниковъ, звуки этого голоса достигли до слуха принца.

Онъ оглянулся.

-- Бюсси! вскричалъ онъ радостно: -- я думалъ, что ты смертельно раненъ и ѣхалъ къ тебѣ съ визитомъ.

-- Ваше высочество, отвѣчалъ Бюсси, не поблагодаривъ даже принца за вниманіе:-- если я не убитъ, такъ обязанъ этимъ одному себѣ. По истинѣ, вы посылаете меня въ славныя западни! Балъ Сен-Люка походилъ вчера на притонъ разбойниковъ. Они высосали у меня порядочное количество крови.

-- Клянусь смертію, Бюсси, что они дорого заплатятъ за твою кровь!... Я отомщу за каждую каплю.

-- Полноте, отвѣчалъ Бюсси съ своею обыкновенною смѣлостію:

-- Это вы только говорите, а на дѣлѣ вы улыбнетесь первому изъ разбойниковъ, который вамъ попадется. Хорошо бы еще, еслибъ, улыбаясь, вы показывали зубы, а то нѣтъ! у васъ губы слишкомъ-плотно сжаты.

-- Ступай же за мною въ Лувръ, сказалъ принцъ: -- и ты увидишь!

-- Что я увижу, ваше высочество?

-- Ты увидишь, какъ я буду говорить съ братомъ.

-- Послушайте, ваше высочество, я не пойду съ вами въ Лувръ, если на мою же голову упадетъ вся вина. Выговоры хороши для миньйоновъ, а не для меня.

-- Будь спокоенъ; я принялъ это дѣло къ сердцу.

-- Обѣщаетесь ли вы, что расправа будетъ хороша?

-- Ты останешься доволенъ... Ты, кажется, еще колеблешься?

-- Ваше высочество... я такъ хорошо васъ знаю...

-- Ступай, говорятъ тебѣ. Это свиданіе надѣлаетъ шума.

-- Теперь ваше дѣло устроилось, шепнулъ Бюсси на ухо молодой графинѣ.-- Между добрыми братьями, обожающими другъ друга, будетъ страшная ссора... а вы между-тѣмъ увидите Сен-Люка.

-- Ну, что? спросилъ герцогъ: -- рѣшился ли ты, или хочешь, чтобъ я далъ тебѣ честное слово?

-- О, нѣтъ! вскричалъ Бюсси: -- это принесетъ мнѣ несчастіе. Какъ бы то ни было и что бы ни случилось, я послѣдую за вами; а если меня оскорбятъ, такъ я съумѣю отмстить за себя.

И Бюсси пошелъ рядомъ съ принцомъ, между-тѣмъ, какъ новый пажъ его пошелъ за нимъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ принцъ, отвѣчая на послѣднюю угрозу Бюсси:-- это дѣло до тебя не касается, мой храбрый дворянинъ! я беру на себя мщеніе. Послушай, сказалъ онъ, понизивъ голосъ: -- я знаю убійцъ.

-- Не-уже-ли? сказалъ Бюсси: -- вы трудились развѣдывать?

-- Я самъ видѣлъ ихъ.

-- Будто? спросилъ Бюсси съ изумленіемъ.

-- Да; у меня было дѣло близь Сент-Антуанскихъ-Воротъ. Они сперва напали на меня и чуть не убили, вмѣсто тебя. А! я не зналъ, что эти разбойники поджидали тебя!... не то...

-- Что жь бы вы сдѣлали?

-- Твой новый пажъ былъ съ тобою? спросилъ принцъ, не договоривъ угрозы.

-- Нѣтъ, ваше высочество, я былъ одинъ, отвѣчалъ Бюсси: -- а вы?

-- Я былъ съ Орильи; но отъ-чего же ты былъ одинъ?

-- Потому-что хочу сохранить прозвище храбраго, которое они мнѣ сами дали.

-- Они ранили тебя? спросилъ принцъ, быстро уклоняясь отъ колкостей Бюсси.

-- Я не хочу говорить имъ этого; иначе они слишкомъ обрадуются; отвѣчалъ Бюсси: -- по они проткнули мнѣ бокъ.

-- Злодѣи! вскричалъ принцъ.-- Орильи былъ правъ, когда говорилъ, что у нихъ злой умыселъ.

-- Какъ! сказалъ Бюсси: -- вы видѣли засаду? вы были съ Орильи, который почти такъ же хорошо играетъ шпагою, какъ на лютнѣ? онъ сказалъ, что у этихъ людей былъ злой умыселъ... васъ было двое, а ихъ было только пятеро, и вы не остались тамъ, чтобъ видѣть, что они затѣвали, и чтобъ защищать того, на котораго намѣревались напасть?

-- Что жь дѣлать! я не зналъ, кого они поджидали.

-- Чортъ возьми! вы должны же были знать, что они могли поджидать только кого-нибудь изъ вашихъ друзей! А такъ-какъ только я одинъ имѣю дерзость и мужество быть вашимъ другомъ, то не трудно было угадать, что они добирались до меня.

-- Да, ты правъ, мой добрый Бюсси, сказалъ Франсуа:-- это не пришло мнѣ въ голову.

-- Что дѣлать! проговорилъ Бюсси со вздохомъ, какъ-бы не находя другихъ словъ, чтобъ выразить то, что думалъ о герцогѣ.

Прибыли въ Лувръ. У воротъ герцогъ анжуйскій былъ встрѣченъ капитаномъ и стражею. Строго было приказано никого не впускать. Но очень-понятно, что это приказаніе не простиралось на первую особу въ королевствѣ послѣ короля. Принцъ вошелъ со всею свитою подъ арку подъемнаго моста.

-- Ваше высочество, сказалъ Бюсси, вступивъ на почетный дворъ: -- ступайте на расправу и не забывайте, что вы мнѣ обѣщали. Мнѣ же надобно идти по своему дѣлу.

-- Ты уходишь отъ меня, Бюсси? съ безпокойствомъ сказалъ принцъ, надѣявшійся на присутствіе капитана.

-- По необходимости; но не бойтесь: въ самый разгаръ расправы я явлюсь къ вамъ. Только кричите громче, ваше высочество, чтобъ я издали услышалъ, потому-что если я не услышу вашего крика, такъ не пріиду.

Потомъ, въ то самое время, когда герцогъ входилъ въ большую залу, онъ съ Жанной пробрался во внутренніе покои.

Бюсси зналъ Лувръ какъ свой домъ. Онъ прошелъ по потаенной лѣстницѣ и дошелъ до передней.

-- Подождите меня здѣсь, сказалъ онъ Жаннѣ.

-- О, Боже мой! вы оставляете меня одну? со страхомъ произнесла молодая женщина.

-- Это необходимо; я долженъ очистить вамъ дорогу.

VI.

Продолженіе.

Бюсси пошелъ прямо въ оружейный кабинетъ, столько любимый королемъ Карломъ IX и, по новому распоряженію и расположенію, превратившійся въ спальню короля Генриха III. Карлъ IX, король-охотникъ, король-кузнецъ, король-поэтъ, украсилъ эту комнату ружьями, охотничьими рогами, манускриптами и книгами. Генрихъ III украсилъ ее двумя постелями, бархатною и атласною, довольно-безнравственными картинами, талисманами, восточными благовонными порошками, нарамниками, освященными папой, и коллекціей отличнѣйшихъ рапиръ.

Бюсси очень-хорошо зналъ, что не застанетъ Генриха въ этой комнатѣ, потому-что братъ просилъ у него аудіенціи въ большомъ кабинетѣ; но онъ зналъ также, что возлѣ комнаты короля былъ покой кормилицы Карла IX, въ которомъ теперь жилъ тотъ любимецъ Генриха, который былъ въ чести. Но такъ-какъ Генрихъ III былъ чрезвычайно-непостояненъ въ своей дружбѣ, то въ этой комнатѣ неперемѣнно жили Можиронъ, д'О, д'Эпернонъ, Келюсъ и Шомбергъ, а въ настоящее время въ ней, вѣроятно, былъ заключенъ Сен-Люкъ, къ которому король внезапно почувствовалъ такое расположеніе, что похитилъ его у жены.

Генриху III, человѣку странной организаціи, королю то мелочному, то глубокомысленному, то трусливому, то мужественному, вѣчно скучавшему, безпокойному, задумчивому, нужны были постоянныя развлеченія,-- днемъ: шумъ; игры, движеніе, маскарады, интриги;-- ночью: свѣтъ, болтовня... Генрихъ III -- единственное лицо этого характера, встрѣчающееся въ новѣйшей исторіи... Онъ долженъ былъ родиться нѣсколькими столѣтіями прежде, на Востокѣ, и царствованіе его должно было составлять нѣчто среднее между царствованіемъ Нерона и Геліогабала.

Такъ-какъ Бюсси полагалъ, что Сен-Люкъ занималъ комнату кормилицы, то онъ постучался у двери въ переднюю, общую этимъ двумъ покоямъ.

Капитанъ стражей отворилъ дверь.

-- Мосьё де-Бюсси! вскричалъ онъ съ изумленіемъ.

-- Точно-такъ, любезный мосьё де-Нансей, отвѣчалъ Бюсси: -- король приказалъ мнѣ переговорить съ Сен-Люкомъ.

-- Хорошо; доложите мосьё де-Сен-Люку, что его спрашиваютъ отъ имени короля.

Чрезъ отверстіе полурастворенной двери, Бюсси бросилъ взглядъ пажу. Потомъ, обратившись къ Нансею, спросилъ:

-- Что дѣлаетъ нашъ бѣдный Сен-Люкъ?

-- Онъ играетъ съ Шико, въ ожиданіи короля, который пошелъ на аудіенцію, испрошенную у него его высочествомъ герцогомъ анжуйскимъ.

-- Позволите ли вы пажу моему подождать здѣсь? спросилъ Бюсси капитана стражи.

-- Охотно.

-- Жанъ, ступай сюда, сказалъ Бюсси молодой женщинѣ, и рукою указалъ ей амбразуру окна, въ которую она поспѣшно удалилась.

Едва она скрылась туда, какъ вошелъ Сен-Люкъ. Нансей отступилъ изъ скромности.

-- Что нужно еще отъ меня королю? сказалъ Сен-Люкъ рѣзкимъ голосомъ и съ досадой.-- Ахъ, это вы, мосьё де-Бюсси!

-- Я, мой добрый Сен-Люкъ; по прежде всего...

Онъ понизилъ голосъ.

-- Прежде всего, благодарю васъ за оказанную мнѣ услугу.

-- Услуга эта была естественна, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- я не хотѣлъ, чтобъ такой благородный и мужественный дворянинъ, какъ вы, былъ убитъ измѣнническимъ образомъ.

-- Меня чуть не убили... за малымъ дѣло стало... но въ подобныхъ случаяхъ и малость важна!

-- Что вы говорите?

-- Я говорю, что отдѣлался раной, за которую, однакожь, щедро заплатилъ Шомбергу или д'Эпернону, не знаю хорошенько. Что же касается до Келюса, то онъ живъ только благодаря крѣпости своего черепа. Мнѣ въ жизнь не случалось еще встрѣчать такого крѣпкаго черепа!

-- Разскажите, пожалуйста, свое приключеніе; это развлечетъ меня, сказалъ Сен-Люкъ, зѣвнувъ съ наслажденіемъ.

-- Теперь некогда, любезный Сен-Люкъ.-- Я пришелъ сюда совсѣмъ за другимъ. Вамъ, кажется, здѣсь ужасно-скучно?

-- Что и говорить!

-- Такъ я пришелъ развлечь васъ... Чортъ возьми, услуга за услугу.

-- Вы правы, и ваша услуга гораздо-больше моей. Отъ скуки скорѣе можно умереть, нежели отъ шпаги; она дѣйствуетъ медленнѣе, но вѣрнѣе.

-- Бѣдный графъ, сказалъ Бюсси: -- слѣдовательно, я не ошибался; вы въ плѣну?..

-- Въ жесточайшемъ плѣну. Король увѣряетъ, что только моя веселость можетъ разсѣять его. Это очень-милостиво, и потому со вчерашняго вечера я сдѣлалъ ему болѣе гримасъ, нежели его обезьяна, и наговорилъ болѣе грубостей, нежели шутъ его.

-- Скажите же, не могу ли я вамъ оказать какую-нибудь услугу?

-- Можете, и весьма-большую, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- сходите, пожалуйста, ко мнѣ, или, лучше сказать, къ де-Бриссаку, и успокойте мою бѣдную жену, которая, вѣроятно, очень тревожится и находитъ мое поведеніе страннымъ.

-- Но что мнѣ сказать ей?

-- Скажите, что вы видите -- что я въ плѣну и что со вчерашняго вечера король толкуетъ мнѣ о дружбѣ такъ, какъ Цицеронъ писалъ объ ней, и о добродѣтели -- такъ, какъ Сократъ исполнялъ ее.

-- Что жь вы отвѣчаете ему?

-- Morbleu!!., я отвѣчаю, что въ дружбѣ я непостояненъ и добродѣтели не знаю; не смотря на то, онъ продолжаетъ вздыхать и повторяетъ: "ахъ, Сен-Люкъ! не-уже-ли дружба -- только мечта? не-уже-ли добродѣтель пустой звукъ?.." Когда ему надоѣстъ повторять это по-французски, онъ принимается говорить то же самое но-латинѣ, а потомъ по-гречески.

При этихъ словахъ, пажъ, котораго Сен-Люкъ прежде не замѣтилъ, громко засмѣялся.

-- Что дѣлать, любезный другъ! Онъ надѣется тронуть васъ. Bis repetita placent, а тѣмъ болѣе ter. И такъ, вы никакой услуги отъ меня не требуете?

-- Ахъ, Боже мой! Есть еще одна... но я не смѣю...

-- Въ такомъ случаѣ то, о чемъ вы меня просили, исполнено.

-- Какъ?

-- Я угадывалъ, куда вы попались, а потому все разсказалъ вашей женѣ.

-- Что жь она отвѣчала?

-- Она сначала не хотѣла вѣрить. Но, прибавилъ Бюсси, бросивъ косвенный взглядъ на амбразуру окна:-- я надѣюсь, что наконецъ убѣдилъ ее. Слѣдовательно, требуйте отъ меня другой услуги, болѣе-трудной, пожалуй даже невозможной; тогда мнѣ будетъ пріятнѣе услужить вамъ.

-- Въ такомъ случаѣ, прилетите на крылатомъ конѣ къ моему окну и умчите меня къ женѣ. Потомъ, если вамъ угодно, можете опять воротиться на луну.

-- Другъ мой, это можно устроить гораздо-проще: пусть жена ваша пріидетъ къ вамъ.

-- Сюда?

-- Да, сюда.

-- Въ Лувръ?

-- Разумѣется, въ Лувръ. Это гораздо-забавнѣе. Не правда ли?

-- Еще бы, mordieu!

-- Тогда вы не будете больше скучать?

-- Не буду, клянусь!

-- Потому-что вѣдь вы здѣсь скучаете?

-- Спросите Шико. Съ самаго утра я возненавидѣлъ его и три раза вызывалъ на поединокъ. Онъ такъ озлился, что при другихъ обстоятельствахъ, я умеръ бы со смѣху, а тутъ даже не улыбнулся. Только если это будетъ еще продолжаться, я безъ шутокъ убью его или дамъ ему убить себя.

-- Э! это очень можетъ случиться; вы знаете, что Шико мастерски владѣетъ шпагой. Въ гробу вамъ будетъ еще скучнѣе, нежели здѣсь, повѣрьте!

-- Не думаю.

-- Послушайте, сказалъ Бюсси, смѣясь: -- хотите ли, я дамъ вамъ своего пажа?

-- Мнѣ?

-- Да, чудеснаго мальчика.

-- Благодарю, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- я ненавижу этихъ мальчишекъ. Король предлагалъ мнѣ послать за тѣмъ изъ моихъ пажей, котораго я люблю болѣе другихъ, но я отказался. Предложите его королю; онъ обзаводится новыми пажами. Вышедши отсюда, я буду держать у себя въ домъ одну женскую прислугу.

-- Ничего, сказалъ Бюсси, продолжая смѣяться: -- возьмите только моего пажа.

-- Бюсси! возразилъ Сен-Люкъ съ неудовольствіемъ: -- перестаньте насмѣхаться.,

-- Послушайтесь, возьмите.

-- Не хочу.

-- Да говорятъ вамъ, что останетесь довольны.

-- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, сто разъ нѣтъ!

-- Эй, пажъ! поди сюда.

-- Mordieu! вскричалъ Сен-Люкъ съ негодованіемъ.

Пажъ приближался краснѣя.

-- О! произнесъ Сен-Люкъ съ крайнимъ изумленіемъ, узнавъ Жанну въ ливреѣ Бюсси.

-- Ну, что? спросилъ Бюсси:-- отослать его?

-- Нѣтъ, нѣтъ! вскричалъ Сен-Люкъ, только совсѣмъ другимъ тономъ.-- А, Бюсси! Бюсси! я вамъ навѣки обязанъ!

-- Вы забываете, Сен-Люкъ, что за нами подсматриваютъ.

-- Правда, отвѣчалъ Сен-Люкъ, и, ступивъ уже два шага къ женѣ, скоро отступилъ назадъ.

Въ-самомъ-дѣлѣ, г. де-Нансей, изумленный слишкомъ-выразительнымъ движеніемъ Сен-Люка, сталъ уже прислушиваться, какъ вдругъ сильный шумъ въ аудіенц-залѣ привлекъ его вниманіе.

-- Ахъ, Боже мой! вскричалъ Нансей:-- кажется, король на кого-то гнѣвается!

-- Въ-самомъ-дѣлѣ? возразилъ Бюсси съ притворнымъ безпокойствомъ: -- ужь не на герцога ли анжуйскаго, съ которымъ я пришелъ?

Капитанъ стражей прикрѣпилъ шпагу къ боку и пошелъ къ галереѣ, изъ которой слышался шумъ.

-- Хорошо ли я устроилъ дѣла? спросилъ Бюсси, обратившись къ Сен-Люку.

-- Что жь еще? спросилъ послѣдній.

-- То, что король теперь ссорится съ герцогомъ анжуйскимъ; а такъ-какъ это должно быть очень-любопытно, то я бѣгу туда. Воспользуйтесь суматохой,-- не для того, чтобъ бѣжать, потому-что отъ короля не уйдете, а для того, чтобъ спрятать здѣсь этого прелестнаго пажа, котораго я дарю вамъ... Возможно ли это?

-- Конечно, возможно. Да хоть бы и не было возможно, такъ должно быть! По счастію, я притворился больнымъ и не выхожу изъ комнаты.

-- Въ такомъ случаѣ, прощайте, Сен-Люкъ; а вы, сударыня, не забывайте меня въ своихъ молитвахъ.

И Бюсси, радуясь шуткѣ, которую съигралъ надъ Генрихомъ III, вышелъ изъ передней и поспѣшилъ въ галерею, гдѣ король, раскраснѣвшійся отъ гнѣва, доказывалъ герцогу анжуйскому, поблѣднѣвшему отъ ярости, что въ приключеніи прошедшей ночи Бюсси самъ былъ зачинщикомъ.

-- А я утверждаю, кричалъ герцогъ анжуйскій: -- что д'Эпернонъ, Можиронъ, Шомбергъ, д'О и Келюсъ поджидали его у турнельскаго отеля.

-- Кто вамъ это сказалъ?

-- Я самъ видѣлъ ихъ, государь! собственными своими глазами видѣлъ!

-- Въ темнотѣ, не правда ли? На дворѣ было темно, какъ въ трубѣ.

-- Я не по лицу и узналъ ихъ.

-- А по чему же? по спинѣ?

-- Нѣтъ, ваше величество, по голосу.

-- Развѣ они говорили съ вами?

-- Мало того: они приняли меня за Бюсси, и напали на меня.

-- На васъ?

-- Да, на меня.

-- А зачѣмъ вы ходили къ Сент-Антуанскимъ-Воротамъ?

-- Это мое дѣло.

-- Я хочу знать это. Я сегодня любопытенъ.

-- Я шелъ къ Манасесу.

-- Къ Манасесу? къ Жиду?

-- Вы же ходите къ Руджіери, чернокнижнику.

-- Я хожу куда мнѣ вздумается; на то я король!

-- Это не причина.

-- Я вамъ говорилъ и говорю, что Бюсси былъ зачинщикомъ.

-- Бюсси?

-- Да.

-- Гдѣ?

-- На балѣ у Сен-Люка.

-- Бюсси вызвалъ пятерыхъ разомъ! Полноте, государь, Бюсси храбръ, но не безразсуденъ.

-- Mordieu! Я вамъ говорю, что самъ слышалъ его вызовъ!... И что тутъ удивительнаго? Не смотря на всѣ возраженія, я знаю, что онъ ранилъ Шомберга въ ляжку, д'Эпернона въ руку, а Келюса почти убилъ.

-- Не-уже-ли? сказалъ герцогъ: -- онъ мнѣ не говорилъ этого. Надо поздравить его.

-- Я, сказалъ король: -- никого поздравлять не буду, но покажу примѣръ строгости надъ этимъ забіякой.

-- А я, возразилъ герцогъ: -- котораго ваши друзья оскорбляютъ не только въ особъ Бюсси, но и въ его собственной, я докажу, что я братъ вашъ, и что въ цѣлой Франціи не должно быть человѣка, кромѣ вашего величества, который осмѣлился бы смотрѣть мнѣ прямо въ глаза, и который не питалъ бы ко мнѣ, если не уваженія, такъ страха!...

Въ это время вошелъ Бюсси въ зеленомъ атласномъ костюмѣ, украшенномъ розовыми лентами.

-- Ваше величество, сказалъ онъ, наклонившись предъ Генрихомъ III: -- благоволите принять выраженіе моего глубочайшаго почтенія.

-- Pardieu! вотъ онъ и самъ, сказалъ Генрихъ.

-- Ваше величество изволили говорить обо мнѣ? спросилъ Бюсси.

-- Да, отвѣчалъ король: -- и очень-радъ, что васъ вижу; не смотря на то, что мнѣ говорили, вы совершенно-зоровы... лицо ваше свѣжѣе, нежели было когда-нибудь...

-- Ваше величество, я долженъ имѣть сегодня чрезвычайно-свѣжій цвѣтъ лица, возразилъ Бюсси: -- потому-что лишняя кровь портитъ цвѣтъ тѣла.

-- Если васъ побили, если ранили васъ, мосьё де-Бюсси, такъ жалуйтесь, и я удовлетворю васъ.

-- Позвольте замѣтить вашему величеству, что меня не побили, не ранили, и что я не жалуюсь.

Генрихъ съ изумленіемъ посмотрѣлъ на герцога анжуйскаго.

-- Что жь вы говорили? спросилъ онъ.

-- Я говорилъ, что Бюсси получилъ глубокую рану въ бокъ.

-- Правда ли это, Бюсси? спросилъ король.

-- Если это говоритъ его высочество, такъ должно быть правда, отвѣчалъ Бюсси.

-- И, получивъ рану въ бокъ, спросилъ Генрихъ: -- вы не жалуетесь?

-- Я пожалуюсь вашему величеству только въ такомъ случаѣ, когда мнѣ отрубятъ правую руку, и тѣмъ лишатъ средства мстить. Впрочемъ, продолжалъ отчаянный дуэлистъ:-- и въ этомъ случаѣ я съумѣю отомстить за себя лѣвой рукой.

-- Дерзкій! проговорилъ Генрихъ.

-- Ваше величество, сказалъ герцогъ анжуйскій: -- вы говорили объ удовлетвореніи: исполняйте же обѣщаніе -- я больше ничего не требую. Прикажите сдѣлать слѣдствіе, назначьте сами судей, чтобъ можно было узнать, кто былъ не зачинщикомъ, а убійцей!

Генрихъ покраснѣлъ.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Генрихъ:-- я не хочу знать, на чьей сторонѣ вина, и лучше -- прощу всѣхъ. Я желаю, чтобъ эти свирѣпые враги примирились, и очень сожалѣю, что здѣсь нѣтъ Шомберга и д'Эпернона, которыхъ раны задержали дома. Скажите, герцогъ, кто изъ моихъ друзей былъ самый ожесточенный, по вашему мнѣнію? Скажите: вы должны это знать, если увѣряете, что видѣли ихъ.

-- Келюсъ, отвѣчалъ герцогъ анжуйскій.

-- Ваше высочество не ошиблись, отвѣчалъ Келюсъ: -- и я въ томъ не отпираюсь.

-- Въ такомъ случаѣ, сказалъ Генрихъ:-- пускай мосье де-Бюсси и Келюсъ примирятся за всѣхъ.

-- О! что это значитъ, ваше величество? сказалъ Келюсъ.

-- Это значитъ, что я хочу, чтобъ вы сейчасъ же обнялись здѣсь, при мнѣ.

Келюсъ нахмурился.

-- Что жь, синьйоръ? вскричалъ Бюсси, произнося слова съ итальянскимъ акцентомъ и сдѣлавъ любимый жестъ итальянскихъ комедіантовъ: -- не-уже-ли вы, синьйоръ, откажете мнѣ въ этой ласкѣ?

Выходка эта была такъ неожиданна и исполнена съ такимъ комизмомъ, что самъ король засмѣялся. Бюсси, подошедъ къ Келюсу, продолжалъ:

-- Синьйоръ, обнимемся: король приказалъ.

И онъ бросился къ нему на шею.

-- Надѣюсь, что это только комедія? сказалъ шопотомъ Келюсъ.

-- Не безпокойтесь, отвѣчалъ Бюсси шопотомъ же: -- рано ли, поздно ли, мы встрѣтимся.

Келюсъ, красный и растрепанный отъ объятій Бюсси, отступилъ въ бѣшенствѣ.

Генрихъ опять нахмурилъ брови, а Бюсси, раскланявшись съ ужимками итальянскаго комедіанта, сдѣлалъ пируэтъ и удалился изъ аудіенц-залы.

Этой комической выходкой онъ пріобрѣлъ себѣ смертельнаго врага.

VII.

Какъ ложился спать король Генрихъ III.

Послѣ этой сцены, начинавшейся трагедіей, кончившейся комедіей, и слухъ о которой въ нѣсколько минутъ распространился по всему городу, король, сильно-разгнѣванный, пошелъ къ своему покою, сопровождаемый шутомъ, просившимъ ужинать.

-- Я не голоденъ, сказалъ король, переступая за порогъ своей комнаты.

-- Вѣрю, возразилъ Шико:-- но я съ ума схожу отъ голода; я готовъ кусаться.

Король не обратилъ вниманія на послѣднія слова. Онъ разстегнулъ застежку своей мантильи, бросилъ ее на кровать, снялъ токъ, утвержденный на головѣ его длинными черными булавками, и бросилъ на кресло; потомъ, направивъ шаги къ корридору, ведшему въ комнату Сен-Люка, которая отдѣлялась отъ его спальни одного стѣною, сказалъ:

-- Жди меня, шутъ, я сейчасъ ворочусь.

-- О, не торопись, не торопись! отвѣчалъ Шико:-- я даже желаю, продолжалъ онъ, прислушиваясь къ удалявшимся шагамъ Генриха:-- чтобъ ты далъ мнѣ время приготовить тебѣ маленькій сюрпризъ.

Потомъ, когда шаги совершенно утихли, онъ отворилъ дверь въ переднюю и закричалъ:

-- Эй! кто-нибудь!

Явился слуга.

-- Король передумалъ и приказалъ подать ужинъ, сказалъ Шико:-- деликатный ужинъ для него и для Сен-Люка. Слышишь? И вина не жалѣть. Ступай!

Слуга побѣжалъ исполнять приказаніе Шико, полагая, что это было приказаніе короля.

Генрихъ же, какъ мы уже сказали, пошелъ въ спальню Сен-Люка, который, зная, что король прійдетъ, легъ въ постель и приказалъ старому слугѣ читать вслухъ молитвы. Слуга этотъ принадлежалъ Сен-Люку и, послѣдовавъ за нимъ въ Лувръ, попался въ плѣнъ вмѣстѣ съ нимъ. На позолоченомъ креслѣ, въ углу, опустивъ голову на руки, спалъ крѣпкимъ сномъ пажъ, котораго привелъ Бюсси.

Король однимъ взоромъ окинулъ комнату.

-- Что это за молодой человѣкъ? спросилъ онъ Сен-Люка съ безпокойствомъ.

-- Ваше величество сами позволили мнѣ взять одного изъ пажей моихъ.

-- Конечно, отвѣчалъ Генрихъ III.

-- И я воспользовался позволеніемъ.

-- А!

-- Можетъ-быть, ваше величество раскаяваетесь въ томъ, что позволили мнѣ это развлеченіе? спросилъ Сен-Люкъ.

-- Нѣтъ, сынъ мой, нѣтъ; напротивъ, я желаю, чтобъ ты имѣлъ развлеченіе. Ну, какъ ты себя чувствуешь?

-- У меня сильная лихорадка.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, у тебя горитъ лицо. Дай пощупать пульсъ; ты знаешь, я таки-разумѣю кое-что въ медицинѣ.

Сен-Люкъ съ видимымъ неудовольствіемъ подалъ ему руку.

-- Да, сказалъ король, жаръ и волненіе въ крови.

-- Я очень-нездоровъ, ваше величество, сказалъ Сен-Люкъ.

-- Не бойся, я пришлю къ тебѣ своего врача.

-- Благодарю, ваше величество!

-- И самъ буду ухаживать за тобою...

-- Ваше величество, я не потерплю...

-- Я велю поставить себѣ въ твоей комнатъ кровать, Сен-Люкъ. Мы будемъ бесѣдовать цѣлую ночь. Мнѣ надо о многомъ переговорить съ тобою.

-- Ахъ! вскричалъ Сен-Люкъ съ отчаяніемъ: -- вы говорите, что знаете толкъ въ медицинѣ, увѣряете меня въ дружбѣ, а между-тѣмъ не хотите давать мнѣ спать. Morbleu! у васъ странная манера лечить больныхъ! Morbleu! у васъ страшный способъ доказывать дружбу.

-- Какъ? ты хочешь остаться одинъ въ этомъ положеніи?

-- Ваше величество, со мной пажъ, Жанъ.

-- Но онъ спитъ.

-- Такъ и слѣдуетъ; по-крайней-мѣрѣ, онъ мнѣ самому не мѣшаетъ спать.

-- Позволь мнѣ, по-крайней-мѣрѣ, остаться съ нимъ. Я буду разговаривать съ тобою только тогда, когда ты проснешься.

-- Ваше величество, я бываю очень сердитъ, когда просыпаюсь; надобно привыкнуть ко мнѣ, чтобъ терпѣливо сносить грубости, которыя я говорю при пробужденіи.

-- Хорошо; такъ прійди ко мнѣ на минуту.

-- А послѣ, когда вы ляжете, я буду свободенъ?

-- Совершенно.

-- Извольте; только увѣряю васъ, я буду плохой собесѣдникъ. Мнѣ ужасно спать хочется.

-- Ничего! Ты можешь зѣвать сколько тебѣ угодно.

-- Какое тиранство! сказалъ Сен-Люкъ:-- вѣдь у васъ и безъ меня много друзей.

-- Да, хороши друзья! Бюсси отдѣлалъ ихъ порядкомъ. У Шомберга проткнута ляжка; у д'Эпернона ранена рука; Келюсъ не пришелъ еще въ себя отъ вчерашняго удара и отъ сегодняшнихъ объятій. Остается д'О, который чрезвычайно надоѣдаетъ мнѣ, и Можиронъ, который на меня дуется. Скорѣе! разбуди этого пажа и одѣнься.

-- Ваше величество, я бы желалъ, чтобъ вы удалились...

-- Зачѣмъ?

-- Уваженіе къ...

-- Что за вздоръ!

-- Черезъ пять минутъ я буду у васъ.

-- Ну, хорошо! Черезъ пять минутъ я жду тебя; только не больше пяти минутъ; слышишь? и въ эти пять минутъ придумай какую-нибудь забавную исторію, чтобъ я могъ посмѣяться.

За тѣмъ, король, достигнувшій половины того, чего желалъ, удалился въ-половину удовлетворенный.

Едва дверь затворилась, какъ пажъ вскочилъ съ кресла.

-- Ахъ, Сен-Люкъ, вскричалъ онъ, когда замолкли шаги короля:-- вы хотите оставить меня. Боже мой, какое мученіе! Я умираю со страха. Если узнаютъ...

-- Милая Жанна, отвѣчалъ Сен-Люкъ:-- Гаспаръ защититъ васъ! и онъ указалъ на стараго слугу.

-- Въ такомъ случаѣ, мнѣ лучше уйдти, отвѣчала молодая женщина, покраснѣвъ.

-- Если вамъ непремѣнно угодно, Жанна, сказалъ Сен-Люкъ съ грустію:-- я прикажу проводить васъ въ домъ Монморанси, потому-что только мнѣ запрещено выходить отсюда. Но если вы такъ же добры, какъ прелестны, если вы расположены хоть нѣсколько къ бѣдному Сен-Люку, подождите его здѣсь нѣсколько минутъ. Я столько буду жаловаться на головную боль, на нервы и желудокъ, что надоѣмъ королю, и онъ пошлетъ меня спать.

Жанна опустила глаза.

-- Ступайте же, сказала она: -- я подожду; но я вамъ скажу то же, что король: не оставайтесь долго.

-- Жанна, милая Жанна! вы очаровательны! сказалъ Сен-Люкъ: -- я не замедлю къ вамъ воротиться. Впрочемъ, мнѣ пришла мысль, я обдумаю ее хорошенько и вернувшись сообщу вамъ.

-- Мысль... которая освободитъ васъ?

-- Надѣюсь.

-- Такъ идите же скорѣе.

-- Гаспаръ, сказалъ Сен-Люкъ:-- не впускай никого сюда. Если я не вернусь черезъ четверть часа, запри дверь ключомъ и принеси мнѣ его. Потомъ ступай домой и скажи, чтобъ никто не безпокоился о графинѣ; самъ же приходи завтра.

Гаспаръ улыбаясь обѣщалъ исполнить приказанія, которыя молодая женщина выслушивала краснѣя.

Сен-Люкъ нѣжно поцаловалъ руку жены и побѣжалъ въ комнату Генриха, начинавшаго уже безпокоиться.

Жанна, оставшись одна, робко спряталась за широкій занавѣсъ кровати и тамъ съ безпокойствомъ придумывала средство выйдти съ торжествомъ изъ страннаго положенія, въ которомъ находилась.

Сен-Люкъ, вошедши въ комнату короля, былъ пораженъ сильнымъ сладострастнымъ ароматомъ, распространявшимся въ воздухѣ. Генрихъ въ-самомъ-дѣлѣ наступалъ на цвѣты, которыми былъ усѣянъ коверъ; розы, жасмины, фіалки, гвоздики составляли, не смотря на зимнее время, мягкій и благовонный коверъ короля Генриха III.

Комната, плафонъ которой былъ расписанъ прекрасною живописью на холстѣ, была меблирована, какъ мы уже сказали, двумя кроватями, изъ которыхъ одна была такъ широка, что занимала почти треть комнаты. Эта кровать была украшена обоями, сотканными изъ шелка и золота, и изображавшими исторію Ценея или Денисы, то въ видѣ женщины, то въ видѣ мужчины; превращенія эти были выражены, какъ очень-понятно, въ самзыхъ фантастически-сладострастныхъ формахъ. Балдахинъ кровати былъ изъ парчи съ шелковыми узорами, а у изголовья виднѣлся великолѣпновытканный гербъ короля.

У оконъ были тѣ же обои, какъ у кроватей, а диваны и кресла обиты тою же матеріею, изъ которой были занавѣсы у окопъ и кровати. Посреди плафона, на золотой цѣпочкѣ висѣла серебряная, позолоченная лампа, въ которой горѣло масло, распространявшее въ воздухъ нѣжное благоуханіе. Но правую сторону кровати, золотой сатиръ держалъ въ рукахъ канделабръ, въ которомъ горѣли четыре свѣчи изъ розоваго воска, также надушеннаго. Эти восковыя свѣчи, толщиною въ палецъ, разливали нѣжный свѣтъ, который, вмѣстѣ со свѣтомъ лампы, озарялъ комнату.

Король, опустивъ голыя ноги на цвѣты, которыми былъ усѣянъ полъ, сидѣлъ въ креслѣ изъ чернаго дерева съ золотыми украшеніями; на колѣняхъ у него было семь или восемь щенковъ испанской породы, которыхъ нѣжныя мордочки пріятно щекотали ему руки. Двое слугъ разбирали и завивали волосы короля, причесанные вверхъ, усы, загнутые крючками, и рѣдкую, клочковатую бороду.

Третій слуга покрывалъ лицо короля розовымъ масломъ страннаго вкуса и самаго сладострастнаго запаха.

Генрихъ сидѣлъ съ закрытыми глазами, съ величіемъ и важностью индійскаго божества.

-- Сен-Люкъ! говорилъ онъ: -- гдѣ Сен-Люкъ?

Сен-Люкъ вошелъ.

Шико взялъ его за руку и подвелъ къ королю.

-- Вотъ, сказалъ онъ Генриху:-- вотъ онъ, твой другъ Сен-Люкъ; прикажи ему тоже вымазаться, или, лучше сказать, выпачкаться твоимъ масломъ; потому-что если ты не пріймешь эту необходимую предосторожность, то можетъ случиться весьма-непріятное обстоятельство: или тебѣ покажется, что отъ него нехорошо пахнетъ, или ему покажется, что отъ тебя слишкомъ-хорошо пахнетъ. Эй, сюда масла и гребенки! вскричалъ онъ, опустившись въ кресло противъ короля:-- я тоже хочу попробовать, хорошо ли пачкаться!

-- Шико, Шико! вскричалъ Генрихъ: -- твоя кожа слишкомъ-суха, и поглотитъ слишкомъ-много масла; а у меня его немного; щетина же твоя такъ жестка, что переломаетъ всѣ мои гребенки.

-- Кожа моя высохла на твоей службѣ, неблагодарный! а если щетина моя жестка, такъ отъ-того, что ты дѣлаешь мнѣ столько непріятностей, что заставляешь безпрестанно щетиниться!.. Но не давай мнѣ масла, не давай!.. Я тебѣ отплачу.

Генрихъ пожалъ плечами, не будучи расположенъ смѣяться надъ фарсами шута.

-- Пошелъ, сказалъ онъ: -- ты говоришь вздоръ.

Потомъ, обратившись къ Сен-Люку, продолжалъ:

-- Ну что, другъ мой, какъ твоя головная боль?

Сен-Люкъ поднесъ руку ко лбу и вздохнулъ.

-- Представь себѣ, продолжалъ Генрихъ: -- я видѣлъ Бюсси д'Амбуаза. Ай!.. вскричалъ онъ, обратившись къ парикмахеру:-- ты обжегъ меня.

Парикмахеръ сталъ на колѣни.

-- Вы видѣли Бюсси д'Амбуаза, ваше величество? сказалъ Сен-Люкъ, задрожавъ.

-- Да, отвѣчалъ король.-- Представь себѣ, что за глупцы! Пятеро напали на одного... И онъ ушелъ отъ нихъ! Я велю ихъ самихъ приколотить гдѣ-нибудь въ пустынномъ мѣстѣ. Скажи-ка, Сен-Люкъ, еслибъ ты былъ съ ними? а?

-- Ваше величество, отвѣчалъ молодой человѣкъ: -- очень-вѣроятно, что я не былъ бы счастливѣе своихъ товарищей.

-- Полно! что ты говоришь? Я готовъ прозакладовать десять тысячь экю, что ты ранишь Бюсси десять разъ, прежде, нежели онъ успѣетъ шесть разъ дотронуться до тебя! Pardieu! Это мы завтра увидимъ. Ты продолжаешь фехтовать?

-- Конечно, ваше величество.

-- То-есть, я спрашиваю, часто ли ты упражняешься въ этомъ?

-- Почти каждый день, когда бываю здоровъ. Но когда нездоровъ, то ни къ чему не гожусь.

-- Когда мы съ тобой дрались, кто былъ искуснѣе?

-- Мы почти-одинаково деремся, ваше величество.

-- А я фехтую получше Бюсси, mordieu! закричалъ Генрихъ.-- Эй! ты, кажется, вырвалъ мнѣ клокъ волосъ изъ бороды.

Брадобрѣй сталъ на колѣни.

-- Ваше величество, спросилъ Сен-Люкъ:-- не знаете ли вы средства противъ тошноты?

-- Надобно ѣсть, отвѣчалъ король.

-- О, я думаю, что вы ошибаетесь.

-- Нѣтъ, увѣряю тебя.

-- Ты правъ, Генрихъ, сказалъ Шико:-- а такъ-какъ у меня и тошпота и рѣзь въ животѣ, то я слѣдую твоему предписанію.

Въ то же время послышался шумъ, подобный скорому чавканью обезьяны.

Король оглянулся и увидѣлъ Шико, проглотившаго двѣ порціи ужина, который онъ велѣлъ принести отъ имени короля, и съ наслажденіемъ выпившаго какую-то жидкость, поданную въ чашкѣ изъ японскаго фарфора.

-- Что ты тамъ дѣлаешь, Шико? спросилъ Генрихъ.

-- Ты лелѣешь наружность, а я внутренность, отвѣчалъ Шико: -- коли ты не позволяешь мнѣ также заботиться о своей наружности...

-- Ахъ, негодный! вскричалъ король, сдѣлавъ такое быстрое и нечаянное движеніе головою, что палецъ слуги, перемаравшаго ему лицо масломъ, попалъ въ ротъ Генриху.

-- Кушай на здоровье! съ важностью произнесъ Шико:-- я тебѣ не запрещаю заботиться ни о наружности, ни о внутренности своей.

-- Осторожнее! накричалъ Генрихъ лакею.

Лакей, ни слова не говоря, сталъ на колѣни подобно парикмахеру и брадобрѣю.

-- Позовите сюда капитана стражей, вскричалъ Генрихъ: -- да скорое! живое!

-- А зачѣмъ тебѣ твоего капитана? спросилъ Шико, облизывая внутренность чашки.

-- Чтобъ онъ проткнулъ насквозь шпагой Шико и изжарилъ его для моихъ собакъ!

Шико вскочилъ и, подбоченясь, вскричалъ съ негодованіемъ:

-- Mordieu! мое мясо твоимъ собакамъ, дворянина четвероногимъ! Пусть идетъ твой капитанъ! Пусть идетъ! Мы увидимъ!..

И Шико вытащилъ свою длинную шпагу, которою такъ забавно сталъ пугать парикмахера, брадобрѣя и слугу, что король не могъ удержаться отъ смѣха.

-- Я проголодался, сказалъ король плачевнымъ голосомъ: -- а этотъ негодяй съѣлъ мой ужинъ.

-- Ты ужасно-прихотливъ, Генрихъ, ужасно-непостояненъ. Я давича предлагалъ тебѣ поужинать,-- ты отказался, впрочемъ, бульйонъ твой остался. Я теперь сытъ и пойду спать.

Между-тѣмъ, старый Гаспаръ принесъ ключъ своему господину.

-- И я пойду спать, сказалъ Сен-Люкъ: -- потому-что ужасно болѣнъ. У меня лихорадка...

-- Вотъ, Сен-Люкъ, сказалъ король, подавая нѣсколько щенковъ молодому человѣку:-- возьми это съ собою.

-- Зачѣмъ? спросилъ Сен-Люкъ.

-- Положи ихъ спать съ собою, и боль твоя перейдетъ къ нимъ.

-- Благодарю, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ, укладывая собакъ въ корзину:-- я не довѣряю этому средству.

-- Я прійду къ тебѣ, Сен-Люкъ, сказалъ король.

-- О, не ходите, ваше величество, умоляю васъ! сказалъ Сен-Люкъ:-- вы испугаете меня, а говорятъ, отъ этого можетъ сдѣлаться падучая болѣзнь.

И, непоклонивишсь королю, онъ удалился. До-тѣхъ-поръ, пока онъ не исчезъ за дверью, Генрихъ ласково кивалъ ему головою. Шико также исчезъ. Люди, присутствовавшіе при вечернемъ туалетѣ короля, тоже удалились. Остались только слуги, которые покрыли лицо короля маской изъ тончайшаго полотна, напитаннаго ароматнымъ жиромъ. Въ этой маскѣ были оставлены отверстія для глазъ, носа и рта. Она прикрѣплялась подъ колпакомъ, сдѣланнымъ изъ шелковой и золотой ткани. Потомъ они надѣли на короля розовую атласную фуфайку на ватѣ и съ атласной же подкладкой; потомъ подали ему перчатки изъ мягчайшей кожи. Эти перчатки доходили до локтей и внутри были напитаны благовоннымъ масломъ, придававшимъ имъ ту мягкость, причину которой никакъ нельзя было угадать по наружности.

По окончаніи этихъ мистерій королевскаго вечерняго туалета, Генрихъ сталъ пить бульнонъ изъ золотой чашки; но прежде отлилъ половину въ точно такую же чашку, которую приказалъ отнести Сен-Люку, и пожелать ему доброй ночи.

Потомъ онъ сталъ молиться... но Генрихъ былъ такъ озабоченъ въ этотъ вечеръ, что произнесъ только одну молитву, не взявъ даже въ руки освященныхъ четокъ; окончивъ молитву, онъ приказалъ открыть занавѣсы кровати, окуренной кишпецомъ, бензоемъ и корицей.

Опустившись, наконецъ, на множество мягкихъ подушекъ, Генрихъ приказалъ убрать цвѣты, отъ которыхъ запахъ становился слищкомъ-тяжелымъ. Слуги отворили на нѣсколько секундъ окна, чтобъ освѣжить тяжелый воздухъ; потомъ зажгли въ мраморномъ каминѣ кучу виноградныхъ лозъ, которыя вспыхнули подобно метеору, но, угаснувъ, распространили, однакожь, по всему покою пріятную теплоту.

Тогда слуга закрылъ занавѣсы, двери, и впустилъ въ комнату огромную любимую собаку короля, Нарцисса. Однимъ прыжкомъ вскочила она на кровать, отряхнулась, повернулась нѣсколько разъ и улеглась у ногъ своего господина.

Наконецъ, розовыя свѣчи были погашены; лампа опущена, въ нее вложена менѣе-яркая свѣтильня, опять поднята, и слуга, которому были поручены эти послѣднія обязанности, удалился едва касаясь пола.

Король Франціи забылъ уже, что у него было королевство.

Онъ спалъ.

Полчаса спустя, стражи въ галереяхъ и на различныхъ постахъ увидѣли сквозь занавѣсы оконъ Генриха, что и лампа угасла и... лунный свѣтъ отразился на окнахъ королевскаго покоя. Стражи подумали, что король спалъ крѣпкимъ сномъ.

Весь наружный и внутренній шумъ утихъ, и можно было бы слышать тихій полетъ летучей мыши въ мрачныхъ корридорахъ Лувра.

VIII.

Какъ, безъ всякой извѣстной причины, король измѣнился въ одну ночь.

Такимъ образомъ прошли два часа. Вдругъ раздался страшный крикъ въ комнатъ короля.

Однакожь, ночная лампа угасла; ничто не прерывало прежней глубокой тишины, исключая этого страннаго королевскаго крика. Потому-что кричалъ -- король.

Вскорѣ послышался шумъ упавшей мебели, вазы, разлетѣвшейся въ дребезги... послышались скорые шаги; потомъ опять крикъ, сопровождаемый лаемъ собакъ. Заблистали огни, засверкали обнаженныя шпаги въ галереяхъ, и тяжелые шаги сонныхъ стражей раздались подъ массивными сводами.

-- Вставайте! кричали со всѣхъ сторонъ: -- вставайте! король зоветъ!.. Король зоветъ!

И въ то же мгновеніе, капитанъ Швейцарцевъ, дворцовые стражи, дежурные стрѣлки, наперерывъ другъ передъ другомъ бросились въ королевскій покой, который освѣтился въ одцо мгновеніе...

Возлѣ опрокинутаго кресла и разбитой вазы, передъ кроватью, съ которой подушки, простыни и одѣяла были разбросаны по комнатѣ, стоялъ Генрихъ, блѣдный, со всклоченными волрсами, съ неподвижными глазами.. Правая рука его была вытянута впередъ и дрожала какъ листъ отъ вѣтра; лѣвая судорожно сжатая вцѣпилась въ эфесъ шпаги, за которую онъ машинально схватился.

Собака, столь же испуганная, какъ и господинъ ея, смотрѣла на него и выла.

Король былъ нѣмъ отъ ужаса, и всѣ присутствовавшіе, не смѣя вымолвить слова, съ ужасомъ вопрошали другъ друга взглядами.

Тогда явилась полуодѣтая, но закутанная въ широкій пеньюаръ молодая королева, Луиза-Лотарингская, существо кроткое, подобно ангелу, промелькнувшее по землѣ...

Крикъ мужа разбудилъ ее.

-- Что случилось, ваше величество? спросила она съ трепетомъ: -- я услышала вашъ крикъ и прибѣжала.

-- Ни... ни... ничего, проговорилъ король, не спуская глазъ съ одной точки, гдѣ какъ-бы представлялось ему страшное видѣніе.

-- Но вы кричали, повторила королева.-- Вы, вѣроятно, больны?

Ужасъ, выражавшійся на лицѣ короля, былъ такъ силенъ, что вскорѣ овладѣлъ всѣми сбѣжавшимися на крикъ его. Всѣ глазами пожирали короля, чтобъ удостовѣриться, не былъ ли онъ раненъ, не былъ ли укушенъ какимъ-нибудь насѣкомымъ.

-- О, ваше величество, вскричала королева:-- ваше величество! ради Бога, не оставляйте насъ въ этомъ страхѣ!... Не прикажете ли позвать врача?

-- Врача? сказалъ Генрихъ мрачнымъ голосомъ.-- Нѣтъ, плоть здорова; страждетъ духъ... Нѣтъ, нѣтъ, не надо врача; позовите... духовника.

Присутствовавшіе посмотрѣли другъ на друга, потомъ на двери, занавѣсы, паркетъ, потолокъ. Нигдѣ не видно было ничего, чтобы могло навесть на короля такой ужасъ.

Король требовалъ духовника: тайна становилась болѣе непроницаемою, любопытство увеличивалось.

Немедленно по требованію короля, одинъ изъ стражей выбѣжалъ, вскочилъ на коня, и тысячи искръ засверкали по мостовой.

Пять минутъ спустя, настоятель іезуитскаго монастыря былъ, такъ сказать, вырванъ изъ своей кровати и входилъ къ королю.

Съ прибытіемъ духовника прекратилась суматоха, спокойствіе и тишина возстановились; всѣ вопрошаютъ другъ друга, догадываются, угадываютъ, но -- всѣ трепещутъ... Король исповѣдается!

На другой день король всталъ съ разсвѣтомъ, прежде всѣхъ во дворцѣ, и приказалъ опять запереть ворота Лувра, которые отворились только для того, чтобъ выпустить духовника.

Потомъ онъ велѣлъ призвать священника и церемоніймейстера, взялъ молитвенникъ, переплетенный въ черный бархатъ, и началъ читать молитвы; прерывалъ это занятіе, чтобъ вырѣзывать ножницами лики святыхъ и вдругъ приказалъ позвать всѣхъ друзей своихъ.

По этому приказанію отправились прежде всего къ Сен-Люку; но онъ страдаетъ болѣе вчерашняго. Онъ томится, жалуется. Болѣзнь его превратилась въ моральное изнеможеніе; сонъ его, или, лучше сказать, летаргія была такъ глубока, что изъ всѣхъ обитателей дворца, онъ одинъ не слышалъ крика короля, хотя одна только стѣна отдѣляла его комнату отъ королевской. Онъ проситъ позволенія остаться въ постели.

При этомъ печальномъ извѣстіи, Генрихъ перекрестился и послалъ за аптекаремъ; потомъ велѣлъ принести въ Лувръ всѣ бичи изъ августинскаго монастыря; одѣтый въ чорномъ съ головы до ногъ, онъ подошелъ къ хромающему Шомбергу, къ д'Эпернону съ подвязанной рукою, къ Келюсу, пепригаедшему еще въ себя со вчерашняго дня, къ трепещущимъ д'О и Можирону, роздалъ имъ бичи и приказалъ бить другъ друга изо всѣхъ силъ.

Д'Эпернонъ возразилъ, что такъ-какъ у него правая рука подвязана, то его должно исключить изъ этой церемоніи, потому-что онъ не можетъ возвращать удары, которые будетъ получать, отъ-чего выйдетъ нѣкоторое разстройство въ гаммѣ бичеванія.

Генрихъ III отвѣчалъ ему, что тѣмъ угоднѣе будутъ его страданія Господу -- и самъ подалъ первый примѣръ, скинулъ полукафтанье, жилетъ, рубаху и началъ бить себя изо всѣхъ силъ. Шико хогѣлъ-было посмѣяться и потрунить по своему обыкновенію, но грозный взглядъ короля остановилъ его; тогда и онъ взялся за бичъ, но, вмѣсто того, чтобъ бить себя, началъ колотить другихъ, и, соскучившись бить по спинамъ, онъ принялся обивать скульптурныя украшенія стѣнъ.

Эта церемонія мало-по-малу успокоила короля; однакожъ замѣтно было, что умъ его еще спльно разстроенъ.

Вдругъ онъ уходитъ изъ комнаты, приказавъ продолжать церемонію до своего возвращенія; но лишь только онъ за дверь, какъ бичеваніе прекратилось какъ-бы по волшебству. Одинъ Шико продолжалъ колотить д'О, котораго терпѣть не могъ. Д'О возвращалъ ему удары. Это былъ поединокъ на плеткахъ.

Генрихъ ушелъ къ королевѣ. Онъ подарилъ ей жемчужное ожерелье въ двадцать-пять тысячъ экю, поцаловалъ въ объ щеки,-- чего не дѣлалъ уже болѣе года,-- и умолялъ, чтобъ она сложила съ себя царскія украшенія и облеклась во вретище.

Луиза-Лотарингская, всегда кроткая и добрая, немедленно согласилась на требованіе своего супруга. Она спросила, однакожь, зачѣмъ онъ, подаривъ ей жемчужное ожерелье, велитъ ей надѣть вретище.

-- Для спасенія души моей, отвѣчалъ Генрихъ.

Этотъ отвѣтъ удовлетворилъ королеву, потому-что она лучше другихъ знала, сколько грѣховъ на душѣ ея мужа. Она одѣлась по желанію Генриха, который ушелъ въ свой покой, прося королеву прійдти туда же.

При входѣ короля, опять началось бичеваніе. Д'О и Шико, неперестававшіе бить другъ друга, доколотились до крови. Король благодарилъ ихъ и назвалъ своими истинными, единственными друзьями.

По прошествіи десяти минутъ, явилась королева, одѣтая во вретище. Всѣмъ придворнымъ розданы восковыя свѣчи, и вскорѣ мужчины и женщины, преданные королю, пошлй босыми ногами по мерзлой мостовой на Монмартръ; сначала они дрожали отъ холода, но мало-по-малу ихъ согрѣвали удары Шико, который колотилъ бичомъ всѣхъ безъ разбора.

Д'О сознался побѣжденнымъ, и сталъ какъ-можно-подальше отъ Шико.

Въ четыре часа вечера, печальная прогулка кончилась; монастырямъ были сдѣланы богатые подарки, ноги придворныхъ распухли, спины миньйоновъ избиты; королева явилась передъ народомъ во вретищѣ изъ грубаго холста; король съ четками въ видъ череповъ.

Были слезы, рыданія, плачъ, молитвы, кантаты.

День, какъ читатели видятъ, прошелъ незамѣтно.

Всѣ пострадали отъ холода и побоевъ, чтобъ угодить королю; но никто не угадывалъ, зачѣмъ Генрихъ, наканунѣ весело танцовавшій, вздумалъ возложить на себя такое суровое покаяніе. Гугеноты, лигнеты и вольнодумцы насмѣшливо глядѣли на странную процессію, спрашивая: -- Что это за люди?

Генрихъ воротился домой голодный, съ красными и синими пятнами на спинѣ; онъ цѣлый день ни на шагъ не отходилъ отъ королевы и при каждой остановкѣ процессіи у церквей и часовень обѣщалъ ей новые подарки и говорилъ о путешествіяхъ къ святымъ мѣстамъ.

Что же касается до Шико, то, наскучивъ колотить и проголодавшись болѣе обыкновеннаго отъ сильнаго моціона, онъ ушелъ, не доходя до Монмартра, съ нѣкоторыми вольнодумцами, и вошелъ въ знаменитую гостинницу, гдѣ наѣлся и напился до-сыта. Потомъ, на возвратномъ шествіи процессіи, онъ незамѣтнымъ образомъ опять присоединился къ ней, принявшись снова бить всѣхъ и раздавая, какъ онъ самъ говорилъ, покаятельныя индульгенціи.

Вечеромъ, король почувствовалъ сильную усталость отъ далекой прогулки и отъ ударовъ плеткой. Онъ велѣлъ подать себѣ постный ужинъ, вымазать масломъ спину и плечи и пошелъ къ Сен-Люку, котораго засталъ веселымъ и здоровымъ.

-- Ахъ! сказалъ король съ видомъ человѣка, чувствующаго глубокое отвращеніе къ жизни: -- какъ хорошо, что жизнь человѣческая соединена съ такими страданіями!

-- Отъ-чего, ваше величество? спросилъ Сен-Люкъ.

-- Отъ-гого, что человѣкъ, которому наскучитъ жизнь, не боится смерти, но стремится къ ней всѣми своими желаніями и помышленіями.

-- Простите, ваше величество, сказалъ Сен-Люкъ:-- это вы можете говорить про себя; но я нисколько не стремлюсь къ смерти.

-- Послушай, Сен-Люкъ, сказалъ король, покачавъ головою:-- ты хорошо сдѣлаешь, если послѣдуешь моему совѣту... этого мало: моему примѣру.

-- Охотно, ваше величество, если этотъ примѣръ мнѣ понравится.

-- Хочешь ли ты оставить свою жену? я покину престолъ, и мы вмѣстѣ вступимъ въ монастырь. У меня есть разрѣшеніе отъ нашего святѣйшаго отца папы; завтра же мы пострижемся. Я нарекусь братомъ Генрихомъ...

-- Простите, ваше величество, вы не дорожите своимъ престоломъ, потому-что онъ надоѣлъ вамъ; но я очень дорожу своей женой, съ которою даже не могъ еще и познакомиться. Слѣдовательно, я отказываюсь...

-- О-го! сказалъ Генрихъ:-- да ты, кажется, выздоровѣлъ?

-- Совершенно, ваше величество; сердце, умъ и душа моя удивительно расположены къ счастію и удовольствіямъ.

-- Бѣдный Сен-Люкъ! сказалъ король, всплеснувъ руками.

-- Вчера, ваше величество, я, можетъ-быть, принялъ бы ваше предложеніе. Вчера я былъ не въ духѣ, болѣнъ, грустенъ. За бездѣлицу я бросился бы въ колодезь, или -- въ монастырь! Но сегодня вечеромъ -- другое дѣло; я провелъ прекрасную ночь, очаровательный день и... mordieu! да здравствуетъ радость!

-- Ты сказалъ mordieu, Сен-Люкъ!

-- Будто-бы? Впрочемъ, можетъ-быть; вы сами часто употребляете это слово.

-- Употреблялъ, но больше употреблять не буду.

-- Я не смѣю сказать того же про себя. Постараюсь употреблять подобныя слова порѣже; вотъ все, что могу обѣщать. Впрочемъ, Господь такъ милостивъ къ грѣхамъ нашимъ, когда эти грѣхи происходятъ отъ человѣческой слабости.

-- Итакъ, ты полагаешь, что Господь помилуетъ меня?

-- О! я говорю не о вашемъ величествѣ, а о самомъ-себѣ.

Король вздохнулъ, и произнесъ mea culpa, ударяя себя въ грудь.

-- Сен-Люкъ, сказалъ онъ:-- хочешь ли ты спать у меня?

-- Это зависитъ отъ того, чѣмъ мы займемся.

-- Мы зажжемъ всѣ свѣчи; я лягу, а ты будешь читать мнѣ житія святыхъ отцовъ.

-- Покорно благодарю, ваше величество.

-- Не хочешь?

-- Не чувствую ни малѣйшаго расположенія.

-- И ты, Сен-Люкъ, оставляешь меня!

-- Напротивъ; я остаюсь при васъ.

-- Не-уже-ли?

-- Если вамъ угодно.

-- Разумѣется, угодно.

-- Но съ условіемъ... sine qua non...

-- Съ какимъ условіемъ?

-- Съ тѣмъ, чтобъ вы послали за музыкантами, приказали приготовить ужинъ... мы будемъ танцовать.

-- Сен-Люкъ! Сен-Люкъ! вскричалъ Генрихъ съ невыразимымъ ужасомъ.

-- О, ваше величество! я сегодня ужасно расположенъ къ веселости.-- Согласны ли вы?

Но Генрихъ не отвѣчалъ. Умъ его, иногда столь живой и веселый, омрачался болѣе-и-болѣе и, казалось, боролся съ тайною мыслію, отягчавшею его, подобно свинцу, привязанному къ ножкамъ птицы, дѣлающей тщетныя усилія, чтобъ улетѣть.

-- Сен-Люкъ, произнесъ наконецъ король мрачнымъ голосомъ: -- видаешь ли ты когда-нибудь сны?

-- Часто, ваше величество.

-- Вѣришь ты снамъ?

-- Разсудокъ велитъ вѣрить имъ.

-- Какъ такъ?

-- Конечно! сны утѣшаютъ насъ въ горестной дѣйствительности. Такъ, напримѣръ, прошлою ночью у меня былъ прелестный сонъ.

-- Какой?

-- Мнѣ снилась жена...

-- Ты думаешь еще о своей женѣ, Сен-Люкъ?

-- Болѣе, нежели когда-либо.

-- Ахъ!.. король вздохнулъ и поднялъ глаза къ небу.

-- Мнѣ снилось, продолжалъ Сен-Люкъ: -- что жена моя, сохранивъ свое прелестное личико... потому-что жена моя прелестна; не правда ли, ваше величество?

-- Увы, да! отвѣчалъ король.-- Евва тоже была хороша, несчастный! Но вѣдь она-то и погубила насъ!

-- Такъ вы за это на нее и сердитесь? Но выслушайте мой сонъ...

-- И у меня былъ сонъ...

-- Итакъ, жена моя, сохранивъ свое прелестное личико, обратилась въ птичку, и перелетѣвъ черезъ рѣшетки и ограду Лувра, стала крылышками стучаться ко мнѣ въ окно, говоря: "отвори, Сен-Люкъ, отвори, супругъ мой!"

-- И ты отворилъ? вскричалъ король почти съ отчаяніемъ.

-- Еще бы! вскричалъ Сен-Люкъ:-- и съ радостію!

-- Суета-суетъ!

-- Всяческая суета! прибавилъ Сен-Люкъ.

-- Но потомъ ты проснулся?

-- Нѣтъ, ваше величество; сонъ былъ слишкомъ-пріятенъ.

-- И сонъ твой продолжался?

-- До самаго утра.

-- И этой ночью ты опять надѣешься...

-- Видѣть сонъ? Надѣюсь. Да, ваше величество, вотъ отъ-чего я отказываюсь отъ вашего лестнаго, впрочемъ, для меня приглашенія. Если вамъ угодно, чтобъ я не спалъ, такъ я желаю по-крайней-мѣрѣ быть вознагражденъ за то, что отказываюсь отъ сладостнаго сновидѣнія. Итакъ, если вамъ угодно послать за музыкантами...

-- Довольно, Сен-Люкъ, довольно, сказалъ король, вставая.-- Ты губишь свою душу; погубишь и мою, если я долѣе останусь съ гобою. Прощай, Сен-Люкъ; надѣюсь, что вмѣсто сна-искусителя небо пошлетъ тебѣ душеспасительный сонъ, который заставить тебя завтра покаяться и обратиться на путь истины.

-- Сомнѣваюсь, ваше величество, и даже осмѣлюсь посовѣтовать вамъ сегодня же выгнать изъ Лувра грѣшника Сен-Люка, рѣшившагося умереть безъ покаянія.

-- Нѣтъ, сказалъ Генрихъ:-- нѣтъ; надѣюсь, что завтра ты будешь говорить и думать иное. Спокойной ночи, Сен-Люкъ; я буду молиться за тебя.

-- Прощайте, ваше величество, я буду спать за васъ.

И Сен-Люкъ запѣлъ первый куплетъ довольно-веселой пѣсенки, которую король напѣвалъ, когда былъ въ духѣ; это заставило Генриха еще поспѣшнѣе удалиться и захлопнуть за собою дверь.

-- Боже! сказалъ онъ, воротившись къ себѣ: -- гнѣвъ твой справедливъ, потому-что міръ съ-часу-на-часъ развращается болѣе и болѣе!..

IX.

Какъ король боялся того, чего испугался, и какъ Шико боялся испугаться.

Разставшись съ Сен-Люкомъ, король пошелъ сперва къ себѣ, а оттуда въ большую галерею, гдѣ, по его приказанію, собрался весь дворъ.

Тамъ онъ сталь раздавать награды друзьямъ своимъ, отправилъ д'О, д'Эпернона и Шомберга въ провинцію, грозилъ Можирону и Келюсу казнью, если они опять осмѣлятся поссориться съ Бюсси, далъ послѣднему поцаловать свою руку и долго-долго сжималъ въ своихъ объятіяхъ Франсуа.

Что же касается до королевы, онъ былъ такъ милъ и любезенъ съ нею, что это всѣмъ показалось добрымъ признакомъ для наслѣдства французскаго престола.

Однакожь, время проходило, ночь наступала, и всѣ замѣчали, что король нарочно удерживалъ придворныхъ; наконецъ, на луврскихъ часахъ пробило девять; Генрихъ осмотрѣлся; онъ, казалось, выбиралъ между друзьями своими того, на кого бы возложитъ обязанность чтеца, отъ которой Сен-Люкъ отказался.

Шико смотрѣлъ на него.

-- Генрихъ, сказалъ онъ съ обыкновенною своею дерзостью: -- ты сегодня что-то умильно посматриваешь на меня. Не хочешь ли ты подарить мнѣ аббатство съ доходомъ въ десять тысячь ливровъ? Давай, давай! я не прочь...

-- Ступай со мною, Шико, сказалъ король.-- Доброй ночи, господа; я иду спать.

Шико обратился къ придворнымъ, закрутилъ усы съ граціознымъ движеніемъ и, сдѣлавъ томные глазки, повторилъ, подражая голосу Генриха:

-- Прощайте, господа; мы идемъ, спать.

Придворные едва могли удержаться отъ смѣха; король покраснѣлъ.

-- Эй! парикмахера, сказалъ Шико: -- брадобрѣя, каммердинера! Да смотрите, не забудьте розоваго масла!

-- Не нужно, сказалъ король:-- теперь начинается постъ, а я нахожусь въ покаяніи.

-- Жаль; но вѣдь розовое масло не скоромное, сказалъ Шико.

Король и тутъ вошли въ покой, уже описанный нами.

-- Послушай-ка, Генрихъ! сказалъ Шико:-- такъ я попалъ сегодня въ любимцы? въ неразлучные? да развѣ я похорошѣлъ, что ли? развѣ я лучше купидончика Келюса?

-- Молчи, дуракъ! сказалъ король: -- а вы, господа, удалитесь; мнѣ сегодня никого не нужно.

Слуги повиновались; дверь за ними затворилась. Генрихъ и Шико остались одни. Шико съ изумленіемъ смотрѣлъ на Генриха.

-- Зачѣмъ ты отослалъ ихъ? спросилъ шутъ.-- Вѣдь они не мазали еще насъ. Не хочешь ли ты собственноручно мазать меня? Что жь? Это также покаяніе своего рода! Генрихъ не отвѣчалъ. Всѣ удалились; король и шутъ продолжали смотрѣть другъ на друга.

-- Будемъ молиться, сказалъ Генрихъ.

-- Спасибо, вскричалъ Шико.-- Если ты призвалъ меня для этого, такъ напрасно трудился. Прощай, сынъ мой, доброй ночи.

-- Останься! сказалъ король.

-- О-го! вскричалъ Шико сердито.-- Это похоже на принужденіе. Ты деспотъ, Діонисій! Мнѣ здѣсь скучно; цѣлый день я по твоей милости безпощадно колотилъ друзей своихъ, а теперь ты, кажется, опять хочешь приняться за ту же исторію... Не хочу! Насъ только двое здѣсь, а вдвоемъ скучно... обоимъ достается.

-- Молчи, жалкій дуракъ! вскричалъ король.-- Кайся.

-- Ну, такъ! Да въ чемъ же мнѣ каяться? Въ томъ, что я сдѣлался твоимъ шутомъ? Confiteor... каюсь; mea culpa, моя вина, моя страшная вина!

-- Не богохульствуй, несчастный! не богохульствуй! кричалъ король.

-- Однако, сказалъ Шико: -- на повѣрку выходитъ, что лучше попасть въ клѣтку ко льву или къ обезьянамъ, нежели въ твою комнату, Генрихъ. Прощай, спокойной ночи.

Король поспѣшно вынулъ ключъ изъ двери.

-- Генрихъ, сказалъ Шико: -- увѣряю тебя, ты сегодня страшенъ; и если ты меня не выпустишь, я стану кричать, позову на помощь, разломаю дверь, разобью окна... А-га! я вѣдь шутить не люблю!

-- Шико, сказалъ король съ задумчивымъ видомъ:-- ты употребляешь во зло скорбь мою.

-- А! понимаю, сказалъ Шико:-- ты боишься остаться одинъ.-- То-то и есть. Прикажи-ка себѣ выстроить двѣнадцать дворцовъ, какъ Тиверій, или двѣнадцать комнатъ, какъ Діонисій. А пока возьми мою шпагу и позволь мнѣ уйдти съ ножнами.

При словѣ "боишься", молнія сверкнула въ глазахъ Генриха; потомъ съ страннымъ трепетомъ онъ вскочилъ и началъ прохаживаться по комнатѣ.

Генрихъ былъ въ такомъ волненіи, лицо его было такъ блѣдно, что Шико подумалъ, что король въ-самомъ-дѣлѣ нездоровъ. Съ безпокойствомъ слѣдя за нимъ взорами, онъ наконецъ сказалъ ему:

-- Успокойся, сынъ мой! Что съ тобою? Разскажи свое горе другу твоему Шико.

Король остановился передъ шутомъ и, пристально посмотрѣвъ на него, сказалъ:

-- Да, ты другъ мой, мой единственный другъ.

-- Кстати, сказалъ Шико:-- Валенсейское-Аббатство теперь безъ настоятеля.

-- Слушай, Шико, скроменъ ли ты?

-- И Петивьерское свободно; а туда бы славно; тамъ дѣлаютъ превкусные паштеты.

-- Не смотря на всѣ твои шутки и глупости, продолжалъ король:-- ты человѣкъ съ сердцемъ.

-- Такъ не давай мнѣ аббатства, дай полкъ.

-- Ты даже при случаѣ можешь подать хорошій совѣтъ.

-- Такъ не давай мнѣ полка, а произведи въ совѣтники. Или нѣтъ! лучше дай аббатство, или полкъ. Не хочу быть совѣтникомъ: нельзя имѣть своего мнѣнія.

-- Молчи, молчи, Шико; минута приближается... страшная, грозная минута!..

-- Опять ты за свое! сказалъ Шико.

-- Ты увидишь и услышишь!

-- Увижу -- кого? услышу -- что?

-- Подожди, и ты самъ все узнаешь; подожди.

-- Нѣтъ, не хочу ждать! не хочу ждать!.. Да что ты ко мнѣ присталъ!

-- Шико, ты храбръ?

-- Конечно; но не хочу подвергать своей храбрости испытанію! Tudiable! Если король Франціи кричитъ такъ, что всполошитъ весь дворецъ, такъ со мной... со мной можетъ приключиться еще большая бѣда. Прощай, Генрихъ; позови своихъ капитановъ, своихъ стражей, Швейцарцевъ, привратниковъ, а меня отпусти!.. Не люблю опасностей невидимыхъ! Не люблю опасностей невѣдомыхъ!

-- Приказываю тебѣ остаться, сказалъ король повелительнымъ голосомъ.

-- Вотъ забавно!.. да если я боюсь! Если мнѣ страшно! Если у меня волосы становятся дыбомъ!.. Караулъ!.. Пожаръ!..

И Шико влѣзъ на столъ.

-- Полно, дуракъ, сказалъ король.-- Если ты непремѣнно хочешь знать въ чемъ дѣло, такъ слушай!

-- А-га! сказалъ Шико, потирая руки, осторожно слѣзая со стола и обнажая длинную шпагу.-- Это дѣло другое! Когда ты мнѣ скажешь, въ чемъ опасность, такъ я могу принять свои мѣры. Разсказывай, разсказывай, сынъ мой. Видно, мы будемъ имѣть дѣло съ какимъ-нибудь крокодиломъ. Гм! tu diable! шпага моя хороша, потому-что я подрѣзаю ею каждую недѣлю мозоли, а мозоли у меня словно желѣзо... Итакъ, ты говорилъ, что мы увидимъ крокодила?

Шико опустился въ глубокое кресло, держа шпагу между колѣнями.

-- Въ прошлую ночь, напалъ Генрихъ:-- я спалъ...

-- И я тоже, сказалъ Шико.

-- Вдругъ чье-то дыханіе повѣяло мнѣ въ лицо...

-- Видно собака твоя проголодалась и стала лизать у тебя съ лица масло.

-- Я просыпаюсь вполовину и чувствую, какъ волосы становятся у меня дыбомъ подъ шапочкой.

-- А! послушай-ка, я самъ начинаю дрожать, сказалъ Шико, поджавъ ноги подъ себя и уперевъ подбородокъ на эфесъ шпаги.

-- Тогда, продолжалъ король столь слабымъ и дрожащимъ голосомъ, что звуки его едва доходили до слуха Шико: -- тогда по комнатѣ раздался столь плачевный стонъ, что разумъ мой помрачился...

-- Это голосъ крокодила. Я читалъ въ путешествіи Марко Паоло, что крокодилъ подражаетъ крику дѣтей; но успокойся, сынъ мой; если онъ прійдетъ, такъ мы убьемъ его.

-- Слушай далѣе.

-- Слушаю! сказалъ Шико, внезапно выпрямившись:-- я неподвиженъ какъ пень,-- нѣмъ, какъ рыба.

Генрихъ продолжалъ болѣе-мрачнымъ тономъ:

-- Несчастный грѣшникъ! произнесъ голосъ...

-- Ба! прервалъ Шико: -- голосъ говорилъ?.. Такъ, значитъ, это не крокодилъ?..

-- Несчастный грѣшникъ! сказалъ онъ: я голосъ твоего судьи!

Шико вскочилъ, но тотчасъ же опять принялъ прежнее положеніе.

-- Какого судьи? парламентскаго?

-- Ахъ, Шико! отвѣчалъ Генрихъ: -- грозенъ былъ этотъ голосъ!

-- Не-уже-ли? Какъ, въ рупоръ?..

-- Здѣсь ли ты? Внемлешь ли мнѣ? Намѣренъ ли ты, закоренѣлый грѣшникъ, коснѣть въ своихъ преступленіяхъ?

-- Не-ужь-то? смотри, пожалуй! сказалъ Шико:-- правду говорятъ, что vox populi, vox...

-- Потомъ, прервалъ его король:-- онъ дѣлалъ мнѣ жестокіе упреки... о которыхъ я умалчиваю...

-- Напрасно, сынъ мой, напрасно; разсказывай все; я бы желалъ знать, все ли извѣстно голосу...

-- Нечестивецъ! вскричалъ король:-- если ты сомнѣваешься, такъ я велю наказать тебя!

-- Я? спросилъ Шико: -- нисколько; я только удивляюсь, какъ этотъ судья ждалъ до-сихъ-поръ. Онъ видно терпѣливъ. Я бы давно... И такъ, мой сынъ, ты порядочно струсилъ?

-- О, да!

-- Повѣрю.

-- Холодный потъ выступилъ у меня на вискахъ, и кровь застыла въ жилахъ.

-- Повѣрю, повѣрю; не знаю, что бы я сдѣлалъ на твоемъ мѣстѣ! Только, вѣрно, что-нибудь нехорошее... Потомъ ты позвалъ?

-- Да.

-- И пришли?

-- Да.

-- Искали?

-- Вездѣ.

-- Судьи не нашли?

-- Нигдѣ.

-- Ужасно!

-- Такъ ужасно, что я послалъ за духовникомъ.

-- А! Это хитро; и онъ прибѣжалъ?

-- Немедленно.

-- Послушай-ка, Генрихъ, будь хоть разъ въ свою жизнь искренъ. Что твой духовникъ думаетъ объ этомъ происшествіи?

-- Онъ пришелъ въ ужасъ.

-- Повѣрю.

-- Онъ крестился и приказалъ мнѣ покаяться.

-- Это очень-хорошо. Но что же онъ сказалъ о видѣніи, или, лучше сказать, о голосѣ?

-- Онъ сказалъ, что это чудо, и что мнѣ слѣдуетъ позаботиться о спасеніи души своей. Я потому сегодня же утромъ...

-- Что ты сдѣлалъ сегодня утромъ?

-- Я подарилъ сто тысячь ливровъ іезуитамъ.

-- Славно!

-- И истязалъ свое тѣло и такому же истязанію подвергъ своихъ любимцевъ!

-- Прекрасно! Дальше?

-- Дальше ничего. Ну, скажи, Шико, что ты объ этомъ думаешь? Я говорю съ тобою не какъ съ шутомъ, а какъ съ человѣкомъ благоразумнымъ, съ другомъ.

-- Ахъ, ваше, величество, отвѣчалъ Шико серьёзно: -- мнѣ кажется, что это вамъ грезилось.

-- Ты думаешь?

-- Я думаю, что это нехорошій сонъ, и что онъ не повторится, если вы не будете много думать о немъ.

-- Сонъ? повторилъ Генрихъ, покачавъ головою.-- Нѣтъ, нѣтъ; я не спалъ; увѣряю тебя.

-- Ты спалъ, Генрихъ!

-- Не спалъ; глаза у меня были открыты.

-- Да и я сплю съ открытыми глазами.

-- Такъ; но я видѣлъ; а кто спитъ, тотъ и съ открытыми глазами не видитъ.

-- Что же ты видѣлъ?

-- Я видѣлъ, какъ луна свѣтила въ окно и отражалась на аметистѣ, украшающемъ эфссъ моей шпаги...

-- А что сдѣлалось съ лампой?

-- Она погасла.

-- Пригрезилось, сынъ мой, пригрезилось!

-- Отъ-чего ты не вѣришь этому, Шико?

-- Отъ-того, что тебѣ пригрезилось.

-- Это не отвѣтъ, Шико! Понимаешь ли ты теперь, зачѣмъ я хочу, чтобъ ты остался у меня? сказалъ король.

-- Еще бы не понять!

-- Я хочу, чтобъ ты самъ услышалъ голосъ.

-- Чтобъ всѣ приняли эту исторію за фарсъ, если я стану разсказывать объ ней? Шико такъ ничтоженъ, такъ глупъ, что никто ему не повѣритъ. Хитро придумано!

-- Зачѣмъ же ты не хочешь вѣрить, сказалъ король: -- что я ввѣряю тебѣ эту тайну, какъ другу?

-- Не лги, Генрихъ; если голосъ опять заговоритъ, такъ онъ опять пожуритъ тебя... Но все равно! Я останусь съ тобою. Мнѣ самому хочется послушать этотъ голосъ; можетъ-быть, онъ скажетъ что-нибудь и на мою долю.

-- Но что же намъ дѣлать?

-- Ложись спать.

-- А если, напротивъ...

-- Слушать не хочу!

-- Однакожь...

-- Не-уже-ли ты думаешь, что зажмешь ротъ голосу, если не ляжешь спать? Тогда онъ, чего добраго, еще разсердится пуще вчерашняго!

-- Хорошо, сказалъ король: -- ты остаешься?

-- Остаюсь.

-- Ну, такъ я лягу спать.

-- Съ Богомъ!

-- Но ты не ляжешь?

-- Ни за что.

-- Только я сниму одно полукафтанье.

-- Какъ знаешь.

-- Я останусь въ панталонахъ.

-- Хорошо.

-- А ты?

-- А я останусь на этомъ креслѣ.

-- Ты не будешь спать?

-- Не знаю; сонъ то же, что страхъ -- не зависитъ отъ нашей воли.

-- Только постарайся не заснуть.

-- Я буду щипать себя; впрочемъ, голосъ меня разбудитъ.

-- Не шути съ голосомъ, сказалъ Генрихъ, поднявшій уже ногу, чтобъ лечь въ постель, но вдругъ отскочившій отъ нея.

-- Полно, сказалъ Шико: -- ложись же спать!

Король глубоко вздохнулъ и, осмотрѣвъ всѣ углы съ безпокойствомъ, влѣзъ въ постель, дрожа всѣмъ тѣломъ.

-- Вотъ такъ! сказалъ Шико: -- теперь и я устроюсь.

Онъ растянулся въ креслѣ, обложивъ себя со всѣхъ сторонъ подушками.

-- Какъ вы себя чувствуете, ваше величество?

-- Не дурно, отвѣчалъ король: -- а ты?

-- Хорошо. Спокойной ночи, Генрихъ.

-- Спокойной ночи, Шико; только не спи.

-- Не буду, отвѣчалъ Шико, громко зѣвнувъ.

И оба закрыли глаза: король, чтобъ притвориться спящимъ, Шико, чтобъ заснуть въ-самомъ-дѣлѣ.

X.

Какъ голосъ ошибся и обратился къ Шико, вмѣсто короля.

Въ-продолженіи десяти минутъ, король и Шико оставались неподвижны и молчаливы. Вдругъ король вскочилъ.

Это движеніе короля разогнало первый сонъ Шико, и онъ тоже вскочилъ.

Оба со страхомъ посмотрѣли другъ на друга.

-- Что? спросилъ Шико шопотомъ.

-- Дыханіе, отвѣчалъ король едва-слышнымъ голосомъ: -- повѣяло, дыханіе!

Въ то же мгновеніе, одна изъ свѣчей, бывшихъ у золотаго сатира въ рукахъ, угасла; потомъ другая, потомъ третья и наконецъ послѣдняя.

-- О-го, какое дыханіе! сказалъ Шико,

Шико не договорилъ еще этихъ словъ, какъ погасла и лампа. Нѣсколько угольковъ, догоравшихъ въ каминѣ, слабо освѣщали комнату.

-- Страшно! сказалъ Шико, вставъ на креслѣ.

-- Онъ заговоритъ, сказалъ король, спрятавшись подъ одѣяло: -- онъ заговоритъ.

-- Будемъ слушать, отвѣчалъ Шико.

И точно, въ одно и то же мгновеніе глухой, шипящій голосъ пропищалъ за кроватью короля:

-- Закоренѣлый грѣшникъ! здѣсь ли ты?

-- Здѣсь, здѣсь, отвѣчалъ Генрихъ дрожащимъ голосомъ.

-- О-го! сказалъ Шико: -- какой хриплый голосъ; все равно... страшно!

-- Внемлешь ли ты мнѣ? продолжалъ голосъ.

-- Внемлю, внемлю, отвѣчалъ Генрихъ съ еще большимъ ужасомъ.

-- Не-уже-ли ты думаешь, что угодилъ мнѣ сегодняшней комедіей? Я знаю, что сердцемъ ты еще не покаялся!

-- Хорошо сказано, вскричалъ Шико: -- метко!

Руки короля дрожали; Шико подошелъ къ нему.

-- Ну что? проговорилъ король: -- вѣришь ли теперь, несчастный?

-- Постой, сказалъ Шико.

-- Что тебѣ надобно?

-- Тише!.. уйди потихоньку... я лягу на твое мѣсто.

-- Зачѣмъ?

-- Чтобъ голосъ пожурилъ меня.

-- Развѣ ты думаешь, что въ такомъ случаѣ онъ пощадитъ меня?

-- Не знаю; но все равно! Попытаемся.,

И онъ осторожно помогъ королю сойдти съ кровати, а самъ легъ на его мѣсто.

-- Теперь, Генрихъ, сказалъ онъ: -- ступай, сядь на мое кресло и оставь меня здѣсь.

Генрихъ повиновался; онъ начиналъ догадываться.

-- Ты не отвѣчаешь, продолжалъ голосъ: -- слѣдовательно не хочешь каяться!

-- Простите, простите! сказалъ Шико, подражая голосу короля.

Потомъ, обратившись къ Генриху, шепнулъ:

-- Хорошъ голосъ!.. Онъ не узнаётъ, что я не ты, а я.

-- Э-re! сказалъ король: -- что это значитъ?

-- Постой, постой! То ли еще мы услышимъ!

-- Несчастный! произнесъ голосъ.

-- Точно, отвѣчалъ Шико:-- я закоренѣлый грѣшникъ!

-- Такъ сознайся въ своихъ преступленіяхъ и покайся.

-- Я сознаюсь, сказалъ Шико: -- что поступилъ неблагородно съ моимъ кузеномъ Конде, соблазнивъ жену его -- и каюсь!

-- Что ты тамъ говоришь? проговорилъ король.-- Замолчи! Объ этомъ уже давно не говорятъ!

-- Не-уже-ли? сказалъ Шико: -- такъ поговоримъ о другомъ.

-- Я сознаюсь, продолжалъ за Генриха Шико: -- что обманулъ Поляковъ и убѣжалъ отъ нихъ, взявъ съ собою всѣ королевскія драгоцѣнности.

-- Дуракъ! вскричалъ Генрихъ: -- что ты тамъ толкуешь!

-- Да надо же ему что-нибудь разсказывать, возразилъ Шико.-- Не мѣшай.

-- Говори! произнесъ голосъ.

-- Я сознаюсь, продолжалъ Шико:-- что отбилъ престолъ Франціи у моего кузена д'Алансона, которому онъ приходился по праву, потому-что я самъ отказался отъ него, принявъ польскую корону -- каюсь!

-- Негодяй! вскричалъ король.

-- Это еще не все, произнесъ голосъ.

-- Сознаюсь, дѣйствовалъ вмѣстѣ съ моей доброй матерью, чтобъ изгнать изъ Франціи моего шурина, короля наваррскаго, лишивъ его всѣхъ друзей, и сестру мою Маргериту, лишивъ ее всѣхъ любовниковъ, -- въ чемъ искренно каюсь!

-- А, разбойникъ! проговорилъ король, стиснувъ зубы отъ злости.

-- Ваше величество, если хотите, чтобъ голосъ сжалился надъ вами, такъ не должно ничего скрывать отъ него.

-- Я спрашиваю не о политикѣ, продолжалъ голосъ.

-- А-га! отвѣчалъ Шико плачевнымъ голосомъ:-- вы изволите говорить о моей нравственности?

-- Именно! отвѣчалъ голосъ.

-- Сознаюсь, продолжалъ Шико:-- я чрезвычайно изнѣженъ, лѣнивъ, вялъ, малодушенъ и лицемѣръ.

-- Правда, произнесъ глухо голосъ.

-- Я дурно поступалъ съ женщинами, и особенно съ моею женою, ангеломъ кротости и доброты.

-- Возлюби жену, яко самого-себя, съ гнѣвомъ произнесъ голосъ:-- и не помышляіі о другомъ!

-- Ахъ! вскричалъ Шико плачевнымъ голосомъ: -- я много грѣшилъ!

-- И соблазнялъ другихъ своимъ примѣромъ!

-- Правда, совершенная правда.

-- Ты чуть не погубилъ бѣднаго Сен-Люка.

-- Ба! вскричалъ Шико:-- такъ я еще не погубилъ его?

-- Нѣтъ; но это можетъ случиться, если ты завтра же не отпустишь его.

-- А-га! шепнулъ Шико королю:-- голосъ, кажется, расположенъ къ Сен-Люку.

-- И если не пожалуешь его герцогомъ, а жену герцогиней, продолжалъ голосъ: -- въ вознагражденіе за оскорбленіе.

-- А если я не послушаюсь? спросилъ Шико.

-- Если ты не послушаешься, возразилъ голосъ, принявъ грозное выраженіе: -- такъ попадешь въ огнь вѣчный, туда же, гдѣ доселѣ жарятся Сарданапалъ, Навуходоносоръ и маршалъ де-Рецъ.

Генрихъ III жалобно застоналъ. Эта угроза еще болѣе увеличила страхъ его.

-- Peste! сказалъ Шико:-- замѣчаешь ли ты, Генрихъ, какъ голосъ заботится о Сен-Люкѣ? Можно подумать, что они большіе друзья.

Но Генрихъ не слышалъ шутокъ Шико, а если и слышалъ, такъ онѣ не могли разогнать его страха.

-- Я погибъ! говорилъ онъ въ безуміи: -- я погибъ! этотъ голосъ сверху убьетъ меня!

-- Сверху? возразилъ Шико: -- совсѣмъ не сверху, а съ боку?

-- Какъ, съ боку? спросилъ Генрихъ.

-- Разумѣется; развѣ ты не слышишь, что онъ тутъ за стѣной? Генрихъ, голосъ твой живетъ въ Луврѣ.

-- Нечестивый!

-- Поздравляю тебя, Генрихъ, съ такимъ жильцомъ. Только мнѣ кажется, ты не умѣешь довольно цѣнить этой чести. Какъ! голосъ живетъ въ Луврѣ, за твоей стѣной, а ты и не извѣстишь его? Полно, Генрихъ, это невѣжливо, и я не узнаю тебя.

Въ это самое мгновеніе, сучокъ, лежавшій въ углу камина, вспыхнулъ и освѣтилъ комнату, а вмѣстѣ съ тѣмъ и лицо Шико.

На немъ выражалось столько иронической веселости, что король изумился.

-- Какъ! сказалъ онъ: -- ты еще можешь шутить? Ты смѣешь...

-- Да, смѣю, сказалъ Шико:-- и ты самъ осмѣлишься сейчасъ, чортъ возьми!.. Да поразмысли же хорошенько, сынъ мой, и дѣлай то, что я тебѣ совѣтую.

-- Что ты мнѣ совѣтуешь?..

-- Я совѣтую тебѣ сходить посмотрѣть, не сидитъ ли голосъ въ сосѣдней комнатъ.

-- Но если онъ опять заговоритъ?

-- Такъ я отвѣчу ему. Оно даже очень-кстати, потому-что голосъ вообразитъ, будто ты все-еще здѣсь; голосъ-то не совсѣмъ хитеръ, онъ не узнаетъ даже съ кѣмъ говоритъ. Вотъ я цѣлую четверть часа бесѣдую съ нимъ, а онъ и не узналъ меня!..

Генрихъ насупилъ брови. Шико поколебалъ его убѣжденіе.

-- Мнѣ кажется, ты правъ, Шико, сказалъ онъ:-- и мнѣ пришла охота...

-- Да ступай же!

Генрихъ отворилъ тихонько дверь въ корридоръ, ведшій къ сосѣдней комнатѣ, которая, какъ мы уже сказали, принадлежала кормилицѣ Карла IX, а теперь занята была Сен-Люкомъ. Но едва онъ прошелъ нѣсколько шаговъ, какъ услышалъ, что голосъ опять сталъ произносить угрозы. Шико жалобно отвѣчалъ ему.

-- Да, говорилъ голосъ:-- ты непостояненъ, какъ женщина, изнѣженъ, какъ сибаритъ, развращенъ, какъ идолопоклонникъ!

-- Хи, хныкалъ Шико: -- хи, хи! развѣ я виноватъ, что тѣло у меня нѣжно, руки бѣлы, умъ перемѣнчивъ? Но кончено, о голосъ! Съ завтрашняго же дня я буду носить рубахи изъ самой грубой холстины...

Генрихъ продолжалъ идти впередъ по корридору, замѣчая съ изумленіемъ, что по мѣрѣ того, какъ слова Шико становились менѣе-внятными, слова, произносимыя голосомъ, явственнѣе и громче долетали до его слуха, и что голосъ выходилъ точно изъ комнаты Сен-Люка.

Генрихъ хотѣлъ уже постучаться, какъ замѣтилъ слабую полосу свѣта, пробивавшуюся сквозь замочную скважину.

Онъ наклонился, приложилъ глазъ къ этой скважинѣ и сталъ смотрѣть.

Вдругъ Генрихъ, дотолѣ блѣдный, покраснѣлъ, выпрямился и сталъ протирать глаза, какъ-бы не довѣряя имъ.

-- Mordieu! проговорилъ онъ:-- онъ осмѣлился такимъ образомъ подшутить надо мною!

Вотъ что онъ увидѣлъ въ замочную скважину:

Въ одномъ углу комнаты, Сен-Люкъ, въ шелковомъ халатѣ, говорилъ въ сарбаканъ грозныя слова, столько устрашившія короля, а возлѣ него, опершись къ нему на плечо, стояла молодая женщина въ бѣломъ пеньюарѣ; она по-временамъ отнимала у Сен-Люка сарбаканъ и говорила въ него слова, которыя ей приходили на умъ. Въ промежуткахъ они смѣялись, прислушиваясь къ гнусливому и плаксивому голосу Шико.

-- Жанна де-Косс е въ комнатѣ Сен-Люка, отверзтіе въ стѣнѣ, мистификація!.. Со мной!.. глухо произнесъ Генрихъ.-- О, они мнѣ дорого заплатятъ за это!..

На оскорбительныя слова, сказанныя молодою женою Сен-Люка въ сарбаканъ, король отскочилъ отъ двери и съ такой яростію и силою ударилъ въ нее ногой, что замокъ отскочилъ.

Жанна страшно вскрикнула и скрылась за занавѣсами кровати.

Сен-Люкъ, съ сарбаканомъ въ рукъ, блѣдный, трепещущій, упалъ на колѣни передъ королемъ, поблѣднѣвшимъ отъ ярости.

-- Ай! кричалъ Шико за стѣной: -- ай, пощадите!.. Умираю, изнемогаю!

Но въ комнатѣ Сен-Люка никто еще не имѣлъ силы произнести одного слова: такъ быстръ и внезапенъ былъ переходъ отъ смѣха къ ужасу.

Генрихъ первый прервалъ молчаніе однимъ словомъ.

-- Вонъ! сказалъ онъ, протянувъ руку.

И, уступивъ движенію ярости, недостойной короля, онъ вырвалъ сарбаканъ изъ рукъ Сен-Люка и хотѣлъ его ударить.

Но это движеніе заставило Сен-Люка скоро вскочить.

-- Ваше величество, сказалъ онъ:-- вы не имѣете права бить меня: я дворянинъ.

Генрихъ съ бѣшенствомъ бросилъ сарбаканъ на полъ. Кто-то поднялъ его. То былъ Шико, который, услышавъ шумъ въ сосѣдней комнатѣ и полагая, что посредникъ необходимъ, прибѣжалъ туда.

Онъ оставилъ Генриха и Сен-Люка справляться другъ съ другомъ, а самъ побѣжалъ къ занавѣсу, изъ-за котораго вытащилъ трепещущую молодую женщину.

-- Вотъ какъ! вскричалъ онъ:-- Адамъ и Евва! А ты выгоняешь ихъ, Генрихъ? спросилъ онъ, взглянувъ на короля.-- Такъ позволь же мнѣ выпроводить ихъ.

И, ставъ между королемъ и Сен-Люкомъ, онъ поднялъ сарбаканъ надъ головами виноватыхъ и произнесъ:

-- Изгоняю васъ изъ рая; чтобъ впередъ вашей ноги здѣсь не было!

Потомъ, наклонившись къ уху Сен-Люка, который обхватилъ одной рукой талью жены, какъ-бы желая защитить ее отъ гнѣва короля, Шико шепнулъ ему:

-- Не жалѣйте лучшихъ своихъ лошадей; но чтобъ завтра же между вами и Лувромъ было разстоянія двадцать льё по-крайней-мѣрѣ!

XI.

Какъ Бюсси отправился отъискивать свою мечту, болѣе и болѣе убѣжденный въ томъ, что то была дѣйствительность.

Бюсси и герцогъ анжуйскій, возвращаясь домой, были оба задумчивы,-- герцогъ анжуйскій потому, что опасался послѣдствій ссоры съ королемъ, къ которой онъ былъ нѣкоторымъ образомъ вынужденъ; Бюсси потому, что происшествія прошедшей ночи не выходили у него изъ ума.

-- Наконецъ, говорилъ онъ, разставшись съ герцогомъ послѣ множества комплиментовъ за энергію, которую онъ обнаружилъ: -- наконецъ неоспоримо то, что на меня напали, что я дрался, что меня ранили, потому-что я чувствую сильную боль въ боку. Защищаясь, я видѣлъ стѣну турнельскаго отеля и зубчатыя башни Бастиліи; тамъ на меня напали, потому-что я ѣхалъ въ Сент-Антуанское-Предмѣстье за письмомъ королевы наваррской. Я дрался тамъ, передъ дверью, которая подалась, за которую я скрылся и изъ-за которой видѣлъ еще блѣдное лицо и сверкающіе глаза Келюса. Я попалъ въ корридоръ; на концѣ корридора была лѣстница. Я вступилъ на первую ступеньку, споткнулся о вторую и лишился чувствъ. Потомъ начались грезы. Наконецъ, я очутился на краю рва близь Тампля, между августинскимъ монахомъ, мясникомъ и старухой... Теперь я желалъ бы знать, отъ-чего все прочее такъ хорошо сохранилось въ моей памяти, а мечта исчезла?.. Въ этомъ-то вся и тайна!

Бюсси остановился у двери своего дома, прислонился къ стѣнѣ, и закрылъ глаза.

-- Morbleu! вскричалъ онъ: -- не можетъ-быть, чтобъ бредъ оставилъ въ умѣ такое сильное впечатлѣніе. Я какъ теперь вижу комнату съ обоями, на которыхъ были изображены фигуры; вижу расписанный плафонъ, вижу кровать съ бѣлыми камковыми занавѣсами, вышитыми золотомъ. Вижу портретъ, вижу блондинку... только не знаю, какъ она вышла изъ рамки. Наконецъ, вижу открытое и веселое лицо молодаго доктора, котораго подвели къ моей кровати съ завязанными глазами. Кажется -- ясно? Нѣтъ! я непремѣнно долженъ еще разъ на яву увидѣть этотъ сонъ!.. Во-первыхъ, чтобъ лучше приступить къ дѣлу, надѣну костюмъ болѣе приличный для ночныхъ прогулокъ -- а потомъ къ Бастиліи!

Въ-слѣдствіе этого намѣренія, довольно-безразсуднаго со стороны человѣка, который шелъ къ тому же мѣсту, на которомъ его наканунѣ чуть не убили, Бюсси вошелъ къ себѣ, велѣлъ перевязать свою рану, надѣлъ ботфорты, взялъ съ собою самую надежную изъ своихъ шпагъ, закутался въ плащъ, сѣлъ въ носилки и, прибывъ къ навалу Сент-Антуанской Улицы, вышелъ изъ носилокъ, приказавъ своимъ людямъ ждать себя, а самъ отправился одинъ къ Бастиліи.

Было около девяти часовъ вечера. Колокольный звопъ возвѣстилъ уже о томъ, чтобъ тушили огни. Улицы опустѣли.

По причинѣ оттепели, площадь Бастиліи была покрыта лужами.

Бюсси сталъ отъискивать то мѣсто, гдѣ упала его лошадь, и нашелъ его; онъ сталъ отступать такимъ же образомъ, какъ отступалъ наканунѣ, дошелъ до стѣны и началъ отъискивать дверь съ углубленіемъ и маленькимъ окошечкомъ, черезъ которое онъ смотрѣлъ на Келюса. Но почти всѣ двери были съ уступомъ и окошечкомъ; за всѣми слѣдовалъ корридоръ.

-- Pardieu! вскричалъ Бюсси съ досадой-- хотя бы мнѣ пришлось стучаться во всѣ двери, допрашивать всѣхъ жильцовъ; хотя бы мнѣ пришлось истратить тысячу экю, чтобъ развязать языкъ слугамъ и старухамъ, я добьюсь-таки истины! Здѣсь пятьдесятъ домовъ; по десяти домовъ на вечеръ: слѣдовательно, мнѣ надобно будетъ потерять пять вечеровъ. Подожду только, чтобъ стало посуше.

Едва Бюсси договаривалъ эти слова, какъ увидѣлъ слабый, дрожащій свѣтъ, осторожно приближавшійся и отражавшійся въ лужахъ, какъ маякъ въ морѣ. Этотъ свѣтъ медленно приближался къ нему, описывая круги, останавливаясь по-временамъ, переходя то направо, то налѣво; иногда спотыкаясь и прыгая подобно блуждающему огню, потомъ опять приближаясь ровно и опять выдѣлывая прежнія эволюціи.

-- Надо согласиться, подумалъ Бюсси: -- что здѣсь престранное мѣсто... Подожду.

И Бюсси, закутавшись въ плащъ, спрятался въ углубленіе двери. Ночь была такъ темна, что въ четырехъ шагахъ нельзя было ничего различить.

Фонарь все приближался прежнимъ порядкомъ. Но такъ-какъ Бюсси не былъ суевѣренъ, то и не могъ думать, чтобъ это былъ блуждающій огонекъ, гроза путешественниковъ среднихъ вѣковъ.

И точно, нѣсколько секундъ спустя, мнѣніе его оправдалось.

Въ тридцати шагахъ отъ себя, Бюсси увидѣлъ черную, длинную какъ столбъ фигуру, которая мало-по-малу принимала формы живаго существа, державшаго въ лѣвой рукѣ и то передъ собою, то съ боку фонарь. Это живое существо въ ту минуту принадлежало, по-видимому, къ почетному братству пьяницъ, потому-что только пьянству можно было приписать странные круги, описываемые этимъ существомъ, и мужество, съ которымъ спотыкалось оно въ грязныхъ ямахъ и ступало черезъ лужи.

Однажды, онъ даже поскользнулся на неотмерзшей мостовой и глухой стукъ, сопровождаемый быстрымъ движеніемъ фонаря сверху внизъ, возвѣстилъ Бюсси, что ночной путникъ, нетвердо державшійся на ногахъ, нашелъ болѣе-вѣрный центръ тяжести.

Бюсси ощутилъ съ этой минуты то уваженіе, которое всѣ благородные люди питаютъ къ запоздалымъ пьяницамъ, и готовился уже идти подать помощь этому служителю Бахуса, какъ говорилъ поэтъ Ронсаръ, какъ увидѣлъ, что фонарь поднялся съ быстротою, доказывавшею въ хозяинѣ его твердость, какой нельзя было предполагать прежде.

-- А-га! проговорилъ Бюсси:-- видно еще приключеніе.

И такъ-какъ фонарь все болѣе и болѣе приближался и направлялся прямо къ нему, то онъ еще далѣе спрятался въ уступъ двери.

Фонарь приблизился еще на десять шаговъ, и тогда Бюсси, по свѣту, распространяемому имъ, замѣтилъ странное обстоятельство: у человѣка, несшаго фонарь, были завязаны глаза.

-- Pardieu! сказалъ Бюсси про-себя:-- вотъ странная идея играть въ жмурки съ фонаремъ, въ такое время и по такой грязи! Ужь не грезится ли мнѣ опять?

Человѣкъ съ фонаремъ ступилъ еще пять или шесть шаговъ.

-- Господи! подумалъ Бюсси: -- да онъ никакъ что-то бормочетъ. Стало-быть, это не пьяница и не сумасшедшій: это математикъ, ищущій разрѣшенія какой-нибудь задачи.

Такое мнѣніе было внушено наблюдателю послѣдними словами, произнесенными человѣкомъ съ фонаремъ:

-- Четыреста-восемьдесятъ-восемь, четыреста-восемьдесятъ-девять, четыреста-девяносто, бормоталъ человѣкъ съ фонаремъ:-- должно быть здѣсь.

И тогда таинственный незнакомецъ, приподнявъ повязку, пошелъ прямо къ дому, противъ котораго находился.

Подошедъ къ двери, онъ сталъ внимательно разсматривать ее.

-- Нѣтъ, сказалъ онъ:-- не здѣсь.

Потомъ опустилъ повязку и пошелъ далѣе.

-- Четыреста-девяносто-одинъ, четыреста-дсвяносто-два, четыреста-девяносто-гри, четыреста-девяносто-четыре... должно быть здѣсь.

И онъ опять поднялъ повязку и, остановившись противъ двери, находившейся возлѣ той, у которой Бюсси былъ спрятанъ, сталъ осматривать ее съ тѣмъ же вниманіемъ.

-- Гм! сказалъ онъ: -- кажется, здѣсь; нѣтъ... а впрочемъ... нѣтъ, нѣтъ! Эти проклятыя двери всѣ похожи одна на другую.

-- Я замѣтилъ то же самое, подумалъ Бюсси: -- сходство нашихъ замѣчаній заставляетъ меня уважать математика.

Математикъ опустилъ повязку и продолжалъ:

-- Четырегта-девяносто-пять, четыреста-девяносто-шесть, четыреста-девяносто-семь, четыреста-девяносто-восемь, четыреста-девяносто-девять... если теперь противъ меня дверь, такъ это должна быть именно та, которую я ищу.

Точно, противъ него была дверь, и именно та самая, у которой былъ спрятанъ Бюсси; а потому, когда математикъ поднялъ и повязку и фонарь, то встрѣтился лицомъ-къ-лицу съ Бюсси.

-- Ну, что? спросилъ Бюсси.

-- О! вскричалъ незнакомецъ, отступивъ шагъ назадъ.

-- Э, старый знакомый! вскричалъ Бюсси.

-- Не можетъ быть! вскричалъ незнакомецъ.

-- Оно такъ, да только очень-странно. Такъ это вы, докторъ?

-- А вы раненный?

-- Точно.

-- Боже! какой случай!

-- Вы докторъ, продолжалъ Бюсси:-- перевязывавшій вчера дворянину рану въ боку...

-- Въ правомъ.

-- Именно; я васъ сейчасъ узналъ; у васъ такая легкая и вмѣстѣ искусная рука.

-- Ахъ! я не надѣялся встрѣтить васъ здѣсь.

-- Чего же вы искали?

-- Домъ.

-- А! сказалъ Бюсси: -- вы искали домъ?

-- Да.

-- Развѣ вы его не знаете?

-- Какъ же мнѣ его знать, отвѣчалъ молодой человѣкъ:-- коли меня провели съ завязанными глазами.

-- Слѣдовательно, вы теперь увѣрены, что были въ этомъ домѣ?

-- Въ этомъ, или одномъ изъ сосѣднихъ, навѣрное не знаю, потому-что самъ ищу его.

-- Въ такомъ случаѣ, мнѣ не пригрезилось, сказалъ Бюсси.

-- Пригрезилось? Что такое?

-- Надобно вамъ сказать, другъ мой, что мнѣ казалось, будто все это приключеніе, исключая, разумѣется, раны, была мечта.

-- Знаете ли, что слова ваши нисколько не удивляютъ меня!

-- Отъ-чего?

-- Я былъ увѣренъ, что тутъ кроется какая-нибудь тайна.

-- Да, другъ мой, и тайна, которую вы поможете мнѣ открыть, не правда ли?

-- Охотно.

-- Но прежде всего два слова.

-- Говорите.

-- Какъ васъ зовутъ?

-- Я охотно отвѣчу вамъ на этотъ вопросъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ.-- Хотя мнѣ очень-хорошо извѣстно, что, по модѣ и по законамъ общежитія, мнѣ слѣдовало бы при подобномъ вопросѣ подбочениться, закинуть назадъ голову и спросить: "А васъ самихъ какъ зовутъ, почтеннѣйшій?" Но вы вооружены длинной шпагой, а со мной кромѣ ланцета ничего нѣтъ. Вы похожи на благороднаго дворянина, а меня можно принять за бродягу, потому-что я промокъ до костей и загрязнился по поясъ. Итакъ, я рѣшаюсь откровенно отвѣчать на вашъ вопросъ: меня зовугъ Реми ле-Годуэнъ.

-- Прекрасно. Благодарю васъ. А я -- Луи де-Клермонъ, графъ де-Бюсси.

-- Бюсси д'Амбуазъ! герой Бюсси! вскричалъ молодой докторъ съ восторгомъ.-- Какъ? вы тотъ знаменитый Бюсси, тотъ капитанъ, который... котораго... о!

-- Я самъ, скромно отвѣчалъ дворининъ.-- И такъ-какъ теперь мы знаемъ другъ друга, то покорнѣйше васъ прошу удовлетворить моему любопытству...

-- Сейчасъ, сейчасъ. Я такъ запачкался, что, подобно Эпаминонду-Ѳивянину, долженъ буду просидѣть дня три въ своей комнатѣ, не имѣя другаго платья... Но извините, вы, кажется, изволили спрашивать меня о чемъ-то...

-- Да, я желалъ знать, какъ вы попали въ этотъ домъ?

-- Очень-простымъ и вмѣстѣ непонятнымъ образомъ. Я вамъ это сейчасъ объясню, сказалъ молодой человѣкъ.

-- Пожалуйста.

-- Ахъ, извините, графъ... Я такъ разстроенъ, такъ изумленъ, что даже забылъ, что говорю съ графомъ.

-- Ничего, продолжайте.

-- Изволите видѣть, графъ, что со мною случилось: я живу въ улицѣ Ботрельи, въ пятистахъ шагахъ отсюда. Я бѣдный ученикъ хирургіи и, увѣряю васъ, уже довольно-хорошо знаю свое дѣло.

-- Я это извѣдалъ по опыту.

-- Я прилежно учился, и учусь, продолжалъ молодой человѣкъ: -- а больныхъ у меня нѣтъ. Меня зовутъ Реми ле-Годуэнъ; Реми по имени, а ле-Годуэнъ потому, что я родился въ Нантельё-ле-Годуэнъ. Дней семь или восемь назадъ, за Арсеналомъ, какой-то человѣкъ былъ раненъ ножомъ; я зашилъ ему рану въ животѣ и очень-ловко упряталъ кишки, которыя полѣзли-было наружу. Это составило мнѣ нѣкоторую репутацію, которой я обязанъ тѣмъ, что въ прошлую ночь меня разбудилъ нѣжненькій голосокъ.

-- Женскій? вскричалъ Бюсси.

-- Да; но берегитесь, графъ; не смотря на всю простоту свою, я узналъ, что это былъ голосъ служанки. Впрочемъ, это очень-натурально: съ этими голосами я болѣе знакомъ, нежели съ голосами знатныхъ дамъ.

-- Что же вы сдѣлали?

-- Я всталъ и отворилъ дверь; но едва вышелъ въ сѣни, какъ двѣ ручки, не слишкомъ-нѣжныя, но и не слишкомъ-жесткія, завязали мнѣ глаза.

-- Ничего не говоря? спросилъ Бюсси.

-- Ничего. Она сказала мнѣ:-- Пойдемте; не старайтесь узнавать, куда идете; будьте скромны; вотъ вамъ награда.

-- Какая же была награда?

-- Кошелекъ, набитый пистолями, который она вложила мнѣ въ руку.

-- А-га! Что жь вы отвѣчали?

-- Я отвѣчалъ, что готовъ слѣдовать за миленькой проводницей... Я не зналъ, мила ли она, но во всякомъ случаѣ этотъ комплиментъ не могъ испортить дѣла.

-- И вы послѣдовали за нею безъ возраженій, не требуя никакого обезпеченія въ своей безопасности?

-- Я часто читалъ подобныя исторіи въ книгахъ и всегда замѣчалъ, что онѣ кончались чѣмъ-нибудь пріятнымъ для врача. Слѣдовательно, я, какъ имѣлъ уже честь докладывать, пошелъ за служанкой; меня вели по твердой дорогѣ; морозило, и я сосчиталъ пятьсотъ-два шага.

-- Хорошо, сказалъ Бюсси:-- вы поступили благоразумно; слѣдовательно, вы остановились у этой двери?

-- Я полагаю, потому-что сосчиталъ до четырех-сотъ девятидесяти-девяти шаговъ; если только хитрая дѣвчонка не заставила меня нарочно покружиться, въ чемъ я ее очень подозрѣваю.

-- Да; но предположимъ даже, что она приняла эту предосторожность, сказалъ Бюсси: -- не-уже-ли она не дала вамъ чего-нибудь замѣтить, не произнесла какого-нибудь имени?

-- Никакого.

-- И вы сами ничего не замѣтили?

-- Я замѣтилъ все, что можно было замѣтить пальцами, служащими иногда вмѣсто глазъ... то-есть: дверь, обитую гвоздями; за дверью корридоръ; въ концѣ корридора лѣстницу.

-- На-лѣво?

-- Да. Я даже сосчиталъ ступени.

-- Сколько?

-- Двѣнадцать!

-- И потомъ прямо входъ?

-- Нѣтъ; кажется, сперва былъ корридоръ, потому-что три раза отворялись двери.

-- Хорошо.

-- Потомъ я услышалъ голосъ... Ахъ! это ужь былъ голосъ госпожи... нѣжный, пріятный голосокъ.

-- Да, да, это быль ея голосъ.

-- Ея?

-- Я въ томъ увѣренъ.

-- Вы счастливѣе меня, потому-что хоть въ чемъ-нибудь увѣрены. Потомъ меня толкнули въ комнату, въ которой вы лежали, и мнѣ позволили снять повязку.

-- Такъ, такъ.

-- Тогда я увидѣлъ васъ.

-- Гдѣ я былъ?

-- На постели.

-- Съ бѣлыми камковыми занавѣсами, шитыми золотомъ?

-- Да.

-- Въ комнатѣ съ обоями?

-- Да.

-- И съ расписаинымъ потолкомъ?

-- Точно-такъ. Между двумя окнами...

-- Портретъ.

-- Именно.

-- Портретъ восьмнадцати или двадцати-лѣтней дѣвушки.

-- Да.

-- Блондинки?

-- Такъ.

-- Прелестной, какъ ангелъ?

-- Еще прелестнѣе!

-- Правда! Что жь вы сдѣлали?

-- Я перевязалъ вамъ рану.

-- И очень-искусно.

-- Какъ умѣлъ!

-- Прекрасно перевязали, другъ мой, прекрасно! потому-что сегодня утромъ рана почти закрылась.

-- Благодаря бальзаму, мною-самимъ составленному и изумительному въ подобныхъ случахъ! Сколько разъ, не имѣя кого лечить, я самъ наносилъ себѣ раны, чтобъ испытать свой бальзамъ. И что же? Каждый разъ раны заживали въ два-три дня.

-- Любезный мосьё Реми, вскричалъ Бюсси: -- вы человѣкъ драгоцѣнный, и я сердечно полюбилъ васъ. Но говорите: что жь было далѣе?

-- Потомъ съ вами опять сдѣлался обморокъ. Голосъ безпрестанно спрашивалъ меня объ васъ.

-- Откуда?

-- Изъ сосѣдней комнаты.

-- Такъ-что вы не видали хозяйки?

-- Не видалъ.

-- Что же вы отвѣчали ей?

-- Я отвѣчалъ, что рана не опасна, и что черезъ сутки не будетъ и слѣдовъ ея.

-- Что же она?

-- Она была въ восторгѣ, потому-что вскричала; Какое счастье, Боже мой!

-- Она сказала: какое счастье?

-- Сказала.

-- Мосьё Реми, я беру васъ подъ свое покровительство. Но далѣе, далѣе...

-- Далѣе все было кончено; рана ваша была перевязана; мнѣ нечего было больше дѣлать, и голосъ сказалъ: "мосьё Реми..."

-- Голосъ зналъ, какъ васъ зовутъ?

-- Конечно; въ-слѣдствіе заслуженной мною репутаціи послѣ излеченія раны, о которой я вамъ говорилъ.

-- Правда, правда. И такъ, голосъ сказалъ вамъ: "мосьё Реми..."

-- "Будьте благороднымъ человѣкомъ; не измѣняйте бѣдной женщинѣ, которую увлекло человѣколюбіе; надѣньте опять повязку и удалитесь, не стараясь узнать, гдѣ вы были."

-- И вы обѣщали?

-- Далъ честное слово.

-- И сдержали его?

-- Какъ видите, наивно отвѣчалъ молодой человѣкъ:-- иначе я не сталъ бы искать двери.

-- Вы поступили прекрасно, какъ благородный человѣкъ, сказалъ Бюсси:-- и хотя внутренно я бѣшусь, но не могу не сказать вамъ: дайте мнѣ вашу руку, мосьё Реми.

И Бюсси дружески протянулъ руку къ мололому доктору.

-- Графъ... сказалъ Реми съ замѣшательствомъ.

-- Давайте, давайте; вы дворянинъ по сердцу.

-- Графъ, сказалъ Реми: -- я почту за величайшую честь пожать руку храброму Бюсси д'Амбуазу... но сперва я долженъ объяснить вамъ, зачѣмъ ищу домъ.

-- Зачѣмъ?

-- Въ кошелькѣ было десять пистолей.

-- Ну?

-- Это слишкомъ-много для человѣка, который беретъ по пяти су за визитъ, и то только въ такомъ случаѣ, если ему могутъ заплатить; а потому я хотѣлъ...

-- Возвратить деньги?

-- Да.

-- Любезный Реми, вы черезъ-чуръ совѣстливы, клянусь вамъ; вы заслужили эти деньги, и онѣ принадлежатъ вамъ по праву.

-- Вы думаете? сказалъ Реми, весьма-довольный.

-- Увѣряю васъ; только не эта дама должна платить вамъ, потому-что я ея не знаю, и она меня не знаетъ.

-- Слѣдовательно, я долженъ же отдать деньги...

-- Пожалуй; но я у васъ въ долгу.

-- Вы?

-- Да, и заплачу свой долгъ. Что вы дѣлаете въ Парижѣ? говорите... Разскажите мнѣ всѣ свои обстоятельства, мой добрый мсьё Реми.

-- Что я дѣлаю въ Парижѣ? Покуда ничего; но еслибъ у меня были паціенты, я бы не сидѣлъ сложа руки.

-- Прекрасно! Я сейчасъ дамъ вамъ паціента: хотите лечить меня? Вамъ будетъ много дѣла, увѣряю васъ! Не проходитъ дня, чтобъ я не изуродовалъ кого-нибудь, или чтобъ мнѣ самому не досталось. Скажите же... хотите ли взяться чинить прорѣхи, которыя мнѣ будутъ дѣлать, или которыя я буду дѣлать?

-- Ахъ, графъ! сказалъ Реми: -- я не достоинъ этой чести...

-- Нѣтъ, чортъ возьми! такихъ людей, какъ вы, немного. А у васъ рука легка, какъ у женщины; притомъ же, вашъ бальзамъ...

-- Графъ!

-- Вы будете жить у меня... у васъ будетъ своя квартира, свои люди. Соглашайтесь, или, клянусь честью, вы оскорбите меня. Впрочемъ, дѣло ваше не кончено: вы должны сдѣлать мнѣ еще перевязку.

-- Графъ, отвѣчалъ молодой докторъ: -- я такъ счастливъ, что не умѣю выразить своей признательности. Я буду трудиться... у меня будутъ паціенты!

-- Нѣтъ, не будутъ, потому-что я беру васъ для себя-одного... и, разумѣется, для друзей моихъ. Но скажите: больше вы ничего не помните?

-- Ничего.

-- Такъ объясните мнѣ одно обстоятельство. Вы, какъ человѣкъ наблюдательный, осторожный, ощупывающій стѣны, изучающій голоса, можетъ-быть, скажете мнѣ, какимъ образомъ я попался изъ этого дома на край рва близь Тампля?

-- Вы!

-- Да, я... Вы не помогали переносить меня?

-- Нисколько! Я даже воспротивился бы этому, потому-что холодъ могъ повредить вамъ.

-- Въ такомъ случаѣ, сказалъ Бюсси:-- я рѣшительно теряюсь. Не хотите ли вы еще поискать со мною?

-- Все, что вамъ угодно, графъ; но я боюсь, что трудъ нашъ будетъ напрасенъ. Здѣсь всѣ домы похожи одинъ на другой.

-- Такъ мы посмотримъ днемъ, сказалъ Бюсси.

-- Да; но днемъ насъ самихъ увидятъ.

-- Такъ надо будетъ вывѣдать?

-- Будемъ вывѣдывать, графъ.

-- И вывѣдаемъ! Повѣрь мнѣ, Реми; насъ теперь двое, и я увѣренъ, что это не мечта, а дѣйствительность. Это уже много.

XII.

Что за человѣкъ былъ обер-егермейстеръ Бріанъ де-Монсоро.

Бюсси волновала не радость, а восторгъ, когда онъ убѣдился, что мечта его не была мечтою, и что прелестная блондинка въ-самомъ-дѣлѣ оказала ему великодушное гостепріимство, о которомъ сердце его сохранило неясное воспоминаніе.

Онъ рѣшился не отпускать отъ себя молодаго человѣка, котораго возвелъ въ званіе своего домашняго доктора. Не смотря на то, что Реми былъ ужасно выпачканъ, онъ долженъ былъ сѣсть съ нимъ въ носилки; Бюсси боялся отпустить его, чтобъ и онъ не исчезъ, какъ видѣніе; онъ рѣшился взять его къ себѣ, запереть на ночь, и выпустить на свободу только къ утру.

Во все время возвратнаго пути, графъ допрашивалъ молодого человѣка; но отвѣты все оставались въ томъ тѣсномъ кругу, который мы указали. Реми-ле-Годуэнъ зналъ не болѣе Бюсси.

Но для человѣка, въ сердцѣ котораго раждается любовь,-- а въ сердцѣ Бюсси она развивалась видимо,-- пріятно бесѣдовать о любимой женщинѣ; правда, Реми не видалъ этой женщины, но это была еще выгода для Бюсси, потому-что онъ могъ описывать ему ея прелести.

Бюсси былъ очень-расположенъ пробесѣдовать всю ночь о незнакомой красавицѣ; но Реми, вступивъ въ свою новую должность, началъ съ того, что приказалъ раненному лечь спать; усталость то же совѣтовала ему, и онъ повиновался.

Однакожь, Бюсси прежде самъ проводилъ своего новаго врача въ квартиру, состоявшую изъ трехъ комнатъ, которую онъ самъ нѣкогда занималъ; потомъ, удостовѣрившись, что молодой докторъ, довольный своей новой квартирой и счастіемъ, посланнымъ ему Провидѣніемъ, не уйдетъ тихонько изъ дома, вошелъ въ великолѣпную квартиру, которую занималъ въ первомъ этажѣ.

Проснувшись на другое утро, онъ увидѣлъ возлѣ своей кровати Реми. Молодой докторъ все еще не вѣрилъ своему счастію и ждалъ пробужденія Бюсси, чтобъ удостовѣриться, не грезилось ли ему самому.

-- Какъ вы себя чувствуете? спросилъ онъ Бюсси.

-- Прекрасно, мой любезный эскулапъ; довольны ли вы сами?

-- Такъ доволенъ, великодушный покровитель мой, что не помѣняюсь даже съ королемъ Генрихомъ III, хотя онъ теперь, какъ кажется, собирается прямо въ рай; но дѣло не въ томъ; надобно осмотрѣть вашу рану.

-- Осмотрите.

И Бюсси поворотился бокомъ, чтобъ молодой хирургъ могъ лучше снять повязку.

Все шло какъ-нельзя-лучше; рана закрылась. Бюсси спалъ какъ человѣкъ вполнѣ-счастливый; сонъ и счастіе помогли хирургу, такъ-что ему почти ничего не оставалось дѣлать.

-- Что вы скажете, мой добрый Реми?

-- Я не смѣю сознаться, что вы почти здоровы, боясь, чтобъ вы не отослали меня домой, въ мою квартирку, въ улицѣ Ботрельи, въ пятистахъ шагахъ отъ таинственнаго дома...

-- Который мы отъищемъ, не правда ли, Реми?

-- Надѣюсь.

-- И такъ, другъ мой, сегодня ты долженъ...

-- Простите! вскричалъ Реми, со слезами на глазахъ:-- вы, кажется, сказали мнѣ ты?

-- Реми, я говорю ты людямъ, которыхъ люблю. Тебѣ это непріятно?

-- Напротивъ, вскричалъ молодой человѣкъ, стараясь схватить руку Бюсси и поцаловать ее:-- напротивъ! Я думалъ, что мнѣ только послышалось. О, мосьё де-Бюсси! я сойду съ ума отъ радости!

-- Не надобно, другъ мой; я хочу, чтобъ и ты полюбилъ меня хоть немного; хочу, чтобъ ты былъ у меня домашнимъ человѣкомъ и сегодня же переселился ко мнѣ совсѣмъ; мнѣ же ты долженъ позволить присутствовать при врученіи жезла новому придворному обер-егермейстеру {При вступленіи въ это званіе, егермейстеру вручали жезлъ -- estorluaire, который онъ долженъ былъ подавать королю на охотѣ въ лѣсу, для отклоненія сучьевъ при скачкѣ въ галопъ.}.

-- Ахъ! сказалъ Реми: -- это еще опасно.

-- Ничего; обѣщаюсь тебѣ быть осторожнымъ.

-- Но вѣдь вы должны быть на лошади?

-- Непремѣнно.

-- Есть ли у васъ спокойная лошадь?

-- У меня ихъ четыре.

-- Ну, такъ возьмите ту, на которой вы позволили бы ѣхать той особѣ... знаете... гдѣ портретъ..?

-- Знаю ли? Еще бы! Реми, ты проложилъ себѣ навѣки дорогу къ моему сердцу; я ужасно боялся, что ты не позволишь мнѣ ѣхать на сегодняшную охоту, или на этотъ охотничій церемоніалъ, на которомъ будутъ всѣ придворныя дамы и съѣдутся многія изъ горожанокъ. Ты понимаешь, что мой портретъ непремѣнно долженъ принадлежать ко двору, -- либо это горожанка. Простой мѣщанкой она быть не можетъ: роскошь и изящество ея дома доказываютъ, что она или знатная, или богатая женщина... Я, можетъ-быть, встрѣчу ее!

-- Все возможно, философически отвѣчалъ Реми.

-- Да; только дома нельзя узнать, со вздохомъ возразилъ Бюсси.

-- Еще труднѣе будетъ войдти въ него, прибавилъ Реми.

-- О, только бы найдти!.. О томъ, какъ войдти, я всегда думаю только тогда, когда уже войду, сказалъ Бюсси:-- впрочемъ, у меня есть вѣрное средство.

-- Какое?

-- Я дамъ себя еще разъ ранить.

-- Прекрасно, сказалъ Реми: -- это подаетъ мнѣ надежду, что вы оставите меня при себѣ.

-- Не безпокойся, сказалъ Бюсси:-- мнѣ кажется, что я знакомъ съ тобою уже лѣтъ двадцать, и, клянусь честью, никогда не разстанусь съ тобою.

Доброе лицо молодаго доктора просіяло невыразимою радостью.

-- Итакъ рѣшено, сказалъ онъ:-- вы ѣдете на охоту, чтобъ отъискивать красавицу, а я отправлюсь сперва въ улицу Ботрельи и потомъ пойду узнавать домъ.

-- Забавно было бы, сказалъ Бюсси:-- еслибъ и твои и мои поиски увѣнчались успѣхомъ.

Бюсси и Реми разстались не какъ господинъ и подчиненный, а какъ два друга.

Въ Венсеньскомъ-Лѣсу была назначена большая охота по случаю вступленія въ новую должность Бріана де-Монсоро, недавно пожалованнаго въ обер-егермейстеры. Религіозная процессія и внезапное покаяніе короля заставляли всѣхъ сомнѣваться въ томъ, будетъ ли онъ лично присутствовать на этой охотъ, потому-что когда на него находили подобныя минуты, онъ по цѣлымъ недѣлямъ не выходилъ изъ Лувра, а иногда поступалъ даже въ монастырь; но къ величайшему изумленію двора, около девяти часовъ утра всѣ узнали, что король уѣхалъ въ Венсеньскій-Замокъ и охотился за оленями съ своимъ братомъ, герцогомъ анжуйскимъ, и всѣмъ дворомъ.

Мѣсто сходки было назначено у Лощины-Короля-св.-Лудовика. Такъ называли въ то время перекрестокъ, гдѣ находился еще, какъ говорятъ, знаменитый дубъ, возлѣ котораго король-мученикъ творилъ судъ и расправу. Всѣ уже собрались въ девять часовъ утра, когда новый сановникъ, предметъ общаго любопытства и почти никому незнакомый при дворѣ, явился на красивомъ ворономъ конѣ своемъ.

Всѣ взоры обратились на него.

Это былъ человѣкъ лѣтъ тридцати-пяти, высокій ростомъ; рябое и покрытое красными пятнами лицо его производило непріятное впечатлѣніе и заставляло внимательнѣе его разсматривать, что рѣдко располагаетъ въ пользу того, кого разсматриваютъ. Къ сочувствію располагаетъ обыкновенно первый взглядъ: открытый взоръ и прямодушная улыбка симпатически вызываютъ такой же взоръ и такую же улыбку.

На немъ было зеленое полукафтанье, вышитое по швамъ серебромъ; серебряный поясъ съ вышитымъ гербомъ короля, токъ съ длиннымъ перомъ; въ лѣвой рукѣ нѣчто въ родѣ палицы, а въ правой жезлъ, который онъ долженъ былъ вручить королю.

Мосьё де-Монсоро имѣлъ мужественную грозную, но ужь нисколько не красивую наружность.

-- Фи! какого урода вы привезли намъ изъ своей провинціи, ваше высочество, сказалъ Бюсси герцогу анжуйскому: -- такъ за такими-то дворянами вы ѣздите въ глушь? Чортъ возьми! во всемъ Парижѣ не найдешь такой непріятной физіономіи, хотя у насъ ихъ и много! Говорятъ,-- я повторяю только то, что слышалъ,-- говорятъ, будто-бы ваше высочество изволили настоятельно требовать, чтобъ король принялъ этого обер-егермейстера.

-- Графъ де-Монсоро служилъ мнѣ вѣрой и правдой, отрывисто отвѣчалъ герцогъ анжуйскій:-- я вознаграждаю его.

-- Хорошо сказано, ваше высочество; признательность ваша тѣмъ достойнѣе, что мы рѣдко встрѣчаемъ ее; но если онъ не имѣетъ другаго достоинства, такъ мнѣ кажется, что и я служилъ вамъ вѣрой и правдой, и смѣю доложить, мнѣ болѣе былъ бы къ-лицу костюмъ обер-егермейстера, нежели этому привидѣнію... Ахъ! да у него рыжая борода. Я и не замѣтилъ этого: однимъ достоинствомъ болѣе!

-- Я не зналъ, отвѣчалъ герцогъ анжуйскій: -- что надобно походить на Аполлона или Антиноя, чтобъ занимать мѣсто при дворѣ.

-- Ваше высочество не знали этого? спросилъ Бюсси съ величайшимъ хладнокровіемъ: -- странно!

-- Я предпочитаю сердце лицу, отвѣчалъ принцъ:-- оказанныя услуги важнѣе обѣщанныхъ.

-- Простите за любопытство, ваше высочество, продолжалъ Бюсси: -- но мнѣ бы очень хотѣлось знать, какія услуги оказалъ вамъ де-Монсоро?

-- А, Бюсси! съ колкостью отвѣчалъ герцогъ:-- вы правду сказали -- вы любопытны... слишкомъ-любопытны.

-- Вотъ вы каковы, принцъ! воскликнулъ Бюсси съ обыкновенною своею смѣлостью.-- Вы сами любите разспрашивать и требуете, чтобъ вамъ отвѣчали; а спроси васъ, такъ ни слова не добьешься.

-- Правда, сказалъ герцогъ анжуйскій: -- но если ты хочешь знать, за что я покровительствую Монсоро, я дамъ тебѣ средство узнать.

-- Какое?

-- Спроси самого Монсоро.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ! вскричалъ Бюсси.-- Вы правы! Тѣмъ болѣе, что съ нимъ, какъ съ простымъ дворяниномъ, я чиниться не стану, и если онъ мнѣ не дастъ отвѣта, такъ...

-- Что же?

-- Такъ я ему скажу, что онъ невѣжа.

И, обратившись съ этими словами къ принцу спиною. Бюсси, не разсуждая, снялъ шляпу и при всѣхъ приблизился къ Монсоро, который, сидя на конѣ посреди круга, образовавшагося около него и будучи центромъ всѣхъ взоровъ, ожидалъ съ удивительнымъ хладнокровіемъ, чтобъ король избавилъ его, наконецъ, отъ этого непріятнаго положенія.

Когда онъ увидѣлъ Бюсси, приближающагося съ открытымъ, веселымъ, улыбающимся лицомъ, то и его лицо приняло менѣе-серьёзное выраженіе.

-- Простите, сказалъ Бюсси:-- но я вижу, что вы здѣсь совершенно одни. Не-уже-ли милость, которою вы пользуетесь, доставила вамъ уже столько враговъ, сколько вы могли имѣть друзей за недѣлю до вступленія въ это званіе?

-- Не знаю навѣрное, графъ, но объ закладъ биться готовъ, отвѣчалъ де-Монсоро.-- Позвольте, однакожь, мнѣ узнать, чему я обязанъ честію, которую вы мнѣ оказываете, нарушая мое уединеніе?

-- Гому восторгу, смѣло отвѣчалъ Бюсси: -- который герцогъ анжуйскій внушилъ мнѣ къ вамъ.

-- Какимъ образомъ?

-- Разсказавъ тотъ подвигъ, за который вы пожалованы обер-егермейстеромъ.

Монсоро страшно поблѣднѣлъ. Онъ бросилъ на Бюсси взглядъ, предвѣщавшій сильную грозу.

Бюсси замѣтилъ тогда, что сдѣлалъ ошибку; но онъ не любилъ отступать; напротивъ, онъ былъ изъ тѣхъ людей, которые нескромность поправляютъ дерзостью.

-- Вы говорите, отвѣчалъ обер-егермейстеръ:-- что герцогъ разсказалъ вамъ мой послѣдній подвигъ?

-- Да, отвѣчалъ Бюсси:-- разсказалъ очень-подробно; это самое внушило мнѣ непреодолимое желаніе услышать разсказъ о томъ же подвигѣ отъ васъ самихъ.

Монсоро сжалъ жезлъ въ рукахъ своихъ, какъ-бы желая употребить его оружіемъ противъ Бюсси.

-- Parbleu! сказалъ онъ: -- я готовъ бы былъ исполнить ваше желаніе; но вотъ король... Однакожь, если вамъ угодно, то послѣ я буду къ вашимъ услугамъ.

И точно, король, на своемъ любимомъ гнѣдомъ конѣ, быстро приближался къ лощинѣ.

Бюсси оглянулся и встрѣтилъ взглядъ герцога анжуйскаго; на лицѣ его была одна изъ самыхъ злобныхъ его улыбокъ.

-- Господинъ и слуга, подумалъ Бюсси:-- дѣлаютъ оба очень-нехорошую гримасу, когда смѣются; каково же должно быть, когда они плачутъ?

Король любилъ открытыя, пріятныя лица; а потому Монсоро ему не понравился. Не смотря на то, онъ довольно-ласково принялъ жезлъ, который обер-егермейстеръ подалъ ему, преклонивъ, по обычаю, одно колѣно.

Немедленно за тѣмъ, пикёры возвѣстили, что олень былъ загнанъ, и охота началась.

Бюсси нарочно сталъ съ боку, чтобъ видѣть всѣхъ, скакавшихъ мимо; онъ разсматривалъ всѣхъ женщинъ, но тщетно: между ними были хорошенькія, прелестныя, очаровательныя; но милаго существа, котораго искалъ онъ, не было.

Бюсси присоединился къ друзьямъ своимъ. Антраге, вѣчно веселый и беззаботный, разогналъ скуку своего друга.

-- Новый обер-егермейстеръ нашъ очень-некрасивъ, сказалъ онъ Бюсси: -- не правда ли?

-- Я нахожу его отвратительнымъ; хороша должно быть семья его! Покажи мнѣ его жену.

-- Онъ не женатъ, возразилъ Антраге.

-- Почему ты знаешь?

-- Потому-что мадамъ де-Ведронъ находитъ его красавцемъ и охотно взяла бы его себѣ въ четвертые мужья, какъ Лукреція Борджіа взяла графа д'Эсте. Посмотри, какъ она гонится на своей пѣгой лошади за воронымъ конемъ мосьё Монсоро.

-- А какихъ онъ имѣній владѣтель? спросилъ Бюсси.

-- Разныхъ.

-- Гдѣ они?

-- Въ Анжу.

-- Онъ богатъ?

-- Говорятъ; но это все достоинство его., онъ изъ мелкаго дворянства.

-- А кто его возлюбленная?

-- У него нѣтъ возлюбленной; онъ хочетъ быть оригиналомъ... Но тебя, кажется, зоветъ герцогъ анжуйскій; ступай скорѣе.

-- Подождетъ!.. Этотъ Монсоро сильно возбуждаетъ мое любопытство... Я нахожу его страннымъ. Мнѣ кажется, -- самъ не знаю отъ-чего, -- но мнѣ кажется, что мнѣ прійдется имѣть съ нимъ дѣло. И притомъ, что за имя, Монсоро!

-- Мон-де-ла-Суро, возразилъ Антраге: -- вотъ происхожденіе этого имени; это мнѣ растолковалъ сегодня утромъ мой старый аббатъ: Mons Soricis.

-- Странное имя!

-- Ахъ, постой! вскричалъ вдругъ Антраге.

-- Что такое?

-- Ливаро долженъ знать...

-- Кого?

-- Фамилію Mons Soricis. Они сосѣди по владѣніямъ.

-- Не-уже-ли? Надобно сейчасъ спросить его. Эй, Ливаро!

Ливаро приблизился.

-- Скорѣе, сюда, Ливаро!... Что Монсоро?

-- Какъ что?

-- Разскажи намъ, что за люди эти Монсоро?

-- Охотно.

-- Долго будешь разсказывать?

-- Нѣтъ, недолго. Въ трехъ словахъ я объясню вамъ, что знаю и что думаю про него... Я боюсь его!

-- Хорошо! Это касается до тебя. Разскажи же намъ теперь,-- что до него касается.

-- Слушай!.. Однажды вечеромъ...

-- Страшно начинается, сказалъ Анграге.

-- Не мѣшай же!-- Однажды вечеромъ я возвращался отъ своего дяди черезъ Меридорскій-Лѣсъ. Этому будетъ мѣсяцевъ шесть; вдругъ слышу ужасный крикъ и вижу, что въ нѣсколькихъ шагахъ отъ меня скачетъ бѣлая осѣдланная лошадь; всадника на ней не было; я поскакалъ за нею и на концѣ длинной аллеи, омраченной вечерними сумерками, вижу всадника на ворономъ копѣ: онъ не скакалъ, а летѣлъ. Еще разъ послышался страшный крикъ, и я замѣтилъ, что передъ нимъ лежала перекинутая черезъ сѣдло женщина, которой онъ старался зажать ротъ рукою. Со мной было охотничье ружье;.ты знаешь, что я стрѣляю обыкновенно довольно-мѣтко. Я прицѣлился и вѣрно подстрѣлилъ бы всадника, еслибъ ружье не дало осѣчки.

-- Что же потомъ? спросилъ Бюсси.

-- Потомъ я разспрашивалъ дровосѣка, что это былъ за человѣкъ, похищавшій женщинъ; дровосѣкъ отвѣчалъ, что это былъ мосьё де-Монсоро.

-- Такъ что жь за бѣда! сказалъ Антраге:-- похищать женщинъ позволительно; это водится, не правда ли, Бюсси?

-- Правда, отвѣчалъ Бюсси:-- но имъ по-крайней-мѣрѣ не мѣшаютъ кричать.

-- Кто же была женщина, которую онъ похищалъ? спросилъ Антраге.

-- Этого никто не зналъ.

-- Да! сказалъ Бюсси:-- онъ въ-самомъ-дѣлѣ человѣкъ весьма-любопытный...

-- Вѣрно то, сказалъ Ливаро:-- что о немъ идетъ ужасная молва.

-- Не разсказываютъ ли другихъ приключеній?

-- Нѣтъ, никакихъ; онъ никогда, впрочемъ, открыто и не дѣлалъ большаго зла; притомъ же, говорятъ, онъ очень-добръ, къ крестьянамъ -- хотя они, не смотря на эту доброту, боятся его какъ огня. На охотѣ онъ настоящій Нимвродъ, и король можетъ похвалиться, что теперь у него отличный обер-егермейстеръ. Онъ во всякомъ случаѣ будетъ лучше Сен-Люка, которому король назначалъ-было это мѣсто, по которому предпочли де-Монсоро, благодаря вліянію герцога анжуйскаго.

-- Однако ты видишь, что герцогъ продолжаетъ звать тебя, сказалъ Антраге.

-- Пускай зоветъ! Но кстати, знаете ли, что разсказываютъ про Сен-Люка?

-- Нѣтъ; онъ все еще въ плѣну у короля? спросилъ смѣясь Ливаро.

-- Вѣроятно, отвѣчалъ Антраге: -- если его нѣтъ здѣсь.

-- Совсѣмъ нѣтъ, друзья мои; онъ ускакалъ въ часъ ночью!

-- Куда?

-- Въ имѣніе жены своей.

-- Изгнанъ?

-- Кажется.

-- Не можетъ быть, чтобъ король рѣшился изгнать Сен-Люка.

-- Увѣряю тебя!

-- Отъ кого ты слышалъ?

-- Отъ самого маршала де-Бриссака.

-- Вотъ любопытная новость; это повредитъ Монсоро.

-- О! знаю, вскричалъ Бюсси.

-- Что ты знаещь?

-- Угадалъ!

-- Да что жь ты угадалъ?

-- Какую услугу онъ оказалъ герцогу анжуйскому.

-- Сен-Люкъ?

-- Нѣтъ, Монсоро.

-- Не-уже-ли?

-- Да, чортъ возьми; вы сейчасъ увидите, ступайте за мною.

И Бюсси, вмѣстѣ съ Ливаро и д'Ангратомъ поскакалъ въ галопъ за герцогомъ анжуйскимъ, который, наскучивъ звать его знаками, поѣхалъ далѣе.

-- Ахъ, ваше высочество! вскричалъ Бюсси, догнавъ принца: -- что за драгоцѣнный человѣкъ этотъ Монсоро!

-- Не-уже-ли?

-- Удивительный!

-- Развѣ ты съ нимъ говорилъ? насмѣшливо спросилъ принцъ.

-- Конечно; притомъ онъ человѣкъ весьма-остроумный.

-- И ты спросилъ его, какую онъ мнѣ оказалъ услугу?

-- Разумѣется; вѣдь я только для того и подъѣхалъ къ нему.

-- И онъ тебѣ отвѣчалъ? спросилъ герцогъ разсмѣявшись.

-- Отвѣчалъ, и съ любезностью, за которую я ему душевно благодаренъ.

-- А что жь онъ тебѣ сказалъ, мой неустрашимый дворянинъ? спросилъ принцъ.

Тутъ Бюсси тихонько шепнулъ принцу намекъ на способность Монсоро похищать женщинъ...

Герцогъ еще болѣе нахмурился, съ яростію сжалъ кулаки и пустилъ коня въ такой бѣшеный галопъ, что Бюсси и друзья его остались позади.

-- А-га! сказалъ Антраге:-- ты, кажется, попалъ въ цѣль своей шуткой.

-- Тѣмъ болѣе, прибавилъ Ливаро:-- что не всѣ принимаютъ ее за шутку.

-- Чортъ возьми! сказалъ Бюсси:-- мнѣ кажется, что я его кольнулъ въ самое сердце!

Минуту спустя, послышался голосъ герцога анжуйскаго.

-- Эй, Бюсси! гдѣ ты? кричалъ онъ: -- ступай сюда!

-- Здѣсь, ваше высочество, отвѣчалъ Бюсси, приблизившись.

Принцъ громко хохоталъ.

-- Я вижу, что вы теперь только поняли мою шутку, сказалъ Бюсси.

-- Нѣтъ, Бюсси, я смѣюсь не тому, что ты мнѣ сказалъ.

-- Жаль; я желалъ бы заставить смѣяться принца, который не часто смѣется.

-- Я смѣюсь тому, мой бѣдный Бюсси, что ты хитришь и выдумываешь небывалыя исторіи, чтобъ допытаться до истины.

-- Совсѣмъ-нѣтъ, ваше высочество! Я сказалъ вамъ сущую правду!

-- Хорошо. Насъ теперь двое; разскажи же мнѣ подробнѣе твою исторійку; гдѣ ты узналъ ее?

-- Въ Меридорскомъ-Лѣсу, ваше высочество.

Герцогъ поблѣднѣлъ, по не сказалъ ни слова.

-- Теперь уже нѣтъ никакого сомнѣнія, подумалъ Бюсси:-- герцогъ замѣшанъ въ исторію похитителя на вороной лошади и несчастной жертвы.

-- Послушайте, ваше высочество, сказалъ Бюсси, смѣясь въ свою очередь отъ-того, что герцогъ пересталъ смѣяться: -- если есть нѣкотораго рода услуги, которыя нравятся вамъ болѣе другихъ, такъ научите насъ, и мы готовы вступить въ соперничество съ Монсоро.

-- Pardieu! охотно, сказалъ герцогъ:-- слушай, Бюсси, ты можешь оказать мнѣ услугу.

Принцъ отвелъ Бюсси въ сторону.

-- Слушай, сказалъ онъ: -- я случайно встрѣтилъ въ церкви прелестную женщину; такъ-какъ нѣкоторыя черты лица ея, закрытаго вуалемъ, напомнили мнѣ ту, которую я нѣкогда любилъ страстно, я пошелъ за нею и узналъ, гдѣ она живетъ. Служанка ея подкуплена, и у меня есть ключъ отъ ея дома.

-- До-сихъ-поръ я не вижу, чтобъ вы нуждались въ услугѣ.

-- Погоди! Говорятъ, она добродѣтельна, хотя свободна, молода и прелестна

-- А, ваше высочество, это невозможно!

-- Послушай, ты храбръ и любишь меня -- по-крайней-мѣрѣ, самъ увѣряешь, что любишь.

-- Не каждый день.

-- Ты храбръ не каждый день?

-- Нѣтъ; но люблю васъ не каждый день.

-- А!... а сегодня?

-- Пожалуй, полюблю, чтобъ угодить вашему высочеству. Извольте говорить.

-- Я хочу, чтобъ ты сдѣлалъ для меня то, что мы обыкновенно дѣлаемъ только для самихъ-себя.

-- Не прикажете ли поволочиться за васъ? спросилъ Бюсси.-- Вашему высочеству, вѣроятно, угодно удостовѣриться точно ли она такъ же добродѣтельна, какъ прелестна? Извольте, я согласенъ.

-- Нѣтъ, не то. Я хочу, чтобъ ты узналъ, не волочится ли кто-нибудь другой за нею.

-- Это менѣе пріятно и понятно. Объяснитесь...

-- Ты долженъ подсмотрѣть, кто тотъ мужчина, который ходитъ къ ней?

-- Такъ, стало-быть, къ ней ходитъ мужчина?

-- Я подозрѣваю.

-- Любовникъ? мужъ?

-- Не знаю; но во всякомъ случаѣ ревнивецъ.

-- Тѣмъ лучше, ваше высочество.

-- Отъ-чего же тѣмъ лучше?

-- Отъ-того, что у васъ уже однимъ затрудненіемъ меньше. Стало-быть, она не такъ добродѣтельна, какъ вы полагаете.

-- Это не утѣшительно. Но прежде всего я бы желалъ узнать, кто этотъ человѣкъ.

-- И вы на меня возлагаете это порученіе?

-- Да, если ты хочешь услужить мнѣ...

-- Вы пожалуете мнѣ мѣсто обер-егермейстера, когда на него будетъ ваканція?

-- Охотно, Бюсси! Тѣмъ охотнѣе, что я еще ничего не сдѣлалъ для тебя.

-- Не-уже-ли? Это вы теперь только замѣтили!

-- Я давно уже говорю это.

-- Да, но такъ, чтобъ никто не услышалъ.

-- Что жь, Бюсси?

-- Что угодно, ваше высочество?

-- Согласенъ ли ты?

-- Подсматривать за красавицей?

-- Да.

-- Признаюсь вашему высочеству, что это порученіе не очень мнѣ нравится и я охотно промѣнялъ бы его на другое.

-- Ты самъ предлагалъ услужить мнѣ, Бюсси, а теперь уже отказываешься?

-- Pardieu! Вы возлагаете на меня обязанность шпіона.

-- Совсѣмъ нѣтъ! я требую дружеской услуги; впрочемъ, не думай, что ты будешь безъ дѣла; прійдется, можетъ-быть, обнажить шпагу.

Бюсси покачалъ головой.

-- Ваше высочество, сказалъ онъ:-- есть вещи, которыя каждый долженъ дѣлать самъ для себя, чтобъ онѣ не были непріятны.

-- Слѣдовательно, ты отказываешься?

-- Отказываюсь, ваше высочество.

Герцогъ насупилъ брови.

-- Такъ я послѣдую твоему совѣту, сказалъ онъ: -- я самъ пойду, и если буду убитъ или раненъ, то скажу, что просилъ друга своего, Бюсси, взять на себя эту маленькую непріятность и что въ первый разъ въ жизнь свою Бюсси былъ остороженъ.

-- Ваше высочество, отвѣчалъ Бюсси:-- сказали мнѣ однажды вечеромъ: "я ненавижу миньйоновъ короля, которые не упускаютъ случая насмѣхаться надъ нами; сходи-ка на свадьбу къ Сен-Люку, поссорься съ ними и избавь меня отъ котораго-нибудь изъ нихъ". Я пошелъ, ваше высочество; ихъ было пятеро; я былъ одинъ; я оскорбилъ ихъ; они сѣли въ засаду, всѣ пятеро разомъ напали на меня, убили мою лошадь; не смотря на то, я ранилъ двоихъ и чуть не разбилъ голову третьему. Сегодня вы поручаете мнѣ обидѣть женщину. Простите, ваше высочество, -- это выходитъ изъ разряда услугъ, которыя вы можете отъ меня требовать, и я отказываюсь.

-- Хорошо, сказалъ герцогъ: -- я пойду одинъ, или опять съ Орильи.

-- Опять! вскричалъ Бюсси, въ груди котораго невольно вздрогнуло сердце.-- Извините, но...

-- Что такое?

-- Не за ревнивцемъ ли вы подсматривали въ то время, когда увидѣли миньйоновъ, поджидавшихъ меня?

-- Именно.

-- Слѣдовательно, ваша незнакомая красавица живетъ близь Бастиліи? спросилъ Бюсси.

-- Противъ Церкви-св.-Екатерины.

-- А!

-- Въ такой части города, гдѣ лихо можно попасться подъ ножъ ревнивца...

-- Послѣ того вечера вы уже не были тамъ?

-- Былъ, вчера.

-- Что жь?

-- Я увидѣлъ человѣкѣ, который какъ-будто чего-то искалъ, и который, вѣроятно, замѣтивъ меня, сталъ возлѣ самой двери и не отходилъ уже оттуда.

-- Этотъ человѣкъ былъ одинъ?

-- Да, съ полчаса.

-- А потомъ?

-- Потомъ къ нему подошелъ другой человѣкъ съ фонаремъ.

-- А-га!

-- Только человѣкъ въ плащѣ... продолжалъ принцъ.

-- Плащъ былъ на первомъ? спросилъ Бюсси.

-- Да. Тогда человѣкъ въ плащѣ и человѣкъ съ фонаремъ стали разговаривать и, по-видимому, рѣшились остаться тутъ на всю ночь. Это надоѣло мнѣ, и я воротился домой.

-- Съ намѣреніемъ отказаться отъ интриги?

-- Кажется. И прежде, нежели я рѣшусь войдти въ этотъ домъ, который очень-похожъ на притонъ разбойниковъ...

-- Вы посылаете туда на пробу одного изъ друзей своихъ.

-- Другъ этотъ, не будучи принцемъ, не имѣя столькихъ враговъ, какъ я, и болѣе привыкнувъ къ подобнымъ приключеніямъ, можетъ узнать мѣру опасности, которой я могу подвергнуться, и увѣдомить меня о томъ.

-- На вашемъ мѣстѣ, ваше высочество, сказалъ Бюсси:-- я бросилъ бы эту женщину.

-- Ни за что въ свѣтѣ! Она слишкомъ-хороша.

-- Да вы сами говорите, что едва замѣтили лицо ея.

-- Я видѣлъ ее столько, что могъ разсмотрѣть прелестные русые волосы.

-- А!

-- Очаровательные глаза.

-- А! а!

-- Цвѣтъ лица, какого мнѣ не случалось еще видѣть; дивную талію...

-- А! а! а!

-- Ты понимаешь, что отъ подобной женщины трудно отказаться.

-- Понимаю, ваше высочество, и вхожу въ ваше положеніе.

Генрихъ искоса посмотрѣлъ на Бюсси.

-- Честное слово! сказалъ послѣдній.

-- Ты смѣешься.

-- Нѣтъ; и въ доказательство моего участія... такъ и быть, готовъ принять на себя ваше порученіе.

-- Такъ ты передумалъ?

-- Передумалъ... Скажите мнѣ только, что надобно дѣлать?

-- Ты долженъ спрятаться въ нѣкоторомъ разстояніи отъ двери, которую я тебѣ укажу, и если въ нее войдетъ мужчина, поди за нимъ и узнай, кто онъ.

-- Хорошо; но если онъ захлопнетъ за собою дверь?

-- Вѣдь я тебѣ сказалъ, что у меня есть ключъ.

-- Ахъ, да! я и забылъ; но вотъ въ чемъ дѣло: если ключъ подходитъ и къ другой двери? Если я войду не туда, куда слѣдуетъ?

-- Ошибиться нельзя; эта дверь ведетъ въ корридоръ; въ концѣ корридора на лѣво лѣстница; подымешься двѣнадцать ступеней, тамъ опять корридоръ...

-- Но какъ же вы все это знаете, если, какъ говорите, сами никогда не бывали въ этомъ домѣ?

-- Вѣдь я тебѣ говорилъ, что подкупилъ служанку? Она мнѣ все объяснила.

-- Pardieu! Какъ хорошо быть герцогомъ! Такъ все само и идетъ къ вамъ. Я, на-примѣръ, долженъ бы былъ самъ отъискивать домъ, найдти дверь, попасть въ корридоръ, сосчитать ступени. Это отняло бы у меня много времени, и кто знаетъ, удалось ли бы еще!

-- Итакъ, ты согласенъ?

-- Развѣ я могу въ чемъ-нибудь отказать вашему высочеству? Только вы сами укажите мнѣ дверь.

-- Изволь; возвращаясь съ охоты, мы сдѣлаемъ кругъ; проѣдемъ чрезъ Сент-Антуанскія-Ворота, и я покажу тебѣ домъ.

-- Прекрасно; а что мнѣ дѣлать съ мужчиной, если онъ прійдетъ?

-- Ничего; поди только за нимъ и узнай, кто онъ.

-- Это трудненько; еслижь, на-примѣръ, этотъ человѣкъ до того остороженъ, что не пуститъ меня вверхъ и спроситъ зачѣмъ я пришелъ?

-- Тогда дѣлай, что тебѣ заблагоразсудится.

-- Какъ-будто бы я дѣйствовалъ для себя?

-- Совершенно.

-- Будетъ исполнено.

-- Только никому ни слова!

-- Никому -- честное слово дворянина!

-- И никого не бери съ собою!

-- Я пойду одинъ -- клянусь...

-- И такъ, рѣшено; мы объѣдемъ кругомъ мимо Бастиліи. Я покажу тебѣ дверь... ты прійдешь ко мнѣ... я дамъ тебѣ ключъ... и сегодня вечеромъ...

-- Я займу постъ, ваше высочество; рѣшено.

Бюсси и принцъ присоединились къ охотѣ, которою мосьё де-Монсоро управлялъ съ искусствомъ геніальнаго охотника. Король былъ въ восторгѣ отъ всѣхъ его распоряженіи. Олень, гонимый два часа, проскакавшій около пяти льё, показавшійся болѣе двадцати разъ,-- какъ-бы нарочно дался въ руки королю.

Мосьё де-Монсоро получилъ благодарность отъ короля и герцога.

-- Я не заслуживаю похвалъ вашего высочества, сказалъ онъ послѣднему: -- потому-что вамъ обязанъ этимъ мѣстомъ.

-- Но вы знаете, сказалъ герцогъ: -- чтобъ вполнѣ заслужить расположеніе короля, вы сегодня вечеромъ должны ѣхать въ Фонтенбло; королю угодно начать охотиться тамъ послѣ завтра, охота будетъ продолжаться нѣсколько дней, потому-что одного дня не достаточно, чтобъ познакомиться съ тамошнимъ лѣсомъ.

-- Знаю, ваше высочество, отвѣчалъ де-Монсоро:-- экипажъ мой уже готовъ. Я уѣду ночью.

-- Теперь вамъ не будетъ отдыха, мосьё де-Монсоро! сказалъ Бюсси.-- Вы желали быть обер-егермейстеромъ и получили это мѣсто, съ которымъ сопряжены по-крайней-мѣрѣ пятьдесятъ безсонныхъ ночей въ году; хорошо еще, что вы не женаты.

Бюсси смѣялся, говоря это; герцогъ же устремилъ проницательный взглядъ на обер-егермейстера, потомъ поскакалъ къ королю поздравить его на счетъ перемѣны, происшедшей въ его здоровьѣ со вчерашняго дня.

Что жь касается до Монсоро, то при шуткѣ Бюсси, лицо его еще разъ покрылось тою отвратительною блѣдностью, которая придавала ему такой страшный видъ.

XIII.

Какъ Бюсси отъискалъ въ одно время и портретъ и оригиналъ.

Охота кончилась въ четыре часа по полудни; въ пять же часовъ, -- какъ-будто король угадывалъ желаніе герцога анжуйскаго, -- весь дворъ возвращался въ Парижъ чрезъ Сент-Антуанское-Предмѣстье.

Мосьё де-Монсоро, подъ предлогомъ отъѣзда, простился съ королемъ и герцогомъ и въ экипажъ отправился въ Фроманто.

Проѣзжая мимо Бастиліи, король показалъ своимъ друзьямъ грозную и мрачную наружность темницы, какъ-бы желая напомнить имъ, что ихъ ожидало, еслибъ они вздумали изъ друзей его сдѣлаться его врагами.

Многіе поняли намёкъ короля и еще ниже кланялись ему.

Между-тѣмъ, герцогъ анжуйскій говорилъ тихимъ голосомъ Бюсси, ѣхавшему возлѣ него:

-- Смотри хорошенько, Бюсси, смотри направо! Видишь этотъ деревянный домикъ, передъ которымъ маленькая статуя Богородицы? Сочти послѣ него четыре другіе дома.

-- Сосчиталъ, сказалъ Бюсси.

-- Въ пятомъ, продолжалъ герцогъ:-- прямо противъ Церкви-Св. Екатерины...

-- Вижу, вижу, ваше высочество:-- смотрите, при звукахъ трубъ, возвѣщающихъ о проѣздѣ короля, у всѣхъ оконъ показываются любопытные.

-- Да, отвѣчалъ герцогъ: -- но у оконъ того дома, о которомъ я тебѣ говорю, никого не видно.

-- Точно... но посмотрите... уголокъ занавѣса приподымается... сказалъ Бюсси, и сердце его сильно забилось.

-- И однакожь никого не видно. О! ее содержатъ въ строгомъ заточеніи, либо она сама скрывается. Во всякомъ случаѣ, ты теперь знаешь домъ; поѣдемъ ко мнѣ, я отдамъ тебѣ ключъ.

Бюсси не спускалъ глазъ съ окна -- никого не было видно.

Пріѣхавъ къ себѣ, герцогъ отдалъ Бюсси ключъ отъ указаннаго дома, приказавъ ему хорошенько сторожить. Бюсси обѣщалъ все исполнить и поѣхалъ домой.

-- Ну что? спросилъ онъ Реми.

-- Позвольте мнѣ, графъ, сдѣлать вамъ тотъ же вопросъ.

-- Ты ничего не нашелъ?

-- Домъ этотъ днемъ такъ же неприступенъ, какъ ночью. Я колеблюсь между пятью или шестью смежными домами.

-- Въ такомъ случаѣ я, кажется, былъ счастливѣе тебя, любезный Реми!

-- Развѣ вы тоже искали?

-- Нѣтъ, я только проѣхалъ по той улицѣ.

-- И узнали дверь?

-- Провидѣніе, другъ мой, повело меня къ цѣли таинственными путями.

-- И вы увѣрены?

-- Не говорю, чтобъ я былъ увѣренъ; но надѣюсь.

-- А когда же я узнаю, оправдались ли ваши надежды?

-- Завтра утромъ.

-- Нуженъ ли я вамъ?

-- Нѣтъ, мой добрый Реми.

-- Вы не хотите, чтобъ я шелъ за вами?

-- Нельзя.

-- Будьте осторожны, графъ.

-- О! отвѣчалъ Бюсси смѣясь:-- совѣтъ твой напрасенъ; я извѣстенъ по своей осторожности.

Бюсси отобѣдалъ, какъ человѣкъ незнающій гдѣ и какъ онъ поужинаетъ; потомъ, въ восемь часовъ, опоясалъ лучшую свою шнагу, прицѣпилъ къ поясу, вопреки недавнему запрещенію короля, пару пистолетовъ, и отправился въ носилкахъ на конецъ Улицы-св.-Павла.

Оттуда онъ пошелъ далѣе, отъискалъ деревянный домикъ, передъ которымъ стояла статуя Богородицы, сосчиталъ послѣ него еще четыре дома, увѣрился, точно ли былъ пятымъ тотъ, который указалъ ему герцогъ и, закутавшись въ плащъ темнаго цвѣта, сталъ на углу Улицы-св.-Екатерины, рѣшившись прождать два часа, и если послѣ этого времени никто не прійдетъ, то дѣйствовать уже для самого-себя.

Девять часовъ пробило на Церкви-св.-Павла, когда Бюсси сталъ на углу.

Онъ простоялъ не болѣе десяти минутъ, какъ увидѣлъ въ темнотѣ двухъ всадниковъ, выѣзжавшихъ изъ воротъ Бастиліи. Близь турнельскаго отеля они остановились, одинъ изъ нихъ соскочилъ съ лошади и отдалъ поводъ въ руки другому, который, по-видимому, былъ слуга; потомъ, простоявъ на одномъ мѣстѣ, пока слуга съ лошадію не исчезъ изъ вида, сталъ приближаться къ дому, съ котораго Бюсси не спускалъ глазъ.

Не доходя нѣсколькихъ шаговъ до дома, незнакомецъ обошелъ кругомъ, какъ-бы желая удостовѣриться, что никого не было; потомъ, не замѣтивъ никого, онъ скоро подошелъ къ двери и исчезъ.

Бюсси услышалъ только скрипъ двери, запиравшейся за незнакомцемъ, подождалъ еще минуту, полагая, что таинственный человѣкъ, можетъ-быть, подсматриваетъ еще изъ окошечка. Но по прошествіи нѣсколькимъ минутъ, Бюсси перешелъ черезъ улицу, отворилъ дверь и, узнавъ, что она скрипѣла, осторожно заперъ ее за собою.

Тогда онъ осмотрѣлся: точно, это было то самое окошечко, изъ-за котораго онъ смотрѣлъ на Келюса. Но Бюсси пришелъ не за тѣмъ только, чтобъ узнать окошечко. Онъ сталъ медленно и ощупью пробираться по корридору, въ концѣ котораго, налѣво, наткнулся на первую ступень лѣстницы.

Тамъ онъ остановился по двумъ причинамъ: во-первыхъ, потому-что волненіе его было сильно, и онъ долженъ былъ прислониться къ стѣнѣ; во-вторыхъ, потому-что онъ услышалъ голосъ, говорившій:

-- Гертруда, доложи своей госпожѣ, что я пришелъ, и впусти меня.

Эти слова были произнесены повелительнымъ голосомъ и, минуту спустя, Бюсси услышалъ голосъ горничной, отвѣчавшей:

-- Потрудитесь войдти въ залу, сударь; барыня сейчасъ прійдетъ.

Потомъ онъ опять услышалъ шумъ затворявшейся двери.

Бюсси вспомнилъ тогда, что Реми сосчиталъ двѣнадцать ступеней; онъ сосчиталъ ихъ столько же и вступилъ на площадку; потомъ вспомнилъ о корридорѣ и о трехъ дверяхъ, и, выставивъ впередъ руки, удерживая дыханіе, прошелъ нѣсколько шаговъ. Наконецъ онъ наткнулся на первую дверь: это была та самая, въ которую вошелъ незнакомецъ; онъ пошелъ далѣе, встрѣтилъ другую дверь, ощупью нашелъ ключъ, повернулъ его и, дрожа всѣмъ тѣломъ, толкнулъ дверь.

Комната, въ которую вступилъ Бюсси, была совершенно-темна, исключая одной части, въ которую проникалъ свѣтъ изъ сосѣдней комнаты, черезъ полурастворенныя двери. Этотъ свѣтъ падалъ на окно, завѣшенное занавѣсами, которые снова заставили забиться сердце молодаго человѣка отъ радости.

Онъ поднялъ глаза, взглянулъ на освѣщенную часть плафона: -- и узналъ миѳологическую живопись его; онъ протянулъ руку и коснулся кровати.

Не было болѣе сомнѣнія: онъ находился въ той самой комнатѣ, гдѣ лежалъ раненный.

Еще сильнѣйшая дрожь пробѣжала по всему его тѣлу, когда онъ коснулся кровати... по всему замѣтно было, что кровать принадлежала молодой и прелестной женщинѣ.

Бюсси спрятался за занавѣсъ кровати и сталъ слушать.

Въ сосѣдней комнатѣ съ нетерпѣніемъ прохаживался незнакомецъ; по-временамъ онъ останавливался, ворча сквозь зубы:

-- Скоро ли она будетъ?

Вдругъ отворилась дверь въ залу. На коврѣ послышались легкіе шаги маленькой ножки; шорохъ шелковаго платья достигъ до слуха Бюсси и онъ услышалъ голосъ, исполненный боязни и презрѣнія:

-- Я здѣсь; что вамъ еще угодно отъ меня?

-- Ого! подумалъ Бюсси, закутываясь въ занавѣсъ:-- если этотъ господинъ поклонникъ, такъ мужъ можетъ спать спокойно.

-- Сударыня, сказалъ человѣкъ, котораго такъ холодно приняли: -- имѣю честь доложить вамъ, что, будучи принужденъ ѣхать завтра утромъ въ Фонтенбло, я хочу провести съ вами ночь.

-- Принесли ли вы мнѣ какое-нибудь извѣстіе объ отцѣ моемъ? спросила молодая женщина.

-- Выслушайте меня...

-- Вы знаете, въ чемъ мы вчера условились; я согласилась сдѣлаться вашею женою только съ тѣмъ, что или отецъ мой пріѣдетъ въ Парижъ, или я поѣду къ нему.

-- Немедленно по возвращеніи изъ Фонтенбло, мы уѣдемъ, даю вамъ честное слово; но до-тѣхъ-поръ...

-- О! не запирайте двери, это напрасно; я не проведу ни одной ночи подъ одной кровлей съ вами, пока не буду успокоена насчетъ отца моего.

И женщина, говорившая съ такою твердостью, свиснула въ маленькій серебряный свистокъ. Раздался рѣзкій, продолжительный звукъ.

Въ то же мгновеніе, дверь, въ которую вошла она, отворилась снова, и въ нее вошла служанка -- высокая, здоровая крестьянка изъ Анжу, которая какъ-бы ожидала этого зова госпожи и поспѣшно прибѣжала.

Она вошла въ залу и отворила дверь настежь.

Лучъ свѣта проникъ тогда въ комнату, гдѣ спрятался Бюсси, и между двумя окнами онъ увидѣлъ портретъ.

-- Гертруда, сказала молодая женщина: -- не ложись спать и будь готова явиться на первый зовъ мой.

Не говоря ни слова, служанка удалилась, оставивъ, однакожь, дверь отворенною и, слѣдовательно, чудный портретъ освѣщеннымъ.

Бюсси никакъ не могъ уже болѣе сомнѣваться: онъ узналъ портретъ.

Медленно приблизился онъ къ двери и приложилъ глазъ къ скважинѣ, которая, по причинѣ массивности петлей, оставалась между дверью и стѣною. Не смотря на всю осторожность, съ которою онъ приближался, полъ заскрипѣлъ подъ его ногами.

При этомъ звукѣ, молодая женщина оглянулась: то былъ оригиналъ портрета, то была фея мечты его.

Хотя мужчина ничего не слышалъ, однакожь и онъ машинально оглянулся.

Это былъ г. де-Монсоро.

-- А! подумалъ Бюсси: -- бѣлая лошадь... похищенная женщина... я, вѣроятно, открою какую-нибудь ужасную тайну.

И на лицѣ его выступилъ холодный потъ.

Бюсси, какъ мы уже сказали, могъ видѣть и ее и его.

Она стояла передъ Монсоро блѣдная, съ гордой, презрительной улыбкой.

Онъ сидѣлъ; лицо его было покрыто страшною блѣдностью; онъ нетерпѣливо постукивалъ ногой и какъ-бы грызъ себѣ руку.

-- Сударыня, сказалъ наконецъ Монсоро:-- не надѣйтесь долго играть со мною роль угнетенной жертвы. Вы въ Парижѣ, вы у меня въ домѣ; да, сверхъ того, вы теперь графиня де-Монсоро, то-есть, жена моя.

-- Если я ваша жена, то зачѣмъ вы отказываетесь свезти меня къ отцу; зачѣмъ скрываете вы меня отъ цѣлаго свѣта?

-- Вы забыли герцога д'Анжу, сударыня.

-- Но вы увѣряли меня, что, сдѣлавшись вашею женою, я не должна буду болѣе опасаться его.

-- То-есть...

-- Вы увѣряли меня въ этомъ!

-- Однакожь, я долженъ же принять нѣкоторыя мѣры предосторожности.

-- Такъ принимайте эти мѣры и возвратитесь ко мнѣ не ранѣе, какъ когда онѣ будутъ приняты.

-- Діана, сказалъ графъ, гнѣвъ котораго видимо усиливался: -- Діана, не играйте священными узами брака. Послушайтесь моего совѣта.

-- Внушите мнѣ довѣренность къ мужу, и я буду уважать бракъ.

-- Мнѣ кажется, поведеніе мое должно бы внушить вамъ ко мнѣ довѣрчивость.

-- Я думаю, ко всемъ этомъ дѣлѣ вы дѣйствовали не изъ одного участія ко мнѣ... случай помогъ вамъ...

-- Довольно! вскричалъ графъ: -- я въ своемъ домѣ, вы жена моя, и самъ адъ не спасетъ васъ отъ рукъ моихъ; въ эту ночь вы будете принадлежать мнѣ!

Бюсси схватился за шпагу и хотѣлъ уже выступить впередъ; но движеніе Діаны остановило его.

-- Вотъ, вскричала она, выхвативъ изъ-за пояса кинжалъ: -- вотъ мой отвѣтъ!

Потомъ однимъ скачкомъ она очутилась въ комнатѣ, гдѣ находился Бюсси, захлопнула дверь и задвинула двойныя задвижки. Монсоро бросился къ двери, но уже было поздно. Съ яростію ударилъ онъ кулакомъ въ дверь, такъ-что дерево затрещало.

-- Вы знаете меня! вскричала Діана въ отвѣтъ на проклятія и угрозы его: -- войдите силою въ эту комнату, и вы найдете меня мертвою на полу.

-- Успокойтесь, сударыня, сказалъ Бюсси, обхвативъ талью ея обѣими руками:-- успокойтесь, у васъ будетъ мститель.

Діана готова была вскрикнуть; но она поняла, что въ эту минуту ей угрожала только одна опасность, именно отъ мужа. Она стала въ оборонительное положеніе, но безмолвная, трепещущая, неподвижная.

Монсоро ударилъ ногою въ дверь; потомъ, вѣроятно, убѣжденный въ томъ, что Діана приведетъ свою угрозу въ исполненіе, вышелъ изъ залы, громко захлопнувъ за собою дверь. Потомъ шумъ шаговъ его мало-по-малу утихалъ въ корридоръ и, наконецъ, совершенно затихъ на лѣстницъ.

-- Кто вы? спросила тогда Діана, отступивъ назадъ.-- Кто вы? какъ вошли вы сюда?

-- Сударыня, сказалъ Бюсси, отворяя дверь и ставъ на колѣни передъ Діаною: -- я тотъ, которому вы спасли жизнь. Можете ли вы думать, что я зашелъ сюда съ дурнымъ намѣреніемъ?

Благородное лицо молодаго человѣка было ярко освѣщено. Діана узнала его.

-- О! вы были здѣсь! вскричала она, всплеснувъ руками: -- вы были здѣсь и все слышали?

-- Увы!... все.

-- Но кто вы? Какъ васъ зовутъ?

-- Луи де-Клермонъ, графъ де-Бюсси.

-- Бюсси, вы храбрый Бюсси! наивно вскричала Діана, не подозрѣвая даже радости, которую это восклицаніе внушило молодому человѣку.-- Ахъ, Гертруда! продолжала она, обращаясь къ своей служанкѣ, которая, услышавъ, что госпожа ея съ кѣмъ-то разговаривала, вошла испуганная:-- Гертруда, теперь мнѣ нечего болѣе бояться; съ этой минуты я становлюсь подъ защиту и покровительство благороднѣйшаго и великодушнѣйшаго изъ дворянъ Франціи.

Потомъ, протянувъ руку къ Бюсси, она продолжала:

-- Встаньте, графъ, я знаю, кто вы; теперь узнайте, кто я.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.

Кто была Діана де-Меридоръ.

Бюсси былъ внѣ себя отъ счастія и вошелъ съ Діаной въ залу, изъ которой за нѣсколько минутъ вышелъ Монсоро.

Онъ смотрѣлъ на Діану съ восторгомъ, смѣшаннымъ съ изумленіемъ, никакъ не ожидая, чтобъ женщина, которую онъ искалъ, могла выдержать сравненіе съ тою, которую представляло ему его воображеніе,-- а между-тѣмъ, дѣйствительность была выше, совершеннѣе мечты его.

Діанѣ было восьмнадцать или девятнадцать лѣтъ, то-есть, она была въ первомъ цвѣтѣ юности и красоты. Выраженіе взгляда было слишкомъ-понятно; Діана чувствовала, что Бюсси былъ отъ нея въ восторгѣ и не имѣла ни силы, ни твердости, чтобъ разрушить сладостныя мечты, въ которыя онъ былъ погруженъ, смотря на нее.

Наконецъ, надобно было прервать это слишкомъ-выразительное молчаніе.

-- Мосьё де-Бюсси, сказала она:-- вы отвѣчали только на одинъ изъ моихъ вопросовъ: я спросила васъ, кто вы, и вы сказали; но я еще спросила, какъ вы зашли сюда?... На этотъ вопросъ вы мнѣ ничего не отвѣтили.

-- Графиня, отвѣчалъ Бюсси: -- по нѣсколькимъ словамъ, подслышаннымъ мною изъ разговора вашего съ г. де-Монсоро, я понялъ, что причины моего пребыванія здѣсь окажутся сами-собою изъ вашего разсказа о себѣ. Вы, кажется, сейчасъ обѣщались разсказать мнѣ, кто вы.

-- О да, графъ, я самъ все разскажу, отвѣчала Діана: -- одно ваше имя внушило мнѣ полную къ вамъ довѣренность; я часто слышала, что это имя принадлежитъ человѣку, котораго мужеству, прямодушію и благородству можно ввѣриться.

Бюсси молча поклонился.

-- Изъ немногихъ словъ, слышанныхъ вами, сказала Діана: -- вы могли понять, что я дочь барона де-Меридора, то-есть, единственная наслѣдница одного изъ славнѣйшихъ и древнѣйшихъ именъ въ Анжу.

-- Былъ баронъ де-Меридоръ, сказалъ Бюсси: -- который могъ спастись при Павіи, но, узнавъ, что король его въ плѣну, самъ отдалъ Испанцамъ свою шпагу и попросилъ, какъ милости, чтобъ ему позволили слѣдовать за Францискомъ I въ Мадритъ; тамъ онъ не отходилъ отъ высокаго плѣнника и оставилъ его только для того, чтобъ собрать во Франціи выкупъ за него.

-- Это отецъ мой; и если вамъ когда-нибудь случится войдти въ большую залу Меридорскаго-Замка, вы увидите портретъ Франциска I, написанный мастерскою кистью Леонардо да-Вничи, и подаренный моему отцу королемъ въ память его преданности.

-- Да! сказалъ Бюсси: -- въ то время короли умѣли еще награждать своихъ подданныхъ.

-- По возвращеніи изъ Испаніи, отецъ мой женился. Первыя дѣти, два сына, умерли. Глубока была горесть барона де-Меридора, видѣвшаго, что родъ его долженъ пресѣчься. Вскорѣ умеръ и король; тогда горесть моего отца превратилась въ отчаяніе; нѣсколько лѣтъ спустя послѣ этого событія, онъ оставилъ дворъ и поселился съ женою въ своемъ Меридорскомъ-Замкѣ. Тамъ я родилась какъ-бы чудомъ, десять лѣтъ спустя послѣ смерти моихъ братьевъ.

"Тогда вся любовь барона сосредоточилась на единственной его дочери; онъ не любилъ, а обожалъ меня. Трехъ лѣтъ я лишилась матери; это былъ еще горестный ударъ для барона. Будучи еще слишкомъ-молода и не понимая всей важности этой потери, я не переставала улыбаться, и эта улыбка утѣшала отца моего.

"Я росла при немъ; способности мои развивались подъ его надзоромъ. Такъ точно, какъ я была все для него, такъ и онъ, мой бѣдный отецъ, былъ для меня всѣмъ. Мнѣ минуло шестнадцать лѣтъ, и я даже не подозрѣвала, что существовалъ другой міръ, кромѣ того, въ которомъ я жила съ своими овечками, павлинами, лебедями и голубями, не думая о томъ, что эта жизнь должна была измѣниться и не желая того.

"Замокъ Меридорскій былъ окруженъ обширными лѣсами, принадлежавшими герцогу анжуйскому; лѣса эти были населены оленями, которыхъ никто не безпокоилъ и которые отъ-того были почти ручными; я знала почти всѣхъ; одни изъ нихъ до того привыкли къ моему голосу, что прибѣгали, когда я звала ихъ; особенно одна лань, моя любимица, моя бѣдная Дафна, привыкла ѣсть съ моей руки.

"Одной весной, я цѣлый мѣсяцъ не видала своей любимицы; я думала, что она погибла, и оплакала ее какъ друга, по вдругъ она появилась съ двумя маленькими оленями; птенцы сначала боялись, но, увидѣвъ, съ какою довѣрчивостью подходила ко мнѣ ихъ мать, они поняли, что меня нечего бояться и тоже стали ласкаться ко мнѣ.

"Около того времени разнесся слухъ, что герцогъ анжуйскій прислалъ вице-губернатора въ главный городъ провинціи. Нѣсколько дней спустя, узнали, что вице-губернаторъ пріѣхалъ, и что его звали графомъ де-Монсоро.

"Отъ-чего это имя поразило меня въ самое сердце, когда его въ первый разъ произнесли при мнѣ? Теперь только я понимаю, что это было предчувствіе.

"Прошла недѣля. Разные были у насъ толки о графѣ де-Монсоро. Однажды утромъ лѣса огласились звуками роговъ и лаемъ собакъ; я поспѣшила къ рѣшеткѣ замка и, подоспѣвъ къ ней, увидѣла Дафну, промелькнувшую какъ молнія и преслѣдуемую стаей собакъ; молодые олени слѣдовали за нею.

"Минуту спустя, на ворономъ конѣ пронесся, подобно видѣнію, мосьё де-Монсоро.

"Я вскрикнула, хотѣла просить, чтобъ пощадили мою любимицу, но онъ не слышалъ моего голоса или не обратилъ на него вниманія, увлекаемый охотою.

"Тогда, забывъ безпокойство, которое я могла причинить своему отцу, если онъ замѣтитъ мое отсутствіе, я побѣжала въ ту сторону, куда ускакали охотники, надѣясь встрѣтить самого графа или кого-нибудь изъ его свиты и упросить, чтобъ они пощадили мою фаворитку.

"Я пробѣжала такимъ образомъ съ пол-льё, сама не зная куда бѣжала, потому-что давно уже потеряла изъ вида и лань, и стаю собакъ, и охотниковъ. Вскорѣ я перестала даже слышать лай собакъ, упала у дерева и горько заплакала. Я пробыла тамъ около четверти часа, когда вдали послышался мнѣ шумъ охоты; я не ошибалась: шумъ этотъ постепеино приближался и сталъ такъ близокъ, что я не сомнѣвалась, что охота пройдетъ мимо меня или, по-крайней-мѣрѣ, въ весьма недальнемъ отъ меня разстояніи.

"Я поспѣшно встала и увидѣла мою бѣдную Дафну, утомленную и измученную; при ней остался только одинъ маленькій олень; другой, вѣроятно, былъ загнанъ и разорванъ собаками.

"Она сама видимо ослабѣвала; разстоянія между ею и стаей было гораздо-менѣе, нежели въ первый разъ; она уже не бѣжала, а скакала; увидѣвъ меня, она жалостно затосковала.

"Какъ и въ первый разъ, я дѣлала тщетныя усилія, чтобъ остановить охотниковъ. Монсоро не видѣлъ ничего, кромѣ оленя, имъ преслѣдуемаго; онъ пронесся опять съ быстротою молніи, громко трубя въ рогъ.

"За нимъ три или четыре охотника подстрекали собакъ голосомъ и звуками роговъ. Подобно вихрю пронеслась мимо меня эта гроза, составленная изъ лая, фанфаръ и криковъ, исчезла въ чащъ лѣса и утихла въ отдаленіи.

"Я была въ отчаяніи; я говорила себѣ, что еслибъ приблизилась еще только на пятьдесятъ шаговъ на край лощины, то мосьё де-Монсоро замѣтилъ бы меня, и, вѣроятно, по моей просьбѣ, пощадилъ бы бѣдное животное.

"Эта мысль придала мнѣ бодрости; охотники могли въ третій разъ проскакать мимо меня. Я пошла по дорогѣ, обсаженной прекрасными деревьями и ведущей въ замокъ Боже. Этотъ замокъ, принадлежавшій герцогу анжуйскому, находится въ трехъ льё отъ замка отца моего. Сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, я увидѣла Боже, и только тогда вспомнила, что удалилась одна отъ МеридорскагоЗамка.

"Признаюсь, мною овладѣлъ необъяснимый ужасъ, и только въ эту минуту я подумала о неосторожности и даже о непристойности своего поведенія. Я пошла по берегу пруда, чтобъ дойдти до сада и попросить садовника, добраго человѣка, часто дарившаго мнѣ красивые букеты, чтобъ онъ проводилъ меня домой, какъ вдругъ опять услышала шумъ охоты. Я остановилась и начала прислушиваться. Шумъ усиливался. Я все забыла. Почти въ то же мгновеніе, лань появилась по другой сторонѣ пруда. Собаки уже догоняли ее. Она была одна: и другой маленькій олень достался въ добычу собакамъ; видъ воды придалъ ей новыя силы; она ноздрями вдохнула въ себя свѣжесть и бросилась въ прудъ, какъ-бы намѣреваясь доплыть до меня.

"Сначала, она плыла скоро; казалось, силы ея возстановились. Я смотрѣла на нее со слезами на глазахъ, протянувъ впередъ руки и съ невыразимою боязнію... но мало-по-малу силы стали покидать ее, между-тѣмъ, какъ собаки все болѣе и болѣе оживлялись, надѣясь на скорую добычу. Вскорѣ самыя ожесточенныя достигли ея, и она перестала плыть. Въ то же мгновеніе, г. де-Монсоро появился у опушки лѣса, подъѣхалъ къ пруду и соскочилъ съ коня. Тогда я собрала всѣ свои силы и, сложивъ руки, вскричала умоляющимъ голосомъ: "пощадите!" Кажется, онъ замѣтилъ меня, и я вскричала еще разъ, громче прежняго. Онъ услыхалъ меня, поднялъ голову, побѣжалъ къ лодкѣ, отвязалъ ее и скоро поплылъ къ бѣдному животному, окруженному уже всей стаей. Я не сомнѣвалась, что г. де-Монсоро былъ тронутъ моимъ умоляющимъ голосомъ и хотѣлъ спасти Дафну; онъ подплылъ къ ней, обнажилъ охотничій ножъ, который блеснулъ на солнцѣ... я громко вскрикнула... весь ножъ вонзился въ горло бѣднаго животнаго. Брызнула кровь и окрасила воду вокругъ лодки. Лань застонала жалобнымъ голосомъ, стала биться въ водѣ, вытянула шею и... умерла.

"Я безъ чувствъ упала на берегу пруда.

"Я пришла въ себя уже на постели въ замкѣ Боже. У изголовья горько плакалъ мой отецъ, за которымъ тотчасъ же послали.

"Такъ-какъ мое безпамятство было только нервическимъ кризисомъ, произведеннымъ усталостью и сильнымъ волненіемъ, то на другой же день я могла воротиться въ Меридоръ. Однакожь, въ-продолженіи трехъ или четырехъ дней, я не выходила изъ комнаты.

"На четвертый, отецъ мой сказалъ мнѣ, что во все время моей болѣзни г. де-Монсоро приходилъ освѣдомляться обо мнѣ; онъ былъ въ отчаяніи, когда узналъ, что быль невольною причиною этого несчастія, и просилъ, чтобъ ему позволили извиниться предо мною, говоря, что онъ утѣшится только тогда, когда я прощу ему.

"Смѣшно было бы не принять его, и, не смотря на все отвращеніе, которое онъ внушалъ мнѣ, я согласилась на его просьбу.

"На другой день, онъ явился; я поняла все безразсудство своей горести: охота такое удовольствіе, въ которомъ принимаютъ участіе даже женщины; слѣдственно, я сама нѣкоторымъ образомъ должна была извиняться въ впечатлѣніи, произведенномъ на меня смертію моей бѣдной Дафны.

"Графъ притворялся неутѣшнымъ и двадцать разъ клялся честію, что еслибъ онъ могъ угадать, какое участіе я принимала въ его жертвѣ, онъ почелъ бы за счастіе пощадить ее; его увѣренія, однакожь, не убѣдили меня, и графъ удалился, не разсѣявъ тягостнаго впечатлѣнія, которое онъ произвелъ на мое сердце.

"Удаляясь, графъ просилъ у отца моего позволеніе навѣщать насъ. Онъ родился въ Испаніи, былъ воспитанъ въ Мадритѣ. Отцу моему пріятно было встрѣтить человѣка, съ которымъ онъ могъ говорить о странѣ, гдѣ прожилъ такъ долго въ добровольномъ плѣну. Притомъ же, графъ былъ древняго происхожденія, вице-губернаторъ провинціи, любимецъ, какъ говорили, герцога анжуйскаго; слѣдственно, не было никакихъ причинъ не принимать его.

"Но съ этой минуты прекратилось если не счастіе, то спокойствіе мое. Вскорѣ я замѣтила, какое впечатлѣніе произвела на графа. Сначала, онъ приходилъ разъ въ недѣлю, потомъ два, и наконецъ сталъ ходить каждый день. Онъ понравился отцу моему своею къ нему внимательностью. Я видѣла, съ какимъ удовольствіемъ батюшка разговаривалъ съ нимъ. Я не смѣла жаловаться; и на что было мнѣ жаловаться? Графъ былъ любезенъ со мною, какъ съ любовницей, почтителенъ, какъ съ сестрою.

"Однажды утромъ, батюшка вошелъ ко мнѣ въ комнату. Лицо его было серьёзнѣе обыкновеннаго; не смотря на то, на немъ была написана внутренняя радость.

"-- Дитя мое, сказалъ онъ: -- ты всегда увѣряла меня, что не хочешь разлучаться со мною?

"-- О, батюшка! вскричала я: -- вы знаете, что это мое высшее желаніе!

"-- Другъ мой, продолжалъ онъ, наклонившись, чтобъ поцаловать меня: -- отъ тебя самой зависитъ исполненіе этого желанія.

"Не знаю, отъ-чего я угадала, что онъ хотѣлъ сказать, и такъ поблѣднѣла, что онъ остановился, не коснувшись еще губами до моего лба.

"-- Діана! милое дитя моя! вскричалъ онъ: -- что съ тобою?

"-- Мосьё де-Монсоро, не правда ли? проговорила я.

"-- Что же? спросилъ онъ съ изумленіемъ.

"-- О! никогда, батюшка: -- если вы чувствуете хоть сколько-нибудь состраданія къ своей дочери... никогда!

"-- Діана, другъ мой, сказалъ онъ: -- ты знаешь, что не изъ состраданія, а изъ любви къ тебѣ я готовъ отказать ему; но подумай... можетъ-быть, черезъ недѣлю...

"-- О, нѣтъ, нѣтъ! вскричала я: -- это напрасно; ни недѣли, ни часа, ни минуты. Нѣтъ, нѣтъ...

"И я залилась слезами.

"Отецъ мой нѣжно любилъ меня; никогда еще онъ не видѣлъ моихъ слезъ; онъ обнялъ и утѣшилъ меня двумя словами, давъ честное слово, что не будетъ болѣе говорить мнѣ объ этомъ бракѣ.

"И точно, цѣлый мѣсяцъ я не видала г. де-Монсоро, и никто не говорилъ мнѣ о немъ. Однажды мы получили приглашеніе на балъ, который давалъ г. де-Монсоро въ честь брата короля, посѣтившаго провинцію.

"Къ этому письму было приложено собственноручное приглашеніе принца, писавшаго, что онъ имѣлъ уже удовольствіе знать моего отца при дворѣ короля Генриха, и что радъ будетъ случаю снова увидѣться съ нимъ.

"Первымъ движеніемъ моимъ было просить батюшку, чтобъ онъ отказался, и онъ, безъ всякаго сомнѣнія, исполнилъ бы мою просьбу, еслибъ приглашеніе было сдѣлано отъ имени одного Монсоро; но отецъ мой боялся оскорбить его высочество отказомъ.

"Мы поѣхали на балъ. Г. де-Монсоро принялъ насъ такъ, какъ-будто бы ничего между нами не происходило; обращеніе его со мною было не холодно и вообще ни мало не отличалось отъ обращенія съ прочими дамами. Это меня обрадовало и успокоило.

"Но совсѣмъ иначе поступилъ герцогъ анжуйскій.-- Лишь-только онъ увидѣлъ меня, какъ не спускалъ съ меня глазъ. Мнѣ было неловко подъ тяжестію этого взгляда и, не объясняя причины, заставлявшей меня дѣйствовать, я такъ долго упрашивала отца, что онъ, наконецъ, рѣшился уѣхать со мною съ бала.

"Три дня спустя, г. де-Монсоро явился въ Меридоръ: -- я издали увидѣла его и удалилась въ свою комнату.

"Я боялась, чтобъ батюшка не послалъ за мною; но страхъ мой былъ напрасенъ.-- по прошествіи получаса, я увидѣла, что г. де-Монсоро удалился. Отецъ не говорилъ мнѣ даже объ этомъ посѣщеніи; только я замѣтила, что онъ сталъ печаленъ и мраченъ.

"Прошло еще нѣсколько дней. Я возвращалась съ прогулки по окрестностямъ, когда мнѣ доложили, что у отца моего былъ г. де-Монсоро. Батюшка два или три раза спрашивалъ обо мнѣ, не понимая гдѣ я такъ долго оставалась. Онъ приказалъ немедленно извѣстить его, когда я возвращусь.

"И точно, едва я воротилась къ себѣ въ комнату, батюшка вошелъ ко мнѣ.

"-- Дитя мое, сказалъ онъ мнѣ: -- обстоятельство, причину котораго мнѣ теперь не за чѣмъ объяснять, заставляетъ меня разлучиться съ тобою на нѣсколько дней. Не спрашивай, но будь увѣрена, что это обстоятельство должно быть чрезвычайно-важно, потому-что я рѣшаюсь разлучиться съ тобою на недѣлю, на двѣ -- быть-можетъ, на мѣсяцъ.

"Я затрепетала, хотя не могла угадать, чему подвергалась, какая опасность ожидала меня. Но вторичный визитъ г. де-Монсоро не предвѣщалъ мнѣ ничего хорошаго.

"-- Куда же вы меня отсылаете? спросилъ я.

"-- Въ Людскій-Замокъ, къ сестрѣ моей; тамъ ты будешь сокрыта отъ всѣхъ взоровъ. Чтобъ прибытіе твое осталось тайнымъ, ты въѣдешь въ замокъ ночью.

"-- Вы не проводите меня?

"-- Нѣтъ, я долженъ остаться здѣсь, чтобъ отклонить подозрѣнія. Даже домашніе не будутъ знать, куда ты уѣдешь.

"-- Съ кѣмъ же я поѣду?

"-- Съ двумя вѣрными людьми, на которыхъ я вполнѣ полагаюсь.

"-- Батюшка...

"Онъ поцаловалъ меня.

"-- Дитя мое, сказалъ онъ: -- это необходимо.

"Я знала, какъ отецъ любилъ меня, и потому болѣе не настаивала и не требовала отъ него другихъ объясненій: -- мы только условились, что Гертруда, дочь моей кормилицы, проводитъ меня.

"Батюшка удалился, приказавъ мнѣ готовиться къ отъѣзду.

"Въ восемь часовъ было уже темно, потому-что это было въ серединѣ зимы. Въ восемь часовъ вечера, батюшка пришелъ за мной.-- Я была готова; мы сошли внизъ безъ шума, перешли черезъ садъ; онъ самъ отворилъ маленькую калитку, изъ которой былъ выходъ въ лѣсъ; тамъ ждалъ меня экипажъ и два человѣка; батюшка долго говорилъ съ ними, прося ихъ беречь меня; потомъ я сѣла въ экипажъ; Гертруда помѣстилась возлѣ меня. Батюшка поцаловалъ меня еще разъ и мы отправились.

"Я не знала, какая опасность угрожала мнѣ и заставляла удалиться изъ Меридора, разспрашивала Гертруду, -- но и она ничего не знала. Я не смѣла разспрашивать проводниковъ, которыхъ не знала. Мы ѣхали лѣсомъ. Но прошествіи двухъ часовъ, ровное и однообразное движеніе начинало усыплять меня, какъ вдругъ Гертруда схватила меня за руку. Экипажъ остановился.

"-- Ахъ, сударыня! вскричала бѣдная дѣвушка:-- что это съ нами случилось?

"Я выглянула изъ экипажа; насъ окружали шесть замаскированныхъ всадниковъ; проводники хотѣли-было защищаться, но ихъ обезоружили.

"Я такъ испугалась, что не могла даже звать на помощь; притомъ же кто услышалъ бы крикъ мой?

"Человѣкъ, казавшійся начальникомъ замаскированныхъ людей, приблизился къ экипажу.

"-- Успокойтесь, сударыня, сказалъ онъ: -- вамъ не сдѣлаютъ никакого зла; только вы должны послѣдовать за нами.

"-- Куда? спросила я.

"-- Туда, гдѣ вамъ не только нечего опасаться, но гдѣ съ вами будутъ поступать какъ съ королевой.

"Это утѣшеніе испугало меня болѣе угрозы.

"-- О, батюшка! батюшка! проговорила я.

"-- Послушайте, сударыня, сказала мнѣ шопотомъ Гертруда: -- здѣшнія окрестности мнѣ извѣстны; я душевно привязана къ вамъ, сильна, и намъ, вѣроятно, удастся убѣжать.

"Слова бѣдной служанки не успокоили меня. Однакожь, такъ пріятно имѣть близь себя существо преданное, что я нѣсколько пришла въ себя.

"-- Дѣлайте съ нами, что угодно, господа, отвѣчала я: -- мы бѣдныя, слабыя женщины, и не можемъ защищаться.

"Одинъ изъ замаскированныхъ сошелъ съ лошади, сѣлъ на мѣсто нашего проводника, и экипажъ поворотилъ въ другую сторону.

"Мы ѣхали почти три часа; потомъ экипажъ остановился. Я услышала скрипъ двери, говоръ и вслѣдъ за тѣмъ экипажъ поѣхалъ далѣе. По звуку я могла угадать, что мы ѣхали по подъемному мосту, и не ошибалась: -- я выглянула изъ экипажа и увидѣла, что мы въѣхали въ замокъ.

"Кому принадлежалъ этотъ замокъ -- этого не знала ни я, ни Гертруда... Часто, во время дороги, мы хотѣли знать гдѣ ѣхали, но видѣли только, что со всѣхъ сторонъ окружалъ насъ непроницаемый лѣсъ. Мы подумали, что насъ нарочно кружили въ лѣсу, чтобъ сбить съ толку.

"Дверцы экипажа отворились, и человѣкъ, который уже прежде говорилъ съ нами, просилъ насъ выйдти.

"Я молча повиновалась. Два человѣка, вѣроятно принадлежавшіе къ замку, вышли къ намъ на встрѣчу съ факелами. Согласно обѣщанію, испугавшему меня, насъ приняли сколь-возможно-почтительно. Мы послѣдовали за людьми съ факелами; они провели насъ въ великолѣпно-убранную спальню.

"На столѣ былъ приготовленъ роскошный ужинъ.

"-- Вы у себя, сударыня, сказалъ мнѣ тотъ же человѣкъ, который прежде говорилъ съ нами: -- и такъ-какъ вамъ необходима женская прислуга, то ваша служанка останется при васъ; комната ея смежна съ вашей.

"Мы помѣнялись съ Гертрудой радостными взглядами.

"-- Всякій разъ, когда вамъ угодно будетъ позвать, продолжалъ замаскированный: -- потрудитесь только постучать этимъ молоткомъ въ дверь, и человѣкъ, который будетъ постоянно въ передней, немедленно явится на зовъ вашъ.

"Эта мнимая внимательность показала намъ, что за нами строго присматривали.

"Замаскированный поклонился и вышелъ; мы услышали, что онъ заперъ дверь на два оборота ключа.

"Я осталась одна съ Гертрудой.

"Съ минуту мы сидѣли неподвижны, смотря одна на другую при свѣтѣ двухъ свѣчей, стоявшихъ на томъ столѣ, на которомъ былъ приготовленъ ужинъ. Гертруда хотѣла что-то сказать; я сдѣлала ей знакъ, чтобъ она молчала: насъ, вѣроятно, подслушивали.

"Дверь въ комнату, которую назначили Гертрудѣ, была отворена; намъ вмѣстѣ пришла мысль осмотрѣть эту комнату. Гертруда взяла подсвѣчникъ, и мы вмѣстѣ вошли туда.

"То была большая туалетная комната, принадлежавшая къ спальнѣ и дополнявшая ее. Въ ней была дверь, параллельная двери той комнаты, въ которую насъ ввели: -- эта дверь, точно какъ и первая, была украшена прелестнымъ чеканеннымъ мѣднымъ молоткоагь, упадавшимъ на пуговку изъ того же металла. И молотки и пуговки были отдѣланы съ такимъ искусствомъ, какъ-будто-бы вышли изъ мастерской Бенвенуто Челлини.

"Замѣтно было, что обѣ двери вели въ одну и ту же переднюю.

"Гертруда приблизила свѣчу къ замку и увидѣла, что дверь была заперта на ключъ.

"Мы были въ заточеніи.

"Удивительно, какъ люди совершенно-различныхъ состояній, будучи въ одной опасности, въ одномъ положеніи, имѣютъ однѣ и тѣ же мысли и хорошо понимаютъ другъ друга.

"Гертруда подошла ко мнѣ.

"-- Замѣтили ли вы, сударыня, сказала она тихимъ голосомъ: -- что мы прошли только пять ступеней?

"-- Да, отвѣчала я.

"-- Слѣдовательно, мы въ нижнемъ этажѣ.

"-- Это ясно.

"-- Такъ-что, прибавила она еще болѣе понизивъ голосъ и устремивъ глаза на окна: -- такъ-что...

"-- А рѣшетки? возразила я.

"-- Ничего; лишь бы у васъ достало смѣлости...

"-- Смѣлости! вскричала я: -- о, будь спокойна, въ смѣлости у меня недостатка нѣтъ.

"Тогда Гертруда приложила палецъ къ губамъ.

"-- Понимаю, отвѣчала я ей."

"Гертруда знакомъ показала мнѣ, чтобъ я осталась тамъ, гдѣ была, и снесла подсвѣчникъ на столъ.

"Я уже поняла ея намѣреніе, подошла къ окну и стала искать задвижки внутренняго ставня.

"Я, или, вѣрнѣе, Гертруда, воротившись, нашла ее. Ставень отворился.

"Я невольно вскрикнула отъ радости; окно было безъ рѣшетокъ.

"Но Гертруда успѣла уже замѣтить причину этой мнимой безпечности нашихъ сгражеи: подъ самыми окнами былъ большой прудъ, который болѣе преграждалъ намъ средства къ бѣгству, нежели рѣшетки.

"Но, осмотрѣвъ внимательно видъ, представлявшійся намъ изъ оконъ, я узнала мѣстоположеніе: мы находились въ заточеніи въ замкѣ Бож е, куда я прежде часто приходила съ отцомъ и гдѣ лишилась чувствъ въ день смерти моей бѣдной Дафны.

"Замокъ Боже принадлежалъ герцогу анжуйскому.

"Тогда вся истина, подобно громовому удару, представилась уму моему.

"Съ мрачнымъ наслажденіемъ глядѣла я на прудъ; въ немъ я видѣла послѣднее средство противъ насилія, послѣднюю защиту отъ безчестія.

"Мы закрыли ставень... Не раздѣваясь я легла въ постель, а Гертруда сѣла у ногъ моихъ въ кресло.

"Двадцать разъ въ-продолженіи этой ночи я внезапно просыпалась съ невыразимымъ ужасомъ; но ничто до-сихъ-поръ не оправдывало этого страха, исключая положенія, въ которомъ я находилась; ничто не свидѣтельствовало о какихъ-либо дурныхъ замыслахъ противъ меня; всѣ спали въ замкѣ, и только крикъ болотныхъ птицъ прерывалъ ночную тишину.

"Стало свѣтать; дневной свѣтъ убѣдилъ меня во вчерашнихъ опасеніяхъ; не было рѣшительно никакого средства къ побѣгу безъ чьей-либо помощи; но отъ кого могли мы ожидать помощи?

"Около девяти часовъ, кто-то постучался въ дверь. Я ушла въ комнату Гертруды, сказавъ ей, чтобъ она позволила войдти.

"Вошли вчерашніе наши похитители; они унесли ужинъ, до котораго мы не коснулись, и принесли завтракъ.

"Гертруда стала-было разспрашивать ихъ, но они удалились, не отвѣтивъ ни слова.

"Но наше заточеніе въ замкѣ Бож е и мнимое уваженіе, которое намъ оказывали, открыли мнѣ всю истину. Герцогъ анжуйскій видѣлъ меня на балѣ у Монсоро; онъ влюбился въ меня; отца моего увѣдомили объ этомъ; онъ хотѣлъ избавить меня отъ преслѣдованій, жертвой которыхъ я могла сдѣлаться, и удалилъ изъ Меридора; но или невѣрный слуга, или несчастный случай измѣнили ему; предосторожность его была напрасна: я попалась во власть человѣка, отъ котораго онъ тщетно старался спасти меня.

"Я остановилась на этой мысли, которая одна была возможна и справедлива.

"По настоянію Гертруды, я выпила чашку молока и съѣла кусокъ хлѣба.

"Мы провели все утро, придумывая разные безразсудные планы къ бѣгству. На сто шаговъ разстоянія отъ насъ, была лодка съ веслами. Еслибъ мы могли добраться до нея, то навѣрно были бы спасены.

"Во все утро, никто не безпокоилъ насъ. Намъ принесли обѣдъ такимъ же образомъ, какъ завтракъ; я была чрезвычайно-слаба и сѣла за столъ; одна Гертруда прислуживала мнѣ, потому-что слуги исчезли, поставя обѣдъ на столъ. Но вдругъ, разламывая хлѣбъ, я нашла въ немъ маленькую записочку. Развернувъ ее, прочла слѣдующія слова:

"Васъ бережетъ другъ. Завтра вы узнаете кто онъ и вмѣстѣ получите извѣстіе о своемъ отцѣ."

"Вы можете понять, какъ сильна была моя радость: сердце мое билось сильно. Я показала записку Гертрудѣ. Мы провели весь день въ ожиданіи и надеждѣ.

"Вторая ночь такъ же прошла спокойно, какъ первая; наступалъ нетерпѣливо-ожидаемый часъ завтрака; я была увѣрена, что найду въ хлѣбѣ еще записочку -- и не ошиблась; я нашла записку слѣдующаго содержанія:

"Особа, похитившая васъ, прибудетъ въ замокъ Боже сегодня вечеромъ въ десять часовъ; но другъ, берегущій васъ, будетъ подъ вашими окнами въ девять часовъ, съ письмомъ отъ вашего отца, которое послужитъ къ тому, чтобъ внушить вамъ къ нему довѣренность. Сожгите эту записку."

"Я нѣсколько разъ перечитывала записку и бросила ее въ огонь. Почеркъ былъ совершенно-незнакомъ мнѣ, и я никакъ не могла догадаться, кто былъ этотъ другъ".

"Мы съ Гертрудой терялись въ догадкахъ; сто разъ въ-теченіи дня подходили съ нею къ окнамъ, чтобъ посмотрѣть, нѣтъ ли кого на берегу пруда или въ лѣсной чащѣ, -- но не видно было ни души.

"Часъ спустя послѣ обѣда, постучались въ дверь; такъ-какъ это было въ первый разъ въ такое время, то мы чрезвычайно изумились и обезпокоились; однакожь, такъ-какъ не было никакой возможности запереться изнутри, то мы но-необходимости должны были впустить стучавшагося.

"Это былъ все тотъ же человѣкъ, который говорилъ съ нами во время похищенія. Я не могла узнать его по лицу, потому-что въ то время онъ былъ въ маскѣ, но узнала по голосу съ первыхъ словъ, которыя произнесъ онъ.

"Онъ подалъ мнѣ письмо.

"-- Отъ кого вы? спросила я.

"-- Потрудитесь прочитать письмо, сударыня, отвѣчалъ онъ: -- и вы узнаете.

"-- Но я не хочу читать письма, не зная, отъ кого оно.

"-- Какъ вамъ угодно. Мнѣ приказано отдать это письмо, и я кладу его къ ногамъ вашимъ... если вамъ будетъ угодно, вы поднимите его.

"И точно, онъ положилъ письмо на скамейку, на которой лежали мои ноги, и вышелъ.

-- Что мнѣ дѣлать? спросила я Гертруду.

-- По моему мнѣнію, сударыня, вамъ слѣдуетъ прочитать письмо. Можетъ-быть, оно извѣщаетъ о какой-нибудь опасности, отъ которой мы, будучи предувѣдомлены, можемъ избавиться.

"Совѣтъ этотъ былъ такъ благоразуменъ, что я подняла письмо и развернула его..."

При этихъ словахъ, Діана прервала свой разсказъ, встала, открыла маленькій ящикъ и изъ шелковаго бумажника вынула письмо.

Бюсси взглянулъ на адресъ и прочиталъ:

"Прелестной Діанѣ де-Меридоръ".

Потомъ, взглянувъ на молодую женщину, онъ сказалъ:

-- Это почеркъ герцога анжуйскаго.

-- Ахъ! отвѣчала она со вздохомъ:-- слѣдовательно, онъ не обманулъ меня.

Письмо было у Бюсси въ рукахъ, но онъ не смѣлъ открыть его.

-- Читайте, сказала ему Діана: -- Если сама судьба назначила васъ быть повѣреннымъ тайнъ моей жизни, я не хочу ничего скрывать отъ васъ.

Бюсси повиновался и сталъ читать:

-- "Несчастный принцъ, котораго божественная красота ваша поразила въ самое сердце, прійдетъ сегодня вечеромъ, въ десять часовъ, извиниться на-счетъ поведенія своего съ вами, -- поведенія, которое, какъ онъ самъ знаетъ, можетъ быть оправдано только пламенною любовію, которую вы внушили ему.

"Франсуа."

-- Слѣдовательно, это письмо точно отъ герцога анжуйскаго? спросила Діана.

-- Да, отвѣчалъ Бюсси:-- это его почеркъ и подпись.

Діана вздохнула.

-- Не-уже-ли онъ не такъ виновенъ, какъ я полагала? прогорила она.

-- Кто, принцъ? спросилъ Бюсси.

-- Нѣтъ, графъ де-Монсоро?

Но Бюсси не отвѣчалъ.

-- Продолжайте, сударыня, и тогда мы произнесемъ судъ надъ герцогомъ и графомъ.

-- Это письмо, въ неподложности котораго я тогда не имѣла никакой причины сомнѣваться, потому-что оно такъ хорошо согласовалось съ моими собственными опасеніями, -- это письмо возвѣщало мнѣ, Какъ предвидѣла Гертруда, опасность, въ которой я находилась и въ которой покровительство неизвѣстнаго друга, предлагавшаго мнѣ свою помощь именемъ отца моего, было мнѣ еще драгоцѣннѣе. На немъ я основала всѣ свои надежды.

"Мы съ Гертрудой опять не спускали глазъ съ другаго берега пруда и той части лѣса, которая находилась противъ нашихъ оконъ, но не замѣтили ничего такого, что могло бы оправдать наши надежды.

"Наступила ночь; но такъ-какъ это было въ январѣ, то стемнѣло уже въ четыре часа: слѣдственно, пять смертельныхъ часовъ оставалось еще до рѣшительной минуты; мы ждали съ невыразимою боязнію.

"Была прекрасная, свѣтлая зимняя ночь: небо, усѣянное звѣздами, было ясно, и луна освѣщала природу серебристымъ свѣтомъ; мы открыли окно въ комнатѣ Гертруды, за которою, вѣроятно, наблюдали не такъ строго, какъ за моею.

"Около восьмаго часа, надъ прудохмъ поднялся легкій туманъ; но, подобно прозрачному кисейному покрывалу, онъ не скрывалъ отъ насъ предметовъ, или, лучше сказать, глаза наши такъ привыкли къ темнотѣ, что могли различать явственно всѣ предметы.

"Такъ-какъ мы не могли въ точности опредѣлять времени, то и не знали, который именно былъ часъ, какъ вдругъ сквозь туманъ замѣтили мы у опушки лѣса движущіяся тѣни. Онѣ осторожно приближались, пробираясь около деревьевъ и какъ-бы стараясь скрыться во мракѣ, ихъ окружавшемъ. Можетъ-быть, мы подумали бы, что представлявшееся нашимъ глазамъ было не что иное, какъ игра нашего утомленнаго зрѣнія, но ржаніе лошади поразило слухъ нашъ.

"-- Это наши друзья, проговорила Гертруда.

"-- Или герцогъ, отвѣчала я.

"-- О, нѣтъ! сказала она: -- герцогъ не сталъ бы скрываться.

"Это простое замѣчаніе разсѣяло мои опасенія и успокоило меня.

"Мы смотрѣли съ удвоеннымъ вниманіемъ.

"Одинъ человѣкъ отдѣлился отъ прочихъ, которые остались въ лѣсу, пошелъ прямо къ лодкѣ, отвязалъ ее и поплылъ къ намъ.

"По мѣрѣ того, какъ лодка приближалась, я начинала узнавать человѣка, правившаго ею; мнѣ казалось, что то были мрачныя и рѣзкія черты графа де-Монсоро; наконецъ, когда онъ былъ въ десяти шагахъ отъ насъ, я уже болѣе не сомнѣвалась.

"Съ той минуты, я стала столько же страшиться помощи, какъ и самой опасности.

"Я оставалась нѣмая, неподвижная въ сторонѣ отъ окна, такъ, что онъ не могъ меня видѣть. Подплывъ къ стѣнѣ, онъ прицѣпилъ лодку за желѣзное кольцо, и голова его появилась въ окнѣ.

"Я невольно вскрикнула.

"-- Ахъ, простите! сказалъ графъ Монсоро: -- я думалъ, чтобы ожидали меня.

"-- Я ожидала, отвѣчала я: -- но не васъ.

"Горькая улыбка появилась на лицѣ графа.

"-- Кто же заботится о спасеніи чести Діаны де-Меридоръ, кромѣ меня и отца ея?

"-- Вы писали мнѣ, что прійдете за мною отъ имени моего отца.

"-- Правда; и такъ-какъ я зналъ, что вы не будете имѣть ко мнѣ полной довѣренности, то запасся письмомъ барона.

"И онъ подалъ мнѣ письмо.

"Мы не зажгли свѣчей, потому-что темнота могла способствовать намъ привесть въ исполненіе наше намѣреніе. Я пошла въ свою комнату, стала на колѣни возлѣ камина и прочла слѣдующее:

"Милая Діана! Мосьё де-Монсоро одинъ можетъ спасти тебя отъ опасности, въ которой ты находишься; опасность эта велика! Ввѣрься же ему, какъ лучшему другу, котораго небо посылаетъ намъ.

"Онъ тебѣ послѣ откроетъ мое тайное желаніе; только исполненіе этого желанія вознаградитъ графа за благодѣяніе, намъ оказываемое.

"Твои отецъ

Баронъ де-Меридоръ."

"Въ умѣ моемъ не было ничего опредѣленнаго противъ Монсоро; отвращеніе мое къ нему было болѣе инстинктивное, нежели обдуманное. Я могла обвинить его только въ убіеніи лани,-- а въ охотникѣ это было совсѣмъ не преступленіе.

"Я возвратилась къ нему.

"-- Что же? спросилъ онъ.

"-- Я прочитала письмо, графъ; батюшка пишетъ, что вы можете спасти меня отсюда, но не говоритъ, куда вы меня отвезете.

"-- Туда, гдѣ баронъ ожидаетъ васъ.

"-- Гдѣ же онъ меня ожидаетъ?

"-- Въ Меридорскомъ-Замкѣ.

"-- Слѣдовательно, я увижусь съ отцомъ моимъ?

"-- Черезъ два часа.

"-- О, графъ! если вы меня не обманываете...

"Я замолчала; видно было, что графъ ждалъ окончанія моей фразы.

"-- То можете быть увѣрены въ вѣчной моей признательности, прибавила я слабымъ, дрожащимъ голосомъ, потому-что понимала, чего онъ могъ ожидать отъ моей признательности.

"-- Итакъ, вы готовы слѣдовать за мною?

"Я съ безпокойствомъ взглянула на Гертруду; видно было, что мрачное лицо графа успокоивало ее не болѣе меня.

"-- Не забудьте, что каждая минута теперь дороже, нежели вы можете думать, сказалъ онъ.-- Я уже опоздалъ почти получасомъ; сейчасъ будетъ десять часовъ, а вы, кажется, были предувѣдомлены, что въ десять часовъ принцъ будетъ въ Бож е?

"-- Да! отвѣчала я.

"-- Когда принцъ будетъ здѣсь, мнѣ можно будетъ только рисковать жизнію безъ всякой надежды, между-тѣмъ, какъ теперь я рискую съ полной увѣренностью спасти васъ.

"-- Зачѣмъ же батюшка самъ не пріѣхалъ?

"-- Не-уже-ли вы думаете, что за барономъ не присматриваютъ? Каждый шагъ его извѣстенъ.

"-- Но вы? спросила я.

"-- Я -- другое дѣло; я другъ; повѣренный принца.

"-- Но если вы другъ, повѣренный принца, то...

"-- То я измѣняю ему? это правда. Я сейчасъ говорилъ вамъ, что рискую жизнью, чтобъ спасти васъ отъ безчестія.

"Въ этомъ отвѣтѣ графа было столько убѣдительнаго, онъ былъ такъ похожъ на истину, что, ощущая еще нѣкоторое отвращеніе къ тому, чтобъ идти за графомъ, я, однакожь, не находила болѣе словъ, чтобъ выразить это отвращеніе.

"-- Я жду, сказалъ графъ.

"Я посмотрѣла на Гертруду: она такъ же колебалась...

"-- Посмотрите, сказалъ графъ: -- посмотрите въ эту сторону, если еще сомнѣваетесь.

"И со стороны, противоположной той, съ которой онъ пріѣхалъ, мы увидѣли толпу всадниковъ, приближавшихся къ замку.

"-- Что это за люди? спросила я.

"-- Это герцогъ анжуйскій и его свита, отвѣчалъ графъ.

"-- Сударыня, вскричала Гертруда: -- теперь ужь нельзя болѣе медлить.

"-- Ради Бога, сказалъ графъ:-- рѣшайтесь; время дорого!

"Я упала на стулъ; силы измѣняли мнѣ.

"-- О, Боже, Боже мой! что мнѣ дѣлать? проговорила я.

"-- Слышите ли, сказалъ графъ: -- слышите ли, они стучатся въ ворота.

"И точно, два человѣка, отдѣлившіеся отъ толпы, стучали въ ворота.

"-- Еще пять минутъ, сказалъ графъ, и будетъ поздно.

"Я хотѣла встать, но не могла.

"-- Помоги мнѣ, Гертруда! проговорила я.

"-- Сударыня, сказала бѣдная дѣвушка:-- слышите ли вы? Ворота отперли... слышите ли вы стукъ копытъ по каменной мостовой?..

"-- Да, да! отвѣчала я едва-внятно.-- Но силы измѣняютъ мнѣ.

"-- О, такъ я вамъ помогу! вскричала она, подняла меня какъ ребенка, и передала на руки графа.

"Почувствовавъ прикосновеніе этого человѣка, я задрожала такъ сильно, что чуть не выпала изъ рукъ его въ воду.

"Но онъ крѣпко прижалъ меня къ груди и посадилъ въ лодку.

"Гертруда послѣдовала за мною, не нуждаясь въ помощи графа.

"Тогда я замѣтила, что мои вуаль упалъ и плавалъ по водѣ.

"Я подумала, что онъ можетъ показать преслѣдователямъ дорогу, которую мы избрали для побѣга.

"-- Мой вуаль! сказала я графу: -- достаньте мой вуаль.

"Графъ бросилъ взглядъ въ ту сторону, куда я указывала пальцемъ.

"-- Ничего, сказалъ онъ: -- это лучше.

"И, схвативъ весла, онъ далъ такое быстрое движеніе лодкѣ, что въ нѣсколько ударовъ мы были уже близь противоположнаго берега.

"Въ это время мы увидѣли, что окна моей комнаты освѣтились; слуги вошли туда со свѣчами.

"-- Обманулъ ли я васъ? Могли ли мы еще медлить?

"-- О, нѣтъ, нѣтъ! вскричала я: вы точно мой спаситель.

"Мы видѣли, какъ свѣчи скоро переходили изъ моей комнаты въ комнату Гертруды, и услышали крики. Вошелъ какой-то человѣкъ; всѣ остановились передъ нимъ. Этотъ человѣкъ подошелъ къ открытому окну, выглянулъ въ него, замѣтилъ вуаль, плававшій по водѣ и страшно вскрикнулъ.

"-- Видите ли, какъ мы хорошо сдѣлали, что оставили вуаль, сказалъ графъ: -- принцъ подумаетъ, что вы бросились въ воду и пока васъ будутъ искать, мы успѣемъ спастись.

"Мнѣ стало страшно этого мрачнаго ума, который напередъ разсчиталъ выгоду подобнаго средства.

"Мы причалили къ берегу."

II.

Продолженіе разсказа. Договоръ.

Наступила минута молчанія. Діана, почти столько же взволнованная воспоминаніями, какъ дѣйствительностію, не могла болѣе говорить; голосъ ея ослабѣвалъ. Бюсси слушалъ ее всѣми способностями души своей и напередъ клялся вѣчною ненавистью къ врагамъ ея и преслѣдователямъ.

Наконецъ, вдохнувъ изъ флакончика, который былъ у ней въ карманѣ, Діана продолжала:

-- Едва мы сошли на берегъ, какъ семь или восемь человѣкъ подошли къ намъ. То, были слуги графа, между которыми я узнала двухъ слугъ, провожавшихъ нашъ экипажъ въ ту ночь, когда на насъ напали люди герцога. Конюшій велъ двухъ лошадей; одна изъ нихъ была вороная лошадь графа; другая, бѣлая, назначалась мнѣ, Графъ помогъ мнѣ сѣсть на бѣлую лошадь и потомъ самъ вскочилъ на своего коня.

"Гертруду посадилъ съ собою одинъ изъ слугъ графа, и мы ускакали въ галопъ.

"Замѣтивъ, что графъ взялъ мою лошадь подъ уздцы, я сказала ему, что умѣю довольно-хорошо ѣздить верхомъ и чтобъ онъ не безпокоился; но онъ отвѣчалъ, что бѣлая лошадь была очень-пуглива и можетъ меня сбросить.

"Мы скакали уже около десяти минутъ, когда я услышала голосъ Гертруды, звавшей меня. Я оглянулась и увидѣла, что толпа всадниковъ раздѣлилась; четверо поскакали съ Гертрудой въ лѣсъ, между-тѣмъ, какъ графъ де-Монсоро и четверо другихъ слугъ продолжали скакать по прежней дорогѣ.

"-- Гертруда! вскричала я:-- графъ, зачѣмъ вы разлучаете меня съ Гертрудой?

"-- Это необходимая предосторожность, сказалъ графъ:-- если за нами погонятся, мы должны оставить два слѣда; надобно, чтобъ съ двухъ сторонъ люди въ селеніяхъ говорили, что видѣли, какъ похищали женщину. Можетъ случиться, что герцогъ анжуйскій ошибется и поскачетъ за вашей служанкой; но во всякомъ случаѣ преслѣдователи должны будутъ раздѣлиться на двѣ части.

"Не смотря на положительность этого отвѣта, онъ не успокоилъ меня: но что было дѣлать? я вздохнула и молчала.

"Впрочемъ, дорога, по которой мы ѣхали, точно вела въ Меридоръ. По скорости, съ которою мы скакали, намъ оставалось до замка не болѣе четверти часа, какъ вдругъ на перекресткѣ, который былъ мнѣ очень-хорошо знакомъ, графъ, вмѣсто того, чтобъ продолжать дорогу къ замку отца моего, поворотилъ на-лѣво, совсѣмъ въ другую сторону. Я вскрикнула и, не смотря на быстроту лошади, готовилась уже соскочить съ нея, когда графъ, наблюдавшій, вѣроятно, за всѣми моими движеніями, наклонился ко мнѣ, обхватилъ мою талью и перекинулъ къ себѣ на сѣдло. Бѣлая лошадь, чувствуя себя свободною, громко заржала и поскакала въ лѣсъ.

"Графъ такъ скоро сдѣлалъ это, что я успѣла только вскрикнуть.

"Онъ зажалъ мнѣ ротъ рукою.

"-- Клянусь вамъ честью, сказалъ онъ:-- что въ точности исполняю волю вашего отца и докажу вамъ это на первомъ роздыхѣ; если и это доказательство не убѣдитъ васъ, или покажется вамъ сомнительнымъ, то еще разъ клянусь честію, вы будете свободны.

"-- Но вы сказали, что отвезете меня къ отцу? вскричала я, отталкивая его руку и откинувъ голову назадъ.

"-- Да, я это сказалъ, потому-что, мнѣ казалось, вы колебались слѣдовать за мною, и одна минута этой нерѣшимости могла погубить и его, и васъ, и меня, что, впрочемъ, вы сами видѣли. Скажите же, спросилъ графъ, остановивъ лошадь:-- хотите ли вы погубить барона? хотите ли вы подвергнуться безчестію? Скажите одно слово, и я отвезу васъ въ Меридоръ.

"-- Но вы сейчасъ сказали, будто у васъ есть доказательство, что вы дѣйствуете по приказанію моего отца?

"-- Вотъ оно, сказалъ графъ: -- возьмите это письмо и прочтите его въ первомъ домъ, въ которомъ мы остановимся. Если и послѣ того вамъ все-еще угодно будетъ вернуться въ замокъ, -- повторяю вамъ, вы свободны. Но если вамъ угодно будетъ послушаться приказаній барона, то вы не вернетесь въ замокъ, я въ томъ увѣренъ.

"-- Такъ поскачемте скорѣе, графъ; я нетерпѣливо желаю удостовѣриться, правду ли вы говорите.

"-- Вспомните, что вы добровольно слѣдуете за мною.

"-- Да, добровольно, въ такой, однакожь, степени, въ какой можетъ дѣйствовать добровольно молодая дѣвушка, находясь въ этомъ положеніи, гдѣ она съ одной стороны видитъ смерть отца и свой собственный позоръ, а съ другой стороны необходимость ввѣриться человѣку, котораго она почти не знаетъ; все равно, я слѣдую за вами добровольно, и вы сами удостовѣритесь въ томъ, если прикажете мнѣ подать коня.

"Графъ сдѣлалъ знакъ одному изъ своихъ людей, чтобъ онъ слѣзъ съ коня, и минуту спустя, я скакала возлѣ графа.

"-- Бѣлая лошадь недалеко убѣжала, сказалъ онъ слугѣ: -- поищи ее въ лѣсу, позови ее; ты знаешь, что она послушна, какъ собака. Пріѣзжай за нами прямо въ Ла-Шатръ.

"Я невольно вздрогнула. Ла-Шатръ былъ въ десяти льё отъ Меридорскаго-Замка, по дорогѣ въ Парижъ.

"-- Графъ, сказала я: -- я слѣдую за вами; но въ Ла-Шатрѣ мы условимся...

"-- Въ Ла-Шатрѣ, сударыня, отвѣчалъ графъ: -- вы сообщите мнѣ свои приказанія.

"Это мнимое повиновеніе не успокоивало меня; но такъ-какъ это было единственное средство спастись отъ герцога анжуйскаго, то я молча слѣдовала за Монсоро. На разсвѣтѣ мы прибыли въ Ла-Шатръ. Но вмѣсто того, чтобъ въѣхать въ селеніе, мы поворотили по полю во стѣ шагахъ отъ первыхъ садиковъ и направились къ уединенному домику.

"Я остановила лошадь.

"-- Куда мы ѣдемъ? спросила я.

"-- Позвольте, отвѣчалъ графъ: -- я уже замѣтилъ точность вашего ума, а потому обращаюсь опять къ вашему уму. Можемъ ли мы, спасаясь отъ преслѣдованій могущественнѣйшаго лица въ государствѣ послѣ короля, остановиться въ обыкновенной гостинницѣ, посреди селенія, гдѣ первый крестьянинъ, который насъ увидитъ, можетъ выдать насъ? Можно подкупить одного человѣка, но не цѣлую деревню.

"Во всѣхъ отвѣтахъ графа была точность и положительность, противъ которой я не могла ничего возразить.

"-- Хорошо, сказала я.-- Поѣдемте туда.

"И мы отправились далѣе.

"Насъ ожидали; я не замѣтила, что одинъ изъ нашихъ слугъ поскакалъ впередъ. Свѣтлый огонь горѣлъ въ каминѣ довольно-опрятной комнаты; тамъ же была приготовлена постель.

"-- Вотъ ваша комната, сказалъ графъ: -- я буду ожидать вашихъ приказаній.

"Онъ поклонился и вышелъ.

"Я осталась одна.

"Первымъ движеніемъ моимъ было подойдти къ лампѣ и вынуть письмо отца моего; вотъ оно, г. де-Бюсси; читайте и будьте моимъ судьею."

Бюсси взялъ письмо и сталъ читать:

"Возлюбленная моя Діана, если, въ -- чемъ я не сомнѣваюсь,-- ты исполнила мою просьбу и послѣдовала за графомъ де-Монсоро, то онъ, вѣроятно, объяснилъ тебѣ, что, по несчастію, ты понравилась герцогу анжуйскому, и что онъ похитилъ и отвезъ тебя въ замокъ Боже; по этому поступку ты можешь сама судить о томъ, на что герцогъ способенъ и какой позоръ угрожаетъ тебѣ. Теперь же представляется средство спастись отъ безчестія, котораго я не переживу: ты должна выйдти за нашего благороднаго друга; сдѣлавшись его женою, ты будешь уже находиться подъ его защитой, и графъ де-Монсоро поклялся мнѣ, что съумѣетъ защитить тебя. Слѣдовательно, величайшее мое желаніе состоитъ въ томъ, чтобъ бракъ вашъ совершился сколь-возможно-скорѣе, и если ты готова исполнить мою просьбу, то къ совершенному согласію присовокупляю мое отеческое благословеніе и молю Бога, чтобъ Онъ даровалъ тебѣ всѣ сокровища блаженства, которыми Онъ, по милосердію своему, надѣляетъ сердца, подобныя твоимъ.

"Твой, не приказывающій, но умоляющій отецъ,

"Баронъ де-Меридоръ".

-- Увы! сказалъ Бюсси: -- если это письмо точно отъ вашего отца, оно рѣшительно.

-- Оно точно отъ него, я въ томъ не сомнѣваюсь; не смотря на то, я три раза прочитала его, не зная, на что рѣшиться. Наконецъ я позвала графа.

"Онъ вошелъ немедленно, почему я и заключила, что онъ ждалъ за дверью.

"Письмо было у меня въ рукахъ.

"-- Что же? спросилъ онъ:-- читали ли вы?

"-- Да, отвѣчала я.

"-- Сомнѣваетесь ли вы еще въ моей преданности и моемъ уваженіи?

"-- Письмо это отнимаетъ у меня всякое сомнѣніе, отвѣчала я.-- Скажите же, графъ, что вы намѣрены дѣлать, еслибъ... еслибъ я послѣдовала совѣту моего отца?

"-- Я намѣренъ отвезти васъ въ Парижъ; тамъ легче всего будетъ скрыть васъ.

"-- А батюшка?

"-- Когда пройдетъ опасность, вы увидитесь съ нимъ.

" -- Графъ! я готова принять вашу защиту съ условіями, которыя вы предпишете.

"-- Я ничего не предписываю, отвѣчалъ графъ: -- я только предлагаю средство спасти васъ, и больше ничего.

"-- Извините; я готова принять средство спасенія, предлагаемое вами, на трехъ условіяхъ.

"-- Говорите.

"-- Первое -- то, что вы возвратите мнѣ Гертруду.

"-- Она здѣсь, отвѣчалъ графъ.

"-- Второе -- что мы не вмѣстѣ поѣдемъ въ Парижъ.

"-- Чтобъ совершенно успокоить васъ, я самъ хотѣлъ предложить вамъ это.

"-- Въ-третьихъ -- что нашъ бракъ будетъ заключенъ при моемъ отцѣ, если только тому не воспрепятствуютъ обстоятельства, признанныя дѣйствительными мною-самою.

"-- Это мое величайшее желаніе; благословеніе вашего батюшки осчастливитъ союзъ нашъ.

"Я была поражена изумленіемъ. Я думала, что графъ сдѣлаетъ хоть какое-нибудь возраженіе на мои три условія, а между-тѣмъ онъ самъ былъ одного со мною мнѣнія.

"-- Позвольте же мнѣ теперь подать вамъ нѣсколько совѣтовъ, сказалъ Монсоро.

"-- Извольте; я слушаю.

"-- Путешествуйте только ночью.

"-- Я уже рѣшилась на это.

"-- Позвольте мнѣ назначить мѣста, гдѣ вамъ останавливаться, и дорогу, по которой ѣхать; всѣ предосторожности мои будутъ имѣть одну цѣль, именно -- спасти васъ отъ герцога апжуйскаго.

"-- Если вы точно любите меня такъ, какъ говорите, то моя безопасность должна быть вамъ такъ же дорога, какъ и ваша собственная; слѣдовательно, я не могу дѣлать ни какихъ возраженій противъ вашего желанія.

"-- Наконецъ, прошу васъ принять въ Парижѣ ту квартиру, которую я вамъ приготовлю, какъ бы она ни была проста и уединенна.

"-- Чѣмъ проще и уединеннѣе будетъ квартира, тѣмъ она мнѣ болѣе понравится.

"-- Въ такомъ случаѣ, мы во всемъ согласны, и мнѣ остается только засвидѣтельствовать вамъ мое почтеніе, прислать къ вамъ Гертруду и приступить къ исполенію нашего плана.

"-- Я дворянка, графъ; если вы сдержите свои обѣщанія, и я не измѣню своимъ.

"-- Это обѣщаніе говоритъ мнѣ, что вскорѣ я буду счастливѣйшимъ изъ смертныхъ.

"Съ этими словами, онъ поклонился и вышелъ.

"Пять минутъ спустя, вошла Гертруда.

"Велика была радость этой бѣдной дѣвушки; она думала, что ее навсегда хотѣли разлучить со мною. Я разсказала ей обо всемъ; мнѣ нуженъ былъ человѣкъ, который понялъ бы мои намѣренія, помогалъ бы мнѣ, слушался бы, въ случаѣ нужды, одного знака, одного взгляда. Согласіе графа на всѣ мои условія пугало меня; я думала, что онъ поступалъ такимъ-образомъ потому только, что хотѣлъ сначала завлечь меня подальше.

"Когда я разговаривала съ Гертрудой, мы услышали стукъ копытъ удаляющейся лошади. Я выглянула въ окно: графъ во весь галопъ возвращался въ ту сторону, съ которой мы пріѣхали. Зачѣмъ возвращался онъ назадъ? Я не могла объяснить себѣ этого. Но онъ исполнилъ первое условіе, возвративъ мнѣ Гертруду, а удаляясь, исполнялъ и второе. Впрочемъ, куда бы онъ ни уѣзжалъ, отсутствіе его успокоивало меня.

"Мы пробыли цѣлый день въ маленькомъ домикѣ; намъ прислуживала хозяйка; только къ вечеру, человѣкъ, казавшійся начальникомъ нашихъ провожатыхъ, вошелъ ко мнѣ; такъ-какъ мнѣ казалось, что опасность будетъ уменьшаться по мѣрѣ удаленія моего отъ замка Боже, то я сказала этому человѣку, что готова къ отъѣзду; пять минутъ спустя, онъ воротился и доложилъ, что все было готово. У крыльца стояла моя бѣлая лошадь; графъ де-Монсоро не ошибся: она прибѣжала по первому зову.

"Мы ѣхали всю ночь и опять только на разсвѣтѣ остановились. Я разсчитала, что мы проѣхали около пятнадцати льё; всѣ мѣры были приняты графомъ, чтобъ я не терпѣла ни отъ холода, ни отъ усталости. Лошадь, которую онъ выбралъ для меня, была смирна; рысь у нея была чрезвычайно-спокойная; на плечи мнѣ накинули плащъ, подбитый мѣхомъ.

"Во время всего путешествія, со мною поступали одинаково почтительно и заботливо: ясно было, что намъ предшествовалъ человѣкъ, заготовлявшій все для нашего принятія. Не знаю, самъ ли графъ взялъ на себя эту обязанность, или одинъ изъ повѣренныхъ его, но во всякомъ случаѣ онъ дѣйствовалъ совершенно-согласно второму моему условію, и во всю дорогу я ни разу не увидала его.

"Около вечера седьмаго дня, я съ высоты холма увидѣла громадную кучу домовъ. То былъ Парижъ.

"Мы остановились и съ наступленіемъ ночи отправились далѣе; вскорѣ мы въѣхали въ ворота, за которыми первый предметъ, представившійся глазамъ моимъ, было огромное зданіе, казавшееся мнѣ монастыремъ. Мы два раза переѣхали черезъ рѣку, поворотили направо и, десять минутъ спустя, очутились на Площади-Бастиліи. Тамъ вышелъ къ намъ на встрѣчу изъ одного дома человѣкъ, по-видимому, дожидавшійся насъ. Онъ подошелъ къ начальнику провожатыхъ и сказалъ;

"-- Здѣсь.

"Начальникъ обратился ко мнѣ.

Мы пріѣхали, сударыня, сказалъ онъ.

"И, соскочивъ съ лошади, онъ помогъ мнѣ сойдти на землю.

"Дверь въ домъ была отворена; на ступеняхъ лѣстницы стояла лампа.

"-- Сударыня, сказалъ мнѣ начальникъ провожатыхъ:-- вы здѣсь у себя; у этой двери кончается возложенное на меня порученіе; могу ли льстить себя надеждою, что оно было исполнено согласно вашимъ желаніямъ и даннымъ мнѣ приказаніямъ?

"-- Я душевно вамъ благодарна, отвѣчала я: -- поблагодарите также отъ моего имени добрыхъ людей, меня провожавшихъ. Я желала бы вознаградить ихъ... но у меня ничего нѣтъ.

"-- Не безпокойтесь, отвѣчалъ онъ: -- они уже щедро награждены.

"Онъ поклонился мнѣ и вскочилъ на коня.

"-- За мной! сказалъ онъ, обратившись къ слугамъ: -- да чтобъ никто изъ васъ завтра утромъ не помнилъ этого дома!

"Послѣ этихъ словъ, они ускакали въ галопъ и исчезли при поворотѣ въ Сент-Антуанскую-Улицу.

"Первымъ движеніемъ Гертруды было запереть дверь. Потомъ она взяла лампу и стала свѣтить мнѣ.

"Мы взошли на лѣстницу, потомъ въ корридоръ: всѣ двери были отворены. Зала эта была освѣщена какъ теперь.

"Я отворила эту дверь: за нею была туалетная комната, а за этою -- спальня, въ которой, къ величайшему своему изумленію, увидѣла я свой портретъ.

"Это тотъ самый, который висѣлъ въ комнатѣ моего отца, въ Меридорѣ; вѣроятно, батюшка подарилъ его графу.

"Я задрожала при этомъ новомъ доказательствѣ того, что батюшка считалъ меня уже женою графа Монсоро.

"Мы обошли весь домъ: въ немъ никого не было, но за то не было и ни въ чемъ недостатка; всѣ печи затоплены, а въ столовой приготовленъ ужинъ.

"Я скоро взглянула на столъ: на немъ былъ только одинъ приборъ; это успокоило меня.

"-- Видите ли, сударыня, сказала мнѣ Гертруда:-- графъ твердо держитъ свое обѣщаніе.

"-- Да, отвѣчала я со вздохомъ, потому-что мнѣ было бы пріятнѣе, еслибъ графъ, измѣнивъ одному изъ своихъ обѣщаній, далъ и мнѣ право отступиться отъ своего слова.

"Послѣ ужина мы еще разъ обошли весь домъ, но и въ этотъ разъ не нашли ни живой души: онъ принадлежалъ намъ, намъ однѣмъ.

"Гертруда спала въ моей комнатѣ.

"На другой день, она вышла со двора и, воротившись, разсказала мнѣ, что мы жили на концѣ Сент-Антуанской-Улицы, противъ турнельскаго отеля, и что черное, мрачное зданіе, возвышавшееся съ правой стороны, было -- Бастилія.

"Впрочемъ, это не послужило мнѣ ни къ чему. Я никогда не была въ Парижъ, и потому не знала его.

"День прошелъ спокойно; вечеромъ, когда я садилась за столъ, кто-то постучался.

"Я съ безпокойствомъ посмотрѣла на Гертруду.

"Опять стали стучаться.

"-- Посмотри, кто тамъ, сказала я Гертрудѣ.

"-- А если графъ? спросила она, увидѣвъ, что я поблѣднѣла.

"-- Если графъ, отвѣчала я съ усиліемъ: -- впусти его, Гертруда; онъ сдержалъ свое обѣщаніе, и я не должна измѣнять слову.

"Минуту спустя, Гертруда воротилась.

"-- Графъ, сказала она.

"-- Проси, отвѣчала я.

"Гертруда удалилась; графъ появился на порогѣ.

"-- Сдержалъ ли я свои обѣщанія? спросилъ онъ.

"-- Сдержали, отвѣчала я:-- благодарю васъ.

"-- Слѣдовательно, вамъ угодно будетъ теперь принимать меня у себя? продолжалъ онъ съ улыбкой, иронію которой не могъ скрыть, не смотря на всѣ свои старанія.

"-- Войдите.

"Графъ вошелъ и остановился у стола. Я сдѣлала ему знакъ, чтобъ онъ сѣлъ.

"-- Не принесли ли вы мнѣ какихъ новостей? спросила я.

"-- Откуда и отъ кого?

"-- Отъ отца моего, изъ Меридора.

"-- Я не возвращался въ Меридорскій-Замокъ, и потому не видался съ барономъ.

"-- Такъ отъ герцога, изъ Боже.

"-- Это другое дѣло: я былъ въ Боже и видѣлъ герцога.

"-- Какъ вы нашли его?

"-- Въ сомнѣніи.

"-- На-счетъ чего?

"-- На-счетъ вашей смерти.

"-- Но вы утвердили его въ этомъ мнѣніи?

"-- Я дѣлалъ, что могъ.

"-- Гдѣ же теперь герцогъ?

"-- Въ Парижѣ, со вчерашняго вечера.

"-- Отъ-чего жь онъ воротился такъ поспѣшно?

"-- Отъ-того, что непріятно оставаться въ такомъ мѣстѣ, гдѣ мы должны обвинять себя въ смерти женщины.

"-- Видѣли ли вы его въ Парижѣ?

"-- Я сейчасъ отъ него.

"-- Говорилъ ли онъ вамъ обо мнѣ?

"-- Я не далъ ему выговорить ни слова.

"-- О чемъ же вы ему говорили?

"-- Объ обѣщаніи, которое онъ мнѣ далъ, и которое я просилъ его исполнить. Онъ обязался выхлопотать мнѣ званіе обер-егермейстера за услуги, которыя я оказалъ ему.

"-- Ахъ, да! отвѣчала я ему съ грустной улыбкой, вспомнивъ о смерти моей бѣдной Дэфны:-- вѣдь вы страшный охотникъ... я помню... вы имѣете полное право на это званіе.

"-- Я получаю его не какъ охотникъ, а какъ вѣрный слуга герцога; мнѣ дадутъ его не потому, что я имѣю на него право, а потому-что герцогъ анжуйскій побоится быть ко мнѣ неблагодарнымъ.

"Не смотря на все уваженіе, которое оказывалъ мнѣ графъ де-Монсоро, въ словахъ его было что-то устрашавшее меня, -- именно, выраженіе мрачной и твердой воли.

"Я молчала нѣсколько минутъ.

"-- Могу ли я писать къ отцу моему? спросила я.

"-- Разумѣется; но помните, что ваши письма могутъ быть перехвачены.

"-- Смѣю ли я выходить?

"-- Вы смѣете дѣлать все, что вамъ угодно; только позвольте мнѣ замѣтить, что за вами могутъ приглядывать.

" -- По-крайней-мѣрѣ, могу ли я идти въ воскресенье къ обѣднѣ?

"-- Можете; но лучше не ходить. Впрочемъ, если это вамъ непремѣнно угодно, то позвольте посовѣтовать вамъ идти въ Церковь-св.-Екатерины.

"-- А гдѣ эта церковь?

"-- Напротивъ васъ, на-искось.

"-- Благодарю.

"Опять наступило молчаніе.

"-- Когда я опять увижу васъ, графъ?

"-- Жду вашихъ приказаній.

"-- Будто они что-нибудь значатъ для васъ?

"-- Конечно; теперь я еще для васъ человѣкъ чужой.

"-- У васъ нѣтъ ключа отъ этого дома?

"-- Ключъ отъ него можетъ имѣть только вашъ мужъ.

"-- Графъ, отвѣчала я, испуганная этими покорными отвѣтами: -- графъ, вы можете приходить когда вамъ будетъ угодно, или когда вамъ нужно будетъ сообщить мнѣ что-либо важное.

"-- Благодарю вас ъ, сударыня; я воспользуюсь этимъ позволеніемъ, но не употреблю его во зло... первымъ доказательствомъ этому пусть послужитъ то, что я теперь же удаляюсь.

"Съ этими словами графъ всталъ.

"-- Вы уходите? спросила я, болѣе и болѣе удивленная поведеніемъ, котораго никакъ не ожидала.

"-- Сударыня, отвѣчалъ графъ: -- знаю, что вы меня не любите, и не хочу употреблять во зло вашего положенія, заставляющаго васъ принимать мое покровительство. Навѣщая васъ не часто и оставаясь недолго, я надѣюсь, что вы мало-по-малу привыкнете ко мнѣ; жертва будетъ казаться вамъ не столь тягостною, когда наступитъ минута сдѣлаться моей женою.

"-- Графъ, сказала я вставая:-- я сознаю всю деликатность вашихъ поступковъ и, не смотря на сухость и жесткость, сопровождающую каждое ваше слово, умѣю цѣнить ихъ надлежащимъ образомъ. Вы правы, я буду говорить съ вами такъ же откровенно, какъ вы со мною говорили. У меня были противъ васъ предубѣжденія, которыя, я надѣюсь, разсѣетъ время.

"-- Позвольте мнѣ, сказалъ графъ: -- питать ту же надежду и ожидать этой счастливой минуты.

"Потомъ, поклонившись мнѣ со всею почтительностью, которую я могла ожидать отъ нижайшаго изъ слугъ своихъ, онъ сдѣлалъ знакъ Гертрудѣ, въ присутствіи которой происходилъ этотъ разговоръ, чтобъ она посвѣтила ему, и вышелъ."

III.

Продолженіе разсказа. Бракъ.

-- Странный человѣкъ! сказалъ Бюсси.

-- Не правда ли, очень-странный? Онъ выражалъ мнѣ любовь свою со всею горечью ненависти. Когда Гертруда воротилась, она застала меня болѣе грустною и печальною, нежели прежде.

"Гертруда старалась утѣшить меня; но ясно было, что бѣдная дѣвушка столько же безпокоилась, какъ и я сама. Это ледяное почтеніе, ироническое повиновеніе, побѣждаемая страсть, рѣзкими звуками отзывавшаяся въ каждомъ словѣ его, были страшнѣе, нежели ясно-высказанная воля, съ которою я могла бы еще бороться.

"На слѣдующій день было воскресенье: съ самаго дѣтства своего я не пропускала ни одной обѣдни. Колоколъ Церкви-св.-Екатерины какъ-бы призывалъ меня. Я видѣла, какъ народъ шелъ къ Божьему дому, закрылась плотнымъ вуалемъ и въ сопровожденіи Гертруды вмѣшалась въ толпу богомольцевъ, собиравшихся по звуку колокола.

"Я выбрала самый темный уголокъ и преклонила тамъ колѣни. Гертруда стала какъ-будто на стражѣ, между свѣтомъ и мною. Но это было напрасно: никто не обращалъ на меня вниманія.

"На третій день, графъ опять пришелъ и объявилъ мнѣ, что пожалованъ въ обер-егермейстеры. Вліяніе герцога анжуйскаго доставило ему это мѣсто, почти обѣщанное одному изъ любимцевъ короля, г. де-Сен-Люку. Самъ графъ не ожидалъ такой милости."

-- Точно, сказалъ Бюсси: -- это обстоятельство удивило насъ всѣхъ.

-- Онъ пришелъ возвѣстить мнѣ эту новость, надѣясь, что полученіе почетнаго званія заставитъ меня скорѣе дать свое согласіе; только онъ самъ не просилъ, не упоминалъ даже о бракѣ, ожидая всего отъ моего обѣщанія и самаго положенія дѣлъ.

"Что же касается до меня, то, полагая, что герцогъ анжуйскій считаетъ меня умершею, я начинала надѣяться, что опасность миновалась, и, слѣдовательно, я не была болѣе обязана сдѣлаться женою графа.

"Прошла цѣлая недѣля безъ особыхъ приключеній, кромѣ двухъ посѣщеній графа. Эти посѣщенія были, по-прежнему, холодны и почтительны; но я уже говорила вамъ, какъ странны и почти страшны были эти холодность и почтительность.

"Въ слѣдующее воскресенье, я опять пошла въ церковь и заняла то же мѣсто, которое занимала за недѣлю. Спокойствіе дѣлаетъ насъ неосторожными: посреди молитвы, я невольно откинула вуаль... въ домѣ божіемъ я помышляла только о Богѣ... Я усердно молилась за своего отца, какъ вдругъ почувствовала, что Гертруда коснулась руки моей: она должна была повторить это движеніе, чтобъ вывести меня изъ религіознаго одушевленія, въ которое я погружена была. Я подняла голову, машинально осмотрѣлась и съ ужасомъ увидѣла въ двухъ шагахъ отъ себя герцога анжуйскаго, прислонившагося къ колоннѣ и пожиравшаго меня глазами,

"Съ нимъ былъ человѣкъ, казавшійся болѣе повѣреннымъ, нежели слугой его."

-- Это былъ Орильи, сказалъ Бюсси:-- его музыкантъ на лютнѣ.

-- Кажется такъ, отвѣчала Діана: -- Гертруда послѣ узнала его имя.

-- Продолжайте, умоляю васъ, продолжайте, сказалъ Бюсси: -- я начинаю все понимать.

-- Я поспѣшно опустила вуаль, но уже было поздно: онъ увидѣлъ меня, и если не узналъ, то во всякомъ случаѣ сходство мое съ дѣвушкою, которую онъ любилъ и считалъ погибшею, сильно его поразило. Смущенная его взоромъ, я встала и пошла къ двери; но онъ поспѣлъ туда прежде меня, обмакнулъ пальцы въ кропильницу и подалъ мнѣ святую воду.

"Я притворилась, будто не замѣтила его, и прошла мимо.

"Но не оглядываясь я поняла, однакожь, что за мною слѣдовали. Еслибъ я знала Парижъ, то нашла бы средство скрыть отъ герцога свое настоящее мѣсто жительства; но я не знала другой дороги, кромѣ той, которая вела отъ дома, гдѣ жила я, до церкви; я никого не знала, у кого могла бы просить гостепріимства на четверть часа; у меня не было ни одного друга... былъ, правда, защитникъ, но его боялась я болѣе врага..."

-- О, Боже мой! проговорилъ Бюсси:-- зачѣмъ Провидѣніе или случай не позволили мнѣ ранѣе встрѣтиться съ вами!..

Діана взглядомъ поблагодарила молодаго человѣка.

-- Но простите, сказалъ Бюсси: -- я безпрестанно прерываю васъ, а между-тѣмъ самъ умираю отъ любопытства. Продолжайте, Бога ради.

-- Въ тотъ же вечеръ пришелъ графъ де-Монсоро. Я не знала, должна ли была я говорить ему о своемъ приключеніи, когда онъ самъ уничтожилъ мою нерѣшимость.

"-- Вы спрашивали меня, сказалъ онъ: -- можете ли ходить къ обѣднѣ; я отвѣчалъ, что вы были властны располагать своими поступками, но что лучше было бы, еслибъ вы не выходили изъ дома: вы не послушались меня и вышли сегодня утромъ въ Церковь-св.-Екатерины. Случай, или скорѣе фатализмъ привелъ туда герцога: онъ видѣлъ васъ.

"-- Это правда, и я не рѣшилась открывать вамъ этого, потому-что не была увѣрена, узналъ ли меня герцогъ.

"-- Вашъ видъ поразилъ его, ваше сходство съ дѣвушкой, которую онъ считаетъ погибшею, показалось ему необыкновеннымъ: онъ послѣдовалъ за вами и справлялся; но никто не могъ сказать ему, кто вы, потому-что никто этого не знаетъ.

"-- Боже мой! что жь изъ этого выйдетъ? вскричала я.

"-- Герцогъ настойчивъ и неумолимъ, отвѣчалъ графъ де-Монсоро.

"-- О, я надѣюсь, онъ забудетъ меня!

"-- Не думаю: кто васъ видѣлъ хоть одинъ разъ, тотъ уже не можетъ васъ забыть. Я дѣлалъ все, что могъ, чтобъ забыть васъ, но убѣдился въ невозможности...

"Молнія страсти, блеснувшая при этихъ словахъ въ глазахъ графа, испугала меня въ эту минуту болѣе, нежели видъ герцога анжуйскаго въ церкви.

"Я не могла отвѣчать.

"-- Что же вы намѣрены дѣлать? спросилъ графъ.

"-- Не могу ли я перемѣнить квартиры, жить въ другомъ домѣ, въ другой улицѣ, на другомъ концѣ Парижа, или, что еще лучше, воротиться въ замокъ моего отца?

"-- Все это не послужило бы ни къ чему, сказалъ Монсоро, покачавъ головой: -- герцогъ неутѣшенъ; онъ напалъ на вашъ слѣдъ; вы теперь можете уединяться куда вамъ будетъ угодно, но отъ него не уйдете.

"-- О, Боже мой! вы пугаете меня.

"-- Не пугаю, а говорю правду.

"-- Такъ позвольте же и мнѣ спросить, что вы намѣрены дѣлать, графъ?

"-- Увы! отвѣчалъ Монсоро, съ горькой ироніей: -- я не одаренъ ни воображеніемъ, ни изобрѣтательнымъ умомъ. Я нашелъ одно средство, оно вамъ не нравится: такъ не приказывайте мнѣ искать другого.

"-- Но, Боже мой! возразила я: -- опасность, можетъ-быть, не такъ велика, какъ вы полагаете.

"-- Это докажутъ намъ послѣдствія, сказалъ графъ, вставая.-- На всякій случай, я повторяю вамъ, что графиня де-Монсоро тѣмъ менѣе должна будетъ опасаться герцога, что теперь, по новому своему званію, я завишу прямо отъ короля, и, слѣдовательно, мы можемъ искать у него защиты и покровительства.

"Я отвѣчала вздохомъ. То, что говорилъ графъ, было и благоразумно, И возможно.

"Монсоро молчалъ, какъ-бы желая дать мнѣ время хорошенько обдумать отвѣтъ; но я не имѣла силы произнести слова. Онъ стоялъ предо мною, готовясь удалиться. Горькая улыбка появилась на лицѣ его; онъ поклонился и вышелъ.

"Я слышала, какъ онъ произносилъ проклятія, сходя внизъ.

"Я позвала Гертруду.

"Гертруда обыкновенно бывала или въ кабинетѣ, или въ спальнѣ, во время посѣщеній графа; она немедленно явилась на зовъ мой.

"Я стояла у окна, за занавѣсками, такъ-что, не будучи сама замѣчена, могла видѣть все, что происходило на улицѣ.

"Графъ вышелъ изъ дома и удалялся.

"Мы около часа простояли у окна... все было тихо.

"Ночь прошла спокойно.

"На другой день, Гертруда, выходя изъ дома, встрѣтила молодаго человѣка, того самого, который былъ въ церкви съ герцогомъ; но на всѣ вопросы его она не отвѣчала ни слова; ни просьбы, ни убѣжденія его на нее не подѣйствовали.

"Молодой человѣкъ удалился съ досадой.

"Эта встрѣча внушила мнѣ невыразимый ужасъ. Она была началомъ преслѣдованія, которое, вѣроятно, этимъ не удовольствуется. Я боялась, что Монсоро не прійдетъ, и что, можетъ-быть, ночью приняты будутъ противъ меня какія-нибудь насильственныя мѣры; я послала за графомъ: онъ пришелъ немедленно.

"Я разсказала ему все, и, по словамъ Гертруды, описала ему наружность молодаго человѣка.

"-- Это Орильи, сказалъ онъ: -- что ему отвѣчала Гертруда?

"-- Гертруда ничего не отвѣчала.

"Монсоро задумался.

"-- Напрасно, сказалъ онъ.

"-- Отъ-чего же?

"-- Отъ-того, что намъ нужно выиграть время.

"-- Время?

"-- Да; сегодня я еще въ зависимости отъ герцога анжуйскаго; но черезъ двѣ недѣли, черезъ полторы, черезъ недѣлю, быть-можетъ, герцогъ будетъ зависѣть отъ меня. Слѣдовательно, надобно обмануть его, чтобъ онъ согласился ждать.

"-- Боже мой!

"-- Надежда сдѣлаетъ его терпѣливымъ. Рѣшительный отказъ можетъ заставить его приступить къ отчаяннымъ мѣрамъ.

"-- Графъ! напишите къ батюшкѣ, вскричала я: -- онъ пріѣдетъ и упадетъ къ ногамъ короля, король сжалится надъ заслуженнымъ старикомъ!

"-- Это зависитъ отъ расположенія духа, въ которомъ будетъ находиться король, и отъ того, будетъ ли въ политическихъ видахъ его выказать себя другомъ или недругомъ герцога анжуйскаго. Сверхъ того, нужно не менѣе шести дней времени, чтобъ послать вѣстника къ вашему отцу; столько же нужно вашему отцу, чтобъ пріѣхать сюда. А въ двѣнадцать дней герцогъ достигнетъ своей цѣли, если мы не остановимъ его.

"-- Но какъ его остановить?

"Графъ де-Монсоро не отвѣчалъ. Я поняла мысль его и опустила глаза.

"-- Графъ, сказала я послѣ минутнаго молчанія: -- отдайте ваши приказанія Гертрудѣ... она исполнитъ ихъ.

"Едва-замѣтная улыбка выступила на лицѣ графа при этомъ обращеніи къ его покровительству.

"Онъ сталъ разговаривать съ Гертрудой.

"-- Я могу быть замѣченнымъ, выходя отсюда, сказалъ мнѣ графъ: -- до ночи осталось еще два или три часа -- позволите ли вы мнѣ провесть это время у васъ?

"Графъ де-Монсоро имѣлъ почти право требовать; но онъ просилъ; я сдѣлала ему знакъ, чтобъ онъ сѣлъ.

"Тогда я замѣтила, какую могущественную власть Монсоро имѣлъ надъ самимъ-собою; онъ въ то же мгновеніе преодолѣлъ всю тягость нашего взаимнаго положенія, и разговоръ его, которому обычная его рѣзкость придавала энергическій характеръ, сдѣлался занимателенъ и разнообразенъ. Графъ много путешествовалъ, много испыталъ, много видѣлъ, много мыслилъ, и по прошествіи двухъ часовъ я поняла всю силу вліянія, которое этотъ странный человѣкъ пріобрѣлъ надъ отцомъ моимъ."

Бюсси глубоко вздохнулъ.

"-- Съ наступленіемъ ночи, продолжала Діана: -- онъ прекратилъ разговоръ, простился со мною и удалился.

"Вечеромъ, мы съ Гертрудой опять стали у окна. Въ этотъ вечеръ, мы увидѣли двухъ человѣкъ, внимательно разсматривавшихъ домъ. Они нѣсколько разъ подходили къ двери; насъ они не могли видѣть, потому-что всѣ свѣчи были погашены.

"Около одиннадцати часовъ, они удалились.

"На другой день, Гертруда опять встрѣтила того же молодаго человѣка, на томъ же самомъ мѣстѣ; онъ опять подошелъ къ ней и снова сталъ ее разспрашивать. Гертруда была не такъ сурова съ нимъ и уже сказала ему нѣсколько словъ.

"На слѣдующій день, Гертруда сдѣлалась еще разговорчивѣе; она сказала молодому человѣку, что я была вдова совѣтника и, не имѣя состоянія, жила очень-уединенно; онъ хотѣлъ узнать еще болѣе, но Гертруда не говорила болѣе ни слова.

"На третій день, Орильи обнаружилъ нѣкоторое сомнѣніе въ справедливости разсказа Гертруды и заговорилъ объ Анжу, замкѣ Боже и Меридоръ.

"Гертруда отвѣчала, что въ жизнь свою не слыхала такихъ именъ.

"Тогда Орильи признался, что онъ находится при дворѣ герцога анжуйскаго, что герцогъ влюбился въ меня. Вслѣдъ за тѣмъ онъ сталъ дѣлать ей и мнѣ великолѣпныя предложенія, -- ей за то, чтобъ дать герцогу средство войдти въ домъ, мнѣ -- чтобъ я согласилась принять его.

"Монсоро приходилъ каждый вечеръ, и каждый вечеръ я сообщала ему положеніе нашихъ дѣлъ. Онъ оставался отъ восьми часовъ до полуночи; замѣтно было, что онъ сильно безпокоился.

"Въ субботу вечеромъ, онъ пришелъ блѣдный, раздраженный, взволнованный.

"-- Послушайте, сказалъ онъ мнѣ:-- надобно все обѣщать ко вторнику или къ середѣ.

"-- Обѣщать? вскричала я: -- зачѣмъ?

"-- Герцогъ на все рѣшился. Въ эту минуту, онъ въ дружбѣ съ королемъ и, слѣдовательно, отъ короля защиты ожидать нельзя.

"-- Но развѣ до середы можетъ случиться что-нибудь благопріятное для меня? Развѣ до середы я могу быть спасена?

"-- Можетъ-быть. Со-дня-на-день ожидаю я обстоятельства, которое поставитъ герцога въ зависимость отъ меня. Я стараюсь приблизить срокъ этого событія не только желаніями, но и дѣйствіями. Завтра я долженъ оставить васъ и ѣхать въ Монтро.

"-- Вы должны? спросила я съ нѣкоторымъ ужасомъ, смѣшаннымъ съ радостію.

"-- Да; у меня тамъ назначено свиданіе для ускоренія того событія, о которомъ я вамъ говорилъ.

"-- А если до вторника ничто не перемѣнится -- что тогда будетъ, Боже мой!

"-- Но что же могу я предпринять противъ принца, не имѣя никакого права защищать васъ?.. Надобно будетъ покориться.

"-- О, батюшка! батюшка! вскричала я.

"Графъ пристально взглянулъ на меня.

"-- Такъ вы сильно ненавидите меня? спросилъ онъ.

"-- Графъ...

"-- Какая же причина вашей ненависти?

"-- О, никакой нѣтъ! напротивъ...

"-- Не преданъ ли я вамъ, какъ другъ, не почтителенъ ли, какъ братъ?

"-- Вы поступаете со мною какъ благородный человѣкъ.

"-- Не дали ли вы мнѣ обѣщанія?

"-- Дала...

"-- Напоминалъ ли я вамъ хоть разъ объ этомъ обѣщаніи?

"-- Ни разу.

"-- И не смотря на то, вы, стоя между честію и позоромъ, лучше соглашаетесь сдѣлаться любовницей герцога анжуйскаго, нежели женою графа де-Монсоро?

"-- Я не говорю этого.

"-- Такъ рѣшайтесь же.

"-- Я рѣшилась.

"-- Сдѣлаться графиней де-Монсоро?

"-- Лучше, нежели любовницей герцога анжуйскаго.

"-- Лучше, нежели любовницей герцога анжуйскаго:-- это предпочтеніе весьма для меня лестно.

"Я не отвѣчала.

"-- Все-равно, сказалъ графъ: -- скажите Гертрудѣ, чтобъ она постаралась выиграть время до вторника, а тамъ мы увидимъ.

"На другой день, Гертруда, по обыкновенію, вышла со двора, но не встрѣчала Орильи. Это обезпокоило насъ еще болѣе, нежели его постоянное появленіе. Гертруда нарочно вышла во второй разъ, безъ всякой надобности, только въ надеждѣ встрѣтить его, но напрасно. Третій выходъ былъ такъ же безполезенъ, какъ и два первые.

"Я послала Гертруду къ графу де-Монсоро, -- его не было дома, и никто не зналъ, куда онъ уѣхалъ.

"Мы были однѣ, беззащитны, слабы; въ первый разъ я почувствовала всю свою несправедливость къ графу."

-- О! вскричалъ Бюсси: -- вы напрасно стараетесь такъ скоро оправдывать этого человѣка; въ поведеніи его есть тайна, которой мы еще не знаемъ, но которую откроемъ.

"-- Наступилъ вечеръ; нами овладѣлъ невыразимый ужасъ; я рѣшилась на все, лишь бы не даться живою въ руки герцога анжуйскаго. Я вооружилась этимъ кинжаломъ и намѣревалась поразить имъ себя въ ту минуту, когда принцъ или люди его захотятъ наложить на меня руку. Мы заставили всѣмъ, чѣмъ могли, дверь въ мою спальню. По непостижимой безпечности, у двери, ведшей на улицу, не было внутренней задвижки или запора. Мы спрятали лампу и опять стали у окна.

"Все было тихо до одиннадцати часовъ; въ одиннадцать часовъ, пять человѣкъ вышли изъ Сент-Антуанской Улицы, стали совѣтоваться между собою и спрятались въ уступѣ стѣны турнельскаго отеля.

"Страхъ нашъ увеличился; эти люди, вѣроятно, пришли съ намѣреніемъ напасть на насъ.

"Однакожь, они не трогались. Прошло около четверти часа.

"Наконецъ, изъ-за угла Улицы-Св.-Павла вышли еще два человѣка. Луна, выступившая изъ-за тучъ, освѣтила этихъ людей, и Гертруда узнала въ одномъ изъ нихъ Орильи.

"-- Ахъ, сударыня! это они, проговорила бѣдная дѣвушка.

"-- Да, отвѣчала я, дрожа отъ ужаса;-- а первые пять человѣкъ ихъ сообщники.

"-- Но они должны будутъ выломать дверь, сказала Гертруда:-- а на шумъ сбѣгутся сосѣди.

"-- Какое дѣло до насъ сосѣдямъ? Не-уже-ли ты думаешь, что они захотятъ вмѣшаться въ непріятное дѣло изъ-за женщинъ, которыхъ они не знаютъ? Нѣтъ, Гертруда, у насъ остался только одинъ защитникъ -- графъ!

"-- Такъ зачѣмъ же вы, сударыня, не хотите сдѣлаться его женою?

"Я вздохнула.

IV.

Продолженіе разсказа. Бракъ.

"Между-тѣмъ, два человѣка, вышедшіе изъ Улицы-Св.-Павла, пробрались возлѣ домовъ и подошли подъ наши окна.

"Мы тихонько отворили окно.

"-- Увѣренъ ли ты, что это здѣсь? спросилъ одинъ голосъ.

"-- Здѣсь, ваше высочество, я въ томъ убѣжденъ. Пятый домъ отъ угла Улицы-Св.-Павла.

"-- А увѣренъ ли ты, что ключъ подойдетъ?

"-- Я воскомъ снялъ форму замка.

"Я схватила руку Гертруды и судорожно сдавила ее.

"-- А когда мы войдемъ?

"-- Тамъ ужь мое дѣло. Горничная отворитъ намъ. У вашего высочества есть въ карманѣ золотой ключъ, подходящій ко всѣмъ замкамъ.

"-- Отпирай же.

"Мы услышали, какъ замокъ щелкнулъ...

"Вдругъ люди, скрывшіеся въ углубленіи, отдѣлились отъ стѣны и бросились къ принцу и къ Орильи съ криками:

"-- На смерть! на смерть!

"Я уже ничего не понимала и только угадывала, что неожиданная помощь подоспѣла къ намъ. Я упала на колѣни и благодарила Бога.

"Но лишь-только принцъ выступилъ впередъ, лишь-только онъ назвалъ себя, какъ всѣ голоса умолкли, всѣ шпаги опустились и неожиданные защитники мои отступили."

-- Да, да, сказалъ Бюсси: -- они поджидали не принца, а меня.

"-- Какъ бы то ни было, продолжала Діана: -- это нападеніе удалило принца. Мы увидѣли, какъ онъ ушелъ; молодые же дворяне опять стали на прежнее мѣсто въ уступѣ стѣны турнельскаго отеля.

"Нельзя было сомнѣваться, что по-крайней-мѣрѣ въ эту ночь опасность миновалась для насъ, потому-что скрывавшіеся дворяне имѣли дурной умыселъ не противъ меня. Но мы были такъ обезпокоены и взволнованы, что не могли лечь спать. Мы остались у окна и съ боязнію ожидали какого-нибудь новаго происшествія.

"Мы ждали не долго. Посерединѣ Сент-Антуанской-Улицы показался всадникъ.

"Это былъ, по-видимому, тотъ, котораго поджидали молодые люди, потому-что, увидѣвъ его, они закричали: "впередъ, впередъ!" и бросились на него.

"Вы знаете все, что случилось далѣе..." сказала Діана.

-- Напротивъ, возразилъ Бюсси, надѣясь открыть какую-нибудь тайну сердца молодой женщины: -- я не знаю ничего, кромѣ поединка, или, лучше сказать, битвы, потому-что послѣ лишился чувствъ.

-- Не считаю нужнымъ объяснять вамъ, какое участіе принимали мы въ этой битвѣ, столь неровной, но вмѣстѣ съ тѣмъ столь мужественно поддерживаемой съ вашей стороны", сказала Діана, слегка покраснѣвъ.-- "При каждой перемѣнѣ этой битвы, мы вскрикивали... молились... за васъ. Мы видѣли, какъ ваша лошадь покачнулась и упала. Мы думали, что вы погибли, но нѣтъ! храбрый Бюсси оказался достойнымъ своей славы. Вы встали на ноги, и противники ваши встрѣтили грознаго врага; наконецъ, будучи окружены, угрожаемы со всѣхъ сторонъ, вы отступили какъ левъ, обратившись лицомъ къ непріятелю, и прислонились къ нашей двери... тогда въ умѣ нашемъ мелькнула мгновенно одна и та же мысль: мы хотѣли сойдти внизъ, отворить дверь и впустить васъ... Гертруда взглянула на меня...

"-- Да, сказала я ей, и мы вмѣстѣ побѣжали къ лѣстницѣ.

"Но я уже говорила вамъ, что мы заставили дверь, и потому прошло нѣсколько минутъ, пока мы могли отставить отъ нея нагроможденную мёбель... Въ то самое мгновеніе, когда мы вышли на лѣстницу, мы услышали, что дверь наша съ шумомъ захлопнулась.

"Мы остановились неподвижны. Кто вошелъ къ намъ и какимъ образомъ?

"Вскорѣ послышались чьи-то шаги въ корридорѣ; они приближались къ лѣстницѣ... показался мужчина... онъ шелъ нетвердыми шагами и выставивъ руки впередъ... покачнулся и упалъ съ глухимъ стономъ.

"Тогда мы увидѣли, что намъ-самимъ нечего было страшиться, и что, напротивъ, незнакомецъ нуждался въ нашей помощи.

"-- Принеси лампу! сказала я Гертрудѣ.

"Она побѣжала и воротилась съ огнемъ.

"Мы не ошиблись: вы были въ обморокѣ. Мы узнали въ васъ дворянина, который такъ мужественно защищался противъ пятерыхъ, и немедленно рѣшились подать вамъ помощь, снесли васъ въ мою комнату и уложили на постель.

"Вы не приходили въ себя; помощь врача казалась необходимою. Гертруда вспомнила, что ей разсказывали о чудесной операціи, исполненной недавно однимъ молодымъ докторомъ, жившимъ... въ улицѣ... въ улицѣ Ботрельи. Она знала, гдѣ онъ жилъ, и предложила мнѣ сходить за нимъ.

"-- Но, замѣтила я:-- этотъ молодой человѣкъ можетъ измѣнить намъ.

"-- Будьте спокойны, отвѣчала она: -- я прійму свои мѣры. Гертруда дѣвушка смѣлая и вмѣстѣ осторожная. Я совершенно положилась на нее. Она взяла деньги, ключъ и кинжалъ мой... я осталась одна съ вами... и молилась за васъ."

-- О! воскликнулъ Бюсси: -- я не зналъ всего своего счастія!..

-- Четверть часа спустя, продолжала Діана: -- Гертруда воротилась, ведя съ собою молодаго доктора, который на все согласился и слѣдовалъ за нею съ завязанными глазами."

-- Да, сказалъ Бюсси:-- въ эту минуту я пришелъ въ себя, глаза мои остановились на вашемъ портретъ, и мнѣ показалось, что онъ ожилъ, вышелъ изъ рамы.

-- Я точно вошла въ эту минуту; безпокойство заставило меня забыть осторожность; я сдѣлала нѣсколько вопросовъ молодому доктору; онъ осмотрѣлъ вашу рану, сказалъ, что она неопасна, и я успокоилась.

-- Все это сохранилось въ моей памяти, сказалъ Бюсси: -- но такъ неясно, какъ остается воспоминаніе о сновидѣніи; а между-тѣмъ здѣсь, прибавилъ молодой человѣкъ, приложивъ руку къ сердцу: -- здѣсь мнѣ что-то говорило, что это не было сновидѣніемъ.

"-- Докторъ, перевязавъ вашу рану, вынулъ изъ кармана маленькую сткляночку съ красною жидкостью и вылилъ вамъ въ ротъ нѣсколько капель...

"-- Этотъ эликсиръ, сказалъ онъ:-- усыпитъ раненнаго и прогонитъ лихорадку.

"И точно, минуту спустя, вы опять закрыли глаза и впали опять въ безпамятство, изъ котораго на минуту вышли.

"Я испугалась; но докторъ успокоилъ меня.

"-- Все къ лучшему, сказалъ онъ: -- дайте теперь больному хорошенько выспаться.

"Гертруда опять завязала ему глаза и проводила въ улицу Ботрельи. Она замѣтила, что онъ считалъ шаги."

-- Точно, сказалъ Бюсси:-- онъ сосчиталъ шаги.

-- Это предположеніе испугало насъ. Молодой врачъ могъ измѣнить намъ. Мы рѣшились скрыть всѣ слѣды оказаннаго вамъ гостепріимства; но самое главное состояло въ томъ, чтобъ скрыть васъ-самихъ... но какъ? куда?

"Я собрала всѣ силы; было два часа по полуночи; на улицахъ не было ни души. Гертруда сильна; она совѣтовала вынести васъ... Положеніе наше было таково, что мы должны были рѣшиться на это. Мы вмѣстѣ подняли васъ и донесли до тампльскаго рва.

Потомъ на-скоро воротились домой, испуганныя смѣлостью, съ которою мы, женщины, вышли однѣ на улицу въ такое время, когда даже мужчины выходятъ только въ сопровожденіи слугъ.

"Господь берегъ насъ: мы не встрѣтили никого и воротились домой никѣмъ незамѣченныя.

"Воротившись, я лишилась чувствъ..."

-- О, Боже мой! вскричалъ Бюсси, сложивъ руки: -- чѣмъ я заплачу за то, что вы для меня сдѣлали!

Наступила минута молчанія, во время котораго Бюсси съ нѣжностью смотрѣлъ на Діану. Молодая женщина, опершись на столъ, опустила голову.

Посреди этого молчанія, раздался бой башенныхъ часовъ на Церкви-св.-Екатерины.

-- Два часа! сказала Діана вздрогнувъ.-- Два часа! а вы еще здѣсь!

-- О, ради-Бога, умолялъ Бюсси:-- не отсылайте меня, не объяснивъ, какъ и чѣмъ я могу быть вамъ полезенъ. Предположите, что Господь даровалъ вамъ брата, и скажите этому брату, что онъ можетъ сдѣлать для сестры своей.

-- Увы! теперь ничего! сказала молодая женщина:-- уже поздно!

-- Что было на другой день? спросилъ Бюсси:-- что дѣлали вы въ тотъ день, когда я думалъ только о васъ, не будучи однакожь убѣжденъ въ томъ, что вы не были только мечтою, видѣніемъ?

-- Въ-продолженіи этого дня, продолжала Діана: -- Гертруда вышла и встрѣтила Орильи. Онъ разспрашивалъ ее болѣе прежняго и не сказалъ ни слова о ночномъ покушеніи, но только именемъ своего господина просилъ у меня свиданія.

"Гертруда согласилась, прося, чтобъ онъ обождалъ до середы, то-есть до сегодня.

"Орильи обѣщалъ, что господинъ его умѣритъ свое нетерпѣніе и будетъ ждать.

"Итакъ, намъ предстояли три дня отдыха.

"Вечеромъ пришелъ графъ де-Монсоро.

"Мы разсказали ему все, кромѣ того, что касалось до васъ. Мы сказали ему, что въ прошедшую ночь герцогъ отворилъ дверь фальшивымъ ключомъ, но что въ то самое время, когда онъ намѣревался войдти, на него напали пять дворянъ, между которыми были д'Эпернонъ и Келюсъ, имена которыхъ я запомнила.

"-- Да, да, сказалъ графъ:-- я уже слышалъ объ этомъ; слѣдовательно, у него есть ключъ... Я ожидалъ этого.

"-- Нельзя ли перемѣнить замка? спросила я его.

"-- Онъ сдѣлаетъ новый ключъ, отвѣчалъ графъ.

"-- Прикажите сдѣлать задвижки.

"-- Онъ прійдетъ съ десятью человѣками и выломаетъ дверь.

"-- Но вы ожидали какого-то событія, которое дастъ вамъ власть надъ герцогомъ.

"-- Оно отложено, можетъ-быть, на долгое время.

"Я замолчала; холодный потъ выступилъ на лбу моемъ, и я уже не могла болѣе скрывать отъ себя, что могла спастись отъ герцога анжуйскаго только сдѣлавшись женою графа.

"-- Графъ, сказала я ему:-- повѣренный герцога обѣщалъ ждать до середы... я прошу васъ подождать до вторника.

"-- Во вторникъ вечеромъ, сударыня, сказалъ графъ:-- въ такое же время, я буду здѣсь.

"И, не говоря болѣе ни слова, онъ всталъ и удалился.

"Я слѣдила за нимъ глазами и увидѣла, что, вмѣсто того, чтобъ удалиться, онъ всталъ въ углубленіе турнельской стѣны и, казалось, рѣшился простоять тамъ всю ночь, чтобъ въ случаѣ нужды подоспѣть ко мнѣ на помощь. По-крайней-мѣрѣ, я такъ думала.

"Каждое доказательство преданности этого человѣка поражало меня въ сердце.

"Два дня прошли быстро; ничто не возмутило нашего уединенія. Не могу вамъ объяснить, что я ощущала въ эти два дня.

"Когда наступила ночь втораго дня, я была уничтожена; всѣ чувства, казалось, мало-по-малу покидали меня. Я была неподвижна, нѣма и холодна, какъ статуя; одно сердце мое только билось, все остальное существо какъ-бы перестало жить.

"Гертруда стояла у окна. Я, сидя на одномъ мѣстѣ, отирала платкомъ выступавшій на лицѣ потъ.

"Вдругъ Гертруда протянула ко мнѣ руку; это движеніе, которое за нѣсколько дней заставило бы меня вздрогнуть, не произвело теперь на меня никакого дѣйствія.

"-- Сударыня! сказала она.

"-- Что?

"-- Четыре человѣка., я вижу четырехъ человѣкъ... они приближаются сюда... отворяютъ дверь... входятъ...

"-- Пусть входятъ, отвѣчала я не трогаясь.

"-- Но это люди, вѣроятно, герцога анжуйскаго, Орильи и сообщники ихъ.

"Вмѣсто отвѣта, я взяла кинжалъ и положила его возлѣ себя на столъ.

"-- Позвольте мнѣ сперва посмотрѣть, вскричала Гертруда, бросившись къ двери.

"И минуту спустя, она воротилась.

"-- Сударыня, это графъ.

"Я спрятала кинжалъ не сказавъ ни слова, только обратилась лицомъ къ входившему графу.

"Кажется, блѣдность моя испугала его.

"-- Гертруда сказала мнѣ, что вы меня приняли за герцога и хотѣли убить себя, еслибъ ваше опасеніе оправдалось? вскричалъ онъ.

"Я въ первый разъ видѣла его взволнованнымъ, Было ли это волненіе дѣйствительно или притворно?

"-- Гертруда напрасно сказала вамъ это, отвѣчала я.

"Наступила минута молчанія.

"-- Вы знаете, что я пришелъ не одинъ, сказалъ графъ.

"-- Гертруда видѣла четырехъ людей.

"-- Догадываетесь ли вы, кто они?

"-- Я полагаю, что одинъ изъ нихъ священникъ, а двое свидѣтели.

"-- Согласны ли вы сдѣлаться моею женою?

"-- Развѣ я не дала вамъ слова? Только я не забываю нашего договора; мы условились, что только въ крайности я выйду за васъ не въ присутствіи моего отца.

"-- Я не забылъ этого условія, только мнѣ кажется, что положеніе дѣлъ таково...

"-- Вы правы.

"-- Что же?

"-- Я готова сдѣлаться вашею женою, графъ. Но замѣтьте одно: вы вступите въ права мужа не прежде, пока я не увижусь съ отцомъ моимъ.

"Графъ насупилъ брови и сжалъ губы.

"-- Я не намѣренъ приневоливать васъ, сказалъ онъ: -- вы дали слово... я готовъ отказаться отъ своихъ правъ; вы свободны... только...

"Онъ подошелъ къ окну и бросилъ взглядъ на улицу.

"-- Только, продолжалъ онъ: -- смотрите...

"Я встала, движимая могущественнымъ влеченіемъ, заставляющимъ насъ удостовѣряться въ несчастій, и подъ окномъ увидѣла человѣка, закутаннаго въ плащъ и какъ-бы старавшагося войдти въ домъ..."

-- Боже мой! вскричалъ Бюсси: -- вы говорите, что это было вчера?

-- Да, вчера, около девяти часовъ вечера.

-- Продолжайте, сказалъ Бюсси.

-- Минуту спустя, къ этому человѣку присоединился еще одинъ: у послѣдняго былъ въ рукахъ фонарь.

"-- Что думаете вы объ этихъ людяхъ? спросилъ меня графъ де-Монсоро.

"-- Я думаю, что это герцогъ и его повѣренный, отвѣчала я.

Бюсси глубоко вздохнулъ.

"-- Теперь, продолжалъ графъ: -- приказывайте -- уйдти мнѣ, или оставаться?

"Я колебалась... Да, не смотря на письмо моего отца, не смотря на данное обѣщаніе, не смотря на близкую, страшную опасность, я колебалась... и еслибъ у двери не было этихъ людей..."

-- О! я несчастный! вскричалъ Бюсси: -- человѣкъ въ плащѣ былъ я; человѣкъ съ фонаремъ былъ Реми-ле-Годуэнъ, тотъ молодой врачъ, за которымъ вы посылали!

-- Вы! вскричала Діана съ изумленіемъ.

-- Да, я...я, болѣе-и-болѣе убѣжденный въ дѣйствительности своихъ воспоминаній, старался отъискать домъ, въ которомъ мнѣ было оказано гостепріимство, комнату, въ которой лежалъ, женщину, или, лучше сказать, ангела, котораго видѣлъ... О! я несчастный, несчастный!

И Бюсси былъ какъ-бы уничтоженъ подъ бременемъ фатализма, воспользовавшагося имъ, чтобъ заставить Діану отдать руку графу.

-- Слѣдовательно, продолжалъ онъ, послѣ минутнаго молчанія: -- теперь вы... жена его?

-- Со вчерашняго вечера, отвѣчала Діана.

И опять наступило молчаніе, прерываемое только тяжелымъ дыханіемъ молодыхъ людей.

-- Но скажите, спросила вдругъ Діана: -- какимъ-образомъ вы вошли въ этотъ домъ?

Бюсси молча показалъ ей ключъ.

-- Ключъ! вскричала Діана: -- откуда вы достали этотъ ключъ? Кто вамъ далъ его?

-- Гертруда обѣщала принцу ввести его къ вамъ сегодня вечеромъ... Принцъ видѣлъ графа де-Монсоро и меня; а такъ-какъ и Монсоро и я также видѣли его, то онъ побоялся опасности и послалъ меня вмѣсто себя.

-- И вы приняли на себя это порученіе? сказала Діана съ легкимъ упрекомъ.

-- Это было единственное средство войдти къ вамъ. Не-ужели вы будете такъ несправедливы и осудите меня за то, что я пришелъ сюда за одною изъ величайшихъ радостей и одною изъ величайшихъ горестей моей жизни?

-- Да, я осуждаю васъ, сказала Діана: -- потому-что лучше было бъ, еслибъ вы не видали меня... и забыли бы обо мнѣ.

-- Нѣтъ, сказалъ Бюсси: -- вы ошибаетесь. Самъ Господь послалъ меня къ вамъ, чтобъ открыть страшныя козни, которыхъ жертвой вы сдѣлались. Послушайте; съ той минуты, какъ я впервые увидѣлъ васъ, вся жизнь моя принадлежитъ вамъ. Теперь же я приступлю къ исполненію долга, который я самъ возложилъ на себя.-- Вы желали имѣть извѣстія объ отцѣ своемъ?

-- О, да! вскричала Діана: -- я не знаю, что сталось съ нимъ.

-- Я все узнаю и все сообщу вамъ, сказалъ Бюсси: -- вспоминайте только иногда о томъ, кто, начиная съ этой минуты, будетъ жить только вами и для васъ.

-- Но этотъ ключъ? спросила Діана съ безпокойствомъ.

-- Я возвращаю его вамъ, сказалъ Еюссд: -- потому-что хочу пользоваться имъ только въ такомъ случаѣ, когда вы сами дадите его мнѣ. Клянусь честію, что я буду пользоваться этимъ ключомъ, какъ почтительный и преданный братъ.

-- Я вѣрю слову храбраго Бюсси, сказала Діана: -- возьмите.

И она подала ключъ молодому человѣку.

-- Не позже какъ черезъ двѣ недѣли, сказалъ Бюсси: -- мы узнаемъ, что такое графъ де-Монсоро.

И, поклонившись Діанѣ съ почтительностію, смѣшанною съ пламенною любовію и глубокою грустію, Бюсси исчезъ за дверью.

Діана опустила голову и долго прислушивалась къ удалявшимся шагамъ молодаго человѣка. Давно уже умолкъ этотъ звукъ, а она все еще слушала съ сильнымъ сердечнымъ біеніемъ и слезами на глазахъ...

V.

Какъ путешествовалъ король Генрихъ III и сколько времени ему было нужно, чтобъ доѣхать изъ Парижа въ Фонтенбло.

Четыре или пять часовъ спустя послѣ разсказаннаго нами, блѣдное солнце, едва серебрившее края красноватаго облака, освѣтило отъѣздъ короля Генриха III въ Фонтенбло, гдѣ, какъ мы уже сказали, дѣлались приготовленія къ большой охотѣ.

Этотъ отъѣздъ, который, при другомъ государѣ, остался бы незамѣченнымъ, при Генрихѣ -- этомъ странномъ королѣ, царствованіе котораго мы вознамѣрились описать,-- составлялъ важное событіе по шуму и суматохѣ, его сопровождавшимъ.

И точно, съ восьми часовъ утра по луврской набережной тянулась длинная процессія, выходившая изъ большихъ воротъ, между Угловой-Башней и Астрюсской-Улицей; впереди, на красивыхъ лошадяхъ, ѣхали дежурные дворяне, закутанные въ подбитые мѣхомъ плащи; за ними безчисленное множество пажей, потомъ толпа лакеевъ и, наконецъ, дворцовая швейцарская стража, за которою непосредственно слѣдовалъ королевскій экипажъ.

Этотъ экипажъ, запряженный восьмью мулами подъ великолѣпными попонами, заслуживаетъ особаго вниманія.

Представьте себѣ четыреугольный продолговатый ящикъ на четырехъ колесахъ, внутри обложенный кругомъ подушками, а снаружи обвѣшенный парчевыми занавѣсами; онъ имѣлъ до пятнадцати футовъ длины и до восьми ширины. По тяжелой дорогѣ или въ гористыхъ мѣстахъ, къ восьми муламъ припрягалось неопредѣленное число воловъ, которыхъ медленный ходъ не прибавлялъ скорости, но по-крайней-мѣрѣ доставлялъ надежду прибыть къ цѣли, хотя двумя или тремя часами позже.

Въ этомъ ящикѣ помѣщался Генрихъ III и весь дворъ его, исключая, однакожь, королевы, Луизы-Водемонской, которая такъ мало принадлежала ко двору своего мужа, что появлялась только въ путешествіяхъ къ святымъ мѣстамъ, или въ другихъ религіозныхъ процессіяхъ.

Итакъ, оставивъ бѣдную королеву въ сторонѣ, скажемъ, изъ кого состоялъ дорожный дворъ Генриха III.

Онъ состоялъ, во-первыхъ, изъ самого короля, врача его Марка-Мирона, капеллана, имя котораго не дошло до насъ, шута Шико, нашего стараго знакомаго, изъ пяти или шести миньйоновъ, находившихся въ милости, Келюса, Шомберга, д'Эпернона, д'О и Можирона -- изъ пары гончихъ собакъ, которыя, посреди всѣхъ этихъ людей лежавшихъ, сидѣвшихъ, или стоявшихъ, протягивали свои острыя, змѣиныя морды и зѣвали, и, наконецъ, изъ корзинки, набитой цѣлою семьею щенковъ англійской породы, и которая то лежала на колѣняхъ короля, то висѣла на цѣпочкѣ или на лентѣ у него на шеѣ.

По-временамъ, изъ нарочно-устроенной въ экипажѣ конуры вытаскивали суку, которая кормила щенятъ и на которую какъ-бы съ сожалѣніемъ смотрѣли гончія собаки, увѣренныя въ особенной оказываемой ей милости, и потому не считавшія нужнымъ ревновать.

Къ потолку была прицѣплена мѣдная золоченая клѣтка, въ которой сидѣли два прелестные голубя, бѣлые какъ снѣгъ, съ двойнымъ чернымъ кольцомъ на шейкахъ.

Если случайно въ экипажъ попадалась какая-нибудь дама, то звѣринецъ умножался еще двумя или тремя обезьянами, которыя въ то время были въ модѣ у дамъ двора послѣдняго короля изъ рода Валуа.

Статуэтка шартрской Божіей Матери, высѣченная изъ мрамора скульпторомъ Жаномъ Гужономъ для короля Генриха II, стояла на одномъ концѣ экипажа, въ вызолоченной нишѣ, и какъ-бы съ изумленіемъ смотрѣла на окружавшіе ее предметы.

Всѣ памфлеты того времени -- недостатка въ нихъ не было,-- всѣ сатирики той эпохи часто упоминали объ этомъ экипажѣ, называя его ноевымъ ковчегомъ.

Король сидѣлъ на одномъ концѣ, подъ самой нишей статуэтки; у ногъ его Келюсъ и Можиронъ сплетали ленты, -- занятіе, составлявшее одно изъ самыхъ серьёзныхъ дѣлъ молодыхъ людей того времени; оно послужило къ открытію множества самыхъ замысловатыхъ узловъ, тайна которыхъ потеряна въ наше время. Можиронъ вышивалъ въ одномъ углу свой гербъ съ новымъ девизомъ, будто бы имъ-самимъ придуманнымъ; въ другомъ углу, капелланъ разговаривалъ съ врачомъ; д'О и д'Эпернонъ выглядывали въ окна и, вставъ слишкомъ-рано, зѣвали заодно съ гончими; наконецъ, Шико, сидя у однѣхъ дверецъ, вывѣсивъ ноги наружу, чтобъ быть всегда наготовѣ выйдти изъ экипажа, когда ему вздумается, пѣлъ кантаты, декламировалъ пасквили, или, по модѣ того времени, сочинялъ анаграммы и во всѣхъ именахъ придворныхъ находилъ чрезвычайно-непріятныя личности.

Прибывъ на площадь Шатл е, Шико запѣлъ кантату.

Капелланъ, разговаривавшій, какъ мы уже сказали, отвернулся съ неудовольствіемъ и нахмурился.

-- Шико, другъ мой, сказалъ король: -- берегись.

-- Спасибо за совѣтъ, сынъ мой, сказалъ Шико:-- я и забылъ про нашего достойнаго капеллана, разговаривающаго съ докторомъ. Не нужно кантатъ? изволь; я спою тебѣ самую новенькую пѣсеньку, только-что-сложенную.

-- На какой голосъ? спросилъ король.

-- Все на тотъ же, отвѣчалъ Шико, и запѣлъ во все горло:

Notre roi doit cent millions (*)...

(*) Нашъ король долженъ двѣсти мильйоновъ.

-- Я долженъ больше этого, сказалъ Генрихъ:-- тотъ, кто слагалъ эту пѣсенку, лжетъ, Шико; я долженъ больше.

Не обращая вниманія на эти слова, Шико продолжалъ:

Henri doit deux cent millions,

Et faut, pour acquitter les dettes

Que Messieurs les mignons ont faites

De nouvelles inventions,

Nouveaux impôts, nouvelles tailles,

Qu'il faut, du profond des entrailles

Des pauvres sujets arracher.

Malheureux qui traînent leurs vies

Sous la griffe de ces harpies

Qui avalent tout sans mâcher (*).

(*) Генрихъ долженъ двѣсти мильйоновъ, и нужны, чтобъ покрыть долги, сдѣланные господами миньйонами, новыя выдумки, новые налоги, новые поборы, которые должно вырвать изъ внутренности бѣдныхъ подданныхъ, несчастныхъ, влекущихъ жизнь подъ когтями грабителей, которые поглощаютъ все, не жуя.

-- Хорошо! сказалъ Келюсъ, продолжая сплетать шелковыя ленты:-- у тебя прекрасный голосъ, Шико. Продолжай, другъ мой; спой намъ второй куплетъ.

-- Послушай, Валуа, сказалъ Шико, не отвѣчая Келюсу: -- не вели своимъ друзьямъ называть меня другомъ: это обидно.

-- Говори стихами, Шико, отвѣчалъ король: -- проза твоя никуда не годится.

-- Изволь, сказалъ Шико и продолжалъ:

Leur parler et leur vêtement

Se voit tel qu'une honnête femme

Aurait peur d'en recevoir blâme,

Vêtue aussi lascivement.

Le cou ne же tourne à son aise.

Dedans les replis de leur fraise;

Déjà le froment n'est plus bon

Pour l'empois blanc de leur chemise,

Et faut pour faèon plus exquise,

Faire de riz leur amidon (*).

(*) Ихъ языкъ и одежда таковы, что честная женщина подверглась бы осужденію, еслибъ нарядилась такъ сладострастно. Шеѣ ихъ мѣшаютъ поворачиваться нѣжныя складки брызжей, и пшеница ужь не годится для того, чтобъ крахмалить ихъ рубахи, а для вящшаго ихъ удовольствія, должно дѣлать крахмалъ изъ риса.

-- Браво! сказалъ король:-- кажется, д'О изобрѣлъ рисовый крахмалъ?

-- Никакъ нѣтъ, ваше величество, отвѣчалъ Шико: -- не д'О, а мосьё де-Сен-Мегренъ, преставившійся въ прошломъ году подъ ударами мосьё де-Манеина. Помилуйте, за что вы лишаете бѣднаго покойника его достоинствъ? крахмалъ и то, что онъ сдѣлалъ мосьё де-Гизу, составляютъ всю славу его; отнимите у него крахмалъ, и имя его не дойдетъ до потомства.

И, не обращая вниманія на лицо короля, омрачившееся при этомъ воспоминаніи, Шико продолжалъ:

Leur poil est tondu au compas...

-- Все это говорится о миньйонахъ, замѣтилъ Шико, прервавъ пѣніе.

-- Понимаемъ, понимаемъ; продолжай! сказалъ Шомбергъ.

Шико продолжалъ:

Leur poil est tondu au compas,

Mais non d'une faèon pareille,

Car en avant, depuis l'oreille,

Il est long et derrière bas (*).

(*) Волосы ихъ подстрижены по циркулю, но только не одинаково, ибо спереди отъ ушей они длинны, а сзади коротки.

-- Старая пѣсня! сказалъ д'Эпернонъ.

-- Старая? вчера только сложена.

-- Ну, а мода ужь перемѣнилась сегодня утромъ: смотри.

И д'Эпернонъ снялъ токъ, чтобъ показать Шико, что спереди волосы его были такъ же коротко-острижены, какъ сзади.

-- О! какъ это скверно! вскричалъ Шико и продолжалъ:

Leurs cheveux droits par artifice,

Par la gomme qui les hérisse,

Retordent leurs plis refrisés

Et dessus leur tête légère,

Un petit bonnet par derrière

Les rend encor plus déguisés (*).

(*) Волосы ихъ искусственно приглажены, клей становитъ ихъ дыбомъ, кудри искусно завиты; а сверхъ вѣтренныхъ головъ надѣта сзади маленькая шапочка, которая еще болѣе обезображиваетъ ихъ.

-- Пропускаю четвертый куплетъ, сказалъ Шико:-- онъ слишкомъ-безнравственъ.

Потомъ онъ опять запѣлъ:

Pensez-vous que nos vieux Franèais,

Qui par leurs armes valeureuses

En tant de guerres dangereuses

Ont fait retentir leurs exploits,

Epandant le fruit de leur gloire.

Avec le nom de leur victoire,

En tant de périlleux hasards,

Eussent la chemise empesée,

Eussent la perruque frisée,

Eussent le teint blanchi de fards (*)?

(*) Не-уже-ли вы думаете, что у нашихъ древнихъ французовъ, которые съ своимъ страшнымъ оружіемъ въ столькихъ опасныхъ битвахъ прославились подвигами, распространяли плоды своей славы вмѣстѣ съ именемъ своихъ побѣдъ, въ столькихъ опасныхъ случаяхъ, -- не-уже-ли вы думаете, что у нихъ рубахи были накрахмалены, парики завиты, лицо намазано бѣлилами?

-- Браво! вскричалъ Генрихъ: -- еслибъ братъ мой былъ здѣсь, онъ поблагодарилъ бы тебя, Шико.

-- Кого называешь ты братомъ, сынъ мой? спросилъ Шико.-- Ужь не Жозефа ли Фулона, сен-женевскаго аббата, къ которому, какъ говорятъ, ты ходишь на покаяніе?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Генрихъ, спускавшій Шико всѣ его шутки.-- Я говорю о братъ моемъ, Франсуа.

-- Ахъ, да! Понимаю, понимаю, ты говоришь о Франсуа, принцѣ крови Божіею милостію, герцога брабантскаго, лотьерскаго, люксамбурскаго, гвельдрскаго, алансонскаго, анжуйскаго, туренскаго, беррійскаго, эврёскаго, шато-тьерскаго, графа фландрскаго, голландскаго, зеландскаго, зютфенскаго, менскаго, пертскаго, мантскаго, миланскаго и бофорскаго, маркиза святой имперіи, сеньора фризскаго и малинскаго, защитника бельгійской свободы, которому природа дала одинъ носъ, оспа два, и на котораго я сочинилъ слѣдующее четверостишіе:

Messieurs, ne soyez étonnés,

Si voyez à Franèois deux nés,

Car par droit comme par usage,

Faut deux nez à double visage (*).

(*) Господа, не удивляйтесь, если увидите два носа у Франсуа, ибо по праву и по обычаю нужно два носа двойному лицу.

Миньйоны разсмѣялись, потому-что герцогъ анжуйскій былъ личный врагъ ихъ, и эпиграмма на принца заставила ихъ на время забыть пасквиль на нихъ-самихъ, пропѣтый шутомъ.

Что касается до короля, то какъ до-сихъ-поръ Шико не задѣвалъ его-самого, онъ смѣялся громче другихъ, не щадя никого, кормя сахаромъ и пирожнымъ собакъ и злословя брата и друзей.

Вдругъ Шико вскричалъ:

-- О! Генрихъ, ты не соблюдаешь политики; Генрихъ, это дерзко и неосторожно.

-- Что такое? спросилъ король.

-- Нѣтъ, слово честнаго шута, ты не долженъ бы сознаваться въ такихъ вещахъ... фи, фи!

-- Въ какихъ вещахъ? спросилъ Генрихъ съ изумленіемъ.

-- Въ тѣхъ, которыя ты самъ говоришь про себя, когда подписываешь свое имя. А, Генрихъ! а, сынъ мой! это нехорошо.

-- Берегитесь, ваше величество, сказалъ Келюсъ, угадывавшій какую-нибудь колкость по сладкому выраженію лица Шико.

-- Что ты за вздоръ несешь, дуракъ? спросилъ король.

-- Какъ ты подписываешься? Ну-ка, скажи!

-- Pardieu!.. Я подписываюсь... я подписываюсь... Henri de Valois.

-- Замѣтьте, господа, сказалъ Шико: -- онъ самъ это говоритъ; посмотримъ, нѣтъ ли въ этихъ тринадцати буквахъ буквы V?

-- Разумѣется; Valois начинается съ буквы V.

-- Достопочтенный капелланъ, выньте свою записную книжку, потому-что я нашелъ настоящее имя короля; Henri de Valois не что иное, какъ анаграмма.

-- Какъ такъ?

-- Конечно, анаграмма. Я вамъ сейчасъ скажу пасгоящее имя моего сына. Итакъ: въ Henri de Valois есть V; пишите V, достопочтенный капелланъ.

-- Написано, сказалъ д'Эпернонъ.

-- Нѣтъ ли въ этой подписи буквы і?

-- Конечно есть, это послѣдняя буква имени Henri.

-- Какъ велика злоба людская! сказалъ Шико:-- зачѣмъ она отдѣлила эти двѣ буквы, которыя созданы для того, чтобъ стоять рядомъ! Итакъ: поставьте послѣ V букву i. Готово ли?

-- Готово, отвѣчалъ д'Эпернонъ.

-- Поищемъ теперь, не найдется ли буква l; есть? ладно! Буква a тоже есть; другое i, сидитъ; есть и n. Ладно! Умѣешь ли ты читать, Ногар е?

-- Умѣю, къ стыду своему, отвѣчалъ д'Эпернонъ.

-- Полно важничать; не-уже-ли ты считаешь себя такимъ важнымъ лицомъ, что тебѣ можно быть невѣждой?

-- Дерзкій! вскричалъ д'Эпернонъ, замахнувшись на Шико сарбаканомъ.

-- Бей, но читай, сказалъ Шико.

Д'Эпернонъ засмѣялся и сталъ читать по складамъ.

-- Vi -- lain, vilain...

-- Ладно! вскричалъ Шико.-- Видишь ли, Генрихъ, какъ это хорошо начинается: имя твое я ужь нашелъ. Надѣюсь, ты дашь мнѣ такую же пенсію, какую братъ нашъ Карлъ IX платилъ Аміо, когда я составлю и фамилію твою.

-- Шико, ты доведешь до того, что тебя надобно будетъ приколотить палками, сказалъ король.

-- А гдѣ ростутъ палки, которыми колотятъ дворянъ? Скажи, пожалуйста, сынъ мой.

-- Мнѣ кажется, сказалъ Келюсъ: -- что мосьё де-Майеннъ не нуждался въ палкахъ, мой бѣдный Шико, въ тотъ день, когда засталъ тебя съ своей любовницей.

-- За то я у него въ долгу. Не бойтесь, сеньёръ Купидонъ, это внесено у меня въ приходъ.

И Шико приставилъ палецъ ко лбу.

-- Полно, Келюсъ, сказалъ д'Эпернонъ: -- я увѣренъ, что по твоей милости Шико не доскажетъ намъ фамиліи.

-- Не бойся, сказалъ Шико: -- я поймалъ уже ее...

-- Скажи, скажи фамилію! вскричали молодые люди.

-- Во-первыхъ, въ остающихся буквахъ у насъ есть большое H; пиши H, Ногаре.

Д'Эпернонъ повиновался.

-- Потомъ e, потомъ r, потомъ возьмемъ въ Valois -- о; потомъ е, возьму то слово, которое грамотки называютъ частицей -- d, е; потомъ прибавь букву s, которою кончается имя. Все это вмѣстѣ составитъ... складывай, д'Эпернонъ, H, e, r, o, d, е, s.

-- Hérodes, сказалъ д'Эпернонъ.

-- Vilain Hérodes! вскричалъ король.

-- Угадалъ, отвѣчалъ Шико: -- и вотъ что ты не стыдишься подписывать каждый день. О, сынъ мой!

И Шико съ комическимъ ужасомъ закрылъ лицо, опрокинувшись назадъ,

-- Мосьё Шико, сказалъ Генрихъ:-- вы забываетесь.

-- Нисколько, отвѣчалъ Шико:-- я говорю, что вижу; вотъ что значитъ быть откровеннымъ!, Какъ-разъ разсердишь кого-нибудь!

-- Хороша твоя генеалогія! сказалъ Генрихъ.

-- Не отрекайся отъ нея, сынъ мой, сказалъ Шико:-- ventre de biche! Это самая лучшая генеалогія для короля, который безпрестанно имѣетъ дѣло съ Жидами.

-- Этотъ грубіянъ всегда найдется, вскричалъ король.-- Господа, молчите; такимъ-образомъ ему некому будетъ отвѣчать.

Въ ту же минуту наступило глубокое молчаніе.

Шико, внимательно глядѣвшій на дорогу, не намѣревался прерывать молчанія, какъ вдругъ, нѣсколько минутъ спустя, на Моберской-Площади, на углу улицы Нойе, Шико выскочилъ изъ экипажа, растолкалъ стражей и бросился на колѣни возлѣ угла дома довольно-красивой наружности и съ балкономъ на разрисованныхъ бревнахъ, выдавшимся на улицу.

-- Эй, нечестивецъ! вскричалъ король: -- что ты тамъ дѣлаешь?

Но Шико не отвѣчалъ; онъ сталъ на колѣни на мостовой и вслухъ произносилъ слова, которыя явственно доходили до слуха короля.

-- Вотъ домъ,-- я узнаю его и всю жизнь свою не забуду,-- вотъ домъ, въ которомъ Шико пострадалъ. Шико никогда не призывалъ несчастій на мосьё де-Майенна, виновника своихъ несчастій, ни на Николая Давида, орудіе пытки. Нѣтъ, Шико ждалъ, потому-что Шико терпѣливъ, хотя и не безгрѣшенъ,-- и вотъ уже добрыхъ шесть лѣтъ, между которыми одинъ годъ високосный, какъ Шико насчитываетъ проценты долга господамъ де-Майенну и Николаю Давиду... по десяти процентовъ -- которые должно теперь называть законными процентами, потому-что самъ король платитъ ихъ своимъ кредиторамъ,-- и такъ по десяти процентовъ, сложность ихъ удвоиваетъ капиталъ въ-теченіи семи лѣтъ. Пусть же у Шико достанетъ терпѣнія подождать еще годъ, чтобъ пятьдесятъ ударовъ, которые Шико получилъ въ этомъ домъ по приказанію принца лотарингскаго, отъ рукъ разбойника, нормандскаго адвоката, удвоились вмѣстѣ съ кружкою крови, которую они выпустили изъ Шико.

Шико поцаловалъ землю, и къ невыразимому изумленію собравшихся зрителей, непонимавшихъ смысла этой сцены, вернулся и занялъ прежнее свое мѣсто въ экипажѣ.

-- Что значитъ, спросилъ король: -- эта длинная и странная рѣчь и вся эта комедія?

-- Ваше величество, отвѣчалъ шутъ:-- Шико похожъ на лисицу; Шико долго-долго чуетъ и лижетъ камни, на которыхъ осталась его кровь, -- лижетъ до-тѣхъ-поръ, пока не раздавитъ этими же каменьями головы тѣхъ, которые пролили кровь его.

-- Ваше величество! вскричалъ Келюсъ: -- мнѣ послышалось, что Шико произнесъ имя герцога майеннскаго, а потому я готовъ биться объ закладъ, что рѣчь его относится къ тѣмъ побоямъ, о которыхъ онъ сейчасъ говорилъ.

-- Бейтесь, Жакъ де-Леви, графъ де-Келюсъ, сказалъ Шико: -- бейтесь объ закладъ -- выиграете.

-- Слѣдовательно?.. спросилъ король.

-- Именно, ваше величество, отвѣчалъ Шико: -- въ этомъ домѣ у Шико была любовница, доброе и прелестное существо, да еще дворянка, въ добавокъ. Однажды ночью, когда онъ пришелъ къ ней, какой-то ревнивый принцъ приказалъ окружить домъ, приказалъ схватить Шико и бить его палками такъ немилосердо, что Шико выскочилъ въ окно, или, лучше сказать, не имѣя времени отворить окна, соскочилъ съ этого маленькаго балкона, который вы видите, на улицу и Шико остался живъ только чудомъ.

-- Ахъ, бѣдный Шико! А вы еще бранили его, ваше величество!

-- Такъ тебя больно прибили, мой бѣдный Шико?

-- О, очень, ваше величество! Только все-таки не довольно.

-- Какъ такъ?

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, я былъ бы очень-доволенъ, еслибъ мнѣ досталось больше.

-- За грѣхи твои?

-- Нѣтъ, за грѣхи герцога маценнскаго.

-- А! понимаю; ты думаешь мстить отважному воину...

-- Нѣтъ, ошибаетесь, ваше величество. Нашъ великій полководецъ, неустрашимый воинъ -- это старшій братъ, который добивается короны Франціи; нѣтъ, у этого разсчетъ съ Генрихомъ де-Валуа; это касается до тебя, сынъ мой; знай свои долги такъ, какъ я знаю свои.

Генрихъ не любилъ, чтобъ ему говорили о его двоюродномъ братѣ, де-Гизѣ; а потому отвѣтъ Шико заставилъ его задуматься, такъ-что до самаго Бисетра прерванный разговоръ уже не возобновлялся.

Въ три часа времени, экипажъ доѣхалъ отъ Лувра до Бисетра, и оптимисты полагали, что на будущій день къ вечеру прибудутъ въ Фонтенбло, между-тѣмъ, какъ пессимисты предлагали пари, что прибудутъ туда не ранѣе полудня третьяго дня.

Шико же увѣрялъ, что они никогда не доѣдутъ.

По выѣздѣ изъ Парижа, кортежъ сталъ свободнѣе подвигаться впередъ.

Утро было ясное; вѣтеръ утихъ; солнце проникло наконецъ сквозь тучи, и день походилъ на одинъ изъ тѣхъ прекрасныхъ октябрьскихъ дней, во время которыхъ, при шелестѣ послѣднихъ падающихъ листьевъ, взоръ гуляющаго съ грустнымъ сожалѣніемъ погружается въ синеватую таинственную даль шепчущихъ лѣсовъ.

Было три часа пополудни, когда поѣздъ приблизился къ первымъ стѣнамъ жювизиской ограды. Съ этой точки можно было уже замѣтить мостъ, выстроенный на Оржѣ и большую гостинницу подъ названіемъ "Cour de France", смѣшивавшую съ рѣзкимъ вечернимъ вѣтеркомъ запахъ своихъ жаркихъ и веселый трескъ своихъ каминовъ.

Носъ Шико на-лету схватилъ кухонныя испаренія. Онъ высунулся изъ экипажа и издали у двери гостинницы увидѣлъ нѣсколько человѣкъ, закутанныхъ въ плащи. Посреди этихъ людей былъ кто-то низенькій и толстый, лицо котораго было совершенно скрыто широкими полями шляпы.

Эти люди поспѣшно вошли въ гостинницу при появленіи поѣзда.

Но низенькій толстякъ поотсталъ на минуту отъ другихъ, и видъ его поразилъ Шико. Въ то самое мгновеніе, когда толстякъ исчезъ, Шико выскочилъ изъ экипажа, взялъ свою лошадь у пажа, ведшаго ее подъ уздцы, и, скрывшись за угломъ стѣны и незамѣчаемый въ наступившія сумерки, онъ далъ проѣхать поѣзду, медленно подвигавшемуся къ Эссонну, гдѣ король намѣревался провесть ночь; потомъ, когда послѣдніе всадники исчезли у Шико изъ виду, когда не стало слышно шума колесъ на мостовой, шутъ выѣхалъ изъ-за своего угла, тайкомъ объѣхалъ замокъ и подскочилъ къ гостинницъ, какъ-будто-бы пріѣхалъ изъ Фонтенбло. Приблизившись къ окну, Шико бросилъ быстрый взглядъ во внутренность и съ удовольствіемъ увидѣлъ, что люди, которыхъ онъ замѣтилъ, все еще были тамъ, а съ ними и толстякъ, котораго онъ, по-видимому, удостоивалъ особаго вниманія. Только такъ-какъ Шико имѣлъ свои причины стараться не быть замѣченнымъ, то, вмѣсто того, чтобъ войдти въ ту комнату, въ которой былъ толстякъ, онъ вошелъ въ другую, приказалъ подать себѣ бутылку вина и сѣлъ такимъ-образомъ, что могъ видѣть каждаго, кто захотѣлъ бы войдти или выйдти.

Изъ этой комнаты, Шико, осторожно усѣвшійся въ тѣни, могъ видѣть уголъ огромнаго камина въ сосѣдней комнатѣ. Въ этомъ углу сидѣлъ на табуретѣ толстякъ низкаго роста, вполнѣ освѣщенный краснымъ свѣтомъ пламени, которому вязка виноградныхъ лозъ, брошенныхъ въ эту минуту, придала еще болѣе яркости.

-- Я не ошибся, говорилъ Шико про-себя: -- и когда я проклиналъ его у дома въ улицѣ Ноане, то, казалось, чуялъ возвращеніе этого человѣка. Но отъ-чего же онъ тайкомъ возвращается въ столицу моего друга Ирода? Зачѣмъ онъ прячется отъ него? А! Пиладъ! Пиладъ! Не-уже-ли намъ прійдется разсчитаться скорѣе, нежели я думалъ?

Вскорѣ Шико замѣтилъ, что съ мѣста, которое онъ себѣ выбралъ, онъ не только могъ видѣть, но, по странному случайному акустическому дѣйствію, могъ и слышать разговоръ этихъ людей. Шутъ навострилъ уши съ такимъ же вниманіемъ, съ какимъ наблюдалъ за всѣми движеніями толстяка.

-- Господа, сказалъ толстякъ своимъ товарищамъ: -- мнѣ кажется, пора ѣхать; послѣдній изъ лакеевъ поѣзда проѣхалъ, и я думаю, что въ это время дорога еще безопасна.

-- Совершенно-безопасна, ваша свѣтлость, отвѣчалъ голосъ, заставившій вздрогнуть Шико и принадлежавшій человѣку, котораго онъ прежде не замѣтилъ, обративъ все свое вниманіе на главное лицо.

Человѣкъ, которому принадлежалъ этотъ голосъ, былъ такъ же высокъ ростомъ, какъ тотъ, котораго онъ называлъ свѣтлостью, былъ низокъ, столько же блѣденъ, какъ тотъ румянъ, столько же почтителенъ, какъ тотъ дерзокъ.

-- А! почтеннѣйшій Давидъ, сказалъ Шико про себя и тихонько смѣясь:-- Tu quoque... Ладно! Я буду очень-несчастливъ, если мы разстанемся и въ этотъ разъ не сказавъ другъ другу пары словъ.

Шико выпилъ вино и заплатилъ хозяину, чтобъ ничто не могло задержать его, когда ему вздумается уйдти.

Предосторожность его была не напрасна, потому-что семь человѣкъ, обратившихъ на себя вниманіе Шико, также стали расплачиваться, или, лучше сказать, толстякъ заплатилъ за всѣхъ; потомъ слуги или конюшіе подвели имъ лошадей, и вскорѣ всадники, поскакавъ по направленію къ Парижу, исчезли въ туманѣ первыхъ вечернихъ сумерекъ.

-- Хорошо! сказалъ Шико: -- онъ ѣдетъ въ Парижъ; такъ и я за нимъ.

И Шико, также сѣвъ на лошадь, послѣдовалъ издали за всадниками, ни на минуту не теряя изъ вида ихъ сѣрыхъ плащей, или прислушиваясь къ топоту коней ихъ.

Вся кавалькада своротила съ большой дороги въ Фроманто, направилась къ Шуази, потомъ, переѣхавъ черезъ Сену по Шарантонскому-Мосту, въѣхала въ городъ чрезъ Сент-Антуанскія-Ворота и подобно рою пчелъ скрылась въ домѣ Гиза, въ которомъ ихъ, по-видимому, ожидали.

-- Чудесно! сказалъ Шико, прячась за уголъ:-- это, какъ видно, козни не одного Майенна -- тутъ есть и гизовскія!.. До-сихъ-поръ это было только любопытно, теперь же становится чрезвычайно-интереснымъ. Подождемъ.

И Шико прождалъ въ-самомъ-дѣлѣ добрый часъ, не смотря на холодъ и голодъ, начинавшіе жестоко терзать его. Наконецъ, дверь опять отворилась: но, вмѣсто шести всадниковъ, закутанныхъ въ плащи, изъ нея вышли семь монаховъ, закрытыхъ капюшонами и вооруженныхъ огромными четками.

-- О! вскричалъ Шико:-- какая неожиданная развязка! Не-ужели домъ Гизовъ до того проникнутъ притворнымъ благочестіемъ, что нечестивцы обращаются въ Божьихъ овечекъ, только переступивъ за порогъ его?.. Теперь эта исторія становится еще занимательнѣе.

Шико послѣдовалъ за монахами точно такъ, какъ прежде слѣдовалъ за всадниками, не сомнѣваясь, что подъ монашеской одеждой скрывались тѣ же люди, которые прежде скрывались подъ плащами.

Монахи перешли черезъ мостъ Нотр-Дамъ, прошли городъ, дошли до Моберской-Улицы и вступили въ Улицу-Св.-Женевьевы.

-- Ой, ой, ой! сказалъ Шико, снявъ шляпу, когда проходилъ мимо дома, передъ которымъ онъ утромъ преклонялъ колѣни: -- ужь не возвращаемся ли мы въ Фонтенбло? Въ такомъ случаѣ, я напрасно хлопоталъ... Однако нѣтъ... мы идемъ не туда.

Монахи остановились у воротъ Аббатства-Св.-Женевьевы и исчезли подъ сводами, во мракѣ которыхъ стоялъ другой монахъ того же ордена; послѣдній выступилъ впередъ и пропускалъ пришедшихъ не иначе, какъ съ величайшимъ вниманіемъ осмотрѣвъ ихъ руки.

-- Tudieu! подумалъ Шико: -- чтобъ попасть сегодня вечеромъ въ аббатство, нужно, какъ кажется, чистенько вымыть руки. Нѣтъ... нѣтъ... тутъ скрывается что-то необыкновенное!

Послѣ этого размышленія, Шико, довольно озабоченный тѣмъ, какъ бы узнать намѣренія людей, за которыми слѣдовалъ, сталъ осматриваться и съ изумленіемъ увидѣлъ со всѣхъ сторонъ монаховъ, шедшихъ къ аббатству поодиначки и попарно.

-- Что бы это значило? подумалъ Шико:-- что за важное совѣщаніе сегодня въ Аббатствѣ-Св.-Женевьевы?.. Въ первый разъ въ жизнь мнѣ приходитъ охота побывать на монашескомъ совѣщаніи... и, признаюсь, страшная охота!

Монахи исчезали подъ сводомъ, показывая руки или извѣстный значокъ, бывшій у нихъ въ рукахъ.

-- Я бы охотно пошелъ за ними, подумалъ Шико: -- но для этого у меня не достаетъ двухъ необходимыхъ вещей: во-первыхъ, монашеской одежды, ибо я не вижу ни одного свѣтскаго между этими почтенными особами, а во-вторыхъ той вещицы, которую они показываютъ брату-привратнику; я увѣренъ, что они показываютъ какой-то значокъ! Ахъ, братъ Горанфло, братъ Горанфло! еслибъ ты былъ теперь здѣсь, мой достойный другъ!

Это восклицаніе было вынуждено воспоминаніемъ объ одномъ изъ почтенныхъ братій женовефицовъ, котораго Шико обыкновенно угощалъ, когда не обѣдалъ въ Луврѣ,-- о томъ самомъ, съ которымъ, во время покаятельнаго шествія, шутъ остановился въ гостинницѣ у Монмартрскихъ-Воротъ.

Монахи все-еще продолжали стекаться со всѣхъ сторонъ, такъ-что можно было подумать, что половина населенія Парижа поступила въ монашество; а братъ-привратникъ не переставалъ осматривать всѣхъ съ одинакимъ вниманіемъ.

-- Нѣтъ никакого сомнѣнія, сказалъ Шико про себя:-- сегодня вечеромъ происходитъ что-то необыкновенное. Я долженъ найдти средство удовлетворить своему любопытству. Теперь половина восьмаго; братъ Горанфло, вѣроятно, сидитъ въ гостинницѣ Рога-Изобилія; онъ, обыкновенно, ужинаетъ въ это время.

Шико оставилъ монаховъ и, пустивъ лошадь въ галопъ, вскорѣ доскакалъ до Сен-Жакской-Улицы, гдѣ насупротивъ Монастыря-Св.-Бенуа процвѣтала гостинница Рога-Изобилія.

Шико былъ знакомъ въ этой гостинницѣ не какъ обычный посѣтитель, но какъ одинъ изъ тѣхъ таинственныхъ гостей, которые оставляли по-временамъ золотую монету и часть своего ума въ заведеніи Клода Бономе. Такъ звали раздавателя даровъ Цереры и Бахуса, которые постоянно сыпались изъ знаменитаго миѳологическаго рога, служившаго вывѣской заведенію.

VI.

Читатель будетъ имѣть удовольствіе познакомиться съ братомъ Горанфло, о которомъ уже два раза было упомянуто въ нашемъ разсказѣ.

За прекраснымъ днемъ наступилъ прекрасный вечеръ; но такъ-какъ день былъ холодный, то вечеръ былъ еще холоднѣе. Подъ шляпами запоздалыхъ прохожихъ видѣнъ былъ паръ ихъ дыханія, освѣщаемый красноватымъ свѣтомъ факеловъ, шаги прохожихъ явственно слышались по мерзлой мостовой вмѣстѣ съ покрякиваньемъ, къ которому вынуждалъ холодъ. Однимъ словомъ, былъ одинъ изъ тѣхъ крѣпкихъ весеннихъ морозовъ, которые придаютъ двойную прелесть розовому цвѣту оконъ освѣщенныхъ гостинницъ.

Шико вошелъ въ общую залу, окинулъ взоромъ всѣ уголки и закоулки и, не находя между гостями того, кого искалъ, спокойно отправился въ кухню.

Хозяинъ заведенія былъ углубленъ въ благочестивое чтеніе возлѣ огромной сковороды, на которой шипѣло масло, въ ожиданіи мерлановъ, лежавшихъ наготовь на столѣ и усыпанныхъ густо мукою.

При входѣ Шико, Боном е поднялъ голову.

-- А! это вы, ваша милость, сказалъ онъ, закрывая книгу.-- Желаю вамъ добраго вечера и хорошаго аппетита.

-- Благодарю за двойное желаніе, хотя одна половина его такъ же выгодна для васъ, какъ пріятна для меня. Но это еще не рѣшеное дѣло.

-- Какъ не рѣшемое?

-- Да; вы знаете, что я не люблю ѣсть одинъ.

-- Если вашей милости будетъ угодно, сказалъ Бономе, приподнявъ зеленый колпакъ:-- такъ я отъужинаю съ вами.

-- Благодарю, любезный; хоть я и знаю, что вы славный собесѣдникъ, но я ищу...

-- Брата Горанфло, не такъ ли? спросилъ Бономе.

-- Именно, отвѣчалъ Шико:-- что онъ, принялся уже за свой ужинъ?

-- Нѣтъ еще, но все-таки совѣтую вамъ поторопиться.

-- Поторопиться?

-- Да, потому-что черезъ пять минутъ онъ кончитъ.

-- Братъ Горанфло не принимался еще за ужинъ, а вы говорите, что черезъ пять минутъ онъ кончитъ?

И Шико покачалъ головой въ знакъ недовѣрчивости.

-- Ваша милость, вѣроятно, изволили забыть, что сегодня середа, сказалъ Клодъ: -- и что завтра начинается постъ.

-- Такъ что же? сказалъ Шико съ видомъ, мало говорившимъ въ пользу религіозныхъ наклонностей брата Горанфло.

-- А! то-то и есть! возразилъ хозяинъ съ движеніемъ, которое, вѣроятно, означало: оно такъ, да я и самъ не понимаю этого.

-- Рѣшительно, въ подлунной машинѣ разстроился какой-нибудь механизмъ, сказалъ Шико.-- Можетъ ли быть, чтобъ братъ Горанфло проглотилъ свой ужинъ въ пять минутъ? Кажется, мнѣ сегодня суждено быть свидѣтелемъ разныхъ чудесъ.

И съ видомъ путешественника, вступающаго на незнакомую землю, Шико сдѣлалъ нѣсколько шаговъ къ небольшому отдѣльному кабинету со стекляяою дверью, завѣшенною занавѣской съ бѣлыми и розовыми клѣтками; онъ толкнулъ дверь и увидѣлъ въ этой комнаткѣ, при свѣтъ сальной свѣчи съ нагорѣвшей свѣтильной, почтеннаго женовефица, небрежно мѣшавшаго ложкой порцію шпината, варенаго въ водѣ и которому онъ старался придать болѣе сочности кускомъ сыра.

Между-тѣмъ, пока почтенный братъ углубленъ въ это занятіе съ гримасой, доказывавшей, что онъ не слишкомъ полагался на помощь сыра, мы постараемся представить его въ свѣтѣ, который вознаградитъ читателей за то, что они такъ долго были лишены удовольствія познакомиться съ нимъ.

Брату Горанфло было около тридцати-восьми лѣтъ; росту онъ былъ пяти футовъ. Этотъ низенькій ростъ вознаграждался, по словамъ самого брата, пропорціональностью формъ; то, чего ему не доставало въ вышину, онъ выгадывалъ въ ширину, потому-что въ плечахъ имѣлъ до трехъ футовъ ширины, что соотвѣтствуетъ, какъ всякому извѣстно, девяти футамъ въ объемѣ.

Въ центрѣ его геркулесовскихъ плечъ торчала воловья шея съ жилами толщиною въ палецъ. По несчастію, и шея была пропорціональна съ прочими частями тѣла, то-есть, была толста и коротка, что при первомъ слишкомъ-сильномъ волненіи угрожало брату Горанфло апоплексическимъ ударомъ. Но, сознавая этотъ недостатокъ и опасность, которой онъ его подвергалъ, достойный женовефицъ никогда не волновался; даже выраженіе неудовольствія, которое замѣтилъ Шико, вошедъ въ комнату, рѣдко появлялось на лицѣ брата Горанфло.

-- Эй, пріятель! что вы тутъ дѣлаете? вскричалъ Гасконецъ, смотря попеременно то на шпинатъ, то на Горанфло, то на нагорѣвшую свѣчу, то на кружку, наполненную водой, подкрашенной нѣсколькими каплями вина.

-- Какъ видите, братъ мой, ужинаю, отвѣчалъ Горанфло голосомъ звучнымъ и могущественнымъ, какъ колоколъ аббатства.

-- Да развѣ такъ ужинаютъ? Кто ѣстъ эту траву съ сыромъ? Полно! вскричалъ Шико.

-- Сегодня первая середа поста, надобно заботиться о спасеніи души, надобно поститься! отвѣчалъ Горанфло гнуся и поднявъ глаза къ небу.

Шико остолбенѣлъ. По выраженію лица его можно было угадать, что ему не разъ случалось видѣть, какъ Горанфло постился.

-- Въ которомъ же часу вы обѣдали?

-- Я не обѣдалъ, братъ мой, сказалъ монахъ, гнуся больше прежняго.

-- Да что вы гнусите? Не-ужь-то вы думаете, что я гнусить не умѣю? Посмотримъ, кто лучше... Коли вы не обѣдали, братъ, сказалъ Шико, въ-самомъ-дѣлѣ гнуся сильнѣе монаха:-- такъ чѣмъ же вы занимались?

-- Я сочинялъ рѣчь, отвѣчалъ Горанфло, гордо закинувъ голову.

-- О-го, вотъ какъ! а зачѣмъ?

-- Чтобъ произнести ее сегодня вечеромъ въ аббатствѣ.

-- Странно, подумалъ Шико: -- онъ будетъ говорить рѣчь... сегодня вечеромъ... странно!

-- Надобно поторопиться, сказалъ Горанфло, проглотивъ первую ложку шпината съ сыромъ:-- а не то слушатели мои разсердятся.

Шико вспомнилъ о безчисленномъ множествѣ монаховъ, входившихъ въ аббатство, и полагая, что герцогъ майеннскій, по всѣмъ вѣроятностямъ, былъ въ числѣ ихъ, изумился, что настоятель монастыря, Жозефъ Фулонъ, избралъ Горанфло, неотличавшагося ни малѣйшимъ краснорѣчіемъ, для произнесенія проповѣди предъ лотарингскимъ принцемъ и такимъ многочисленнымъ собраніемъ.

-- Будто-бы! сказалъ онъ: -- а въ которомъ часу вы будете проповѣдывать?

-- Отъ девяти до половины десятаго часа, братъ мой.

-- Э! теперь только три четверти девятаго; вы удѣлите мнѣ пять минутъ. Ventre de biche! Мы не видались цѣлую недѣлю.

-- Мы въ томъ не виноваты, братъ мой, сказалъ Горанфло:-- и смѣю надѣяться, это нисколько не вредитъ нашей дружбѣ. Ваша служба удерживаетъ васъ при особѣ нашего великаго короля Генриха III, да сохранитъ его Господь! Моя же приказываетъ мнѣ собирать подаянія и молиться; а потому не удивительно, что мы рѣдко видимся.

-- Да, отвѣчалъ Шико:-- но, corboeuf! тѣмъ болѣе мы должны веселиться, когда случай сводитъ насъ вмѣстѣ.

-- Да я очень-веселъ, сказалъ Горанфдо, сдѣлавъ плачевную мину:-- не смотря на то, я непремѣнно долженъ разстаться съ вами.

И онъ хотѣлъ встать.

-- Доѣшьте, по-крайней-мѣрѣ, эту траву, сказалъ Шико, опустивъ руку на плечо монаха и заставивъ его сѣсть.

Горанфло посмотрѣлъ на шпинатъ и вздохнулъ; потомъ глаза его обратились къ кружкѣ съ подкрашенной водой, и онъ невольно отвернулся.

Шико замѣтилъ, что это была удобная минута приступить къ аттакѣ.

-- Помните ли вы нашъ послѣдній обѣдъ? сказалъ онъ: -- у Монмартрскихъ-Воротъ, когда нашъ великій король Генрихъ III колотилъ себя и другихъ?.. Обѣдъ былъ чудесный, дичь славная, бургонское перваго сорта... какъ-бишь это вино называется? Да вы, кажется, и открыли его?

-- Это вино моей родины, отвѣчалъ Горанфло:-- изъ Романіи.

-- Да, да, помню; это молоко, которое вы сосали, родившись на свѣтъ, достойный сынъ мой!

Горанфло съ задумчивой улыбкой провелъ языкомъ по губамъ.

-- Каково было винцо, а? сказалъ Шико.

-- Хорошо, отвѣчалъ женовефецъ: -- да только оно бываетъ лучше.

-- То же самое утверждалъ на-дняхъ Клодъ Бономе, нашъ хозяинъ; онъ увѣряетъ, будто у него въ погребѣ есть пятьдесятъ бутылокъ этого винца, предъ которымъ вино его товарища, хозяина гостинницы близь Монмартрскихъ-Воротъ, просто вода!

-- Истинно такъ, сказалъ Горанфло.

-- Какъ? вскричалъ Шико: -- вы это знаете и пьете отвратительную подкрашенную воду, когда вамъ стояло только руку протянуть за бутылкой отличнѣйшаго вина? фи!

Схвативъ кружку съ водою, Шико бросилъ ее на полъ.

-- На все есть свое время, братъ мой, возразилъ Горанфло.-- Вино тогда хорошо, когда, напившись его, намъ нечего болѣе дѣлать, какъ прославлять Господа, создавшаго оное! Но когда проповѣдь впереди, такъ вода лучше и для вкуса, и для обычая: facunda est aqua.

-- Вздоръ! возразилъ Шико.-- Magis facundum est vinum, и, въ доказательство, скажу вамъ, что и мнѣ нужно произнести рѣчь, и что именно по этой причинѣ я прикажу себѣ подать бутылку вашего винца... да чего бы мнѣ съѣсть, Горанфло?

-- Чего хотите, только не шпината, отвѣчалъ монахъ: -- онъ никуда не годится.

-- Бррр! вскричалъ Шико, взявъ тарелку и поднося ее къ носу:-- бррр!

И, открывъ окно, онъ выкинулъ на улицу тарелку со шпинатомъ.

-- Хозяинъ! вскричалъ онъ.

Клодъ Бономе, вѣроятно подслушивавшій за дверью, въ то же мгновеніе явился на порогѣ.

-- Хозяинъ, сказалъ ему Шико: -- принеси мнѣ двѣ бутылки романейскаго вина; вѣдь ты хвалился имъ!

-- Двѣ бутылки, сказалъ Горанфло.-- Зачѣмъ? Я пить не стану.

-- Еслибъ я думалъ, что вы будете пить, такъ я велѣлъ бы принести четыре, шесть бутылокъ; я велѣлъ бы принести весь запасъ, какой есть у хозяина, сказалъ Шико.-- Но когда мнѣ приходится пить одному, такъ съ меня будетъ двухъ бутылокъ.

-- Точно, возразилъ Горанфло: -- двѣ бутылки очень-благоразумно, и если вы притомъ будете ѣсть постное, такъ духовнику вашему не за что будетъ побранить васъ.

-- Разумѣется, сказалъ Шико:-- фи! Кто станетъ ѣсть скоромное въ среду постомъ!

И, отправившись къ буфету, между-тѣмъ, какъ Бономе побѣжалъ за виномъ, Шико вытащилъ жирную пулярку.

-- Что вы тамъ дѣлаете? спросилъ Горанфло, съ невольнымъ участіемъ слѣдившій за всѣми движеніями Гасконца:-- что вы тамъ дѣлаете?

-- Какъ видите, овладѣваю карпомъ, чтобъ другой кто не перебилъ у меня. Въ постъ къ рыбѣ доступу нѣтъ.

-- Карпъ! рыба! вскричалъ Горанфло съ изумленіемъ.

-- Разумѣется, карпъ, отвѣчалъ Шико, сунувъ женовефецу подъ носъ жирную пулярку.

-- Это?

-- Ну, да, это.

-- Я давно ли у карпа клевъ? спросилъ монахъ.

-- Клевъ? спросилъ Гасконецъ:-- да гдѣ тутъ клевъ? просто рыбья головка!

-- А крылья? продолжалъ монахъ.

-- Это плавательныя перья.

-- А перья?

-- Это чешуя. Любезный Горанфло, вы пьяны.

-- Пьянъ! вскричалъ Горанфло:-- пьянъ!.. Что вы? Я ничего не ѣлъ, кромѣ шпината, и ничего не пилъ, кромѣ воды.

-- Такъ, значитъ, шпинатъ обременяетъ вашъ желудокъ, а вода бросается въ голову?

-- Да вотъ хозяинъ, сказалъ Горанфло: -- пусть онъ рѣшитъ, рыба это, или пулярка.

-- Пожалуй. Но пусть онъ сперва откупорить вино. Я хочу удостовѣриться, то ли вино принесъ онъ. Откупоривайте, Боном е.

Хозяинъ откупорилъ бутылку и налилъ полстакана Шико.

Шико проглотилъ вино и сталъ щелкать языкомъ.

-- Я плохой знатокъ и не имѣю рѣшительно никакой памяти на вина; не знаю, лучше оно или хуже того, что мы пили у Монмартрскихъ-Воротъ. Я даже не знаю, то ли оно.

Глаза Горанфло заблистали, когда онъ увидѣлъ бутылки.

-- Послушайте, братъ мой, сказалъ Шико, наливъ нѣсколько капель вина въ стаканъ монаха: -- ваше назначеніе помогать ближнимъ; помогите жь мнѣ узнать, точно ли это то вино, и хорошо ли оно?

Горанфло взялъ стаканъ, поднесъ ко рту и съ наслажденіемъ, по каплѣ, выпилъ.

-- То, совершенно то, отвѣчалъ онъ: -- но...

-- Но что?

-- Но вы мнѣ налили слишкомъ-мало; я не могу рѣшить хорошо ли оно.

-- Жаль! а мнѣ очень хочется знать достоинство этого вина, потому-что я не хочу, чтобъ меня обманывали. Еслибъ вамъ не нужно было говорить сегодня проповѣди, я попросилъ бы васъ выпить еще немножко.

-- Такъ и быть, изъ дружбы къ вамъ, сказалъ монахъ.

-- Вотъ люблю!

И онъ налилъ монаху полстакана.

Горанфло съ такимъ же почтеніемъ, какъ въ первый разъ, поднесъ стаканъ ко рту и сталъ пить съ такимъ же наслажденіемъ.

-- Это вино лучше, сказалъ онъ: -- гораздо-лучше, могу васъ увѣрить.

-- Э! да вы, я вижу, заодно съ хозяиномъ.

-- Знатокъ, отвѣчалъ Горанфло: -- съ перваго раза узнаётъ названіе вина, со второго -- качества его, а съ третьяго лѣта.

-- О, да! вскричалъ Шик о.-- Скажите мнѣ, пожалуйста, сколько лѣтъ этому вину?

-- Это не трудно, отвѣчалъ Горанфло, подставляя ему стаканъ:-- налейте мнѣ только двѣ капельки, и я скажу вамъ, сколько ему лѣтъ.

Шико до трехъ четвертей наполнилъ стаканъ; монахъ выпилъ его медленно, но не останавливаясь.

-- 1561-го! сказалъ онъ, поставивъ стаканъ на столъ.

-- Ахъ, ты Господи! сказалъ Бономе:-- именно такъ! 1561 года.

-- Братъ Горанфло, сказалъ Гасконецъ, поклонившись монаху:-- въ Римѣ поклоняются людямъ, которые не стоятъ вашего мизинца!

-- Привычка, сказалъ Горанфло съ скромностію.

-- И природныя дарованія, сказалъ Шико:-- а то, извините! съ одной привычкой далеко не уйдешь! Я самъ привыкъ пить, да все-таки не знаю толку въ винѣ... Но что вы дѣлаете?

-- Какъ видите, встаю.

-- Зачѣмъ?

-- Чтобъ идти въ собраніе.

-- Не отвѣдавъ моего карпа?

-- Ахъ, да! Мнѣ кажется, любезный братъ, что въ пищѣ вы знаете еще менѣе толкъ, чѣмъ въ питьѣ. Бопоме, что это за звѣрь?

И братъ Горанфло показалъ на предметъ спора.

Трактирщикъ съ изумленіемъ посмотрѣлъ на вопрошавшаго.

-- Да, прибавилъ Шико: -- скажите намъ, что это за звѣрь?

-- Вотъ вопросъ! что это за звѣрь? Разумѣется, пулярка.

-- Пулярка! съ изумленіемъ вскричалъ Шико.

-- И еще майская, прибавилъ Клодъ.

-- А что? спросилъ Горанфло торжествуя.

-- А то, что я, какъ кажется, не правъ, отвѣчалъ Шико: -- но такъ-какъ мнѣ ужасно хочется съѣсть эту пулярку и не оскоромиться, то удружите, любезный братъ, въ знакъ вашего расположенія, и магической силой обратите ее въ карпа.

-- Ха, ха, ха! засмѣялся Горанфло.

-- Нѣтъ, пожалуйста, серьёзно продолжалъ Шико: -- удружите, а не то оскоромишься!

-- Такъ и быть! отвѣчалъ Горанфло, увлеченный своею природною веселостью и виномъ, которое выпилъ почти на тощакъ.

И Шико налилъ женовефицу полный стаканъ. Первая бутылка опорожнилась.

-- Именемъ Бахуха, Момуса и Комуса, сказалъ Горанфло:-- будь ты карпомъ!

И онъ вспрыснулъ виномъ пулярку и девять разъ повторилъ свою формулу.

-- Теперь, сказалъ Гасконецъ, чокнувшись съ женовефицомъ: -- выпьемъ за здоровье превращеннаго; пусть хорошо изжарится и пусть искусство Клода Бономе увеличитъ и разовьетъ качества, дарованныя ему природою.

-- За его здоровье! вскричалъ Горанфло, громко захохотавъ и проглотивъ разомъ стаканъ вина: -- за его здоровье, morbleu!.. Славное вино!

-- Хозяинъ, сказалъ Шико:-- посадите немедленно этого карпа на вертелъ; поливайте его свѣжимъ тепленькимъ масломъ, въ которое прошу накрошить свинаго жира и шалотокъ; потомъ, когда онъ станетъ золотиться, то-есть, по-просту поджариваться, подавайте живѣе.

Горанфло не говорилъ ни слова, но взоромъ и легкимъ движеніемъ головы одобрялъ распоряженія Шико.

-- Теперь же, продолжалъ Шико: -- подайте намъ сардинокъ, да тунца. У насъ теперь постъ, хозяинъ, и я хочу слѣдовать наставленіямъ почтеннаго брата Горанфло. Да постойте, принесите еще двѣ бутылки романійскаго вина 1561 года.

Изъ кухни вскорѣ пронесся пріятный запахъ, производившій странное дѣйствіе на монаха. Онъ сталъ облизываться, но все-еще крѣпился и дѣлалъ усиліе, чтобъ встать съ мѣста.

-- Не-уже-ли, спросилъ Шико:-- вы хотите оставить меня одного въ рѣшительную минуту?

-- Что дѣлать! Надо идти, отвѣчалъ Гораифло, поднявъ глаза къ потолку съ видомъ нелицемѣрнаго сожалѣнія.

-- Однако, вы неосторожно поступаете, отправляясь говорить проповѣдь не закусивъ.

-- Отъ-чего же? проговорилъ монахъ.

-- Отъ-того, что у васъ будетъ одышка. Галліенъ сказалъ: Pulmo hominis facile deficit.

-- Увы! да, сказалъ Горанфло: -- я это не разъ испыталъ на себѣ; еслибъ у меня не было одышки, я былъ бы образцомъ краснорѣчія.

-- Вотъ вы сами сознаетесь! сказалъ Шико.

-- По счастію, отвѣчалъ Горанфло, опять усѣвшись на стулѣ:-- по счастію, у меня есть усердіе... рвеніе!

-- Да; но усердія и рвенія недостаточно; на вашемъ мѣстѣ я отвѣдалъ бы сардинокъ и выпилъ бы еще нѣсколько капель этого нектара.

-- Одну сардинку, отвѣчалъ Горанфло: -- и одинъ стаканъ.

Шико положилъ сардинку на тарелку монаха и налилъ ему стаканъ вина.

Горанфло съѣлъ сардинку и опорожнилъ стаканъ.

-- Ну, что? сказалъ Шико, который только потчивалъ монаха, а самъ ничего не ѣлъ и не пилъ: -- ну, что?

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, отвѣчалъ Горанфло: -- это немножко подкрѣпило меня.

-- Ventre de biche! вскричалъ Шико: -- если вамъ предстоитъ длинная проповѣдь, такъ вы должны подкрѣплять себя не немножко, а хорошенько; на вашемъ мѣстѣ, продолжалъ Гасконецъ: -- я бы съѣлъ пару плавательныхъ перьевъ этого карпа, потому-что если вы не закусите получше, такъ отъ васъ будетъ пахнуть виномъ. Merum sobrio male olet.

-- А, чортъ возьми! сказалъ Горанфло: -- вѣдь вы правду говорите.

Въ это время принесли пулярку; Шико отрѣзалъ одну изъ лапокъ, которыя онъ называлъ плавательными перьями, подалъ ее монаху и тотъ съ большимъ аппетитомъ съѣлъ ее.

-- Честное слово! вскричалъ Горанфло: -- это превкусная рыба.

Шико отрѣзалъ другую лапку и положилъ ее на тарелку пріятеля, между-тѣмъ, какъ самъ принялся за крылышко.

-- И славное вино, сказалъ Шико, откупоривая третью бутылку. Возбудивъ свой огромный аппетитъ, Горанфло не могъ уже остановиться; онъ съѣлъ вторую лапку, превратилъ прочую часть пулярки въ скелетъ и позвалъ Бономе.

-- Хозяинъ, сказалъ онъ: -- у меня пробудился аппетитъ; вы, кажется, хвастали, что у васъ есть славная яичница съ ветчинкой?

-- Конечно, есть, отвѣчалъ Шико:-- она уже заказана. Не правда ли, Боном е?

-- Какъ же, какъ же, сказалъ трактирщикъ, никогда не противоречившій своимъ покупателямъ, когда рѣчи ихъ клонились въ въ его пользу.

-- Такъ подавайте, подавайте, хозяинъ! сказалъ монахъ.

-- Черезъ пять минутъ будетъ готово, отвѣчалъ Клодъ, который, по знаку Шико, скоро выскочилъ изъ комнаты, чтобъ приготовить требуемое.

-- А! протяжно вздохнулъ Горанфло, опустивъ на столъ свой огромный кулакъ, вооруженный вилкой:-- теперь легче.

-- Не правда ли?

-- Да; и еслибъ яичница была готова, такъ я проглотилъ бы ее разомъ, точно такъ, какъ разомъ проглочу этотъ стаканъ вина.

И съ сверкающими отъ жадности взорами, монахъ проглотилъ четверть третьей бутылки.

-- Но скажите, спросилъ Шико:-- развѣ вы были нездоровы?

-- Не нездоровъ, а глупъ, пріятель! отвѣчалъ Горанфло: -- эта проклятая рѣчь измучила меня; я сочинялъ ее три дня.

-- Должно быть, она чудесна?

-- Великолѣпна!

-- Скажите мнѣ нѣсколько словъ изъ нея въ ожиданіи яичницы.

-- Вотъ-еще! вскричалъ Горанфло: -- кто станетъ говорить рѣчи за столомъ? Гдѣ ты это видалъ, шутъ? Не у твоего ли господина, при дворѣ?

-- При дворѣ короля Генриха -- да хранитъ его Господь!-- произносятъ славныя рѣчи! сказалъ Шико, приподнявъ шляпу.

-- А о чемъ толкуютъ эти рѣчи?

-- О добродѣтели.

-- Да, да, вскричалъ монахъ, опустившись на спинку стула: -- тѣмъ болѣе, что твой король Генрихъ III ужасно добродѣтеленъ!

-- Не знаю, добродѣтеленъ ли онъ, сказалъ Шико:-- но я знаю, что мнѣ ни разу ни отъ чего не случалось краснѣть при дворѣ,

-- Повѣрю! сказалъ монахъ:-- ты, я думаю, давно уже разучился краснѣть, развратникъ!

-- Что? я развратникъ! вскричалъ Шико: -- да я олицетворенная воздержность и умѣренность! Я слѣдую за всѣми процессіями, соблюдаю всѣ посты...

-- Да, ты! слуга Сардананала, Навуходоносора, Ирода! Процессіи ваши лицемѣрны, посты не безкорыстны. По счастію, мы узнали твоего короля Генриха III!

И, вмѣсто рѣчи, которой онъ не хотѣлъ говорить шуту, Горанфло запѣлъ во все горло слѣдующую пѣсенку:

Le roi, pour avoir de l'argent,

А fait le pauvre et l'indigent

Et l'hypocrite;

Le grand pardon il а gagné

Au pain, à l'eau et à jeun

Comme un ermite;

Mais Paris, qui le connaît Lien,

Ne fui voudra plus prêter rien

A sa requête;

Car il а déjà tant prêté

Qu'il а de lui dire arrêté:

-- Allez en quête (*).

(*) Король, чтобъ деньги получить, прикидывался бѣднымъ, нищимъ и лицемѣрилъ; прощеніе онъ получилъ постясь на хлѣбѣ, на водѣ, какъ отшельникъ; но Парижъ теперь его узналъ и не даетъ больше ничего; Парижъ ужь столько давалъ, что рѣшился ему отвѣчать: "Ступайте собирать подаяніе".

-- Браво! вскричалъ Шико: -- браво!-- Потомъ прибавилъ про себя: -- коли, запѣлъ, такъ скоро и заговоритъ.

Въ это время явился Бономе съ яичницей въ одной и двумя бутылками въ другой рукѣ.

-- Неси, неси! закричалъ Горанфло, улыбнувшись и открывъ ротъ до ушей.

-- Но, другъ мой, замѣтилъ Шико: -- вы забываете, что вамъ надобно говорить рѣчь.

-- Она здѣсь! отвѣчалъ монахъ, хлопнувъ широкою ладонью по лбу, до котораго начинала уже разливаться краска, выступившая на щекахъ его.

-- Въ половинѣ десятаго, прибавилъ Шико.

-- Я солгалъ, сказалъ монахъ: -- omuis homo mendax, confiteor.

-- А въ которомъ же часу?

-- Въ десять.

-- Въ десять? Я думалъ, что аббатство запираютъ въ девять.

-- Пускай запираютъ! отвѣчалъ Горанфло, любуясь рубиновымъ цвѣтомъ вина и поднося стаканъ къ свѣчѣ: -- пускай запираютъ; у меня свой ключъ.

-- Ключъ отъ воротъ аббатства? вскричалъ Шико: -- не-уже-ли?

-- Онъ здѣсь, отвѣчалъ Горанфло, ударивъ по карману.

-- Не можетъ быть, сказалъ Шико:-- я знаю монастырскія постановленія; я былъ на покаяніи въ трехъ монастыряхъ. Ключа отъ воротъ не повѣрятъ простому монаху.

-- Вотъ онъ, отвѣчалъ Горанфло, опрокинувшись на стулѣ и съ громкимъ смѣхомъ показывая Шико монету.

-- Деньги? А, понимаю! вскричалъ Шико.-- Вы подкупаете брата-привратника, чтобъ возвращаться домой въ непозволенные часы. О, несчастный грѣшникъ!

Ротъ Горанфло опять расширился до ушей съ сладкой улыбкой человѣка, на котораго начинаютъ дѣйствовать винные пары.

-- Suflicit... пробормоталъ онъ.

Онъ хотѣлъ уже спрятать монету въ карманъ, но Шико остановилъ его.

-- Постойте, постойте, сказалъ онъ.-- Какая странная монета!

-- Съ изображеніемъ еретика, сказалъ Горанфлсь -- За то она и просверлена на томъ мѣстѣ, гдѣ должно быть сердце.

-- Точно, точно, проговорилъ Шико, разсматривая монету.

-- Кинжаломъ въ грудь, бормоталъ Горанфло: -- смерть еретику! Тому, кто убьетъ еретика, прощаются всѣ грѣхи!.. Я самъ отдаю ему свой уголокъ въ раю.

-- А-га! подумалъ Шико:-- дѣло начинаетъ объясняться; только онъ еще не довольно-пьянъ.

И онъ опять наполнилъ стаканъ монаха.

-- Да, сказалъ онъ вслухъ: -- смерть еретику и виватъ католикамъ!

-- Виватъ православнымъ! сказалъ Горанфло, залпомъ опорожнивъ стаканъ: -- виватъ!

-- Слѣдовательно, сказалъ Шико, который, при видѣ монеты, вспомнилъ о братѣ-привратникѣ, внимательно разсматривавшемъ руки монаховъ, сходившихся со всѣхъ сторонъ къ воротамъ аббатства: -- слѣдовательно, вы покажете эту монету брату-привратнику и...

-- И онъ меня впуститъ, дополнилъ Горанфло.

-- Не говоря ни слова?

-- Я пройду съ этой монетой въ аббатство точно такъ же свободно, какъ это вино проходитъ въ мое горло.

И женовефицъ выпилъ еще стаканъ вкуснаго вина.

-- Peste! сказалъ Шико: -- если сравненіе вѣрно, такъ вы въ-самомъ-дѣлѣ пройдете какъ ни въ чемъ не бывали.

-- То-есть... вотъ какъ... бормоталъ Горанфло совершенно-пьяный:-- то-есть такъ... что брату Горанфло настежь отворятъ... объ половинки... воротъ... то-есть вотъ какъ!

-- И вы будете говорить рѣчь?

-- И буду говорить рѣчь, отвѣчалъ женовефецъ.-- Видишь ли, какъ это дѣлается: вотъ, на-примѣръ, вхожу... слушаешь ли ты, Шико?

-- Еще бы! обоими ушами.

-- Ну, такъ слушай же... обоими ушами. Вхожу... знаешь, вхожу. Собраніе большое... избранное; и есть бароны, есть и графы, есть даже герцоги...

-- Чего добраго, и принцы?

-- И принцы, отвѣчалъ монахъ:-- ты угадалъ... и принцы; знай нашихъ! Я съ покорностью вхожу къ вѣрнымъ членамъ союза...

-- Къ вѣрнымъ членамъ союза? повторилъ Шико: -- что это за союзъ?

-- Не мѣшай; вхожу къ вѣрнымъ... членамъ союза; зовутъ брата Горанфло; я выхожу впередъ...

Съ этими словами, монахъ всталъ.

-- Вы выходите впередъ? повторилъ Шико.

-- Выхожу впередъ, продолжалъ Горанфло, стараясь исполнить то, что говорилъ; но едва онъ ступилъ шагъ, какъ наткнулся на уголъ стола и повалился на полъ.

-- Браво! сказалъ Шико, подымая его и сажая на стулъ: -- вы выходите впередъ, кланяетесь собранію и говорите...?

-- А вотъ врешь! Не знаешь... такъ и не толкуй. Я ничего не говорю... друзья говорятъ...

-- Что же они говорятъ?

-- Друзья говорятъ: "Братъ Горанфло, говорите рѣчь! Говорите, достойный нашъ союзникъ, братъ Горанфло!"

И женовефицъ гордо произнесъ свое имя.

-- Достойный союзникъ? повторилъ Шико про-себя: -- какую тайну откроетъ мнѣ это вино?

-- И я начинаю...

Женовефицъ всталъ, закрылъ глаза и прислонился къ стѣнѣ: онъ былъ мертвецки-пьянъ.

-- Вы начинаете? повторилъ Шико, поддерживая его.

-- Я начинаю: "Братія, сегодня великій день для вѣры... братія, сегодня чрезвычайно-великій день для вѣры, право... право... славно..."

Послѣ этихъ словъ, Горанфло сталъ повторять несвязные звуки, и Шико увидѣлъ, что отъ него ничего нельзя было болѣе добиться, а потому пересталъ поддерживать его.

Братъ-Горанфло, хранившій равновѣсіе только при помощи Шико, повалился вдоль стѣны, какъ неплотно-приставленное бревно, и ногами толкнулъ столъ, съ котораго упало нѣсколько пустыхъ бутылокъ.

-- Аминь! сказалъ Шико.

Почти въ то же мгновеніе окна маленькой комнатки задрожали отъ громоподобнаго храпѣнія женовефица.

-- Прекрасно, сказалъ Шико:-- лапки пулярки исполнили свое дѣло. Пріятель мой проспитъ двѣнадцать часовъ безъ просыпа, и я смѣло могу раздѣть его.

Разсудивъ, что не должно было терять времени, Шико развязалъ тесемки чернаго кафтана монаха и, поворотивъ Горанфло какъ мѣшокъ съ орѣхами, стащилъ съ него кафтанъ, завернулъ его самого въ скатерть, повязалъ ему голову салфеткой и, спрятавъ кафтанъ подъ плащъ, вышелъ въ кухню.

-- Хозяинъ, сказалъ онъ Бономе, отдавая ему золотую монету: -- вотъ вамъ за ужинъ; вотъ еще монета за то, чтобъ вы поберегли мою лошадь, которую оставлю у васъ, а вотъ еще за то, чтобъ не будили бѣднаго брата Горанфло, который спитъ сномъ праведника.

-- Ладно, ладно! отвѣчалъ трактирщикъ, вполнѣ довольный щедрой платой:-- все будетъ исполнено... не безпокойтесь, мосьё Шико.

Послѣ этихъ словъ, Шико вышелъ, и съ легкостью серны, съ хитростью лисицы, добѣжалъ до Сент-Этьеиской-Улицы, гдѣ, взявъ въ правую руку монету, накинулъ на себя кафтанъ монаха и въ три четверти десятаго, не безъ нѣкотораго сердечнаго волненія, подошелъ къ воротамъ Монастыря-Святой-Женевьевы.

VII.

Какъ Шико замѣтилъ, что легче было войдти въ СкитЖеневьевское-Аббатство, нежели выйдти изъ него.

Надѣвая платье монаха, Шико изъ предосторожности подложилъ подъ плечи свой плащъ, чтобъ казаться толще; борода была у него того же цвѣта, какъ у Горанфло, и хотя онъ родился на берегахъ Гаронны, а женовефецъ на берегахъ Саоны, однакожь Шико такъ часто передразнивалъ голосъ монаха, что удивительнымъ-образомъ научился подражать ему. Всѣмъ извѣстно, что монаха, закрытаго капюшономъ, можно узнать только по бородѣ, да по голосу.

Братъ-привратникъ готовился уже запирать ворота, когда къ нимъ подошелъ Шико. Гасконецъ показалъ просверленную монету и былъ немедленно впущенъ. Передъ нимъ прошли два монаха; онъ послѣдовалъ за ними и вошелъ въ капеллу, въ которой часто бывалъ съ королемъ.

Генрихъ III всегда особенно покровительствовалъ Сент-Женевьевскому-Аббатству.

Капелла была построена въ одиннадцатомъ или двѣнадцатомъ столѣтіи, и, какъ всѣ капеллы того времени, имѣла хоры, подъ которыми находился склепъ или подземная церковь. По этой причинѣ хоры были восемью или десятью футами выше церковной трапезы; на хоры вели двѣ боковыя лѣстницы, между которыми была желѣзная дверь, ведшая изъ трапезы въ склепъ; за дверью шла внизъ лѣстница.

На хорахъ, занимавшихъ боковыя стороны церкви по сторонамъ алтаря, украшеннаго образомъ святой Женевьевы, работы живописца Россо, стояли статуи Кловиса и Клотильды.

Три лампы освѣщали капеллу; одна изъ нихъ висѣла посреди хоровъ, другія двѣ были повѣшены на равномъ другъ отъ друга разстояніи въ трапезной.

Этотъ скудный свѣтъ придавалъ еще большую торжественность церкви, какъ-бы удвоивая ея размѣры, потому-что воображеніе могло продолжить до безконечности части, терявшіяся во мракѣ.

Глаза Шико не съ разу привыкли къ темнотѣ; чтобъ скорѣе приглядѣться, онъ сталъ считать монаховъ. Ихъ было сто-двадцать въ трапезѣ, и двѣнадцать на хорахъ, всего сто-тридцать-два человѣка. Двѣнадцать монаховъ, находившихся на хорахъ, были разставлены въ рядъ предъ алтаремъ и какъ-бы служили стражей для защиты дарохранительницы.

Шико съ удовольствіемъ замѣтилъ, что онъ пришелъ не послѣдній къ тѣмъ, которыхъ Горанфло называлъ "братьями союза". За нимъ вошли еще три монаха въ широкихъ сѣрыхъ рясахъ: они стали передъ тѣмъ рядомъ, о которомъ мы уже упомянули.

Маленькій служка, котораго Шико сначала не замѣтилъ, обошелъ капеллу, чтобъ осмотрѣть, всѣ ли были по мѣстамъ; потомъ пошелъ къ одному изъ трехъ монаховъ, прибывшихъ послѣ Шико, и сталъ что-то говорить ему.

-- Насъ сто-тридцать-шесть человѣкъ, сказалъ этотъ монахъ громкимъ, звучнымъ голосомъ:-- это Божье число.

Въ то же мгновеніе, сто-двадцать монаховъ, находившихся въ трапезной, разошлись и заняли мѣста на стульяхъ и скамьяхъ. Шумъ тяжелыхъ желѣзныхъ затворовъ и скрипъ петлей, послышавшійся вслѣдъ за тѣмъ, возвѣстилъ о томъ, что запирались массивныя двери.

Хотя Шико былъ не трусливъ, однакожь сердце его сильно забилось при этомъ шумѣ. Чтобъ прійдти въ себя, онъ сѣлъ въ тѣни за каѳедрой, откуда могъ видѣть трехъ монаховъ, казавшихся главными лицами этого собранія.

Имъ принесли кресла, и они усѣлись на нихъ, точно судьи. Монахи, стоявшіе за ними, не садились.

Когда шумъ отъ запиравшихся дверей и усаживанья монаховъ утихъ, ударилъ три раза маленькій колоколъ.

Это былъ, вѣроятно, знакъ возстановленія тишины, потому-что при первыхъ двухъ ударахъ раздалось продолжительное тсс!, а при третьемъ наступила глубокая тишина.

-- Братъ Монсоро, сказалъ тотъ же монахъ, который уже говорилъ:-- какія вѣсти принесли вы союзу изъ Анжу?

Два обстоятельства обратили на себя вниманіе Шико: первое -- звучный, громкій голосъ говорившаго, которому было приличнѣе выходить изъ-подъ забрала шлема на полѣ битвы, нежели изъ-подъ монашескаго капюшона въ церкви; второе -- имя Монсоро, недавно появившагося при дворѣ, гдѣ, какъ мы уже сказали, онъ произвелъ непріятное впечатлѣніе.

Монахъ высокаго роста, въ рясѣ съ угловатыми складками, вышелъ изъ среды братій и смѣлымъ, твердымъ шагомъ взошелъ на каѳедру.

Шико тщетно старался разсмотрѣть его лицо.

-- Тѣмъ лучше, подумалъ онъ:-- если я не увижу ничьего лица, то, по-крайней-мѣрѣ, и моего не увидятъ.

-- Братія, произнесъ человѣкъ, по первымъ звукамъ голоса котораго онъ узналъ обер-егермейстера: -- извѣстія изъ анжуйской провинціи неблагопріятны, не потому, чтобъ мы не встрѣчали тамъ единомышленниковъ, но потому-что не имѣемъ тамъ представителей. Распространеніе союза въ этой провинціи было возложено на барона де-Меридора; но этотъ старецъ, опечаленный недавнею смертію своей дочери, пренебрегъ дѣлами святой лиги, и мы ничего не можемъ ожидать отъ него, пока онъ не утѣшится. Что касается до меня, то я пріобрѣлъ трехъ новыхъ членовъ обществу и, согласно постановленію, опустилъ имена ихъ въ церковную кружку. Пусть совѣтъ рѣшитъ, могутъ ли эти три новые брата,-- за которыхъ я, впрочемъ, отвѣчаю какъ за самого-себя,-- сдѣлаться членами союза.

Одобрительный ропотъ пробѣжалъ по рядамъ монаховъ; братъ Монсоро воротился уже на свое мѣсто, а ропотъ все еще не утихъ.

-- Братъ ла-Гюрьеръ, продолжалъ тотъ же монахъ, который, казалось, по произволу вызывалъ вѣрныхъ: -- скажите намъ, что вы сдѣлали въ Парижѣ?

Другой монахъ, также съ опущеннымъ капюшономъ, взошелъ на каѳедру.

-- Братія, сказалъ онъ:-- всѣмъ вамъ извѣстна моя преданность каѳолической вѣрѣ; я на дѣлѣ доказалъ ее въ тотъ день, въ тотъ великій день, когда наша вѣра восторжествовала. Да, братія, съ этого дня я сдѣлался однимъ изъ пламеннѣйшихъ приверженцевъ нашего великаго Генриха де-Гиза, и отъ самого г. де-Бема, -- да благословитъ его Господь!-- получилъ приказанія, которыя ему угодно было дать мнѣ, и которыя я выполнялъ съ такою ревностью, что хотѣлъ даже убить собственныхъ постояльцовъ своихъ. Эта преданность къ нашей святой вѣрѣ доставила мнѣ надзоръ за кварталомъ, и, смѣю сказать, это весьма-важное обстоятельство для нашей цѣли. Благодаря званію надзирателя, я могъ узнать и записать имена всѣхъ еретиковъ квартала Сен-Жермен-л'Оксерруа, въ которомъ по-прежнему содержу гостинницу, въ Улицѣ-Арбр-Секъ, куда и приглашаю васъ, о братія!.. Конечно, я уже не столько жажду крови гугенотовъ, какъ въ прежнія времена, но не могу скрыть отъ себя настоящей цѣди нашего святаго союза.

-- Надобно прислушать, подумалъ Шико: -- этотъ ла-Гюрьеръ былъ, если не ошибаюсь, страшный преслѣдователь еретиковъ, и онъ долженъ знать всѣ подробности лиги...

-- Говорите, говорите, произнесло нѣсколько голосовъ.

Ла-Гюрьеръ, весьма-довольный случаемъ развить свои ораторскія способности, которыя онъ считалъ въ себѣ врожденными, поправился, прокашлялся и продолжалъ:

-- Если я не ошибаюсь, братія, такъ насъ въ эту минуту занимаетъ не одно истребленіе частныхъ ересей. Добрый Французскій народъ долженъ убѣдиться, что никогда не встрѣтитъ еретиковъ между королями, которымъ суждено управлять имъ. Позвольте же спросить васъ, братія, въ какомъ положеніи дѣла? Францискъ II, обѣщавшій сдѣлаться ревностнымъ защитникомъ вѣры, умеръ бездѣтенъ. Карлъ IX, бывшій ревностнымъ католикомъ, умеръ бездѣтенъ. Король Генрихъ III, о вѣрованіяхъ и дѣйствіяхъ котораго судить мнѣ не подобаетъ, -- умретъ, вѣроятно, не оставивъ наслѣдника; слѣдовательно, остается герцогъ анжуйскій, у котораго не только нѣтъ дѣтей, но который, кромѣ того, весьма-слабо преданъ святой лигѣ.

Нѣсколько голосовъ, и между ними голосъ обер-егермейстера, прервали слова оратора.

-- Отъ-чего же? Почему вы говорите, что онъ слабо преданъ? Какой поводъ подалъ принцъ къ этому обвиненію?

-- Я говорю, что онъ слабо преданъ, потому-что до-сихъ-поръ онъ не вступилъ еще въ члены святой лиги, хотя знаменитый братъ Монсоро обѣщалъ намъ это отъ его имени.

-- А кто вамъ говоритъ, что онъ не вступилъ въ члены, вскричалъ голосъ Монсоро: -- если я самъ объявилъ, что представилъ сегодня новыхъ членовъ? Пока имена ихъ сдѣлаются извѣстными, вы никого не имѣете права обвинять.

-- Справедливо, отвѣчалъ ла-Гюрьеръ:-- я подожду еще; но герцогъ анжуйскій смертенъ; члены рода его недолговѣчны,-- у него нѣтъ дѣтей... Кто же послѣ него вступитъ на престолъ? Самый свирѣпѣйшій изъ гугенотовъ, ренегатъ, отступникъ, Навуходоносоръ!..

При этихъ словахъ, не ропотъ, а бѣшеныя рукоплесканія покрыли голосъ оратора.

-- Генрихъ-Беарискій, противъ котораго преимущественно составленъ союзъ нашъ; Генрихъ-Беарискій, который является въ то самое время въ Парижѣ, когда всѣ воображаютъ, что онъ погрязъ въ своихъ любовныхъ интригахъ въ По или въ Тарбѣ!

-- Онъ въ Парижѣ? вскричало нѣсколько голосовъ: -- въ Парижѣ? Не можетъ быть!

-- Онъ былъ въ Парижѣ, вскричалъ ла-Гюрьеръ:-- въ ту самую ночь, когда была умерщвлена госпожа де-Совъ; онъ, быть-можетъ, и теперь еще въ столицѣ.

-- Смерть Беарнцу! вскричали нѣкоторые голоса.

-- Да, конечно, смерть! закричалъ ла-Гюрьеръ: -- и еслибъ онъ когда-нибудь остановился въ моей гостинницѣ la Belle-Etoile, я ручаюсь за себя... да не остановится! Въ одинъ и тотъ же капканъ два раза не поймаешь одной и той же лисицы. Онъ остановится у кого-нибудь изъ своихъ друзей, потому-что у этого еретика есть друзья. Да, братія, и число этихъ-то друзей мы должны стараться уменьшить по-воможности. Нашъ союзъ святъ, наша лига благородна; ее освятилъ, благословилъ, утвердилъ самъ святѣйшій папа Григорій III. Итакъ я требую, чтобъ вы перестали хранить нашъ союзъ втайнѣ; пусть надзирателямъ за частями и кварталами будутъ розданы списки, и пусть они отправляются съ ними по домамъ приглашать добрыхъ гражданъ къ подпискѣ. Тѣ, которые подпишутъ, будутъ нашими друзьями; тѣ, которые откажутся, будутъ нашими врагами, и если вторая варѳоломеевская ночь окажется необходимою, мы повторимъ ее!

Раздался громъ рукоплесканій; потомъ, когда волненіе утихло, опять послышался звучный голосъ перваго монаха, который сказалъ:

-- Святой союзъ благодаритъ брата ла-Гюрьера за его усердіе и принимаетъ предложеніе его къ соображенію; оно будетъ разсмотрѣно въ высшемъ совѣтѣ.

Рукоплесканія усилились. Ла-Гюрьеръ поклонился нѣсколько разъ, чтобъ благодарить собраніе и, сошедши съ каѳедры, сѣлъ на прежнее мѣсто согбенный подъ громадностью торжества своего.

-- А-га! подумалъ Шико: -- я начинаю понимать дѣло. На православіе моего пріятеля Генриха III менѣе полагаются, нежели на православіе брата его Карла IX и господъ Гизовъ. Не удивительно! потому-что самъ герцогъ майеннскій запутанъ въ это дѣло. Господа Гизы хотятъ составить въ государствѣ маленькое отдѣльное общество, начальниками котораго хотятъ быть сами; великій Генрихъ, полководецъ, будетъ управлять арміей; толстый Майеннъ завладѣетъ гражданами; знаменитый кардиналъ сдѣлается главой церкви, и въ одно прекрасное утро мой пріятель Генрихъ увидитъ, что у него остались однѣ четки, съ которыми его попросятъ удалиться въ какой-нибудь монастырь. Умно придумано! Ахъ да!.. а герцогъ анжуйскій? Чортъ возьми, что останется герцогу анжуйскому?

-- Братъ Горанфло! произнесъ тотъ же монахъ, который вызывалъ уже обер-егермейстера и ла-Гюрьера.

Отъ-того ли, что онъ былъ слишкомъ занятъ собственными размышленіями, или отъ-того, что не привыкъ еще отвѣчать на имя монаха, одеждой котораго завладѣлъ, но Шико не отвѣчалъ.

-- Братъ Горанфло! произнесъ служка такимъ рѣзкимъ и тоненькимъ голосомъ, что Шико вздрогнулъ.

-- О-го! проговорилъ онъ:-- точно женскій голосокъ зоветъ брата Горанфло. Не-уже-ли въ этомъ почтенномъ собраніи участвуетъ и прекрасный полъ?

-- Братъ Горанфло, повторилъ тотъ же тоненькій голосокъ: -- гдѣ вы?

-- Ахъ, чортъ возьми! проворчалъ Шико: -- вѣдь Горанфло-то я; совсѣмъ изъ ума вонъ!

Потомъ, гнуся изо всѣхъ силъ, онъ отвѣчалъ вслухъ:

-- Здѣсь, здѣсь! Я былъ погруженъ въ глубокія размышленія, пробужденныя во мнѣ рѣчью брата ла-Гюрьера, и потому не слышалъ, что меня звали.

Опять послышался одобрительный ропотъ въ пользу ла-Гюрьера, слова котораго отзывались еще во всѣхъ сердцахъ; этотъ ропотъ далъ Шико время приготовиться.

Шико могъ бы, скажутъ, не отвѣчать на зовъ главнаго монаха, такъ-какъ всѣ сидѣли съ опущенными капюшонами. Но просимъ читателей вспомнить, что присутствующіе были сочтены; слѣдовательно, они знали и ждали другъ друга; и отсутствіе одного брата, между-тѣмъ, какъ счетомъ всѣ были тутъ, заставило бы ихъ поднять капюшоны, и тогда Шико былъ бы въ великой опасности.

Онъ не колебался ни минуты, всталъ, поднялъ плечи, взошелъ на каѳедру и еще ниже опустилъ капюшонъ.

-- Братія! сказалъ онъ, удивительно-вѣрно подражая голосу монаха:-- я, какъ вамъ извѣстно, собиратель милостыни въ этомъ монастырѣ и, слѣдовательно, имѣю возможность входить во всѣ жилища здѣшнихъ прихожанъ. Пользуюсь этимъ правомъ ради православной церкви.

"Братія!" продолжалъ онъ, припоминая первыя слова рѣчи Горанфло, прерванной такъ жестоко крѣпкимъ сномъ, которымъ онъ и теперь еще наслаждался: "братія, сегодня великій день для вѣры православной! Мы въ домѣ Всевышняго, о братія, и потому будемъ говорить откровенно.

"Что такое Французское Королевство? Тѣло. Это сказалъ св. Августинъ: Ornais civitas corpus est -- "Всякгіі градъ т ѣ ло есть". Какое же первое условіе спасенія тѣла? Здоровье. Чѣмъ можно сохранять здоровье тѣла? Осторожными кровопусканіями въ случаѣ избытка силъ. Несомнѣнно, что враги каѳолической церкви слишкомъ усилились, потому-что мы опасаемся ихъ: слѣдовательно, надо еще разъ пустить кровь громадному тѣлу, называемому обществомъ; это повторяютъ мнѣ каждый день прихожане, отъ которыхъ я приношу въ монастырь молоко, яйца, ветчину и деньги."

Это начало рѣчи Шико произвело сильное впечатлѣніе на слушателей.

Шико обождалъ, чтобъ одобрительный ропотъ, возбужденный его словами, затихъ, и продолжалъ:

-- Мнѣ, можетъ-быть, скажутъ, что церковь не любитъ проливать крови: ecclesia abhorret a sanguine, продолжалъ онъ.-- Но замѣтьте хорошенько слѣдующее: богословъ не объясняетъ къ какой крови церковь питаетъ отвращеніе. Я готовъ прозакладовать вола на яйцо, что онъ говоритъ не о крови еретиковъ. И точно: Fons mains, corruptorum sanguis hereticorum autem pessimus!.. Но вотъ еще другой аргументъ, братія: я сказалъ "церковь". Но мы не всѣ принадлежимъ къ церкви. Братъ Монсоро, который сейчасъ говорилъ такъ краснорѣчиво, вѣроятно, опоясанъ и теперь ножомъ обер-егермейстера. Братъ ла-Гюрьеръ ловко управляетъ вертеломъ: veru agreste, lethiferum tarnen instrumentum. Я самъ, о братія, я самъ, Жакъ-Непомюсенъ Горанфло, носилъ оружіе въ Шампаньи и жегъ гугенотовъ въ ихъ молельняхъ. Кажется, и этого было довольно съ меня, чтобъ попасть въ рай; но внезапно въ совѣсти моей пробудилось сомнѣніе: прежде, чѣмъ мы сожгли гугенотовъ, мы немножко ограбили ихъ. Кажется, это испортило нашъ великодушный поступокъ... по-крайней-мѣрѣ, такъ увѣрялъ духовникъ мой... Въ-слѣдствіе этого, я поспѣшилъ постричься въ монахи и, чтобъ смыть съ себя пятно, положенное на меня еретиками, я съ той минуты далъ обѣтъ провесть остатокъ дней моихъ въ воздержаніи и знаться только съ добрыми католиками.

Вторая часть рѣчи оратора понравилась не менѣе первой, и всѣ удивлялись, какими непостижимыми путями совершилось обращеніе брата Горанфло.

Къ одобрительному ропоту присовокупились нѣкоторыя рукоплесканія. Шико скромно раскланялся во всѣ стороны и продолжалъ:

-- Теперь намъ остается поговорить о начальникахъ, которыхъ мы избрали себѣ, и о которыхъ мнѣ, недостойному женовефецу, кажется, есть что сказать. Конечно, похвально, въ-особенности осторожно, пробраться ночью, въ монашескомъ одѣяніи, въ капеллу, чтобъ слышать рѣчь брата Горанфло; но мнѣ кажется, что этимъ не должна ограничиться обязанность высокихъ Сановниковъ. Такая осторожность заставляетъ окаянныхъ гугенотовъ смѣяться надъ нами, долгъ справедливости заставляетъ сказать, что они насъ не боятся, потому-что они суровы на словахъ, храбры на дѣлѣ... Я требую, чтобъ и мы поступали болѣе-достойнымъ образомъ, какъ люди благородные, стремящіеся... Къ чему мы стремимся? къ истребленію ереси?.. Да; но тутъ скрываться не за чѣмъ! Не скрываться должны мы, а открыто выйдти на улицу, благочестивымъ шествіемъ, и пусть солнечный свѣтъ играетъ на вашихъ блестящихъ оружіяхъ!.. Зачѣмъ же мы дѣйствуемъ, какъ тати ночные?...

"Все это прекрасно, отвѣтите вы, но кто первый подастъ примѣръ? Кто?.. Я!.. я, Жакъ-Непомюсенъ Горанфло, я, недостойный братъ ордена Св. Женевьевы, скромный и покорный собиратель милостыни; я облекусь, если вамъ угодно, въ стальную кирассу, надѣну на голову шлемъ, возьму мушкетъ въ руки и пойду передъ добрыми католиками, хоть бы только для того, чтобъ пристыдить начальниковъ, которые скрываются, какъ-будто-бы дѣло шло не о защищеніи церкви, а о какой-нибудь трактирной ссорѣ!.."

Рѣчь Шико, согласовавшаяся съ мнѣніемъ многихъ изъ членовъ лиги, невидѣвшихъ надобности скрываться, а желавшихъ идти прямо къ цѣли, которая, шесть лѣтъ назадъ, была достигнута варѳоломеевскою ночью,-- рѣчь эта произвела въ большей части слушателей пылкій восторгъ, и они закричали въ одинъ голосъ:

-- Виватъ! да здравствуетъ церковь! Виватъ храброму брагу Горанфло! Будемъ дѣйствовать открыто!.. открыто!..

Энтузіазмъ былъ тѣмъ пламеннѣе, что усердіе почтеннаго брата впервые являлось въ такомъ свѣтѣ. Ближайшіе друзья дотолѣ считали его человѣкомъ ревностнымъ, безъ всякаго сомнѣнія, но вмѣстѣ съ тѣмъ осторожнымъ, удерживаемымъ въ границахъ благоразумія чувствомъ самосохраненія. Но вдругъ братъ Горанфло выступилъ какъ-бы въ боевомъ вооруженіи на арену изъ полусвѣта, въ которомъ дотолѣ оставался... и чѣмъ неожиданнѣе, тѣмъ пламеннѣе былъ восторгъ его пріятелей.

По несчастію или по счастію для Шико, начальники не были одного съ нимъ мнѣнія, и, слѣдовательно, выгоды ихъ требовали прекращенія этого восторга. Одинъ изъ трехъ молчаливыхъ монаховъ наклонился къ уху служки и, секунду спустя, тоненькій голосокъ произнесъ трижды:

-- Братія, наступилъ часъ отдыха; засѣданіе кончено.

Монахи съ шумомъ поднялись съ своихъ мѣстъ и, рѣшившись единодушно требовать въ будущее засѣданіе подтвержденія предложеній брата Горанфло, медленно направились къ двери. Многіе изъ нихъ подошли къ каѳедрѣ, чтобъ поблагодарить собирателя милостыни, рѣчь котораго имѣла такой блистательный успѣхъ, когда онъ сойдетъ внизъ. Но Шико разсудилъ, что вблизи могли узнать его по голосу, могли замѣтить, что онъ былъ выше брата Горанфло, который, конечно, повысился въ умѣ своихъ слушателей, но только морально, и потому онъ, поспѣшно преклонивъ колѣни, притворился усердно-молящимся.

Пріятели уважили его внезапный экстазъ и направились къ выходу, разговаривая щопотомъ, но съ жаромъ, чрезвычайно-забавлявшимъ Шико.

Однакожь, Шико не достигнулъ своей цѣли.

Онъ оставилъ короля Генриха III потому, что увидѣлъ герцога майеннскаго. Онъ вернулся въ Парижъ, потому-что увидѣлъ Николая Давида. Шико, какъ читатели уже знаютъ, поклялся двойною местію. Но онъ былъ человѣкъ слишкомъ-ничтожный, чтобъ могъ дерзнуть напасть на принца изъ лотарингскаго дома, а потому рѣшился выжидать удобнаго случая. Совсѣмъ другое дѣло было съ Николаемъ Давидомъ, простымъ нормандскимъ адвокатомъ. Правда, и онъ былъ въ свое время солдатомъ, по Шико мастерски владѣлъ оружіемъ, и потому нетерпѣливо ждалъ встрѣчи со своимъ смертельнымъ врагомъ.

Шико внимательно слѣдилъ за всѣми монахами, чтобъ узнать долговязую, тощую фигуру Давида; но вдругъ замѣтилъ, что, при выходѣ, каждый монахъ подвергался такому же осмотру, какъ при входѣ; братъ-привратникъ выпускалъ ихъ по какому-то условленному знаку. Шико сначала подумалъ, что онъ ошибался; по вскорѣ это сомнѣніе превратилось въ увѣренность... холодный потъ выступилъ на тѣлѣ бѣдняка..

Братъ Горанфло объяснилъ ему, что нужно было сдѣлать, чтобъ войдти, но онъ забылъ узнать, съ помощію какого знака можно было выйдти.

VIII.

Какъ Шико, невольно оставшійся въ капеллѣ аббатства, увидѣлъ и услышалъ вещи, которыя было весьма-опасно слышать и видѣть.

Шико поспѣшилъ соидти съ каѳедры и вмѣшался въ толпу монаховъ, чтобъ узнать какъ-нибудь значокъ и добыть себѣ его, если было еще возможно. И точно, вытянувъ шею и слѣдя за движеніями выходившихъ и привратника, онъ увидѣлъ, что выходный знакъ была монета, обрѣзанная въ видѣ звѣзды.

Монетъ этихъ было довольно въ карманѣ у Гасконца, но по несчастію ни одна не была обрѣзана такимъ страннымъ образомъ, который навсегда изгонялъ ее изъ обращенія.

Шико мигомъ понялъ опасность своего положенія.

Подойдя къ двери и не будучи въ состояніи предъявить своего значка, онъ былъ бы узнанъ; какъ шутъ и одинъ изъ ближайшихъ людей къ королю, онъ могъ быть весьма-опасенъ братіямъ союза, а потому ему пришлось бы плохо. Шико понялъ все это и спрятался за колонну.

-- Мало того, думалъ Шико:-- что я погублю себя, но потеряю случай оказать услугу королю, къ которому я, привязанъ, хотя и говорю ему безпрестанно дерзости. Конечно, мнѣ теперь лучше бы воротиться въ гостинницу Рога-Изобилія, къ брату Горанфло, но на нѣтъ и суда нѣтъ.

Разсуждая такимъ образомъ, Шико старался спрятаться за уголъ исповѣдальни.

Минуту спустя, послышался голосъ служки, кричавшаго съ паперти:

-- Всѣ ли вышли? Сейчасъ запрутъ двери.

Никто не отвѣчалъ. Шико вытянулъ впередъ шею и увидѣлъ, что въ часовнѣ остались только три монаха въ сѣрыхъ рясахъ.

-- Ладно, сказалъ Шико: -- лишь бы не запирали оконъ, такъ я ужь выберусь.

-- Осмотримъ церковь, сказалъ служка брату-привратнику.

-- Ventre-de-biche! проворчалъ Шико: -- я не удѣлю мѣста въ своемъ сердцѣ этому монашку!

Братъ-привратникъ зажегъ восковую свѣчу и вмѣстѣ съ привратникомъ сталъ обходить церковь.

Положеніе Шико было чрезвычайно-опасно. Братъ-привратникъ и служка должны проидти мимо его и непремѣнно замѣтили бы его. Шико постепенно обходилъ колонну по-мѣрѣ-того, какъ свѣтъ приближался и оставаясь такимъ образомъ въ тѣни; потомъ, отворивъ тихонько исповѣдальню, вошелъ въ нее и заперъ за собою дверь.

Братъ-привратникъ и служка прошли въ четырехъ шагахъ отъ него, и сквозь рѣшетку свѣтъ упалъ на платье Шико.

-- Чортъ возьми! ворчалъ про себя Шико:-- не вѣчно же братъ-привратникъ, служка и три сѣрые монаха останутся въ церкви; когда они уйдутъ, такъ я подставлю стулья къ окну и вылѣзу...

-- Да! вылѣзу... продолжалъ Шико, отвѣчая самому-себѣ:-- вмлѣзу на дворъ, а не на улицу!.. Нѣтъ, ужь лучше дождаться утра... закутаюсь въ рясу Горанфло и усну... нечего дѣлать!

-- Гаси лампы, сказалъ служка.-- Пусть снаружи всѣ видятъ, что совѣщаніе кончилось.

Привратникъ, съ помощію длиннаго гасильника, погасилъ обѣ лампы, и трапеза погрузилась въ глубокій мракъ.

Потомъ онъ погасилъ и лампу на хорахъ.

Только блѣдный лучъ зимней луны слабо освѣщалъ церковь, пробиваясь сквозь цвѣтныя стекла.

Вмѣстѣ съ мракомъ наступила и тишина.

Колоколъ ударилъ двѣнадцать разъ.

-- Ventre de biche! проворчалъ Шико: -- въ полночь, одинъ, въ церкви, пріятель мой Горанфло порядочно бы струсилъ; но къ-счастію, я не такой слабой комплекціи. Шико, другъ мой, желаю тебѣ доброй ночи и спокойнаго сна!

Прошло десять минутъ; глаза его стали слипаться, и онъ начиналъ погружаться въ сонъ; уму его представлялись фантастическіе образы и неясныя видѣнія, какъ вдругъ рѣзкій ударъ по мѣдной доскѣ дребезжа разнесся во церкви,

-- Это что? спросилъ Шико, открывъ глаза и прислушиваясь.

Въ то же время опять засвѣтилась лампа на хорахъ и синеватое пламя ея освѣтило прежнихъ трехъ монаховъ, сидѣвшихъ на томъ же мѣстѣ и въ той же неподвижности.

Невольный суевѣрный страхъ овладѣлъ Гасконцемъ; не смотря на всю свою храбрость, онъ принадлежалъ къ своей эпохѣ, а въ его время вѣрили фантастическимъ преданіямъ и страшнымъ легендамъ.

Онъ сотворилъ крестное знаменіе и произнесъ топотомъ:

-- Vade retro, satanas!

Еслибъ видѣніе было адское, еслибъ все представлявшееся глазамъ Шико было дьявольское навожденіе, то оно непремѣнно исчезло бы послѣ словъ Шико; но такъ-какъ монахи остались на своихъ мѣстахъ, вопреки vacle retro, то Гасконецъ сталъ думать, что видитъ вещи весьма-естественныя, и хотя не настоящихъ монаховъ, то по-крайней-мѣрѣ живыхъ людей.

Не смотря на это, дрожь человѣка пробуждающагося, смѣшанная съ трепетомъ человѣка боящагося, пробѣжала по тѣлу Шико.

Секунду спустя, одна плита пола медленно поднялась и остановилась, безъ всякой видимой посторонней опоры, на собственномъ своемъ узкомъ основаніи. Въ отверстіи показался сперва сѣрый капюшонъ, потомъ явился цѣлый монахъ, который, медленно поднявшись, вступилъ на полъ; за нимъ плита медленно закрылась.

При этомъ зрѣлищѣ, Шико пересталъ вѣрить въ дѣйствительность своего заклинанія. Волосы поднялись дыбомъ на головѣ его, и онъ вообразилъ, что всѣ пріоры, аббаты и старшины Монастыря-св.-Женевьевы, начиная съ Опта, умершаго въ 533 году, и до Пьерра Будена, предшественника настоящаго начальника, возстанутъ изъ своихъ гробовъ, находившихся въ склепѣ.

Но сомнѣніе его было непродолжительно.

-- Братъ Монсоро, сказалъ одинъ изъ трехъ монаховъ появившемуся столь страннымъ образомъ: -- прибылъ ли тотъ, кого мы ждемъ?

-- Онъ ждетъ приказанія войдти, отвѣчалъ тотъ, къ кому обращался вопросъ.

-- Отворите ему дверь, и пусть онъ войдетъ.

-- О-го! подумалъ Шико: -- кажется, комедія-то въ двухъ дѣйствіяхъ, а я видѣлъ только первое. Два дѣйствія! шутка!..

И, не смотря на то, что Гасконецъ шутилъ съ самимъ-собою, онъ не могъ, однакожь, преодолѣть невольнаго трепета, отъ котораго ему казалось, что вся скамья, гдѣ сидѣлъ онъ, была обита острыми иглами.

Братъ Монсоро приблизился къ трапезѣ и отворилъ желѣзную дверь, находившуюся между двумя лѣстницами, ведшими на хоры.

Въ то же время, монахъ, сидѣвшій на хорахъ между двумя другими, опустилъ свой капюшонъ и открылъ такимъ образомъ широкій шрамъ, благородный знакъ, по которому Парижане узнавали съ такимъ восторгомъ того, кто слылъ уже героемъ католиковъ, не сдѣлавшись еще ихъ мученикомъ.

-- Знаменитый Генрихъ де-Гизъ, подумалъ Шико: -- а мой пріятель воображаетъ, что онъ занятъ осадой Ла-Шариг е. А! теперь я все понимаю. Тотъ, который сидитъ по правую сторону, долженъ быть кардиналъ лотарингскій, по лѣвую -- мой закадычный другъ, герцогъ майеннскій; но гдѣ же, чортъ его возьми, Николай Давидъ?

И точно, въ то же мгновеніе, какъ-бы для подтвержденія мнѣнія Шико, капюшоны другихъ двухъ монаховъ опустились назадъ, открывъ съ одной стороны умное лицо, широкій лобъ и проницательный взоръ знаменитаго кардинала, а съ другой гораздо-менѣе благородное и выразительное лицо герцога майеннскаго.

-- Ага! узналъ я васъ, подумалъ Шико: -- теперь посмотримъ, что ты будешь дѣлать; послушаемъ, что ты скажешь.

Въ это самое время, Монсоро подошелъ къ желѣзной двери.

-- Полагали ли вы, что онъ прійдетъ? спросилъ человѣкъ съ шрамомъ своего брата, кардинала.

-- Не только полагалъ, но былъ въ томъ такъ увѣренъ, что взялъ съ собою все, что нужно для помазанія мѵромъ.

И Шико, сидѣвшій такъ близко, что легко могъ все слышать и видѣть, замѣтилъ, какъ слабый свѣтъ лампы блеснулъ на золотомъ ящичкѣ съ выпуклыми украшеніями.

-- Кажется, они хотятъ помазать кого-то на царство.-- Какъ это хорошо; мнѣ уже давно хотѣлось видѣть такую церемонію!

Между-тѣмъ, человѣкъ двадцать монаховъ, скрытые подъ большими капюшонами, вошли въ желѣзную дверь и заняли мѣста въ трапезной. Одинъ изъ нихъ вошелъ вслѣдъ за графомъ де-Монсоро и всталъ на правую сторону трехъ братьевъ, на хорахъ.

Служка опять явился, почтительно выслушалъ приказанія Генриха де-Гиза и исчезъ.

Герцогъ де-Гизъ окинулъ взоромъ собраніе, которое было въ шесть разъ малочисленнѣе перваго и, вѣроятно, состояло только изъ избранныхъ; увѣрившись, что всѣ не только слушали его, но съ нетерпѣніемъ ожидали, чтобъ онъ заговорилъ, онъ сказалъ:

-- Друзья, время дорого, и я пойду прямо къ цѣли. Полагаю, что вы были въ первомъ собраніи, и потому слышали, что нѣкоторые изъ членовъ лиги обвиняютъ въ равнодушіи и даже въ нерасположеніи одного изъ главнѣйшихъ между нами, принца самаго приближеннаго къ трону. Наступила минута выказать этому принцу все наше участіе и уваженіе. Вы сами услышите его, и, какъ люди, стремящіеся къ первой цѣли святой лиги, будете сами судить о томъ, справедливы ли упреки и обвиненія въ равнодушіи, холодности и бездѣйствіи, высказанные сейчасъ однимъ изъ братьевъ святой лиги, которому мы не сочли нужнымъ открывать нашей тайны, -- а именно Горанфло.

При этомъ имени, произнесенномъ герцогомъ де-Гизомъ съ выраженіемъ, свидѣтельствовавшемъ о нерасположеніи къ бѣдному женовефецу, Шико не могъ удержаться отъ внутренняго смѣха, который хотя не былъ громкомъ, но не менѣе того былъ неприличенъ, судя по важности лицъ, возбуждавшихъ его.

-- Братья, продолжалъ герцогъ: -- принцъ, содѣйствія котораго мы желали и надѣялись -- здѣсь!

Всѣ взоры съ любопытствомъ обратились къ монаху, стоявшему по правую сторону трехъ братьевъ.

-- Ваше высочество, сказалъ герцогъ де-Гизъ, обратившись къ тому, на котораго въ эту минуту было обращено общее вниманіе: -- мнѣ кажется, что воля Господа теперь несомнѣнна; такъ-какъ вы согласились присоединиться къ намъ, то наше дѣло должно быть правое. Позвольте же попросить ваше высочество поднять капюшонъ, чтобъ ваши приверженцы могли собственными глазами убѣдиться въ исполненіи даннаго имъ обѣщанія... обѣщанія столь лестнаго, что имъ трудно было повѣрить ему.

Таинственное лицо, къ которому обращался Генрихъ де-Гизъ, откинуло капюшонъ назадъ, и Шико, ожидавшій увидѣть подъ рясой какого-нибудь лотарингскаго неизвѣстнаго принца, съ изумленіемъ увидѣлъ лицо герцога анжуйскаго; оно было такъ блѣдно, что при синеватомъ свѣтѣ лампады казалось высѣченнымъ изъ мрамора.

-- Нашъ братецъ анжуйскій! подумалъ Шико: -- не-ужь-то онъ не перестанетъ играть чужими головами въ чужія короны?

-- Да здравствуетъ его высочество герцогъ анжуйскій! вскричали всѣ присутствующіе.

Франсуа поблѣднѣлъ болѣе прежняго.

-- Не бойтесь, ваше высочество, шепнулъ ему Генрихъ де-Гизъ: -- въ капеллѣ нѣтъ ни одного лишняго человѣка, а двери крѣпко заперты.

-- Разумѣется, подумалъ Шико.

-- Братья, сказалъ графъ де-Монсоро:-- его высочество желаетъ вамъ сказать нѣсколько словъ.

-- Пусть говоритъ, пусть говорить! вскричали остальные: -- мы слушаемъ.

Три лотарингскіе принца обратились къ герцогу анжуйскому и поклонились ему.

Герцогъ анжуйскій оперся на спинку скамьи; казалось, онъ готовъ былъ упасть.

-- Господа, сказалъ онъ такимъ глухимъ и дрожащимъ голосомъ, что сначала было трудно разслышать его:-- господа, я вѣрю, что Господь обратилъ на насъ свой милостивый взоръ, и что, рано ли, поздно ли, Онъ положитъ конецъ смутамъ и безпорядкамъ, которые суть слѣдствія безразсуднаго людскаго честолюбія.

Начало рѣчи герцога было такъ же темно, какъ мраченъ былъ его характеръ; всѣ въ молчаніи ожидали, чтобъ рѣчь его высочества прояснилась нѣсколько, и чтобъ можно было судить о ней.

Герцогъ продолжалъ болѣе-твердымъ голосомъ:

-- Я самъ бросилъ взоръ на этотъ міръ и, не будучи въ состояніи окинуть всю поверхность его своимъ слабымъ взглядомъ, остановилъ его на Франціи. Что же увидѣлъ я тогда въ этомъ королевствѣ? Святая вѣра Христова поколеблена въ своемъ основаніи, и истинные слуги Божіи разсѣяны и изгнаны. Тогда я измѣрилъ глубину бездны, уже разверстой ересями, потрясающими вѣрованія подъ предлогомъ быть угодными Господу, и душа моя погрузилась въ печаль и сѣтованіе...

Одобрительный ропотъ пробѣжалъ по собранію.

Герцогъ высказалъ свое сочувствіе къ страданіямъ церкви, что почти равнялось объявленію войны виновникамъ этихъ страданій.

-- Посреди этой глубокой горести, продолжалъ принцъ: -- я услышалъ, что многіе благородные дворяне, благочестивые люди и приверженные къ обычаямъ нашихъ предковъ, приняли на себя попеченіе объ утвержденіи поколебленнаго алтаря. Я бросилъ вокругъ себя грустный взглядъ, и мнѣ показалось, что наступилъ уже день страшнаго суда, что Господь отдѣлилъ уже избранныхъ отъ отчужденныхъ. Съ одной стороны, были послѣдніе, и я съ ужасомъ отдалился отъ нихъ; съ другой стороны были избранные, и я бросился въ ихъ объятія... Братія, я съ вами!

-- Очень-хорошо! произнесъ Шико тихимъ голосомъ.

Но предосторожность его была напрасна: онъ могъ бы закричать во все горло, и все-таки никто бы не услышалъ его: такъ шумны были клики и рукоплесканія, раздавшіяся подъ сводами церкви послѣ словъ герцога.

Три лотарингскіе принца первые подали знакъ къ этому шуму; потомъ кардиналъ, стоявшій ближе другихъ къ герцогу, ступилъ еще шагъ къ нему и сказалъ:

-- Добровольно ли вы пришли къ намъ, принцъ?

-- Совершенно-добровольно.

-- Кто открылъ вамъ нашу святую тайну?

-- Другъ мой, усердный приверженецъ католической вѣры, графъ де-Монсоро.

-- Такъ-какъ вы теперь изъ нашихъ, сказалъ герцогъ де-Гизъ:-- то благоволите, ваше высочество, объявить намъ, что вы намѣрены сдѣлать для блага религіи и святой лиги?

-- Я намѣренъ исполнять всѣ требованія римско-католическо-апостолической религіи, отвѣчалъ новопосвященный.

-- Ventre de biche! проворчалъ Шико:-- охота же людямъ окружать себя таинственностью, чтобъ твердить подобныя глупости! Что бы имъ идти прямо къ Генриху III? Онъ охотно вступилъ бы въ союзъ ихъ. Вѣдь процессіи, бичеванія, истребленіе ереси -- его любимыя занятія!.. Чудаки, право! Corboeuf! Добрый герцогъ анжуйскій такъ растрогалъ меня, что мнѣ хочется выйдти изъ исповѣдальни и просить этихъ господъ, чтобъ они приняли и меня въ свою лигу! Продолжай, достойный братъ моего благопріятеля, продолжай! Это очень-похвально!..

И герцогъ анжуйскій, какъ-бы угадавъ мысли Шико, продолжалъ въ-самомъ-дѣлѣ.

-- Но, сказалъ онъ:-- благородные дворяне должны имѣть цѣлію не одни интересы религіи. Я вижу еще другую цѣль.

-- Говоры, анжуйскій, говори! говорилъ Шико про себя:-- я тоже дворянинъ, и надѣюсь -- благородный; слѣдовательно, цѣль твоя касается и до меня.

-- Ваше высочество, сказалъ кардиналъ де-Гизъ:-- мы съ глубочайшимъ вниманіемъ готовы васъ слушать.

-- Тѣмъ болѣе, что слова ваши пробуждаютъ надежду въ нашихъ сердцахъ, прибавилъ герцогъ майеннскій.

-- Такъ я объяснюсь, сказалъ герцогъ анжуйскій, устремивъ безпокойный взглядъ въ мрачный конецъ капеллы, какъ-бы для того, чтобъ удостовѣриться, не услышатъ ли его словъ уши, недостойныя ихъ слышать.

Графъ де-Монсоро понялъ безпокойство принца и успокоилъ его улыбкой и выразительнымъ взглядомъ.

-- Всякій дворянинъ долженъ сперва помышлять о Богѣ, а потомъ... при послѣднихъ словахъ герцогъ анжуйскій невольно понизилъ голосъ.

-- Потомъ о королѣ, пробормоталъ Шико; -- старая пѣсня!

-- Потомъ объ отечествѣ, сказалъ герцогъ анжуйскій: -- и онъ спрашиваетъ себя, точно ли отчизна его наслаждается тою честію и тѣмъ благосостояніемъ, которыхъ она заслуживаетъ...

-- И такъ, я спрашиваю себя, продолжалъ герцогъ анжуйскій, угловатыя скулы котораго мало-по-малу оживлялись лихорадочнымъ румянцемъ: -- я спрашиваю себя пользуется ли моя отчизна тѣмъ спокойствіемъ и счастіемъ, которыхъ заслуживаетъ прекрасная, чудная страна, называемая Франціей, и -- вижу съ горестію, что нѣтъ.

"И точно, братія! самыя разнообразныя, но могущественныя власти и партіи терзаютъ государство. По слабости высшей воли, которая забываетъ, что она должна надъ всѣмъ господствовать для блага своихъ подданныхъ и только изрѣдка, и то всегда некстати, принимается за энергическія дѣйствія, которыя, поэтому самому, производятъ только вредъ, -- по слабости этой воли мы смѣло можемъ обвинить въ злополучномъ положеніи Франціи только ея... правителя!...

"Но, братія, обвинять не значитъ утверждать.

"Хотя мы не знаемъ настоящаго источника зла, а только подозрѣваемъ его, -- но зло, однакожь, существуетъ... Если виновникъ этого зла и не король, такъ виновны мнимые друзья, его окружающіе, а потому я долженъ былъ, какъ истинный, вѣрный служитель церкви и престола, присоединиться къ тѣмъ, которые всѣми способами стремятся истреблять еретиковъ и коварныхъ совѣтниковъ. Вотъ, господа, чему и я хочу содѣйствовать всѣми силами; вотъ почему и я присоединяюсь къ лигѣ."

-- О-го! подумалъ Шико съ изумленіемъ: -- одно ушко выказалось, да только не ослиное, какъ я думалъ сперва, а лисье.

Эта рѣчь герцога анжуйскаго,-- показавшаяся, быть-можетъ, нѣсколько-длинною нашимъ читателямъ, незнакомымъ съ политикой того вѣка,-- такъ сильно возбудила участіе слушателей, что почти Всѣ приблизились къ принцу, чтобъ не проронить ни одного слова изъ рѣчи, произносимой болѣе и болѣе глухимъ, неявственнымъ голосомъ, по мѣрѣ того, какъ смыслъ ея становился яснѣе.

Зрѣлище было любопытное. Толпа изъ двадцати-пяти или тридцати слушателей, съ откинутыми капюшонами, оставлявшими незакрытыми благородныя, смѣлыя физіономіи, на которыхъ было написано сильное любопытство, группировалась вокругъ принца и была освѣщаема блѣднымъ свѣтомъ единственной лампы.

Остальная часть церкви, какъ-бы чуждая драмы, разъигрывавшейся на одной точкѣ, была погружена въ глубокій, непроницаемый мракъ.

Посреди группы видно было блѣдное лицо герцога анжуйскаго, со впалыми глазами и ртомъ, походившимъ на челюсть черепа.

-- Ваше высочество, сказалъ герцогъ де-Гизъ: -- благодаря васъ за произнесенныя слова, осмѣлюсь прибавить, что вы окружены людьми преданными не только изложеннымъ вами правиламъ, но и особѣ вашего высочества, въ чемъ послѣдствія этого совѣщанія вполнѣ убѣдятъ васъ.

Герцогъ анжуйскій поклонился и, поднявъ голову, окинулъ собраніе безпокойнымъ взоромъ.

-- Ваше высочество, сказалъ кардиналъ, отъ котораго не ускользнулъ взглядъ принца: -- если вы еще опасаетесь, такъ надѣюсь, что одни имена окружающихъ васъ могутъ ручаться за вѣрность и преданность ихъ. Вогъ губернаторъ д'Онисъ, д'Антрагъ младшій, де-Риберакъ и де-Ливаро, молодые дворяне, знакомые вашему высочеству; вотъ еще вид а мъ кастильйонскій, баронъ де-Люсиньянъ, господа Крюсе и Леклеръ,-- все люди, убѣжденные въ благоразуміи вашего высочества и счастливые тѣмъ, что служатъ святой религіи и престолу подъ вашимъ начальствомъ. Слѣдовательно, мы всѣ съ признательностью готовы принять повелѣнія вашего высочества.

Герцогъ анжуйскій не могъ скрыть движенія гордости. Надменные Гизы, которыхъ онъ никогда не могъ подчинить волѣ своей, теперь сами говорили о повиновеніи.

-- По происхожденію своему и уму, сказалъ герцогъ майеннскій:-- вы естественный начальникъ святаго союза, и отъ вашего высочества мы должны узнать, какъ поступать съ тѣми ложными друзьями короля, о которыхъ вы сейчасъ изволили говорить.

-- Это весьма-просто, отвѣчалъ герцогъ съ тѣмъ лихорадочнымъ одушевленіемъ, которое въ людяхъ малодушныхъ замѣняетъ мужество: -- когда чужеядныя и ядовитыя растенія росгугъ въ полѣ и вредятъ полезнымъ растеніямъ, ихъ должно истреблять. Король окруженъ не друзьями, но льстецами, которые губятъ его и подаютъ примѣръ ужасной, позорной жизни!

-- Правда, сказалъ герцогъ де-Гизъ мрачнымъ голосомъ.

-- Притомъ же, эти льстецы, прибавилъ кардиналъ: -- препятствуютъ намъ, истиннымъ друзьямъ его высочества, имѣть доступъ къ престолу, принадлежащій намъ по праву.

-- А потому, внезапно вскричалъ герцогъ маненнскій -- пусть простые члены лиги заботятся о пользѣ церкви. Служа церкви, они будутъ угождать только членамъ ея. Мы же будемъ дѣлать свое! Есть люди, мѣшающіе намъ, оскорбляющіе насъ и неоказывающіе должнаго уваженія принцу, которому мы душевно преданы и котораго избрали своимъ начальникомъ.

Лицо герцога анжуйскаго покрылось краской.

-- Истребимъ, продолжалъ Майеинъ:-- истребимъ до послѣдняго эту окаянную сволочь, которую король обогащаетъ намъ же во вредъ! Пусть только каждый изъ насъ возьметъ на себя отправить на тотъ свѣтъ хоть одного. Насъ здѣсь тридцать человѣкъ, сочтемъ враговъ.

-- Это благоразумно, сказалъ герцогъ анжуйскій:-- и вы, мосьё де-Майеннъ, уже сдѣлали свое.

-- Что сдѣлано, то не въ счетъ, отвѣчалъ герцогъ майеннскій.

-- Однакожь вы должны оставить и на нашу долю нѣкоторыхъ, сказалъ д'Антрагъ.-- Я беру на себя Келюса.

-- Я Можирона, сказалъ Ливаро.

-- Я Шомберга, сказалъ Риберакъ.

-- Хорошо, хорошо! вскричалъ герцогъ: -- не забывайте, что у меня остается еще Бюсси, мой храбрый Бюсси, который возьметъ на свою долю нѣсколькихъ.

-- А мы? а мы? кричали другіе.

Граъъ де-Монсоро выступилъ впередъ.

-- А-га! оберъ-егермейстеръ пришелъ просить свою долю, проговорилъ Шико, который, видя, какой оборотъ принимали дѣла, уже не смѣялся.

Но онъ ошибался на-счетъ графа де-Монсоро.

-- Господа, сказалъ послѣдній:-- прошу позволенія сказать нѣсколько словъ. Мы люди смѣлые, рѣшительные, а между-тимъ боимся откровенно говорить другъ съ другомъ. Мы люди разсудительные, а между-тѣмъ останавливаемся на пустякахъ. Будьте же, господа, посмѣлѣе, порѣшительнѣе, пооткровеннѣе. Дѣло идетъ не о миньйонахъ короля Генриха и не о томъ, что мы не имѣемъ къ нему доступа...

-- О чемъ же? проговорилъ Шико, приставивъ къ уху руку, въ видѣ акустической трубы, чтобъ не проронить ни одного слова.

-- Говори же скорѣе, о чемъ? я жду.

-- Насъ теперь занимаетъ затруднительное, невыносимое положеніе, въ которомъ мы находимся. Власть, которая нами управляетъ, недостойна французскаго дворянства: что значатъ религіозныя комедіи, безсиліе и оргіи, щедрость на празднества, заставляющія съ сожалѣніемъ улыбаться всю Европу, скупость ко всему, что относится къ войнѣ и искусствамъ? Подобное поведеніе происходитъ не отъ невѣдѣнія, не отъ малодушія, а отъ разстройства умственныхъ силъ!

Могильная тишина наступила за словами обер-егермейстера.

Впечатлѣніе, произведенное ими, было тѣмъ глубже, что каждый втайнѣ твердилъ слова, произнесенныя имъ вслухъ, такъ-что всѣ вздрогнули, какъ-бы услышавъ отголосокъ собственнаго своего мнѣнія, собственнаго своего убѣжденія.

Графъ де-Монсоро, очень-хорошо понимавшій, что молчаніе это было слѣдствіемъ общаго согласія, продолжалъ:

-- Не-уже-ли мы должны терпѣть сумасшедшаго, малодушнаго и празднаго короля, когда Испанія зажигаетъ свои костры, когда въ Германіи, въ древнихъ монастыряхъ, пробуждаются ересеначальники, когда непоколебимая политика Англіи отсѣкаетъ головы? Всѣ эти націи со славою стремятся къ чему-нибудь? Мы же находимся въ презрѣнномъ, позорномъ усыпленіи! Простите мнѣ, господа, что я дерзаю говорить это въ-присутствіи великаго принца. Вотъ уже четыре года, какъ нами управляетъ не король, а монахъ!...

При этихъ словахъ, энтузіазмъ присутствующихъ, искусно-подготовленный и воздерживаемый въ-продолженіи цѣлаго часа осторожнымъ дѣйствіемъ начальниковъ, разразился съ такою силою, что никто не узналъ бы въ этомъ пылкомъ порывѣ прежнихъ холодныхъ и разсудительныхъ союзниковъ.

-- Не хотимъ болѣе Генриха! кричали всѣ: -- дайте намъ въ начальники дворянина, короля-воина, тирана, если нужно, но не хотимъ монаха!

-- Господа, господа! сказалъ лицемѣрно герцогъ анжуйскій:-- пощадите, умоляю васъ, моего брата, который ошибается или котораго обманываютъ. Позвольте мнѣ надѣяться, что наши умные совѣты и благодѣтельное вмѣшательство могущества лиги наставятъ его на путь истинный.

-- Шипитъ, змѣя, шипитъ! ворчалъ Шико.

-- Ваше высочество, сказалъ герцогъ де-Гизъ: -- изволили выслушать искреннее выраженіе мнѣнія нашего общества. Нѣтъ, здѣсь идетъ дѣло о союзѣ противъ Беарнца, пугалища глупцовъ, а не о лигѣ для поддержанія правъ церкви, которая сама съумѣетъ поддержать ихъ лучше насъ; мы заботимся о томъ, чтобъ вывести французское дворянство изъ постыднаго положенія, въ которомъ оно находится. Долго удерживало насъ уваженіе къ вашему высочеству; долго мысль о привязанности вашего высочества къ своимъ роднымъ удерживала насъ въ границахъ скрытности. Теперь вы все узнали, а потому услышите цѣль настоящаго засѣданія лиги....

-- Что вы говорите, герцогъ? спросилъ принцъ съ безпокойствомъ.

-- Ваше высочество, продолжалъ герцогъ де-Гизъ:-- мы собрались не для того, чтобъ вступать въ богословскіе диспуты, а для того, чтобъ дѣйствовать и дѣйствовать рѣшительно. Сегодня мы избирали начальника, способнаго обогатить дворянство Франціи; а такъ-какъ у древнихъ франковъ существовалъ обычай дѣлать подарокъ избираемому начальнику, то мы предлагаемъ начальнику, избранному нами...

Всѣ сердца забились; но сильнѣе другихъ забилось сердце герцога. Однакожъ, онъ оставался нѣмъ и неподвиженъ... только страшная блѣдность измѣняла его волненію.

-- Господа, продолжалъ герцогъ де-Гизъ, взявъ со скамьи и поднявъ надъ головою принца что-то тяжелое: -- вотъ подарокъ, который я, отъ имени всѣхъ, подношу принцу.

-- Корона! вскричалъ герцогъ, схватившись за спинку скамьи, чтобъ не упасть: -- корона мнѣ?

-- Виватъ Франциску III! вскричали дворяне, обнажая шпаги.

Глухо, страшно раздавалось это восклицаніе подъ тяжелыми сводами церкви.

-- Мнѣ?.. мнѣ? говорилъ принцъ, дрожа отъ радости и страха: -- мнѣ?.. Но это невозможно!.. Братъ мой еще живъ!... Братъ мой помазанникъ Господа!

-- Мы ждемъ, сказалъ герцогъ де-Гизъ:-- чтобъ судъ Божій былъ произнесенъ...

-- О, господа! произнесъ слабымъ голосомъ принцъ:-- пощадите!

-- Ваше высочество, сказалъ кардиналъ: -- мы уважаемъ вашу братнюю любовь; но вотъ нашъ отвѣтъ на ваше замѣчаніе: Генрихъ III былъ помазанникъ Божій, но я, по дарованной. мнѣ свыше власти, отрѣшилъ его: не онъ, а вы теперь избранникъ Божій!.. Этотъ храмъ такъ же важенъ, какъ реймскій соборъ, потому-что въ немъ хранятся мощи святой Женевьевы, покровительницы Парижа; здѣсь было погребено тѣло Кловиса, перваго христіанскаго короля... И въ этомъ святомъ храмѣ, передъ статуей истиннаго основателя Французской Монархіи, я, одинъ изъ сановниковъ церкви, имѣющій полное право надѣяться быть со-временемъ главой ея, провозглашаю васъ королемъ и помажу на царство святымъ мѵромъ, присланнымъ папою Григоріемъ XIII! Ваше высочество, назовите будущаго реймскаго архіепископа, назовите вашего коннетабля, и черезъ минуту вы будете королемъ, и братъ вашъ Генрихъ будетъ провозглашенъ незаконнымъ владѣтелемъ престола, если откажется уступить вамъ его добровольно! Служка, зажги свѣчи на алтарѣ!

И въ одно мгновеніе служка, ожидавшій, по-видимому, этого приказанія, зажегъ свѣчи алтаря.

Ярко освѣтился алтарь, и всѣ увидѣли на немъ митру, осыпанную драгоцѣнными каменьями, и мечъ съ гербомъ Франціи. То была архіепископская митра... то былъ мечъ коннетабля...

И въ то же время подъ сводами пронесся звукъ органа, заигравшаго Veni Creator.

Эта эффектная развязка, подготовленная тремя лотарингскими принцами и которой не ожидалъ самъ герцогъ анжуйскій, произвела глубокое впечатлѣніе на присутствующихъ. Сильные воспламенились, слабые стали сильными.

Герцогъ анжуйскій поднялъ голову и шагомъ болѣе-твердымъ, нежели можно было ожидать, пошелъ къ алтарю, въ правую руку взялъ митру, въ лѣвую мечъ и, возвратившись къ герцогу и кардиналу, которые ожидали этой чести, возложилъ митру на кардинала и вручилъ мечъ герцогу.

Единодушныя рукоплесканія привѣтствовали этотъ рѣшительный и тѣмъ болѣе неожиданный поступокъ, что всѣмъ былъ извѣстенъ нерѣшительный характеръ принца.

-- Господа, сказалъ герцогъ присутствующимъ: -- пусть герцогъ майеннскій запишетъ ваши имена: въ тотъ день, когда я сдѣлаюсь королемъ, вы всѣ будете кавалерами ордена.

Рукоплесканія усилились, и всѣ присутствующіе поочередно стали подходить къ герцогу майеннскому.

-- Mordieu! подумалъ Шико: -- вотъ славная окказія получить голубую лепту: стоитъ только показаться! Но не покажусь -- я презираю суетность!

-- Теперь къ алтарю, ваше величество, сказалъ кардиналъ де-Гизъ.

-- Мосьё де-Монсоро, вы полковникъ; господа де-Риберакъ и д'Антрагъ -- капитаны, де-Ливаро -- лейтенантъ моей стражи, займите на хорахъ мѣста, которыя принадлежатъ вамъ по чинамъ, которые я вамъ жалую.

Каждый изъ названныхъ занялъ мѣсто, которое въ настоящей коронаціи принадлежало бы имъ.

-- Господа, сказалъ герцогъ, обращаясь къ прочимъ:-- каждый изъ васъ можетъ просить у меня чего угодно; я постараюсь удовлетворить всѣхъ.

Между-тѣмъ, кардиналъ ушелъ за дарохранительницу и воротился оттуда въ полномъ облаченіи, неся въ рукахъ чашу съ муромъ.

Служка, по данному знаку, принесъ евангеліе и крестъ. Кардиналъ взялъ и то и другое, положилъ крестъ на евангеліе и подалъ ихъ принцу, который положилъ на нихъ руку.

-- Предъ лицомъ Бога, сказалъ принцъ: обѣщаю моему народу уважать и защищать права святой вѣры нашей, какъ слѣдуетъ христіанскому королю и старшему сыну церкви. Да поможетъ мнѣ Господь и святое евангеліе!

-- Аминь! отвѣчали въ одинъ голосъ всѣ присутствующіе.

-- Аминь! повторилъ какъ-бы отголосокъ въ глубинѣ церкви.

Герцогъ де-Гизъ, исполнявшій, какъ мы уже сказали, должность коннетабля, подошелъ къ алтарю и положилъ на него свой мечъ.

Кардиналъ благословилъ его, вынулъ изъ ноженъ, взялъ за лезвеё и подалъ Франциску, который принялъ его за рукоять.

-- Государь, сказалъ кардиналъ: -- пріймите этотъ мечъ вмѣстѣ съ благословеніемъ Господа; пусть этотъ мечъ, силою Святаго Духа, послужитъ вамъ на защиту отъ враговъ и на покровительство святой церкви и государства, вамъ ввѣряемаго. Пріймите этотъ мечъ, чтобъ, съ помощію его, творить судъ и расправу, защищать вдовъ и сиротъ и уничтожать безпорядки; царствуйте со славою и доблестно, чтобъ удостоиться царствовать съ тѣмъ, котораго вы замѣняете на землѣ и котораго царствію не будетъ конца! Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь.

Герцогъ опустилъ мечъ такимъ образомъ, что остріе его касалось пола, и черезъ минуту опять отдалъ его герцогу де-Гизу.

Служка принесъ подушку и положилъ ее предъ герцогомъ анжуйскимъ, который преклонилъ на ней колѣно.

Потомъ кардиналъ открылъ маленькую золотую шкатулку и остріемъ золотой иглы извлекъ изъ нея частицу святаго мѵра, которую положилъ на дискосъ.

Взявъ дискосъ въ лѣвую руку, онъ произнесъ надъ герцогомъ двѣ молитвы.

Потомъ, взявъ святой елей большимъ перстомъ, онъ сотворилъ имъ крестное знаменіе на головѣ принца, говоря:

-- Ungo te in regem de oleo sanctificato, in nomine Patris et Filii et Spiritus-Sancti.

Вслѣдъ за тѣмъ, служка стеръ елей платкомъ, вышитымъ золотомъ.

Тогда кардиналъ взялъ въ обѣ руки корону и опустилъ ее на голову принца, не выпуская, однакожь, изъ рукъ. Герцогъ де-Гизъ и де-Майеннъ приблизились и съ обѣихъ сторонъ взялись за корону.

И кардиналъ, поддерживая ее одною лѣвою рукою, сказалъ, благословляя принца правою:

-- Господь вѣнчаетъ тя вѣнцомъ славы и правосудія.

Потомъ, отнявъ и лѣвую руку, произнесъ:

-- Прійми сей вѣнецъ во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Корона опустилась на голову блѣднаго и дрожавшаго всѣми членами герцога анжуйскаго, и въ то же мгновеніе онъ инстинктивно схватился за нее руками...

Служка прозвонилъ, и всѣ присутствующіе преклонили головы...

Но вскорѣ они опять подняли ихъ, обнажили шпаги и вскричали:

-- Да здравствуетъ король Францискъ III!

-- Ваше величество, сказалъ кардиналъ герцогу анжуйскому: -- съ этой минуты вы царствуете надъ Франціею, потому-что васъ вѣнчалъ представитель самого папы Григорія XIII.

-- Ventre de biche! проворчалъ Шико:-- преинтересное зрѣлище! Спасибо имъ... удружили! все показали.

-- Господа, сказалъ герцогъ анжуйскій съ гордостью и величіемъ:-- я никогда не забуду именъ тридцати дворянъ, которые первые сочли меня достойнымъ царствовать надъ ними... Прощайте, господа, да хранитъ васъ Богъ!

Кардиналъ и герцогъ де-Гизъ поклонились; но Шико, смотрѣвшіи на нихъ съ боку, замѣтилъ, что пока герцогъ майеннскій провожалъ новаго короля, братья помѣнялись иронической улыбкой.

-- Ой, ой, ой! Это еще что значитъ? подумалъ Гасконецъ:-- и что за игра, когда всѣ плутуютъ?

Между-тѣмъ, герцогъ ушелъ въ желѣзную дверь, ведшую въ склепъ, куда за нимъ послѣдовали всѣ присутствовавшіе, исключая трехъ братьевъ, которые вошли въ трапезную, пока братъ-привратникъ гасилъ свѣчи на алтарѣ.

Служка затворилъ желѣзную дверь, и церковь опять была освѣщена только одною лампою, которая, подобно символу, непостижимому массѣ, говорила избраннымъ о чемъ-то таинственномъ...

IX.

Какъ Шико, думая заняться исторіей, проходилъ курсъ генеалогіи.

Шико всталъ въ исповѣдальнѣ, чтобъ поразмяться. Онъ могъ надѣяться, что это засѣданіе было послѣднее; а такъ-какъ было уже около двухъ часовъ пополуночи, то онъ хотѣлъ уже устроиться, чтобъ лучше уснуть.

Но, къ величайшему изумленію его, когда всѣ двери были заперты, три лотарингскіе принца вышли изъ трапезной; только теперь они скинули съ себя монашеское одѣяніе и явились въ обыкновенныхъ своихъ костюмахъ.

Въ то же время, при появленіи ихъ, служка засмѣялся такъ громко и весело, что и Шико не могъ удержаться отъ смѣха, самъ не зная, чему смѣется.

Герцогъ майеннскій поспѣшно подошелъ къ лѣстницѣ.

-- Не смѣйтесь такъ громко, сестра, сказалъ онъ:-- они только-что вышли и могутъ васъ услышать.

-- Сестра? подумалъ Шико съ новымъ изумленіемъ:-- не-ужь-то этотъ монашекъ женщина?

И точно, служка откинулъ назадъ свой капюшонъ и открылъ преумное и премилое женское личико.

У нея были черные глаза, блиставшіе лукавствомъ, но въ серьёзныя минуты принимавшіе грозное выраженіе.

У нея былъ алый, прелестный ротикъ; носъ прекрасно-очерченный, кругленькій подбородокъ, оканчивавшій правильный овалъ нѣсколько-блѣднаго лица, на которомъ ярко отдѣлялись черныя брови.

Это была сестра Гизовъ, мадамъ де-Монпансь е, опасная сирена, искусно умѣвшая скрыть подъ тяжелой монашеской одеждой неровность плечъ, изъ которыхъ одно было нѣсколько-выше другаго, и некрасивую форму правой ноги, заставлявшую ее слегка хромать.

Благодаря этимъ несовершенствамъ, въ тѣлъ этой женщины, которую Господь надѣлилъ лицомъ ангела, поселилась душа демона.

Шико часто видалъ ее при дворъ королевы Луизы-Водемонской, ея кузины, и понялъ всю тайцу предшествовавшихъ сценъ.

-- Ахъ! братецъ-кардиналъ, говорила герцогиня, не переставая хохотать: -- а онъ подставлялъ голову! Фи! Какъ онъ былъ нехорошъ въ коронѣ!

-- Все равно, сказалъ герцогъ: -- мы достигли того, что намъ было нужно, и Франсуа теперь не отступится. Монсоро, у котораго, вѣроятно, были свои тайныя, мрачныя причины, довелъ насъ до этого, и теперь мы увѣрены, что онъ не отступится отъ насъ, какъ отъ ла-Моля и Коконна, когда ихъ повели на эшафотъ.

-- О! отвѣчалъ герцогъ майеннскій: -- принцамъ нашего рода далеко до этой дороги.

Шико понялъ, что съ герцогомъ анжуйскимъ съиграли комедію, и такъ-какъ онъ ненавидѣлъ принца, то за эту мистификацію охотно поцаловалъ бы Гизовъ, исключая, однакожъ, Майенна, за котораго онъ поцаловалъ бы два раза герцогиню де-Монпансь е.

-- Но возвратимтесь къ дѣламъ, сказалъ кардиналъ.-- Все крѣпко заперто, не правда ли?

-- Все, все! отвѣчала герцогиня: -- впрочемъ, можно посмотрѣть.

-- Нѣтъ, сказалъ герцогъ:-- вы, должно-быть, устали, мой миленькій служка.

-- Напротивъ, мнѣ было слишкомъ-весело.

-- Майеннъ, вы говорите, что онъ здѣсь? спросилъ герцогъ.

-- Да.

-- Но я не видалъ его.

-- Еще бы! Онъ спрятанъ.

Шико пересталъ смѣяться.

-- Гдѣ же? спросилъ герцогъ де-Гизъ.

-- Въ исповѣдальнѣ.

Эти слова раздались въ ушахъ Шико какъ сто тысячь трубъ апокалипсиса.

-- Кто спрятанъ въ исповѣдальнѣ? ворчалъ онъ, задрожавъ: -- ventre de biche! Кажется, я одинъ здѣсь!

-- Слѣдовательно, онъ все видѣлъ, все слышалъ? спросилъ герцогъ.

-- Такъ что же? Онъ въ нашихъ рукахъ.

-- Приведите его, Майеннъ.

Майеннъ сошелъ съ лѣстницы, осмотрѣлся и пошелъ прямо къ исповѣдальнѣ, въ которой сидѣлъ нашъ Гасконецъ.

Шико былъ храбръ; но въ этотъ разъ холодный потъ выступилъ на лбу его, и онъ такъ задрожалъ, что зубы застучали во рту его.

-- Однакожь, думалъ онъ, стараясь высвободить шпагу изъ-подъ широкаго платья монаха: -- я не хочу умереть, какъ собака, въ этомъ ящикъ. Пойду на встрѣчу, смерти, ventre de biche! А такъ-какъ представляется удобный случай, такъ прежде убью Майенна, а потомъ умру самъ.

И, чтобъ привести въ исполненіе это мужественное намѣреніе, Шико, схватившись за рукоятку шпаги, хотѣлъ уже отдернуть задвижку, когда послышался голосъ герцогини:

-- Не въ этой, Майеннъ, не въ этой! сказала она: -- въ другой, налѣво.

-- А! въ другой, сказалъ герцогъ, протягивавшій уже руку къ двери; онъ скоро повернулся и пошелъ къ противоположной исповѣдальнѣ.

-- Уфъ! произнесъ Гасконецъ съ глубокимъ вздохомъ, которому позавидовалъ бы самъ Горанфло:-- хорошо, что она предупредила кровопролитіе... Да кой-чортъ сидитъ тамъ?

-- Выходи, Николай Давидъ, сказалъ Майеннъ: -- мы одни.

-- Я здѣсь, ваша свѣтлость, отвѣчалъ человѣкъ, выходившій изъ исповѣдальни.

-- А! дружокъ, тебя-то и не доставало! проворчалъ Гасконецъ: -- я тебя вездѣ искалъ и нахожу въ то самое время, когда пересталъ искать,

-- Ты все слышалъ, все видѣлъ, не правда ли? спросилъ герцогъ де-Гизъ.

-- Я не проронилъ ни одного слова, не пропустилъ ни одного обстоятельства; будьте спокойны, ваша свѣтлость.

-- Слѣдовательно, ты можешь все передать его святѣйшеству Григорію XIII? спросилъ опять де-Гизъ.

-- Все, до одного слова.

-- Братъ мой, де-Майеннъ, говоритъ, что ты сдѣлалъ чудеса для насъ. Разсказывай же, что ты сдѣлалъ?

Кардиналъ и герцогиня приблизились съ любопытствомъ. Три принца и сестра составили одну группу.

Николай Давидъ стоялъ въ трехъ шагахъ отъ нихъ, вполнѣ освѣщенный пламенемъ лампы.

-- Я сдѣлалъ, что обѣщалъ, ваша свѣтлость, отвѣчалъ Николай Давидъ: -- то-есть, я нашелъ средство возвесть васъ на престолъ Франціи, безъ споровъ и препятствій.

-- И они лѣзутъ на престолъ! подумалъ Шико.-- Сколько же у насъ будетъ королей?

Читатели видятъ, что храбрый Шико опять повеселѣлъ. Эта веселость происходила отъ трехъ причинъ:

Во-первыхъ, онъ спасся неожиданнымъ образомъ отъ страшной опасности; во-вторыхъ, онъ открылъ заговоръ; въ-третьихъ, по этому самому заговору, онъ нашелъ средство отмстить своимъ двумъ злѣйшимъ врагамъ: герцогу майеннскому и адвокату Николаю Давиду.

-- Милый Горанфло, проговорилъ онъ, когда привелъ въ порядокъ всѣ свои мысли: -- какой же ужинъ я тебѣ задамъ завтра за то, что ты одолжилъ мнѣ свое платье! ужь угощу!

-- Если средство твое слишкомъ-рѣшительно, такъ я отказываюсь отъ него, сказалъ Генрихъ де-Гизъ.-- Я не хочу имѣть на шеѣ всѣхъ королей христіанскаго міра, царствующихъ по праву наслѣдства.

-- Я все предусмотрѣлъ, ваша свѣтлость, отвѣчалъ адвокатъ, поклонившись герцогу и съ увѣренностью взглянувъ на тріумвиратъ.-- Я не только умѣю ловко владѣть шпагой, какъ говорятъ мои враги, желавшіе лишить меня довѣренности вашей свѣтлости: я изучилъ всѣ богословскія и юридическія книги, какъ ученый правовѣдъ; я разобралъ всѣ лѣтописи и всѣ законы, и изъ нихъ извлекъ все то, что намъ нужно. Главное дѣло -- доказать ваши права на престолъ и законность этихъ правъ; это мнѣ удалось, ваша свѣтлость, и я открылъ, что вы законные наслѣдники, между-тѣмъ, какъ домъ Валуа принадлежитъ къ отрасли, незаконно владѣющей престоломъ...

Увѣренность, съ которою Николай Давидъ произнесъ эту небольшую рѣчь, сильно обрадовала герцогиню де-Монпансье, внушила большое любопытство кардиналу и де-Майенну, и вызвала улыбку на строгое лицо герцога де-Гиза.

-- Трудно однакожь доказать, сказалъ онъ: -- чтобъ лотарингскій домъ, не смотря на свое высокое происхожденіе, могъ оспоривать первенство у дома Валуа.

-- Это доказано, ваша свѣтлость, отвѣчалъ Николай, приподнявъ длинное монашеское платье и вытащивъ изъ-подъ него большой листъ пергамента. Въ то же время можно было замѣтить, что онъ былъ вооруженъ.

Герцогъ взялъ пергаментъ изъ рукъ Николая Давида.

-- Что это? спросилъ онъ.

-- Родословное древо лотарингскаго дома.

-- Ведущаго свой родъ отъ...?

-- Отъ Карла-Великаго, ваша свѣтлость.

-- Отъ Карла-Великаго! вскричали братья съ недовѣрчивостью, но вмѣстѣ съ невольною радостію: -- не можетъ быть. Первый лотарингскій герцогъ былъ современникъ Карла-Великаго, назывался Раньё, но не былъ родственникомъ этого великаго императора.

-- Погодите, ваша свѣтлость, сказалъ Николай: -- позвольте вамъ замѣтить, что я не прибѣгъ бы къ тому доказательству, которое можно опровергнуть и уничтожить съ перваго слова. Что вамъ нужно? Процессъ, добрый процессъ, который длился бы долго, занялъ бы парламентъ и народъ, чтобъ, во время его, вамъ можно было склонить на свою сторону не народъ, -- онъ вашъ,-- но парламентъ. Итакъ, извольте взглянуть, ваша свѣтлость: я поступилъ какъ слѣдуетъ; во-первыхъ:

"Ранье, первый герцогъ лотарингскій, современникъ Карла-Великаго.

"Гильберъ, сынъ его, современникъ Лудовика-Кроткаго.

"Генрихъ, сынъ Гильбера, современникъ Карла-Лысаго.

-- Но... прервалъ его герцогъ де-Гизъ.

-- Потерпите, ваша свѣтлость; сейчасъ увидите. Извольте прислушать. Бона...

-- Да, сказалъ герцогъ: -- Бона, дочь Рисина, втораго сына Ранье.

-- Прекрасно, отвѣчалъ адвокатъ: -- въ супружествѣ... съ кѣмъ?

-- Кто? Бона?

-- Да.

-- Съ Карломъ-Лотарингскимъ, сыномъ Лудовика VI, королемъ Франціи.

-- Съ Карломъ-Лотарингскимъ, сыномъ Лудовика VI, королемъ Франціи, повторилъ Давидъ.-- Теперь извольте прибавить: братомъ Лотаря, лишеннаго престола Франціи незаконнымъ владѣтелемъ Гугомъ-Капетомъ.

-- О! произнесли вмѣстѣ герцогъ майеннскій и кардиналъ.

-- Продолжай, сказалъ Генрихъ де-Гизъ: -- я начинаю понимать.

-- Карлъ-Лотарингскій наслѣдовалъ бы престолъ послѣ брата своего Лотаря, еслибъ родъ послѣдняго угасъ. Родъ Лотаря угасъ; слѣдовательно, вы единственный и настоящій наслѣдникъ престола Франціи.

-- Mordieu! проворчалъ Шико: -- эта змѣя ядовитѣе, нежели я полагалъ.

-- Что вы скажете на это, братъ? спросили вмѣстѣ кардиналъ и герцогъ майенискій.

-- Я говорю, отвѣчалъ Генрихъ:-- что, по несчастію, во Франціи существуетъ законъ, называемый салическимъ, и уничтожающій всѣ наши замыслы.

-- Я ждалъ этого замѣчанія, ваша свѣтлость, вскричалъ Давидъ съ гордостью удовлетвореннаго самолюбія: -- назовите мнѣ первый примѣръ салическаго закона?

-- Восшествіе на престолъ Филиппа де-Валуа, вопреки правъ Эдуарда-Англійскаго.

-- Назовите мнѣ годъ этого восшествія?

Герцогъ сталъ думать.

-- Тысяча триста двадцать-восьмой, отвѣчалъ кардиналъ не думая.

-- То-есть, триста-сорокъ-одинъ годъ послѣ незаконнаго вступленія на престолъ Гуго-Капета, двѣсти сорокъ-шесть лѣтъ послѣ пресѣченія рода Лотаря. Слѣдовательно, за двѣсти-сорокъ лѣтъ до того предки ваши имѣли право на престолъ: за двѣсти-сорокъ лѣтъ до учрежденія салическаго закона. Всякому извѣстно, что законъ не имѣетъ обратной силы.

-- Вы человѣкъ весьма-искусный, Давидъ, сказалъ герцогъ, смотря на адвоката съ изумленіемъ, къ которому примѣшивалось, однакожь, нѣкоторое презрѣніе.

-- Это замысловато! сказалъ кардиналъ.

-- Умно! сказалъ Майеннъ.

-- Удивительно! вскричала герцогиня.-- А какъ я теперь принцесса крови, то выйду замужъ только за какого-нибудь германскаго императора.

-- Боже мой! проворчалъ Шико: -- объ одномъ я всегда молилъ и еще молю: Nec nos inducas in tentationein et libera nos ab avocatibus.

Одинъ герцогъ де-Гизъ остался задумчивъ посреди общаго восторга.

-- Не-уже-ли человѣкъ, подобный мнѣ, долженъ унижаться до подобныхъ уловокъ? проговорилъ онъ.-- Не-уже-ли народы повинуются охотнѣе подобнымъ пергаментамъ, нежели благородству и величію, написанному на лицѣ человѣка, молніямъ, сверкающимъ въ глазахъ это?

-- Что дѣлать, Генрихъ, вы правы, совершенно правы. Еслибъ смотрѣли только на лицо, такъ вы были бы царь между царями, потому-что всѣ прочіе принцы, какъ всѣ говорятъ, кажутся простолюдинами передъ вами. Но, чтобъ вступить на престолъ, главное дѣло, какъ очень-умно замѣтилъ Николай Давидъ, затѣять добрый процессъ; а родословная нужна для того, чтобъ нашъ гербъ не уступалъ гербамъ другихъ владѣтелей въ Европѣ.

-- Слѣдовательно, эта родословная дѣйствительна, продолжалъ, вздохнувъ, Генрихъ де-Гизъ: -- вотъ двѣсти экю, обѣщанные вамъ, Николай Давидъ, моимъ братомъ герцогомъ майеннскимъ.

-- А вотъ и еще двѣсти экю, сказалъ кардиналъ адвокату, глаза котораго заблистали радостно при видѣ золота: -- за новое порученіе, которое мы возложимъ на васъ.

-- Говорите, я весь къ услугамъ вашей милости.

-- Мы не можемъ послать васъ самихъ въ Римъ къ нашему святѣйшему отцу Григорію XIII, съ этой родословной, чтобъ онъ утвердилъ ее. Вы слишкомъ-незначительное лицо, и предъ вами не отворится дверь Ватикана.

-- Увы! сказалъ Николай Давидъ: -- сердце у меня благородное, но происхожденія я ничтожнаго! Ахъ, еслибъ я былъ только простой дворянинъ!

-- Замолчишь ли ты, бродяга! проворчалъ съ дворянскимъ негодованіемъ Шико.

-- Но вы не дворянинъ, продолжалъ кардиналъ:-- къ-сожалѣнію. Слѣдовательно, мы должны возложить это порученіе на Пьера де-Гонди.

-- Позвольте, братецъ, сказала герцогиня серьёзно: -- Гонди -- люди ученые, въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія; но мы не имѣемъ надъ ними никакого вліянія, никакой власти. За нихъ намъ можетъ поручиться одно ихъ честолюбіе; по они могутъ удовлетворить свое честолюбіе такъ же хорошо съ королемъ Генрихомъ, какъ съ Гизами.

-- Сестра говоритъ правду, сказалъ герцогъ майеннскій:-- и мы не можемъ положиться на Пьера де-Гонди съ тою же увѣренностью, съ какою полагаемся на Николая Давида; онъ нашъ, и мы можемъ его повѣсить, если намъ вздумается.

Эта наивность герцога, высказанная безъ чиновъ, въ глаза Николаю Давиду, произвела на бѣднаго законника самое странное впечатлѣніе: онъ засмѣялся судорожнымъ смѣхомъ, свидѣтельствовавшимъ о большомъ страхѣ.

-- Братъ мой Карлъ шутитъ, сказалъ Генрихъ де-Гизъ поблѣднѣвшему адвокату: -- мы знаемъ, что вы намъ преданы; вы доказали это во многихъ случаяхъ.

-- Да, доказалъ; это я знаю! подумалъ Шико, грозя кулакомъ своему врагу, или, вѣрнѣе сказать, двумъ врагамъ.

-- Успокойтесь, Карлъ; успокойтесь, Екатерина; я принялъ всѣ мѣры. Пьеръ де-Гонди отвезетъ эту родословную въ Римъ, но вмѣстѣ съ другими бумагами, не зная самъ, что везетъ. Папа утвердитъ или не утвердитъ, а Гонди ничего не будетъ знать. Вы, Николай Давидъ, отправитесь почти въ одно время съ нимъ и будете ждать его въ Шалонѣ, Ліонѣ или Авиньйонѣ, смотря по приказанію, которое получите отъ насъ; такимъ-образомъ вамъ однимъ будетъ извѣстна наша тайна. Слѣдовательно, вы видите, что повѣреннымъ нашимъ остаетесь вы одни.

Давидъ поклонился.

-- Да; но не забывай, дружокъ, на какомъ условіи, ворчалъ Шико:-- ты будешь повѣшенъ, если измѣнишь; но не бойся, клянусь святой Женевьевой, изображенной здѣсь въ разныхъ видахъ, что ты теперь стоишь между двумя висѣлицами, но ближе къ той, которую я тебѣ готовлю.

Братья пожали другъ другу руки и поцаловали сестру, которая принесла имъ монашескія рясы, снятыя ими въ трапезной; потомъ, когда они надѣли ихъ, она сама опустила на лицо капюшонъ и пошла вмѣстѣ съ ними по направленію къ двери, у которой ждалъ ихъ братъ-привратникъ. Вскорѣ они исчезли во мракѣ, и только слышно было, какъ деньги звучали въ карманѣ Николая Давида.

Братъ-привратникъ заложилъ за ними затворы и, воротившись въ церковь, погасилъ лампу; тогда опять наступилъ глубокій мракъ, уже прежде наводившій такой таинственный ужасъ на Шико.

Шумъ сандалій монаха на каменномъ полу мало-по-малу утихалъ и, наконецъ, совсѣмъ затихъ.

Пять минутъ, казавшіяся вѣчностью Гасконцу, прошли, и ничто не нарушало ни тишины, ни мрака.

-- Слава Богу, сказалъ Шико: -- теперь, кажется, все кончено; три дѣйствія съиграны; актёры разъѣхались. Постараюсь и я выбраться отсюда: будетъ съ меня и этой комедіи!

И, не желая болѣе провесть ночь въ церкви съ-тѣхъ-поръ, какъ увидѣлъ, что и подъ поломъ и въ исповѣдальняхъ скрывались мнимые монахи, Ши ко отдернулъ тихонько задвижку, осторожно отворилъ дверь и вышелъ изъ своей будки.

Онъ замѣтилъ, что въ одномъ углу стояла лѣстница, которую приставляли къ окнамъ, чтобъ чистить стекла и рамы. Онъ не терялъ времени. Выставивъ впередъ руки, осторожно переступая, онъ тихо добрался до лѣстницы, поднялъ ее и приставилъ къ окну.

При свѣтѣ луны, Шико замѣтилъ, что не ошибся въ своемъ разсчетѣ: окно выходило на монастырское кладбище.

Гасконецъ открылъ окно, сѣлъ верхомъ на подоконникъ, притащилъ къ себѣ лѣстницу съ ловкостью, которую всегда сообщаетъ радость или страхъ, и потомъ спустилъ ее наружу.

Сошедъ внизъ, онъ спряталъ лѣстницу за уголъ и, пробираясь между могилами, дошелъ до стѣны, отдѣлявшей кладбище отъ улицы и перелѣзъ черезъ нее, сваливъ за собою нѣсколько каменьевъ, которые упали на улицу.

Тамъ Шико вздохнулъ свободнѣе.

Онъ отдѣлался нѣсколькими царапинами отъ опасности, нѣсколько угрожавшей его жизни.

Потомъ, начавъ дышать свободнѣе, Шико побѣжалъ къ Улицѣ-Сен-Жакъ, и остановился только у гостинницы Рога-Изобилія, въ дверь которой немедленно постучался.

Клодъ Бономе самъ отворилъ ему дверь. Онъ былъ изъ тѣхъ людей, которые знаютъ, что за всякое безпокойство платятъ наличными деньгами, и надѣялся болѣе разбогатѣть экстраординарными доходами.

Онъ съ перваго взгляда узналъ Шико, хотя тотъ ушелъ свѣтскимъ человѣкомъ, а воротился монахомъ.

-- А! это ваша милость, сказалъ онъ: -- добро пожаловать!

Шико далъ ему экю.

-- А братъ Горанфло? спросилъ онъ.

Пріятная улыбка выступила на лицѣ хозяина; онъ пошелъ къ маленькой комнаткѣ, толкнулъ дверь и сказалъ:

-- Посмотрите.

Братъ Горанфло храпѣлъ на томъ же мѣстѣ, на которомъ оставилъ его Шико.

-- Ventre de biche! сказалъ Гасконецъ:-- достойный другъ мой, ты еще самъ не знаешь, какой тебѣ приснился страшный сонъ!

X.

Какъ путешествовали мосьё и мадамъ де-Сен-Люкъ и какъ они нашли себѣ спутника.

На другой день утромъ, около того времени, когда просыпался братъ Горанфло, закутанный въ свой черный кафтанъ, читатель нашъ встрѣтилъ бы по дорогъ изъ Парижа въ Анжеръ, между Шартромъ и Ножаномъ, двухъ всадниковъ, дворянина съ пажомъ, смирные кони которыхъ шли рядомъ, лаская другъ друга мордами и бесѣдуя ржаніемъ и дыханіемъ, какъ пара добрыхъ животныхъ, которыя, будучи лишены дара слова, нашли-таки средство сообщать другъ другу свои ощущенія.

Наканунѣ, всадники прискакали въ Шартръ на лошадяхъ, покрытыхъ пѣною; одна изъ нихъ упала на самой соборной площади, и такъ-какъ въ то самое время благочестивые граждане Шартра шли въ церковь, то зрѣлище прекраснаго коня, издыхавшаго отъ усталости и покинутаго своими хозяевами, подобно какой-нибудь ничтожной клячѣ, доставило имъ не малое развлеченіе.

Нѣкоторые изъ нихъ замѣтили, -- жители Шартра съ давнихъ временъ слывутъ за тонкихъ наблюдателей, -- замѣтили, что тотъ изъ всадниковъ, который былъ повыше ростомъ и казался господиномъ, далъ прохожему мальчику экю, чтобъ тотъ проводилъ его до ближайшей гостинницы, изъ заднихъ воротъ которой, выходившихъ на поляну, оба всадника выѣхали, полчаса спустя, на новыхъ коняхъ.

Выѣхавъ на поляну, еще голую и холодную, но уже украшенную синеватыми тонами, предвѣстниками весны, всадникъ, который былъ повыше ростомъ, приблизился къ меньшему и обнявъ его, сказалъ:

-- Поцалуемся; теперь намъ нечего бояться.

Тогда г-жа де-Сен-Люкъ -- то была она, -- раскрыла плащъ, который былъ у нея на плечахъ, наклонилась къ молодому человѣку и, опершись обѣими руками на плеча его, съ нѣжнымъ взглядомъ его поцаловала.

Изъ увѣренія въ томъ, что они находились въ безопасности, а можетъ-быть и изъ долгаго сладкаго поцалуя воспослѣдовало то, что въ этотъ день мосьё и мадамъ де-Сен-Люкъ остановились въ маленькой гостиницѣ Курвилльскаго-Селенія, находящагося въ четырехъ льё отъ Шартра и представлявшаго, по своему уединенію, двойнымъ запорамъ и разнымъ другимъ удобствамъ, множество выгодъ.

Они остались тамъ цѣлый день и цѣлую ночь, и приказавъ принести себѣ покушать, заперлись, сказавъ хозяину, что нуждаются въ покоѣ послѣ долгаго, утомительнаго путешествія, а потому желаютъ, чтобъ ихъ не безпокоили до слѣдующаго утра. Приказаніе ихъ было исполнено въ точности.

Утромъ этого слѣдующаго дня мы встрѣчаемъ молодыхъ супруговъ на дорогѣ изъ Шартра въ Ножанъ.

Такъ-какъ въ этотъ день они были еще спокойнѣе и беззаботнѣе, то ѣхали уже не какъ бѣглецы, даже не какъ влюбленные, а какъ школьники, ежеминутно сворачивающіе съ прямой дороги, чтобъ любоваться первыми древесными почками, отъискивали первый зеленѣющій мохъ, собирали первые цвѣтки, первенцы весны, пробивающіеся сквозь тающій снѣгъ, и отъ-души радовались при видѣ солнечнаго луча, ласкающаго отливчатую шейку утокъ или прыжками зайца, пробѣгавшаго по полянѣ.

-- Morbleu! вскричалъ вдругъ Сен-Люкъ: -- какъ пріятно быть на свободѣ! Была ли ты когда-нибудь на свободѣ, Жанна?

-- Я? отвѣчала молодая женщина весело и звучнымъ голоскомъ:-- никогда; я въ первый разъ въ волю наслаждаюсь открытымъ воздухомъ. Отецъ мой былъ всегда мнителенъ. Мать была домосѣдка. Я никогда не выходила безъ гувернантки, двухъ горничныхъ и долговязаго лакея, такъ-что мнѣ ни разу не удавалось порѣзвиться на лугу, съ-тѣхъ-поръ, какъ я, беззаботное и рѣзвое дитя, бѣгала по большимъ меридорскимъ лѣсамъ съ моей доброй Діаной, перегоняя ее и иногда разбѣгаясь въ разныя стороны. Тогда мы останавливались съ боязнію, при видѣ оленя или лани, испуганной нами, и со страхомъ спрашивали тишину лѣсной чащи... Но ты, мой милый Сен-Люкъ, ты всегда былъ свободенъ!

-- Я свободенъ?

-- Разумѣется, мужчина...

-- Ошибаешься, мой другъ; я никогда не былъ свободенъ. Будучи воспитанъ съ герцогомъ анжуйскимъ, я уѣхалъ съ нимъ въ Польшу, воротился въ Парижъ, былъ прикованъ къ нему вѣчнымъ деспотизмомъ этикета и преслѣдуемъ плачевнымъ голосомъ, твердившимъ мнѣ безпрестанно: "Сен-Люкъ, другъ мой, мнѣ скучно; давай скучать вмѣстѣ." Свободенъ, одѣтъ, -- а корсетъ, сжимавшій мнѣ животъ, а накрахмаленные брыжжи, царапавшіе мнѣ шею, а завитые волосы, вымазанные разными помадами, а токъ, булавками приклеенный къ моей головѣ... О, нѣтъ, нѣтъ, моя добрая Жанна, мнѣ кажется, я былъ менѣе свободенъ, нежели ты. За то, ты видишь теперь, какъ я пользуюсь своей свободой. Vive Dieu! чудная вещь свобода!..

-- А если насъ поймаютъ, Сен-Люкъ, сказала молодая женщина, оглянувшись съ безпокойствомъ: -- если насъ посадятъ въ Бастилію?

-- Если насъ посадятъ вмѣстѣ, милая Жанна, такъ бѣда еще не очень-велика; кажется, вчера мы просидѣли вмѣстѣ точно государственные преступники, а между-тѣмъ не скучали.

-- Сен-Люкъ, отвѣчала Жанна съ лукавой и веселой улыбкой: -- насъ вмѣстѣ не посадятъ... этого-то я и боюсь!

И прелестная молодая женщина покраснѣла отъ-того, что хотѣла много высказать, а сказала такъ мало.

-- Такъ скроемся подальше, сказалъ Сен-Люкъ.

-- О, будь спокоенъ! отвѣчала Жанна: -- въ этомъ отношеніи намъ бояться нечего; мы скроемся какъ-нельзя-лучше; ты не знаешь Меридора съ его высокими дубами, похожими на колонны храма, сводомъ которому служитъ само небо; ты не знаешь его безконечныхъ галерей и лѣнивыхъ рѣкъ, текущихъ лѣтомъ подъ мрачными арками зелени, а зимой подъ слоями сухихъ, желтыхъ листьевъ; ты не знаешь огромныхъ прудовъ, полей, засѣянныхъ рожью, цвѣтниковъ, мягкихъ луговъ и маленькихъ башенъ, населенныхъ тысячами голубей, летающихъ и воркующихъ подобно пчеламъ вокругъ улья; но это еще не все, Сен-Люкъ: посреди всего этого, царица этого маленькаго царства, очаровательница этихъ армидиныхъ лѣсовъ, прелестная, добрая, несравненная Діана, алмазное сердце въ золотой оболочкѣ... о, ты полюбишь ее, Сен-Люкъ!

-- Я уже люблю ее за то, что она тебя любила!

-- Я увѣрена, что она и теперь еще любитъ меня и всегда будетъ любить меня. Діана постоянна въ своей дружбѣ. Можешь ли ты представить себѣ, какую счастливую жизнь будемъ мы вести въ этомъ гнѣздѣ изъ цвѣтовъ, которые распустятся съ наступленіемъ весны! Діана управляетъ домомъ своего отца, стараго барона; слѣдовательно, о его пріемѣ заботиться нечего. Онъ старый воинъ временъ Франциска I, нѣкогда сильный и храбрый, теперь слабый и кроткій, сохранившій одно воспоминаніе о прошедшемъ, о побѣдителѣ при Мариньйонѣ и побѣжденномъ при Павіи, питающемъ одну привязанность въ настоящемъ и одну надежду въ будущемъ -- любовь къ Діанѣ!.. Мы можемъ прожить въ Меридорѣ такъ, что онъ и знать того не будетъ. А если и узнаетъ, такъ онъ будетъ намъ радъ какъ-нельзя-болѣе! Стоитъ только слушать его, когда онъ будетъ говорить, что Діана очаровательнѣйшая дѣвушка въ мірѣ, и что король Францискъ I величайшій полководецъ въ исторіи!

-- О, это прелестно! сказалъ Сен-Люкъ:-- только я предвижу частыя ссоры.

-- Съ кѣмъ?

-- Съ барономъ.

-- За что? За короля Франциска I?

-- Нѣтъ. Я, пожалуй, соглашусь съ нимъ въ этомъ; но что касается до очаровательнѣйшей дѣвушки...

-- Да вѣдь я твоя жена, а не дѣвушка.

-- И то правда, сказалъ Сен-Люкъ.

-- Можешь ли ты представить себѣ наше блаженство? продолжала Жанна.-- Съ утра мы выйдемъ въ лѣсъ изъ маленькаго павильйона, въ которомъ будемъ жить. Я знаю этотъ павильйонъ; двѣ башенки связаны зданіемъ, выстроеннымъ во времена Лудовика XII, очаровательной архитектуры; онъ тебѣ понравится... А изъ оконъ спокойный видъ на безконечный лѣсъ, въ темныхъ аллеяхъ котораго вдали виднѣются олень или лань, подымающіе голову при малѣйшемъ шумѣ; съ противоположной же стороны обширный видъ на золотистыя поляны, на селенія изъ бѣлыхъ домиковъ съ красными кровлями; на Луару, искрящуюся при солнечныхъ лучахъ и покрытую челноками. Потомъ, въ трехъ льё отъ насъ, будетъ озеро, съ лодками; у насъ будутъ свои лошади, свои собаки, съ которыми мы будемъ охотиться въ большихъ лѣсахъ, между-тѣмъ, какъ старый баронъ, не зная о гостяхъ, будетъ прислушиваться къ отдаленнымъ звукамъ охотничьихъ роговъ, къ лаю собакъ, и будетъ говорить:

"-- Слушай, дочь моя, слушай... точно будто Астрея и Флегетонъ охотятся...

"-- Пускай охотятся, добрый папенька, отвѣтитъ ему Діана...

-- Скорѣй, скорѣй, Жанна, сказалъ Сен-Люкъ: -- я бы желалъ уже быть въ Меридорѣ.

И они погоняли лошадей, которыя часа два скакали безъ отдыха, потомъ мало-по-малу умѣряли бѣгъ, и молодые люди опять вступали въ разговоръ, или мѣнялись поцалуями.

Такимъ-образомъ они доѣхали до Маиса, гдѣ почти совершенно-успокоенные, пробыли цѣлый день. Еще счастливая станція на счастливомъ пути ихъ!

Съ твердымъ намѣреніемъ прибыть въ тотъ же вечеръ въ Меридоръ, они на слѣдующій день въѣхали въ песчаные лѣса, простиравшіеся въ то время отъ Геселара до Экомуа.

Прибывъ туда, Сен-Люкъ считалъ себя уже внѣ всякой опасности, зная то пылкій, то лѣнивый правъ короля, который, по расположенію духа, либо отправилъ за нимъ въ погоню двадцать курьеровъ и сто стражей съ приказаніемъ привести его живаго или мертваго, либо вздохнулъ, потянулся и проворчалъ, зѣвнувъ:

-- О! измѣнникъ Сен-Люкъ, не зналъ же я тебя!

А такъ-какъ за ними не было никакой погони, то было очень-вѣроятно, что Генрихъ III находился не въ первомъ, а во второмъ расположеніи духа.

Такъ думалъ Сен-Люкъ, оглядываясь по-временамъ на пустынную дорогу, на которой незамѣтно было ни малѣйшаго преслѣдователя.

-- Я увѣренъ, думалъ онъ: -- что вся гроза разразилась надъ бѣднымъ Шико, который, не смотря на всю свою глупость, а, можетъ-быть, по причинѣ этой глупости, далъ мнѣ очень-хорошій совѣтъ... Я отдѣлаюсь какою-нибудь болѣе или менѣе остроумною анаграммою.

И Сен-Люкъ вспомнилъ страшную анаграмму, которую Шико сочинилъ на него, когда онъ былъ еще въ милости.

Вдругъ Сен-Люкъ почувствовалъ, что жена схватила его за руку. Онъ вздрогнулъ. Движеніе ея не походило на ласку.

-- Что съ тобой? спросилъ онъ.

-- Смотри, сказала Жанна.

Сен-Люкъ оглянулся и увидѣлъ вдали всадника, скакавшаго во весь опоръ по той же дорогѣ, по которой они ѣхали.

Всадникъ этотъ находился на вершинѣ холма, рѣзко отдѣлялся отъ блѣднаго неба, и по тому обману перспективы, который, вѣроятно, многіе изъ нашихъ читателей замѣчали, казался великаномъ.

Это обстоятельство показалось дурнымъ предзнаменованіемъ Сен-Люку, потому-что въ то самое время, когда онъ считалъ себя уже внѣ опасности, дѣйствительность какъ-бы опровергала его мнѣніе. Не смотря на спокойствіе, онъ внутренно страшился какой-либо внезапной прихоти Генриха III.

-- Да, точно, отвѣчалъ онъ, поблѣднѣвъ: -- всадникъ.

-- Ускачемъ поскорѣе, сказала Жанна, пришпоривъ лошадь.

-- Нѣтъ, возразилъ Сен-Люкъ, который, не смотря на ощутительный страхъ, не терялъ присутствія духа:-- нѣтъ; этотъ всадникъ одинъ, если я не ошибаюсь, а отъ одного человѣка я бѣжать не могу. Посторонимся и дадимъ ему дорогу; когда онъ проѣдетъ, мы будемъ продолжать путь.

-- А если онъ остановится?

-- Если остановится, такъ мы увидимъ, съ кѣмъ имѣемъ дѣло, и будемъ дѣйствовать сообразно обстоятельствамъ.

-- Ты правъ, сказала Жанна:-- и я напрасно безпокоилась, находясь, мой милый Сен-Люкъ, подъ твоей защитой.

-- Однакожъ все-таки пришпоримъ лошадей, сказалъ Сен-Люкъ, бросивъ послѣдній взглядъ на незнакомца, скакавшаго во весь галопъ прямо къ нимъ:-- я узнаю шляпу и на шляпѣ перо, которое пугаетъ меня.

-- О, Боже мой! Что же можетъ быть страшнаго въ шляпѣ и перѣ? спросила Жанна, слѣдуя за мужемъ, схватившимъ лошадь ея подъ уздцы и тащившимъ ее за собою въ лѣсъ.

-- То, что перо самаго новомоднаго цвѣта, а шляпа нынѣшней формы; подкрашивать эти перья стоитъ слишкомъ-дорого, шляпы эти также непомѣрпо-дороги, по причинѣ своей новомодности; слѣдоватольно за нами скачетъ не какой-нибудь деревенскій дворянинъ, землякъ жирныхъ пулярдокъ, которыхъ столько уважаетъ Шико. Ускачемъ скорѣе, Жанна; этотъ всадникъ похожъ на посланца моего повелителя, августѣйшаго Генриха III.

-- Ускачемъ! отвѣчала молодая женщина, дрожа какъ листъ при одной мысли о томъ, что ее могли разлучить съ мужемъ.

Но говорить было легко, исполнить трудно. Сосны были такъ часты въ лѣсу, что образовывали настоящую зеленую стѣну; да и лошади вязли въ сыпучемъ пескѣ.

Между-тѣмъ, всадникъ приближался съ быстротою молніи, и уже слышался топотъ копя его по склону холма.

-- Боже мой! нѣтъ никакого сомнѣнія; онъ гонится за нами! вскричала молодая женщина.

-- Morbleu! отвѣчалъ Сен-Люкъ:-- если за нами, такъ посмотримъ, что ему угодно, потому-что бѣжать невозможно; онъ пѣшкомъ догонитъ насъ.

-- Онъ остановился, сказала молодая женщина.

-- Сходитъ съ коня, прибавилъ Сен-Люкъ: -- входитъ въ лѣсъ. А, morbleu! хоть бы онъ былъ самъ чортъ, такъ я пойду къ нему на встрѣчу.

И точно, привязавъ лошадь къ дереву, незнакомецъ вошелъ въ лѣсъ и кричалъ:

-- Эй, дворянинъ! не бѣгите, тысяча чертей! Я хочу отдать вамъ вещь, которую вы потеряли.

-- Что онъ говоритъ? спросила графиня.

-- Онъ говоритъ, что мы потеряли какую-то вещь, отвѣчалъ Сен-Люкъ.

-- Эй, господинъ пажъ, продолжалъ незнакомецъ: -- вы забыли свои браслетъ въ курвилльской гостинницѣ. Чортъ возьми! женскихъ подарковъ терять не должно, а особенно съ портретомъ, и тѣмъ болѣе съ портретомъ почтенной мадамъ де-Коссе. Я же хочу вамъ услужить, а вы заставляете меня бѣгать за вами.

-- Да это знакомый голосъ! вскричалъ Сен-Люкъ.

-- Онъ говоритъ о маменькѣ.

-- Развѣ ты потеряла браслетъ, другъ мой?

-- Ахъ, Боже мой, да! Я только сегодня утромъ замѣтила это, и никакъ не могла вспомнить, гдѣ его оставила.

-- Да это Бюсси! вскричалъ вдругъ Сен-Люкъ.

-- Графъ де-Бюсси, спросила Жанна: -- нашъ другъ?

-- Разумѣется, нашъ другъ! вскричалъ Сен-Люкъ, спѣша такъ же скоро на встрѣчу дворянину, какъ онъ бѣжалъ отъ него.

-- Сен-Люкъ! слѣдовательно я не ошибся, сказалъ звучнымъ, веселымъ голосомъ де-Бюсси, который однимъ скачкомъ очутился возлѣ молодыхъ супруговъ.-- Здравствуйте, графиня, продолжалъ онъ, смѣясь и подавая графинѣ портретъ, который она въ-самомъ-дѣлѣ забыла въ курвилльской гостинницѣ, гдѣ, какъ мы уже говорили, наши путешественники переночевали.

-- Не король ли послалъ васъ за нами лъ погоню, мосьё де-Бюсси? спросила Жанна, улыбаясь.

-- Меня? О, нѣтъ! Я не такъ-друженъ съ его величествомъ, чтобъ могъ удостоиться подобнаго порученія. Нѣтъ, я нашелъ вашъ браслетъ въ Курвиллѣ, и по-этому догадался, что вы ѣдете по этой дорогѣ. Тогда я погналъ своего копя, увидѣлъ васъ и невольно загналъ въ лѣсъ. Извините.

-- Слѣдовательно, спросилъ Сен-Люкъ, не совсѣмъ еще убѣжденный:-- одинъ случай привелъ васъ на эту дорогу.

-- Случай, отвѣчалъ Бюсси:-- или, лучше сказать, Провидѣніе.

И всѣ сомнѣнія Сен-Люка разсѣялись при взглядѣ въ свѣтлые глаза и на откровенную улыбку прекраснаго молодаго человѣка.

-- Слѣдовательно, вы путешествуете? спросила Жанна.

-- Путешествую, отвѣчалъ Бюсси, садясь на лошадь.

-- Только не такъ, какъ мы?

-- Нѣтъ, къ-сожалѣнію.

-- То-есть я хотѣла сказать, вы не въ милости!

-- Почти.

-- А куда вы ѣдете?

-- Къ Анжеру. А вы?

-- Туда же.

-- Понимаю; имѣніе Бриссакъ находится въ десяти льё отсюда, между Анжеромъ и Самюромъ; вы ѣдете искать убѣжища въ родномъ гнѣздышкѣ, какъ гонимые голубки; это очень-мило, и я позавидовалъ бы вашему счастію, еслибъ зависть не, была такой нехорошій порокъ!

-- Э! мосьё де-Бюсси, сказала Жанна съ выраженіемъ признательности:-- женитесь, и вы будете такъ же счастливы, какъ мы; счастіе само приходитъ, когда намъ есть кого любить.

И она улыбаясь взглянула на Сен-Люка, какъ-бы требуя, чтобъ тотъ подтвердилъ слова ея.

-- Графиня, отвѣчалъ Бюсси:-- я не довѣряю этому счастію; вѣдь не всякому удастся жениться съ разрѣшенія короля...

-- Полноте, мосьё де-Бюсси; будто вы не знаете, что васъ всѣ любятъ.

-- Когда насъ любятъ всѣ, графиня, отвѣчалъ улыбаясь Бюсси:-- такъ это значитъ, что никто насъ не любитъ.

-- Знаете что, сказала Жанна, значительно взглянувъ на мужа: -- я найду вамъ невѣсту; это, во-первыхъ, успокоитъ многихъ ревнивыхъ мужей, которыхъ я знаю, а во-вторыхъ, это доставитъ вамъ то счастіе, которое вы отрицаете.

-- Я не отрицаю этого счастія, отвѣчалъ Бюсси, вздохнувъ:-- я только говорю, что для меня оно не существуетъ.

-- Хотите ли, я женю васъ? повторила мадамъ де-Сен-Люкъ.

-- Если вы хотите женить меня по своему вкусу, такъ нѣтъ; а по моему -- такъ да.

-- Вы говорите это, какъ человѣкъ, рѣшившійся остаться холостякомъ.

-- Можетъ-быть.

-- Не-уже-ли вы влюблены въ женщину, на которой не можете жениться?

-- Графъ, ради Бога, сказалъ Бюсси: -- попросите мадамъ де-Сен-Люкъ, чтобъ она перестала терзать мое бѣдное сердце.

-- Берегитесь, Бюсси; вы заставите меня думать, что вы влюблены въ жену мою.

-- Въ такомъ случаѣ вы должны сознаться въ моей скромности и въ томъ, что ревнивымъ мужьямъ нечего меня бояться.

-- Правда! сказалъ Сен-Люкъ, вспомнивъ, что Бюсси привелъ къ нему жену въ Лувръ.-- Но все равно, признайтесь, сердце ваше несвободно.

-- Признаюсь, отвѣчалъ Бюсси.

-- По любви, или по прихоти? спросила Жанна.

-- По страсти, графиня.

-- Я вылечу васъ.

-- Не думаю.

-- Я женю васъ.

-- Сомнѣваюсь.

-- И вы будете такъ счастливы, какъ заслуживаете...

-- Увы! единственное мое счастіе теперь то, что я несчастливъ.

-- Объявляю вамъ, что я ужасно упряма.

-- А я больше васъ! отвѣчалъ Бюсси.

-- Графъ, вы уступите мнѣ.

-- Послушайте, графиня, сказалъ молодой человѣкъ:-- будемъ путешествовать какъ добрые друзья. Не будемъ ссориться. Выѣдемъ сперва изъ этой песочницы и поѣдемъ полемъ къ тому маленькому селенію, которое виднѣется тамъ, вправо...

-- Зачѣмъ же къ этому, а не къ другому?

-- Мнѣ все равно.

-- Такъ стало-быть вы ѣдете съ нами.

-- До извѣстнаго мѣста, если позволите.

-- Съ удовольствіемъ. Но вы сдѣлаете еще лучше, если поѣдете съ нами.

-- Куда?

-- Въ Меридорскій-Замокъ.

Кровь бросилась сперва въ лицо, а потомъ къ сердцу Бюсси. Онъ сначала покраснѣлъ, а потомъ такъ поблѣднѣлъ, что тайна его была бы открыта, еслибъ Жанна не смотрѣла въ это время съ улыбкой на мужа.

Бюсси имѣлъ время прійдти въ себя, пока молодые супруги, или, лучше сказать, любовники, взорами бесѣдовали другъ съ другомъ; собравшись съ духомъ, онъ спросилъ:

-- Въ Меридорскій-Замокъ, графиня? Что это такое?

-- Имѣніе одной изъ моихъ подругъ, отвѣчала Жанна.

-- Изъ вашихъ... подругъ... продолжалъ Бюсси: -- и она... теперь у себя... въ имѣніи?

-- Разумѣется, отвѣчала г-жа де-Сен-Люкъ, не имѣвшая ни малѣйшаго свѣдѣнія о томъ, что происходило въ послѣдніе два мѣсяца въ Меридорѣ:-- не-уже-ли вы, графъ, никогда не слышали ничего о баронѣ де-Меридорѣ, одномъ изъ богатѣйшихъ владѣтелей въ этомъ краю?.. И...

-- И? повторилъ Бюсси, замѣтивъ, что Жанна остановилась.

-- И о дочери его, Діанѣ де-Меридоръ, прелестнѣйшей дѣвицѣ не только въ здѣшнемъ краю, но и въ цѣлой Франціи?

-- Не слыхалъ, съ трудомъ отвѣчалъ Бюсси.

И пока Жанна опять смотрѣла на мужа съ нѣжнымъ выраженіемъ, молодой дворянинъ спрашивалъ себя, по какому странному счастію встрѣчалъ онъ на этой дорогѣ, безъ всякой причины, безъ всякой логики, людей, которые заговаривали съ нимъ о Діанѣ де-Меридоръ, о единственной женщинѣ, о которой онъ могъ помышлять въ настоящую минуту. Было ли это сдѣлано съ намѣреніемъ? Не можетъ-быть, потому-что Сен-Люкъ не былъ уже въ Парижѣ, когда Бюсси вошелъ къ графинѣ де-Монсоро и когда онъ узналъ, что графиня де-Монсоро была Діана де-Меридоръ.

-- А далеко ли отсюда это имѣніе? спросилъ Бюсси.

-- Кажется, въ семи льё, и я готова биться объ закладъ, что мы тамъ переночуемъ, а не въ этомъ селеніи, которое вамъ столько нравится. Ѣдете вы съ нами?

-- Съ удовольствіемъ.

-- А! произнесла Жанна: -- вотъ мы уже ступили шагъ къ тому счастію, которое я вамъ предлагаю.

Бюсси поклонился и продолжалъ ѣхать возлѣ молодыхъ супруговъ, которые были съ нимъ очень-любезны за услугу, имъ оказанную.

Въ-продолженіи нѣсколькихъ минутъ они ѣхали молча.

Наконецъ, Бюсси, которому хотѣлось узнать многое, рѣшился сдѣлать вопросъ. Какъ человѣкъ, котораго приглашали въ незнакомый домъ, онъ имѣлъ на то полное право.

-- А что за человѣкъ этотъ баронъ де-Меридоръ, о которомъ вы мнѣ говорите?

-- Онъ истинный дворянинъ, рыцарь древнихъ временъ, который, еслибъ жилъ во времена короля Артура, то навѣрное попалъ бы за круглый столъ.

-- А, спросилъ Бюсси, съ неимовѣрнымъ усиліемъ стараясь придать лицу своему равнодушное выраженіе:-- за кого выдалъ онъ свою дочь?

-- Свою дочь?

-- Да.

-- За кого?

-- Я спрашиваю васъ о томъ.

-- Діану?

-- Что жь въ этомъ удивительнаго?

-- Ничего; но Діана не замужемъ; иначе меня первую увѣдомили бъ о томъ.

Сердце Бюсси сжалось, и горестный, тяжкій вздохъ вырвался изъ груди его.

-- Слѣдовательно, продолжалъ онъ: -- мамзель де-Меридоръ въ замкѣ, у своего отца?

-- Надѣемся, отвѣчалъ Сен-Люкъ съ удареніемъ, которымъ какъ бы хотѣлъ показать женѣ, что онъ понялъ ее, соглашался съ нею и вступалъ съ нею въ союзъ.

Наступила минута молчанія, во время котораго каждый былъ занятъ своими мыслями.

-- Ахъ! вскричала вдругъ Жанна, приподнявшись на стременахъ: -- вотъ и башни замка. Смотрите, смотрите, мосьё де-Бюсси, посреди этого огромнаго обнаженнаго лѣса, который черезъ мѣсяцъ покроется очаровательною зеленью, видите ли вы аспидную кровлю?

-- Вижу, вижу, отвѣчалъ Бюсси съ волненіемъ, которому самъ изумился.-- Такъ это замокъ Меридоръ?

И по обороту мысли, весьма-понятному и естественному при видѣ богатой и прекрасной природы даже въ это время года, при видѣ дворянскаго жилища, онъ вспомнилъ о бѣдной плѣнницѣ, заключенной въ удушливомъ домикѣ Сент-Антуанской-Улицы, посреди парижскихъ испареній и тумановъ...

Онъ еще разъ вздохнулъ. Обѣщая счастіе, г-жа де-Сен-Люкъ внушила ему надежду.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

I.

Старикъ-сирота.

Мадамъ де-Сен-Люкъ не ошиблась: два часа спустя, они подъѣхали къ Меридорскому-Замку.

Послѣ разговора путешественниковъ, сообщеннаго нами въ послѣдней главѣ, Бюсси сталъ раздумывать, не разсказать ли добрымъ пріятелямъ своимъ о причинахъ, заставившихъ Діану удалиться изъ Меридора. Но, приступая къ этимъ объясненіямъ, надобно было открыть не только то, что всѣ скоро должны были узнать, но еще и то, что одинъ Бюсси зналъ, и чего онъ никому не хотѣлъ открывать. Итакъ онъ отказался отъ признанія, которое повлекло бы за собою слишкомъ-много разспросовъ и догадокъ.

Притомъ же, Бюсси желалъ вступить въ Меридоръ, какъ человѣкъ совершенно-незнакомый. Онъ хотѣлъ видѣть барона де-Меридоръ безъ всякаго приготовленія и желалъ слышать откровенное мнѣніе старика о графѣ Монсоро и герцогѣ анжуйскомъ; онъ желалъ, наконецъ, убѣдиться -- не въ томъ, справедливъ ли разсказъ Діаны, потому-что не могъ подозрѣвать ее, -- но въ томъ, что она сама не была обманута ни въ чемъ и что разсказъ, который онъ выслушалъ съ такимъ участіемъ, во всемъ согласовался съ дѣйствительностью.

Читатели видятъ, что Бюсси обладалъ двумя качествами, поддерживающими человѣка высшихъ способностей въ его сферѣ, даже посреди ослѣпленія, порождаемаго любовью: эти два качества были осторожность съ чужими и глубокое уваженіе къ любимой особѣ.

А потому мадамъ де-Сен-Люкъ, обманутая, вопреки своей женской проницательности, присутствіемъ духа Бюсси, ни мало не сомнѣвалась въ томъ, что молодой человѣкъ впервые слышитъ имя Діаны, что это имя не пробуждало въ немъ ни воспоминаній, ни надеждъ, и что онъ надѣялся встрѣтить въ Меридорѣ какую-нибудь довольно-неловкую провинціалку, которую сильно смутитъ видъ неожиданныхъ гостей.

Въ-слѣдствіе этого, она готовилась насладиться его изумленіемъ при видѣ Діаны.

Одно удивило ее: когда часовой протрубилъ сигналъ, возвѣщавшій о пріѣздѣ гостей, Діана не вышла имъ на встрѣчу къ подъемному мосту, что она обыкновенно дѣлывала.

Но, вмѣсто Діаны на главное крыльцо вышелъ изъ замка согбенный старецъ, упиравшійся на трость. На немъ было зеленое бархатное полукафтанье, подбитое лисьимъ мѣхомъ, а у пояса висѣли серебряный свистокъ и связка ключей.

Вечерній вѣтеръ игралъ длинными волосами его, бѣлыми какъ первый выпавшій снѣгъ.

Онъ перешелъ черезъ подъемный мостъ; за нимъ слѣдовали двѣ большія собаки нѣмецкой породы; онѣ шли медленно, опустивъ голову и ни однимъ шагомъ не опереживая одна другой. Старецъ, подошелъ къ парапету, спросилъ слабымъ голосомъ:

-- Кто тамъ и кто удостоиваетъ бѣднаго старика посѣщеніемъ?

-- Я! я, баронъ Огюстенъ! весело вскричала молодая женщина.

Жанна де-Коссе называла старика по имени, въ отличіе отъ младшаго его брата, Гильйома, умершаго за три года передъ тѣмъ.

Но вмѣсто радостнаго восклицанія старика, которое Жанна ожидала, онъ медленно поднялъ голову, и, устремивъ на путешественниковъ мутные глаза, спросилъ:

-- Вы?.. Я не вижу. А кто вы?..

-- О, Боже мой! вскричала Жанна: -- не-уже-ли вы меня не узнаёте? Ахъ, я и забыла, что я переодѣта...

-- Простите, сказалъ баронъ: -- но я почти ничего болѣе не вижу. Глазамъ стариковъ трудно плакать, а если имъ суждено проливать слезы, то эти слезы жгутъ ихъ.

-- Ахъ, баронъ! вскричала молодая женщина:-- я вижу, что, въ-самомъ-дѣлѣ, зрѣніе ваше стало слабо; иначе вы узнали бы меня, хоть я и въ мужскомъ платьѣ. Итакъ, я должна вамъ сказать, какъ меня зовутъ.

-- Да, да, скажите, возразилъ старикъ: -- а не то я не узнаю.

-- Такъ знайте же, что я графиня де-Сен-Люкъ.

-- Сен-Люкъ? повторилъ старикъ:-- не знаю.

-- Но когда я была въ дѣвицахъ, сказала засмѣявшись молодая женщина: -- меня звали Жанной де-Коссе-Бриссакъ.

-- Ахъ, Боже мой! вскричалъ старецъ, стараясь открыть дрожащими руками рѣшетчатую дверь:-- ахъ, Боже мой!

Жанна, непонимавшая причины этого страннаго пріема, столь различнаго отъ того, котораго ожидала, и приписывавшая его дряхлости старика и ослабленію его умственныхъ способностей, соскочила, наконецъ, съ лошади, когда онъ узналъ ее, и бросилась къ нему, по прежней привычкѣ; но, поцаловавъ барона, она замѣтила, что щеки его были мокры: онъ плакалъ.

-- Это отъ радости! подумала она.-- Сердце его осталось молодо.

-- Пойдемте, сказалъ старикъ, поцаловавъ Жанну.

И, не обращая никакого вниманія на обоихъ мужчинъ, ее сопровождавшихъ, онъ направился къ замку прежнимъ медленнымъ и мѣрнымъ шагомъ и по-прежнему сопровождаемый двумя собаками, которыя только посмотрѣли на гостей.

Видъ замка былъ исполненъ невыразимаго унынія; всѣ ставни были закрыты; онъ походилъ на огромный гробъ. Слуги, изрѣдка появлявшіеся, были въ траурѣ. Сен-Люкъ посмотрѣлъ на жену, какъ-бы спрашивая ее, что это значило.

Жанна поняла взглядъ мужа, и такъ-какъ она сама желала поскорѣе выйдти изъ грустнаго невѣдѣнія, то подошла къ барону, взяла его за руку и спросила:

-- А Діана? Не-уже-ли ея нѣтъ здѣсь?

Старикъ остановился, какъ-бы пораженный громомъ, и, посмотрѣвъ на молодую женщину съ выраженіемъ, походившимъ почти на ужасъ, вскричалъ:

-- Діана!

И въ то же мгновеніе обѣ собаки, поднявъ головы къ своему хозяину, жалобно завыли.

Бюсси невольно задрожалъ; Жанна посмотрѣла на Сен-Люка, а тотъ остановился въ нерѣшимости, идти ли ему впередъ, или воротиться назадъ.

-- Діана! повторилъ старикъ, какъ-будто-бы ему нужно было время, чтобъ обдумать сдѣланный ему вопросъ:-- развѣ вы не знаете?..

И слабый, дрожащій голосъ его превратился въ стонъ, вырвавшійся изъ глубины груди.

-- Но что такое? что же случилось? вскричала Жанна, сложивъ руки.

-- Діана умерла! вскричалъ старикъ, поднявъ съ видомъ отчаянія руки къ небу и залившись слезами.

Потомъ онъ опустился въ изнеможеніи на первыя ступени крыльца, къ которому подошелъ въ эту минуту, закрылъ лицо обѣими руками и покачивался, какъ-бы желая прогнать страшное воспоминаніе, безпрестанно терзавшее его.

-- Умерла! вскричала Жанна съ ужасомъ, поблѣднѣвъ какъ мертвая.

-- Умерла! повторилъ Сен-Люкъ съ нѣжнымъ состраданіемъ къ старику.

-- Умерла? проговорилъ Бюсси.-- Онъ обманулъ его, сказавъ, что Діана умерла. О, бѣдный старикъ! какъ ты меня полюбишь!

-- Умерла! умерла! повторялъ баронъ: -- они убили ее!

-- Ахъ, бѣдный, бѣдный баронъ! произнесла Жанна, которая, послѣ ужаснаго удара, нанесеннаго ей этимъ извѣстіемъ, нашла единственное средство, облегчающее сердце женщины -- слезы.

Она зарыдала, обливая слезами лицо старика, около шеи котораго обвились ея руки.

Старый владѣтель Меридора поднялся съ усиліемъ.

-- Все равно, сказалъ онъ: -- горесть и уныніе, поселившіяся въ моемъ замкѣ, не изгнали изъ него гостепріимства; пойдемте за мною.

Жанна взяла старика подъ руку и прошла съ нимъ чрезъ сѣни, древнюю залу стражей, превратившуюся въ столовую, а оттуда въ пріемную.

Передъ ними шелъ и отворялъ двери слуга, печальное лицо и раскраснѣвшіеся глаза котораго свидѣтельствовали о привязанности къ господину; за ними шли Сен-Люкъ и Бюсси.

Вошедъ въ пріемную, старикъ, поддерживаемый Жанною, сѣлъ, или лучше сказать, упалъ на большое деревянное кресло, украшенное богатой рѣзьбой.

Слуга открылъ окно, чтобъ освѣжить воздухъ, и, не выходя изъ комнаты, удалился въ уголъ.

Жанна не осмѣливалась прерывать молчанія. Она страшилась растравить раны старика разспросами, и вмѣстѣ съ тѣмъ, подобно всѣмъ людямъ молодымъ и счастливымъ, не хотѣла вѣрить въ несчастіе старика. Есть лѣта, въ которыя не понимаютъ ужасовъ неумолимой смерти, потому-что не вѣрятъ въ нее.

Баронъ первый прервалъ молчаніе, какъ-бы угадавъ желаніе Жанны.

-- Вы, кажется, сказали мнѣ, что вы замужемъ, милая Жанна? этотъ молодой человѣкъ вашъ мужъ?

И онъ указалъ на Бюсси.

-- Нѣтъ, баронъ Огюстенъ, отвѣчала Жанна:-- вотъ мой мужъ, графъ де-Сен-Люкъ.

Сен-Люкъ преклонился не столько передъ почтеннымъ, заслуженнымъ старикомъ, сколько передъ несчастнымъ отцонъ; баронъ отечески отвѣтилъ на его поклонъ и даже силился улыбнуться; потомъ, обративъ мутные глаза къ Бюсси, онъ спросилъ:

-- А это вашъ братъ, братъ вашего мужа, или родственникъ вашъ?

-- Нѣтъ, почтенный баронъ, это не родственникъ, но другъ нашъ: Луи де-Клермонъ, графъ де-Бюсси д'Амбуазъ, одинъ изъ дворянъ герцога анжуйскаго.

При этихъ словахъ, старикъ невольно вскочилъ, выпрямился, бросилъ грозный взглядъ на Бюсси, и, какъ-бы истощенный этимъ нѣмымъ вызовомъ, съ глухимъ стономъ упалъ опять въ кресло.

-- Что это значитъ? спросила Жанна.

-- Баронъ знаетъ васъ, графъ де-Бюсси? спросилъ Сен-Люкъ.

-- Я въ первый разъ имѣю честь видѣть барона де-Меридоръ, спокойно отвѣчалъ Бюсси, который одинъ понялъ, какое дѣйствіе произвело на старика имя герцога анжуйскаго.

-- А! вы дворянинъ герцога анжуйскаго, сказалъ баронъ:-- вы на службѣ у этого чудовища, этого демона, и смѣете признаваться въ томъ, и осмѣлились войдти въ мой домъ!

-- Онъ, кажется, помѣшанъ, шепнулъ Сен-Люкъ женѣ, съ изумленіемъ смотря на барона.

-- Вѣроятно, горесть разстроила умственныя способности его, отвѣчала Жанна со страхомъ.

Баронъ де-Меридоръ произнесъ послѣднія слова, заставившія Сен-Люка и жену его думать, что онъ не въ полномъ разумѣ, бросивъ на Бюсси еще болѣе грозный взглядъ; но молодой человѣкъ спокойно, почтительно встрѣтилъ этотъ взглядъ, и не отвѣчалъ ни слова.

-- Да, этого чудовища, продолжалъ г. де-Меридоръ, болѣе и болѣе воспламеняясь: -- этого убійцы моей дочери!

-- Бѣдный старикъ! проговорилъ Бюсси.

-- Что онъ говоритъ? спросила Жанна.

-- Что вы на меня смотрите съ такимъ удивленіемъ? вскричалъ баронъ, взявъ Жанну и Сен-Люка за руки:-- развѣ вы не знаете, что герцогъ анжуйскій убилъ мою Діану? да, мою Діану, мою дочь, убилъ герцогъ анжуйскій!..

Старикъ произнесъ послѣднія, слова съ выраженіемъ такой глубокой горести, что слезы выступили на глазахъ самого Бюсси.

-- Баронъ, сказала молодая женщина: -- хоть я и не постигаю, какъ это могло случиться, но вы ни въ какомъ случаѣ не можете обвинять въ этомъ ужасномъ преступленіи г. де-Бюсси, благороднѣйшаго и великодушнѣйшаго изъ дворянъ. Посмотрите сами, Бюсси не понимаетъ вашихъ словъ: онъ вмѣстѣ съ нами оплакиваетъ ваше горе. Не-уже-ли бы онъ пришелъ сюда, еслибъ зналъ, какъ вы его пріймете? Ахъ, баронъ Огюстенъ, лучше разскажите намъ, какъ это случилось... разскажите намъ подробности этого несчастія!..

-- Слѣдовательно, вы не знали?.. спросилъ старикъ, обращаясь къ Бюсси.

Бюсси поклонился не отвѣчая.

-- Э, Боже мой! Разумѣется, онъ не зналъ, коли я сама не знала этой катастрофы!

-- Моя Діана умерла, и лучшая подруга ея не узнала о ея смерти!.. Правда, я никому не писалъ, никому не говорилъ объ этомъ; мнѣ казалось, что послѣ моей Діана никого не осталось на свѣтѣ...

-- Разскажите намъ все; разскажите,-- это облегчитъ вашу горесть, сказала Жанна.

-- Да! отвѣчалъ баронъ, глубоко вздохнувъ:-- этотъ злодѣй, увидѣлъ мою Діану; красота ея поразила его... онъ велѣлъ похитить и скрыть ее въ замкѣ Боже!.. Тамъ онъ намѣревался обезчестить ее, какъ дочь какого-нибудь васалла. Но Діана, моя благородная и чистая Діана, предпочла смерть. Она бросилась изъ окна въ озеро, и люди графа нашли только вуаль ея, плававшій по поверхности воды...

Старикъ сопровождалъ послѣднія слова слезами и рыданіями, которыя глубоко растрогали Бюсси, неустрашимаго воина, привыкшаго видѣть и проливать кровь.

Жанна съ невыразимымъ ужасомъ глядѣла на грача.

-- О, графъ! вскричалъ Сен-Люкъ:-- не правда ли, это ужасно! Вы должны оставить этого изверга; благородное сердце, подобное вашему, не можетъ оставаться преданнымъ похитителю и убійцѣ!

Старикъ, нѣсколько успокоенный этими словами, ожидалъ отвѣта Бюсси, чтобъ знать, какое мнѣніе имѣть объ немъ; сочувствіе Сен-Люка уже утѣшало его. Въ сильные нравственные кризисы, велики и физическія слабости человѣка, и ребенокъ, укушенный любимою собакою, почти забываетъ свою боль, когда видитъ, какъ эту собаку наказываютъ.

Но, вмѣсто отвѣта на вопросъ Сен-Люка, Бюсси ступилъ шагъ къ барону де-Меридоръ.

-- Баронъ, сказалъ онъ:-- позволите ли вы мнѣ переговорить съ вами наединѣ?

-- Выслушайте г-на де-Бюсси, добрый баронъ! сказала Жанна: -- вы увидите, какъ онъ добръ и услужливъ.

-- Говорите, графъ, сказалъ баронъ дрожащимъ голосомъ, потому-что читалъ что-то странное во взглядѣ молодого человѣка.

Бюсси обратился къ Сен-Люку и женѣ его со взглядомъ, исполненнымъ благородства и пріязни, и сказалъ:

-- Позвольте...

Молодые люди вышли изъ залы рука-объ-руку и еще болѣе цѣня собственное свое счастіе при видѣ страшной горести старика.

Когда они затворили за собою дверь, Бюсси подошелъ къ барону и низко поклонился ему.

-- Баронъ, сказалъ онъ: -- вы изволили въ моемъ присутствіи обвинить принца, которому я служу; вы обвинили его въ такомъ преступленіи, что я нахожусь вынужденнымъ, просить у васъ объясненія.

Старикъ сдѣлалъ быстрое движеніе.

-- О! вы не поняли почтительнаго смысла словъ моихъ; а говорю вамъ съ участіемъ, сочувствую вашей горести, и одно желаніе облегчить вашу горесть заставляетъ меня просить васъ, баронъ, чтобъ вы въ подробности разсказали мнѣ страшную катастрофу, о которой вы сейчасъ говорили г-ну де-Сен-Люкъ и женѣ его. Скажите, баронъ, убѣждены ли вы въ томъ, что все произошло такъ, какъ вы полагаете? что нѣтъ уже никакой надежды?

-- Графъ, отвѣчалъ старикъ:-- я надѣялся -- но недолго. Благородный, великодушный дворянинъ, г. де-Монсоро, полюбилъ мою бѣдную дочь и принималъ въ ней живѣйшее участіе.

-- Г. де-Монсоро! вскричалъ Бюсси: -- потрудитесь же разсказать мнѣ, что онъ сдѣлалъ, какъ поступилъ?

-- Онъ поступилъ, какъ благородный и достойный дворянинъ, тѣмъ болѣе, что Діана отвергла его руку. Не смотря на то, онъ первый сообщилъ мнѣ о низкомъ замыслѣ герцога. Онъ указалъ мнѣ средство уклониться отъ нихъ и просилъ только объ одномъ, чтобъ спасти мою дочь, и это одно доказываетъ всю прямоту, все благородство души его; онъ просилъ руки моей дочери, чтобъ, какъ человѣкъ молодой и мужественный, могъ защитить ее отъ могущественнаго принца, противъ котораго я, слабый старикъ, ничего не могъ предпринять. Я съ радостію согласился; но, увы! все было тщетно... онъ прибылъ слишкомъ-поздно... смерть уже спасла Діану отъ безчестія!

-- Но съ-тѣхъ-поръ, спросилъ Бюсси:-- вы не получали никакихъ извѣстій о графѣ де-Монсоро?

-- Послѣ моего несчастія, прошло не болѣе мѣсяца, сказалъ старикъ:-- и не успѣвъ въ своемъ великодушномъ намѣреніи, бѣдный графъ не смѣлъ, вѣроятно, явиться ко мнѣ.

Бюсси опустилъ голову; онъ все понялъ.

Онъ понималъ теперь, какимъ-образомъ графу де-Монсоро удалось похитить у принца молодую дѣвушку, которую онъ любилъ, -- понималъ, почему графъ не опровергалъ слуха о ея смерти, боясь допустить до свѣдѣнія принца, что онъ обманулъ его и что молодая дѣвушка сдѣлалась его женою.

-- Что вы теперь скажете? спросилъ старикъ, видя, что молодой человѣкъ задумался и устремилъ въ землю глаза, нѣсколько разъ сверкавшіе во время его разсказа.

-- Я скажу, баронъ, отвѣчалъ Бюсси: -- что герцогъ анжуйскій поручилъ мнѣ привезти васъ въ Парижъ. Его высочество желаетъ лично переговорить съ вами.

-- Переговорить! со мною! вскричалъ баронъ: -- чтобъ я сталъ лицомъ-къ-лицу съ этимъ человѣкомъ, послѣ смерти моей дочери? А что нужно отъ меня этому убійцѣ?

-- Кто знаетъ? Быть-можетъ, онъ хочетъ оправдаться.

-- Если онъ и оправдается, вскричалъ старикъ: -- такъ возвратитъ ли маѣ тѣмъ мою дочь? Нѣтъ, г. де-Бюсси, нѣтъ, я не пойду въ Парижъ; я не хочу удаляться изъ того мѣста, въ которомъ покоится милое дитя мое!

-- Баронъ, сказалъ Бюсси твердымъ голосомъ: -- позвольте мнѣ повторить мою просьбу; я считаю обязанностью, священнымъ долгомъ проводить васъ въ Парижъ, и нарочно за тѣмъ пріѣхалъ сюда.

-- Хорошо же! я поѣду въ Парижъ, вскричалъ старикъ, задрожавъ отъ гнѣва.-- Но горе погубившимъ дочь мою и меня! Король выслушаетъ меня, а если не выслушаетъ, такъ я обращусь ко всѣмъ дворянамъ Франціи. Притомъ же, продолжалъ онъ, какъ-бы про себя: -- я забылъ въ своей горести, что у меня въ рукахъ оружіе, которымъ я до-сихъ-поръ не воспользовался. Да, г. де-Бюсси, я пойду съ вами.

-- А я, баронъ, сказалъ Бюсси, взявъ старика за руку:-- совѣтую вамъ быть твердымъ и спокойнымъ, какъ слѣдуетъ быть заслуженному дворянину. Господь часто непостижимымъ образомъ награждаетъ благородныя сердца, и вы не знаете, что вамъ готовитъ Его милосердіе. Прошу васъ, баронъ, не считать меня своимъ врагомъ до-тихъ-поръ, когда вы убѣдитесь въ моей къ вамъ преданности. И такъ, до завтра, баронъ, если вамъ угодно; завтра съ разсвѣтомъ мы отправимся въ путь.

-- Я согласенъ, отвѣчалъ старый дворянинъ, невольно растроганный чувствомъ, съ которымъ Бюсси произнесъ послѣднія слова:-- но до-тѣхъ-поръ, вы мнѣ не врагъ и не другъ; вы болѣе того -- вы гость мой, и я самъ хочу приводить васъ въ назначенный для васъ покой.

Баронъ взялъ со стола серебряный подсвѣчникъ съ тремя свѣчами, и тяжелыми шагами пошелъ съ Бюсси д'Амбуазомъ по парадной лѣстницѣ замка.

Собаки хотѣли послѣдовать за нимъ, но онъ остановилъ ихъ однимъ знакомъ; двое слугъ шли за Бюсси также съ подсвѣчниками.

Дошедъ до порога назначенной для него комнаты, графъ спросилъ, что сталось съ Сен-Люкомъ и его женою.

-- Мой старый Жерменъ, вѣроятно, позаботился о нихъ, отвѣчалъ баронъ, -- желаю вамъ доброй ночи, графъ.

II.

Какъ Реми-ле-Годуэнъ познакомился, въ отсутствіи Бюсси, съ одной изъ обитательницъ дома въ Сент-Антуанской-Улицѣ.

Сен-Люкъ и жена его не приходили въ себя отъ изумленія. Бюсси, имѣвшій тайные переговоры съ г-мъ де-Меридоръ; Бюсси, намѣревавшійся ѣхать съ старикомъ въ Парижъ; наконецъ, Бюсси, принимавшій на себя распоряженіе дѣлами, о которыхъ онъ, повидимому, не имѣлъ прежде никакого понятія, былъ для молодыхъ людей необъяснимымъ феноменомъ.

Что же касается, до барона, то волшебное могущество титула "его высочества", произвело на него обыкновенное свое дѣйствіе; дворяне временъ Генриха III не смѣялись еще надъ титулами и гербами, королевское высочество, это слово для барона де-Меридоръ, какъ и для всѣхъ, исключая короля, было страшнѣе грозы и бури.

Утромъ, баронъ простился съ своими гостями, въ полное распоряженіе которымъ оставлялъ свой замокъ; но Сен-Люкъ и жена его, понимая затруднительность положенія, рѣшились при первой возможности выѣхать изъ Меридора и отправиться въ имѣніе Бриссака, которое находилось по сосѣдству, лишь-только получатъ на то позволеніе боязливаго маршала.

Что же какается до Бюсси, то ему достаточно было одной минуты для объясненія своего страннаго поведенія. Онъ шепнулъ нѣсколько словъ на ухо женѣ Сен-Люка.

Послѣ этихъ словъ, лицо Жанны прояснилось; щеки ея покрылись очаровательнымъ румянцемъ; коралловый ротикъ полураскрыдся, выставивъ на показъ два ряда зубовъ бѣлыхъ, какъ перламутръ; приложивъ пальцы къ губамъ и пославъ поцалуй Бюсси, она убѣжала, сдѣлавъ знакъ мужу.

Старикъ не замѣтилъ этой выразительной пантомимы; устремивъ взоръ на жилище своихъ прародителей, онъ машинально ласкалъ двухъ собакъ, которыя какъ-бы не хотѣли съ нимъ разставаться; растроганнымъ голосомъ роздалъ онъ нисколько приказаній слугамъ, которые въ уныніи и почтительно внимали словамъ своего стараго и несчастнаго повелителя. Потомъ, сѣвъ не безъ груда и съ помощію конюшаго на пѣгую лошадь, которую онъ особенно любилъ, баронъ поклонился замку и уѣхалъ, не сказавъ ни слова.

Бюсси, съ сіяющими отъ удовольствія глазами, отвѣчалъ на улыбки Жанны и часто оглядывался, чтобъ прощаться съ своими друзьями. При разставаніи, Жанна шепнула ему:

-- Какой вы, графъ, странный человѣкъ!.. Я обѣщала вамъ счастіе въ Меридорѣ, а между-тѣмъ вы сами принесли сюда счастіе.

Изъ Меридора до Парижа далеко, особенно для стараго воина, покрытаго ранами, полученными въ народныхъ войнахъ. Далеко было также бѣдному пѣгому коню, котораго звали Жирнакомъ, и который при этомъ имени еще гордо подымалъ поникшую отъ старости голову.

Въ дорогѣ, Бюсси принялся за исполненіе своего намѣренія, состоявшаго въ томъ, чтобъ внимательностью и сыновними попеченіями заслужить пріязнь старика, встрѣтившаго его сначала съ ненавистію, -- и, вѣроятно, онъ успѣлъ въ этомъ, потому-что утромъ шестаго дня, по прибытіи въ Парижъ, баронъ де-Меридоръ сказалъ молодому человѣку слова, ясно выражавшія перемѣну, происшедшую въ умь его во время путешествія:

-- Странно, графъ! теперь я ближе, нежели когда-либо, къ источнику своего несчастій, а между-тѣмъ, я гораздо-спокойнѣе, нежели какъ былъ при отъѣздъ изъ Меридорскаго-Замка.

-- Подождите еще два часа, баронъ, отвѣчалъ Бюсси: -- и вы будете судить обо мнѣ не такъ, какъ прежде судили.

Путешественники въѣхали въ Парижъ чрезъ Сен-Марсельское-Предмѣсгье.

-- Куда мы ѣдемъ? спросилъ баронъ:-- вѣроятно въ Лувръ?

-- Баронъ, отвѣчалъ Бюсси: -- я сперва намѣренъ пригласить васъ къ себѣ, чтобъ вы имѣли время отдохнуть и собраться съ силами, необходимыми вамъ для свиданія съ особою, къ которой я долженъ проводить васъ.

Баронъ повиновался безпрекословно; Бюсси проводилъ его прямо къ своему дому, въ улицъ Гренель-Сент-Оноре.

Слуги графа не ожидали, или, лучше сказать, уже перестали ждать его: воротившись ночью домой въ маленькую дверь, отъ которой у него одного былъ ключъ, онъ самъ осѣдлалъ свою лошадь, и ускакалъ, повидавшись сперва только съ Реми-ле-Годуэномъ. Внезапное отсутствіе Бюсси, опасности, которымъ онъ подвергался въ прошедшую недѣлю, ни чѣмъ неисправимая его отважность, заставляли всѣхъ полагать, что, наконецъ, счастіе измѣнило его мужеству, и что онъ сдѣлался жертвой какого-нибудь нападенія своихъ враговъ.

Лучшіе друзья и вѣрнѣйшіе слуги Бюсси тшетно искали его-самого или трупа его въ предмѣстьяхъ, въ бастильскихъ рвахъ и въ уединеннѣйшихъ частяхъ города.

Одинъ только человѣкъ былъ спокоенъ и отвѣчалъ на всѣ разспросы:

-- Графъ живъ и здоровъ.

Но на всѣ дальнѣйшіе вопросы, на всѣ попытки узнать куда дѣвался графъ, этотъ человѣкъ молчалъ.

Человѣкъ этотъ, подвергавшійся грубостямъ и колкостямъ за успокоительный, но весьма лаконическій отвѣтъ, былъ знакомецъ нашъ, Реми-ле-Годуэнъ, который, къ величайшему соблазну домочадцевъ графа, велъ престранную жизнь: пропадалъ иногда съ утра, ходилъ, зѣвалъ, возвращался къ ночи съ страшнымъ аппетитомъ и всякій разъ веселостью своею разгонялъ уныніе домочадцевъ.

Ле-Годуэнъ возвращался домой послѣ одной изъ своихъ таинственныхъ отлучекъ, когда услышалъ на почетномъ дворѣ дома Бюсси радостные клики. Онъ вошелъ на дворъ и увидѣлъ, съ какою радостію конюшіе окружали лошадь, нетерпѣливо ожидая, на чью долю достанется честь подержать лошадь графа, который не сходилъ еще съ нея.

-- Благодарю, говорилъ имъ Бюсси: -- за ваше участіе, вы радуетесь, что я еще живъ. Вы не довѣряете глазамъ своимъ... Это я самъ, друзья мои, я самъ. Помогите же этому достойному дворянину сойдти съ лошади, и оказывайте ему такое же уваженіе, какъ-бы онъ былъ принцъ крови.

Бюсси не напрасно сказалъ послѣднія слова. Слуги сначала не обратили никакого вниманія на старика; по скромной одеждъ, далеко отсталой отъ моды и по старой пѣгой лошади, они приняли его за какого-нибудь стараго отставнаго конюшаго, привезеннаго графомъ изъ провинціи.

Но послѣ приказанія Бюсси, всѣ засуетились около стараго дворянина.-- Ле-Годуэнъ, по обыкновенію своему, глядѣлъ на происходившее смѣясь изподтишка, и только серьёзный видъ Бюсси согналъ улыбку съ веселаго, открытаго лица молодаго доктора.

-- Скорѣе, отведите комнату господину барону! вскричалъ Бюсси.

-- Которую? спросили разомъ нисколько голосовъ.

-- Лучшую; мою.

И, соскочивъ съ лошади, Бюсси подалъ старику руку, чтобъ помочь ему взобраться на лѣстницу и стараясь принять его еще съ большимъ почетомъ, нежели съ какимъ самъ былъ принятъ имъ.

Баронъ де-Меридоръ принималъ всѣ почести безъ сопротивленія и почти безъ воли, подобно тому, какъ мы иногда предаемся увлекательнымъ мечтамъ, заносящимъ насъ въ фантастическія страны царства воображенія и мрака.

Барону принесли золочёный кубокъ, и Бюсси самъ налилъ въ него "вино гостепріимства".

-- Благодарю, благодарю! говорилъ старикъ: -- но скоро ли мы отправимся туда, куда должны идти?

-- Скоро, баронъ; будьте спокойны... предстоящее свиданіе осчастливитъ не васъ однихъ, но и меня.

-- Не-уже-ли?.. Вы во всю дорогу говорили мнѣ рѣчи, смысла которыхъ я не понимаю.

-- Я говорю, баронъ, и говорилъ, что Провидѣніе хранитъ благородныя сердца... и оказываетъ чудеса въ ихъ пользу.

Баронъ съ изумленіемъ посмотрѣлъ на Бюсси: -- но Бюсси, почтительно поклонившись и сказавъ, что сейчасъ вернется, удалился съ улыбкой на лицѣ.

Бюсси ожидалъ встрѣтить Реми въ передней, и не ошибся. Онъ взялъ молодаго врача подъ-руку и пошелъ съ нимъ въ сосѣднюю комнату.

-- Ну, любезный Иппократъ, спросилъ онъ: -- какъ наши дѣла?

-- Какія дѣла?

-- Разумѣется, дѣла въ Сент-Антуанской-Улицѣ.

-- Графъ, мнѣ кажется, что они въ весьма-благопріятномъ положеніи -- для васъ. Впрочемъ, это не новость.

Бюсси вздохнулъ.

-- Слѣдовательно, мужъ не возвращался? спросилъ онъ.

-- Какъ же! приходилъ, только напрасно.-- Во всей этой исторіи замѣшанъ какой-то старый отецъ, на которомъ будетъ основана развязка; этого отца ждутъ съ неописаннымъ нетерпѣніемъ...

-- А ты почему это знаешь?

-- Какъ не знать! отвѣчалъ Годуэнъ съ открытой, добродушной улыбкой:-- ваше отсутствіе лишило меня всякихъ занятій; не желая даромъ ѣсть хлѣбъ вашъ, я употребилъ все свое свободное время въ вашу пользу.

-- Что же ты сдѣлалъ? Разсказывай, мой добрый Реми; я слушаю.

-- Вотъ что я сдѣлалъ: когда вы уѣхали, я, съ туго-набитымъ кошелькомъ, книгами и шпагой переселился въ маленькую квартирку, которую нанялъ на углу Сент-Антуанской-Улицы.

-- Прекрасно.

-- Оттуда мнѣ былъ видѣнъ отъ подваловъ до трубъ извѣстный вамъ домъ.

-- Хорошо; далѣе.

-- Переселившись на новую квартиру, я сѣлъ къ окну.

-- Такъ.

-- Такъ, да не такъ; тутъ явилось маленькое затрудненіе.

-- Какое?

-- Изъ этого окна я все видѣлъ, но и меня могли видѣть. Сосѣди могли принять меня, постоянно любующагося однимъ и тѣмъ же видомъ, за плута, за влюбленнаго, за шпіона или за сумасшедшаго.

-- Справедливо, мой добрый Годуэнъ.-- Какъ же ты сдѣлалъ?

-- Я увидѣлъ, что надобно было прибѣгнуть къ рѣшительнымъ мѣрамъ, и... влюбился!

-- Что? спросилъ Бюсси, не понимая, какую пользу могла принести ему любовь Реми.

-- Я влюбился, какъ уже имѣлъ честь вамъ докладывать, съ важностію повторилъ молодой докторъ: -- влюбился крѣпко, безъ памяти.

-- Въ кого же?

-- Въ Гертруду.

-- Гертруду? служанку г-жи Монсоро?

-- Разумѣется, въ Гертруду, служанку графини Монсоро.-- Что дѣлать, графъ! я не дворянинъ, а бѣдный, ничтожный докторъ; слѣдовательно, по-необходимости, долженъ довольствоваться служанками и дѣлать свои опыты in anima vili, какъ у насъ говорится.

-- Бѣдный Реми! сказалъ Бюсси: -- я вполнѣ цѣню твою преданность.

-- Э, графъ! отвѣчалъ Годуэпъ:-- вы напрасно обо мнѣ сожалѣете. Гертруда славная дѣвушка; она двумя дюймами выше меня ростомъ, и шутя подниметъ меня одной рукой за воротникъ; у ней чрезвычайно развиты двуглавая мышца и ручные мускулы. Это внушило мнѣ къ ней уваженіе, весьма польстившее ея самолюбію; а такъ-какъ я всегда ей уступаю, то у насъ никогда не доходитъ до споровъ; притомъ же, у ней есть чудесная способность...

-- Какая?

-- Способность разсказывать, такъ-что я все знаю, что дѣлается у ея госпожи... А? что вы скажете на это, графъ?-- Я думалъ, что вамъ очень-пріятно будетъ знать, что происходило во время вашего отсутствія.

-- Годуэнъ, ты добрый геній, посланный мнѣ случаемъ или, лучше сказать, самимъ Провидѣніемъ... Слѣдовательно, ты съ Гертрудой въ такихъ отношеніяхъ...

-- Puella me deligit, отвѣчалъ Годуэнъ, покачиваясь съ притворнымъ самодовольствіемъ.

-- И ты принятъ у нихъ въ домѣ?

-- Вчера, въ полночь, я въ первый разъ на-ципочкахъ вошелъ въ знакомую вамъ дверь съ окошечкомъ.

-- Какъ дошелъ ты до этого?

-- Самымъ простымъ способомъ.

-- Но какимъ же? разскажи.

-- На третій день послѣ вашего отъѣзда, и на второй послѣ моего переселенія въ новую квартиру, я ждалъ на улицѣ, чтобъ предметъ будущей моей страсти отправился закупать провизію, чѣмъ онъ занимается каждый день, отъ восьми до девяти часовъ утра. Въ десять минутъ девятаго она явилась. Я немедленно отправился къ ней на встрѣчу.

-- И она узнала тебя?

-- Узнала, вскрикнула и убѣжала.

-- А ты?

-- Я побѣжалъ за нею и насилу догналъ, потому-что она бѣгаетъ очень-шибко; но, знаете, въ длинномъ платьѣ бѣжать неловко... И такъ, я догналъ ее...

"-- Іисусе! вскричала она.

"-- Пресвятая Богородица! вскричалъ я.

"Это восклицаніе подало ей хорошее мнѣніе обо мнѣ, потому-что другой человѣкъ, менѣе-благочестивый, закричалъ бы corbleu, или morbleu!

"-- Молодой докторъ! вскричала она.

"-- Прелестная служанка! отвѣчалъ я"

"Она улыбнулась; но въ то же время отвѣчала:

"-- Вы ошибаетесь, я васъ не знаю.

"-- А я васъ знаю, возразилъ я:-- потому-что съ-тѣхъ-поръ, какъ встрѣтился съ вами, я не живу -- я обожаю васъ, обожаю до того, что уже не могъ болѣе жить въ улицѣ Ботрельи и переселился сюда, въ Сент-Антуанскую-Улицу, чтобъ только видѣть васъ, любоваться вами... Если я понадоблюсь вамъ въ другой разъ, чтобъ опять перевязать рану какому-нибудь красавцу-дворянину, такъ милости прошу на новую квартиру.

"-- Тише! сказала она.

"-- А-га! такъ вы меня узнали теперь? отвѣчалъ я.

"И вотъ какъ мы познакомились или, лучше сказать, возобновили знакомство.

-- Такъ-что теперь ты...

-- Счастливъ, какъ только можно быть счастливымъ... говоря относительно, -- вы понимаете; но и въ другомъ отношеніи я болѣе, нежели счастливъ, потому-что мнѣ удалось услужить вамъ.

-- Но если она догадается?

-- Никогда; я ни слова не говорилъ о васъ. Гдѣ бѣдному Реми-ле-Годуэну знать такихъ благородныхъ дворянъ, какъ графъ де-Бюсси? Нѣтъ, я только такъ, стороной, спросилъ ее: а что подплываетъ вашъ молодой баринъ?

"-- Какой молодой баринъ?

"-- А тотъ, что былъ раненъ.

"-- Это совсѣмъ не мой баринъ, отвѣчала она.

"-- А!, я только такъ подумалъ, потому-что онъ лежалъ въ постели вашей барыни...

"-- Ахъ, Боже мой, нѣтъ! отвѣчала она со вздохомъ:-- мы его совсѣмъ не знали, и послѣ того видѣли только одинъ разъ.

"-- Такъ, слѣдовательно, вы не знаете даже, какъ его зовутъ? спросилъ я.

"-- Знаю.

"-- Вѣроятно, и позабыли?

"-- О, нѣтъ, имя его не изъ тѣхъ, которыя забываются.

"-- Какъ же его зовутъ?

"-- Слышали ли вы когда-нибудь о храбромъ графѣ де-Бюсси?

"-- Еще бы! отвѣчалъ я: -- кто не знаетъ славнаго Бюсси?

"-- Такъ это онъ и былъ.

"-- А госпожа ваша?

"-- Моя госпожа за-мужемъ.

"-- Что за бѣда! можно быть за-мужемъ, вѣрной супругой и, вмѣстѣ съ тѣмъ, думать иногда о красавцѣ, съ которымъ нечаянно встрѣтишься... особенно, когда этотъ красавецъ былъ раненъ и лежалъ въ нашей постели...

"-- Да я и не говорю, чтобъ моя барыня не думала о немъ.

Яркая краска выступила на щекахъ Бюсси.

"-- Мы даже говоримъ о немъ, прибавила Гертруда: -- когда остаемся однѣ.

-- Добрая дѣвушка! вскричалъ графъ.

"-- А что же вы о немъ говорите? спросилъ я.

"-- Я разсказываю моей госпожѣ о его подвигахъ; о нихъ мнѣ не трудно было узнать, потому-что весь Парижъ толкуетъ о ранахъ, которыя онъ наноситъ и самъ получаетъ. Я даже пою ей пѣсенку, которая въ большой модѣ.

"-- Знаю я эту пѣсенку, отвѣчалъ я.

Un beau chercheur de noise,

C'est le seigneur d'Amboise.

Tendre et fidèle aussi,

C'est Monseigneur Bussy!

"-- Такъ?

"-- Такъ, именно такъ! вскричала Гертруда.-- И госпожа моя съ утра до ночи твердитъ эту пѣсенку.

Бюсси дружески пожалъ руку молодому врачу; невыразимо-сладостное ощущеніе проникло въ душу его.

-- А далѣе что? спросилъ онъ, -- такъ человѣкъ ненасытенъ въ своихъ желаніяхъ.

-- Пока ничего. О! да я этимъ не ограничусь; я еще болѣе узнаю... Но не прогнѣвайтесь, въ одинъ день... или, лучше сказать, въ одну ночь всего не узнаешь!...

III.

Отецъ и дочь.

Разсказъ Реми осчастливилъ Бюсси; онъ изъ него узналъ двѣ новости:-- во-первыхъ, что Діана по-прежнему ненавидѣла графа Монсоро, и что она была болѣе расположена къ нему-самому.

Кромѣ того, наивное расположеніе къ нему молодаго человѣка радовало его сердце. Во всѣхъ добрыхъ, благородныхъ ощущеніяхъ есть какая-то таинственная сила, укрѣпляющая всѣ наши способности. Чѣмъ мы становимся лучше, тѣмъ чувствуемъ себя счастливѣе, а чѣмъ счастливѣе, тѣмъ становимся лучше.

Бюсси понялъ, что теперь не должно было терять времени, и что на него падала отвѣтственность за каждую минуту продолженія горести бѣднаго старика.

Сошедъ на дворъ, барокъ де-Меридоръ сѣлъ на коня, для него приготовленнаго. Бюсси также сѣлъ на другаго коня, и, въ сопровожденіи Реми, они выѣхали на улицу.

Изумленіе барона возрастало по мѣрѣ того, какъ они приближались къ Сент-Антуанской-Улицѣ; двадцать лѣтъ прошло съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ не былъ въ Парижѣ, а потому все казалось ему измѣнившимся, новымъ.

Но вмѣстѣ съ изумленіемъ возрастала и грусть старика, по-мѣрѣ-того, какъ онъ приближался къ невѣдомой цѣли своего путешествія.-- Какъ пріиметъ его герцогъ, и какія будутъ послѣдствія этого горестнаго свиданія?

По-временамъ, онъ съ изумленіемъ смотрѣлъ на Бюсси, спрашивая себя, какое таинственное влеченіе заставило его послѣдовать за дворяниномъ принца -- виновника его горестей? Не поступилъ ли бы онъ съ большимъ достоинствомъ, отказавшись отъ свиданія съ герцогомъ анжуйскимъ и отправившись прямо въ Лувръ, чтобъ пасть къ ногамъ короля и разсказать ему обо всемъ? Чего хотѣлъ отъ него принцъ? Чѣмъ могъ онъ утѣшить его? Не былъ ли онъ изъ тѣхъ, которые льстивыми словами на минуту облегчаютъ нанесенныя ими раны... раны, которыя потомъ заставляютъ ихъ страдать болѣе прежняго?

Всадники въѣхали въ Сент-Антуанскую-Улицу. Бюсси, какъ искусный полководецъ, послалъ впередъ Реми, чтобъ приготовить обитательницъ маленькаго домика къ неожиданному посѣщенію.

Годуэнъ обратился къ Гертрудѣ и воротился доложить своему господину, что путь былъ прочищенъ, и что они не встрѣтятъ никакого препятствія.

Читатели поймутъ, что всѣ эти переговоры шли шопотомъ.

Между-тѣмъ, баронъ всматривался съ изумленіемъ.

-- Какъ! спросилъ онъ:-- не-уже-ли герцогъ анжуйскій живетъ здѣсь?

И подозрѣніе проникло въ душу его при видѣ маленькаго, скромнаго домика, къ которому они подъѣхали.

-- Не совсѣмъ, отвѣчалъ Бюсси съ веселой улыбкой: -- не герцогъ живетъ здѣсь, а особа, которую онъ любилъ нѣкогда.

Лицо стараго дворянина приняло мрачное выраженіе.

-- Графъ, сказалъ онъ:-- остановивъ лошадь:-- мы, провинціалы, не привыкли къ вашимъ парижскимъ обычаямъ; ваше легкомысліе пугаетъ насъ простяковъ. Мнѣ кажется, если его высочеству герцогу анжуйскому угодно видѣть барона де-Меридора, то онъ долженъ принять его въ своемъ дворнѣ, а не у одной изъ своихъ любовницъ. Притомъ же, прибавилъ старикъ съ глубокимъ вздохомъ:-- я удивляюсь, какъ вы, человѣкъ, по-видимому, благородный, могли взять на себя порученіе проводить старика въ такой неблагопристойный домъ?.. Не для того ли вы это дѣлаете, чтобъ дать мнѣ понять, что моя бѣдная Діана была бы еще жива, еслибъ, подобно хозяйкѣ этого дома, предпочла позоръ смерти?

-- Полно-те, баронъ, сказалъ Бюсси съ прямодушною улыбкой, которая была сильнѣйшимъ убѣдительнымъ средствомъ его, чтобъ склонить старика послѣдовать за нимъ въ Парижъ: -- не дѣлайте впередъ ложныхъ заключеній. Клянусь вамъ честію, что вы ошибаетесь. Особа, которую вы сейчасъ увидите, совершенно-добродѣтельна и вполнѣ достойна вашего уваженія.

-- Но кто же она?

-- Она... она жена одного изъ знакомыхъ вамъ дворянъ.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ? Такъ зачѣмъ же вы говорили, что принцъ любилъ ее?

-- За тѣмъ, что я всегда говорю правду, баронъ: -- извольте войдти въ домъ и вы убѣдитесь, что я исполнилъ свое обѣщаніе.

-- Берегитесь; я оплакивалъ возлюбленную дочь, а вы сказали мнѣ: "пути Всевышняго неисповѣдимы!.." Понимаете ли, что обѣщать мнѣ утѣшеніе -- значитъ почти обѣщать мнѣ, что для меня сотворится чудо?

-- Войдите, баронъ, повторилъ Бюсси съ тою же улыбкою, всегда побѣждавшею возраженія старика.

Баронъ сошелъ съ лошади.

Гертруда выбѣжала на порогъ и съ изумленіемъ глядѣла на Годуэна, Бюсси и стараго барона, не постигая, какимъ случаемъ эти три человѣка находились вмѣстѣ.

-- Доложи графинѣ Монсоро, сказалъ молодой графъ, что мосьё де-Бюсси воротился и желаетъ говорить съ нею.-- Но, ради Бога, прибавилъ онъ шопотомъ: -- не говори ей, кого я привелъ съ собою.

-- Графиня Монсоро! вскричалъ старикъ съ изумленіемъ: -- графиня Монсоро!

-- Извольте идти впередъ, баронъ, сказалъ Бюсси, приглашая барона войдти въ корридоръ.

Въ то самое время, когда старикъ нетвердыми шагами шелъ по лѣстницъ, вверху послышался дрожащій голосъ Діаны.

-- Г. де-Бюсси! говорила она: -- проси, Гертруда, проси!

-- Этотъ голосъ, вскричалъ баронъ, внезапно остановившись посреди лѣстницы: -- этотъ голосъ! О, Боже мой! Боже мой!

-- Идите же, баронъ, сказалъ Бюсси.

Но въ то мгновеніе, когда баронъ, дрожа всѣми членами, схватился за перилы, чтобъ не упасть, вверху показалась Діана, озаренная свѣтлымъ лучомъ солнца, пробивавшимся въ отворенную дверь...

При этомъ видѣніи, казавшемся сверхъестественнымъ, старикъ страшно вскрикнулъ протянувъ впередъ руки... Діана, готовившаяся уже броситься на шею къ отцу, остановилась боязливо.

Протянувъ руки, баронъ коснулся плеча Бюсси и оперся на него.

-- Діана жива! проговорилъ баронъ де-Меридоръ: -- Діана, моя Діана, жива! А мнѣ сказали, что она умерла... о Боже мой!..

И старый воинъ, принимавшій участіе въ столькихъ битвахъ, пощадившихъ его, старый дубъ, пораженный громовымъ ударомъ извѣстія о смерти Діаны, атлетъ, столь могущественно боровшійся съ горестью -- былъ внезапно уничтоженъ, подавленъ радостію, и еслибъ не Бюсси, то онъ упалъ бы съ лѣстницы предъ видѣніемъ, стоявшимъ передъ глазами его.

-- Боже мой! вскричала Діана, быстро спускаясь по ступенямъ, отдѣлявшимъ ее отъ старика: -- что сдѣлалось съ отцомъ моимъ, г. де-Бюсси?

И испуганная внезапною блѣдностью и страннымъ дѣйствіемъ, произведеннымъ на стараго барона видомъ ея, вопрошала она Бюсси болѣе взоромъ, чѣмъ словами.

-- Баронъ де-Меридоръ считалъ васъ умершею и оплакивалъ васъ.

-- Какъ! вскричала Діана: -- и никто не открылъ ему истины?

-- Никто.

-- О! нѣтъ, нѣтъ, никто! вскричалъ старикъ, вышедъ изъ минутнаго забытья: -- никто! даже г. де-Бюсси молчалъ!

-- Неблагодарный! сказалъ молодой дворянинъ съ выраженіемъ кроткаго упрека.

-- Да, да, неблагодарный! отвѣчалъ старикъ: -- вы правы, потому-что эта минута вознаграждаетъ меня за всѣ мои страданія. О, Діана, милая Діана, продолжалъ онъ, прижавъ одною рукою голову дочери къ губамъ своимъ, а другую протягивая къ Бюсси.

Потомъ, поднявъ вдругъ голову, какъ-бы пораженный горестнымъ воспоминаніемъ или новою боязнію, которая вкралась въ сердце его, не смотря на радость, служившую ему, такъ-сказать, щитомъ, онъ сказалъ:

-- Но, г. де-Бюсси, вы сказали мнѣ, что я увижусь съ графиней Монсоро: гдѣ же она?

-- Увы! произнесла съ глубокимъ вздохомъ Діана.

Бюсси также вздохнулъ и отвѣчалъ съ усиліемъ:

-- Она предъ вами, баронъ; графъ Монсоро зять вашъ.

-- Какъ! проговорилъ старикъ:-- Монсоро твой мужъ, и никто, даже ты, Діана, не дала мнѣ знать объ этомъ?

-- Я не смѣла писать къ вамъ, батюшка, боясь, чтобъ письмо не попалось въ руки принца... Притомъ же, я думала, что вы все знаете.

-- Но къ-чему, для чего вся эта таинственность? спросилъ старый баронъ.

-- Тутъ скрывается что-то непостижимое, вскричала Діана.-- Зачѣмъ г. Монсоро оставлялъ васъ въ томъ мнѣніи, что я умерла? зачѣмъ скрывалъ онъ отъ васъ бракъ нашъ?

Баронъ, какъ-бы страшась проникнуть тайну, боязливо вопрошалъ взоромъ сверкавшіе глаза дочери и задумчивый взглядъ Бюсси.

Вся эта сцена происходила на лѣстницѣ.

-- Монсоро мой зять! проговорилъ баронъ де-Меридоръ, покачивая головой.

-- Чему же вы удивляетесь? возразила Діана съ нѣжнымъ упрекомъ:-- не вы ли сами приказали мнѣ выйдти за него, батюшка?

-- Да; но только въ такомъ случаѣ, еслибъ онъ спасъ тебя.

-- Онъ спасъ меня, отвѣчала Діана, входя въ залу и съ мрачнымъ видомъ опустившись въ кресло.-- Онъ спасъ меня... не отъ несчастія, но отъ позора.

-- Такъ зачѣмъ же онъ не написалъ мнѣ, что ты жива? Вѣдь онъ зналъ, какія горькія слезы проливалъ я? сказалъ старикъ.-- Я умиралъ съ горя, между-тѣмъ, какъ одно слово могло возвратить мнѣ жизнь... и онъ молчалъ!

-- О! въ этомъ скрывается черное намѣреніе! вскричала Діана.-- Батюшка, я не разстанусь болѣе съ вами; г. де-Бюсси, вы защитите насъ, не правда ли?

-- Увы, графиня! отвѣчалъ молодой человѣкъ, поклонившись:-- я не имѣю права мѣшаться въ ваши семейныя тайны. Видя странное поведеніе вашего супруга, я долженъ былъ найдти вамъ защитника, которому вы могли бы ввѣриться. За этимъ-то защитникомъ ѣздилъ въ Меридоръ. Теперь же, когда вы съ нимъ, я долженъ удалиться.

-- Онъ правъ, печально проговорилъ старикъ.-- Г. Монсоро страшился гнѣва герцога анжуйскаго, и г. де-Бюсси не хочетъ навлечь на себя его же гнѣва.

Діана бросила на молодаго человѣка взглядъ, выражавшій: "неуже-ли тотъ, котораго зовутъ храбрымъ Бюсси, можетъ бояться герцога анжуйскаго, какъ боится его графъ Монсоро?

Бюсси понялъ взглядъ Діаны и улыбнулся.

-- Баронъ, сказалъ онъ:-- простите мнѣ странную просьбу... я дѣлаю ее съ намѣреніемъ услужить вамъ.

Баронъ и Діана смотрѣли на Бюсси.

-- Спросите, баронъ, продолжалъ Бюсси: -- графиню Монсоро...

Онъ произнесъ послѣднія слова съ удареніемъ, но замѣтивъ, что Діана поблѣднѣла, онъ сжалился надъ нею и продолжалъ:

-- Спросите вашу дочь, счастлива ли она бракомъ, совершившимся по вашему приказанію и по ея согласію?

Діана сложила руки и не могла удержать слезъ. Это былъ единственный отвѣтъ ея на вопросъ Бюсси. Яснѣе она и не могла отвѣчать.

На глазахъ стараго барона выступили слезы. Онъ начиналъ уже понимать, что дружба его къ Монсоро, быть-можетъ, слишкомъ-опрометчивая, была одною изъ главнѣйшихъ причинъ несчастія его дочери.

-- Теперь, продолжалъ Бюсси: -- скажите, баронъ, правда ли, что никакая хитрость, никакое насиліе не заставили васъ отдать руку вашей дочери графу Монсоро?

-- Правда; я добровольно обѣщалъ ему руку Діаны, если онъ спасетъ ее.

-- Онъ точно спасъ ее; слѣдовательно, мнѣ не зачѣмъ спрашивать, намѣрены ли вы не отпираться отъ даннаго слова.

-- Вы лучше всякаго другаго знаете, что всякій, а тѣмъ болѣе дворянинъ, долженъ исполнять обѣщанное. Графъ Монсоро спасъ мою дочь; слѣдовательно, моя дочь принадлежитъ графу Монсоро.

-- Ахъ! проговорила молодая женщина:-- зачѣмъ я не умерла!

-- Графиня! сказалъ Бюсси: -- вы видите, что я былъ правъ, когда говорилъ, что здѣсь мнѣ нечего болѣе дѣлать. Баронъ отдалъ вашу руку графу Монсоро, а вы обѣщали ему отдать и сердце, когда увидитесь съ отцомъ своимъ.

-- Не терзайте меня, де-Бюсси, вскричала графиня Монсоро, приблизившись къ молодому человѣку:-- отецъ мой не знаетъ, что я боюсь этого человѣка; отецъ мой не знаетъ, что я ненавижу его; отецъ мой думаетъ, что онъ мой спаситель... а я, я вижу, я угадываю инстинктивно, что онъ мой палачъ!

-- Діана!.. Діана! вскричалъ баронъ:-- онъ спасъ тебя!

-- Да, вскричалъ Бюсси, вышедъ изъ границъ осторожности, въ которыхъ онъ до-тѣхъ-поръ оставался.-- Но если опасность была не такъ велика, какъ вы думаете, если опасность была мнимая, если... выслушайте меня, баронъ: во всемъ этомъ скрывается какая-то тайна, которую я долженъ разгадать, и разгадаю. Но повѣрьте, еслибъ я былъ на мѣстъ г. Монсоро, еслибъ мнѣ судьба даровала счастіе спасти вашу дочь отъ безчестія, -- я, вѣрно, не потребовалъ бы отъ нея платы за эту услугу!

-- Онъ любилъ ее, сказалъ баронъ де-Меридоръ, понимая всю гнусность поведенія Монсоро, но стараясь извинить его: -- любви можно простить многое.

-- А развѣ я... вскричалъ Бюсси, но внезапно опомнившись, замолчалъ, и только молнія, блеснувшая изъ глазъ, досказала мысль его.

Діана поняла его.

-- Вы меня поняли, сказала она, покраснѣвъ: -- не правда ли? вы требовали, чтобъ я назвала васъ другомъ, братомъ... другъ мой, братъ мой, не-уже-ли вы еще будете отказываться покровительствовать мнѣ?

-- Но герцогъ анжуйскій! герцогъ анжуйскій! говорилъ старикъ, который страшился только гнѣва принца.

-- Я не изъ тѣхъ, которыхъ можетъ испугать гнѣвъ принцевъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ: -- и если не ошибаюсь, намъ и нечего опасаться этого гнѣва; если вамъ угодно, баронъ, я васъ такъ подружу съ герцогомъ, что онъ самъ защититъ васъ отъ графа Монсоро, настоящаго врага вашего, повѣрьте мнѣ; только съ этой стороны угрожаетъ вамъ опасность невѣдомая, по страшная,-- невидимая, но неизбѣжная.

-- Все погибло, если герцогъ узнаетъ, что Діана жива! вскричалъ старикъ.

-- Вижу, вскричалъ Бюсси: -- что, несмотря на всѣ мой увѣренія, вы болѣе довѣряете г-ну Монсоро, нежели мнѣ. Оставимте это; отвергайте мое предложеніе, баронъ, отвергайте всесильнаго защитника, котораго я предлагалъ вамъ. Предайтесь въ руки человѣка, такъ хорошо заслужившаго вашу довѣренность. Я уже сказалъ вамъ: я исполнилъ свой долгъ, и мнѣ здѣсь нечего болѣе дѣлать. Прощайте, баронъ; прощайте, графиня; вы никогда болѣе не увидите меня...

-- О! вскричала Діана, схвативъ руку молодаго человѣка:-- развѣ я колебалась? развѣ я довѣряла ему? Нѣтъ! на колѣняхъ умоляю васъ, не покидайте меня.

Бюсси схватилъ умоляющія руки Діаны, и весь гнѣвъ его упалъ подобно снѣгу, тающему на вершинахъ горъ при теплой улыбкѣ майскаго солнца.

-- Да, графиня! сказалъ Бюсси: -- да, я принимаю святую обязанность, которую вы на мени возлагаете; я сейчасъ же отправлюсь къ принцу, уѣхавшему, говорятъ, съ королемъ на богомолье въ Шартръ, и не пройдетъ трехъ дней, какъ возвращусь съ утѣшительными извѣстіями, или -- я не буду Бюсси!

И, подошедъ къ Діанъ, онъ сказалъ ей голосомъ тихимъ, но дышавшимъ страстію:

-- Мы теперь соединились противъ графа де-Монсоро; не забывайте, что не онъ привелъ къ вамъ отца...

И, пожавъ еще разъ руку барона, онъ вышелъ изъ комнаты.

IV.

Какъ братъ Горанфло проснулся и какъ былъ принятъ въ монастырѣ.

Мы разстались съ нашимъ пріятелемъ Шико, когда онъ стоялъ въ восторгѣ предъ богатырскимъ сномъ и звучнымъ храпѣніемъ брата Горанфло; онъ сдѣлалъ знакъ хозяину гостинницы, чтобъ тотъ удалился и унесъ свѣчу, наказавъ ему сперва ни слова не говорить достойному брату о его отлучкѣ въ десять часовъ вечера и возвращеніи въ три часа утра.

Такъ-какъ Боном е замѣтилъ, что всегда шутъ угощалъ монаха и платилъ за него, то крайне уважалъ шута и старался всячески угождать ему. Онъ обѣщалъ Шико не говорить ни слова о происшествіяхъ этой ночи, и удалился, оставивъ пріятелей въ темнотѣ, по приказанію шута.

Вскорѣ Шико замѣтилъ, что братъ Горанфло и храпѣлъ и говорилъ въ одно и то же время. Это было слѣдствіемъ не угрызеній совѣсти, а слишкомъ-полнаго желудка.

Слова, произносимыя монахомъ во снѣ, составляли страшную смѣсь краснорѣчія и вакхическихъ изреченій.

Однакожъ, Шико понялъ, что въ темнотѣ ему весьма-трудно будетъ возвратить брату Горанфло его одежду такъ, чтобъ тотъ, проснувшись, ничего не замѣтилъ; и точно, въ темнотѣ онъ могъ нечаянно наступить на одинъ изъ огромныхъ членовъ монаха и тѣмъ разбудить его.

Въ-слѣдствіе этого размышленія, Шико раздулъ уголья въ каминѣ, чтобъ нѣсколько освѣтить комнату.

Въ то же время, Горанфло пересталъ храпѣть и проговорилъ:

-- Братья! подымается сильный вѣтеръ; это дуновеніе, вдохновляющее меня...

И онъ опять захрапѣлъ.

Шико обождалъ нѣсколько секундъ, и замѣтивъ, что Горанфло опять погрузился въ летаргическій сонь, принялся снимать съ него скатерть, въ которую самъ его закуталъ.

-- Бррр! проворчалъ Горанфло: -- холодно! Чего добраго, виноградъ не созрѣетъ.

Шико остановился на минуту и потомъ опять продолжалъ начатое дѣло.

-- Вы знаеге мое усердіе, братіи, продолжалъ монахъ: -- я душой преданъ церкви и его свѣтлости герцогу де-Гизу.

-- Каналья! проворчалъ Шико.

-- Это мое мнѣніе, продолжалъ Горанфло:-- но неоспоримо...

-- Что неоспоримо? спросилъ Шико, съ усиліемъ приподнявъ монаха, чтобъ надѣть на него черный кафтанъ.

-- Неоспоримо то, что человѣку съ виномъ не совладать; братъ Горанфло долго боролся съ виномъ, и наконецъ таки-преодолѣлъ злое питіе!

Шико пожалъ плечами.

Монахъ открылъ одинъ глазъ и увидѣлъ надъ собою лицо Шико, показавшееся ему блѣднымъ и мрачнымъ при слабомъ свѣтѣ.

-- Не нужно мнѣ ни привидѣній, ни домовыхъ, не нужно! сказалъ монахъ, какъ-бы разсуждая съ духомъ, съ которымъ заключалъ условіе.

-- Онъ мертвецки-пьянъ, сказалъ Шико, продолжая завертывать Горанфло въ длинныя полы его платья и натягивая ему капюшонъ на голову.

-- А! вотъ это дѣло! Церковный сторожъ плотнѣе затворилъ двери, и теперь нѣтъ больше сквознаго вѣтра.

-- Теперь, пожалуй, просыпайся, коли хочешь, проговорилъ Шико: -- мнѣ все равно.

-- Небо услышало мои молитвы, ворчалъ монахъ: -- аквилонъ, угрожавшій винограду, превратился въ тихій зефиръ.

-- Аминь! сказалъ Шико.

Разставивъ пустыя бутылки и грязныя тарелки въ живописномъ порядкѣ, подложивъ подъ голову салфетки и покрывшись скатертью, онъ легъ возлѣ своего пріятеля и заснулъ.

Дневной свѣтъ, падавшій ему прямо въ глаза, и рѣзкій голосъ хозяина, бранившаго своихъ поваренковъ, разогнали сонъ брата Горанфло.

Онъ приподнялся, не безъ труда усѣлся на полу и сталъ озираться. Сначала, его поразилъ многозначительный безпорядокъ разбросанной посуды, потомъ Шико, который, притворясь спящимъ, храпѣлъ, но въ то же время внимательно слѣдилъ за всѣми движеніями монаха.

-- Разсвѣло! вскричалъ Горанфло: -- corbleu! не-ужь-то я проспалъ всю ночь?

Потомъ, подумавъ съ минуту, онъ продолжалъ:

-- А монастырь? о-го-го!

И онъ сталъ застегиваться, чего Шико, одѣвая его, не могъ сдѣлать.

-- Все равно, продолжалъ онъ: -- мнѣ свились странныя вещи: мнѣ казалось, что я умеръ и былъ завернутъ въ саванъ, запятнанный кровью.

Горанфло не совсѣмъ ошибался: проснувшись въ половинъ ночи, онъ принялъ простыню, въ которую былъ завернутъ, за саванъ, а капли пролитаго вина -- за кровь.

-- По счастію, это былъ одинъ только сонъ, подумалъ Горанфло, снова осматриваясь.

Взоръ его остановился на Шико, который, замѣтивъ, что монахъ глядѣлъ на него, захрапѣлъ громче прежняго.

-- Чудная вещь быть пьянымъ! сказалъ Горанфло, съ восторгомъ смотря на Шико: -- какъ онъ счастливъ, что можетъ спокойно спать! Ахъ, онъ совершенно свободенъ; а я!..

И онъ испустилъ вздохъ, заглушившій храпѣніе Шико и, вѣроятно, разбудившій бы Гасконца, еслибъ тотъ въ-самомъ-дѣлѣ спалъ.

-- Не разбудить ли его? продолжалъ монахъ: -- онъ можетъ подать мнѣ хорошій совѣтъ.

Шико захрапѣлъ такъ, что окна задрожали.

-- Нѣтъ, продолжалъ Горанфло: -- я и безъ него найду какую-нибудь ловкую отговорку. Но во всякомъ случаѣ, мнѣ трудно будетъ избавиться отъ ареста... Арестъ бы еще ничего, да на хлѣбъ и на воду посадятъ... Были бы у меня деньги, такъ я подкупилъ бы брата стража...

Услышавъ эти слова, Шико очень-осторожно и ловко вытащилъ изъ кармана довольно-туго-набитый кошелекъ и спряталъ его подъ себя.

Эта предосторожность не была лишнею, потому-что Горанфло съ уныніемъ на лицѣ приближался къ своему пріятелю, произнося задумчиво:

-- Еслибъ онъ не спалъ, такъ навѣрное одолжилъ бы мнѣ экю; но я не хочу нарушать его сна... а потому самъ возьму...

Съ этими словами, Горанфло приблизился къ Шико и тихонько запустилъ къ нему въ карманъ руку.

Шико продолжалъ храпѣть, пока пріятель обшаривалъ его карманы.

-- Странно! сказалъ монахъ: -- въ кармапахъ ничего нѣтъ... А! вѣрно въ шляпѣ...

Пока монахъ поползъ къ шляпѣ, Шико тихонько высыпалъ деньги въ руку и спряталъ пустой кошелекъ въ боковой карманъ панталонъ.

-- И въ шляпѣ ничего нѣтъ, сказалъ монахъ:-- странно! Я, однакоже, навѣрное зпаго, что пріятель мой Шико никогда не выходитъ со двора съ пустыми карманами... Ахъ, старый Гасконецъ! прибавилъ онъ съ улыбкой, раскрывшей ротъ его до самыхъ ушей: -- яи забылъ твои штаны.

И, опустивъ руку въ карманъ панталонъ Шико, онъ вынулъ изъ него пустой кошелекъ.

-- Господи! проговорилъ онъ:-- кто же заплатитъ хозяину?

Это размышленіе произвело сильное впечатлѣніе на монаха, потому-что онъ немедленно вскочилъ на ноги и шагомъ скорымъ, хотя еще нетвердымъ вышелъ изъ комнаты, не говоря ни слова съ хозяиномъ, прошелъ чрезъ кухню и выбѣжалъ на улицу.

Тогда Шико опустилъ деньги свои въ кошелекъ, спряталъ кошелекъ въ карманъ и, подошедъ къ окну, въ которое пробивался уже солнечный лучъ, погрузился въ глубокія размышленія, забывъ о Горанфло.

Между-тѣмъ, собиратель милостыни, закинувъ суму на спину, продолжалъ удаляться съ выраженіемъ на лицѣ, которое прохожіе могли принять за благочестивое смиреніе, но которое было слѣдствіемъ озабоченности: Горанфло придумывалъ отговорку, которая могла бы выручить его изъ бѣды.

Завидѣнныя имъ издали монастырскія ворота показались ему болѣе мрачными, нежели когда-либо; толпа монаховъ, разговаривавшихъ на порогѣ и съ безпокойствомъ смотрѣвшихъ на всѣ четыре стороны, показалась ему также дурнымъ предзнаменованіемъ.

Но едва онъ вышелъ изъ Улицы-Сен-Жакъ, какъ движеніе монаховъ, увидѣвшихъ его, внушило ему невыразимую боязнь.

-- Они говорятъ обо мнѣ, подумалъ онъ:-- они показываютъ на меня, ждутъ меня; меня вѣрно проискали всю ночь; отсутствіе мое надѣлало шума. Я погибъ!

У него закружилась голова; ему пришла отчаянная мысль -- бѣжать, бѣжать безъ оглядки; но нѣкоторые изъ монаховъ шли уже къ нему на встрѣчу; бѣжать не было никакой возможности -- его непремѣнно догонятъ, свяжутъ, насильно повлекутъ въ монастырь... Горанфло покорился своей судьбѣ.

Опустивъ голову, онъ шелъ на встрѣчу товарищамъ, которые остановились въ нерѣшимости.

-- Увы! подумалъ Горанфло: -- они, кажется, не хотятъ знать меня.

Наконецъ, одинъ изъ монаховъ пошелъ на встрѣчу къ Горанфло и сказалъ:

-- Бѣдный братъ нашъ!

Горанфло вздохнулъ и поднялъ глаза къ небу.

-- Вы знаете, что пріоръ васъ ждетъ? сказалъ другой.

-- Ахъ, Боже мой!

-- Да, Боже мой! прибавилъ третій: -- онъ сказалъ, чтобъ васъ привели къ нему, лишь только вы вернетесь.

-- Этого-то я и опасался, проговорилъ Горанфло.

И ни живъ, ни мертвъ, онъ вошелъ въ монастырь; дверь со скрипомъ затворилась за нимъ.

-- А, это вы! вскричалъ братъ-приврагникъ: -- ступайте скорѣе, васъ требуетъ къ себѣ настоятель, почтенный пріоръ нашъ Жозефъ Фулонъ.

И, взявъ Горанфло за руку, братъ-привратникъ повелъ, или, лучше сказать, потащилъ его къ пріору.

Тамъ тоже за нимъ затворили двери.

Горанфло опустилъ глаза, боясь встрѣтить разгнѣванный взоръ аббата; ему казалось, что весь міръ покинулъ его, и что онъ находился въ полной власти начальника, по справедливости разгнѣваннаго.

-- А! наконецъ-то я васъ дождался! сказалъ аббатъ.

-- Преподобный отецъ... проговорилъ монахъ.

-- Сколько безпокойствъ вы намъ причиняете! сказалъ пріоръ.

-- Вы слишкомъ милостивы, преподобный отецъ, возразилъ Горанфло, непонимавшій, что было причиною снисходительности, которой онъ никакъ не ожидалъ.

-- Вы боялись воротиться въ монастырь, послѣ того, что произошло въ прошлую ночь, не правда ли?

-- Признаюсь, я не смѣлъ воротиться, отвѣчалъ монахъ, на лбу котораго выступилъ холодный потъ.

-- Ахъ, любезный братъ, любезный братъ! вы поступили неблагоразумно, вы погорячились, сказалъ аббатъ.

-- Позвольте мнѣ объяснить вамъ, почтенный отецъ...

-- Къ-чему тутъ объясненія? Вашъ поступокъ...

-- Вы не требуете объясненій? Тѣмъ лучше, сказалъ Горанфло: -- потому-что я находился въ затрудненіи...

-- Я вполнѣ понимаю ваше затруднительное положеніе. Вы были увлечены минутнымъ энтузіазмомъ... Конечно, энтузіазмъ святое чувство, святая добродѣтель... но и добродѣтели, употребленныя во зло, становятся пороками... поступки самые благородные, будучи преувеличены, заслуживаютъ порицанія...

-- Позвольте, преподобный отецъ, сказалъ Горанфло: -- теперь я ничего не понимаю. О какомъ поступкѣ изволите Вы говорить?

-- Я говорю о вашемъ поведеніи въ прошедшую ночь.

-- Гдѣ?

-- Въ монастырѣ.

-- А-га! съ монастырѣ?

-- Да, да.

Горанфло почесалъ себѣ кончикъ носа. Онъ начиналъ понимать, что тутъ было какое-то недоразумѣніе.

-- Я такой же ревностный католикъ, какъ и вы; не смотря на то, смѣлость ваша испугала меня.

-- Моя смѣлость? спросилъ Горанфло: -- такъ вы думаете, что я былъ очень-смѣлъ?

-- Болѣе, нежели смѣлы, сынъ мой; вы были дерзки.

-- Увы! отецъ мой, простите человѣку, не вполнѣ еще преодолѣвшему свои страсти; но я исправлюсь, непремѣно исправлюсь.

-- Вѣрю; однакожь выходка ваша можетъ имѣть весьма-дурныя послѣдствія для васъ и для насъ. Еслибъ все это дѣло произошло между нами, такъ ничего бы; но...

-- Какъ! вскричалъ Горанфло: -- не-уже-ли оно извѣстно и внѣ стѣнъ монастырскихъ?

-- Конечно; вѣдь вы знаете, что тутъ было болѣе ста мірянъ, которые не проронили ни одного слова изъ вашей рѣчи.

-- Изъ моей рѣчи? повторилъ Горанфло, болѣе и болѣе изумленный.

-- Надобно отдать вамъ справедливость,-- рѣчь была прекрасна; я очень-хорошо понимаю, что рукоплесканія увлекли васъ, что общее одобреніе увеличило ваше вдохновеніе; но вы рѣшились предложить открытое шествіе по парижскимъ улицамъ; вы объявили, что сами рѣшитесь явиться въ полномъ вооруженіи, чтобъ вызвать на правое дѣло всѣхъ православныхъ католиковъ... признайтесь, это ужь черезъ-чуръ смѣло!

Горанфло смотрѣлъ на настоятеля глазами, въ которыхъ выражалось сильнѣйшее изумленіе.

-- Остается одно средство поправить все дѣло, продолжалъ пріоръ.-- Религіозный духъ, исполняющій ваше великодушное сердце, можетъ повредить вамъ въ Парижѣ, гдѣ столько злыхъ, ожесточенныхъ противъ васъ. Я желаю, чтобъ вы отправились...

-- Куда, почтенный отецъ? спросилъ Горанфло, въ полномъ убѣжденіи, что его пошлютъ прямо въ какой-нибудь подвалъ.

-- Въ провинцію.

-- Въ изгнаніе? вскричалъ Горанфло.

-- Но здѣсь вы подевргаетесь опасности, любезный братъ.

-- Какой опасности?

-- Васъ предадутъ уголовному суду и осудятъ на вѣчное заточеніе, если не на смерть!

Горанфло страшно поблѣднѣлъ; онъ не могъ постигнуть, отъ-чего за ночь, проведенную внѣ монастыря, ему угрожали вѣчнымъ заточеніемъ и даже смертною казнію.

-- Между-тѣмъ, какъ, подчиняясь этому временному изгнанію, любезнѣшій братъ, вы не только спасаетесь отъ грозящей вамъ опасности, но вамъ представляется еще средство водрузить знамя вѣры въ провинціи: то, что вы говорили и предлагали въ эту ночь, опасно и почти-невозможно въ присутствіи короля и его проклятыхъ миньйоновъ; въ провинціи же -- дѣло иное. Уѣзжайте же скорѣе, братъ Горанфло; можетъ-быть уже поздно... можетъ-быть, стражамъ дано уже приказаніе арестовать васъ.

-- Ой, ой! Что это вы говорите, преподобный отецъ? проговорилъ монахъ, озираясь съ ужасомъ: -- какое мнѣ дѣло до стражей?

-- Вамъ до нихъ нѣтъ никакого дѣла; но, можетъ-быть, имъ до васъ есть дѣло.

-- Стало-быть, на меня ужь донесли? спросилъ Горанфло.

-- Я почти увѣренъ въ томъ. Уѣзжайте же, уѣзжайте скорѣе.

-- Уѣзжать? Это легко сказать, преподобный отецъ! произнесъ Горанфло съ горестью.-- А чѣмъ я буду жить?

-- Чѣмъ? Вѣдь вы собиратель милостыни этого монастыря? Вотъ вамъ и средства. До-сихъ-поръ, вы собирали для другихъ: теперь будете собирать для себя. Впрочемъ, вамъ нечего безпокоиться! идеи и система, которыя вы развили, доставятъ вамъ столькихъ приверженцевъ въ провинціи, что вы ни въ чемъ не будете нуждаться... Поступайте, ступайте! И не возвращайтесь, пока васъ не позовутъ.

Нѣжно и дружески обнявъ брага Горанфло, пріоръ проводилъ его до двери своей келльи.

Тамъ собрались всѣ братья, въ ожиданіи появленія Горанфло.

Едва онъ показался, какъ всѣ бросились къ нему на встрѣчу, каждый хотѣлъ прикоснуться къ рукамъ, къ шеѣ, къ платью его. Нѣкоторые даже прикладывались къ полѣ его одежды.

-- Прощайте, говорилъ одинъ, прижимая его къ сердцу: -- прощайте, вы, святой человѣкъ; не забывайте меня въ своихъ молитвахъ.

-- Будто-бы? подумалъ Горанфло:-- не-ужь-то я въ-самомъ-дѣлѣ святой человѣкъ?

-- Прощайте, говорилъ другой, пожимая ему руку: -- прощайте, мужественный поборникъ вѣры! прощайте!

-- Прощай, мученикъ! говорилъ ему третій, цалуя конецъ веревки, которою Горанфло былъ опоясанъ: -- мы блуждаемъ во мракъ; но скоро проглянетъ свѣтъ истины.

Переходя изъ рукъ въ руки, изъ объятій въ объятія, отъ поцалуевъ къ поцалуямъ, Горанфло дошелъ до двери, ведшей на улицу, его выпихнули, и опять дверь со скрипомъ затворилась за нимъ...

Горанфло посмотрѣлъ на дверь съ выраженіемъ, котораго невозможно описать и, пятясь назадъ, вышелъ изъ Парижа.

Подошедъ къ заставѣ, онъ остановился, перевелъ духъ и проворчалъ:

-- Чортъ возьми! они всѣ съ ума сошли; а если нѣтъ, такъ прости, Господи, мое прегрѣшеніе, я самъ рехнулся!..

V.

Какъ братъ Горанфло убѣдился, что онъ лунатикъ, и какъ горько оплакивалъ этотъ недугъ.

До злополучнаго дня, когда бѣдный монахъ подвергся неожиданному гоненію, братъ Горанфло велъ жизнь созерцательную, то-есть, выходилъ утромъ рано, когда ему хотѣлось подышать воздухомъ,-- поздно, когда проспитъ; не полагаясь на монастырскую кухню, онъ позволялъ себѣ иногда нѣкоторыя дополненія къ ней, но и то только въ такомъ случаѣ, если благочестивые прихожане подавали милостыню монетой; тогда онъ удѣлялъ себѣ частицу изъ этой милостыни и заходилъ въ гостинницу "Рога-Изобилія"; вечеромъ же возвращался въ монастырь. Правда, угощалъ его иногда и пріятель его, Шико; но Гасконецъ былъ большой чудакъ. Иногда онъ встрѣчался съ монахомъ дней пять-шесть сряду, а потомъ исчезалъ на двѣ недѣли, на мѣсяцъ, на полтора. Въ это время Шико оставался неотлучно при королѣ, или самъ предпринималъ какое-нибудь путешествіе. Слѣдовательно, Горанфло былъ одинъ изъ тѣхъ монаховъ, для которыхъ міръ начинался съ настоятеля и кончался съ пустымъ котломъ въ кухнѣ; ему никогда и въ умъ не приходило, чтобъ когда-нибудь ему пришлось отправиться въ дальній путь искать приключеній.

Добро бы у него были деньги -- а то нѣтъ; отвѣтъ настоятеля былъ простъ и ясенъ:

-- Ищи и обрящешь.

Горанфло, подумавъ, что ему надобно будетъ долго искать, усталъ заранѣе, не приступивъ еще къ поискамъ.

Однакожъ, главное дѣло состояло въ томъ, чтобъ прежде всего избавиться отъ опасности, неизвѣстной, но великой, судя по словамъ пріора. Бѣдный монахъ былъ не изъ тѣхъ, которые могутъ скрыть свою фигуру и спастись отъ преслѣдованій какимъ-нибудь ловкимъ превращеніемъ, и потому онъ рѣшился бѣжать, и скоро миновалъ заставу, стараясь не быть замѣченнымъ часовыми.

Но, вышелъ въ чистое поле, удалившись на пятьсотъ шаговъ отъ городскихъ воротъ, увидѣвъ на краю канавы первую весеннюю травку, вызываемую теплыми солнечными лучами, замѣтивъ, что передъ нимъ, направо и налѣво, было уединеніе, тишина, пустыня, а только сзади слышался еще гулъ многолюднаго города, -- онъ сѣлъ на край канавы, уперъ мясистый подбородокъ на толстую, жирную ладонь, почесалъ указательнымъ пальцемъ конецъ лоснившагося своего носа и погрузился въ размышленія, сопровождаемыя глубокими вздохами.

Горанфло вздыхалъ чаще и глубже по-мѣрѣ-того, какъ время приближалось къ девяти часамъ -- тo-есть къ обѣденному времени въ монастырѣ, потому-что монахи, отсталые отъ просвѣщенія, какъ и надлежитъ быть людямъ, отсталымъ отъ всего мірскаго, слѣдовали еще, въ 1578 году, примѣру добраго короля Карла V, обѣдавшаго въ восемь часовъ утра, тотчасъ послѣ обѣдни.

Столь же трудно было бы сосчитать песчинки, гонимыя вѣтромъ на берегу морскомъ во время бури, какъ исчислить различныя мысли, развивавшіяся однѣ за другими въ умѣ голоднаго Горанфло.

Первая мысль, отъ которой онъ съ большимъ трудомъ могъ отказаться, была -- воротиться въ Парижъ, идти прямо въ монастырь, объявить настоятелю, что онъ рѣшительно предпочитаетъ заточеніе изгнанію, что онъ даже согласенъ подвергнуться бичеванью, лишь бы его кормили, хоть только пять разъ въ день, не болѣе.

За этою мыслію, мучившею бѣднаго монаха добрую четверть часа, въ умѣ его родилась другая, болѣе благоразумная: онъ хотѣлъ идти прямо въ гостинницу Рога-Изобилія, разсказать Шико, который, вѣроятно, еще спалъ, о своемъ бѣдственномъ положеніи, виновникомъ котораго былъ искуситель-Гасконецъ, и попросить вомощи у великодушнаго друга.

Эта мысль не покидала Горанфло также въ-продолженіи четверти часа.

Наконецъ, третья мысль была смѣлѣе двухъ первыхъ: монахъ хотѣлъ обойдти вокругъ столицы, воротиться въ нее чрезъ Сен-Жерменскія-Ворота или Нельскую-Башню и тайкомъ продолжать собирать милостыню. Онъ зналъ всѣ теплыя мѣста, зажиточные уголки, переулочки, гдѣ нѣкоторыя благочестивыя старушки всегда держали въ запасѣ какого-нибудь жирнаго каплуна для собирателя милостыни; признательная память рисовала ему хорошенькій домикъ съ крылечкомъ, гдѣ, въ-продолженіе цѣлаго лѣта, готовились разныя варенья, добрая доля которыхъ всегда доставалась брату-собирателю. Надобно сказать, что мысли брата-Горанфло были преимущественно обращены къ удовольствіямъ стола и наслажденіямъ сна, такъ-что онъ иногда не безъ боязни помышлялъ о томъ днѣ, когда противъ него возстанутъ два страшные обвинителя: обжорливость и лѣность. Однакожь почтенный монахъ, не смотря на означенную боязнь, продолжалъ спускаться въ бездну, на днѣ которой безпрестанно ревутъ, какъ харибда и сцилла, эти два смертные грѣха.

Послѣдняя мысль понравилась ему болѣе другихъ; этотъ родъ жизни казался ему именно тѣмъ, для котораго онъ былъ рожденъ; но чтобъ привести эту мысль въ исполненіе, надобно было остаться въ Парижѣ; чтобъ вести этотъ родъ жизни, надобно было ежеминутно рисковать повстрѣчаться со стражами, сержантами, духовнымъ начальствомъ.

Притомъ же, тутъ представлялось другое препятствіе: казначей Монастыря-Св.-Женевьевы былъ человѣкъ заботливый, слѣдовательно, онъ не замедлитъ назначить новаго брата-собирателя, и Горанфло рисковалъ повстрѣчаться съ товарищемъ, который имѣлъ бы надъ нимъ большое преимущество, исполняя свою законную обязанность.

Горанфло затрепеталъ при этой мысли, -- и было отъ чего!

Вдругъ онъ увидѣлъ за городскими воротами всадника; всадникъ подъѣхалъ во весь галопъ къ маленькому домику, находившемуся во стѣ шагахъ отъ того мѣста, гдѣ сидѣлъ Горанфло,-- постучался въ ворота и, минуту спустя, исчезъ за ними вмѣстѣ съ конемъ своимъ.

Горанфло замѣтилъ это обстоятельство только потому, что позавидовалъ счастію всадника, у котораго была лошадь и который, слѣдовательно, могъ продать ее и на вырученныя деньги утолить свой голодъ.

Но черезъ минуту, всадникъ,-- Горанфло узналъ его по плащу,-- вышелъ изъ дома и спрятался между кустарникомъ и кучей каменьевъ, лежавшихъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ дома.

-- Онъ, кажется, затѣваетъ что-то недоброе, проворчалъ Горанфло, -- Еслибъ я самъ не боялся стражи, такъ пошелъ бы предувѣдомить ее; или, еслибъ я быль похрабрѣе, такъ самъ бы раздѣлался съ злоумышленникомъ.

Въ это время, человѣкъ, прятавшійся за каменьями и осматривавшійся съ безпокойствомъ, замѣтилъ Горанфло, сидѣвшаго на прежнемъ мѣстъ и въ томъ же положеніи. Это обстоятельство было ему, по-видимому, непріятно; онъ сталъ прохаживаться за каменьями съ притворною безпечностью.

-- Вотъ странно, проворчалъ Горанфло:-- вотъ странно... Я какъ-будто знаю эту фигуру... такъ и есть!.. Но нѣтъ, нѣтъ, невозможно.

Въ это мгновеніе, незнакомецъ, стоявшій спиною къ Горанфло, вдругъ присѣлъ, какъ-будто-бы ноги его вдругъ подкосились. Онъ услышалъ стукъ лошадей, проѣзжавшихъ подъ сводомъ городскихъ воротъ.

И точно, три человѣка -- двое казались слугами,-- три добрые мула и три огромные чемодана медленно выѣзжали изъ Парижа. Лишь-только подсматривавшій незнакомецъ завидѣлъ ихъ, какъ присѣлъ еще ниже и на четверенькахъ поползъ до кустарника, куда забился точно охотникъ на сторожкѣ.

Кавалькада проѣхала, не замѣтивъ его, между-тѣмъ, какъ онъ, казалось, пожиралъ глазами всадниковъ.

-- Я воспрепятствовалъ преступленію, подумалъ Горанфло: -- и присутствіе мое на большой дорогѣ въ эту минуту было очень-кстати.

Когда всадники проѣхали, незнакомецъ воротился въ домъ.

-- Ладно! подумалъ Горанфло: -- это обстоятельство доставитъ мнѣ то, о чемъ я такъ долго думалъ. Если человѣкъ прячется,-- значитъ, не хочетъ, чтобъ его видѣли. Слѣдовательно, я открылъ тайну, и хоть бы она стояла не болѣе шести денье, потребую за нее выкупа.

И не теряя времени, Горанфло направился къ дому; но по мѣрѣ приближенія къ нему, припоминалъ воинственный видъ всадника, длинную шпагу его и грозный взглядъ, которымъ онъ преслѣдовалъ кавалькаду. Монахъ остановился, почесалъ носъ и сказалъ:

-- Нѣтъ, напрасно; такого человѣка нескоро настращаешь.

У двери дома, Горанфло совершенно убѣдился въ этомъ мнѣніи, и оставивъ носъ, принялся почесываться за ухомъ.

Вдругъ лицо его прояснѣло.

-- Э! славная мысль! сказалъ онъ.

Пробужденіе мысли въ тяжеломъ умѣ Горанфло было такое чудо, что онъ самъ не могъ понять, откуда взялась эта мысль; но и въ то время уже знали пословицу: нужда солому ломитъ.

-- Мысль, повторилъ онъ:-- да еще какая!.. Я скажу ему: дворянинъ, у каждаго человѣка есть свои намѣренія, свои желанія, свои надежды; дайте мнѣ что-нибудь, и я помолюсь, чтобъ ваши желанія исполнились. Если намѣренія его дурны, въ чемъ я и не сомнѣваюсь, то ему вдвое нужнѣе молитвы; слѣдовательно, онъ дастъ мнѣ двойную милостыню. Я же представлю этотъ случай первому богослову, котораго встрѣчу: нужно ли молиться за неизвѣстныя намѣренія, особенно, если они кажутся намъ сомнительными? Что скажетъ богословъ, то я и сдѣлаю; слѣдовательно, вся отвѣтственность падетъ на него; а если не встрѣчу богослова... ну, такъ молиться не буду, ибо нахожусь въ сомнѣніи. Но во всякомъ случаѣ, я позавтракаю на деньги злоумышленника. Это позволительно.

Разсудивъ такимъ образомъ, Горанфло прислонился къ стѣнѣ и сталъ ждать.

Пять минутъ спустя, ворота отворились; всадникъ выѣхалъ.

Горанфло приблизился.

-- Дворянинъ, сказалъ онъ: -- прочитаю пять pater и пять ave за васъ и за исполненіе вашихъ желаній.

Незнакомецъ обратился лицомъ къ Горанфло и вскричалъ:

-- Горанфло!

-- Мосьё Шико! вскричалъ монахъ, остолбенѣвъ.

-- Куда ты идешь? спросилъ Шико.

-- Самъ не знаю; а вы?

-- Я знаю, куда ѣду, отвѣчалъ Шико:-- куда глаза глядятъ.

-- Далеко?

-- Какъ вздумается. Но такъ-какъ ты, почтеннѣйшій братъ, не хочешь сказать мнѣ, куда идешь, такъ я подозрѣваю тебя...

-- Въ чемъ?

-- Въ томъ, что ты за мной подсматриваешь.

-- Господи-Владыко! Стану ли я за вами подсматривать? Сохрани меня Боже! Я видѣлъ -- а не подсматривалъ.

-- Что ты видѣлъ?

-- Какъ вы поджидали кавалькаду.

-- Ты не въ своемъ умѣ.

-- А что же вы дѣлали за каменьями?

-- Слушай, Горанфло, я хочу выстроить себѣ домъ за городомъ; эти камни мои, и я осматривалъ, крѣпки ли они.

-- Это другое дѣло, отвѣчалъ монахъ, не повѣривъ ни одному слову изъ всего сказаннаго: -- слѣдовательно, я ошибся.

-- Но что же ты дѣлаешь за городомъ?

-- Увы, г. Шико! я бѣдный изгнанникъ, отвѣчалъ Горанфло съ глубокимъ вздохомъ.

-- Что? спросилъ Шико.

-- Я бѣдный изгнанникъ.

И Горанфло выпрямился, принявъ гордую позу человѣка, которому важное событіе даетъ право на состраданіе ближнихъ.

-- Братія изгоняютъ меня изъ среды своей, продолжалъ онъ: -- я исключенъ изъ общества ихъ, проклятъ!

-- Не-уже-ли? да за что же?

-- Послушайте, г. Шико, сказалъ монахъ, положивъ руку на сердце: -- хоть вѣрьте, хоть не вѣрьте... но, вотъ вамъ Богъ, я самъ не знаю, за что!

-- Ужъ не застали ли васъ въ прошлую ночь въ... волокитствѣ?

-- Жестокая шутка! отвѣчалъ Горанфло: -- будто вы не знаете, что я дѣлалъ въ прошлую ночь.

-- То-есть, я знаю, что вы дѣлали отъ восьми до десяти часовъ: но отъ десяти до трехъ -- не знаю.

-- Что такое? отъ десяти до трехъ?

-- Разумѣется; въ десять часовъ вы вышли.

-- Я? сказалъ Горанфло, вытаращивъ на Гасконца безсмысленные глаза.

-- Вы вышли... будто не помните! Я еще спросилъ, куда вы идете.

-- Куда иду?.. И вы точно спросили?

-- Спросилъ.

-- И я вамъ отвѣчалъ?

-- Вы отвѣчали, что идете говорить рѣчь.

-- Странно... это очень-возможно, проговорилъ Горанфло, вполовину убѣжденный.

-- Еще бы невозможно! вы даже сказали мнѣ часть вашей рѣчи, -- она была очень-длинна.

-- Она была въ трехъ частяхъ, по правиламъ, предписываемымъ Аристотелемъ.

-- Вы говорили отчаянныя вещи противъ короля Генриха.

-- Не-ужь-то?

-- Такія отчаянныя, что я опасаюсь, чтобъ васъ не арестовали, какъ возмутителя.

-- Г. Шико, вы открываете мнѣ глаза; но были ли они у меня открыты, когда я говорилъ съ вами?

-- Были; только взглядъ ихъ былъ неподвиженъ, ужасенъ: казалось, вы говорили во снѣ, хотя и съ открытыми глазами...

-- Гм! однако я проснулся-таки въ гостинницѣ Рога-Изобилія... Это какъ случилось?

-- Что жь въ этомъ удивительнаго?

-- Какъ, что удивительнаго? Вѣдь вы сами говорите, что я ушелъ въ десять часовъ изъ гостинницы.

-- Ушли; но вы вернулись въ три часа; въ доказательство этого я даже скажу вамъ, что вы не затворили за собою двери, такъ-что я весь продрогъ.

-- И я тоже, сказалъ Горанфло: -- помню, помню,

-- Ну, видите ли?

-- Если вы говорите правду...

-- Какъ! говорю ли я правду? Да спросите хоть хозяина, Бономе.

-- Бономе?

-- Ну, да; онъ отворялъ вамъ двери. Еще надобно сказать, что вы такъ важничали, когда вернулись, что я былъ вынужденъ сказать вамъ:-- Фи, братъ Горанфло, гордость большой порокъ, особенно въ тебѣ.

-- А чѣмъ же я гордился?

-- Успѣхомъ своей рѣчи, похвалами Гиза, кардинала и герцога майеннскаго, котораго да сохранитъ Господь, прибавилъ Шико, приподнявъ шляпу.

-- Ну, теперь я все понимаю! вскричалъ Горанфло, всплеснувъ руками.

-- Слава Богу! Итакъ, вы сознаетесь, что были въ обществѣ... какъ-бишь его... да, да, въ обществѣ святаго союза. Были?

Горанфло опустилъ голову на грудь и жалобно застоналъ.

-- Я лунатикъ, проговорилъ онъ: -- я давно уже замѣчаю въ себѣ этотъ недугъ...

-- Лунатикъ? спросилъ Шико: -- что это значитъ?

-- Это значитъ, отвѣчалъ Горанфло:-- что во мнѣ духъ преобладаетъ надъ плотію до такой степени, что когда плоть спитъ, духъ бодрствуетъ и управляетъ плотію, которая, не смотря на оковывающій ее сонъ, должна ему повиноваться.

-- Ничего не понимаю! возразилъ Шико: -- это, просто, какое-то колдовство; скажите лучше, почтеннѣйшій братъ, что въ васъ сидитъ нечистая сила! Виданное ли дѣло, чтобъ человѣкъ во снѣ ходилъ, размахивалъ руками, бранилъ короля, произносилъ отчаянныя рѣчи?.. Нѣтъ, воля ваша, тугъ нечистая сила шалитъ... сгинь, окаянный! Vade retro satanas!

И Шико попятилъ назадъ своего коня.

-- Такъ и вы покидаете меня, г. Шико. Tu quoque, Brute! Ахъ, Боже мой! Вотъ ужь отъ васъ-то я этого не ожидалъ!

И Горанфло въ отчаяніи всхлипывалъ.

Шико сжалился надъ его горестію.

-- Ну, говори же, сказалъ онъ:-- что тебѣ надо?

-- Увы! и самъ не знаю... Я съ ума сойду... голова у меня полна, а животъ пустъ... Наставьте меня на путь истинный, г. Шико.

-- Ты что-то говорилъ о путешествіи?

-- Говорилъ; то-есть, почтеннѣйшій отецъ пріоръ приказалъ мнѣ отправиться въ путь.

-- Куда? спросилъ Шико.

-- Куда мнѣ вздумается, отвѣчалъ Горанфло.

-- А куда же тебѣ вздумается?

-- Не знаю, отвѣчалъ Горанфло, поднявъ руки къ небу: -- куда Богъ велитъ!.. Г. Шико, одолжите мнѣ, пожалуйста, два экю на дорогу.

-- Только? Я сдѣлаю для тебя больше, сказалъ Шико.

-- А! Что же вы сдѣлаете?

-- Вѣдь я сказалъ тебѣ, что и я путешествую.

-- Да.

-- Ну, такъ я беру тебя съ собою.

Горанфло недовѣрчиво посмотрѣлъ на Гасконца, какъ-бы думая, что онъ подшучивалъ надъ нимъ.

-- Только съ тѣмъ условіемъ, что вы будете слушаться меня. Согласны?

-- Согласенъ ли? вскричалъ Горанфло: -- согласенъ ли?.. Однакожъ, есть ли у васъ деньги на дорогу?

-- Смотрите, отвѣчалъ Шико, вынувъ туго-набитый кошелекъ.

Горанфло прыгнулъ отъ радости.

-- Сколько тутъ? спросилъ онъ.

-- Сто-пятьдесятъ пистолей.

-- А куда мы ѣдемъ?

-- Узнаешь.

-- Когда позавтракаемъ?

-- Сейчасъ.

-- На чемъ же я поѣду? спросилъ Горанфло съ безпокойствомъ.

-- Не на моей лошади, corboeuf! ты раздавишь ее!

-- Такъ какъ же мнѣ быть?

-- Очень-просто; у тебя брюхо, какъ у силена; я куплю тебѣ осла.

-- Вы мое солнышко, г. Шико... только выберите осла подюжѣе... вы мой благодѣтель!.. Гдѣ жь мы позавтракаемъ?

-- Здѣсь, morbleu, здѣсь! Посмотри-ка эту дверь, и читай, если умѣешь читать.

Они приблизились къ гостинницѣ. Горанфло посмотрѣлъ по направленію пальца Шико и прочиталъ надъ дверью:

"Здѣсь окорока, яица, пироги и бѣлое вино."

Трудно описать перемѣну, происшедшую въ лицѣ Горанфло: оно прояснилось; глаза его засверкали, ротъ полураскрылся и расширился до самыхъ ушей, выставивъ на показъ два ряда бѣлыхъ зубовъ. Наконецъ, онъ съ признательностью поднялъ руку кверху и, покачиваясь со стороны на сторону, запѣлъ пѣсенку.

-- Славно пѣто! вскричалъ Шико: -- и чтобъ не тратить понапрасну драгоцѣннаго времени, сядемъ поскорѣе за столъ, любезнѣйшій брать. Я прикажу подать тебѣ завтракъ, а самъ пойду куплю осла.

VI.

Какъ братъ Горанфло путешествовалъ, сидя на ослѣ, прозывавшемся Панюржемъ, и какъ во время путешествія онъ узналъ многія вещи, которыхъ не зналъ прежде.

Шико отъ-того такъ мало заботился о собственномъ желудкѣ, что передъ выходомъ изъ гостинницы Рога Изобилія порядочно позавтракалъ.

Онъ усадилъ брата Горанфло за столъ, и ему начали подавать ветчину, яица и вино. Горанфло ѣлъ съ свойственными ему скоростью и аппетитомъ.

Между-тѣмъ, Шико самъ пошелъ справляться по сосѣдству, не продаетъ ли кто-нибудь осла; въ деревнѣ онъ нашелъ у одного крестьянина, между быкомъ и лошадью, такого смирнаго осла, какого нужно было брату Горанфло; этому животному было четыре года, цвѣта оно было буросѣраго, комплекціи довольно-плотной. Въ то время, оселъ стоялъ не болѣе двадцати ливровъ; Шико заплатилъ двадцать-два ливра и былъ провожаемъ благословеніями хозяина.

Когда Шико воротился съ покупкой и ввелъ осла въ ту самую комнату, въ которой обѣдалъ Горанфло, почтенный братъ, проглотивъ уже половину огромнаго пирога и опорожнивъ третью бутылку вина, находился въ такомъ пріятномъ расположеніи духа, что бросился на шею своему ослу, облобызалъ его въ обѣ скулы и всунулъ ему въ ротъ огромную корку хлѣба. Оселъ заревѣлъ отъ удовольствія.

-- О-го! сказалъ Горанфло:-- да у него славный голосъ. Мы съ нимъ можемъ спѣть дуэтъ. Благодарю, другъ Шико, благодарю.

И онъ нарекъ своего осла Панюржемъ.

Шико взглянулъ на столъ и увидѣлъ, что безъ зазрѣнія совѣсти могъ оторвать своего товарища отъ обѣда, и потому сказалъ тѣмъ голосомъ, которому Горанфло не могъ противиться:

-- Довольно, пріятель, довольно! Пора въ дорогу... Въ Мелёнѣ мы будемъ полдничать.

Не смотря на повелительное и нѣсколько-жосткое выраженіе своего голоса, Шико умѣлъ смягчить приказаніе обѣщаніемъ, противъ котораго Горанфло не дерзнулъ возражать. Онъ только повторилъ:

-- Въ Мелёнѣ! въ Мелёнѣ!

И немедленно взобрался съ помощію стула на своего осла, на которомъ, вмѣсто сѣдла, была кожаная подушечка съ двумя ремнями, служившими вмѣсто стременъ. І'оранфло уперся на ремни, въ правую руку взялъ поводья, лѣвою подбоченился съ важностію и выѣхалъ изъ гостинницы...

Шико вскочилъ на своего коня съ ловкостью искуснаго ѣздока, и оба всадника немедленно направились по дорогѣ въ Мелёнъ мелкой рысью.

.Проѣхавъ такимъ-образомъ четыре льё, они остановились отдохнуть. Горанфло воспользовался прекрасной погодой, растянулся на травѣ и заснулъ. Шико, съ своей стороны, задумался и разсчиталъ, что ему нужно не менѣе двѣнадцати дней, чтобъ проѣхать сто-двѣнадцать льё.

Панюржъ щипалъ кустъ волчца.

Шико покачалъ головой.

-- Нельзя, проговорилъ онъ, смотря на Горанфло, храпѣвшаго на травѣ, точно на мягкомъ пуховикѣ:-- нельзя; если товарищъ хочетъ слѣдовать за мной, такъ долженъ ѣхать не по десяти, а по двѣнадцати льё въ день.

Шико толкнулъ Горанфло локтемъ, чтобъ разбудить его и сообщить ему свое намѣреніе.

Горанфло открылъ глаза.

-- Что? мы въ Мелёнѣ? спросилъ онъ.-- Тѣмъ лучше; я проголодался.

-- Нѣтъ еще, отвѣчалъ Шико:-- затѣмъ-то я и разбудилъ васъ; мы должны торопиться въ Мелёнъ. Мы ѣдемъ слишкомъ-тихо, ventre de biche! слишкомъ-тихо!

-- Что жь за бѣда, г. Шико, что мы ѣдемъ тихо?... Будто вы не знаете, какъ трудно идти въ гору? Да и къ-чему намъ торопиться? кто насъ знаетъ? чѣмъ долѣе будетъ наше путешествіе, тѣмъ долѣе мы будемъ вмѣстѣ. Зачѣмъ мы путешествуемъ? Я -- для распространенія истинной вѣры; вы -- для своего удовольствія. Чѣмъ тише мы будемъ ѣхать, тѣмъ легче мнѣ будетъ распространять вѣру; чѣмъ тише мы будемъ ѣхать, тѣмъ больше будетъ вамъ удовольствія. Я даже готовъ бы пробыть нѣсколько дней въ Мелёнѣ; тамъ, говорятъ, водятся превкусные пироги, начиненные угрями, и я бы желалъ сдѣлать добросовѣстное и безпристрастное сравненіе между мелёнскими и другими пирогами. Что вы на это скажете, г. Шико?

-- Я скажу, возразилъ Гасконецъ: -- что по-моему лучше не полдничать въ Мелёнѣ, а чтобъ выиграть потерянное время, доѣхать до Монтро и тамъ уже за-одно поужинать.

Горанфло безсмысленно посмотрѣлъ на своего товарища.

-- Впередъ! въ путь, въ путь! вскричалъ Шико.

Горанфло приподнялся, не вставая, однакожь, на ноги и жалобно простоналъ.

-- Впрочемъ, если вы не хотите ѣхать со мною, такъ воля ваша... я васъ принуждать не стану, сказалъ Шико.

-- Нѣтъ, нѣтъ! вскричалъ Горанфло въ испугѣ: -- нѣтъ, я поѣду съ вами, г. Шико; я не могу разстаться съ вами.

-- Ну, такъ не мѣшкайте! ѣдемъ.

Горанфло подвелъ своего осла къ столбику и вдѣзъ на него, уже не верхомъ, а съ боку, на дамскій манеръ; онъ увѣрялъ, что такъ ему будетъ удобнѣе разговаривать съ Шико; въ сущности же онъ догадался, что теперь они поѣдутъ скорѣе, и потому ему можно будетъ держаться за уши и за хвостъ осла.

Шико поскакалъ крупной рысью; оселъ побѣжалъ за его лошадью, оглашая воздухъ жалобнымъ крикомъ.

Горанфло находился въ чрезвычайно-непріятномъ положеніи. Повременамъ Шико вставалъ на стремена и осматривался; не замѣчая никого на дорогѣ, онъ сильнѣе и сильнѣе погонялъ свою лошадь.

Заботясь только о томъ, какъ бы удержаться на ослѣ, Горанфло сначала не обратилъ вниманія на озабоченность Шико; но, мало-по-малу усѣвшись, спросилъ:

-- Что или кого вы ищете, любезный Шико?

-- Никого, отвѣчалъ онъ.-- Я смотрю куда мы ѣдемъ.

-- Какъ куда? Въ Мелёнъ. Вѣдь вы сами сказали; вы даже прибавили, что...

-- Надо скорѣе ѣхать, скорѣе! сказалъ Шико, пришпоривъ лошадь.

-- Какъ, скорѣе? вскричалъ Горанфло: -- вѣдь мы... скачемъ... рысью...

-- Въ галопъ, въ галопъ! сказалъ Гасконецъ, пустивъ лошадь свою въ галопъ.

Панюржъ также пустился въ галопъ, вслѣдъ за лошадью, но съ дурно-скрываемымъ бѣшенствомъ, непредсказывавшимъ ничего добраго для его всадника.

Горанфло задыхался.

-- Послушайте-ка... послушайте... г. Шико... проговорилъ онъ съ изумленіемъ;-- такъ-то вы путешествуете... для своего удовольствія?.. Хорошо удовольствіе!

-- Скорѣе, скорѣе! кричалъ Шико.

-- На гору трудно...

-- Хорошіе ѣздоки только на гору и скачутъ въ галопъ...

-- Да вѣдь я не имѣю никакихъ притязаній на званіе хорошаго ѣздока...

-- Ну, такъ оставайтесь!

-- Э, нѣтъ! ventre bleu! вскричалъ Горанфло:-- ни за что!

-- Такъ скачите въ галопъ! живѣе!

И Шико опять пришпорилъ лошадь.

-- Панюржъ задыхается, кричалъ Горанфло:-- Панюржъ сейчасъ повалится!..

-- Такъ прощайте! отвѣчалъ Шико.

Горанфло хотѣлъ-было распроститься съ Гасконцемъ, но вспомнилъ, что лошадь, которую онъ проклиналъ отъ души, несла на себѣ причудливаго человѣка, у котораго былъ въ карманѣ тугонабитый кошелекъ. Онъ покорился необходимости и, ударяя изо всей мочи каблуками осла, принудилъ его пуститься въ галопъ.

-- Я загоню своего бѣднаго Панюржа, вскричалъ Горанфло плачевнымъ голосомъ, желая хоть этимъ возбудить сострадательность Шико:-- я непремѣнно загоню его.

-- Ничего, загони! отвѣчалъ Шико, на котораго это важное, по мнѣнію Горанфло, замѣчаніе не произвело ни малѣйшаго впечатлѣнія:-- загони; мы купимъ лошака.

Какъ-бы понявъ эти грозныя слова, оселъ своротилъ съ большой дороги и пустился бѣжать стороной.

-- Помогите! кричалъ Горанфло:-- помогите, я упаду въ рѣку!

-- Не бѣда, отвѣчалъ Шико:-- я готовъ биться объ закладъ, что вы всплывете.

-- О! проговорилъ Горанфло: -- это убьетъ меня, я увѣренъ. И всѣ эти непріятности претерпѣваю я за то, что природа создала меня лунатикомъ!

Вдругъ Шико, взъѣхавъ на вершину возвышенія, разомъ остановилъ свою лошадь, такъ-что она невольно попятилась.

Горанфло, какъ плохой ѣздокъ, продолжалъ скакать съ розмаху, не будучи въ состояніи остановить осла.

-- Остановись, corboeuf! стой! закричалъ ему Шико.

Но ослу пришла охота скакать въ галопъ; а извѣстно, что ослы чрезвычайно упрямы.

-- Остановишься ли ты? кричалъ Шико: -- или, клянусь честью, я всажу тебѣ пулю въ лобъ.

-- Съ какимъ дьяволомъ я связался! ворчалъ Горанфло: -- что съ нимъ сдѣлалось?

Такъ-какъ Шико продолжалъ кричать грознымъ голосомъ и такъ-какъ Горанфло послышался уже свистъ пули, то онъ спустился съ осла на-земь.

-- А-га! проговорилъ онъ, не выпуская изъ рукъ поводья и тѣмъ заставивъ остановиться Панюржа: -- перехитрилъ я тебя!

Горанфло началъ взоромъ искать Шико, чтобъ прочесть на лицѣ его выраженіе благоволенія за свою ловкость.

Шико стоялъ за большимъ камнемъ и оттуда дѣлалъ знаки брату Горанфло.

Эта предосторожность заставила Горанфло догадаться, что, вѣроятно, тутъ была какая-нибудь опасность. Онъ осмотрѣлся и увидѣлъ въ пятистахъ шагахъ отъ себя трехъ всадниковъ, покойно ѣхавшихъ на мулахъ. Съ перваго взгляда, онъ узналъ трехъ путешественниковъ, которые утромъ выѣхали изъ Парижа и за которыми Шико подсматривалъ изъ-за груды камней.

Шико обождалъ, пока путешественники не скрылись на поворотѣ дороги; тогда онъ подъѣхалъ къ своему товарищу, сидѣвшему на прежнемъ мѣстѣ и невыпускавшему изъ рукъ поводья Панюржа.

-- Однако, вскричалъ Горанфло, начиная терять терпѣніе:-- объясните же мнѣ, наконецъ, г. Шико, что за комедію мы играемъ? Сначала надо было гнать во весь галопъ, а теперь сиди, не трогайся съ мѣста!

-- Другъ мой, отвѣчалъ Шико:-- я только хотѣлъ узнать, прытокъ ли вашъ оселъ и не обманулъ ли меня продавецъ. Испытаніе кончено, и я совершенно-доволенъ.

Горанфло не повѣрилъ этому отвѣту и хотѣлъ уже отвѣчать Гасконцу, что онъ его не обманетъ; но лѣность шепнула ему на ухо, чтобъ онъ не вступалъ ни въ какія разсужденія.

Итакъ, не скрывая своего неудовольствія, онъ только возразилъ:

-- Пусть такъ; но я ужасно усталъ и проголодался.

-- Я самъ усталъ, отвѣчалъ Шико, пріятельски ударивъ по плечу Горанфло: -- я тоже проголодался, и въ первой гостинницѣ, которая намъ попадется...

-- Что же? вскричалъ Горанфло, удерживая дыханіе и не довѣряя своему слуху.

-- Мы закажемъ, продолжалъ Гасконецъ: -- жаренаго поросенка, фрикассе изъ цыплятъ и кружку лучшаго вина.

-- Не-уже-ли? вскричалъ Горанфло: -- вы не шутите?

-- Честное слово.

-- Въ такомъ случаѣ, я опять готовъ скакать въ галопъ, сказалъ Горанфло, вставая.-- Поѣдемъ, Панюржъ; тебѣ дадутъ отрубей.

Шико сѣлъ опять на лошадь, а Горанфло повелъ своего осла подъ уздцы.

Вскорѣ обѣтованная гостинница представилась взорамъ путешественниковъ. Она находилась между Корбелемъ и Мелёномъ; но, къ величайшему изумленію Горанфло, издали любовавшагося пріятною наружностью гостинницы, Шико приказалъ ему взобраться на осла и поворотилъ въ сторону, чтобъ проѣхать за домомъ; впрочемъ, догадливость Горанфло быстро развивалась, и онъ объяснилъ себѣ причину новой причуды Гасконца: три мула путешественниковъ, за которыми Шико, казалось, слѣдовалъ, стояли передъ дверьми гостинницы.

-- Слѣдовательно, все наше путешествіе и обѣденные часы зависятъ отъ этихъ проклятыхъ путешественниковъ? подумалъ Горанфло: -- досадно!

И онъ глубоко вздохнулъ.

Панюржъ, замѣтивъ, что его своротили съ прямой дороги, остановился и уперся передними ногами въ землю, рѣшившись не трогаться съ мѣста.

-- Посмотрите, сказалъ Горанфло жалобнымъ голосомъ: -- оселъ не хочетъ двигаться впередъ.

-- А! онъ не хочетъ? сказалъ-Шико:-- такъ я жь его подвину!

Онъ приблизился къ дереву и отломилъ прямой и гибкій сучокъ, толщиною въ палецъ.

Панюржъ былъ не изъ числа тѣхъ глупыхъ животныхъ, которыя не заботятся о томъ, что происходитъ вокругъ нихъ и понимаютъ бѣду только тогда, когда она имъ сядетъ на спицу. Онъ внимательно слѣдилъ за всѣми движеніями Шико, къ которому начиналъ уже питать должное уваженіе, и, угадавъ его намѣреніе, лягнулъ задними ногами и побѣжалъ впередъ легкой рысцой.

-- Бѣжитъ! бѣжитъ! закричалъ Горанфло.

-- Ничего, отвѣчалъ Шико: -- въ дорогѣ добрый хлыстъ не лишняя вещь.

И Гасконецъ продолжалъ счищать листья съ сучка.

VII.

Какъ братъ Горанфло промѣнялъ осла на лошака, а лошака на лошадь.

Однакожъ, похожденія Горанфло приближались къ концу, по-крайней-мѣрѣ въ этотъ день. Объѣхавъ стороной, они опять выѣхали на большую дорогу и остановились въ сосѣдней гостинницъ, на разстояніи трехъ четвертей льё отъ первой. Шико взялъ комнату, выходившую окнами на дорогу, и заказалъ ужинъ, который имъ вскорѣ и подали. Но замѣтно было, что Шико мало заботился о ѣдѣ; онъ не переставалъ глядѣть въ окно и прислушиваться къ малѣйшему шуму. Эта заботливость продолжалась до десяти часовъ; по такъ-какъ до-тѣхъ-поръ никто не проѣзжалъ, то Шико отошелъ отъ окна, приказавъ дать двойную порцію овса и отрубей лошади и ослу, чтобъ на зарѣ они были готовы къ отъѣзду.

Услышавъ это приказаніе, Горанфло, дремавшій послѣ сытнаго ужина, запитаго достаточнымъ количествомъ добраго вина, вздохнулъ.

-- На зарѣ? спросилъ онъ,

-- Э, ventre de biche! отвѣчалъ Шико:-- ты, я думаю, привыкъ вставать такъ рано.

-- Да, человѣкъ рожденъ для труда, сказалъ его товарищъ.

И, весьма-довольный этимъ изреченіемъ, Горанфло величественно пошелъ къ постели, которую Шико, опасаясь какой-нибудь неосторожности съ его стороны, приказалъ приготовить въ той же комнатѣ.

На другой день, едва стало разсвѣтать, Шико всталъ, подошелъ къ окну и, спрятавшись за занавѣску, устремилъ взоръ на дорогу.

Вдругъ послышался шумъ, и Шико скоро отскочилъ отъ окна. По дорогѣ ѣхали три всадника на мулахъ.

Гасконецъ тотчасъ же подошелъ къ Горанфло и началъ будить его.

-- Не-ужь-то мнѣ не будетъ ни минуты покоя? проворчалъ Горанфло, проспавшій всю ночьчкакъ убитый.

-- Живѣе, живѣе! сказалъ Шико:-- одѣвайтесь; пора ѣхать.

-- А завтракъ?

-- Завтракъ ждетъ насъ по дорогѣ въ Монтр о.

-- Что такое Монтр о? спросилъ Горанфло, весьма-мало свѣдущій въ географіи.

-- Монтр о, отвѣчалъ Гасконецъ: -- городъ, въ которомъ можно позавтракать. Понимаете?

-- Понимаю, отвѣчалъ лаконически Горанфло.

-- Такъ я пойду расплачиваться съ хозяиномъ, продолжалъ Гасконецъ:-- черезъ пять минутъ ворочусь, и если вы не будете готовы, такъ я уѣду безъ васъ.

Не смотря на строгій наказъ Шико, Горанфло одѣвался шесть минутъ, и потому, когда онъ вышелъ изъ гостинницы, Гасконецъ уже отъѣзжалъ отъ нея.

Горанфло взобрался на Панюржа, и оселъ, подкрѣпленный двойною порціею овса и отрубей, пустился въ галопъ безъ всякаго приглашенія и вскорѣ догналъ лошадь Гасконца.

Шико стоялъ на стременахъ и глядѣлъ вдаль.

Горанфло также приподнялся и увидѣлъ на горизонтѣ трехъ всадниковъ, спускавшихся съ возвышенія.

Почтенный братъ вздохнулъ при грустной мысли о томъ, что чужіе люди имѣли такое вліяніе на судьбу его.

Шико сдержалъ слово: они позавтракали въ Монтро.

Два дня прошли безъ особыхъ приключеній, и потому мы не станемъ входить въ подробности путешествія двухъ товарищей. Горанфло начиналъ привыкать къ новой жизни и готовъ былъ уже повеселѣть, какъ вдругъ къ вечеру третьяго дня онъ замѣтилъ, что Шико пріунылъ: съ самаго полудня онъ не видалъ и тѣни трехъ путешественниковъ, за которыми слѣдовалъ, и потому ужиналъ и спалъ дурно.

Горанфло ѣлъ и пилъ за двоихъ и принялся пѣть самыя веселыя пѣсни, какія только зналъ; Шико все-таки былъ печаленъ и мраченъ.

Едва стала заниматься заря, какъ онъ будилъ уже своего товарища; Горанфло одѣлся и послѣдовалъ за Гасконцемъ, который отъ самой гостинницы пустилъ лошадь свою въ галопъ.

Но все было тщетно: три путешественника точно сквозь землю провалились.

Около полудня, и лошадь и оселъ едва передвигали ноги.

Шико подъѣхалъ къ мытной заставѣ, находившейся на Мосту-Вильнёв-ле-Руа, гдѣ сбирали пошлину за прогонъ рогатаго скота.

-- Не проѣзжали ли здѣсь сегодня, спросилъ онъ:-- три путешественника на мулахъ?

-- Сегодня? нѣтъ, отвѣчалъ смотритель: -- вчера проѣзжали.

-- Вчера? въ которомъ часу?

-- Въ семь часовъ вечера.

-- Ты замѣтилъ ихъ?

-- Ѣдутъ милю -- какъ не замѣтить!

-- Что жь это были за люди?

-- Кажись, одинъ-то господинъ, а другіе двое лакеи.

-- Они, они! сказалъ Шико, подавая смотрителю монету.

Потомъ продолжалъ про себя:

-- Вчера вечеромъ, въ восемь часовъ; ventre de biche! Двѣнадцатые часами раньше насъ... Нечего дѣлать! Унывать не должно.

-- Я и не унываю, г. Шико, сказалъ Горанфло:-- да Панюржъ едва ноги волочитъ.

И точно, бѣдный оселъ опустилъ голову и дрожалъ всѣмъ тѣломъ.

-- Посмотрите, продолжалъ Горанфло: -- въ какомъ состояніи Rama лошадь?

-- Несмотря на всю свою силу, благородный, слишкомъ-горячій конь былъ весь въ мылъ; изъ ноздрей его валилъ теплый паръ, глаза налились кровью.

Шико скоро осмотрѣлъ обоихъ животныхъ и согласился съ мнѣніемъ своего товарища.

-- Братъ-собиратель подаянія! сказалъ Шико: -- тутъ надобно принять рѣшительныя мѣры.

-- Вотъ ужь нѣсколько дней, какъ мы не выходимъ изъ рѣшительныхъ мѣръ, отвѣчалъ Горанфло, сдѣлавъ печальную мину отъ одного предложенія Гасконца, хотя не зналъ еще, въ чемъ оно состояло.

-- Мы должны разстаться, сказалъ Шико рѣшительно.

-- Ба! вскричалъ Горанфло: -- вы все твердите одно и то же. Зачѣмъ намъ разставаться?

-- Вы не можете поспѣть за мною.

-- Vertudieu! сказалъ Горанфло:-- я несусь какъ стрѣла; не далѣе, какъ сегодня, я прогалопировалъ пять часовъ сряду.

-- Этого мало.

-- Такъ поѣдемъ далѣе: -- чѣмъ шибче мы будемъ ѣхать, тѣмъ скорѣе прибудемъ къ цѣли; потому-что, я надѣюсь, у насъ должна же быть какая-нибудь цѣль.

-- Лошадь моя выбилась изъ силъ, оселъ вашъ измучился.

-- Такъ какъ же быть?

-- Мы оставимъ ихъ здѣсь, а на возвратномъ пути возьмемъ опять съ собою.

-- А мы сами? Не-ужь-то вы хотите путешествовать пѣшкомъ?

-- Мы поѣдемъ на лошакахъ.

-- А гдѣ ихъ взять?

-- Купимъ.

-- Нечего дѣлать, сказалъ Горанфло со вздохомъ: -- приношу вамъ еще эту жертву!

-- Слѣдовательно, вы согласны?

-- Покупайте лошаковъ.

-- Браво, братъ Горанфло! изъ васъ будетъ прокъ; поручите хозяину гостинницы поберечь Баяра и Панюржа, а я пойду искать лошаковъ.

Горанфло добросовѣстно исполнилъ возложенное на него порученіе; въ-продолженіе четырехъ дней знакомства его съ Панюржемъ, онъ оцѣнилъ -- не скажемъ качества, но недостатки его, и замѣтилъ, что они были: лѣность, сластолюбіе и обжорливость. Это замѣчаніе тронуло брата-собирателя и онъ съ сожалѣніемъ разставался съ своимъ осломъ; но Горанфло самъ былъ не только лѣнтяй, сластолюбецъ и обжора, но еще въ добавокъ эгоистъ; а потому ему пріятнѣе было разстаться съ Панюржемъ, чѣмъ съ Шико, по причинѣ туго-набитаго кошелька послѣдняго.

Шико воротился съ двумя лошаками, на которыхъ они въ этотъ день проѣхали двадцать льё, такъ-что къ вечеру Шико съ радостію увидѣлъ у кузницы трехъ знакомыхъ ему муловъ.

-- А! произнесъ онъ, вздохнувъ изъ глубины души.

-- А! отдулся Горанфло.

Но опытный глазъ Гасконца не замѣтилъ ни господина, ни слугъ; на мулахъ не было ни уздечекъ, ни сѣделъ.

Вокругъ этихъ животныхъ стояли незнакомые люди, которые тщательно разсматривали и какъ-бы оцѣнивали ихъ. Одинъ изъ этихъ людей былъ барышникъ, другой кузнецъ, а остальные двое -- францисканскіе монахи; они поворачивали муловъ во всѣ стороны, смотрѣли имъ зубы, ноги, уши... словомъ, приторговывались къ нимъ.

Невольная дрожь пробѣжала по всему тѣлу Шико.

-- Ступай впередъ, сказалъ онъ брату-Горанфло: -- подойди къ Францисканцамъ; отведи ихъ въ сторону, разспроси; надѣюсь, что вы между собою скрытничать не будете; узнай стороной, чьи эти мулы, что за нихъ просятъ, и куда дѣвались хозяева ихъ.

Горанфло, обезпокоенный безпокойствомъ своего друга, погналъ лошака прямо къ толпѣ и воротился нѣсколько минутъ спустя.

-- Узналъ всю подноготную! сказалъ онъ.-- Во-первыхъ, знаете ли вы, гдѣ мы находимся?

-- Э! morbleu! мы на дорогѣ въ Ліонъ; -- это я знаю и безъ тебя.

-- Прекрасно; но вы мнѣ сказали, что желаете знать, куда дѣвались хозяева этихъ животныхъ?

-- Да, да.

-- Одинъ изъ нихъ, кажется, дворянинъ.

-- Можетъ-быть.

-- Этотъ дворянинъ отправился въ Авиньйонъ.

-- Одинъ?

-- Какъ одинъ?

-- Я спрашиваю, одинъ ли онъ поѣхалъ?

-- Со слугой.

-- А другой?

-- Другой отправился въ Ліонъ.

-- Гм! А зачѣмъ дворянинъ поѣхалъ въ Авиньйонъ? Я думалъ, что онъ ѣдетъ въ Римъ... Впрочемъ, продолжалъ Шико, я говорю съ тобой о вещахъ, которыхъ ты знать не можешь.

-- А вотъ знаю же! отвѣчалъ Горанфло.-- Что? вамъ удивительно?

-- Ты знаешь?..

-- Знаю, что онъ ѣдетъ въ Авиньйонъ потому, что его святѣйшество папа Григорій XIII прислалъ въ этотъ городъ уполномоченнаго легата.

-- А-га, понимаю! сказалъ Шико: -- а мулы?

-- Мулы ихъ выбились изъ силъ, и они продали ихъ барышнику, который хочетъ сбыть ихъ францисканцамъ.

-- За сколько?

-- По пятнадцати пистолей за мула.

-- А какъ же они сами поѣхали?

-- На лошадяхъ, которыхъ здѣсь купили.

-- У кого?

-- У капитана рейтаровъ, который здѣсь за ремонтомъ.

-- Ventre de biche! вскричалъ Шико: -- ты драгоцѣнный человѣкъ, Горанфло!

Горанфло пріосанился.

-- Теперь, продолжалъ Шико: -- ты долженъ докончить начатое.

-- Что же?

Шико соскочилъ съ лошака, и отдавъ поводья Горанфло, сказалъ:

-- Возьми лошаковъ и продай ихъ францисканцамъ за двадцать пистолей: -- они должны оказать теби предпочтеніе.

-- Еще бы! сказалъ Горанфло:-- а не то я донесу на нихъ настоятелю.

-- Прекрасно, Горанфло!

-- Однако, постойте... замѣтилъ Горанфло: -- какъ же мы сами?..

-- На лошадяхъ, morbleu!

-- Гм! чортъ возьми! проворчалъ Горанфло, почесавшись за ухомъ.

-- Полно, сказалъ Шико: -- ты славный ѣздокъ.

-- Э, куда ни шло! вскричалъ Горанфло.-- Гдѣ же вы будете?

-- На городской площади.

-- Такъ ждите же меня.

И братъ-собиратель подаянія твердыми шагами пошелъ къ францисканцамъ, между-тѣмъ, какъ Шико переулкомъ отправился къ городской площади.

Тамъ, въ гостинницѣ См ѣ лаго-П ѣ туха, онъ нашелъ капитана рейтаровъ, сидѣвшаго за бутылкой бургонскаго вина; отвѣты капитана на вопросы Шико вполнѣ подтвердили слова его спутника.

Потомъ, Гасконецъ выторговалъ пару лошадей у ремонтёра, который тотчасъ же записалъ ихъ окол ѣ вшими въ дорог ѣ; благодаря этому счастливому обстоятельству, Шико получилъ пару лошадей за тридцать-пять пистолей.

Оставалось только купить уздечки и сѣдла, когда Шико увидѣлъ изъ окна Горанфло, несшаго два сѣдла на головѣ и пару уздечекъ въ рукахъ.

-- О-го! вскричалъ Шико:-- что это значитъ?

-- Ничего не значитъ, прехладнокровно отвѣчалъ Горанфло: -- сѣдла и уздечки съ нашихъ лошаковъ.

-- Такъ ты удержалъ ихъ? спросилъ Шико засмѣявшись.

-- Еще бы!

-- И продалъ лошаковъ?

-- За десять пистолей каждаго.

-- И тебѣ заплатили?

-- Наличными.

Горанфло ударилъ по карману, набитому монетами всѣхъ видовъ и размѣровъ.

-- Ventre de biche! вскричалъ Шико.-- Горанфло, ты великій человѣкъ!

-- Не великій, а такъ-себѣ, отвѣчалъ Горанфло съ гордою скромностью.

-- Теперь въ дорогу, сказалъ Шико.

-- Дайте же мнѣ сперва напиться, сказалъ его спутникъ.

-- Пей, пока я буду сѣдлать лошадей; только смотри, немного.

-- Одну бутылочку.

-- Только не больше.

Горанфло выпилъ двѣ бутылки и принесъ остальныя деньги Гасконцу.

Шико хотѣлъ-было отдать деньги, вырученныя за лошаковъ, своему спутнику, но разсудилъ, что лишь-только у Горанфло будутъ наличныя, такъ съ нимъ нельзя будетъ справиться; и потому, онъ взялъ деньги, прежде нежели Горанфло успѣлъ замѣтить его нерѣшимость, и вскочилъ на коня.

Товарищъ его послѣдовалъ его примѣру съ помощію капитана, человѣка благочестиваго, который держалъ ногу Горанфло, за что послѣдній благословилъ его, лишь-только вскарабкался на лошадь.

-- Добрый конь! сказалъ Шико, замѣтивъ, какъ легко лошадь его пустилась въ галопъ.

Горанфло, не забывая, что вмѣстѣ съ Шико скакалъ и кошелекъ его, пустилъ свою лошадь вслѣдъ за нимъ; впрочемъ, онъ уже сдѣлалъ большіе успѣхи въ верховой ѣздѣ; вмѣсто того, чтобъ держаться за гриву одною, а за хвостъ другою рукою, онъ ухватился обѣими руками за передокъ сѣдла и такъ крѣпко, что другой опоры ему и не было нужно.

Подъ конецъ, онъ даже перегонялъ Шико по весьма-натуральной причинѣ: Горанфло разсчиталъ, что скакать въ галопъ гораздо-пріятнѣе, нежели ѣхать рысью, и потому безпрестанно понукалъ лошадь Гасконца.

Усилія ихъ увѣнчались успѣхомъ: на другой день вечеромъ, не вдалекѣ отъ Шалона, Шико догналъ Николая Давида, переодѣтаго лакеемъ, и не терялъ его изъ вида до самого Ліона, въ ворота котораго они въѣхали вечеромъ на восьмой день по выѣздѣ изъ Парижа.

Это было почти въ то самое время, когда по другой дорогѣ, Бюсси, Сен-Люкъ и жена его въѣзжали, какъ мы уже говорили, въ Меридорскій-Замокъ.

VIII.

Какъ Шико и товарищъ его остановились въ гостинницѣ Лебедя-Креста, и какъ были приняты хозяиномъ.

Николай Давидъ, переодѣтый лакеемъ, направился къ площади Терр о и остановился у лучшей гостинницы, подъ вывѣской Лебедь-Креста.

Шико видѣлъ, какъ онъ вошелъ туда, и обождалъ нѣсколько минутъ, чтобъ удостовѣриться, нашелъ ли онъ тамъ мѣсто и, слѣдовательно, остается ли въ этой гостинницѣ.

-- Нравится ли тебѣ гостинница Лебедя-Креста? спросилъ Гасконецъ своего товарища.

-- Отъ-чего жь нѣтъ? отвѣчалъ Горанфло.

-- Такъ ступай туда; найми отдѣльную, уединенную комнатку; скажи, что ты ожидаешь сюда кого-нибудь изъ братіи, и жди меня у порога; я же пойду прогуляюсь и ворочусь, когда совершенно смеркнется; тогда ты проводишь меня въ нашу комнату такъ, чтобъ люди, которыхъ я не хочу видѣть, не столкнулись со мною. Понимаешь?

-- Какъ-нельзя-лучше.

-- Выбери довольно-большую, свѣтленькую комнату, смежную, если можно, съ тою, которую найметъ извѣстный тебѣ путешественникъ; постарайся, чтобъ окна выходили на улицу, такъ, чтобъ можно было видѣть всѣхъ входящихъ и выходящихъ; не говори моего имени никому и ни въ какомъ случаѣ, и обѣщай повару золотыя горы.

-- Будетъ исполнено.

И точно, Горанфло какъ-нельзя-лучше выполнилъ возложенное на него порученіе. Когда наступила ночь, онъ вышелъ на порогъ, засталъ тамъ Шико, взялъ его за руки и проводилъ въ нанятую комнату. Не смотря на всю свою простоту, Горанфло далъ замѣтить Гасконцу, что хотя дверь изъ комнаты ихъ выходила на другую лѣстницу, но была рядомъ съ комнатой Николая Давида, отъ которой отдѣлялась деревянною, заштукатуренною перегородкою, и что въ этой перегородкѣ можно было пробить отверстіе, если понадобится.

Шико внимательно выслушалъ Горанфло; по-мѣрѣ-того, какъ онъ говорилъ, лицо Гасконца прояснялось.

-- Ты заслуживаешь награды, сказалъ Шико, когда братъ-собиратель подаянія замолчалъ: -- за все то, что ты сдѣлалъ, я велю подать тебѣ сегодня къ ужину хересу, Горанфло! да, morbleu! я попотчую тебя хересомъ!

-- Я не знаю еще порядочно вкуса этого вина, сказалъ Горанфло:-- оно должно быть очень-пріятно.

-- Узнаешь! veutre de biche! возразилъ Шико, вступая во владѣніе квартирой: -- узнаешь, и не позже, какъ черезъ два часа... Помни мое слово!

Шико позвалъ хозяина.

Можетъ-быть, читателямъ покажется, что лица нашего разсказа слишкомъ-часто останавливаются въ гостинницахъ: на это мы отвѣтимъ, что не наша вина, если эти лица -- одинъ изъ угожденія своей возлюбленной, другіе спасаясь отъ гнѣва короля, -- разбрелись на сѣверъ и на югъ. Находясь между древними временами, когда не было нужды въ гостинницахъ по милости братскаго гостепріимства, и временами новѣйшими, когда гостинница превратилась въ табль-д'отъ, мы невольно должны останавливаться въ гостинницахъ, гдѣ происходятъ важнѣйшія сцены нашей повѣсти. Впрочемъ, караваи-сараи нашего запада имѣли въ ту эпоху три формы, а именно, они были или гостинницы, или трактиры, или кабаки.

Лебедь-Креста принадлежалъ ко второму разряду.

Впрочемъ, это легко можно было замѣтить изъ обращенія хозяина, который, явившись на зовъ Шико, сказалъ ему, чтобъ онъ потерпѣлъ, потому-что были путешественники, пріѣхавшіе прежде его.

Шико догадался, что хозяинъ говорилъ о Давидѣ.

-- О чемъ они такъ долго толкуютъ? сказалъ Шико, когда хозяинъ удалился.

-- Не-ужь-то вы думаете, что у него есть секреты съ извѣстнымъ вамъ путешественникомъ?

-- Должно быть такъ, если этотъ грубіянъ соглашается толковать съ человѣкомъ, одѣтымъ слугою.

-- А! возразилъ Горанфло:-- онъ переодѣлся; я видѣлъ его: онъ теперь весь въ черномъ.

-- Тѣмъ болѣе я имѣю причину думать, что хозяинъ съ нимъ за-одно.

-- Хотите ли, я выпытаю у жены его...? сказалъ Горанфло.

-- Нѣтъ, возразилъ Шико:-- ступай лучше, прогуляйся по городу.

-- А ужинъ?

-- Я велю приготовить его въ твое отсутствіе; а вотъ тебѣ пока экю... не равно тебѣ пить захочется.

Горанфло съ признательностью принялъ экю.

По мѣрѣ удаленія отъ Парижа, Горанфло болѣе и болѣе привязывался къ свободѣ; наконецъ, онъ дошелъ до того, что вспоминалъ о монастырѣ не иначе, какъ о мрачной темницѣ. Горанфло чрезвычайно любилъ ночныя прогулки, а потому съ радостію оставилъ Шико одного и вышелъ изъ гостинницы, опустивъ руку въ карманъ и придерживая свой экю, чтобъ не потерять его.

Едва Горанфло удалился, какъ Шико, не теряя ни минуты, взялъ буравъ и просверлилъ въ перегородкѣ дырочку; по причинъ толщины доски, онъ не могъ увидѣть въ эту дырочку всѣхъ гостей, бывшихъ въ комнатѣ; но, приложивъ къ ней ухо, онъ могъ довольно-явственно слышать почти все, что тамъ говорили.

Однакожь, по расположенію лицъ въ сосѣдней комнатѣ, Шико могъ видѣть хозяина, разговаривавшаго съ Николаемъ Давидомъ.

Нѣкоторыя слова, произнесенныя болѣе-тихимъ голосомъ, ускользали отъ слуха Шико; однакожь, онъ понялъ изъ всего разговора, что Давидъ толковалъ о преданности своей королю и даже говорилъ, будто-бы г. де-Морвильо возложилъ на него важное порученіе.

Хозяинъ слушалъ почтительно, но, по-видимому, очень-равнодушно, потому-что почти ничего не отвѣчалъ. Шико даже замѣтилъ нѣкоторую иронію во взглядѣ и въ выраженіи голоса хозяина всякій разъ, когда онъ произносилъ имя короля.

-- Э-ге! подумалъ Шико:-- ужь не принадлежитъ ли нашъ хозяинъ къ лигѣ? Увидимъ, mordieu!

Такъ-какъ въ разговорѣ трактирщика съ Давидомъ не было ничего интереснаго, то Шико отошелъ отъ перегородки.

Нѣсколько минутъ спустя, дверь отворилась.

Въ комнату вошелъ хозяинъ; онъ снялъ колпакъ съ головы и почтительно остановился у двери; но на лицѣ его было то же насмѣшливое, ироническое выраженіе, которое уже прежде поразило Шико.

-- Садитесь, почтеннѣйшій, сказалъ ему послѣдній: -- прежде, чѣмъ мы условимся, выслушайте мою исторію.

Слова эти, по-видимому, не понравились хозяину; онъ показалъ видъ, что не намѣренъ садиться.

-- Какъ вамъ угодно, продолжалъ Шико.

Хозяинъ сдѣлалъ знакъ, которымъ хотѣлъ выразить, что ему не нужно на это ничьего разрѣшенія.

-- Вы видѣли, что я пріѣхалъ съ монахомъ, сказалъ Шико.

-- Видѣлъ, отвѣчалъ хозяинъ.

-- Тс! не говорите этого никому... монахъ этотъ изгнанникъ.

-- Ба! вскричалъ хозяинъ:-- нечто онъ переодѣтый гугенотъ?

Шико притворился обиженнымъ.

-- Гугенотъ! сказалъ онъ съ презрѣніемъ: -- кто вамъ сказалъ, что онъ гугенотъ? Прошу васъ замѣтить, что этотъ монахъ мой родственникъ, и что у меня нѣтъ въ роднѣ гугенотовъ. Вамъ стыдно, почтеннѣйшій, говорить такія мерзости!

-- Мало ли что бываетъ на свѣтѣ! возразилъ хозяинъ.

-- Да въ моей роднѣ этого никогда не было, почтеннѣйшій! Этотъ монахъ жесточайшій врагъ всѣхъ гугенотовъ, отъ-чего и попался въ немилость къ его величеству Генриху III, покровительствующему, какъ вамъ извѣстно, еретикамъ.

Трактирщикъ начиналъ принимать живое участіе въ судьбѣ бѣднаго Горанфло.

-- Тс! сказалъ онъ, приложивъ палецъ къ губамъ.

-- Развѣ у васъ есть здѣсь королевскіе люди? спросилъ Шико.

-- Кажется, отвѣчалъ хозяинъ, кивнувъ головою: -- вотъ тамъ, за перегородкой.

-- О! такъ намъ здѣсь оставаться страшно... убраться лучше поскорѣе...

-- Да куда же вы пойдете?

-- Нашъ пріятель, содержатель одной изъ парижскихъ гостинницъ, ла-Гюрьеръ, далъ намъ адресы...

-- Ла-Гюрьеръ? Такъ вы знаете Ла-Гюрьера?

-- Тс! не говорите этого никому; мы познакомились съ нимъ въ варѳоломеевскую ночь.

-- Ну, сказалъ хозяинъ: -- я вижу, что вы и вашъ родственникъ люди православные; я тоже знаю Ла-Гюрьера. Купивъ этотъ трактиръ, я даже изъ дружбы къ нему хотѣлъ взять ту же фирму, но побоялся, что новая вывѣска повредитъ моимъ дѣламъ... Итакъ, вы изволили говорить, что вашъ родственникъ...

-- Былъ до того безразсуденъ, что рѣшился говорить открыто рѣчь противъ гугенотовъ; рѣчь его имѣла огромный успѣхъ, очень-непонравившійся его величеству королю, который немедленно приказалъ схватить дерзновеннаго и посадить въ темницу.

-- А потомъ? спросилъ хозяинъ съ участіемъ.

-- Я увезъ его, отвѣчалъ Шико.

-- А! вы прекрасно поступили!

-- Г. де-Гизъ хотѣлъ-было заступиться за него...

-- Какъ, великій Генрихъ де-Гизъ? Генрихъ-Балафр о?

-- Генрихъ-святой.

-- Да, именно, вы правду говорите -- Генрихъ-святой!

-- Но я не захотѣлъ быть виновникомъ народной войны.

-- Въ такомъ случаѣ, вы должны понять это...

И хозяинъ сдѣлалъ рукою знакъ, по которому приверженцы лиги узнавали другъ друга.

Въ ночь, проведенную въ Монастырѣ-св.-Женевьевы, Шико не только замѣтилъ этотъ знакъ, но и видѣлъ, какъ надобно было отвѣчать на него.

-- Еще бы! А это знаете?

И Шико сдѣлалъ другой знакъ.

-- О! произнесъ трактирщикъ дружески:-- въ такомъ случаѣ, вы здѣсь у себя; домъ мой принадлежитъ вамъ; считайте меня другомъ; я считаю васъ братомъ, и если вы нуждаетесь въ деньгахъ...

Вмѣсто отвѣта, Шико вынулъ изъ кармана кошелекъ, полнота котораго мало убавилась.

Видъ полнаго кошелька всегда пріятенъ, даже великодушному человѣку, предлагающему вамъ свои услуги; онъ узнаётъ такимъ образомъ, что вы не нуждаетесь въ его помощи, и вмѣстѣ съ тѣмъ сохраняетъ сознаніе великодушнаго поступка, стоившаго ему весьма-недорого.

-- Тѣмъ лучше, сказалъ хозяинъ.

-- Чтобъ еще болѣе обрадовать и успокоить васъ, продолжалъ Шико:-- я долженъ вамъ сказать, что мы путешествуемъ для распространенія вѣры, и что дорожныя деньги выплачены намъ изъ казначейства святаго союза. Укажите же намъ гостинницу, гдѣ бы мы могли быть въ безопасности?

-- Morbleu! сказалъ хозяинъ: -- нигдѣ вамъ не будетъ такъ хорошо, какъ у меня, повѣрьте.

-- Но вы сейчасъ говорили, что здѣсь возлѣ же живетъ...

-- Да; но если я только замѣчу, что онъ подслушиваетъ и подсматриваетъ, такъ не будь я Бернулье, если не выживу его!

-- Васъ зовутъ Бернулье? спросилъ Шико.

-- Точно такъ; мое имя извѣстно православнымъ, не столичнымъ, а провинціальнымъ. Скажите одно слово, одно только слово, и я выживу вашего сосѣда.

-- Зачѣмъ? сказалъ Шико: -- напротивъ, оставьте его; гораздо-выгоднѣе быть возлѣ своихъ враговъ; такимъ-образомъ легче наблюдать за ихъ дѣйствіями.

-- Вы совершенно-правы! съ восторгомъ вскричалъ Бернулье.

-- Но почему вы думаете, что этотъ человѣкъ нашъ врагъ? я говорю нашъ потому, продолжалъ Гасконецъ съ нѣжной улыбкой: -- что мы братья! я въ томъ увѣренъ.

-- О, да! мы братья, отвѣчалъ хозяинъ.

-- Почему же вы думаете, что онъ нашъ врагъ?

-- А вотъ почему: онъ пріѣхалъ сюда въ лакейскомъ платьѣ; потомъ перерядился адвокатомъ; но онъ столько же адвокатъ, какъ и лакей, потому-что, подъ плащомъ, лежавшимъ на стулѣ, я увидѣлъ конецъ длинной шпаги. Кромѣ того, онъ съ восторгомъ говорилъ о королѣ, и открылъ мнѣ, что пріѣхалъ съ порученіемъ отъ г. де-Морвилье, министра Навуходоносора нашего.

-- Ирода, какъ я его называю.

-- Сарданапала!

-- Браво!

-- О, я вижу, что мы понимаемъ другъ друга, сказалъ хозяинъ.

-- Еще бы! Слѣдовательно, я остаюсь.

-- Непремѣнно.

-- Только ни слова о моемъ родственникѣ.

-- Ни словечка.

-- Ни обо мнѣ.

-- За кого вы меня принимаете? Но тише; кто-то идетъ.

Горанфло явился на порогѣ.

-- Ахъ! это онъ, достойный изгнанникъ! вскричалъ хозяинъ.

И, подойдя къ монаху, онъ сдѣлалъ ему знакъ лигёровъ.

Этотъ знакъ поразилъ Горанфло изумленіемъ и ужасомъ.

-- Отвѣчай же, отвѣчай, братъ! сказалъ Шико.-- Нашъ хозяинъ все знаетъ; онъ изъ нашихъ.

-- Изъ нашихъ? спросилъ Горанфло: -- изъ какихъ изъ нашихъ?

-- Изъ чиновъ святаго союза, сказалъ Бернулье вполголоса.

-- Ты видишь, что таиться нечего; отвѣчай же.

Горанфло отвѣчалъ; трактирщикъ былъ внѣ себя отъ радости.

-- Однако, сказалъ Горанфло, желая поскорѣе перемѣнить разговоръ: -- мнѣ обѣщали хересу.

-- Хересу, малаги, аликантскаго вина, весь мой погребъ къ вашимъ услугамъ, почтеннѣйшій братъ!

Горанфло посмотрѣлъ на хозяина, потомъ на Шико, и наконецъ поднялъ взоръ къ небу. Онъ ничего не понималъ и, въ смиреніи своемъ, сознавался, что счастіе превышало всѣ заслуги его.

Три дня сряду Горанфло напивался: первый день хересомъ, второй малагой, третій аликантскимъ виномъ; но, по прошествіи этихъ трехъ дней, онъ сознался, что все-таки бургонское вкуснѣе, и потому воротился къ шамбертеню.

Во все время этихъ вино-испытаній, Шико не выходилъ изъ своей комнаты, и отъ утра до ночи подсматривалъ за адвокатомъ Николаемъ Давидомъ.

Трактирщикъ, приписывавшій поведеніе Шико боязни встрѣтиться съ мнимымъ роялистомъ, всячески старался надоѣдать послѣднему.

Но ничто не помогало. Николай Давидъ, назначивъ Пьеру-де-Гонди свиданіе въ трактирѣ Лебедя-Креста, не хотѣлъ выѣзжать изъ него, опасаясь разъѣхаться съ посланнымъ Гизовъ, и потому оставлялъ безъ вниманія всѣ придирки хозяина; но за то, лишь-только Бернулье затворялъ за собою двери, какъ Николай Давидъ приходилъ въ бѣшенство, что весьма забавляло Шико, смотрѣвшаго въ дырочку.

Замѣтивъ враждебное расположеніе хозяина, Давидъ, на другой же день своего пріѣзда въ гостинницу, погрозилъ за нимъ кулакомъ и сказалъ:

-- Еще пять или шесть дней, и я съ тобой раздѣлаюсь.

Изъ этихъ словъ Шико узналъ, что Николай Давидъ не выѣдетъ изъ трактира, пока не получитъ отвѣта отъ легата.

Но на седьмой день, Николай Давидъ, которому хозяинъ, не смотря на всѣ убѣжденія Шико, объявилъ, что ему нужна его комната, -- занемогъ.

Пока онъ не слегъ еще въ постелю, хозяинъ настаивалъ, чтобъ онъ выѣхалъ; адвокатъ просилъ дать ему сроку до слѣдующаго дня, надѣясь, что ему будетъ легче, но на слѣдующій день ему стало хуже.

Трактирщикъ пришелъ къ Гасконцу, и сказалъ, потирая руки:

-- Нашъ роялистъ, пріятель Ирода, ножки протянетъ!

-- Ба! вскричалъ Шико: -- не-ужь-то вы думаете, что онъ умретъ?

-- У него, любезный братъ, прескверная горячка; онъ мечется какъ угорѣлый; сами доктора ничего не понимаютъ; аппетитъ у него страшный: онъ хотѣлъ задушить меня и прибилъ моихъ слугъ... сами доктора ничего не понимаютъ.

Шико задумался.

-- Видѣли ли вы его? спросилъ онъ.

-- Какъ же! вѣдь я жь говорю вамъ, что онъ хотѣлъ задушить меня.

-- Въ какомъ онъ былъ положеніи?

-- Блѣдный, разстроенный, кричалъ, какъ бѣснующійся.

-- Что онъ кричалъ?

-- "Берегите короля! Противъ него замышляютъ недоброе!"

-- Негодяй!

-- Извергъ! Иногда онъ говоритъ, что ждетъ кого-то изъ Авиньйона и не хочетъ умирать, пока не увидится съ этимъ человѣкомъ.

-- Cмoтpитe, пожалуйста! сказалъ Шико.-- Онъ ждетъ кого-то изъ Авиньйона.

-- Ждетъ не дождется.

-- Ventre de biche! вскричалъ Шико.

-- Послушайте-ка, продолжалъ хозяинъ:-- вотъ будетъ забавно, если онъ умретъ.

-- Очень-забавно, отвѣчалъ Шико:-- только мнѣ бы не хотѣлось, чтобъ онъ умеръ до прибытія того человѣка, котораго онъ ждетъ изъ Авиньйона.

-- Отъ-чего же? Чѣмъ скорѣе умретъ, тѣмъ лучше.

-- Да; но ненависть моя не простирается до души его; а такъ-какъ онъ, по-видимому, ждетъ изъ Авиньйона исповѣдника...

-- Э, полноте! это одинъ бредъ горячки... онъ никого не ждетъ...

-- Кто знаетъ! сказалъ Шико.

-- Я вижу, что вы предобрѣйшая душа, сказалъ хозяинъ.

-- Плати добромъ за зло.

Хозяинъ удалился въ восторгѣ отъ Шико.

Что же касается до Горанфло, то, не входя ни въ какія дѣла, ни въ какія заботы, онъ толстѣлъ видимо: по прошествіи восьми дней, лѣстница, ведшая къ его комнатѣ, стала трещать подъ ногами его и сдѣлалась слишкомъ-узкою, такъ-что въ одинъ вечерь Горанфло съ ужасомъ объявилъ Гасконцу, что лѣстница замѣтнымъ образомъ похудѣла. Впрочемъ, ни Давидъ, ни лига, ни плачевное состояніе религіи не трогали его: онъ заботился только о томъ, какъ бы разнообразить свои обѣды и гармонировать различныя вина съ кушаньями, которыя заказывалъ себѣ. Каждый разъ, когда онъ встрѣчался съ трактирщикомъ, послѣдній говорилъ съ изумленіемъ про-себя:

-- Кто бы могъ подумать, что этотъ толстякъ воплощенное краснорѣчіе!

IX.

Какъ Горанфло исповѣдывалъ адвоката, и какъ адвокатъ исповѣдывалъ Горанфло.

Наконецъ, наступилъ, или приближался тотъ день, когда трактирщикъ долженъ былъ избавиться отъ непріятнаго постояльца.

Бернулье вбѣжалъ въ комнату Шико съ такимъ неумѣреннымъ смѣхомъ, что послѣдній долго не могъ добиться отъ него ни слова.

-- Умираетъ! вскричалъ наконецъ сострадательный трактирщикъ: -- умираетъ, издыхаетъ!

-- Что же тутъ смѣшнаго? спросилъ Шико.

-- Какъ что? Это чудесная штука.

-- Какая штука?

-- Нѣтъ, признайтесь, что вы съиграли съ нимъ эту шутку,

-- Я? съигралъ шутку? съ больнымъ?

-- Да, разумѣется вы!

-- Но въ чемъ же дѣло?

-- Въ чемъ дѣло?.. Вѣдь вы знаете, что онъ все ожидалъ кого-то изъ Авиньйона?

-- Знаю. Что же дальше?

-- Этотъ кто-то пріѣхалъ.

-- А! вы видѣли его?

-- Еще бы! Кто можетъ войдти сюда мимо меня?

-- Что жь это за человѣкъ?

-- Низенькій, худощавый, розовый.

-- Онъ и есть! невольно вскричалъ Шико.

-- А! такъ вы знаете его?.. Вѣдь я ужь говорилъ, что вы подослали его.

-- Такъ онъ пришелъ! вскричалъ Шико, вставая и закручивая усы:-- ventre de biche! Разскажите же мнѣ все подробно, Бернулье.

-- Дѣло очень-просто... только, если не вы подослали этого человѣка, такъ вы разскажите мнѣ, кто это сдѣлалъ... И такъ, извольте слушать: -- я только-что принялся-было сдирать шкуру съ кролика, какъ увидѣлъ, что у двери гостинницы остановился маленькій человѣчекъ на огромной лошади.

"-- Здѣсь г. Никола? спросилъ человѣчекъ.-- Вы знаете, что гнусный роялистъ назвался здѣсь этимъ именемъ.

"-- Здѣсь, говорю я.

"-- Скажите жь ему, что пріѣхалъ человѣкъ, котораго онъ ждетъ изъ Авиньйона.

"-- Извольте, отвѣчалъ я: -- только позвольте вамъ замѣтить одно обстоятельство, и -- Какое?

"-- Г. Никола умираетъ.

"-- Тѣмъ болѣе прошу васъ не медлить.

"-- Но вы, можетъ-быть, не знаете, что у него злая горячка?

"-- Не-уже-ли? сказалъ незнакомецъ:-- такъ дайте же ему скорѣе знать обо мнѣ.

"-- Какъ, вы настаиваете?

"-- Настаиваю.

"-- Несмотря на опасность?

"-- Несмотря ни на что, я долженъ его видѣть.

Маленькій человѣчекъ сердился и говорилъ такимъ повелительнымъ тономъ, что нельзя было ему противорѣчить; я и проводилъ его въ комнату больнаго.

-- И онъ теперь тамъ? сказалъ Шико, указавъ на сосѣднюю комнату.

-- Тамъ. Не правда ли, это забавно?

-- Чрезвычайно-забавно, отвѣчалъ Шико.

-- Какъ жаль, что мы не можемъ слышать, о чемъ они говорятъ!

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, жаль.

-- Должно быть пресмѣшно.

-- Умора; но кто же вамъ мѣшаетъ войдти?

-- Онъ выслалъ меня.

-- Подъ какимъ предлогомъ?

-- Подъ тѣмъ предлогомъ, что онъ намѣренъ исповѣдываться.

-- А кто вамъ мѣшаетъ подслушать у двери?

-- Въ самомъ-дѣлѣ! вскричалъ хозяинъ и выбѣжалъ изъ комнаты.

Шико же подбѣжалъ къ дырочкѣ въ перегородкѣ.

Пьеръ де-Гонди сидѣлъ у изголовья кровати больнаго; но они говорили такъ тихо, что Шико не могъ ни слова разслышать изъ ихъ разговора.

Впрочемъ, хоть бы онъ и могъ слышать, то не понялъ бы ничего, потому-что разговоръ ихъ оканчивался и, пять минутъ спустя, г. де-Гонд и всталъ, простился съ больнымъ и вышелъ.

Шико побѣжалъ къ окну.

Слуга, сидѣвшій на кургузой лошади, держалъ подъ уздцы большаго коня, о которомъ говорилъ трактирщикъ: -- минуту спустя, посланный Гизовъ явился, вскочилъ на лошадь и поворотилъ за уголъ къ дорогѣ, ведшей въ Парижъ.

-- Mordieu! подумалъ Шико:-- только бы онъ не взялъ съ собою родословной; но все равно, я догоню его, хоть бы мнѣ пришлось загнать десять лошадей... Нѣтъ, адвокаты хитрыя лисицы, и въ-особенности мой пріятель, котораго я подозрѣваю... Экая досада! продолжалъ Шико, съ нетерпѣніемъ топнувъ ногою: -- куда дѣвался обжора Горанфло.

Въ это время вошелъ хозяинъ.

-- Ну, что? спросилъ его Шико.

-- Уѣхалъ! отвѣчалъ хозлинъ.

-- Исповѣдвикъ?

-- Какой онъ исповѣдникъ!

-- А больной?

-- Въ обморокѣ.

-- Вы увѣрены, что онъ все въ своей комнатѣ?

-- Еще бы! онъ выйдетъ изъ нея только для-того, чтобъ отправиться на кладбище.

-- Хорошо; какъ-только воротится мой братъ, пошлите его ко мнѣ.

-- А если онъ пьянъ?

-- Все-равно, посылайте.

-- Развѣ очень-нужно?

-- Необходимо; для общаго блага нашего.

Бернулье скоро вышелъ; онъ былъ человѣкъ усердный.

Шико находился въ сильномъ волненіи: онъ не зналъ, бѣжать ли ему за Гонд и, или войдти прямо къ Давиду; если адвокатъ былъ въ-самомъ-дѣлѣ такъ опасно боленъ, какъ говорилъ хозяинъ, то, вѣроятно, онъ передалъ свои депеши Гонди. Шико какъ безумный прохаживался взадъ и впередъ по комнатѣ, ударялъ себя въ лобъ и старался прицѣпиться хоть къ одной какой-нибудь мысли изъ тысячи мыслей, кипѣвшихъ въ головѣ его.

Въ сосѣдней комнатѣ все было тихо; Шико въ дырочку могъ видѣть только одинъ уголъ кровати, закрытой занавѣсками.

Вдругъ на лѣстницѣ послышался голосъ. Шико вздрогнулъ: то былъ голосъ Горанфло.

Братъ-собиратель подаянія, сопровождаемый хозяиномъ, тщетно старавшимся заставить его молчать, медленно избирался по лѣстницѣ, распѣвая дребезжащимъ отъ опьянѣнія голосомъ:

Le vin

Et le chagrin

Se battent dans ma tête,

Ils у font un tel train

Que c'est une tempête.

Mais l'un est le plus fort:

C'est le vin!

Si bien que le chagrin

En sort

Grand train.

Шико побѣжалъ къ двери.

-- Тише, пьяница! закричалъ онъ.

-- Ужь и пьяница! возразилъ Горанфло:-- не тотъ пьяница, кто пьетъ, а тотъ, кто...

-- Перестань же! ступай сюда; а вы, Бернулье... знаете?

-- Знаю, знаю, сказалъ хозяинъ, значительно кивнувъ головою и поспѣшно сбѣгая съ лѣстницы.

Ступай же сюда, говорятъ тебѣ, продолжалъ Шико, таща Горанфло въ комнату: -- и поговоримъ серьёзно, если можешь...

-- Могу ли? вотъ еще! Вы, кажется, смѣетесь надо много. Я серьёзенъ, какъ проголодавшійся оселъ.

-- Скажи лучше, какъ напившійся, возразилъ Шико, поживъ плечами.

Потомъ онъ подвелъ Горанфло къ креслу, на которое тотъ тяжело опустился, испустивъ протяжное: "а!"

Шико затворилъ дверь и воротился къ Горанфло съ серьёзнымъ и озабоченнымъ лицомъ, и братъ-собиратель понялъ, что дѣло шло о чемъ-то важномъ.

-- Ну, что тамъ еще! спросилъ Горанфло, какъ-бы желая выразить этимъ словомъ всѣ гоненія, которымъ онъ подвергался отъ Гасконца.

-- То, отвѣчалъ Шико строго: -- что ты совершенно забываешь обязанности своего званія; ты распутничаешь, гніешь въ пьянствѣ и забываешь религію, corboeuf!

Горанфло вытаращилъ глаза на говорившаго.

-- Я? произнесъ онъ.

-- Да, ты; посмотри на себя, на кого ты похожъ? Кафтанъ твои изодранъ; ты, вѣроятно, подрался съ кѣмъ-нибудь, потому-что у тебя подбитъ одинъ глазъ.

-- У меня? произнесъ Горанфло, болѣе-и-болѣе изумленный выговорами, къ которымъ не привыкъ.

-- У кого же больше? Ты по колѣни запачканъ грязью, да еще какою грязью, бѣлою! Ясное доказательство, что ты пьянствовалъ въ предмѣстьяхъ.

-- Правда.

-- Несчастный! женовефецъ долженъ бы болѣе заботиться, о себѣ!

-- Не-ужь-то я въ-самомъ-дѣлѣ такъ виноватъ? спросилъ Горанфло, глубоко-тронутый словами Шико.

-- То-есть, ты заслуживаешь, чтобъ небесный огонь пожралъ тебя. Берегись! если ты не исправишься, я покину тебя.

-- Шико, другъ мой, ты этого не сдѣлаешь!

-- Вѣдь и въ Ліонѣ есть стража.

-- О! сжалься, мой добрый покровитель! проговорилъ Горанфло и заревѣлъ какъ теленокъ.

-- Фи! продолжалъ Шико: -- и еще въ какое время предаешься ты разврату? Когда тутъ, возлѣ насъ, умираетъ человѣкъ!

-- Правда, отвѣчалъ Горанфло съ выраженіемъ раскаянія.

-- Ну, говори, христіанинъ ты, или нѣтъ?

-- Христіанинъ ли я! вскричалъ Горанфло вставая: -- отсохни мой языкъ, если я не христіанинъ!

И протянувъ одну руку, онъ запѣлъ, такъ, что окна задрожали:

Je suis chrétien,

C'est mon seul bien.

-- Довольно! сказалъ Шико, зажимая ему ротъ рукою: -- если ты христіянинъ, такъ не дашь, умереть ближнему безъ покаянія.

-- Справедливо! Гдѣ онъ? гдѣ мой ближній? Я сейчасъ исповѣдую его, только дайте мнѣ сперва напиться... жажда страшно мучитъ!

Шико подалъ Горанфло большую кружку съ водой, и онъ почти разомъ опорожнилъ ее.

-- А! сынъ мой, сказалъ Горанфло, ставя обратно кружку на столъ: -- теперь мнѣ легче!

-- Слава Богу, отвѣчалъ Шико, рѣшившись воспользоваться этой минутой.

-- Теперь, скажи мнѣ, милый другъ, продолжалъ Горанфло: -- кого исповѣдывать?

-- Нашего несчастнаго сосѣда... онъ умираетъ и нуждается въ душевной помощи. Ступай къ нему.

-- Развѣ вы думаете, г. Шико, спросилъ Горанфло оробѣвъ: -- что ему безъ меня нельзя обойдтись?

-- Никакъ нельзя! Если онъ заблудшаяся овца, ты наставишь его на путь истинный... ты укажешь ему дорогу въ рай.

-- Бѣгу!...

-- Постой; я долженъ объяснить тебѣ, что надо дѣлать.

-- Зачѣмъ? я и безъ васъ знаю свое дѣло.

-- Конечно; но сегодня ты долженъ исполнять не только свое, но и мое дѣло.

-- Ваше дѣло?

-- И если ты исполнишь его добросовѣстно, я поставлю на твое имя сто пистолей въ Гостинницѣ Рога-Изобилія...

-- Будетъ исполнено! Какъ же мнѣ исповѣдывать его?

-- Слушай! По званію своему, ты можешь говорить именемъ вѣры и короля; краснорѣчіемъ своимъ ты долженъ убѣдить этого человѣка отдать тебѣ бумаги, которыя ему привезли изъ Авиньйона.

-- А зачѣмъ мнѣ эти бумаги?

Шико съ презрѣніемъ посмотрѣлъ на Горанфло.

-- Чтобъ получить тысячу экю! сказалъ онъ.

-- Тысячу экю? Понимаю и отправляюсь.

-- Погоди; онъ скажетъ тебѣ, что уже исповѣдывался.

-- Ну, такъ мнѣ нечего будетъ дѣлать...

-- Слушай; ты отвѣчаешь ему, что онъ лжетъ; что человѣкъ, вышедшій сейчасъ отъ него, былъ не исповѣдникъ, а такой же грѣшникъ, какъ онъ самъ.

-- Да онъ разсердится!

-- А тебѣ какое дѣло? Вѣдь онъ умираетъ!

-- Справедливо.

-- Потомъ, заговори съ нимъ о раѣ, объ адѣ, словомъ, о чемъ хочешь; только добейся того, чтобъ онъ отдалъ тебѣ бумаги, полученныя изъ Авиньйона.

-- А если онъ не отдастъ?

-- Такъ не отпускай ему грѣховъ, прокляни его!

-- А по-моему, такъ, просто, насильно отнять у него бумаги.

-- Пожалуй и это; только скажи мнѣ сперва, понялъ ли ты, что я тебѣ говорилъ?

-- Понялъ, и вы увидите, какъ ловко исполню дѣло.

Горанфло провелъ рукою по лицу; оно приняло спокойное выраженіе, хотя въ глазахъ оставалось еще нѣчто туманное; голосъ его смягчился, движенія стали медленны, но въ рукахъ замѣтна еще была легкая дрожь.

Потомъ онъ величественно направился къ двери.

-- Постой! сказалъ Шико: -- когда онъ отдастъ тебѣ бумаги, сожми ихъ въ одну руку, а другою постучись въ эту стѣну.

-- А если не отдастъ?

-- Тоже постучись.

-- Понимаю.

И Горанфло вышелъ изъ комнаты, между-тѣмъ, какъ Шико, находившійся въ невыразимомъ волненіи, приложилъ ухо къ дырочкѣ и притаилъ дыханіе, чтобъ явственнѣе разслышать малѣйшій звукъ.

Десять минутъ спустя, затрещавшій полъ возвѣстилъ ему о томъ, что Горанфло входилъ къ сосѣду, и/, приложивъ глазъ къ отверстію, онъ увидѣлъ тучную фигуру своего товарища.

Адвокатъ приподнялся на подушкѣ и съ изумленіемъ глядѣлъ на неожиданнаго гостя.

-- Здравствуй, братъ мой! сказалъ Горанфло торжественнымъ голосомъ, остановившись посреди комнаты.

-- Что вамъ нужно, отецъ? проговорилъ больной слабымъ голосомъ.

-- Сынъ мой, я недостойный монахъ; я узналъ, что вы находитесь въ опасности, и пришелъ позаботиться о спасеніи души вашей.

-- Благодарю, отвѣчалъ больной:-- по мнѣ кажется, что трудъ вашъ напрасенъ. Мнѣ легче.

Горанфло покачалъ головой.

-- Вы думаете? спросилъ онъ.

-- Я въ томъ увѣренъ.

-- Сынъ мой, это одно навожденіе дьявола, которому бы хотѣлось, чтобъ вы умерли безъ покаянія.

-- Дьяволъ очень бы ошибался, сказалъ больной:-- потому-что я только-что исповѣдывался.

-- Кому?

-- Достойному священнику, прибывшему изъ Авиньйона.

Горанфло опять покачалъ головой.

-- Это не священникъ, сказалъ онъ.

-- Какъ не священникъ?

-- Разумѣется, нѣтъ.

-- Почему вы это знаете?

-- Я знаю его.

-- Того, кто сейчасъ вышелъ отсюда?

-- Да, отвѣчалъ Горанфло съ выраженіемъ такой искренности, что адвокатъ невольно смѣшался.

-- Такъ-какъ вамъ не легче, сказалъ Горанфло:-- и такъ-какъ тотъ, кто вышелъ отсюда, былъ не священникъ, то вы должны покаяться...

-- Охотно, отвѣчалъ адвокатъ болѣе-твердымъ голосомъ:-- но я хочу покаяться предъ тѣмъ, кого самъ выберу.

-- Вамъ уже некогда посылать за другимъ священникомъ, потому-то я и пришелъ...

-- Какъ некогда? вскричалъ больной болѣе-и-болѣе твердымъ голосомъ.-- Говорятъ вамъ, что мнѣ легче; говорятъ вамъ, что я выздоравливаю!

Горанфло въ третій разъ печально покачалъ головой.

-- А я говорю вамъ, продолжалъ онъ флегматически:-- я говорю вамъ, сынъ мой, что я не имѣю никакой надежды на ваше выздоровленіе; вы обречены уже на смерть врачами и святымъ Провидѣніемъ. Знаю, что поступаю, жестоко, говоря вамъ это, но эта участь предстоитъ намъ всѣмъ, рано ли, поздно ли; но намъ остается то утѣшеніе, что, умирая въ этомъ мірѣ, мы воскресаемъ въ лучшемъ. Самъ Пиѳагоръ говоритъ это, хотя онъ и былъ идолопоклонникъ. Итакъ, кайся, любезный сынъ мой, кайся!

-- Но увѣряю васъ, что мнѣ гораздо-легче... Я даже полагаю, что одно ваше присутствіе возстановило мои силы...

-- Ошибаешься, сынъ мой, возразилъ Горанфло:-- это одинъ обманъ; въ послѣднія минуты жизнь на мгновеніе вспыхиваетъ, точно потухающая лампа. Послушай, сынъ мой, сказалъ монахъ, садясь возлѣ кровати:-- разскажи мнѣ откровенно всѣ твои заговоры, козни, хитрости.

-- Мои заговоры, козни, хитрости? повторилъ Николай Давидъ, невольно пятясь отъ загадочнаго монаха, котораго онъ не зналъ и который, по-видимому, зналъ его такъ хорошо.

-- Да, сказалъ Горанфло, сложивъ руки и преспокойно располагаясь слушать исповѣдь умиравшаго:-- и когда ты мнѣ все откроешь, вручи мнѣ же бумаги, и, быть-можетъ, Господь позволитъ мнѣ даровать тебѣ прощеніе.

-- Какія бумаги? вскричалъ больной такимъ рѣзкимъ, сильнымъ и громкимъ голосомъ, какъ человѣкъ совершенно-здоровый.

-- Бумаги, которыя мнимый священникъ привезъ тебѣ изъ Авиньйона.

-- А кто вамъ сказалъ, что этотъ мнимый священникъ привезъ мнѣ бумаги? спросилъ адвокатъ, приподнявшись на постели и такимъ грознымъ голосомъ, что Горанфло былъ внезапно выведенъ изъ пріятной полудремоты, въ которую начиналъ-было уже погружаться.

Но онъ тотчасъ же поправился и рѣшился показать твердость духа.

-- Тотъ, кто мнѣ это сказалъ, очень-хорошо знаетъ, что онъ говорилъ, отвѣчалъ Горанфло:-- да полно толковать, подавай бумаги или нѣтъ тебѣ прощенія!

При этомъ словѣ, Давидъ, выскочивъ изъ постели, схватилъ Горанфло за горло.

-- Ахъ, Господи! да развѣ у васъ бѣлая горячка? Такъ вы не хотите каяться, не хотите?

Большой палецъ адвоката такъ ловко и сильно сдавилъ горло Горанфло, что тотъ захрипѣлъ, не договоривъ своей фразы.

-- Я хочу, чтобъ ты самъ покаялся, посланный Вельзевула! вскричалъ адвокатъ Давидъ: -- а что касается до бѣлой горячки, такъ ты увидишь сейчасъ, помѣшаетъ ли она мнѣ задушить тебя!

Братъ Горанфло былъ силенъ; но нападеніе было такъ внезапно, что, собравъ всѣ силы, онъ могъ только приподняться со стула, уцѣпиться за рубаху адвоката и отбросить его такъ далеко, что тотъ полетѣлъ въ противоположный уголъ комнаты.

Николай Давидъ вскочилъ съ бѣшенствомъ, бросился къ шпагѣ, конецъ которой былъ замѣченъ трактирщикомъ, обнажилъ ее, и въ одно мгновеніе ока приставилъ остріе ея къ горлу Горанфло, въ изнеможеніи опустившагося обратно на стулъ.

-- Кайся! сказалъ глухимъ голосомъ адвокатъ:-- или ты умрешь!

Горанфло, совершенно-протрезвившійся отъ холоднаго прикосновенія острія шпаги, понялъ опасность своего положенія.

-- О! сказалъ онъ:-- слѣдовательно, вы совсѣмъ не были больны? Слѣдовательно, болѣзнь ваша была одна комедія?

-- Ты забываешь, что тебѣ должно не спрашивать, а отвѣчать, сказалъ адвокатъ.

-- Отвѣчать? На что?

-- На мои вопросы.

-- Спрашивайте.

-- Кто ты?

-- Вы сами видите, кто я.

-- Это не отвѣтъ, сказалъ адвокатъ, придавивъ конецъ шпаги.

-- Берегитесь же! Если вы меня убьете, такъ ничего не узнаете.

-- Правда. Какъ тебя зовутъ?

-- Братъ Горанфло.

-- Такъ ты настоящій монахъ?

-- Вотъ вопросъ! Разумѣется настоящій.

-- Зачѣмъ ты въ Ліонѣ?

-- Затѣмъ, что изгнанъ изъ Парижа.

-- Что привело тебя въ эту гостинницу?

-- Случай.

-- Давно ли ты здѣсь?

-- Шестнадцать дней.

-- Зачѣмъ ты подсматривалъ за мною?

-- Я и не думалъ подсматривать за вами.

-- Какъ ты узналъ, что я получилъ бумаги?

-- Мнѣ сказали.

-- Кто?

-- Тотъ, кто послалъ меня сюда.

-- А кто тебя послалъ сюда?

-- Не могу сказать.

-- Я заставлю!

-- Ой! закричалъ Горанфло.-- Vertudieu! Не троньте, я закричу.

-- А я убью.

Горанфло закричалъ; на концѣ шпаги показалась капля крови.

-- Какъ его зовутъ? спросилъ адвокатъ.

-- А! такъ и быть! терпѣлъ я долго... больше не могу...

-- Разумѣется, ты сдѣлалъ, что могъ. Говори же, кто подослалъ тебя ко мнѣ...

-- Меня...

Горанфло колебался; ему трудно было измѣнить другу.

-- Говори же! сказалъ адвокатъ, топнувъ ногою.

-- Да ну!... Шико.

-- Шутъ короля?

-- Именно.

-- А гдѣ онъ?

-- Здѣсь! вскричалъ чей-то голосъ.

И Шико явился на порогѣ, блѣдный, грозный, съ обнаженной шпагой въ рукѣ.

ГЛАВА X.

Какъ Шико раздѣлался съ адвокатомъ.

Узнавъ своего смертельнаго врага, Николай Давидъ отступилъ съ ужасомъ.

Горанфло воспользовался этой минутой, чтобъ отскочить въ сторону и тѣмъ избавился отъ угрожавшей ему шпаги адвоката.

-- Помоги мнѣ, другъ мой! закричалъ онъ: -- помоги! меня рѣжутъ, убиваютъ!

-- А-га! почтеннѣйшій г. Давидъ, сказалъ Шико: -- такъ это вы?

-- Да, проговорилъ Давидъ: -- я.

-- Какъ я радъ случаю видѣться съ вами, продолжалъ Гасконецъ.

Потомъ, обратившись къ Горанфло, прибавилъ:

-- Добрый мой Горанфло, пока мы думали, что г. Давидъ умираетъ, присутствіе и помощь твоя были намъ весьма-нужны; но теперь, когда г. Давидъ здоровёхонекъ, то ему уже не нужно духовника, и потому онъ будетъ имѣть дѣло съ дворяниномъ.

Давидъ хотѣлъ-было презрительно улыбнуться.

-- Да, съ дворяниномъ, сказалъ Шико:-- съ дворяниномъ, который сейчасъ докажетъ вамъ свое происхожденіе. Любезный Горанфло, продолжалъ Шико, обращаясь къ монаху: -- потрудись стать на площадкѣ передъ дверью и не впускай никого; мнѣ нужно переговорить о весьма-важномъ дѣлѣ съ г-мъ Давидомъ.

Горанфло былъ очень-радъ случаю у идти подальше отъ свирѣпаго адвоката, а потому немедленно пошелъ къ двери, описавъ порядочный кругъ, чтобъ во все время перехода черезъ комнату находиться въ почтительномъ разстояніи отъ Давида; скоро проскочилъ онъ въ дверь и исчезъ.

Шико заперь за нимъ дверь на задвижку, не измѣняя своему хладнокровію.

Давидъ былъ сначала сильно пораженъ неожиданностью этого происшествія; но потомъ, надѣясь на свое искусство и на то, что былъ наединѣ съ Шико, онъ пришелъ въ себя; когда Гасконецъ заперъ двери и обратился къ адвокату, адвокатъ стоялъ опершись на кровать, со шпагой въ рукѣ, и улыбался.

-- Одѣвайтесь, сказалъ Шико:-- я подожду, потому-что не хочу имѣть никакого преимущества предъ вами. Я знаю, что вы чрезвычайно-ловко владѣете шпагой; но это меня нисколько не безпокоитъ.

Давидъ захохоталъ.

-- Презабавная шутка! сказалъ онъ.

-- Да, она мнѣ тоже нравится, но это еще не все: послѣ будетъ еще забавнѣе. Знаете ли, г. Давидъ, зачѣмъ я пришелъ сюда?

-- Не за остальными ли ударами, которыхъ я вамъ не додалъ, когда вы такъ ловко выскочили изъ окна?

-- Нѣтъ; я помню, сколько получилъ, и считаю себя должникомъ герцога майеннскаго... но съ нимъ я послѣ разсчитаюсь. Сюда же я пришелъ за нѣкоторой родословной, которую Пьеръ де-Гонди привезъ вамъ сюда, самъ не зная, какое сокровище было у него въ рукахъ.

Давидъ поблѣднѣлъ.

-- За какою родословною? спросилъ онъ.

-- За родословною господъ Гизовъ, происходящихъ, какъ вамъ самимъ извѣстно, по прямой линіи отъ Карла-Великаго.

-- А-га! сказалъ Давидъ:-- такъ вы, мосьё Шико, шпіонъ, а я считалъ васъ шутомъ!

-- Почтеннѣйшій мосьё Давидъ, чтобъ быть вамъ пріятнымъ, я буду и тѣмъ и другимъ: шпіономъ, чтобъ довести васъ до висѣлицы; шутомъ, чтобъ смѣяться, когда васъ повѣсятъ.

-- Меня повѣсятъ!

-- Повѣсятъ, мой милый мосьё Давидъ; головы вамъ отсѣчь нельзя -- вы не дворянинъ.

-- Какимъ способомъ можете вы довести меня до висѣлицы, какъ говорите?

-- Весьма-простымъ: я разскажу всю правду, и дѣло съ концомъ. Надо вамъ знать, любезнѣйшій мосьё Давидъ, что я присутствовалъ съ прошломъ мѣсяцѣ на маленькомъ совѣщаніи, бывшемъ въ Монастырѣ-Святои-Жепевьевы, между ихъ свѣтлостями, господами Гизами и герцогиней де-Монпансье.

-- Вы?

-- Да, я; я сидѣлъ въ исповѣдальнѣ, которая находилась прямо противъ той, въ которой вы сидѣли; не правда ли, какъ тамъ неловко? Впрочемъ, мнѣ было еще хуже вашего, потому-что я не могъ выйдти прежде, пока совѣщаніе не кончилось, а оно продолжалось непростительно-долго. Итакъ, я слышалъ рѣчи г. Монсоро, Лагюрьера и одного монаха, имя котораго я забылъ, но который говорилъ весьма-краснорѣчиво. Я видѣлъ сцену коронованія герцога анжуйскаго: это была драма того спектакля; потомъ пьеска, которую играли въ заключеніе, была крайне-забавна; въ этой пьескѣ разъигрывали родословную герцоговъ лотарингскихъ, просмотрѣнную, исправленную и дополненную г-мъ Николаемъ Давидомъ. Весьма-забавная пьеска! Не доставало въ ней только подтвержденія его святѣйшества.

-- А! вы знаете эту родословную? сказалъ Давидъ, съ трудомъ удерживая свое бѣшенство и злобно кусая губы.

-- Да, сказалъ Шико:-- и она показалась мнѣ чрезвычайно-замысловатою, хитро-придуманною, особенно относительно салическаго закона. Только, право, не здорово имѣть столько ума! Какъ-разъ умрешь -- на висѣлицѣ; я былъ очарованъ вашею изобрѣтательностью и въ то же время почувствовалъ къ вамъ крайнее состраданіе. Какъ! подумалъ я: не-уже-ли я позволю повѣсить почтеннаго г. Давида, знаменитаго адвоката, столь же ловко владѣющаго шпагой, какъ и перомъ,-- словомъ, моего закадычнаго друга? Никогда! Я могу не только спасти его отъ висѣлицы, но и осчастливить, озолотить этого храбраго и умнаго адвоката, этого милаго друга, которому я заплачу добромъ за нсвольно-причиненное мнѣ зло. Спасу его! Узнавъ, что вы намѣрены отправиться въ путь, я рѣшился слѣдовать за вами. Когда вы выѣзжали изъ Парижа, я подсматривалъ за вами; вы не замѣтили меня, потому-что я былъ слишкомъ-хорошо спрятанъ; съ этой минуты, я слѣдовалъ за вами, то теряя васъ изъ виду, то догоняя васъ, -- словомъ, мнѣ было съ вами много хлопотъ. Наконецъ, мы пріѣхали въ Ліонъ. Я говорю: мы, потому-что часъ спустя послѣ вашего пріѣзда, я былъ не только въ одной гостинницѣ съ вами, но даже возлѣ васъ, вотъ тамъ, за этой стѣной. Считаю излишнимъ объяснять, что я выѣзжалъ изъ Парижа не для того, чтобъ потерять васъ изъ вида,-- нѣтъ; я просверлилъ въ этой тонкой стѣнѣ маленькую дырочку, сквозь которую могъ любоваться вами, сколько душѣ моей было угодно -- и, признаюсь, вдоволь на васъ насмотрѣлся. Но вотъ вы вдругъ занемогли; хозяинъ хотѣлъ выпроводить васъ изъ дома; вы же назначили г-ну де-Гонди свиданіе въ трактирѣ Лебедя-Креста, боялись разойдтись съ нимъ и прикинулись больнымъ. Хитрость довольно-ловкая: но я самъ хитеръ, и потому не совсѣмъ повѣрилъ вашей болѣзни. Однакожъ, такъ-какъ мы всѣ смертны (въ чемъ я сейчасъ постараюсь убѣдить васъ), то я прислалъ сюда добраго Горанфло, моего товарища и друга, чтобъ склонить васъ къ раскаянію; а вы, закоренѣлый грѣшникъ, не внимая благочестивымъ словамъ его, хотѣли проткнуть его шпагой, забывъ, что за кровь платятъ кровію! Тогда я поспѣшилъ подоспѣть на помощь къ моему бѣдному другу... Позвольте же мнѣ сказать вамъ, почтеннѣйшій г. Давидъ, что я съ вами ссориться не намѣренъ; вѣдь мы старые друзья -- помиримся; согласитесь на мое предложеніе, и вы не раскаетесь...

-- Какое предложеніе?

-- Да то же самое, которое вамъ дѣлалъ пріятель мой Горанфло. Еслибъ вы отдали ему бумаги, я охотно простилъ бы васъ. Вы, г. Давидъ, человѣкъ замѣчательный: вы мастерски владѣете шпагой, славно ѣздите верхомъ, судебные крючки вамъ ни-по-чемъ, искусство набивать широкіе карманы туго-набитыми кошельками вы постигли въ совершенствѣ. Жаль было бы, еслибъ такой великій человѣкъ, какъ вы, исчезъ внезапно съ лица земли, гдѣ ему суждено играть немаловажную роль. Послушайте, г. Давидъ, бросьте заговоры. Послушайтесь меня, разойдитесь съ Гизами. Отъ нихъ добра не дождетесь. Отдайте мнѣ ваши бумаги, и даю вамъ честное слово дворянина, я помирю васъ съ королемъ.

-- А если я вамъ ихъ не отдамъ, тогда что? спросилъ Николай Давидъ.

-- А! если вы ихъ не отдадите, тогда другое дѣло. Тогда я васъ убью, честное слово дворянина! Не правда ли, это очень-забавно, мой милый мосьё Давидъ?

-- Чрезвычѣйно-забавно, отвѣчалъ адвокатъ, играя шпагой.

-- Если жь вы отдадите мнѣ ихъ, продолжалъ Шико:-- то все будетъ забыто. Вы, можетъ-быть, не вѣрите мнѣ, любезнѣйшій мосьё Давидъ, потому-что сами человѣкъ злопамятный, такъ и меня считаете такимъ же? Ошибаетесь. Правда, я ненавижу васъ, но я ненавижу еще болѣе герцога майеннскаго: дайте мнѣ средства погубить герцога, и я спасу васъ. Хотите ли, чтобъ я прибавилъ еще нѣсколько словъ, которыхъ вы не поймете, потому-что сами никого въ мірѣ, кромѣ себя, не любите?... Знаете ли, что я, жалкій, униженный и унизившійся шутъ, люблю короля, не смотря на всѣ его недостатки? Я люблю короля, давшаго мнѣ убѣжище, защитившаго меня отъ мясника Майенна, напавшаго ночью съ пятнадцатью разбойниками, на Луврской-Площади, на одного человѣка! Вы знаете, о комъ я говорю... о бѣдномъ Сен-Мегренѣ. Надѣюсь, вы не были въ числѣ убійцъ его? Не были? Тѣмъ лучше -- я вамъ вѣрю. Итакъ, я хочу, чтобъ мой бѣдный король могъ царствовать спокойно, а это невозможно при проискахъ Майенна и родословныхъ Николая Давида. Отдайте жь мнѣ родословную и -- честное слово! я осчастливлю васъ.

Во все время длинной своей рѣчи, Шико внимательно слѣдилъ за движеніями Давида, но не замѣтилъ ни одной доброй мысли въ мрачныхъ глазахъ адвоката, ни одного благороднаго чувства на холодно-злобномъ лицѣ его.

-- Вижу, что все краснорѣчіе мое напрасно: вы не вѣрите мнѣ; слѣдовательно, я долженъ прибѣгнуть къ единственному остающемуся мнѣ средству наказать васъ за оскорбленіе, мнѣ причиненное, и избавить свѣтъ отъ человѣка, невѣрующаго ни въ честность, ни въ добродѣтель. Васъ повѣсятъ. Прощайте, мосьё Давидъ!

И Шико началъ отступать къ двери, не спуская глазъ съ адвоката.

Давидъ бросился къ нему.

-- И вы думаете, вскричалъ онъ:-- что я выпущу васъ? О, нѣтъ, господинъ шпіонъ; нѣтъ, мой милый Шико: тотъ, кто знаетъ тайну родословной, долженъ умереть! Тотъ, кто угрожаетъ Николаю Давиду, долженъ умереть! Тотъ, кто требуетъ отъ меня бумагъ, долженъ умереть!

-- Тѣмъ-лучше, отвѣчалъ Шико съ прежнимъ спокойствіемъ: -- я не хотѣлъ драться съ вами только потому, что увѣренъ былъ въ преимуществѣ, которое имѣю надъ вами: Крильйонъ показалъ мнѣ ударъ, одинъ только ударъ, но его будетъ достаточно -- честное слово!... Отдавайте же бумаги, или я убью васъ! прибавилъ онъ грознымъ голосомъ: -- я нанесу вамъ рану въ горло, въ то самое мѣсто, въ которое вы кольнули моего друга Горанфло.

Шико не договорилъ этихъ словъ, какъ Давидъ бросился на него съ дикимъ хохотомъ. Шико искусно отразилъ первый ударъ.

Противники были почти одного роста; но такъ-какъ Шико былъ одѣтъ, а адвокатъ въ одной рубахѣ, то послѣдній казался выше, худощавѣе Гасконца. Онъ по движеніямъ своимъ походилъ на змѣю: съ такою быстротою дѣйствовалъ онъ шпагой и такъ ловко уклонялся отъ ударовъ Шико; но Шико сказалъ правду: адвокатъ встрѣтилъ опаснаго соперника. Фехтуя почти каждый день съ королемъ, шутъ достигъ высокой степени совершенства въ искусствѣ владѣть шпагой; Давидъ вскорѣ убѣдился въ этомъ, безпрестанно встрѣчая остріе шпаги своего противника.

Онъ отступилъ.

-- А--га! сказалъ Шико:-- вы начинаете мнѣ вѣрить, не правда ли? Еще разъ повторяю вамъ: отдайте бумаги!

Но адвокатъ отступилъ только, казалось, для-того, чтобъ перевести дыханіе, и съ новымъ остервенѣніемъ бросился на Гасконца, до-сихъ-поръ спокойно защищавшагося и ненаносившаго ни одного удара.

Адвокатъ опять отступилъ.

-- Ну! сказалъ Шико: -- теперь и мнѣ пора за дѣло!

И онъ сталъ наступать.

Николай Давидъ однимъ скачкомъ и совершенно-неожиданно бросился на Шико; но Гасконецъ дѣйствовалъ слишкомъ-спокойно, и потому однимъ движеніемъ отразилъ ударъ адвоката, поразивъ его въ самое горло, какъ обѣщалъ.

-- Правду ли я говорилъ? спросилъ Шико.

Давидъ не отвѣчалъ; кровь хлынула изо рта его, и онъ повалился къ ногамъ Гасконца.

Шико скоро отступилъ. Не смотря на смертельную рану, змѣя можетъ еще подняться и ужалить.

Невольнымъ движеніемъ Давидъ поползъ къ кровати, какъ-бы желая еще защитить свою тайну.

-- Э! произнесъ Шико:-- я думалъ, что ты уменъ, а на повѣрку выходитъ, что ты глупёхонекъ! Я не зналъ, гдѣ были спрятаны твои бумаги, а ты самъ указываешь мнѣ мѣсто.

Пока Давидъ мучился въ предсмертныхъ конвульсіяхъ, Шико побѣжалъ къ кровати, поднялъ подушку, матрацъ и подъ нимъ нашелъ свернутый пергаментъ, котораго Давидъ, неожидавшій этой катастрофы, не думалъ прятать далѣе.

Въ то самое время, какъ онъ развертывалъ пергаментъ, чтобъ удостовѣриться, точно ли это была та бумага, которую онъ искалъ, Давидъ приподнялся съ яростію, но тотчасъ же опять упалъ, испустивъ послѣдній вздохъ.

Взоромъ, исполненнымъ радости и гордости, Шико смотрѣлъ на пергаментъ, привезенный изъ Авиньйона Пьеромъ де-Гонди.

Папскій легатъ, вѣрный политикѣ своего начальника, подписалъ на родословной слѣдующія слова:

Fiat ut voluit Deus: Deus jura hominum fecit.

-- Гм! сказала, Шико: -- не слишкомъ-то вѣжливо поступаютъ они съ моимъ королемъ.

Потомъ онъ спряталъ бумагу на груди, приподнялъ тѣло адвоката, положилъ его на кровать, обратилъ лицомъ къ стѣнѣ и, отворивъ дверь, позвалъ Горанфло.

Горанфло вошелъ.

-- Какъ вы блѣдны! вскричалъ онъ, взглянувъ на Шико.

-- Да, послѣднія минуты этого бѣдняги сильно растрогали меня.

-- Какъ! не-ужь-то онъ умеръ?

-- Кажется, отвѣчалъ Шико.

-- Да вѣдь онъ былъ здоровёхенокъ.

-- Былъ. Онъ думалъ, что все прошло; хотѣлъ-было поѣсть; проглотилъ кусокъ, другой... а не тутъ-то было! желудокъ не варитъ; ножки протянулъ.

-- По-дѣл о мъ ему! онъ хотѣлъ зарѣзать меня, а кто другому яму...

-- Прости ему, братъ мой, вѣдь ты христіанинъ.

-- Ну, такъ и быть, прощаю, отвѣчалъ Горанфло: -- хоть онъ, признаться, порядочно напугалъ меня.

-- Но это еще не все, сказалъ Шико:-- ты должёнъ зажечь свѣчи и прочитать молитву надъ тѣломъ покойника.

-- Это зачѣмъ?

У Горанфло была привычка спрашивать: зачѣмъ?

-- Какъ зачѣмъ? возразилъ Шико: -- чтобъ тебя не посадили въ тюрьму, какъ убійцу.

-- Меня? Полно! Да не онъ ли хотѣлъ заколоть меня?

-- Онъ! но такъ-какъ это ему не удалось, то ярость слишкомъ взволновала кровь его и, вѣроятно, въ груди у него лопнула какая-нибудь артерія, а тамъ и поминай какъ звали! Слѣдовательно, ты видишь, Горанфло, что, по-настоящему, ты виновникъ его смерти, правда, неумышленный, но все-таки виновникъ! А потому, пока невинность твоя не будетъ доказана, тебѣ можетъ быть плохо.

-- Кажется, вы правду говорите, г. Шико, сказалъ Горанфло.

-- Тѣмъ болѣе правду, что здѣсь въ Ліонѣ начальство чрезвычайно-строгое.

-- Господи помилуй! проговорилъ братъ-собиратель подаянія.

-- Дѣлай же, что тебѣ говорятъ.

-- Да, что же мнѣ дѣлать?

-- Останься здѣсь, читай всѣ молитвы, какія знаешь и даже какихъ не знаешь, а вечеромъ выйди изъ трактира не торопясь, и ступай къ кузницѣ, которая на углу. Знаешь?

-- Знаю, отвѣчалъ Горанфло:-- тамъ-то я и подшибъ себѣ глазъ вчера...

-- Трогательное воспоминаніе! Но слушай: я распоряжусь такимъ-образомъ, чтобъ лошадь твоя была тамъ -- понимаешь? Садись на нее, не вступая ни съ кѣмъ въ разговоры, и скачи, если хочешь, въ Парижъ; въ Вильнёв-ле-Гуа ты продашь лошадь и возьмешь своего Панюржа.

-- Ахъ, мой добрый Панюржъ! Что-то онъ подѣлываетъ? Я буду очень-радъ увидѣться съ нимъ. Но чѣмъ же я буду жить до-тѣхъ-поръ?

-- Я не скуплюсь съ своими друзьями, сказалъ Шико: -- на.

И Шико вынулъ изъ кармана горсть монетъ, которыя положилъ на широкую ладонь своего спутника.

-- Великодушный человѣкъ! сказалъ Горанфло, тронутый до слезъ:-- позвольте мнѣ остаться съ вами въ Ліонѣ; это вторая столица королевства и городъ весьма-гостепріимный.

-- Да пойми же, наконецъ, что я не остаюсь здѣсь. Я ѣду... ѣду немедленно и такъ скоро, что тебѣ не поспѣть за мною.

-- Покоряюсь, сказалъ Горанфло печально.

-- Давно бы такъ!

Онъ усадилъ своего товарища возлѣ постели, сошелъ къ хозяину и, отведя его въ сторону, сказалъ:

-- Бернулье, вы не знаете, что случилось въ вашемъ домѣ?

-- Что же такое? спросилъ хозяинъ, вытаращивъ глаза: -- что слупилось?

-- Закоренѣлый грѣшникъ, отчаянный роялистъ, защитникъ гугенотовъ...

-- Что же?

-- Противникъ православной вѣры, принималъ сегодня у себя посланнаго отъ папы.

-- Я же вамъ это говорилъ.

-- Да; его святѣйшество (да сохранитъ Господь его и въ этомъ и въ томъ міръ!) прислалъ своего повѣреннаго къ злодѣю... но, по-видимому, злодѣй-то не зналъ, съ какою цѣлію.

-- А съ какою?

-- Ступайте въ комнату своего постояльца, Бернулье, приподнимите одѣяло, посмотрите на шею, и вы увидите.

-- Вы пугаете меня.

-- Я говорю, что знаю. Въ вашемъ домѣ свершился судъ надъ грѣшникомъ, Бернулье. Вы должны благодарить папу за эту честь.

Потомъ Шико вложилъ въ руку хозяина десять золотыхъ монетъ, пошелъ въ конюшню и вывелъ изъ нея обѣихъ лошадей.

Хозяинъ же бѣгомъ отправился въ комнату Николая Давида.

Тамъ онъ засталъ молящагося Горанфло.

Онъ подошелъ къ кровати и приподнялъ одѣяло. Рана была еще свѣжа, но тѣло адвоката было уже холодно, какъ ледъ.

-- Такъ погибаютъ всѣ враги истинной вѣры! сказалъ онъ, сдѣлавъ знакъ Горанфло.

-- Аминь! отвѣчалъ тотъ.

Это происходило около того самого времени, когда Бюсси соединилъ Діану де-Меридоръ со старымъ барономъ, считавшимъ ее умершею.

ГЛАВА XI.

Какъ герцогъ анжуйскій узналъ, что Діана де-Меридоръ жива.

Наступилъ конецъ апрѣля.

Большой Шартрскій-Соборъ былъ завѣшенъ бѣлыми драпировками, а на колоннахъ, гирлянды изъ листьевъ замѣняли цвѣты, которыхъ въ то время года еще не было.

Король, прошедшій босыми ногами отъ градскихъ воротъ, стоялъ противъ алтаря, оглядываясь по-временамъ, всѣ ли придворные и друзья его слѣдовали за нимъ. Но одни, которымъ не нравилась жесткая мостовая, надѣли башмаки; другіе, усталые или проголодавшіеся, отдыхали или ѣли въ гостинницахъ, куда пробрались тайкомъ, и только весьма-немногіе имѣли мужество стоять голыми ногами на сырой плитѣ, покрывавшей полъ въ церкви.

Религіозная церемонія имѣла цѣлію вымолить наслѣдника французскому престолу; разныя священныя вещи были вынуты изъ золотыхъ ящиковъ, въ которыхъ онѣ хранились.

Посреди всеобщаго молчанія, Генрихъ III услышалъ вдругъ странный шумъ, походившій на заглушаемый смѣхъ, и оглянулся, чтобъ досмотрѣть, не возвратился ли Шико; только одинъ Гасконецъ, которому все сходило съ рукъ, могъ дерзнуть засмѣяться въ подобную минуту.

Однакожь, смѣялся не Шико; его тутъ не было, и это очень огорчало короля, невидавшаго его съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ выскочилъ изъ экипажа, на дорогъ въ Фонтенбло.

Къ церкви подъѣхалъ всадникъ на лошади, покрытой пѣной; не смотря на то, что сапоги и платье его были забрызганы грязью, онъ пробрался между босыми придворными, одѣтыми въ длинныя вретища.

Замѣтивъ, что король оглянулся, незнакомецъ остановился почтительно, потому-что былъ человѣкъ придворный; это легко было узнать по движеніямъ и дорогой, красивой одеждъ его.

Генрихъ, недовольный шумомъ, произведеннымъ запоздалымъ придворнымъ, и дерзостью, съ которою онъ являлся въ церковь, въ свѣтскомъ, несоотвѣтствующемъ торжественности обряда костюмѣ, бросилъ на него взглядъ, исполненный упрека и досады.

Вновь-прибывшій притворился, будто не замѣтилъ взгляда короля, и, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, къ большому соблазну присутствующихъ (потому-что сапоги его, по тогдашней модѣ, были со скрипомъ), преклонилъ колѣни возлѣ бархатнаго кресла герцога анжуйскаго, погруженнаго въ глубокія размышленія и необрашавшаго вниманія на происходившее вокругъ него.

Приближеніе новаго лица заставило его поднять голову; онъ скоро оглянулся и произнесъ вполголоса:

-- Бюсси!

-- Здраствуйте, ваше высочество, отвѣчалъ молодой дворянинъ такимъ голосомъ, какъ-будто-бы только на канунѣ разстался съ герцогомъ, и какъ-будто ничего важнаго не произошло съ-тихъпоръ, какъ онъ не видалъ его.

-- Ты, кажется, съ ума сошелъ?

-- Отъ-чего же, ваше высочество?

-- Какъ же ты могъ внезапно и неожиданно оставить меня, пропадалъ Богъ-вѣсть гдѣ, и вдругъ очутился въ Шартрѣ во время торжественной церемоніи и въ такомъ видѣ?

-- Ваше высочество, сказалъ Бюсси: -- мнѣ немедленно нужно переговорить съ вами.

-- Зачѣмъ же ты не пріѣхалъ раньше?

-- Вѣроятно, нельзя было.

-- Но что же ты дѣлалъ въ-продолженіи трехъ недѣль?

-- Объ этомъ-то я и хочу переговорить съ вашимъ высочествомъ.

-- Такъ подожди конца церемоніи.

-- Увы! Я вижу, что надо ждать, а это-то самое и бѣситъ меня.

-- То! вотъ и конецъ; потерпи, мы вмѣстѣ отправимся ко мнѣ.

-- Непремѣнно, ваше высочество.

Король и королева стали на колѣни подъ высокимъ балдахиномъ и усердно молились; придворные, желая подслужиться, подражали имъ.

За тѣмъ король всталъ, поклонился сперва епископу, потомъ королевѣ и направилъ шаги къ выходу.

Но на половинѣ дороги онъ остановился, замѣтивъ Бюсси.

-- Графъ! сказалъ онъ:-- кажется, наше покаяніе вамъ не нравится, потому-что вы не можете отказаться отъ шелка и золота, когда самъ король вашъ наложилъ на себя саржевое вретище.

-- Ваше величество, отвѣчалъ Бюсси съ достоинствомъ, но слегка поблѣднѣвъ отъ упрека: -- никто болѣе меня не преданъ вашему величеству; никто, даже изъ тѣхъ, которые изранили себѣ ноги на жесткой мостовой; но я только-что воротился съ далекой и утомительной дороги и только сегодня утромъ узналъ о пребываніи вашего величества въ Шартрѣ. Я проскакалъ двадцать-два льё въ пять часовъ, чтобъ поспѣть сюда во-время; вотъ почему я не успѣлъ перемѣнить платья и подвергся выговору, котораго я, вѣрно, не получилъ бы, еслибъ остался спокойно въ Парижъ.

Король остался, по-видимому, доволенъ этимъ отвѣтомъ; но, замѣтивъ, что нѣкоторые изъ друзей его пожимали плечами, пока говорилъ Бюсси, онъ не хотѣлъ разсердить ихъ, оказавъ снисхожденіе дворянину своего брата, и пошелъ далѣе, не говоря ни слова.

Бюсси почтительно далъ пройдти королю.

-- Какъ! сказалъ герцогъ: -- ты промолчалъ?

-- Что же мнѣ было еще говорить?

-- Развѣ ты не видѣлъ, что Шомбергъ, Келюсъ и Можиронъ пожимали плечами, когда ты говорилъ?

-- Видѣлъ, ваше высочество, спокойно отвѣчалъ Бюсси.

-- Что же?

-- Не-ужь-то вы думаете, что я стану заводить ссору въ церкви?

-- А! вотъ-какъ! сказалъ герцогъ съ изумленіемъ: -- а я думалъ, что ты не видалъ, или не хотѣлъ видѣть.

Бюсси пожалъ плечами и, вышедъ вмѣстѣ съ герцогомъ изъ церкви, сказалъ ему:

-- Теперь къ вамъ, ваше высочество?

-- Прямо ко мнѣ; я вижу, что у тебя должны быть весьма-важныя новости.

-- Весьма-важныя, которыхъ вы и не подозрѣваете.

Герцогъ съ изумленіемъ посмотрѣлъ на Бюсси.

-- Я говорю правду, отвѣчалъ Бюсси.

-- Такъ дай мнѣ только поклониться королю; я сейчасъ же ворочусь.

Герцогъ пошелъ проститься съ королемъ, который, будучи въ самомъ пріятномъ расположеніи духа, позволилъ брату воротиться въ Парижъ, когда ему заблагоразсудится.

Поспѣшно воротившись къ Бюсси, онъ поѣхалъ съ нимъ вмѣстѣ въ домъ, который былъ отведенъ принцу.

Тамъ они заперлись.

-- Садись, сказалъ герцогъ: -- и разсказывай; я думалъ, что ты убитъ.

-- Повѣрю, ваше высочество.

-- И весь дворъ надѣлъ бѣлое платье, радуясь твоей мнимой смерти... но теперь не въ томъ дѣло. Ты разстался со мною, чтобъ наблюдать за прелестной незнакомкой! Кто эта женщина и чего могу я ожидать отъ нея?

-- Вы пожнете то, что посѣяли, ваше высочество: стыдъ и позоръ.

-- Что-о? спросилъ герцогъ, болѣе изумленный словами, нежели непочтительностью Бюсси.

-- Вы слышали мои слова, холодно возразилъ Бюсси:-- слѣдовательно, мнѣ не нужно повторять ихъ.

-- Объяснитесь, графъ; предоставьте загадки и анаграммы шуту короля.

-- Извольте, ваше высочество; мнѣ стоитъ только прибѣгнуть къ вашимъ воспоминаніямъ.

-- Но кто эта женщина?

-- Я думалъ, что вы узнали ее.

-- Такъ это она! вскричалъ герцогъ.

-- Она, ваше высочество.

-- Ты ее видѣлъ?

-- Видѣлъ.

-- Она говорила съ тобою?

-- Разумѣется; молчатъ только покойники... Впрочемъ, вы, можетъ-быть, имѣли свои причины надѣяться и полагать, что она умерла.

Герцогъ поблѣднѣлъ; жесткія слова того, который, по общему правилу, долженъ бы льстить ему, поразили его въ самое сердце.

-- Да, ваше высочество, продолжалъ Бюсси:-- хотя вы поставили молодую дѣвушку дворянскаго происхожденія въ такое положеніе, что ей оставалось только одно спасеніе -- въ самоубійствѣ... она, однакожь, спаслась другимъ способомъ отъ позора... Но не радуйтесь еще, ваше высочество: сохранивъ жизнь, она подверглась несчастію, которое хуже самой смерти...

-- Что же съ нею случилось? спросилъ герцогъ съ невольнымъ трепетомъ.

-- Ваше высочество! Одинъ человѣкъ спасъ ее отъ позора; этотъ человѣкъ спасъ ей жизнь; но онъ потребовалъ такую великую награду за услугу, оказанную несчастной дѣвушкѣ, что не стояло и спасать ее!

-- Говори, говори...

-- Чтобъ спастись отъ распростертыхъ уже объятій герцога анжуйскаго, любовницей котораго она не хотѣла сдѣлаться, дѣвица де-Меридоръ должна была укрыться въ объятіяхъ человѣка, котораго она презираетъ, ненавидитъ...

-- Что ты говоришь!

-- Я говорю, что Діана де-Меридоръ стала графиней Монсоро.

При этихъ словахъ, кровь такъ сильно бросилась въ лицо Франсуа, что даже глаза его побагровѣли.

-- Mordieu! вскричалъ онъ съ яростію: -- правду ли ты говоришь?

-- Съ этимъ вопросомъ вы можете обращаться къ кому угодно, только не къ Бюсси, гордо отвѣчалъ молодой дворянинъ.

-- Ты меня не понялъ, сказалъ принцъ: -- я не подозрѣваю твоей честности, Бюсси; я только изумляюсь, какъ дворянинъ изъ моей свиты, какой-нибудь Монсоро, дерзнулъ защитить женщину, которую я удостоивалъ своимъ вниманіемъ!

-- Отъ-чего же нѣтъ? спросилъ Бюсси.

-- Такъ и ты сдѣлалъ бы то же самое?

-- Я сдѣлалъ бы болѣе: я прямо предупредилъ бы ваше высочество, что вы поступаете неблагородно.

Герцогъ грозно взглянулъ на Бюсси, но тотчасъ же успокоился и продолжалъ болѣе-хладнокровнымъ тономъ:

-- Послушай, любезный Бюсси, смѣшно было бы, если бъ я сталъ извиняться...

-- Отъ-чего же смѣшно? Когда дѣло касается чести, вы ничто болѣе, какъ дворянинъ.

-- Потому-то я и прошу тебя быть судьею между мною и графомъ Монсоро,

-- Меня?

-- Да, тебя; я хочу, чтобъ ты сказалъ мнѣ откровенно, не поступилъ ли онъ со мною, какъ измѣнникъ?

-- Съ вами?

-- Со мною, потому-что онъ зналъ мои намѣренія.

-- А намѣренія вашего высочества были...?

-- Заслужить любовь Діаны.

-- Заслужить любовь ея?

-- Да; но ни въ какомъ случаѣ не прибѣгать къ насилію.

-- Не-уже-ли таковы, въ-самомъ-дѣлѣ, были ваши намѣренія? спросилъ Бюсси съ иронической улыбкой.

-- Конечно; и до послѣдней минуты я не измѣнялъ своихъ намѣреній, хотя Монсоро всячески и самымъ убѣдительнымъ образомъ уговаривалъ меня приступить прямо къ цѣли.

-- Не-уже-ли?... Не-уже-ли этотъ человѣкъ, въ-самомъ-дѣлѣ, уговаривалъ васъ обезчестить Діану?

-- Честное слово!

-- А! такъ это было только на словахъ?

-- Письменно. Хочешь ли, я покажу тебѣ одно изъ его писемъ?

-- О! вскричалъ Бюсси: -- еслибъ это была правда...

-- Погоди; ты сейчасъ убѣдишься.

И герцогъ поспѣшно пошелъ къ маленькому ящику, возлѣ котораго днемъ и ночью стоялъ на часахъ пажъ, и вынулъ изъ него записку, которую и вручилъ Бюсси.

-- Читай, сказалъ онъ: -- если не вѣришь моимъ словамъ.

Бюсси взялъ записку, дрожащею рукою развернулъ ее и прочелъ:

"Ваше высочество,

"Прошу васъ не безпокоиться: похищеніе удастся намъ прекрасно, потому-что молодая дѣвушка отправляется сегодня на недѣлю къ тёткѣ, живущей въ Людскомъ-Замкѣ; я беру все на себя, а потому вамъ не о чемъ безпокоиться. Что же касается до отчаянія дѣвушки, то оно исчезнетъ, когда вы предстанете предъ нею.-- Итакъ, я буду дѣйствовать... и сегодня вечеромъ... она будетъ въ замкѣ Боже.

"Вашего высочества всепокорнѣйшій слуга,

"Бріанъ де-Монсоро."

-- Что ты теперь скажешь, Бюсси? спросилъ принцъ, когда молодой дворянинъ во второй разъ пробѣжалъ письмо.

-- Я скажу, что графъ Монсоро вамъ душевно преданъ.

-- То-есть, что онъ измѣнилъ мнѣ?

-- Ахъ, да! я и забылъ про послѣдствія.

-- Онъ обманулъ меня, измѣнникъ! Онъ увѣрилъ меня въ смерти дѣвушки...

-- Которую самъ укралъ у васъ; правда, это злая шутка. Но, продолжалъ Бюсси съ ѣдкой ироніей: -- надо простить любви г-на де-Монсоро.

-- А! ты думаешь?... протяжно произнесъ герцогъ съ злобной улыбкой.

-- Я ничего не думаю. Это ваше дѣло.

-- А что бы ты сдѣлалъ на моемъ мѣстѣ? Но постой, разскажи мнѣ сперва, что онъ сдѣлалъ?

-- Онъ увѣрилъ отца молодой дѣвушки, что вы ее похитили. Онъ вызвался быть ея защитникомъ и пріѣхалъ въ замокъ Боже съ письмомъ отъ барона де-Меридоръ, подплылъ на лодкѣ къ окну той комнаты, въ которой находилась плѣнница, и увезъ ее; потомъ, заключивъ ее въ извѣстный вамъ домъ, онъ до того стращалъ ее, что она рѣшилась отдать ему свою руку.

-- Какая гнусная низость! вскричалъ герцогъ.

-- Онъ надѣялся на покровительство вашего высочества, сказалъ Бюсси съ обыкновенною своего смѣлостью.

-- А, Бюсси!.. ты увидишь, умѣю ли я мстить!

-- Мстить! полноте; вы этого не сдѣлаете.

-- Отъ-чего?

-- Принцы не мстятъ, ваше высочество:-- они наказываютъ. Вы объявите этому Монсоро, что онъ подлый измѣнникъ, и накажете его.

-- Но какимъ-образомъ?

-- Возвративъ счастіе Діанѣ Меридоръ.

-- Могу ли я это сдѣлать?

-- Можете, ваше высочество.

-- Но какъ, говори же!

-- Возвративъ ей свободу.

-- Объяснись.

-- Бракъ, въ который она вступила, былъ вынужденный; слѣдовательно, онъ недѣйствителенъ.

-- Ты правъ.

-- Прикажите расторгнуть этотъ бракъ, и вы поступите, какъ благородный принцъ и достойный дворянинъ.

-- Гм! мнительно произнесъ принцъ:-- ты, Бюсси, что-то очень-горячо вступаешься за это дѣло.

-- Я... ни мало; я забочусь только объ одномъ: чтобъ не сказали, что Луи де-Клермонъ графъ де-Бюсси служитъ коварному принцу и безчестному человѣку.

-- Такъ ты увидишь!.. Но какъ расторгнуть бракъ?

-- Очень-просто; пускай дѣйствуетъ отецъ ея.

-- Баронъ де-Меридоръ?

-- Да.

-- Но вѣдь онъ далеко... въ своемъ имѣніи.

-- Онъ здѣсь, ваше высочество, то-есть, въ Парижѣ.

-- У тебя?

-- Нѣтъ, у своей дочери. Поговорите съ нимъ, ваше высочество; обѣщайте ему свое покровительство; пусть онъ увидитъ въ вашемъ высочествѣ не врага, а защитника; пусть тотъ, кто за нѣсколько дней проклиналъ ваше имя, благословитъ его!

-- Онъ человѣкъ весьма-сильный въ своемъ краю, сказалъ герцогъ: -- говорятъ, онъ имѣетъ вліяніе на всю провинцію.

-- Точно такъ, ваше высочество; но вы должны думать не объ этомъ, а о томъ, что онъ отецъ, что дочь его несчастна...

-- Когда же я могу увидѣться съ нимъ?

-- Какъ только воротитесь въ Парижъ.

-- Хорошо.

-- И такъ, я могу положиться на васъ?

-- Можешь.

-- Честное слово дворянина?

-- Честное слово принца.

-- Когда же вы уѣдете отсюда?

-- Сегодня вечеромъ; ты подождешь меня?

-- Нѣтъ; я поскачу впередъ.

-- Ступай, и будь готовъ.

-- Я всегда готовъ къ услугамъ вашего высочества. Гдѣ я увижусь съ вами?

-- На выходѣ у короля, завтра въ полдень.

-- Я буду тамъ; прощайте.

Не теряя ни минуты, Бюсси ускакалъ въ Парижъ, чтобъ поскорѣе утѣшить барона, которому обѣщалъ помочь, и Діану, которой возвращалъ жизнь.

ГЛАВА XII.

Какъ Шико воротился въ Лувръ и какъ его принялъ король Генрихъ III.

Было одиннадцать часовъ утра, но всѣ еще спали въ Луврѣ; часовые на дворѣ осторожно прохаживались взадъ-и-впередъ; стражи разговаривали шопотомъ.

Боялись разбудить короля, отдыхавшаго послѣ возвращенія изъ Шартра.

Два человѣка въ одно время подъѣхали къ главнымъ воротамъ Лувра; одинъ на красивой берберійской лошади; другой на андалузскомъ конѣ, покрытомъ пѣной.

Они вмѣстѣ остановилась у воротъ и взглянули другъ на друга.

-- Мосьё де-Шико, сказалъ младшій, вѣжливо поклонившись:-- здоровы ли вы?

-- А! мосьё Бюсси! слава Богу, я здоровъ, отвѣчалъ Шико съ ловкостью и вѣжливостью истиннаго дворянина.

-- Вы являетесь къ выходу короля? спросилъ Бюсси.

-- И вы, вѣроятно, тоже.

-- Нѣтъ. Мнѣ надо повидаться съ герцогомъ анжуйскимъ. Вы знаете, г. Шико, прибавилъ Бюсси улыбаясь:-- что я не имѣю чести быть въ числѣ любимцевъ его величества.

-- Это не относится къ чести короля.

Бюсси поклонился.

-- Вы издалека? спросилъ Бюсси: -- Мнѣ сказали, что вы куда-то уѣзжали?

-- Да, я былъ на охотѣ, возразилъ Шико.-- Но и вы, кажется, уѣзжали?

-- Да, мнѣ надобно было побывать въ провинціи; отвѣчалъ Бюсси:-- теперь, могу ли я просить васъ оказать мнѣ услугу?

-- Сдѣлайте одолженіе! сказалъ Шико: -- поставлю себѣ за особенную честь быть пріятнымъ графу Бюсси.

-- Вы, какъ человѣкъ свой, домашній, пройдете прямо во внутренніе покои, между-тѣмъ, какъ я долженъ буду дожидаться въ передней; потрудитесь, пожалуйста, дать знать герцогу анжуйскому, что я жду его.

-- Развѣ герцогъ въ Луврѣ? спросилъ Шико.-- Ахъ, да! Онъ, вѣроятно, хочетъ быть на выходѣ у его величества; но отъ-чего же вы не хотите войдти вмѣстѣ со мною, графъ?

-- Боюсь гнѣвнаго лица короля.

-- Ба!

-- Онъ не балуетъ меня своими ласковыми улыбками.

-- Будьте спокойны; скоро все перемѣнится.

-- Ужь не чернокнижникъ ли вы, мосьё Шико?

-- Отчасти. Смѣлѣе, мосьё Бюсси, войдемте вмѣстѣ.

Шико и Бюсси вошли во дворецъ; одинъ направился къ покоямъ герцога анжуйскаго, темъ самымъ, которые прежде занимала королева Маргерита; другой къ спальнѣ короля.

Генрихъ III только-что проснулся, позвонилъ въ большой колокольчикъ, и толпа слугъ и друзей ворвалась въ королевскій покой. Бульйонъ изъ дичи, вино, приправленное пряностями, и пирожки съ говядиной были уже поданы, когда Шико вошелъ въ комнату своего повелителя и, не поздоровавшись съ нимъ, сѣлъ къ столу, поѣлъ и напился.

-- Par la mordieu! вскричалъ король съ внутреннею радостью, хотя и притворялся разгнѣваннымъ: -- это, кажется, Шико, бѣглецъ, бродяга, разбойникъ?

-- Что съ тобой, что съ тобой, сынъ мой? сказалъ Шико, безъ церемоніи садясь съ запыленными сапогами въ огромное кресло, украшенное золотыми лиліями, и въ которомъ сидѣлъ уже самъ Генрихъ III.-- Не-ужь-то мы забываемъ ту маленькую ретираду изъ Польши, въ которую мы играли роль оленя, а магнаты замѣняли собакъ? Пиль! пиль! лови его!

-- Ну такъ! сказалъ Генрихъ:-- опять ты начнешь надоѣдать мнѣ своими грубостями. Въ твое отсутствіе я былъ совершенно-покоенъ, никто не тревожилъ меня.

-- Ба! ба! сказалъ Шико: -- ты вѣчно жалуешься! Скажи же мнѣ, Генрик е, что ты дѣлалъ во время моего отсутствія? Хорошо ли ты правилъ своей прекрасной Франціей?

-- Шико!

-- Что? народецъ нашъ по-прежнему жалуется?

-- Дуракъ!

-- Повѣсили ли кого-нибудь изъ завитыхъ красавчиковъ? Ахъ, извините, мосьё де-Келюсъ; я не зналъ, что вы здѣсь.

-- Шико, мы поссоримся!

-- Осталось ли еще сколько-нибудь денегъ въ нашихъ сундучкахъ? Или все перешло къ Жидамъ? или и Жидовъ-то обобрали? По-дѣломъ имъ! Надо веселиться; жизнь ужасно-скучна и однообразна!

И онъ сталъ собирать съ золотой тарелки крошки слоенаго тѣста пирожковъ съ говядиной.

Король засмѣялся: ссоры его съ Шико всегда оканчивались смѣхомъ.

-- Говори же, сказалъ онъ: -- что ты дѣлалъ три недѣли?

-- Я выдумалъ планъ маленькой процессіи въ трехъ отдѣленіяхъ, отвѣчалъ Шико.-- Слушайте:

"Первое отдѣленіе -- кающіеся грѣшники, одѣтые въ одной рубахѣ и, пожалуй, панталонахъ, идутъ отъ Лувра къ Монмартру и дерутъ другъ друга за волосы.

"Второе отдѣленіе -- тѣ же кающіеся, обнаженные по поясъ, колотятъ другъ друга четками, возвращаясь отъ Монмартра къ Сен-Женевьевскому-Аббатству.

"Наконецъ, третье отдѣленіе -- тѣ же кающіеся, совершенно-наrie, безпощадно колотятъ другъ друга плетками, возвращаясь отъ Сен-Женевьевскаго-Аббатства въ Лувръ.

"Хотилось-было мнѣ, для большаго эффекта, вывесть ихъ на Гревскую-Площадь, чтобъ тамъ палачъ сжегъ ихъ всѣхъ отъ перваго до послѣдняго; но я вспомнилъ, что огнь вѣчный уже ждетъ ихъ въ аду... Вотъ и все!"

-- Скажи мнѣ лучше, гдѣ ты пропадалъ? спросилъ король.-- Знаешь ли, что я велѣлъ искать тебя по всѣмъ грязнымъ закоулкамъ Парижа?

-- Меня въ Луврѣ не было.

-- Я думалъ, что тобою завладѣлъ какой-нибудь распутникъ.

-- Этого быть не могло...

-- Слѣдовательно, я ошибался?

-- Какъ всегда и во всемъ.

-- Ты, пожалуй, скажешь, что ѣздилъ на поклоненіе къ святымъ мѣстамъ.

-- Именно, и ѣздилъ не одинъ, а съ монахомъ.

Въ это самое время, вошелъ г. Монсоро и низко поклонился королю.

-- А! это вы, господинъ обер-егермейстеръ, сказалъ Генрихъ: -- скоро ли вы устроите намъ хорошую охоту?

-- Когда вашему величеству будетъ угодно. Я узналъ, что въ Сен-Жермен-аи-Лэ развелось много кабановъ.

-- Опасно охотиться за кабанами, сказалъ Шико.-- Я помню, что короля Карла IX чуть не убилъ кабанъ на охотѣ; притомъ же, на кабана надобно охотиться съ огромными колами, -- какъ-разъ мозоли натрешь. Не правда ли, сынъ мой?

Графъ Монсоро косо посмотрѣлъ на Шико.,

-- Знаешь, ли, продолжалъ Гасконецъ, обращаясь къ Генриху: -- знаешь ли, что твой обер-егермейстеръ недавно встрѣтилъ волка?

-- Отъ-чего ты такъ думаешь?

-- Отъ-того, что, подобно облакамъ поэта Аристофана, онъ сохранилъ выраженіе лица и особенно глаза волчьи; удивительное сходство!

Графъ Монсоро поблѣднѣлъ и, обратившись къ Шико, сказалъ:

-- Г. Шико, я мало живалъ при дворѣ и не привыкъ къ шутамъ. Предувѣдомляю васъ, что не люблю, когда меня оскорбляютъ въ присутствіи моего короля, особенно, когда дѣло идетъ о моей службѣ.

-- Вотъ забавно! сказалъ Шико: -- а мы, придворные, очень любимъ посмѣяться. Еще недавно, король отпустилъ такую шутку, что мы всѣ чуть не померли со смѣха.

-- Какую шутку? спросилъ Монсоро.

-- Какъ же! онъ пожаловалъ васъ въ обер-егермейстеры; вы видите, что король тоже любитъ пошутить!

Монсоро бросилъ на Гасконца взглядъ, исполненный ярости.

-- Полно, полно! сказалъ Генрихъ, видя, что дѣло доходило до ссоры: -- поговоримъ лучше о чемъ-нибудь другомъ.

-- Да, поговоримъ о послѣдней шартрской церемоніи, сказалъ Шико.

-- Шико, не богохульствуй! возразилъ король строгимъ голосомъ.

-- Не богохульствуй? повторилъ Шико.-- Ошибаешься, Генрихъ, сынъ мой: я человѣкъ военный и, пожалуй, придворный. Я никогда не богохульствую.

Генрихъ зѣвнулъ, протеръ глаза и улыбнулся.

-- У тебя за отвѣтомъ дѣло не станетъ, сказалъ Генрихъ и, оборотившись къ придворнымъ, заговорилъ о другомъ.

-- Государь мой, сказалъ Монсоро тихимъ голосомъ Гасконцу: -- не угодно ли вамъ зайдти въ амбразуру этого окна?

-- Какъ же, какъ же, съ удовольствіемъ! отвѣчалъ Шико.

-- Такъ пожалуйте за мною.

-- На край свѣта, если прикажете!

-- Оставьте шутки, вы никого уже не разсмѣшите ими, потому-что никто ихъ не услышитъ, сказалъ Монсоро, слѣдуя за шутомъ въ амбразуру окна.-- Теперь мы лицомъ-къ-лицу, господинъ Шико, господинъ шутъ, господинъ проказникъ, и потому можемъ, поговорить серьёзно. Дворянинъ запрещаетъ вамъ, -- слышите ли? запрещаетъ подшучивать надъ нимъ; особенно, онъ совѣтуетъ вамъ вспомнить, что въ лѣсу еще много палокъ, которыя бьютъ такъ же, какъ тѣ, которыми потчивалъ васъ мосьё де-Майеннъ.

-- А! произнесъ Шико, по-видимому очень-хладнокровно, хотя въ черныхъ глазахъ его сверкнула молнія.-- А! вы напоминаете мнѣ, какъ много я обязанъ г-ну де-Майенну; не желаете ли вы, чтобъ я сдѣлался и вашимъ должникомъ, и чтобъ питалъ къ вамъ столько же признательности, какъ и къ герцогу майеннскому?

-- Вы забываете еще одного изъ вашихъ кредиторовъ.

-- Не-уже-ли? кажется, у меня хорошая память... Кто же этотъ забытый кредиторъ?

-- Николай Давидъ.

-- О, ошибаетесь! отвѣчалъ Шико съ мрачной усмѣшкой:-- этому я ничего больше не долженъ; мы съ нимъ разсчитались.

Въ это самое время къ нимъ подошелъ Бюсси.

-- Ахъ, мосьё де-Бюсси, сказалъ Шико:-- помогите мнѣ, пожалуйста. Графъ Монсоро загналъ меня сюда точно оленя; скажите ему, сдѣлайте одолженіе, что я кабанъ, и что кабанъ бросается на охотника.

-- Шико, сказалъ Бюсси: -- мнѣ кажется, что вы обижаете господина обер-егермейстера, предполагая, что онъ не отдаетъ вамъ должной справедливости, какъ дворянину. Графъ, продолжалъ Бюсси, обращаясь къ Монсоро: -- позвольте вамъ доложить, что герцогъ анжуйскій желаетъ говорить съ вами.

-- Со мною? съ безпокойствомъ спросилъ Монсоро.

-- Съ вами, графъ, отвѣчалъ Бюсси.

Монсоро обратилъ на Бюсси проницательный взглядъ, какъ-бы желая проникнуть въ глубину души его, но, встрѣтивъ ясный взглядъ Бюсси, долженъ былъ невольно опустить глаза.

-- Пойдете вы со мною? спросилъ обер-егермейстеръ молодаго дворянина.

-- Нѣтъ, я пойду впередъ извѣстить его высочество, что вы сейчасъ будете.

И Бюсси поспѣшно удалился, скользя между толпою придворныхъ.

Герцогъ анжуйскій былъ въ своемъ кабинетѣ и перечитывалъ письмо, содержаніе котораго уже извѣстно нашимъ читателямъ. Услышавъ шумъ за дверью и полагая, что идетъ Монсоро, онъ поспѣшно спряталъ письмо.

Вошелъ Бюсси.

-- Ну что? спросилъ герцогъ.

-- Онъ сейчасъ будетъ, ваше высочество.

-- Онъ ничего не подозрѣваетъ?

-- А хоть бы и подозрѣвалъ, возразилъ Бюсси: -- такъ что за бѣда? Не вамъ ли онъ всѣмъ обязанъ? Вы извлекли его изъ ничтожества, и опять можете туда же обратить.

-- Конечно, отвѣчалъ герцогъ съ тою озабоченностью, въ которую онъ всегда повергался предъ какимъ-нибудь событіемъ, гдѣ надо было показать энергію.

-- Можетъ-быть, вамъ кажется сегодня, что онъ не совсѣмъ виновенъ?

-- О, напротивъ! преступленіе его изъ тѣхъ, которыя увеличиваются по-мѣрѣ-того, какъ ихъ обсуживаешь.

-- Впрочемъ, сказалъ Бюсси:-- все сосредоточивается на одномъ пунктѣ: онъ измѣнническимъ образомъ похитилъ молодую дѣвушку, дочь дворянина, женился на ней обманомъ и продѣлками, недостойными дворянина; онъ самъ будетъ требовать, чтобъ бракъ былъ расторгнутъ: иначе, вы его принудите къ тому.

-- Рѣшено.

-- Не забудьте, что именемъ отца, именемъ молодой дѣвушки, именемъ древняго рода Меридоровъ, вы дали мнѣ слово.

-- Честное слово!

-- Не забудьте, что отецъ и дочь извѣщены обо всемъ и съ невыразимою боязнію ждутъ послѣдствій вашего свиданія съ этимъ человѣкомъ.

-- Молодая дѣвушка будетъ свободна; клянусь, Бюсси.

-- А! ваше высочество, сказалъ Бюсси:-- если вы это сдѣлаете, я увѣрюсь тогда, что вы великодушный принцъ.

И онъ почтительно поцаловалъ руку, подписавшую столько лживыхъ обѣщаній, измѣнившую столькимъ клятвамъ.

Въ это время, въ передней послышались шаги.

-- Это онъ, сказалъ Бюсси.

-- Позвать сюда графа Монсоро, вскричалъ Франсуа съ строгостію, показавшеюся Бюсси добрымъ предзнаменованіемъ.

И молодой дворянинъ, почти увѣренный въ томъ, что достигъ своей цѣли, не могъ удержать гордо-иронической улыбки, поклонившись входившему Монсоро; обер-егермейстеръ отвѣчалъ на поклонъ Бюсси съ тою ледянистою вѣжливостью, подъ которою, какъ подъ непроницаемою корою, умѣлъ скрывать все происходившее въ душъ его.

Бюсси вышелъ въ знакомый намъ корридоръ, въ тотъ самый корридоръ, въ которомъ Карлъ IX, Генрихъ III, герцогъ Алансонъ и герцогъ Гизъ чуть не задушили Ла-Моля. Этотъ корридоръ и примыкавшая къ нему передняя были наполнены дворянами, пришедшими засвидѣтельствовать свое почтеніе герцогу.

Бюсси вмѣшался въ толпу ихъ, и всѣ почтительно разступились предъ нимъ, столько же изъ уваженія къ его собственной особѣ, какъ и изъ уваженія къ милости, въ которой онъ находился у герцога анжуйскаго. Дворянинъ скрылъ въ глубинѣ души свои ощущенія и опасенія, и съ притворнымъ спокойствіемъ ожидалъ окончанія разговора, отъ котораго зависѣло счастіе всей его жизни.

Разговоръ постепенно становился громче и громче; Монсоро былъ не изъ тѣхъ людей, которые уступаютъ безъ борьбы, безъ сопротивленія. Но герцогъ былъ съ нимъ въ такихъ отношеніяхъ, что ему стояло только наложить на него руку, чтобъ уничтожить его.

Вдругъ раздался громкій голосъ принца. Онъ, по-видимому, что-то приказывалъ.

Бюсси затрепеталъ отъ радости.

Но въ-слѣдъ за тѣмъ наступила глубокая тишина; придворные замолчали, съ безкопойствомъ смотря другъ на друга.

Предаваясь то боязни, то надеждѣ, Бюсси не зналъ, что это значило... прошло четверть часа.

Вдругъ дверь комнаты герцога отворилась, и за занавѣсомъ послышались голоса, весело и дружески разговаривавшіе.

Бюссгі зналъ, что, кромѣ обер-егермейстера, никого не было съ герцогомъ, и что еслибъ не произошло между ними ничего неожиданнаго, то они, вѣрно, не разговаривали бы такъ весело.

Онъ невольно поблѣднѣлъ. Вся кровь его хлынула, къ сердцу.

Вскорѣ голоса приблизились, и изъ-за занавѣса вышелъ Монсоро, кланяясь герцогу, который проводилъ его до порога, сказавъ:

-- Прощай, мой другъ. И такъ, рѣшено.

-- Другъ, проворчалъ Бюсси; -- mordieu! Это что значитъ?

-- И такъ, ваше высочество, сказалъ Монсоро, продолжая говорить съ принцомъ: -- вы сами теперь того мнѣнія, что долѣе скрываться не должно.

-- Не должно, отвѣчалъ герцогъ:-- вся эта таинственность не что иное, какъ ребячество.

-- Слѣдовательно, сегодня же вечеромъ я представлю ее королю.

-- Представляйте смѣло; я предувѣдомлю его величество.

Потомъ герцогъ наклонился къ уху обер-егермейстера и шепнулъ ему нѣсколько словъ.

-- Я уже распорядился, ваше высочество, отвѣчалъ Монсоро.

Монсоро еще разъ поклонился герцогу, обратившему взоръ на придворныхъ; онъ не замѣтилъ Бюсси, скрывавшагося за складками оконнаго занавѣса.

-- Господа, сказалъ Монсоро, обратившись къ дворянамъ, ожидавшимъ своей очереди, чтобъ предстать предъ принца и кланявшимся новому любимцу:-- господа, позвольте мнѣ сообщить вамъ новость: его высочеству угодно было позволить мнѣ объявить всѣмъ о моемъ бракосочетаніи съ Діаной де-Меридоръ -- бракосочетаніи, заключенномъ уже мѣсяцъ тому назадъ. Сегодня вечеромъ я буду имѣть честь представить жену свою ко двору.

Бюсси, задрожалъ: ударъ этотъ былъ такъ силенъ, что молодой человѣкъ чуть не лишился чувствъ.

Онъ выступилъ впередъ... и герцогъ и онъ, оба блѣдные, хотя волнуемые различными ощущеніями, помѣнялись взглядами... во взглядѣ Бюсси было глубокое негодованіе, во взглядѣ герцога анжуйскаго выразился ужасъ.

Монсоро прошелъ переднюю, сопровождаемый комплиментами и поздравленіями придворныхъ.

Бюсси сдѣлалъ-было движеніе, чтобъ идти къ принцу, но принцъ, замѣтилъ это движеніе и предупредилъ молодаго дворянина, поспѣшно опустивъ занавѣсъ; за занавѣсомъ стукнула дверь и щелкнулъ замокъ.

Тогда опять горячая, волновавшаяся кровь Бюсси хлынула къ его сердцу. Рука его невольно опустилась на кинжалъ, висѣвшій съ боку; онъ машинально обнажилъ кинжалъ до половины, потому-что первое движеніе страстей этого человѣка было страшно... но потомъ онъ опять опустилъ кинжалъ въ ножны: любовь сковала всю горячность его; сильная, жгучая, невыносимая боль заглушила его гнѣвъ: казалось, сердце его разорвалось на части.

Въ этомъ пароксизмѣ двухъ боровшихся страстей, энергія молодаго человѣка была побѣждена; она пала, подобно двумъ яростнымъ волнамъ, которыя, казалось, готовы подняться до самаго неба, но по столкновеніи между собою разлетаются брызгами...

Бюсси понялъ, что если онъ долѣе останется здѣсь, то всѣ поймутъ и угадаютъ безумную его горесть; онъ пошелъ по корридору до секретной лѣстницы, спустился на дворъ Лувра, вскочилъ на лошадь и поскакалъ въ галопъ къ Сент-Антуанской-Улицѣ.

Баронъ и Діана ждали обѣщаннаго отвѣта; вскорѣ они увидѣли молодаго человѣка блѣднаго, разстроеннаго, унылаго.

Діана поняла все и громко вскрикнула.

-- Графиня! вскричалъ Бюсси:-- презирайте меня: я думалъ, что что-нибудь сдѣлать, а теперь убѣдился, что а существо ничтожное. Я думалъ, что могу что-нибудь сдѣлать, между-тѣмъ, я не могу даже умереть! Вы жена графа де-Монсоро, законная жена его... вы всѣми признаны и сегодня же вечеромъ будете представлены ко двору. Я же бѣдный безумецъ... или нѣтъ! вы правду говорили, баронъ... герцогъ анжуйскій низкій, коварный человѣкъ!

Внѣ себя отъ горести и ярости, Бюсси разстался съ старикомъ и его дочерью, вскочилъ на лошадь, вонзилъ ей шпоры въ бока ея и, самъ не зная куда, скакалъ опустивъ поводья, стараясь только заглушить страданія сердца, сильно стучавшаго въ груди его...

XIII.

Что произошло между его высочествомъ герцогомъ анжуйскимъ и обер-егермейстеромъ.

Теперь объяснимъ внеаанную перемѣну, происшедшую въ герцогѣ анжуйскомъ послѣ разговора съ Монсоро.

Герцогъ, принимая графа Монсоро, находился въ самомъ благопріятномъ положеніи для видовъ Бюсси. Раздражительность его была возбуждаема двумя господствовавшими въ сердцѣ его страстями: самолюбіе герцога было сильно затронуто; опасеніе огласки, которою угрожалъ ему Бюсси именемъ барона Монсоро, еще болѣе подстрекало гнѣвъ Франсуа.

И такъ, герцогъ анжуйскій принялъ обер-егермейстера съ тою строгостью, которая заставляла трепетать самыхъ безстрашныхъ придворныхъ: всѣ знали мстительность Франсуа.

-- Вашему высочеству было угодно меня видѣть? сказалъ Монсоро очень-спокойно и стараясь угадать по лицу принца причину гнѣва, скрывавшагося подъ его холодною наружностью.

-- Мнѣ надобно переговорить съ вами, сказалъ герцогъ:-- только прошу васъ быть откровеннымъ.

Монсоро поклонился.

-- Вѣдь вы вѣрный слуга, господинъ обер-егермейстеръ? вы искренно преданы мнѣ?

-- Я стараюсь всячески доказать вашему высочеству свою преданность.

-- Знаю, знаю; вы часто извѣщали меня о составленныхъ противъ меня заговорахъ; часто помогали моимъ намѣреніямъ, забывая собственныя выгоды, жертвуя даже жизнію...

-- Ваше высочество...

-- Я все это знаю и помню. Еще недавно -- я самъ долженъ напомнить вамъ объ этомъ, потому-что вы изъ деликатности никогда не упомянете объ оказанныхъ вами услугахъ, -- еще недавно, въ несчастномъ приключеніи...

-- Въ какомъ приключеніи, ваше высочество?

-- Въ похищеніи дочери барона Меридоръ... Бѣдная дѣвушка!

-- Увы! произнесъ Монсоро такимъ голосомъ, но которому восклицаніе его нельзя было прямо примѣнить къ словамъ Франсуа.

-- Вы сожалѣете объ ней, не правда ли?

-- Какъ не сожалѣть, ваше высочество? Вы сами...

-- Я? о, вы знаете, какъ я раскаявался въ этой пагубной прихоти! Только дружба моя къ вамъ, только важныя услуги, вами мнѣ оказанныя, могли заставить меня забыть, что вы виновникъ моего раскаянія, угрызеній совѣсти...

-- Это что значитъ? подумалъ Монсоро:-- не-уже-ли, въ-самомъ-дѣлѣ, одно пустое раскаяніе?

-- Ваше высочество, возразилъ онъ вслухъ: -- ваша природная доброта заставляетъ васъ напрасно обвинять себя: вы такъ же мало виноваты въ смерти этой дѣвушки, какъ и я...

-- Отъ-чего же?

-- Конечно; вѣдь вы не имѣли намѣренія довести ее до самоубійства?

-- Разумѣется, нѣтъ.

-- Слѣдовательно, вы и не виноваты; это одинъ случай...

-- Притомъ же, прибавилъ герцогъ, вперивъ взоръ въ глаза Монсоро: -- смерть все прикрыла своимъ непроницаемымъ покровомъ.

Въ голосѣ герцога было такое странное выраженіе, что Монсоро въ то же время поднялъ глаза и подумалъ:

-- Это не раскаяніе.

-- Ваше высочество, прибавилъ онъ вслухъ: -- угодно ли вамъ, я буду говорить откровенно?

-- Что удерживаетъ васъ? спросилъ принцъ съ гордостію, смѣшанною съ изумленіемъ.

-- И точно, возразилъ Монсоро:-- я не знаю, что удерживаетъ меня...

-- Говорите же!

-- О, ваше высочество, я хотѣлъ только сказать, что съ принцемъ столь великодушнымъ и умнымъ, я бы давно долженъ говорить открыто, прямо...

-- Давно бы?.. Что это значитъ?..

-- То, ваше высочество, что вы сами не были откровенны со мною.

-- Не-уже-ли? вскричалъ герцогъ съ громкимъ смѣхомъ, скрывавшимъ сильный гнѣвъ.

-- Выслушайте, ваше высочество, сказалъ Монсоро, почтительно поклонившись.-- Я знаю, зачѣмъ вамъ угодно было призвать меня.

-- Такъ говорите.

-- Вашему высочесту, можетъ-быть, угодно было сказать мнѣ, что Діана де-Меридоръ жива, и слѣдовательно, не въ чемъ раскаиваться?

-- А! наконецъ-то! Зачѣмъ же вы такъ долго не открывали мнѣ этого утѣшительнаго извѣстія?.. Нечего сказать, вы вѣрный, преданный слуга! Вы были свидѣтелемъ моей горести, моего отчаянія; я вамъ разсказывалъ о страшныхъ снахъ, меня терзавшихъ и не дававшихъ мнѣ покоя послѣ смерти этой дѣвушки. Вы все это знали... и молчали, -- между-тѣмъ, какъ однимъ словомъ могли разсѣять тоску, меня снѣдавшую!.. Какъ прикажете назвать подобное поведеніе, господинъ обер-егермейстеръ?

Послѣднія слова герцогъ произнесъ съ разразившимся негодованіемъ.

-- Ваше высочество, отвѣчалъ Монсоро: -- вы какъ-будто обвиняете меня...

-- Измѣнникъ! закричалъ герцогъ вскочивъ и подступая къ оберегермейстеру:-- я обвиняю тебя... да! Ты обманулъ меня! Ты похитилъ у меня женщину, которую я любилъ!..

Монсоро страшно поблѣднѣлъ, но остался по-прежнему спокоенъ и гордъ.

-- Правда, сказалъ онъ.

-- А! ты сознаешься... обманщикъ, плутъ!

-- Говорите тише, ваше высочество, сказалъ Монсоро холодно: -- вы забываете, что говорите съ дворяниномъ, преданнымъ...

Герцогъ судорожно захохоталъ.

-- Это что еще значитъ? проговорилъ онъ.

-- Это значитъ, отвѣчалъ Монсоро съ лицемѣрною кротостью: -- что еслибъ вашему высочеству угодно было меня выслушать, то я сказалъ бы вамъ, что я отъ-того и похитилъ эту дѣвушку, что вы любили ее!

Герцогъ не нашелся, что отвѣчать на эту дерзость.

-- Вотъ мое извиненіе, сказалъ обер-егермейстеръ почтительно: -- я пламенно любилъ Діану де-Меридоръ...

-- И я тоже! съ гордостію возразилъ Франсуа.

-- Знаю; но она... васъ не любила.

-- Ужь не тебя ли она любила?

-- Можетъ-быть! проговорилъ Монсоро.

-- Лжешь! лжешь! ты обманомъ увезъ ее... ты поступилъ хуже меня... Только мнѣ, господину, не удалось; а ты, слуга, былъ счастливѣе... отъ-того, что мнѣ помогало одно только могущество мое; ты же прибѣгнулъ къ измѣнѣ!

-- Ваше высочество, я любилъ ее.

-- А мнѣ какое до этого дѣло?

-- Герцогъ!..

-- Ты грозишь мнѣ, змѣя?

-- Берегитесь, ваше высочество! сказалъ Монсоро, опустивъ голову какъ тигръ, готовящійся броситься на свою жертву.-- Я любилъ ее... и вы ошибочно называете меня своимъ слугой. Жена моя принадлежитъ мнѣ; никто не можетъ отнять ее у меня! Я любилъ эту женщину; она должна была принадлежать мнѣ, и я отнялъ ее у васъ.

-- Не-уже-ли? вскричалъ Франсуа, бросившись къ колокольчику.-- Ты отнялъ ее!.. Такъ и я жь отниму ее у тебя!

-- Ошибаетесь, герцогъ, вскричалъ Монсоро, бросившись къ серебряному колокольчику, чтобъ воспрепятствовать принцу позвонить.-- Оставьте намѣреніе вредить мнѣ, потому-что, если вы оскорбите меня публично... если...

-- Отдай мнѣ эту женщину, говорятъ тебѣ!

-- Отдать? но какъ?.. Она моя жена; я женился на ней предъ лицомъ Господа!

Монсоро надѣялся на дѣйствіе послѣднихъ словъ; но они еще болѣе раздражили герцога.

-- Ты женился на ней предъ Господомъ, сказалъ онъ: -- и отдашь ее людямъ!

-- Какъ, стало-быть, вы все знаете? съ изумленіемъ спросилъ Монсоро.

-- Да; все знаю. Ты расторгаешь бракъ; а не то я расторгну его...

-- Это невозможно, герцогъ...

-- Завтра ты возвратишь Діану де-Меридоръ отцу ея; завтра ты самъ будешь изгнанъ! Черезъ часъ, ты долженъ продать мѣсто обер-егермейстера; вотъ мои условія... Соглашайся, васаллъ, или я уничтожу тебя въ прахъ, какъ этотъ стаканъ!

И, схвативъ со стола хрустальный бокалъ, украшенный эмалью и подаренный ему эрцгерцогомъ австрійскимъ, онъ съ яростію бросилъ его въ Монсоро, который уклонился отъ удара, но былъ засыпанъ осколками стекла.

-- Я не отдамъ жены, не продамъ мѣста и не выѣду изъ Парижа, отвѣчалъ Монсоро, бросившись къ Франсуа.

-- А!.. дерзкій!... проклятый!..

-- Я испрошу помилованіе у короля французскаго, у короля, вѣнчаннаго въ Аббатствѣ-св.-Женевьевы, и новый, добрый, благородный король, осчастливленный Божіею милостію, не откажется выслушать перваго просителя, къ нему являющагося!..

Монсоро постепенно возвышалъ голосъ и придавалъ болѣе-и-болѣе выразительности грознымъ словамъ; глаза его сверкали дикимъ, мрачнымъ огнемъ.

Франсуа поблѣднѣлъ, отступилъ назадъ, задернулъ массивный занавѣсъ двери и, схвативъ Монсоро за руку, проговорилъ задыхающимся, отрывистымъ голосомъ:

-- Хорошо... хорошо... графъ... Говорите... просите... только тише... тише... Я слушаю васъ.

-- Я буду говорить съ должнымъ почтеніемъ, сказалъ Монсоро, анезапно успокоившись.

Франсуа медленно прошелся по обширной комнатъ и заглянулъ за занавѣсь, какъ-бы желая удостовѣриться, что никто не слышалъ словъ графа Монсоро,

-- Говорите, графъ, сказалъ онъ наконецъ:-- вы хотѣли о чемъ-то просить меня?

-- Я хотѣлъ объяснить вашему высочеству, что пагубная любовь всему виною. Любовь, -- самая сильная изъ всѣхъ страстей... она заставила меня забыть мой долгъ, забыть уваженіе, которое обязанъ я питать къ вамъ, герцогъ...

-- Я уже говорилъ вамъ, графъ, что вы поступили измѣнническимъ образомъ.

-- Не обвиняйте меня, ваше высочество; я самъ понимаю всю тяжесть своего преступленія. Но выслушайте, герцогъ: вы богаты, молоды, счастливы... вы первый государь всего христіанскаго міра...

Герцогъ сдѣлалъ невольное движеніе.

-- Да, первый и самый великій государь... продолжалъ Монсоро шопотомъ: -- между престоломъ и вами остался одинъ шагъ... Я видѣлъ все величіе, всю славу вашей будущности, и, сравнивая ваше могущество съ маловажностью моихъ собственныхъ желаній, подумалъ: пусть тотъ, предъ которымъ я ничто, занимается своими блистательными мечтами; пусть онъ идетъ къ своей величественной цѣли; я же буду искать счастія въ ткни... онъ даже не замѣтитъ моего отсутствія, не обратитъ вниманія на то, что я лишаю его минутной прихоти...

-- Графъ! графъ! сказалъ герцогъ, невольно-увлеченный льстивымъ краснорѣчіемъ обер-егермейстера.

-- Вы простите мнѣ, ваше высочество?

Въ это время, герцогъ нечаянно поднялъ глаза. Онъ увидѣлъ на стѣнѣ портретъ Бюсси, на который любилъ смотрѣть, какъ нѣкогда на портретъ ла-Моля. На этомъ портретѣ такъ вѣрно было схвачено гордое выраженіе, мужественный вгзлядъ молодаго дворянина, что герцогу показалось, будто онъ видитъ передъ собою самого Бюсси съ огненнымъ взглядомъ, Бюсси, представшаго предъ нимъ, чтобъ придать ему мужества.

-- Нѣтъ, сказалъ герцогъ: -- я не могу простить васъ; я забочусь не о себѣ, Богъ тому свидѣтель, а о несчастномъ отцѣ, недостойнымъ образомъ обманутомъ и требующемъ, чтобъ ему отдали дочь его... Я забочусь о бѣдной женщинѣ, которую вы насильно заставили выйдти за себя... Вы знаете, графъ, что первая обязанность государя -- правосудіе.

-- Ваше высочество...

-- Правосудіе первая обязанность государя...

-- Мнѣ кажется, что и признательность также первая обязанность жороля.

-- Что вы говорите?

-- Я говорю, что король никогда не долженъ забывать, кому обязанъ престоломъ... Я возвелъ васъ на престолъ, государь!

-- Монсоро! вскричалъ герцогъ съ большимъ ужасомъ: -- Монсоро! повторилъ онъ тихимъ и дрожащимъ голосомъ: -- слѣдовательно вы такъ же измѣняете королю, какъ измѣнили принцу?

-- Я служу тому, кто покровительствуетъ мнѣ! продолжалъ Монсоро болѣе и болѣе возвышая голосъ.

-- Несчастный!..

И герцогъ еще разъ взглянулъ на портретъ Бюсси.

-- Не могу! продолжалъ онъ слабымъ голосомъ.-- Монсоро, вы благородный дворянинъ; слѣдственно, должны понять, что я не могу одобрить вашего поведенія.

-- Отъ-чего же нѣтъ, ваше высочество?

-- Отъ-того, что это поступокъ, недостойный ни васъ, ни меня... Откажитесь отъ этой женщины, любезный графъ, принесите мнѣ еще эту жертву; окажите мнѣ эту услугу, и требуйте, чего хотите...

-- Итакъ, вы еще любите Діану де-Меридоръ, ваше высочество? спросилъ Монсоро, поблѣднѣвъ отъ ревности.

-- Нѣтъ! нѣтъ! Клянусь, что нѣтъ!

-- Такъ о чемъ же вы заботитесь? Она моя жена; я дворянинъ... чего же вамъ болѣе?

-- Но она васъ не любитъ.

-- Что за бѣда!

-- Откажитесь отъ нея, умоляю васъ, Монсоро...

-- Не могу...

-- Въ такомъ случаѣ... говорилъ герцогъ въ величайшемъ отчаяніи:-- я... вы...

-- Подумайте, государь!

При послѣднемъ словѣ, холодный потъ выступилъ на лбу герцога.

-- Вы донесете на меня?

-- Донесу. Если новый государь, котораго мы избрали, оскорбитъ меня, лишитъ меня чести и счастія, я буду искать защиты и покровительства у прежняго.

-- Это низко!

-- Правда; но влюбленный готовъ и на низость.

-- Это подло!

-- Правда; влюбленный готовъ и на подлость.

Герцогъ хотѣлъ броситься на Монсоро; но тотъ остановилъ его однимъ взглядомъ, одной улыбкой.

-- Вы ничего не выиграете, если и убьете меня, ваше высочество, сказалъ онъ: -- есть тайны, которыя всплываютъ точно утопленники! Останьтесь лучше милостивымъ королемъ, если хотите, чтобъ я остался вѣрноподданнымъ!

Герцогъ ломалъ себѣ пальцы, царапалъ ихъ когтями.

-- Не-уже-ли вы не хотите оказать маловажной услуги человѣку, душевно вамъ преданному?

Франсуа всталъ.

-- Что вамъ надобно? спросилъ онъ.

-- Соблаговолите, государь...

-- Несчастный! не-уже-ли ты хочешь, чтобъ я просилъ тебя о пощадѣ!

-- О, ваше высочество!

И Монсоро низко поклонился.

-- Говорите же! проговорилъ Франсуа.

-- Прощаете ли вы мнѣ?

-- Прощаю.

-- Вы помирите меня съ барономъ де-Меридоромъ?

-- Помирю.

-- Вы подпишете мой свадебный контрактъ?

-- Подпишу, отвѣчалъ герцогъ задыхающимся голосомъ.

-- И удостоите жену мою улыбкой въ тотъ день, когда она явится у королевы, которой я намѣренъ ее представить.

-- Хорошо. Все ли теперь?

-- Рѣшительно все, ваше высочество.

-- Идите же; я далъ вамъ слово.

-- А вы, сказалъ Монсоро герцогу на ухо: -- вы останетесь на престолѣ, на который я возвелъ васъ! Прощайте, государь.

Въ этотъ разъ, послѣднее слово было произнесено такъ тихо, что оно польстило слуху герцога.

-- Теперь, подумалъ Монсоро удаляясь: -- мнѣ остается только узнать, кто увѣдомилъ обо всемъ герцога.

XIV.

Въ тотъ же день, графъ Монсоро представилъ, по желанію герцога анжуйскаго, жену свою королевѣ.

Генрихъ, передъ отходомъ ко сну, получилъ извѣщеніе отъ г. де-Морвилье, что на другой день былъ назначенъ большой совѣтъ.

Онъ не разспрашивалъ канцлера: было поздно, и его величеству хотѣлось спать. Для совѣта былъ назначенъ самый удобный часъ, чтобъ не обезпокоить короля.

Достойный канцлеръ прекрасно зналъ своего повелителя; онъ зналъ, что король не будетъ слушать съ надлежащимъ вниманіемъ его доклада. Онъ зналъ, что Генрихъ, часто страдавшій безсонницею, всю ночь будетъ думать о предстоящемъ совѣтѣ; что это возбудитъ его любопытство, и, слѣдовательно, онъ внимательнѣе выслушаетъ докладъ канцлера.

Г. де-Морвилье не ошибся въ своемъ разсчетѣ.

Проспавъ часа три или четыре, Генрихъ проснулся, вспомнилъ о томъ, что говорилъ ему канцлеръ, сѣлъ на кровать и сталъ раздумывать.

Но вскорѣ ему надоѣло думать одному; онъ слѣзъ съ постели, и, не измѣняя ночнаго туалета, пошелъ къ комнатѣ Шико, въ которой провели первую брачную ночь Сен-Люкъ и мамзель де-Бриссакъ.

Гасконецъ крѣпко спалъ и храпѣлъ.

Генрихъ три раза дергалъ его за руку и не могъ разбудить.

Послѣ третьяго раза, онъ такъ громко закричалъ, что Шико встрепенулся и открылъ одинъ глазъ.

-- Шико! повторилъ король.

-- Что тамъ еще? спросилъ Шико.

-- Э! другъ мой, сказалъ Генрихъ: -- какъ ты можешь спать такъ крѣпко, когда король твой бодрствуетъ?

-- Ахъ, Боже мой! вскричалъ Шико, притворяясь, будто не узналъ короля: -- ужь не заболѣлъ ли его величество?

-- Шико, другъ мой, сказалъ Генрихъ: -- это я!

-- Кто -- ты?

-- Я, Генрихъ!

-- Сынъ мой, я вижу, что ты неосторожно поужиналъ. Вѣдь я предостерегалъ тебя!

-- Да я почти и не ѣлъ.

-- Такъ, стало-быть, тебя отравили, сказалъ Шико:-- Venire de biche! Какъ ты блѣденъ, Генрихъ!

-- Вѣдь я въ полотняной маскѣ.

-- Такъ, стало быть, ты здоровъ?

-- Здоровъ.

-- Зачѣмъ же ты меня будишь?

-- Мнѣ грустно.

-- Не-уже-ли? Смотри, пожалуй!

-- Мнѣ очень-грустно.

-- Тѣмъ лучше.

-- Какъ, тѣмъ лучше?

-- Да такъ; грусть заставляетъ призадуматься; а призадумаешься, такъ и разсудишь, что въ два часа ночи можно будить честнаго человѣка развѣ только для того, чтобъ сдѣлать ему подарокъ. Что же ты мнѣ принесъ? Показывай.

-- Ничего, Шико; я пришелъ говорить съ тобою.

-- Этого мало.

-- Шико, г. де-Морвилье быль вчера при дворѣ.

-- Ты принимаешь всякую сволочь; зачѣмъ же онъ приходилъ?

-- Сказать, что завтра будетъ большой совѣтъ, и просить аудіенціи.

-- Вотъ по всему видно, что онъ порядочный человѣкъ; онъ сперва спроситъ позволенія, а потомъ войдетъ.

-- Что ему отъ меня надобно, Шико?

-- Какъ, несчастный! Ты для этого только вопроса разбудилъ меня?

-- Шико, другъ мой, ты знаешь, что моя полиція находится подъ вѣдѣніемъ Морвилье.

-- Не знаю, отвѣчалъ Шико: -- да и знать не хочу.

-- Онъ всегда подробно доноситъ мнѣ обо всемъ.

-- Господи Боже мой! Какъ бы я теперь сладко спалъ!

-- Ты сомнѣваешься въ бдительности канцлера? спросилъ Генрихъ.

-- Да, corboeuf, сомнѣваюсь! отвѣчалъ Шико: -- и имѣю на то свои причины.

-- Какія же?

-- Будетъ съ тебя одной, или нѣтъ?

-- Будетъ, если она хороша.

-- И послѣ мнѣ можно будетъ спать?

-- Да?

-- Ну, такъ слушай: въ одинъ прекрасный день... впрочемъ, нѣтъ, это было вечеромъ...

-- Все равно.

-- Совсѣмъ не все равно. Однажды вечеромъ, я прибилъ тебя, Келюса и Шомберга въ улицѣ Фруамантель...

-- Ты прибилъ?..

-- Да, прибилъ; прибилъ всѣхъ троихъ.

-- За что?

-- За то, что оскорбили моего пажа; я прибилъ, а Морвилье не узналъ объ этомъ.

-- Какъ? вскричалъ Генрихъ:-- такъ это былъ ты, злодѣй! разбойникъ!

-- Я самъ, сказалъ Шико, потирая руки: -- не правда ли, сынъ мой, у меня рука довольно-тяжела?

-- Негодяй!

-- Такъ ты признаешься?

-- Я велю высѣчь тебя, Шико!

-- Не въ томъ дѣло: понятно ли тебѣ теперь, или нѣтъ? вотъ все, что я желаю знать.

-- Ты это знаешь такъ же хорошо, какъ я самъ, несчастный!

-- Призывалъ ли ты на другой день своего Морвилье?

-- Призывалъ; онъ былъ у меня при тебѣ.

-- Разсказалъ ли ты ему о непріятномъ приключеніи, случившемся наканунѣ съ однимъ изъ твоихъ пріятелей?

-- Разсказалъ.

-- Приказывалъ ли ты ему отъискать виновнаго?

-- Приказывалъ.

-- Отъискалъ ли онъ его?

-- Нѣтъ.

-- Ну, такъ ты видишь, что полиція твоя никуда не годится.

И, обратившись лицомъ къ стѣнѣ, рѣшившись не говорить болѣе ни слова, Шико захрапѣлъ такъ громко, что король потерялъ всякую надежду разбудить его.

Генрихъ, вздыхая, воротился къ себѣ.

На другой день собрался совѣтъ.

Члены его часто измѣнялись по прихоти короля. Въ этотъ разъ, совѣтъ состоялъ изъ Келюса, Можирона, д'Эпернона и Шомберга, уже въ-продолженіе четырехъ мѣсяцевъ находившихся въ милости у короля.

Шико, сидѣвшій на концѣ стола, складывалъ изъ бумаги кораблики и методически разставлялъ ихъ на столѣ, чтобъ составить, какъ онъ говорилъ, флотъ его.

Доложили о Морвилье.

Хитрый государственный человѣкъ нарядился въ самый мрачный костюмъ и придалъ лицу своему весьма-печальное выраженіе. Послѣ глубокаго поклона, на который отвѣтилъ Шико, онъ подошелъ къ королю и сказалъ:

-- Я нахожусь предъ совѣтомъ вашего величества?

-- Да, передъ лучшими моими друзьями. Говорите.

-- Государь! Дѣло чрезвычайно-важное. Я долженъ открыть вашему величеству страшный заговоръ.

-- Заговоръ! вскричали всѣ присутствующіе.

Шико оставилъ большой корабль, который онъ хотѣлъ назвать адмиральскимъ, и сталъ прислушиваться.

-- Заговоръ, ваше величество, повторилъ Морвилье, понизивъ голосъ съ таинственнымъ видомъ.

-- О-го! сказалъ король.-- Ужь не испанскій ли заговоръ?

Въ это время, герцогъ анжуйскій, приглашенный въ совѣтъ, вошелъ въ залу. Дверь за нимъ была немедленно заперта.

-- Слышите ли, братъ мой, сказалъ Генрихъ, послѣ церемоніальнаго привѣтствія: -- г. де-Морвилье открылъ какой-то заговоръ.

Герцогъ бросилъ на всѣхъ присутствующихъ мнительный взглядъ.

-- Можетъ ли быть?.. проговорилъ онъ.

-- Точно, ваше высочество, сказалъ г. де-Морвилье: -- страшный заговоръ.

-- Разскажите же намъ, въ чемъ дѣло, сказалъ Шико, опустивъ конченный корабль въ хрустальную вазу, стоявшую на столѣ.

-- Да, проговорилъ герцогъ анжуйскій: -- разскажите, господинъ канцлеръ.

-- Я слушаю, сказалъ Генрихъ.

Канцлеръ съёжился, принялъ еще болѣе-таинственный видъ и заговорилъ тихимъ голосомъ:

-- Государь, давно уже я наблюдаю за таинственными дѣйствіями нѣкоторыхъ недовольныхъ...

-- Нѣкоторыхъ?.. повторилъ Шико.-- Вы слишкомъ-скромны, г. де-Морвилье!

-- Большею частію, продолжалъ канцлеръ: -- это люди ничтожные, лавочники, ремесленники, мелкіе адвокаты... были немногіе монахи и школьники.

-- Ну, слава Богу, по-крайней-мѣрѣ не герцоги, сказалъ Шико съ большимъ хладнокровіемъ и принимаясь за новый корабликъ.

Герцогъ анжуйскій принужденно улыбнулся.

-- Я зналъ, ваше величество, продолжалъ канцлеръ: -- что недовольные пользуются обыкновенно двумя обстоятельствами: войной или религіей...

-- Очень-умно, замѣтилъ Генрихъ.-- Далѣе?

Довольный этой похвалой, канцлеръ продолжалъ:

-- Въ арміи у меня были офицеры, преданные вашему величеству; они извѣщали меня обо всемъ... въ духовенствѣ же другое дѣло; тамъ я долженъ, былъ употребить своихъ людей,

-- Очень-умно, замѣтилъ Шико.

-- Наконецъ, продолжалъ Морвилье: -- мнѣ удалось уговорить одного изъ парижскихъ чиновниковъ...

-- Уговорить? На что? спросилъ король.

-- Чтобъ онъ наблюдалъ за проповѣдниками, возмущающими народъ противъ вашего величества.

-- О-го! подумалъ Шико:-- ужь не о моемъ ли пріятелѣ онъ говоритъ?

-- Этихъ людей поддерживаетъ партія, нерасположенная къ престолу. Я изучилъ эту партію.

-- Прекрасно, сказалъ король.

-- Очень-умно, сказалъ Шико.

-- Я узналъ, наконецъ, надежды этой партіи! съ торжествующимъ видомъ вскричалъ Морвилье.

-- Очень-умно! вскричалъ Шико.

Король сдѣлалъ знакъ Гасконцу, чтобъ онъ молчалъ.

Герцогъ анжуйскій не спускалъ глазъ съ оратора.

-- Въ-продолженіи двухъ мѣсяцевъ, сказалъ канцлеръ: -- я содержалъ на суммы вашего величества людей чрезвычайно-ловкихъ, мужественныхъ до отчаянія, и, правда, жадныхъ къ деньгамъ; но польза, оказанная ими, неоцѣнённа... Они донесли мнѣ, что за огромную сумму денегъ откроютъ мѣсто сходбища заговорщиковъ.

-- Очень-умно! сказалъ Шико:-- плати, Генрихъ!

-- О! за этимъ дѣло не станетъ, вскричалъ Генрихъ:-- но говорите, канцлеръ, какая же цѣль этого заговора... какая надежда заговорщиковъ?...

-- Государь! они замышляютъ другую варѳоломеевскую ночь!

-- Противъ кого?

-- Противъ гугенотовъ.

Присутствующіе съ изумленіемъ поглядѣли другъ на друга.

-- Сколько вамъ это стояло? сказалъ Шико.

-- Семьдесятъ-пять тысячь ливровъ съ одной стороны, сто тысячь съ другой.

Шико обратился къ королю.

-- Дай мнѣ тысячу экю, вскричалъ Гасконецъ:-- и я тебѣ открою тайну г. де-Морвилье.

Канцлеръ съ изумленіемъ посмотрѣлъ на шута; герцогъ опять принужденно улыбнулся.

-- Говори, сказалъ король.

-- Вся эта исторія не что иное, какъ та же лига, отвѣчалъ Шико:-- лига, начатая десять лѣтъ назадъ. Г. де-Морвилье открылъ то, что всякій гражданинъ въ Парижъ знаетъ какъ свои пять пальцевъ.

-- Милостивый государь!.. вскричалъ канцлеръ.

-- Я говорю правду и докажу ее!.. сказалъ Шико докторальнымъ тономъ.

-- Такъ скажите же мѣсто сходбища лигёровъ?

-- Извольте; во-первыхъ, площадь; во-вторыхъ, площадь; въ-третьихъ, площади.

-- Г. Шико шутитъ, сказалъ съ принужденной улыбкой канцлеръ:-- а признаки ихъ?

-- Они одѣты какъ всѣ Парижане и передвигаютъ ноги, когда ходятъ, съ важностью отвѣчалъ Шико.

Громкій смѣхъ раздался послѣ этого отвѣта. Г. де-Морвилье счелъ приличнымъ не сердиться и засмѣялся вмѣстѣ съ прочими. Но потомъ, принявъ опять мрачный видъ, продолжалъ:

-- Одинъ изъ моихъ шпіоновъ присутствовалъ на ихъ собраніи въ такомъ мѣстѣ, которое, вѣроятно, не извѣстно вамъ, Шико.

Герцогъ анжуйскій поблѣднѣлъ.

-- Гдѣ же? спросилъ король.

-- Въ Аббатствѣ-св.-Женевьевы.

Шико уронилъ пѣтушка, котораго онъ только-что сложилъ и усаживалъ въ адмиральскій корабликъ.

-- Въ Аббатствѣ-св.-Женевьевы? повторилъ король.

-- Не можетъ быть, проговорилъ герцогъ.

-- Это вѣрно, сказалъ Морвилье, весьма-довольный дѣйствіемъ, произведеннымъ на присутствующихъ, и бросая на всѣхъ торяшствующіе взгляды.

-- О чемъ же они говорили? Что порѣшили? спросилъ король.

-- Они рѣшили, чтобъ лигёры избрали начальниковъ, чтобъ каждый членъ запасся орунйемъ, чтобъ въ каждую провинцію былъ посланъ одинъ изъ заговорщиковъ, чтобъ всѣ гугеноты, покровительствуемые вашимъ величествомъ,-- это ихъ собственныя выраженія...

Король улыбнулся.

-- Чтобъ всѣ гугеноты были убиты въ извѣстный день.

-- Только? спросилъ Генрихъ.

-- Чортъ возьми! сказалъ Шико:-- по всему видно, что ты католикъ.

-- Больше вы ничего не узнали? спросилъ герцогъ.

-- Еще узналъ, ваше высочество...

-- Я думаю, сказалъ Шико:-- этого мало за сто-семьдесятъ-пять тысячь ливровъ! Слишкомъ-мало.

-- Что же еще, канцлеръ? спросилъ король.

-- Начальники избраны...

Шико замѣтилъ безпокойство герцога анжуйскаго, слышалъ почти біеніе сердца его.

-- Вотъ какъ! сказалъ Шико:-- заговорщики избрали начальниковъ... странное дѣло! Однако, и этого мало за-сто семьдесятъ-пять тысячь ливровъ.

-- Кто эти начальники? спросилъ король:-- какъ зовутъ ихъ?

-- Во-первыхъ, проповѣдникъ, фанатикъ, полоумный... за имя котораго я заплатилъ десять тысячь ливровъ.

-- Такъ и слѣдовало!

-- Это женовевскій монахъ, братъ Горанфло.

-- Бѣдняжка! произнесъ Шико съ искреннимъ сожалѣніемъ.-- Ужь, видно, ему такъ на роду написано!

-- Горанфло! сказалъ король, записывая это имя: -- хорошо... далѣе...

-- Далѣе... отвѣчалъ канцлеръ колеблясь;-- это все... ваше величество...

И Морвилье опять окинулъ присутствующихъ таинственнымъ взглядомъ, какъ-бы желая сказать:

-- Еслибъ ваше величество были одни, то я сказалъ бы болѣе.

-- Говорите, канцлеръ, сказалъ король:-- здѣсь всѣ друзья мои... говорите.

-- О, государь! тотъ, кого я не смѣю назвать, имѣетъ также могущественныхъ друзей...

-- Не-ужь-то эти друзья могущественнѣе меня? спросилъ Генрихъ, поблѣднѣвъ отъ гнѣва и безпокойства.

-- Государь, это государственная тайна... простите, ваше величество...

-- Вы правы.

-- Очень-умно! сказалъ Шико.

-- Канцлеръ! сказалъ герцогъ анжуйскій:-- мы удалимся, если вы не можете говорить при насъ!

Морвилье колебался. Шико наблюдалъ за малѣйшими движеніями его, опасаясь, не открылъ ли онъ, въ-самомъ-дѣлѣ, что-либо поважнѣе первыхъ тайнъ.

Король сдѣлалъ канцлеру знакъ, чтобъ онъ приблизился; герцогу анжуйскому показалъ, чтобъ онъ оставался на своемъ мѣстѣ, Гасконцу приказалъ молчать, а любимцамъ не слушать.

Мосьё де-Морвилье наклонился къ уху короля; но онъ не успѣлъ исполнить половины движенія, предписываемаго въ подобномъ случаѣ этикетомъ, какъ громкіе крики послышались на дворѣ Лувра.

Король вдругъ вскочилъ; Келюсъ и д'Эпернонъ бросились къ окну; герцогъ анжуйскій схватился за шпагу съ поспѣшностью человѣка, мучимаго нечистою совѣстью.

Шико наблюдалъ въ одно время и за тѣмъ, что происходило на дворѣ, и за тѣмъ, что дѣлалось въ комнатѣ.

-- А! г. де-Гизъ, вскричалъ онъ:-- г. де-Гизъ идетъ въ Лувръ.

Король вздрогнулъ.

-- Правда, вскричали дворяне.

-- Герцогъ де-Гизъ? проговорилъ герцогъ анжуйскій.

-- Странно... странно... герцогъ де-Гизъ въ Парижѣ, протяжно проговорилъ король, прочитавшій въ безсмысленномъ отъ испуга взоръ канцлера то имя, которое онъ намѣревался шепнуть ему на ухо.

-- Вы хотѣли назвать моего двоюроднаго брата, герцога де-Гиза? спросилъ король тихимъ голосомъ канцлера.

-- Точно, ваше величество; онъ былъ главнымъ во время засѣданія, отвѣчалъ канцлеръ шопотомъ.

-- А другіе?..

-- Другихъ не знаю...

Генрихъ бросилъ испытующій взглядъ на Шико.

-- Ventre de Liehe! вскричалъ Гасконецъ, становясь въ любимую позицію короля:-- позвать сюда братца моего, де-Гиза!

И, наклонившись къ Генриху, шепнулъ:

-- Этого ты хорошо знаешь! Кажется, не зачѣмъ записывать его имя!

Стражи съ шумомъ отворили обѣ половины двери.

-- Только одну половину, вскричалъ Генрихъ:-- только одну!... Объ отворяются только для короля!

Герцогъ де-Гизъ былъ уже такъ близокъ, что могъ слышать эти слова; но они нисколько не измѣнили улыбки, съ которою онъ рѣшился привѣтствовать короля.

XV.

Зачѣмъ де-Гизъ приходилъ въ Лувръ.

За г. де-Гизомъ слѣдовала толпа офицеровъ, придворныхъ, дворянъ; за этой блистательной свитой шелъ народъ -- свита менѣе блистательная, но болѣе вѣрная и опасная.

Одни дворяне вошли во дворецъ, народъ остался за дверьми.

Изъ толпы народа раздавались громкіе крики въ то время, когда герцогъ де-Гизъ вступилъ въ галерею.

При видъ этой арміи, которая всегда сопровождала парижскаго героя, когда онъ появлялся на улицѣ, дворцовая стража взялась за оружіе и, выстроившись за своимъ храбрымъ полковникомъ, съ угрозой смотрѣла на народъ, бросая въ то же время гнѣвные взгляды на героя.

Гизъ замѣтилъ неблагопріятное расположеніе стражи, которою начальствовалъ Грильйонъ; онъ ласково поклонился полковнику, неподвижно и съ суровою гордостью стоявшему со шпагой въ рукахъ въ четырехъ шагахъ отъ своихъ солдатъ.

Это пренебреженіе полковника и цѣлаго полка къ его могущественному вліянію поразило герцога. Лицо его приняло на минуту безпокойное выраженіе; но, по мѣрѣ приближенія къ королевскому покою, оно опять прояснялось, такъ-что онъ вошелъ въ кабинетъ Генриха III улыбаясь.

-- А! это вы, кузенъ? сказалъ король.-- Съ какимъ шумомъ! Мнѣ послышалось, что звучали трубы!

-- Государь, отвѣчалъ герцогъ:-- трубы звучатъ въ Парижѣ только для короля, а на войнѣ для полководца; я, какъ человѣкъ хорошо-знакомый съ придворными и лагерными обычаями, знаю это. Здѣсь трубы слишкомъ-шумны для подданнаго; тамъ онѣ слишкомъ-незначительны для короля.

Генрихъ кусалъ губы.

-- Par la mordieu! сказалъ онъ послѣ короткаго молчанія, въ-продолженіе котораго пожиралъ глазами лотарингскаго принца: -- какъ вы нарядны, кузенъ! Вы, вѣроятно, сегодня только изъ лагеря?

-- Только сегодня, ваше величество, отвѣчалъ герцогъ, слегка покраснѣвъ.

-- Много чести, кузенъ, много чести доставляетъ мнѣ ваше посѣщеніе, весьма-много чести.

Генрихъ III обыкновенно повторялъ слова свои, когда старался скрывать мысли, толпившіяся въ умѣ его, точно такъ, какъ генералъ сгущаетъ ряды солдатъ передъ баттареей, которая должна быть открыта не тотчасъ.

-- Много чести, много чести, повторилъ Шико, такъ вѣрно поддѣлываясь подъ голосъ короля, что, казалось, слова эти были произнесены самимъ королемъ.

-- Государь, сказалъ герцогъ:-- вы шутите: можетъ ли мое посѣщеніе дѣлать честь вашему величеству?

-- Я хотѣлъ сказать, г. де-Гизъ, возразилъ король: -- что всякій добрый католикъ, но возвращеніи изъ кампаніи, отдаетъ сперва долгъ Богу въ которомъ-либо изъ храмовъ его, а потомъ уже королю. Почивайте Бога, служите королю,-- вотъ, мой кузенъ, полу-религіозная, полу-политическая аксіома.

Герцогъ де-Гизъ покраснѣлъ болѣе прежняго; король, смотрѣвшій ему прямо въ глаза, замѣтилъ краску, выступавшую на лицѣ его и обративъ взоръ, какъ-бы по инстинктивному побужденію, на герцога анжуйскаго, замѣтилъ, что родной братецъ его былъ такъ же блѣденъ, какъ двоюродный красенъ.

Это смущеніе, выражавшееся столь противоположнымъ образомъ, поразило короля. Онъ на мгновеніе опустилъ глаза и принялъ ласковый видъ, подъ которымъ никто лучше Генриха III не умѣлъ скрывать своего гнѣва.

-- Во всякомъ случаѣ, сказалъ онъ:-- я чрезвычайно-радъ, герцогъ, что вы спаслись отъ военныхъ опасностей, хотя, съ свойственнымъ вамъ мужествомъ, не избѣгали ихъ, какъ мнѣ говорили. Но опасности знаютъ и боятся васъ, кузенъ.

Герцогъ поклонился.

-- А потому, намъ совѣстно передъ вами; пока вы подвергаетесь смертнымъ опасностямъ, мы сочиняемъ новыя моды и молимся.

-- Да, ваше величество, сказалъ герцогъ, остановившись на послѣднемъ словѣ короля: -- мы знаемъ, что вы государь просвѣщенный и благочестивый, и никакія удовольствія не заставятъ васъ упустить изъ вида славу Господа и выгоды святой его церкви. Это обстоятельство и подало намъ смѣлость безбоязненно явиться прямо къ вашему величеству.

-- Смотри-ка, какъ велика безбоязненная смѣлость твоего кузена, Генрихъ, сказалъ Шико, показывая на толпу дворянъ, почтительно остановившихся за дверьми:-- треть этой безбоязненной смѣлости осталась за дверьми твоего кабинета, а двѣ другія трети за луврскими воротами.

-- Безбоязненно? повторилъ Генрихъ:-- но развѣ вы когда-либо входили ко мнѣ съ боязнію?

-- Государь, смѣлость, о которой я говорю, относится къ предложенію, которое намѣренъ я сдѣлать вашему величеству.

-- А! такъ вы ко мнѣ съ предложеніемъ, кузенъ? Говорите смѣло -- или безбоязненно, какъ вы сказали... Что же это за предложеніе?

-- Исполненіе одной изъ прекраснѣйшихъ идей, родившихся въ христіанскомъ мірѣ послѣ того, какъ крестовые походы стали невозможны.

-- Говорите, герцогъ.

-- Государь, продолжалъ герцогъ, возвысивъ голосъ такимъ образомъ, что всѣ, находившіеся въ передней, могли слышать его: -- государь, величественно званіе христіанскаго короля: оно обязываетъ пламенно заботиться о покровительствѣ и защитѣ религіи. Вы, король, какъ старшій сынъ церкви, обязаны защищать мать свою.

-- О-го! сказалъ Шико: -- мой кузенъ читаетъ проповѣдь со шпагой на боку и шлемомъ на головѣ; это очень-забавно! Не удивительно послѣ этого, что монахи хотятъ воевать. Генрихъ, дай полкъ моему пріятелю, Горанфло!

Герцогъ притворился, будто не разслышалъ этихъ словъ; Генрихъ закинулъ одну ногу на другую и облокотился на колѣно.

-- Не угрожаютъ ли церкви Сарацины, любезный герцогъ? спросилъ король.-- Или не добиваетесь ли вы титула короля... іерусалимскаго?

-- Государь, возразилъ герцогъ:-- многочисленная толпа народа, слѣдовавшая за мною и благословлявшая мое имя, удостоила меня этого пріема только за усердное покровительство вѣры православной. Предъ вступленіемъ вашего величества на престолъ, я Уже имѣлъ честь говорить вамъ о союзѣ между всѣми истинными католиками.

-- Да, да, сказалъ Шико:-- да, помню, ventre de biche! Помню лигу! Помню! Какъ не помнить! Генрихъ, у тебя должна быть весьма-слабая память, если ты забылъ лигу.

Герцогъ оглянулся и бросилъ презрительный взглядъ на говорившаго, не зная, какое вліяніе имѣли эти слова на короля послѣ того, что ему за нѣсколько минутъ донесъ Морвилье.

Герцогъ анжуйскій смутился еще болѣе прежняго и, приложивъ палецъ къ губамъ, устремилъ пристальный взглядъ на герцога де-Гиза; блѣдный и неподвижный, онъ походилъ на статую Осторожности.

Король не замѣтилъ взгляда, свидѣтельствовавшаго о взаимныхъ отношеніяхъ двухъ принцевъ; но Шико, играя корабликомъ, небрежно подошелъ къ королю и, устанавливая свою игрушку на тогѣ Генриха, шепнулъ ему:

-- Посмотри на брата, Генрихъ.

Съ быстротою молніи король поднялъ глаза; почти также быстро герцогъ опустилъ палецъ, но уже было поздно. Генрихъ замѣтилъ движеніе и угадалъ его.

-- Государь, продолжалъ герцогъ де-Гизъ, замѣтившій поступокъ Шико, но неслышавшій словъ его: -- всѣ католики требовали союза святой лиги, потому-что она имѣла главною цѣлію упрочить престолъ противъ коварныхъ козней гугенотовъ, смертельныхъ враговъ нашихъ.

-- Славно сказано! вскричалъ Шико.-- Одобряю pedibus et nutu!

-- Но, продолжалъ герцогъ: -- недостаточно составить союзъ, недостаточно образовать массу, какъ бы плотна она ни была: надобно дать направленіе этому союзу. А въ такомъ королевствѣ, какъ Франція, нѣсколько мильйоновъ человѣкъ не могутъ соединиться безъ согласія короля.

-- Нѣсколько мильйоновъ! вскричалъ Генрихъ, не скрывая своего изумленія, которое можно было принять за страхъ.

-- Нѣсколько милліоновъ человѣкъ, повторилъ Шико: -- маленькое сѣмечко недовольныхъ, которое, будучи посажено искусными руками, не преминетъ дать прекрасные плоды!

Терпѣніе герцога, казалось, лопнуло; онъ презрительно сжалъ губы, хотѣлъ топнуть ногою, но только судорожно придавилъ ею полъ.

-- Удивляюсь, государь, сказалъ онъ: -- что вы позволяете прерывать меня, когда я говорю съ вами о такихъ важныхъ дѣлахъ.

При этихъ словахъ, Шико, какъ-бы раздѣлявшій мнѣніе герцога, вскочилъ съ сердцемъ и, грозно осматриваясь, закричалъ дребезжащимъ голосомъ:

-- Тише тамъ! молчать, или -- ventre de biche! первый, кто заговоритъ, будетъ имѣть дѣло со мною!

-- Нѣсколько милліоновъ человѣкъ! повторилъ король, которому очень не нравилось это число:-- это весьма-лестно для католической вѣры; но сколько же протестантовъ въ моемъ королевствѣ противъ этого огромнаго числа союзниковъ?

Герцогъ сталъ припоминать.

-- Четверо, сказалъ Шико.

Эта новая выходка разсмѣшила друзей короля, между-тѣмъ, какъ Гизъ насупилъ брови, а дворяне, ждавшіе въ передней, громко стали роптать на дерзость Гасконца.

Король медленно обратился къ двери, за которою слышался ропотъ, бросилъ гордый взглядъ на недовольныхъ, и -- все утихло.

Потомъ, обративъ тотъ же взглядъ на герцога, онъ продолжалъ:

-- Говорите же, герцогъ, что вамъ надо?.. говорите яснѣе... короче...

-- Слава короля моего дороже мнѣ своей собственной, и потому я требую, чтобъ вы, государь, ясно доказали, что по усердію и привязанности къ католической вѣрѣ вы столько же выше насъ, сколько и во всемъ другомъ, и этимъ отняли бы у недовольныхъ предлогъ къ новымъ войнамъ.

-- О! если дѣло идетъ только о войнѣ, кузенъ, сказалъ Генрихъ: -- то у меня есть войска; у васъ однихъ, если не ошибаюсь, въ лагерѣ, который вы покинули, чтобъ пріѣхать ко мнѣ съ прекрасными совѣтами, около двадцати-пяти тысячь человѣкъ.

-- Государь, вы не совсѣмъ поняли меня.

-- Такъ говорите яснѣе, кузенъ; вѣдь вы великій полководецъ, и мнѣ очень-пріятно будетъ слышать ваши разсужденія о войнѣ.

-- Государь, я хотѣлъ сказать, что въ настоящее время королямъ суждено вести двѣ войны: войну моральную, если можно такъ выразиться, и войну политическую; войну противъ идей и войну противъ людей.

-- Mordieu! сказалъ Шико: -- прекрасно сказано.

-- Молчи, шутъ! сказалъ король.

-- Люди, продолжалъ герцогъ: -- видимы, осязательны, смертны; на нихъ можно напасть, ихъ можно порочить, потомъ осудить и казнить, если нужно.

-- Да, сказалъ Шико: -- можно повѣсить и безъ суда; это короче и проще.

-- Но на идеи, продолжалъ герцогъ: -- прямо нападать нельзя, ваше величество; онѣ невидимы, непроницаемы, скрываются отъ тѣхъ, которые хотятъ уничтожить ихъ -- скрываются въ глубинѣ души и пускаютъ глубокіе корни; и чѣмъ болѣе обрѣзываютъ неосторожные отростки, выходящіе наружу, тѣмъ сильнѣе и глубже проникаютъ внутренніе корни. Идея, ваше величество, подобна карлѣ-великану, за которымъ надо смотрѣть днемъ и ночью; потому-что идея, вчера ползавшая у ногъ вашихъ, сегодня становится выше васъ. Идея, ваше величество, это искра, падающая на соломенную крышу; надобно имѣть хорошіе глаза, чтобъ днемъ замѣтить начало пожара,-- и вотъ почему, ваше величество, мильйоны блюстителей необходимы!

-- Пропали мои четыре гугенота! вскричалъ Шико:-- жаль мнѣ ихъ, ventre de biche!

-- Я пришелъ просить ваше величество, продолжалъ герцогъ:-- назначить главу этимъ мильпонамъ блюстителей, этому святому союзу!

-- Вы кончили, кузенъ? спросилъ Генрихъ.

-- Кончилъ, ваше величество; вы видѣли, что я говорилъ прямо и откровенно.

Шико громко вздохнулъ, между-тѣмъ, какъ герцогъ анжуйскій, успокоившись, съ улыбкой глядѣлъ на лотарингскаго принца.

-- Что вы скажете на это, господа? спросилъ король, обращаясь къ присутствующимъ.

Шико, не говоря ни слова, взялъ шляпу и перчатки; потомъ, схвативъ за хвостъ львиную кожу, лежавшую у ногъ короля, утащилъ ее въ уголъ комцаты и растянулся на ней.

-- Что ты дѣлаешь, Шико? спросилъ король.

-- Государь, отвѣчалъ онъ: -- говорятъ, утро вечера мудренѣе. Отъ-чего это говорятъ? отъ-того, что, когда человѣкъ выспится, то становится умнѣе. Я высплюсь; а завтра утромъ дамъ отвѣтъ моему кузену де-Гизу.

И онъ потянулся.

Герцогъ бросилъ на Гасконца гнѣвный взглядъ; Шико мигнулъ однимъ глазомъ и захрапѣлъ.

-- Жду отвѣта, ваше величество, сказалъ герцогъ.

-- Я думаю, что вы правы, кузенъ; соберите главныхъ лигёровъ, прійдите съ ними ко мнѣ, и я выберу вамъ начальника.

-- Когда же, государь? спросилъ герцогъ.

-- Завтра.

Съ послѣднимъ словомъ, король взглянулъ съ улыбкой сперва на герцога де-Гиза, потомъ на герцога анжуйскаго.

Послѣдній намѣревался удалиться вслѣдъ за другими придворными, но Генрихъ остановилъ его.

-- Остановитесь, братецъ, сказалъ онъ:-- мнѣ нужно переговорить съ вами.

Герцогъ де-Гизъ прижалъ руку ко лбу, какъ-бы желая удержать волновавшіяся въ умѣ его мысли, и удалился съ своей свитой, которая вскорѣ разсѣялась подъ сводами.

Минуту спустя, послышались клики толпы, привѣтствовавшей опять своего любимца.

Шико продолжалъ храпѣть; не извѣстно, точно ли онъ спалъ.

XVI.

Касторъ и Поллуксъ.

Король отпустилъ всѣхъ своихъ любимцевъ, удержавъ брата.

Герцогъ анжуйскій во всю предшествовавшую сцену сохранилъ видъ равнодушія, а потому безъ опасенія согласился на приглашеніе Генриха. Онъ не зналъ, что Шико наблюдалъ за нимъ, и что король замѣтилъ взглядъ и движеніе, которыми онъ предостерегалъ герцога де-Гиза.

-- Братецъ, сказалъ Генрихъ, удостовѣрившись, что, кромѣ Шико, никто не остался въ кабинетѣ и прохаживаясь большими шагами отъ двери къ окну, и обратно: -- знаете ли вы, что я очень-счастливъ?

-- Государь, возразилъ герцогъ:-- если вы въ-самомъ-дѣлѣ счастливы, то счастіе ваше не что иное, какъ должное возмездіе за ваши добродѣтели.

Генрихъ пристально взглянулъ на брата.

-- Да, я очень-счастливъ! продолжалъ онъ:-- потому-что, если мнѣ самому не приходятъ на умъ возвышенныя идеи, такъ онѣ приходятъ моимъ приближеннымъ... я это говорю потому, что идея де-Гиза, по-истинѣ, великая идея!

Герцогъ поклонился въ знакъ согласія.

Шико открылъ одинъ глазъ, какъ-будто не такъ хорошо слышалъ съ закрытыми глазами и какъ-будто ему нужно было видѣть лицо короля, чтобъ лучше понимать слова его.

-- Точно, продолжалъ Генрихъ: -- соединить подъ одно знамя всѣхъ католиковъ, обратить королевство въ церковь, вооружить незамѣтнымъ образомъ всю Францію, отъ Кале до Лангедока, отъ Бретани до Бургундіи, такъ, чтобъ у меня всегда была готовая армія противъ Англичанъ, Фламандцевъ или Испанцевъ, и чтобъ ни Англичане, ни Испанцы, ни Фламандцы не подозрѣвали даже существованія этой арміи... знаете ли, Франсуа, что это высокая идея?

-- Не правда ли, ваше величество? сказалъ герцогъ анжуйскій, радуясь тому, что король вполнѣ соглашался съ видами герцога де-Гиза, его союзника.

-- Да; и я чувствую себя душевно-расположеннымъ къ тому, кому пришла такая чудесная мысль.

Шико открылъ оба глаза, но тотчасъ же опять закрылъ ихъ, замѣтивъ на лицѣ короля одну изъ тѣхъ тонкихъ улыбокъ, которыя понималъ одинъ Шико. Ему довольно было этой улыбки.

-- Да, продолжалъ король.-- Повторяю, что такая мысль должна быть вознаграждена по достоинству, и я готовъ все сдѣлать для того, кому она пришла въ голову... Скажите мнѣ, Франсуа, точно-ли принадлежитъ эта мысль, или начатое уже исполненіе ея, герцогу де-Гизу?

Герцогъ анжуйскій утвердительно кивнулъ головою.

-- Прекрасно, сказалъ король.-- Я говорилъ, что я счастливъ, но долженъ бы сказать, что я слишкомъ счастливъ, потому-что подданнымъ моимъ не только приходятъ въ голову высокія идеи, но, по усердію ко мнѣ, они даже начинаютъ, безъ моего вѣдома, приводить эти идеи въ исполненіе. Однакожь скажите, Франсуа, скажите по правдъ, прибавилъ король, положивъ руку на плечо брату: -- скажите, точно ли я обязанъ де-Гизу этой идеей?

-- Нѣтъ, ваше величество, эту мысль имѣлъ уже, двадцать лѣтъ тому, кардиналъ лотарингскій, и только варѳоломеевская ночь воспрепятствовала, или, лучше, сдѣлала излишнимъ на время исполненіе ея.

-- Ахъ! какъ жаль, что кардиналъ лотарингскій умеръ! сказалъ Генрихъ: -- я бы возвелъ его въ званіе папы, послѣ смерти Григорія XIII; но надо отдать справедливость и племяннику, продолжалъ Генрихъ съ добродушіемъ: -- онъ умѣлъ воспользоваться этой идеей. По несчастію, я не могу сдѣлать его папой; но пожалую его... впрочемъ, его уже нечѣмъ жаловать!

-- Государь, возразилъ Франсуа, совершенно-обманутый притворнымъ добродушіемъ брата:-- вы преувеличиваете заслуги и достоинства де-Гиза; идея не его и не онъ развилъ ее.

-- Такъ, вѣрно, братъ его, кардиналъ?

-- Конечно, и кардиналъ очень занимался этимъ, но не онъ главный...

-- А! такъ, видно, Майеннъ?

-- О, ваше величество! вы дѣлаете ему слишкомъ-много чести, сказалъ герцогъ.

-- Правда; какая политическая идея можетъ прійдти въ голову этому мяснику! Но кому же я долженъ быть признателенъ за развитіе этой идеи?

-- Мнѣ, ваше величество, отвѣчалъ герцогъ.

-- Вамъ? вскричалъ Генрихъ съ притворнымъ добродушнымъ изумленіемъ.

Шико открылъ одинъ глазъ.

Герцогъ поклонился.

-- Какъ? сказалъ Генрихъ:-- когда всѣ возставали противъ меня, когда проповѣдники кляли мои пороки, поэты и пасквилянты сплетали вирши на мои недостатки, политики порицали мою безпечность, друзья смѣялись надъ моею неспособностью, когда, наконецъ, положеніе мое сдѣлалось столь невыносимымъ, что я худѣлъ, что волосы мои сѣдѣли... вамъ, Франсуа, пришла такая высокая мысль!.. А я... простите, Франсуа... я не всегда считалъ васъ своимъ другомъ. Ахъ, Франсуа! какъ я виноватъ передъ вами!

И Генрихъ, растроганный до слезъ, протягивалъ руку къ брату.

Шико открылъ оба глаза.

-- О! я понимаю всю важность этой идеи, продолжалъ Генрихъ: -- я не могъ собирать ни повинностей, ни рекрутовъ -- всѣ роптали на меня!.. Теперь же идея де-Гиза или, лучше сказать, ваша, мой добрый братъ, даетъ мнѣ богатство, войско, друзей и спокойствіе. Теперь, Франсуа, недостаетъ только одного, чтобъ упрочить мое счастіе...

-- Чего же?

-- Кузенъ мой сейчасъ говорилъ, что надобно бы назначить главу этому союзу.

-- Конечно...

-- Вы понимаете, Франсуа, что начальника надобно выбрать не изъ моихъ любимцевъ: ни одинъ изъ нихъ не имѣетъ необходимаго для этого ума и мужества. Келюсъ храбръ, но онъ слишкомъ занятъ своими любовными интрижками. Можиронъ храбръ, но онъ занятъ своимъ туалетомъ. Шомбергъ храбръ, но не отличается особеннымъ умомъ; въ этомъ соглашаются даже лучшіе друзья его. Д'Эпернонъ храбръ, но онъ лицемѣръ, на котораго я не полагаюсь, хоть и не показываю вида... Но вы знаете, Франсуа, одна изъ самыхъ тяжкихъ обязанностей короля та, что онъ долженъ постоянно скрывать свои ощущенія, сказалъ Генрихъ съ возрастающею довѣрчивостью: -- и мнѣ такъ легко, такъ пріятно на душѣ, когда могу говорить откровенно, какъ теперь, на-примѣръ...

Шико закрылъ глаза.

-- Итакъ, продолжалъ Генрихъ: -- вы болѣе другихъ содѣйствовали развитію этой идеи; вы избрали орудіемъ герцога де-Гиза; слѣдовательно, я смѣло могу согласиться...

-- Что вы говорите, государь? вскричалъ Франсуа, не будучи въ силахъ скрыть своего безпокойства.

-- Я говорю, что главой союза долженъ быть принцъ...

-- Государь, берегитесь!

-- Хорошій полководецъ, искусный дипломатъ...

-- Особенно искусный дипломатъ, повторилъ герцогъ.

-- Мнѣ кажется, Франсуа, что это званіе особенно прилично герцогу де-Гизу? Не правда ли?

-- Ваше величество, сказалъ Франсуа: -- герцогъ де-Гизъ и безъ того уже слишкомъ-могущественъ.

-- Да; но въ его могуществѣ и заключается вся моя сила.

-- Герцогъ де-Гизъ овладѣлъ уже войскомъ и народомъ; кардиналъ лотарингскій овладѣлъ духовенствомъ; Майеннъ -- опасное орудіе въ рукахъ двухъ братьевъ... Мнѣ кажется, что могущество ихъ будетъ слишкомъ-велико.

-- Правда, сказалъ Геврихъ: -- правда твоя, Франсуа.

-- Еслибъ Гизы были французскіе принцы, такъ можно бы еще надѣяться, что они будутъ пещись о выгодахъ нашего дома...

-- Правда и то; они лотарингскіе принцы...

-- Всегда соперничествовавшіе съ нашимъ домомъ.

-- Франсуа, вы совершенно правы! Tudieu! я не считалъ васъ такимъ искуснымъ политикомъ... да! Знаете, отъ-чего я худѣю, отъ-чего волосы мои сѣдѣютъ? Могущество лотарингскаго дома безпокоитъ меня; не проходитъ дня, Франсуа, чтобъ эти три Гиза,-- вы правду сказали, они завладѣли всѣмъ,-- чтобъ то герцогъ, то кардиналъ, то Майеннъ не оторвали у меня клочка моей власти, не отняли у меня котораго-нибудь изъ моихъ преимуществъ смѣлостью, силой, хитростью, или измѣной... А я, бѣдный, слабый, покинутый всѣми, не могу даже противиться имъ!.. Ахъ, Франсуа! еслибъ мы прежде объяснились, еслибъ я прежде могъ прочитать то, что было въ вашемъ сердцѣ, -- о! тогда у меня достало бы силы противиться имъ! Въ васъ я нашелъ бы помощника, опору. Но, увы! теперь ужь поздно...

-- Отъ-чего же?

-- Отъ-того, что теперь мы должны были бы вступить въ борьбу, а одна мысль о борьбѣ мнѣ тягостна. Итакъ пусть герцогъ де-Гизъ будетъ главой лиги.

-- Напрасно, ваше величество, сказалъ герцогъ.

-- Кого же мнѣ назначить, Франсуа? Кто возьметъ на себя эту опасную должность? Да, опасную! Развѣ вы не догадались, чего домогался герцогъ? Онъ именно того и хотѣлъ, чтобъ я избралъ его главою лиги.

-- Такъ что же?

-- То, что всякій другой, кого я изберу, сдѣлается смертельнымъ врагомъ его.

-- Изберите человѣка, равнаго ему по могуществу,-- такого, который, подъ вашей защитой, не страшился бы силы и могущества трехъ соединенныхъ лотарингскихъ принцевъ.

-- Э! любезный братъ, сказалъ Генрихъ съ грустію: -- гдѣ же мнѣ найдти такого человѣка?

-- Поищите около себя, ваше величество.

-- Около себя? Да кромѣ васъ и Шико, у меня истинныхъ друзей нѣтъ.

-- О-го! подумалъ Шико: -- ужь не хочетъ ли онъ и со мной съиграть недобрую шутку?

И онъ закрылъ глаза.

-- Какъ! сказалъ герцогъ: -- не-уже-ли вы еще не понимаете, государь?

Генрихъ такъ посмотрѣлъ на герцога анжуйскаго, какъ-будто съ глазъ его внезапно снала завѣса.

-- Ахъ, Боже мой! вскричалъ онъ.

Франсуа поднялъ голову.

-- Но нѣтъ, продолжалъ Генрихъ: -- вы не согласитесь, Франсуа. Это слишкомъ-тяжкая обязанность: гдѣ вамъ возиться съ чернымъ народомъ! гдѣ вамъ выслушивать проповѣди фанатиковъ! гдѣ вамъ, въ случаѣ возмущенія мясниковъ, ходить по улицамъ парижскимъ! Надобно быть тройственнымъ, наподобіе Гизовъ, надобно имѣть правую руку по имени Карлъ, а лѣвую по имени Луи... Майеннъ въ варѳоломеевскую ночь оказался весьма-дѣльнымъ человѣкомъ: онъ безпощадно и безъ разбора билъ и рѣзалъ всѣхъ...

-- Слишкомъ безъ разбора.

-- Можетъ-быть, но не въ томъ дѣло.-- Отвѣчайте на мои вопросъ, Франсуа. Не-уже-ли вы согласились бы связаться съ чернью? Не-уже-ли вы, первый дворянинъ моего двора, захотите сдѣлаться популярнымъ? Mort de ma vie, братецъ! люди очень измѣняются съ лѣтами!

-- Я готовъ согласиться на это -- не для себя, а для васъ, ваше величество.

-- Добрый, прекрасный братъ! вскричалъ Генрихъ, утирая пальцемъ небывалую слезу.

-- Итакъ, продолжалъ Франсуа:-- вы желаете, чтобъ я взялъ на себя званіе, которое вамъ угодно было поручить герцогу де-Гизу?

-- Желаю ли я! вскричалъ Генрихъ.-- Corne du Diable! Не только желаю, но радуюсь вашей услужливости. Итакъ, и вы помышляли о лигѣ? Тѣмъ лучше, mordieu! тѣмъ лучше! Чудесно! теперь я вижу, что окруженъ одними великими, умными людьми...

-- О! вы шутите, ваше величество...

-- Я? Соже сохрани; теперь не до шутокъ. Я говорю, что думаю, Франсуа: -- вы избавляете меня отъ большаго затрудненія... Съ нѣкотораго времени я боленъ морально. Умственныя способности мои слабѣютъ. Маронъ объясняетъ мнѣ причину этого... но возвратимся къ нашему дѣлу... Впрочемъ, на что мнѣ умъ, когда добрые люди думаютъ за меня? Итакъ, мы рѣшили, что вы будете главой лиги? Такъ?

Франсуа задрожалъ отъ радости.

-- О! вскричалъ онъ: -- еслибъ я заслужилъ довѣренность вашего величества!

-- Довѣренность? Кого мнѣ опасаться, когда не Гизъ будетъ главою лиги? Ужь не самой ли лиги?.. Можетъ-быть, опасность угрожаетъ мнѣ съ этой стороны? Говори, мой добрый Франсуа, говори!

-- О, государь! произнесъ герцогъ.

-- Ахъ, какъ я безразсуденъ! Можно ли мнѣ опасаться союза, начальникомъ котораго будете вы?.. Кажется, это логически?.. Нѣтъ, я ничего не опасаюсь. Впрочемъ, во всякомъ случаѣ, у меня во Франціи еще довольно вѣрноподданныхъ, съ которыми я могу пойдти на лигу, если ей вздумается надоѣдать мнѣ!

-- Разумѣется, ваше величество, отвѣчалъ герцогъ съ наивностью, почти столь же искусно поддѣланною, какъ добродушіе короля: -- король всегда останется королемъ.

Шико открылъ одинъ глазъ.

-- Разумѣется! сказалъ Генрихъ.-- Но, къ-несчастію, мнѣ приходитъ на умъ мысль... Удивительно, сколько сегодня рождается мыслей... однѣ за другими -- точно грибы.

-- Какая же это мысль? спросилъ герцогъ съ безпокойствомъ.

-- Нашъ кузенъ де-Гизъ вообразилъ себе, вѣроятно, что онъ, а не другой кто-нибудь, будетъ начальникомъ лиги. Какъ же мнѣ съ нимъ быть?

-- Съ герцогомъ де-Гизомъ?

-- Да; онъ, я думаю, только для того и взялся за дѣло.-- Берегитесь, Франсуа, онъ не такой человѣкъ, чтобъ согласился сдѣлаться жертвой. Sic vos non vobis. Вы читали Виргилія: Nidificates aves.

-- О, ваше величество...

-- Франсуа, я увѣренъ, что онъ такъ думаетъ.-- Вѣдь онъ знаетъ, какъ я безпеченъ!

-- Ваше величество, вамъ стоитъ сказать одно слово, и онъ уступитъ.

-- Скажите лучше -- притворится, Я уже сказалъ вамъ: берегитесь, Франсуа, у моего кузена де-Гиза длинны руки! Ему стоитъ только протянуть ихъ, и одной рукой онъ коснется Испаніи, а другою Англіи -- Дон-Жуана-Австрійскаго и Елизаветы. У Бурбона шпага была короче рукъ де-Гиза, -- несмотря на то, онъ сдѣлалъ много зла Франциску I, нашему дѣду...

-- Если вы считаете его столь опаснымъ, тѣмъ болѣе должны поручить мнѣ начальство надъ лигой, чтобъ не усилить его вліянія и -- при первой измѣнѣ, мы учинимъ надъ нимъ судъ и расправу.

Шико открылъ другой глазъ.

-- Судъ и расправу, Франсуа! Судъ и расправу!.. Нѣтъ; Лудовику XI, королю могущественному и богатому, можно было ставить эшафоты и возводить на нихъ кого ему вздумается... У меня же не достанетъ денегъ и на то, чтобъ купить чернаго бархата, которымъ въ подобныхъ случаяхъ обиваютъ эшафотъ.

Произнося эти слова, Генрихъ, не смотря на все свое присутствіе духа, бросилъ на герцога мрачный взглядъ, котораго послѣдній не могъ вывести.

Шико закрылъ глаза.

Наступила минута молчанія.

Король первый заговорилъ.

-- Надобно быть осторожнымъ, любезный Франсуа, сказалъ онъ: -- надо избѣгать народныхъ войнъ, ссоръ между моими подданными. Я -- сынъ Генриха-воинственнаго и Катерины-хитрой; я немножко наслѣдовалъ хитрость моей матери... позову герцога де-Гиза и наобѣщаю ему столько, что мы сладимъ это дѣло пріятельскимъ образомъ.

-- Ваше величество, вскричалъ герцогъ анжуйскій: -- вы мнѣ поручите начальство надъ лигой?

-- Конечно.

-- Вы понимаете, что это выгоднѣе для васъ?

-- Разумѣется.

-- Это ваше собственное желаніе?

-- Собственное мое желаніе; только не надо обижать кузена де-Гиза.

-- Не безпокойтесь, ваше величество: -- я самъ берусь уговорить герцога.

-- Когда?

-- Сейчасъ.!

-- Такъ вы намѣрены идти къ нему?-- О, братецъ, подумайте! Вы сдѣлаете ему слишкомъ-много чести!

-- Я не пойду къ нему.

-- Какъ же?

-- Онъ ждетъ меня.

-- Гдѣ?

-- У меня.

-- У васъ? Да вѣдь онъ вышелъ изъ Лувра?-- Вы слышали, какъ народъ привѣтствовалъ его.

-- Да; но, вышедъ въ большія ворота, онъ воротился въ боковыя. Королю принадлежалъ, по праву, первый визитъ герцога де-Гиза; мнѣ же принадлежитъ второй.

-- Ахъ, братецъ! сказалъ Генрихъ:-- какъ я вамъ благодаренъ, что вы такъ хорошо поддерживаете наши права, которыя я иногда, по слабости своей, забываю! Идите же, Франсуа, и устройте это дѣло.

Франсуа взялъ руку брата и наклонился, чтобъ поцаловать ее.

-- Что вы дѣлаете, Франсуа?.. Въ мои объятія! Вотъ ваше мѣсто; здѣсь, на груди моей! Дайте мнѣ прижать васъ къ сердцу.

И братья стали обниматься въ нѣсколько пріемовъ; наконецъ, герцогъ анжуйскій, высвободившись изъ объятій короля, вышелъ изъ кабинета и поспѣшно направилъ шаги къ своимъ покоямъ.

Сердце его было преисполнено радости.

По уходѣ брата, король топнулъ ногой и, бросившись въ потаенный корридоръ, ведшій къ покоямъ Маргериты-Наваррской, занимаемымъ герцогомъ анжуйскимъ, онъ вступилъ въ маленькій кабинетъ, откуда легко можно было слышать все, что говорилось въ комнатѣ Франсуа.

-- Ventre de biche! сказалъ Шико, открывъ оба глаза вмѣстѣ и садясь на кожу: -- какая трогательная семейная сцена! Мнѣ казалось, что я на Олимпѣ, и вижу сцену свиданія Кастора и Поллукса послѣ шестимѣсячной ихъ разлуки.

XVII.

Здѣсь доказывается, что подслушиваніе есть лучшій способъ -- слышать.

Герцогъ анжуйскій засталъ герцога де-Гиза въ той самой комнатѣ королевы наваррской, гдѣ нѣкогда Генрихъ и де-Муи шопотомъ и говоря на ухо другъ другу, условились бѣжать; осторожный Генрихъ зналъ, что въ Луврѣ было мало комнатъ, возлѣ которыхъ не были устроены коморки для подслушиванья.

Герцогъ анжуйскій тоже зналъ это важное обстоятельство, но, вполнѣ обманутый добродушіемъ брата, онъ забылъ о немъ.

Генрихъ III вошелъ, какъ мы уже сказали, въ маленькій кабинетъ въ то самое время, когда съ другой стороны герцогъ входилъ въ свой покой: слѣдовательно, ни одно слово изъ разговора Франсуа съ де-Гизомъ не ускользнуло отъ короля.

-- Что новаго, ваше высочество? съ живостію спросилъ герцогъ де-Г изъ.

-- Засѣданіе кончилось счастливо, герцогъ.

-- Вы были очень-блѣдны, ваше высочество.

-- Развѣ замѣтно было? спросилъ герцогъ съ безпокойствомъ.

-- Я замѣтилъ.

-- А король?

-- Кажется, нѣтъ; но король удержалъ ваше высочество.

-- Почему вы это знаете?

-- Я видѣлъ, когда выходилъ изъ кабинета. Вѣроятно, король говорилъ съ вашимъ высочествомъ о моемъ предложеніи?

-- Говорилъ.

За этимъ словомъ наступило молчаніе, смыслъ котораго Генрихъ понялъ.

-- Что же говоритъ король? спросилъ наконецъ де-Гизъ.

-- Король одобряетъ вашу мысль; но именно по громадности ея ему кажется опаснымъ ввѣрить вамъ начальство надъ лигой.

-- Безъ меня успѣхъ ея сомнителенъ.

-- Мнѣ то же кажется, любезный герцогъ, и предположеніе ваше не состоится.

-- Жаль! сказалъ де-Гизъ:-- это значитъ умереть прежде рожденія, кончить не начиная.

-- Умны оба, шепнулъ кто-то на ухо Генриху, внимательно вслушивавшемуся.

Генрихъ III скоро обернулся и увидѣлъ длинную фигуру Шико, наклонившагося къ акустической трубѣ, возлѣ которой онъ сидѣлъ.

-- Ты осмѣлился прійдти сюда, негодяй! сказалъ король.

-- Молчи, сказалъ Шико, махнувъ рукой: -- молчи, сынъ мой; ты мѣшаешь мнѣ слушать.

Король пожалъ плечами; но такъ-какъ онъ зналъ, что изъ всѣхъ окружавшихъ его, онъ могъ положиться только на одного Шико, то продолжалъ подслушивать.

-- Ваше высочество, сказалъ герцогъ де-Гизъ: -- мнѣ кажется, что король могъ бы прямо отказать мнѣ; тѣмъ болѣе, что онъ принялъ меня довольно-дурно. Не хочетъ ли онъ обмануть меня?

-- Кажется, отвѣчалъ принцъ нерѣшительно.

-- Въ такомъ случаѣ, предпріятіе погибло.

-- Конечно, возразилъ герцогъ анжуйскій:-- такъ-какъ вамъ принадлежитъ честь этой выдумки, то я всячески старался поддерживать ее... Это мнѣ почти удалось.

-- Какъ такъ, ваше высочество?

-- Король поручилъ мнѣ упрочить или навсегда уничтожить лигу.

-- Какимъ образомъ? спросилъ герцогъ лотарингскій съ сверкающими глазами.

-- Послушайте: король опасается вашего могущественнаго вліянія; слѣдовательно, надобно устранить только опасенія его -- дѣло же останется въ томъ же видѣ. Настоящимъ начальникомъ лиги всегда будетъ герцогъ де-Гизъ... но званіе это будетъ возложено на герцога анжуйскаго.

-- А! вскричалъ де-Г'изъ, и кровь бросилась ему въ лицо.

-- Славно! проговорилъ Шико:-- кость брошена; собаки сейчасъ подерутся.

Но, къ величайшему изумленію короля и Шико, герцогъ де-Гизъ внезапно успокоился и продолжалъ почти-веселымъ голосомъ:

-- Вы искусный политикъ, ваше высочество, если вы придумали эту уловку.

-- Я, отвѣчалъ принцъ.

-- Честь вамъ и слава!

-- Надобно вамъ сказать, что я только воспользовался случаемъ. Впрочемъ, любезный герцогъ, прибавилъ принцъ: -- ничего еще не рѣшено -- я хотѣлъ прежде переговорить съ вами.

-- Зачѣмъ, ваше высочество?

-- Затѣмъ, что я не знаю, къ чему это поведетъ.

-- А я знаю, шепнулъ Шико.

-- Это маленькій заговоръ, сказалъ Генрихъ улыбаясь.

-- О которомъ твой Морвилье не зналъ, однакожь, ни слова; но не мѣшай слушать: это очень-интересно!

-- Такъ я же вамъ скажу: къ чему это поведетъ, извѣстно одному Богу, продолжалъ герцогъ де-Гизъ: -- но вотъ къ чему это послужитъ: лига будетъ вторая, народная армія; первая армія принадлежитъ уже мнѣ, церковь въ рукахъ моего брата, кардинала... Когда же и лига будетъ подъ моимъ начальствомъ, тогда мы будемъ всесильны!

-- Не говоря уже о томъ, сказалъ герцогъ анжуйскій: -- что я наслѣдникъ престола.

-- А-га! произнесъ Генрихъ.

-- Онъ правъ, сказалъ Шико:-- ты самъ виноватъ, сынъ мой!.. Вольно жь тебѣ не имѣть наслѣдника!

-- Не смотря на то, что вы наслѣдникъ престола, возразилъ де-Гизъ:-- вамъ предстоятъ тысячи препятствій... Сочтите ихъ...

-- Э, герцогъ! ue-ужь-то вы думаете, я не считалъ уже, не взвѣшивалъ ихъ?

-- Первое препятствіе -- король наваррскій...

-- О! этотъ мнѣ не страшенъ; онъ слишкомъ занятъ своими любовными интригами.

-- Ошибаетесь, ваше высочество: это самый опасный противникъ; онъ проголодался, исхудалъ, платье на немъ износилось... Онъ поджидаетъ васъ, не теряетъ ни васъ, ни брата вашего изъ вида; ему ужасно хочется вступить на тронъ. Пусть что-нибудь случится съ тѣмъ, кто теперь сидитъ на престолѣ, и вы увидите, какъ онъ очутится изъ По въ Парижъ... Вы увидите, ваше высочество, и вспомните слова мои.

-- Что же можетъ случиться съ тѣмъ, кто сидитъ на престолъ? медленно спросилъ Франсуа, устремивъ испытующій взоръ на Гиза.

-- Э-ге! проговорилъ Шико:-- прислушай, Генрихъ; Гизъ сейчасъ наскажетъ тебѣ кучу весьма-поучительныхъ вещей. Прійми ихъ въ соображеніе.

-- Многое можетъ случится, ваше высочество, отвѣчалъ де-Гизъ.-- Вы знаете, что сегодня живъ и здоровъ, а завтра чувствуешь какую-то необъяснимую боль... думаешь, что проживешь еще многія лѣта, а на повѣрку выходитъ, что не проживешь и нѣсколькихъ часовъ.

-- Слышишь, Генрихъ, слышишь? сказалъ Шико, взявъ дрожавшую руку короля, на всемъ тѣлѣ котораго выступилъ холодный нотъ.

-- Да, это правда, возразилъ герцогъ анжуйскій такимъ глухимъ голосомъ, что король и Шико должны были прислушиваться къ словамъ его съ удвоеннымъ вниманіемъ: -- правда, принцы нашего дома рождаются подъ вліяніемъ пагубной звѣзды; но братъ мой, Генрихъ III, слава Богу, здоровъ и силенъ. Онъ бывалъ и на войнъ, и это еще болѣе укрѣпило его... Какъ же ему теперь не быть здоровымъ, когда вся жизнь его проходитъ въ удовольствіяхъ?

-- Правда, ваше высочество, отвѣчалъ де-Гизъ: -- но не забывайте, что удовольствія, которымъ предаются короли Франціи, имѣютъ свои опасности; отецъ вашъ, Генрихъ II, также воротился здоровъ и силенъ съ войны, но умеръ отъ удовольствій, о которыхъ вы упоминаете. Копье Монгоммери было безобидно, правда, для латъ, но не для глаза короля Генриха II, скончавшагося отъ раны... Вотъ что можетъ случиться. Правда, пятнадцать лѣтъ спустя, вдовствующая королева приказала воротить Монгоммери изъ изгнанія и отрубить ему голову... но все-таки это не возвратило королю жизни. Что же касается до вашего брата, покойнаго короля Франциска, то ему значительно повредило во мнѣніи народа его слабоуміе; онъ также умеръ весьма-несчастнымъ образомъ. Признайтесь, принцъ, что боль въ ухѣ не можетъ быть смертельною болѣзнью,-- а между-тѣмъ король умеръ отъ этой боли...Вотъ что можетъ случиться. Я часто слышалъ, что эта смертельная болѣзнь развилась въ ухѣ Франциска не однимъ случаемъ... мнѣ даже называли весьма-извѣстную особу...

-- Герцогъ!.. проговорилъ Франсуа краснѣя.

-- Да, ваше высочество, продолжалъ герцогъ:-- съ нѣкоторыхъ-поръ весьма-опасно носить титулъ короля. Антуанъ Бурбонскій получилъ рану въ плечо только отъ-того, что назывался королемъ: другой легко и скоро излечился бы отъ этой раны, а онъ -- умеръ отъ нея. Глазъ, ухо и плечо причинили много горя во Франціи, и это напоминаетъ мнѣ стихи, сложенные по этому случаю графомъ де-Бюсси.

-- Какіе стихи? спросилъ король.

-- Будто ты не знаешь? отвѣчалъ Шико.

-- Не знаю,

-- Худо же, если отъ тебя скрываютъ подобныя вещи. Слушай:

Par l'oreille, l'épaule et l'oeil,

La France eut trois rois au cercueil;

Par l'oreille, l'oeil et l'épaule,

11 mourut trois rois dans la Gaule.

Par l'oeil, l'épaule et l'oreille...

Но тише, тише! Мнѣ кажется, что братъ твой говоритъ.

-- А послѣдній стихъ?

-- Послѣ скажу, когда Бюсси прибавитъ къ нимъ еще четыре стиха.

-- Что это значить?

-- Это значитъ, что въ семейной картинѣ его не достаетъ еще двухъ лицъ... Но слушай: не брать твой, а герцогъ де-Гизъ говоритъ.

-- Замѣтьте, ваше высочество, продолжалъ де-Гизъ:-- что исторія вашихъ родныхъ и союзниковъ не кончена еще въ стихахъ Бюсси.

-- Что я тебѣ говорилъ? сказалъ Шико, толкнувъ Генриха локтемъ.

-- Вы забываете Жанну д'Альбре, мать Беарнца, которая умерла отъ-того, что понюхала пару перчатокъ, купленныхъ у флорентинца, близь Сен-Мишельскаго-Моста; это тоже весьма неожиданный случай, тѣмъ болѣе, что въ то время очень-многіе желали смерти Жанны. Признайтесь, ваше высочество, что васъ самихъ это обстоятельство весьма удивило?

Герцогъ анжуйскій только насупилъ брови, что придало его коварному взгляду еще болѣе мрачное выраженіе.

-- А вспомните Карла IX, продолжалъ герцогъ: -- и вы не спросите, что можетъ случиться. Ему причинили смерть не глазъ, не ухо, не плечо, не носъ, а орямо -- ротъ.

-- Что-о? вскричалъ Франсуа.

И по послышавшемуся движенію можно было угадать, что герцогъ анжуйскій отступилъ съ ужасомъ.

-- Да, ваше высочество, ротъ, повторилъ де-Гизъ: -- чтеніе охотничьихъ книгъ весьма-опасно, особенно, когда страницы такъ слипнутся, что нельзя иначе перебирать ихъ, какъ поднося безпрестанно палецъ ко рту, чтобъ смачивать его слюней; вкусъ застарѣлой бумаги весьма вреденъ для здоровья: онъ отравляетъ слюну...

-- Герцогъ! герцогъ! произнесъ Франсуа съ ужасомъ: -- мнѣ кажется, что вы выдумываете эти преступленія!

-- Преступленія? повторилъ де-Гизъ:-- кто вамъ говоритъ о преступленіяхъ, ваше высочество? Я только говорю, что можетъ случиться! Я и не думаю о преступленіяхъ. А знаете ли вы, что случилось съ королемъ Карломъ IX на охотѣ?

-- Слушай, Генрихъ, сказалъ Шико: -- тебѣ, какъ охотнику, это должно быть очень-любопытно.

-- Я знаю, что случилось съ Карломъ, сказалъ Генрихъ.

-- Да я не знаю; я тогда еще не былъ при дворѣ; не мѣшай же мнѣ слушать, сынъ мой.

-- Вы знаете, ваше высочество, продолжалъ лотарингскій принцъ: -- о какой охотъ я говорю; о той, въ которую, по великодушному побужденію вашего сердца убить кабана, бросившагося на вашего брата, вы выстрѣлили съ такою поспѣшностью и такъ неосторожно, что вмѣсто кабана, въ котораго вы цѣлились, вы рапили того, въ кого не цѣлились. Этотъ выстрѣлъ доказываетъ, какъ должно опасаться того, что можетъ случиться. Всѣмъ при дворъ извѣстна ловкость вашего высочества. Всѣ знаютъ, что вы стрѣляете чрезвычайно-мѣтко, а потому вы, я думаю, сами не мало изумились, когда увидѣли, что король упалъ съ лошади и неминуемо сдѣлался бы жертвой свирѣпаго кабана, еслибъ не подоспѣлъ король наваррскій и не убилъ дикаго звѣря.

-- Какая же мнѣ была польза въ смерти короля Карла IX? сказалъ герцогъ анжуйскій, стараясь придать себѣ твердости и спокойно отвѣчать на ироническіе намеки де-Гиза:-- если наслѣдникомъ его былъ братъ мой Генрихъ?

-- Позвольте, ваше высочество; вы забываете, что польскій престолъ былъ не занятъ. Со смертію Карла IX открывалась вакансія и на французскій престолъ. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что старшій братъ вашъ избралъ бы послѣдній. Но вѣдь и польскимъ престоломъ нельзя было пренебрегать, тѣмъ болѣе, что я знаю многихъ, которые домогались даже бѣдненькой короны наваррской. Притомъ же, смерть Карла IX еще одного ступенью приближала васъ къ наслѣдству... Вѣдь король Генрихъ Ш прибылъ же изъ Варшавы сюда въ десять дней; слѣдовательно, и вы могли поспѣть сюда также скоро.

Генрихъ III посмотрѣлъ на Шико, который въ свою очередь взглянулъ на короля, но уже не съ обыкновеннымъ лукавыми, и саркастическимъ выраженіемъ, но съ участіемъ, почти-нѣжнымъ, которое, однакожь, тотчасъ же исчезло съ загорѣлаго лица его.

-- Что же вы изъ этого заключаете? спросилъ герцогъ анжуйскій, стараясь прекратить разговоръ, въ которомъ де-Гизъ высказалъ все свое неудовольствіе.

-- Я заключаю, что со всякимъ человѣкомъ, а тѣмъ болѣе съ королемъ, можетъ многое случиться. Вы олицетворяете собою случаи, угрожающій Генриху III, особенно, если сдѣлаетесь начальникомъ лиги, потому-что быть начальникомъ лиги -- значитъ быть королемъ короля, не говоря уже о томъ, что, принявъ начальство надъ лигой, вы уничтожаете случай, угрожающій скорому вашему вступленію на престолъ, т. е. Беарнца.

-- Скорому вступленію! Слышишь? сказалъ Генрихъ III.

-- Какъ не слышать, ventre de biche! отвѣчалъ Шико.

-- Слѣдовательно... продолжалъ герцогъ де-Гизь.

-- Слѣдовательно, повторилъ герцогъ анжуйскій:-- вы того мнѣнія, что я долженъ принять предложеніе короля?

-- Разумѣется! отвѣчалъ лотарингскій принцъ: -- я умоляю васъ принять это предложеніе, ваше высочество.

-- А вы... сегодня вечеромъ?

-- О! будьте спокойны; люди мои рыскаютъ съ утра, и сегодня вечеромъ Парижъ очень удивится...

-- -- Чему удивится Парижъ? спросилъ Генрихъ III.

-- А нечто ты не догадываешься?

-- Нѣтъ.

-- Ахъ, какъ ты недогадливъ, сынъ мой! Сегодня вечеромъ публично подписываютъ лигу, потому-что тайкомъ она уже давно подписана и переподписана; ждали только твоего согласія: утромъ ты согласился, а вечеромъ ужь и подписываютъ... ventre de biche! Ты видишь, Генрихъ, что твои случаи -- потому-что у тебя ихъ два,-- что твои случаи не теряютъ времени.

-- Хорошо, сказалъ герцогъ анжуйскій:-- и такъ, до вечера.

-- Да; до вечера! произнесъ глухимъ голосомъ король.

-- Какъ! спросилъ Шико:-- не-ужь-ли и ты, Генрихъ, рѣшишься вечеромъ выйдти на улицу?

-- Непремѣнно.

-- Напрасно, Генрихъ.

-- Отъ-чего?

-- А случай!

-- Не бойся, я буду не одинъ; и ты пойдешь со мною.

-- Какъ бы не такъ! Я, братъ, не гугенотъ. Я православный католикъ и самъ хочу подписать лигу, не разъ, а десять разъ, не десять, а сто разъ!

Не стало болѣе слышно голосовъ герцога анжуйскаго и де-Гиза.

-- Еще одно слово, сказалъ король, остановивъ Шико: -- что ты думаешь обо всемъ этомъ?

-- Я думаю, что ни одинъ изъ вашихъ предшественниковъ не зналъ своего случая; Генрихъ II не берегъ глаза; Францискъ II не берегъ уха; Антуанъ-Бурбонскій не берегъ плеча; Жанна д'Альбре не берегла носа; Карлъ IX не берегъ рта. Слѣдовательно, вы, Генрихъ, имѣете большое преимущество надъ ними: вы можете предостеречься, потому-что, ventre de biche! хорошо знаете своего братца!

-- Да, сказалъ Генрихъ III:-- и скоро онъ увидитъ, par la mordieu! какъ его знаю!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ГЛАВА I.

Вечеръ Лиги.

Празднества теперешняго Парижа отличаются шумомъ и болѣе или менѣе значительнымъ стеченіемъ народа; но они чрезвычайно-однообразны. Не то было въ старинномъ Парижѣ. Миріады народа, стремившагося къ одной точкѣ, толпившагося въ узкихъ улицахъ, между домами съ балконами и крылечками, имѣвшими свой отличительный характеръ, составляли прекрасное зрѣлище; разнообразіе костюмовъ, вооруженій, нарѣчій, движеніи, голосовъ, представляло тысячу любопытныхъ подробностей, собранныхъ на одной точкѣ и составлявшихъ одно чрезвычайно-занимательное цѣлое.

Вотъ что представлялъ Парижъ въ восемь часовъ вечера, въ тотъ день, когда герцогъ де-Гизъ, послѣ представленія королю и разговора съ герцогомъ анжуйскимъ, хотѣлъ заставить добрыхъ гражданъ столицы королевства Франціи подписать лигу.

Граждане, въ лучшихъ своихъ костюмахъ, какъ-бы наряженные на праздникъ, или въ полномъ вооруженіи, какъ-бы готовясь на смотръ или битву, направлялись къ церкви: всѣ, движимые однимъ чувствомъ и идя къ одной цѣли, были веселы или мрачны, когда проходили мимо постовъ королевской стражи. Этотъ мрачный видъ и особенно крики, насмѣшки и брань, сопровождавшіе его, очень обезпокоили бъ г-на де-Морвилье, еслибъ онъ не зналъ добрыхъ Парижанъ, насмѣшниковъ и забіякъ, но неспособныхъ быть зачинщиками, если только ихъ не побудитъ къ тому злой другъ или неосторожный врагъ.

Разнообразіе этого зрѣлища было увеличено еще тѣмъ, что множество женщинъ, нехотѣвшихъ оставаться дома въ такой торжественный день, послѣдовали за своими мужьями; нѣкоторыя тащили даже за собою толпу дѣтей, и весьма-забавную картину составляли ребятишки, цѣплявшіеся за непомѣрно-длинные мускеты, за гигантскія сабли или грозныя алебарды отцовъ.

По-временамъ, изъ группы людей, болѣе другихъ воспламененныхъ, слышались грозные крики и вслѣдъ за тѣмъ въ воздухѣ сверкало лезвіе обнаженныхъ шпагъ, особенно, когда о ни проходили мимо дома какого-нибудь гугенота. Тогда ребятишки кричали: -- Варѳоломеевская ночь-ночь-ночь!-- между-тѣмъ, какъ отцы вторили имъ: -- На костры еретиковъ! на костры! на костры!

Эти крики на минуту вызывали къ окнамъ блѣдное лицо какой-нибудь старой служанки или суроваго пастора; вслѣдъ за тѣмъ слышался за дверьми шумъ желѣзныхъ запоровъ и замковъ. Тогда граждане, счастливые и гордые тѣмъ, что, подобно зайцу въ баснѣ Лафонтена, напугали людей болѣе ихъ трусливыхъ, продолжали торжественное шествіе и переносили далѣе шумныя и безсильныя угрозы.

Стеченіе народа было особенно-велико на улицѣ Арбр-Секъ. Улица была загорожена, въ полномъ смыслѣ этого слова; шумная и буйная толпа направлялась къ свѣтлому фонарю, висѣвшему надъ вывѣской, знакомой многимъ изъ нашихъ читателей. На ней былъ изображенъ цыпленокъ на лазоревомъ полѣ, съ слѣдующею надписью: Прекрасная-Зв ѣ зда.

На порогѣ этого дома, человѣкъ, замѣчательный по шерстяному клѣтчатому колпаку, о чемъ-то громко разсуждалъ. Онъ размахивалъ обнаженной шпагой, а въ другой рукѣ держалъ тетрадь, вполовину исписанную именами.

-- Сюда, сюда, добрые католики! пожалуйте въ гостинницу "Прекрасной-Звѣзды"! вы здѣсь найдете и доброе вино, и добрыхъ людей; пожалуйте! Минута благопріятная; въ эту ночь добрые будутъ отдѣлены отъ злыхъ; завтра утромъ вырвутъ дурную траву изъ поля! Пожалуйте, господа; умѣющіе писать, идите и пишите! Неумѣющіе писать, идите и говорите ваши имена, или мнѣ, Ла-Гюрьеру, или помощнику моему, г. Крокантену.

Г. Крокантенъ, перигорскій уроженецъ, въ бѣломъ платьѣ съ ногъ до головы, опоясаиный веревкой, за которой торчали ножъ и чернильница, записывалъ имена выступавшихъ впередъ.

-- Господа, за вѣру! кричалъ вовсе горло хозяинъ гостинницы "Прекрасной-Звѣзды": -- господа, за святую вѣру!... Святая вѣра! господа, виватъ!...

И онъ задыхался отъ усердія и усталости, потому-что энтузіазмъ его начался съ четвертаго часа по-полудии.

Добрые католики, одушевляемые восклицаніями Ла-Гюрьера, записывались, или говорили имена свои г. Крокантену.

Множество именъ было уже записано, къ величайшему удовольствію хозяина гостинницы, имѣвшему опасную соперницу въ церкви Сен-Жермен-у-Гоксерроа; но, по счастію, число правовѣрныхъ было такъ велико, что тѣ, которымъ не удавалось войдти въ церковь и записаться у алтаря, пробирались до двери гостинницы, гдѣ распоряжались Ла-Гюрьеръ и помощникъ его, Крокантенъ.

Когда тетради Ла-Гюрьера и Крокантена были исписаны, хозяинъ гостинницы приказалъ немедленно принести двѣ новыя, чтобъ не было остановки, и опять громче прежняго принялся вызывать желающихъ, надѣясь заслужить этимъ вниманіе герцога де-Гиза,-- вниманіе, котораго онъ уже такъ давно домогался.

Между-тѣмъ, какъ подписчики предавались порывамъ безпрестанно-усиливавшагося усердія и переходили изъ одной улицы въ другую, въ толпѣ показался человѣкъ высокаго роста, съ помощію толчковъ и пинковъ добиравшійся до Крокантена.

Достигнувъ своей цѣли, этотъ человѣкъ взялъ перо изъ рукъ почтеннаго гражданина, только-что расчеркнувшагося подъ своею подписью, и написалъ свое имя буквами въ полдюйма величины, такъ-что на бѣлой страничкѣ, имъ избранной, не осталось болѣе мѣста; расчеркнувшись фигурными закорючками, онъ передалъ перо гражданину, стоявшему за нимъ и нетерпѣливо ожидавшему своей очереди.

-- Шико! прочиталъ этотъ гражданинъ: -- чортъ возьми, какъ красиво расписывается этотъ господинъ!

Шико, -- то былъ онъ, -- отказавшись слѣдовать за Генрихомъ, бродилъ по улицамъ и расписывался гдѣ только могъ. Написавъ свое имя у Крокантена, онъ перешелъ къ Ла-Гюрьеру, съ завистью глядѣвшему на Крокантена, которому посчастливилось украсить тетрадь свою такимъ красивымъ почеркомъ. Ла-Гюрьеръ принялъ Шико не съ открытыми объятіями, но съ открытою тетрадью. Гасконецъ записался еще болѣе-вычурнымъ почеркомъ; потомъ спросилъ Ла-Гюрьера, нѣтъ ли у него еще третьей тетради.

Ла-Гюрьеръ шутить не любилъ: онъ косо посмотрѣлъ на Шико; Шико посмотрѣлъ ему прямо въ глаза. Ла-Гюрьеръ назвалъ его сквозь зубы еретикомъ; Шико проворчалъ ему въ отвѣтъ: кабачникъ. Ла-Гюрьеръ отложилъ тетрадь и схватился за шпагу. Шико бросилъ перо и также схватился за шпагу; наконецъ, ссора эта кончилась бы непремѣнно поединкомъ, въ которомъ досталось бы трактирщику, еслибъ Шико не почувствовалъ, что его кто-то ущипнулъ въ руку; онъ скоро оглянулся.

За нимъ стоялъ король, одѣтый простымъ гражданиномъ; съ нимъ были Келюсъ и Можиронъ, также переодѣтые, но вооруженные шпагами и ружьями.

-- Это что такое? вскричалъ король: -- что вы, господа? вы добрые католики и ссоритесь! Mordieu, вы подаете дурной примѣръ.

-- Извольте дѣлать выговоры тому, кому слѣдуетъ, сказалъ Шико, какъ-бы не узнавая короля: -- этотъ неучъ сзываетъ прохожихъ, чтобъ у него записывались, а запишешься, такъ онъ же еще ругается.

Ла-Гюрьеръ замѣтилъ вновь-прибывшихъ и однимъ толчкомъ подвинулъ толпу назадъ, такъ-что Шико, король и миньйоны отдѣлились отъ нея и остались на возвышеніи, на крылечкѣ заведенія трактирщика-фанатика.

-- Какое усердіе! шепнулъ Генрихъ: -- сегодня раздолье православной религіи въ моемъ городѣ!

-- Да, ваше величество, но не раздолье еретикамъ... А вашему величеству извѣстно, что вы сопричислены къ ихъ сонму... Посмотрите на лѣво... еще лѣвѣе... еще; что вы видите?

-- А! широкую образину герцога майеннскаго и остренькую мордочку кардинала.

-- Тише, ваше величество; всѣ выгоды на нашей сторонѣ, потому-что мы знаемъ, гдѣ наши непріятели, а они не знаютъ, гдѣ мы.

-- Чего же мнѣ бояться?

-- Э, Боже мой! въ такой давкѣ ни за что нельзя ручаться. Трудно ли спрятать подъ полой ножъ, трудно ли вонзить этотъ ножъ въ бокъ сосѣду, такъ-что онъ и не успѣетъ замѣтить, кто нанесъ ему ударъ? Сосѣдъ вздохнетъ, да и былъ таковъ! Уйдемте подальше, ваше величество; здѣсь не хорошо.

-- Развѣ меня узнали?

-- Нѣтъ; по-крайней-мирѣ, не думаю; но узнаютъ, если вы долѣе останетесь здѣсь.

-- Виватъ за вѣру! Виватъ за православную! кричала толпа народа, возвращавшаяся съ рынковъ и хлынувшая въ улицу Арбр-Секъ.

-- Виватъ герцогъ де-Гизъ! виватъ кардиналъ! виватъ мосьё де-Майеннъ! отвѣчалъ народъ, толпившійся у гостинницы Ла-Гюрьера и узнавшій двухъ приближавшихся къ ней лотарингскихъ принцевъ.

-- О-го! Это что за виватъ? сказалъ Генрихъ III, насупивъ брови.

-- Эти крики доказываютъ, что всѣмъ хорошо на своемъ, мѣстѣ: герцогу де-Гизу хорошо на улицахъ, а вамъ въ Луврѣ; ступайте въ Лувръ, ваше величество, ступайте въ Лувръ.

-- И ты съ нами?

-- Я? О, нѣтъ! я тебѣ теперь не нуженъ, сынъ мой; у тебя есть своя стража. Живѣе, господа! Спѣшите, Кедюсъ, спѣшите, Можиронъ! Я хочу присутствовать на этомъ зрѣлищѣ до самаго конца. Оно кажется мнѣ весьма-любопытнымъ и забавнымъ.

-- Куда же ты идешь?

-- Пойду еще записываться. Я хочу, чтобъ завтра въ городѣ было болѣе тысячи моихъ автографовъ. Вотъ и набережная; спокойной ночи, сынъ мой, ступай направо, а я пойду налѣво; каждый долженъ идти своей дорогой. Мнѣ нужно еще забѣжать въ Сен-Мерри послушать отличнаго проповѣдника.

-- Что тамъ еще за шумъ? внезапно вскричалъ король: -- зачѣмъ народъ бѣжитъ къ Новому-Мосту?

Шико поднялся на ципочки, но увидалъ только массу народа, кричавшаго, ревѣвшаго, толкавшагося и несшаго кого-то или что-то съ торжествомъ на плечахъ.

Вдругъ, въ томъ мѣстѣ, гдѣ набережная расширяется, толпа, сжатая сперва въ узкомъ пространствѣ, разступилась, расширилась и, подобно чудовищу, выкинутому волнами къ ногамъ Ипполита, человѣкъ, казавшійся главнымъ дѣйствующимъ лицомъ этой сцены, былъ, такъ-сказать, брошенъ къ самымъ ногамъ короля.

Человѣкъ этотъ былъ братъ Горанфло, сидѣвшій на ослѣ.

Онъ кричалъ и размахивалъ руками.

Оселъ оглашалъ воздухъ жалобнымъ ревомъ.

-- Ventre de biche! вскричалъ Шико, узнавъ и осла и сѣдока, выступившихъ на сцену:-- я говорилъ тебѣ объ отличномъ проповѣдникѣ въ Сен-Мери; намъ не зачѣмъ далеко ходить -- послушаемъ этого.

-- Проповѣдникъ на ослѣ? спросилъ Келюсъ.

-- Отъ-чего же и нѣтъ, сынъ мой?

-- Да онъ скорѣе похожъ на Силена! сказалъ Можиронъ.

-- Который же изъ нихъ проповѣдникъ? спросилъ Генрихъ: -- и оселъ и человѣкъ кричатъ въ одно время.

-- Оселъ краснорѣчивѣе, отвѣчалъ Шико: -- но человѣкъ говоритъ лучше по-французски. Прислушай, Генрихъ, прислушай, сынъ мой.

-- Смирно! кричалъ народъ:-- смирно!..

-- Смирно! закричалъ Шико голосомъ, покрывшимъ ревъ народа.

Наступило молчаніе.

Толпа окружила проповѣдника и осла. Горанфло началъ говорить рѣчь.

-- Братія! сказалъ онъ:-- Парижъ -- славный городъ; Парижъ -- гордость королевства Франціи, а Парижане весьма-умный народъ!.. Такъ сказано въ пѣсенкѣ...

И онъ запѣлъ во все горло:

Parisien, mon bel ami,

Que tu sais de sciences!

Но при этихъ словахъ, или, лучше сказать, при этой аріи, оселъ сталъ аккомпанировать такъ громко и съ такимъ ожесточеніемъ, что сѣдокъ долженъ былъ замолчать.

Народъ хохоталъ.

-- Молчи, Панюржъ; да замолчи же! кричалъ Горанфло: -- ты послѣ будешь говорить; дай мнѣ сперва кончить рѣчь.

Оселъ замолчалъ.

-- Братія! продолжалъ проповѣдникъ:-- міръ сей -- юдоль плача и горестей, въ которой люди должны, большею частію, утолять свою жажду слезами.

-- Онъ, кажется, пьянъ? сказалъ король.

-- Еще бы! отвѣчалъ Шико.

-- Я самъ, предсѣдящій предъ вами, возвращаюсь изъ изгнанія, какъ Іудеи, и вотъ уже цѣлая недѣля, какъ мы, то-есть Панюржъ и я, живемъ подаяніями...

-- Кто такой Панюржъ? спросилъ король.

-- Вѣроятно, кто-нибудь изъ его товарищей: -- я такъ думаю, отвѣчалъ Шико.-- Но не мѣшай мнѣ слушать: рѣчь бѣдняка трогаетъ меня.

-- И кому я обязанъ этимъ?.. Ироду! Вы знаете, о какомъ Иродѣ говорю я...

-- Ты тоже знаешь, сынъ мой, сказалъ Шико:-- помнишь мою анаграмму?

-- Негодяй!

-- Кому это ты говоришь? Мнѣ, проповѣднику, или ослу?

-- Всѣмъ троимъ.

-- Братія, продолжалъ Горанфло: -- вотъ мой оселъ, котораго я люблю какъ овцу; онъ можетъ подтвердить вамъ, что мы въ три дня прибыли сюда изъ Вильнёв-ле-Руа, чтобъ присутствовать на великомъ торжествѣ, совершающемся сегодня вечеромъ... А какъ мы пріѣхали?

La bourse vide,

Le gosier sec.

Но ничто не удержало насъ, т. е. Панюржа и меня!

-- Кто же этотъ Панюржъ? спросилъ опять Генрихъ, озабоченный этимъ страннымъ прозвищемъ.

-- И такъ, мы пріѣхали, продолжалъ проповѣдникъ: -- чтобъ узнать, что здѣсь дѣлается. Теперь же мы видимъ, но не понимаемъ. Что здѣсь дѣлается, братія? Сегодня ли свергаютъ Ирода съ престола? Сегодня ли сажаютъ брата Генриха въ монастырь?

-- О-го! сказалъ Келюсъ: -- мнѣ очень хочется подстрѣлить этого толстяка; какъ ты думаешь, Можиронъ?

-- Ба! сказалъ Шико:-- какъ можно сердиться за такую бездѣлицу, Келюсъ? Повѣрь мнѣ, Генрихъ, если тебя посадятъ только въ монастырь, такъ это еще слава Богу!.. Не такъ ли, Панюржъ?

Оселъ, услышавъ свое имя, поднялъ уши я страшно заревѣлъ.

-- О, Панюржъ! о! сказалъ проповѣдникъ: -- тебя, кажется, волнуютъ страсти?.. Господа, продолжалъ онъ: -- я выѣхалъ изъ Парижа съ двумя пріятелями: Панюржемь, моимъ осломъ, и Шико, шутомъ его величества... Господа, не знаете ли вы, что сталось съ моимъ другомъ, Шико?

Шико сдѣлалъ гримасу.

-- А! сказалъ король:-- такъ это твой другъ!

Келюсъ и Можиронъ засмѣялись.

-- Хорошъ твой другъ, продолжалъ король:-- а нельзя ли узнать, какъ его зовутъ.

-- Горанфло, Генрихъ; ты знаешь, тотъ самый Горанфло, о которомъ уже намекалъ тебѣ г. де-Морвилье.

-- Сен-Женевьевскій возмутитель?

-- Именно.

-- Такъ я велю его повѣсить.

-- Нельзя.

-- Отъ-чего?

-- Отъ-того, что у него нѣтъ шеи. Голова приросла къ плечамъ.

-- Братія, продолжалъ Горанфло: -- братія, вы видите предъ собою настоящаго мученика. Братія, теперь дѣло идетъ о томъ, чтобъ защитить меня, или, лучше сказать, защитить всѣхъ правовѣрныхъ католиковъ. Вы не знаете, что дѣлается въ провинціи, что затѣваютъ тугеноты. Мы должны были убить въ Ліонѣ одного, проповѣдывавшаго возмущеніе. Пока во Франціи останется одинъ гугенотъ, православные не будутъ имѣть ни минуты покоя. Истребимъ же гугенотовъ! За оружіе, братія, за оружіе!

-- За оружіе! повторили многіе.

-- Far la mordieu! сказалъ король:-- заставь этого пьяницу замолчать, или онъ накличетъ вторую варѳоломеевскую ночь!

-- Погоди, погоди, сказалъ Шико.

Взявъ сарбакань изъ рукъ Келюса, онъ пробрался до оратора и изъ всей силы ударилъ его пустымъ и звучнымъ инструментомъ по спинѣ.

-- Рѣжутъ! бьютъ! заревѣлъ Горанфло.

-- А! это ты? сказалъ Шико, просунувъ голову подъ руку Горанфло:-- какъ поживаешь, дружище?

-- Помогите, г. Шико, защитите! продолжалъ кричать Горанфло:-- враги вѣры хотятъ убить меня; но я умру, взывая къ правовѣрнымъ: на костеръ гугенотовъ! на костеръ Беарнца!

-- Замолчи, животное!

-- Чортъ побери Гасконцевъ! продолжалъ кричать Горанфло.

Но въ это самое время другой ударъ, уже не сарбаканомъ, а палкой, упалъ на плечо Горанфло, который въ этотъ разъ заревѣлъ отъ боли.

Шико съ изумленіемъ осмотрѣлся, но замѣтилъ только конецъ палки. Ударъ былъ нанесенъ человѣкомъ, вмѣшавшимся въ толпу послѣ исправительной мѣры, предпринятой противъ брата Горанфло.

-- О-го! сказалъ Шико: -- кто это такъ больно заступается за насъ? Ужъ не землякъ ли? Надобно узнать.

И онъ побѣжалъ за человѣкомъ съ палкой, скоро удалявшимся по набережной въ сопровожденіи еще какого-то незнакомца.

II.

Улица-Фероннри.

Шико былъ мастеръ бѣгать и скоро догналъ бы человѣка, ударившаго Горанфло, еслибъ нѣчто странное въ фигурѣ этого человѣка и особенно въ фигурѣ его товарища не дало ему понять, что опасно было приступить къ человѣку, старавшемуся не быть узнаннымъ. И точно, оба видимо старались скрыться въ толпѣ, оглядываясь по-временамъ, какъ-бы желая удостовѣриться, не гонятся ли за ними.

Шико разсудилъ, что было только одно средство не возбудить ихъ подозрѣнія, именно -- перегнать ихъ и идти передъ ними. Они шли къ Улицѣ-Сент-Оноре; на углу Улицы-Тирніанъ Шико перегналъ ихъ и, убѣжавъ довольно-далеко впередъ, спрятался въ уступѣ, въ Улицѣ-Бурдонне.

Незнакомцы, опустивъ поля шляпъ до самыхъ бровей и закрываясь плащами до самыхъ глазъ, продолжали идти скорымъ военнымъ шагомъ къ Улицѣ-Фероннр и.

Шико опять перегналъ ихъ.

На углу Улицы-Фероннр и, незнакомцы остановились и осмотрѣлись.

Шико же продолжалъ идти впередъ и дошелъ уже до половины улицы.

Тутъ предъ домомъ, походившимъ уже на развалины, -- такъ онъ былъ старъ,-- стояла карета, запряженная двумя дюжими лошадьми.

Шико осмотрѣлся, замѣтилъ, что возница спалъ на козлахъ, и что изъ окна выглядывало озабоченное лицо женщины. Быстрая мысль сверкнула въ умѣ Шико: ему показалось, что карета ждала двухъ незнакомцевъ. Онъ осторожно прошелъ за нею и, пользуясь тѣнью отъ дома, проскользнулъ, никѣмъ незамеченный, подъ каменную скамью, стоявшую у дома и служившую лоткомъ зеленщикамъ, которые въ то время два раза въ недѣлю обращали Улицу-Фероннри въ рынокъ.

Лишь-только онъ успѣлъ забиться подъ скамью, какъ увидѣлъ незнакомцевъ, подходившихъ уже къ лошадямъ; они опять стали осматриваться съ безпокойствомъ; одинъ изъ нихъ началъ будить кучера; но такъ-какъ кучеръ спалъ крѣпко, то онъ произнесъ выразительное гасконское cap di diou, между-тѣмъ, какъ товарищъ его толкалъ въ спину лѣниваго возницу.

-- Такъ я не ошибся, подумалъ ІІІико: -- это мои земляки; теперь мнѣ не удивительно, что они такъ ловко ударили Горанфло, бранившаго Гасконцевъ.

Молодая женщина, узнавъ двухъ мужчинъ, которыхъ она ждала, поспѣшно высунулась изъ окна тяжелаго экипажа; тогда Шико могъ явственно разсмотрѣть ее: ей могло быть отъ двадцати до двадцати-двухъ лѣтъ; она была хороша собою, но чрезвычайно-блѣдна; еслибъ было свѣтло, то по цвѣту лица ея и синимъ полукружіямъ подъ глазами, по томнымъ движеніямъ, можно было бы угадать, что она была въ болѣзненномъ состояніи, объясняемомъ частыми обмороками и округленностью таліи.

Но изъ всего этого, Шико замѣтилъ только три вещи: что она была молода, блѣдна и блондинка.

Незнакомцы подошли къ каретѣ и стали между нею и скамьею, подъ которою сидѣлъ Шико.

Тотъ изъ мужчинъ, который былъ повыше ростомъ, схватилъ обѣими руками бѣлую ручку, протягиваемую ему молодой женщиной, и, поставивъ одну ногу на подножку, сказалъ:

-- Ну, что, другъ мой, милая моя, какъ вы себя чувствуете?

Молодая дама съ грустной улыбкой покачала головой и указала на флакончикъ со спиртомъ.

-- Опять дурнота, ventre-saint-gris! Какъ бы я сердился на васъ за эту болѣзнь, еслибъ самъ не былъ ея виновникомъ, мое сердце!

-- А какой чортъ велѣлъ вамъ брать ее съ собой? довольно-грубо произнесъ другой незнакомецъ:-- Видно, ужь ваша судьба такая! Всегда и вездѣ къ вашему полукафтанью прицѣпится какая-нибудь юбка!

-- Э, любезный Агриппа! отвѣчалъ первый мужчина, казавшійся мужемъ или возлюбленнымъ молодой женщины: -- ты не знаешь, какъ трудно разставаться съ тѣмъ, кого любишь!

И онъ бросилъ на молодую женщину взглядъ, исполненный томной нѣжности.

-- Cordioux! вы бѣсите меня, говоря такимъ образомъ, возразилъ угрюмый товарищъ.-- Развѣ вы пріѣхали въ Парижъ любезничать, волочиться? Мнѣ кажется, что для вашихъ сантиментальныхъ прогулокъ довольно мѣста и въ Беарнѣ; не зачѣмъ, было доходить до Вавилона, гдѣ васъ сегодня вечеромъ чуть не прибили разъ двадцать. Вернитесь домой, если хотите нѣжничать; но здѣсь, mordioux! занимайтесь интригами, только не любовными, а политическими!

При этихъ словахъ, Шико очень хотѣлось поближе посмотрѣть на говорившихъ, но онъ не могъ этого сдѣлать, опасаясь быть замѣченнымъ,

-- Пусть онъ ворчитъ, мой другъ, продолжалъ мужчина, стоявшій у дверецъ кареты: -- не обращайте на него вниманія. Я думаю, что онъ сдѣлается боленъ, если ему не на кого будетъ ворчать.

-- Но, ventre-saint-gris! вскричалъ ворчунъ: -- влѣзайте по-крайней-мѣрѣ въ карету, если хотите нѣжничать, а не стойте на улицѣ, гдѣ васъ могутъ узнать.

-- Ты правъ, Агриппа; вы видите, что ворчунъ мой не такъ сердитъ, какъ кажется. Дайте мнѣ мѣстечко, мое сердце, если позволяете, чтобъ я сѣлъ возлѣ васъ или у вашихъ ногъ.

-- Не только позволяю, ваше величество, но даже прошу васъ объ этомъ.

-- Ваше величество! проворчалъ Шико, невольно поднявъ голову и стукнувшись головой о каменную скамью:-- ваше величество? Это что значитъ?

Но въ то же время, влюбленный вскочилъ въ карету, и послышался звукъ нѣжнаго, продолжительнаго поцалуя.

-- Mordioux! проговорилъ незнакомецъ, оставшійся на улицѣ: -- человѣкъ преглупое животное!

-- Пусть меня повѣсятъ, если я тутъ что-нибудь понимаю! подумалъ Шико.-- Но подождемъ: все приходитъ въ-пору тому, кто умѣетъ подождать.

-- О, какъ я счастливъ! продолжалъ, не заботясь о досадѣ своего товарища, тотъ, кого называли величествомъ:-- ventre-saint-gris! сегодня чудный день! Добрые Парижане, ненавидящіе меня отъ всей души и готовые безпощадно растерзать меня, еслибъ знали, что я здѣсь, -- добрые Парижане хлопочутъ изъ всѣхъ силъ, чтобъ прочистить мнѣ дорогу къ престолу, и, сверхъ-того, въ моихъ объятіяхъ женщина, которую я обожаю! Гдѣ мы теперь, д'Обинье? Когда я буду королемъ, я воздвигну на этомъ мѣстѣ памятникъ доброму генію Беарнца.

-- Беарнца...

Шико не договорилъ, или, лучше сказать, не додумалъ; онъ второй разъ уткнулся въ то же мѣсто, тѣмъ же мѣстомъ.

-- Мы въ Улицѣ-Фероннри, ваше величество, и здѣсь намъ быть нехорошо, сказалъ д'Обинье, жаловавшійся на вещи, когда ему надоѣдало ворчать на людей.

-- Мнѣ кажется, продолжалъ незнакомецъ, въ которомъ читатели, вѣроятно, узнали уже Генриха, короля наваррскаго: -- мнѣ кажется, что я теперь ясно предугадываю свое будущее; я предвижу, что буду королемъ, сильнымъ и могущественнымъ, но, быть-можетъ, менѣе любимымъ, нежели теперь... О, мой ангелъ! повторите мнѣ еще, что любите меня; голосъ вашъ пробуждаетъ сладостнѣйшія ощущенія въ душѣ моей!

И Беарнець опустилъ голову на плечо возлюбленной, съ чувствомъ, часто овладѣвавшимъ имъ.

-- О, Боже мой! вскричала молодая женщина съ боязнію: -- вамъ дурно, ваше величество?

-- Этого только не доставало! проворчалъ д'Обинье: -- хорошъ солдатъ, хорошъ полководецъ, хорошъ король, съ которымъ дѣлается дурно!

-- Нѣтъ, милая, успокойся, отвѣчалъ Генрихъ: -- можетъ ли мнѣ быть дурно съ тобою?

-- По-истинѣ, ваше величество, сказалъ д'Обинье:-- я не знаю, зачѣмъ вы называетесь Генрихомъ-Наваррскимъ, а не Ронсаромъ или Клеманомъ Маро. Cordioux! мнѣ удивительно, отъ-чего вы не живете въ ладахъ съ королевой Марго? Вы, кажется, оба порядочно расположены къ поэзіи?

-- Ахъ, д'Обинье! ради Бога, не говори мнѣ о женъ. Какъ-разъ накличешь бѣду, ventre-saint-gris! Она, чего-добраго, сама сюда явится!

-- Вы, вѣрно, забыли, что она въ Наваррѣ? сказалъ д'Обинье.

-- Ventre-saint-gris! Вѣдь и я въ Наваррѣ, или, по-крайней-мѣрѣ, всѣ думаютъ, что я тамъ. Послушай, Агриппа, ты напугалъ меня; садись и ѣдемъ.

-- Нѣтъ, не сяду, отвѣчалъ д'Обинье:-- поѣзжайте, я пойду за вами; я буду мѣшать вамъ, или, лучше-сказать, вы будете мѣшать мнѣ въ каретѣ.

-- Такъ запри же дверцы, беарнскій медвѣдь, и дѣлай что хочешь! сказалъ Генрихъ.

Потомъ, обратившись къ кучеру, онъ прибавилъ:

-- Навареннъ, ты знаешь куда ѣхать?

Карета медленно тронулась съ мѣста; д'Обиньё послѣдовалъ за нею, ворча на друга, но заботясь о безопасности короля.

Съ груди Шико спала свинцовая тяжесть, когда они удалились: онъ зналъ, что д'Обиньё не оставилъ бы въ живыхъ неосторожнаго, подслушавшаго подобный разговоръ.

-- Надобно ли увѣдомить Валуа о томъ, что я слышалъ? спрашивалъ себя Шико, на-четверенькахъ вылѣзая изъ-подъ-скамьи.-- Зачѣмъ? продолжалъ онъ потягиваясь и расправляя ноги:-- можно ли доносить на двухъ скрывающихся людей и беременную женщину? Нѣтъ, это было бъ неблагородно. Нѣтъ, я не скажу ему ничего; да и къ-чему ему знать объ этомъ? Вѣдь не онъ царствуетъ, а я!

И Шико весело припрыгнулъ.

-- Очень-мило смотрѣть на нѣжныхъ любовниковъ, продолжалъ Шико: -- только д'Обинье правь: почтенный Генрихъ-Наваррскій ужь слишкомъ влюбчивъ. Годъ-тому, не болѣе, онъ пріѣхалъ въ Парижъ для г-жи де-Совъ. Теперь онъ привезъ съ собою эту милашку, безпрестанно падающую въ обморокъ. Но кто эта красавица? Вѣроятно, ла-Фоссеза. Притомъ же, если Генрихъ-Наваррскій не шутя добивается престола, такъ онъ позаботится объ уничтоженіи своихъ соперниковъ, герцога де-Гиза, кардинала де-Гиза и моего пріятеля, герцога майеннскаго. Исполать!.. Я чувствую особое расположеніе къ Беарнцу, ибо увѣренъ, что рано ли, поздно ли, но непремѣнно онъ съиграетъ шутку съ отвратительнымъ лотарингскимъ мясникомъ... Итакъ, рѣшено! Не скажу никому ни слова.

Въ эту минуту, нахлынула въ улицу толпа пьяныхъ лигёровъ.

-- Да здравствуютъ католики! Смерть Беарнцу! на костеръ гугенотовъ! на костеръ еретиковъ! кричала толпа.

Между-тѣмъ, карета поворотила за уголъ ограды Кладбища-Святыхъ-Невинныхъ и исчезла въ отдаленіи Сен-Дениской-Улицы.

-- Итакъ, думалъ Шико:-- я видѣлъ кардинала де-Гиза, видѣлъ герцога майеннскаго, видѣлъ короля Генриха III, видѣлъ Генриха Наваррскаго; одного принца не достаетъ въ моей коллекціи, именно герцога анжуйскаго; надобно отъискать его. Куда дѣвался мой Францискъ III? Я непремѣнно долженъ видѣть моего будущаго, нареченнаго и вѣнчаннаго уже монарха.

И Шико направился къ Церви-Сен-Жермен-л'Оксерруа.

Не одинъ Шико искалъ герцога анжуйскаго и безпокоился о его отсутствіи: Гизы также искали его, гдѣ только могли, но тщетно. Герцогъ анжуйскій былъ человѣкъ осторожный, и мы увидимъ, какія причины заставляли его еще скрываться отъ своихъ друзей.

Шико вошелъ въ Улицу-Бетизи; многочисленная толпа собралась у двери виноторговца, и въ этой толпѣ Гасконецъ узналъ де-Монсоро и де-Гиза.

-- А! подумалъ Шико, въ надеждѣ, что напалъ наконецъ на слѣдъ герцога анжуйскаго: -- держи-ладьи здѣсь; должно быть, и акула недалека.

Шико ошибался. Монсоро и Гизъ стояли у двери кабака, набитаго пьяницами, и щедро подливали стаканъ за стаканомъ оратору, поджигая его возмутительное краснорѣчіе.

Ораторъ этотъ былъ мертвецки-пьяный Горанфло, разсказывавшій свое путешествіе въ Ліонъ и поединокъ съ окаяннымъ кальвинистомъ.

Герцогъ де-Гизъ, какъ-бы находя въ этихъ разсказахъ объясненіе молчанія Николая Давида, слушалъ внимательно.

Улица-Бетизи была наполнена народомъ: нѣсколько дворянъ-лигёровъ привязали лошадей къ столбу, а сами съ жаромъ разговаривали. Шико остановился у одной изъ группъ и сталъ прислушиваться.

Горанфло, то сталкиваемый съ осла, то опять возносимый на свою живую каѳедру, съ трудомъ ворочалъ языкомъ, но, по-несчастію, могъ еще отвѣчать на распросы герцога и Монсоро, которые, подозрѣвая бѣду или измѣну, старались заставить его высказать всю правду.

Это обстоятельство испугало подслушивавшаго Гасконца болѣе, нежели присутствіе короля наваррскаго въ Парижѣ. Онъ страшился, чтобъ Горанфло не назвалъ его; это могло объяснить допрашивавшимъ все дѣло и открыть тайну, которую Шико скрывалъ такъ тщательно. Но Гасконецъ не терялъ присутствія духа: пробравшись къ столбу, къ которому были привязаны лошади, онъ отвязалъ двухъ или трехъ и, ударивъ ихъ изъ всей мочи уздечками, пустилъ въ середину толпы, которая, испугавшись галопа и громкаго ржанія лошадей, разбѣжалась въ разныя стороны.

Горанфло опасался за Панюржа, дворяне за своихъ лошадей, граждане за самихъ-себя; наступила суматоха, -- всѣ разбѣжались; нѣсколько человѣкъ заревѣли даже:

-- Пожаръ! пожаръ!

Шико съ быстротою стрѣлы пробрался сквозь толпу, приблизился къ Горанфло и, бросивъ ему грозный взглядъ, схватилъ Панюржа подъ-уздцы и вмѣсто того, чтобъ слѣдовать за толпой, поворотилъ въ противную сторону.

Шико потащилъ за собою покачивавшагося проповѣдника въ глухой переулокъ близь Церкви-Сен-Жермен-л'Оксерруа и, прижавъ Панюржа вмѣстѣ съ сѣдокомъ его къ стѣнѣ, вскричалъ:

-- А, пьяница! а, негодный! а, измѣнникъ! а, ренегатъ! ты предпочелъ кружку съ виномъ другу!

-- Ахъ, г. Шико! проговорилъ Горанфло.

-- Какъ, неблагодарный! продолжалъ Шико: -- я кормилъ, поилъ тебя, набивалъ тебѣ карманы и брюхо, а ты измѣняешь мнѣ, своему благодѣтелю!

-- Ахъ, Шико!

-- Ты всѣмъ разсказываешь мои тайны, измѣнникъ!

-- Любезный другъ!

-- Молчи! ты, вѣроломный, заслуживаешь наказанія!

Дюжій Горанфло, сильный, мощный какъ волъ, но побѣжденный раскаяніемъ и, особенно, виномъ, покачивался со-стороны-на-сторону въ рукахъ Шико, который трясъ его, какъ надутый пузырь.

Одинъ Панюржъ возставалъ противъ обидъ, причиняемыхъ его хозяину, и лягался въ сторону, за что Шико билъ его палкой.

-- Наказанія! бормоталъ Горанфло:-- я заслуживаю наказанія? я, вашъ другъ, любезнѣйшій мосьё Шико.

-- Да, да, наказанія, сказалъ Шико:-- я не хочу оставаться у тебя въ долгу.

И палка Гасконца опустилась на широкія, мясистыя плечи Горанфло.

-- О! еслибъ я не былъ пьянъ! закричалъ Горанфло съ сердцемъ.

-- Что жь бы ты сдѣлалъ?

Проповѣдникъ погрозилъ кулакомъ.

-- Ты прибилъ бы меня, своего друга? Неблагодарный!

-- Да вы же бьете вашего друга, мосьё Шико?

-- Кто крѣпко любитъ, тотъ крѣпко и бьетъ.

-- Такъ убейте же меня на мѣстѣ! закричалъ Горанфло.

-- Ты это заслужилъ; по на первый случай я удовольствуюсь болѣе-легкимъ наказаніемъ... и палка еще разъ опустилась на спину Горанфло.

-- О! еслибъ я не былъ пьянъ!

-- Старая пѣсня!

И Шико съ большимъ усердіемъ сталъ выказывать свою привязанность къ бѣдному женовевцу, ревѣвшему во все горло.

-- Полно ревѣть! сказалъ Гасконецъ.-- Ну, будетъ съ тебя на первый случай; поправься же и ступай отдохни въ гостинницѣ Рога-Изобилія.

-- Да, я и дороги-то не вижу, сказалъ Горанфло, по щекамъ котораго текли крупныя слезы.

-- Добро бы ты выплакалъ выпитое вино, такъ протрезвился бы... А то нѣтъ, я же долженъ провожать тебя!

И Шико потащилъ за собою Панюржа, между-тѣмъ, какъ Горанфло цѣплялся обѣими руками за сѣдло, чтобъ не потерять равновѣсія.

Они миновали такимъ-образомъ Мостъ-Мёнье, улицу Сен-Баргелеми и вступили въ улицу Сен-Жакъ. Женовевецъ все плакалъ; Гасконецъ все тащилъ осла.

По приказанію Шико, два прислужника изъ гостинницы Бономе помогли Горанфло слѣзть съ осла и провели его въ каморку, о которой мы уже упоминали.

-- Готово, сказалъ Бономе, вышедъ къ Шико.

-- Вы уложили его?

-- Храпитъ.

-- Прекрасно! Но какъ онъ не вѣкъ же будетъ спать, такъ не забудьте, что онъ не долженъ знать, какимъ-образомъ очутился здѣсь. Не говорите ему обо мнѣ ни слова. Не худо бы даже увѣрить его, что онъ не выходилъ отсюда съ той ночи, когда надѣлалъ столько шума въ своемъ монастырѣ, и что все, случившееся съ нимъ съ-тѣхъ-поръ, онъ видѣлъ во снѣ.

-- Слушаю, мосьё Шико, отвѣчалъ хозяинъ: -- но что же съ нимъ, бѣдненькимъ, приключилось?

-- Большое несчастіе; онъ, кажется, поссорился въ Ліонѣ съ посланнымъ герцога майеннскаго и убилъ его.

-- Ахъ, ты, Господи!.. вскричалъ хозяинъ: -- слѣдовательно...

-- Герцогъ майеннскій поклялся, что прибьетъ его до полусмерти, отвѣчалъ Шико.

-- Будьте покойны, сказалъ Бономе: -- я ни за что въ мірѣ не выпущу его отсюда.

-- Прекрасно... а теперь, продолжалъ Гасконецъ, обезопасивъ себя со стороны Горанфло:-- теперь я непремѣнно долженъ отъискать герцога анжуйскаго.

И онъ отправился къ дому его величества Франциска III.

III.

Принцъ и другъ.

Шико тщетно искалъ герцога анжуйскаго по парижскимъ улицамъ.

Читатели знаютъ, что герцогъ де-Гизъ приглашалъ принца показаться въ народъ; это приглашеніе обезпокоило мнительнаго герцога анжуйскаго. Принцъ задумался, а послѣ размышленія онъ всегда бывалъ остороженъ.

Однакожь, такъ-какъ собственная его польза требовала, чтобъ онъ своими глазами видѣлъ расположеніе Парижанъ, то онъ принялъ приглашеніе, рѣшившись вмѣстѣ съ тѣмъ не выходить изъ дворца иначе, какъ въ сопровожденіи человѣка, на котораго онъ могъ положиться.

Герцогъ зналъ одного такого человѣка: Бюсси д'Амбуаза.

Но только страхъ могъ заставить его идти къ Бюсси.-- Послѣ сцены съ Монсоро, молодой дворянинъ не являлся къ герцогу анжуйскому, и послѣдній внутренно сознавался, что Бюсси былъ правъ.

Притомъ же на д'Амбуаза, какъ на всѣхъ великодушныхъ людей, горесть имѣла сильнѣйшее вліяніе, нежели радость. Человѣкъ, безстрашный въ опасностяхъ, холодный и непоколебимый передъ огнемъ и мечомъ, всегда скорѣе становится жертвой непріятностей, нежели человѣкъ низкій, малодушный. Тѣ, которыхъ женщины заставляютъ плакать, чаще другихъ заставляютъ трепетать мужчинъ.

Бюсси погрузился, такъ-сказать, въ свою горесть. Онъ видѣлъ Діану при дворѣ; ее признали графиней Монсоро; она вступила въ число придворныхъ дамъ королевы; онъ видѣлъ, какъ тысячи любопытныхъ взоровъ пожирали красавицу, которую онъ, такъ-сказать, открылъ и извлекъ изъ могилы, ее скрывавшей. Въ-продолженіе цѣлаго вечера, онъ не спускалъ страстнаго, пламеннаго взора съ молодой женщины, неподымавшей глазъ, исполненныхъ грусти; и Бюсси, несправедливый, какъ всякій истинно-любящій человѣкъ, забывая прошедшее и всѣ мечты о несбывшемся счастіи, -- Бюсси не хотѣлъ понять, какъ страдала Діана, если не подымала глазъ, боясь встрѣтить на его лицѣ выраженіе грусти, которую она понимала, которой сочувствовала!..

-- О! думалъ Бюсси, тщетно ожидая взгляда: -- женщины хитры и смѣлы только тогда, когда хотятъ обмануть опекуна, мужа или мать; онѣ робки, малодушны, когда дѣло идетъ о признательности; онѣ такъ боятся показаться любящими, такъ дорожатъ малѣйшей лаской, что не боятся поразить въ самое сердце того, кто жаждетъ этой ласки. Діана могла мнѣ сказать прямо, откровенно: -- благодарю васъ, мосьё де-Бюсси, за услугу, мнѣ оказанную, но любить васъ я не могу. Этотъ ударъ убилъ, или вылечилъ бы меня. Но, нѣтъ! она предпочитаетъ меня, позволяетъ мнѣ любить ее, и любить безнадежно... О! я не люблю ея болѣе... я презираю ее!

И онъ удалился съ отчаяніемъ и яростію въ сердцѣ.

Въ это время, лицо его не имѣло того благороднаго выраженія, на которое всѣ женщины глядѣли съ любовію, мужчины со страхомъ: лицо его было мрачно, улыбка принужденно-злобна, онъ глядѣлъ изъ подлобья.

Выходя изъ пріемной комнаты, Бюсси взглянулъ въ зеркало: -- перемѣна, происшедшая съ нимъ, поразила его непріятнымъ образомъ.

-- Я безразсуденъ, подумалъ онъ. Изъ-за одной женщины, пренебрегающей мною, я хочу добровольно отказаться отъ сотни другихъ женщинъ, ко мнѣ расположенныхъ!.. И для кого же пренебрегаетъ она мною?.. Для этого длиннаго, блѣднаго скелета, безпрестанно слѣдящаго за нею... неспускающаго съ нея ревниваго взора!.. Онъ тоже притворяется, что не видитъ меня... О! если я захочу, такъ сегодня же этотъ человѣкъ будетъ лежать блѣденъ и нѣмъ у моихъ ногъ; сегодня же я поражу его шпагой въ самое сердце; если захочу, такъ сегодня же запятнаю бѣлое платье Діаны кровью этого человѣка... Если я не могу быть любимъ, то, по-крайней-мѣрѣ, могу быть страшенъ и ненавидимъ!... Но подобный поступокъ недостоинъ меня, -- это было бы прилично какому-нибудь Келюсу и Можирону, еслибъ Келюсъ и Можиронъ умѣли любить. Лучше походить на того героя Плутарха, которому я столько удивлялся: на молодаго Антіоха, умиравшаго отъ любви безъ жалобы, безъ гнѣва!.. Да, я буду молчать! Я боролся лицомъ-къ-лицу со всѣми героями нашего столѣтія; самъ Крильйонъ, мужественный Крильйонъ былъ обезоруженъ мною, и жизнь его была въ моихъ рукахъ... Я заглушу въ душѣ своей горесть, какъ Геркулесъ задушилъ великаго Антея, не позволивъ ему ни разу коснуться Надежды, матери его... Для меня, Бюсси, прозваннаго храбрымъ, подобно Крилльйону, нѣтъ ничего невозможнаго... я могу стать на ряду съ героями древнихъ временъ!..

И съ этими словами, онъ раскрылъ судорожно-сжатую руку, отеръ холодный потъ съ лица и медленно пошелъ къ двери. Ногой хотѣлъ онъ ударить въ нее, но удержался, собралъ всю свою кротость, все свое терпѣніе и вышелъ, съ улыбкой и спокойствіемъ на лицѣ, съ волканомъ въ сердцѣ.

Онъ встрѣтилъ герцога анжуйскаго и отвернулся: онъ не чувствовалъ въ себѣ столько твердости, чтобъ улыбнуться, или даже поклониться принцу, называвшему его другомъ и измѣнившему ему такимъ коварнымъ образомъ.

Франсуа позвалъ Бюсси, но Бюсси не оглянулся.

Онъ воротился къ себѣ, бросилъ шпагу на столъ, отцѣпилъ кинжалъ, разстегнулъ мантію и полукафтанье и опустился въ кресло, приклонивъ голову къ рѣзному гербу, украшавшему спинку кресла.

Слуги удалились безъ шума, полагая, что господинъ ихъ хочетъ отдохнуть.

Но Бюсси не спалъ -- онъ мечталъ.

Онъ провелъ нѣсколько часовъ въ этомъ положеніи, не замѣчая, что на другомъ концѣ комнаты человѣкъ, также сидѣвшій въ креслѣ, внимательно слѣдилъ за всѣми его движеніями, какъ-бы выжидая удобнаго случая вступить съ нимъ въ разговоръ.

Наконецъ, холодная дрожь пробѣжала по всему тѣлу Бюсси; зубы его застучали лихорадочно; руки опустились; голова, отяжелѣвъ, соскользнула со спинки кресла.

Тогда человѣкъ, наблюдавшій за Бюсси, вздохнулъ, поднялся съ кресла и подошелъ къ молодому дворянину.

-- Графъ, сказалъ онъ: -- вы нездоровы.

Бюсси поднялъ голову; лицо его горѣло.

-- А! это ты, Реми, проговорилъ онъ.

-- Да, графъ; я ждалъ васъ.

-- Ждалъ? Зачѣмъ?

-- Затѣмъ, что вамъ тутъ оставаться нельзя. Вы нездоровы -- это безпокоитъ меня.

-- Благодарю, другъ мой, сказалъ Бюсси, взявъ руку молодаго человѣка.

Реми не выпускалъ грозной руки, бывшей въ настоящую минуту слабѣе руки ребенка, и съ уваженіемъ, съ любовію прижималъ ее къ своему сердцу.

-- Скажите мнѣ, графъ, намѣрены ли вы бороться съ лихорадкой? Если намѣрены, то не оставайтесь въ этомъ положеніи: она какъ-разъ преодолѣетъ васъ. Ложитесь лучше въ постель, и велите себѣ читать какую-нибудь хорошую книгу, изъ которой можете почерпнуть силу и утѣшеніе.

Бюсси послѣдовалъ совѣту друга.

Во весь слѣдующій день, Реми не отходилъ отъ постели больнаго; онъ служилъ ему врачомъ души и тѣла; тѣло онъ успокоивалъ освѣжительными напитками, душу -- нѣжными словами, исполненными вѣры и терпѣнія.

Но на третій день, тотъ самый день, когда герцогъ де-Гизъ представлялся королю, Бюсси тщетно ожидалъ Реми.

-- Онъ, вѣроятно, утомился, подумалъ Бюсси:.-- бѣдный молодой человѣкъ! Ему нуженъ воздухъ, видъ весенней зелени, солнца; притомъ же, вѣроятно, Гертруда ждала его... Гертруда простая служанка, но она любитъ его... любящая служанка выше всякой знатной дамы, неимѣющей сердца!

Прошелъ цѣлый день; Реми не являлся. Именно потому, что его не было, Бюсси болѣе желалъ его видѣть; продолжительное отсутствіе молодаго хирурга, наконецъ, вывело его изъ терпѣнія.

Вечеромъ, когда улицы стали наполняться народомъ, когда стало смеркаться и нельзя уже было различать предметовъ въ комнатъ, Бюсси услышалъ шумъ въ передней.

Въ спальню графа вбѣжалъ одинъ изъ слугъ его.

-- Его высочество герцогъ анжуйскій, продолжалъ онъ.

-- Проси, возразилъ Бюсси, насупивъ брови при той мысли, что принцъ, котораго онъ теперь презиралъ отъ души, заботился еще о немъ.

Герцогъ вошелъ. Въ комнатъ Бюсси не было свѣчей...

-- Какъ у тебя темно, Бюсси, сказалъ герцогъ.

Бюсси не отвѣчалъ; отвращеніе оковывало языкъ его.

-- Не-уже-ли ты такъ опасно боленъ, что не можешь отвѣчать мнѣ? продолжалъ герцогъ.

-- Да, я очень боленъ, ваше высочество, проговорилъ Бюсси.

-- Такъ, вѣроятно, отъ-того-то ты и не приходилъ ко мнѣ въ эти два дня?

-- Именно отъ-того, отвѣчалъ Бюсси.

Принцъ, раздосадованный этимъ лаконизмомъ, прошелся два или три раза по комнатѣ, то смотря въ окно, то передвигая мебель.

-- Ты славно живешь, Бюсси, сказалъ герцогъ, чтобъ только прервать непріятное молчаніе.

Бюсси не отвѣчалъ.

-- Господа, сказалъ герцогъ своимъ придворнымъ, вошедшимъ за нимъ въ спальню:-- потрудитесь удалиться въ сосѣднюю комнату; кажется, нашъ Бюсси, въ-самомъ-дѣлѣ, опасно боленъ. Зачѣмъ не послали за Мирономъ? Бюсси заслуживаетъ, чтобъ его лечилъ врачъ короля.

Одинъ изъ слугъ Бюсси печально покачалъ головой; герцогъ замѣтилъ это движеніе.

-- Нѣтъ ли у тебя какого-нибудь горя, Бюсси? спросилъ герцогъ съ лицемѣрнымъ участіемъ.

-- Не знаю, отвѣчалъ графъ.

Герцогъ приблизился, подобно влюбленному, котораго жестокость возлюбленной дѣлаетъ болѣе кроткимъ и ласковымъ.

-- Говори же, Бюсси! Говори откровенно.

-- Что мнѣ вамъ говорить, ваше высочество?

-- Ты сердитъ на меня? Да? прибавилъ онъ тихимъ голосомъ.

-- Сердитъ? За что? Да и можно ли сердиться на принцевъ? Къ чему это ведетъ?

Герцогъ промолчалъ.

-- Но, продолжалъ Бюсси иронически: -- мы напрасно теряемъ время... Вы, герцогъ, вѣроятно, пришли сюда не за тѣмъ только, чтобъ узнать о моемъ здоровьѣ?

Герцогъ посмотрѣлъ на Бюсси съ притворнымъ изумленіемъ.

-- Я вамъ нуженъ? Не правда ли? спросилъ Бюсси съ жестокостью.

-- А, графъ!

-- Конечно, я вамъ нуженъ! Не-уже-ли вы думаете, что я могу вѣрить вашему участію? Нѣтъ, потому-что вы, ваше высочества, никого не любите.

-- Бюсси! отъ тебя ли я это слышу?

-- Перестаньте; говорите лучше прямо, что вамъ нужно? Человѣкъ, находящійся на службѣ у принца, долженъ гордиться, если этому принцу угодно хоть притворяться его другомъ, и жертвовать для него всѣмъ,-- даже жизнію. Говорите, ваше высочество, что вамъ угодно?

Герцогъ покраснѣлъ... можетъ-быть, отъ-того только, что было темно.

-- Мнѣ ничего не нужно отъ тебя, Бюсси. Ты ошибаешься, думая, что я пришелъ къ тебѣ изъ какихъ-нибудь видовъ. Но такъ-какъ теперь прекрасная погода и весь Парижъ въ волненіи,-- сегодня подписываются на лигу,-- то я желалъ бы вмѣстѣ съ тобою прогуляться по городу.

Бюсси посмотрѣлъ на герцога.

-- А Орильи? сказалъ онъ.

-- Арфистъ! возразилъ герцогъ, презрительно пожавъ плечами.

-- А я думалъ, ваше высочество, что онъ занимаетъ у васъ и другія должности. Впрочемъ, кромѣ Орильи, у васъ есть еще десять или двѣнадцать дворянъ, шаги которыхъ я слышу у себя въ пріемной.

Медленно поднялся тяжелый занавѣсъ у двери.

-- Кто тамъ? съ гнѣвомъ вскричалъ герцогъ:-- кто безъ доклада смѣетъ входить въ комнату, въ которой я сижу?

-- Я, Реми, отвѣчалъ ле-Годуэнъ, смѣло и величественно входя въ комнату.

-- Что за Реми? спросилъ герцогъ.

-- Реми ле-Годуэнъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ: -- врачъ его сіятельства графа де-Бюсси.

-- Болѣе, нежели докторъ,-- другъ, прибавилъ Бюсси.

-- А! произнесъ герцогъ, обидясь.

-- Ты слышалъ, что угодно его высочеству? спросилъ Бюсси, готовясь встать съ постели.

-- Да, его высочеству угодно, чтобъ вы вышли съ нимъ.

-- Такъ что же? гордо спросилъ герцогъ.

-- Вамъ, графъ, выходить нельзя, отвѣчалъ ле-Годуэпъ съ твердостью.

-- Отъ-чего? вскричалъ принцъ.

-- Отъ-того, что сегодня слишкомъ-холодно, ваше высочество.

-- Слишкомъ-холодно? повторилъ герцогъ, изумленный дерзостью молодаго человѣка, осмѣлившагося противорѣчить ему.

-- Да, слишкомъ-холодно. Слѣдовательно, я, отвѣчающій за графа де-Бюсси предъ его друзьями, и болѣе предъ самимъ-собою, запрещаю ему выходить.

Не смотря на запрещеніе доктора, Бюсси готовь уже былъ соскочить съ носгели, но Реми значительно пожалъ ему руку.

-- Хорошо, сказалъ герцогъ.-- Если графъ подвергается опасности, то пусть остается.

И его высочество, крайне раздосадованный, сдѣлалъ два шага къ двери.

Бюсси не трогался.

Герцогъ воротился къ постели.

-- Слѣдовательно, сказалъ онъ:-- ты рѣшился не выходить?

-- Вы видите, ваше высочество, отвѣчалъ Бюсси: -- докторъ запрещаетъ.

-- Позови лучше Мирона, Бюсси: онъ искусный врачъ.

-- Ваше высочество, врачъ-другъ, по-моему, лучше, нежели врачъ ученый, сказалъ Бюсси.

-- Въ такомъ случаѣ, прощай!

-- Прощайте, ваше высочество!

И герцогъ вышелъ съ шумомъ.

Едва онъ удалился, какъ Реми, слѣдившій за нимъ глазами и удостовѣрившійся, что принцъ вышелъ изъ дома, скоро подошелъ къ больному.

-- Вставайте, графъ, сказалъ онъ:-- и скорѣе, скорѣе!

-- Вставать? зачѣмъ?

-- Чтобъ идти прогуляться со мной. Здѣсь воздухъ слишкомъ-спертъ.

-- Но не ты ли сейчасъ говорилъ герцогу, что на дворѣ слишкомъ-холодно?

-- Съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ ушелъ, температура перемѣнилась.

-- Слѣдовательно?.. спросилъ Бюсси, приподнявшись съ любопытствомъ.

-- Слѣдовательно, отвѣчалъ ле-Годуэнъ:-- я увѣренъ, что теперь чистый воздухъ можетъ быть вамъ полезенъ.

-- Не понимаю, сказалъ Бюсси.

-- Вы и не можете понимать лекарствъ, которыя я вамъ предписываю, а между-тѣмъ, глотаете же ихъ... Вставайте же скорѣе! Прогулка съ герцогомъ анжуйскимъ могла вамъ быть опасною; прогулка же съ докторомъ будетъ здорова. Послушайтесь меня... или вы уже не имѣете ко мнѣ довѣренности?.. Въ такомъ случаѣ, вамъ не за чѣмъ держать меня.

-- Изволь, изволь, я повинуюсь тебѣ, сказалъ Бюсси.

-- И прекрасно дѣлаете!

Бюсси всталъ; онъ былъ блѣденъ и нетвердо держался на ногахъ.

-- Какъ вы интересны! сказалъ Реми шутя: -- какъ эта блѣдность вамъ къ-лицу!

-- Но куда же мы пойдемъ?

-- Въ ту часть города, которой воздухъ я сегодня анализировалъ.

-- Какой же тамъ воздухъ?

-- Отличный для вашего здоровья.

Бюсси одѣлся.

-- Шпагу и шляпу, сказалъ онъ. Реми подалъ ему то и другое. Потомъ они оба вышли.

IV.

Этимологія Жюссьенской-Улицы.

Реми взялъ больнаго подъ руку, поворотилъ на лѣво въ улицу Кокилльеръ, и дошелъ до вала.

-- Странно, сказалъ Бюсси: -- ты ведешь меня къ сторонѣ Грани-Бательерскаго-Болота, и увѣряешь, что тамъ воздухъ для меня здоровъ!

-- Потерпите, ваше сіятельство, сказалъ Реми:-- потерпите; мы повернемъ сейчасъ въ Монмартрскую-Улицу; вы увидите, что это за улица!

-- Да развѣ я ея не знаю?

-- А, если знаете, тѣмъ лучше! Мнѣ не нужно будетъ терять времени на то, чтобъ указывать вамъ ея красоты, и я прямо проведу васъ въ хорошенькую, маленькую улицу. Пойдемте только; вы увидите.

Пройдя шаговъ двѣсти по Монмартрской-Улицѣ, Реми поворотилъ на-право.

-- Послушай, ты, кажется, нарочно кружишь, вскричалъ Бюсси: -- мы опять идемъ туда, откуда пришли.

-- Это Ежипсьенская (Египетская) Улица, ваше сіятельство, которую народъ называетъ уже не Ежипсьенскою, а Жипсьеннскою, или даже Жиссьенскою-Улицею; вы увидите, что скоро эту же самую улицу будутъ называть Жюссьенскою: это гораздо-нѣжнѣе и притомъ, съ приближеніемъ къ югу, нарѣчія становятся болѣе богаты гласными. Вы должны это знагь, графъ, потому-что были въ Польшѣ; тамъ есть слова, состоящія изъ четырехъ согласныхъ, поставленныхъ рядомъ, такъ-что кажется, будто произносящій ихъ жуетъ мелкіе камешки.

-- Все это очень-хорошо; но такъ-какъ я не думаю, чтобъ мы пришли сюда для филологическихъ разсужденіи, то скажи мнѣ наконецъ, куда мы идемъ?

-- Видите ли вы эту маленькую церковь? возразилъ Реми.-- Не правда ли, чтофасадъ, выходящій на улицу, очень-милъ? Я готовъ биться объ закладъ, что вы до-сихъ-поръ и не замѣчали ея?

-- Правда, я въ первый разъ ее вижу.

Дворяне рѣдко заходили въ маленькую церковь святой Маріи-Египетской, посѣщаемую однимъ простымъ народомъ, у котораго она прозывалась Нокеронской-Часовней.

-- Вы теперь знаете, графъ, какъ называется эта церковь; вы довольно насмотрѣлись на ея наружный видъ, о потому, не угодно ли полюбоваться внутренностью? Вы увидите, какъ красиво разрисованы стекла... Это очень-любопытно.

Бюсси посмотрѣлъ на Годузна, замѣтилъ на лицѣ его кроткую, нѣжную улыбку, и понялъ, что, уговаривая его войдти въ церковь, молодой докторъ имѣлъ совсѣмъ не ту цѣль, о которой говорилъ, тѣмъ болѣе, что въ темнотѣ и нельзя уже было различить расписанныхъ стеколъ.

Но въ церкви, освѣщенной въ это время для вечерней службы, можно было еще полюбоваться наивною живописью XVI вѣка, слѣды которой и понынѣ сохранились еще въ Италіи.

Стѣны церкви были расписаны, по приказанію короля Франциска І-го, фресками, изображавшими жизнь святой Маріи-Египетской.

-- Ужь не хочешь ли ты пробудить во мнѣ какихъ-нибудь особенныхъ идей? Если такъ, то ты ошибся, Реми. Это хорошо для школьниковъ.

-- Сохрани Боже! возразилъ Годуэнъ: -- Omnis cogitatio libidinosa cerebrum inficit.

-- Такъ что же ты...

-- Не выколоть же мнѣ себѣ глазъ!

-- Скажи мнѣ, наконецъ, была ли у тебя какая-нибудь особенная цѣль, когда ты велъ меня сюда?

-- Никакой не было, отвѣчалъ Реми.

-- Такъ уйдемъ.

-- Потерпите! служба сейчасъ кончится. Нельзя же безпокоить правовѣрныхъ.

И Годуэнъ слегка удержалъ Бюсси за руку.

-- Вотъ и кончено, сказалъ Реми.-- Пойдемте, графъ.

Бюсси разсѣянно пошелъ къ выходу.

-- Куда же вы торопитесь? сказалъ Годуэнъ: -- вы забываете взять святой воды. О чемъ вы такъ задумались?

Бюсси, послушный какъ ребенокъ, пошелъ къ столбу, возлѣ котораго стояла кропильница.

Годуэнъ воспользовался этой минутой, чтобъ сдѣлать знакъ женщинѣ, которая тотчасъ же направилась къ тому же столбу, къ которому шелъ Бюсси.

Въ то самое мгновеніе, когда графъ протянулъ руку къ кропильницѣ, иы ѣвшей видъ раковины, поддерживаемой двумя Египтянами изъ чернаго мрамора, женская рука, довольно-толстая и красная, коснулась его руки и окропила ее святой водой.

Бюсси невольно взглянулъ въ лицо женщины и въ то же мгновеніе отступилъ и поблѣднѣлъ, потому-что узналъ Гертруду, вполовину-закрытую чернымъ шерстянымъ вуалемъ,

Оеіъ стоялъ неподвижно, забывъ даже сотворить крестное знаменіе, между-тѣмъ, какъ Гертруда, поклонившись ему, пошла далѣе и скрылась подъ сводомъ, находившимся передъ выходомъ.

Вслѣдъ за Гертрудой, дюжими локтями прочищавшей себѣ дорогу, шла женщина, тщательно закутанная въ шелковую маитилью; женщина, которой прелестныя молодыя формы, очаровательная ножка и стройная талья напомнили Бюсси, что въ цѣломъ мірѣ была только одна такая талья, однѣ такія ножки...

Реми не произнесъ ни слова; онъ только посмотрѣлъ на графа... и Бюсси понялъ, зачѣмъ молодой докторъ привелъ его въ Улицу-св.-Маріи-Египетской...

Бюсси послѣдовалъ за этой женщиной; Годуэнъ пошелъ за Бюсси.

Процессія этихъ четырехъ особъ, слѣдовавшихъ одна за другою, могла бы быть весьма-забавною, еслибъ на лицахъ двухъ изъ нихъ не были написаны жестокія страданія.

Гертруда, шедшая впереди, поворотила за уголъ Монмартрской-Улицы, прошла нѣсколько шаговъ, потомъ вдругъ повернула на право къ какой-то калиткѣ.

Бюсси остановился въ нерѣшимости.

-- Ваше сіятельство! сказалъ Реми:-- вы, кажется, хотите, чтобъ я наступилъ вамъ на пятки?

Бюсси пошелъ далѣе.

Гертруда вынула изъ кармана ключъ, отперла дверь и посторонилась; госпожа ея вошла въ дверь не оглядываясь.

Ле-Годуэнъ шепнулъ два слова горничной, также посторонился и пропустилъ Бюсси; потомъ вошелъ вмѣстѣ съ Гертрудой и оба занерли за собою дверь.

Это было въ послѣднихъ дняхъ апрѣля, около половины восьмаго часа вечера; теплое дуновеніе весны развивало на деревьяхъ зелень... листья начинали пробиваться изъ буровато-зеленыхъ почекъ.

Бюсси осмотрѣлся: онъ былъ въ садикѣ, окруженномъ высокою каменною стѣною, по которой вились виноградные листья и плющъ, наполнявшіе воздухъ сильнымъ запахомъ, извлекаемымъ изъ нихъ вечерней прохладой.

Первыя сирени, расцвѣтшія подъ благодѣтельнымъ вліяніемъ утреннихъ солнечныхъ лучей, производили на чувства молодаго человѣка сладостное впечатлѣніе... И онъ невольно спрашивалъ себя, не были ли эти ощущенія слѣдствіемъ присутствія столь нѣжно, столь пламенно-любимой женщины...

Въ бесѣдкѣ, обсаженной жасминами, на маленькой скамьѣ, примыкавшей къ церковной стѣнѣ, сидѣла Діана, уныло опустивъ голову на грудь и машинально обрывая листочки душистой гвоздики, которые падали на песокъ, принимавшій болѣе-темный цвѣтъ отъ вечерней сырости.

Соловей, скрытый между листьями дикаго каштана, залился долгою, меланхолическою пѣснію, прерываемою, по-временамъ, блистательными, звучными, торжественными нотами.

Бюсси былъ одинъ въ саду съ графиней Монсоро, потому-что Реми и Гертруда куда-то удалились. Онъ подошелъ къ ней; Діана подняла голову.

-- Графъ, произнесла она робкимъ голосомъ: -- между вами и мною не можетъ и не должно быть недостойнаго притворства: вы не случайно встрѣтились со мною въ Церкви-св.-Маріи-Египетской...

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Бюсси:-- Годуэнъ привелъ меня туда не говоря зачѣмъ; но клянусь, что я не зналъ...

-- Вы не понимаете меня, графъ, печально прервала его Діана.-- Да, я очень-хорошо знаю, что г. Годуэнъ привелъ васъ въ церковь и, быть-можетъ, насильно...

-- Нѣтъ, не насильно, возразилъ Бюсси: -- я не зналъ, что ожидало меня...

-- Вы жестоки, г. де-Бюсси, проговорила Діана, покачавъ головою и поднявъ къ Бюсси глаза, омоченные слезами.-- Вы, вѣроятно, хотите сказать, что еслибъ знали намѣреніе Реми, то не послѣдовали бы за нимъ?

-- О, графиня!...

-- Это очень-естественно и справедливо, графъ. Вы оказали мнѣ большую услугу, а я даже не поблагодарила васъ. Простите меня, и будьте увѣрены въ моей искренней признательности...

-- Сударыня...

Бюсси замолчалъ; онъ былъ такъ смущенъ, что не находилъ словъ; всѣ мысли его перепутались,

-- Но я хотѣла вамъ доказать, продолжала Діана, одушевляясь болѣе и болѣе: -- что я не неблагодарна, и не забываю услугъ мнѣ оказанныхъ. Я просила г. Реми доставить мнѣ честь повидаться съ вами; я сама назначила это свиданіе... Простите, если я поступила дурно...

Бюсси прижалъ руку къ сердцу.

-- О, графиня! произнесъ онъ: -- вы увѣрены въ противномъ!

Мысли стали приходить въ порядокъ въ взволнованномъ умѣ молодаго человѣка; вечерній вѣтерокъ, наносившій благоуханія, освѣжалъ горящее лицо его.

-- Я знаю, продолжала Діана, чувствовавшая въ эту минуту болѣе твердости, нежели Бюсси, прозванный храбрымъ, потому-что долго готовилась къ этому свиданью:-- я знаю, какъ вы исполнили мое порученіе. Мнѣ извѣстна вся ваша деликатность. Я узнала и умѣю оцѣнить васъ. Посудите же сами, какъ я страдала при мысли, что вы усомнились въ признательности... и привязанности моей къ вамъ...

-- Графиня, возразилъ Бюсси: -- три дня я былъ боленъ и никуда не выходилъ,

-- Знаю, отвѣчала Діана, между-тѣмъ, какъ на лицѣ ея выступилъ румянецъ, изобличавшій все участіе, принимаемое ею въ болѣзни Бюсси: -- знаю; я страдала не менѣе васъ, потому-что г-нъ Реми, можетъ-быть, обманывалъ меня, но... онъ говорилъ...

-- Что ваше равнодушіе причиной моихъ страданій? О, нѣтъ! онъ не обманывалъ васъ.

-- Слѣдовательно, я должна была сдѣлать то, что дѣлаю, продолжала графиня де-Монсоро: -- я вижу васъ, благодарю васъ за всѣ оказанныя мнѣ услуги, и клянусь, что вѣчно буду вамъ признательна... Вѣрите ли вы теперь, что я говорю искренно?

Бюсси уныло покачалъ головой и не отвѣчалъ.

-- Вы не вѣрите словамъ моимъ? спросила Діана.

-- Графиня, отвѣчалъ Бюсси:-- если мы кого любимъ, то всячески стараемся доказать ему свое расположеніе; вы знали, что я былъ при дворѣ въ день вашего представленія; вы знали, что я былъ близь васъ; вы угадывали, что взоръ мой былъ устремленъ на васъ однѣхъ... и ни разу не взглянули на меня, ни словомъ, ни знакомъ, ни движеніемъ не дали мнѣ понять, что замѣтили меня... Впрочемъ, можетъ-быть, я и ошибаюсь: можетъ-быть, вы не узнали меня; вы видѣли меня только два раза.

Діана отвѣчала взглядомъ, исполненнымъ такого грустнаго упрека, что Бюсси былъ тронутъ до глубины души.

-- Простите, графиня, простите, сказалъ онъ: -- вы выходите изъ разряда обыкновенныхъ женщинъ, а между-тѣмъ поступаете, какъ онѣ... Вашъ бракъ?...

-- Вѣдь вы знаете, какъ онъ былъ заключенъ?

-- Да; но легко было расторгнуть его.

-- Невозможно.

-- Невозможно? Вы забывали, что близь васъ есть человѣкъ, готовый пожертвовать для васъ жизнію?

Дізна опустила глаза.

-- Этого-то я и страшилась, сказала она.

-- И для этого-то вы пожертвовали мною! О, вы не можете представить себѣ, какую я веду жизнь съ-тѣхъ-поръ, какъ вы принадлежите другому!

-- Графъ, сказала Діана съ достоинствомъ: -- женщина не можетъ перемѣнить мужа безъ ущерба своему доброму имени...

-- И вы предпочли графа Монсоро...

-- Вы увѣрены въ этомъ? проговорила Діана едва-слышнымъ голосомъ.-- Тѣмъ лучше!

И глаза ея наполнились слезами.

Бюсси въ волненіи прохаживался передъ нею.

-- Теперь я опять совершенно чужой вамъ! сказалъ онъ.

-- Увы! произнесла Діана съ глубокимъ вздохомъ.

-- Ваше молчаніе убѣждаетъ меня въ этомъ.

-- Только молчаніемъ я могу отвѣчать вамъ.

-- Наше молчаніе есть слѣдствіе вашего обращенія со мною въ Луврѣ. При дворѣ вы не смотрѣли на меня; здѣсь, вы не говорите со мною.

-- Въ Луврѣ я была возлѣ графа Монсоро: онъ не спускалъ съ меня глазъ... онъ ревнивъ.

-- Ревнивъ! Чего же онъ еще желаетъ, Боже мой? Какого благополучія можетъ онъ еще желать, когда весь свѣтъ завидуетъ его благополучію?

-- Повторяю вамъ, онъ ревнивъ; онъ замѣтилъ, что въ-продолженіе нѣсколькихъ дней какой-то человѣкъ бродилъ около нашего новаго жилища...

-- Развѣ вы выѣхали изъ маленькаго домика въ Сент-Антуанской-Улицѣ?

-- Какъ! невольно вскричала Діана:-- стало-быть, не вы ходили около нашего дома?

-- Графиня, съ-тѣхъ-поръ, какъ бракъ вашъ сдѣлался извѣстенъ, съ-тѣхъ-поръ, какъ вы были представлены ко двору, съ-тѣхъ-поръ, наконецъ, какъ вы не хотѣли удостоить меня взгляда, я слегъ въ постелю... и теперь еще боленъ... боленъ физически и душевно... Вы видите, что вашъ мужъ не можетъ ревновать ко мнѣ, потому-что не меня видѣлъ у вашего дома.

-- Въ такомъ случаѣ, графъ, если желаніе ваше увидѣться со мною было искренно, то будьте признательны этому незнакомцу... Зная ревность г. Монсоро, я опасалась за васъ и рѣшилась видѣться съ вами, чтобъ сказать вамъ: графъ, не подвергайтесь опасности, не увеличивайте моего несчастія!

-- Успокойтесь, графиня; я уже говорилъ вамъ, что не выходилъ изъ комнаты.

-- Позвольте же мнѣ теперь высказать вамъ все, что у меня на душѣ. Опасаясь человѣка, котораго мы не знаемъ, но котораго, быть-можетъ, узналъ графъ Монсоро, онъ требуетъ, чтобъ я оставила Парижъ; и такъ, -- прибавила Діана, протянувъ руку къ Бюсси: -- это свиданіе послѣднее между нами... Завтра я уѣзжаю въ Меридоръ.

-- Вы уѣзжаете! вскричалъ Бюсси.

-- Только этимъ могу я успокоить г. Монсоро, отвѣчала Діана: -- только этимъ могу я быть менѣе-несчастною. Притомъ же, мнѣ самой опротивѣлъ Парижъ, дворъ, Лувръ, весь свѣтъ! Я возвращусь къ прежнимъ тихимъ, мирнымъ радостямъ, къ воспоминаніямъ о моей дѣвической жизни, и эти радости, эти воспоминанія прольютъ въ душу мою утѣшенія, въ которыхъ она столько нуждается. Батюшка поѣдетъ со мною. Въ Меридорѣ я увижусь съ Жанной и мужемъ ея... Прощайте!

Бюсси закрылъ лицо руками.

-- Все, проговорилъ онъ: -- все кончено!

-- Что вы говорите? вскричала Діана вставая.

-- Человѣкъ, удаляющій васъ отсюда, человѣкъ, отнимающій у меня единственную мою надежду, состоявшую въ томъ, чтобъ дышать однимъ воздухомъ съ вами, чтобъ взглянуть на васъ, коснуться вашего платья, обожать васъ, -- этотъ человѣкъ, -- мой смертельный врагъ... я уничтожу его своими руками, раздавлю его подъ своими ногами...

-- О, графъ!

-- Презрѣнный! вскричалъ Бюсси: -- вмѣсто того, чтобъ благодарить судьбу, сдѣлавшую васъ его женою, -- васъ, прелестнѣйшее и непорочнѣйшее, существо въ мірѣ, онъ дерзаетъ ревновать!.. Ревновать!.. Гнусное, отвратительное чудовище!

-- О, ради Бога, успокойтесь... успокойтесь, графѣ!.. Онъ, можетъ-быть, ревнуетъ не безъ причины...

-- Не безъ причины!.. И вы защищаете его?

-- О! еслибъ вы знали! сказала Діана, закрывъ лицо руками, какъ-бы страшась, чтобъ Бюсси не замѣтилъ выступившей на немъ краски.

-- Еслибъ я зналъ? повторилъ Бюсси: -- я знаю только одно, графиня; тотъ, кто обладаетъ вами, не долженъ заботиться ни о комъ болѣе въ цѣломъ мірѣ!..

-- Но... сказала Діана прерывающимся, глухимъ, пламеннымъ голосомъ: -- но... вы ошибаетесь... графъ не обладаетъ мною!..

При этихъ словахъ, молодая женщина коснулась горящихъ рукъ Бюсси, встала, убѣжала, легкая какъ тѣнь, и исчезла въ тѣни садика. У калитки она встрѣтила Гертруду, схватила ее за руку и увлекла за собою прежде, нежели Бюсси, внѣ себя отъ счастія, успѣлъ протянуть впередъ руки, чтобъ схватить ее.

Онъ вскрикнулъ... колѣни его сгибались...

Реми подоспѣлъ во-время, чтобъ поддержать его и усадить на скамью, съ которой только-что сошла Діана.

V.

Какъ д'Эпернонъ изодралъ свое полукафтанье, и какъ Шомбергъ былъ выкрашенъ синей краской.

Между-гѣмъ, какъ ла-Гюрьеръ продолжалъ собирать подписку, Шико спроваживалъ Горанфло въ гостинницу Рога-Изобилія, а Бюсси возвращался къ жизни въ очаровательномъ садикѣ, исполненномъ благоуханій и любви, -- Генрихъ III, огорченный тѣмъ, что видѣлъ, раздосадованный проповѣдями, которыя слышалъ въ церквахъ, взбѣшенный таинственнымъ почетомъ, отдаваемымъ его брату, герцогу анжуйскому, который прошелъ мимо его въ Улинѣ-Сент-Оноре, сопровождаемый герцогами де-Гизомъ и де-Майенномъ, и цѣлой свитой дворянъ, которыми начатьствовалх, по-видимому, графъ Монсоро, Генрихъ III воротился въ Лувръ съ Можирономъ и Келюсомъ.

Король, по обыкновенію, вышелъ изъ Лувра съ четырьмя своими друзьями; но въ нѣсколькихъ шагахъ отъ Лувра, Шомбергъ и д'Эпернонъ, наскучивъ смотрѣть на пасмурное лицо Генриха и надѣясь встрѣтить какое-нибудь приключеніе въ такой суматохѣ, воспользовались первымъ удобнымъ случаемъ, чтобъ отдѣлиться отъ короля, и поворотили въ Орлеанскую-Улицу.

Они не прошли ста шаговъ, какъ нашли то, чего искали.

Д'Эпернонъ подставилъ свой сарбаканъ подъ ноги гражданину, бѣжавшему сломя-голову и отлетѣвшему на десять шаговъ при встрѣчѣ съ неожиданнымъ препятствіемъ.

Шомбергъ сорвалъ шпагой чепецъ съ головы женщины, казавшейся ему старухой, но оказавшейся, къ счастію его, хорошенькою и молоденькою.

Однакожь они невпопадъ вздумали подшучивать надъ добрыми Парижанами, обыкновенно столь терпеливыми: по городу пробѣжала возмутительная лихорадка, превращающая самыхъ смирныхъ людей въ свирѣпыхъ, лютыхъ звѣрей. Опрокинутый гражданинъ вскочилъ и заревѣлъ:

-- Остановите еретика!

Гражданинъ былъ одинъ изъ ревностнѣйшихъ лигеровъ; толпа сбѣжалась на крикъ его и бросилась на д'Эпернона.

Женщина закричала:

-- Держите миньйона!

Это было еще хуже; мужъ этой женщины, красильщикъ, выпустилъ на Шомберга цѣлую стаю своихъ мастеровыхъ.

Шомбергъ, какъ человѣкъ храбрый, разсердился и размахивалъ шпагой.

Д'Эпернонъ, какъ человѣкъ разсудительный, пустился бѣжать.

Генрихъ не безпокоился о двухъ отлучившихся миньйонахъ: онъ зналъ, что оба они съумѣютъ выпутаться изъ бѣды: одинъ прыткостію, другой храбростію; онъ обошелъ улицы и спокойно воротился въ Лувръ.

Генрихъ III сидѣлъ въ глубокомъ креслѣ, въ своемъ оружейномъ кабинетѣ, и дрожалъ отъ гнѣва, пріискивая причину разсердиться на кого-нибудь.

Можиронъ игралъ съ Нарциссомъ, гончей собакой короля.

Келюсъ, уперши кулаки въ щеки, сидѣлъ на подушкѣ и глядѣлъ на Генриха.

-- Заговоръ идетъ... идетъ, иронически говорилъ король:-- они то ползаютъ какъ змѣи, то кидаются какъ тигры.

-- Эхъ, ваше величество, сказалъ Келюсъ: -- когда во Франціи не было заговоровъ?.. Не сидѣть же сложа руки братьямъ, сыновьямъ, родственникамъ короля!

-- Келюсъ, твои политическія правила и разсужденія нелѣпы!

Келюсъ повернулся на подушкѣ и обратился спиною къ королю.

-- Скажи, Можиронъ, продолжалъ Генрихъ:-- правъ я, или нѣтъ, mordieu? Можно ли меня утѣшать нелѣпицами, или общими мѣстами, какъ какого-нибудь чулочника, боящагося лишиться своей любимой кошки?

-- Ваше величество, сказалъ Можиронъ, бывшій всегда и во всемъ одного мнѣнія съ Келюсомъ:-- если вы не чулочникъ, такъ докажите, что вы великій король. Вотъ вамъ примѣръ; посмотрите на Нарцисса: онъ доброе, смирное животное; а ущипните его за ухо, онъ заворчитъ; наступите ему на лапу, онъ укуситъ.

-- Хорошъ и ты! съ сердцемъ возразилъ Генрихъ:-- сравниваешь меня съ псомъ.

-- Нимало, ваше величество, сказалъ Можиронъ:-- я только говорю, что Нарциссъ съумѣетъ защитить себя, между-тѣмъ, какъ вы...

Можиронъ не договорилъ и также обратился спиной къ Генриху.

-- А! теперь я одинъ; прекрасно, продолжайте, друзья мои, добрые, отличные друзья мои, для которыхъ я, какъ всѣ говорятъ, мотаю государственные доходы; оставляйте, оскорбляйте, дорѣзывайте меня!.. Честное слово! я теперь окруженъ одними палачами... Ахъ, Шико! мой бѣдный Шико! гдѣ-то ты теперь?

-- Этого только не доставало, сказалъ Келюсъ:-- теперь онъ зоветъ дурака.

-- Это очень-естественно, замѣтилъ Можиронъ.

И онъ съ дерзостью сталъ напѣвать поговорку: Скажи съ к ѣ мъ ты знакомъ; я скажу кто ты таковъ.

Генрихъ насупилъ брови; молнія страшнаго гнѣва сверкнула въ большихъ чорныхъ глазахъ его... Но, какъ-бы утомленный уже однимъ проблескомъ страсти, онъ опустился опять въ кресло и сталъ чесать уши одному изъ щенковъ, лежавшихъ возлѣ него въ корзинѣ.

Скорые шаги послышались въ передней, и, секунду спустя, на порогѣ явился д'Эпернонъ, безъ тока, безъ мантіи, въ изодранномъ полукафтаньѣ.

Келюсъ и Можиронъ оглянулись, а Нарциссъ бросился съ лаемъ на вошедшаго, какъ-будто бы узнавалъ любимцевъ короля только по платью.

-- Боже праведный! вскричалъ Генрихъ III: -- что съ тобою случилось?

-- Ваше величество, сказалъ д'Эпернонъ: -- взгляните на меня; вотъ какъ поступаютъ съ друзьями вашими!

-- Но кто... кто обидѣлъ тебя? спросилъ король.

-- Mordieu! ваши подданные, или, лучше-сказать, подданные герцога анжуйскаго, кричавшіе изо всей мочи: да здравствуетъ лига, да здравствуетъ вѣра, да здравствуетъ Гизъ, да здравствуетъ Франсуа, да здравствуетъ, наконецъ, весь свѣтъ, исключая вашего величества.

-- Но за что же народъ поступилъ съ тобою такимъ образомъ?

-- За что? Такъ. Что можетъ одинъ человѣкъ сдѣлать противъ цѣлаго народа! Меня узнали; заревѣли, что я другъ вашего величества, и -- какъ видите.

-- А Шомбергъ?

-- Что Шомбергъ?

-- Шомбергъ не защитилъ тебя?

-- Corboeuf! Шомбергу самому надобно было развѣдываться съ чернью.

-- Какъ-такъ?

-- Онъ попался въ руки красильщику, съ жены котораго шутя снялъ чепчикъ; обидчивый мужъ выпустилъ на него цѣлую стаю красильщиковъ.

-- Par la mordieu! а гдѣ ты разстался съ бѣднымъ Шомбергомъ? спросилъ король, вставая.-- Я самъ пойду къ нему на помощь! Пусть скажутъ, прибавилъ Генрихъ III, значительно посмотрѣвъ на Можирона и Келюса: -- пусть скажутъ, что друзья покинули меня, но никто не будетъ имѣть права сказать, что я покинулъ друзей!

-- Благодарю, ваше величество, произнесъ голосъ за Генрихомъ:-- благодарю; по вотъ я и самъ! Gott verdamme mich, я отдѣлался, но дорого поплатился!

-- А, Шомбергъ! Это голосъ Шомберга! вскричали миньйоны.-- Да гдѣ же ты?

-- Pardieu! здѣсь, -- развѣ вы не видите? вскричалъ прежній голосъ.

И точно: во мракѣ всѣ увидѣли какое-то приближавшееся къ нимъ привидѣніе.

-- Шомбергъ! вскричалъ король:-- откуда ты? Отъ-чего ты такого цвѣта?

Шомбергъ былъ выкрашенъ съ головы до ногъ, съ платьемъ, со всѣмъ, отличнѣйшею яркою синею краскою.

-- Der Teufel! вскричалъ онъ:-- проклятые! Теперь мнѣ не удивительно, что весь народъ бѣжалъ за мною!

-- Но что же съ тобой случилось? спросилъ король.-- Отъ-чего ты посинѣлъ?

-- Отъ-того, что они, разбойники, окунули меня въ чанъ; я думалъ, что они просто окунули меня въ воду... не тутъ-то было... въ индиго!

-- О, mordieu! вскричалъ Келюсъ, громко захохотавъ:-- они раскаются! Индиго чрезвычайно-дорого, и на тебя пошло, по-крайней мѣрѣ, франковъ на двадцать краски!

-- Тебѣ хорошо смѣяться; посмотрѣлъ бы я, что сказалъ бы ты на моемъ мѣстѣ.

-- И ты никого не наказалъ? спросилъ Можиронъ.

-- Я знаю только, что воткнулъ въ кого-то свой кинжалъ по самую рукоятку; но въ одну секунду меня схватили, понесли, окунули и чуть не утопили..

-- Какъ же ты избавился отъ нихъ?

-- У меня достало мужества сдѣлать низость.

-- Какую?

-- Я закричалъ: "да здравствуетъ лига!"

-- Я этимъ же отдѣлался, сказалъ д'Эпернонъ: -- только меня заставили еще прибавить: "да здравствуетъ герцогъ анжуйскій!"

-- И меня тоже, сказалъ Шомбергъ съ яростію.-- И я тоже кричалъ: "да здравствуетъ герцогъ анжуйскій!" Но это еще не все.

-- Какъ! сказалъ король: -- они заставили тебя еще кому-нибудь кричать виватъ, мой бѣдный Шомбергъ?

-- Нѣтъ, кричать не заставляли; довольно, кажется, и двухъ виватовъ, отъ которыхъ я чуть не задохся; но въ то самое время, когда я кричалъ: "да здравствуетъ герцогъ анжуйскій"... угадайте, кого я увидѣлъ?-- Бюсси, проклятаго Бюсси, который слышалъ, какъ я кричалъ виватъ его герцогу!..

-- Онъ, можетъ-быть, не слышалъ? сказалъ Келюсъ.

-- Какъ не слыхать! Вы можете представить себѣ, какъ я кричалъ, когда меня посадили въ чанъ и приставили ножъ къ горлу!

-- И онъ не подоспѣлъ къ тебѣ на помощь? сказалъ Можиронъ.-- Какъ дворянинъ, онъ долженъ былъ защитить дворянина!

-- У него, кажется, было совсѣмъ-другое на умѣ; онъ не бѣжалъ, а летѣлъ.

-- Притомъ же онъ тебя, вѣроятно, не узналъ, сказалъ Можиронъ.

-- Какъ не узнать!

-- Вѣдь ты былъ ужь выкрашенъ.

-- Правда, былъ, сказалъ Шомбергъ.

-- Въ такомъ случаѣ, Бюсси винить нельзя, сказалъ Генрихъ: -- я самъ не узнаю тебя, мой бѣдный Шомбергъ!

-- Все равно, сказалъ молодой человѣкъ: -- мы встрѣтимся съ нимъ не въ Улицѣ-Кокилльеръ и не при такихъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ.

-- Что касается до меня, сказалъ д'Эпернонъ: -- такъ мнѣ бы хотѣлось развѣдаться не съ слугой, а съ господиномъ; я золъ не на Бюсси, а на его высочество герцога анжуйскаго.

-- Да, да, прибавилъ Шомбергъ: -- герцогъ анжуйскій преслѣдуетъ насъ насмѣшками, пока повѣренные его точатъ ему на насъ кинжалъ...

-- Вы сами слышали, ваше величество, какъ чернь восхваляла достоинства герцога анжуйскаго! вскричали вмѣстѣ Келюсъ и Можиронъ.

-- Точно теперь не вы какъ-будто король въ Парижѣ, а онъ; попытайтесь-ка выйдти на улицу, сказалъ д'Эпернонъ: -- и посмотримъ, уважатъ ли васъ больше, нежели насъ.

-- А, братъ! братъ! проговорилъ Генрихъ III глухимъ голосомъ и съ угрозой.

-- Да, ваше величество, вы не въ первый и не въ послѣдній разъ будете говорить, какъ теперь: "а, братъ! братъ!..", а между-тѣмъ все-таки не пріймете никакихъ мѣръ противъ этого брата, сказалъ Шомбергъ: -- я вамъ говорю съ полною увѣренностію, что братецъ вашъ глава какого-то заговора.

-- Э, mordieu! вскричалъ Генрихъ: -- я сейчасъ толковалъ то же самое Келюсу и Можирону, а эти господа пожали плечами и повернулись ко мнѣ спиною.

-- Ваше величество, возразилъ Можиронъ:-- мы пожали плечами и повернулись къ вамъ спиною не потому, что вы говорили о заговорѣ, а потому-что вы, по-видимому, не были расположены къ прекращенію его рѣшительными мѣрами.

-- Теперь же, прибавилъ Келюсъ: -- мы опять обращаемся къ вашему величеству, умоляя спасти насъ, или, лучше сказать, васъ-самихъ, ибо наша смерть -- ваша гибель!.. Завтра герцогъ де-Гизъ явится въ Лувръ; завтра онъ будетъ требовать, чтобъ вы назначили главу лигѣ: завтра вы, по обѣщанію своему, возложите это званіе на герцога анжуйскаго, и тогда герцогъ, сдѣлавшись главою лиги, то-есть, принявъ начальство надъ сотней тысячь Парижанъ, разгоряченныхъ оргіями этой ночи, сдѣлаетъ съ вами что захочетъ или что предпишетъ ему его коварное честолюбіе!

-- А! сказалъ Генрихъ: -- слѣдовательно, вы готовы вспомоществовать мнѣ въ случаѣ рѣшительной мѣры?

-- Готовы, ваше величество, отвѣчали молодые люди въ одинъ голосъ.

-- Позвольте мнѣ только надѣть новый токъ, новую мантію и другое полукафтанье, сказалъ д'Эпернонъ.

-- Ступай въ мою гардеробную и потребуй отъ каммердинера все, что тебѣ нужно; мы съ тобою одного роста.

-- А мнѣ позвольте помыться.

-- Ступай въ мою комнату, Шомбергъ, сказалъ король: -- тамъ тебя вымоютъ.

-- Слѣдовательно, ваше величество, спросилъ Шомбергъ: -- мы можемъ надѣяться, что причиненное намъ оскорбленіе не останется безъ наказанія?

Генрихъ III сдѣлалъ рукою знакъ, чтобъ молодые люди замолчали, и, опустивъ голову на грудь, задумался.

Послѣ минутнаго размышленія, онъ сказалъ:

-- Келюсъ, узнай, воротился ли герцогъ анжуйскій въ Лувръ.

Келюсъ вышелъ; д'Эпернонъ и Шомбергъ остались до возвращенія,-- такъ величина опасности воспламенила усердіе ихъ къ дѣлу короля: матросы возмущаются не въ бурю, а во время штиля.

-- Ваше величество, спросилъ Можиронъ: -- рѣшаетесь на сильную мѣру?

-- Увидишь, возразилъ король.

Келюсъ воротился.

-- Герцога еще нѣтъ дома, сказалъ онъ.

-- Хорошо, сказалъ король: -- д'Эпернонъ, ступай, переодѣнься; Шомбергъ, вымойся; а вы, Келюсъ и Можиронъ, идите къ воротамъ и оставайтесь тамъ до возвращенія брата.

-- А когда онъ воротится? спросилъ Келюсъ.

-- Когда онъ воротится, вы прикажете запереть всѣ выходы. Ступайте.

-- Браво, ваше величество! сказалъ Келюсъ.

-- Черезъ десять минутъ я буду здѣсь, сказалъ д'Эпернонъ.

-- Я не могу сказать навѣрное, когда буду готовъ, сказалъ Шомбергъ:-- это зависитъ отъ качества краски.

-- Приходите только какъ-можно-скорѣе, отвѣчалъ король.

-- Вы остаетесь одни, ваше величество? спросилъ Можиронъ.

-- Нѣтъ, Можиронъ, я остаюсь съ Богомъ и буду молить Его покровительствовать нашему предпріятію.

-- Молитесь усерднѣе, ваше величество, сказалъ Келюсъ: -- потому-что мы находимся въ весьма-затруднительномъ положеніи.

-- Аминь! заключилъ Можиронъ.

Двое молодыхъ людей, которымъ поручено было поджидать герцога, вышли въ одну дверь; двое другихъ въ другую.

Король, оставшись одинъ, преклонилъ колѣни предъ налоемъ съ распятіемъ.

VI.

Шико становится все болѣе и болѣе королемъ Франціи.

Пробило полночь: всѣ ворота Лувра обыкновенно запирались въ полночь. Но Генрихъ очень-вѣрно разсудилъ, что герцогъ анжуйскій непремѣнно проведетъ эту ночь въ Луврѣ, чтобъ не подать королю подозрѣнія въ томъ, что онъ виновникъ суматохи, происходившей въ Парижѣ.

Король отдалъ приказаніе не запирать воротъ до часу.

Въ четверть перваго, Келюсъ воротился.

-- Ваше величество, герцогъ дома, сказалъ онъ.

-- Гдѣ Можиронъ?

-- Онъ остался на часахъ; неравно герцогъ опять уйдетъ!

-- Не думаю.

-- Въ такомъ случаѣ... сказалъ Келюсъ, сдѣлавъ знакъ, что пора дѣйствовать.

-- Въ такомъ случаѣ, пускай онъ ложится спать, сказалъ Генрихъ.-- Кто при немъ?

-- Графъ де-Монсоро и нѣкоторые изъ дворянъ его.

-- А Бюсси?

-- Бюсси нѣтъ.

-- Прекрасно! сказалъ король, радуясь тому, что при братѣ его не было лучшаго его защитника.

-- Что будетъ угодно приказать вашему величеству? спросилъ Келюсъ.

-- Скажи д'Эпернону и Шомбергу, чтобъ они поторопились, да вели доложить графу де-Монсоро, что я желаю говорить съ нимъ.

Келюсъ поклонился и исполнилъ порученіе съ поспѣшностью, возбуждаемою чувствомъ ненависти и жаждою мщенія, слившимся въ его сердцѣ.

Пять минутъ спустя, д'Эпернонъ и Шомбергъ вошли къ королю -- первый переодѣвшись, а другой вымывшись до-чиста; только въ углубленіяхъ лица его остались синеватые отливы.

Послѣ миньйоновъ явился де-Монсоро.

-- Капитанъ стражей вашего величества объявилъ мнѣ, что вамъ, государь, угодно было потребовать меня къ себѣ, сказалъ обер-егермейстеръ поклонившись.

-- Графъ, сказалъ Генрихъ: -- да, я выходилъ сегодня вечеромъ со двора, звѣзды такъ весело горѣли на небѣ, погода такая прекрасная, что мнѣ пришла мысль поѣхать завтра на охоту; теперь только полночь, графъ; отправьтесь же немедленно въ Венсеннъ; прикажите выгнать оленя, и завтра мы будемъ за нимъ охотиться.

-- Я полагалъ, ваше величество, сказалъ Монсоро: -- что вы изволили назначить завтра аудіенцію его высочеству герцогу анжуйскому и герцогу де-Гизу, чтобъ дать лигѣ начальника...

-- Такъ что же? спросилъ король гордо.

-- Такъ... мнѣ кажется, завтра не будетъ времени...

-- Время всегда есть тому, кто умѣетъ имъ пользоваться, господинъ обер-егермейстеръ; потому-то я и велю вамъ ѣхать теперь же, немедленно. Вы успѣете выгнать въ эту ночь оленя и приготовить экипажи къ десяти часамъ утра. Идите же, скорѣе!.. Келюсъ и Шомбергъ! прикажите отъ моего имени выпустить изъ Лувра г. де-Монсоро, и отъ моего же имени прикажите запереть ворота, когда онъ выйдетъ.

Обер-егермейстеръ удалился съ изумленіемъ.

-- Какая странная прихоть! сказалъ онъ молодымъ людямъ въ передней.

-- Да, отвѣчали они лаконически.

Графъ Монсоро увидѣлъ, что они не были расположены разговаривать, и промолчалъ.

-- Плохо! подумалъ онъ, бросивъ косвенный взглядъ въ сторону покоевъ герцога анжуйскаго: -- кажется, надъ его высочествомъ собирается непогода.

Но не было никакой возможности предостеречь принца: Келюсъ шелъ по одной, Шомбергъ по другой сторонѣ обер-егермейстера, такъ-что онъ подумалъ, не приказано ли имъ арестовать его. Вышедъ изъ Лувра и услышавъ за собою шумъ запиравшихся воротъ, онъ убѣдился, что подозрѣнія его были неосновательны.

Десять минутъ спустя, Келюсъ и Шомбергъ воротились къ королю.

-- Теперь, сказалъ Генрихъ III:-- ни слова; ступайте за мною.

-- Куда же мы идемъ, ваше величество? спросилъ д'Эпернонъ, всегда осторожный.

-- Кто пойдетъ со мною, тотъ увидитъ, сказалъ король.

-- Идемъ! вскричали въ одинъ голосъ миньйоны.

Молодые люди прицѣпили шпаги, накинули мантіи и послѣдовали за королемъ, вошедшимъ со свѣтильникомъ въ рукахъ въ знакомый уже намъ потаенный корридоръ, по которому часто вдовствующая королева и король Карлъ IX ходили къ доброй королевѣ Марго, покои которой теперь занималъ Франсуа.

Въ этомъ корридорѣ дежурилъ каммердинеръ; но прежде, нежели онъ успѣлъ встать, чтобъ предувѣдомить герцога, Генрихъ схватилъ его за руку, приказалъ молчать и передалъ его въ руки молодыхъ людей, которые впихнули его въ темненькую каморку и заперли за нимъ дверь.

Итакъ, король самъ отворилъ дверь, ведущую въ спальню герцога анжуйскаго.

Франсуа только-что легъ и предавался честолюбивымъ мечтаніямъ, пробужденнымъ въ немъ событіями этого вечера. Онъ слышалъ, какъ народъ возносилъ его имя и позорилъ короля. Въ сопровожденіи герцога де-Гиза, онъ шелъ по улицамъ и видѣлъ, какъ народъ почтительно разступался передъ нимъ и его свитой, между-тѣмъ, какъ придворные короля были преслѣдуемы, осыпаемы насмѣшками и оскорбленіями. Во всю свою жизнь, проведенную въ мрачныхъ козняхъ, проискахъ, трусливыхъ заговорахъ, онъ не наслаждался такою популярностью, пробуждавшею въ немъ честолюбивѣйшія надежды.

Онъ положилъ на столъ принесенное ему графомъ де-Монсоро письмо, въ которомъ де-Гизъ просилъ его непремѣнно быть на выходѣ короля.

Послѣднее увѣщаніе было излишне: герцогъ анжуйскій самъ ни за что не пропустилъ бы такого торжественнаго для него случая.

Но каково же было изумленіе его, когда потаенная дверь тихо отворилась; каковъ былъ ужасъ его, когда онъ увидѣлъ входившаго къ нему короля!

Генрихъ знакомъ приказалъ своимъ любимцамъ остановиться у порога, а самъ пошелъ къ кровати Франсуа, мрачный, насупивъ брови и не говоря ни слова.

-- Ваше величество, проговорилъ герцогъ: -- эта неожиданная честь...

-- Пугаетъ васъ, не правда ли? спросилъ король:-- да, это очень-понятно; но оставайтесь въ постели, не вставайте, не вставайте.

-- Но... ваше величество... позвольте, проговорилъ герцогъ, дрожа всѣми членами и схвативъ лежавшее на столѣ письмо де-Гиза.

-- Вы читали? спросилъ король.

-- Читалъ, ваше величество.

-- И, вѣроятно, что-нибудь очень-пріятное?..

-- О, нѣтъ, ваше величество, отвѣчалъ герцогъ съ непринужденною улыбкою:-- такъ... записку...

-- Понимаю, сказалъ Генрихъ, записку -- и, вѣроятно, любовную? Однако, кто же будетъ запечатывать такими огромными печатями любовныя записки?

Герцогъ спряталъ письмо.

-- Вы слишкомъ-скромны, Франсуа сказалъ король, со смѣхомъ, походившимъ на скрежетаніе зубовъ.

Франсуа почувствовалъ, что на всемъ тѣлѣ его выступилъ холодный потъ.

-- Вашему величеству, вѣроятно, угодно сообщить мнѣ что-нибудь секретное,-- спросилъ онъ скрѣпя сердце и замѣтивъ по движенію одного изъ молодыхъ дворянъ, что они подслушивали и весьма забавлялись началомъ этой сцены.

-- Секретное, отвѣчалъ король:-- однакожь, позвольте мнѣ имѣть четырехъ свидѣтелей... Господа, продолжалъ онъ, обращаясь къ четыремъ миньйонамъ:-- вы можете подслушивать: король позволяетъ вамъ это!

Герцогъ поднялъ голову.

-- Ваше величество, сказалъ онъ съ ядовитымъ и ненавистнымъ взглядомъ: -- рѣшившись оскорблять человѣка моего званія, вы должны были прежде изгнать меня изъ Лувра; въ домѣ герцога анжуйскаго, я зналъ бы, что и какъ отвѣчать вамъ.

-- Не-уже-ли?.. произнесъ Генрихъ III протяжно и съ грозной ироніей: -- вы забываете, стало-быть, что гдѣ бъ вы ни были, вы мой подданный, и, слѣдовательно, у васъ своего дома нѣтъ?.. Я король!.. Въ моихъ рукахъ все и всѣ!

-- Ваше величество, вскричалъ Франсуа:-- я здѣсь въ Луврѣ... у своей матери.

-- А ваша мать у меня, отвѣчалъ Генрихъ.-- Но довольно... Покажите мнѣ письмо.

-- Какое?

-- Parbleu! то, которое вы читали, которое лежало на вашемъ столѣ, и которое вы спрятали, когда я вошелъ сюда.

-- Ваше величество, подумайте! сказалъ герцогъ.

-- О чемъ? спросилъ король.

-- О томъ, что требованіе ваше не достойно благороднаго дворянина: это требованіе полицейскаго чиновника.

Король поблѣднѣлъ.

-- Письмо! вскричалъ онъ.

-- Письмо отъ женщины, ваше величество!.. Подумайте! сказалъ Франсуа.

-- И письма женщинъ бываютъ иногда весьма-любопытны и страшны... Доказательствомъ тому письма нашей матери...

-- Братъ! вскричалъ Франсуа.

-- Письмо! вскричалъ король, топнувъ ногою:-- давайте его сюда, или я прикажу отнять его у васъ.

Герцогъ вскочилъ съ постели, смялъ письмо въ рукахъ и намѣревался бросить его въ каминъ.

-- Вы поступаете такимъ образомъ съ роднымъ братомъ?-- спросилъ Франсуа.

Генрихъ угадалъ его намѣреніе и преградилъ ему дорогу къ камину.

-- Не съ братомъ, отвѣчалъ онъ, а съ злѣйшимъ врагомъ! Не съ братомъ, а съ герцогомъ анжуйскимъ, прорыскавшимъ весь вечеръ по парижскимъ улицамъ, прихвостнемъ де-Гиза, и скрывающимъ отъ меня письмо одного изъ своихъ соучастниковъ, господъ лотарингскихъ принцевъ.

-- Ошибаетесь, сказалъ герцогъ: -- ошибаетесь!

-- А я вамъ говорю, что видѣлъ на печати трехъ птичекъ лотарингскаго герба, намѣревающихся проглотить французскія лиліи. Подавайте письмо, mordieu! или...

Генрихъ ступилъ на шагъ къ герцогу и положилъ ему руку на плечо.

Тотчасъ послѣ этого движенія короля, бросивъ косвенный взглядъ на четырехъ миньйоновъ, ожидавшихъ только знака Генриха, -- Франсуа упалъ на колѣни и, прислонившись къ кровати, закричалъ:

-- Помогите, помогите! братъ хочетъ убить меня!

Слова эти, произнесенныя съ выраженіемъ глубокаго страха, произвели сильное впечатлѣніе на короля и разсѣяли гнѣвъ его... Онъ вспомнилъ, вспомнилъ съ ужасомъ, что въ родѣ его, какъ-бы проклятомъ съ давнихъ уже временъ, братья убивали братьевъ!..

-- Нѣтъ, сказалъ онъ: -- вы ошибаетесь, братецъ: король и не думалъ убивать васъ... но довольно... сознайтесь побѣжденнымъ! Вы знаете, что я вашъ король, вашъ повелитель... а если забыли...

-- Знаю, знаю! вскричалъ герцогъ.

-- Въ такомъ случаѣ, король приказываетъ вамъ показать ему это письмо.

Герцогъ анжуйскій опустилъ письмо изъ рукъ.

Король поднялъ его, сложилъ и, не читая, спряталъ въ карманъ.

-- Все ли теперь, ваше величество? спросилъ герцогъ съ своимъ кошачьимъ взглядомъ.

-- Нѣтъ, ваше высочество, не все еще, отвѣчалъ король: -- за возмущеніе, неимѣвшее, по счастію, дурныхъ послѣдствій, вы должны остаться подъ арестомъ въ своихъ покояхъ до-тѣхъ-поръ, пока подозрѣнія мои на вашъ счетъ не будутъ опровергнуты. Вы здѣсь у себя, окружены всѣми удобствами жизни; слѣдственно, вамъ здѣсь худо не будетъ. Нынѣшнюю ночь васъ будутъ стеречь эти господа, а завтра утромъ ихъ смѣнитъ мой швейцарскій караулъ.

-- Но не-уже-ли я не могу видѣться съ своими друзьями?

-- Кого вы называете своими друзьями?

-- Графа Монсоро, де-Риберака, и Антрага, де-Бюсси.

-- Всѣ хороши, особенно послѣдній!

-- Развѣ онъ заслужилъ чѣмъ-нибудь гнѣвъ вашего величества?

-- Да, отвѣчалъ король.

-- Когда же?

-- Всегда, и особенно въ эту ночь.

-- Въ эту ночь? Что же онъ сдѣлалъ?

-- По его милости, меня оскорбили на улицѣ...

-- Васъ, государь!

-- Да, или моихъ друзей! Все-таки оскорбленіе падаетъ на меня.

-- Васъ обманули, ваше величество; этого не можетъ быть!

-- Я знаю, что это правда.

-- Ваше величество! вскричалъ герцогъ съ торжествующимъ видомъ:-- вотъ уже три дня, какъ Бюсси не выходитъ изъ дома! Онъ дома, въ постели, боленъ.

Король обратился къ Шомбергу.

-- Можетъ-быть, онъ и боленъ, сказалъ послѣдній:-- только не въ постели, а въ улицѣ Кокилльеръ.

-- Кто вамъ это сказалъ? спросилъ герцогъ анжуйскій вставая: -- кто вамъ сказалъ, что Бюсси былъ въ улицѣ Кокилльеръ?

-- Я самъ его видѣлъ.

-- Вы видѣли Бюсси?

-- Бюсси, здороваго, веселаго, казавшагося веселѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ; онъ шелъ съ своимъ спутникомъ, конюшимъ или докторомъ, не знаю.

-- Я тутъ ничего не понимаю, сказалъ герцогъ:-- я видѣлъ сегодня вечеромъ де-Бюсси: онъ лежалъ въ постели, больной; стало-быть, онъ обманулъ меня.

-- Все равно, сказалъ король: -- графъ де-Бюсси будетъ наказанъ вмѣстѣ съ другими, когда дѣло объяснится.

Надѣясь отклонить отъ себя гнѣвъ короля, обративъ его на Бюсси, герцогъ не сталъ защищать своего дворянина.

-- Если Бюсси въ-самомъ-дѣлѣ обманулъ меня, сказалъ онъ: -- если онъ въ-самомъ-дѣлѣ выходилъ со двора, то, вѣроятно, у него были тайныя намѣренія, которыхъ онъ не смѣлъ открыть мнѣ, вѣрнѣйшему подданному вашего величества.

-- Вы слышите, господа, сказалъ король: -- что говоритъ мой братъ? Онъ увѣряетъ, что не давалъ никакихъ порученій де-Бюсси.

-- Тѣмъ лучше, сказалъ Шомбергъ.

-- Отъ-чего же тѣмъ лучше?

-- Отъ-того, что въ такомъ случаѣ, не подлежа суду вашего величества, Бюсси принадлежитъ намъ.

-- Хорошо, хорошо; послѣ увидимъ, сказалъ Генрихъ III.-- Господа, ввѣряю вамъ своего роднаго брата; поступайте съ нимъ во всю ночь, въ которую будете имѣть честь стоять у него на часахъ, съ должнымъ уваженіемъ, какъ съ принцемъ крови, первымъ лицомъ въ королевствъ... послѣ меня.

-- Будьте спокойны, ваше величество! сказалъ Келюсъ, бросивъ на короля взглядъ, заставившій дрожать герцога:-- будьте спокойны; мы не забудемъ, чѣмъ обязаны его высочеству.

-- Хорошо; прощайте, господа, сказалъ Генрихъ.

-- Ваше величество! вскричалъ герцогъ, болѣе устрашенный отсутствіемъ, нежели присутствіемъ короля:-- не-уже-ли я, въ-самомъ-дѣлѣ, подъ арестомъ? Не-уже-ли я не могу ни выходить, ни видѣться съ своими друзьями?

Онъ вспомнилъ о наступающемъ днѣ, -- днѣ, о которомъ онъ за нѣсколько минутъ мечталъ такъ сладостно...

-- Ваше величество, сказалъ герцогъ, замѣтивъ нерѣшительность короля: -- позвольте мнѣ, по-крайней-мирѣ, остаться при особѣ вашей; тамъ мое настоящее мѣсто; тамъ я буду болѣе нежели гдѣ-либо въ вашихъ глазахъ. Государь! сжальтесь надо мною, позвольте мнѣ остаться при васъ.

Король хотѣлъ уже согласиться на просьбу короля, хотѣлъ уже сказать да, когда вниманіе его было отвлечено къ двери, у которой появилась худощавая, долговязая фигура, руками, ногами, головой и всѣмъ тѣломъ дѣлавшая самые замысловатые отрицательные знаки.

Шико дѣлалъ королю знаки, чтобъ онъ сказалъ "нѣтъ".

-- Нѣтъ, сказалъ Генрихъ брату:-- вамъ здѣсь очень-хорошо; я желаю, чтобъ вы остались здѣсь.

-- Государь... проговорилъ герцогъ.

-- Это моя воля; кажется, вамъ достаточно этого, герцогъ? сказалъ король съ строгостію, совершенно уничтожившею Франсуа.

-- Не говорилъ ли я, что Шико настоящій король Франціи! проворчалъ Гасконецъ...

VII.

Какъ Шико навѣстилъ Бюсси, и что изъ того воспослѣдовало.

На другой день, въ девять часовъ утра, Бюсси покойно завтракалъ съ Реми, приказавшимъ ему, по праву медика, подкрѣпить себя пищею; они говорили о прошедшемъ вечерѣ, а Реми припоминалъ фрески въ Церкви-Святой-Маріи-Египетской.

-- Скажи мнѣ, Реми, спросилъ Бюсси, послѣ краткаго молчанія: -- не узналъ ли ты дворянина, котораго окупали въ чанъ, когда мы проходили по улицѣ Кокилльеръ?

-- Еще бы!.. Только никакъ не могу припомнить его имени.

-- И я узналъ его только по голосу.

-- Я думаю; онъ былъ уже выкрашенъ.

-- Я долженъ бы былъ освободить его, сказалъ Бюсси: -- дворяне обязаны защищать другъ-друга противъ черни; но, увѣряю тебя, Реми, я былъ слишкомъ занятъ мыслями, волновавшими кровь мою.

-- Онъ, кажется, узналъ насъ, сказалъ Годуэнъ: -- потому-что погрозилъ намъ вслѣдъ кулакомъ и произнесъ какое-то проклятіе.

-- Не-уже-ли?

-- Я видѣлъ собственными глазами; только очень можетъ статься, что угроза обращалась не къ намъ, прибавилъ Реми, зная вспыльчивость Бюсси.

-- Все равно, надобно узнать, кто этотъ дворянинъ; я не могу спустить ему такого оскорбленія.

-- Постойте, постойте, вскричалъ Годуэнъ;-- я узнаю его!

-- Почему?

-- Онъ произнесъ проклятіе.

-- Еще бы, mordieu! Другой, на его мѣстѣ, произнесъ бы нѣсколько проклятій!

-- Да, но не нѣмецкихъ.

-- Ба!..

-- Я слышалъ явственно, какъ онъ вскричалъ: "Gott verdamme mich!"

-- Такъ это Шомбергъ.

-- Именно, онъ и есть.

-- Въ такомъ случаѣ, готовь свои мази и пластыри, любезный Реми.

-- Зачѣмъ?

-- Надо будетъ лечить его, или меня.

-- Полноте, графъ! не-уже-ли вы, человѣкъ счастливый, захотите опять рисковать жизнію?

-- Ты не понимаешь, сказалъ графъ: -- какъ мы охотно рискуемъ жизнію, когда счастливы!.. Увѣряю тебя, что я никогда не обнажалъ охотно шпаги, когда проигрывалъ большія суммы, когда любовница измѣняла мнѣ, или когда совѣсть укоряла меня бъ чемъ-нибудь; но всякій разъ, когда кошелекъ мой бывалъ полонъ, когда я влюблялся, когда совѣсть моя была чиста, я смѣло и весело выходилъ на поединокъ; я былъ увѣренъ въ твердости руки моей; гляжу прямо въ глаза своему противнику, читаю въ душѣ его и -- побѣждаю!.. Сегодня я буду чудесно драться, Реми, прибавилъ Бюсси, протягивая руку къ молодому человѣку:-- потому-что чрезвычайно счастливъ, благодаря тебя, другъ мой!

-- Позвольте, позвольте, графъ, сказалъ ле-Годуэнъ: -- вы должны, однакожь, отказать себѣ въ этомъ удовольствіи. Одна прелестная дама, съ которою я недавно познакомился, поручила васъ мнѣ и взяла съ меня клятву, что я буду беречь васъ, подъ тѣмъ предлогомъ, что вы уже обязаны ей жизнію и, слѣдовательно, не имѣете права располагать ею.

-- Добрый Реми, сказалъ Бюсси, погрузившись въ неясное состояніе, позволяющее влюбленному смотрѣть на всѣ предметы какъ-бы сквозь газовый занавѣсъ,-- очаровательное состояніе, походящее почти на сонъ: прислушиваясь къ словамъ друга, влюбленные въ этомъ состояніи не перестаютъ слѣдить душою за мыслію о любимой особѣ.

-- Да, добрый Реми, сказалъ Годуэнъ:-- отъ-того, что я доставилъ вамъ свиданіе съ графиней Монсоро; но вы заговорите совсѣмъ другое, когда будете разлучены съ нею... а время это приближается, если не настало уже.

-- Что ты говоришь? вскричалъ Бюсси: -- пожалуйста, оставь эти шутки, Годуэнъ.

-- Э, графъ! Я и не думалъ шутить:-- развѣ вы не знаете, что она уѣзжаетъ въ Анжу, и что я самъ, къ великой своей горести, долженъ разстаться съ мамзель Гертрудой?.. Ахъ!

Забавная горесть Реми заставила молодаго графа улыбнуться.

-- Развѣ ты очень любишь ее? спросилъ онъ.

-- Еще бы!.. она... еслибъ вы знали, какъ она... еслибъ вы знали, какъ она меня бьетъ!

-- И ты позволяешь ей?

-- По любви къ наукѣ; она вынудила меня изобрѣсти мазь отъ синяковъ.

-- Тебѣ слѣдовало бы послать нѣсколько банокъ этой мази Шомбергу.

-- Пускай онъ избавляется, какъ самъ знаетъ: -- оставимте его въ покоѣ.

-- Изволь; но обратимся опять къ графинѣ Монсоро или, лучше сказать, къ Діанѣ де-Меридоръ, потому-что ты, вѣроятно, знаешь...

-- Ахъ, Боже мой! знаю, все знаю.

-- Когда же мы ѣдемъ, Реми?

-- Ну, такъ и есть!.. Не скоро, очень-нескоро ѣдемъ.

-- Отъ-чего же?

-- Во-первыхъ, отъ-того, что нашъ начальникъ, любезнѣйшій герцогъ анжуйскій, запутался вчера вечеромъ въ такія дѣла, что вы скоро ему понадобитесь.

-- Во-вторыхъ?

-- Во-вторыхъ отъ-того, что по особенному счастію, г. Монсоро ничего не подозрѣваетъ, то-есть васъ, по-крайней-мѣрѣ, онъ ни мало не подозрѣваетъ; что же онъ скажетъ, когда вы исчезнете изъ Парижа въ одно время съ его женою?

-- А мнѣ какое дѣло до того, что онъ скажетъ?

-- Положимъ, что вамъ дѣла нѣтъ, такъ мнѣ есть, графъ. Я берусь лечить раны, получаемыя вами на поединкахъ, потому-что вы сами хорошо владѣете шпагой, и эти раны никогда не могутъ быть опасны; но отрекаюсь отъ ранъ, которыя могутъ быть нанесены вамъ кинжаломъ гдѣ-нибудь въ темнотѣ, и особенно ревнивыми мужьями; эти животныя, въ подобныхъ случаяхъ, свирѣпы, неумолимы; вспомните хоть бѣднаго Сен-Мегрена, измѣнническимъ образомъ убитаго лотарингскимъ принцемъ.

-- Что дѣлать, другъ мой, судьбы своей не избѣгнешь, и если мнѣ суждено быть убитымъ графомъ Монсоро...

-- Что же?

-- Тогда онъ убьетъ меня.

-- А потомъ, черезъ недѣлю, черезъ мѣсяцъ, черезъ годъ, Діана де-Меридоръ, какъ вы ее еще называете, сдѣлается совершенно женою г. де-Монсоро, и ваша бѣдная душа, которая безсмертна, вѣроятно, будетъ парить надъ возлюбленною, будетъ крѣпко досадовать...

-- Ты правъ, Реми; я хочу жить.

-- Это прекрасно, но недостаточно; вы должны не только жить, но еще слѣдовать моимъ совѣтамъ -- быть любезнымъ съ Монсоро; онъ теперь ревнуетъ къ герцогу анжуйскому, который бродилъ подъ окнами красавицы, какъ испанскій любовникъ, и былъ узнанъ по неизмѣнному спутнику его, Орильи. Старайтесь угождать почтенному мужу, не спрашивайте даже, куда дѣвалась его жена: вы это знаете и безъ него; однимъ словомъ, войдите съ нимъ въ дружбу, и онъ вездѣ будетъ провозглашать, что вы единственный дворянинъ, обладающій добродѣтелями Сципіона: умѣренностью и скромностью...

-- Мнѣ кажется, что ты правъ, сказалъ Бюсси.-- Такъ-какъ я теперь уже не ревную къ этому медвѣдю, то сдѣлаю его ручнымъ; это будетъ удивительно-забавно! Требуй отъ меня теперь все, чего хочешь, Реми; теперь для меня нѣтъ ничего невозможнаго -- я счастливъ!

Въ это время, кто-то постучался въ дверь. Бюсси и Реми замолчали.

-- Кто тамъ? спросилъ Бюсси.

-- Ваше сіятельство, отвѣчалъ пажъ:-- какой-то дворянинъ желаетъ васъ видѣть.

-- Видѣть меня? такъ рано? Что это за человѣкъ?

-- Высокій господинъ въ зеленомъ бархатномъ платьѣ и въ розовыхъ чулкахъ, съ нѣсколько-смѣшнымъ, но честнымъ лицомъ.

-- Э! вскричалъ Бюсси: -- ужь не Шомбергъ ли?

-- Шомбергъ не высокъ.

-- Правда; такъ не Монсоро ли?

-- Монсоро не честенъ.

-- Ты правъ; это не можетъ быть ни тотъ, ни другой; проси.

Минуту спустя, посѣтитель явился на порогѣ.

-- Ахъ, Боже мой! вскричалъ Бюсси, поспѣшно вскочивъ при видѣ вошедшаго; Реми же, какъ скромный другъ, удалился въ сосѣднюю комнату.

-- Мосьё Шико! вскричалъ Бюсси.

-- Точно-такъ, графъ, отвѣчалъ Гасконецъ.

Бюсси смотрѣлъ на него съ тѣмъ удивленіемъ, которое можно перевести слѣдующими словами:

-- Что вамъ надобно?

А потому Шико, понявъ этотъ нѣмой взглядъ, отвѣчалъ очень-серьёзно:

-- Графъ, я пришелъ предложить вамъ маленькое условіе.

-- Предлагайте, отвѣчалъ Бюсси съ изумленіемъ.

-- Что вы мнѣ дадите, если я окажу вамъ большую услугу?

-- Какова будетъ услуга, отвѣчалъ довольно-небрежно Бюсси.

Гасконецъ притворился, что не замѣчаетъ этого небрежнаго вида.

-- Графъ, сказалъ Шико, садясь и перекидывая одну ногу на другую: -- я замѣчаю, что вы не удостоиваете меня приглашенія присѣсть.

Краска бросилась въ лицо молодому графу.

-- Это не хорошо, тѣмъ болѣе, что вы должны мнѣ быть признательны за услугу, которую я намѣренъ оказать вамъ.

Бюсси не отвѣчалъ.

-- Графъ, продолжалъ Шико, ни мало не смущаясь: -- знаете ли вы лигу?

-- Я слышалъ объ ней, отвѣчалъ Бюсси, обративъ невольное вниманіе на слова Гасконца.

-- Слѣдовательно, вы должны знать, что лига есть не что иное, какъ союзъ правовѣрныхъ христіанъ, соединившихся съ благочестивою цѣлію перерѣзать своихъ ближнихъ, гугенотовъ. Принимаете ли вы участіе въ лигѣ? Я -- ревностный членъ ея.

-- Странно, что вы дѣлаете мнѣ такой вопросъ...

-- Отвѣчайте: да, или нѣтъ?

-- Повторяю вамъ, что я удивляюсь...

-- Мнѣ угодно было спросить васъ, принимаете ли вы участіе въ лигѣ; слышали вы?

-- Мосьё Шико, такъ-какъ я не люблю вопросовъ, смысла которыхъ не понимаю, то покорнѣйше прошу васъ перемѣнить разговоръ; только изъ приличія я не говорю вамъ, что, не любя вопросовъ, не люблю и вопрошающихъ.

-- Прекрасно; приличіе весьма-прилично въ обществѣ, говоритъ нашъ милый графъ де-Монсоро, когда онъ въ духѣ.

При имени де-Монсоро, произнесенномъ Гасконцемъ безъ намѣренія, Бюсси опять сталъ внимателенъ.

-- Не открылъ ли де-Монсоро чего-нибудь, подумалъ онъ: -- не подослалъ ли онъ Шико выпытать?..

Потомъ онъ прибавилъ вслухъ:

-- Говорите скорѣе и яснѣе, мосьё Шико; даю вамъ только нѣсколько минутъ времени.

-- Optime, сказалъ Шико: -- въ нѣсколько минутъ можно многое высказать. Впрочемъ, я напрасно спрашивалъ васъ, потому-что если вы и не принимаете еще участія въ лигѣ, то скоро пріймите, по примѣру герцога анжуйскаго.

-- Герцога анжуйскаго! Кто вамъ это сказалъ?

-- Онъ самъ; вышеупомянутый герцогъ объяснилъ оное нижеподписанному Шико, какъ пишутъ законники и какъ писалъ почтенный Николай Давидъ, свѣтильникъ парижскаго форума, forum parisiense; каковый свѣтильникъ погашенъ неизвѣстно чьимъ дуновеніемъ... Слѣдовательно, если герцогъ анжуйскій принадлежитъ къ лигѣ, то и вы, правая рука его, не можете не принадлежать къ ней! Это очень-естественно: лига не захочетъ взять въ начальники лѣвшу!

-- Что же далѣе, мосьё Шико? спросилъ Бюсси ласковѣе прежняго.

-- Далѣе? возразилъ Шико.-- Далѣе, что если только узнаютъ, что вы членъ лиги или будете членомъ ея, то съ вами будетъ то же, что съ его королевскимъ высочествомъ.

-- А что случилось съ его высочествомъ? вскричалъ Бюсси.

-- Графъ, сказалъ Шико, вставъ и принявъ тотъ самый тонъ, которымъ говорилъ ему за нѣсколько минутъ Бюсси:-- графъ, я не люблю вопросовъ и,-- позвольте мнѣ не уважить приличія,-- не терплю вопрошающихъ! И потому мнѣ хочется оставить васъ на произволъ судьбы.

-- Мосьё Шико, сказалъ Бюсси съ улыбкой, заключавшей въ себѣ извиненіе дворянина:-- прошу васъ, скажите мнѣ, что случилось съ герцогомъ?

-- Онъ подъ арестомъ.

-- Гдѣ?

-- Въ своей спальнѣ. Четверо изъ моихъ добрыхъ друзей караулятъ его: господинъ де-Шомбергъ, выкрашенный вчера въ синюю краску, что вамъ, впрочемъ, очень-хорошо извѣстно, ибо вы проходили мимо во время самой операціи; мосьё д'Эпернонъ, пожелтѣвшій отъ вчерашняго страха; мосьё де-Келюсъ, покраснѣвшій отъ злобы; и мосьё де-Можиронъ, поблѣднѣвшій отъ скуки; все это очень-мило, тѣмъ болѣе, что герцогъ зеленѣетъ отъ боязни, такъ-что мы, луврскіе обитатели, будемъ наслаждаться всѣми цвѣтами радуги!..

-- Слѣдовательно, вы полагаете, что и мнѣ угрожаетъ опасность? спросилъ Бюсси.

-- Опасность?.. Нѣтъ, позвольте, немножко похуже этого... я думаю, что къ вамъ сейчасъ пожалуютъ стражи...

Бюсси вздрогнулъ.

-- Любите вы Бастилью, мосьё де-Бюсси? Тамъ очень-удобно размышлять о суетѣ міра сего... Впрочемъ, комендантъ, г. Лоранъ Тестю, очень-хорошо кормитъ своихъ голубковъ.

-- Меня хотятъ посадить въ Бастилью! вскричалъ Бюсси.

-- Mordieu! я совсѣмъ и забылъ, что у меня въ карманѣ есть нѣчто въ родѣ приказанія отправить васъ туда. Угодно вамъ посмотрѣть?

И Шико вынулъ изъ кармана королевское повелѣніе, написанное по формѣ и повелѣвавшее немедленно схватить Луи де-Клермона, графа де-Бюсси д'Амбуаза, гдѣ бы онъ ни находился.

-- Сочиненіе мосьё де-Келюса, сказалъ Шико:-- очень-мило написано.

-- Въ такомъ случаѣ, вскричалъ Бюсси, тронутый поступкомъ Шико:-- вы, въ-самомъ-дѣлѣ, оказываете мнѣ величайшую услугу.

-- Кажется, сказалъ Гасконецъ.

-- Г. Шико, сказалъ Бюсси: -- прошу васъ, будьте со мною откровенны: съ какою цѣлію спасаете вы меня? Я знаю, что вы любите короля, и что король не любитъ меня...

-- Графъ, отвѣчалъ Шико, вставъ и поклонившись: -- я спасаю васъ только съ тою цѣлію, чтобъ спасти васъ. Толкуйте это себѣ, какъ вамъ угодно.

-- Но, ради Бога, скажите, чему я долженъ приписать ваше благорасположеніе?

-- Вы забыли, что я жду отъ васъ вознагражденія.

-- Правда.

-- Согласны ли вы?

-- Всей душою!

-- Слѣдовательно, вы не откажетесь услужить мнѣ, когда представится случай?

-- Не откажусь сдѣлать все, что будетъ въ моихъ силахъ. Честное слово Бюсси!

-- Этого слова мнѣ достаточно, сказалъ Шико, вставая.-- Садитесь же скорѣе на коня и убирайтесь подальше; я же снесу повелѣніе куда слѣдуетъ.

-- Такъ не вамъ было поручено арестовать меня?

-- А, графъ! за кого вы меня принимаете? Я дворянинъ.

-- Но я не могу оставить герцога анжуйскаго...

-- Оставляйте смѣло; онъ первый измѣнилъ вамъ.

-- Вы благородный дворянинъ, г. де-Шико, сказалъ Бюсси Гасконцу.

-- Это я знаю и безъ васъ, графъ! отвѣчалъ Шико.

Бюсси позвалъ Годуэна.

Реми, надобно отдать ему справедливость, подслушивалъ за дверью; онъ немедленно явился на зовъ графа.

-- Реми, вскричалъ Бюсси: -- вели сѣдлать лошадей.

-- Онѣ осѣдланы, ваше сіятельство, спокойно отвѣчалъ Реми.

-- Графъ, сказалъ Шико,-- господинъ Реми умный молодой человѣкъ.

-- Это я знаю и безъ васъ! отвѣчалъ Реми.

И они очень-вѣжливо и церемонно поклонились другъ другу.

Бюсси взялъ всѣ свои наличныя деньги и наполнилъ ими свои карманы и карманы Годуэна; потомъ поклонился Шико, еще разѣ поблагодарилъ и поспѣшно сталъ сходить съ лѣстницы.

-- Извините, графъ, сказалъ Шико:-- мнѣ нужно присутствовать при вашемъ отъѣздъ.

И Шико послѣдовалъ за Бюсси и Годуэномъ до конюшенъ, гдѣ стояли на готовъ двѣ осѣдланныя лошади.

-- Куда же мы ѣдемъ? спросилъ Реми, небрежно подбирая поводья.

-- Но...

Бюсси притворился, будто находится въ нерѣшимости.

-- Отъ-чего бы вамъ не ѣхать въ Нормандію? небрежно спросилъ Шико, съ видомъ знатока осматривая лошадей.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Бюсси:-- это слишкомъ-близко.

-- А во Фландрію? продолжалъ Шико.

-- Слишкомъ-далеко.

-- Мнѣ кажется, сказалъ Реми: -- что лучше всего ѣхать въ Анжу; какъ вы думаете, ваше сіятельство?

-- Пожалуй, поѣдемъ въ Анжу, сказалъ Бюсси, покраснѣвъ.

-- Такъ-какъ вы ѣдете... началъ Шико.

-- Немедленно.

-- То честь имѣю желать вамъ счастливаго пути; поминайте меня въ своихъ молитвахъ.

И почтенный дворянинъ удалился съ приличною важностью, отбивая углы своей длинной шпагой.

-- Чему быть, того не миновать! сказалъ Реми, съ улыбкой посмотрѣвъ на графа.

-- Поскачемъ скорѣе! вскричалъ Бюсси:-- мы, можетъ-быть, еще догонимъ ее.

-- Ахъ, ваше сіятельство, сказалъ Бодуэнъ: -- не мѣшайте судьбѣ... она балуетъ васъ.

И они ускакали.

VIII.

Ходули Шико, щелкушка Келюса, и сарбаканъ Шомберга.

Не смотря на наружное равнодушіе, Шико возвращался въ Лувръ съ невыразимою радостью въ сердцѣ.

Онъ втройнѣ былъ счастливъ тѣмъ, что оказалъ услугу такому благородному человѣку, какъ Бюсси, что принималъ участіе въ интригѣ, и что сдѣлалъ возможною для короля рѣшительную мѣру, которую требовали обстоятельства.

И точно, умъ и, особенно, сердце Бюсси, союзъ трехъ братьевъ Гизовъ, угрожали бѣдой Парижу.

Все, чего король опасался, и что Шико предвидѣлъ, случилось.

Принявъ у себя утромъ членовъ-лигеровъ, явившихся къ нему съ тетрадями, исписанными именами; обѣщавъ главу лигъ, заставивъ всѣхъ поклясться въ безпрекословномъ повиновеніи главѣ, котораго назначитъ король; побесѣдовавъ съ кардиналомъ и герцогомъ майеннскимъ, Генрихъ де-Гизъ пошелъ къ герцогу анжуйскому, съ которымъ разстался наканунѣ въ десятомъ часу вечера.

Шико ожидалъ этого посѣщенія, и потому, вышедъ отъ Бюсси, онъ сталъ бродить около алансонскаго дворца. Онъ не прождалъ четверти часа, какъ увидѣлъ де-Гиза.

Шико спрятался за уголъ; герцогъ вошелъ во дворецъ.

Тамъ онъ засталъ перваго каммердинера Франсуа, безпокоившагося о томъ, что его господинъ не возвращался домой; но онъ полагалъ, что, вѣроятно, герцогъ провелъ эту ночь въ Луврѣ.

Де-Гизъ пожелалъ видѣть Орильи. Каммердинеръ отвѣчалъ, что онъ съ вечера ждетъ въ кабинетѣ его высочества.

Герцогъ вошелъ туда. Орильи, какъ читатели уже знаютъ, былъ повѣренный принца и его музыкантъ на лютнѣ; ему были извѣстны всѣ тайны его высочества; но теперь онъ столько же безпокоился объ отсутствіи своего господина, какъ и каммердинеръ. Разсѣянно перебирая пальцами струны лютни, онъ часто вставалъ, подходилъ къ окну и смотрѣлъ, не идетъ ли принцъ.

Три раза посылали въ Лувръ, и каждый разъ посланному отвѣчали, что его высочество, воротившись очень-поздно домой, изволитъ еще почивать.

Генрихъ де-Гизъ сталъ разспрашивать Орильи.

Орильи отвѣчалъ, что былъ отдѣленъ вчера вечеромъ толпою отъ принца и, тщетно проискавъ его довольно-долгое время, воротился въ алансонскій дворецъ, не зная о намѣреніи его высочества провести ночь въ Луврѣ. Повѣренный Франсуа разсказалъ также де-Гизу, что три раза посылалъ въ Лувръ, и каждый разъ ему отвѣчали, что герцогъ еще почиваетъ.

-- Почиваетъ? Въ одиннадцать часовъ? сказалъ де-Гизъ.-- Это что-то невѣроятно; самъ король всегда уже на ногахъ въ это время. Орильи, вы должны бы сходить въ Лувръ.

-- Я самъ уже думалъ объ этомъ, ваша свѣтлость, отвѣчалъ Орильи: -- но мнѣ кажется, что его высочество гдѣ-нибудь любезничаетъ и нарочно велѣлъ привратнику сказывать, что онъ спитъ. Если такъ, то онъ можетъ обидѣться...

-- Нѣтъ, Орильи, возразилъ де-Гизъ:-- герцогъ человѣкъ благоразумный и не станетъ заниматься пустяками въ такой важный день. Ступайте же безъ боязни въ Лувръ: вы непремѣнно найдете тамъ его высочество.

-- Извольте, ваша свѣтлость; но что же мнѣ сказать ему?

-- Скажите, что собраніе въ Луврѣ назначено къ двумъ часамъ, и что мы условились переговорить еще до того времени. Вы понимаете, Орильи, прибавилъ герцогъ съ движеніемъ довольно-непочтительной досады:-- что въ такое время, когда король готовится назначить начальника лиги, спать смѣшно!

-- Итакъ, я попрошу его высочество пожаловать сюда?

-- Да; и скажите, что я съ нетерпѣніемъ жду его; лигёры начинаютъ уже собираться въ Лувръ; слѣдовательно, теперь намъ каждая минута дорога. Я же, между-тѣмъ, пошлю за графомъ де-Бюсси.

-- Слушаю, ваша свѣтлость. Если жь я не найду его высочества въ Луврѣ, что тогда?

-- Если не найдете, такъ и не ищите. Докажите, по-крайней-мѣрѣ, свое усердіе, и онъ не будетъ имѣть права сердиться на васъ. Во всякомъ случаѣ, я самъ въ три четверти втораго буду въ Луврѣ.

Орильи поклонился и вышелъ.

Шико, увидѣвъ его, догадался, куда и зачѣмъ онъ шелъ.

-- Все погибло, подумалъ Гасконецъ: -- или, по-крайней-мѣрѣ, дѣло страшно запутается и будетъ отложено въ долгій ящикъ, если герцогъ де-Гизъ узнаетъ, что Франсуа подъ арестомъ.

Послѣ этого разсужденія, Шико пустился со всѣхъ ногъ по направленію къ Лувру и, обойдя кругомъ, поспѣлъ туда гораздо-прежде Орильи.

Мы же послѣдуемъ за повѣреннымъ герцога анжуйскаго.

Онъ пошелъ вдоль набережной, покрытой торжествующими гражданами, и направился къ Лувру, сохранявшему свою спокойную, строгую физіономію посреди всеобщей радости.

Орильи зналъ всѣхъ при дворѣ; онъ остановился у воротъ и разговорился съ дежурнымъ офицеромъ, важной особой для любителей придворныхъ новостей.

Дежурный офицеръ былъ чрезвычайно-любезенъ и веселъ: король всталъ въ самомъ пріятномъ расположеніи духа.

Отъ дежурнаго офицера, Орильи перешелъ къ швейцару.

Швейцаръ осматривалъ нѣсколько десятковъ лакеевъ, которымъ сшили новое платье, и раздавалъ имъ алебарды новаго фасона.

Онъ очень-ласково улыбнулся Орильи, отвѣчалъ на его замѣчанія относительно погоды, что подало музыканту хорошую идею о политической атмосферѣ.

Довольствуясь собранными свѣдѣніями, Орильи пошелъ далѣе, къ парадной лѣстницѣ, ведшей къ покоямъ герцога. Онъ почтительно кланялся во всѣ стороны дворянамъ, собиравшимся уже въ сѣняхъ.

У двери спальни его высочества, онъ увидѣлъ Шико, сидѣвшаго на складномъ табуретѣ.

Шико одинъ игралъ въ шахматы и обдумывалъ какой-то ходъ.

Орильи хотѣлъ пройдти, но вытянутыя впередъ длинныя ноги Шико преградили ему дорогу.

Онъ долженъ былъ ударить Гасконца по плечу.

-- Ахъ, извините! сказалъ Шико: -- я не узналъ васъ, мосье Орильи.

-- Что вы тутъ дѣлаете, мосьё Шико?

-- Какъ видите, играю въ шахматы.

-- Одни?

-- Да... обдумываю ходъ... вы играете въ шахматы?

-- Плохо.

-- Ахъ, да! вѣдь вы музыкантъ; а музыка такое трудное искусство, что счастливцы, которымъ оно дается, должны посвятить ему все свое время, всѣ свои способности.

-- А ходъ, вѣроятно, трудный? спросилъ Орильи смѣясь.

-- Ужасно трудный: мой король безпокоитъ меня; вы, можетъ-быть, не знаете, мосьё Орильи, что въ шахматахъ король -- пѣшка весьма-ничтожная, неимѣющая рѣшительно никакой воли; король въ шахматахъ можетъ ступить только одинъ шагъ впередъ и одинъ назадъ, между-тѣмъ, какъ его окружаютъ ловкіе, сильные враги: кони, скачущіе изъ одного угла въ другой, и простыя пѣшки, окружающія его и всячески ему досаждающія; такъ-что ему стоитъ только сдѣлать одинъ необдуманный шагъ, и онъ погибъ!.. Правда, есть у короля одна преданная пѣшка, шутъ; она имѣетъ право ходить взадъ и впередъ, изъ одного конца въ другой, становится передъ королемъ, за нимъ, возлѣ него; но и то надобно-замѣтить, что чѣмъ шутъ преданнѣе королю, тѣмъ большей опасности онъ-самъ подвергается... Вотъ теперь, на-примѣръ, я долженъ вамъ признаться, мосьё Орильи, что мой король и шутъ его находятся въ чрезвычайно-затруднительномъ положеніи.

-- Но, спросилъ Орильи: -- по какому случаю пустились вы въ эти глубокомысленныя комбинаціи здѣсь, у двери покоевъ его высочества?

-- Я жду г. де-Келюса.

-- Онъ гдѣ?

-- Здѣсь.

-- Да гдѣ же здѣсь? спросилъ Орильи.

-- У его высочества.

-- У его высочества? Г. де-Келюсъ? съ изумленіемъ повторилъ Орильи.

Во все время этого разговора, Шико понемногу отодвигался, такъ-что Орильи невольно вступалъ въ корридоръ, и находился у самой двери въ спальню герцога.

При послѣднихъ словахъ, онъ, однакожь, отступилъ въ нерѣшимости.

-- А зачѣмъ г. де-Келюсъ у его высочества герцога анжуйскаго? спросилъ Орильи:-- они, кажется, никогда друзьями не были,

-- Тссъ! прошипѣлъ Шико съ таинственнымъ видомъ.

И, схвативъ обѣими руками шахматную доску, онъ выпятился впередъ и перегнулся такимъ образомъ, что губы его почти коснулись ушей Орильи.

-- Онъ пришелъ просить извиненіи у его высочества...

-- Извиненія? въ чемъ?

-- Они вчера немножко поссорились.

-- Не-уже-ли?

-- Да; король велѣлъ ему извиниться: вѣдь вы знаете, какъ братья теперь дружны между собою... а потому король пожурилъ Келюса, да еще велѣлъ ему просить прощенія.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ?

-- Какъ же, какъ же? Ахъ, мосьё Орильи, сказалъ Шико:-- вѣдь это, просто, золотой вѣкъ! Лувръ превратится въ настоящую Аркадію, а братья -- Arcades ambo!.. Ахъ, извините, я забылъ, что вы музыкантъ и опять заговорилъ съ вами по-латинѣ.

Орильи улыбнулся и вошелъ въ переднюю; когда онъ отворялъ дверь, Гасконецъ перемигнулся съ Келюсомъ, который былъ, впрочемъ, уже предувѣдомленъ.

Шико же опять погрузился въ размышленія надъ шахматною доскою.

Келюсъ, сидѣвшій въ передней и безпечно игравшій красивой щелкушкой изъ чернаго дерева, съ вставными перламутровыми украшеніями, ловко закидывая шарикъ и такъ же ловко ловя его, вѣжливо поклонился Орильи.

-- Браво! мосьё де-Келюсъ, сказалъ Орильи, полюбовавшись ловкостью молодаго человѣка: -- браво!

-- Ахъ, любезнѣйшій мосьё Орильи, сказалъ Келюсъ: -- когда-то я буду такъ ловко играть въ щелкушку, какъ вы играете на лютнѣ?

-- Упражняйтесь, отвѣчалъ Орильи съ нѣкоторой досадой.-- Но мнѣ сказали, что вы у его высочества?

-- Да, я выпросилъ у него аудіенцію, любезный Орильи, -- но Шомбергъ предупредилъ меня!

-- Какъ! и г. де-Шомбергъ тоже? вскричалъ Орильи съ изумленіемъ.

-- Какъ же! Все по приказанію короля. Шомбергъ тутъ, въ столовой. Войдите, пожалуйста, мосьё Орильи, и напомните его высочеству, что мы давно ждемъ.

Орильи вошелъ въ слѣдующую комнату и увидѣлъ Шомберга, растянувшагося на длинной скамьѣ, обитой мягкой подушкой.

Лежа на спинѣ, Шомбергъ прицѣливался въ золотое колечко, привѣшенное къ потолку на шелковой тесемкѣ, и пускалъ изъ сарбакана маленькіе глиняные шарики, которые приносила ему обратно его любимая собака.

-- Какъ! вскричалъ Орильи: -- вы забавляетесь такимъ-образомъ въ покояхъ его высочества?.. А, мосьё де-Шомбергъ!.. Это неприлично.

-- Ахъ, guten Morgen, мосьё, сказалъ Шомбергъ: -- что дѣлать? надобно же какъ-нибудь убить время до аудіенціи.

-- Но гдѣ же его высочество? спросилъ Орильи.

-- Тссъ! Его высочество занятъ съ д'Эпернономъ и Можирономъ. Они просятъ у него прощеніе. Но не угодно ли вамъ войдти, мосьё д'Орильи, вѣдь вы свой человѣкъ у герцога!

-- Можетъ-быть, герцогу неугодно?..

-- Совсѣмъ нѣтъ; онъ у себя въ картинной:-- войдите, войдите.

И, схвативъ Орильи за плеча, онъ почти-насильно впихнулъ его въ слѣдующую комнату, гдѣ музыкантъ, неуспѣвавшій прійдти въ себя отъ изумленія, увидѣлъ передъ зеркаломъ д'Эпернона, приглаживавшаго себѣ усы, и Можирона, вырѣзывавшаго картинки.

Герцогъ сидѣлъ безъ шпаги между обоими молодыми людьми, смотрѣвшими на него только для того, чтобъ слѣдить за малѣйшими его движеніями и весьма-неуважительно разговаривавшими съ нимъ.

Увидѣвъ Орильи, герцогъ хотѣлъ броситься къ нему на встрѣчу.

-- Тише, ваше высочество, вскричалъ Можиронъ: -- вы наступаете на мои картинки.

-- Боже! вскричалъ музыкантъ: -- что я слышу? Васъ оскорбляютъ, ваше высочество!

-- А, почтеннѣйшій Орильи! сказалъ д'Эпернонъ, продолжая приглаживать усы передъ зеркаломъ: -- какъ поживаете? Должно-быть, хорошо, потому-что у васъ яркій румянецъ на щечкахъ!

-- Будьте такъ добры, господинъ музыкантъ, сказалъ Можиронъ:-- принесите намъ свой маленькій кинжалъ.

-- Господа, господа! вскричалъ Орильи: -- вы забываете, гдѣ вы!

-- Ни мало, любезнѣйшій Орфей, отвѣчалъ д'Эпернонъ:-- другъ мой проситъ васъ принести кинжалъ, потому-что герцогъ безоруженъ.

-- Орильи! произнесъ герцогъ глухимъ голосомъ и съ подавляемою яростію:-- развѣ ты не видишь, что я арестованъ?

-- Арестованы! Кѣмъ?

-- Братомъ. Не-уже-ли ты не понялъ этого, узнавъ моихъ стражей?

Орильи вскрикнулъ съ изумленіемъ.

-- Я ничего не зналъ, ваше высочество, вскричалъ онъ:-- иначе...

-- Вы взяли бы съ собою лютню, чтобъ развлечь его высочество, любезнѣйшій мосьё Орильи? произнесъ насмѣшливый голосъ:-- но я подогадливѣе васъ... я послалъ за вашей лютней... вотъ она...

И Шико подалъ бѣдному музыканту лютню: за Гасконцемъ стояли Келюсъ и Шомбергъ, потягивавшіеся и зѣвавшіе.

-- А что твои шахматы, Шико? спросилъ д'Эпернонъ.

-- Ахъ, да! спросилъ Келюсъ: -- нашелъ ты ходъ?

-- Мнѣ кажется, господа, что дуракъ спасетъ своего короля, только не безъ труда. Мосьё Орильи, пожалуйте мнѣ свой кинжалъ...

Музыкантъ повиновался, печально опустилъ голову, и сѣлъ на подушку у ногъ принца.

-- Одинъ сидитъ ужь въ мышеловкѣ, сказалъ Келюсъ,-- попадутся и другіе.

Съ этими словами, объяснявшими Орильи всѣ предшествовавшія сцены, Келюсъ воротился въ переднюю, промѣнявъ сперва свою щелкушку на сарбаканъ Шомберга.

-- Вотъ что дѣло, то дѣло! сказалъ Шико: -- надо умѣть разнообразить свои удовольствія; отправлюсь выбирать начальника лигѣ.

И онъ вышелъ изъ комнаты герцога, у ногъ котораго сидѣлъ унылый, грустный музыкантъ съ лютней.

IX.

Какъ король назначилъ предводителя лигѣ, только не его высочество герцога анжуйскаго и не его свѣтлость герцога де-Гиза.

Часъ большаго собранія наступилъ, или, лучше сказать, наступалъ, потому-что съ полудня уже стали собираться въ Лувръ главные лигёры и многіе любопытные.

Волновавшійся Парижъ отправилъ въ Лувръ депутаціи лигёровъ, цеховъ, милиціи и старшинъ городскихъ, и вся столица какъ-бы раздѣлилась на двѣ части: на Лувръ и городъ, на дѣйствующихъ и любопытствующихъ.

Вокругъ Лувра толпилось несметное множество народа, какъ-бы сжимая его массой своей, но Лувръ былъ спокоенъ. То время, когда ни вѣковыя стѣны, ни громъ пушекъ не могли остановить яростной черни, не наступило еще: швейцарская стража улыбалась массамъ Парижанъ, не смотря на то, что эти массы были вооружены; а Парижане улыбались швейцарской стражѣ: не наступило еще время пролитія крови въ королевскихъ покояхъ...

Не смотря, однакожъ, на то, что драма не принимала еще мрачнаго вида, она была исполнена занимательности: въ тронной залѣ сидѣлъ король, окруженный своими офицерами, друзьями, родными, придворными; передъ нимъ поочередно проходили депутаціи, оставлявшія начальниковъ своихъ въ тронной залѣ, а сами выходившія изъ Лувра и занимавшія мѣста, назначенныя имъ подъ окнами и на дворахъ.

Такимъ-образомъ, король могъ однимъ взглядомъ окинуть всѣхъ своихъ враговъ, которыхъ указывали ему иногда Шико, стоявшій за трономъ, иногда взглядъ вдовствующей королевы, а иногда движеніе низшихъ лигёровъ, неумѣвшихъ скрывать свое нетерпѣніе при появленіи кого-либо изъ могущественнѣйшихъ ихъ начальниковъ.

Вошелъ графъ де-Монсоро.

-- Посмотри-ка, Генрихъ, посмотри-ка, шепнулъ Шико.

-- На кого мнѣ смотрѣть?

-- На твоего обер-егермейстера; право, стоитъ посмотрѣть на него; онъ ужасно блѣденъ и весь забрызганъ грязью.

-- Точно, сказалъ король:-- это онъ.

Генрихъ сдѣлалъ знакъ графу де-Монсоро; обер-егермейстеръ приблизился.

-- Какимъ образомъ очутились вы здѣсь? спросилъ его король.-- Я послалъ васъ въ Венсеннъ выгнать оленя.

-- Въ семь часовъ олень былъ выгнанъ, ваше величество; но, не получивъ до полудня никакого извѣстія, я поспѣшилъ прискакать сюда и освѣдомиться, не случилось ли чего съ вашимъ величествомъ.

-- Не-уже-ли? спросилъ король.

-- Государь! продолжалъ графъ: -- я провинился... но приписывайте мою вину избытку преданности вашему величеству.

-- Благодарю, отвѣчалъ Генрихъ III: -- я съумѣю оцѣнить вашу преданность.

-- Угодно ли будетъ теперь вашему величеству приказать, чтобъ я воротился въ Венсеннъ? съ безпокойствомъ спросилъ де-Монсоро.

-- Нѣтъ, нѣтъ, останьтесь, господинъ обер-егермейстеръ; охота эта была не что иное, какъ прихоть, которая такъ же скоро прошла, какъ и пришла; останьтесь здѣсь; мнѣ теперь нужны люди преданные, вѣрные, и -- вы сами становитесь въ число тѣхъ, на преданность которыхъ я могу полагаться.

Монсоро поклонился.

-- Гдѣ прикажете мнѣ стать, ваше величество? спросилъ онъ.

-- Отдай мнѣ его на полчасика! шепнулъ Шико на ухо королю.

-- Зачѣмъ?

-- Мнѣ хочется побѣсить его. Тебѣ вѣдь все равно, а ты долженъ вознаградить меня за то, что заставляешь присутствовать на этой скучной церемоніи.

-- Такъ возьми же его.

-- Гдѣ прикажете мнѣ стать, ваше величество? повторилъ графъ де-Монсоро.

-- Гдѣ вамъ угодно. Или нѣтъ, станьте за моимъ кресломъ. Это мѣсто моихъ друзей.

-- Пожалуйте-ка сюда, господинъ обер-егермейстеръ, сказалъ Шико, сторонясь и пропуская де-Монсоро: -- пожалуйте-ка сюда и полюбуйтесь нашими депутаціями... это лучше всякой охоты! Вотъ, на-примѣръ, дичь, которую узнаетъ по запаху не только охотничья собака, но и самъ охотникъ. Ventre de biche! Какое благовоніе! Это проходятъ, или, лучше сказать, прошли сапожники; а вотъ идутъ кожевники. Mort de ma vie! если вы и теперь не слышите никакого запаха, такъ я сейчасъ же отставлю васъ отъ должности!

Графъ де-Монсоро притворялся слушающимъ или слушалъ, но не слышалъ. Онъ былъ весьма озабоченъ и осматривался съ безпокойствомъ, которое тѣмъ болѣе поразило короля, что Шико безпрестанно заставлялъ его смотрѣть на графа.

-- Знаешь ли, говорилъ Шико шопотомъ королю:-- за кѣмъ охотится теперь твой обер-егермейстеръ?

-- Не знаю.

-- За твоимъ братомъ, анжуйскимъ.

-- Только безуспѣшно, сказалъ король улыбнувшись.

-- Еще бы! Хочешь ли, я совсѣмъ собью его съ толку?

-- Пожалуй.

-- Постой же... говорятъ, что волка отъ лисицы чутьемъ не различишь: такъ я жь его собью съ толку и съ дороги. Спроси его, гдѣ графиня?

-- Зачѣмъ?

-- Сперва спроси, потомъ разспрашивай.

-- Графъ, спросилъ Генрихъ: -- гдѣ ваша супруга? Я не вижу ея между придворными дамами?

Графъ вздрогнулъ, какъ-будто бы его ужалила змѣя.

Шико почесывалъ кончикъ носа, мигая королю.

-- Ваше величество, отвѣчалъ обер-егермейстеръ: -- жена моя нездорова; ей вреденъ парижскій климатъ; испросивъ позволеніе у ея величества, она уѣхала въ прошедшую ночь съ барономъ де-Меридоромъ, отцомъ своимъ.

-- Куда же она уѣхала? спросилъ король, весьма-довольный тѣмъ, что могъ отвернуться, когда проходилъ цехъ кожевниковъ.

-- Въ Анжу, на свою родину, ваше величество.

-- Правда, замѣтилъ Шико весьма-серьёзно: -- парижскій воздухъ чрезвычайно-вреденъ беременнымъ женщинамъ: Gravidis uxoribus Lutetia inclemens...

Монсоро поблѣднѣлъ и съ бѣшенствомъ посмотрѣлъ на Шико, облокотившагося на спинку королевскаго кресла и внимательно смотрѣвшаго на проходившихъ вслѣдъ за кожевниками позументщиковъ.

-- А кто сказалъ вамъ, что графиня беременна? проговорилъ Монсоро, кусая губы.

-- А развѣ нѣтъ? спросилъ Шико.

-- Нѣтъ.

-- Та-та-та! Слышалъ, Генрихъ? спросилъ Шико короля:-- кажется, твой обер-егермейстеръ похожъ на тебя... не удается ему!

Монсоро сжалъ кулаки и скрылъ свое бѣшенство, бросивъ на Шико взглядъ, исполненный ненависти и мщенія. Шико отвѣчалъ на этотъ взглядъ, надвинувъ на глаза шляпу.

Графъ понялъ, что теперь сердиться было бы неприлично и смѣшно, а потому покачалъ головой, какъ-бы желая разсѣять тягостныя мысли.

Шико повеселѣлъ и, принявъ послѣ сердитаго самый ласковый видъ, сказалъ:

-- Бѣдная графиня, она умретъ со скуки дорогой.

-- Я говорилъ его величеству, сказалъ Монсоро:-- что она поѣхала съ отцомъ.

-- Положимъ такъ; отецъ -- лицо весьма-почтенное, но довольно-скучное... такъ, что еслибъ съ нею былъ только отецъ, то...

-- Что? съ живостію спросилъ графъ.

-- Что что? спросилъ въ свою очередь Шико.

-- Что вы хотите сказать словами: только отецъ?

-- А! вы сдѣлали грамматическій элипсисъ, опущеніе словъ.

Графъ пожалъ плечами.

-- Нѣтъ, ужь позвольте вамъ замѣтить, господинъ обер-егермейстеръ, что вы сдѣлали опущеніе. Вопросительная форма, употребленная вами, называется грамматическимъ элипсисомъ или опущеніемъ. Спросите хоть Генриха: онъ вѣдь филологъ!

-- Да, сказалъ Генрихъ: -- но что хотѣлъ ты сказать двумя послѣдними словами?

-- Какими словами?

-- Только отецъ.

-- Что хотѣлъ сказать, то и сказалъ. Я удивляюсь милости Провидѣнія, и повторяю, что еслибъ съ нею былъ только отецъ, то она умерла бы со скуки; но, по счастію, на большихъ дорогахъ встрѣчаются пріятели, большіе весельчаки, которые, навѣрное, доставятъ графинѣ пріятное развлеченіе; а такъ-какъ они ѣдутъ къ одной цѣли, прибавилъ Шико небрежно: -- то нѣтъ никакого сомнѣнія, что они встрѣтятся. Генрихъ, у тебя довольно-живое воображеніе; можешь ли ты представить себѣ, какъ они ѣдутъ рядышкомъ? Дорога славная, по сторонамъ зелень, лошади красуются, пріятель нашъ разсказываетъ ея сіятельству тысячу забавныхъ анекдотцевъ, а ея сіятельство покатывается со смѣху.

Новый ударъ и болѣе-меткій, нанесенный въ самое сердце обер-егермейстеру!

Однако, невозможно было разсердиться въ присутствіи короля, бывшаго въ эту минуту за-одно съ Шико; а потому, преодолѣвъ бѣшенство, онъ взглянулъ на Гасконца съ лицемѣрною любезностью и спросилъ ласковымъ голосомъ:

-- Какъ? кто-нибудь изъ вашихъ пріятелей поѣхалъ въ Анжу?

-- Скажите лучше изъ нашихъ, потому-что тотъ, кто поѣхалъ, болѣе вашъ, нежели нашъ пріятель.

-- Вы удивляете меня, мосьё Шико, сказалъ графъ:-- я не знаю, кто...

-- Полноте! не притворяйтесь.

-- Клянусь вамъ...

-- Знаете, графъ, вѣдь я видѣлъ, какъ вы сейчасъ искали глазами,-- разумѣется, тщетно,-- того изъ вашихъ друзей, кто теперь преспокойно скачетъ по дорогѣ въ Анжу.

-- Какъ! вы видѣли? спросилъ графъ.

-- Да, видѣлъ, господинъ обер-егермейстеръ, блѣднѣйшій изъ всѣхъ прошедшихъ, настоящихъ и будущихъ обер-егермейстеровъ, начиная отъ Нимврода до г. д'Отфора, вашего предшественника...

-- Мосьё Шико!..

-- Что мосьё Шико? Разумѣется, блѣднѣйшій! Veritas veritatum. Это латинскій барбаризмъ, потому-что на свѣтѣ только одна истина; а еслибъ были двѣ, такъ одна изъ нихъ была бы не истина... Но вѣдь вы не филологъ, почтеннѣйшій господинъ обер-егермейстеръ.

-- Нѣтъ, не филологъ; а потому прошу васъ воротиться безъ дальнѣйшихъ цитатъ къ пріятелямъ, о которыхъ вы говорите, и назвать мнѣ ихъ, если тому не воспрепятствуетъ избытокъ воображенія, который я въ васъ замѣчаю...

-- Э! Боже мой! вы затвердили одно и то же, господинъ обер-егермейстеръ. Morbleu! ищите и обрящете! Ваше дѣло ловить звѣрей и открывать логовища ихъ; доказательствомъ тому служитъ бѣдный олень, котораго вы напрасно вспугнули сегодня утромъ. Весело ли бы вамъ было, еслибъ вамъ кто-нибудь помѣшалъ спать?

Взоръ Монсоро боязливо блуждалъ по залѣ, ища кого-то.

-- Какъ? вскричалъ онъ, замѣтивъ незанятое мѣсто возлѣ короля.

-- Давно бы такъ, сказалъ Шико.

-- Его высочество герцогъ анжуйскій! вскричалъ обер-егермейстеръ.

-- Лови, лови! сказалъ Гасконецъ:-- звѣрь показался.

-- Онъ уѣхалъ сегодня! вскричалъ графъ.

-- Онъ уѣхалъ сегодня, отвѣчалъ Шико: -- но, быть-можетъ, онъ уѣхалъ вчера. Спросимъ короля, графъ. Генрихъ, сынъ мой, когда исчезъ твой братъ?

-- Въ прошедшую ночь, отвѣчалъ король.

-- Герцогъ уѣхалъ... уѣхалъ... проговорилъ Монсоро задыхающимся голосомъ, поблѣднѣвъ и задрожавъ.-- Ахъ, Боже мой! Можетъ ли это быть, ваше величество?

-- Я не говорю, что братъ мой уѣхалъ, возразилъ король: -- я говорю только, что онъ исчезъ въ прошлую ночь, и что лучшіе друзья его не знаютъ, куда онъ дѣвался.

-- О! произнесъ графъ съ яростію: -- еслибъ я былъ увѣренъ!..

-- Ну, что жь, еслибъ вы и были увѣрены? Не бѣда, если герцогъ и поволочится за ея сіятельствомъ! Нашъ пріятель Франсуа самый любезный изъ всей семьи; онъ волочился во время оно за Карла IX, а теперь волочится за Генриха III, которому не до прекраснаго пола! Надобно же, чтобъ при дворѣ одинъ изъ принцевъ былъ представителемъ французской любезности...

-- Герцогъ уѣхалъ... уѣхалъ... повторялъ де-Монсоро:-- увѣрены ли вы въ этомъ?

-- А вы? спросилъ Шико.

Обер-егермейстеръ еще разъ обратилъ взоръ къ мѣсту, обыкновенно занимаемому герцогомъ возлѣ брата.

-- Я долженъ удостовѣриться, проговорилъ онъ, сдѣлавъ движеніе, какъ-бы намѣреваясь бѣжать.

Шико удержалъ его.

-- Стойте же смирно, mordieu! сказалъ онъ.-- Вы такъ безпокойны, что у меня голова кружится. Mort de ma vie! какъ бы я желалъ быть на мѣстѣ вашей жены, хоть бы для того только, чтобъ провести цѣлый день съ-глазу-на-глазъ съ принцемъ, и чтобъ послушать Орильи: онъ играетъ не хуже покойнаго Орфея. Счастлива же ваша супруга, нечего сказать!

Монсоро задрожалъ отъ гнѣва.

-- Потише, господинъ обер-егермейстеръ, потише, сказалъ Шико:-- умѣрьте вашу радость; засѣданіе начинается. Неприлично давать волю своимъ страстямъ; послушайте лучше рѣчь короля.

Обер-егермейстеръ невольно долженъ былъ стоять смирно, потому-что мало-по-малу тронная зала наполнялась народомъ. Все утихло. Герцогъ де-Гизъ вошелъ въ залу и преклонилъ предъ королемъ колѣно, бросивъ безпокойный взглядъ на незанятое мѣсто герцога анжуйскаго.

Король поднялся съ кресла.

Герольды возстановили молчаніе.

X.

Продолженіе.

-- Господа, сказалъ король: -- когда наступило глубокое молчаніе и когда въ залу вошли д'Эпернонъ, Шомбергъ, Можиронъ и Келюсъ, которыхъ смѣнилъ швейцарскій караулъ:-- господ а, находясь, такъ-сказать, между небомъ и землею, король долженъ внимать гласу свыше и снизу; онъ долженъ повиноваться волѣ Господа и исполнять требованія народа. Я очень-хорошо понимаю, что союзъ всѣхъ силъ, соединенныхъ на защиту вѣры католической, есть залогъ спокойствія, если и не благоденствія моего народа, а потому съ благодарностію выслушалъ совѣтъ, данный мнѣ его свѣтлостью, принцемъ де-Гизомъ. Итакъ, утверждаю лигу и даю полное и совершенное на нее согласіе; но такъ-какъ огромному тѣлу необходима сильная, могущественная голова, такъ-какъ необходимо, чтобъ начальникъ союза, поставившаго себѣ цѣлію защиту церкви православной, былъ ревностнѣйшимъ сыномъ церкви, по званію или побужденію собственнаго сердца, то я назначаю лигѣ главою христіанскаго принца...

Генрихъ III съ намѣреніемъ остановился.

Полетъ мухи былъ бы великимъ событіемъ посреди этой всеобщей неподвижности.

Генрихъ III повторилъ:

-- Я назначаю главою... Генриха III, короля Франціи и Польши!

Послѣднія слова Генрихъ произнесъ нарочно съ торжествующимъ видомъ, чтобъ сильное возбудить энтузіазмъ своихъ приверженцевъ и вмѣстѣ съ тѣмъ сильнѣе поразить лигёровъ, глухимъ ропотомъ изъявлявшихъ неудовольствіе, изумленіе и страхъ.

Герцогъ де-Гизъ стоялъ какъ пораженный громомъ; крупныя капли пота катились со лба его; онъ помѣнялся взглядами съ братьями, герцогомъ де-Майенномъ и кардиналомъ, стоявшими между главными литерами, одинъ съ правой, другой съ лѣвой стороны.

Монсоро, болѣе прежняго изумленный отсутствіемъ герцога анжуйскаго, успокоился, вспомнивъ слова Генриха III.

Онъ понялъ, что герцогъ могъ исчезнуть и не уѣзжая въ Анжу.

Кардиналъ осторожно приблизился къ своему брату.

-- Франсуа, шепнулъ онъ ему на ухо:-- теперь намъ здѣсь оставаться нельзя... Поспѣшимъ удалиться, потому-что чернь перемѣнчива: король, котораго она вчера ненавидѣла, сдѣлается на нѣсколько дней ея идоломъ.

-- Ѣдемъ, отвѣчалъ де-Майеннъ.-- Подождите здѣсь брата, а я пойду приготовить все къ ретирадѣ.

-- Идите.

Между-тѣмъ, король первый подписалъ актъ, лежавшій на столѣ и приготовленный r-мъ де-Морвилье, знавшимъ вмѣстѣ съ королевой-матерью намѣреніе короля; потомъ, обратившись къ де-Гизу съ тѣмъ насмѣшливымъ видомъ, который онъ умѣлъ придавать себѣ при случаѣ, сказалъ:

-- Подпишите актъ, кузенъ.

И передалъ ему перо.

-- Вотъ тутъ... тутъ... пониже... подъ моимъ именемъ, прибавилъ король, пальцемъ указывая герцогу, гдѣ писать.-- Извольте же теперь передать перо кардиналу и герцогу де-Майенну.

Но герцогъ де-Майеннъ вышелъ уже изъ дворца, а кардиналъ былъ въ сосѣдней залѣ.

Король замѣтилъ ихъ отсутствіе.

-- Такъ подпишитесь вы, господинъ обер-егермейстеръ.

Герцогъ передалъ перо графу Монсоро и намѣревался удалиться.

-- Погодите, сказалъ ему король.

И пока Келюсъ насмѣшливо принималъ перо изъ рукъ обер-егермейстера, пока не только всѣ присутствовавшіе дворяне, но и старшины цеховъ, собравшихся на великое торжество, готовились подписываться подъ именемъ Генриха III, послѣдній иронически говорилъ герцогу де-Гизу:

-- Ваша свѣтлость, я, кажется, угадалъ ваше намѣреніе составить для охраненія нашей столицы добрую армію изъ всѣхъ силъ лиги? Армія образовалась и можетъ, я полагаю, гордиться своимъ начальникомъ.

-- Безъ-сомнѣнія, ваше величество, отвѣчалъ герцогъ на удачу.

-- Но вмѣстѣ съ тѣмъ я не забываю, что у меня есть еще другое войско, начальство надъ которымъ по праву принадлежитъ первому полководцу въ моемъ государствъ... а потому, я буду начальствовать надъ лигой; а васъ, любезный кузенъ, прошу воротиться къ своему войску.

-- Когда прикажете мнѣ ѣхать, ваше величество? спросилъ герцогъ.

-- Сейчасъ, отвѣчалъ король.

-- Генрихъ, Генрихъ! говорилъ тихимъ голосомъ Шико, которому церемоніальный этикетъ воспрещалъ бѣжать прямо къ королю.

Но такъ-какъ Генрихъ не слышалъ, или не понялъ смысла зова его, то, схвативъ длинное перо, вполовину запачканное чернилами, онъ почтительно приблизился и шепнулъ королю:

-- Замолчишь ли ты, простякъ?

Но уже было поздно: король объявилъ де-Гизу свою волю, и вручилъ ему дипломъ, заранѣе приготовленный, не смотря на всѣ знаки и гримасы Гасконца.

Герцогъ де-Гизъ взялъ дипломъ и удалился.

Кардиналъ ждалъ его въ сосѣдней комнатѣ, а герцогъ де-Майеннъ поджидалъ обоихъ у воротъ Лувра.

Они немедленно сѣли на коней и, десять минутъ спустя, были внѣ Парижа.

Собраніе мало-по-малу расходилось.-- Одни кричали виватъ королю, другіе лигѣ.

-- А! сказалъ Генрихъ, потирая руки и смѣясь: -- по-крайней-мѣрѣ, я разрѣшилъ важную задачу.

-- Да, нечего сказать! ворчалъ Шико: -- ты великій человѣкъ!

-- Разумѣется, возразилъ король: -- я соединилъ два противоположные вивата, такъ-что всѣ эти дураки кричатъ теперь по неволѣ одно и то же.

-- Sta bene! сказала королева-мать Генриху III, пожавъ ему руку.

-- Знаю я! проворчалъ Гасконецъ: -- sta bene, а у самой на сердцѣ такъ и скребетъ!

-- О, ваше величество! вскричали любимцы короля, шумно окружая его: -- какая высокая, геніяльная мысль!

-- Они воображаютъ, что ты теперь озолотишь ихъ, шепнулъ Шико на ухо королю.

Генриха III съ торжествомъ проводили въ его покои; посреди кортежа, сопровождавшаго короля, Шико игралъ роль порицателя, детрактора древнихъ, преслѣдуя короля своими жалобами.

Настойчивость, съ которою Шико напоминалъ тому, кого всѣ превозносили какъ полубога, что онъ простой смертный, до того поразила короля, что онъ отпустилъ всю свою свиту и остался наединѣ съ Гасконцемъ.

-- Mordieu! сказалъ Генрихъ, оборотившись къ нему:-- ты вѣчно недоволенъ, Шико; это порядочно начинаетъ надоѣдать мнѣ! Чортъ возьми! я требую отъ тебя не лести, а здраваго смысла.

-- Ты очень-умно поступаешь, Генрихъ, сказалъ Шико.

-- Согласись, по-крайней-мирѣ, что я поступилъ умно?

-- Съ этимъ-то я и не согласенъ.

-- А! ты завидуешь мнѣ, второй король Франціи! сказалъ Генрихъ.

-- Я? ни мало. Почему завидовать.

-- Corbleu! ты мнѣ надоѣлъ...

-- Ухъ! какое самолюбіе!

-- Ну, говори: начальникъ я лиги, или нѣтъ?

-- Разумѣется; это неоспоримо; но...

-- Что же но?

-- Но ты теперь ужь не король.

-- Кто же король?

-- Всѣ, кромѣ тебя, Генрихъ; во-первыхъ, твой братъ.

-- Какой братъ?

-- Вотъ вопросъ! разумѣется, анжуйскій!

-- Который у меня подъ арестомъ?

-- Да; хоть онъ и подъ арестомъ, да посвященъ на царство.

-- Кѣмъ онъ посвященъ?

-- Кардиналомъ де-Гизомъ. Хвастай же послѣ этого своей полиціей, Генрихъ! Въ Парижѣ, въ твоей столицѣ, въ Церкви-Святой-Женевьевы коронуютъ новаго короля въ присутствіи тридцати-трехъ человѣкъ, а ты ничего не знаешь!.. Спишь-себѣ спокойно!

-- А развѣ ты это знаешь?

-- Разумѣется, знаю.

-- Какъ же ты можешь знать то, чего я не знаю?

-- Очень-просто: за тебя бодрствуетъ г. де-Морвилье, а за меня -- я бодрствую самъ.

Король насупилъ брови.

-- Итакъ, не считая Генриха Ш, у насъ есть еще король: Франсуа-Анжуйскій; потомъ... потомъ, сказалъ Шико, какъ-бы припоминая: -- третій король, герцогъ де-Гизъ...

-- Герцогъ де-Гизъ?

-- Да, да, герцогъ де-Гизъ, Генрихъ де-Гизъ, нашъ третій король.

-- Хорошъ король, котораго я изгоняю, отсылаю въ армію!

-- Большая важность! Будто бы тебя-самого не отсылали въ Польшу? Будто бы отъ Шарите до Лувра дальше, нежели отъ Кракова до Парижа? Ахъ! этимъ-то ты и чванишься, что послалъ его въ армію, то-есть, что поручилъ его начальству тридцать тысячѣ воиновъ, -- ventre de biche, и какихъ еще воиновъ!.. Цѣлую армію... настоящую армію, а не такую, какъ твоя лига... Нѣтъ, нѣтъ, армія изъ сапожниковъ хороша для Генриха-Валуа, короля мильйоновъ; Генриху-Лотарингскому нужна армія, состоящая изъ солдатъ, и какихъ еще солдатъ!.. обстрѣленвыхъ, зачерствѣлыхъ, загорѣвшихъ отъ пушечнаго огня, способныхъ истребить двадцать такихъ армій, какъ твоя лига!.. Такъ-что, если Генриху де-Гизу, который и теперь уже въ сущности король, захочется быть королемъ и по имени, то ему стоитъ только обратить трубачей къ столицѣ и сказать: "Маршъ! проглотимъ разомъ Парижъ, Генриха III и Лувръ", и дѣло будетъ сдѣлано! Знаю я этихъ усачей!

-- Ты, хитрый политикъ, забываешь, однакожь, одно обстоятельство, сказалъ Генрихъ.

-- Очень можетъ быть! ужь не думаешь ли ты, что я забываю четвертаго короля?

-- Нѣтъ; отвѣчалъ Генрихъ съ гордымъ презрѣніемъ: -- ты забываешь, что корона на королѣ изъ дома Валуа, который постарше другихъ своими предками. Можно допустить, что подобная идея можетъ прійдти въ голову герцогу анжуйскому: онъ изъ нашего рода; у насъ одни предки; между нами можетъ быть споръ, потому-что вся разница состоитъ только въ старшинствѣ... Но какой-нибудь Гизъ... полно, шутъ, поучись генеалогіи, и ты увидишь, что древнѣе: лиліи дома Франціи, или птички лотарингскаго дома.

-- Вотъ въ этомъ-то и штука! сказалъ Шико.

-- Какая штука, шутъ?

-- А такая, что родъ Гиза по-древнѣе, нежели ты думаешь.

-- Ужь не древнѣе ли моего? спросилъ Генрихъ съ презрительной улыбкой.

-- Можетъ-быть, сынъ мой.

-- Ты глупъ, Шико.

-- По должности, Генрихъ.

-- Ты глупъ и по умишку. Совѣтую тебѣ выучиться читать, а потомъ заглянуть въ исторію.

-- Гдѣ мнѣ теперь учиться! возразилъ Шико.-- А ну-ка ты, ученый, прочти-ка, что здѣсь написано.

И Шико вынулъ изъ-за пазухи пергаментъ, на которомъ Николай Давидъ написалъ извѣстную уже намъ родословную,-- ту самую, которая была подтверждена папой, прислана въ Авиньйонъ и по которой Генрихъ де-Гизъ происходилъ отъ Карла-Великаго.

Генрихъ поблѣднѣлъ, увидѣвъ подпись легата и подъ нею печать святаго Петра.

-- Что скажешь, Генрихъ? спросилъ Шико: -- куда упрятались твои лиліи, а? Ventre de biche! лотарингскія птички залетѣли почти выше кесарскаго орла; берегись, сынъ мой!

-- Но какъ попалась къ тебѣ эта родословная?

-- Сама пришла. Такое ужь мое счастіе!

-- Но гдѣ же она была прежде? нетерпѣливо спросилъ король.

-- Подъ подушкой адвоката.

-- А какъ звали этого адвоката?

-- Николаемъ Давидомъ.

-- Гдѣ онъ былъ?

-- Въ Ліонѣ.

-- А кто взялъ родословную изъ-подъ его подушки?

-- Одинъ изъ моихъ добрыхъ пріятелей.

-- Кто этотъ пріятель?

-- Проповѣдникъ.

-- Монахъ?

-- Именно.

-- А зовутъ его?

-- Горанфло.

-- Какъ! вскричалъ Генрихъ:-- отвратительный лигёръ, говорившій возмутительныя рѣчи въ Сен-Женевьевскомъ-Аббатствѣ и оскорблявшій меня вчера на улицѣ?

-- Помнишь исторію Брута, притворявшагося безумнымъ?..

-- Стало-быть, этотъ женовевецъ тонкій политикъ?

-- Толстый, но тонкій; настоящій Маккіавель, бывшій секретаремъ Флорентинской-республики и учителемъ вашей бабушки.

-- Слѣдовательно, онъ унесъ эту бумагу у адвоката?

-- Унесъ? Нѣтъ, насильно отнялъ.

-- У Николая Давида, извѣстнаго забіяки?

-- У Николая Давида, извѣстнаго забіяки.

-- Слѣдовательно, твой Горанфло храбръ?

-- Какъ Баяръ.

-- И послѣ такой великой заслуги, онъ не явился еще ко мнѣ просить награды?

-- Онъ смиренно воротился въ свои монастырь и проситъ только объ одномъ: чтобъ простили ему и забыли, что онъ удалялся изъ монастыря.

-- Онъ скроменъ!

-- Какъ святой Крепенъ.

-- Шико, даю тебѣ честное слово, что другъ твой будетъ настоятелемъ при первой ваканціи, которая откроется! вскричалъ король.

-- Благодарю за него, Генрихъ.

Шико поклонился.

-- Ventre de biche! подумалъ онъ:-- вотъ мой Горанфло попался между Майенномъ и Генрихомъ III, между висѣлицей и аббатствомъ: будетъ ли онъ повѣшенъ, или сдѣлается настоятелемъ? Трудно рѣшить. Во всякомъ случаѣ, если онъ теперь спитъ, то ему должны сниться странные сны!

XI.

Этеоклъ и Полиникъ.

Торжественный день утвержденія лиги кончался такъ же весело, какъ начался.

Друзья короля торжествовали; проповѣдники лиги собирались причислить брата Генриха къ лику святыхъ и припоминали великіе подвиги его молодости.

Любимцы говорили: левъ пробудился.

Лигёры говорили: лисица пронюхала ловушку.

А такъ-какъ отличительная черта французской націи -- самолюбіе, такъ-какъ французы не любятъ подчиняться начальникамъ недальняго ума, то даже заговорщики радовались тому, что король перехитрилъ ихъ.

Надобно, однакожь, прибавить, что главные заговорщики поспѣшили укрыться.

Три лотарингскіе принца, какъ мы знаемъ уже, ускакали во весь галопъ изъ Парижа, а главный агентъ ихъ, графъ де-Монсоро, вышелъ изъ Лувра съ намѣреніемъ поскакать вслѣдъ за герцогомъ анжуйскимъ.

Но въ то самое время, какъ онъ готовился выйдти изъ воротъ, къ нему подошелъ Шико. Всѣ лигёры удалились изъ дворца; Гасконцу уже нечего было опасаться за короля своего.

-- Куда вы такъ спѣшите, господинъ обер-егермейстеръ? спросилъ онъ.

-- За его высочествомъ, лаконически отвѣчалъ графъ.

-- За его высочествомъ?

-- Да; я опасаюсь за него. Теперь такое время, что принцамъ опасно путешествовать безъ конвоя.

-- О! принцъ такъ храбръ, сказалъ Шико: -- что никого не боится.

Обер-егермейстеръ посмотрѣлъ на Гасконца.

-- Но во всякомъ случаѣ я безпокоюсь не менѣе васъ! продолжалъ Шико.

-- О чемъ же, или о комъ?

-- О его высочествѣ.

-- Отъ-чего?

-- Развѣ вы не знаете, что говорятъ?

-- Говорятъ, что онъ уѣхалъ, мрачно отвѣчалъ графъ.

-- Говорятъ, что онъ умеръ, шепнулъ ему Гасконецъ на ухо.

-- Не-уже-ли? вскричалъ Монсоро съ изумленіемъ, смѣшаннымъ съ невольною, злобною радостью: -- вѣдь вы же говорили, что онъ въ дорогѣ?

-- Меня самого увѣрили; а я вѣдь такой простякъ, что всему вѣрю; но теперь я имѣю причины думать, что бѣдный принцъ точно въ дорогѣ, да только на тотъ свѣтъ.

-- Кто же подалъ вамъ такую печальную мысль?

-- Вѣдь герцогъ пришелъ вчера въ Лувръ? Не такъ ли?

-- Такъ. Я самъ былъ съ нимъ.

-- Ну, то-то же и есть! Войдти-то онъ вошелъ, а ужь не выходилъ.

-- Изъ Лувра?

-- Ну, да.

-- А Орильи?

-- Исчезъ!

-- А слуги его?

-- Исчезли! исчезли! исчезли!

-- Вы шутите, г. Шико? сказалъ обер-егермейстеръ.

-- Спросите!

-- Кого?

-- Хоть короля.

-- Короля спрашивать нельзя.

-- Э, можно! надо только умѣть приступить.

-- Нѣтъ, не можетъ быть! Я долженъ узнать...

И Монсоро, воротившись, пошелъ къ кабинету короля.

Его величества не было въ кабинетѣ.

-- Гдѣ король? спросилъ обер-егермейстеръ:-- мнѣ надобно отдать его величеству отчетъ въ нѣкоторыхъ возложенныхъ на меня порученіяхъ.

-- Его величество у герцога анжуйскаго, отвѣчалъ каммердинеръ.

-- У герцога анжуйскаго! вскричалъ графъ, обратившись къ Шико, послѣдовавшему за нимъ.-- Слѣдовательно, принцъ живъ?

-- Гм! произнесъ Гасконецъ: -- сомнительно!

Обер-егермейстеръ совершенно сбился съ толку: онъ теперь убѣдился, что герцогъ анжуйскій не выходилъ изъ Лувра. Намеки слугъ, нѣкоторыя слова, схваченныя имъ мимоходомъ, еще болѣе убѣдили его въ этомъ.

Не зная настоящей причины отсутствія принца, онъ совершенно потерялся.

Король точно былъ у герцога анжуйскаго; но такъ-какъ обер-егермейстеръ не смѣлъ войдти туда же, не смотря на все свое любопытство, то долженъ былъ ждать въ передней.

Мы уже сказали, что, во время собранія, четырехъ миньйоновъ смѣнила швейцарская стража; но, по окончаніи засѣданія, одно желаніе объявить его высочеству о торжествѣ короля -- заставило ихъ не обратить вниманія на скуку, и они опять заняли свой постъ: Шомбергъ и д'Эпернонъ въ передней, Можиронъ и Келюсъ въ самой комнатѣ принца.

Франсуа смертельно скучалъ и безпокоился; разговоры молодыхъ людей еще болѣе досаждали ему.

-- Знаешь ли, говорилъ Келюсъ Можирону изъ одного конца комнаты въ другой и не обращая вниманія на принца: -- знаешь ли, Можиронъ, что я только теперь понялъ нашего друга, Генриха? онъ великій политикъ!

-- Объяснись, отвѣчалъ Можиронъ, потягиваясь въ креслѣ.

-- Король зналъ о заговорѣ и молчалъ; молчалъ -- слѣдовательно, боялся; теперь же открыто заговорилъ о немъ -- слѣдовательно, больше не боится.

-- Логически, отвѣчалъ Можиронъ.

-- Не боится -- такъ накажетъ виновныхъ; ты вѣдь знаешь, Генрихъ, у него весьма-много добрыхъ качествъ, но въ милосердіи избытка нѣтъ.

-- Справедливо.

-- Слѣдовательно, если онъ хочетъ наказать виновныхъ, то долженъ чинить надъ ними судъ, и мы будемъ имѣть удовольствіе слѣдить за амбуазскимъ процессомъ.

-- Чудное зрѣлище, morbleu!

-- Да; и мы будемъ имѣть лучшія мѣста, если только...

-- Что такое?

-- Если только -- это весьма-возможно -- если только королю не вздумается оставить въ сторонѣ судебныя формы, по причинѣ важности обвиненныхъ... Тогда все дѣло устроится такъ... домашнимъ образомъ.

-- Оно бы и лучше, по моему мнѣнію, сказалъ Можиронъ: -- такъ-какъ это дѣло семейное, то и должно быть устроено домашнимъ образомъ.

Орильи бросилъ на принца боязливый, безпокойный взглядъ.

-- Mordieu! сказалъ Можиронъ: -- я бы, на мѣстѣ короля, самыхъ-то важныхъ лицъ и не пощадилъ бы! Эти господа гораздо-виновнѣе другихъ. Что они знатныя особы, такъ и думаютъ, что имъ все позволено!.. Нѣтъ, я бы казнилъ одного или двухъ... особенно одного, а всѣмъ другимъ -- камень на шею, да гуртомъ въ воду!.. Сена глубока у Нельской-Башни... Честное слово! Я бы на мѣстѣ короля не колебался ни минуты.

-- Для этого случая кстати бы возобновить чудесное изобрѣтеніе мѣшковъ, сказалъ Келюсъ.

-- Что это за изобрѣтеніе? спросилъ Можиронъ.

-- Проказы 1350 года; вотъ въ чемъ дѣло: въ мѣшокъ сажали человѣка вмѣстѣ съ тремя или четырьмя кошками, да и бросали въ воду. Кошки, нетерпящія сырости, почуявъ воду, вцѣплялись въ человѣка; тогда въ мѣшкѣ происходили уморительныя сцены, которыхъ, по-несчастію, нельзя было видѣть.

-- Откуда набрался ты этой учености, Келюсъ? сказалъ Можиронъ:-- я очень люблю разговаривать съ тобою.

-- Этого изобрѣтенія нельзя примѣнить къ начальникамъ заговора: они имѣютъ полное право на публичную казнь, или на убіеніе изъ-за угла. Но для мелочи оно бы очень-хорошо; подъ мелочью я разумѣю любимцевъ, конюшихъ, метр-д'отелей, музыкантовъ...

-- Господа, проговорилъ Орильи, поблѣднѣвъ отъ ужаса.

-- Молчи, Орильи, сказалъ Франсуа: -- слова этихъ господъ не могутъ относиться ни ко мнѣ, ни къ моей свитѣ: надъ принцами крови никто во Франціи шутить не дерзнетъ!

-- Нѣтъ, съ ними не шутятъ, сказалъ Келюсъ:-- имъ отсѣкаютъ головы; Лудовикъ XI очень любилъ эту забаву: вспомните принца немурскаго.

Въ это самое время, въ залѣ послышались шаги, дверь отворилась, на порогѣ явился король.

Франсуа всталъ.

-- Ваше величество, вскричалъ онъ:-- я не могу тергіѣливо сносить оскорбленій этихъ людей.

Но Генрихъ не обратилъ никакого вниманія на герцога.

-- Здравствуй, Келюсъ, сказалъ Генрихъ, цалуя своего любимца въ обѣ щеки:-- здравствуй, другъ мой, я очень-радъ, что вижу тебя, очень-радъ; а ты, мой милый Можиронъ, какъ поживаешь?

-- Смертельно скучаю, сказалъ Можиронъ:-- взявшись караулить вашего брата, ваше величество, я думалъ, что съ нимъ веселѣе. Онъ ужасно скученъ! Не-уже-ли онъ вамъ родной братъ?

-- Слышите, ваше величество? сказалъ Франсуа: -- не-уже-ли вы сами приказали оскорблять такимъ образомъ своего роднаго брата?

-- Молчите, сказалъ Генрихъ, оглядываясь:-- преступники жаловаться не смѣютъ.

-- Но вы забываете, что этотъ преступникъ вамъ...

-- Имя, которымъ вы надѣетесь уменьшить свою вину, еще болѣе увеличиваетъ ее. Какъ братъ мой, вы вдвое преступнѣе!

-- Но если я невиненъ?

-- Неправда!

-- Въ чемъ же состоитъ мое преступленіе?

-- Въ томъ, что вы навлекли на себя гнѣвъ мой!

-- Ваше величество, сказалъ Франсуа оскорбленный: -- должны ли наши семейныя ссоры происходить при свидѣтеляхъ?

-- Справедливо. Господа, друзья мои, оставьте меня одного съ братомъ.

-- Ваше величество, шепнулъ Келюсъ: -- вы забываете, что противъ васъ однихъ будутъ два врага.

-- Я уведу Орильи, шепнулъ Можиронъ съ другой стороны.

Молодые дворяне увели Орильи, совершенно-потерявшагося отъ страха.

-- Мы теперь одни, сказалъ король.

-- Я съ нетерпѣніемъ ожидалъ этой минуты, ваше величество.

-- И я. А! вы добираетесь до моей короны, достойный Этеоклъ; лига была у васъ только средствомъ достигнуть до вашей цѣли -- да престола! Такъ васъ короновали въ отдаленной части Парижа, въ уединенномъ монастырѣ, и потомъ намѣревались представить добрымъ Парижанамъ совершенно уже снаряженнаго на престолъ!

-- Увы! сказалъ Франсуа, замѣчая, какъ гнѣвъ короля постепенно возрасталъ:-- вы не даете мнѣ сказать слова...

-- Зачѣмъ вамъ говорить? сказалъ Генрихъ: -- затѣмъ ли, чтобъ лгать или разсказывать мнѣ вещи, которыя я знаю не хуже васъ; или нѣтъ, вы будете лгать, потому-что, сознаваясь въ томъ, что вы сдѣлали, вы должны сознаться, что заслуживаете смертную казнь!.. Такъ лучше молчите, чтобъ не унижаться еще болѣе!

-- Братъ, братъ! вскричалъ Франсуа: -- не-уже-ли вы нарочно пришли сюда, чтобъ оскорблять меня?

-- Слова мои могутъ быть оскорбительны только въ такомъ случаѣ, если я лгу... и дай Богъ, чтобъ я лгалъ!.. Говорите же, говорите, оправдайтесь... докажите, что вы не измѣнникъ и, что еще хуже, не неискусный измѣнникъ!

-- Я не понимаю словъ вашего величества: они кажутся мнѣ загадкой.

-- Такъ я же объясню вамъ эти загадки! вскричалъ Генрихъ грознымъ голосомъ, болѣзненно поразившимъ слухъ Франсуа.-- Да, вы составили заговоръ противъ меня, точно такъ же, какъ нѣкогда составили заговоръ противъ брата нашего Карла; только, прежде, сообщникомъ вашимъ былъ король наваррскій, а теперь герцогъ де-Гизъ. Всѣ эти интриги и продѣлки доставятъ вамъ почетное мѣсто въ исторіи заговорщиковъ. Только прежде вы ползали какъ змѣя, а теперь хотите кусаться, какъ левъ; послѣ коварства -- насиліе; послѣ яда -- мечъ.

-- Яда! Что вы хотите этимъ сказать? вскричалъ Франсуа, поблѣднѣвъ отъ ярости и, подобно Этеоклу, съ которымъ сравнилъ его Генрихъ, ища мѣста, гдѣ бы вѣрнѣе поразить Полиника пламеннымъ взоромъ, за неимѣніемъ меча или кинжала. О какомъ ядѣ говорите вы?

-- О ядѣ, которымъ ты отравилъ нашего брата Карла; о ядѣ, приготовленномъ тобою для Генриха Наваррскаго, твоего сообщника. Теперь всѣмъ уже извѣстно дѣйствіе этого пагубнаго яда; мать наша уже такъ часто пользовалась имъ. Вотъ почему ты не рѣшаешься употребить его со мною; вотъ почему ты обратился къ болѣе-рѣшительному средству,-- къ мечу, надѣясь сдѣлаться начальникомъ лиги! Но посмотри на меня пристальнѣе, Франсуа, продолжалъ Генрихъ, грозно ступивъ шагъ къ брату:-- посмотри на меня внимательнѣе и убѣдись, что такой человѣкъ, какъ ты, никогда не убьетъ такого короля, какъ Генрихъ III!..

Франсуа задрожалъ; послѣднія слова поразили его ужасомъ, но король продолжалъ безжалостно, немилосердо:

-- Ты избралъ мечъ! желалъ бы я видѣть тебя передъ собою, съ мечомъ въ рукахъ! Я уже перехитрилъ тебя, Франсуа, потому-что избралъ извилистую тропинку, чтобъ добраться до престола Франціи; но эту тропинку надобно было устлать трупами нѣсколькихъ тысячь Поляковъ... слѣдовательно, это была хитрость благородная, смѣлая. Если и ты хочешь хитрить, такъ по-крайней-мѣрѣ подражай мнѣ! Тогда твоя хитрость будетъ достойна брата короля, достойна полководца!.. И такъ, повторяю, что въ хитрости я уже побѣдилъ тебя; въ прямомъ же, благородномъ поединкѣ я убью тебя... итакъ, не хитри и не хитрись, потому-что съ этой минуты я буду поступать съ тобою, какъ твой повелитель, какъ король, какъ деспотъ; съ этой минуты, я буду наблюдать за всѣми твоими происками, буду стараться проникнуть въ мрачные изгибы твоихъ мрачныхъ мыслей, и при малѣйшемъ подозрѣніи, при малѣйшемъ сомнѣніи, схвачу тебя своею могучею рукою и брошу тебя, ничтожнаго, слабаго, подъ топоръ палача!.. Вотъ что я хотѣлъ сообщить тебѣ касательно нашихъ семейныхъ дѣлъ; вотъ зачѣмъ я хотѣлъ поговорить съ тобою наединѣ, Франсуа; вотъ зачѣмъ я оставлю тебя въ эту ночь одного, чтобъ ты могъ обдумать слова мои... Утро вечера мудренѣе...

-- Итакъ, проговорилъ герцогъ:.-- по прихоти вашего величества, по подозрѣнію, неимѣющему никакого основанія, я впалъ въ немилость?

-- Ты подвергся моему суду, Франсуа!

-- Назначьте, по-крайней-мѣрѣ, срокъ моему заточенію.

-- Ты узнаешь срокъ, когда тебѣ прочтутъ приговоръ твой!

-- Не-уже ли я не могу даже видѣться съ матерью?

-- Зачѣмъ это? Въ цѣломъ мірѣ только три экземпляра той охотничьей книги, которую мой бѣдный братъ Карлъ проглотилъ, въ полномъ смыслѣ этого слова! Два другіе находятся во Флоренціи и въ Лондонѣ. Впрочемъ, я не такой страстный любитель охоты, какъ мой бѣдный братъ. Прощай, Фраисуа.

Принцъ упалъ въ изнеможеніи на стулъ.

-- Господа, сказалъ король, отворивъ дверь:-- господа, герцогъ просилъ у меня позволенія остаться наединѣ, чтобъ обдумать отвѣтъ, который онъ долженъ дать мнѣ завтра утромъ. Оставьте же его одного; вы, можетъ-быть, замѣтите, что послѣ нашего разговора его высочество нѣсколько встревоженъ, но не обращайте на это вниманія и помните, что, вступивъ въ заговоръ противъ меня, герцогъ анжуйскій добровольно отказался отъ имени моего брата; слѣдовательно, онъ -- не что иное, какъ плѣнникъ, а вы стражи его; если плѣнникъ оскорбитъ васъ, немедленно увѣдомьте меня; Бастилья у меня подъ-рукой, а Лоранъ Тестю умѣетъ укрощать самые строптивые нравы!

-- Ваше величество, ваше величество! проговорилъ Франсуа съ отчаяніемъ: -- вспомните, что я вашъ...

-- Я помню, что и Карлъ IX былъ вашъ братъ, отвѣчалъ Генрихъ.

-- Отдайте мнѣ, по-крайней-мѣрѣ, слугъ моихъ, моихъ друзей!

-- Вы напрасно жалуетесь: для васъ я отказываюсь отъ общества своихъ собственныхъ друзей.

И Генрихъ захлопнулъ дверь...

Франсуа, блѣдный и трепещущій, отступилъ нѣсколько шаговъ назадъ и упалъ въ кресло.

XII.

Какъ иногда полезно рыться въ пустыхъ шкапахъ.

Предшествовавшая сцена открыла герцогу анжуйскому всю опасность его положенія. Миньйоны не скрыли отъ него ни малѣйшаго изъ обстоятельствъ, случившихся въ Луврѣ; они преувеличили униженіе герцога де-Гиза и торжество Генриха III; онъ слышалъ, какъ народъ кричалъ: "да здравствуетъ король! да здравствуетъ лига!" Онъ видѣлъ, что его покинули всѣ начальники, заботившіеся прежде всего о своемъ спасеніи. Покинутый родными, число которыхъ значительно уменьшилось отравленіями и убійствами, ненавистью и распрями, онъ съ ужасомъ припоминалъ прошедшее... Въ борьбѣ съ Карломъ IX, у него были, по-крайней-мѣрѣ, два друга или, лучше сказать, два орудія -- люди преданные, храбрые -- Коконна и ла-Моль.

Сожалѣніе о неудачѣ замѣняетъ у иныхъ людей раскаяніе.

Въ первый разъ въ жизни, чувствуя себя всѣми оставленнымъ, герцогъ анжуйскій какъ-бы раскаялся въ томъ, что принесъ въ жертву ла-Моля и Коконна...

Въ то время, Маргерита любила, утѣшала его. Чѣмъ онъ отплатилъ сестрѣ своей, Маргеритѣ?

Оставалась мать его, королева Катерина. Но мать никогда не любила его. Она пользовалась имъ только, какъ орудіемъ своихъ замысловъ, и Франсуа отдавалъ себѣ справедливость: въ рукахъ матери онъ чувствовалъ, что столько же могъ владѣть собою, какъ кормчій кораблемъ во время сильной бури посреди океана.

Онъ вспомнилъ, что недавно близь него было сердце благородное, мужественное.

Воспоминаніе о Бюсси вполнѣ овладѣло умомъ его.

А! тогда Франсуа ощутилъ настоящее угрызеніе совѣсти: онъ измѣнилъ Бюсси, чтобъ удалить Монсоро; онъ угождалъ Монсоро, потому-что ему была извѣстна его тайна,-- и вотъ эта тайна, открытіемъ которой грозилъ ему Монсоро, стала извѣстна королю, и Монсоро нечего было опасаться!

Слѣдовательно, онъ напрасно поссорился съ Бюсси... слѣдовательно, какъ сказалъ въ новѣйшее время одинъ изъ славнѣйшихъ политиковъ: поступокъ его былъ болѣе, нежели преступленіе -- онъ былъ ошибкой.

Какъ утѣшительно было бы принцу, въ настоящемъ положеніи его, думать, что признательный, слѣдовательно, вѣрный Бюсси бережетъ его; что непобѣдимый, благородный, любимый всѣми спасетъ его, отомститъ за него!

Но, какъ читатели уже знаютъ, Бюсси былъ недоволенъ принцемъ и оставилъ его въ уединенной комнатѣ, возвышавшейся на пятьдесятъ футовъ надъ землею, и охраняемой четырьмя вооруженными миньйонами, не упоминая уже о томъ, что дворы были наполнены стражами и воинами.

По-временамъ, принцъ подходилъ къ окну и погружалъ взоръ на дно рвовъ; но отъ такой высоты могла закружиться голова у самаго рѣшительнаго человѣка, а герцогъ анжуйскій былъ далеко не изъ самыхъ рѣшительныхъ.

По-временамъ, одинъ изъ стражей принца, то Шомбергъ, то Можиронъ, то д'Эпернонъ, то Келюсъ входили въ комнату и, не кланяясь принцу, даже не обращая на него вниманія, осматривали всѣ углы, рылись въ шкапахъ и ящикахъ, заглядывали подъ кровать и столы, смотрѣли даже, цѣлы ли были занавѣсы и простыни.

Иногда они выглядывали изъ оконъ, и пятьдесятъ футовъ вышины успокоивали ихъ.

-- Ma foi! сказалъ Можиронъ, возвращаясь съ досмотра: -- мнѣ надоѣло; я теперь отсюда ни шагу, и не хочу болѣе просыпаться, чтобъ идти навѣщать его высочество герцога анжуйскаго.

-- Разумѣется, возразилъ д'Эпернонъ:-- мы дурно поняли смыслъ приказаній короля.

-- Какъ-такъ? спросилъ Келюсъ.

-- Очень-просто; чего требуетъ король? Чтобъ мы стерегли герцога анжуйскаго -- больше ничего!

-- Очень-хорошо, сказалъ Шомбергъ:-- но берегитесь, гocпoд а, онъ хитеръ.

-- Тутъ и хитрость ничего не поможетъ! сказалъ д'Эпернонъ: -- одной хитрости недостаточно, чтобъ сбить съ ногъ четырехъ храбрыхъ стражей.

И пріосанившись, д'Эпернонъ пригладилъ усы.

-- Правда, сказалъ Келюсъ.

-- Не-уже-ли же ты думаешь, возразилъ Шомбергъ: -- что герцогъ анжуйскій захочетъ бѣжать именно мимо насъ? Ужь если онъ рѣшится бѣжать, такъ скорѣе пробьетъ дыру въ стѣнѣ!

-- Чѣмъ? У него нѣтъ никакого оружія.

-- А окна? спросилъ довольно-нерѣшительно Шомбергъ, вспомнивъ страшную вышину.

-- Окна! браво! Хорошъ Шомбергъ! вскричалъ д'Эпернонъ: -- браво, браво!.. Скачокъ не дуренъ: пятьдесятъ футовъ.

-- Конечно, пятьдесятъ футовъ...

-- Притомъ же, онъ хромаетъ, тяжелъ, трусливъ какъ...

-- Ты, дополнилъ Шомбергъ.

-- Другъ мой, возразилъ д'Эпернонъ:-- ты очень-хорошо знаешь, что я боюсь только привидѣній; это происходитъ отъ слабости нервовъ.

-- Берегись, сказалъ очень-серьёзно Келюсъ:-- чтобъ всѣ тѣ, которыхъ ты убилъ на дуэли, не явились передъ тобою въ эту ночь.

-- Не смѣйтесь, господа, сказалъ Можиронъ: -- я часто слышалъ о чудесныхъ бѣгствахъ, за-примѣръ, съ помощію простынь...

-- Правда, правда, сказалъ д'Эпернонъ: -- замѣчаніе Можирона весьма-справедливо. Я самъ видѣлъ въ Бордо плѣнника, спасшагося съ помощію простынь.

-- Видите ли, господа? сказалъ Шомбергъ.

-- Дк, продолжалъ д'Эпернонъ: -- только этотъ плѣнникъ расшибъ себѣ голову и ребра; простыни его не достало футовъ на тридцать, и онъ долженъ былъ соскочить... тѣло его убѣжало изъ темницы, а душа убѣжала изъ тѣла!

-- Впрочемъ, замѣтилъ Келюсъ:-- если онъ и вздумаетъ бѣжать, такъ доставитъ намъ удовольствіе поохотиться; мы отправимся за нимъ въ погоню, догопимъ и поймаемъ его.

-- Mordieu! сказалъ Можиронъ: -- это будетъ гораздо-лучше! Мы охотники, а не какіе-нибудь тюремщики!..

Заключеніе это показалось всѣмъ весьма-основательнымъ; молодые люди заговорили о другихъ предметахъ, условившись, однакожъ, навѣшать каждый часъ герцога анжуйскаго.

Миньйоны весьма-справедливо полагали, что герцогъ никогда не рѣшится на какую-нибудь отчаянную мѣру.

Но у принца не было недостатка въ воображеніи; мы даже должны прибавить, что оно было въ сильномъ волненіи, когда герцогъ прохаживался отъ своей кровати къ знаменитому кабинету, въ которомъ провелъ двѣ или три ночи ла-Моль, когда Маргерита скрыла его во время варѳоломеевской ночи.

По-временамъ, герцогъ останавливался у окна и прикладывалъ блѣдное лицо къ холодному стеклу. За рвами простирался шаговъ на пятнадцать песчаный берегъ, а за нимъ протекала Сена, гладкая какъ зеркало.

На другомъ берегу, во мракѣ высилась неподвижная, гигантская масса: то была Нельская-Башня.

Герцогъ анжуйскій слѣдилъ за всѣми измѣненіями заходившаго солнца; съ вниманіемъ, какое обыкновенно обращаетъ плѣнникъ на подобнаго рода зрѣлища, онъ слѣдилъ за постепеннымъ уменьшеніемъ свѣта и распространеніемъ мрака; любовался чудной картиной древняго Парижа; видѣлъ, какъ крыши были позлащены послѣдними лучами солнца и какъ, потомъ, ихъ осеребрили первые лучи луны; потомъ имъ мало-по-малу овладѣлъ невыразимый ужасъ, при видѣ черныхъ тучъ, собиравшихся надъ Лувромъ и предвѣщавшихъ страшную грозу.

Къ прочимъ слабостямъ герцога анжуйскаго, должно причислить боязнь грозы.

Онъ много бы далъ, чтобъ миньйоны были съ нимъ въ одной комнатъ, хоть бы ему пришлось опять подвергаться ихъ оскорбленіямъ.

Однакожь, нельзя было позвать ихъ...

Франсуа бросился на постель... но не могъ заснуть. Онъ хотѣлъ читать -- буквы кружились передъ глазами его. Онъ хотѣлъ запить страхъ виномъ -- вино казалось ему горькимъ. Онъ коснулся пальцами до струнъ лютни Орильи, но звуки ея такъ сильно подѣйствовали на его нервы, что онъ готовъ былъ заплакать.

Тогда онъ сталъ произносить страшныя проклятія и ломать все, что попадалось ему подъ руку. Это былъ недостатокъ, общій всему роду его, и всѣ въ Луврѣ привыкли къ этимъ припадкамъ бѣшенства.

Миньйоны заглянули въ дверь, чтобъ узнать причину шума, и увидѣвъ, что принцъ забавлялся, спокойно заперли дверь, что еще болѣе раздражило герцога.

Онъ только-что разломалъ стулъ, когда послышалось у окна какое-то дребезжаніе, и въ то же время герцогъ анжуйскій почувствовалъ довольно-рѣзкую боль въ ляжкѣ.

Первою мыслію его было, что онъ раненъ какимъ-нибудь посланнымъ короля.

-- А, измѣнникъ! извергъ! вскричалъ принцъ:-- ты хочешь убить меня низкимъ образомъ... я погибъ.

И онъ упалъ на полъ.

Но, упавъ, онъ коснулся рукою до чего-то жесткаго, неровнаго, непоходившаго на пулю.

-- О! камень, вскричалъ онъ: -- что это значитъ?

И въ то же время онъ выпрямилъ ногу: она не была ранена, хотя онъ и чувствовалъ въ ней довольно-сильную боль.

Герцогъ поднялъ камень и подошелъ къ окну.

Камень былъ брошенъ такъ сильно, что не разбилъ, а пробилъ стекло.

Вокругъ камня была обвернута бумага.

Тогда мысли герцога приняли другое направленіе... Не брошенъ ли этотъ камень другомъ?

Холодный потъ выступилъ на лбу его: въ надеждѣ, такъ же какъ и въ страхѣ, есть свои страданія.

Герцогъ подошелъ къ камину.

Точно, вокругъ камня была бумажка, прикрѣпленная шелковой ниткой, завязанной въ нѣсколько узловъ. Бумага смягчила ударъ, нанесенный Франсуа камнемъ въ ногу.

Резорвать нитку, развернуть бумагу и прочитать ее было для герцога дѣломъ одной минуты: онъ совершенно ожилъ.

Вотъ что онъ прочиталъ:

"Не надоѣло ли вамъ сидѣть взаперти? Не хотите ли подышать чистымъ воздухомъ и насладиться свободой? Войдите въ кабинетъ, въ которомъ королева наваррская скрыла бѣднаго друга вашего, г. ла-Моля; откройте шкапъ, снимите нижнюю полку и увидите двойное дно; въ этомъ двойномъ днѣ найдете шелковую лѣстницу; привяжите ее къ балкону и опустите внизъ; тамъ ее натянутъ сильныя руки. Внизу ждетъ лошадь. Вы не успѣете опомниться, какъ будете уже въ безопасности".

"Другъ."

-- Другъ! вскричалъ принцъ: -- другъ! Но у меня нѣтъ болѣе друзей... Кто же заботится еще обо мнѣ?

Герцогъ задумался, но, не зная, на комъ остановить свои мысли, подбѣжалъ къ окну -- никого не было видно.

-- Не скрывается ли тутъ злой умыселъ? проговорилъ принцъ, въ умѣ и сердцѣ котораго прежде другихъ чувствованій пробуждались недовѣрчивость и боязнь.

Потомъ онъ прибавилъ:

-- Во всякомъ случаѣ, удостовѣрюсь, есть ли въ шкапу двойное дно, и есть ли въ этомъ днѣ лѣстница...

Не трогая зажженной свѣчи, герцогъ изъ предосторожности отправился въ темнотѣ къ кабинету, дверь котораго онъ нѣкогда отворялъ съ радостнымъ біеніемъ сердца, надѣясь встрѣтить въ немъ королеву наваррскую, ослѣпительною красотою которой Франсуа восхищался болѣе, нежели слѣдовало брату.

И теперь сердце его сильно билось...

Онъ ощупью добрался до шкапа, отворилъ его, въ-потьмахъ сосчиталъ полки и, дошедъ до нижней, пожалъ ее; доска перевернулась.

Принцъ опустилъ руку въ углубленіе и съ трепетомъ коснулся шелковой лѣстницы.

Какъ тать, убѣгающій съ своей добычей, герцогъ воротился въ свою комнату съ найденнымъ имъ сокровищемъ.

Пробило десять часовъ.

Герцогъ, вспомнивъ, что сейчасъ войдетъ къ нему кто-нибудь изъ его стражей, поспѣшно спряталъ лѣстницу подъ подушку кресла, въ которое сѣлъ.

Лѣстница была такъ искусно сдѣлана, что совершенно умѣстилась подъ подушкой.

Не прошло пяти минутъ, какъ въ комнату вошелъ Можиронъ въ спальномъ платьѣ, съ обнаженною шпагой подъ мышкой и свѣчой въ рукахъ.

Входя въ комнату, онъ продолжалъ разговаривать съ прочими молодыми людьми.

-- Медвѣдь взбѣшонъ, кричалъ ему кто-то вслѣдъ: -- онъ сейчасъ ломалъ у себя все; смотри, Можиронъ, чтобъ онъ не съѣлъ тебя

-- Дерзкій! проговорилъ герцогъ.

-- Кажется, бы мнѣ что-то сказали, герцогъ?-- спросилъ Можиронъ, съ дерзостью обратившись къ Франсуа.

Герцогъ хотѣлъ-было вскочить съ гнѣвомъ, но опомнился и успокоился: ссора продлила бы только время и могла помѣшать его бѣгству.

Онъ скрылъ свое негодованіе и поворотилъ кресло такимъ образомъ, что обратился спиною къ молодому человѣку.

Можиронъ пошелъ къ постели, осмотрѣлъ простыни, потомъ къ окнамъ, увѣрился, что занавѣсы были цѣлы; разбитое стекло остановило его, но вспомнивъ, что герцогъ сейчасъ бѣсновался и разбивалъ все попадавшееся ему подъ руку, пошелъ далѣе.

-- Что это, Можиронъ? вскричалъ Шомбергъ:-- ты что-то молчишь? ужь не съѣлъ ли тебя медвѣдь? Вздохни, по-крайней-мѣрѣ, чтобъ мы могли мстить за тебя!

Герцогъ съ досады ломалъ пальцы.

-- Ничего,-- сказалъ Можиронъ:-- медвѣдь совершенно спокоенъ, даже зубовъ не показываетъ.

Герцогъ злобно усмѣхнулся.

Что жь касается до Можирона, то, не кланяясь даже принцу, онъ вышелъ и заперъ за собою дверь на ключъ.

Принцъ медленно приподымался съ кресла, и когда ключъ пересталъ скрипѣть въ замкѣ, проговорилъ съ ядовитой усмѣшкой:

-- Господа, берегитесь: медвѣдь прехитрое животное...

XIII.

Ventre saint-gris!

Оставшись одинъ, герцогъ анжуйскій, зная, что ему предстоитъ цѣлый часъ покоя, вынулъ лѣстницу изъ-подъ подушки, развернулъ ее, осмотрѣлъ каждый узелъ, каждую ступень съ заботливѣйшею осторожностью.

-- Лѣстница крѣпка, подумалъ онъ: -- нѣтъ опасности сломить шею; потомъ развернулъ ее совсѣмъ, сосчиталъ тридцать-восемь ступеней на пятнадцать дюймовъ растоянія одна отъ другой.

-- И длина достаточна, подумалъ онъ: -- слѣдовательно, и въ этомъ отношеніи опасаться нечего.

Онъ задумался.

-- Ахъ! произнесъ онъ вполголоса:-- теперь я все понимаю! Проклятые миньйоны нарочно подложили мнѣ эту лѣстницу; я привяжу ее къ балкону, стану спускаться, а они обрѣжутъ ее, -- вотъ ихъ умыселъ...

Поразмысливъ еще нѣсколько, онъ продолжалъ:

-- Но нѣтъ, не можетъ быть; они не такъ глупы, чтобъ могли подумать, что я рѣшусь спускаться по этой лѣстницѣ, не заставивъ двери, и прежде, чѣмъ они успѣютъ разломать ее, я могу быть уже внизу... Да, продолжалъ онъ, оглядываясь съ безпокойствомъ:-- такъ поступилъ бы я, рѣшившись бѣжать... Однакожъ, не могли же они предположить, что я повѣрю ихъ хитрости... потому-что кто могъ знать объ этой лѣстницѣ, скрытой въ шкапѣ, принадлежавшемъ королевѣ наваррской? Кто, кромѣ сестры моей Маргариты, могъ знать о существованіи этой лѣстницы?.. Другъ? продолжалъ герцогъ, смотря на подпись письма:-- другъ? А кто изъ друзей герцога анжуйскаго знаетъ, что хранится въ старыхъ шкапахъ сестры моей, королевы наваррской?

Перечитывая письмо и стараясь узнать руку, герцогъ былъ пораженъ новою мыслію.

-- Бюсси! вскричалъ онъ.

И въ-самомъ-дѣлѣ, всѣ женщины были безъ ума отъ Бюсси; королева наваррская считала Бюсси героемъ, и всегда, какъ она сама сознается въ своихъ мемуарахъ, была въ отчаяніи, когда онъ выходилъ на поединокъ. Бюсси былъ скроменъ; Бюсси былъ благороденъ; Бюсси легко забывалъ оскорбленія; слѣдовательно, кто же, кромѣ Бюсси, могъ написать эту записку?

Франсуа находился въ невыразимомъ волненіи.

Все, казалось, убѣждало его въ томъ, что записку написалъ и подкинулъ Бюсси. Герцогъ анжуйскій не зналъ всѣхъ причинъ молодаго дворянина быть имъ недовольнымъ, потому-что не зналъ любви его къ Діанѣ де-Меридоръ; правда, онъ нѣсколько подозрѣвалъ его, потому-что понималъ, какъ трудно было не полюбить Діану; но это было подозрѣніе, ни на чемъ не основанное.

Притомъ же, Бюсси, какъ человѣкъ смѣлый, предпріимчивый и великодушный, не могъ смотрѣть равнодушно на заточеніе своего начальника и, вѣроятно, захотѣлъ отплатить ему добромъ за зло...

Не было никакого сомнѣнія: Бюсси написалъ письмо, Бюсси подкинулъ его, Бюсси ждалъ герцога.

Чтобъ еще болѣе убѣдиться въ этомъ, герцогъ подошелъ къ окну; сквозь туманъ, подымавшійся надъ рѣкою, онъ увидѣлъ три продолговатые силуэта: то были лошади; возлѣ нихъ рисовались еще двѣ тѣни -- то были спасители его.

Да, именно: одна изъ этихъ тѣней былъ -- Бюсси, другая -- ле-Годуэнъ.

-- Если меня и обманываютъ, проговорилъ герцогъ: -- то обманываютъ очень-искусно, такъ-что мнѣ не стыдно вдаться въ обманъ.

Посмотрѣвъ въ замочную скважину, Франсуа увидѣлъ своихъ стражей: двое спали, двое играли въ шахматы, оставленные имъ Гасконцемъ.

Онъ погасилъ свѣчу.

Потомъ отворилъ окно и вышелъ на балконъ.

Пропасть, въ которую онъ погрузилъ взоръ, казалась еще ужаснѣе во мракѣ. Онъ отступилъ съ ужасомъ.

Но воздухъ и свобода имѣютъ столько прелести для заточеннаго, что когда Франсуа воротился въ комнату, ему показалось, что онъ задыхается. Это обстоятельство имѣло на него такое сильное вліяніе, что нѣчто въ родѣ равнодушія къ жизни и смерти проникло въ его сердце.

Принцъ принялъ это ощущеніе за храбрость.

Пользуясь минутой, онъ схватилъ лѣстнипу, прикрѣпилъ ее къ балкону, воротился къ двери въ залу и заставилъ ее какъ могъ; убѣжденный въ томъ, что для входа въ комнату, сторожамъ будетъ нужно не менѣе десяти минутъ, то-есть времени болѣе нежели достаточнаго для того, чтобъ спуститься внизъ,-- онъ воротился къ балкону.

Тщетно уже искалъ онъ глазами лошадей и людей: ничего не было видно.

-- Тѣмъ лучше, проговорилъ онъ:-- бѣжать одному гораздо-лучше, нежели съ преданнѣйшимъ другомъ.

Было такъ темно, что ничего нельзя было различить, и первые раскаты грозы, собиравшейся уже съ полчаса, разразились на небѣ; тяжелая туча висѣла надъ Лувромъ...

Молнія пробѣжала по громадной тучѣ, и принцъ увидѣлъ во рву, подъ самымъ балкономъ, тѣхъ, кого онъ тщетно искалъ на песчаномъ берегу.

Заржала лошадь; не было никакого сомнѣнія: его ждали.

Герцогъ потрясъ лѣстницу, чтобъ удостовѣриться, крѣпко ли она была привязана; потомъ перекинулъ ногу черезъ балюстрадъ и вступилъ на первую ступень.

Невозможно описать боязни, стѣснившей въ это мгновеніе сердце плѣнника... Съ одной стороны, онъ поручалъ жизнь свою слабой шелковой веревкѣ; съ другой, угрожала ему месть брата.

Но едва онъ поставилъ ногу на первую ступень, какъ замѣтилъ, что лѣстница перестала колебаться и вытянулась туго.

У кого въ рукахъ былъ конецъ лѣстницы? У друга, или недруга? Дружескія ли объятія, или мечъ врага ожидали его внизу?

Непобѣдимый ужасъ овладѣлъ Франсуа; лѣвой рукой онъ держался еще за балконъ и поднялъ уже ногу, чтобъ воротиться назадъ.

Казалось, человѣкъ, ожидавшій принца внизу, угадывалъ все, что происходило въ его сердцѣ, ибо въ то же время легкая, тихая дрожь пробѣжала по шелковымъ веревкамъ лѣстницы, какъ-бы приглашая принца быть смѣлѣе.

-- Лѣстницу держатъ, подумалъ онъ: -- слѣдовательно, не хотятъ, чтобъ я сломалъ себѣ шею... Смѣлѣе!

И онъ сталъ спускаться; лѣстница была туго натянута. Франсуа замѣтилъ, что ей придали нѣсколько наклонное положеніе, чтобъ ему ловче было спускаться.

Голова герцога закружилась... онъ сталъ спускаться съ быстротою стрѣлы.

Вдругъ, не коснувшись еще земли, близость которой Франсуа понималъ инстинктивно, онъ почувствовалъ, что его кто-то схватилъ, и въ то же мгновеніе чей-то голосъ произнесъ надъ самымъ его ухомъ:

-- Вы спасены!

Потомъ его повели, или, лучше сказать, понесли по скату рва, между грудой камней и обвалившейся земли; наконецъ, онъ достигъ до берега рва, тамъ ждалъ еще человѣкъ, который помогъ и герцогу и спутнику его взобраться на край рва; оттуда всѣ трое согнувшись побѣжали къ берегу.

Лошади стояли на томъ же мѣстѣ, на которомъ Франсуа замѣтилъ ихъ.

Принцъ понялъ, что теперь отступать было поздно; онъ находился вполнѣ во власти своихъ спасителей. Не теряя ни минуты, онъ бросился къ одной изъ лошадей и вскочилъ на нее: спутники послѣдовали его примѣру.

Прежній голосъ шепнулъ на ухо герцогу лаконически и таинственно:

-- Въ галопъ!

Всѣ трое ускакали.

-- До-сихъ-поръ хорошо, подумалъ принцъ: -- дай Богъ, чтобъ послѣдствія не были хуже.

-- Благодарю, благодарю, мой храбрый Бюсси! говорилъ принцъ всаднику, скакавшему по правую его сторону и закутанному въ широкій плащъ.

-- Въ галопъ, повторилъ глухимъ голосомъ всадникъ, пришпоривая свою лошадь.

Всадники летѣли съ быстротою молніи.

Они доскакали до большаго Бастильскаго-Рва, черезъ который проѣхали по мосту, наканунѣ сложенному лигёрами, для удобнѣйшаго сообщенія между двумя частями города.

Всѣ трое направились къ Шарантону. Лошадь принца летѣла какъ птица.

Вдругъ всадникъ, ѣхавшій по правую сторону принца, перескочилъ черезъ ровъ и поскакалъ въ Венсенскій-Лѣсъ, сказавъ только два слова принцу:

-- За мной.

Всадникъ съ лѣвой стороны сдѣлалъ то же, не говоря, однакожь, ни слова. Съ самой минуты спасенія принца, этотъ человѣкъ молчалъ.

Принцъ не успѣлъ еще пришпорить лошади, какъ она перескочила уже черезъ ровъ вслѣдъ за двумя другими лошадьми; она заржала, и въ то же мгновеніе изъ глубины лѣса послышалось ржаніе нѣсколькихъ лошадей.

Принцъ хотѣлъ остановиться, опасаясь попасть въ засаду.

Но уже было поздно: ретивое животное летѣло закусивъ удила; на нѣсколько мгновеній оно остановилось само-собою, и Франсуа увидѣлъ, что находится на лощинѣ, гдѣ было выстроено въ военномъ порядкѣ до десяти всадниковъ, латы которыхъ были посеребрены луною.

-- О! вскричалъ принцъ: -- что это значитъ?

-- Ventre-saint-gris! отвѣчалъ тотъ, къ кому обращался герцогъ: -- это значитъ, что мы спасены.

-- Генрихъ!.. Вы, вы мой спаситель? вскричалъ герцогъ анжуйскій съ крайнимъ изумленіемъ.

-- Что жь тугъ удивительнаго? спросилъ Генрихъ-Наваррскій: -- развѣ мы не союзники?

Потомъ онъ оглянулся и продолжалъ:

-- Агриппа, куда ты пропалъ?

-- Я здѣсь, заговорилъ наконецъ д'Обинье: хорошо вы отдѣлали лошадей! Добро бы у васъ ихъ было много, а то...

-- Хорошо, хорошо! возразилъ король наваррскій: -- не ворчи; лишь бы у насъ осталась пара здоровыхъ, сильныхъ коней, которые могли бъ проскакать безъ отдыха двѣнадцать льё, -- больше мнѣ не нужно!

-- Куда же вы везете меня, кузенъ? спросилъ Франсуа съ безпокойствомъ.

-- Куда хотите, отвѣчалъ Генрихъ:-- только поспѣшимъ; д'Обинье правду говоритъ: у короля французскаго лошади получше моихъ, и ему ничего не стоитъ загнать десятка два коней, лишь-бы догнать насъ.

-- Слѣдовательно, я могу ѣхать куда хочу? спросилъ Франсуа недовѣрчиво.

-- Разумѣется; я жду вашихъ приказаній, сказалъ Генрихъ.

-- Такъ поѣдемъ въ Анжеръ.

-- Въ Анжеръ? Извольте; правда, вы тамъ у себя.

-- А вы, кузенъ?

-- Я разстанусь съ вами въ виду Анжера и поскачу въ Наварру, гдѣ меня ждетъ моя добрая Марго; она, вѣроятно, скучаетъ по мнѣ!

-- Но никто не зналъ, что вы здѣсь? сказалъ Франсуа.

-- Я пріѣхалъ сюда продать три брильянта моей жены.

-- А! только за этимъ?

-- Нѣтъ; мнѣ еще хотѣлось удостовѣриться въ томъ, точно ли лига погубитъ меня.

-- Опасенія ваши были напрасны.

-- Да, благодаря вамъ.

-- Какимъ образомъ?

-- Разумѣется; еслибъ, вмѣсто того, чтобъ отказаться отъ начальства надъ лигой, направленной, какъ вы очень-хорошо знали, противъ меня, вы соединились съ моими врагами, я погибъ бы неминуемо. Такимъ-образомъ, узнавъ, что за этотъ отказъ вы арестованы королемъ, я поклялся, что спасу васъ и -- спасъ.

-- Онъ по-прежнему простъ, подумалъ герцогъ анжуйскій: -- право, грѣшно его обманывать!

-- Ступай, кузенъ, думалъ улыбаясь Беарнецъ: -- ступай въ Анжу. А, мосьё де-Гизъ! вы думали, что выиграли дѣло; но я подсылаю вамъ довольно-безпокойнаго товарища... берегитесь!

Въ это время, подвели имъ другихъ лошадей; Генрихъ-Наваррскій и герцогъ анжуйскій пересѣли и ускакали въ галопъ.

Д'Обинье слѣдовалъ за ними, ворча что-то сквозь зубы.

XIV.

Подруги.

Между-тѣмъ, какъ въ Парижъ все кипѣло, графиня де-Монсоро, сопровождаемая отцомъ и двулія слугами, которыхъ въ то время нанимали конвоемъ во время путешествій, направлялась къ Меридорскому-Замку, проѣзжая по десяти лье въ день.

Она начинала уже наслаждаться свободою, столь драгоцѣнною для людей страдавшихъ. Лазурь чистаго весенняго неба казалась ей болѣе-прелестною въ сравненіи съ тяжелыми, сѣрыми тучами, почти-постоянно носившимися надъ мрачными башнями Бастиліи; свѣжая зелень деревъ, длинныя дороги, подобно извилистымъ лентамъ терявшіяся въ чащѣ лѣсной,-- все казалось ей новымъ и заставляло ее радоваться, какъ-будто-бы она точно вышла изъ могилы.

Отецъ ея, старый баронъ, помолодѣлъ двадцатью годами. По бодрости, съ которою онъ сидѣлъ на своемъ древнемъ конѣ, можно было принять его за ревниваго мужа молодой женщины, на которой съ любовію покоился взоръ его.

Не станемъ описывать долгаго путешествія. Замѣчательнаго въ немъ были только восходы и закаты солнца. Когда луна свѣтила въ окна гостинницы, нетерпѣливая Діана вставала, будила отца, слугъ, и они выѣзжали при нѣжномъ лунномъ свѣтѣ, чтобъ поскорѣе поспѣть къ цѣли, которой Діана не могла дождаться.

Иногда она отставала и, остановившись на какомъ-нибудь возвышеніи, обращала взоръ назадъ, въ даль, какъ-бы ища кого-то... но на дорогѣ никого не было, въ долинѣ бродили стада, и только надъ селеніемъ возвышался острый шпиль деревенской церкви... тогда Діана нетерпѣливо погоняла свою лошадь, догоняя отца, и старикъ, слѣдившій за всѣми ея движеніями, говорилъ:

-- Не бойся, Діана.

-- Не бояться? Чего?

-- Вѣдь ты смотришь, не ѣдетъ ли за нами твой мужъ, графъ де-Монсоро?

-- А! да, да... Точно, я смотрю, не ѣдетъ ли онъ, отвѣчала молодая женщина, бросивъ еще взглядъ назадъ.

Волнуемая то страхомъ, то надеждой, Діана прибыла наконецъ къ вечеру восьмаго дня въ Замокъ-Меридоръ, гдѣ у подъемнаго моста была принята Жанной де-Сен-Люкъ и мужемъ, хозяйничавшими въ отсутствіе барона.

Тогда четыре счастливца стали вести жизнь, подобную той, о которой мечталъ всякій, читавшій Виргилія и Теокрита.

Баронъ и Сен-Люкъ охотились съ утра до ночи. Толпы охотниковъ скакали за ними. Стаи гончихъ безпрестанно преслѣдовали то зайцевъ, то лисицъ, и когда бѣшеная кавалькада стремилась по лѣсу, Діана и Жанна, сидѣвшія въ тѣни огромнаго, вѣковаго дуба, вздрагивали на минуту и, успокоившись, продолжали повѣрять одна другой свои завѣтныя тайны...

-- Разскажи мнѣ все, что случилось съ тобою въ могилѣ, говорила Жанна: -- потому-что мы всѣ считали тебя умершею... Посмотри: цвѣтущій боярышникъ разливаетъ въ воздухѣ сладостныя благоуханія, нѣжный солнечный свѣтъ играетъ на сучьяхъ вѣковыхъ дубовъ; ни малѣйшій вѣтерокъ не дышетъ на листья; ни одного живаго существа не видно въ паркѣ... шумъ охоты разогналъ оленей и лисицъ... Разсказывай, милая сестра, разсказывай!..

-- О чемъ же я говорила тебѣ?

-- Ты ни о чемъ не говорила. Діана, я вижу, что ты не все говоришь мнѣ... я вижу, что ты не совсѣмъ счастлива... Синеватая тѣнь, окружающая прелестные глаза твои, бѣлизна щекъ твоихъ, томная улыбка заставляютъ меня думать, что у тебя есть какая-то тайна.

-- О, нѣтъ... нѣтъ!

-- Такъ, стало-быть, ты счастлива... съ графомъ де-Монсоро?

Діана вздрогнула.

-- Ты видишь, я говорила правду! сказала Жанна съ нѣжнымъ упрекомъ.

-- Съ графомъ де-Монсоро! повторила Діана: -- зачѣмъ произнесла ты это имя? Зачѣмъ упоминаешь о немъ теперь, когда мы такъ счастливы, здѣсь, въ этомъ чудномъ лѣсу, между этими цвѣтами?..

-- А! теперь я знаю причину томности твоихъ глазъ, такъ часто обращающихся къ небу... но не понимаю еще причины нѣжной улыбки, появляющейся на лицѣ твоемъ...

Діана грустно покачала головой.

-- Ты, кажется, говорила мнѣ, продолжала Жанна, обнявъ бѣлой, полной ручкой шею Діаны:-- ты, кажется, говорила мнѣ, что графъ де-Бюсси оказалъ тебѣ большое участіе...

Діана покраснѣла.

-- Графъ де-Бюсси прекрасный молодой человѣкъ, сказала Жанна и запѣла:

Un beau chercheur de noise,

C'est le seigneur d'Amboise.

Діана опустила головку на грудь подруги и продолжала тихимъ, нѣжнымъ голосомъ:

Tendre, fidèle aussi

C'est le brave...

-- Bussy!.. что жь ты не допѣла!.. вскричала Жанна, весело поцаловавъ свою подругу.

-- Довольно, сказала Діана съ невольною грустію:-- графъ де-Бюсси не думаетъ болѣе о Діанѣ де-Меридоръ.

-- Можетъ-быть! возразила Жанна:-- но мнѣ кажется, что графъ де-Бюсси очень нравится Діанѣ де-Меридоръ.

-- Не говори этого!

-- Отъ-чего? Развѣ онъ тебѣ не нравится?

Діана не отвѣчала.

-- Ты молчишь? спросила Жанна.

-- Я говорила тебѣ, что Бюсси забылъ меня... О, я поступила низко!.. проговорила молодая женщина.

-- Что ты говоришь?

-- Ничего, ничего.

-- Полно, Діана; ты опять начнешь плакать, жаловаться... опять начнешь обвинять себя, между-тѣмъ, какъ ты была вынуждена...

-- Нѣтъ, я была малодушна: вездѣ мнѣ представлялись опасности; я видѣла отверстую бездну у ногъ своихъ!.. Теперь же эти опасности кажутся мнѣ ничтожными; бездну эту могъ перешагнуть ребенокъ. Я поступила низко!... О, зачѣмъ я не имѣла времени обдумать свое положеніе!..

-- Я не понимаю тебя...

-- Нѣтъ, я не виновата! вскричала Діана, вставъ въ сильномъ волненіи.-- Нѣтъ, я не виновата, Жанна! Онъ самъ не захотѣлъ. Я припоминаю положеніе, казавшееся мнѣ ужаснымъ... я колебалась... отецъ мой предлагалъ мнѣ свою помощь, но я боялась... онъ, онъ предлагалъ мнѣ стать подъ его защиту, подъ его покровительство... но предлагалъ не убѣдительно, слабо!.. Герцогъ анжуйскій вооружился противъ него, герцогъ анжуйскій былъ заодно съ графомъ де-Монсоро. Но что ему до анжуйскаго и до Монсоро! Кто любитъ, тотъ никого не страшится! О, Жанна, еслибъ я когда-нибудь полюбила...

Волненіе Діаны было гакѣ сильно, что она должна была прислониться къ дубу, какъ-бы не будучи въ силахъ устоять на ногахъ.

-- Успокойся, другъ мой, будь разсудительнѣе...

-- Я говорю тебѣ, что мы поступили низко, малодушно!

-- Мы!... О, Діана, о комъ говоришь ты? Это мы весьма-краснорѣчиво, милая Діана!..

-- Я говорю о моемъ отцѣ и о себѣ... ни о комъ другомъ... Отецъ мой -- благородный, заслуженный дворянинъ; онъ могъ обратиться къ королю; я горда, и не боюсь мужчины, котораго ненавижу... Не хочешь ли знать причину моего малодушія? Я поняла, что онъ не любитъ меня!..

-- Ты сама обманываешь себя! вскричала /Каина: -- еслибъ ты была убѣждена въ томъ, что говоришь, то сама упрекнула бы его въ томъ... Но нѣтъ, ты увѣрена въ противномъ, прибавила она съ нѣжной лаской.

-- Ты можешь вѣрить въ любовь, возразила Діана, садясь опять возлѣ Жанны: -- де-Сен-Люкъ женился на тебѣ на-зло королю! Онъ похитилъ тебя изъ Парижа, и ласками, любовію старается вознаградить тебя за изгнаніе.

-- А я щедро вознаграждаю его за ласки и любовь! весело отвѣчала молодая женщина.

-- Но я, -- подумай сама, и не будь эгоисткой, -- я, заслуживъ вниманіе непобѣдимаго Бюсси, незнающаго препятствій, вышла замужъ за другаго, была представлена ко двору, и тотъ, любовь котораго могла осчастливить меня, даже не посмотрѣлъ на меня. Я ввѣрилась ему въ саду Жинсьенскаго-Монастыря; мы были одни... сообщниками его были Гертруда и Годуэнъ... и я сама... я сама!.. О, какъ легко могъ онъ похитить меня... и я, можетъ-быть, не противилась бы... потому-что видѣла, какъ онъ страдалъ за меня, какъ лицо его блѣдно, глаза впалы. Еслибъ онъ потребовалъ отъ меня, чтобъ я умерла за него... я не поколебалась бы ни секунды!.. И что же? Я ушла, а онъ и не думалъ меня останавливать... Постой, постой! Это еще не все... О, ты не знаешь, какъ я страдаю... Онъ зналъ, что я уѣзжаю изъ Парижа, возвращаюсь въ Меридоръ, и что графъ де-Монсоро -- я краснѣю за себя... не имѣетъ еще надо мною правъ мужа. Онъ зналъ, что я ѣхала одна, съ отцомъ и... во всю дорогу я тщетно оглядывалась... тщетно надѣялась увидѣть за собою всадника. Никого, никого не было!... Повторяю тебѣ, Діана, онъ не любитъ меня. Зачѣмъ ему безпокоиться, пускаться въ путешествіе, когда въ самомъ Парижѣ столько прекрасныхъ, очаровательныхъ женщинъ при дворѣ,-- женщинъ, одна улыбка которыхъ выше тысячи признаній провинціалки!... Понимаешь ли теперь? убѣждена ли ты? Права ли я? Не забылъ ли, не презираетъ ли онъ меня, Жанна?

Она не договорила еще этихъ словъ, какъ со второй каменной ограды, бывшей въ нѣсколькихъ шагахъ, посыпались известка и обломки камней; одинъ сучокъ дуба затрещалъ, и въ то же мгновеніе мужчина упалъ къ ногамъ громко-вскрикнувшей Діанѣ.

Жанна отошла; она узнала этого мужчину.

-- Вы видите, я здѣсь, проговорилъ Бюсси, стоя на колѣняхъ и цалуя край платья Діаны, къ которому онъ почтительно прикоснулся трепещущей рукою.

И Діана узнала голосъ, улыбку, взглядъ графа, и, тронутая въ душѣ неожиданнымъ счастіемъ, внѣ себя отъ радости упала безъ чувствъ на грудь того, кого она голько-что обвиняла въ равнодушіи.

XV.

Любовники.

Радостные обмороки не бываютъ ни продолжительны, ни опасны. Они бываютъ иногда смертельны -- но весьма-рѣдко.

Діана открыла глаза и увидѣла себя въ объятіяхъ Бюсси, потому-что онъ не хотѣлъ уступить графинѣ де-Сен-Люкъ счастія встрѣтить первый взглядъ Діаны.

-- О! проговорила она, приходя въ себя: -- какъ вы жестоки, графъ!

Бюсси ожидалъ другихъ словъ. И, кто знаетъ? быть-можетъ, онъ ожидалъ не однихъ словъ...

Но Діана не только не сказала ничего болѣе, но даже медленно высвободилась изъ рукъ, поддерживавшихъ ее, и пошла къ подругѣ, удалившейся изъ скромности,-- отошла на нѣсколько шаговъ, но такъ, однакожь, что могла любоваться прелестнымъ зрѣлищемъ примиренія влюбленныхъ.

-- Какъ! вскричалъ Бюсси: -- не-уже-ли я не заслуживаю лучшаго пріема?

-- О, графъ! возразила Діана: -- вы поступили прекрасно, но...

-- Ради Бога, оставьте грустныя но! сказалъ Бюсси, со вздохомъ, опускаясь къ ногамъ Діаны.

-- Встаньте, встаньте, графъ... я не хочу, не могу, не должна видѣть васъ у ногъ своихъ!..

-- О, позвольте, позвольте мнѣ остаться здѣсь! произнесъ Бюсси умоляющимъ голосомъ.

-- Графъ, знаете ли, что вы поступили не только неприлично, но даже неосторожно, перескочивъ черезъ эту ограду?..

-- Отъ-чего?

-- Если бъ кто-нибудь увидалъ васъ?

-- Кто же могъ меня видѣть?

-- Охотники, за нѣсколько минутъ проскакавшіе за оградой.

-- О, успокойтесь, я скрываюсь слишкомъ-осторожно и искусно.

-- Вы скрываетесь! Не-уже-ли? вскричала Жанна:-- да это чрезвычайно-романически; разскажите намъ, графъ, гдѣ, какъ и зачѣмъ вы скрываетесь?

-- Во-первыхъ, я не виноватъ въ томъ, что вы тщетно оглядывались въ дорогѣ. Мы разъѣхались. Вы ѣхали чрезъ Рамбульё, я чрезъ Шартръ. Во-вторыхъ, слушайте и судите о силѣ любви бѣднаго Бюсси. Я могъ бы догнать васъ, ибо зналъ, что вамъ не было никакой надобности спѣшить, и что вы ѣхали не скоро; но не въ присутствіи вашего отца, не при слугахъ хотѣлъ я видѣться съ вами; ваше доброе имя мнѣ дороже, нежели вы думаете. Я принужденъ былъ ѣхать почти шагомъ, грызя съ досады копчикъ своего хлыстика...

-- То-то вы такъ и похудѣли! сказала Діана смѣясь.

-- Наконецъ, вы пріѣхали, продолжалъ Бюсси:-- я нанялъ квартиру въ предмѣстіи города и видѣлъ, какъ вы проѣхали мимо моихъ оконъ.

-- Ахъ, Боже мой! вскричала Діана:-- вы въ Анжерѣ подъ своимъ именемъ?

-- За кого вы меня принимаете? отвѣчалъ, улыбаясь, Бюсси: -- нѣтъ, я купецъ, странствующій по торговымъ дѣламъ; взгляните на мой костюмъ: кто узнаетъ меня въ немъ? Притомъ же, у меня теперь постоянно безпокойный и озабоченный видъ торгаша. До-сихъ-поръ, никто еще не обратилъ на меня вниманія.

-- Можетъ ли быть? Бюсси, красавецъ Бюсси, два дня въ провинціальномъ городѣ и никто не узналъ его!... Этому никто не повѣритъ при дворѣ.

-- Продолжайте, графъ, сказала Діана, слегка покраснѣвъ.-- Какъ пріѣхали вы сюда?

-- У меня двѣ отличныя, породистыя лошади; я сажусь на одну изъ нихъ, шажкомъ выѣзжаю изъ города, зѣвая на вывѣски; но, отъѣхавъ на довольно-далекое разстояніе, пускаюсь въ галопъ и въ двадцать минутъ проѣзжаю три съ половиною льё. Въѣхавъ въ меридорскій лѣсъ, я пробираюсь до ограды парка; паркъ обширенъ, ограда безконечна. Вчера я четыре часа сряду бродилъ за оградой, надѣясь увидѣть васъ. Наконецъ, я сталъ отчаяваться и хотѣлъ уже вернуться въ городъ, по вдругъ увидѣлъ васъ, возвращавшихся въ замокъ; двѣ гончія собаки прыгали около васъ, а г-жа де-Сен-Люкъ шла возлѣ, держа въ рукахъ куропатку и дразня ею собакъ... Но то была одна минута... вы исчезли въ замкѣ... Тогда я прибѣжалъ сюда... я замѣтилъ слѣды вашихъ ногъ на пескѣ; трава была тутъ помята; основываясь на этомъ, я рѣшился воротиться сюда на другой день и вздыхая... вы не знаете, какъ мнѣ тяжекъ былъ каждый вздохъ...

-- Съ непривычки, прервала Жанна, улыбаясь.

-- Можетъ-быть. Итакъ, вздыхая, я отправился обратно въ городъ. Я ужасно усталъ; лазя по деревьямъ и черезъ ограду, я изодралъ свое коричневое полукафтанье, но, не смотря на то, сердце мое было исполнено радости -- я видѣлъ васъ!

-- Все это чрезвычайно-интересно, сказала Жанна: -- и вы преодолѣли страшныя препятствія; это мужественно, героически; но я, на вашемъ мѣстѣ, поберегла бы, если и не полукафтанье, такъ, по-крайней-мѣрѣ, руки; а то, посмотрите, на что онѣ у васъ похожи!

-- Да; но еслибъ я берегъ руки, то не увидалъ бы...

-- Напротивъ, прервала Бюсси молодая графиня де-Сен-Люкъ: -- я бы увидала гораздо-лучше васъ не только Діану де-Меридоръ, но и Жанну де-Сен-Люкъ.

-- Какимъ образомъ? спросилъ Бюсси съ живостью.

-- Я вошла бы прямо въ Меридорскій-Замокъ. Баронъ обнялъ бы меня, г-жа де-Монсоро посадила бы меня возлѣ себя, г. де-Сен-Люкъ обласкалъ бы меня, г-жа де-Сен-Люкъ стала бы сочинять со мною анаграммы. Вы видите, какъ простъ мой способъ; но для влюбленныхъ самый простой способъ всегда самый затруднительный.

Бюсси покачалъ головой, бросивъ взглядъ на Діану.

-- О, нѣтъ! сказалъ онъ: -- то, что вы говорите, могъ бы сдѣлать всякій, -- только не я!

Діана покраснѣла и такимъ же взглядомъ отвѣчала Бюсси.

-- Такъ, по-вашему, сказала Жанна: -- я не знаю, какъ должно вести себя тому, кто любитъ?

-- Нѣтъ! сказалъ Бюсси, покачавъ головой.-- Нѣтъ, я не могъ идти въ замокъ! Діана де-Меридоръ за-мужемъ, и каковъ бы ни былъ мужъ ея, отецъ долженъ заботиться о добромъ имени дочери.

-- Прекрасно! сказала Жанна: -- благодарю васъ за урокъ; благодарю васъ. Впрочемъ, я сама виновата; впередъ не буду мѣшаться въ дѣла безумныхъ...

-- Безумныхъ? повторила Діана.

-- Безумныхъ или влюбленныхъ, отвѣчала г-жа де-Сен-Люкъ: -- это одно и то же!

Она поцаловала Діану въ лобъ, поклонилась Бюсси и убѣжала.

Діана хотѣла остановить ее, но Бюсси схватилъ ея руку, такъ-что она не успѣла исполнить своего намѣренія.

Бюсси и Діана остались одни.

Діана смотрѣла нѣсколько мгновеній вслѣдъ удалявшейся Жаннѣ, потомъ сорвала цвѣтокъ, покраснѣла и сѣла.

Бюсси опустился къ ногамъ ея.

-- Не правда ли, спросилъ онъ: -- я поступилъ хорошо, и вы одобряете мое поведеніе?

-- Я не стану притворяться, отвѣчала Діана: -- притомъ же, вамъ извѣстны мои мысли; да, я одобряю ваше поведеніе, но этимъ ограничивается мое снисхожденіе; желая видѣть, призывая васъ, я была безразсудна, преступна.

-- Боже мой! что вы говорите, Діана?

-- Увы, графъ, я говорю правду! Я имѣю право сдѣлать несчастнымъ графа де-Монсоро, потому-что онъ самъ довелъ меня до этой крайности, но изъ этого не слѣдуетъ, чтобъ я могла осчастливить другаго. Я могу отказать ему въ улыбкѣ, въ любви моей... но не имѣю права отдавать ее другому, не сдѣлавшись преступною.

Бюсси тергіѣливо выслушалъ это нравоученіе, строгость котораго была значительно смягчаема нѣжностью голоса и взгляда Діаны, потомъ спросилъ:

-- Вы кончили? Могу ли я теперь говорить?

-- Говорите, отвѣчала Діана.

-- Откровенно?

-- Говорите!

-- И такъ, во всемъ вами сказанномъ нѣтъ ни одного слова, которое вышло бы прямо изъ вашего сердца.

-- Почему вы это думаете?

-- Выслушайте меня терпѣливо, графиня, такъ, какъ я слушалъ васъ: вы наговорили мнѣ софизмовъ.

Діана посмотрѣла на молодаго человѣка.

-- Да; общія мѣста морали, продолжалъ Бюсси: -- суть не что иное, какъ софизмы, когда не примѣнены къ обстоятельствамъ. Въ отвѣтъ на эти софизмы, графиня, я выскажу вамъ истины. Вы принадлежите мужчинѣ, говорите вы? Но вы ли избрали себѣ этого мужчину? Нѣтъ, несчастныя обстоятельства соединили васъ съ нимъ! Скажите жь, не-уже-ли вы намѣрены страдать всю жизнь подъ этимъ тяжкимъ игомъ? Въ такомъ случаѣ, я долженъ освободить васъ!

Діана хотѣла что-то сказать, Бюсси остановилъ ее.

-- Я знаю, что вы мнѣ отвѣтите, сказалъ молодой человѣкъ.-- Вы хотите сказать, что если я вызову его на поединокъ и убью, то вы никогда со мною не увидитесь. Положимъ такъ; я умру съ горя въ разлукѣ съ вами, но вы будете свободны, счастливы; вы осчастливите благороднаго человѣка, который когда-нибудь въ блаженствѣ своемъ воскликнетъ: "Благодарю, Бюсси, благодарю! Ты избавилъ насъ отъ гнуснаго Монсоро." И вы сами, Діана, поблагодарите Бюсси, когда его не будетъ, я въ томъ увѣренъ.

Молодая женщина схватила руку графа и нѣжно сжала ее.

-- Бюсси, сказала она: -- вы мнѣ угрожаете...

-- Угрожаю? О! Господу извѣстны всѣ мои намѣренія... я люблю васъ, Діана, такъ пламенно, такъ страстно., что не могу поступать такъ, какъ поступилъ бы другой на моемъ мѣстѣ. Я знаю, что вы меня любите. Ради Бога, не запирайтесь въ этомъ; иначе вы поступите въ число тѣхъ обыкновенныхъ, ежедневныхъ умовъ, слова которыхъ противоречатъ дѣйствіямъ. Я знаю, что вы меня любите, потому-что сами сознались въ этомъ. Любовь, подобная моей, сіяетъ какъ солнце и оживотворяетъ сердце, до котораго коснется; я не буду ни угрожать вамъ, ни умолять васъ, ни отчаяваться. Нѣтъ, я стану передъ вами на колѣни и, положивъ правую руку на сердце, неизмѣнявшее еще ни разу правдѣ, ни изъ какой-либо выгоды, ни изъ страха, скажу: Діана, я люблю васъ и вѣчно буду любить! передъ лицомъ неба клянусь, что я готовъ умереть за васъ, и умереть обожая, благословляя васъ! Скажите мнѣ еще: "уѣзжайте, не разрушайте чужаго счастія!..." и я встану безъ вздоха, безъ малѣйшаго знака неудовольствія съ этого мѣста, на которомъ я такъ счастливъ, и, низко поклонившись вамъ, подумаю: эта женщина не любитъ меня; эта женщина никогда меня не полюбитъ. Потомъ удалюсь, и вы уже никогда меня не увидите. Но такъ-какъ преданность моя вамъ еще сильнѣе моей любви, такъ-такъ желаніе мое видѣть васъ счастливою переживетъ убѣжденіе въ томъ, что я самъ не могу уже быть счастливъ, такъ-какъ я не разрушу счастія другаго мужчины, то буду имѣть право отнять у него жизнь, жертвуя собственною жизнію... Вотъ что я сдѣлаю, графиня, изъ опасенія, чтобъ вы не остались въ несчастіи на всю жизнь, и чтобъ собственное несчастіе не служило вамъ предлогомъ огорчать благороднаго человѣка, могущаго любить васъ!

Бюсси произнесъ послѣднія слова съ глубокимъ чувствомъ. Въ свѣтломъ, благородномъ взорѣ его, Діана прочитала всю силу его рѣшимости: она поняла, что онъ исполнитъ то, о чемъ говорилъ; что за словами его немедленно послѣдуетъ дѣйствіе и, подобно апрѣльскому снѣгу, тающему отъ солнечныхъ лучей, строгость ея растаяла отъ пламени этого взора.

-- Благодарю васъ, другъ, сказала она: -- за насильственную мѣру, которую вы употребляете со мною. Я понимаю всю осторожность вашего поведенія: вы хотите отнять у меня даже раскаяніе въ томъ, что я уступила вашей любви. Повторите же еще разъ: будете ли вы любить меня до донца жизни? Скажите, не есть ли любовь ваша одна прихоть и не раскаюсь ли я когда-нибудь въ томъ, что повѣрила вашей любви?... Но нѣтъ, я не имѣю права васъ допрашивать; я побѣждена, я принадлежу вамъ -- по любви своей. Оставайтесь же, другъ мой, и такъ-какъ теперь жизнь моя принадлежитъ вамъ, то берегите и свою жизнь!...

Произнеся эти слова, Діана опустила бѣлую., нѣжную руку на плечо Бюсси, а другую подала ему; молодой человѣкъ страстно прижалъ ее къ губамъ своимъ: Діана затрепетала отъ пламени этого поцалуя.

Тогда послышался легкій кашель Жанны; она приближалась, держа въ рукахъ нѣсколько цвѣтковъ и бабочку, вѣроятно, первую, осмѣлившуюся выбраться изъ шелковистой оболочки своей.

Сложенныя руки молодыхъ любовниковъ невольно разъединились.

Жанна замѣтила это движеніе.

-- Простите, добрые друзья, сказала она: -- что я помѣшала вамъ, но намъ надобно идти домой, иначе за нами пришлютъ. Графъ, идите скорѣе къ вашему отличному коню и позвольте намъ воротиться домой... Пеняйте на себя, на свое упрямство, мосьё Де-Бюсси! Вы сами виноваты, что не раздѣлите обѣда, ожидающаго насъ въ замкѣ, -- обѣда превкуснаго, особенно для человѣка, проскакавшаго нѣсколько льё верхомъ, лазившаго черезъ ограды, не говоря уже о томъ, что вы лишаетесь нѣкоторыхъ взглядовъ, производящихъ весьма-пріятное впечатлѣніе на сердце... Пойдемъ, Діана, пойдемъ.

И, схвативъ руку подруги, Жанна сдѣлала легкое усиліе, чтобъ увлечь ее съ собою.

Бюсси съ улыбкой смотрѣлъ на подругъ. Діана, вполовину обращенная къ молодому человѣку, протянула къ нему руку.

Онъ подошелъ къ ней.

-- Не-уже-ли вы не скажете мнѣ ничего болѣе? спросилъ онъ.

-- До завтра, нѣжно возразила Діана.

-- Только до завтра?

-- На вѣки!

Бюсси радостно вскрикнулъ, поцаловалъ руку Діаны и, еще разъ простившись съ молодыми женщинами, поспѣшно удалился.

Онъ чувствовалъ, что для разлуки съ тою, которая дарила ему столько счастія, нужно было усиліе всей его воли.

Діана долго слѣдила за нимъ взоромъ, и когда онъ исчезъ за деревьями, удержала еще подругу, прислушиваясь къ шуму его шаговъ.

-- Ну, сказала Жанна, когда Бюсси совершенно исчезъ: -- теперь мнѣ надобно переговорить съ тобою, Діана.

-- Да, да, отвѣчала молодая женщина вздрогнувъ, какъ-будто-бы голосъ подруги пробудилъ ее отъ сна: -- говори, я слушаю.

-- Видишь ли, Діана, завтра я отправлюсь съ Сен-Люкомъ и твоимъ отцомъ на охоту.

-- Какъ! ты оставишь меня одну въ замкѣ?

-- Слушай, моя милая, сказала Жанна: -- у меня есть свои правила морали, и я никакъ не могу равнодушно позволять нѣкоторыя вещи...

-- О, Жанна! вскричала мадамъ де-Монсоро поблѣднѣвъ: -- и ты говоришь эта мнѣ, своему другу?

-- Не въ дружбѣ дѣло, продолжала графиня де-Сен-Люкъ съ тѣмъ же спокойствіемъ.-- Но -- это не можетъ продолжаться...

-- Я думала, что ты любишь меня, Жанна, а ты терзаешь мое сердце, сказала молодая женщина со слезами на глазахъ.-- Не можетъ продолжаться, говоришь ты? Что же не можетъ продолжаться?

-- То, чтобъ я своимъ присутствіемъ мѣшала изліянію нѣжной любви, шепнула Жанна на ухо подругѣ,

Діана обняла смѣявшуюся молодую графиню и осыпала поцалуями свѣжее, веселое ея личико.

Въ это самое время послышались громкіе звуки охотничьихъ роговъ.

-- Насъ зовутъ, сказала Жанна: -- мой бѣдный Сен-Люкъ нетерпѣливо ждетъ меня. Пожалѣй же о немъ, какъ я жалѣю о влюбленномъ въ коричневомъ полукафтаньѣ.

XVI.

Какъ Бюсси предложили триста пистолей за его коня, и какъ онъ отдалъ его даромъ.

На другой день, Бюсси выѣхалъ изъ Анжера прежде, нежели кто-либо изъ гражданъ успѣлъ позавтракать.

Онъ не скакалъ, а летѣлъ по дорогѣ. Діана взошла на одну изъ террасъ замка, откуда видна была извилистая, песчаная дорога, пролегавшая по зеленымъ равнинамъ. Она увидала черную точку, приближавшуюся къ замку подобно метеору.

Діана поспѣшно сошла, чтобъ не заставить Бюсси ждать, и чтобъ, напротивъ, показать, что она ждала его.

Солнце едва поднялось надъ вершинами высокихъ дубовъ; трава искрилась росой; вдали, на горѣ, слышались звуки охотничьяго рога Сен-Люка, котораго Жанна заставляла трубить, чтобъ напоминать своей подругѣ, какую услугу она ей оказала, оставивъ ее одну.

Сердце Діаны было преисполнено такою сильною радостью, она была такъ упоена своею юностью, красотою и любовію, что повременамъ ей казалось, будто душа ея на крыльяхъ уносила тѣло ея къ престолу Всевышняго.

Но отъ замка до мѣста свиданія было далеко; маленькія ножки молодой женщины устали бѣжать; она нѣсколько разъ должна была останавливаться, чтобъ перевести духъ, и прибыла къ мѣсту свиданія въ ту самую минуту, когда Бюсси появился изъ-за ограды и готовился соскочить внизъ.

Онъ увидѣлъ бѣжавшую Діану; она радостно вскрикнула; онъ шелъ къ ней съ распростертыми руками; она бросилась въ его объятія, приложивъ обѣ руки къ сердцу... продолжительное, пламенное объятіе замѣнило слова. Да и что имъ было говорить?-- они любили другъ друга. О чемъ имъ было думать?-- они видѣли другъ друга. Чего имъ было желать?-- они были вмѣстѣ.

Утро прошло, какъ одинъ часъ. Когда Діана первая вышла изъ сладкаго забвенія, сна души, утомленной безпокойствомъ, Бюсси, прижавъ молодую мечтательницу къ сердцу, сказалъ:

-- Діана, мнѣ кажется, что только сегодня я началъ жить; мнѣ кажется, что только сегодня я узрѣлъ свѣтъ на пути, ведущемъ меня къ вѣчности. Вы ознакомили меня съ счастіемъ; я не зналъ ничего объ этомъ мірѣ, ни объ условіяхъ жизни и, могу только повторить вамъ то, что уже сказалъ вчера: вами я началъ жить, съ вами и умру!

-- А я, отвѣчала она: -- желавшая всѣми силами души своей смерти, я страшусь теперь при одной мысли, что жизнь моя не будетъ такъ продолжительна, чтобъ я могла насладиться всѣми сокровищами вашей любви. Но зачѣмъ не хотите вы прійдти въ замокъ, Луи? Отецъ мой будетъ радъ вамъ; Сен-Люкъ вашъ другъ и скроменъ... Вспомните, какъ драгоцѣнна для насъ каждая минута, проведенная вмѣстѣ.

-- Увы, Діана! Если я проведу хоть одинъ часъ въ замкѣ, то мнѣ невозможно будетъ выйдти изъ него; а если я останусь въ немъ, то вскорѣ вся провинція узнаетъ объ этомъ; а если это дойдетъ до слуха чудовища, вашего мужа, онъ немедленно пріѣдетъ сюда... вы же запретили мнѣ избавить васъ отъ него...

-- Зачѣмъ?.. сказала она съ тѣмъ выраженіемъ, которое мы слышимъ только въ голосѣ любимой женщины.

-- Для нашей безопасности, то-есть, для спокойствія нашей любви, мы должны скрывать отъ всѣхъ тайну... Довольно того, что графиня де-Сен-Люкъ, а слѣдовательно, и мужъ ея, знаетъ...

-- О! отъ-чего...

-- Развѣ вы могли бы скрыть отъ меня какую-нибудь тайну теперь? спросилъ Бюсси.

-- Нѣтъ...

-- Притомъ же, я написалъ сегодня утромъ два слова Сен-Люку, назначая ему свиданіе въ Анжерѣ. Онъ пріѣдетъ, и я возьму съ него честное слово дворянина, что онъ никому не скажетъ ни слова о моемъ пребываніи въ этомъ краю; это тѣмъ болѣе важно, милая Діана, что меня, вѣроятно, вездѣ ищутъ. Опасность угрожала мнѣ, когда я выѣхалъ изъ Парижа.

-- Вы правы... притомъ же, не смотря на всю любовь свою ко мнѣ, отецъ мой такъ честенъ, что самъ въ состояніи увѣдомить графа де-Монсоро.

-- Итакъ, будемъ скрываться... Если жь, не смотря на всѣ мѣры предосторожности, попадемся въ руки враговъ, -- значитъ, такова воля Бога.

-- Богъ милосердъ, Луи; не сомнѣвайтесь въ немъ теперь.

-- Я и не сомнѣваюсь въ Его милосердіи, по страшусь козней какого-нибудь демона, завидующаго нашему блаженству.

-- Простимтесь же, другъ мой, и не скачите такъ скоро, возвращаясь домой...

-- Не бойтесь, конь мой знаетъ дорогу; притомъ же, у меня еще не было лошади болѣе смирной и вѣрной. Возвращаясь домой, погруженный въ сладостныя мечтанія, я не касаюсь поводьевъ; лошадь моя идетъ сама.

Молодые любовники помѣнялись еще тысячью поцалуевъ прежде, нежели могли разстаться. Наконецъ, по близости замка, раздались звуки охотничьихъ роговъ, и Бюсси удалился.

Приближаясь къ городу, мечтая о счастіи этого упоительнаго дня, радуясь своей свободѣ, Бюсси замѣтилъ, что наступило то время, когда запирали городскія ворота. Погруженный въ мечты, онъ не замѣтилъ, что лошадь его шла шажкомъ и щипала траву по краямъ дороги.

Наступала ночь. Бюсси пришпорилъ лошадь, чтобъ поспѣть еще во-время въ городъ, какъ вдругъ услышалъ за собою галопъ нѣсколькихъ лошадей.

Для человѣка скрывающагося и, особенно, влюбленнаго, все кажется опасностью. Влюбленные въ этомъ похожи на воровъ. Бюсси обдумывалъ уже, не лучше ли ускакать отъ ѣхавшихъ за нимъ всадниковъ, или своротить въ сторону; по они скакали такъ скоро, что почти въ ту же минуту догнали его.

Ихъ было двое. Разсудивъ, что тому, кто не разъ справлялся съ четырьмя человѣками, не стыдно уклониться отъ двухъ, Бюсси посторонился и увидѣлъ одного изъ всадниковъ, всѣми силами погонявшаго своего коня.

-- Вотъ и городъ, сказалъ этотъ человѣкъ съ рѣзкимъ гасконскимъ акцентомъ:-- еще триста ударовъ плеткой, сто ударовъ шпорами, и мы будемъ у цѣли.

-- Моя лошадь задыхается, дрожитъ, слабѣетъ, не хочетъ бѣжать, отвѣчалъ другой:-- я бы далъ сто лошадей, чтобъ быть въ своемъ городѣ.

-- Это какой-нибудь запоздалый анжерскій житель, подумалъ Бюсси:-- однакожъ, голосъ его показался мнѣ знакомъ... лошадь его спотыкается... упадетъ...

Въ это время, всадники поравнялись съ Бюсси.

-- Берегитесь, вскричалъ Бюсси:-- берегитесь... вынимайте скорѣе ноги изъ стременъ!.. Лошадь ваша сейчасъ упадетъ!

И точно, она тяжело повалилась на бокъ, судорожно забила одной ногой, какъ-бы роя землю, и вдругъ задрожала всѣмъ тѣломъ... шумное дыханіе ея утихло, глаза помутились... пѣна душила ее... она издохла.

-- Продайте мнѣ свою лошадь, вскричалъ торопившійся всадникъ Бюсси:-- я заплачу вамъ за нее триста пистолей.

-- Ахъ, Боже мой!.. вскричалъ Бюсси приближаясь.

-- Слышите ли? Я спѣшу...

-- Возьмите ее даромъ, принцъ, сказалъ Бюсси, голосомъ, дрожавшимъ отъ невыразимаго волненія, узнавъ герцога анжуйскаго.

Въ то же мгновеніе послышался рѣзкій звукъ взводимаго пистолетнаго курка.

-- Остановитесь! вскричалъ герцогъ своему безжалостному защитнику: -- остановитесь, господинъ д'Обинье! Это пріятель, это Бюсси!

-- Именно, принцъ, это я! Но что заставляетъ васъ загонять лошадей здѣсь и въ такое время?

-- А! это графъ де-Бюсси, сказалъ д'Обинье: -- въ такомъ случаѣ, ваше высочество, я уже вамъ не нуженъ... Позвольте же мнѣ воротиться.

-- Примите сперва мою благодарность и увѣреніе въ искренней дружбѣ, сказалъ принцъ.

-- Принимаю, ваше высочество, и, прійдетъ случай, воспользуюсь.

-- Г. д'Обинье!.. ваше высочество!.. я не прихожу въ себя отъ изумленія, вскричалъ Бюсси.

-- Развѣ ты не зналъ? спросилъ принцъ съ неудовольствіемъ и мнительностью, нескрывшимися отъ молодаго дворянина:-- зачѣмъ же ты здѣсь, если не ждалъ меня?

-- Чортъ возьми! подумалъ Бюсси, вспомнивъ, что присутствіе его въ Анжерѣ могло показаться весьма-подозрительнымъ мнительному Франсуа:-- какъ я неостороженъ!

-- Разумѣется, я ждалъ васъ, герцогъ, сказалъ Бюсси вслухъ: -- а потому не будемъ терять времени, и если вы хотите попасть еще въ городъ, то садитесь скорѣе на мою лошадь.

Онъ соскочилъ съ лошади, между-тѣмъ, какъ принцъ вынималъ изъ-подъ сѣдла своего павшаго коня нѣкоторыя спрятанныя тамъ важныя бумаги.

-- И такъ, прощайте, ваше высочество! сказалъ д'Обиньё.-- Графъ де-Бюсси, вашъ слуга!

И онъ ускакалъ.

Бюсси сѣлъ на своего коня за герцогомъ и поскакалъ къ городу.

Герцогъ анжуйскій казался ему мрачнымъ демономъ, подосланнымъ самимъ адомъ, чтобъ разрушить его счастіе.

Они въѣхали въ Анжеръ при первыхъ звукахъ вечерней грубы.

-- Что дѣлать теперь, ваше высочество?

-- Ко дворцу! Пусть подымутъ мой флагъ, пусть узнаютъ, что я здѣсь, пусть соберется все дворянство!

-- Будетъ исполнено, сказалъ Бюсси, рѣшившись повиноваться, чтобъ выгадать время, но ничего не понимая.

-- Трубите! закричалъ онъ герольдамъ, только-что протрубившимъ вечернюю фанфару.

Трубачи посмотрѣли на него и отвернулись, замѣтивъ довольно-забавное положеніе запыленныхъ всадниковъ.

-- Эй, господа! закричалъ Бюсси: -- давно ли вы не узнаёте своего повелителя?.. Позвать сюда дежурнаго эшевена!

Повелительный тонъ молодаго дворянина изумилъ герольдовъ; одинъ изъ нихъ приблизился.

-- Господи Боже мой! вскричалъ онъ съ испугомъ, пристально взглянувъ на герцога.-- Его высочество!

Герцога нетрудно было узнать по безобразному, раздвоившемуся носу, надъ которымъ такъ часто забавлялся Шико.

-- Его высочество, нашъ герцогъ! повторилъ герольдъ, схвативъ за руку товарища, который также отскочилъ съ изумленіемъ.

-- Теперь вы знаете, что вамъ нужно знать, сказалъ Бюсси: -- и такъ, соберитесь съ духомъ, трубите изо всѣхъ силъ, чтобъ черезъ четверть часа весь городъ узналъ о прибытіи его высочества.

Потомъ, обратившись къ герцогу анжуйскому, Бюсси продолжалъ:

-- Мы же, ваше высочество, медленно отправимся въ замокъ. Когда мы прійдемъ туда, все уже будетъ готово къ принятію хозяина.

И точно, по первому трубному звуку, стали собираться толпы любопытныхъ, по второму забѣгали по улицамъ дѣти и женщины, крича:

-- Его высочество въ городѣ... Виватъ его высочество!

Эшевены, губернаторъ, знатнѣйшіе дворяне побѣжали къ дворцу, сопровождаемые ежеминутно-увеличивавшеюся толпою.

Бюсси не ошибся. Главныя лица города собрались уже въ замокъ до прибытія туда принца. Онъ самъ съ трудомъ пробился сквозь толпу; но Бюсси встрѣтилъ одного изъ герольдовъ и приказалъ ему ударами трубы прочистить дорогу до широкой лѣстницы ратуши.

Бюсси же самъ составлялъ аррьергардъ.

-- Господа и вѣрноподданные, сказалъ принцъ: -- я пришелъ укрыться въ своемъ добромъ городѣ. Въ Парижѣ страшныя опасности угрожали мнѣ; я даже лишился свободы, но, благодаря добрымъ друзьямъ, спасся изъ неволи...

Бюсси прикусилъ губы; онъ понялъ значеніе ироническаго взгляда Франсуа.

-- Но теперь, между вами, чувствую, что жизнь и свобода моя въ безопасности.

Изумленныя власти города произнесли довольно-робко:

-- Виватъ нашему властителю!

Народъ, надѣявшійся пользоваться щедротами, неразлучными съ каждымъ пріѣздомъ герцога въ свой городъ, кричалъ громче:

-- Виватъ!

-- Пойдемте ужинать, сказалъ принцъ окружавшимъ его:-- я съ утра ничего не ѣлъ...

Въ одно мгновеніе, герцога анжуйскаго окружили всѣ придворные и поочередно стали представляться ему.

Послѣ нихъ стали представляться дворяне и знатнѣйшія дамы.

Представленіе продолжалось до полуночи. Городъ былъ иллюминованъ; на улицахъ и площадяхъ стрѣляли изъ мушкетовъ; соборный колоколъ звучалъ, и вѣтеръ доносилъ до Меридора гулъ радостнаго шума добрыхъ жителей Анжера.

XVII.

Дипломація герцога анжуйскаго.

Когда выстрѣлы мушкетовъ прекратились, когда колоколъ сталъ звучать лѣнивѣе и лѣнивѣе, когда переднія опустѣли, когда, наконецъ, герцогъ анжуйскій и Бюсси остались одни, первый сказалъ послѣднему:

-- Теперь поговоримъ.

Съ свойственною ему проницательностью, Франсуа замѣтилъ, что Бюсси былъ съ нимъ вѣжливѣе и почтительнѣе обыкновеннаго; слѣдовательно, находился въ затруднительномъ положеніи. Герцогъ рѣшился воспользоваться этимъ обстоятельствомъ.

Но Бюсси успѣлъ уже оправиться и приготовиться къ отвѣту.

-- Поговоримте, ваше высочество, отвѣчалъ онъ.

-- Вы были очень-больны, мой бѣдный Бюсси, когда я видѣлся съ вами въ послѣдній разъ, сказалъ принцъ.

-- Правда, ваше высочество, возразилъ молодой человѣкъ: -- я былъ очень-болепъ и почти чуду обязанъ своимъ спасеніемъ.

-- Помню, продолжалъ герцогъ: -- что при васъ былъ докторъ, крайне заботившійся о вашемъ здоровьѣ, потому-что довольно-грубо обходился съ приближавшимися къ вамъ.

-- И это правда, ваше высочество: ле-Годуэнъ очень меня любитъ.

-- Онъ строго запрещалъ вамъ вставать съ постели, не такъ ли?

-- Точно-такъ, и къ величайшей моей досадѣ, какъ вы, принцъ, вѣроятно, сами изволили замѣтить.

-- А кто же мѣшалъ вамъ отправить упрямаго доктора къ чорту и пойдти со мною?

-- Что дѣлать... сказалъ Бюсси, повертывая въ рукахъ шляпу.

-- Понимаю, понимаю, продолжалъ герцогъ: -- обстоятельства были такъ важны, что вы побоялись...

-- Что-о? сказалъ Бюсси сердито, надѣвъ шляпу: -- кажется, вашему высочеству угодно было сказать, что я побоялся?

-- Да, что вы побоялись, повторилъ герцогъ анжуйскій.

Бюсси вскочилъ и всталъ передъ герцогомъ.

-- Вы солгали, ваше высочество! вскричалъ онъ:-- солгали самому-себѣ: вы знаете, что Бюсси ничего не боится; на тѣлѣ моемъ болѣе двадцати шрамовъ, доказывающихъ, что я не знаю боязни, что я не трусъ!.. Я же знаю людей, которые въ этомъ отношеніи очень-мало на меня похожи.

-- Г. де-Бюсси, сказалъ герцогъ поблѣднѣвъ и въ сильномъ волненіи:-- вы странно оправдываетесь; перекричать обвинителя и наговорить ему грубостей, не значитъ оправдаться. Вы вѣчно правы!

-- О, нѣтъ! ваше высочество, возразилъ Бюсси: -- но я самъ знаю, въ какихъ случаяхъ бываю не правъ.

-- А, напримѣръ, въ какихъ? Скажите.

-- Когда служу неблагодарнымъ.

-- Кажется, вы забываетесь, графъ! вскричалъ герцогъ, поднявшись со стула съ достоинствомъ.

-- Да, забываюсь, ваше высочество, отвѣчалъ Бюсси: -- забудьте жь и вы меня.

Съ этими словами, Бюсси поклонился и пошелъ къ двери; но герцогъ скоро предупредилъ его и преградилъ ему дорогу.

-- Отопретесь ли вы, сказалъ Франсуа: -- что въ тотъ самый день, когда сказывались больнымъ, вы выходили со двора?

-- Я отпираюсь только въ томъ, ваше высочество, въ чемъ меня хотятъ заставить признаться.

-- Скажите же, зачѣмъ вы не хотѣли идти со мною?

-- У меня были свои дѣла.

-- Дома?

-- Про то я знаю.

-- Я думалъ, что у дворянина, состоящаго на службѣ у принца, не можетъ быть другихъ дѣлъ, кромѣ дѣлъ его повелителя.

-- Вы думали очень-справедливо; кто же, какъ не я, справлялъ ваши дѣла до-сихъ-поръ?

-- Это правда, сказалъ Франсуа: -- вы всегда были вѣрны и преданы мнѣ; отъ-того и я прощалъ вамъ нѣкоторую досаду на меня...

-- Вы слишкомъ-добры, ваше высочество.

-- Вы имѣли причину быть недовольными мною...

-- Вы сами сознаетесь въ томъ?

-- Да. Я обѣщалъ вамъ наказать Монсоро... Вы его, кажется, очень ненавидите?

-- Я? Ни мало! Я нахожу, что у него непріятная физіономія, и мнѣ хотѣлось удалить его отъ двора, чтобъ не имѣть передъ глазами этой безобразной физіономіи. Вашему же высочеству она очень нравится. О вкусахъ спорить нельзя.

-- Если вы не имѣете другой причины не любить Монсоро, то поведеніе ваше со мною еще предосудительнѣе. Вы отказались идти со мною, а нѣсколько минутъ спустя пустились на безполезныя шалости.

-- Я пустился на безполезныя шалости? Я?.. Позвольте, ваше высочество, вы сами противоречите себѣ. Сейчасъ вы говорили, что я боялся идти съ вами, а теперь обвиняете меня въ какихъ-то безполезныхъ шалостяхъ. Объяснитесь, сдѣлайте милость.

-- Я очень-хорошо знаю, что вы не любите ни д'Эпернона, ни Шомберга. Это очень-понятно; я самъ поклялся имъ вѣчною местью; но надобно было затаить жажду мщенія въ глубинѣ души, а не пользоваться первымъ мало-мальски-удобнымъ случаемъ.

-- Ничего не понимаю, ваше высочество.

-- Убейге ихъ, morbleu! Убейте обоихъ, убейте всѣхъ четырехъ, я вамъ буду за это благодаренъ, но не бѣсите ихъ напрасно, особенно, когда мнѣ приходится сдѣлаться жертвой ихъ мщенія!

-- Не понимаю. Объясните мнѣ, ради Бога, что~ я сдѣлалъ этому достойному Гасконцу?

-- Д'Эпернону?

-- Да.

-- Вы наслали на него толпу, которая чуть не закидала его каменьями.

-- Я?

-- Полукафтанье и плащъ его были изорваны, такъ-что онъ воротился въ Лувръ въ самомъ плачевномъ видъ.

-- Прекрасно, сказалъ Бюсси:-- перейдемте къ Нѣмцу. Чѣмъ я огорчилъ мосьё де-Шомберга?

-- Не вамъ развѣ обязанъ онъ тѣмъ, что попалъ въ чанъ съ синей краской? Я видѣлъ его три часа спустя послѣ печальнаго приключенія и онъ былъ еще слегка-голубаго цвѣта. Развѣ это не шалости?

И принцъ невольно разсмѣялся, между-тѣмъ, какъ Бюсси, вспомнивъ про жалкую фигуру Шомберга, торчавшую изъ красильнаго чана, громко хохоталъ.

-- Слѣдовательно, сказалъ онъ: -- я виновникъ бѣдствій этихъ господъ?

-- Кто же больше? Не я же!

-- И вы, герцогъ, можете еще упрекать человѣка, которому приписываютъ такую изобрѣтательную мстительность! По-истинѣ, ваше высочество, я еще разъ повторяю -- вы неблагодарны.

-- Положимъ такъ. Но признайся, Бюсси, и я прощу тебя.

-- Честное слово?

-- Да, честное слово; впрочемъ, ты еще виноватъ предо мною.

-- Говорите.

-- Что ты сдѣлалъ для меня?

-- Для васъ?

-- Да, для меня, въ настоящихъ обстоятельствахъ?

-- Вы видите, сказалъ Бюсси:-- что я сдѣлалъ.

-- Нѣтъ, не вижу.

-- А пребываніе мое въ Анжу?

-- Pardieu! Ты спасся изъ Парижа.

-- Да, спасся, чтобъ спасти васъ.

-- Но зачѣмъ тебѣ было бѣжать такъ далеко? Развѣ ты не могъ остаться въ окрестностяхъ Парижа? Мнѣ кажется, что изъ Монмартра ты скорѣе могъ поспѣть ко мнѣ на помощь, нежели изъ Анжера.

-- Ошибаетесь, ваше высочество; я разсчелъ, что въ Анжерѣ я могу быть вамъ полезнѣе.

-- Пустое!

-- Не пустое, герцогъ; мнѣ надобно было собрать вашихъ приверженцевъ.

-- А! это другое дѣло. Успѣлъ ли ты?

-- Объ этомъ вы узнаете завтра. Теперь мнѣ пора идти.

-- Куда? зачѣмъ?

-- Для переговоровъ съ однимъ важнымъ лицомъ.

-- Въ такомъ случаѣ, иди, Бюсси, иди, другъ мой, но будь остороженъ.

-- Остороженъ? Не для чего? Вы здѣсь у себя.

-- Все равно; осторожность ни въ какомъ случаиѣ не мѣшаетъ. Но скажи, успѣлъ ли ты сдѣлать что-нибудь въ мою пользу?

-- Я здѣсь всего второй день.

-- Я надѣюсь, что ты скрываешься?

-- Еще бы, mordieu! Не-ужь-то вы не замѣтили еще моего костюма? Не-уже-ли я когда-нибудь носилъ суконныя коричневыя полукафтанья? Только изъ привязанности къ вамъ я рѣшился облечься въ этотъ скверный костюмъ.

-- Гдѣ ты живешь?

-- Я живу, -- надѣюсь, что вы, наконецъ, оцѣните мою привязанность,-- я живу въ грязной лачугѣ близь вала, на берегу рѣки. Но какъ вы, герцогъ, вышли изъ Лувра? Какимъ-образомъ встрѣтились вы съ д'Обинье?

-- У меня есть друзья, отвѣчалъ принцъ.

-- Друзья? Не-уже-ли? добродушно произнесъ Бюсси.

-- Да, друзья, которыхъ ты не знаешь.

-- А! это дѣло другое. Кто же эти друзья?

-- Король наваррскій и д'Обинье.

-- Король наваррскій! Впрочемъ, не удивительно: вѣдь вы вмѣстѣ составляли заговоры...

-- Я никогда не составлялъ заговоровъ, г. де-Бюсси.

-- Нѣтъ? А ла-Моль и Коконна?

-- Ла-Моль, произнесъ принцъ съ мрачнымъ видомъ:-- совершилъ не то преступленіе, за которое погибъ.

-- Положимъ такъ. Но оставимъ ла-Моля и обратимся къ вамъ. Какъ вы выбрались изъ Лувра?

-- Изъ окна.

-- Не-уже-ли? Изъ котораго?

-- Изъ окна моей спальни.

-- Стало-быть, вы знали о лѣстницѣ?

-- О какой лѣстницѣ?

-- Что была спрятана въ шкапу.

-- А!.. а ты почему знаешь? спросилъ принцъ, поблѣднѣвъ.

-- Вашему высочеству извѣстно, отвѣчалъ Бюсси: -- что я имѣлъ счастіе входить въ эту комнату.

-- Къ сестрѣ моей Марго? Ты влѣзалъ въ окно?

-- Изъ котораго вы вылѣзли. Одно меня удивляетъ: какъ вы нашли лѣстницу?

-- Не я нашелъ ее.

-- Кто же?

-- Мнѣ указали ее.

-- Кто?

-- Король наваррскій.

-- А! такъ король наваррскій зналъ о лѣстницѣ... Но, слава Богу, вы спасены, живы и здоровы; мы подымемъ всю анжуйскую провинцію, и та же искра воспламенитъ сосѣднія области...

-- Но ты, кажется, говорилъ, что долженъ идти на какое-то свиданіе?

-- Ахъ, я и забылъ! Прощайте.

-- Ты возьмешь свою лошадь?

-- Если угодно вашему высочеству, такъ я оставлю ее; у меня есть другая.

-- Хорошо, я беру ее; послѣ сочтемся.

-- Очень-хорошо. Дай только Богъ, чтобъ не я остался у васъ въ долгу.

-- Отъ-чего?

-- Отъ-того, что я не люблю того, который обыкновенно сводитъ ваши счеты...

-- Бюсси!..

-- Виноватъ, ваше высочество! Я забылъ, что мы условились не говорить о немъ.

Принцъ, понимая, какъ Бюсси могъ быть ему полезенъ, протянулъ ему руку.

Бюсси пожалъ руку герцога, печально покачавъ головой.

Они разстались.

XVIII.

Дипломація г. де-Сен-Люка.

Бюсси воротился къ себѣ пѣшкомъ. Вмѣсто Сен-Люка, котораго онъ надѣялся застать у себя, онъ нашелъ отъ него письмо. Сен-Люкъ писалъ, что непремѣнно будетъ завтра утромъ.

И точно, въ шесть часовъ утра, Сен-Люкъ, въ сопровожденіи охотника, выѣхалъ изъ Меридора. Онъ пріѣхалъ въ Анжу въ то самое время, когда отпирали городскія ворота, и, не замѣтивъ, или, лучше сказать, не обративъ вниманія на особенное волненіе жителей, поскакалъ къ дому Бюсси.

Молодые люди дружески обнялись.

-- Позвольте мнѣ, любезный Сен-Люкъ, сказалъ Бюсси: -- принять васъ въ моей бѣдной хижинѣ. Я здѣсь въ лагерѣ.

-- Да, только какъ побѣдитель, возразилъ Сен-Люкъ: -- вы раскинули вашу палатку на самомъ полѣ битвы.

-- Что вы хотите этимъ сказать, другъ мой?

-- То, что жена моя не скрываетъ отъ меня ничего, любезный Бюсси. Мы повѣряемъ другъ другу всѣ свои тайны. Позвольте мнѣ поздравить васъ и дать вамъ дружескій совѣтъ.

-- Говорите.

-- Избавьте и себя и міръ отъ гнуснаго Монсоро; никто при дворѣ не знаетъ о вашей любви: итакъ, пользуйтесь удобной минутой, чтобъ послѣ, когда вы женитесь на вдовѣ Монсоро, никто не имѣлъ права сказать, что вы сдѣлали ее вдовой, чтобъ жениться на ней.

-- Мнѣ самому приходила уже эта прекрасная мысль... но есть препятствіе.

-- Какое же?

-- Я поклялся Діанѣ щадить жизнь ея мужа, разумѣется, до-тѣхъ-поръ, пока онъ самъ не вызоветъ меня.

-- Напрасно!

-- Отъ-чего же?

-- Отъ-того, что подобныхъ клятвъ давать не должно. Чортъ возьми! Повѣрьте мнѣ, если вы не поспѣшите, не предупредите Монсоро, -- онъ все узнаетъ, а узнавъ, непремѣнно убьетъ васъ, и убьетъ измѣнническимъ образомъ.

-- Чему быть, того не миновать, сказалъ Бюсси улыбаясь:-- но кромѣ того, что я измѣню клятвѣ своей, если убью мужа Діаны...

-- Мужа по имени!

-- Все равно... всѣ возстанутъ на меня, и тотъ, кого теперь всѣ называютъ чудовищемъ, прослыветъ ангеломъ невинности и кротости, когда узнаютъ, что я положилъ его въ гробъ.

-- Да я и не совѣтую вамъ убивать его собственноручно.

-- Прибѣгать къ помощи убійцъ? А, Сен-Люкъ! это дурной совѣтъ.

-- Кто говоритъ вамъ объ убійцахъ?

-- Такъ какъ же?

-- Мнѣ пришла въ голову довольно-замысловатая мысль, но я вамъ не сообщу ея, пока она не созрѣетъ. Я столько же ненавижу этого Монсоро, какъ и вы, хотя и не имѣю такихъ важныхъ причинъ... Поговоримъ же лучше пока о женѣ.

Бюсси улыбнулся.

-- Вы благородный человѣкъ, Сен-Люкъ, сказалъ Бюсси: -- и можете вполнѣ положиться на мою дружбу; а вы знаете, что дружба моя состоитъ изъ трехъ вещей: моего кошелька, моей шпаги и моей жизни.

-- Благодарю, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- и принимаю эту дружбу въ замѣнъ своей...

-- Что же вы хотѣли мнѣ сказать о Діанѣ?

-- Я хотѣлъ спросить васъ, зачѣмъ вы не пріѣдете въ Меридоръ?

-- Другъ мой, вы знаете, что я отвѣчалъ уже вашей женѣ.

-- Знаю все и понимаю причину вашего отказа. Въ Меридорѣ вы рискуете встрѣтиться съ Монсоро, хотя теперь онъ и далеко отсюда; въ Меридорѣ, встрѣтившись съ нимъ, вы невольно должны будете пожать ему руку; а весьма-непріятно жать руку человѣку, которому такъ и хочется сдавить горло; въ Меридорѣ, наконецъ, вы рискуете увидѣть, что онъ поцалуетъ Діану... Это самое жестокое мученіе, какому только можетъ подвергнуться влюбленный!

-- А! произнесъ Бюсси съ бѣшенствомъ: -- вы хорошо поняли, отъ-чего я не хочу ѣхать въ Меридоръ! Теперь, любезный другъ...

-- Теперь я могу ѣхать?

-- О нѣтъ; я, напротивъ, прошу васъ остаться, потому-что мнѣ должно переговорить съ вами.

-- Извольте.

-- Слышали ли вы въ прошлую ночь выстрѣлы и колокольный звонъ?

-- Слышали и не понимали причины.

-- Не замѣтили ли вы какой-нибудь перемѣны въ городѣ сегодня утромъ?

-- Жители въ какомъ-то волненіи...

-- Именно.

-- Какая же причина этому волненію?

-- Герцогъ анжуйскій пріѣхалъ вчера сюда.

Сен-Люкъ вскочилъ со стула, какъ-будто бы его извѣстили о появленіи дьявола.

-- Герцогъ въ Анжерѣ!.. Слухи носились, что онъ подъ арестомъ въ Луврѣ?

-- Именно отъ-того-то онъ и пріѣхалъ въ Анжеръ, что былъ подъ арестомъ въ Луврѣ. Ему удалось бѣжать.

-- Что же дальше? спросилъ Сен-Люкъ.

-- Другъ мой, вамъ представляется прекрасный случай отмстить королю за его преслѣдованія, сказалъ Бюсси.-- У принца уже есть свои партизаны; онъ соберетъ войско, и мы съиграемъ маленькую междоусобную воину.

-- О-го! произнесъ Сен-Люкъ.

-- Я надѣялся, что мы вмѣстѣ обнажимъ шпаги.

-- Противъ короля? сказалъ Сен-Люкъ съ внезапною холодностью.

-- Я не говорю, что противъ короля, отвѣчалъ Бюсси: -- но противъ тѣхъ, которые сами аттакуютъ насъ.

-- Любезный Бюсси, сказалъ Сен-Люкъ:-- я пріѣхалъ въ Анжу наслаждаться сельскимъ воздухомъ, а не драться противъ его величества.

-- Ничего; позвольте мнѣ только представить васъ его высочеству.

-- Напрасно, любезный графъ; я не люблю Анжера и буду радешенекъ, когда выберусь изъ него; городъ скучный, мрачный; камни въ немъ мягки, какъ сыръ, а сыръ жостокъ, какъ камни.

-- Любезный Сен-Люкъ, вы окажете мнѣ большую услугу, согласившись на мою просьбу; герцогъ спрашивалъ меня, зачѣмъ я пріѣхалъ сюда и, не желая открывать ему истины, такъ-какъ онъ самъ былъ влюбленъ въ Діану, я долженъ былъ сказать ему, будто-бы пріѣхалъ для того, чтобъ созвать всѣхъ здѣшнихъ дворянъ подъ его знамена; я даже сказалъ ему, что имѣю свиданіе съ весьма-значительнымъ лицомъ.

-- Что жь за бѣда! Скажите герцогу, что имѣли свиданіе съ значительнымъ лицомъ, и что оно не ранѣе можетъ дать отвѣтъ, какъ черезъ полгода.

-- Отговорка весьма-неудовлетворительная.

-- Послушайте, Бюсси, мнѣ теперь дороже всего на свѣтѣ моя жена; вамъ дороже всего Діана; условимся въ одномъ: что бы ни случилось, я защищу Діану; что бы ни случилось, вы защитите мою жену. Союзъ любовный -- извольте; отъ политическаго -- избавьте. Только въ этомъ отношеніи я всегда къ вашимъ услугамъ.

-- Нечего дѣлать; я долженъ уступить вамъ, сказалъ Бюсси:-- потому-что теперь всѣ выгоды на вашей сторонъ. Я имѣю въ васъ нужду, а вы можете обойдтись и безъ меня.

-- Совсѣмъ нѣтъ; я самъ прибѣгаю къ вашему покровительству.

-- Какъ такъ?

-- Если, на-примѣръ, Анжерцы вздумаютъ осадить Меридоръ, тогда...

-- Ахъ, чортъ возьми, вы правы!.. Вы не хотите, чтобъ осажденные, или, лучше сказать, осажденныя подверглись непріятностямъ войны!

Пріятели засмѣялись.

Въ это время, послышалась пушечная пальба, и слуга Бюсси доложилъ ему, что герцогъ апжуйскій уже три раза присылалъ за нимъ.

Молодые друзья еще разъ поклялись помогать другъ другу и разстались.

Бюсси пошелъ къ герцогскому замку, куда стекалось уже со всѣхъ сторонъ все знатнѣйшее анжуйское дворянство. Вѣсть о прибытіи герцога быстро разнеслась на три льё въ окрестности столицы; всѣ уже спѣшили въ главный городъ.

Дворянинъ герцога анжуйскаго устроилъ оффиціяльный выходъ, обѣдъ, рѣчи; онъ надѣялся хоть на минуту увидѣться съ Діаной, пока принцъ будетъ принимать, ѣсть и говорить рѣчи. Распорядившись такимъ-образомъ, доставивъ принцу занятіе на нѣсколько часовъ, онъ вернулся домой, осѣдлалъ своего втораго коня и поскакалъ въ Меридоръ.

Герцогъ произнесъ весьма-умную рѣчь и произвелъ чудесный эффектъ, говоря о лигѣ, слегка и со скромностью коснувшись пунктовъ относительно его союза съ Гизами, и всячески старался увѣрить окружавшихъ его, что причиной гнѣва и преслѣдованій короля были довѣренность и преданность, оказанныя ему Парижанами.

Во все это время, герцогъ тщательно замѣчалъ имена присутствовавшихъ, и еще тщательнѣе имена отсутствовавшихъ.

Было четыре часа по полудни, когда Бюсси воротился; онъ явился къ герцогу усталый, запыленный.

-- А! мой храбрый Бюсси, сказалъ герцогъ: -- ты, кажется, не теряешь времени.

-- Какъ видите, ваше высочество.

-- Ты усталъ?

-- Я ѣздилъ далеко.

-- Побереги себя; ты, можетъ-быть, не совсѣмъ еще оправился послѣ болѣзни.

-- Не безпокойтесь,

-- Гдѣ же ты былъ?

-- Въ окрестностяхъ. Довольны ли вы, ваше высочество? Много ли дворянъ представлялось вамъ?

-- Довольно; но одного не доставало.

-- Кого же?

-- Одного изъ твоихъ пріятелей.

-- Изъ моихъ пріятелей?

-- Да, барона де-Меридоръ.

-- А! сказалъ Бюсси, измѣнившись въ лицѣ.

-- Надобно привлечь его на нашу сторону. Онъ имѣетъ большое вліяніе въ провинціи.

-- Вы думаете?

-- Не думаю, а знаю. Онъ былъ корреспондентомъ лиги въ Анжерѣ; онъ былъ избранъ герцогомъ де-Гизомъ, а Гизы умѣютъ выбирать людей. Надобно пригласить его, Бюсси.

-- А если онъ не прійдетъ?

-- Тогда я самъ поѣду къ нему.

-- Въ Меридоръ?

-- Разумѣется.

Молнія ревности блеснула въ глазахъ Бюсси.

-- Конечно, сказалъ онъ:-- вѣдь вы принцъ королевской крови; вамъ все позволительно.

-- Развѣ ты думаешь, что на меня еще сердятся?

-- Почему мнѣ знать?

-- Ты не видалъ барона?

-- Нѣтъ.

-- Однако, пріѣхавъ сюда съ намѣреніемъ вооружить дворянъ, ты зналъ, что тебѣ прійдется имѣть дѣло и съ барономъ?

-- Такъ; я былъ бы у него, еслибъ онъ самъ не имѣлъ уже со мною дѣла.

-- Такъ что же?

-- И я не могъ сдержать своихъ обѣщаній, продолжалъ Бюсси: -- слѣдовательно, мнѣ стыдно идти къ нему.

-- Отъ-чего жь стыдно? Вѣдь желаніе его исполнилось?

-- Какое желаніе?

-- Онъ хотѣлъ, чтобъ дочь его вышла за графа де-Монсоро, и -- она вышла.

-- Поговоримте лучше о другомъ, ваше высочество, сказалъ Бюсси, обратившись къ принцу спиною.

Новыя лица вошли; герцогъ пошелъ принимать ихъ; Бюсси остался одинъ.

Послѣднія слова принца заставили его задуматься.

Какія были настоящія намѣренія герцога анжуйскаго касательно барона Меридора?

Точно ли видѣлъ онъ въ немъ только человѣка, пользующагося общимъ уваженіемъ, могущественнаго и, слѣдовательно, могущаго быть ему полезнымъ?

Не были ли политическіе замыслы его только предлогомъ, чтобъ сблизиться съ Діаною?

Бюсси обдумалъ положеніе принца: ссору его съ королемъ, изгнаніе изъ Лувра; взвѣсилъ матеріальныя выгоды и любовныя его прихоти.

Послѣднія были ничтожны въ сравненіи съ первыми.

Бюсси готовъ былъ простить герцогу всѣ его проступки, лишь бы онъ не думалъ о Діанѣ.

Онъ провелъ всю ночь съ его высочествомъ, угощавшимъ анжуйскихъ дворянъ; послѣ ужина составился экспромтомъ балъ.

Очень-понятно, что Бюсси приводилъ въ восторгъ дамъ и въ отчаяніе мужей; замѣтивъ, что нѣкоторые изъ мужей смотрѣли на него очень-неблагосклонно, онъ закрутилъ усы и спросилъ этихъ господъ, не угодно ли имъ будетъ прогуляться съ нимъ при лунномъ свѣтѣ.

Но и въ Анжерѣ была извѣстна храбрость Бюсси, а потому никто не принималъ его приглашеній.

XIX.

Стѣна, крикъ, семь лье.

У двери герцогскаго дворца, Бюсси встрѣтилъ молодого человѣка съ веселымъ, открытымъ, честнымъ лицомъ.

-- Ахъ! вскричалъ онъ съ радостію: -- ты здѣсь, Реми.

-- Какъ видите, графъ.

-- А я уже хотѣлъ писать къ тебѣ, чтобъ ты пріѣхалъ.

-- Не-уже-ли?

-- Честное слово!

-- Тѣмъ-лучше; а я боялся, что вы станете бранить меня за то, что я пріѣхалъ безъ вашего яозволенія. Но я узналъ въ Парижѣ, что его высочество, герцогъ анжуйскій, убѣжалъ изъ Лувра и скрылся въ своей провинціи. Я вспомнилъ, что вы сами были въ окрестностяхъ Анжера; подумалъ, что завяжется междоусобная война, и что многимъ изъ ближнихъ моихъ пршдется плохо... а такъ-какъ я люблю ближнихъ болѣе, нежели самого-себя, то и поспѣшилъ къ нимъ на помощь.

-- И прекрасно сдѣлалъ! Честное слово, Реми, мнѣ было скучно безъ тебя.

-- Здорова ли Гертруда, графъ?

Молодой дворянинъ улыбнулся.

-- Спрошу у Діаны въ первый же разъ, какъ увижусь съ нею, отвѣчалъ Бюсси.

-- А я въ свою очередь, какъ увижусь съ Гертрудою, спрошу ее непремѣнно, какъ поживаетъ графиня де-Монсоро.

-- Благодарю, возразилъ Бюсси смѣясь: -- но скажи, какъ ты нашелъ меня?

-- Очень-просто: я спросилъ гдѣ герцогскій дворецъ, пришелъ сюда, отвелъ коня своего въ конюшню, гдѣ узналъ и вашего, а потомъ сталъ на часахъ у двери.

-- Да, сказалъ Бюсси: -- я подарилъ герцогу своего Роланда, потому-что у него не было лошади.

-- Вы вѣчно щедры какъ король!

-- Погоди, Реми; посмотри сперва, какъ я живу, а потомъ сравнивай съ кѣмъ хочешь.

Графъ и докторъ вошли въ домикъ на валу.

-- Вотъ мой дворецъ! сказалъ Бюсси:-- располагайся тутъ, какъ знаешь, Реми.

-- Мнѣ нужно немного мѣста; я, пожалуй, готовъ спать стоя.

Друзья, потому-что Бюсси поступалъ съ Годуэномъ болѣе какъ съ другомъ, нежели какъ съ подчиненнымъ -- друзья пожелали другъ другу добраго сна.

Чтобъ лучше выспаться, герцогъ приказалъ не стрѣлять болѣе изъ пушекъ и ружей; а колокола сами умолкли, благодаря мозолямъ, которыя натерли себѣ звонари.

Бюсси всталъ рано и отправился во дворецъ, приказавъ сказать Реми, чтобъ и онъ пришелъ туда же.

Герцогъ проснулся и сталъ исчислять все, что евіу нужно было сдѣлать въ этотъ день:

Во-первыхъ, надобно было выѣхать за городъ, чтобъ обозрѣть укрѣпленія;

Во-вторыхъ, представиться жителямъ;

Далѣе, осмотрѣть арсеналъ и снабдить жителей оружіемъ;

Потомъ заняться гражданскими дѣлами, и придумать предлогъ для маленькаго сбора новыхъ податей, ради обогащенія герцогской казны;

Наконецъ, корреспонденція.

Но Бюсси зналъ напередъ, что послѣдняя статья была весьма-незначительна; герцогъ всегда держался пословицы: что написано перомъ, того не вырубишь топоромъ.

-- А! сказалъ герцогъ: -- ты сегодня рано всталъ.

-- Не могъ спать, ваше высочество: всю ночь обдумывалъ ваши дѣла. Чѣмъ же начнемъ мы сегодняшнія занятія? Не угодно ли вамъ поохотиться?

-- Какъ! сказалъ герцогъ: -- ты говоришь, что всю ночь обдумывалъ мои дѣла... и предлагаешь мнѣ поохотиться? Не-уже-ли это результатъ долгихъ твоихъ размышевій?

-- Виноватъ, ваше высочество; я совсѣмъ забылъ, что у насъ нѣтъ собакъ.

-- Ни обер-егермейстера, прибавилъ принцъ.

-- Это не бѣда, а удовольствіе.

-- Напротивъ; мнѣ жаль, что его нѣтъ.

Герцогъ произнесъ послѣднія слова съ страннымъ выраженіемъ, неускользнувшимъ отъ Бюсси.

-- А-га! сказалъ онъ: -- бѣдный обер-егермейстеръ; видно и онъ не спасъ васъ.

Герцогъ улыбнулся.

-- Прекрасно, сказалъ Бюсси:-- я знаю эту улыбку; плохо приходится Монсоро.

-- Ты, кажется, очень золъ на него?

-- На Монсоро?

-- Да.

-- За что?

-- За то, что онъ мой другъ.

-- Напротивъ; мнѣ жаль его.

-- Это что значитъ?

-- Чѣмъ болѣе вы будете возвышать его, тѣмъ больнѣе онъ ушибется, когда упадетъ.

-- Ты сегодня въ духѣ, потому-что говоришь мнѣ подобныя вещи только тогда, когда бываешь въ духѣ. Но какъ бы то не было, продолжалъ герцогъ:-- мнѣ все-таки жаль, что Монсоро не со мной; онъ могъ бы быть мнѣ очень полезенъ.

-- Отъ-чего же?

-- Отъ-того, что у него есть здѣсь имѣніе.

-- У него?

-- Ну да; имѣніе жены его.

Бюсси нахмурился; герцогъ возвращался опять къ тому разговору, отъ котораго молодой человѣкъ наканунѣ еще уклонялся.

-- Имѣніе жены? повторилъ онъ.

-- Разумѣется. Меридорскій-Замокъ въ трехъ льё отъ Анжера; будто-бы ты этого не знаешь? Вѣдь ты же привезъ въ Парижъ стараго барона?

Бюсси понялъ, что надобно было не измѣнять себѣ.

-- Разумѣется, я привезъ его, потому-что не могъ отъ него отдѣлаться... Онъ понадѣялся на мое покровительство, и очень ошибся въ разсчетѣ.

-- Послушай, сказалъ герцогъ:-- мнѣ пришло на мысль...

-- Чортъ возьми! подумалъ Бюсси, опасавшійся мыслей герцога.

-- Да... Монсоро одержалъ верхъ надъ тобою; надобно отплатить ему.

-- Не понимаю, ваше высочество.

-- Ты знаешь меня, Бюсси?

-- Увы, знаю! плачевно произнесъ молодой человѣкъ.

-- Слѣдовательно, тебѣ извѣстно, что я никому еще не прощалъ обиды.

-- Смотря по обстоятельствамъ.

Герцогъ опять улыбнулся, кусая губы и покачивая головой.

-- Объяснитесь, ваше высочество, сказалъ Бюсси.

-- Обер-егермейстеръ отнялъ у меня молодую дѣвушку, которую я полюбилъ такъ нѣжно, что готовъ бы былъ жениться на ней; теперь я отниму у него жену и сдѣлаю ее своею любовницею.

Бюсси сдѣлалъ усиліе, чтобъ улыбнуться; но ему удалось только сдѣлать гримасу.

-- Вы хотите отнять жену у Монсоро? проговорилъ онъ.

-- Мнѣ кажется, что это весьма-легко исполнить, сказалъ герцогъ: -- графиня Монсоро у себя въ имѣніи; ты мнѣ сказалъ, что она ненавидитъ своего мужа; итакъ, безъ большаго самолюбія я могу питать надежду, что она предпочтетъ меня ему, особенно, когда я обѣщаю ей...

-- Что вы обѣщаете ей, ваше высочество?

-- Избавить ее отъ мужа.

-- Зачѣмъ же вы не сдѣлали этого прежде? хотѣлъ-было вскричать Бюсси, но удержался.

-- Не-уже-ли вы рѣшитесь на этотъ прекрасный подвигъ? спросилъ онъ.

-- Увидишь. Но прежде я все-таки побываю въ Меридорѣ.

-- Вы осмѣлитесь?

-- Отъ-чего же нѣтъ?

-- Вы пойдете къ старому барону, котораго покинули...

-- Я придумалъ прекрасное извиненіе.

-- О! я знаю, что вы всегда найдете отговорку.

-- Конечно! Я скажу старому барону:-- я не расторгнулъ брака Монсоро, ибо онъ зналъ, что вы одинъ изъ главныхъ агентовъ лиги, а я начальникъ ея, и грозилъ выдать насъ обоихъ королю.

-- Точно ли вы придумали эту отговорку?

-- Не совсѣмъ, отвѣчалъ герцогъ.

-- Теперь я все понимаю.

-- Ты понимаешь? повторилъ герцогъ, обманувшись въ смыслѣ словъ Бюсси.

-- Понимаю.

-- Я увѣрю старика, что, пожертвовавъ его дочерью, я спасъ ему-самому жизнь.

-- Хитро, сказалъ Бюсси.

-- Не правда ли?.. Посмотри въ окно, Бюсси.

-- Зачѣмъ?

-- Посмотри только.

-- Смотрю.

-- Какова погода?

-- Прекрасная.

-- Вели сѣдлать лошадей и поѣдемъ навѣстить добряка Меридора.

-- Сейчасъ, ваше высочество?

-- Сейчасъ.

Бюсси пошелъ-было къ двери, но поспѣшно воротился.

-- Извините, ваше высочество, сказалъ онъ: -- я забылъ спросить, сколько лошадей прикажете осѣдлать?

-- Трехъ, четырехъ, сколько хочешь!

-- Сколько хочу? спросилъ Бюсси: -- въ такомъ случаѣ, я велю осѣдлать сотню.

-- Сотню? повторилъ принцъ съ изумленіемъ: -- зачѣмъ такъ много?

-- Чтобъ быть въ состояніи защититься въ случаѣ нападенія.

Герцогъ вздрогнулъ.

-- Въ случаѣ нападенія? повторилъ онъ.

-- Да; я слышалъ, что въ здѣшнемъ краѣ ужасно много лѣсовъ, отвѣчалъ Бюсси: -- долго ли попасть въ западню!

-- А!.. ты думаешь? спросилъ герцогъ.

-- Вашему высочеству, извѣстно, что хорошо быть храбрымъ, но не мѣшаетъ быть и осторожнымъ.

Герцогъ задумался.

-- Я велю сѣдлать полтораста лошадей, сказалъ Бюсси.

И онъ опять пошелъ къ двери.

-- Постой, сказалъ герцогъ.

-- Что прикажете, ваше высочество?

-- Въ безопасности ли я здѣсь, въ Анжерѣ?

-- Гм!.. городъ не сильно укрѣпленъ; но можно положиться на защиту жителей...

-- Да; но можно и не полагаться на защиту жителей; ты одинъ вездѣ быть не можешь.

-- Правда, не могу.

-- Слѣдовательно, если я здѣсь не совсѣмъ въ безопасности... а это должно быть такъ, если мой Бюсси въ томъ сомнѣвается...

-- Я ничего не говорилъ, ваше высочество.

-- Хорошо, хорошо; итакъ, если мнѣ здѣсь угрожаетъ опасность, то я долженъ принять мѣры... Я осмотрю свой замокъ, и укрѣплюсь въ немъ.

-- Прекрасно; окружите себя стѣнами, валами, пушками, воинами...

Безстрашный Бюсси неохотно произносилъ послѣднія слова.

-- Но у меня есть еще другая мысль.

-- Вамъ сегодня приходятъ мысли за мыслями, ваше высочество, и одна лучше другой.

-- Я хочу призвать сюда Меридора.

-- Ваше высочество, вы сегодня геніальны въ своихъ выдумкахъ: -- пожалуйте же осмотрѣть замокъ.

Принцъ позвалъ своихъ слугъ. Бюсси воспользовался этой минутой и вышелъ.

Въ передней онъ встрѣтилъ Годуэна. Его-то онъ и искалъ.

Онъ отвелъ его въ одну изъ сосѣднихъ комнатъ, написалъ записку, вошелъ въ оранжерею, набралъ букетъ розановъ, обвернулъ стебельки ихъ запиской, пошелъ въ конюшню, приказалъ осѣдлать Роланда, отдалъ букетъ Годуэну и велѣлъ ему сѣсть на лошадь.

Потомъ Бюсси вывелъ лошадь изъ города на дорогу, и сказалъ молодому доктору:

-- Пусти Роланда, онъ самъ довезетъ тебя куда слѣдуетъ.-- Видишь этотъ лѣсъ? Въ немъ есть паркъ, въ паркѣ каменная стѣна; на томъ мѣстѣ, гдѣ Роландъ остановится, ты перекинешь черезъ стѣну этотъ букетъ.

"Тотъ, кого ждутъ, не пріѣдетъ, потому-что пріѣхалъ тотъ, кого не ждали; онъ страшенъ, потому-что любить по-прежнему. Пріимите устами и сердцемъ все, чего не увидятъ глаза ваши въ этомъ письмѣ".

Реми опустилъ поводья, и Роландъ поскакалъ въ галопъ, по направленію къ Меридорскому-Замку.

Бюсси воротился во дворецъ.-- Герцогъ былъ уже одѣтъ.

Какъ-бы увлекаемый бурнымъ вѣтромъ, Реми летѣлъ по полямъ, холмамъ, лѣсамъ, черезъ ручейки и рѣки, и, полчаса спустя, очутился у полу развалившейся каменной ограды.

Тамъ онъ приподнялся на стременахъ, прикрѣпилъ записку къ букету и, громко кашлянувъ, перекинулъ его черезъ стѣну.

Легкое восклицаніе, послышавшееся за стѣной, дало ему понять, что записка достигла по назначенію.

Реми ничего не оставалось тутъ дѣлать, потому-что Бюсси не приказалъ ему ждать отвѣта.

Онъ поворотилъ назадъ, къ величайшему неудовольствію коня, принимавшагося уже по обыкновенію щипать траву; но Реми пришпорилъ Роланда, и Роландъ, понявъ, что былъ слабѣйшій, пустился въ галопъ.

Сорокъ минутъ спустя, онъ былъ опять въ своей новой конюшнѣ и съ аппетитомъ принялся за овесъ и сѣно.

Бюсси осматривалъ съ принцемъ замокъ.

Реми подошелъ къ нему въ то самое время, когда они входили въ подземелье, ведшее къ вылазной двери.

-- Ну, что? спросилъ Бюсси своего посланнаго: -- что ты видѣлъ? что слышалъ? что сдѣлалъ?

-- Стѣну, крикъ, проѣхалъ семь льё, отвѣчалъ Реми, съ лаконизмомъ одного изъ сыновей Спарты, которые, для большаго прославленія законовъ Ликурга, отдавали себя на съѣденіе лисицамъ.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ.

ГЛАВА I.

Анжерская храбрая милиція.

Бюсси такъ умѣлъ занять герцога приготовленіями къ битвѣ, что въ-продолженіи двухъ дней ему не было времени ни ѣхать въ Меридоръ, ни призвать барона въ Анжеръ.

Франсуа не оставлялъ, однакожь, своего намѣренія; но Бюсси то предлагалъ ему осматривать войско, то снаряжать на войну лошадей, то переставлять пушки, какъ-бы дѣло шло о завоеваніи пятой части свѣта.

Видя эти приготовленія, Реми прилежно заготовлялъ корпію, точилъ свои ланцеты, составлялъ разныя мази, какъ-бы дѣло шло о леченіи половины рода человѣческаго.

Приготовленія эти устрашали герцога.

Само собою разумѣется, что по-временамъ Бюсси, подъ предлогомъ осмотра внѣшнихъ укрѣпленій, садился на Роланда и скакалъ въ извѣстный паркъ, къ извѣстной оградѣ, черезъ которую перелѣзалъ такъ поспѣшно, что каждый разъ обваливалось нѣсколько камней, и образовывалась мало-по-малу бреша.

Роланда не за чѣмъ было понукать. Бюсси опускалъ поводья и давалъ ему волю.

-- Два дня я уже выгадалъ, думалъ Бюсси: -- надѣюсь, что и впредь счастіе не измѣнитъ мнѣ.

Бюсси не напрасно полагался на свое счастіе.

Вечеромъ третьяго дня, когда въ городъ въѣзжали обозы съ жизненными припасами, собранными съ окрестностей, державшихъ сторону герцога анжуйскаго; когда самъ герцогъ, какъ добрый государь, отвѣдывалъ черный хлѣбъ своихъ воиновъ и съ трудомъ глоталъ сельди и сухую треску,-- поднялась страшная суматоха у городскихъ воротъ.

Герцогъ освѣдомился о причинѣ суматохи, -- никто не могъ дать ему отвѣта.

У городскихъ воротъ сыпались удары прикладами мушкетовъ и бердышами на спины добрыхъ гражданъ, собравшихся на любопытное зрѣлище.

Всадникъ на бѣлой лошади подъѣхалъ къ парижскимъ городскимъ воротамъ.

Бюсси, продолжая свою систему застращиванія, просилъ герцога, чтобъ онъ назначилъ его комендантомъ города, и установилъ строжайшую дисциплину; никто безъ пароля не могъ ни выйдти изъ города, ни войдти въ него.

Вся эта дисциплина имѣла цѣлію воспрепятствовать герцогу послать къ Діанѣ кого-либо безъ вѣдома Бюсси и также воспрепятствовать Діанѣ въѣхать въ Анжеръ безъ его вѣдома.

Это можетъ показаться преувеличеннымъ; но, пятьдесятъ лѣтъ спустя, Бокингэмъ не то еще дѣлалъ для Анны-Австрійской.

Всадникъ на бѣлой лошади скакалъ во весь галопъ и наткнулся прямо на караульню.

Часовой выставилъ впередъ бердышъ; всадникъ не обратилъ на это вниманія; часовой закричалъ; весь караулъ выбѣжалъ; начались переговоры.

-- Я Антраге, кричалъ всаднякъ:-- и хочу видѣть герцога анжуйскаго.

-- Мы не знаемъ никакого Антраге, отвѣчалъ начальникъ караула:-- что же касается до желанія вашего видѣть его высочество, то оно сейчасъ будетъ исполнено, потому-что мы арестуемъ васъ и представимъ во дворецъ.

-- Меня арестовать! отвѣчалъ всадникъ: -- а кто тебѣ, почтеннѣйшій, далъ право арестовать Карла Бальзака д'Антрага, барона де-Кюпе о и графа де-Гравилля?

-- Это до меня не касается! Я исполняю и исполню долгъ свой! смѣло отвѣчалъ начальникъ, видя передъ собою одного человѣка и зная, что за нимъ было болѣе двадцати вооруженныхъ гражданъ.

-- Погодите, пріятели, сказалъ д'Антрагъ: -- вы еще не знаете Парижанъ? Такъ я вамъ сейчасъ покажу, что это за люди.

-- Берите, хватайте его! кричала разгнѣванная милиція.

-- Потише, барашки, потише! Не горячитесь, я съ вами справлюсь, сказалъ Антраге.

-- Что онъ говоритъ? спрашивали другъ-друга граждане.

-- Онъ говоритъ, отвѣчалъ д'Антрагъ: -- что лошадь его проскакала не болѣе десяти льё, а потому можетъ еще сшибить васъ всѣхъ съ ногъ, если вы не посторонитесь... Сторонитесь же! или -- ventreboeuf...

Но такъ-какъ анжерскіе граждане не рѣшались сторониться, то Антраге въ одну секунду обнажилъ шпагу и обрубилъ нѣсколько остріевъ на него устремленныхъ бердышей.

Не болѣе, какъ по прошествіи десяти минутъ, большая часть аллебардъ превратилась въ палки.

Взбѣшенные граждане, размахивая этими палками, бросились на всадника, ловко защищавшагося и громко смѣявшагося.

-- Прекрасный пріемъ! говорилъ онъ, покачиваясь со смѣху: -- славный народъ анжерскіе граждане! Morbleu! да здѣсь превесело. Принцъ очень-хорошо сдѣлалъ, что уѣхалъ изъ Парижа!...

И Антраге продолжалъ не только защищаться, но, по-временамъ, когда наступавшіе подходили слишкомъ-близко, сбивалъ съ нихъ шлемы или плашмя колотилъ шпагой по плечу или по головѣ какого-нибудь неосторожно-храбраго гражданина.

Караульные вышли изъ себя; въ бѣшенствѣ они колотили другъ друга, отступали и опять кидались на всадника.

Толпа безпрестанно увеличивалась, и Антраге уставалъ.

-- Довольно! вскричалъ онъ, замѣтивъ, что наступающіе болѣе и болѣе ожесточались: -- довольно, вы храбры, какъ львы... я убѣдился въ томъ и не замедлю сообщить его высочеству... Но у васъ въ рукахъ теперь однѣ палки, а мушкетовъ вы заряжать не умѣете. Я рѣшился войдти въ городъ, но не зналъ, что онъ охраняемъ цѣлой арміей Цезарей. Вижу невозможность одержать надъ вами побѣду. Прощайте, потрудитесь только сказать принцу, что я нарочно пріѣзжалъ изъ Парижа повидаться съ нимъ.

Между-тѣмъ, капитанъ караула успѣлъ зарядить свой мушкетъ и прицѣливался въ Антраге, но послѣдній подскочилъ къ нему и такъ крѣпко ударилъ его по пальцамъ, что тотъ выпустилъ изъ рукъ мушкетъ и сталъ перепрыгивать съ правой ноги на лѣвую и обратно.

-- Убьемъ, убьемъ его! кричали разъяренные и избитые граждане:-- онъ хочетъ бѣжать! Не пустимъ его!

-- А! вскричалъ Антраге: -- сейчасъ вы не хотѣли впускать меня, а теперь не хотите выпустить; берегитесь! это обстоятельство заставитъ меня перемѣнить тактику: я перестану бить плашмя, -- буду колоть; вмѣсто концовъ вашихъ бердышей, я буду отрубать вамъ руки!... Слышите ли, друзья мои? Пустите ли вы меня?

-- Нѣтъ, нѣтъ! онъ труситъ! Убьемъ его, убьемъ!

-- Безъ шутокъ?

-- Убьемъ, убьемъ!

-- Такъ прочь руки и пальцы, обрублю!

Едва онъ проговорилъ эти слова и готовился привесть свою угрозу въ исполненіе, какъ показался другой всадникъ, съ тою же быстротою приближавшійся къ городу и со всего размаха налетѣвшій на толпу.

-- Антраге, вскричалъ вновь прибывшій: -- Антраге, что ты дѣлаешь между этими лавочниками?

-- Ливаро! вскричалъ Антраге, оглянувшись: -- а, mordieu! ты подоспѣлъ очень-кстати! Добро пожаловать.

-- Я догонялъ тебя... но куда ты попался? Тебя, кажется, обижаютъ, чортъ возьми!

-- Наши добрые друзья, почтенные Анжерцы, не хотятъ ни впустить меня въ городъ, ни выпустить изъ него.

-- Господа, сказалъ Ливаро, снявъ шляпу:-- не угодно ли вамъ будетъ посторониться, чтобъ дать намъ дорогу?

-- Они еще смѣются надъ нами! закричали граждане: -- убьемъ ихъ, убьемъ!

-- А!... такъ вотъ каковы господа Анжерцы, сказалъ Ливаро, одной рукой надѣвая шляпу, а другой обнажая шпагу.

-- Да, жаль, что ихъ такъ много, сказалъ Антраге.

-- Что за бѣда! Втроемъ мы сладимъ съ ними!

-- Да, втроемъ; но насъ только двое.

-- Вотъ скачетъ Риберакъ.

-- И Риберакъ!

-- Конечно.

-- Ты видишь его?

-- Вижу. Эй, Риберакъ! Эй, сюда, сюда!

И точно, въ то же мгновеніе Риберакъ подлетѣлъ съ такою же поспѣшностью, какъ и два пріятеля его.

-- А! тутъ дерутся! вскричалъ Риберакъ:-- очень-пріятно. Здравствуй, Антраге; здравствуй, Ливаро.

-- Впередъ, друзья! отвѣчалъ Антраге.

Милиція съ безпокойствомъ смотрѣла на безпрестанное приращеніе непріятеля и изъ наступавшей готовилась превратиться въ обороняющуюся.

-- Да, ихъ, кажется, цѣлый полкъ! закричалъ начальникъ караула: -- господа! стройтесь... намъ надо теперь дѣйствовать иначе!

Граждане стали отступать въ безпорядкѣ. Ихъ испугалъ рѣшительный видъ трехъ пріятелей.

-- Это только авангардъ! кричали граждане, желая оправдать свое отступленіе.-- Тревогу! тревогу!

-- Непріятель, непріятель! закричали иные.

-- Пожаръ! заревѣли отдаленнѣйшіе.

-- Господа! Мы отцы семействъ. Мы должны беречь себя для нашихъ женъ и дѣтей. Спасайся, кто какъ можетъ! завопилъ начальникъ караула.

И, вслѣдъ за этими различными криками, имѣѣшими, однакожь, одну цѣль, наступила страшная суматоха, и милиція стала палками разгонять любопытныхъ, чтобъ проложить себѣ дорогу къ бѣгству.

Суматоха была такъ велика, что въ это время шумъ ея достигъ до дворцовой площади, гдѣ, какъ мы уже сказали, принцъ отвѣдывалъ черный хлѣбъ, сельди и сухую треску солдатъ своихъ.

Бюсси и принцъ освѣдомились о причинѣ шума. Имъ сказали, что онъ былъ произведенъ тремя человѣками, или, лучше сказать, тремя чертями, прибывшими прямо изъ Парижа.

-- Бюсси, сказалъ герцогъ:-- поди посмотри, что тамъ такое?

-- Три человѣка? сказалъ Бюсси: -- ваше высочество, поѣдемте вмѣстѣ.

Они поскакали туда; Бюсси ѣхалъ впереди, а принцъ осторожно примкнулъ къ своей свитѣ, состоявшей изъ двадцати всадниковъ.

Они пріѣхали къ воротамъ въ то самое время, когда граждане начинали отступать, разгоняя палками любопытныхъ своихъ согражданъ.

Бюсси поднялся на стремена и узналъ Ливаро.

-- Mort de ma vie! закричалъ онъ громовымъ голосомъ: -- спѣшите, ваше высочество; наши парижскіе друзья осаждаютъ насъ.

-- Напротивъ, отвѣчалъ громкимъ голосомъ Ливаро: -- твои анжуйскіе друзья насъ обижаютъ.

-- Смирно, неучи! Кладите оружіе! закричалъ герцогъ: -- это друзья!

-- Друзья! вскричали избитые, усталые граждане.-- Друзья! зачѣмъ же они не говорили пароля? Вотъ уже добрый часъ мы деремся, какъ свирѣпые звѣри!

И граждане отступили.

Ливаро, Антраге и Риберакъ торжественно выѣхали впередъ и почтительно поцаловали руку герцога, потомъ обнялись съ Бюсси.

-- Кажется, философически замѣтилъ начальникъ караула: -- мы своихъ не узнали.

-- Ваше высочество, шепнулъ Бюсси на ухо герцогу: -- сочтите, пожалуйста, сколько здѣсь вашей милиціи?

-- Зачѣмъ?

-- Не считайте по-одиначкѣ, а скажите приблизительно, сколько ихъ?

-- Около сто-пятидесяти человѣкъ будетъ.

-- По-крайней-мѣрѣ.

-- Такъ что же?

-- То, что у васъ плохая милиція, когда три человѣка побили ее.

-- Правда, сказалъ герцогъ.-- Что жь изъ этого слѣдуетъ?

-- Изъ этого слѣдуетъ, что не надо отваживаться за-городъ.

-- Съ милиціей не слѣдуетъ, точно, а потому я отважусь за-гГородъ съ тремя человѣками, побившими ее, возразилъ герцогъ,

-- Ай-ай! подумалъ Бюсси: -- я объ этомъ и не подумалъ... Удивительно-догадливы трусы!

II.

Роландъ.

Благодаря прибытію трехъ молодыхъ людей, герцогъ, могъ смѣлѣе выѣзжать изъ города.

Въ сопровожденіи столь неожиданно-прибывшахъ друзей, Франсуа важно разъѣзисалъ по городу, къ величайшему удовольствію анжерскихъ жителей, заржавленные латы и тощія лошади которыхъ составляли рѣзкій контрастъ съ великолѣпными костюмами и красивыми лошадьми молодыхъ Парижанъ.

Они сначала осмотрѣли окрестныя укрѣпленія, потомъ сады, находившіеся за валами, далѣе лѣса, находившіеся за садами, а наконецъ, и нѣкоторые близлежащіе замки. Дерзко смотрѣлъ теперь герцогъ на лѣса, которыми столько пугалъ его прежде де-Бюсси.

Молодые дворяне пріѣхали съ деньгами; при дворѣ герцога анжуйскаго имъ было гораздо-болѣе свободы, нежели при дворѣ Генриха III, а потому они вели веселую жизнь.

Не прошло трехъ дней, какъ Антраге, Риберакъ и Ливаро коротко познакомились съ анжуйскими дворянами, особенно расположенными къ парижскимъ модамъ и манерамъ. Само-собою разумѣется, что у этихъ дворянъ были хорошенькія, молоденькія жены.

Итакъ герцогъ прогуливался по городу не для собственнаго удовольствія. Нѣтъ, прогулки эти нравились молодымъ дворянамъ, прибывшимъ изъ Парижа, анжуйскимъ дворянамъ и, въ-особенности, женамъ послѣднихъ.

Первою цѣлію этихъ прогулокъ было прославленіе Бога, во имя котораго составлена была лига.

Второю цѣлію -- побѣсить короля.

Наконецъ -- удовольствіе дамъ.

Такимъ образомъ были исполнены всѣ условія тройственнаго девиза того времени: Богъ, король и дамы.

Радость была неописанная, когда, наконецъ, величественнымъ цугомъ прибыли въ Анжеръ двадцать-двѣ верховыя лошади, тридцать экипажныхъ лошадей и сорокъ муловъ, запряженныхъ въ кареты, повозки и фургоны.

Все это было выписано герцогомъ изъ Тура за пятьдесятъ тысячь экю.

Сумма эта была ничтожна, тѣмъ болѣе, что лошади осѣдланы, но надобно сказать, что сѣдла были взяты въ долгъ; сундуки и ящики съ экипажѣ были очень-красивы и снабжены великолѣпными замками -- но въ нихъ ничего не было. Впрочемъ, послѣднее обстоятельство относится къ чести принца: онъ очень-легко могъ наполнить сундуки, назначивъ новые сборы и налоги.

Но это не было въ его натурѣ: онъ любилъ брать не прямо, а украдкой, пронырствомъ.

И такъ, появленіе этого цуга произвело большое волненіе въ Анжерѣ.

Лошади были поставлены въ конюшняхъ, экипажи въ сараяхъ. Перенесеніе сундуковъ поручено самымъ приближеннымъ къ принцу особамъ. Только вѣрнымъ людямъ можно было поручить суммы, которыхъ не было въ сундукахъ.

Наконецъ, ворота дворца были заперты передъ носомъ любопытной толпы, которую эта мѣра предосторожности убѣдила въ томъ, что герцогъ получилъ около двухъ мильйоновъ, между-тѣмъ, какъ сундуки были пріобрѣтены единственно для того, чтобъ вывезти изъ города такую сумму.

Съ этого дня, вполнѣ утвердилось общее мнѣніе о богатствѣ герцога, и вся провинція убѣдилась, что онъ былъ достаточно богатъ и могъ предпринять даже, въ случаѣ нужды, войну противъ цѣлой Европы.

Этотъ слухъ былъ распущенъ единственно для того, чтобъ граждане, на которыхъ герцогъ, по совѣту пріятелей своихъ, думалъ наложить новыя подати, не слишкомъ возроптали, имѣя въ виду то обстоятельство, что при роскоши принца, эти деньги неминуемо воротятся къ нимъ же, и съ барышомъ.

Впрочемъ, граждане города Анжера были народъ добрый: они предупредили желанія своего повелителя.

Люди рѣдко отказываютъ въ деньгахъ богатымъ, понуждающимся.

Король наваррскій, бѣдность котораго была всѣмъ извѣстна, не получилъ бы и четверти того, что получалъ герцогъ анжуйскій, распустивъ слухъ о своемъ мнимомъ богатствѣ.

Франсуа жилъ какъ патріархъ, наслаждаясь всѣми благами жизни.

Со всѣхъ сторонъ съѣзжались дворяне, предлагавшіе ему свои услуги.

Герцогъ же заботился только объ увеличеніи своей казны, и разъѣзжалъ по окрестностямъ. Бюсси заботился только о томъ, чтобъ не пустить герцога въ Меридоръ: тамъ скрывалось сокровище молодаго дворянина, которое онъ берегъ съ безпокойною заботливостью скупца.

Между-тѣмъ, какъ герцогъ анжуйскій наполнялъ свои сундуки, а Бюсси берегъ свое сокровище, въ одинъ прекрасный день къ воротамъ Анжера подъѣхалъ графъ Монсоро.

Было около четырехъ часовъ. Чтобъ поспѣть ровно къ четыремъ часамъ, г. Монсоро проскакалъ восемьнадцать льё въ одинъ день. Шпоры его были въ крови; а конь, весь въ мылѣ, едва влачилъ ноги.

Теперь уже не было такого строгаго караула у городскихъ воротъ; Анжерцы такъ важничали, что преспокойно впустили бъ въ городъ цѣлый батальйонъ швейцарской стражи, предводительствуемой хоть самимъ храбрымъ Крилльйономъ.

Г. Монсоро въѣхалъ прямо, крикнувъ часовому:

-- Во дворецъ его высочества герцога анжуйскаго.

И, не обращая вниманія на отвѣтъ часоваго, поѣхалъ далѣе; лошадь его бѣжала еще, но какъ-бы съ разбѣга, и можно было побиться объ закладъ, что, остановившись, она непремѣнно упадетъ.

Графъ Монсоро подъѣхалъ ко дворцу, и, не смотря на усталость, легко соскочилъ съ лошади, которая задрожала всѣми членами, но устояла на ногахъ.

-- Его высочество? спросилъ обер-егермейстеръ.

-- Изволили поѣхать на рекогносцировку, отвѣчалъ часовой.

-- Куда? спросилъ Монсоро.

-- Туда, отвѣчалъ часовой, указавъ рукою въ одну сторону.

-- Какая досада! сказалъ Монсоро:-- а мнѣ сейчасъ же надобно переговорить съ нимъ. Что дѣлать?

-- Баставитъ сперва вашъ лошадь на конюшна, возразилъ часовой, родомъ изъ Альзаціи: -- када вы его не баставитъ къ стѣна, онъ упадетъ.

-- Добрый совѣтъ, хотя и дурно выраженъ, сказалъ Монсоро.-- А гдѣ конюшни?

-- Туда!

Въ это время подошелъ къ обер-егермейстеру какой-то человѣкъ. Это былъ мажордомъ. Онъ объявилъ свой титулъ.

И Монсоро въ свою очередь объявилъ ему свое имя и титулъ.

Мажордомъ почтительно поклонился; имя обер-егермейстера давно было извѣстно въ провинціи.

-- Потрудитесь, ваше сіятельство, войдти во дворецъ отдохнуть. Его высочество только-что изволили выѣхать и воротятся не ранѣе, какъ къ восьми часамъ.

-- Къ восьми часамъ! повторилъ Монсоро, кусая конецъ уса:-- я не могу такъ долго ждать. Я привезъ важныя извѣстія, которыя немедленно долженъ сообщить его высочеству. Не можете ли вы мнѣ дать коня и проводника?

-- Коня! хоть десять, графъ, отвѣчалъ мажордомъ.-- Что же касается до проводника, то никому не извѣстно, куда поѣхалъ герцогъ. Притомъ же, мнѣ приказано не выпускать людей изъ дворца.

-- А! сказалъ обер-егермейстеръ: -- стало-быть, вы здѣсь не совсѣмъ въ безопасности?

-- Между такими людьми, каковы господа Бюсси, Ливаро, Риберакъ и Антраге, нашему непобѣдимому принцу, герцогу анжуйскому, нечего опасаться: но...

-- Но безъ нихъ вы не совсѣмъ безопасны?

-- Именно.

-- Въ такомъ случаѣ, дайте мнѣ лошадь; я самъ постараюсь отъискать его высочество.

-- И, вѣроятно, скоро отъишете.

-- Какъ онъ уѣхалъ? въ галопъ?

-- О, нѣтъ! шагомъ.

-- Тѣмъ лучше! прикажите же осѣдлать мнѣ коня.

-- Потрудитесь, графъ, сами пожаловать въ конюшню и выбрать любую лошадь.

-- Хорошо.

Монсоро вошелъ въ конюшню.

Около десяти или двѣнадцати красивыхъ лошадей стояли по стойламъ.

-- Извольте выбирать, сказалъ мажордомъ.

Монсоро окинулъ лошадей взоромъ знатока.

-- Я возьму эту пѣго-бурую, сказалъ онъ: -- велите сѣдлать ее.

-- Роланда?

-- Ее зовутъ Роландомъ?

-- Да, это любимый конь его высочества. Онъ ѣздитъ на немъ каждый день и получилъ его въ подарокъ отъ графа де-Бюсси; Роланда, вѣроятно, не было бы теперь въ конюшнѣ, еслибъ герцогъ не объѣзжалъ сегодня новыхъ лошадей, присланныхъ изъ Тура.

-- А!... я очень-доволенъ этимъ, ибо это доказываетъ, что у меня вѣрный взглядъ.

Мажордомъ позвалъ конюха и сказалъ ему:

-- Сѣдлай Роланда.

Что же касается до лошади графа, то она сама вошла въ конюшню и растянулась на соломѣ, не дожидаясь даже, чтобъ ее разсѣдлали.

Роландъ былъ осѣдланъ въ нѣсколько секундъ. Графъ де-Монсоро легко вскочилъ на него и еще разъ спросилъ, въ которую сторону направилась кавалькада.

-- Она поѣхала по этой улицѣ, сказалъ мажордомъ, указавъ въ ту же сторону, въ которую показалъ уже часовой.

-- Morbleu! сказалъ Монсоро, опустивъ поводья и замѣтивъ, что Роландъ самъ поворотилъ въ ту сторону:-- кажется, этотъ конь самъ идетъ за своими товарищами.

-- Правда, правда, сказалъ мажордомъ:-- графъ де-Бюсси и докторъ его, г-нъ Реми, говорили мнѣ, что это преумное животное; пустите его, оно вѣрно догонитъ кавалькаду. Посмотрите, что у него за ноги!... Точно у оленя.

Монсоро наклонился въ сторону.

-- Чудесныя ноги! сказалъ онъ.

Не будучи понукаемъ, конь побѣжалъ впередъ, прямо къ городскимъ воротамъ. Изрѣдка онъ потряхивалъ головою, какъ-бы желая дать знать этимъ сѣдоку, чтобъ онъ совершенно опустилъ поводья. По мѣрѣ приближенія къ городскимъ воротамъ, онъ ускорялъ шаги.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ, думалъ Монсоро: -- это удивительное животное; ступай, Роландъ, ступай, если такъ хорошо знаешь дорогу.

И онъ совершенно опустилъ поводья.

Выѣхавъ за городъ, лошадь остановилась на секунду въ нерѣшимости, какъ-бы обдумывая, куда поворотить.

Потомъ поворотила налѣво.

Въ это время проходилъ крестьянинъ.

-- Не встрѣчалъ ли ты нѣсколькихъ всадниковъ? спросилъ Монсоро.

-- Встрѣтилъ; тамъ, подъ горой.

Крестьянинъ указалъ именно въ ту сторону, въ которую поворотилъ Роландъ.

-- Ступай, Роландъ, ступай, сказалъ обер-егермейстеръ, опять опустивъ поводья, и лошадь поскакала легкой рысью.

Проскакавъ нѣсколько шаговъ, она вдругъ поворотила на тропинку, вившуюся по полю.

Монсоро колебался; онъ хотѣлъ остановить коня, но Роландъ, по-видимому, бѣжалъ съ такою увѣренностью, что онъ опять ввѣрился его инстинкту.

По мѣрѣ удаленія отъ города, лошадь разгорячалась. Она пустилась въ галопъ.

Монсоро начиналъ узнавать мѣстность.

-- Э! подумалъ онъ: -- кажется, мы скачемъ въ Меридоръ; ужъ не туда ли отправился герцогъ?

И лицо обер-егермейстера приняло мрачное выраженіе при этой мысли, не впервые представлявшейся уму его.

-- О-го! проворчалъ онъ: -- а я хотѣлъ только завтра увидѣться съ женой, посвятивъ весь вечеръ герцогу. Не буду ли я имѣть удовольствіе видѣть ихъ вмѣстѣ?

Страшная улыбка исказила лицо обер-егермейстера.

Лошадь продолжала скакать.

-- Чортъ возьми! вскричалъ Монсоро: -- да я въ нѣсколькихъ шагахъ отъ меридорскаго парка.

Въ это мгновеніе, Роландъ заржалъ.

Другое ржаніе отвѣчало ему изъ лѣса.

-- А-га! сказалъ обер-егермейстеръ:-- Роландъ нашелъ, кажется, товарищей.

Конь продолжалъ нестись съ удвоенною быстротою.

Вдругъ Монсоро увидѣлъ каменную ограду и лошадь, привязанную близь этой ограды. Лошадь заржала еще разъ.

-- Здѣсь кто-то есть! проговорилъ Монсоро, страшно поблѣднѣвъ.

III.

Съ какими извѣстіями пріѣхалъ графъ Монсоро.

Изумленіе графа Монсоро возрастало на каждомъ шагу; вѣрный бѣгъ Роланда, встрѣча его съ знакомой лошадью у стѣны парка, могли внушить подозрѣніе человѣку даже и не столь мнительному, какъ обер-егермейстеръ.

Поспѣшно приблизившись, Монсоро замѣтилъ состояніе каменной ограды въ этомъ мѣстѣ; на ней образовалась настоящая лѣстница, грозившая обратиться въ брешу; чьи-то ноги какъ-будто пробили себѣ ступени; трава въ этомъ мѣстъ была притоптана, сучья обломаны.

Графъ однимъ взглядомъ окинулъ всѣ предметы, потомъ отъ общаго перешелъ къ частностямъ.

Лошадь прежде всего заслужила его вниманіе.

На нескромномъ животномъ было сѣдло съ чепракомъ, вышитымъ серебромъ; въ одномъ углу былъ вензель изъ двухъ буквъ: Ф и А.

То была лошадь изъ конюшни принца; вензель означалъ: Франсуа-Анжуйскій.

Подозрѣнія обер-егермейстера превратились въ убѣжденіе. Герцогъ былъ здѣсь, и, вѣроятно, бывалъ часто, ибо и другая, любимая его лошадь, знала сюда дорогу.

Монсоро, какъ ревнивый мужъ, рѣшился убѣдиться собственными глазами, въ какой степени были вѣрны его подозрѣнія.

Но, оставаясь по сю сторону стѣны, онъ ничего не могъ знать.

Онъ привязалъ Роланда и полѣзъ на стѣну по проложенному уже пути.

Взбираться было не трудно: ногамъ было на что становиться, рукамъ было за что держаться.

Усилія Монсоро увѣнчались полнымъ успѣхомъ. Взобравшись на верхушку стѣны, онъ увидѣлъ у подножія высокаго дуба голубую мантилью и черный бархатный плащъ. Мантилья, безъ всякаго сомнѣнія, принадлежала женщинѣ, а плащъ мужчинѣ; обнявшись и обратившись спиной къ оградѣ, они прогуливались взадъ и впередъ, полускрытые густыми листьями.

Къ несчастію Монсоро, онъ съ бѣшенствомъ вцѣпился пальцами въ стѣну, и одинъ камень съ шумомъ покатился внизъ.

При этомъ шумѣ, гулявшіе, лица которыхъ были скрыты вѣтвями, оглянулись и увидѣли Монсоро. Въ то же мгновеніе послышался пронзительный женскій крикъ, листья зашумѣли, и молодые люди скрылись, какъ двѣ испуганныя лани.

Холодный потъ выступилъ на лбу Монсоро. Онъ узналъ голосъ Діаны.

Не будучи болѣе въ состояніи преодолѣвать своей ярости, онъ соскочилъ внизъ и со шпагой въ рукъ побѣжалъ вслѣдъ за скрывшимися.

Но никого не было.

Ничто не нарушало вечерней тишины. Ни одной живой тѣни не видно было въ аллеяхъ, ни одного слѣда на дорожкахъ, ни малѣйшаго шума въ чащѣ... только соловьи и малиновки, привыкшія къ присутствію молодыхъ любовниковъ, не были испуганы ими и продолжали весело пѣть...

Что дѣлать? Куда бѣжать? На что рѣшиться? Паркъ быль обширенъ; преслѣдуя однихъ, Монсоро могъ встрѣтиться съ другими, которыхъ не искалъ.

Обер-егермейстеръ разсудилъ, что на первый случай онъ зналъ довольно; притомъ же, онъ былъ слишкомъ взволнованъ, а съ такимъ страшнымъ соперникомъ, какъ Франсуа, надобно было дѣйствовать осторожно... графъ не сомнѣвался въ томъ, что соперникомъ его былъ герцогъ анжуйскій. Но во всякомъ случаѣ, воротившись къ принцу, чтобъ исполнить важное, возложенное на него порученіе, онъ по лицу его узнаетъ, виноватъ онъ или нѣтъ.

Потомъ ему пришла мысль -- перелѣзть опять черезъ ограду и увести съ собою лошадь человѣка, котораго онъ засталъ въ паркѣ съ своего женою.

Эта мстительная мысль дала ему новыя силы: онъ бѣгомъ вернулся къ тому мѣсту, гдѣ перелѣзъ черезъ ограду.

Взобравшись на нее съ помощію сучьевъ, онъ перескочилъ на другую сторону; но -- увы! лошади, или, лучше сказать, лошадей тамъ не было. Мысль, пришедшая ему въ голову, была такъ хороша, что прежде его она представилась его сопернику, и тотъ воспользовался ею.

Графъ Монсоро яростно вскрикнулъ, сжавъ кулаки и угрожая злобному, невидимому демону, подшутившему надъ нимъ; но такъ-какъ никакія непріятности не могли побѣдить твердость его воли, то, собравъ всѣ силы, онъ скоро пошелъ по тропинкѣ, которая была ему хорошо извѣстна.

Два съ половиною часа спустя, онъ подходилъ къ городскимъ воротамъ, умирая отъ жажды и усталости. Впрочемъ, одна мысль утѣшала его: онъ рѣшился обойдти всѣхъ часовыхъ и узнать, не проѣхалъ ли всадникъ съ двумя лошадьми; цѣною золота купитъ онъ имя или, по-крайней-мѣрѣ, описаніе примѣтъ этого человѣка.

Онъ спросилъ часоваго, но тотъ только-что смѣнилъ товарища и ничего не зналъ; Монсоро вошелъ въ караульню и освѣдомился. Смѣнившійся часовой отвѣчалъ ему, что часа два тому, онъ видѣлъ лошадь, воротившуюся въ городъ безъ всадника.

Монсоро съ бѣшенствомъ стиснулъ зубы: сама судьба, казалось, смѣялась надъ нимъ.

Тогда онъ пошелъ къ герцогскому дворцу.

Тамъ все кипѣло жизнію, веселіемъ; окна были ярко освѣщены, въ кухняхъ пылало пламя, и въ воздухѣ распространялся запахъ, сильно возбуждавшій аппетитъ.

Но ворота были заперты.

Монсоро позвалъ привратника и сказалъ свое имя; сторожъ не хотѣлъ впускать его.

-- Вы не Монсоро, сказалъ онъ.

-- Почему?

-- Вы были прямы, а теперь согнуты, какъ старикъ.

-- Я усталъ.

-- Вы были блѣдны, а теперь красны.

-- Мнѣ жарко.

-- Вы выѣхали верхомъ, а возвращаетесь пѣшкомъ.

-- Лошадь моя взбѣсилась, сбросила меня и воротилась домой одна. Развѣ ты не видалъ ея?

-- Видѣлъ, отвѣчалъ привратникъ.

-- Такъ отопри.

-- Нельзя.

-- Пошли, по-крайней-мѣрѣ, за мажордомомъ.

Привратникъ, радуясь возможности сложить съ себя отвѣтственность, послалъ за мажордомомъ.

Тотъ пришелъ и немедленно узналъ Монсоро.

-- Боже мой! вскричалъ онъ:-- откуда вы въ такомъ видѣ?

Монсоро повторилъ то же, что говорилъ привратнику.

-- А мы очень безпокоились, когда увидѣли, что лошадь воротилась домой одна; герцогъ, которому я доложилъ о вашемъ пріѣздѣ, уже нѣсколько разъ съ безпокойствомъ спрашивалъ объ васъ.

-- А! онъ спрашивалъ?.. и съ безпокойствомъ? сказалъ Монсоро.

-- Какъ же; онъ очень безпокоился.

-- А что онъ говорилъ?

-- Онъ приказалъ привести васъ немедленно къ нему.

-- Хорошо! я только зайду въ конюшню посмотрѣть, не случилось ли чего съ лошадью его высочества.

Монсоро вошелъ въ конюшню и увидѣлъ Роланда на прежнемъ мѣстѣ; умный конь съ большимъ аппетитомъ истреблялъ щедрую порцію овса, заданную ему для возстановленія его силъ.

Потомъ, не переодѣваясь, обер-егермейстеръ пошелъ къ столовой.

Всѣ дворяне его высочества и самъ герцогъ сидѣли около стола, уставленнаго вкусными блюдами и множествомъ свѣчей, и съ аппетитомъ трудились около паштетовъ съ фазанами, жаренаго кабаньяго мяса и соусовъ, крѣпко приправленныхъ пряностями, которыя запивали вкуснымъ и крѣпкимъ каголирскимъ, и коварнымъ, пріятнымъ анжуйскимъ виномъ.

-- Дворъ вашъ теперь въ полномъ комплектѣ, говорилъ Антраге, раскраснѣвшійся какъ стыдливая дѣвица и пьяный, какъ старый рейтаръ:-- онъ такъ же богатъ, какъ и погребъ вашего высочества.

-- Нѣтъ, нѣтъ, возразилъ Риберакъ:-- у насъ не достаетъ обер-егермейстера. Стыдно, право, что мы ѣдимъ за столомъ его высочества, а не поставляемъ ему провизію.

-- Я подаю голосъ на избраніе обер-егермейстера, сказалъ Ливаро:-- какого бы то ни было; хоть бы графа де-Монсоро.

Герцогъ улыбнулся; онъ одинъ зналъ о пріѣздѣ графа.

Едва Ливаро договорилъ послѣднія слова и улыбка не сошла еще съ лица герцога, какъ дверь отворилась и въ столовую вошелъ Монсоро.

Увидѣвъ его, принцъ вскрикнулъ съ изумленіемъ.

-- Вотъ и онъ! сказалъ онъ:-- видите ли, господа, что намъ помогаетъ само небо, мгновенно исполняя всѣ наши желанія.

Монсоро, смущенный спокойствіемъ и присутствіемъ духа его высочества, поклонился довольно-неловко и отвернулъ голову, будучи ослѣпленъ яркимъ свѣтомъ, подобно совѣ, изъ мрака вылетѣвшей на солнечный свѣтъ.

-- Садитесь и ужинайте, сказалъ герцогъ, указавъ графу мѣсто противъ себя.

-- Ваше высочество, отвѣчалъ Монсоро: -- меня мучитъ жажда; я проголодался, усталъ; но не буду ни пить, ни ѣсть и не сяду прежде, пока не исполню важнаго, возложеннаго на меня порученія.

-- Вы изъ Парижа, не правда ли?

-- Прямо оттуда, ваше высочество.

-- Ну, такъ говорите.

Монсоро приблизился къ Франсуа и, съ улыбкой на лицѣ, съ ненавистью въ сердцѣ, шепнулъ ему:

-- Ваше высочество, ея величество вдовствующая королева ѣдетъ сюда; она желаетъ видѣться съ вами.

Внезапная радость выразилась на лицѣ герцога, на котораго были обращены всѣ взоры.

-- Хорошо, сказалъ онъ: -- благодарю васъ, Монсоро. Сегодня, какъ и всегда, вы оказываетесь вѣрнымъ подданнымъ; садитесь же теперь ужинать.

И онъ приблизился къ столу, отъ котораго удалился на минуту, чтобъ выслушать важное сообщеніе графа де-Монсоро.

Ужинъ опять оживился; лишь-только обер-егермейстеръ опустился на мягкій стулъ, между Риберакомъ и Ливаро, въ виду сытнаго и вкуснаго ужина, какъ совершенно потерялъ аппетитъ.

Духъ побѣдилъ плоть. Взволнованный умъ его воротился къ прежнимъ, тягостнымъ идеямъ; онъ припоминалъ свою поѣздку въ Меридоръ, слышалъ ржаніе лошадей, видѣлъ прогуливавшихся любовниковъ, слышалъ крикъ Діаны, отозвавшійся въ глубинѣ души его.

Тогда, не обращая вниманія на шумные разговоры, на вкусныя блюда, на весело-разговарипавшихъ сосѣдей, на того, противъ кого онъ сидѣлъ, Монсоро углубился въ размышленія, и мало-помалу на челѣ его собирались мрачныя тучи, и изъ груди его вырвался глухой стонъ, поразившій окружавшихъ его.

-- Вы очень устали, г. обер-егермейстеръ, сказалъ принцъ:-- ступайте, ложитесь спать.

-- Прекрасный совѣтъ, сказалъ Ливаро:-- послѣдуйте ему, графъ, а не то уснете надъ тарелкой.

-- Простите, ваше высочество, сказалъ Монсоро, поднявъ голову: -- да, я очень усталъ.

-- Напейтесь до-пьяна, проговорилъ Антраге:-- какъ рукой сниметъ!

-- Да, проговорилъ Монсоро:-- кто пьянъ, тотъ забываетъ.

-- Посмотрите, господа! вскричалъ Ливаро: -- онъ ни разу не опорожнилъ стакана.

-- За ваше здоровье, графъ! вскричалъ Риберакъ, поднявъ стаканъ.

Монсоро долженъ былъ отвѣтить и однимъ глоткомъ опорожнилъ стаканъ.

-- А! да онъ славно пьетъ, проговорилъ Антраге.

-- Да, отвѣчалъ принцъ, старавшійся угадать причину скорби обер-егермейстера: -- да, славно, славно!

-- Графъ, сказалъ Риберакъ:-- устройте намъ, пожалуйста, охоту; вѣдь вамъ знакомы здѣсь всѣ окрестности.

-- У васъ здѣсь есть имѣніе, лѣса, сказалъ Ливаро.

-- И даже жена, прибавилъ Антраге.

-- Да, машинально повторилъ г. де-Монсоро: -- имѣніе, лѣса и жена... да, господа, да.

-- Устройте охоту за кабаномъ, графъ, сказалъ герцогъ.

-- Постараюсь, ваше высочество.

-- Вотъ хорошо! постараетесь, сказалъ одинъ изъ анжуйскихъ дворянъ: -- когда лѣса здѣсь населены кабанами. Да я самъ въ "старомъ лѣсу" берусь выгнать не менѣе десяти кабановъ.

Монсоро невольно поблѣднѣлъ; "старымъ лѣсомъ" называлось именно то мѣсто, куда привезъ его Роландъ.

-- Ахъ, да, да! завтра, завтра! закричали хоромъ дворяне.

-- Можно завтра, графъ? спросилъ Франсуа.

-- Я всегда готовъ къ услугамъ вашего высочества, отвѣчалъ Монсоро: -- однакожь такъ-какъ теперь уже за полночь, и какъ я очень усталъ, то позвольте мнѣ отдохнуть одинъ день; притомъ же, мнѣ надобно сперва осмотрѣть здѣшніе лѣса...

-- Правда, правда, и повидаться съ женою! сказалъ герцогъ анжуйскій съ добродушіемъ, убѣдившимъ бѣднаго мужа, что онъ былъ соперникъ его.

-- Справедливо! весело вскричали молодые люди.-- Мы даемъ графу де-Монсоро двадцать-четыре часа отдыха; въ это время, онъ успѣетъ осмотрѣть всѣ свои лѣса.

-- Благодарю васъ, господа, сказалъ графъ:-- я съ пользой употреблю эти двадцать-четыре часа.

-- Теперь, г. обер-егермейстеръ, позволяю вамъ идти спать, сказалъ герцогъ.-- Проводите графа де-Монсоро въ его покой!

Монсоро поклонился и вышелъ. Съ груди его спало тяжкое бремя-притворства.

Несчастные болѣе влюбленныхъ любятъ уединеніе.

Когда обер-егермейстеръ ушелъ изъ столовой, всѣ опять повеселѣли.

Мрачная физіономія графа произвела тягостное впечатлѣніе на молодыхъ людей, угадывавшихъ, что усталость его была только предлогомъ, а что его терзала какая-то тайная скорбь.

Послѣ ухода его, и герцогъ вздохнулъ свободнѣе.

-- Ливаро, сказалъ онъ: -- передъ приходомъ обер-егермейстера ты началъ намъ разсказывать исторію вашего бѣгства изъ Парижа. Продолжай.

Ливаро сталъ разсказывать.

Но такъ-какъ мы, по праву историка, знаемъ лучше Ливаро всѣ подробности приключившагося въ Парижѣ послѣ бѣгства герцога анжуйскаго; такъ-какъ мы знаемъ даже то, чего не могъ знать Ливаро, то мы сами разскажемъ читателю всѣ событія съ историческою вѣрностью и въ хронологическомъ порядкѣ.

IV.

Какъ король Генрихъ III узналъ о бѣгствѣ своего брата герцога анжуйскаго, и что отъ того воспослѣдовало.

Около полуночи, Генрихъ III былъ пробужденъ необыкновеннымъ шумомъ, поднявшимся во дворцѣ, гдѣ обыкновенно, послѣ отхода короля ко сну, господствовала величайшая тишина.

Слышались ругательства, удары бердышами въ стѣны, поднялась бѣготня, и посреди всей этой суматохи можно было различить одно восклицаніе, безпрестанно повторяемое:

"Что скажетъ король? Что скажетъ король?"

Генрихъ приподнялся и взглянулъ на Шико, который, поужинавъ съ его величествомъ, заснулъ въ креслѣ, обвивъ ногами свою длинную шпагу.

Суматоха увеличивалась.

Генрихъ соскочилъ съ постели и закричалъ:

-- Шико! Шико!

Шико открылъ одинъ глазъ; какъ малой осторожный, понимавшій всю сладость сна, онъ никогда сразу не просыпался.

-- Напрасно ты разбудилъ меня, Генрихъ, сказалъ онъ.-- Мнѣ снилось, что у тебя родился сынъ.

-- Слушай! сказалъ Генрихъ:-- слушай!

-- Что мнѣ слушать? Будетъ, что я и днемъ слушаю всякія бредни; не мѣшай же мнѣ хоть ночью.

-- Развѣ ты оглохъ! вскричалъ король, указывая на дверь.

-- О-го! вскричалъ Шико: -- что тамъ за шумъ?

-- Что скажетъ король? Что скажетъ король? повторилъ Генрихъ: -- слышишь?

-- Слышу. Либо твоя Нарциска заболѣла, либо католики затѣяли вторую варѳоломеевскую ночь.

-- Помоги мнѣ одѣться, Шико.

-- Какое несчастіе! Какое несчастіе! кричали въ передней.

-- Чортъ возьми! Видно въ-самомъ-дѣлѣ бѣда приключилась, сказалъ Шико.

-- Не вооружиться ли намъ? спросилъ Генрихъ.

-- Не убраться ли намъ лучше черезъ потаенную дверь и узнать, что случилось? отвѣчалъ Шико.

Почти въ то же мгновеніе король, слѣдуя совѣту Шико, вышелъ въ потаенную дверь и вступилъ въ корридоръ, ведшій къ покоямъ герцога анжуйскаго.

Оттуда онъ увидѣлъ стражей, съ отчаяніемъ подымавшихъ руки къ небу.

-- О-го! сказалъ Шико: -- вѣрно твой несчастный плѣнникъ повѣсился. Ventre de biche! Поздравляю тебя, Генрихъ; ты искусный политикъ.

-- Нѣтъ, не можетъ быть! вскричалъ Генрихъ.

-- Не можетъ быть? Жаль, сказалъ Шико.

-- Пойдемъ, пойдемъ.

И Генрихъ повлекъ Гасконца за собою къ комнатѣ герцога.

Окно было открыто. У окна стояла толпа придворныхъ, съ любопытствомъ разсматривавшихъ веревочную лѣстницу.

Лицо Генриха покрылось смертною блѣдностью.

-- Э-ге! сынъ мой, сказалъ Шико: -- теперь ты, видно, самъ догадываешься, въ чемъ дѣло.

-- Убѣжалъ, убѣжалъ! вскричалъ Генрихъ такимъ громкимъ голосомъ, что всѣ придворные оглянулись.

Изъ глазъ короля сверкала молнія; рука судорожно сжимала рукоятку кинжала.

Шомбергъ рвалъ на себѣ волосы; Келюсъ билъ себя кулакомъ въ лицо, а Можиронъ стучалъ, какъ баранъ, головой объ стѣну.

Что же касается до д'Эпернона, то онъ исчезъ, сказавъ, что отправляется въ погоню за герцогомъ анжуйскимъ.

Отчаяніе любимцевъ внезапно успокоило короля.

-- Потише, потише, сынъ мой, сказалъ онъ, остановивъ Можирона.

-- Нѣтъ, mordieu! Я долженъ разбить себѣ голову! вскричалъ молодой человѣкъ разбѣгаясь, чтобъ еще разъ удариться головой объ стѣну.

-- Эй, помогите мнѣ удержать его! закричалъ Генрихъ.

-- Почтеннѣйшій! сказалъ Шико: -- ужь если вы непремѣнно хотите отправиться на тотъ свѣтъ, такъ лучше воткните себѣ шпагу въ животъ по самый эфесъ. Это гораздо-пріятнѣе!

-- Замолчишь ли ты, палачъ! вскричалъ Генрихъ со слезами на глазахъ.

Келюсъ, между-тѣмъ, продолжалъ бить себя по лицу.

-- О, Келюсъ! сказалъ Генрихъ: -- ты наколотишь себѣ синяки и будешь походить на Шомберга, когда онъ вышелъ изъ красильнаго чана. Это нехорошо!

Келюсъ остановился.

Шомбергъ одинъ продолжалъ рвать на себѣ волосы; онъ плакалъ отъ ярости.

-- Шомбергъ, Шомбергъ, другъ мой, говорилъ Генрихъ:-- будь же разсудительнѣе; прошу тебя.

-- Я съ ума сойду!

-- Не съ чего! сказалъ Шико.

-- Конечно, это большое несчастіе, сказалъ Генрихъ: -- но потому-то и не надобно терять присутствія духа, Шомбергъ. Да, это большое несчастіе... междоусобная война возгорится теперь въ моемъ королевствѣ... Но кто помогъ герцогу? Кто доставилъ ему лѣстницу? Mordieu! Если я не найду виновнаго, такъ велю всѣхъ перевѣшать!

Невыразимый страхъ овладѣлъ всѣми присутствовавшими.

-- Кто виновный? продолжалъ Генрихъ.-- Гдѣ виновный? Десять тысячъ экю тому, кто скажетъ мнѣ его имя; сто тысячь экю тому, кто доставитъ мнѣ его живаго или мертваго!

-- Кто виновный? вскричалъ Можиронъ.-- Разумѣется, какой-нибудь Анжуецъ!

-- Ты правъ! вскричалъ Генрихъ.-- А, господа Анжуйцы! mordieu! Вы мнѣ дорого заплатите за это!

И вслѣдъ за этими словами, послышались страшныя угрозы и проклятія на Анжуйцевъ.

-- О, да! да! Анжуйцы! кричалъ Келюсъ.

-- Гдѣ они? завопилъ Шомбергъ.

-- Давайте ихъ сюда! заревѣлъ Можиронъ.

-- Сто висѣлицъ для Анжуйцевъ! вскричалъ король.

Посреди этого общаго бѣшенства, Шико не могъ оставаться спокойнымъ; онъ обнажилъ свою шпагу и, ударяя ею плашмя по спинамъ миньйоновъ, кричалъ грознымъ голосомъ:

-- О, ventre de biche! о, проклятіе! Смерть Анжуйцамъ! нѣтъ имъ пощады! Смерть Анжуйцамъ!

Послѣднее восклицаніе быстро разнеслось по всему городу.

Между-тѣмъ, король исчезъ.

Онъ вспомнилъ о своей матери и, ускользнувъ изъ комнаты, пошелъ на половину Катерины, которая, подъ видомъ мнимой безпечности и притворнаго смиренія, выжидала удобный случай для приведенія въ дѣйствіе своей флорентинской политики.

Погрузившись въ размышленія, она полу-лежала въ глубокомъ креслѣ, когда Генрихъ вошелъ къ ней.

По круглымъ, нѣсколько желтоватымъ щекамъ, по блестящимъ, но неподвижнымъ глазамъ, по пухлымъ, бѣлымъ рукамъ, Катерина походила болѣе на восковую фигуру Размышленія, нежели на живое, размышляющее существо.

Но при извѣстіи о бѣгствѣ Франсуа, извѣстіи, сообщенномъ Генрихомъ съ гнѣвомъ и ненавистью, восковая фигура внезапно оживилась, покачала головой, приподнялась и опять опустилась въ кресло.

-- И васъ это не удивляетъ, матушка? сказалъ Генрихъ.

-- Чему же тутъ удивляться, сынъ мой?

-- Какъ! Не-уже-ли вы не находите, что это бѣгство заслуживаетъ величайшаго наказанія?

-- Любезный сынъ мой, свобода дороже престола. Вспомни, что я тебѣ-самому совѣтовала бѣжать, когда ты могъ этимъ достигнуть престола.

-- Матушка, меня оскорбляютъ!

Катерина пожала плечами.

-- Онъ идетъ мнѣ наперекоръ!

-- Нѣтъ, возразила Катерина:-- онъ уходитъ отъ тебя.

-- А! вскричалъ Генрихъ: -- такъ-то вы заступаетесь за меня!

-- Что ты говоришь, сынъ мой?

-- Я говорю, что съ лѣтами чувства притупляются, я говорю... Генрихъ замолчалъ.

-- Что же ты еще говоришь? спросила Катсрипа спокойно.

-- Я говорю, что вы уже не любите меня такъ, какъ любили прежде...

-- Ошибаешься, сказала Катерина съ возрастающею холодностью.-- Ты мой возлюбленный сынъ, Генрихъ. Но тотъ, на котораго ты жалуешься, также сынъ мой.

-- Ахъ! оставьте, пожалуйста, эти материнскія нравоученія, сказалъ Генрихъ: -- мы давно знаемъ всю цѣну ихъ.

-- Ты долженъ знать ихъ лучше, нежели кто-либо, сынъ мой; въ-отношеніи къ тебѣ, мои материнскія наставленія были всегда слабостью.

-- И теперь вы, вѣроятно, раскаяваетесь въ этомъ?

-- Я напередъ знала, что ты разсердишься; потому и не хотѣла отвѣчать на твои слова, сынъ мой, сказала Катерина.

-- Прощайте, ваше величество, прощайте, сказалъ Генрихъ: -- я знаю, что мнѣ остается дѣлать, если даже мать не имѣетъ ко мнѣ ни малѣйшаго состраданія; я найду совѣтниковъ, способныхъ напутствовать меня въ этомъ дѣлѣ.

-- Иди, сынъ мой, спокойно возразила Катерина: -- и да просвѣтитъ Господь умъ этихъ совѣтниковъ, потому-что дѣло крайне-затруднительно.

И она не сдѣлала ни малѣйшаго движенія, не сказала ни одного слова, чтобъ остановить сына.

-- Прощайте, ваше величество, повторилъ Генрихъ.

Но у двери онъ остановился.

-- Прощай, Генрихъ, сказала королева: -- но выслушай сперва одно слово: я не намѣрена давать тебѣ совѣтовъ, сынъ мой; ты въ нихъ не нуждаешься; однакожь, попроси своихъ совѣтниковъ, чтобъ они долго думали...

-- Не правда ли, сказалъ Генрихъ, довольный случаемъ, доставлявшимъ ему возможность остаться еще у королевы:-- не правда ли, что это весьма-важное обстоятельство?

-- Весьма-важное, медленно повторила Катерина, поднявъ глаза и руки къ небу:-- весьма-важное, Генрихъ.

Король, пораженный ужасомъ, выразившимся въ глазахъ матери, воротился къ ней.

-- Не знаете ли вы, кто помогъ ему спастись? Не подозрѣваете ли кого-нибудь, матушка?

Катерина не отвѣчала.

-- Я думаю, сказалъ Генрихъ:-- что это дѣло Анжуйцевъ.

Катерина улыбнулась съ лукавымъ видомъ, выказывавшимъ все преимущество ума ея надъ умомъ короля.

-- Анжуйцы? повторила она.

-- Вы не думаете? спросилъ Генрихъ.-- Однакожь, всѣ того мнѣнія.

Катерина пожала плечами.

-- Что другіе этого мнѣнія, меня нисколько не удивляетъ, сказала она: -- но ты, Генрихъ, ты -- мой сынъ!

-- Да кто же, матушка, кто?.. Объяснитесь, ради Бога, умоляю васъ!

-- Къ-чему объясняться?

-- Ваше объясненіе можетъ предотвратить большое несчастіе... оно просвѣтитъ умъ мой...

-- Просвѣтитъ умъ твой? Полно, Генрихъ; я старая болтунья, и все мое вліяніе состоитъ теперь въ раскаяніи и молитвахъ.

-- Нѣтъ, говорите, говорите, матушка! Я слушаю васъ. О! вы и по-сію-пору наша наставница, душа всѣхъ нашихъ дѣйствій... Говорите.

-- Зачѣмъ? Мысли мои принадлежатъ уже другому міру, а весь умъ стариковъ состоитъ изъ мнительности. Можетъ ли старая Катерина дать еще какой-нибудь порядочный совѣтъ? Полно, сынъ мой, это невозможно!

-- Хорошо же, матушка! сказалъ Генрихъ.-- Отказывайте мнѣ въ совѣтѣ, въ помощи! Но черезъ часъ всѣ Анжуйцы, проживающіе въ Парижѣ, будутъ перевѣшаны!

-- Ты хочешь вѣшать Анжуйцевъ? вскричала Катерина, не довѣряя своему слуху и не считая сына своего способнымъ на такой безразсудный поступокъ.

-- Да, да, вѣшать, убивать, рѣзать, жечь! Друзья мои бѣгаютъ уже по городу, отъискивая этихъ окаянныхъ, разбойниковъ, бунтовщиковъ!

-- Сохрани Боже! вскричала Катерина, увлеченная опасностью положенія: -- они погубятъ себя и тебя!

-- Какимъ образомъ?

-- Жалкій слѣпецъ! проговорила Катерина: -- не-уже-ли у тебя вѣчно будутъ глаза, чтобъ не видѣть?

И она всплеснула руками.

-- Я останусь королемъ только въ такомъ случаѣ, когда отмщу за причиняемыя мнѣ обиды, потому-что мщеніе есть казнь справедливая. И я увѣренъ, что вся Франція подымется на мою защиту...

-- Безразсудный ребенокъ! проговорила Итальянка.

-- Отъ-чего?

-- Не-уже-ли ты думаешь, что можно безнаказанно рѣзать, жечь, вѣшать такихъ людей, какъ Бюсси, Антраге, Ливаро, Риберакъ? Не-уже-ли ты думаешь, что смерть ихъ не искупится потоками крови?

-- Все равно! Они будутъ убиты.

-- Да, конечно; но удастся ли вамъ убить ихъ? Покажи мнѣ трупы ихъ и, клянусь Пресвятою Дѣвою, я скажу, что ты прекрасно поступилъ. Но ихъ не убьютъ; попытка твоя заставитъ ихъ поднять знамя возмущенія; ты самъ вложишь имъ въ руки мечъ, который они никогда не захотѣли бы обнажить для малодушнаго Франсуа; въ этомъ же случаѣ, они будутъ защищать собственную жизнь, и Франція подымется -- только не за, а противъ тебя!..

-- Но если я не захочу мстить, то всѣ назовутъ меня трусомъ! вскричалъ Генрихъ.

-- Обвинялъ ли меня кто-нибудь въ трусости? спросила Катерина, насупивъ брови и стиснувъ зубы.

-- Однакожь, Анжуйцы заслужили наказаніе.

-- За что?

-- За помощь, поданную Франсуа.

-- А кто тебѣ сказалъ, что они подали ему помощь?

-- Но кто же? Кто, кромѣ друзей моего брата?

-- У брата твоего нѣтъ друзей.

-- Такъ кто же?

-- Твои враги, или, лучше сказать, твой врагъ.

-- Какой врагъ?

-- Э, сынъ мой! Ты очень-хорошо знаешь, что у тебя только одинъ врагъ, точно такъ же, какъ и у брата твоего Карла былъ только одинъ врагъ, какъ и у меня былъ и есть одинъ только врагъ, непримиримый, неизмѣнный!

-- Не Генрихъ, ли Наваррскій?

-- Разумѣется, Генрихъ-Наваррскій.

-- Но его нѣтъ въ Парижъ.

-- Э, Боже мой! Развѣ ты знаешь, кто есть и кого нѣтъ въ Парижѣ? Развѣ ты знаешь, что дѣлается у тебя? Развѣ у тебя есть уши, глаза? Развѣ ты окруженъ людьми дѣльными? Нѣтъ, вы всѣ слѣпы, всѣ глухи!

-- Генрихъ-Наваррскій! повторилъ король.

-- Сынъ мой, какая бы ни случилась тебѣ непріятность или бѣда, не ищи, не старайся узнать виновнаго, а знай, что это долженъ быть Генрихъ-Наваррскій,-- и ты никогда не ошибешься... Рази въ ту сторону, гдѣ онъ находится, и ударъ твой попадетъ въ виновнаго. О! этотъ человѣкъ... это бичъ, висящій надъ домомъ Валуа!

-- Слѣдовательно, вы полагаете, что я долженъ пощадить Анжуйцевъ?

-- Непремѣнно! вскричала Катерина: -- сейчасъ же, не теряя ни минуты, остановите своихъ приверженцевъ. Спѣшите! быть-можетъ, уже поздно; быть-можетъ, все погибло!

И, схвативъ сына за руку, она толкнула его къ двери съ невѣроятною энергіей.

Генрихъ вышелъ изъ Лувра, стараясь собрать друзей своихъ.

Но онъ нашелъ только Шико, сидѣвшаго на столбикѣ и чертившаго географическія карты на пескѣ.

V.

Какъ король согласился на совѣтъ вдовствующей королевы, по совѣту Шико.

Генрихъ подошелъ къ Гасконцу, продолжавшему чертить на пескѣ со вниманіемъ Архимеда.

-- Несчастный! вскричалъ онъ грознымъ голосомъ:-- такъ-то ты защищаешь своего короля?

-- Я защищаю по-своему, а всякій въ правѣ думать, что его способъ лучшій.

-- Лучшій! вскричалъ король:-- лѣнтяй!

-- Мой способъ лучшій; я готовъ это доказать.

-- Мнѣ любопытно знать, чѣмъ ты докажешь?

-- Это очень-нетрудно: во-первыхъ, мы сдѣлали большую глупость... большую глупость.

-- Какую?

-- А ту, которую сдѣлали.

-- А! вскричалъ Генрихъ, пораженный сходствомъ мнѣній двухъ лучшихъ совѣтниковъ его.

-- Да, отвѣчалъ Шико: -- друзья твои рыскаютъ по городу и кричатъ: смерть Анжуйцамъ! А кто тебѣ сказалъ, что Анжуйцы виноваты? Друзья твои своими криками возбуждаютъ только ту маленькую междоусобную войну, которая такъ нужна Гизамъ... И теперь, либо твоихъ друзей нѣтъ уже на свѣтѣ, чему я душевно бы обрадовался, хоть это тебя и огорчитъ; либо они выгнали изъ города Анжуйцевъ, въ чемъ ты раскаешься, но что доставитъ не малое удовольствіе герцогу анжуйскому.

-- Mordieu! вскричалъ король: -- не-уже-ли ты думаешь, что дошло уже до этого?

-- Можетъ-быть, и перешло за это.

-- Но все-таки я не понимаю, что ты здѣсь дѣлаешь.

-- Я занятъ весьма-важнымъ дѣломъ.

-- Какимъ?

-- Черчу планъ провинцій, которыя братъ твой возмутитъ противъ насъ, и разсчитываю, сколько каждая провинція можетъ доставить войска.

-- Шико! Шико! вскричалъ король: -- и ты противъ меня? Не-уже-ли я окруженъ однѣми зловѣщими птицами?

-- Филинъ очень-хорошо поетъ ночью, отвѣчалъ Шико: -- потому-что поетъ въ свое время. Теперь же, Генрихъ, въ политикѣ наступила ночь, и я пою то, что тебѣ слышать надлежитъ. Посмотри на мою географическую карту и посуди самъ. Вотъ, во-первыхъ, анжуйская провинція, похожая на блинъ, видишь? вотъ здѣсь укрылся братъ твой. Гм! Одна анжуйская провинція при хорошемъ управленіи,-- а твой обер-егермейстеръ Монсоро и другъ твой Бюсси славные управители, -- итакъ, одна анжуйская провинція можетъ выставить намъ... то-есть, брату твоему, около десяти тысячь воиновъ...

-- Ты думаешь?

-- По-крайней-мѣрѣ; перейдемъ теперь въ Гіенну. Вотъ она: видишь фигуру, похожую на теленка съ одной ногой? Это-то и есть Гіенна. Тамъ чрезвычайно-много недовольныхъ, чрезвычайно-много. А потому Гіенна съ радостію возстанетъ не только противъ тебя, но противъ всей Франціи. Гіенна доставитъ восемь тысячь воиновъ; этого мало; но зато эти воины народъ храбрый, обстрѣленный, испытанный. Теперь -- налѣво отъ Гіенны Беарнъ и Наварра. Видишь эти двѣ клѣтки, похожія на обезьяну, сидящую на спинѣ слона. Наварру вы всѣ порядочно окорнали; но вмѣстѣ съ Беарномъ въ ней будетъ еще народонаселенія душъ триста или четыреста тысячь. Если Генрихъ прижметъ хорошенько Беарнъ и Наварру, такъ въ нихъ наберется еще до шестнадцати тысячь воиновъ. Итакъ, давай считать снова...

И Шико продолжалъ чертить и писать на пескѣ:

Десять тысячь изъ анжуйской провинціи.

Итого -- 10,000.

Восемь тысячь изъ Гіенны.

Итого -- 8,000.

Шестнадцать тысячь изъ Беарна и Наварры.

Итого -- 16,000.

Всего -- 34,000.

-- Развѣ ты думаешь, спросилъ Генрихъ: -- что король наваррскій вступитъ въ союзъ съ моимъ братомъ?

-- Еще бы!

-- Развѣ онъ доставилъ Франсуа средства къ бѣгству?

Шико пристально взглянулъ на Генриха.

-- Генрихъ, сказалъ онъ:-- это тебѣ кто-нибудь сказалъ?

-- Почему ты это думаешь?

-- Потому-что эта догадка не по тебѣ, Генрихъ.

-- Не въ томъ дѣло; отвѣчай мнѣ: Генрихъ ли Наваррскій помогъ брату моему бѣжать?

-- Я недавно слышалъ въ улицъ Ферониры выразительное "ventre-saint-gris!", объясняющее все дѣло.

-- Ты слышалъ выразительное восклицаніе короля наваррскаго? вскричалъ король.

-- Слышалъ, отвѣчалъ Шико.

-- Стало-быть, онъ былъ въ Парижѣ?

-- Вѣроятно.

-- Почему ты это думаешь?

-- Потому-что я самъ видѣлъ его.

-- Ты видѣлъ Генриха-Наваррскаго?

-- Видѣлъ.

Генрихъ задумался.

-- Слѣдовательно, и Анжу, и Беарнъ, и родной братъ мой Франсуа, и двоюродный Генрихъ...

-- А двоюродныхъ Гизовъ ты и забылъ?

-- Какъ! не-уже-ли ты думаешь, что и они возстанутъ противъ меня?

-- Тридцать-четыре тысячи воиновъ изъ Анжу, Гіенны, Беарна и Наварры, продолжалъ Шико, считая по пальцамъ: -- да тысячь двадцать или двадцать-пять доставятъ Гизы; итого пятидесяти-девятитысячная армія; сократимъ ее до пятидесятитысячной, такъ и тутъ выходитъ очень-порядочный итогъ, какъ ты самъ видишь.

-- Но Генрихъ-Наваррскій и герцогъ де-Гизъ враги!

-- Это ничего не значитъ! Они сначала соединятся противъ тебя, потомъ ужь будутъ рѣзаться между собою.

-- Ты правъ, Шико, и мать моя права; надо предупредить друзей; помоги мнѣ собрать швейцарскую стражу.

-- Гдѣ ее соберешь теперь! Келюсъ увелъ ее.

-- А придворную стражу?

-- Увелъ Шомбергъ.

-- Такъ, по-крайней-мѣрѣ, караулъ?

-- Ушелъ съ Можирономъ.

-- Какъ! вскричалъ Генрихъ:-- безъ моего приказанія?

-- А давно ли ты даешь приказанія, Генрихъ? Дѣло другое, еслибъ ты придумывалъ какую-нибудь религіозную процессію,-- тамъ ты полный властелинъ. Но въ управленіи государствомъ ты человѣкъ совершенно-посторонній! Этимъ занимаются Шомбергъ, Келюсъ и Можиронъ; о д'Эпернонѣ не говорю: тотъ тончайшій дипломатъ, такой скрытный, что въ случаи опасности его нигдѣ и не отъищешь.

-- Mordieu! вскричалъ Генрихъ:-- я докажу, что я король.

-- Полно, сынъ мой, возразилъ Шико:-- не горячись; ты король, это правда, да только седьмой или осьмой король въ своемъ государствъ.

Генрихъ прикусилъ губу и топнулъ ногой.

-- Это кто? вскричалъ Шико, смотря вдаль.

-- Что тамъ еще? спросилъ король.

-- Ventre-de-biche! Это они; смотри, Генрихъ, вотъ твои друзья.

И онъ показалъ королю трехъ или четырехъ молодыхъ людей, за которыми въ нѣкоторомъ разстояніи слѣдовала толпа всадниковъ и пѣшихъ.

Молодые люди готовились войдти въ Лувръ, не замѣтивъ въ темнотѣ ни короля, ни шута его.

-- Шомбергъ! вскричалъ король:-- Шомбергъ, сюда!

-- Кто меня зоветъ? спросилъ Шомбергъ.

-- Ступай только, сынъ мой, ступай скорѣе.

Шомбергъ узналъ короля по голосу и приблизился.

-- Какъ, ваше величество! вскричалъ онъ:-- это вы?

-- Какъ видишь; я не зналъ, куда вы дѣвались и нетерпѣливо ждалъ насъ. Что вы надѣлали?

-- Что мы надѣлали? спросилъ другой молодой человѣкъ.

-- А, Келюсъ! Ступай и ты сюда, сказалъ король:-- да смотри, ничего не начинай безъ моего приказанія.

-- Нечего начинать, сказалъ Можиронъ, подошедшій послѣ Келюса:-- все кончено.

-- Все кончено! повторилъ король.

-- И Богу слава! прибавилъ д'Эпернонъ, внезапно появившійся неизвѣстно откуда.

-- Аллилуйя! вскричалъ Шико, поднявъ руки къ небу.

-- Слѣдовательно, вы убили ихъ? спросилъ король.

Потомъ прибавилъ въ-полголоса:

-- Мертвые не возвращаются.

-- Вы убили ихъ, сказалъ Шико:-- ну, въ такомъ случаѣ, и дѣлать нечего!

-- Некого было убивать, отвѣчалъ Шомбергъ: -- они, какъ трусы, обратились въ бѣгство; мы едва успѣли сразиться съ ними.

Генрихъ поблѣднѣлъ.

-- Съ кѣмъ же вы сразились? спросилъ онъ.

-- Съ Антраге.

-- И онъ, вѣроятно, остался на мѣстѣ?

-- Напротивъ, онъ убилъ слугу Келюса.

-- Стало-быть, они защищались? спросилъ король.

-- Еще бы! вскричалъ Шико:-- вы заревѣли: "смерть Анжуйцамъ!" велѣли палить изъ пушекъ, звонить въ колокола и воображаете, что ваши непріятели глухи и не пріимутъ надлежащихъ мѣръ къ защитѣ!

-- И такъ, глухо и мрачно проговорилъ король:-- междоусобная война возгорѣлась.

При этихъ словахъ, Келюсъ вздрогнулъ.

-- Правда! сказалъ онъ въ-полголоса.

-- И вы это только теперь замѣчаете? спросилъ Шико.-- Впрочемъ, я готовъ биться объ-закладъ, что Шомбергъ и Можиронъ и теперь еще этого не замѣчаютъ.

-- Мы готовы защищать особу и престолъ его величества, сказалъ Шомбергъ.

-- Это можетъ сдѣлать г. де-Клиссонъ, и получше васъ, потому-что онъ меньше шумитъ, да больше дѣйствуетъ.

-- Почтеннѣйшій мосьё Шико, сказалъ Келюсъ: -- теперь вы насъ браните, а два часа тому вы кричали вмѣстѣ съ нами.

-- Я! вскричалъ Шико.

-- Разумѣется; вы громче насъ всѣхъ кричали: смерть Анжуйцамъ!

-- Такъ вѣдь я шутъ, дуракъ,-- это всѣмъ извѣстно; вы же люди умные...

-- Полноте ссориться, господа, сказалъ Генрихъ: -- подумаемъ лучше о томъ, что дѣлать.

-- Что угодно будетъ вашему величеству приказать? спросилъ Келюсъ.

-- Чтобъ вы немедленно приступили къ усмиренію народа съ тою же ревностію, съ какою взволновали его; чтобъ вы немедленно собрали стражу, караулъ и чтобъ всѣ ворота Лувра были заперты; пусть завтра граждане думаютъ, что вся эта исторія была не что-иное, какъ ссора загулявшихся шалуновъ.

Молодые люди почтительно удалились и стали передавать приказанія короля людямъ, слѣдовавшимъ за ними.

Генрихъ же воротился къ матери, съ мрачною, боязливою, но живою дѣятельностью отдававшей приказанія своимъ подчиненнымъ.

-- Что случилось? спросила она.

-- То, что вы предсказывали.

-- Они обратились въ бѣгство?

-- Увы!.. да.

-- А!.. что же далѣе?

-- Кажется, довольно и этого.

-- А въ городѣ?

-- Суматоха; впрочемъ, о горожанахъ я не забочусь: они у меня въ рукахъ.

-- Да, сказала Катерина: -- но провинціи...

-- Возмутятся, возстанутъ! продолжалъ Генрихъ.

-- Что же ты намѣренъ дѣлать?

-- Я вижу только одно средство.

-- Какое?

-- Я хочу предупредить опасность.

-- Какимъ образомъ?

-- Соберу свои войска, милицію; призову армію, и пойду прямо въ анжуйскую провинцію.

-- А герцогъ де-Гизъ?

-- Э, Боже мой, что такое герцогъ де-Гизъ! Я велю арестовать его, если нужно будетъ.

-- Прекрасно! Тѣмъ болѣе, что рѣшительныя мѣры тебѣ очень удаются.

-- Что же дѣлать?

Катерина опустила голову на грудь и задумалась.

-- Всѣ намѣренія твои неисполнимы, сынъ мой, сказала она.

-- А! вскричалъ Генрихъ съ досадой: -- я сегодня, по вашему мнѣнію, очень-глупъ?

-- Нѣтъ, но ты разстроенъ; успокойся сперва, прійди въ себя, и тогда мы увидимъ.

-- Но, матушка, теперь каждая минута дорога; посовѣтуйте хоть вы что-нибудь. Будемъ дѣйствовать...

-- Когда ты пришелъ сюда, сынъ мой, я раздавала приказанія.

-- Какія приказанія?

-- Для отъѣзда посланника.

-- Къ кому?

-- Къ твоему брату.

-- Посланника -- къ этому измѣннику? Вы унижаете меня, матушка!

-- Теперь гордость не кстати, строго произнесла Катерина.

-- Вы хотите, чтобъ я просилъ мира?

-- Чтобъ ты даже купилъ его, если нужно будетъ.

-- Но къ-чему же, къ-чему, Боже мой?

-- Э, мой сынъ, сказала Итальянка:-- хоть бы только для того, чтобъ по заключеніи мира уничтожить всѣхъ, затѣвающихъ теперь войну. Вѣдь ты самъ говорилъ, что желалъ бы имѣть ихъ въ своей власти?

-- Я бы далъ по провинціи на человѣка...

-- Кто желаетъ достигнуть цѣли, не долженъ гнушаться никакими средствами, продолжала Катерина рѣзкимъ голосомъ, пробудившимъ въ глубинѣ души Генриха ненависть и мщеніе.

-- Вы правы, матушка, сказалъ онъ:-- но кого пошлемъ мы къ нему?

-- Поищите между вашими друзьями.

-- Матушка, между ними нѣтъ никого, кому бы можно было ввѣрить это важное порученіе.

-- Такъ ввѣрьте его женщинѣ.

-- Женщинѣ! Матушка, не-уже-ли вы согласитесь?..

-- Сынъ мой, я стара и, быть-можетъ, это путешествіе ускоритъ часъ моей смерти; но я предпрійму его и прибуду въ Анжеръ прежде, нежели друзья твоего брата и самъ братъ твой поймутъ свою силу, свое могущество.

-- О! матушка, добрая матушка! вскричалъ Генрихъ, съ чувствомъ цалуя руки Катерины:-- вы моя защитница, моя благодѣтельница, мое Провидѣніе!

-- То-есть, я настоящая королева Франціи, проговорила Катерина, устремивъ на сына взоръ, въ которомъ выражалось столько же состраданія, сколько и привязанности.

VI.

Здѣсь доказывается, что признательность была одною изъ добродѣтелей Сен-Люка.

На другой день но пріѣздѣ г. де-Монсоро, онъ всталъ очень-рано и сошелъ на дворцовый дворъ.

Онъ хотѣлъ отъискать конюха, съ которымъ уже разговаривалъ, и разспросить его хорошенько о Роландѣ.

Графъ пришелъ въ обширную конюшню, гдѣ стояло сорокъ красивыхъ лошадей. Прежде всего, графъ сталъ глазами искать Роланда: Роландъ стоялъ на своемъ мѣстѣ и съ большимъ аппетитомъ истреблялъ сѣно и овесъ.

Потомъ де-Монсоро сталъ искать конюха. Онъ скоро нашелъ его.

-- Эй, пріятель! спросилъ графъ:-- не-уже-ли лошади его высочества пріучены возвращаться домой однѣ, безъ сѣдоковъ?

-- Никакъ нѣтъ, ваше сіятельство, отвѣчалъ конюхъ: -- но почему вы спрашиваете меня объ этомъ?

-- Потому-что вчера Роландъ...

-- Ахъ да! онъ воротился одинъ; о! это меня не удивляетъ; Роландъ преумное животное.

-- Да, я это самъ замѣтилъ; развѣ онъ не въ первый разъ возвращается такимъ образомъ домой?

-- Нѣтъ, въ первый; на немъ обыкновенно ѣздитъ самъ герцогъ; а его высочество ѣздитъ хорошо: его не скоро вышибешь изъ сѣдла.

-- И меня Роландъ не сбросилъ, сказалъ графъ, обидясь предположеніемъ конюха: -- хоть я не такой искусный ѣздокъ, какъ герцогъ анжуйскій; но не позволю никакому коню сбросить себя. Нѣтъ, мнѣ надобно было зайдти въ одинъ домъ, и я привязалъ Роланда къ дереву; когда я вышелъ изъ дому, его уже не было; я подумалъ, что его украли, или что кто-нибудь изъ придворныхъ подшутилъ надо мною.

-- Нѣтъ, Роландъ вернулся одинъ.

-- Странно, сказалъ Монсоро.

Онъ промолчалъ нѣсколько секундъ и потомъ, какъ-бы желая перемѣнить разговоръ, спросилъ:

-- А часто ли его высочество ѣздитъ на этомъ конѣ?

-- Пока не прибыли другія лошади, онъ ѣздилъ на немъ почти каждый день.

-- Когда его высочество воротился вчера?

-- За часъ до вашего сіятельства.

-- А на какой лошади ѣздилъ онъ вчера? не на пѣгой ли, съ бѣлыми ногами и звѣздочкой на лбу?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ конюхъ:-- вчера герцогъ ѣхалъ на Изоленѣ.

-- А не было ли кого въ свитѣ его высочества на пѣгой лошади?

-- Такой, какъ вы говорите, не знаю.

-- Гм! произнесъ Монсоро съ досадой.-- Хорошо! Осѣдлай мнѣ лошадь.

-- Не прикажете ли Роланда?

-- Развѣ герцогъ запретилъ мнѣ давать его?

-- Нѣтъ, напротивъ; шталмейстеръ его высочества далъ мнѣ знать, что вы можете брать какую вамъ вздумается лошадь.

Монсоро кивнулъ головою конюху, который тотчасъ же принялся сѣдлать Роланда.

-- Послушай, сказалъ графъ, когда конюхъ подвелъ къ нему лошадь:-- отвѣчай на мои вопросы.

-- Съ удовольствіемъ, ваше сіятельство.

-- Сколько получаешь ты въ годъ?

-- Двадцать экю.

-- Хочешь ли заразъ получить столько, сколько получишь въ десять лѣтъ?

-- Какъ не хотѣть! Да какимъ-образомъ?

-- Развѣдай, кто ѣздилъ вчера на буромъ конѣ съ бѣлыми ногами и звѣздочкой на лбу.

-- Трудно узнать, ваше сіятельство; мало ли дворянъ пріѣзжаютъ теперь къ его высочеству! сказалъ конюхъ.

-- Правда; но за двѣсти экю можно потрудиться.

-- Конечно; и я употреблю всѣ усилія...

-- Хорошо; а чтобъ усилія твои не пропали даромъ, хотя бы ты и не узналъ, такъ вотъ тебѣ на первый случай десять экю.

-- Благодарю, ваше сіятельство.

Едва графъ произнесъ эти слова, какъ послышались чьи-то шаги.

Онъ оглянулся и вскричалъ:

-- Мосьё де-Бюсси!

-- А, здравствуйте, мосьё де-Монсоро, сказалъ Бюсси: -- вы въ Анжерѣ! какимъ чудомъ?

-- Но вы сами какъ здѣсь? Въ Парижѣ носились слухи, что вы нездоровы.

-- Точно, я и теперь нездоровъ, сказалъ Бюсси:-- докторъ предписалъ мнѣ величайшій покой, и я цѣлую недѣлю не выѣзжалъ изъ города... А-га! вы приказали осѣдлать себѣ Роланда? славный конь! Я продалъ его герцогу, и онъ такъ доволенъ имъ, что почти на немъ одномъ только и ѣздитъ.

Монсоро поблѣднѣлъ.

-- Да, сказалъ онъ: -- славное животное!

-- По всему видно, что вы знатокъ въ лошадяхъ, сказалъ Бюсси.

-- Да, я уже вчера ѣздилъ на Роландѣ.

-- Отъ-того вы его сегодня опять выбрали?

-- Именно.

-- Вы, кажется, говорили сейчасъ, что хотите устроить намъ охоту?

-- Да, по желанію принца.

-- Мнѣ говорили, что здѣсь много оленей.

-- Много.

-- А какое мѣсто намѣрены вы осмотрѣть?

-- Меридорское имѣніе.

-- А! произнесъ Бюсси, поблѣднѣвъ въ свою очередь.

-- Не угодно ли вамъ ѣхать со мною? спросилъ Монсоро.

-- Нѣтъ, благодарю, отвѣчалъ Бюсси:-- мнѣ что-то опять нездоровится... я пойду лучше спать.

-- Такъ и есть! вскричалъ кто-то звучнымъ голосомъ на порогѣ конюшни:-- опять вы встали и вышли безъ моего позволенія!

-- Годуэнъ! сказалъ Бюсси:-- онъ опять пріймется журить меня. Прощайте, графъ. Поберегите Роланда.

-- Будьте спокойны.

-- Скажи, чтобъ доложили принцу, что я поѣхалъ осматривать мѣстности для устройства охоты.

Бюсси удалился, а Монсоро ускакалъ.

-- Что съ вами? спросилъ Годуэнъ: -- вы такъ блѣдны, что я начинаю думать, что вы въ-самомъ-дѣлѣ больны?

-- Знаешь ли, куда онъ поѣхалъ? спросилъ Бюсси.

-- Не знаю.

-- Въ Меридоръ.

-- А не-уже-ли вы думали, что онъ не поѣдетъ туда?

-- Боже мой! что случится послѣ вчерашняго происшествія?

-- Графиня де-Монсоро отопрется.

-- Но онъ самъ видѣлъ.

-- Она увѣритъ его, что ему померещилось.

-- Нѣтъ, Діана слишкомъ робка.

-- Ахъ, графъ, графъ! Плохо же вы знаете женщинъ!

-- Реми, я нездоровъ.

-- Такъ ступайте домой. Я пропишу вамъ...

-- Что такое?

-- Пулярдку, кусокъ ветчины и нѣсколько десятковъ раковъ.

-- Ахъ, Боже мой! Я не голоденъ.

-- Потому-то и должны ѣсть.

-- Реми, я предчувствую, что этотъ палачъ задумываетъ какую-нибудь катастрофу. Напрасно я не принялъ предложенія его ѣхать съ нимъ!

-- Это зачѣмъ?

-- Чтобъ защитить Діану.

-- Графиня сама съумѣетъ защитить себя; я уже говорилъ это вамъ и еще разъ повторяю... Пойдемте; вы забываете, что вы нездоровы... Зачѣмъ вышли вы безъ моего позволенія?

-- Меня до того мучило безпокойство, что я не могъ усидѣть на мѣстѣ.

Реми пожалъ плечами, увелъ Бюсси и усадилъ его за сытный столъ.

Между-тѣмъ, графъ де-Монсоро выѣзжалъ изъ Анжера въ тѣ же ворота, какъ и наканунѣ.

Онъ съ намѣреніемъ велѣлъ осѣдлать себѣ Роланда, желая удостовѣриться, случайно, или по привычкѣ умное животное привезло его къ оградѣ парка. Выѣхавъ изъ дворца, онъ опустилъ поводья.

Роландъ повернулъ немедленно на лѣво.

Нѣсколько минутъ спустя, онъ уже бѣжалъ по извилистой тропинкѣ, потомъ по полю, и наконецъ завернулъ въ лѣсъ. Какъ и наканунѣ, по мѣрѣ приближенія къ Меридору, Роландъ ускорялъ свой бѣгъ; наконецъ, рысь его превратилась въ галопъ и, сорокъ или пятьдесятъ минутъ спустя, графъ де-Монсоро находился у ограды, близь знакомаго ему пролома.

Все окрестъ было тихо, нѣмо; нигдѣ не видно было другаго коня.

Графъ Монсоро соскочилъ съ лошади; но, чтобъ не подвергнуться опять непріятности воротиться въ городъ пѣшкомъ, онъ обвилъ поводья вокругъ руки и полѣзъ на стѣну.

Но въ паркъ было такъ же тихо и пустынно, какъ и за оградой его. Изрѣдка олени, рѣзвязь и играя, пробѣгали по безконечнымъ аллеямъ.

Графъ разсудилъ, что не зачѣмъ было терять напрасно времени. Влюбленные, испуганные вчера его появленіемъ, либо отказались отъ своихъ свиданій, либо избрали другое мѣсто. Онъ сѣлъ на лошадь и послѣ четверти часа тихой рыси, подъѣхалъ къ рѣшеткѣ замка.

Старый баронъ, занимавшійся на дворѣ своими собаками, увидалъ зятя и церемоніально вышелъ къ нему на встрѣчу.

Діана, сидѣвшая подъ густымъ деревомъ, читала стихотворенія Маро. Гертруда, вѣрная служанка ея, сидѣла въ нѣкоторомъ разстояніи и что-то вышивала.

Поклонившись барону, графъ увидѣлъ жену и пошелъ къ ней.

Діана встала, ступила три шага впередъ и церемоніально присѣла.

-- Какое спокойствіе, или какое коварство! подумалъ графъ: -- я узнаю, какой бѣсъ обитаетъ въ этомъ тихомъ омутѣ!

Графъ отдалъ коня слугѣ, и оборотившись опять къ Діанѣ, сказалъ:

-- Мнѣ надобно переговорить съ вами, графиня.

-- Извольте, графъ, отвѣчала Діана.

-- Останетесь ли вы у насъ, графъ? спросилъ баронъ.

-- Останусь до завтра.

Баронъ удалился, чтобъ заняться убранствомъ комнаты зятя своего по всѣмъ правиламъ гостепріимства.

Монсоро указалъ Діанѣ мѣсто, съ котораго она встала, а самъ сѣлъ на мѣсто Гертруды, вперивъ въ молодую женщину проницательный, грозный взоръ.

-- Съ кѣмъ были вы вчера вечеромъ въ паркѣ? спросилъ графъ.

Діана подняла на него ясный, свѣтлый взоръ.

-- Въ которомъ часу? спросила она твердымъ, спокойнымъ голосомъ.

-- Въ шесть часовъ.

-- Въ какомъ мѣстѣ?

-- Близъ старой роши.

-- Я не была тамъ.

-- Вы были тамъ, графиня! вскричалъ Монсоро утвердительно.

-- Кто это вамъ сказалъ? спросила Діана.

Монсоро былъ до того пораженъ спокойствіемъ ея, что не нашелся, что отвѣчать; но вскорѣ гнѣвъ его взялъ опять верхъ надъ смущеніемъ.

-- Какъ зовутъ этого человѣка? вскричалъ онъ.

-- Какого человѣка?

-- Который прогуливался съ вами въ паркѣ.

-- Я уже сказала вамъ, что не была вчера вечеромъ въ паркѣ.

-- А я вамъ говорю, что были! вскричалъ Монсоро, топнувъ ногою.

-- Ошибаетесь, холодно отвѣчала Діана.

-- Какъ смѣете вы отпираться, когда я самъ видѣлъ?

-- А! такъ вы видѣли?

-- Да, я самъ видѣлъ. Какъ смѣете вы отпираться, когда въ Меридорѣ нѣтъ другой женщины, кромѣ васъ?

-- Опять ошибаетесь, графъ: Жанна де-Бриссакъ здѣсь.

-- Графиня де-Сен-Люкъ?

-- Да, подруга моего дѣтства.

-- А графъ?

-- Не отходитъ отъ своей жены; вѣдь вы знаете, что они обвѣнчались по любви... Вы, вѣроятно, ихъ и видѣли вчера.

-- Нѣтъ, не ихъ!.. Я видѣлъ васъ съ мужчиной, имени котораго я не знаю, но узнаю, клянусь вамъ!

-- Слѣдовательно, вы твердо убѣждены въ томъ, что видѣли меня?..

-- Я узналъ васъ, говорятъ вамъ! Вы вскрикнули, и я узналъ васъ по голосу.

-- Мы будемъ продолжать начатой разговоръ, когда вы будете разсудительнѣе, графъ; теперь же я считаю болѣе приличнымъ удалиться.

-- Вы останетесь! сказалъ Монсоро, схвативъ Діану за руку.

-- Графъ, сказала Діана: -- вотъ идетъ г. де-Сен-Люкъ и жена его. Надѣюсь, вы умѣрите при нихъ свои порывы.

Въ это самое время, зазвучалъ обѣденный колокольчикъ; въ концѣ аллеи появились Сен-Люкъ и жена его.

Они узнали графа и, догадавшись, что присутствіе ихъ могло вывести Діану изъ непріятнаго положенія, скоро приблизились.

Графиня де-Сен-Люкъ съ приличною важностью поклонилась г. Монсоро, Сен-Люкъ радушно подалъ ему руку. Они помѣнялись привѣтствіями; потомъ Сен-Люкъ подвинулъ жену свою впередъ, чтобъ она пошла съ графомъ, а самъ предложилъ руку Діанѣ.

Всѣ пошли къ дому.

Въ Меридорскомъ-Замкѣ обѣдали въ то время въ девять часовъ утра, по старому обычаю, сохранившемуся со временъ блаженной памяти короля Лудовика XII.

Графъ Монсоро сидѣлъ между Сен-Люкомъ и женой его. Діана, удаленная отъ мужа, благодаря ловкости Жанны, сидѣла между Сен-Люкомъ и старымъ барономъ.

За обѣдомъ разговоръ былъ общій; говорили, разумѣется, о прибытіи герцога анжуйскаго въ Анжеръ и о неизбѣжныхъ послѣдствіяхъ этого происшествія.

Монсоро охотно перемѣнилъ бы предметъ разговора, но собесѣдники его были упрямы; о чемъ бы онъ ни заговаривалъ, они все возвращались къ прибытію герцога.

Сен-Люкъ въ жизнь свою не былъ такъ разговорчивъ; Діана взоромъ благодарила его.

-- Сен-Люкъ глупъ и болтаетъ какъ сорока, думалъ графъ; отъ него я могу все узнать; онъ откроетъ мнѣ тайну, которая такъ ужасно терзаетъ меня.

Г. Монсоро не могъ знать Сен-Люка, поступивъ ко двору въ то самое время, когда онъ бѣжалъ отъ него.

Рѣшившись воспользоваться его мнимой простотой, онъ сталъ дружески разговаривать съ нимъ. Сен-Люкъ же дѣлалъ по-временамъ Діанѣ знаки, какъ-бы желая сказать ей:

-- Успокойтесь, графиня, у меня родилась счастливая мысль.

Въ слѣдующей главѣ мы узнаемъ мысль Сен-Люка.

VII.

Счастливая мысль г. де-Сен-Люка.

Послѣ обѣда, Монсоро взялъ новаго друга своего подъ-руку и вышелъ съ нимъ вмѣстѣ изъ замка.

-- Какъ я счастливъ, сказалъ онъ ему: -- что засталъ васъ здѣсь; вы не повѣрите, съ какимъ страхомъ я помышлялъ о скукѣ, меня здѣсь ожидающей.

-- Вотъ прекрасно! возразилъ Сен-Люкъ: -- а жена ваша? что касается до меня, то съ женою я готовъ жить въ пустынѣ.

-- Конечно, отвѣчалъ Монсоро:-- однакожь...

-- Что, однакожь?

-- Однакожь, я все-таки радъ, что нашелъ васъ здѣсь.

-- Покорно васъ благодарю за комплиментъ, сказалъ Сен-Люкъ, играя золотой зубочисткой:-- нѣтъ! съ такою женою и въ такомъ прелестномъ имѣніи скучать невозможно.

-- Ба! сказалъ Монсоро: -- я провелъ половину жизни своей въ лѣсахъ.

-- Тѣмъ менѣе вамъ должно быть скучно въ нихъ, сказалъ Сен-Люкъ.-- Мнѣ кажется, чѣмъ долѣе живешь въ лѣсахъ, тѣмъ болѣе привязываешься къ нимъ; хоть бы этотъ паркъ -- какъ онъ очарователенъ! Мнѣ будетъ чрезвычайно грустно, когда прійдется разставаться съ нимъ. Къ-несчастію, эта разлука предстоитъ мнѣ очень-скоро.

-- Зачѣмъ же вы хотите ѣхать?

-- Ахъ, графъ! Можетъ ли человѣкъ располагать своей судьбою? Онъ подобенъ листку, уносимому вѣтромъ по равнинамъ и холмамъ, безъ опредѣленной цѣли. Вы счастливы, графъ!

-- Счастливъ... чѣмъ?

-- Что можете жить въ этомъ очаровательномъ мѣстѣ.

-- О! сказалъ Монсоро:-- я, вѣроятно, останусь здѣсь не долго.

-- Отъ-чего? Я увѣренъ, что поживете денька два и не захотите выѣхать отсюда.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Монсоро: -- нѣтъ! я совсѣмъ не страстный поклонникъ природы и не люблю этого парка, которымъ вы такъ восхищаетесь.

-- Не любите? спросилъ Сен-Люкъ.

-- Не люблю, повторилъ Монсоро.

-- Отъ-чего же?

-- Отъ-того, что онъ не безопасенъ, какъ мнѣ кажется.

-- Не безопасенъ? съ изумленіемъ спросилъ Сен-Люкъ.-- Ахъ, да! потому-что онъ такъ обширенъ и уединенъ?

-- Нѣтъ, не потому. Вѣдь къ вамъ въ Меридоръ пріѣзжаютъ же гости?

-- Гости? нѣтъ, отвѣчалъ Сен-Люкъ очень-простодушно: -- ни души.

-- Не-уже-ли?

-- Рѣшительно, ни души.

-- Не-уже-ли не пріѣзжалъ кто-нибудь изъ сосѣдей?

-- При мнѣ, по-крайней-мѣрѣ, никто не пріѣзжалъ.

-- И никто изъ придворныхъ? изъ Анжера?

-- Никто.

-- Быть не можетъ!

-- Право, никто.

-- Перестаньте, вы обижаете анжуйскихъ дворянъ.

-- Не знаю, обижаю ли я ихъ, но чортъ меня побери, если я видѣлъ здѣсь хоть одного изъ нихъ!

-- Слѣдовательно, я ошибся.

-- Совершенно. Но возвратимся къ прежнему разговору: вы говорили, что паркъ не безопасенъ. Не водятся ли въ немъ медвѣди?

-- О, нѣтъ,

-- Волки?

-- Нѣтъ.

-- Воры?

-- Можетъ-быть. Знаете ли, любезный графъ: ваша жена очень-хороша собою.

-- Да, не дурна.

-- Часто ли она прогуливается въ паркѣ?

-- Часто: она тоже обожаетъ природу; но къ-чему этотъ вопросъ?

-- Такъ; а какъ она прогуливается, одна или съ вами?

-- Всегда со мною.

-- Всегда?

-- Почти-всегда; но къ-чему эти разспросы?

-- Такъ, любезный Сен-Люкъ, такъ... Знаете ли...

-- Что такое?

-- Что мнѣ разсказывали?

-- Не знаю. Говорите.

-- Вы не разсердитесь?

-- Я никогда не сержусь.

-- Впрочемъ, мужья обязаны сообщать другъ другу подобныя вещи; мнѣ говорили, что по вечерамъ въ паркѣ бродитъ какой-то мужчина.

-- Мужчина?

-- Да.

-- И этотъ мужчина приходитъ къ моей женѣ?

-- О! я этого не говорю.

-- Отъ-чего? Говорите, говорите, любезный мосьё Монсоро: -- это очень-интересно; кто же видѣлъ этого мужчину?

-- Ахъ, оставимте это!

-- Нѣтъ, скажите. Вѣдь надобно же о чемъ-нибудь разговаривать. А предмета интереснѣе этого я не знаю. Итакъ, вы говорите, что этотъ мужчина приходить къ моей женѣ. Скажите, пожалуйста!

-- Послушайте... признаюсь вамъ откровенно: мнѣ кажется, что онъ приходилъ не къ вашей женѣ.

-- Такъ къ кому же?

-- Мнѣ кажется, что онъ приходилъ къ Діанѣ.

-- А! тѣмъ лучше.

-- Какъ, тѣмъ лучше?

-- Разумѣется. Будто вы не знаете, какіе страшные эгоисты мужья. Каждый за себя, Богъ за всѣхъ!

-- Прескверное правило!

-- Итакъ, вы думаете, что приходилъ мужчина?

-- Не думаю, а видѣлъ.

-- Вы видѣли мужчину въ паркѣ?

-- Видѣлъ.

-- Одного?

-- Нѣтъ, съ графиней Монсоро.

-- Когда?

-- Вчера.

-- Гдѣ?

-- Вотъ здѣсь; нѣсколько-лѣвѣе.

Монсоро съ намѣреніемъ направилъ шаги къ старой рощѣ и пролому въ оградѣ.

-- Ахъ, въ-самомъ-дѣлѣ! сказалъ Сен-Люкъ: -- посмотрите, въ какомъ жалкомъ состояніи эта стѣна; надо сказать барону, что портятъ его ограду.

-- Не подозрѣваете ли вы кого?

-- Кто, я?

-- Да.

-- Въ чемъ?

-- Въ свиданіяхъ съ моею женою.

Сен-Люкъ задумался. Монсоро съ нетерпѣніемъ ожидалъ результата его размышленій.

-- Ну, что? спросилъ онъ.

-- Подозрѣваю... сказалъ Сен-Люкъ:-- только одного человѣка.

-- Кого же?

-- Васъ, отвѣчалъ Сен-Люкъ, пристально взглянувъ въ лицо графу.

-- Вы шутите, сказалъ Монсоро, съ изумленіемъ взглянувъ на Сен-Люка.

-- Ни мало. Въ первые дни своей женитьбы, я самъ дѣлалъ такія штуки. Что жь въ этомъ удивительнаго?

-- Я вижу, что вы съ намѣреніемъ уклоняетесь отъ предмета нашего разговора; но не боитесь, любезный другъ... я вооружился мужествомъ. Помогите же мнѣ узнать, кто былъ этотъ мужчина: вы окажете мнѣ этимъ большую услугу.

Сен-Люкъ почесалъ за ухомъ.

-- Право, никого, кромѣ васъ, не знаю, сказалъ онъ.

-- Перестаньте шутить; дѣло это слишкомъ-серьёзно...

-- Вы думаете?

-- Говорятъ вамъ, что я самъ видѣлъ.

-- Гм! Да какъ же проходитъ сюда этотъ мужчина?

-- Разумѣется, тайкомъ.

-- Часто?

-- Полагаю, если онъ ногами пробилъ себѣ ступени въ стѣнѣ; посмотрите.

-- Въ-самомъ-дѣлѣ!

-- Не-уже-ли вы никогда не замѣчали?..

-- Правду сказать, замѣчалъ.

-- А! произнесъ Монсоро: -- говорите же, что вы замѣтили?

-- Что сюда ходитъ мужчина.

-- Что же вы?..

-- Не обращалъ на это вниманія; я думалъ, что это вы.

-- Говорятъ вамъ, что не я!

-- Вѣрю, вѣрю.

-- Вѣрите?

-- Совершенно.

-- Такъ кто же приходилъ?

-- Кто-нибудь другой.

Обер-егермейстеръ грозно взглянулъ на Сен-Люка, на лицѣ котораго выражалась самая наивная безпечность.

-- А! вскричалъ онъ съ такимъ гнѣвомъ, что Сен-Люкъ невольно взглянулъ на него.

-- Постойте, сказалъ вдругъ молодой человѣкъ...

-- Говорите, говорите!

-- Не приходилъ ли...

-- Кто?

-- Впрочемъ, нѣтъ.

-- Нѣтъ?

-- А впрочемъ, очень можетъ быть...

-- Да кто же? кто, кто?

-- Герцогъ анжуйскій.

-- Я самъ это думалъ, отвѣчалъ Монсоро: -- но по справкамъ оказалось, что не онъ.

-- Эге! герцогъ хитеръ.

-- Да; но не онъ былъ здѣсь.

-- Вы требуете, чтобъ я сказалъ вамъ свое мнѣніе, а между-тѣмъ, не принимаете моихъ предположеній...

-- Вы живете въ замкѣ, слѣдовательно, должны не предполагать, а знать...

-- Постоите, вскричалъ Сен-Дюкъ.

-- Нашли?

-- Новая мысль. Если не вы, и не герцогъ, такъ, должно быть, я былъ въ паркѣ.

-- Вы?

-- Отъ-чего же нѣтъ?

-- Зачѣмъ вамъ снаружи подъѣзжать къ парку, перелѣзать черезъ ограду, когда вы можете прямо проидти?

-- Э, Боже мой! я ужасно прихотливъ, отвѣчалъ Сен-Люкъ.

-- Но зачѣмъ вамъ было бѣжать при моемъ появленіи?

-- Какъ, зачѣмъ? Со страху.

-- Такъ, стало-быть, вы поступали дурно? спросилъ графъ, не будучи болѣе въ силахъ удерживать своего гнѣва.

-- Можетъ-быть.

-- Вы, кажется, насмѣхаетесь надо мною! вскричалъ Монсоро поблѣднѣвъ.-- Вотъ уже четверть часа, какъ вы толкуете мнѣ пустяки.

-- Ошибаетесь! возразилъ Сен-Люкъ, вынувъ изъ кармана часы и взглянувъ на Монсоро такъ пристально и съ такимъ спокойствіемъ, что тотъ невольно задрожалъ, не смотря на свое свирѣпое мужество: -- не четверть часа, а двадцать минутъ.

-- Вы оскорбляете меня! вскричалъ граъъ.

-- А вы что дѣлаете, разспрашивая меня какъ шпіона?

-- А! теперь я все понимаю!

-- Позвольте узнать, что вы понимаете?

-- Я понимаю, что вы заодно съ измѣнникомъ, съ трусомъ, котораго я вчера чуть не убилъ.

-- Еще бы! Онъ мой другъ.

-- Въ такомъ случаѣ, я убью васъ вмѣсто его.

-- Не-уже-ли? Вы убьете меня у себя въ домѣ? И даже не предувѣдомивъ меня?

-- Подлецовъ и измѣнниковъ я убиваю какъ собакъ! вскричалъ графъ съ бѣшенствомъ.

-- А, г. де-Монсоро, возразилъ де-Сен-Люкъ:-- какъ вы дурно воспитаны! и какъ обращеніе съ дикими звѣрями сдѣлало васъ грубымъ! Фи!..

-- Развѣ вы не видите, что теперь я на все способенъ! заревѣлъ графъ, ставъ предъ Сен-Люка со скрещенными на груди руками и съ лицомъ, обезображеннымъ еще болѣе яростію.

-- Вижу, mordieu, вижу!.. Честное слово, г. де-Монсоро, ярость вамъ не къ-лицу... на васъ смотрѣть страшно.

Графъ, внѣ себя, схватился за шпагу.

-- Берегитесь, сказалъ Сен-Люкъ:-- вы зачинщикъ. Будьте сами свидѣтелемъ того, что я совершенно равнодушенъ и хладнокровенъ.

-- Да, молокососъ, я зачинщикъ! Да, презрѣнный миньйонъ, я вызываю тебя!

-- Такъ потрудитесь перелѣзть черезъ ограду, г. де-Монсоро; по-ту-сторону мы будемъ на чужой землѣ.

-- Все равно, вскричалъ графъ.

-- Вамъ все равно убивать вашихъ гостей, а мнѣ совсѣмъ не все равно убивать хозяина.

-- Такъ пойдемте, сказалъ Монсоро, поспѣшно перебираясь черезъ ограду.

-- Тише, графъ, осторожнѣе; нѣкоторые камни едва держатся... ради Бога, не ушибитесь!

И Сен-Люкъ отправился вслѣдъ за обер-егермейстеромъ.

-- Скорѣе, скорѣе! кричалъ графъ, становясь въ позицію.

-- А я еще пріѣхалъ сюда на отдыхъ! думалъ Сен-Люкъ: -- вотъ тебѣ и отдыхъ.

И онъ соскочилъ на другую сторону.

VIII.

Какъ г. де-Сен-Люкъ показалъ г. де-Монсоро ударъ шпагой, которому научилъ его король.

Г. де-Монсоро ожидалъ Сен-Люка со шпагой въ рукахъ и съ бѣшенствомъ топая ногой.

-- Готовъ ли ты? вскричалъ онъ.

-- Эге! да вы не церемонитесь, сказалъ Сен-Люкъ:-- вы стали спиной къ солнцу; это очень-удобно.

Монсоро отступилъ нѣсколько въ сторону.

-- Вотъ это дѣло другое, сказалъ Сен-Люкъ:-- теперь мнѣ, по-крайней-мѣрѣ, солнце не будетъ свѣтить прямо въ глаза.

-- Не щади меня, потому-что я тебя щадить не буду! вскричалъ де-Монсоро.

-- Не-уже-ли вы, не шутя, хотите убить меня?

-- Хочу ли!.. о, да!.. хочу, хочу!

-- Человѣкъ предполагаетъ, а Богъ располагаетъ, сказалъ Сен-Люкъ, обнажая шпагу.

-- Что ты говоришь?..

-- Что я говорю?.. посмотрите на красные и желтенькіе цвѣточки, которые растутъ въ травѣ за вами.

-- Что же?

-- Я положу васъ на эти цвѣты!

И онъ сталъ въ позицію, не переставая смѣяться.

Монсоро съ яростью напалъ на него и нанесъ съ изумительною ловкостью два или три удара, отъ которыхъ Сен-Люкъ искусно уклонился.

-- Браво, мосьё де-Монсоро! говорилъ молодой человѣкъ, продолжая защищаться отъ отчаянныхъ ударовъ своего противника:-- вы очень-мило владѣете шпагой... и только я, да Бюсси можемъ помѣряться съ вами... другаго вы давно бы отправили на тотъ свѣтъ... Браво, мосьё де-Монсоро!

Монсоро поблѣднѣлъ, увидѣвъ, съ какимъ человѣкомъ имѣетъ дѣло.

-- Вамъ, можетъ-быть, удивительно, что я ловко владѣю шпагой? Надо вамъ сказать, что король, который, какъ вамъ извѣстно, очень любитъ меня, давалъ мнѣ уроки и научилъ меня, между прочимъ, одному удару, который я сейчасъ буду имѣть честь показать вамъ. Говорю это для того, что если мнѣ прійдется убить васъ съ разу, такъ, по-крайней-мѣрѣ, вы будете имѣть то утѣшеніе, что васъ убилъ ученикъ самого короля!

-- Вы слишкомъ остроумны, сказалъ Монсоро, нападая съ яростью на Сен-Люка.

-- Такимъ Богъ меня создалъ, съ скромностью возразилъ молодой человѣкъ и отскочилъ нѣсколько въ сторону, чтобъ уклониться отъ удара обер-егермейстера. Это движеніе Сен-Люка заставило и де-Монсоро отскочить въ сторону, но такъ неудачно, что онъ обратился лицомъ прямо къ солнцу.

-- А-га! вскричалъ Сен-Люкъ:-- вы предупредили мое желаніе! Впрочемъ, я самъ очень-ловко разсчиталъ свой скачокъ. Неправда ли? Сейчасъ у васъ было пятьдесятъ шансовъ изо-ста быть убитымъ, а теперь ровно девяносто девять.

И съ ловкостью, силою и яростью, которыхъ невозможно было предполагать въ этомъ изнѣженномъ, женоподобномъ молодомъ человѣкѣ, Сен-Люкъ нанесъ сряду и безъ остановки пять ударовъ обер-егермейстеру; послѣдній едва успѣвалъ защищаться, но послѣ каждаго удара болѣе-и-болѣе терялъ присутствіе духа; наконецъ, при шестомъ ударѣ, онъ совершенно растерялся, и шпага Сен-Люка вонзилась въ грудь его.

Монсоро простоялъ еще около секунды, подобно дубу, съ корнями вырванному изъ земли и ожидающему только легкаго дуновенія, чтобъ упасть.

-- Вотъ вамъ и всѣ сто шансовъ, сказалъ Сен-Люкъ:-- замѣтьте, графъ, что вы непремѣнно упадете на цвѣты, о которыхъ я вамъ говорилъ.

Силы покинули графа; руки его опустились, глаза закрылись; колѣни подогнулись, и онъ упалъ на густую траву, испещренную цвѣтами.

Сен-Люкъ спокойно вытеръ свою шпагу и спокойно смотрѣлъ, какъ смертная блѣдность постепенно разливалась по лицу умиравшаго.

-- А! вы убили меня... проговорилъ Монсоро.

-- Я употреблялъ для того все свое искусство, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- но теперь, когда вы готовы отправиться на тотъ свѣтъ, мнѣ, чортъ возьми, жаль васъ! Вы ужасно ревнивы, это правда, но вмѣстѣ съ тѣмъ вы храбрый человѣкъ.

И, весьма-довольный этою надгробною рѣчью, Сен-Люкъ, преклонивъ одно колѣно возлѣ Монсоро, спросилъ его:

-- Скажите мнѣ свою послѣднюю волю и, даю вамъ честное слово дворянина, она будетъ исполнена; я знаю, что раненнаго всегда мучитъ жажда. Принести вамъ воды?

Монсоро не отвѣчалъ. Обратившись лицомъ къ травѣ, онъ зубами кусалъ ее и ногтями рылъ землю, обагренную его кровью.

-- Бѣдняжка! сказалъ Сен-Люкъ вставая.-- О, дружба! дружба! Какъ ты иногда дорого стоишь.

Монсоро открылъ глаза, пытался поднять голову и страшно застоналъ.

-- Онъ умеръ... сказалъ Сен-Люкъ: -- Богъ съ нимъ!.. Легко сказать: Богъ съ нимъ!.. А все-таки я убилъ человѣка! Глупо!

И, перескочивъ обратно въ паркъ, онъ скорыми шагами пошелъ къ замку.

Вскорѣ онъ увидалъ Діану: она разговаривала съ Жанной.

-- Какъ трауръ будетъ ей къ-лицу! подумалъ Сен-Люкъ. Потомъ, подошелъ къ молодымъ женщинамъ, онъ сказалъ Діанѣ:

-- Простите, графиня, но мнѣ непремѣнно надобно сказать слова два женѣ...

-- Извольте, отвѣчала графиня де-Монсоро: -- я пока пойду къ батюшкѣ, въ библіотеку; приходи туда, Жанна, когда переговоришь съ своимъ мужемъ.

-- Непремѣнно, отвѣчала Жанна.

И Діана удалилась, ласково кивнувъ молодымъ супругамъ головою.

Сен-Люкъ остался одинъ съ женою.

-- Что случилось? спросила Жанна весело: -- какой ты сегодня мрачный!

-- Да, по-неволѣ будешь мраченъ, отвѣчалъ Сен-Люкъ.

-- Что же случилось?

-- Маленькая непріятность.

-- Съ тобою? спросила робко молодая женщина.

-- Не со мною, а...

-- Съ кѣмъ же?

-- Съ тѣмъ, съ кѣмъ я прогуливался.

-- Съ графомъ де-Монсоро?

-- Да. Бѣдный!

-- Что съ нимъ случилось?

-- Кажется, онъ умеръ.

-- Умеръ! вскричала Жанна съ весьма-понятнымъ волненіемъ: -- умеръ!

-- Да, умеръ.

-- Вѣдь онъ сейчасъ былъ здоровъ, говорилъ, глядѣлъ...

-- Отъ-того онъ и умеръ, что слишкомъ-много говорилъ и глядѣлъ.

-- Сен-Люкъ, другъ мой! вскричала молодая женщина, схвативъ обними руками мужа.

-- Что?

-- Ты скрываешь отъ меня...

-- Право, ничего не скрываю; я даже готовъ сказать, гдѣ онъ умеръ.

-- Гдѣ?

-- Тамъ, за оградой, гдѣ другъ нашъ Бюсси обыкновенно привязываетъ свою лошадь.

-- Ты убилъ его!

-- Разумѣется, я. Кому же больше? Насъ было двое: я возвращаюсь домой живъ и здоровъ... Кажется, тутъ не трудно угадать, кто кого убилъ.

-- Несчастный!

-- Ахъ, моя милая, ты ничего не знаешь: онъ самъ вызвалъ, оскорбилъ меня; онъ первый обнажилъ шпагу. Что жь мнѣ было дѣлать?

-- О! это ужасно, ужасно! Бѣдный графъ!

-- Ну, такъ и есть! Я готовъ держать пари, что черезъ недѣлю Монсоро прослыветъ святымъ, а я злодѣемъ, извергомъ!

-- Но ты не можешь долѣе оставаться здѣсь! вскричала Жанна:-- ты не можешь жить подъ кровомъ человѣка, убитаго тобою.

-- Я это очень-хорошо знаю, а потому и пришелъ просить тебя готовиться къ отъѣзду.

-- Не раненъ ли ты, другъ мой?

-- А! теперь я помирюсь съ тобою за этотъ вопросъ; нѣтъ, у меня, благодаря Бога, нѣтъ и царапины.

-- Такъ уѣдемъ.

-- И поскорѣе, потому-что вѣсть объ этомъ несчастномъ приключеніи быстро распространится.

-- Какое несчастіе! вскричала г-жа де-Сен-Люкъ.

-- Что дѣлать!

-- Ахъ, Боже мой! сказала Жанна: -- да вѣдь теперь Діана вдова?

-- Эта мысль не покидала меня.

-- Послѣ поединка?

-- Нѣтъ, прежде.

-- Я пойду увѣдомлю ее...

-- Осторожнѣе... пощади ея чувствительность.

-- Какой ты злой! А ты, между-тѣмъ, вели сѣдлать лошадей какъ-бы для прогулки.

-- Славная мысль! Пожалуйста, думай и распоряжайся за меня, потому-что, признаюсь, я совсѣмъ растерялся.

-- Но куда мы поѣдемъ?

-- Въ Парижъ.

-- Въ Парижъ? а король?

-- Король, вѣроятно, все забылъ; съ-тѣхъ-поръ, какъ мы разстались, было столько различныхъ происшествій, что ему теперь не до меня. Притомъ же, если будетъ война, я долженъ быть при немъ.

-- Хорошо, ѣдемъ въ Парижъ.

-- Да, только достань мнѣ перо и чернилъ.

-- Кому ты хочешь писать?

-- Бюсси; не могу же я уѣхать, не предувѣдомивъ его.

-- Правда; у меня въ комнатѣ ты найдешь все, что нужно для письма.

Сен-Люкъ немедленно пошелъ въ комнату жены и нѣсколько дрожащею еще рукою на-скоро написалъ слѣдующія слова:

"Любезный другъ!

"Молва скоро донесетъ до васъ вѣсть о несчастіи, приключившемся съ графомъ де-Монсоро; въ старой рощѣ мы имѣли довольно-живой спорь касательно дѣйствій и причинъ поврежденія оградъ и неудобства лошадей, возвращающихся домой безъ сѣдоковъ. Въ самомъ жару спора, г. де-Монсоро упалъ на траву и упалъ такъ несчастливо, что убился на мѣстѣ.

"На вѣки другъ вашъ

"Сен-Люкъ."

"P. S. Такъ-какъ описаніе происшествія можетъ показаться вамъ не совсѣмъ вѣроятнымъ, то я долженъ прибавить, что въ минуту паденія графа, у насъ обоихъ были шпаги въ рукахъ.

"Уѣзжаю сейчасъ въ Парижъ мириться съ королемъ; послѣ этого несчастнаго событія, мнѣ здѣсь оставаться довольно-опасно."

Десять минутъ спустя, слуга барона скакалъ во весь галопъ съ этимъ письмомъ въ Анжеръ, между-тѣмъ, какъ въ то же время графъ и графиня де-Сен-Люкъ выѣзжали на парижскую дорогу, оставивъ Діану одну въ горести и нерѣшимости, открыть ли старому барону всю истину.

Она не захотѣла проститься съ Сен-Люкомъ.

-- Услуживай послѣ этого! сказалъ онъ своей женѣ;-- всѣ люди неблагодарны, исключая меня одного.

IX.

Какъ вдовствующая королева весьма-неторжественно вступила въ городъ Анжеръ.

Въ то самое время, когда графъ де-Монсоро упалъ, пораженный въ грудь шпагою Сен-Люка, громкіе трубные звуки раздавались у анжерскихъ воротъ, накрѣпко запертыхъ, какъ мы уже знаемъ.

Извѣщенные стражи подняли флагъ и отвѣчали подобными же фанфарами.

Катерина де-Медичи намѣревалась вступить въ Анжеръ съ довольно-величественною свитою.

Герцогъ послалъ за Бюсси, а самъ легъ въ постель.

Аріи, съигранныя анжерскими трубачами, были очень-хороши; но онѣ не имѣли ничего общаго съ звуками, отъ которыхъ рушились нѣкогда стѣны; анжерскіе ворота не отворялись.

Катерина выглянула изъ своего экипажа, чтобъ показаться стражамъ, въ полной увѣренности, что величіе королевскаго лица сильнѣе подѣйствуетъ на нихъ, нежели всѣ фанфары въ свѣтѣ. Анжерская милиція увидѣла королеву, вѣжливо поклонилась ей, но ворота не отворялись.

Катерина послала одного изъ своихъ дворянъ къ рогаткѣ. Дворянина приняли весьма-вѣжливо. Онъ требовалъ, чтобъ ворота были немедленно отперты и чтобъ вдовствующая королева была принята съ надлежащими почестями. Ему отвѣчали, что Анжеръ военный, укрѣпленный городъ, а, слѣдовательно, въѣздъ въ него былъ сопряженъ съ нѣкоторыми необходимыми обрядами.

Дворянинъ въ смущеніи воротился къ своей повелительницѣ, и тогда Катерина произнесла съ мрачною горечью слово, заставившее затрепетать всю свиту ея:

-- Я жду! сказала она.

Бюсси полчаса уговаривалъ принца лично принять мать; но, видя его упорство, рѣшился самъ выѣхать къ ней на встрѣчу. Онъ приказалъ великолѣпно осѣдлать коня, избралъ пятерыхъ дворянъ, наиболѣе ненавистныхъ вдовствующей королевѣ, и тихимъ шагомъ поѣхалъ принимать ея величество.

Катеринѣ надоѣло уже -- не ждать, но придумывать мщеніе заставлявшимъ ее такъ долго ждать.

Она вспомнила арабскую сказку, въ которой возмутившійся духъ, заключенный въ мѣдный сосудъ, клянется обогатить того, кто спасетъ его въ первые десять вѣковъ его заточенія; но, наскучивъ ждать, клянется умертвить несчастнаго, который вздумалъ бы разбить крышку сосуда.

Катерина была въ такомъ же положеніи. Она сначала намѣревалась обласкать дворянъ, которые выйдутъ къ ней на встрѣчу; потомъ поклялась мстить дерзкому, кто первый покажется.

Бюсси показался у рогатки. Онъ очень-хладнокровно посмотрѣлъ впередъ и спросилъ:

-- Кто идетъ?

Катерина ожидала колѣнопреклоненіи; придворные съ безпокойствомъ и боязнію смотрѣли на нее.

-- Ступайте къ рогаткѣ, сказала она, обратившись къ своему дворянину: -- они спрашиваютъ: кто идетъ? Это, вѣроятно, гоже обрядъ... Ступайте, отвѣтьте имъ.

Дворянинъ подошелъ къ самой рогаткѣ.

-- Ея величество вдовствующая королева желаетъ вступить въ Анжеръ, сказалъ онъ.

-- Очень-хорошо, возразилъ Бюсси: -- потрудитесь поворотить налѣво; шагахъ въ восьмидесяти отсюда вы найдете вылазку.

-- Вылазку! вскричалъ дворянинъ: -- вылазку! для проѣзда ея величества!

Но Бюсси уже не слышалъ его. Вмѣстѣ съ своими пріятелями, съ трудомъ удерживавшимися отъ смѣха, онъ направился уже къ тому мѣсту, которое назначилъ для въѣзда королевы-матери.

-- Изволили ли вы слышать, ваше величество? спросилъ дворянинъ: -- вылазку!

-- Слышала, слышала!.. Пойдемъ туда, если другаго проѣзда нѣтъ.

И молнія взгляда ея поразила неосторожнаго, осмѣлившагося повторить оскорбленіе, причиненное его повелительницѣ.

Кортежъ поворотилъ влѣво, и ворота вылазки отворились.

Бюсси съ обнаженной шпагой въ рукахъ вышелъ на встрѣчу Катеринъ и почтительно поклонился ей; вокругъ него перья на шляпахъ подметали пыль съ земли.

-- Добро пожаловать, ваше величество! Анжерцы принимаютъ васъ съ распростертыми объятіями, сказалъ онъ.

Королева вышла изъ экипажа и, опираясь на одного изъ дворянъ своей свиты, пошла къ узкому, мрачному проходу, отвѣтивъ только слѣдующія слова:

-- Благодарю, г. де-Бюсси.

Это было заключеніе долгихъ ея размышленій.

Она гордо выступала впередъ. Бюсси поспѣшно подскочилъ къ ней и даже остановилъ ее за руку.

-- Осторожнѣе, ваше величество, сказалъ онъ: -- не ударьтесь; проходъ очень-низокъ.

-- Стало-быть, надобно наклониться? спросила королева:-- какъ быть? Я не привыкла входить въ города съ поникшею главою.

Эти слова, произнесенныя съ невыразимымъ спокойствіемъ и простотою, заключали въ себѣ тайный, многозначащій смыслъ, заставившій призадуматься даже самого Бюсси.

-- Берегись! шепнулъ ему Ливаро на ухо.

-- Ба! возразилъ Бюсси:-- то ли еще она увидитъ!

Съ помощію блока, экипажъ ея величества перетащили черезъ стѣну.

Королева опять сѣла въ него, чтобъ ѣхать ко дворцу. Бюсси и друзья его вскочили на лошадей и заняли мѣста по обѣимъ сторонамъ экипажа.

-- Но гдѣ сынъ мой? спросила внезапно Катерина: -- гдѣ герцогъ анжуйскій?

Она долго крѣпилась, но наконецъ гнѣвъ заставилъ ее сдѣлать этотъ вопросъ. Отсутствіе Франсуа въ подобную мнуту было верхомъ оскорбленія.

-- Герцогъ боленъ, иначе не преминулъ бы поспѣшить на встрѣчу вашему величеству.

Тогда Катерина вскрикнула съ дивнымъ лицемѣріемъ:

-- Боленъ! мой бѣдный сынъ боленъ! Скорѣе, господа, скорѣе! О, что вы мнѣ не сказали этого прежде!

Бюсси съ изумленіемъ посмотрѣлъ на нее, стараясь угадать, точно ли голосъ матери заговорилъ въ ней.

-- Знаетъ ли онъ, что я пріѣхала? спросила Катерипа послѣ краткаго молчанія, во время котораго проницательнымъ взглядомъ окинула всѣхъ присутствующихъ.

-- Знаетъ, ваше величество.

Катерина стиснула зубы.

-- Такъ, должно быть, онъ очень-боленъ? сказала она съ видомъ состраданія.

-- Очень, отвѣчалъ Бюсси.-- Принцъ подверженъ внезапнымъ болѣзнямъ.

-- Такъ онъ внезапно занемогъ?

-- Внезапно и совершенно-неожиданно.

-- А! произнесла королева, опустивъ глаза.

Они подъѣхали ко дворцу. На площади толпился народъ.

Бюсси поспѣшно побѣжалъ впередъ и запыхавшись вошелъ къ герцогу.

-- Она здѣсь! сказалъ онъ.-- Берегитесь!

-- Что она, разсердилась?

-- До-нельзя.

-- Жалуется?

-- О, нѣтъ! хуже того: улыбается.

-- Что народъ?

-- Ничего; со страхомъ и боязнію глядитъ на королеву; народъ хоть не знаетъ, но инстинктивно угадываетъ ее.

-- А она?

-- Кланяется и кусаетъ ногти.

-- Чортъ возьми!

-- Именно, ваше высочество, чортъ возьми! Смотрите, перехитрите ее!

-- Я долженъ держаться войны, не такъ ли?

-- Держитесь! Въ-особенности торгуйтесь съ нею хорошенько!-- Чтобъ получить десять, просите сто: и все-таки получите не болѣе пяти.

-- Не-уже-ли ты считаешь меня такимъ малодушнымъ?..-- Всѣ ли здѣсь? Отъ-чего Монсоро не воротился? спросилъ герцогъ.

-- Онъ, кажется, въ Меридорѣ...-- Мы обойдемся и безъ него.

-- Ея величество королева! вскричалъ слуга, растворивъ дверь.

И въ то же мгновеніе на порогѣ явилась Катерина блѣдная и вся въ черномъ, по своему обыкновенію.

Герцогъ анжуйскій сдѣлалъ движеніе, какъ-бы желая встать.-- Но съ живостію, изумительною въ ея лѣта, Катерина предупредила его, бросилась къ нему въ объятія и стала покрывать его поцалуями.

-- Она задушитъ его своими поцалуями! подумалъ Бюсси.

Но она не удовольствовалась поцалуями: она заплакала!

-- Берегитесь, шепнулъ Антраге Рибераку:-- за каждую слезинку мы заплатимъ потоками крови.

Катерина сѣла у изголовья сына; по знаку Бюсси, всѣ присутствовавшіе удалились.-- Онъ же самъ преспокойно облокотился къ одной изъ колоннъ кровати.

-- Мосьё де-Бюсси, сказала Катерина: -- не угодно ли вамъ будетъ позаботиться о моей свитѣ?-- Вѣдь, послѣ сына моего, вы нашъ лучшій другъ и первое лицо въ его домѣ. Пожалуйста, окажите мнѣ эту услугу.

Невозможно было не повиноваться.

-- Она перехитрила меня, подумалъ Бюсси.

-- Счастливъ, что могу услужить вашему величеству, сказалъ онъ вслухъ.

-- Постой, проворчалъ онъ, удаляясь: -- вѣдь здѣсь не Лувръ... ты всѣхъ закоулковъ не знаешь... я подслушаю васъ.

И онъ вышелъ, не сдѣлавъ даже знака герцогу.-- Катерина опасалась Бюсси и не спускала съ него глазъ.

Прежде всего, королева хотѣла узнать, притворялся ли Франсуа, или точно былъ боленъ. Сообразно съ этимъ намѣревалась она и дѣйствовать.

Но Франсуа, какъ достойный сынъ подобной матери, чудесно съигралъ свою роль. Она плакала -- его трясла лихорадка.

Катерина повѣрила его болѣзни и очень тому обрадовалась, надѣясь имѣть болѣе вліянія на умъ, ослабленный тѣлесными страданіями. Она снова принялась ласкать, цаловать герцога, снова заплакала. Послѣднее обстоятельство изумило герцога, и онъ спросилъ королеву о причинѣ слезъ ея.

-- Ахъ, сынъ мой! ты подвергался большой опасности!

-- Спасаясь изъ Лувра, матушка?

-- Нѣтъ, послѣ того.

-- Отъ-чего же?

-- Люди, помогавшіе тебѣ спастись...

-- Что же?

-- Эти люди твои злѣйшіе враги...

-- Она ничего не знаетъ, но ей очень хочется узнать...

-- Король наваррскій! сказала она внезапно:-- вѣчный врагъ нашего рода... о! я узнаю его.

-- А! подумалъ Франсуа: -- она все знаетъ.

-- Повѣришь ли, продолжала она:-- что Генрихъ-Наваррскій хвастаетъ этимъ поступкомъ и разсказываетъ, что онъ очищаетъ себѣ дорогу къ престолу?

-- Не можетъ-быть, возразилъ герцогъ: -- васъ обманули, матушка. Король наваррскій не принималъ никакого участія въ моемъ бѣгствѣ; я не видалъ его цѣлые два года.

-- Но я говорю не объ одной этой опасности, сынъ мой, сказала Катерина, понявъ, что она слишкомъ поспѣшила.

-- Что же еще? спросилъ Франсуа, устремивъ взоръ на занавѣсъ въ альковѣ, слегка заколыхавшійся.

Катерина приблизилась къ Франсуа и голосомъ, исполненнымъ ужаса, произнесла:

-- Гнѣвъ короля! страшный гнѣвъ короля!

-- И этой опасности я не страшусь, ваше величество: -- пусть король гнѣвается, сколько ему угодно; я въ безопасности.

-- Ты думаешь? спросила она голосомъ, исполненнымъ угрозы.

Занавѣсъ заколыхался.

-- Я увѣренъ въ томъ, отвѣчалъ герцогъ:-- тѣмъ болѣе, добрая матушка, что вы сами сюда пріѣхали.

-- Какъ же это? спросила Катерина, обезпокоенная хладнокровіемъ сына.

-- Еслибъ я не находился въ безопасности, то король, вѣроятно, не пустилъ бы васъ ко мнѣ и не далъ бы мнѣ въ руки такого драгоцѣннаго залога, какъ ваше величество, отвѣчалъ герцогъ, взглянувъ на занавѣсъ.

Катерина съ испугомъ подняла голову.

-- Залогъ! я! вскричала она.

-- Самый священный и неприкосновенный залогъ, возразилъ принцъ улыбаясь и цалуя руку матери.

Катерина съ отчаяніемъ опустила руки; она не знала, что позади ея, за всѣми движеніями герцога наблюдалъ Бюсси, взглядами и знаками научавшій его какъ поступать.

-- Сынъ мой, продолжала она послѣ минутнаго молчанія:-- вы угадали, я пришла къ вамъ съ предложеніемъ мира!...

-- Говорите, матушка, сказалъ Франсуа: -- вы знаете, съ какимъ почтеніемъ я готовъ васъ слушать; тѣмъ болѣе, что мы, какъ кажется, начинаемъ понимать другъ друга.

X.

Важныя слѣдствія отъ ничтожныхъ причинъ.

Въ этой первой части разговора, всѣ невыгоды были на сторонѣ Катерины. Неудача была такъ неожиданна, что королева никакъ не могла объяснить себѣ причины твердости принца; но вдругъ весьма-ничтожное обстоятельство дало совершенно-другой оборотъ всему дѣлу.

Бывали примѣры, что перемѣна направленія вѣтра измѣняла видъ поля битвы; побѣждавшіе превращались въ побѣждаемыхъ и на оборотъ: лучшее доказательство тому Маренго и Ватерлоо. Одна песчинка измѣняетъ ходъ сильнѣйшихъ машинъ.

Бюсси находился въ потаенномъ корридорѣ, примыкавшемъ къ алькову герцога анжуйскаго; такъ-какъ королева сидѣла къ нему спиною, то по-временамъ онъ могъ выглядывать изъ-за занавѣса и дѣлать знаки герцогу.

Читатели очень-хорошо понимаютъ, что Бюсси всего болѣе опасался мирныхъ договоровъ; враждебныя отношенія позволяли ему оставаться въ анжуйской провинціи, наблюдать за графомъ де-Монсоро и навѣшать жену его.

Эта весьма-простая политика чрезвычайно запутывала политику Франціи: важныя слѣдствія отъ ничтожныхъ причинъ.

Вотъ почему, мигая глазами, размахивая руками, качая головой, Бюсси старался располагать своего повелителя къ враждебнымъ отношеніямъ; а герцогъ, боявшійся Бюсси, слушалъ его.

И такъ, Катерина была совершенно побѣждена и придумывала уже, какъ бы отступить съ честію, когда незначительное обстоятельство, почти столь же неожиданное, какъ и твердость принца, пришло къ ней на помощь.

Во время сильнѣйшаго упорства герцога анжуйскаго, Бюсси вдругъ почувствовалъ, что кто-то дергалъ его за плащъ. Не желая потерять ни слова изъ разговора матери съ сыномъ, онъ нетерпѣливо махнулъ рукой и ударилъ кого-то по пальцамъ. Тогда молодой человѣкъ невольно оглянулся.

За нимъ стоялъ Реми.

Бюсси хотилъ что-то сказать, но Реми приложилъ палецъ ко рту и сдѣлалъ молодому графу знакъ, чтобъ онъ послѣдовалъ за нимъ въ сосѣднюю комнату.

-- Что тебѣ надо? нетерпѣливо спросилъ Бюсси: -- говори скорѣе, мнѣ некогда!

-- Письмо! отвѣчалъ Реми шопотомъ.

-- Чортъ тебя возьми! для пустаго письма ты отвлекаешь меня отъ чрезвычайно-любопытнаго и важнаго разговора.

Эта выходка ни мало не смутила Годуэна.

-- Письма бываютъ разныя, сказалъ онъ.

-- Конечно, отвѣчалъ Бюсси:-- откуда же это письмо?

-- Изъ Меридора.

-- О! съ живостію произнесъ Бюсси:-- изъ Меридора! Благодарю, мой добрый Реми, благодарю!

-- А-га! стало-быть, теперь я вамъ не мѣшаю?

-- Ты мнѣ никогда не мѣшаешь!.. Гдѣ же письмо?

-- Письмо это такъ важно, что посланный хочетъ отдать вамъ его лично, въ собственныя руки. Отъ-того я и осмѣлился побезпокоить васъ.

-- Ты прекрасно сдѣлалъ. Гдѣ посланный?

-- Тамъ.

-- Приведи его сюда.

Реми отворилъ дверь и позвалъ конюха.

-- Вотъ графъ де-Бюсси, сказалъ ему Реми, указавъ на молодаго человѣка.

-- Отдай мнѣ письмо, сказалъ Бюсси и подалъ конюху пистолю.

-- О! я знаю васъ, отвѣчалъ посланный, отдавая графу письмо.

-- Это отъ нея?

-- Нѣтъ, отъ него.

-- Отъ кого? съ живостію спросилъ Бюсси, смотря на адресъ.

-- Отъ господина де-Сен-Люка.

-- А!

Бюсси слегка поблѣднѣлъ, подумавъ, что письмо не отъ графини, а отъ мужа ея; мы уже знаемъ, что одна мысль о Меридорѣ заставляла блѣднѣть Бюсси.

Онъ отвернулся, чтобъ прочесть письмо и скрыть волненіе, которое могло быть слѣдствіемъ важнаго сообщенія, заключавшагося въ немъ.

Бѣдный Бюсси очень-хорошо сдѣлалъ, что отвернулся; едва онъ пробѣжалъ письмо, какъ кровь съ силою бросилась ему въ голову; яркая краска смѣнила на лицѣ его прежнюю блѣдность; голова закружилась и, не будучи въ состояніи удержаться на ногахъ, онъ опустился на стулъ, стоявшій близь окна.

-- Ступай съ Богомъ, сказалъ Реми конюху, безсмысленно вытаращившему глаза, и вытолкалъ его за дверь.

Конюхъ пустился бѣжать со всѣхъ ногъ; угадывая, что въ принесенномъ имъ извѣстіи не было ничего утѣшительнаго, онъ боялся, чтобъ у него не отняли пистоли.

Реми воротился къ графу и, взявъ его за руку, сказалъ:

-- Mordieu! отвѣчайте, графъ, отвѣчайте скорѣе, что съ вами, или я буду вынужденъ пустить вамъ кровь!

Бюсси всталъ; онъ не былъ болѣе ни красенъ, ни пораженъ: онъ былъ мраченъ.

-- Посмотри, сказалъ онъ:-- что Сен-Люкъ для меня сдѣлалъ.

И онъ подалъ письмо доктору.

Реми сталъ читать.

-- Что же? сказалъ онъ наконецъ: -- все это весьма-хорошо и похвально со стороны господина де-Сен-Люка. Пройдетъ девять мѣсяцовъ, и я буду имѣть честь лечить графиню де-Бюсси. Mordieu! не боитесь, я такой же искусный акушеръ, какъ и хирургъ.

-- Да, я женюсь на ней.

-- Еще бы!.. По всему видно, что она васъ любить, отвѣчалъ Реми.

-- Монсоро убитъ!..

-- Убитъ! повторилъ Годуэнъ:-- вотъ здѣсь написано.

-- О! мнѣ кажется, что все это сонъ, мечта! Не-уже-ли между мною и счастіемъ не будетъ болѣе этого мрачнаго, блѣднаго привидѣнія?.. О, нѣтъ, это не можетъ быть!.. Мы ошибаемся, Реми.

-- Мы ни мало не ошибаемся, графъ. Прочтите еще разъ письмо и вы убидитесь! "Г. де-Монсоро упалъ на траву и упалъ такъ несчастливо, что убился на мѣстѣ!" Ясно, кажется.

-- Но въ такомъ случаѣ, продолжалъ Бюсси, не обращая вниманія на слова молодаго доктора и преслѣдуя разнородныя мысли, толпившіяся въ умѣ его: -- въ такомъ случаѣ, Діана не можетъ остаться въ Меридорѣ. Я не хочу этого. Она должна переселиться въ другое мѣсто, гдѣ бы скорѣе забыла о несчастномъ приключеніи...

-- Куда же лучше, какъ не въ Парижъ? сказалъ Годуэнъ: -- въ Парижѣ все легко забывается.

-- Ты правъ; она поселится опять въ маленькомъ домикѣ въ Турнельской-Улицѣ, и въ уединеніи мы проведемъ десять мѣсяцевъ ея вдовства...

-- Все это прекрасно, сказалъ Реми: -- но тутъ есть маленькое препятствіе.

-- Какое?

-- Чтобъ намъ можно было ѣхать въ Парижъ, нужно...

-- Что?

-- Чтобъ братья помирились.

-- Правда! вскричалъ Бюсси: -- правда. О, Боже мой! надобно спѣшить...

-- Въ Меридоръ?

-- Нѣтъ; мнѣ нельзя, неприлично ѣхать теперь въ Меридоръ; притомъ же, важное дѣло удерживаетъ меня здѣсь. Но поѣзжай ты.

-- Прямо въ замокъ?

-- Нѣтъ; поскачи сперва къ старой рощѣ; можетъ-быть, она ждетъ меня тамъ. Еслижь ея тамъ нѣтъ, такъ ступай прямо въ замокъ.

-- Что же мнѣ сказать ей?

-- Что я безъ ума!..

И, пожавъ руку молодому человѣку, на котораго онъ могъ положиться какъ на самого-себя, Бюсси воротился на прежнее мѣсто, въ альковъ принца.

Въ отсутствіе Бюсси, Катерина успѣла уже частію овладѣть умомъ своего сына.

-- Франсуа, говорила она:-- кажется, мать и сынъ всегда должны понимать другъ друга.

-- Не всегда.

-- Всегда, если мать захочетъ.

-- За что же вы лишаете сына права имѣть свою волю? возразилъ герцогъ, взглянувъ на занавѣсъ и тщетно ища одобрительнаго взгляда Бюсси.

-- Воля матери священна! вскричала Катерина: -- слышишь ли, Франсуа?

И выраженіе голоса ея сильно противоречило словамъ: слова были повелительны, голосъ былъ умоляющій.

-- Конечно, возразилъ герцогъ анжуйскій, улыбаясь.

-- Да, сказала Катерина: -- я желаю мира и готова на всѣ пожертвованія, чтобъ достичь своей цѣли!

-- А! произнесъ Франсуа.

-- Да, да, любезный сынъ мой: говори, требуй, приказывай!

-- О, матушка! вскричалъ Франсуа, смущенный своимъ вовсе-неожиданнымъ торжествомъ.

-- Послушай, сынъ мой, продолжала Катерина ласковымъ голосомъ: -- вѣдь ты не хочешь проливать кровь своихъ соотечественниковъ? О, нѣтъ! Ты не можешь хотѣть, чтобъ братъ возсталъ на брата!

-- Мой братъ оскорбилъ меня, и я уже не признаю его на братомъ, ни королемъ.

-- За что же я буду страдать? Развѣ я оскорбила тебя?

-- Вы не оскорбили, но отвергли, покинули меня! продолжалъ принцъ, полагая, что Бюсси все еще въ альковѣ.

-- А! ты хочешь моей смерти! произнесла Катерина мрачнымъ голосомъ.-- Хорошо же! Я умру... какъ должна умереть мать, дѣти которой возстаютъ другъ на друга!

Очень-понятно, что Катерина и не думала умирать.

-- О! не говорите этого, матушка! вскричалъ Франсуа: -- слова ваши раздираютъ мнѣ сердце!

Очень-понятно, что слова королевы ни мало не раздирали сердца принца.

Катерина залилась слезами.

Герцогъ взялъ ее за руки и старался утѣшить, бросая безпокойные взгляды на альковъ.

-- Чего же ты хочешь? продолжала Катерина:-- скажи, что тебѣ нужно?

-- Скажите лучше, чего вы хотите, матушка? Говорите, я слушаю, сказалъ Франсуа.

-- Я хочу, чтобъ ты вернулся въ Парижъ, любезный сынъ мой; я желаю, чтобъ ты воротился ко двору своего брата, простирающаго къ тебѣ руки.

-- Понимаю, mordieu! понимаю; не онъ, а Бастилія простираетъ ко мнѣ руки.

-- Нѣтъ, нѣтъ, клянусь честію, именемъ матери, кровію Спасителя нашего, Іисуса-Христа,-- и Катерина набожно перекрестилась: -- король прійметъ тебя съ любовію и почетомъ.

Герцогъ не спускалъ взора съ алькова.

-- Соглашайся, сынъ мой, соглашайся!.. Назначай свои условія: требуй новыхъ удѣловъ, новыхъ почестей!

-- Благодарю, ваше величество! Сынъ вашъ оказалъ мнѣ большую почесть, назначивъ ко мнѣ стражами своихъ четырехъ отвратительныхъ миньйоновъ.

-- Забудь это; теперь ты самъ можешь выбрать себѣ свою стражу, и пусть капитаномъ ея будетъ хоть господинъ де-Бюсси.

Это предложеніе, которое, по мнѣнію принца, должно было польстить и самолюбію Бюсси, совершенно поколебало его рѣшимость: онъ бросилъ еще взглядъ къ алькову, опасаясь встрѣтить грозный взоръ своего друга... но, о диво! Онъ увидѣлъ Бюсси улыбавшагося, веселаго и одобрительно покачивавшаго головою.

-- Это что значитъ? подумалъ герцогъ анжуйскій: -- не-уже-ли Бюсси только для того и добивался войны, чтобъ сдѣлаться капитаномъ моей стражи?

-- Слѣдовательно, прибавилъ онъ вслухъ, но какъ-бы разсуждая самъ-съ-собою:-- слѣдовательно, я долженъ согласиться?

-- Да, да, да! говорилъ Бюсси руками, плечами и головой.

-- Я долженъ оставить анжуйскую провинцію и вернуться въ Парижъ? продолжалъ принцъ.

-- Да, да, да! показывалъ Бюсси съ возраставшею живостью.

-- Конечно, сынъ мой, сказала Катерина:-- не-уже-ли тебѣ такъ трудно воротиться въ Парижъ?

-- Ничего не понимаю! думалъ герцогъ.-- Мы условились, чтобъ я не принималъ никакихъ предложеній, а теперь онъ самъ совѣтуетъ мнѣ мириться.

-- Что же? спросила Катерина съ боязнію:-- ты молчишь?

-- Я подумаю, отвѣчалъ герцогъ, желая предварительно переговорить съ Бюсси:-- а завтра...

-- Онъ сдается, подумала Катерина.-- Я одержала-таки побѣду!

-- Впрочемъ, думалъ герцогъ:-- Бюсси правъ...

Мать и сынъ нѣжно обнялись и разстались.

XI.

Какъ г. де-Монсоро открылъ, закрылъ и опять открылъ глаза, изъ чего слѣдуетъ, что онъ былъ еще живъ.

Пріятно имѣть хорошаго друга, тѣмъ болѣе пріятно, что хорошіе друзья весьма-рѣдки. Реми самъ сознавался въ этомъ, приближаясь къ Меридору на одномъ изъ лучшихъ коней герцога. Онъ охотнѣе взялъ бы Роланда, но опоздалъ: Роландъ, какъ мы знаемъ, былъ въ Меридорѣ.

-- Я очень люблю г. де-Бюсси, говорилъ Годуэнъ дорогой:-- да, кажется, и онъ меня любитъ. Вотъ отъ-чего я сегодня такъ веселъ: я счастливъ за двоихъ!

Вздохнувъ изъ глубины души, онъ прибавилъ:

-- Уфъ! кажется, грудь моя не довольно-широка для вмѣщенія всего моего счастія!..

Надобно, однакожь, приготовиться къ тому, что я скажу Діанѣ:

Если она будетъ печальна, церемонна, пасмурна, то я молча раскланяюсь и приложу руку къ сердцу.

Еслижь она улыбнется, такъ я для своей собственной потѣхи сдѣлаю нѣсколько антрша и пируэтовъ.

Если г. де-Сен-Люкъ еще въ замкѣ, въ чемъ я весьма сомнѣваюсь, то я произнесу ему латинскую рѣчь... А! вотъ я и въ старой рощѣ!

Реми приближался къ оградѣ.

Вдругъ лошадь его остановилась, раздула ноздри, уперлась въ землю передними ногами. Реми, скакавшій во весь галопъ и не ожидавшій этой внезапной остановки, чуть не перелетѣлъ черезъ голову лошади.

Какъ смѣлый и искусный ѣздокъ, Реми пришпорилъ коня, но тотъ не трогался.

Не понимая причины этого упрямства, Реми осмотрѣлся и замѣтилъ на травѣ большую лужу крови, мало-по-малу всасываемой землею и покрывавшей полевые цвѣтки рыжеватой пѣной.

-- Ого! вскричалъ онъ:-- не здѣсь ли г. де-Сен-Люкъ отправилъ г. де-Монсоро на тотъ свѣтъ?

Реми опять сталъ осматриваться.

Въ десяти шагахъ, подъ деревомъ, онъ увидалъ неподвижное тѣло.

-- Ба, ба, ба! Монсоро! произнесъ Реми.-- Hic obiit Nemrod. Если вдова оставляетъ его въ добычу воронамъ и коршунамъ, такъ это добрый знакъ для насъ, и мнѣ прійдется плясать для своей потѣхи.

И, соскочивъ съ лошади, Реми пошелъ къ трупу.

-- Странно, сказалъ онъ: -- онъ здѣсь, мертвъ, а лужа крови тамъ. А! вотъ и слѣдъ... онъ, вѣроятно, доползъ сюда... или, что еще вѣроятнѣе, добрый г. де-Сен-Люкъ дотащилъ его сюда и прислонилъ къ дереву, чтобъ кровь не бросилась ему въ голову. Да, онъ мертвъ... глаза открыты, неподвижны...

Вдругъ Реми отступилъ съ невольнымъ страхомъ; глаза стали медленно закрываться и еще болѣе страшная, синеватая блѣдность покрыла лицо мнимаго мертвеца.

Реми самъ поблѣднѣлъ; но такъ-какъ онъ былъ врачъ, то-есть порядочный матеріалистъ, то почесалъ кончикъ носа и проговорилъ:

-- Credere portends mediocre. Если онъ закрылъ глаза, такъ, стало-быть, живъ еще.

Но такъ-какъ, не смотря на его матеріализмъ, обстоятельство было довольно-непріятное, то Реми почувствовалъ нѣкоторую слабость въ колѣняхъ и опустился къ подножію дерева, возлѣ самаго трупа.

-- Не помню, сказалъ онъ: -- гдѣ я читалъ, что послѣ смерти проявляются иногда нѣкоторые феномены движенія, свидѣтельствующіе только о началѣ разложенія тѣла... Экій злой!.. Даже послѣ смерти своей онъ не даетъ намъ покоя. Экій безпокойный!.. Да, глаза закрылись и блѣдность увеличилась... color albas chroma chloron, какъ говорить Гальянъ; color albus, какъ говоритъ весьма-умный ораторъ, нѣкій Цицеронъ; впрочемъ не трудно узнать живъ онъ, или мертвъ: стоитъ только вонзить ему шпагу въ животъ... если онъ не дрогнетъ, такъ, стало-быть, мертвъ.

И Реми готовился уже исполнить этотъ человѣколюбивый опытъ, онъ схватился уже за шпагу, когда Монсоро опять открылъ глаза.

Это обстоятельство опять сильно поразило Реми: онъ скоро вскочилъ, и холодный потъ выступилъ на лбу его.

Мертвецъ уже не закрывалъ глазъ.

-- Онъ живъ! проговорилъ Реми: -- живъ! Хороши же мы теперь!

Невольная мысль представилась уму молодого человѣка.

-- Онъ живъ, это правда, сказалъ онъ: -- но развѣ я не могу убить его?

И онъ посмотрѣлъ въ лицо обер-егермейстера.

Монсоро смотрѣлъ ему прямо въ глаза съ такимъ страинымъ выраженіемъ, какъ-будто бы угадывалъ его намѣренія.

-- Фи! вскричалъ вдругъ Реми: -- фи! какая скверная мысль! Еслибъ онъ былъ здоровъ и стоялъ передо мною твердо на ногахъ, такъ я убилъ бы его съ удовольствіемъ, съ радостію!.. Но теперь... о! это было бы подло!

-- Помогите! проговорилъ Монсоро: -- помогите, умираю!

-- Mordieu! сказалъ Реми:-- какое критическое положеніе? Я медикъ, слѣдовательно, обязавъ подать помощь умирающему, какъ своему ближнему. Правда, Монсоро такъ отвратителенъ, что я имѣю полное право не называть его ближнимъ... но онъ человѣкъ -- genus homo. Нѣтъ, нѣтъ, я долженъ забыть, что называюсь Годуэномъ, пользуюсь дружбой Бюсси и помнить только, что я врачъ!..

-- Помогите! повторилъ раненный.

-- Сейчасъ, сейчасъ, отвѣчалъ Реми.

-- Позовите священника, доктора.

-- Докторъ здѣсь, а безъ священника мы, можетъ-быть, обойдемся.

-- Годуэнъ! вскричалъ де-Монсоро, узнавъ Реми:-- какими судьбами?

Даже въ такомъ положеніи, Монсоро не измѣнилъ своему характеру; даже въ предсмертной борьбъ онъ былъ мнителенъ.

Реми понялъ смыслъ этого вопроса. Близь этого мѣста не было дороги, и пробраться туда нельзя было случайно. Слѣдовательно, вопросъ графа былъ почти естественъ.

-- Что привело васъ сюда? спросилъ Монсоро, которому подозрѣніе и ревность придали нѣкоторую силу.

-- Я пріѣхалъ сюда по просьбѣ г. де-Сен-Люка, котораго встрѣтилъ въ двухъ льё отсюда, отвѣчалъ Реми.

-- А! моего убійцы! проговорилъ Монсоро., застонавъ отъ боли и отъ злобы.

-- Онъ мнѣ сказалъ: "Реми, скачите въ старую рощу; близь ограды парка вы найдете мертваго человѣка..."

-- Мертваго! повторилъ Монсоро.

-- Онъ думалъ, что вы умерли, отвѣчалъ Реми:-- я пришелъ и увидѣлъ, что васъ побѣдили.

-- Скажите же мнѣ... говорите откровенно: смертельно ли я раненъ?

-- Не знаю, отвѣчалъ Реми: -- надо сперва осмотрѣть вашу рану... позвольте.

Мы уже сказали, что долгъ врача одержалъ верхъ надъ преданностію друга. Реми подошелъ къ Монсоро и со всевозможными предосторожностями снялъ съ него плащъ, полукафтанье и раскрылъ рубашку.

-- Гм! произнесъ Реми:-- очень вамъ больно?

-- Болитъ не грудь, а спина.

-- Посмотримъ. Въ какомъ мѣстѣ?

-- Противъ раны.

-- Вѣроятно, конецъ шпаги встрѣтилъ кость: отъ-того такъ и больно.

И онъ осмотрѣлъ то мѣсто, гдѣ графъ ощущалъ сильнѣйшую боль.

-- Нѣтъ, сказалъ молодой врачъ: -- нѣтъ, остріе не коснулось кости... Оно прошло насквозь! Чортъ возьми... славный ударъ! Пріятно нашему брату ухаживать за жертвами г. де-Сен-Люка! Честное слово, онъ проткнулъ васъ насквозь!

Монсоро лишился памяти; но это нисколько не безпокоило доктора.

-- Итакъ, все въ порядкѣ: обморокъ, слабое біеніе пульса... все въ порядкѣ... Оконечности холодны, продолжалъ Реми, ощупавъ ноги и руки раненнаго; потомъ онъ приложилъ ухо къ груди его: дыханіе прекратилось... звукъ слабый... все въ порядкѣ, какъ слѣдуетъ. Ахъ, чортъ возьми! Кажется, что Діана останется графиней де-Монсоро.

Въ это мгновеніе красноватая пѣна выступила на губахъ раненнаго.

Реми поспѣшно вынулъ изъ кармана футляръ, оторвалъ кусокъ отъ рубашки раненнаго и перевязалъ ему руку.

-- Увидимъ, проговорилъ онъ:-- если кровь потечетъ, такъ значитъ Діана не овдовѣла... если жь не потечетъ... Ахъ, чортъ возьми! течетъ, течетъ!.. Простите, мосьё де-Бюсси, простите... но, какъ врачъ, я исполняю свою обязанность.

И точно: кровь брызнула изъ жилы; почти въ то же время больной сталъ дышать свободнѣе и открылъ глаза.

-- Ахъ! проговорилъ онъ едва слышнымъ голосомъ:-- я думалъ, что все кончено...

-- Нѣтъ еще, нѣтъ еще; очень можетъ быть, что...

-- Я останусь живъ?

-- Кто знаетъ... мало ли что бываетъ? Но прежде всего надобно закрыть рану. Постойте, не шевелитесь. Видите ли, пока я забочусь о вашей наружности, натура работаетъ-себѣ внутри насъ. Я дѣлаю вамъ перевязки, она стряпаетъ новую кожицу. Я пускаю вамъ кровь, она останавливаетъ ее. А! натура удивительная лекарка!.. Постойте, дайте мнѣ утереть вамъ губы.

И Реми провелъ платкомъ по губамъ графа.

-- У меня сначала страшно хлынула кровь изо рта, сказалъ раненный.

-- И прекрасно! значитъ, натура свое дѣлаетъ, если кровотеченіе само-собой прекратилось. Тѣмъ лучше... или нѣтъ, тѣмъ хуже!

-- Отъ-чего же тѣмъ хуже?

-- Тѣмъ лучше для васъ... но тѣмъ хуже для другихъ! Знаете ли, графъ, я ужасно боюсь, что мнѣ посчастливится васъ вылечить?

-- Отъ-чего же вы боитесь?

-- Такъ. У меня есть свои причины.

-- Вы полагаете, что я выздоровѣю?

-- Увы!

-- Вы странный докторъ, г. Реми.

-- А вамъ какое дѣло! лишь бы я вылечилъ васъ!.. Вотъ такъ.

Съ послѣдними словами, Реми всталъ; онъ перевязалъ графу рану.

-- Вы меня оставляете? спросилъ Монсоро съ боязнію.

-- Не говорите такъ много; это можетъ повредить вамъ. Я бы долженъ былъ, по-настоящему, посовѣтовать вамъ кричать во все горло...

-- Я васъ не понимаю.

-- И не за чѣмъ. Ну, теперь вы перевязаны.

-- Что же?

-- Я отправлюсь за носилками.

-- А мнѣ что дѣлать до вашего возвращенія?

-- Лежите смирно, не шевелитесь, дышите тихонько, старайтесь не кашлять, чтобъ не помѣшать натурѣ стряпать свою перепонку. Какое тутъ самое близкое жилье?

-- Меридорскій-Замокъ.

-- Куда идти? спросилъ Реми, притворяясь, будто рѣшительно не знаетъ мѣстности.

-- Идите вдоль ограды и вы дойдете до рѣшетки, или перелѣзьте черезъ ограду и вы очутитесь въ паркѣ.

-- Ладно.

-- Благодарю, великодушный человѣкъ! сказалъ Монсоро.

-- Еслибъ ты зналъ, какъ далеко простирается мое великодушіе, такъ ты еще не такъ бы благодарилъ меня! проворчалъ Реми, удаляясь.

И, сѣвъ на лошадь, молодой докторъ поскакалъ по указанному направленію.

Пять минутъ спустя, онъ пріѣхалъ къ замку, обитатели котораго суетились подобно муравьямъ изъ разореннаго муравейника, и искали тѣло своего господина. Чтобъ выгадать время, Сен-Люкъ нарочно послалъ ихъ въ противоположную сторону.

Реми какъ метеоръ явился между ними и повелъ ихъ въ старую рощу. Онъ хлопоталъ такъ ревностно и усердно, что графиня Монсоро смотрѣла на него съ невольнымъ изумленіемъ.

Тайная, неопредѣленная мысль представилась уму ея и помрачила ангельскую чистоту ея души.

-- А я считала его искреннимъ другомъ г. де-Бюсси, подумала она, между-тѣмъ, какъ Реми удалялся съ носилками, корпіей, бинтами, свѣжей водой -- вообще всѣми вещами, необходимыми для перевязки.

XII.

Какъ герцогъ анжуйскій поѣхалъ въ Меридоръ поздравить графиню Монсоро со смертію мужа, и какъ самъ графъ Монсоро вышелъ къ нему на встрѣчу.

Тотчасъ послѣ разговора съ матерью, герцогъ анжуйскій пошелъ къ Бюсси, чтобъ спросить его о причинѣ неожиданной перемѣны, съ нимъ происшедшей.

Бюсси, возвратившись къ себѣ, въ пятый разъ перечитывалъ письмо Сен-Люка, каждая строка котораго имѣла радостный для него смыслъ.

Катерина же, удалившись въ отведенные ей покои, призывала своихъ дворянъ и приказывала имъ готовиться къ отъѣзду. Она была твердо убѣждена, что дня черезъ два ей можно будетъ ѣхать.

Бюсси встрѣтилъ принца съ ласковой улыбкой.

-- Возможно ли! вскричалъ онъ: -- вы сами, ваше высочество, удостоиваете меня чести...

-- Mordieu! отвѣчалъ герцогъ:-- я пришелъ къ тебъ за объясненіемъ. Ты меня сбилъ съ толку.

-- Какимъ образомъ, ваше высочество?

-- Какъ! вскричалъ герцогъ: -- ты самъ посовѣтовалъ мнѣ вооружиться противъ всѣхъ предложеній матери и твердо, упорно отказываться отъ мира; я во всемъ слѣдую твоему совѣту, и вдругъ, въ ту самую минуту, когда всѣ выгоды клонятся на мою сторону, ты совѣтуешь мнѣ уступить, согласиться?

-- Я совѣтовалъ вамъ упорствовать, потому-что не зналъ, съ какою цѣлію пріѣхала королева. Но, понявъ, что пріѣздъ ея величества клонится къ величайшей славѣ вашего высочества...

-- Къ какой величайшей славѣ? спросилъ герцогъ.-- Я тебя не понимаю.

-- Конечно, къ вашей славѣ! возразилъ Бюсси.-- Что угодно вашему высочеству? Восторжествовать надъ врагами? Не такъ-ли?.. Пусть всѣ говорятъ, что хотятъ, а воля ваша, я не вѣрю, чтобъ вамъ хотѣлось сдѣлаться королемъ.

Герцогъ изъ-подлобья посмотрѣлъ на Бюсси.

-- Найдутся люди, которые станутъ совѣтовать вамъ домогаться короны, продолжалъ молодой человѣкъ: -- но повѣрьте, ваше высочество, эти люди ваши злѣйшіе враги; отстраните ихъ отъ себя... Если жь они будутъ слишкомъ настойчивы, и если вамъ трудно будетъ отдѣлаться отъ нихъ, такъ пришлите ихъ ко мнѣ... я докажу имъ, что они ошибаются.

Герцогъ нахмурился.

-- Притомъ же, продолжалъ Бюсси:-- подумайте, ваше высочество; сообразите свои силы; есть ли у васъ сто-тысячная армія, десять мильйоновъ дохода, сильные союзники за границей, и наконецъ, точно ли намѣрены вы возстать противъ вашего короля, вашего государя?

-- Мой король и государь оскорбилъ меня, сказалъ герцогъ.

-- А! въ такомъ случаѣ, вы правы, объявляйте войну, пріймите титулъ короля Франціи, дѣйствуйте! Повысившись, вы повысите и меня... Я очень-радъ.

-- Кто тебѣ говоритъ о титулѣ короля Франціи? съ досадой возразилъ герцогъ:-- ты разсуждаешь о вещахъ, о которыхъ я никому, ни даже себѣ не позволю помышлять.

-- Въ такомъ случаѣ, намъ и спорить не о чемъ, если мы одного мнѣнія.

-- Одного мнѣнія?

-- Кажется. Берите собственную стражу, которую вамъ предлагаютъ, да требуйте еще въ добавокъ пятьсотъ тысячь ливровъ. Не подписывая мирнаго договора, требуйте, чтобъ анжуйской провинціи дано было право объявлять и вести войну. Такимъ-образомъ у васъ будутъ свои люди, деньги, могущество... а тамъ, что Богъ дастъ!

-- Они подпишутъ теперь что угодно, а когда я возвращусь въ Парижъ, все пропадетъ!.. сказалъ герцогъ.

-- Пропадетъ!.. Какъ можно? Не-уже-ли вы забыли, что предлагала вамъ королева?

-- Она предлагала черезъ-чуръ много.

-- Понимаю... Чѣмъ болѣе она предлагаетъ, тѣмъ менѣе намѣрена держать слово?

-- Разумѣется.

-- Очень-хорошо; но вы забыли, что между-прочимъ она сказала, что капитаномъ вашей стражи можетъ быть Бюсси.

-- Что жь изъ этого слѣдуетъ?

-- Пожалуйте Бюсси капитаномъ вашей стражи, Антраге и Ливаро лейтенантами, Риберака младшимъ лейтенантомъ. Позвольте намъ четверымъ распорядиться по нашему разумѣнію, и вы увидите, осмѣлится ли кто-нибудь не поклониться вамъ!

-- Мнѣ кажется, что ты правъ, Бюсси, сказалъ герцогъ: -- я подумаю.-- Подумайте, ваше высочество.

-- Хорошо; но что ты читалъ такъ внимательно, когда я вошелъ?

-- Ахъ, виноватъ! Письмо.

-- Отъ кого?

-- Я забылъ показать вамъ его; оно касается до васъ еще болѣе, нежели до меня.

-- Стало-быть, это какое-нибудь важное извѣстіе?

-- Важное и весьма-печальное: г. де-Монсоро умеръ.

-- Что-о! вскричалъ герцогъ съ изумленіемъ, въ которомъ Бюсси, пристально смотрѣвшій на принца, замѣтилъ невольную радость.

-- Умеръ, ваше высочество.

-- Графъ де-Монсоро, обер-егермейстеръ, умеръ?

-- Ахъ, Боже мой, да! Мы всѣ смертны!

-- Конечно; но умереть скоропостижно...

-- И это бываетъ. Особенно на поединкѣ.

-- Такъ его убили?

-- Кажется.

-- Кто?

-- Сен-Люкъ. Они поссорились.

-- Ахъ, бѣдный Сен-Люкъ! Онъ прекрасный молодой человѣкъ! вскричалъ принцъ.

-- Не-уже-ли? спросилъ Бюсси: -- я не зналъ, что вы любите его.

-- Сен-Люка любитъ мой братъ, отвѣчалъ герцогъ:-- а такъ-какъ я готовъ мириться съ братомъ, то долженъ любить всѣхъ друзей его.

-- Золотое правило!

-- Но увѣренъ ли ты?

-- Увѣренъ. Вотъ письмо Сен-Люка; но такъ-какъ я столько же недовѣрчивъ, какъ и ваше высочество, то послалъ своего доктора освѣдомиться и изъявить мое искреннее сожалѣніе старому барону.

-- Умеръ! Монсоро умеръ! повторялъ герцогъ анжуйскій:-- безъ всякихъ хлопотъ!

Эти слова такъ же нечаянно вырвались у герцога, какъ и похвала Сен-Люку.

-- Ну, не говорите, сказалъ Бюсси: -- я думаю, Сен-Люку не мало было хлопотъ.

-- Я не то хотѣлъ сказать...

-- Ужь не поручали ли вы кому-нибудь отравить Монсоро? спросилъ Бюсси.

-- Нѣтъ, никому; а ты?

-- О! я не принцъ и не герцогъ, не могу поручать подобныхъ вещей другимъ: я долженъ справляться самъ.

-- А! Монсоро, Монсоро! произнесъ принцъ съ злобной усмѣшкой

-- Вы, кажется, сердиты на бѣднаго Монсоро, ваше высочество?

-- Напротивъ; ты не любилъ его.

-- Я -- дѣло другое, отвѣчалъ Бюсси, невольно покраснѣвъ.-- Не ему ли я обязанъ обидой, причиненной мнѣ вашимъ высочествомъ?

-- Какъ! ты не забылъ еще?

-- Не забылъ, какъ видите; но вѣдь вамъ онъ былъ преданъ всею душою...

-- Полно, полно, прервалъ принцъ Бюсси:-- вели лучше сѣдлать лошадей.

-- Зачѣмъ?

-- Чтобъ ѣхать въ Меридоръ; я хочу высказать свое участіе бѣдной вдовѣ. Впрочемъ, я давно уже собираюсь сдѣлать ей визитъ; того требуетъ вѣжливость, и я долѣе откладывать не стану. Corbleu! я самъ не знаю отъ-чего у меня сегодня такъ легко на сердцѣ.

-- Теперь я ничего не боюсь, подумалъ Бюсси:-- Монсоро умеръ, слѣдственно, не продастъ жены своей герцогу... теперь герцогъ мнѣ не страшенъ, я съумѣю защитить Діану... Я даже очень-радъ случаю увидѣться съ нею.

И онъ вышелъ, чтобъ приказать сѣдлать лошадей.

Четверть часа спустя, когда Катерина спала или притворялась спящею, чтобъ отдохнуть съ дороги и собраться съ мыслями, принцъ, Бюсси и десять дворянъ поскакали на красивыхъ лошадяхъ къ Меридору.

Привратникъ замка подошелъ къ подъемному мосту освѣдомиться объ именахъ посѣтителей.

-- Герцогъ анжуйскій! отвѣчалъ ему принцъ.

Привратникъ немедленно затрубилъ въ рогъ, и всѣ слуги съ любопытствомъ сбѣжались къ подъемному мосту.

Вскорѣ во всемъ замкѣ поднялась страшная суматоха и бѣготня; двери отворялись и затворялись, и старый баронъ вышелъ на крыльцо со связкой ключей въ рукахъ.

-- Кажется, здѣсь не слишкомъ сожалѣютъ о кончинѣ хозяина, сказалъ герцогъ:-- посмотри, Бюсси, ни на одномъ лицѣ незамѣтно ни малѣйшаго слѣда печали.

Молодая женщина появилась на крыльцѣ.

-- А! вотъ и прелестная Діана, вскричалъ герцогъ: -- видишь, Бюсси?

-- Вижу, вижу, ваше высочество, отвѣчалъ молодой человѣкъ: -- но, прибавилъ онъ про себя: -- я не вижу Реми.

Діана вышла на крыльцо; но немедленно за нею выказались носилки, на которыхъ, съ блестящими отъ горячки или ревности глазами, лежалъ Монсоро, болѣе походившій на султана, несомаго въ паланкинѣ, нежели на мертвеца, лежащаго на смертномъ одрѣ.

-- О-го! Это что? вскричалъ герцогъ, обращаясь къ молодому дворянину, поблѣднѣвшему какъ бѣлый платокъ, за которымъ онъ старался скрыть волненіе, выразившееся въ лицѣ его.

-- Да здравствуетъ его высочество, герцогъ анжуйскій! вскричалъ Монсоро, съ усиліемъ поднявъ руку.

-- Смирно! не мѣшайте натурѣ работать! произнесъ за раненнымъ Реми, вѣрный своему долгу.

У придворныхъ изумленіе недолго остается на лицѣ: быстрымъ переходомъ появилась на устахъ принца пріятная улыбка.

-- О! любезный графъ, вскричалъ онъ: -- какая радостная нечаянность!.. Я намъ сказали, что вы убиты!

-- Позвольте, позвольте облобызать ваши руки, ваше высочество, сказалъ раненный.-- Слава Богу, я не только не убитъ, но надѣюсь выздоровѣть, чтобъ опять служить вашему высочеству съ прежнею ревностью и преданностью.

Что касается до Бюсси, то, не будучи ни принцемъ, ни мужемъ, то-есть, не находясь ни въ одномъ изъ двухъ соціальныхъ положеній, въ которыхъ притворство необходимо, онъ чувствовалъ, какъ холодный потъ выступалъ на вискахъ его; онъ не смѣлъ взглянуть на Діану. Ему больно, тяжко было смотрѣть на сокровище, котораго онъ вторично лишился.

-- Пріймите и вы, г. де-Бюсси, мою искреннюю благодарность, сказалъ Монсоро:-- вамъ я почти обязанъ жизнію.

-- Какъ, мнѣ? проговорилъ молодой человѣкъ, думая, что графъ насмѣхался надъ нимъ.

-- Не прямо вамъ, но все-таки я долженъ быть вамъ признателенъ., ибо вотъ мой спаситель! прибавилъ Монсоро, указывая на Реми, съ отчаяніемъ обращавшаго взоръ къ небу:-- онъ возвратилъ меня къ жизни!

И, не смотря на всѣ знаки, которыми бѣдный докторъ хотѣлъ заставить его замолчать, графъ сталъ хвалить искусство, попеченія и заботливость Годуэна.

Герцогъ нахмурилъ брови.

Бюсси бросилъ на Реми взглядъ, исполненный страшной угрозы.

Бѣдный молодой человѣкъ, спрятавшись за Монсоро, пожалъ плечами съ жалобнымъ видомъ, какъ-бы желая сказать:

-- Право, я не виноватъ!

-- Впрочемъ, продолжалъ графъ:-- я узналъ, что Реми нашелъ и васъ однажды умирающаго и спасъ отъ смерти. Пусть это сходство сблизитъ насъ... Я предлагаю вамъ свою дружбу, господинъ Бюсси, пріймите ее: когда Монсоро кого полюбитъ, то полюбитъ надолго и крѣпко; зато ужь если возненавидитъ кого, такъ на вѣки!

Бюсси показалось, что произнося эти слова, Монсоро бросилъ мрачный взглядъ на герцога анжуйскаго.

Герцогъ не замѣтилъ этого взгляда.

-- Все къ лучшему! сказалъ онъ, сходя съ лошади и подавая руку Діанѣ:-- прелестная Діана, мы думали застать васъ въ слезахъ, въ горести и съ удовольствіемъ видимъ, что здѣсь по прежнему царствуетъ счастіе и радость!.. Вамъ же, Монсоро, я совѣтую отдохнуть: отдыхъ необходимъ раненнымъ!

-- Ваше высочество, отвѣчалъ графъ: -- пока Монсоро живъ, онъ никому не уступитъ чести принимать васъ у него въ домѣ, и всюду, куда вы пойдете, люди мои будутъ нести меня за вами.

Казалось, герцогъ понялъ скрытный смыслъ словъ графа и скоро отошелъ отъ Діаны.

Монсоро вздохнулъ свободнѣе.

-- Подойдите къ ней, шепнулъ Реми на ухо Бюсси.

Бюсси подошелъ къ Діанѣ, и Монсоро улыбнулся имъ. Бюсси взялъ руку Діаны, Монсоро продолжалъ улыбаться.

-- Какая счастливая перемѣна! произнесла Діана вполголоса.

-- Я ожидалъ большаго! отвѣчалъ Бюсси шопотомъ.

Баронъ принялъ принца и всю свиту его со всѣмъ блескомъ патріархальнаго гостепріимства.

XIII.

О невыгодахъ слишкомъ-широкихъ носилокъ и слишкомъ-узкихъ дверей.

Бюсси не отходилъ отъ Діаны; благосклонная улыбка Монсоро придавала ему смѣлость, которою онъ отъ души пользовался.

-- Графиня, говорилъ Бюсси Діанѣ: -- вы не повѣрите, какъ я несчастливъ. Получивъ извѣстіе о смерти вашего мужа, я посовѣтовалъ принцу принять предложеніе матери его и воротиться въ Парижъ; онъ согласился -- мы ѣдемъ, а вы останетесь здѣсь.

-- Ахъ, Луи! возразила молодая женщина, слегка пожавъ руку Бюсси:-- какъ вы можете говорить, что вы несчастны? Не-уже-ли вы забыли сколько прекрасныхъ дней мы провели вмѣстѣ? сколько ощутили радостей, одно воспоминаніе о которыхъ наполняетъ сердце мое неизъяснимымъ блаженствомъ?

-- Я ничего не забылъ... напротивъ, я слишкомъ-хорошо помню, и вотъ почему мнѣ такъ трудно лишиться этого счастія! Сердце мое раздирается на части, когда я подумаю о томъ, что долженъ разстаться съ вами!

Діана взглянула на Бюсси; во взоръ его было столько горести, что она опустила голову и задумалась.

Молодой человѣкъ продолжалъ смотрѣть на нее съ умоляющимъ взоромъ.

-- Луи! сказала вдругъ Діана:-- и я поѣду въ Парижъ!

-- Какъ! вскричалъ молодой человѣкъ:-- вы оставите г. де-Монсоро?

-- Нѣтъ, отвѣчала Діана: -- это невозможно... но онъ поѣдетъ со мною.

-- Вы забываете, что онъ раненъ, боленъ...

-- Онъ поѣдетъ... за это я ручаюсь.

И, отойдя отъ Бюсси, она пошла къ принцу, который съ недовольнымъ видомъ разговаривалъ съ Монсоро; вокругъ носилокъ стояли Риберакъ, Антраге и Ливаро.

При видѣ Діаны, лицо графа прояснилось; но эта минута спокойствія была непродолжительна; она мелькнула подобно солнечному лучу между двумя тучами.

Діана подошла къ герцогу и графъ насупилъ брови.

-- Я слышала, ваше высочество, сказала она съ прелестной улыбкой:-- что вы охотникъ до цвѣтовъ. Пожалуйте со мною, я покажу вамъ цвѣтникъ, которому, вѣрно, нѣтъ подобнаго во всей анжуйской провинціи.

Франсуа съ видимою радостію подалъ руку молодой графинѣ.

-- Куда вы хотите идти, графиня? спросилъ Монсоро съ безпокойствомъ.

-- Въ оранжерею.

-- А! произнесъ Монсоро; потомъ, обратившись къ слугамъ, сказалъ:-- несите меня въ оранжерею.

-- Кажется, я хорошо сдѣлалъ, что не убилъ его, подумалъ Реми.-- Онъ самъ-себя убьетъ, и слава Богу!

Діана значительно улыбнулась Бюсси.

-- Не говорите еще графу, что вы уѣзжаете въ Парижъ, шепнула она ему:-- и я обѣщаю вамъ устроить все дѣло.

-- Хорошо, отвѣчалъ Бюсси и подошелъ къ принцу.

-- Ваше высочество, сказалъ онъ ему:-- не проговоритесь; Монсоро не долженъ знать, что вы готовы заключить миръ съ его величествомъ.

-- Отъ-чего?

-- Отъ-того, что изъ желанія подслужиться королевѣ, онъ можетъ открыть ей наше намѣреніе, а это можетъ испортить все дѣло.

-- Правда, правда; такъ ты не довѣряешь ему?

-- Еще бы!

-- И я ему не довѣряю... мнѣ даже кажется, что онъ нарочно прикинулся мертвымъ.

-- Нѣтъ; я навѣрное знаю, что онъ получилъ рану въ грудь; даже Реми считалъ его умершимъ... видно живущъ!

Подошли къ оранжереѣ. Діана ласковѣе прежняго улыбалась герцогу.

Франсуа прошелъ первый, за нимъ Діана; Монсоро требовалъ, чтобъ его пронесли вслѣдъ за ними, но у высокой, узкой готической двери оказалось, что носилки были слишкомъ-широки, и что ихъ невозможно было пронести.

При видѣ слишкомъ-узкой двери и слишкомъ-широкихъ носилокъ, Монсоро застоналъ съ бѣшенствомъ.

Діана вошла въ оранжерею, не обращая вниманія на отчаяніе мужа.

Бюсси, научившійся уже читать въ сердцѣ молодой женщины и понимавшій малѣйшіе взгляды ея, остался у носилокъ и спокойно сказалъ Монсоро:

-- Вы напрасно безпокоитесь, графъ; носилки ваши не могутъ пройдти въ эту дверь.

-- Ваше высочество, ваше высочество! кричалъ Монсоро: -- не ходите въ оранжерею, испаренія иностранныхъ растеній ядовиты, убійственны!

Но Франсуа не слушалъ ничего; не смотря на свою обыкновенную осторожность, онъ былъ такъ счастливъ, ведя Діану подъ руку, что смѣло пошелъ впередъ.

Бюсси уговаривалъ Монсоро не безпокоиться, но тщетно. Физическія страданія имѣли мало вліянія на крѣпкую натуру графа, но моральныя страданія пересилили его. Онъ лишился чувствъ.

Реми опять вступилъ въ свои права; онъ велѣлъ отнести больнаго въ замокъ.

-- Что мнѣ теперь дѣлать? спросилъ Реми молодаго дворянина.

-- Э, mordieu! съ неудовольствіемъ отвѣчалъ Бюсси:-- доканчивай начатое... лечи его!

Потомъ онъ пошелъ къ Діанѣ и разсказалъ ей о случившемся.

Діана немедленнно оставила герцога и пошла къ замку.

-- Удалось ли намъ? спросилъ ее Бюсси шопотомъ, когда она проходила мимо его.

-- Кажется, отвѣчала она:-- во всякомъ случаѣ, не уѣзжайте, не повидавшись съ Гертрудой.

Герцогъ любилъ цвѣты только потому, что ему показывала ихъ Діана; лишь-только она удалилась, онъ вспомнилъ слова Монсоро и поспѣшно вышелъ изъ оранжереи.

Риберакъ, Ливаро, Антраге послѣдовали за нимъ.

Между-тѣмъ, Діана воротилась къ мужу, за которымъ ухаживалъ Реми.

Графъ открылъ глаза.

Онъ сдѣлалъ усиліе, чтобъ вскочить, но Реми предвидѣлъ этотъ случай и во время обморока графа привязалъ его къ постели.

Онъ вторично застоналъ и осмотрѣлся блуждающими глазами. Увидѣвъ Діану, онъ нѣсколько успокоился.

-- А! вы здѣсь, графиня, сказалъ онъ:-- очень-радъ... мнѣ надобно вамъ сказать, что сегодня же вечеромъ мы ѣдемъ въ Парижъ.

Реми хотѣлъ-было воспротивиться этому намѣренію, но Монсоро не обратилъ ни малѣйшаго вниманія на всѣ его доводы.

-- Возможно ли, графъ? вскричала Діана съ обыкновеннымъ своимъ спокойствіемъ:-- а ваша рана?

-- Графиня, возразилъ Монсоро: -- я лучше готовъ умереть, нежели страдать и, хоть бы мнѣ пришлось умереть въ дорогѣ, сегодня мы ѣдемъ.

-- Какъ вамъ угодно, отвѣчала Діана.

-- Мнѣ такъ угодно; готовьтесь же къ отъѣзду.

-- Готовиться недолго; но позвольте узнать, что заставило васъ такъ внезапно рѣшиться...

-- Это вы узнаете, когда вамъ нельзя будетъ болѣе показывать принцу цвѣтниковъ, или когда двери въ мою оранжерею будутъ по-шире.

Діана молча поклонилась.

-- Но помилуйте, графиня, уговорите... началъ-было Реми.

-- Я должна повиноваться волѣ графа, отвѣчала Діана.

И по едва-замѣтному знаку молодой женщины, Реми понялъ, что замѣчанія его были неумѣстны.

Онъ замолчалъ.

-- Они убьютъ его, подумалъ онъ:-- а потомъ скажутъ, что докторъ виноватъ.

Между-тѣмъ, герцогъ анжуйскій готовился къ выѣзду изъ Меридора. Онъ засвидѣтельствовалъ свое почтеніе и признательность за ласковый пріемъ старому барону и сѣлъ на коня.

Въ это время вышла Гертруда; она доложила герцогу, что госпожа ея, будучи принуждена остаться у больнаго мужа, не могла засвидѣтельствовать свое почтеніе его высочеству, и шепнула Бюсси, что Діана уѣзжаетъ въ тотъ же вечеръ.

Герцогъ анжуйскій отправился съ своей свитой.

Франсуа былъ всегда рабомъ своихъ страстей; жестокость Діаны оскорбляла его и заставляла удаляться изъ анжуйской провинціи; улыбка Діаны служила ему примаикой.

Во всю дорогу онъ думалъ о томъ, какъ опасно принять предложеніе королевы.

Но Бюсси былъ проницателенъ: онъ хорошо зналъ характеръ принца и предугадалъ эту перемѣну.

-- Бюсси, сказалъ герцогъ: -- я подумалъ...

-- О чемъ, ваше высочество? спросилъ молодой человѣкъ.

-- О томъ, что мнѣ невыгодно принять предложенія матери.

-- Можетъ-быть; что же вы намѣрены дѣлать?

-- Я хочу просить у ней времени на размышленіе, или, лучше сказать, хочу протянуть дѣло на недѣлю; въ это время я дамъ нѣсколько баловъ, на которые приглашу все здѣшнее дворянство и такимъ-образомъ покажу ей, какъ мы сильны.

-- Чудно придумано, ваше высочество, только...

-- Я пробуду здѣсь еще недѣлю, прервалъ герцогъ Бюсси: -- и въ это время заставлю мать свою согласиться на новыя требованія мои... ты увидишь.

Бюсси сталъ думать.

-- Требуйте, требуйте, ваше высочество, сказалъ онъ послѣ минутнаго молчанія:-- только смотрите, чтобъ эта отсрочка не повредила вашимъ дѣламъ. Король, на-примѣръ, можетъ...

-- Что можетъ король?

-- Не зная вашихъ намѣреніи, онъ можетъ разсердиться... вѣдь вы знаете, какъ онъ вспыльчивъ.

-- Правда, правда; мнѣ надобно бы послать кого-нибудь къ королю съ поклономъ и съ извѣщеніемъ о скоромъ моемъ прибытіи; тогда я могу спокойно протянуть и больше недѣли.

-- Конечно; но этотъ кто-нибудь подвергается большой опасности...

Злобная улыбка выступила на лицѣ герцога.

-- Если я не сдержу слова, не правда ли? спросилъ онъ.

-- А вѣдь если вамъ будетъ выгоднѣе, такъ вы и не сдержите слова, не правда ли? спросилъ Бюсси.

-- Можетъ-быть! отвѣчалъ принцъ.

-- Прекрасно! И вашего посланника пошлютъ въ Бастилью.

-- Онъ не будетъ знать, какое я возложу на него порученіе.

-- Напротивъ; онъ долженъ это знать.

-- Тогда никто не поѣдетъ.

-- Не-уже-ли вы всѣхъ считаете такими трусами?..

-- А не-уже-ли ты знаешь такого храбреца?

-- Знаю.

-- Кто же это?

-- Я, ваше высочество.

-- Ты?

-- Да, я; я очень люблю опасныя порученія.

-- Бюсси, любезный Бюсси, вскричалъ герцогъ:-- если ты окажешь мнѣ эту услугу, я вѣчно буду тебѣ благодаренъ.

Бюсси улыбнулся; онъ зналъ мѣру вѣчности, о которой говорилъ герцогъ.

Франсуа подумалъ, что онъ колебался, и поспѣшилъ прибавить:

-- Я тебъ дамъ десять тысячъ экю на дорогу!

-- Будьте великодушнѣе, ваше высочество, сказалъ Бюсси: -- не-уже-ли вы думаете, что за подобныя услуги можно платить деньгами?

-- Такъ ты ѣдешь?

-- Ѣду.

-- Въ Парижъ?

-- Въ Парижъ.

-- Когда?

-- Когда вамъ угодно.

-- Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.

-- Такъ когда же?

-- Какъ ты думаешь?

-- Да хоть сегодня вечеромъ.

-- Мой храбрый, мой добрый Бюсси!-- Не-уже-ли ты въ-самомъ-дѣлѣ согласенъ?

-- Разумѣется! отвѣчалъ Бюсси: -- вѣдь вашему высочеству извѣстно, что изъ угожденія вамъ, я готовъ идти въ огонь. И такъ, рѣшено. Я ѣду сегодня же вечеромъ. Вы оставайтесь здѣсь, веселитесь и требуйте отъ королевы больше!

-- О, непремѣнно!

-- И такъ, прощайте, ваше высочество.

-- Прощай, Бюсси! Только не забудь одного: проститься съ моей матерью.

И Бюсси веселый, радостный, безпечный какъ школьникъ, для котораго наступилъ часъ рекреаціи, отправился къ Катеринѣ и тотчасъ же за тѣмъ сталъ готовиться къ отъѣзду, ожидая только вѣсти изъ Меридора.

Вѣсть пришла на другой день утромъ; Монсоро былъ наканунѣ такъ слабъ, что самъ отложилъ отъѣздъ до слѣдующаго утра.

Но около семи часовъ утра, тотъ же конюхъ, который принесъ Бюсси письмо Сен-Люка, пришелъ извѣстить его, что, не смотря ни на слезы стараго барона, ни на просьбы Реми, графъ отправился въ дорогу на носилкахъ, возлѣ которыхъ ѣхали верхомъ Діана, Реми и Гертруда.

Носилки несли восемь человѣкъ, смѣнявшіеся на каждомъ льё.

Бюсси, ожидавшій только этого извѣщенія, вскочилъ на коня, осѣдланнаго съ вечера, и выѣхалъ на дорогу въ Парижъ.

XIV.

Въ какомъ расположеніи духа былъ король Генрихъ III, когда г. де-Сен-Люкъ воротился ко двору.

Со дня отъѣзда Катерины, король, не смотря на всю надежду, полагаемую имъ на динломацію посланницы, отправившейся въ Анжу, заботился только о принятіи мѣръ для укрощенія могущаго случиться, по милости брата его, возмущенія.

Онъ по опыту зналъ духъ своей фамиліи: онъ зналъ, что можетъ человѣкъ, домогающійся престола и дѣйствующій съ новыми силами противъ человѣка разочарованнаго, утомленнаго уже могуществомъ и властію.

Онъ забавлялся или, лучше сказать, скучалъ какъ Тиверій, составляя съ Шико алфавитные списки людей, назначаемыхъ къ изгнанію за то, что они не довольно-ревностно принимали сторону короля.

Списки эти съ каждымъ днемъ становились длиннѣе.

На буквахъ С и Л, то-есть два раза, король всякій день записывалъ имя Сен-Люка.

Впрочемъ, гнѣвъ короля противъ прежняго любимца былъ постоянно поджигаемъ придворными сплетнями, колкими и ядовитыми намеками придворныхъ на то, что Сен-Люкъ бѣжалъ именно въ анжуйскую провинцію, какъ-бы для того, чтобъ приготовить все къ принятію принца.

Посреди общаго волненія, Шико, воспламенявшій миньйоновъ противъ враговъ его величества, былъ невыразимо-хорошъ.

Онъ былъ тѣмъ болѣе хорошъ, что, повидимому, играя роль мухи около дорожной кареты, исполнялъ гораздо-важнѣйшую роль. Незамѣтнымъ образомъ, мало-по-малу онъ формировалъ, такъ-сказать, цѣлую армію на защиту своего повелителя.

Однажды вечеромъ, когда король ужиналъ съ королевой, съ которою онъ сближался во всѣхъ затруднительныхъ случаяхъ своей политической жизни, -- Шико вошелъ въ комнату и остановился, растопыривъ руки и ноги.

-- Уфъ! произнесъ онъ.

-- Что тамъ? спросилъ король.

-- Мосьё де-Сен-Люкъ, сказалъ Шико.

-- Сен-Люкъ! вскричалъ король.

-- Да.

-- Въ Парижѣ?

-- Да.

-- Въ Луврѣ?

-- Да.

Послъ этого тройнаго подтвержденія, король всталъ изъ-за стола; онъ былъ красенъ и дрожалъ всѣмъ тѣломъ.

Трудно было опредѣлить, какія чувства волновали его.

-- Простите, сказалъ онъ королевѣ, бросивъ салфетку на стулъ: -- мнѣ предстоитъ государственное дѣло, некасающееся до женщинъ.

-- Да, сказалъ Шико съ напыщенною важностью:-- намъ предстоитъ государственное дѣло.

Королева хотѣла встать и удалиться, но король удержалъ ее.

-- Нѣтъ, сказалъ онъ, останьтесь: -- я пойду къ себѣ въ кабинетъ.

-- О, ваше величество! вскричала королева съ нѣжнымъ участіемъ, которое она всегда оказывала своему неблагодарному супругу: -- не гнѣвайтесь, умоляю васъ.

-- Постараюсь, отвѣчалъ Генрихъ, не примѣчая, съ какимъ насмѣшливымъ видомъ Шико закручивалъ усы.

Генрихъ поспѣшно вышелъ изъ комнаты; Шико послѣдовалъ за нимъ.

-- Какъ онъ, измѣнникъ, осмѣлился явиться сюда? спросилъ Генрихъ взволнованнымъ голосомъ.

-- А я почему знаю! отвѣчалъ Шико.

-- Онъ пріѣхалъ, вѣроятно, депутатомъ изъ анжуйской провинціи. Онъ пріѣхалъ посланникомъ отъ моего брата... Вотъ слѣдствія возмущеній!.. Дерзость брата моего внушила и этому измѣннику смѣлость явиться сюда подъ благовидной причиной!..

-- Не знаю, отвѣчалъ Шико.

Король посмотрѣлъ на него и продолжалъ:

-- А, можетъ-быть, онъ пріѣхалъ просить, чтобъ я позволилъ ему опять вступить во владѣніе имуществами, доходъ съ которыхъ я забралъ въ казну... Впрочемъ, я поступилъ не совсѣмъ-справедливо... Вѣдь онъ же не измѣнникъ... не правда ли?

-- Не знаю, повторилъ Шико.

-- Mort de ma vie! Ты надоѣлъ мнѣ своими глупыми отвѣтами! Затвердилъ, какъ попугай: не знаю, не знаю!

-- Mort de ma vie! а ты надоѣлъ мнѣ своими вопросами!

-- Развѣ тебѣ трудно отвѣчать?

-- Да, что мнѣ отвѣчать? Развѣ я какой-нибудь оракулъ? или Юпитеръ, или Аполлонъ, или другой какой-нибудь чревовѣщатель?

-- Шико!..

-- Генрихъ!..

-- Шико, другъ мой, ты видишь мою горесть и не пожалѣешь обо мнѣ.

-- А кто тебѣ велитъ горевать?

-- Какъ не горевать, если всѣ измѣняютъ мнѣ!

-- Кто тебѣ это сказалъ, Ventre de biche!

Теряясь въ догадкахъ, Генрихъ сошелъ къ себѣ въ кабинетъ, куда, при неожиданномъ извѣстіи о возвращеніи Сен-Люка, собрались уже всѣ приближенные короля, между которыми, или, лучше сказать, въ главѣ которыхъ сіялъ Крилльйонъ, съ разгорѣвшимися глазами, красными щеками и ощетинившимися усами, какъ бульдогъ, готовый вступить въ бой.

Посреди всѣхъ этихъ людей стоялъ Сен-Люкъ, спокойно выдерживавшій грозные взгляды, равнодушно прислушивавшійся къ непріязненному ропоту. Но страннѣе всего было, что онъ привелъ съ собою жену, которую усадилъ на табуретѣ возлѣ себя.

Уперевъ руку въ бокъ, Сен-Люкъ бросалъ смѣлые взгляды на окружавшихъ его.

Изъ уваженія къ молодой женщинѣ, нѣкоторые изъ придворныхъ отступили и молчали, не смотря на все желаніе ихъ толкнуть или оскорбить Сен-Люка.

Жанна, скромно закутанная въ дорожную мантилью, сидѣла молча, съ опущенными глазами.

Сен-Люкъ, гордо закутанный въ плащъ, казалось, готовъ былъ вызвать всѣхъ на бой.

Но придворные не желали приступить къ чему-либо рѣшительному, не узнавъ, какъ пріиметъ его король и чѣмъ кончится это свиданіе.

Ожиданіе было общее, когда вошелъ король.

Генрихъ былъ взволнованъ, смущенъ; онъ употреблялъ всѣ усилія, чтобъ казаться грознымъ, величественнымъ.

Онъ вошелъ въ сопровожденіи Шико, по спокойной важности своей болѣе походившаго на короля, нежели Генрихъ.

-- А, вы здѣсь! вскричалъ король, не обративъ вниманія на присутствующихъ.

-- Здѣсь, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ скромно и почтительно поклонившись.

Этотъ отвѣтъ такъ мало поразилъ короля, спокойный и почтительный видъ молодаго человѣка такъ мало подѣйствовалъ на него, что онъ продолжалъ тѣмъ же тономъ:

-- Ваше появленіе въ Луврѣ крайне удивляетъ меня!

Послѣ этихъ оскорбительныхъ словъ, наступило мертвое молчаніе вокругъ короля и его прежняго любимца.

Сен-Люкъ первый прервалъ это молчаніе.

-- Ваше величество, отвѣчалъ онъ съ прежнимъ почтительнымъ спокойствіемъ и ни мало не смущенный словами короля: -- меня еще болѣе удивляетъ то обстоятельство, что при настоящемъ положеніи дѣлъ вы не ожидали меня.

-- Это что значитъ, графъ? возразилъ Генрихъ гордо и закинувъ назадъ голову, съ видомъ оскорбленнаго достоинства.

-- Ваше величество находитесь въ опасности, отвѣчалъ Сен-Люкъ.

-- Въ опасности! вскричали придворные.

-- Да, господа, въ большой, дѣйствительной опасности, въ которой его величеству нужны всѣ преданные ему подданные, отъ мала до велика!... Будучи убѣжденъ, что въ подобной опасности король не отвергнетъ и слабой помощи, я пришелъ предложить его величеству свои услуги...

-- А! сказалъ Шико:-- видишь ли, сынъ мой, я былъ правъ, когда отвѣчалъ не знаю. Могъ ли я предвидѣть такую штуку?

Генрихъ III молчалъ.

Онъ окинулъ быстрымъ взглядомъ все собраніе; казалось, всѣ были оскорблены за короля дерзкими словами молодаго дворянина, но въ то же время во взорахъ всѣхъ отсвѣчивалась зависть, кипѣвшая въ сердцахъ ихъ.

Изъ этого король заключилъ, что поступокъ Сен-Люка былъ изъ тѣхъ, на которые большая часть присутствующихъ не была способна.

Однакожь, онъ не хотѣлъ сдаться сразу.

-- Графъ, отвѣчалъ онъ: -- вы исполнили только свой долгъ, какъ мой подданный.

-- Правда, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ: -- но въ настоящее время многіе изъ подданныхъ забываютъ долгъ свой. Я счастливъ, ваше величество, ибо вы согласны съ тѣмъ, что я исполнилъ свой долгъ.

Обезоруженный этой кротостью и постоянной покорностью, Генрихъ ступилъ шагъ къ Сен-Люку.

-- Итакъ, это единственная цѣль, единственная причина вашего возвращенія? спросила, король.-- Вамъ не дали никакого порученія?

-- Ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ съ живостью, замѣтивъ, что въ голосѣ короля не было ни упрека, ни гнѣва:-- я прибылъ единственно съ этой цѣлью. Прикажите меня бросить въ Бастилью, разстрѣлять... я умру спокойно, ибо исполнилъ долгъ свой. Ваше величество, анжуйская провинція возмутилась, Гіенна возмутится... Герцогъ анжуйскій имѣетъ сношенія съ западомъ и югомъ Франціи.

-- И пріятели, сообщники его, ревностно ему помогаютъ? спросилъ король.

-- Ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ, понявъ смыслъ вопроса короля:-- ни совѣты, ни убѣжденія не могутъ остановить герцога; не смотря на все свое вліяніе, г. де-Бюсси не можетъ разсѣять страха, внушеннаго герцогу вашимъ величествомъ.

-- А! сказалъ Генрихъ: -- такъ онъ трепещетъ!

И Генрихъ съ трудомъ скрылъ радостную улыбку.

-- Tidieu! вскричалъ Шико, поглаживая подбородокъ: -- мосьё де-Сен-Люкъ, вы благородный человѣкъ!

Потомъ, выступивъ впередъ, онъ продолжалъ:

-- Постой, Генрихъ: дай мнѣ пожать руку г. де-Сен-Люку.

Эти слова увлекли короля. Пропустивъ Шико, онъ медленно подошелъ къ прежнему своему другу и, положивъ ему руку на плечо, сказалъ:

-- Добро пожаловать, Сен-Люкъ, я радъ тебѣ!

-- Ахъ! вскричалъ Сен-Люкъ, цалуя руку короля: -- какъ вы осчастливили меня этими словами!...

-- Однако, какъ ты похудѣлъ, мой бѣдный Сен-Люкъ! сказалъ король: -- я бы не узналъ тебя.

Въ это мгновеніе послышался женскій голосъ.

-- Ваше величество, онъ похудѣлъ съ горя, подвергнувшись гнѣву своего обожаемаго короля.

Хотя этотъ голосъ былъ нѣженъ и почтителенъ, звуки его заставили, однакожь, Генриха вздрогнуть. Этотъ голосъ былъ для него непріятнѣе, нежели раскаты грома Августу.

-- Графиня де-Сен-Люкъ, проговорилъ онъ.-- Ахъ, да! я и забылъ!

Жанна упала къ ногамъ его.

-- Встаньте, графиня, сказалъ король:-- любя Сен-Люка, я люблю и всѣхъ близкихъ сердцу его.

Жанна схватила руку короля и поднесла къ своимъ губамъ.

Генрихъ поспѣшно отдернулъ руку.

-- Преобразуйте его, шепнулъ Шико молодой женщинѣ:-- преобразуйте его, ventre de biche! Вы такъ хороши собою, что вамъ это не трудно.

Но Генрихъ обратился къ Жаннѣ спиною и, обнявъ одной рукою Сен-Люка, ушелъ съ нимъ во внутренніе покои.

-- Итакъ, мы помирились, Сен-Люкъ? спросилъ король.

-- Скажите лучше, что вы помиловали меня, ваше величество, отвѣчалъ молодой дворянинъ.

-- Графиня, шепнулъ Шико Жаннѣ, остановившейся въ нерѣшимости: -- добрая жена не должна покидать своего мужа... особенно, когда мужъ ея въ опасности.

И онъ тихонько толкнулъ Жанну вслѣдъ за королемъ и Сен-Люкомъ.

XV.

Два важныя лица этой исторіи, упущенныя читателемъ изъ вида, опять являются на сцену.

Есть лицо, даже два лица въ нашей исторіи, о которыхъ читатель можетъ требовать у насъ отчета.

Съ покорностію автора древнихъ предисловій, мы спѣшимъ предупредить требованіе, всю важность котораго вполнѣ постигаемъ.

Во-первыхъ, вспомнимъ о дородномъ Горанфло, съ густыми бровями, красными толстыми губами, огромными пухлыми ручищами, широкими плечами и незамѣтной шеей.

Во-вторыхъ, вспомнимъ о большомъ ослѣ Панюржѣ, пріятнымъ образомъ округлявшемся и становившемся лѣнивѣе по мѣрѣ тучнѣнія.

Первый обитаетъ въ келльѣ Сен-Женевьевскаго-Монастыря.

Второй обитаетъ въ конюшнѣ того же монастыря, гдѣ ѣстъ съ утра до вечера.

Оба наслаждаются совершеннымъ счастіемъ. Женовевцы ухаживаютъ за своимъ прославившимся товарищемъ и, подобно божествамъ третьяго разряда, ухаживавшимъ за орломъ Юпитера, павлиномъ Юноны и голубями Венеры, откармливаютъ Панюржа въ честь его хозяина.

Около кухни аббатства постоянно носится самый аппетитный запахъ; бутылки славнѣйшаго бургонскаго вина постоянно опоражниваются. Прибудетъ ли какой-либо миссіонеръ изъ далекихъ странъ, либо легатъ отъ его святѣйшества съ индульгенціями -- и тому и другому непремѣнно показываютъ брата Горанфло, владѣющаго словомъ и мечомъ, и показываютъ во всемъ блескѣ его величія, то-есть, за столомъ, въ которомъ нарочно сдѣлана вырѣзка для помѣщенія живота его: путешественники приходятъ въ восторгъ, любуясь аппетитомъ толстаго сотрапезника, ѣдящаго за восьмерыхъ дюжихъ молодцовъ.

Когда путешественникъ налюбуется этимъ чудомъ, настоятель набожно складываетъ руки и, подилвъ глаза къ небу, говоритъ:

-- Какая чудная натура! братъ Горанфло любитъ искусства, науки и добрый столъ; вы видите, какъ онъ ѣстъ, но если бъ вы слышали, какъ онъ говоритъ! Если бъ, въ-особенности, слышали одну рѣчь, которую онъ говорилъ ночью и въ которой готовъ былъ пожертвовать собою ради святой вѣры!..

Иногда, однакожь, появляется облачко на челѣ славнаго Горанфло... Тщетно жирная дичина вкуснымъ запахомъ щекочетъ тогда его ноздри, тщетно маленькія фламандскія устрицы, которыхъ онъ шутя поглощаетъ тысячу, приглашаютъ его заглянуть въ ихъ перламутровую внутренность; тщетно въ бутылкахъ искрится золотое вино... Горанфло мраченъ, Горанфло мечтаетъ, Горанфло не хочетъ ни ѣсть, ни пить.

Тогда разносится слухъ, что достойный женовевецъ въ экстазѣ, и всѣ съ большимъ противъ прежняго уваженіемъ смотрятъ на него.

-- Тс, тише! говорятъ всѣ шопотомъ: -- не будемъ мѣшать экстазу брата Горанфло.

И всѣ почтительно и на цыпочкахъ расходятся.

Пріоръ выжидаетъ минуту, когда братъ Горанфло какъ-бы приходитъ въ себя, подходитъ къ нему, нѣжно беретъ руку его и вопрошаетъ почтительно.

Горанфло подымаетъ голову и безсмысленными глазами глядитъ на настоятеля.

Онъ возвращается изъ міра мечтаніи на землю.

-- Что вы дѣлали, достойный братъ? спрашиваетъ пріоръ.

-- Кто, я? говоритъ Горанфло.

-- Да, вы; вы чѣмъ-то были заняты.

-- Правда; я сочинялъ рѣчь.

-- Въ родѣ той, которую вы съ такимъ жаромъ произнесли въ ночь святой лиги?

Всякій разъ, когда Горанфло говорятъ объ этой рѣчи, онъ сожалѣетъ о томъ, что природа создала его лунатикомъ.

-- Ахъ! говоритъ онъ, глубоко вздыхая: -- хоть бы я записалъ эту рѣчь!

-- Зачѣмъ вамъ записывать, любезный братъ? Нѣтъ, вы говорите по-вдохновенію; вамъ стоитъ только открыть ротъ -- и краснорѣчивыя слова такъ сами-собою и польются!

-- Вы думаете? спрашиваетъ Горанфло.

-- Блаженны невѣрующіе въ себя! отвѣчаетъ пріоръ.

И точно, по-временамъ Горанфло, понимающій затруднительность своего положенія, придумываетъ рѣчь, но она ему не дается; тогда горесть овладѣваетъ имъ и по окончаніи обѣда, или во время экстаза, онъ встаетъ и, какъ-бы влекомый невидимою рукою, отправляется въ конюшню. Тамъ онъ съ любовію смотритъ на Панюржа, встрѣчающаго его радостнымъ крикомъ; тамъ Горанфло поглаживаетъ мягкую шерсть своего пріятеля... и пріятель радостно вопитъ и валяется на мягкой подстилкѣ.

Пріоръ и трое или четверо изъ важнѣйшихъ лицъ аббатства сопровождаютъ обыкновенно, въ подобныхъ случаяхъ, брата Горанфло и всячески стараются подслужиться къ Панюржу; одинъ предлагаетъ ему пирожковъ, другой сухариковъ, третій макаронъ... точно такъ желавшіе угодить Плутону подносили Церберу медовые пирожки.

Панюржъ не гордъ; онъ отвѣчаетъ на всѣ ласки и, не имѣя экстазовъ, не сочиняя рѣчей, находитъ, что онъ счастливѣйшій изъ ословъ всего міра.

Пріоръ смотритъ на Горанфло съ чувствомъ.

-- Простота и кротость, говоритъ онъ: -- вотъ добродѣтели сильныхъ!

Горанфло узналъ, что по-латинѣ ita значитъ, да; и что бы ему ни говорили, онъ на все отвѣчаетъ съ наивнымъ достоинствомъ:

-- Ita.

Ободренный этимъ отвѣтомъ, аббатъ иногда говоритъ ему:

-- Вы слишкомъ-много трудитесь, мой любезный братъ; это дѣлаетъ васъ задумчивымъ.

-- Можетъ-быть, отвѣчаетъ смиренный ораторъ аббату Жозефу Фулону.

-- Можетъ-быть, наша пища слишкомъ-груба для васъ? продолжаетъ пріоръ:-- не прикажете ли перемѣнить брата-повара? Вѣдь вы знаете, любезный братъ: Qu œ dam saturationes minus succedunt.

-- Ita, отвѣчаетъ Горанфло, продолжая поглаживать своего осла.

-- Какъ, вы ласкаете вашего Панюржа, любезный братъ, говоритъ пріоръ: -- не намѣрены ли вы предпринять какое-нибудь путешествіе?

-- О! отвѣчаетъ Горанфло со вздохомъ.

Въ этомъ-то и заключается причина грусти бѣднаго Горанфло. Сначала, изгнаніе изъ монастыря казалось ему неизмѣримымъ бѣдствіемъ, но въ-послѣдствіи онъ узналъ безконечныя радости и невѣдомыя дотолѣ удовольствія, источникомъ которыхъ была свобода!.. Посреди благополучнаго состоянія, Горанфло чувствуетъ, что неутомимый червь точитъ сердце его; червь этотъ -- желаніе свободы; свободы съ веселымъ товарищемъ, съ Шико; съ Шико, котораго онъ любитъ, самъ не зная за что; можетъ-быть за то, что Шико иногда бивалъ его.

-- Увы! говоритъ съ робостію одинъ изъ братій, наблюдающій за выраженіемъ лица брата Горанфло: -- мнѣ кажется, что вы не ошиблись, достойный пріоръ; монастырская жизнь утомила нашего знаменитаго брата.

-- Не утомила, отвѣчаетъ Горанфло:-- но чувствую, что я рожденъ для борьбы, для уличной политики, для публичныхъ рѣчей.

И при этихъ словахъ глаза Горанфло засверкали; онъ вспомнилъ о яичницахъ, которыми подчивалъ его Шико, объ анжуйскомъ винѣ Клода Бономе, о маленькой комнаткѣ гостинницы Рога-Изобилія.

Съ вечера лиги, или, лучше сказать, съ утра, когда онъ вернулся домой, его не выпускали изъ монастыря; съ-тѣхъ-поръ, какъ король назначилъ себя главою союза, лигёры стали осторожнѣе.

Горанфло такъ простъ, что онъ и не подумалъ воспользоваться своимъ вліяніемъ, чтобъ выйдти изъ аббатства. Ему сказали:

-- Братъ, изъ монастыря выходить запрещается,-- и онъ не выходилъ.

Никто не подозрѣвалъ жажды свободы, заставлявшей его пренебрегать монастырскими радостями.

Замѣчая, что задумчивость и уныніе Горанфло возрастали съ каждымъ днемъ, пріоръ сказалъ ему однажды:

-- Любезный братъ, никто не долженъ идти противъ своей судьбы; вамъ суждено бороться за истинную вѣру; идите же, исполняйте порученіе, возложенное на васъ свыше, только берегите свою драгоцѣнную жизнь и воротитесь къ великому дню.

-- Къ какому великому дню? спросилъ Горанфло, не умѣя скрыть своей радости.

-- Къ празднику тѣла Господня.

-- Ita! отвѣчалъ проповѣдникъ съ значительнымъ видомъ: -- но, прибавилъ онъ: -- дайте мнѣ денегъ... милостынями долженъ я снискать любовь народа.

Пріоръ поспѣшилъ принесть огромный мѣшокъ съ деньгами. Горанфло запустилъ въ него руку.

-- Велики будутъ проценты на эти деньги! сказалъ Горанфло, спрятавъ горсть денегъ въ карманъ и опять запуская руку въ мѣшокъ.

-- Но избрали ли вы текстъ для рѣчи, любезный братъ? спросилъ Жозефъ Фулонъ.

-- Какъ же!

-- Скажите мнѣ его.

-- Охотно; только вамъ однимъ.

Пріоръ сталъ внимательно слушать.

-- Цѣпъ, молотящій рожь, бьетъ самого-себя, сказалъ Горанфло.

-- О, чудесно! дивно! вскричалъ пріоръ.

И всѣ присутствовавшіе, довѣряя рѣшенію настоятеля, повторили за нимъ:

-- Чудесно! дивно!

-- Теперь я свободенъ? спросилъ Горанфло.

-- Да, сынъ мой, вскричалъ почтенный аббатъ: -- гряди на предназначенному тебѣ пути!

Горанфло велѣлъ осѣдлать Панюржа, влѣзъ на него при помощи двухъ дюжихъ братій, и въ семь часовъ вечера выѣхалъ изъ аббатства.

Это происходило въ тотъ самый день, когда Сен-Люкъ воротился изъ Меридора. Новости, полученныя изъ анжуйской провинціи, волновали Парижанъ.

Проѣхавъ мимо Якобинскаго-Монастыря, Горанфло хотѣлъ-было поворотить направо, какъ вдругъ Панюржъ вздрогнулъ: -- тяжелая рука опустилась на спину его.

-- Кто тамъ? вскричалъ Горанфло съ испугомъ.

-- Другъ, отвѣчалъ знакомый голосъ.

Горанфло очень хотѣлось обернуться, но давно не ѣздивъ верхомъ, онъ отвыкъ и боялся упасть.

-- Что вамъ надобно? спросилъ онъ не оглядываясь.

-- Не можете ли вы, почтеннѣйшій братъ, указать мнѣ дорогу къ гостинницѣ Рога-Изобилія?

-- Morbleu! вскричалъ Горанфло съ восторгомъ: -- это мосьё Шико!

-- Именно, отвѣчалъ Гасконецъ:-- я шелъ за вами въ монастырь, вселюбезнѣйшій братъ; но сама Фортуна помогаетъ мнѣ, выславъ васъ ко мнѣ на встрѣчу... И такъ, здравствуй, пріятель! Ventre de biche! ты, кажется, похудѣлъ,

-- А вы, мосьё Шико, пополнѣли, -- честное слово!

-- Мнѣ кажется, что мы оба льстимъ другъ другу.

-- Но что это у васъ, мосьё Шико? куда вы съ этой тяжелой ношей?

-- Это четверть оленины, которую я унесъ изъ кухни его величества, отвѣчалъ Гасконецъ: -- мы зажаримъ ее.

-- О, любезнѣйшій мосьё Шико! вскричалъ монахъ: -- а подъ мышкой у васъ что?

-- Бутылка кипрскаго вина, присланнаго другимъ королемъ моему королю.

-- Не-уже-ли?

-- Да; это мое любимое вино, отвѣчалъ Шико: -- а ты любишь?

-- Ого-го! кричалъ Горанфло, не будучи въ состояніи произнести слова отъ радости и попрыгивая на Панюржѣ, кряхтѣвшемъ подъ тяжелой ношей: -- Ого-го, ого-го!

И поднявъ руки кверху онъ запѣлъ громкимъ голосомъ такъ, что въ сосѣднихъ домахъ задрожали окна:

La musique a des appats.

Mais on ne fait que l'entendre;

Les fleurs ont le parfum tendre,

Mais l'odeur ne nourrit pas.

Sans que notre main у touche,

Un beau ciel flatte nos yeux;

Mais le vin coule en la bouche,

Mais le vin же sent, se touche

Et se boit; je l'aime mieux

Que musique, fleurs et cieux.

Въ-продолженіе цѣлаго мѣсяца, Горанфло было не до пѣсенъ, за то теперь онъ ревѣлъ во все горло.

XVI.

Эскулапъ и Меркурій.

Оставимъ друзей въ гостинницѣ Рога-Изобилія, куда, если читатели помнятъ, Шико иначе не водилъ своего пріятеля, какъ съ намѣреніями, важность которыхъ послѣдній и не подозрѣвалъ, и возвратимся къ г. де-Монсоро, несомому въ закрытыхъ носилкахъ по парижской дорогѣ, и къ Бюсси, выѣхавшему изъ Анжера вслѣдъ за раненнымъ.

Всаднику не трудно догнать идущихъ пѣшкомъ, но ему трудно не перегнать ихъ; что и случилось съ Бюсси.

Былъ конецъ мая. Было жарко, особенно около полудня, а потому г. де-Монсоро приказалъ остановиться въ маленькомъ лѣску, въ сторонѣ отъ дороги. Такъ-какъ онъ желалъ, чтобъ герцогъ анжуйскій узналъ какъ-можно-позже о его отъѣздѣ, то и приказалъ всѣмъ пойдти къ чашу лѣса и не показываться на дорогу. Изъ Меридора была взята провизія, и они могли пообѣдать, не ходя въ гостинницу.

Въ это время проѣхалъ Бюсси.

Онъ вездѣ освѣдомлялся и до дюртальскаго селенія получалъ удовлетворительные отвѣты; итакъ, будучи убѣжденъ, что скоро догонитъ Діану, онъ ѣхалъ шагомъ и на каждомъ возвышеніи поднимался на стременахъ, смотря въ даль, не увидитъ ли путешественниковъ, за которыми ѣхалъ. Но, вопреки своему ожиданію, онъ вдругъ потерялъ слѣдъ ихъ. Никто не видалъ такихъ путешественниковъ, какихъ онъ описывалъ и, прибывъ въ Ла-Флешъ, Бюсси убѣдился, что перегналъ ихъ.

Тогда онъ вспомнилъ маленькій лѣсокъ, мимо котораго проѣзжалъ и передъ которымъ лошадь его заржала, надувъ ноздри.

Бюсси остановился въ самой невидной корчмѣ и убѣдившись, что лошадь его будетъ хорошо накормлена, сѣлъ къ окну, спрятавшись, однакожь, за лоскутъ холста, служившій занавѣской.

Бюсси потому выбралъ эту корчму, что она находилась прямо противъ лучшей гостинницы города, въ которой, какъ онъ думалъ, непремѣнно остановится графъ Монсоро.

Онъ не ошибся; въ четвертомъ часу по полудни, прискакалъ слуга и вошелъ въ гостинницу.

Полчаса спустя, показались путешественники.

Слугѣ было поручено найдти носильщиковъ для смѣны. Такъ-какъ Монсоро былъ слишкомъ-ревнивъ, то вмѣстѣ съ тѣмъ онъ былъ и щедръ, а потому въ охотникахъ нести его не было недостатка.

Графъ, графиня, Реми и Гертруда вошли въ гостинницу. Діана вошла послѣдняя, и Бюсси замѣтилъ, что она осматривалась съ безпокойствомъ. Онъ хотѣлъ-было показаться, но удержался: неосторожность могла испортить все дѣло.

Наступилъ вечеръ. Бюсси надѣялся, что Реми выйдетъ, или что Діана покажется у окна, а потому закутался въ плащъ и вышелъ на улицу.

Онъ прождалъ до девяти часовъ. Въ это время слуга вышелъ.

Пять минутъ спустя, восемь человѣкъ подошли къ двери гостинницы; четверо изъ нихъ вошли въ домъ.

-- О! подумалъ Бюсси:-- не-уже-ли они будутъ путешествовать и ночью? Это было бы прекрасно!

И точно, все подтверждало это предположеніе: ночь была теплая, небо усѣяно звѣздами, весенній вѣтерокъ, нѣжный и ароматный, освѣжалъ воздухъ.

Носилки показались въ дверяхъ.

Потомъ изъ воротъ выѣхали Діана, Реми и Гертруда.

Діана опять стала осматриваться, но графъ позвалъ ее, и она должна была приблизиться къ носилкамъ.

Четыре смѣнные носильщика зажгли факелы и пошли по сторонамъ дороги.

-- Прекрасно, подумалъ Бюсси: -- я самъ не могъ бы распорядиться лучше.

Онъ воротился въ корчму, осѣдлалъ свою лошадь и поѣхалъ за путешественниками. Факелы указывали ему дорогу.

Монсоро не отпускалъ Діаны отъ себя ни на минуту.

Онъ разговаривалъ съ нею. Приглашеніе герцога въ оранжерею служило текстомъ неистощимыхъ комментаріевъ и ядовитыхъ вопросовъ.

Реми и Гертруда дулись другъ на друга, или, лучше сказать,-- Реми мечталъ, а Гертруда дулась на Реми.

Причину этого не трудно объяснить. Съ-тѣхъ-поръ, какъ Діана любила Бюсси, Реми не считалъ болѣе нужнымъ быть влюбленнымъ въ Гертруду.

И такъ, одни ссорились, другіе дулись, когда Бюсеи, слѣдовавшій на значительномъ разстояніи отъ кавалькады, желая дать знать о себѣ молодому доктору, свиснулъ въ серебряный свистокъ, которымъ онъ обыкновенно призывалъ своихъ слугъ у себя дома.

Свистъ былъ рѣзкій. Реми тотчасъ же узналъ его.

Діана вздрогнула и посмотрѣла на доктора, который утвердительно кивнулъ головою.

Потомъ Реми сзади подъѣхалъ къ молодой графинѣ и шепнулъ ей:

-- Это онъ.

-- Что тамъ? спросилъ Монсоро: -- кто говоритъ съ вами, графиня?

-- Со мной? никто.

-- Неправда; я видѣлъ какъ кто-то подъѣхалъ къ вамъ и что-то сказалъ.

-- Это былъ Реми, отвѣчала Діана:-- ужь не ревнуете ли вы къ мосьё Реми?

-- Нѣтъ; но я люблю, чтобъ говорили громко.

-- Есть, однакожь, вещи, которыхъ нельзя говорить громко при васъ, сказала Гертруда, подоспѣвъ на помощь къ своей госпожѣ,

-- Почему?

-- По двумъ причинамъ.

-- По какимъ?

-- Во-первыхъ, есть вещи, вовсе незанимательныя для вашего сіятельства, и есть другія, слишкомъ для васъ занимательныя.

-- А къ какому роду принадлежатъ вещи, о которыхъ мосьё Реми говорилъ сейчасъ графинѣ?

-- Ко второму.

-- Что вамъ сказалъ Реми? Говорите, графиня, я этого требую.

-- Я сказалъ, что если вы не будете вести себя какъ прилично больному, то умрете, не проѣхавъ одной трети дороги.

При свѣтъ факеловъ можно было замѣтить смертную блѣдность, покрывшую лицо Монсоро.

Діана задумалась и молчала.

-- Пріудержите нѣсколько вашу лошадь, шепнулъ Реми Діанѣ: -- отстаньте; онъ догонитъ васъ.

Хотя Реми говорилъ шопотомъ, Монсоро разслышалъ, однакожь, этотъ шопотъ, не различивъ словъ; онъ скоро оглянулся и увидѣлъ, что Діана слѣдовала за нимъ.

-- Еще одно такое движеніе, сказалъ Реми:-- и вамъ нѣтъ спасенія.

Съ нѣкотораго времени, Діана стала смѣлѣе. Вмѣстѣ съ любовію въ ней развилась смѣлость, которую истинно-любящія женщины доводятъ обыкновенно до безразсудства.

Она поворотила лошадь и спокойно стала ждать.

Въ то же мгновеніе Реми соскочилъ съ лошади, отдалъ поводъ Гертрудѣ и подошелъ къ больному, чтобъ занять его.

-- Покажите пульсъ, сказалъ онъ:-- я увѣренъ, что у васъ лихорадка.

Пять минутъ спустя, Бюсси ѣхалъ рядомъ съ Діаною.

Молодые любовники не нуждались уже въ словахъ. Они нѣжно обнялись и забылись въ сладостномъ поцалуѣ.

Бюсси первый прервалъ молчаніе.

-- Ты видишь, сказалъ онъ:-- ты ѣдешь, и я за тобой.

-- О! какъ я буду счастлива, Бюсси, зная, что ты со мною! Со мною, днемъ и ночью.

-- Но днемъ онъ увидитъ меня.

-- Нѣтъ, ты будешь ѣхать за нами, и я одна буду тебя видѣть, мой Луи. На поворотахъ, на пригоркахъ, я буду видѣть перо на твоей шляпѣ, конецъ твоего плаща; все будетъ говорить, что ты со много, что ты любишь меня!.. И вечеромъ, когда синій покровъ опустится на землю, ты подъѣдешь ко мнѣ... мы будемъ вмѣстѣ! О, какое счастіе!

-- Говори, говори, моя милая, возлюбленная Діана; ты сама не знаешь, сколько гармоніи въ твоемъ голосѣ.

-- И когда мы будемъ ѣхать ночью,-- Реми говоритъ, что это не повредитъ больному,-- мы обнимемся, поцалуемся, и одно пожатіе руки скажетъ тебѣ, что я весь день думала о тебѣ, о тебѣ одномъ!

-- О! какъ я люблю тебя! Какъ я люблю тебя! проговорилъ Бюсси.

-- Мнѣ кажется, продолжала Діана: -- души наши такъ тѣсно связаны, что даже въ отдаленіи, безъ словъ, безъ взглядовъ мы будемъ понимать другъ друга.

-- Да, но видѣть тебя... сжимать тебя въ объятіяхъ... о, Діана! Діана!

И лошади молодыхъ людей шли рядомъ, а они забывали весь міръ...

Вдругъ раздался голосъ, заставившія обоихъ вздрогнуть,-- Діану отъ страха, Бюсси отъ гнѣва.

-- Графиня, гдѣ вы? спрашивалъ этотъ голосъ:-- Діана, гдѣ вы? отвѣчайте же!

Это восклицаніе рѣзко прервало ночную тишину.

-- О! это онъ, это онъ! Я забыла его, проговорила Діана.-- Это онъ!.. О, сладкій сонъ! ужасное пробужденіе!

-- Послушай! говорилъ Бюсси:-- послушай, Діана, мы соединены... Скажи одно слово, и ты навсегда будешь принадлежать мнѣ. Убѣжимъ, Діана. Посмотри, передъ нами пространство, свобода, счастіе! Одно слово, и мы ускачемъ! Одно слово, и ты вѣчно будешь принадлежать мнѣ!..

И онъ страстно удерживалъ молодую женщину.

-- А мой отецъ? спросила Діана.

-- Когда баронъ узнаетъ, какъ я люблю тебя...

-- О, Луи, что ты говоришь! сказала Діана.-- Ты забываешь, что онъ отецъ!..

Это слово заставило Бюсси прійдти въ себя.

-- Приказывай, милая Діана, отвѣчалъ онъ: -- и я повинуюсь.

-- Послушай, сказала она, вытянувъ впередъ руку: -- будемъ сильнѣе демона, преслѣдующаго насъ; не опасайся ничего, и ты увидишь, умѣю ли я любить.

-- Итакъ, намъ должно разстаться, проговорилъ Бюсси.

-- Графиня! графиня! продолжалъ кричать голосъ Монсоро.-- Отвѣчайте, или, хоть бы мнѣ пришлось убиться, я соскочу съ проклятыхъ носилокъ!

-- Прощай, сказала Діана: -- прощай; я знаю, что онъ готовъ исполнить то, что сказалъ...

-- Ты жалѣешь о немъ?

-- Ревнивецъ! возразила Діана съ очаровательнымъ выраженіемъ голоса и прелестной улыбкой.

Бюсси не удерживалъ ея болѣе.

Въ два скачка, Діана воротилась къ носилкамъ. Графъ былъ почти въ обморокѣ.

-- Остановитесь, остановитесь! произносилъ онъ хриплымъ голосомъ.

-- Morbleu! кричалъ Бюсси:-- не останавливайтесь! Онъ бѣснуется... а если ему надоѣло жить, такъ пускай соскочитъ съ носилокъ.

И носильщики не останавливались.

-- Но кого же вы зовете? спросила Гертруда.-- Графиня здѣсь, со мною. Сударыня, пожалуйте сюда; у его сіятельства бредъ, горячка...

Діана вступила въ кругъ, освѣщенный факелами, не говоря ни слова.

-- А! произнесъ Монсоро, задыхаясь:-- гдѣ вы были?

-- Гдѣ же мнѣ быть, какъ не за вами?

-- Возлѣ меня, графиня, возлѣ меня; не отходите отъ меня ни на шагъ.

Діанѣ не зачѣмъ было болѣе отставать: она знала, что Бюсси ѣхалъ за ними, она видѣла его.

Прибыли къ мѣсту смѣны носильщиковъ. Монсоро отдохнулъ нѣсколько часовъ и хотѣлъ отправиться далѣе.

Онъ нетерпѣливо желалъ удалиться отъ Анжера.

Но-временамъ возобновлялась описанная нами сцена.

-- Хоть бы онъ задохся отъ бѣшенства! ворчалъ Реми: -- честь доктора будетъ спасена!

Но Монсоро не задохся: напротивъ, но прошествіи десяти дней, онъ прибылъ въ Парижъ почти здоровый.

Реми былъ докторъ искусный, болѣе искусный, нежели онъ самъ желалъ.

Въ-продолженіе десяти дней путешествія, Діанѣ нѣжностію и ласками удалось смягчить гордость Бюсси.

Она уговорила его сблизиться съ Монсоро и принять дружбу, которую онъ предлагалъ ему.

Предлогъ перваго посѣщенія былъ самый простой: здоровье графа.

Реми лечилъ мужа и носилъ записки женѣ.

-- Эскулапъ и Меркурій, говорилъ онъ про себя.

XVII.

Какъ посланникъ герцога анжуйскаго прибылъ въ Парижъ.

Между-тѣмъ, ни Екатерина, ни герцогъ анжуйскій не возвращались въ Лувръ, и слухъ о рѣшительномъ разрывѣ между братьями болѣе и болѣе распространялся.

Король не получалъ никакихъ извѣстій отъ матери, и вмѣсто того, чтобъ слѣдовать пословицѣ: нѣтъ вѣстей -- хорошія вѣсти, онъ говорилъ покачивая головой:

-- Нѣтъ вѣстей -- дурныя вѣсти!

Миньйоны же присовокупляли:

-- Дурные сов ѣ тники уговорили Франсуа задержать королеву.

Дурные сов ѣ тники: въ этихъ двухъ словахъ заключается вся политика этого страннаго и трехъ предшествовавшихъ царствованій.

Благодаря дурнымъ совѣтникамъ, Карлъ IX дозволилъ варѳоломеевскую ночь. Благодаря дурнымъ совѣтникамъ, Франсуа дозволилъ амбуазское убійство. Благодаря дурнымъ совѣтникамъ, Гсприхъ II, отецъ этого страшнаго рода, приказывалъ жечь еретиковъ...

Никто не смѣлъ сказать королю:

-- Въ жилахъ вашего брата течетъ дурная кровь; по обычаю всего вашего рода, онъ безпрестанно домогается престола какими бы то ни было средствами: хитростью ли, измѣной или убійствомъ; онъ хочетъ сдѣлать вамъ то же, что вы сдѣлали вашему старшему брату, что тотъ сдѣлалъ своему старшему брату, и чему научила васъ всѣхъ родная мать.

Нѣтъ, король того времени, король XVI вѣка, принялъ бы всѣ эти замѣчанія за оскорбленія, за дерзости.

И такъ, миньйоны говорили Генриху III:

-- Ваше величество, братъ вашъ окруженъ дурными совѣтниками.

А такъ-какъ только одинъ человѣкъ могъ давать совѣты герцогу анжуйскому, то противъ него и подымалась страшная гроза, усиливавшаяся съ каждымъ днемъ.

Этотъ человѣкъ былъ Бюсси.

Въ открытыхъ совѣщаніяхъ предлагали только угрозу, а въ домашнемъ кругу короля, ему совѣтовали употребить другія, болѣе дѣйствительныя и вѣрныя мѣры: ядъ или сталь, какъ вдругъ разнесся слухъ, что герцогъ анжуйскій отправилъ къ королю посланника.

Какъ разнесся этотъ слухъ? Кто распустилъ его? Кто принесъ эту вѣсть?

Это такъ же трудно объяснить, какъ то, зачѣмъ и для чего вихрь уноситъ песокъ, зачѣмъ и для чего вѣтеръ разноситъ городской гуль по окрестностямъ.

Есть какой-то тайный демонъ, снабжающій вѣсти крыльями и распускающій ихъ по воздуху въ разныя стороны.

Когда извѣстіе, о которомъ мы упомянули, достигло Лувра, въ немъ поднялась страшная суматоха. Король поблѣднѣлъ отъ гнѣва, а придворные, подражая всегда своему повелителю, позеленѣли.

Всѣ поклялись... трудно пересказать всѣ клятвы, но вотъ главнѣйшія изъ нихъ:

Если посланникъ старъ, то его осмѣютъ, одурачатъ и упрячутъ въ Бастилью.

Если онъ молодъ, его оскорбятъ, вызовутъ на поедники, проводятъ и изрубятъ въ куски: каковые куски будутъ разосланы но всѣмъ провинціямъ Франціи.

И миньйоны, по обычаю своему, принялись точить шпаги, упражняться въ фехтованіи и метаніи кинжаловъ.

Шико не обнажалъ ни шпаги, ни кинжала, но задумался.

Увидѣвъ задумчивость Шико, король вспомнилъ, что однажды въ затруднительномъ случаѣ, объяснившемся въ-послѣдствіи, Шико былъ одного мнѣнія съ вдовствующей королевой, мнѣніе которой оказалось справедливымъ.

Тогда король понялъ, что шутъ его былъ мудрецъ, и просилъ у него совѣта.

-- Ваше величество, возразилъ Шико послѣ долгаго размышленія;-- я долженъ сказать вамъ, что его высочество герцогъ анжуйскій либо отправилъ къ вамъ посланника, либо нѣтъ.

-- И за этимъ отвѣтомъ ты такъ долго думалъ?

-- Терпѣніе, терпѣніе, какъ говоритъ, по образцу знаменитаго Макіавелли, ваша августѣйшая матушка, да хранитъ ее Господь!

-- Ты видишь, что я вооружился терпѣніемъ, если слушаю тебя.

-- Если онъ отправилъ къ вамъ посла, то считаетъ себя въ правѣ такъ поступить; а если онъ, воплощенная осторожность, считаетъ себя въ правѣ такъ поступить, то, значитъ, онъ силенъ; а если онъ силенъ, то мы должны беречь его -- силу можно перехитрить, обмануть, но не переломить; пріймемъ посланника съ почетомъ и всевозможною вѣжливостью. Этимъ мы ничего не потеряемъ; вѣдь вы помните, какъ братъ вашъ обнималъ добраго адмирала Колиньи, прибывшаго посломъ отъ гугенотовъ, которые также считали себя могущественными.

-- Итакъ, ты одобряешь политику брата моего Карла IX?

-- Ни мало; поймите меня: я представляю вамъ фактъ и говорю: если въ-послѣдствіи мы найдемъ средство обидѣть не бѣднаго герольда, посла, вѣстника или вѣстоваго, а самого хозяина, двигателя, начальника, высокопочитаемаго и высокоуважаемаго принца, его высочества герцога анжуйскаго, настоящаго и единственнаго виновника всѣхъ смутъ съ тремя Гизами, разумѣется! и запрятать ихъ въ крѣпость понадежнѣе Лувра, такъ -- съ Богомъ, ваше величество! Не упускайте этого случая.

-- Совѣтъ твой мнѣ нравится, сказалъ Генрихъ III.

-- Еще бы! возразилъ Шико.-- Но слушай далѣе.

-- Говори.

-- Если же онъ не отправилъ посланника, такъ зачѣмъ ты позволяешь своимъ друзьямъ мычать?

-- Мычать!

-- Я бы сказалъ рычать, еслибъ имѣлась возможность сравнить твоихъ друзей со львами. Но я говорю мычать... потому-что... послушай, Генрихъ, право, тошно смотрѣть, какъ твои пріятели, бородатые, подобно самой бородатой обезьянѣ твоего звѣринца, играютъ какъ мальчишки и гугукаютъ на взрослыхъ, чтобъ испугать ихъ!.. Не говоря уже о томъ, что если герцогъ анжуйскій не отправилъ посла, такъ они заважничаютъ и будутъ говорить, что напугали его!

-- Шико, ты забываешь, что люди, о которыхъ ты говоришь, мои друзья, мои единственные друзья.

-- Хочешь заплатить мнѣ тысячу экю, о король мой! сказалъ Шико.

-- Какъ такъ?

-- Побейся со мною объ закладъ, что эти друзья останутся тебѣ вѣрны, что бы ни случилось, а я побьюсь съ тобою, что не позже, какъ завтра вечеромъ трое изъ нихъ измѣнятъ тебѣ.

Увѣренность, съ которою говорилъ Шико, заставила короля задуматься. Онъ не отвѣчалъ.

-- А-га! сказалъ Шико: -- теперь и ты задумался!... Я не полагалъ, что ты такъ догадливъ...

-- Какъ же ты совѣтуешь мнѣ поступить?

-- Я совѣтую тебѣ не поступать, а ждать. Въ послѣднемъ словѣ заключается вся премудрость. Пріѣдетъ посолъ -- обласкай его. Не пріѣдетъ -- дѣлай что знаешь; но ни въ какомъ случаѣ не рискуй совершенно разссориться съ братомъ, потакая твоимъ глупцамъ. Cordieu! братъ твой тоже немногаго стоитъ, но все-таки онъ братъ короля. Убей его, если этого требуетъ твое спокойствіе, но изъ уваженія къ своему имени, къ дому Валуа, не унижай его! Онъ и безъ того порядочно унижается самъ... Но это не твое дѣло!

-- Правда, Шико.

-- Видишь ли, ты обязанъ мнѣ еще однимъ добрымъ совѣтомъ; впрочемъ, я имъ ужь и счетъ потерялъ. Теперь не мѣшай мнѣ спать, Генрихъ, недѣлю тому назадъ, мнѣ нужно было напоить одного пріятеля, а послѣ такихъ попоекъ я хмѣленъ цѣлую недѣлю.

-- Пріятеля! Не честнаго ли женовевца, о которомъ ты мнѣ говорилъ?

-- Именно. Ты обѣщалъ ему аббатство?

-- Я?

-- Какъ же! Ты обязанъ вознаградить его за всѣ услуги, которыя онъ тебѣ оказалъ.

-- Такъ онъ по-прежнему преданъ мнѣ?

-- Онъ обожаетъ тебя. Ахъ, кстати...

-- Что такое?

-- Черезъ три недѣли праздникъ тѣла Господня.

-- Такъ что же?

-- Надѣюсь, ты устроишь какую-нибудь хорошенькую процессію?

-- Я христіанскій король, и на мнѣ лежитъ обязанность подавать примѣръ благочестія народу.

-- И ты, какъ всегда, будешь останавливаться въ четырехъ главныхъ парижскихъ монастыряхъ.

-- Безъ-сомнѣнія.

-- И въ Женевьевскомѣ-Аббатствѣ?

-- Непремѣнно.

-- Прекрасно.

-- Къ-чему ты это спрашиваешь?

-- Такъ. Я любопытенъ. Теперь я знаю, что мнѣ нужно знать, а потому спокойной ночи, Генрихъ.

Въ это самое время, когда Шико готовился лечь спать, въ Луврѣ поднялся какой-то необыкновенный шумъ.

-- Что это за шумъ? спросилъ король.

-- Не дадутъ мнѣ уснуть! съ досадой вскричалъ Шико.

-- Надобно узнать...

-- Генрихъ, найми мнѣ квартиру въ городъ, или я выйду въ отставку; въ Луврѣ теперь жить нельзя!

Вошелъ капитанъ стражи съ разстроеннымъ видомъ.

-- Что случилось? спросилъ король.

-- Ваше величество, отвѣчалъ капитанъ:-- посланникъ его высочества герцога анжуйскаго прибылъ въ Лувръ.

-- Со свитой? спросилъ король.

-- Нѣтъ, одинъ.

-- Слѣдовательно, его надобно принять еще лучше, Генрихъ, сказалъ Шико:-- потому-что онъ человѣкъ храбрый.

-- Хорошо, отвѣчалъ король, стараясь придать себѣ спокойный видъ, которому противорѣчила блѣдность, покрывавшая лицо его: -- хорошо, пусть весь дворъ соберется въ большую залу, а мнѣ дать траурное платье... Ведя переговоры съ роднымъ братомъ и черезъ посланника, надобно быть въ трауръ!

XVIII.

Какъ король принялъ посланника герцога анжуйскаго.

Въ большой залѣ находился тронъ Генриха ІІІ.

Около трона толпились придворные, съ нетерпѣніемъ ожидавшіе развязки предстоящей сцены.

Король, печальный и мрачный, вступилъ на тронъ.

Всѣ взоры были обращены къ галереѣ, черезъ которую капитанъ стражей долженъ былъ ввести посланника.

-- Ваше величество, сказалъ Келюсъ на ухо королю: -- знаете ли вы, кто этотъ посланникъ?

-- Не знаю. Но что въ этомъ?

-- Оскорбленіе увеличивается выборомъ этого посланника. Біоссй пріѣхалъ.

-- Я въ этомъ не вижу никакого оскорбленія, отвѣчалъ король, стараясь быть равнодушнымъ.

-- Можетъ-быть, вы, государь, не видите въ этомъ обиды, сказалъ Шомберггъ: -- но мы чувствуемъ ее.

Генрихъ не отвѣчалъ; онъ видѣлъ, какъ вокругъ трона его кипѣла ненависть и злоба и радовался возможности противопоставить врагамъ своимъ эти двѣ силы.

Келюсъ, то блѣднѣя, то краснѣя, сдавилъ эфесъ своей шпаги.

Шомбергъ снялъ перчатки и вполовину обнажилъ кинжалъ.

Можиронъ взялъ свою шпагу изъ рукъ пажа и прицѣпилъ ее къ поясу.

д'Эпериннъ страшно закрутилъ усы и сталъ за своими товарищами.

Что же касается до Генриха, то онъ улыбался...

-- Введите его, сказалъ онъ.

Послѣ этихъ словъ, наступило въ залѣ могильное молчаніе, подобно тишинѣ, предшествующей грозѣ.

Твердые шаги, рѣзкій звукъ шпоръ послышался въ галереѣ.

Бюсси вошелъ.

Лицо его было спокойно, походка горда.

Ни на кого изъ окружавшихъ короля не взглянулъ молодой человѣкъ. Онъ пошелъ прямо къ Генриху и, низко поклонившись, остановился въ молчаніи, ожидая, чтобъ королю угодно было заговорить съ нимъ. Въ гордости его не было ничего оскорбительнаго для величія короля.

-- Вы здѣсь, мосьё де-Бюсси! сказалъ Генрихъ III: -- мы всѣ думали, что вы въ анжуйской провинціи.

-- Я оттуда, ваше величество.

-- Что привело васъ въ нашу столицу?

-- Желаніе засвидѣтельствовать мое нижайшее почтеніе вашему величеству.

Король и миньйоны съ изумленіемъ помѣнялись взглядами; замѣтно было, что они ожидали совершенно-инаго отъ строптиваго молодаго дворянина.

-- Только... только это? спросилъ король.

-- Пользуясь этимъ случаемъ, его высочество герцогъ анжуйскій поручилъ мнѣ засвидѣтельствовать и свое почтеніе вашему величеству.

-- Не поручилъ ли вамъ герцогъ еще чего-нибудь?

-- Онъ поручилъ мнѣ сказать, что, собираясь воротиться въ Парижъ съ ея величествомъ королевой, онъ желаетъ, чтобъ ваше величество были увѣдомлены о возвращеніи одного изъ вашихъ вѣрнѣйшихъ подданныхъ.

Изумленіе короля возрасло до такой степени, что онъ не могъ сказать слова.

Шико воспользовался минутой молчанія и подошелъ къ послу.

-- Здравствуйте, мосьё де-Бюсси, сказалъ ouъ.

Бюсси оглянулся: ему было удивительно встрѣтить друга въ этомъ собраніи.

-- А! мосьё Шико, здравствуйте! отвѣчалъ Бюсси.-- Здоровъ ли г. де-Сен-./Іюкъ?

-- Слава Богу; онъ прогуливается теперь съ женою у птичниковъ.

-- Другихъ порученій у васъ нѣтъ, г. де-Бюсси? спросилъ король.

-- Никакихъ, ваше величество; о прочемъ самъ герцогъ будетъ имѣть честь переговорить съ вашимъ величествомъ.

-- Хорошо, сказалъ король.

И въ молчаніи, вставъ съ трона, онъ сошелъ со ступеней.

Аудіенція кончена. Группы перемѣшались.

Бюсси замѣтилъ, что его окружили четыре миньйона, и что взоры всѣхъ присутствовавшихъ сверкали гнѣвомъ и угрозами.

Въ концѣ залы король тихо разговаривалъ съ канцлеромъ.

Бюсси притворился, будто ничего не примѣчаетъ, и продолжалъ разговаривать съ Шико.

Тогда король, какъ-бы желая оставить Бюсси совершенно одного, позвалъ Гасконца.

-- Шико, ступай сюда, сказалъ онъ:-- мнѣ нужно переговорить съ тобою.

Шико вѣжливо и даже почтительно поклонился молодому дворянину.

Бюсси также вѣжливо отвѣчалъ на поклонъ его и остался одинъ.

Тогда выраженіе лица его измѣнилось: съ королемъ онъ былъ почтителенъ, съ Шико вѣжливъ, теперь онъ сталъ любезенъ.

Келюсъ подошелъ къ нему.

-- А, здравствуйте, мосьё де-Келюсъ, сказалъ Бюсси:-- позвольте узнать, какъ вы поживаете?

-- Плохо, возразилъ Келюсъ.

-- Ахъ, Боже мой! вскричалъ Бюсси, какъ-бы опечаленный этимъ отвѣтомъ: -- что съ вами?

-- Одно обстоятельство надоѣдаетъ мнѣ, отвѣчалъ Келюсъ.

-- Одно обстоятельство? спросилъ Бюсси съ изумленіемъ: -- помилуйте, вѣдь вы и ваши друзья такъ сильны, такъ могущественны, что вамъ не трудно устранить это обстоятельство.

-- Вы не поняли г. де-Келюса, сказалъ Можиронъ, подходя съ Шомбергомъ, чтобъ принять участіе въ этомъ разговорѣ:-- или, лучше сказать, онъ самъ ошибся: онъ хотѣлъ сказать не одно обстоятельство, а одинъ человѣкъ.

-- Что жь за бѣда! сказалъ Бюсси:-- человѣка иногда бываетъ легче устранить, нежели обстоятельство.

-- Я то же говорю, мосьё де-Бюсси, сказалъ Шомбергъ: -- и надѣюсь, что Келюсъ не станетъ долго медлить.

-- Ахъ, это вы, мосьё де-Шомбергъ! сказалъ Бюсси: -- я не узналъ васъ?

-- Можетъ-быть, сказалъ Шомбергъ: -- на лицѣ моемъ остались еще слѣды синей краски?

-- Нимало; вы, напротивъ, очень-блѣдны; здоровы ли вы?

-- Я блѣденъ отъ гнѣва! отвѣчалъ Шомбергъ.

-- Не-уже-ли и вамъ, какъ г. Келюсу, надоѣдаетъ что-нибудь или кто-нибудь?

-- Именно.

-- И мнѣ тоже, прибавилъ Можиронъ.

-- Вы по-прежнему любите шутить, любезнѣйшій мосьё де-Можиронъ, сказалъ Бюсси:-- но въ-самомъ-дѣлѣ, господа, чѣмъ болѣе я на васъ смотрю, тѣмъ болѣе замѣчаю, что вы чрезвычайно разстроены.

-- Вы забыли меня, сказалъ д'Эпернонъ, гордо вставъ передъ Бюсси.

-- Извините, мосьё д'Эпернонъ, вы стояли, по своему обыкновенію, за другими; притомъ же, я такъ мало знаю васъ, что не смѣлъ первый заговорить съ вами.

Улыбка и спокойствіе Бюсси между четырьмя взбѣшенными молодыми людьми, глаза которыхъ сверкали грознымъ краснорѣчіемъ, увеличивали красоту его.

Только слѣпой или идіотъ не понялъ бы, чего хотѣли молодые люди. Только Бюсси могъ притвориться, что не понимаетъ, чего они хотятъ.

Онъ замолчалъ, и прежняя милая улыбка не сходила съ лица его.

-- Мосьё де-Бюсси! вскричалъ наконецъ Келюсъ, нетерпѣливо топнувъ ногою.

Бюсси поднялъ глаза къ потолку и осмотрѣлся.

-- Замѣчаете ли вы, господа, сказалъ онъ:-- какое здѣсь странное эхо? Ничто такъ не способствуетъ повторенію звуковъ, какъ мраморныя стѣны и двойные своды; между-тѣмъ, какъ на открытомъ полѣ звуки раздѣляются и, я думаю, часть ихъ улетаетъ къ облакамъ. Это мнѣніе Аристофана. Читали вы Аристофана, господа?

Можирону показалось, что онъ угадалъ смыслъ словъ Бюсси, и подошелъ къ молодому человѣку, чтобъ сказать ему что-то на ухо.

Бюсси остановилъ его.

-- Ради Бога, не будемъ перешептываться, сказалъ онъ: -- вопервыхъ, это невѣжливо; а во-вторыхъ, вамъ извѣстно, какъ король мнителенъ: онъ подумаетъ, что мы злословимъ.

Можиронъ отошелъ болѣе прежняго взбѣшенный.

Шомбергъ сталъ на его мѣсто и сказалъ напыщеннымъ тономъ:

-- Я тяжелый, неповоротливый, но откровенный Нѣмецъ; шептаться не люблю, а говорю вслухъ, чтобы слушающіе могли слышать; но когда слова мои, которымъ я стараюсь придать всевозможную ясность, не поняты тѣмъ, къ кому я обращаюсь, или когда онъ не хочетъ понять ихъ, тогда...

-- Тогда? повторилъ Бюсси, устремивъ на молодаго человѣка огненный взоръ тигра: -- тогда?

Шомбергъ не договорилъ.

Бюсси пожалъ плечами и обратился къ нему спиною.

Онъ встрѣтился лицомъ-къ-лицу съ д'Эпернономъ.

Д'Эпернону невозможно было отступить.

-- Посмотрите, господа, сказалъ онъ: -- какимъ мосьё де-Бюсси сдѣлался провинціаломъ; борода его небрита, шпага безъ банта, сапоги не вылощены, шляпа сѣрая!...

-- Я это самъ сейчасъ замѣтилъ, любезнѣйшій мосьё д'Эпернонъ. Смотря на васъ, разряженныхъ, какъ куколокъ, я невольно задумался о томъ, какъ отсутствіе изъ столицы можетъ перемѣнить человѣка... Я, Луи де-Бюсси, графъ де-Клермонъ, долженъ брать теперь примѣръ съ какого-нибудь мелкаго гасконскаго дворянина! Страшно! Но посторонитесь, пожалуйста; вы и мосьё де-Келюсъ стоите такъ близко, что наступили мнѣ на ногу... вѣроятно нечаянно, прибавилъ онъ съ милой улыбкой.

Въ это самое время вошелъ Сен-Люкъ; прошедъ между д'Эпернона и Келюса, Бюсси пошелъ къ нему на встрѣчу и подалъ ему руку. Сен-Люкъ замѣтилъ, что рука Бюсси горѣла и дрожала.

Онъ понялъ всю тягость его положенія и вывелъ его изъ залы.

Странный ропотъ поднялся между миньйонами и придворными.

-- Это непостижимо, говорилъ Келюсъ: -- я оскорбилъ его, а онъ не отвѣчалъ.

-- Я вызывалъ его, сказалъ Можиринъ: -- а онъ промолчалъ.

-- Я поднялъ руку, чтобъ ударить его въ лицо, сказалъ Шомбергъ: -- а онъ промолчалъ.

-- Я наступилъ ему на ногу, твердилъ всѣмъ д'Эпернонъ: -- я наступилъ Бюсси на ногу, а онъ промолчалъ!

И д'Эпернонъ важно прохаживался по залѣ.

-- Это непостижимо! повторилъ Келюсъ.-- Этому должна быть какая-нибудь особенная причина.

-- Совсѣмъ не особенная! отвѣчалъ Шомбергъ.

-- Развѣ ты знаешь?

-- Разумѣется; онъ очень-хорошо понимаетъ, что мы четверо сильнѣе, и убьемъ его. Вотъ причина.

Въ это время, король подходилъ къ молодымъ пріятелямъ. Шико говорилъ ему что-то на ухо.

-- Что вамъ разсказывалъ мосьё де-Бюсси? спросилъ король.-- Мнѣ показалось, что вы говорили довольно-громко.

-- Вашему величеству угодно знать, что разсказывалъ мосьё де-Бюсси? спросилъ д'Энериннъ.

-- Да; вѣдь вы знаете, что я любопытенъ, возразилъ Генрихъ улыбаясь.

-- Бюсси не разсказывалъ ничего особеннаго, отвѣчалъ Келюсъ.-- Онъ теперь не похожъ на Парижанина.

-- А на кого же?

-- На провинціала. Онъ остепенился.

-- Э! вскричалъ король: -- это что значитъ?

-- Это значитъ, что я намѣренъ пріучить собаку кусать его за ноги, сказалъ Келюсъ: -- впрочемъ, у него такіе толстые сапоги, что онъ и этого не почувствуетъ.

-- А у меня дома есть обезьяна; я дамъ ей кличку Бюсси, сказалъ Шомбергъ.

-- Я, сказалъ д'Эпернонъ, сдѣлаю болѣе васъ: -- я пойду прямо къ цѣли. Сегодня я наступилъ ему на ногу, а завтра дамъ ему пощечину. Онъ трусъ, потому-что до-сихъ-поръ дрался изъ одного тщеславія; теперь же онъ думаетъ: я заслужилъ имя человѣка храбраго, а потому могу жить спокойно.

-- Какъ, господа! вскричалъ Генрихъ съ притворнымъ гнѣвомъ: -- вы дерзнули оскорбить у меня, въ Луврѣ, дворянина моего брата?

-- Увы!.. дерзнули, сказалъ Можиронъ, отвѣчая притворною покорностію притворному гнѣву короля:-- и хотя мы нанесли ему нѣсколько оскорбленій, онъ, однакожь, не отвѣчалъ ни на одно изъ нихъ.

Король съ улыбкой посмотрѣлъ на Шико и, наклонившись къ нему, сказалъ:

-- Не-ужь-то они и теперь мычатъ? Нѣтъ, Шико, кажется, она зарычали!

-- А мнѣ кажется, что они замяукали. Я знаю людей, которые не могутъ слышать кошачьяго мяуканья. Можетъ-быть, г. де-Бюсси изъ такихъ людей; а потому онъ и ушелъ, не отвѣчавъ имъ ни слова.

-- Ты думаешь? спросилъ король.

-- Поживемъ -- увидимъ, отвѣчалъ Шико.

-- Полно, возразилъ король:-- каковъ господинъ, таковъ и слуга.

-- Не-уже-ли вы думаете, ваше величество, что Бюсси слуга вашего брата? Ошибаетесь!

-- Господа, сказалъ Генрихъ:-- я сегодня обѣдаю съ королевой. До свиданія; итальянскіе комедіанты съиграютъ намъ сегодня одинъ изъ своихъ фарсовъ... приглашаю васъ на представленіе.

Придворные почтительно поклонились, а король ушелъ въ среднюю дверь.

Въ то же время Сен-Люкъ вошелъ въ дверь противоположную.

Онъ остановилъ четырехъ миньйоновъ, готовившихся выйдти.

-- Извините, мосьё де-Келюсъ, сказалъ онъ, поклонившись: -- вы, кажется, живете въ улицѣ Сент-Оноре?

-- Да, любезный другъ; но зачѣмъ вамъ? спросилъ Келюсъ.

-- Мнѣ нужно будетъ переговорить съ вами.

-- А!

-- А вы, мосьё де-Шомбергъ, гдѣ живете?

-- Въ улицѣ Бетиз и, отвѣчалъ Шомбергъ съ нѣкоторымъ изумленіемъ.

-- Вашъ адресъ, д'Эпернонъ, я знаю...

-- Въ Гренельской-Улицѣ.

-- Да, вы мой сосѣдъ. А вы, Можиронъ?

-- Я сегодня дежурный въ Луврѣ.

-- Ну, такъ позвольте мнѣ начать съ васъ, или нѣтъ, лучше съ васъ, Келюсъ.

-- Прекрасно! Я начинаю понимать. Васъ прислалъ мосье де-Бюсси?

-- Меня никто не присылалъ, господа. Мнѣ самому нужно переговорить съ вами.

-- Со всѣми?

-- Со всѣми.

-- Если вамъ не угодно переговорить съ нами въ Луврѣ, то мы можемъ всѣ вмѣстѣ отправиться къ кому-нибудь одному изъ насъ и всѣ вмѣстѣ, разомъ, узнаемъ, что вы-желаете намъ сообщить.

-- Прекрасно.

-- Такъ пойдемте къ Шомбергу; улица Бетизи въ двухъ шагахъ отсюда.

-- Да, пойдемте ко мнѣ.

-- Хорошо, господа, сказалъ Сен-Люкъ, поклонившись: -- пойдемте.

Молодые люди вышли изъ дворца и, взявшись подъ руки, заняла всю ширину улицы.

За ними шли вооруженные слуги.

Они дошли такимъ-образомъ до улицы Бетизи. Шомбергъ попросилъ ихъ къ себѣ въ переднюю залу.

Сен-Люкъ остановился въ передней.

XIX.

Какъ г. де-Сен-Люкъ исполнилъ порученіе, данное ему графомъ де-Бюсси.

Оставимъ на минуту Сен-Люка въ передней Шомберга, и посмотримъ, что произошло между нимъ и Бюсси.

Бюсси вышелъ, какъ мы уже сказали, вмѣстѣ съ другомъ своимъ изъ аудіенц-залы, вѣжливо отвѣчая на поклоны придворныхъ, которые, не смотря на обстоятельства, видѣли въ немъ прежняго, храбраго, неустрашимаго Бюсси.

Въ тѣ времена грубой силы, когда физическое могущество было главнымъ, человѣкъ сильный и ловкій могъ составить себѣ маленькое физическое и моральное царство во Франціи.

Такимъ-образомъ царствовалъ и Бюсси при дворѣ короля Генриха III.

Но въ этотъ день, Бюсси былъ довольно-дурно принятъ въ своемъ царствѣ.

Выходя изъ залы, Сен-Люкъ остановился, и, съ безпокойствомъ посмотрѣвъ на друга, спросилъ:

-- Что съ вами? Не дурно ли вамъ? Вы такъ поблѣднѣли, какъ-будто готовы упасть въ обморокъ.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Бюсси: -- я задыхаюсь отъ гнѣва!

-- Не-уже-ли вы обращаете вниманіе на этихъ ничтожныхъ людей?

-- Обращаю ли вниманіе? Corbleu! это вы сейчасъ увидите.

-- Перестаньте, Бюсси; успокойтесь.

-- Вотъ прекрасно! Да еслибъ вамъ сказали половину того, что я долженъ былъ выслушать, такъ теперь, навѣрное, кто-нибудь былъ бы на томъ свѣтѣ!

-- Что жь вы хотите сдѣлать!

-- Сен-Люкъ, вы мнѣ другъ!.. Вы это доказали на дѣлѣ.

-- Не-уже-ли мы будемъ считаться? сказалъ Сен-Люкъ, воображавшій, что Монсоро уже въ землѣ: -- стоитъ ли объ этомъ говорить... тѣмъ болѣе, что не я выдумалъ ловкій ударъ, которымъ я поразилъ его.

-- Другъ!

-- И такъ, оставимте Монсоро, и поговоримъ о Діанѣ. Я думаю, она была радешенька? Простила ли она мнѣ? Когда свадьба? Когда крестины?

-- Э! любезный другъ, дайте сперва умереть Монсоро.

-- Что-о? вскричалъ Сен-Люкъ, отскочивъ въ сторону, какъ-будто бъ наступилъ на острый гвоздь.

-- Да, любезный другъ, хоть онъ и упалъ, но не убился, а напротивъ, живёхонекъ и ревнивѣе прежняго.

-- Ба! не-уже-ли?

-- Ахъ, Боже мой, да! онъ дышетъ мщеніемъ и клянется, что убьетъ васъ при первомъ случаѣ.

-- Я не прихожу въ себя отъ изумленія!

-- Что дѣлать?

-- И такъ, онъ живъ?

-- Увы!

-- Какой же оселъ вылечилъ его?

-- Мой докторъ.

-- Какъ!.. Я, право, съ ума сойду! вскричалъ Сен-Люкъ, пораженный этимъ извѣстіемъ.-- Знаете ли вы, что я обезчещенъ, опозоренъ! Vertubleu! Я всѣмъ объявилъ о его смерти, и наслѣдники носятъ уже трауръ... О! это такъ не останется, я долженъ сдержать свое слово и при первой встрѣчѣ исколю его, какъ рѣшето!

-- Позвольте мнѣ теперь попросить васъ, чтобъ вы успокоились, любезный Сен-Люкъ, сказалъ Бюсси:-- вы не повѣрите, какъ мнѣ теперь нуженъ Монсоро; представьте себѣ, онъ воображаетъ, что герцогъ подослалъ васъ, -- онъ ревнуетъ къ герцогу; меня же онъ называетъ ангеломъ, дорогимъ другомъ, своимъ милымъ, любезнымъ Бюсси. Это очень-понятно, потому-что моему доктору, дураку Реми, обязанъ жизнію... Какъ бы то ни было, но Монсоро думаетъ, что мнѣ обязанъ жизнію, и потому ввѣряетъ мнѣ даже жену свою.

-- А! теперь я понимаю, отъ-чего вы терпѣливо ждете кончины его. Но все-таки я не прихожу въ себя отъ изумленія.

-- Но вы понимаете, что Монсоро теперь трогать не зачѣмъ; пусть живетъ.

-- Правда; тѣмъ болѣе, что онъ еще боленъ. Но когда онъ выздоровѣетъ, такъ я буду постоянно носить на груди стальной нагрудникъ и прикажу къ окнамъ своимъ придѣлать желѣзныя рѣшетки. Не можете ли вы узнать у герцога анжуйскаго, не дала ли ему достойная мать его какого-нибудь противоядія? А до выздоровленія его будемъ веселиться!

Бюсси невольно улыбнулся; взявъ подъ-руку Сен-Люка, онъ сказалъ ему:

-- Итакъ, вы видите, любезный Сен-Люкъ, что вы оказали мнѣ только пол-услуги.

Сен-Люкъ посмотрѣлъ на него съ изумленіемъ.

-- Правда, сказалъ онъ:-- такъ вы хотите, чтобъ я оказалъ вамъ и другую половину, то-есть, доконалъ Монсоро? Гм! Оно не совсѣмъ пріятно, другъ мой; но для васъ я готовъ и на непріятное, особенно, если почтеннѣйшій обер-егермейстеръ посмотритъ на меня своими желтыми глазами, бррр!

-- Нѣтъ, другъ мой, нѣтъ! Я уже говорилъ вамъ, оставимъ Монсоро въ покоѣ; окажите мнѣ лучше другую услугу.

-- Извольте. Говорите.

-- Въ какихъ вы отношеніяхъ съ миньйонами?

-- Ни то, ни сё, какъ кошка съ собакой на солнышкѣ: пока солнышко грѣетъ, мы смирнехоньки; но пусть только одинъ изъ насъ попробуетъ оттереть другаго въ тѣнь... о! тогда я ни за что не ручаюсь: тогда мы вцѣпимся другъ въ друга когтями и зубами.

-- Это меня чрезвычайно радуетъ.

-- Тѣмъ лучше.

-- Положимъ, что васъ оттерли въ тѣнь...

-- Положимъ, пожалуй.

-- Оскальте же свои бѣлые зубы, выпустите когти и...

-- Не понимаю.

Бюсси улыбнулся.

-- Отправьтесь, пожалуйста, къ г. Келюсу.

-- А-га! произнесъ Сен-Люкъ.

-- Вы начинаете понимать?

-- Начинаю.

-- Прекрасно! Спросите его, когда ему угодно будетъ перерѣзать мнѣ горло, или когда ему угодно будетъ, чтобъ я перерѣзалъ ему горло.

-- Извольте, спрошу.

-- Но, можетъ-быть, вамъ это непріятно?

-- Мнѣ? ни мало. Я пойду хоть сейчасъ.

-- Постойте. Зайдите, пожалуйста, мимоходомъ и къ Шомбергу съ тѣмъ же предложеніемъ.

-- А! и къ Шомбергу? сказалъ Сен-Люкъ: -- чортъ возьми! Не много ли будетъ?

Бюсси нетерпѣливо пожалъ плечами.

-- Извольте, извольте, продолжалъ Сен-Люкъ: -- ваше желаніе будетъ исполнено.

-- Если вы такъ любезны, мой другъ, продолжалъ Бюсси: -- такъ потрудитесь зайдти въ Лувръ къ Можирону; по значку на груди его, я узналъ, что онъ сегодня дежурный, и сдѣлайте ему то же предложеніе.

-- О-го! итого трое. Кажется, довольно?

-- Нѣтъ еще.

-- Кто же еще?

-- Отъ Можирона потрудитесь завернуть къ д'Эпернону; это довольно-жалкое существо; но пускай идетъ и онъ за компанію. За что его обижать!

Сен-Люкъ съ изумленіемъ всплеснулъ руками и посмотрѣлъ на Бюсси.

-- Четверо! произнесъ онъ.

-- Точно такъ, другъ мой; четверо, сказалъ Бюсси, утвердительно кивнувъ головою: -- считаю излишнимъ просить васъ, человѣка храбраго и умнаго, поступать съ этими господами со всевозможною кротостью и вѣжливостью...

-- О, знаю, знаю!

-- Потому я совсѣмъ полагаюсь на васъ, чтобъ предложеніе было сдѣлано по всѣмъ правиламъ вѣжливости, словомъ, какъ слѣдуетъ поступать дворянамъ.

-- Будете довольны, другъ мой.

Бюсси, улыбаясь, подалъ руку Сен-Люку.

-- Благодарю васъ. А, господа миньйоны! Теперь посмѣемся и мы!

-- Но вы не сказали мнѣ условій...

-- Какихъ условій?

-- Надобно же сдѣлать условія.

-- Я никакихъ условій не хочу дѣлать. Это зависитъ отъ господъ миньйоновъ.

-- Ваше оружіе?

-- Какое имъ угодно будетъ.

-- День, мѣсто, часъ?

-- Пускай назначаютъ они.

-- Но, наконецъ...

-- Стоитъ ли заниматься такими пустяками; пожалуйста, распорядитесь. Я подожду васъ въ маленькомъ луврскомъ саду.

-- Не уходите. Можетъ-быть, переговоры не скоро кончатся. Вѣдь ихъ четверо.

-- Ничего; мнѣ нечего дѣлать.

Мы уже знаемъ, какъ Сен-Люкъ встрѣтилъ молодыхъ людей въ аудіенц-залѣ, и какъ онъ вступилъ съ ними въ переговоры.

Возвратимся же въ домъ Шомберга, гдѣ Сен-Люкъ остался въ передней, по тогдашнему этикету, между-тѣмъ, какъ молодые люди вошли въ залу.

За тѣмъ слуга отворилъ настежь обѣ половинки двери и поклонился Сен-Люку, который, подбоченясь и снявъ шляпу, ступилъ за порогъ, гдѣ и остановился.

-- Графъ д'Эпинё де-Сен-Люкъ! произнесъ слуга громкимъ голосомъ.

Сен-Люкъ вошелъ въ обширную залу.

Шомбергъ, какъ хозяинъ дома, всталъ и вышелъ на встрѣчу гостю, который, вмѣсто поклона, надѣлъ шляпу.

Этотъ церемоніалъ объяснялъ причину посѣщенія.

Шомбергъ поклонился, потомъ, указавъ на Келюса, сказалъ:

-- Честь имѣю рекомендовать вамъ г-на Жака де-Лев и, графа де-Келюса.

Сен-Люкъ ступилъ шагъ къ Келюсу и низко поклонился.

-- Я васъ искалъ, сказалъ онъ.

Келюсъ поклонился.

Потомъ, обратившись къ другому углу залы, Шомбергъ продолжалъ:

-- Честь имѣю рекомендовать вамъ г-на Луи де-Можирона.

Опять поклоны.

-- Я васъ искалъ, сказалъ Сен-Люкъ.

Тотъ же холодный поклонъ былъ сдѣланъ и тѣ де слова произнесены къ д'Эпернону.

Потомъ Шомбергъ назвалъ себя, и тотъ же церемоніалъ повторился.

За тѣмъ миньйоны сѣли; Сен-Люкъ одинъ остался посреди залы.

-- Графъ, сказалъ онъ, обратившись къ Келюсу: -- вы оскорбили графа Луи де-Клермон-д'Амбуаза де-Бюсси, который свидѣтельствуетъ вамъ свое почтеніе и вызываетъ васъ на поединокъ: въ какой день, въ какой часъ и на какомъ оружіи вамъ будетъ угодно. Поединокъ долженъ рѣшиться чьею-либо смертію... Согласны ли вы?

-- Безъ сомнѣнія! спокойно отвѣчалъ Келюсъ: -- и благодарю графа де-Бюсси за честь, которую онъ мнѣ дѣлаетъ.

-- Вашъ день?

-- Все равно; только чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Хоть завтра.

-- Вашъ часъ?

-- Утромъ.

-- Оружіе?

-- Шпага и кинжалъ, если это не противно будетъ г. де-Бюсси.

Сен-Люкъ поклонился.

-- Г-нъ де-Бюсси напередъ далъ свое согласіе на всѣ ваши условія.

Потомъ онъ обратился къ Можирону, который отвѣчалъ то же и наконецъ къ обоимъ другимъ.

-- Но, замѣтилъ Шомбергъ, получившій, какъ хозяинъ, послѣднее приглашеніе: -- мы не обратили вниманія на одно обстоятельство.

-- На какое? спросилъ Сен-Люкъ.

-- Случаи бываютъ странные; если жь намъ всѣмъ вздумается выбрать одинъ и тотъ же часъ. Что тогда?

Cен-Люкъ поклонился съ вѣжливой улыбкой.

-- Конечно, графъ де-Бюсси будетъ въ весьма-затруднительномъ положеніи, встрѣтившись лицомъ-къ-лицу съ четырьмя храбрыми дворянами, но -- вѣдь это будетъ не въ первый разъ. Онъ уже имѣлъ честь встрѣчаться съ вами близь Бастильи...

-- И онъ будетъ сражаться со всѣми? спросилъ д'Эпернонъ.

-- Непремѣнно.

-- Вмѣстѣ? спросилъ Шомбергъ.

-- Вмѣстѣ или порознь; нарицательно или собирательно.

Молодые люди помѣнялись взглядами; Келюсъ первый прервалъ молчаніе.

-- Это весьма-похвально со стороны г-на де-Бюсси, сказалъ онъ, покраснѣвъ съ досады: -- но какъ бы мы слабы ни были въ сравненіи съ нимъ, мы, однакожь, можемъ развѣдаться съ нимъ порознь; и такъ, мы принимаемъ предложеніе графа и будемъ драться съ нимъ одинъ за другимъ, или -- что еще лучше...

Келюсъ взглянулъ на друзей; они, по-видимому, поняли мысль его и утвердительно кивнули головами.

-- Такъ-какъ мы не намѣрены убивать г-на де-Бюсси, продолжалъ онъ: -- то пусть жребій рѣшитъ, кому съ нимъ сражаться.

-- А другіе? съ живостію спросилъ Сен-Люкъ.

-- Другіе? У мосьё де-Бюсси столько друзей, а у насъ столько враговъ, что и другіе не останутся безъ дѣла. Не такъ ли, господа? спросилъ Келюсъ.

-- Такъ, отвѣчали всѣ въ одинъ голосъ.

-- Мнѣ было бы особенно пріятно, сказалъ Шомбергъ:-- еслибъ г-нъ де-Бюсси пригласилъ къ этому празднику г-на де-Ливаро.

-- Что касается до меня, сказалъ Можиронъ:-- то мнѣ бы весьма-пріятно было увидѣться съ г-мъ де-Бальзакомъ д'Антрагемъ.

-- И мы были бы совершенно удовлетворены, прибавилъ Келюсъ: -- еслибъ г-нъ де-Риберакъ явился съ своими друзьями.

-- Господа! сказалъ Сен-Люкъ:-- я передамъ ваши желанія графу де-Бюсси, и увѣренъ, что онъ не откажется исполнить все, что будетъ возможно. И такъ, мнѣ остается только изъявить вамъ искреннѣйшую признательность за ваше согласіе.

Сен-Люкъ еще разъ поклонился, и миньйоны отвѣчали на поклонъ его; потомъ они проводили его до порога.

Въ передней стояли слуги четырехъ молодыхъ людей.

Сен-Люкъ вынулъ кошелекъ, наполненный золотомъ, и бросилъ его слугамъ, сказавъ:

-- Пейте за здоровье вашихъ господъ.

XX.

Въ чемъ г-нъ де-Сен-Люкъ оказался образованнѣе графа де-Бюсси, какія наставленія онъ ему давалъ, и какъ ими воспользовался Бюсси.

Сен-Люкъ воротился чрезвычайно-довольный исполненіемъ даннаго ему порученія.

Бюсси поблагодарилъ его съ грустнымъ видомъ. Это чрезвычайно удивило молодаго человѣка: онъ не понималъ, какъ можно быть печальнымъ при извѣстіи о предстоящемъ ему такомъ блистательномъ поединкѣ.

-- Что вы нахмурились? спросилъ Сен-Люкъ: -- развѣ я дурно исполнилъ данное мнѣ порученіе?

-- Другъ мой, мнѣ жаль, что вы согласились на отсрочку.

-- Потерпите! Пусть пріѣдутъ ваши анжуйскіе пріятели. Да и къ-чему торопиться?

-- Мнѣ хочется скорѣе умереть.

Сен-Люкъ посмотрѣлъ на Бюсси съ изумленіемъ и сожалѣніемъ.

-- Умереть! вскричалъ онъ:-- въ ваши лѣта, съ вашимъ достояніемъ и любя счастливо!

-- Да! я убью ихъ всѣхъ четырехъ, и самъ получу ударъ, который на вѣки меня успокоитъ.

-- Откуда у васъ эти мрачныя мысли, Бюсси?

-- Посмотрѣлъ бы я, что бы вы сказали на моемъ мѣстѣ. Разнесся слухъ о смерти мужа, я обрадовался: ничего не бывало, мужъ ожилъ! теперь жена не отходитъ отъ постели мнимаго покойника; я не могу ни поговорить съ нею, ни улыбнуться ей, ни пожать ей руку! Mordieu! какъ-бы я охотно проучилъ кого-нибудь!...

Сен-Люкъ отвѣчалъ на эту выходку такимъ громкимъ смѣхомъ, что цѣлая стая воробьевъ поднялась съ рябинъ маленькаго луврскаго сада.

-- Ахъ! вскричалъ онъ: -- вотъ невинность! Я, право, не понимаю, за что женщины любятъ васъ, Бюсси!.. Другъ мой, вы сами не понимаете, что говорите! Я не знаю влюбленнаго счастливѣе васъ!

-- Не-уже-ли? докажите же... это вамъ, какъ женатому, не трудно.

-- Nihil facilius, говаривалъ іезуитъ Трике, мой наставникъ. Вы другъ Монсоро?

-- Къ стыду рода человѣческаго этотъ звѣрь называетъ меня другомъ.

-- Такъ что же?.. Будьте его другомъ.

-- О!.. употреблять во зло священное имя...

-- Prorsiis absurdum! говаривалъ тотъ же Трике. Точно ли онъ вашъ другъ?

-- По словамъ его...

-- Слова ничего не значатъ! Онъ не другъ, а врагъ вашъ, потому-что по его милости вы несчастны; цѣль же дружбы есть взаимное стремленіе ко взаимному счастію; такъ, по-крайней-мѣрѣ, опредѣляютъ дружбу ученые.

Бюсси засмѣялся.

-- Слушайте далѣе, сказалъ Сен-Люкъ.-- Если вы несчастны по его милости, такъ, стало-быть, онъ вашъ не другъ; итакъ, вы имѣете полное право поступать съ нимъ, какъ съ человѣкомъ совершенно чуждымъ вамъ, и въ такомъ случаѣ отнять у него жену; или же, какъ съ врагомъ, и убить его, если ему не понравится то, что вы отняли у него жену. Кажется, ясно?

-- О! я ненавижу его отъ души, сказалъ Бюсси.

-- А онъ боится васъ.

-- Вы думаете, что онъ меня не любитъ?

-- Отнимите у него жену и увидите.

-- Вы говорите по логикѣ отца Трико?

-- Нѣтъ, теперь по своей.

-- Поздравляю васъ.

-- Стало-быть, вамъ правится моя логика?

-- Нѣтъ. Я хочу остаться честнымъ человѣкомъ.

-- То-есть, вы хотите, чтобъ графиня де-Монсоро и морально и физически вылечила своего мужа? Не забудьте, что если васъ убьютъ, Діана вполнѣ будетъ принадлежать своему мужу...

Бюсси насупилъ брови.

-- А, вотъ кстати и моя жена! продолжалъ Сен-Люкъ: -- она можетъ подать хорошій совѣтъ. Она нарвала своихъ любимыхъ цвѣтовъ, и потому, вѣроятно, въ добромъ расположеніи духа. Послушайте ее: она умѣетъ давать совѣты.

И точно, Жанна приближалась веселая, беззаботная; на лицѣ ея было написано счастіе. Есть счастливыя натуры, которыя придаютъ всѣмъ окружающимъ ихъ предметамъ радостный, смѣющійся видъ.

Бюсси поклонился ей; она дружески подала ему руку.

-- Что ваше сердце? спросила она, перевязывая букетъ золотой тесьмой.

-- Ноетъ, отвѣчалъ Бюсси.

-- Жанна, поврачуй бѣдное, раненное сердце Бюсси, сказалъ Сен-Люкъ.

-- Покажите же вашу руку, сказала молодая женщина.

-- Вотъ въ чемъ дѣло, отвѣчалъ мужъ ея:-- г. де-Бюсси не въ состояніи притворяться другомъ графа Монсоро и онъ рѣшился не видѣться съ нимъ.

-- И оставить ему Діану? вскричала Жанна съ испугомъ.

-- О, графиня! поспѣшно проговорилъ Бюсси: -- Сен-Люкъ не говоритъ вамъ, что я хочу умереть.

Жанна посмотрѣла на него съ состраданіемъ.

-- Бѣдная Діана! проговорила она:-- вотъ твоя награда! Можно ли послѣ этого любить мужчинъ?.. О, они всѣ до одного неблагодарны!

-- Прекрасно, сказалъ Сен-Люкъ: -- жена начинаетъ уже свои нравоученія.

-- Неблагодаренъ, я! вскричалъ Бюсси:-- за то ли, что я боюсь унизить любовь свою, подвергая ее безчестнымъ правиламъ лицемѣрія?

-- Э, полноте! Это одинъ пустой предлогъ, сказала молодая женщина.-- Еслибъ вы любили искренно, то боялись бы одного только униженія... именно -- вѣроломства!

-- А-га! сказалъ Сен-Люкъ:-- то ли вы еще услышите!

-- Но, графиня, возразилъ Бюсси:-- есть жертвы...

-- Ни слова; признайтесь, что вы не любите болѣе Діаны; это будетъ проще и благороднѣе.

Бюсси поблѣднѣлъ при одной этой мысли.

-- Вы не смѣете признаться ей въ этомъ? Такъ я берусь...

-- Графиня, ради Бога!

-- Вы, мужчины, очень-забавны, когда толкуете о жертвахъ... а развѣ мы ничего не приносимъ вамъ въ жертву? Какъ! Діана подвергаетъ жизнь свою опасности, противясь такому дикому звѣрю, какъ Монсоро; она все забываетъ изъ любви къ вамъ... не-уже-ли это не героизмъ! О, клянусь вамъ, я бы и четверти того не сдѣлала, что дѣлаетъ для васъ Діана каждый день, каждую минуту!

-- Покорно благодарю, сказалъ Сен-Люкъ съ низкимъ поклономъ, заставившимъ Жанну громко засмѣяться.

Бюсси колебался.

-- И онъ еще думаетъ! вскричала Жанна:-- онъ не падаетъ на колѣни и не кричитъ: mea culpa! mea culpa!

-- Вы правы, возразилъ Бюсси:-- лучшій изъ мужчинъ не стоитъ послѣдней изъ женщинъ... а я мужчина, и не лучшій...

-- Насилу-то! сказала Жанна.

-- Что же мнѣ дѣлать?

-- Ступайте сейчасъ...

-- Къ г. де-Монсоро?

-- Ахъ, кто вамъ говоритъ объ немъ!.. Ступайте къ Діанѣ.

-- Но она не отходитъ отъ него.

-- А развѣ уродливая и ревнивая обезьяна отходила отъ мадамъ де-Барбзь е, когда вы навѣщали ее?

Бюсси и Сен-Люкъ засмѣялась. Жанна послѣдовала ихъ примѣру.

-- Графиня, сказалъ наконецъ Бюсси: -- я сейчасъ иду. Прощайте.

И они разстались. Бюсси просилъ Сен-Люка, чтобъ онъ не говорилъ женѣ о вызовѣ, сдѣланномъ миньйонамъ.

Бюсси засталъ г. де-Монсоро въ постели.

Обер-егермейстеръ съ радостью встрѣтилъ молодаго дворянина.

Реми обѣщалъ ему, что рана заживетъ совсѣмъ черезъ три недѣли.

Діана приложила палецъ къ губамъ: такимъ образомъ она всегда привѣтствовала Бюсси.

Надобно было разсказать обер-егер-мейстеру всю исторію порученія, возложеннаго герцогомъ анжуйскимъ на Бюсси, представленіе королю, смущеніе послѣдняго и холодную встрѣчу съ придворными.

Бюсси упомянулъ только о холодной встр ѣ ч ѣ. Эти слова заставили Діану засмѣяться.

Монсоро задумался и, попросивъ Бюсси наклониться къ нему, шепнулъ ему на ухо:

-- У анжуйскаго есть замыслы?

-- Кажется, возразилъ Бюсси.

-- Послушайте, сказалъ Монсоро:-- напрасно вы жертвуете собою для этого человѣка; я знаю всю степень коварства его... онъ измѣнитъ.

-- Знаю, сказалъ Бюсси съ улыбкой, которая напомнила графу тотъ случаи, когда молодой дворянинъ пострадалъ отъ измѣны герцога.

-- Такъ-какъ вы мнѣ другъ, продолжалъ Монсоро: -- то я хочу предостеречь васъ... я готовъ служить вамъ словомъ и дѣломъ во всѣхъ затруднительныхъ случаяхъ, могущихъ вамъ встрѣтиться.

-- Графъ! послѣ перевязки нуженъ покой, спите! скомандовалъ Реми.

-- Хорошо, любезный докторъ. Другъ мой, проводите жену мою въ садъ, сказалъ графъ: -- кажется, погода хороша.

-- Съ удовольствіемъ, отвѣчалъ Бюсси.

XXI.

Предосторожности графа де-Монсоро.

Сен-Люкъ былъ правъ; Жанна говорила правду; по прошествіи недѣли, Бюсси убѣдился въ томъ.

Благородно было бы идти по слѣдамъ древнихъ мужей, но любовь развратила Бюсси, и онъ пересталъ читать Плутарха.

Діана была простодушнѣе его. Она предавалась двумъ инстинктамъ, которые, по словамъ мизантропа Фигаро, врождены женщинѣ: обманывать и любить. Она никогда не доводила своихъ понятій о чести до философскихъ умозрѣній. Она любила Бюсси, и въ этомъ заключалась вся ея логика: принадлежать одному Бюсси называла она своею нравственностью; трепетать при одномъ прикосновеніи руки его было всей метафизикой ея.

Г. де-Монсоро поправлялся съ каждымъ днемъ. Онъ спасся отъ горячки, благодаря компрессамъ и холодной водѣ, какъ вдругъ неожиданное извѣстіе произвело въ немъ сильное сотрясеніе: онъ узналъ, что герцогъ анжуйскій прибылъ въ Парижъ съ королевой и своими приближенными.

Графъ безпокоился не напрасно: на другой же день по пріѣздъ, принцъ, подъ предлогомъ освѣдомленія о здоровьѣ, пришелъ къ обер-егермейстеру. Не было возможности не принять его высочества. Принцъ былъ весьма-любезенъ съ Монсоро, и въ-особенности съ его женою.

Немедленно по отъѣздъ принца, Монсоро позвалъ жену, оперся на руку ея и, не смотря на возраженія Реми, прошелся съ ней три раза вокругъ своего кресла, потомъ сѣлъ съ чрезвычайно-довольнымъ видомъ, и съ лукавой улыбкой посмотрѣлъ на Діану...

Но это принадлежитъ къ частной исторіи дома Монсоро. Возвратимся же къ пріѣзду герцога анжуйскаго.

Очень-понятно, что возвращеніе Франсуа де-Валуа въ Лувръ было происшествіемъ весьма-немаловажнымъ для придворныхъ. Вотъ что они замѣтили:

Необыкновенное высокомѣріе короля.

Большую холодность вдовствующей королевы.

И дерзкую покорность герцога анжуйскаго, какъ-бы говорившаго: "Зачѣмъ же вы призвали меня, если принимаете такъ невѣжливо?"

Во все время представленія, дворяне двухъ противныхъ партій бросали другъ на друга огненные взгляды. Гг. де-Ливаро, де-Риберакъ и д'Антраге, предувѣдомленные графомъ де-Бюсси, всячески старались доказать будущимъ своимъ противникамъ, что они нетерпѣливо ожидаютъ предстоящаго поединка.

Шико ужасно суетился и бѣгалъ взадъ-и-впередъ по Лувру.

Потомъ наступила совершенная тишина.

На третій день послѣ представленія королю, герцогъ анжуйскій опять извѣстилъ раненнаго.

Монсоро, извѣщенный о малѣйшихъ подробностяхъ свиданія короля съ братомъ, всячески ласкалъ послѣдняго и вмѣстѣ съ тѣмъ старался поддерживать его непріязненное расположеніе къ королю.

По отбытіи герцога, онъ опять позвалъ жену и прошелся уже не только вокругъ кресла, но по всей комнатѣ, и потомъ сѣлъ съ еще болѣе-довольнымъ видомъ.

Въ тотъ же вечеръ, Діана дала знать Бюсси, что, безъ всякаго сомнѣнія, Монсоро придумывалъ что-нибудь недоброе.

Нѣсколько минутъ спустя, Бюсси сидѣлъ уже возлѣ больнаго.

-- Странно, сказалъ Монсоро Бюсси:-- этотъ самый принцъ, который выказываетъ теперь ко мнѣ такое участіе, мой злѣйшій врагъ!.. Онъ подкупилъ Сен-Люка, чтобъ тотъ убилъ меня.

-- О, подкупилъ! сказалъ Бюсси:-- берегитесь, графъ Сен-Люкъ храбрый дворянинъ, и вы сами сознаетесь, что вызвали его, что вы первый обнажили шпагу и были ранены въ равномъ поединкѣ.

-- Правда: но все-таки онъ дѣйствовалъ по наущенію герцога анжуйскаго.

-- Послушайте, возразилъ Бюсси: -- я знаю герцога и, въ особенности, Сен-Люка; а потому долженъ вамъ сказать, что Сен-Люкъ вполнѣ преданъ не принцу, а королю. Еслибъ васъ ранилъ Антраге, Ливаро или Риберакъ... это другое дѣло... но Сен-Люкъ...

-- Вы не знаете исторіи Франціи такъ хорошо, какъ я ее знаю, сказалъ Монсоро, упорствуя въ своемъ мнѣніи.

Бюсси могъ бы отвѣчать ему, что если Монсоро зналъ лучше исторію Франціи, такъ онъ зато зналъ лучше исторію анжуйской провинціи и особенно той части, гдѣ находился Меридоръ.

Наконецъ, Монсоро сталъ уже выходить въ садъ.

-- Этого мнѣ довольно, сказалъ онъ, воротившись въ комнату.-- Сегодня же мы переѣзжаемъ.

-- Зачѣмъ? спросилъ Реми.-- Развѣ вамъ здѣсь не хорошо? Развѣ вамъ здѣсь мало развлеченій?

-- Не мало, а слишкомъ-много; герцогъ анжуйскій надоѣдаетъ мнѣ своими посѣщеніями, отвѣчалъ Монсоро: -- онъ всегда приводитъ съ собою человѣкъ тридцать дворянъ, и шумъ шпоръ ихъ раздражаетъ мои нервы.

-- Куда же вы хотите переѣхать?

-- Я приказалъ привести въ порядокъ мой маленькій домикъ въ Турнельской-Улицѣ.

Бюсси и Діана помѣнялись взглядами, исполненными любви и сладостныхъ воспоминаній.

-- Какъ! въ эту лачугу? неосторожно вскричалъ Реми.

-- А! вы развѣ знаете ее? спросилъ Монсоро.

-- Еще бы! отвѣчалъ молодой человѣкъ: -- кто не знаетъ имуществъ обер-егермейстера Франціи? Тѣмъ-болѣе, что я жилъ въ Улицѣ-Ботрельи.

Монсоро, по привычкѣ, подозрительно посмотрѣлъ на доктора.

-- Да, да, я переѣду туда, сказалъ онъ: -- и мнѣ тамъ будетъ лучше. Тамъ больше четырехъ человѣкъ нельзя принимать. Домъ укрѣпленъ какъ крѣпость, и изъ оконъ далеко видно, кто идетъ.

-- Что жь изъ этого? спросилъ Реми.

-- То, что можно будетъ отказывать, сказалъ Монсоро: -- особенно, когда я буду здоровъ.

Бюсси призадумался: онъ опасался того времени, когда Монсоро будетъ отказывать и ему.

Діана вздохнула. Она вспомнила, что въ этомъ домикѣ видѣла Бюсси больнаго, раненнаго.

Реми также задумался, но первый прервалъ молчаніе:

-- Вы не можете переѣхать туда, сказалъ онъ.

-- А отъ-чего бы это, почтеннѣйшій господинъ докторъ?

-- Отъ-того, что обер-егермейстеръ Франціи долженъ жить соотвѣтственно своему сану; принимать, имѣть экипажи, многочисленную прислугу. Изъ прихоти онъ можетъ выстроить своимъ собакамъ дворецъ, но никакая прихоть не дозволяетъ ему самому жить въ собачьей конурѣ.

-- Гм! справедливо! сказалъ Монсоро.

-- Кромѣ-того, продолжалъ Реми: -- я не только врачъ вашего тѣла, но и души; вы напрасно говорите, что переѣзжаете для себя.

-- Для кого же?

-- Для графини; вы хотите ее удалить.

-- Такъ что жь?

-- Пусть графиня и переѣзжаетъ.

-- Вы хотите, чтобъ я разлучился съ нею! вскричалъ Монсоро, устремивъ на Діану взглядъ, въ которомъ, безспорно, было болѣе гнѣва, нежели любви.

-- Такъ подайте въ отставку, сложите съ себя званіе и должность обер-егермейстера; потому-что положеніе ваше будетъ затруднительно: либо вы будете исполнять свои обязанности, либо нѣтъ. Если не будете, такъ разсердите короля, а если будете, такъ...

-- Я самъ знаю, что мнѣ нужно дѣлать! сказалъ Монсоро, стиснувъ зубы: -- но съ графиней не разлучусь.

Едва онъ договорилъ эти слова, какъ на дворѣ послышался шумъ.

Монсоро задрожалъ.

-- Опять герцогъ! проговорилъ онъ.

-- Да, это онъ, сказалъ Реми, подошедъ къ окну.

Реми не успѣлъ договорить этихъ словъ, какъ герцогъ вошелъ безъ доклада.

Монсоро пристально смотрѣлъ на принца и замѣтилъ, что онъ бросилъ первый взглядъ на Діану.

Вскорѣ неистощимая любезность герцога еще болѣе взволновала Монсоро. Франсуа принесъ Діанѣ въ подарокъ одно изъ тѣхъ мастерскихъ произведеній, за которыми терпѣливые и великодушные художники просиживали десятки лѣтъ.

Это былъ прелестный кинжалъ съ рукояткой изъ чеканнаго золота; въ рукояткѣ былъ флакончикъ; на лезвеѣ, съ изумительнымъ искусствомъ и терпѣніемъ была выгравирована охота по голубому полю золотомъ и серебромъ.

-- Покажите, сказалъ Монсоро, желавшій посмотрѣть, не была ли спрятана записка въ рукояткѣ.

Принцъ предупредилъ его, развинтивъ кинжалъ на двѣ части.

-- Вамъ, охотнику, лезвее, сказалъ онъ:-- а графинѣ рукоятку. Здравствуйте, Бюсси! вы, кажется, теперь въ тѣсной дружбѣ съ графомъ?

Діана покраснѣла.

Бюсси остался покоенъ.

-- Вы забываете, ваше высочество, сказалъ онъ:-- что вы сами поручили мнѣ сегодня освѣдомиться о здоровьѣ г. де-Монсоро. Я повиновался, какъ всегда, приказаніямъ вашего высочества.

-- Правда, правда, сказалъ герцогъ.

Потомъ онъ сѣлъ возлѣ Діаны и сталъ разговаривать съ нею тихо.

-- Графъ, сказалъ онъ наконецъ: -- у васъ нестерпимо-жарко. Я предложу графинѣ руку, и прогуляюсь съ нею по саду.

Мужъ и любовникъ помѣнялись гнѣвными взглядами.

Діана встала по приглашенію принца и подала ему руку.

-- Помогите мнѣ встать, сказалъ Монсоро Бюсси.

И Монсоро пошелъ вслѣдъ за женою.

-- А! сказалъ герцогъ: -- вы, какъ я вижу, совсѣмъ поправились?

-- Слава Богу, ваше высочество; надѣюсь, что вскорѣ буду въ состояніи выходить съ графиней.

-- Тѣмъ лучше! но все-таки я совѣтовалъ бы вамъ не напрягать своихъ силъ.

Монсоро самъ чувствовалъ всю справедливость замѣчанія герцога, и потому сѣлъ въ такомъ, однакожь, мѣстѣ, откуда могъ слѣдить взоромъ за принцемъ.

-- Графъ, сказалъ Монсоро молодому дворянину: -- будьте добры, проводите сегодня же графиню въ мой маленькій домикъ близь Бастильи; тамъ ей будетъ лучше. Я вырвалъ ее изъ когтей этого коршуна въ Меридорѣ не для того, чтобъ онъ растерзалъ ее въ Парижѣ.

-- Нѣтъ, графъ, сказалъ Реми своему господину: вы этого не можете сдѣлать.

-- Отъ-чего? спросилъ Монсоро.

-- Отъ-того, что вы на службѣ у его высочества, а онъ никогда не проститъ вамъ, что вы помогли графу съиграть съ нимъ эту шутку.

-- А мнѣ что за дѣло! хотѣлъ вскричать пылкій молодой человѣкъ, но взглядъ Реми заставилъ его замолчать.

Монсоро задумался.

-- Реми правъ, сказалъ онъ:-- вы не можете оказать мнѣ этой услуги; итакъ я самъ провожу жену, потому-что завтра или послѣ-завтра мнѣ можно будетъ выйдти.

-- Напрасно, сказалъ Бюсси:-- вы лишитесь своего мѣста.

-- Можетъ-быть, сказалъ графъ:-- но жена мнѣ дороже.

И съ этими словами онъ нахмурилъ брови; Бюсси невольно вздохнулъ.

Монсоро не вытерпѣлъ и въ тотъ же вечеръ проводилъ жену въ турнельскій домикъ, знакомый нашимъ читателямъ.

Реми помогъ выздоравливавшему поселиться въ этомъ домикѣ.

Потомъ, какъ человѣкъ вполнѣ-преданный своему благодѣтелю, онъ понялъ, что въ маленькомъ домикѣ Бюсси будетъ нуждаться въ помощи, и опять сблизился съ Гертрудой, которая сначала приняла его съ гнѣвомъ, а потомъ помирилась.

Діана опять заняла свою комнатку, выходившую окнами на улицу.

Маленькій корридоръ отдѣлялъ эту комнату отъ спальни Монсоро.

Бюсси рвалъ на себѣ волосы.

Сен-Люкъ увѣрялъ, что веревочныя лѣстницы доведены до такого совершенства, что вполнѣ могутъ замѣнять настоящія лѣстницы.

Монсоро потиралъ руки и улыбался, думая о досадѣ его высочества герцога анжуйскаго.

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ И ПОСЛѢДНЯЯ.

I.

Домъ въ Турнельской-Улицѣ.

Раздраженіе замѣняетъ въ нѣкоторыхъ людяхъ истинную страсть, точно такъ, какъ голодъ придаетъ волку и гіеннѣ мнимую храбрость.

Подъ вліяніемъ подобнаго ощущенія, герцогъ анжуйскій, досаду котораго невозможно описать, когда онъ не нашелъ Діаны въ Меридорѣ, воротился въ Парижъ; прибывъ туда, онъ былъ почти влюбленъ въ молодую женщину, имеино потому, что ее у него отнимали.

Въ-слѣдствіе этого, ненависть его къ Монсоро, постоянно возраставшая съ того дня, когда онъ узналъ, что обер-егермейстеръ измѣнялъ ему, превратилась въ нѣкотораго рода ярость, тѣмъ болѣе страшную и опасную, что, испытавъ уже энергическій характеръ графа, онъ хотѣлъ поразить его, не подвергаясь самъ его ударамъ.

Съ другой стороны, онъ не хотѣлъ еще отказываться отъ своихъ политическихъ замысловъ; напротивъ, послѣднія обстоятельства внушили ему весьма-выгодное понятіе о его могуществѣ и важности. Едва воротившись въ Парижъ, онъ опять принялся за мрачныя козни. Время было благопріятное: множество нерѣшительныхъ заговорщиковъ, всегда готовыхъ склониться на сторону сильнѣйшаго, подстрекаемые нѣкотораго рода торжествомъ, доставленнымъ герцогу анжуйскому слабостью короля и лукавствомъ Катерины, окружили его, связывая такимъ-образомъ незамѣтными, но могущественными узами партію принца съ партіею Гизовъ, остававшихся въ сторонѣ и въ спокойствіи, сильно безпокоившемъ Шико.

Герцогъ совершенно измѣнился въ-отношеніи къ Бюсси: онъ не повѣрялъ уже ему своихъ политическихъ видовъ и тайнъ, а поступалъ съ нимъ съ дружескимъ лицемѣріемъ. Присутствіе молодаго человѣка у Монсоро сильно безпокоило принца, и онъ не могъ понять, по какой причинѣ мнительный Монсоро былъ такъ довѣрчивъ къ Бюсси.

Не менѣе того безпокоила его радость, расцвѣтавшая на лицѣ Діаны и придававшая ей свѣжій цвѣтъ. Принцъ зналъ, что цвѣты распускаются и благоухаютъ только на солнцѣ, а любовь -- солнце женщинъ. Счастіе Діаны было очевидно, а для вѣчно-мнительнаго и недоброжелательнаго принца, счастіе другихъ было оскорбленіемъ.

Родившись принцемъ, достигнувъ могущества мрачными, извилистыми путями, привыкнувъ употреблять насилія въ враждѣ и любовныхъ интригахъ и возбуждаемый совѣтами Орильи, герцогъ разсудилъ, что ему стыдно было бы отказаться отъ своихъ намѣреній при встрѣчѣ съ такими ничтожными препятствіями, каковы -- ревность мужа и сопротивленіе жены.

Однажды, послѣ ночи, проведенной безъ сна, въ лихорадочной дремотѣ и тяжкихъ грезахъ, Франсуа всталъ съ твердымъ намѣреніемъ достигнуть своей цѣли и приказалъ своей свитѣ собираться ѣхать съ нимъ къ Монсоро.

Обер-егермейстеръ, какъ читатели уже знаютъ, переселился въ домикъ въ Турнельской-Улицѣ.

Принцъ улыбнулся, узнавъ о новой предосторожности ревнивца. Онъ освѣдомился о новомъ адресѣ Монсоро, и, обратившись къ Бюсси, ѣхавшему съ нимъ, сказалъ:

-- Поѣдемъ въ Турнельскую-Улицу.

Они поворотили къ Бастильѣ, и вскорѣ все въ той уединенной части города пришло въ волненіе при появленіи двадцати-четырехъ нарядныхъ дворянъ, составлявшихъ обыкновенно свиту герцога; за каждымъ изъ этихъ дворянъ слѣдовали два лакея и три лошади.

Принцъ очень-хорошо зналъ и домъ и входъ въ него. Бюсси зналъ и то и другое не хуже его. Они сошли съ лошадей, вошли въ пассажъ и оттуда вдвоемъ отправились наверхъ; только принцъ вошелъ въ покои, а Бюсси остался на лѣстницѣ.

Слѣдствіемъ этого было, что принцъ увидѣлся только съ Монсоро, между-тѣмъ, какъ Бюсси увидѣлся съ Діаной, которая нѣжно обняла его. Гертруда стояла на часахъ,

Блѣдное послѣ болѣзни лицо Монсоро позеленѣло при входѣ принца.

-- Ваше высочество! сказалъ онъ, дрожа отъ бѣшенства:-- ваше высочество, я ничѣмъ не заслужилъ такой чести!..

-- Гдѣ бы ни былъ страдающій другъ мой, отвѣчалъ герцогъ: -- я вездѣ найду его.

-- Ваше высочество, что доставляетъ мнѣ такую честь?.. Вы, кажется, изволили назвать меня другомъ?

-- Назвалъ и прибавлю: мой вѣрный, благородный другъ! Но какъ вы себя чувствуете?

-- Гораздо-лучше, ваше высочество; я хожу, прогуливаюсь и черезъ недѣлю буду совсѣмъ здоровъ.

-- Развѣ возлѣ Бастильи воздухъ лучше? спросилъ принцъ съ коварно-добродушнымъ видомъ.

-- Гораздо-лучше.

-- Но что же худаго на прежней вашей квартирѣ?

-- Туда пріѣзжало ко мнѣ слишкомъ-много гостей; а это безпокоитъ меня.

Графъ произнесъ эти слова съ твердостью, неускользнувшею отъ принца; однакожь онъ притворился, что ничего не замѣчаетъ.

-- Кажется, у васъ здѣсь и сада нѣтъ? спросилъ онъ.

-- Садъ былъ для меня вреденъ, ваше высочество, отвѣчалъ Монсоро.

-- Гдѣ же вы гуляете?

-- Нигдѣ, ваше высочество; отъ-того-то скоро и поправляюсь.

Принцъ закусилъ губу и опустился глубже въ кресло.

-- Знаете ли вы, графъ, сказалъ онъ послѣ краткаго молчанія: -- что на ваше мѣсто, то-есть, на мѣсто обер-егермейстера много охотниковъ?

-- Не-уже-ли?

-- Многіе увѣряютъ, что васъ нѣтъ уже въ живыхъ.

-- А я увѣряю, что я не только живъ, но и здоровъ.

-- Это до меня не касается, но и я вижу, что вы заживо погребли себя.

Монсоро закусилъ губы.

-- Что дѣлать, ваше высочество! сказалъ онъ: -- я лишусь мѣста.

-- Не-уже-ли?

-- Точно; потому-что есть вещи, которыя мнѣ дороже.

-- А! сказалъ принцъ:-- это очень-похвально.

-- Не похвально, а натурально.

-- Въ такомъ случаѣ, не обижайтесь, если король узнаетъ о вашей рѣшимости.

-- Кто скажетъ ему о ней?

-- Не могу же я промолчать, если король спроситъ меня, что вы дѣлаете?

-- Зачѣмъ, ваше высочество, знать королю все, что дѣлается и говорится въ Парижѣ?

-- А что дѣлается, что говорится въ Парижѣ? спросилъ герцогъ, оборотившись съ такою живостію, какъ-будто-бы его ужалила змѣя.

Монсоро замѣтилъ, что мало-по-малу разговоръ принялъ оборотъ слишкомъ-серьёзный для выздоравливающаго, неимѣющаго еще силы дѣйствовать; онъ смирилъ гнѣвъ, кипѣвшій въ глубинѣ души его, и сказалъ съ равнодушнымъ видомъ:

-- Мнѣ ли, бѣдному больному, знать о томъ, что говорится и дѣлается въ городѣ! Я только хотѣлъ сказать, что король напрасно на меня гнѣвается.

-- Отъ-чего же?

-- Отъ-того, что онъ виноватъ...

-- Въ чемъ?

-- Въ томъ, что я раненъ.

-- Объяснитесь.

-- Извольте; г. де-Сен-Люкъ одинъ изъ лучшихъ друзей короля, не такъ ли? Знаете ли, что самъ король показалъ ему ловкій ударъ, которымъ онъ прокололъ мнѣ грудь и, кто знаетъ, быть-можетъ, онъ сдѣлалъ это по порученію короля!

Герцогъ почти-утвердительно кивнулъ головою.

-- Конечно, это можетъ быть, сказалъ онъ: -- но все-таки не должно забывать, что онъ король.

-- До поры, до времени, не правда ли? сказалъ Монсоро.

Герцогъ вздрогнулъ.

-- Ахъ, кстати, спросилъ онъ: -- развѣ графиня не съ вами живетъ?

-- Она больна; иначе не преминула бы явиться засвидѣтельствовать своё почтеніе вашему высочеству.

-- Больна?

-- Да.

-- Не съ горя ли при видѣ вашихъ страданій?

-- Нѣтъ; но переѣздка утомила ее.

-- Я надѣюсь, что болѣзнь ея неопасна, любезный графъ? У васъ такой искусный врачъ.

Съ этими словами Франсуа всталъ.

-- Да, надобно отдать справедливость Реми; онъ дѣлаетъ чудеса.

-- Реми? докторъ Бюсси?

-- Точно-такъ, ваше высочество; г. де-Бюсси уступилъ мнѣ его на время.

-- Вы, кажется, очень-дружны съ Бюсси?

-- Онъ мой лучшій, или вѣрнѣе сказать, мой единственный другъ, холодно отвѣчалъ Монсоро.

-- Прощайте, графъ, сказалъ принцъ.

Приподнявъ занавѣсъ у двери, герцогъ замѣтилъ, какъ въ боковую дверь мелькнуло что-то бѣлое, и въ то же мгновеніе Бюсси очутился на лѣстницѣ.

Подозрѣнія герцога увеличились.

-- Поѣдемъ, сказалъ онъ молодому дворяннну.

Поспѣшно и не отвѣчая ни слова, Бюсси сбѣжалъ внизъ, чтобъ приказать свитѣ готовиться къ отъѣзду, а можетъ-быть и для того, чтобъ скрыть свое смущеніе и краску, покрывавшую его щеки.

Оставшись одинъ на лѣстницъ, герцогъ пошелъ къ боковой двери, за которою исчезъ конецъ платья.

Но въ то же мгновеніе за нимъ послышался легкій шорохъ; онъ оглянулся...

На порогѣ стоялъ Монсоро, блѣдный, съ сверкающими глазами.

-- Вы не туда идете, ваше высочество, холодно произнесъ графъ.

-- Ахъ, виноватъ! ошибся, проговорилъ принцъ.

И онъ сталъ сходить внизъ съ яростью въ сердцѣ.

Во всю дорогу онъ не сказалъ ни слова Бюсси. Послѣдній разстался съ нимъ у двери его дворца.

Герцогъ вошелъ къ себѣ въ кабинетъ и засталъ тамъ Орильи.

-- Мужъ одурачилъ меня! проговорилъ герцогъ, стиснувъ зубы.

-- Кажется, и любовникъ тоже, ваше высочество, отвѣчалъ Орильи.

-- Что ты говоришь?

-- Правду, ваше высочество.

-- Говори же, говори все!

-- Я надѣюсь, что вы простите мнѣ то, что я сдѣлалъ, чтобъ услужить вашему высочеству.

-- Прощаю, все прощаю! Только говори скорѣе.

-- Когда вы ушли наверхъ, я забрался подъ навѣсъ на дворѣ.

-- Ну! Что же ты увидѣлъ?

-- Я увидѣлъ женщину въ бѣломъ платьѣ; она вышла на лѣстницу, наклонилась, и въ то же мгновеніе двѣ руки обвились вокругъ ея шеи... потомъ я явственно разслышалъ звуки долгихъ, сладостныхъ поцалуевъ.

-- Но кто былъ мужчина? спросилъ герцогъ.-- Узналъ ли ты его?

-- По рукамъ не узнаешь, ваше высочество, отвѣчалъ Орильи:-- у перчатокъ лицъ нѣтъ.

-- Правда, но и перчатки можно узнать.

-- Можно, отвѣчалъ Орильи: -- и мнѣ показалось...

-- Ты узналъ его, не правда ли? Говори же скорѣе!

-- Я только предполагаю...

-- Все равно, говори...

-- Мнѣ показалось, ваше высочество, что это были перчатки г-на де-Бюсси.

-- Желтыя буйволовыя перчатки съ золотымъ шитьемъ, не такъ ли? вскричалъ герцогъ съ полнымъ убѣжденіемъ.

-- Буйволовыя, шитыя золотомъ, точно такъ, ваше высочество, отвѣчалъ Орильи.

-- Да, да, это Бюсси, это Бюсси! вскричалъ герцогъ:-- а, мосьё де-Бюсси! такъ-то вы! А я, слѣпецъ, ничего не замѣчалъ... или нѣтъ, я не былъ слѣпъ. Только мнѣ не вѣрилось, чтобъ онъ былъ такъ дерзокъ...

-- Берегитесь, ваше высочество, сказалъ Орильи: -- не говорите такъ громко.

-- Бюсси! повторилъ еще разъ принцъ, припоминая тысячу подробностей, на которыя онъ прежде не обращалъ вниманія и которыя теперь казались ему ясными, неоспоримыми доказательствами.

-- Однакожь, ваше высочество, сказалъ Орильи: -- я могу ошибиться; этотъ человѣкъ, быть-можетъ, былъ прежде спрятанъ въ комнатѣ графини де-Монсоро?

-- Конечно, можетъ-быть; но Бюсси, остававшійся на лѣстницѣ, увидѣлъ бы этого человѣка.

-- И то правда.

-- Притомъ же перчатки, перчатки!

-- Правда; къ-тому же, кромѣ поцалуевъ, я слышалъ еще...

-- Что?

-- Три слова.

-- Какія?

-- Завтра вечеромъ увидимся.

-- О, Боже мой!

-- Такъ-что намъ стоитъ только приняться за прежнее... помните, ваше высочество, когда мы ночью отправлялись...

-- Помню, помню. Завтра вечеромъ мы пойдемъ вмѣстѣ.

-- Я всегда готовъ къ вашимъ услугамъ.

-- Хорошо. А, Бюсси! повторилъ герцогъ вполгоса: -- Бюсси измѣнникъ!.. Бюсси, прославившійся своею честностью!.. Бюсси, противящійся намѣренію моему сдѣлаться королемъ Франціи!..

И, улыбнувшись съ адскою радостію, герцогъ отпустилъ Орильи и погрузился въ размышленія.

II.

Лазутчики.

Орильи и герцогъ анжуйскій сдержали другъ другу слово: герцогъ цѣлый день не отпускалъ отъ себя Бюсси, чтобъ имѣть возможность слѣдить за всѣми его поступками. Бюсси очень-охотно служилъ принцу днемъ; такимъ-образомъ онъ былъ свободенъ вечеромъ.

Въ десять часовъ вечера онъ закутался въ плащъ и, взявъ подъ-мышку свою веревочную лѣстницу, направился къ Бастильи.

Герцогъ, незнавшій, что у одного изъ слугъ Бюсси, ждавшихъ въ передней, была веревочная лѣстница, и не считавъ возможнымъ идти въ такое позднее время безъ проводниковъ, думалъ, что Бюсси зайдетъ еще домой за лошадью, промедлилъ около десяти минутъ; въ эти десять минутъ, влюбленный и проворный Бюсси прошелъ уже болѣе трехъ четвертей дороги.

Счастіе благопріятствовало Бюсси, по пословицѣ: смѣлымъ Богъ владѣетъ; никто не остановилъ его, и, прибывъ къ домику въ Турнельской-Улицѣ, онъ увидѣлъ въ окнѣ свѣтъ.

Это былъ знакъ, условленный между имъ и Діаною.

Онъ взбросилъ лѣстницу на балконъ; желѣзные крючки уцѣпились за перила.

Услышавъ шумъ, Діана погасила лампу и отворила окно, чтобъ укрѣпить лѣстницу.

Все это произошло въ нѣсколько секундъ.

Діана посмотрѣла на улицу: никого не было видно, и она сдѣлала знакъ молодому человѣку, который въ то же мгновеніе сталъ взбираться по лѣстницъ. Не прошло десяти секундъ, какъ онъ былъ уже у окна.

Мы уже сказали и еще разъ повторимъ, что счастіе благопріятствовало Бюсси, ибо въ то самое время, когда онъ взбирался вверхъ, Монсоро, терпѣливо подслушивавшій около четверти часа у двери спальни жены, медленно сходилъ съ лѣстницы, опираясь на одного изъ своихъ слугъ, къ которому питалъ особенную довѣренность.

Едва Бюсси успѣлъ втащить за собою лѣстницу и едва Діана успѣла закрыть окно, какъ дверь на улицу отворилась. Монсоро вышелъ на улицу, осмотрѣлся, но никого не было видно.

-- Не ошибся ли ты? спросилъ графъ слугу.

-- Нѣтъ, ваше сіятельство; я былъ во дворцѣ герцога анжуйскаго у своего пріятеля, который служитъ у его высочества конюхомъ, и узналъ, что герцогъ приказалъ осѣдлать двухъ лошадей; впрочемъ, можетъ-быть, ему надобно куда-нибудь ѣхать.

-- Куда ему ѣхать! спросилъ Монсоро съ мрачнымъ видомъ.

Графъ, подобно всѣмъ ревнивцамъ, воображалъ, что все въ мірѣ клонилось только къ его оскорбленію.

Онъ еще разъ осмотрѣлся.

-- Можетъ-быть, я лучше бы сдѣлалъ, еслибъ вошелъ въ комнату Діаны, проговорилъ онъ вполголоса.-- Но, можетъ-быть, у нихъ есть условленные знаки; она дала бы ему знать о моемъ присутствіи, и я бы ничего не узналъ. Лучше остаться здѣсь и подкараулить ихъ. Проводи же меня къ тому мѣсту, откуда, по твоему мнѣнію, все видно.

-- Пожалуйте, ваше сіятельство, сказалъ слуга.

Упираясь на плечо слуги, а другою рукою придерживаясь за стѣну, Монсоро пошелъ впередъ.

Шагахъ въ двадцати-пяти отъ двери ближе къ Бастильи, была огромная груда камней отъ разрушенныхъ домовъ, служившая мальчикамъ, игравшимъ въ войну, крѣпостью. Посреди этой груды камней, слуга прочистилъ небольшое углубленіе, въ которое легко могли скрыться два человѣка.

Онх положилъ на каменья свой плащъ и усадилъ на него Монсоро; самъ же сѣлъ у ногъ своего господина.

Возлѣ нихъ, на всякій случай, лежало заряженное ружье.

Слуга хотѣлъ приготовить фитиль, но Монсоро остановилъ его.

-- Постой, сказалъ онъ: -- успѣемъ еще. Мы собираемся охотиться за королевскою дичью; надобно быть осторожнѣе и стрѣлять только въ такомъ случаѣ, когда будемъ увѣрены, что мы сами въ безопасности.

И глаза его, блестѣвшіе какъ глаза, волка, засѣвшаго по близости овчарни, устремлялись то на окна Діаны, то въ мрачную даль. Ему хотѣлось поймать виновныхъ, и въ то же время онъ самъ страшился быть пойманнымъ.

Діана закрыла окна массивными занавѣсами; только узкая полоса свѣта, пробивавшаяся по краямъ ихъ, свидѣтельствовала о томъ, что не всѣ еще успокоились въ этомъ мрачномъ домѣ.

Монсоро прождалъ не болѣе десяти минутъ, какъ въ концѣ Сент-Антуанской-Улицы показались два всадника.

Слуга не произнесъ ни слова, но указалъ въ ту сторону.

-- Вижу, вижу, произнесъ Монсоро шопотомъ.

Всадники соскочили съ лошадей и привязали ихъ на углу Турнельской-Улицы къ желѣзнымъ кольцамъ, вдѣланнымъ въ стѣну.

-- Ваше высочество, сказалъ Орильи: -- мнѣ кажется, мы опоздали; онъ, вѣроятно, отправился сюда прямо отъ васъ и теперь уже въ домѣ.

-- Такъ что же? сказалъ принцъ:-- мы не видали, какъ онъ вошелъ, такъ увидимъ, какъ выйдетъ.

-- Да, но когда? спросилъ Орильи.

-- Когда мы захотимъ, отвѣчалъ принцъ.

-- Какимъ образомъ, ваше высочество?

-- Весьма-простымъ. Ты постучишься въ двери и войдешь въ домъ подъ предлогомъ узнать о здоровьѣ господина де-Монсоро. Малѣйшій шумъ пугаетъ влюбленныхъ. Когда ты войдешь въ домъ, онъ, вѣроятно, поспѣшитъ убраться, и я увижу его.

-- А Монсоро?

-- Что Монсоро?

-- Онъ удивится, что я пришелъ такъ поздно...

-- Э, вздоръ! Скажи, что во время сегодняшняго свиданія съ нимъ, я замѣтилъ, что онъ былъ блѣднѣе обыкновеннаго, и потому прислалъ узнать о его здоровьѣ; вотъ и все!

-- Это очень-замысловато, ваше высочество, сказалъ Орильи.

-- Слышишь ли ты, о чемъ они говорятъ? спросилъ Монсоро своего слугу.

-- Нѣтъ, ваше сіятельство; но они скоро подойдутъ, и тогда все будетъ слышно.

-- Ваше высочество, сказалъ Орильи: -- вотъ груда камней; за которую вы можете спрятаться.

-- Да; но постой, нельзя ли будетъ чего разсмотрѣть въ щели между занавѣсками.

Герцогъ и Орильи ходили взадъ и впередъ, становились на разныя мѣста, становились на цыпочки, стараясь найдти точку, съ которой бы можно было заглянуть внутрь комнаты Діаны.

Во все это время, Монсоро дрожалъ отъ ярости и нерѣдко хватался за дуло ружья, которое было не такъ холодно, какъ рука его.

-- О! не-уже-ли я долженъ снести и это оскорбленіе? ворчалъ онъ.-- Нѣтъ, нѣтъ; терпѣніе мое лопнуло. Mordieu! Я не могу ни спать, ни быть спокойнымъ, потому-что постыдная прихоть запала въ праздный мозгъ этого презрѣннаго принца!.. Нѣтъ, онъ не найдетъ во мнѣ низкаго угодника; я графъ де-Монсоро... и пусть только онъ подойдетъ сюда... клянусь честію, я разможжу ему голову. Зажги фитиль, Рене, зажги...

Увидѣвъ невозможность заглянуть по внутренность спальни, принцъ готовился уже спрятаться за груду камней, когда вдругъ Орильи, забывъ разстояніе, бывшее между имъ и братомъ короля, съ живостію схватилъ его за руку.

-- Э, мосьё Орильи! сказалъ принцъ съ изумленіемъ: -- что съ вами?

-- Пойдемте, ваше высочество, пойдемте, сказалъ Орильи.

-- Куда? зачѣмъ?

-- Посмотрите, что тамъ блеститъ налѣво? Пойдемте, скорѣе, ваше высочество.

-- Да... точно... тамъ блеститъ искра...

-- Это фитиль ружья или мушкета, ваше высочество.

-- Ахъ, чортъ возьми!.. Но кто же тамъ засѣлъ?

-- Кто-нибудь изъ друзей или слугъ Бюсси; пойдемте скорѣе и спрячемтесь за уголъ; слуга подастъ знакъ своему господину, и мы увидимъ Бюсси.

-- Ты правъ, сказалъ герцогъ:-- пойдемъ.

Они перешли черезъ улицу и направились къ тому мѣсту, гдѣ стояли ихъ лошади.

-- Они уходятъ, сказалъ слуга.

-- Да, отвѣчалъ Монсоро.-- Узналъ ли ты ихъ?

-- Мнѣ кажется, что это принцъ и Орильи.

-- Именно; но сейчасъ мы убѣдимся въ этомъ.

-- Что вы намѣрены дѣлать, ваше сіятельство?

-- Пойдемъ.

Между-тѣмъ, принцъ и Орильи заворотили за уголъ, съ намѣреніемъ подойдти съ другой стороны.

Монсоро воротился домой и приказалъ заложить свой тяжелый экипажъ.

То, что предвидѣлъ Орильи, случилось; услышавъ шумъ, Бюсси встревожился; Діана погасила лампу, открыла окно; они спустили лѣстницу и Бюсси долженъ былъ, къ крайнему своему сожалѣнію, бѣжать какъ Ромео, съ тою только разницею, что онъ не дождался ни солнечнаго луча, ни пѣнія жаворонка.

Въ то самое время, когда онъ сошелъ на улицу, когда Діана сбросила ему лѣстницу, герцогъ и Орильи вышли изъ-за угла Бастильи и замѣтили подъ самымъ окномъ Діаны чью-то тѣнь, но въ то же мгновеніе тѣнь эта исчезла за угломъ Улицы-св.-Павла.

-- Ваше сіятельство, говорилъ слуга обер-егермейстера:-- вы разбудите весь домъ.

-- Что за бѣда? съ бѣшенствомъ отвѣчалъ Монсоро:-- кажется, я здѣсь хозяинъ и могу распоряжаться какъ мнѣ вздумается.

Карета была заложена; Монсоро велѣлъ разбудить двухъ слугъ, обыкновенно сопровождавшихъ его, сѣлъ въ карету и, четверть часа спустя, двѣ дюжія лошади примчали тяжелую махину ко дворцу герцога анжуйскаго.

Герцогъ и Орильи только-что воротились. Конюхъ водилъ еще лошадей ихъ.

Монсоро, имѣвшій свободный доступъ къ принцу во всякое время, явился на порогѣ въ ту самую минуту, когда герцогъ, бросившись въ кресло, протягивалъ къ слугѣ ногу, чтобъ тотъ снялъ съ него сапоги.

Другой слуга, опередившій Монсоро, доложилъ о прибытіи господина обер-егермейстера.

Еслибъ молнія ударила въ эту минуту въ окно покоя принца, онъ не такъ испугался бы, какъ при этомъ неожиданномъ появленіи.

-- Мосьё де-Монсоро! вскричалъ онъ съ безпокойствомъ, проявлявшимся въ одно время и въ блѣдности, покрывшей щеки его, и въ дрожащемъ голосѣ.

-- Точно-такъ, ваше высочество, это я, отвѣчалъ графъ, кровь котораго страшно кипѣла.

Усиліе, съ которымъ онъ старался скрыть свое волненіе, имѣло на него такое страшное дѣйствіе, что онъ не могъ устоять на ногахъ, и, въ изнеможеніи, опустился на стулъ, стоявшій возлѣ самой двери.

-- Вы убьете себя, другъ мой, вскричалъ герцогъ: -- какъ вы блѣдны! съ вами дѣлается обморокъ!

-- О, нѣтъ, ваше высочество! Нѣтъ, сперва я переговорю съ вами, а потомъ, можетъ-быть, упаду въ обморокъ.

-- Говорите, говорите, любезный графъ! сказалъ Франсуа, видимо встревоженный.

-- Дѣло мое такъ важно, что я не могу говорить въ присутствіи людей вашего высочества, сказалъ Монсоро.

Герцогъ отпустилъ всѣхъ людей, даже Орильи.

Обер-егермейстеръ и принцъ остались одни,

-- Вы только-что пришли домой, герцогъ? спросилъ Монсоро.

-- Какъ видите, графъ.

-- Вы поступаете очень-неосторожно, ваше высочество, бродя въ такую пору по улицамъ.

-- Кто вамъ сказалъ, что я бродилъ по улицамъ?

-- Пыль на вашихъ сапогахъ.

-- Г. де-Монсоро! сказалъ герцогъ тономъ, въ смыслъ котораго нельзя было ошибаться: -- не-уже-ли вы занимаете еще другую должность, кромѣ должности обер-егермейстера?

-- Должность лазутчика? шпіона? хотите вы сказать, ваше высочество? Ныньче всѣ, болѣе или менѣе, занимаются этимъ, а со всѣми и я.

-- А какую пользу извлекаете вы изъ этого ремесла?

-- Личную. Я знаю, что дѣлается.

-- Это очень-выгодно, сказалъ герцогъ, незамѣтно подходя къ колокольчику, чтобъ позвать въ случаѣ надобности.

-- Очень-выгодно, подтвердилъ Монсоро.

-- Такъ разскажите же мнѣ, что вы... узнали?

-- Я за этимъ и пришелъ.

-- Позвольте же мнѣ сѣсть.

-- Не смѣйтесь, ваше высочество, надъ покорнымъ и преданнымъ слугою, являющимся къ вамъ въ эту пору съ намѣреніемъ оказать вамъ важную услугу. Я сѣлъ только потому предъ вашимъ высочествомъ, что не въ силахъ стоять на ногахъ.

-- Услугу? спросилъ герцогъ.-- Услугу хотите вы мнѣ оказать?

-- Важную.

-- Такъ говорите.

-- Ваше высочество, я пришелъ къ вамъ по порученію могущественной особы.

-- Короля?

-- Нѣтъ, его свѣтлости герцога де-Гиза.

-- А! сказалъ принцъ: -- отъ Гиза? Это другое дѣло! приблизьтесь и говорите тише.

III.

Что подписалъ герцогъ анжуйскій и что онъ потомъ заговорилъ.

Наступила минута молчанія.

Франсуа прервалъ его:

-- Что же, графъ, спросилъ онъ: -- какія вѣсти принесли вы мнѣ отъ герцога де-Гиза?

-- Много вѣстей, ваше высочество.

-- Онъ вамъ писалъ?

-- О, нѣтъ! Гизы не пишутъ болѣе со времени странной смерти Николая Давида.

-- Такъ, стало-быть, вы были въ арміи?

-- Нѣтъ, ваше высочество; гг. Гизы сами въ Парижѣ.

-- Они въ Парижѣ! вскричалъ герцогъ.

-- Точно-такъ, ваше высочество.

-- И я не видалъ ихъ еще!

-- Они слишкомъ-осторожны и не захотятъ подвергать непріятностямъ ни себя, ни вашего высочества.

-- Зачѣмъ же они не увѣдомили меня?

-- Я за тѣмъ и явился къ вамъ.

-- Но зачѣмъ они сюда пріѣхали?

-- Они пріѣхали на свиданіе, которое вы имъ назначили.

-- Я?... я не назначалъ имъ никакого свиданія!

-- Вы забыли, ваше высочество, что въ тотъ самый день, когда король арестовалъ васъ, вы получили письмо отъ герцога де-Гиза, на которое приказали мнѣ отвѣчать словесно, чтобъ Гизы были въ Парижъ около 31-го мая или 2-го іюня. Сегодня 31-ое мая; если вы забыли Гизовъ, то Гизы, какъ вы сами видите, не забыли васъ, герцогъ.

Франсуа поблѣднѣлъ. Съ-тѣхъ-поръ случилось столько различныхъ происшествій, что онъ совершенно забылъ объ этомъ свиданіи, не смотря на всю важность его.

-- Правда, сказалъ онъ:-- но отношеніи, существовавшихъ тогда между мною и Гизами, уже нѣтъ.

-- Въ такомъ случаѣ, вы должны извѣстить ихъ объ этомъ, сказалъ графъ: -- потому-что они совершенно другаго мнѣнія.

-- Какъ такъ?

-- Да, можетъ-быть, вы забыли, что они для васъ сдѣлали, но они помнятъ, чѣмъ поклялись вамъ.

-- Обманъ! любезный графъ, чистый обманъ! Нѣтъ, я не попадусь въ другой разъ въ западню!

-- Развѣ вы попались уже разъ?

-- Какъ! попался ли? Я въ Луврѣ, mordieu!

-- Развѣ герцогъ де-Гизъ виноватъ въ этомъ?

-- Я этого не говорю, проворчалъ герцогъ: -- но помогли ли они мнѣ спастись?

-- Они сами бѣжали изъ Парижа.

-- Правда, проговорилъ герцогъ.

-- Когда же вы бѣжали въ анжуйскую провинцію, они поручили мнѣ сказать вамъ, что вы по-прежнему могли полагаться на нихъ, какъ они сами полагались на васъ, и что въ тотъ самый день, когда вы двинетесь къ Парижу, они подступятъ къ нему же съ другой стороны.

-- И это правда, сказалъ герцогъ: -- но я не подступалъ къ Парижу.

-- Вы вступили въ него, ваше высочество.

-- Да; но вступилъ союзникомъ моего брата.

-- Позвольте мнѣ замѣтить, что вы болѣе, нежели союзникъ Гизовъ.

-- Что же я?

-- Вы сообщникъ ихъ.

Герцогъ анжуйскій насупилъ брови:

-- И они поручили вамъ увѣдомить меня о ихъ прибытіи?

-- Они удостоили меня этой чести.

-- Не сообщили ли они вамъ причины ихъ возвращенія?

-- Они все открыли мнѣ, зная, что я повѣренный вашего высочества; я знаю всѣ ихъ намѣренія.

-- Какія же это намѣренія?

-- Все тѣ же.

-- И они считаютъ ихъ удобоисполнимыми?

-- Они считаютъ ихъ несомнѣнными.

-- А цѣль этихъ намѣреній?...

Герцогъ замолчалъ; онъ не смѣлъ договорить своей мысли.

Монсоро договорилъ ее:

-- Возвести васъ на престолъ Франціи.

Герцогъ почувствовалъ, какъ краска бросилась ему въ лицо.

-- Но благопріятную ли минуту они выбрали?

-- Это рѣшите вы, герцогъ.

-- Я?

-- Позвольте изложить вамъ очевидные, неоспоримые факты.

-- Говорите.

-- Назначеніе короля начальникомъ лиги было признано чистой комедіей. Теперь производится реакція. Войско горитъ негодованіемъ, граждане присоединяются къ войску, агенты наши со всѣхъ сторонъ приносятъ списки новыхъ приверженцевъ лиги; наконецъ, владычество Генриха III клонится къ упадку. Въ подобныхъ обстоятельствахъ, весьма-понятно, что герцоги Гизы желаютъ найдти достойнаго представителя правленію, и выборъ ихъ палъ на васъ. Отвѣчайте, герцогъ, отступаетесь ли вы отъ своихъ словъ?

Герцогъ не отвѣчалъ.

-- Я жду отвѣта, ваше высочество, сказалъ Монсоро.

-- Графъ, отвѣчалъ принцъ: -- мнѣ кажется...

-- Вы знаете, ваше высочество, что со мною можете объясняться откровенно.

-- Мнѣ кажется, продолжалъ герцогъ: -- что такъ-какъ у брата моего нѣтъ дѣтей, то престолъ достанется мнѣ же; братъ мой здоровья слабаго... Зачѣмъ же мнѣ безпокоиться, зачѣмъ рисковать жизнію, именемъ, честію... любовію брата въ ничтожномъ, безполезномъ соперничествѣ? Зачѣмъ, наконецъ, буду я подвергаться опасностямъ для достиженія того, что уже принадлежитъ мнѣ по праву?

-- Въ этомъ-то вы и ошибаетесь, ваше высочество, сказалъ Монсоро: -- престолъ вашего брата будетъ принадлежать вамъ только въ такомъ случаѣ, если вы насильно возьмете его. Герцогъ де-Гизъ не можетъ быть королемъ, но Гизы выберутъ себѣ короля, если вы откажетесь принять предложеніе ихъ.

-- А кто дерзаетъ, вскричалъ герцогъ анжуйскій: -- кто дерзнетъ сесть на престолъ Карла-Великаго?

-- Принцъ изъ рода Бурбоновъ, такой же потомокъ Святаго-Лудовика.

-- Король наваррскій! вскричалъ Франсуа.

-- Отъ-чего же нѣтъ? Онъ молодъ, мужественъ; правда, у него нѣтъ дѣтей; но всѣмъ извѣстно, что онъ можетъ имѣть дѣтей.

-- Онъ гугенотъ.

-- Король наваррскій? Развѣ вы забыли, что онъ принялъ прежнюю вѣру въ варѳоломеевскую ночь?

-- Да; но онъ опять отрекся отъ нея.

-- И, ваше высочество! если онъ воротился къ католической вѣрѣ, чтобъ спастись отъ смерти, такъ то ли онъ сдѣлаетъ, чтобъ овладѣть короной!

-- Не-уже-ли они думаютъ, что я не съумѣю защитить своихъ правъ?

-- Кажется, они приняли мѣры.

-- Я встрѣчу ихъ съ оружіемъ въ рукахъ.

-- Э! они искусные полководцы.

-- Я сдѣлаюсь главой лиги.

-- Они душа лиги.

-- Я соединюсь съ братомъ.

-- Тогда брата вашего не будетъ.

-- Я призову къ себѣ на помощь всѣхъ государей Европы.

-- Европейскіе государи охотно вступятъ въ войну съ королемъ, но не съ народомъ.

-- Какъ съ народомъ?

-- Разумѣется; Гизы на все рѣшились... даже на республику, если того потребуютъ обстоятельства...

Франсуа съ невыразимою боязнію всплеснулъ руками. Рѣшительные отвѣты были страшны.

-- Республику!.. повторилъ онъ.

-- Да, какъ въ Швейцаріи, въ Генуѣ, въ Венеціи.

-- Но моя партія никогда не позволитъ превратить Францію въ республику!

-- Ваша партія? сказалъ Монсоро:-- э, ваше высочество! вы всегда были такъ великодушны, такъ щедры, что вся ваша партія состоитъ изъ двухъ только человѣкъ -- г. де-Бюсси и меня.

Герцогъ не могъ скрыть злобной улыбки.

-- Такъ это неволя? сказалъ онъ.

-- Почти, ваше высочество.

-- Зачѣмъ же они прибѣгаютъ ко мнѣ, если не признаютъ ни моей власти, ни моего могущества?

-- Безъ нихъ вы ничто; съ ними вы могущественны.

-- Съ ними? съ Гизами?

-- Да; скажите одно слово -- и будете на престолѣ.

Герцогъ всталъ и въ сильномъ волненіи началъ прохаживаться по комнатѣ, разбрасывая все, что ни попадалось ему подъ руку; наконецъ, онъ остановился передъ Монсоро.

-- Ты сказалъ правду, графъ; у меня только два друга: ты да Бюсси.

Онъ произнесъ эти слова съ ласковой улыбкой, подъ которою старался скрыть ярость, кипѣвшую въ груди его.

-- Слѣдовательно...? спросилъ Монсоро съ невольною радостію.

-- Говори, другъ мой, говори.

-- Вы приказываете?

-- Прошу.

-- Такъ выслушайте же, ваше высочество; въ двухъ словахъ я сообщу вамъ весь планъ.

Герцогъ поблѣднѣлъ, но сталъ слушать.

Графъ продолжалъ:

-- Черезъ недѣлю праздникъ тѣла Господня? Такъ ли?

-- Такъ.

-- Король давно уже приготовляетъ къ этому великому дню религіозную процессію.

-- Онъ дѣлаетъ это каждый годъ.

-- Вамъ извѣстно, что въ подобныхъ случаяхъ король выходитъ безъ стражей и входитъ въ четыре главные монастыря.

-- Знаю, знаю.

-- Слѣдовательно, онъ войдетъ и въ Сен-Женевьевское-Аббатство.

-- Конечно.

-- Но такъ-какъ передъ аббатствомъ будетъ маленькое поврежденіе...

-- Поврежденіе?

-- Да; ночью провалится подземная водосточная труба.

-- Что же?

-- Такъ алтарь будетъ устроенъ не подъ портикомъ, а на дворѣ аббатства...

-- Далѣе.

-- Сейчасъ. Король войдетъ; пять или шесть человѣкъ войдутъ за нимъ; но за королемъ и этими людьми запрутъ двери.

-- А потомъ?

-- Потомъ... Вашему высочеству извѣстно расположеніе женовевцевъ къ королю?

-- Это тѣ же самые...

-- Которые были свидѣтелями посвященія вашего высочества на царство.

-- Они осмѣлятся поднять руку на помазанника Божія!

-- Вы знаете пѣсню:

De trois couronnes, la première

Tu perdis, ingrat et fuyard;

La seconde court grand hasard,

Des ciseaux feront la dernière.

-- Они осмѣлятся это сдѣлать! вскричалъ герцогъ, дрожа всѣмъ тѣломъ: -- они осмѣлятся прикоснуться къ головѣ короли!

-- Да онъ тогда уже не будетъ королемъ.

-- Отъ-чего?

-- Слышали ли вы о краснорѣчивомъ женовевцѣ, прославившемся своими рѣчами и проповѣдями?

-- О братѣ Горанфло?

-- Именно.

-- Который требовалъ обнародованія лиги съ оружіемъ въ рукахъ?

-- Тотъ самый.

-- Такъ что же?

-- Короля проведутъ къ нему въ келлью; тамъ братъ Горанфло уговоритъ его подписать отреченіе отъ престола; потомъ явится герцогиня де-Монпансье, съ ножницами въ рукахъ. Ножницы уже куплены. Герцогиня носитъ ихъ всегда при себѣ. Я въ жизнь свою не видывалъ такихъ красивыхъ ножницъ; онѣ изъ чистаго золота съ удивительными украшеніями...

Франсуа молчалъ: кошачьи глаза его расширились, какъ у хорошаго звѣря, стерегущаго добычу.

-- Остальнаго вамъ объяснять не зачѣмъ, продолжалъ графъ.-- Народу мы объявимъ, что король, въ порывѣ священнаго раскаянія, пожелалъ не выходить болѣе изъ монастыря; если же народъ въ чемъ-либо усомнится, такъ вспомните, что войско въ рукахъ герцога де-Гиза, духовенство въ рукахъ кардинала, а купечество въ рукахъ г. де-Майенна; съ этими тремя властями можно увѣрить народъ въ чемъ угодно.

-- Но меня обвинятъ въ насиліи! сказалъ герцогъ послѣ минутнаго молчанія.

-- Да васъ тутъ и не будетъ.

-- Меня обвинятъ въ незаконномъ присвоеніи королевства!

-- Вы забываете отреченіе?

-- Слѣдовательно, всѣ мѣры приняты?

-- Всѣ.

-- И вы не боитесь, что я донесу обо всемъ королю?

-- Не боимся, ваше высочество, потому-что въ такомъ случаѣ мы будемъ дѣйствовать по другому плану, для котораго также всѣ мѣры приняты.

-- А! произнесъ Франсуа.

-- Да, ваше высочество; но этого плана мнѣ, какъ человѣку, преданному вамъ, не сообщали. Я знаю только, что есть планъ и ничего болѣе.

-- Въ такомъ случаѣ, я сдаюсь по неволѣ; что же мнѣ дѣлать, графъ?

-- Согласиться?

-- Я соглашаюсь.

-- Да, на словахъ.

-- Какое же вамъ еще нужно согласіе?

-- Письменное.

-- И вы могли подумать, что я буду такъ безразсуденъ!

-- Какое же тутъ безразсудство?

-- Если заговоръ не удастся?

-- Для подобнаго только случая и нужна подпись вашего высочества.

-- Слѣдовательно, заговорщики надѣются стать подъ защиту моего имени?

-- Вы угадали.

-- Въ такомъ случаѣ, я не соглашаюсь. Нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ!

-- Да вы уже не можете отказаться?

-- Не могу?

-- Не можете.

-- Вы съ ума сошли!

-- Отказаться -- значитъ, измѣнить.

-- Въ чемъ?

-- Въ томъ, что я высказалъ все по требованію вашего высочества.

-- Хорошо; пускай Гизы дѣлаютъ, что хотятъ, а я самъ избираю себѣ сторону, къ которой присоединюсь.

-- Берегитесь, ваше высочество, попасть на нехорошую сторону.

-- Рискну! отвѣчалъ Франсуа съ нѣкоторымъ волненіемъ, но стараясь сохранить твердость духа.

-- Не совѣтую, ваше высочество, изъ привязанности къ вамъ.

-- Но, подписавъ согласіе, я рискую еще болѣе.

-- Не подписывая его, вы не рискуете, а идете на вѣрную смерть!

Герцогъ задрожалъ.

-- Кто осмѣлится? спросилъ онъ.

-- Лигёры въ такомъ положеніи, что они не побоятся никакихъ мѣръ, лишь бы достигнуть цѣли.

Герцогъ находился въ тягостной, мучительной нерѣшимости.

-- Я подпишу, сказалъ онъ наконецъ.

-- Когда?

-- Завтра.

-- Нѣтъ, ваше высочество, если вы рѣшились, такъ надо подписать сейчасъ.

-- Надобно же дать Гизамъ время составить условіе.

-- Оно уже готово, ваше высочество.

Монсоро вынулъ изъ кармана свертокъ бумаги.

Герцогъ развернулъ его и сталъ читать, и Монсоро видѣлъ, какъ онъ блѣднѣлъ постепенно болѣе и болѣе; когда онъ кончилъ, колѣни его такъ сильно дрожали, что онъ долженъ былъ опуститься на стулъ.

-- Вотъ, ваше высочество, сказалъ Монсоро, подавая ему перо.

-- Не-уже-ли я долженъ подписать? произнесъ Франсуа съ отчаяніемъ и сжавъ обѣими руками лобъ.

-- Не должны, ваше высочество; никто васъ не принуждаетъ.

-- Если не принуждаютъ, такъ зачѣмъ же грозите вы мнѣ смертію?

-- Я не грозилъ, Боже сохрани!.. я только предувѣдомляю ваше высочество; это совсѣмъ другое дѣло.

-- Давайте, сказалъ герцогъ.

И онъ взялъ, или, лучше сказать, вырвалъ перо изъ рукъ графа и подписалъ.

Монсоро слѣдилъ за всѣми движеніями принца глазами, сверкавшими ненавистью и надеждой; когда онъ взялъ письмо, графъ невольно задрожалъ и долженъ былъ прислониться къ столу; лицо его прояснялось по мѣрѣ того, какъ герцогъ писалъ.

-- А! вскричалъ онъ наконецъ.

И, схвативъ съ жадностью бумагу, онъ сложилъ ее, спряталъ на груди, застегнулъ полукафтанье и закутался въ плащъ.

Герцогъ смотрѣлъ на него съ изумленіемъ, не понимая причины дикаго выраженія глазъ его, въ которыхъ сверкала молнія свирѣпой радости.

-- Теперь, ваше высочество, сказалъ Монсоро: -- совѣтую вамъ быть осторожнымъ.

-- Отъ-чего? спросилъ герцогъ.

-- Совѣтую вамъ впередъ не рыскать ночью по городу съ вашимъ Орильи.

-- Что это значитъ?

-- Это значитъ, что вы преслѣдуете вашею любовью женщину, обожаемую мужемъ ея до такой степени, что... да! что онъ готовъ убить того, кто возбудитъ его ревность!

-- Не говорите ли вы о себѣ и о женѣ своей?

-- Да, ваше высочество; такъ-какъ вы угадали съ перваго разу, то я не стану и отпираться. Я женился на Діанѣ де-Меридоръ, она моя и не будетъ никому принадлежать, пока я живъ! Чтобъ болѣе убѣдить васъ въ этомъ, клянусь моимъ именемъ и этимъ кинжаломъ...

И онъ приставилъ остріе кинжала къ груди принца, который невольно отступилъ.

-- Вы мнѣ угрожаете? вскричалъ Франсуа, поблѣднѣвъ отъ гнѣва и ярости.

-- Нѣтъ, ваше высочество, не угрожаю, а только предувѣдомляю.

-- Въ чемъ?

-- Въ томъ, что жена моя не будетъ никому принадлежать!

-- А я говорю вамъ, вскричалъ герцогъ анжуйскій внѣ себя отъ бѣшенства: -- что вы уже опоздали!.. Жена ваша уже измѣнила вамъ!

Монсоро вскричалъ съ яростію, схватившись обѣими руками за волосы.

-- Неправда! проговорилъ онъ задыхающимся голосомъ: -- вы лжете, лжете!

И ему стоило только опустить руку, чтобъ пронзить грудь герцога кинжаломъ.

Франсуа отступилъ.

-- Графъ, вы съ ума сходите, сказалъ онъ, намѣреваясь позвонить.

-- Нѣтъ, я въ полномъ разумѣ... Я все помню... все слышу... вы сказали, что жена моя измѣнила мнѣ! Вы это сказали!

-- И повторяю.

-- Докажите.

-- Кто сидѣлъ въ эту ночь въ двадцати шагахъ отъ вашего дома съ ружьемъ?

-- Я.

-- Вы?.. Такъ въ это самое время...

-- Говорите, говорите!

-- Мужчина былъ у васъ, или, лучше сказать, у вашей жены.

-- Вы видѣли, какъ онъ вошелъ?

-- Я видѣлъ, какъ онъ вышелъ.

-- Въ дверь?

-- Изъ окна.

-- Вы узнали этого мужчину?

-- Узналъ, отвѣчалъ герцогъ.

-- Назовите мнѣ его! вскричалъ Монсоро: -- назовите мнѣ его, ваше высочество, или я за себя не ручаюсь.

Герцогъ провелъ рукою по лбу; злобная улыбка на секунду появилась на лицѣ его.

-- Графъ, сказалъ онъ: -- клянусь именемъ принца крови, клянусь Богомъ и честію, что черезъ недѣлю я назову вамъ человѣка, для котораго измѣняетъ вамъ жена.

-- Клянитесь! вскричалъ Монсоро.

-- Клянусь.

-- Хорошо, ваше высочество! Черезъ недѣлю! сказалъ графъ, ударивъ себя по груди въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ лежала бумага, подписанная принцемъ: -- черезъ недѣлю... или... вы понимаете?

-- Приходите черезъ недѣлю, отвѣчалъ принцъ.

-- Тѣмъ лучше, сказалъ Монсоро: -- черезъ недѣлю я буду совсѣмъ здоровъ, а для мщенія я долженъ буду собрать всѣ свои силы!

И, поклонившись принцу движеніемъ, походившимъ болѣе на угрозу, онъ вышелъ.

IV.

Прогулка къ турнельской оградѣ.

Между-тѣмъ, мало-по-малу анжуйскіе дворяне воротились въ Парижъ.

Нельзя сказать, чтобъ они полагались на дѣйствительность заключеннаго мира. Они слишкомъ-хорошо знали короля, брата и достойную мать его, и не забывали, какія непріязненныя дѣйствія заставили ихъ бѣжать изъ столицы.

Слѣдовательно, они возвращались съ осмотрительностію, вооруженные съ головы до ногъ и готовые обороняться при малѣйшемъ подозрительномъ движеніи мирныхъ гражданъ, съ любопытствомъ смотрѣвшихъ на нихъ. Антраге былъ свирѣпѣе другихъ и приписывалъ все продѣлкамъ миньйоновъ, съ которыми рѣшился переговорить при первомъ удобномъ случаѣ.

Онъ сообщилъ объ этомъ намѣреніи Рибераку, человѣку разсудительному, и тотъ отвѣчалъ:

-- Конечно, лучшаго удовольствія мы не можемъ и желать; но для того нужно бы жить возлѣ самой границы.

-- Мы можемъ это устроить, сказалъ Антраге.

Герцогъ ласково принялъ своихъ друзей. Онъ былъ увѣренъ въ преданности ихъ болѣе, нежели король въ преданности Можирона, Келюса, Шомберга и д'Эпернона.

-- Друзья мои, сказалъ онъ:-- на жизнь вашу имѣютъ непріятные замыслы. Остерегитесь.

-- Мы уже распорядились, ваше высочество, возразилъ Антраге:-- но не прикажете ли намъ засвидѣтельствовать его величеству наше глубочайшее почтеніе? Иначе скажутъ, что мы прячемся... какъ вы думаете?

-- Вы правы, отвѣчалъ герцогъ: -- и если хотите, я пойду съ вами.

Молодые люди посовѣтовались между собою взглядами. Въ это самое время вошелъ Бюсси и привѣтствовалъ друзей.

-- Я долго ждалъ васъ, господа! сказалъ онъ:-- но что я слышу? Его высочество хочетъ идти въ Лувръ точно какъ кесарь шелъ въ римскій сенатъ? Не забудьте, что миньйоны съ радостію разорвали бъ герцога въ клочки.

-- Но, любезный другъ, мы сами желали бъ повстрѣчаться съ господами миньйонами.

Бюсси засмѣялся.

-- Не-уже-ли? сказалъ онъ:-- что жь? за этимъ дѣло не станетъ!

Герцогъ пристально смотрѣлъ на Бюсси.

-- Пойдемте въ Лувръ, сказалъ Бюсси:-- только одни; его высочество останется у себя въ саду и будетъ отсѣкать маковыя головки.

Франсуа принужденно засмѣялся. Впрочемъ, въ душѣ онъ былъ очень-радъ, что Бюсси избавилъ его отъ довольно-непріятнаго посѣщенія.

Анжуйцы нарядились со всевозможною роскошью. Всѣ они были знатные, богатые дворяне, мотавшіе доходы съ родовыхъ имѣній на бархатъ, шелкъ и золото.

Блескъ золота, драгоцѣнныхъ каменьевъ и парчи привлекалъ взоры любопытныхъ гражданъ, когда молодые люди проходили по улицамъ. Граждане провожали ихъ дружелюбными кликами, ибо угадывали, что подъ роскошными нарядами скрывались сердца, горѣвшія ненавистью къ миньйонамъ короля.

Генрихъ III не принялъ дворянъ своего брата, и они тщетно прождали въ галереѣ; Келюсъ, Можиронъ, Шомбергъ и д'Эпернонъ извѣстили ихъ объ этомъ.

-- А, господа! сказалъ Антраге, потому-что Бюсси стоялъ въ нѣкоторомъ разстояніи: -- вы сообщаете намъ печальную вѣсть, но ваша любезность и вѣжливость смягчаютъ горестный ударъ.

-- Господа, возразилъ Шомбергъ: -- не смотря на все стараніе, мы не можемъ, однакожь, принять васъ достойнымъ образомъ. Не угодно ли вамъ, въ замѣнъ неудавшагося представленія, прогуляться по городу?

-- О, господа! Мы только-что хотѣли сдѣлать вамъ то же предложеніе, сказалъ Антраге съ живостію.

Бюсси прикоснулся слегка къ плечу его и сказалъ:

-- Молчи; пусть они сами распоряжаются.

-- Куда бы намъ идти? сказалъ Келюсъ.

-- Я знаю одно прекрасное мѣсто близь Бастильи, сказалъ Шомбергъ.

-- Извольте, господа; мы идемъ за вами, сказалъ Риберакъ.

Друзья короля и брата его вмѣстѣ вышли изъ Лувра и пошли вдоль набережной къ старинной турнельской оградѣ, возлѣ которой была въ то время конная площадь, обсаженная тощими деревьями; мѣстами на этой площади виднѣлись столбы съ кольцами и рогатки для привязи лошадей.

Дорогой, молодые люди взялись подъ руки и очень-вѣжливо, даже дружески разговаривали о разныхъ придворныхъ новостяхъ, къ величайшему изумленію гражданъ, говорившихъ, что анжуйскіе дворяне побратались съ миньйонами.

Они прибыли на мѣсто.

Келюсъ первый заговорилъ.

-- Посмотрите, господа, сказалъ онъ: -- какое здѣсь ровное, гладкое и уединенное мѣсто; и какъ тверда земля!

-- Да, отвѣчалъ Антраге, топнувъ нѣсколько разъ ногою:-- чудесное мѣсто!

-- Мы надѣялись, господа, сказалъ опять Келюсъ: -- что вы не откажетесь помочь пріятелю вашему, г. де-Бюсси, удостоившему васъ всѣхъ вызовомъ.

-- Правда, сказалъ Бюсси изумленнымъ товарищамъ.

-- И онъ намъ ничего не говорилъ! вскричалъ Антраге.

-- О! мосьё де-Бюсси знаетъ цѣну вещамъ, возразилъ Можиронъ.-- Угодно ли вамъ, господа?

-- Еще бы! отвѣчали Анжуйцы въ одинъ голосъ: -- мы благодаримъ васъ за эту честь.

-- Прекрасно, сказалъ Шомбергъ, потирая руки:-- не рѣшить ли намъ теперь, кому съ кѣмъ?..

-- Чудесная мысль! сказалъ Риберакъ съ сверкающими глазами: -- и такъ...

-- Нѣтъ, прервалъ его Бюсси: -- это несправедливо; у насъ у всѣхъ одинакія чувства, слѣдовательно, самъ Господь вдохновляетъ насъ; повѣрьте, господа, предоставимъ Господу рѣшить, кому съ кѣмъ сражаться, съ тѣмъ условіемъ, что первый, освободившійся отъ своего противника, долженъ спѣшить на помощь товарищамъ.

-- Непремѣнно! непремѣнно! вскричали миньйоны.

-- Въ такомъ случаѣ, послѣдуемъ примѣру Гораціевъ: кинемъ жребій.

-- Развѣ Гораціи кидали жребій? спросилъ Келюсъ.

-- Кажется, отвѣчалъ Бюсси съ улыбкой.

-- Ну, такъ послѣдуемъ ихъ примѣру.

-- Постойте, сказалъ опять Бюсси:-- прежде условимся на счетъ правилъ поединка.

-- Какія тутъ правила! вскричалъ Шомбергъ: -- будемъ драться на смерть!

-- Разумѣется; но какъ мы будемъ драться?

-- На шпагахъ и кинжалахъ, сказалъ Бюсси:-- этимъ оружіемъ мы владѣемъ одинаково искусно.

-- Пѣшіе? спросилъ Келюсъ.

-- Конечно; на лошадяхъ неловко.

-- Извольте.

-- Когда же?

-- Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.

-- Нѣтъ, возразилъ д'Эпернонъ:-- мнѣ надо покончить нѣкоторыя дѣла, написать духовную; подождемте дня два или три... это еще болѣе разгорячитъ насъ.

-- Вы говорите, какъ истинно-храбрый человѣкъ, сказалъ Бюсси иронически.

-- Итакъ, рѣшено?

-- Да. Мы во всемъ одного мнѣнія.

-- Кинемъ же жребій, сказалъ Бюсси.

-- Постойте, господа, сказалъ Антраге: -- еще одно предложеніе: раздѣлимъ мѣсто на равныя части, со всевозможнымъ безпристрастіемъ. Такъ-какъ насъ четыре пары, то раздѣлимъ это мѣсто на четыре полосы.

-- Хорошо придумано.

-- Я беру нумеръ первый, мѣсто между двумя липами.

-- Рѣшено.

-- А солнце?

-- Что жь дѣлать? во второй парѣ оно будетъ свѣтить одному въ глаза.

-- Нѣтъ, господа, сказалъ Бюсси:-- это было бы несправедливо. Будемъ драться благороднымъ образомъ. Опишемъ полкруга: тогда мы всѣ будемъ бокомъ къ солнцу.

Бюсси показалъ, какъ надобно было сдѣлать, и предложеніе его было принято.

Начали бросать жребій.

Первый достался Шомбергу, второй Рибераку: имъ назначили первое мѣсто.

Келюсу и Антраге досталось второе.

Ливаро и Можирону третье; при имени Келюса, Бюсси нахмурилъ брови: онъ надѣялся, что ему прійдется драться съ нимъ.

Д'Эпернонъ, попавшись на долю Бюсси, поблѣднѣлъ и надулся изъ всѣхъ силъ, чтобъ скрыть блѣдность, выступившую на щекахъ его.

-- Теперь, господа, сказалъ Бюсси:-- мы принадлежимъ другъ-другу до самаго дня поединка. Вѣдь мы деремся на-смерть, а потому до-тѣхъ-поръ должны быть друзьями. Не угодно ли вамъ будетъ отобѣдать сегодня у меня?

Приглашеніе было принято съ удовольствіемъ, и всѣ вмѣстѣ отправились къ Бюсси, гдѣ пропировали до утра.

V.

Шико спитъ.

Король и Шико замѣтили переговоры миньйоновъ съ Апжуйцами. Генрихъ сердито ходилъ взадъ-и-впередъ по Лувру, съ нетерпѣніемъ ожидая возвращенія своихъ любимцевъ.

Шико издали послѣдовалъ за молодыми людьми, съ видомъ знатока слѣдовалъ за всѣми движеніями и угадалъ намѣренія ихъ; потомъ направилъ шаги къ дому Монсоро.

Хитеръ былъ Монсоро, но Шико былъ хитрѣе его. Гасконецъ пришелъ освѣдомиться о здоровьѣ обер-егермейстера по порученію короля: можно ли было не принять его ласково?

Шико засталъ Монсоро въ постели. Сильныя ощущенія и усилія послѣдней ночи ослабили весь составъ едва возстановленной организаціи, и Реми съ досадой слѣдилъ за первыми признаками горячки, снова овладѣвавшей больнымъ.

Не смотря на то, Монсоро могъ поддержать разговоръ съ Гасконцемъ; онъ всячески старался скрыть свой гнѣвъ на герцога анжуйскаго; но чѣмъ болѣе онъ скрытничалъ, тѣмъ яснѣе угадывалъ Шико тайную мысль его.

-- Напрасно, думалъ онъ: -- вы скрываетесь, графъ; теперь я убѣжденъ, что вы не въ ладахъ съ его высочествомъ.

Кромѣ того, Шико хотѣлъ еще увѣриться, точно ли боленъ графъ. Но Реми не обманывалъ его: ощупавъ пульсъ больнаго, Гасконецъ убѣдился въ томъ.

-- Онъ точно боленъ, подумалъ Шико:-- слѣдовательно, не можетъ ничего предпринять. Теперь надобно узнать, въ какихъ расположеніяхъ Бюсси.

И онъ немедленно отправился къ молодому графу, въ домѣ котораго всѣ слуги были въ суетахъ. Въ передней поразилъ обоняніе Гасконца запахъ, отъ котораго Горанфло пришелъ бы въ восторгъ.

-- Что это? не женится ли мосьё де-Бюсси? спросилъ Шико лакея.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ тотъ:-- его сіятельство помирился съ нѣкоторыми знатными придворными и празднуетъ это примиреніе роскошнымъ обѣдомъ.

-- Не отравилъ бы онъ ихъ! подумалъ Шико:-- впрочемъ, нѣтъ; Бюсси на это неспособенъ; итакъ, и съ этой стороны его величеству опасаться нечего.

Онъ воротился въ Лувръ.

Генрихъ прогуливался по оруженной залѣ. Онъ посылалъ уже трехъ нарочныхъ къ Келюсу; но такъ-какъ эти люди не понимали причины безпокойства его величества, то преспокойно остановились въ гостинницѣ, славившейся вкуснымъ виномъ, отличными окороками и засахаренными плодами.

Когда Шико явился на порогѣ, Генрихъ радостно вскрикнулъ.

-- Ахъ, другъ мой! вскричалъ онъ:-- что сталось съ ними?

-- Съ кѣмъ? съ миньйонами?

-- Да, да! съ моими друзьями.

-- Я думаю, что они теперь лежатъ всѣ на-повалъ, отвѣчалъ Шико.

-- Ихъ убили! вскричалъ Генрихъ, бросивъ на Шико грозный взглядъ:-- убили!

-- Не то что убили, а...

-- Ты смѣешься, извергъ!

-- Я еще не успѣлъ выговорить! Они лежатъ не какъ убитые, а какъ пьяные.

-- Ты было-испугалъ меня... Но зачѣмъ клевещешь ты на моихъ дворянъ?

-- Я не клевещу... я прославляю ихъ.

-- Перестань шутить... говори серьёзно; знаешь ли ты, что они вышли съ Анжуйцами?

-- Еще бы мнѣ не знать этого!

-- Что же было?

-- А было то, что я тебѣ говорилъ: они лежатъ пьяные.

-- Но Бюсси, Бюсси!

-- Бюсси человѣкъ весьма-опасный; онъ п о итъ ихъ.

-- Шико, ради Бога!

-- Что ради Бога? Бюсси угощаетъ королевскихъ друзей: развѣ это хорошо?

-- Бюсси угощаетъ ихъ? О, это невозможно! они заклятые враги.

-- Отъ-того-то онъ и угощаетъ ихъ. Можешь ты дойдти до рѣки?

-- Могу дойдти до конца свѣта, чтобъ собственными глазами убѣдиться въ такомъ дивъ.

-- Такъ дойди только до дома Бюсси, и ты увидишь это диво.

-- Пойдемъ со мною.

-- Я сейчасъ оттуда.

-- Прошу тебя, Шико...

-- Нѣтъ, нѣтъ; я уже видѣлъ, такъ мнѣ не въ чемъ убѣждаться; я оттопталъ себѣ ноги...

Король съ гнѣвомъ взглянулъ на Гасконца.

-- Да и тебѣ не зачѣмъ безпокоиться, сказалъ Шико: -- они смѣются, обѣдаютъ и бранятъ тебя. Будь философомъ, Генрихъ: они смѣются -- будемъ и мы смѣяться; они обѣдаютъ -- вели подать и намъ чего-нибудь вкуснаго и горяченькаго; они бранятъ тебя -- поужинаемъ, да пойдемъ спать.

Король невольно улыбнулся.

-- Были во Франціи, продолжалъ Шико: -- короли смѣлые, храбрые, великіе, лѣнивые: я увѣренъ, что тебя не назовутъ Генрихомъ терпеливымъ... Ахъ, терпѣніе великая добродѣтель... особенно, когда другой нѣтъ!

-- Они измѣнили! говорилъ король:-- измѣнили мнѣ... Да у этихъ людей нѣтъ ни искры чести!

-- Послушай, Генрихъ, я не понимаю тебя! вскричалъ Шико, подвигаясь въ сосѣднюю комнату, гдѣ былъ приготовленъ ужинъ: -- ты плакалъ о своихъ друзьяхъ, воображая, что они убиты, а теперь, когда узналъ, что они живёхоньки, ты опять начинаешь плакать.

-- Мосьё Шико! вы надоѣли мнѣ.

-- Развѣ тебѣ пріятнѣе было, если бъ твои друзья сидѣли на вертелѣ?

-- Мнѣ жаль, что я не могу полагаться даже на друзей, сказалъ Генрихъ съ мрачнымъ видомъ.

-- О, ventre de biche! отвѣчалъ Шико: -- полагайся на меня; я не измѣню тебѣ, если ты не дашь мнѣ умереть съ голода. Дай мнѣ кусокъ фазана... и трюфелей, прибавилъ онъ, протягивая впередъ свою тарелку.

Генрихъ и единственный другъ его легли рано спать. Король долго не могъ уснуть отъ пустоты сердечной, Шико долго вертѣлся съ бока на бокъ отъ полноты желудка.

Рано утромъ, когда король былъ еще въ постели, Келюсъ, Шомбергъ, Можиронъ и д'Эпернонъ вошли къ нему въ комнату.

Шико спалъ еще; король давно уже проснулся.

Увидѣвъ молодыхъ людей, онъ гнѣвно соскочилъ съ кровати и закричалъ:

-- Вонъ отсюда, вонъ!

Изумленный слуга, отворившій молодымъ людямъ дверь, вѣжливо объяснилъ имъ, что король не желаетъ ихъ видѣть.

-- Но мы желали доложить вашему величеству, началъ Келюсъ.

-- Что вы протрезвились? закричалъ Генрихъ:-- не такъ ли?

Шико открылъ одинъ глазъ.

-- Простите, ваше величество, отвѣчалъ Келюсъ съ достоинствомъ: -- вы ошибаетесь...

-- Отъ-чего же мнѣ ошибаться? Я не пилъ анжуйскаго вина!

-- А! понимаю... понимаю... сказалъ Келюсъ улыбаясь.

-- Что вы понимаете?

-- Позвольте намъ объяснить все дѣло, ваше величество.

-- Я ненавижу пьяницъ и измѣнниковъ!

-- Государь! вскричали молодые люди въ одинъ голосъ.

-- Потерпите, господа, потерпите! сказалъ Келюсъ, останавливая товарищей.-- Одно слово успокоитъ нашего уважаемаго повелителя.

Эта смѣлость подѣйствовала на Генриха. Онъ понялъ, что люди, осмѣливавшіеся говорить такимъ-образомъ съ своимъ королемъ, не были преступны.

-- Говорите! сказалъ онъ:-- только не распространяйтесь.

-- Постараемся, ваше величество, хоть это довольно-трудно.

-- Да, я понимаю, что трудно оправдаться въ нѣкоторыхъ случаяхъ.

-- Нѣтъ, государь, намъ оправдываться нечего, возразилъ Келюсъ, взглянувъ на слугу и какъ-бы желая тѣмъ сказать королю, что онъ просилъ уже переговорить съ нимъ однимъ.

Король сдѣлалъ знакъ -- слуга удалился.

Шико открылъ другой глазъ и сказалъ:

-- На меня не смотрите; я сплю, какъ убитый.

И, закрывъ оба глаза, онъ принялся храпѣть изо всѣхъ силъ.

VI.

Шико просыплется.

Никто не обратилъ вниманія на Шико, потому-что всѣ привыкли считать его какъ-бы мёбелью въ комнатѣ короля.

-- Вашему величеству извѣстна только одна половина происшествіи, сказалъ Келюсъ, почтительно поклонившись: -- и смѣю сказать, половина наименѣе-интересная. Конечно, никто изъ насъ не отопрется въ томъ, что мы обѣдали у Бюсси и, смѣю прибавить, обѣдали прекрасно...

-- У него было особенно одно австрійское или венгерское вино, сказалъ Шомбергъ: -- которое мнѣ чрезвычайно понравилось.

-- О, негодный Нѣмецъ! вскричалъ король:-- онъ любитъ вино; я давно уже подозрѣваю въ немъ эту слабость.

-- А я разъ двадцать видѣлъ его пьянымъ, проговорилъ Шико.

Шомбергъ съ сердцемъ обратился къ Гасконцу.

-- Не смотри на меня, сынъ мой: я привыкъ бредить во снѣ; спроси хоть короля.

Шомбергъ опять обратился къ королю.

-- Ваше величество, сказалъ онъ: -- я не скрываю ни того, что люблю, ни того, что ненавижу; а я не прочь отъ хорошаго вина.

-- Вино не можетъ быть хорошимъ, сказалъ король: -- потому-что лишаетъ насъ драгоцѣннѣйшаго дара -- разсудка.

Шомбергъ хотѣлъ-было возражать, но Келюсъ остановилъ его знакомъ.

-- Правда, правда, сказалъ Шомбергъ: -- говори ты.

-- Итакъ, продолжалъ Келюсъ:-- я хотѣлъ сказать вашему величеству, что во время обѣда, и, въ особенности, до обѣда, у насъ были весьма-серьёзныя и интересныя разсужденія, касавшіяся собственно до вашего величества.

-- Вступленіе слишкомъ-пространно, сказалъ Генрихъ: -- это дурной знакъ.

-- Ventre de biche! вскричалъ Шико:-- не перебивай, Генрихъ! Скучно!

-- Ого! дуракъ, сказалъ Генрихъ серьёзно: -- если ты не спишь, такъ ступай вонъ.

-- Я не сплю отъ-того, отвѣчалъ Шико:-- что у тебя такіе говоруны.

Видя, что не возможно было спокойно и серьёзно поговорить о важномъ дѣлѣ, Шико всталъ, пожалъ плечами и вздохнулъ съ досадой.

-- Ваше величество, сказалъ д'Эпернонъ съ важностью: -- дѣло наше чрезвычайно-важно.

-- Чрезвычайно-важно? повторилъ Генрихъ.

-- Разумѣется, если жизнь восьми храбрыхъ дворянъ достойна вниманія вашего величества.

-- Это что значитъ? вскричалъ король.

-- Это значитъ, что я ожидаю, чтобъ его величеству угодно было выслушать меня.

-- Слушаю, сынъ мой, слушаю, сказалъ Генрихъ, положивъ руку на плечо Келюса.

-- Я докладывалъ вашему величеству, что мы разговаривали серьёзно; а вотъ результатъ нашего разговора: власть короля ослаблена, не уважаема.

-- То-есть, всѣ измѣняютъ королю! вскричалъ Генрихъ.

-- Она похожа, продолжалъ Келюсъ: -- на тѣхъ странныхъ боговъ, которые достигали глубокой древности, но не умирали и продолжали шествовать по пути человѣческихъ бѣдствій. Эти боги, достигнувъ такого состоянія, спасаются отъ усиливающейся дряхлости не иначе, какъ самопожертвованіемъ какого-либо человѣка. Это самопожертвованіе оживляетъ, воскрешаетъ ихъ. Тогда, обновленные юною, пламенною, великодушною кровію, они снова становятся сильными и могущественными. Государь! ваша власть подобна этимъ богамъ: она можетъ существовать только жертвами.

-- Экое краснорѣчіе! такъ золотомъ и льется! сказалъ Шико.-- Келюсъ, сынъ мой, выходи на улицу и говори рѣчи народу; бьюсь объ закладъ, что ты затмишь славу Линчестера, Койе, Коттона и даже геніальнаго, молніеноснаго оратора, знаменитаго Горанфло.

Генрихъ не отвѣчалъ ничего; замѣтно было, что большая перемѣна совершалась въ умѣ его; сначала онъ встрѣтилъ миньйоновъ гордымъ, строгимъ взглядомъ, но, мало-по-малу, соглашаясь съ истиной того, что они говорили, онъ становился задумчивъ, мраченъ, безпокоенъ.

-- Говори, говори, сказалъ онъ Келюсу:-- ты видишь, что я слушаю.

-- Ваше величество, продолжалъ Келюсъ:-- вы великій государь, но предъ вами уже нѣтъ горизонта; дворянство поставило предъ вами преграды, за которыми вы не видите ничего, кромѣ еще высшихъ преградъ, сооружаемыхъ вамъ народомъ. Вы, государь, были въ свое время храбрымъ полководцемъ; скажите же, что дѣлаютъ на войнѣ, когда батальйонъ, подобно грозной стѣнѣ, становится въ тридцати шагахъ отъ другаго батальйона? Трусы осматриваются назадъ и, видя, что сзади нѣтъ опасности, пускаются бѣжать; храбрые же идутъ впередъ.

-- Извольте! впередъ! вскричалъ король: -- mordieu! не первый ли я дворянинъ въ моемъ королевствѣ? Не одержалъ ли я въ молодости нѣсколько славныхъ побѣдъ? Много ли въ нашемъ вѣкѣ такихъ славныхъ именъ, какъ имена Жарнака и Монконтура? И такъ, впередъ, господа, впередъ! Я, по обыкновенію своему, пойду первый!

-- Да, да, ваше величество! вскричали молодые люди, наэлектризованные воинственнымъ порывомъ короля:-- впередъ!

Шико вскочилъ.

-- Тише вы тамъ! вскричалъ онъ: -- не мѣшайте говорить моему оратору. Продолжай, Келюсъ, сынъ мой, продолжай; ты уже наговорилъ намъ столько чудесныхъ вещей: скажи еще что-нибудь. Продолжай, сынъ мой, продолжай.

-- Да, Шико, я буду продолжать, чтобъ сказать его величеству, что наступила минута одной изъ тѣхъ жертвъ, о которыхъ я сейчасъ говорилъ, для поддержанія его власти. Противъ всѣхъ преградъ, незамѣтнымъ образомъ воздвигающихся вокругъ его величества, пойдутъ четыре человѣка въ полномъ убѣжденіи, что вы одобрите поступокъ и потомство прославитъ имена ихъ.

-- Что ты говоришь, Келюсъ? спросилъ король; глаза его сверкали радостію, умѣряемою заботливостью:-- кто эти четыре человѣка?

-- Я и мои товарищи, отвѣчалъ молодой человѣкъ съ чувствомъ гордости, одушевляющей всякаго, рискующаго жизнію для поддержанія своего мнѣнія или какой-либо страсти:-- мы жертвуемъ собою, ваше величество.

-- Чему?

-- Вашему спасенію.

-- Отъ кого?

-- Отъ враговъ вашего величества.

-- Господа! вы дѣйствуете по личной ненависти! вскричалъ Генрихъ.

-- О! изъ великодушнаго участія къ намъ вы, государь, прибѣгаете къ этому тривіальному предлогу... Нѣтъ, ваше величество, говорите какъ король, а не какъ какой-нибудь мелкій обитатель Сен-Дениской-Улицы. Вы сами не вѣрите тому, чтобъ Можиронъ ненавидѣлъ Антраге, чтобъ Шомбергъ презиралъ Ливаро, чтобъ д'Эпернонъ завидовалъ Бюсси, и чтобъ Келюсъ не любилъ Риберака. Э, нѣтъ! мы всѣ молоды и добры, мы могли бы любить другъ друга братскою любовью!.. Не личное соперничество заставляетъ насъ стать съ оружіемъ въ рукахъ другъ противъ друга. Нѣтъ, вражда между Франціею и анжуйскою провинціею, вражда права народнаго противъ божественнаго заставляетъ насъ взяться за оружіе... мы выступаемъ защитниками королевской власти на арену съ защитниками лиги и говоримъ вамъ: благословите насъ, государь! Улыбнитесь людямъ, идущимъ за васъ на смерть!.. Ваше благословеніе поможетъ имъ, быть можетъ, побѣдить; ваша улыбка усладитъ послѣднія ихъ минуты!

Генрихъ, проливая слезы, бросился обнимать Келюса и другихъ. Онъ прижалъ ихъ къ своему сердцу... Трогательна была эта сцена, выразительна картина, въ которой юное, пылкое мужество сливалось съ волненіемъ глубокой нѣжности, освященной въ эту минуту неограниченною преданностью.

Шико, мрачный и серьёзный, опершись на одну руку, глядѣлъ на эту сцену изъ алькова; и лицо его, обыкновенно холодное или саркастическое, имѣло въ эту минуту благородное, краснорѣчивое выраженіе.

-- Друзья мои! сказалъ наконецъ король: -- великодушна ваша преданность, благороденъ предпринимаемый вами подвигъ и въ настоящую минуту я болѣе горжусь именемъ вашего друга, нежели титуломъ короля Франціи. Не смотря на то, понимая лучше васъ свои личныя выгоды, я не принимаю пожертвованія, послѣдствія котораго могутъ быть славны для насъ всѣхъ, если вы побѣдите, но если вы падете, тогда я вполнѣ буду во власти враговъ моихъ. Повѣрьте мнѣ, Франція еще такъ-сильна, что можетъ сразиться съ анжуйскою провинціей. Я хорошо знаю моего брата, Гизовъ и лигу; мнѣ часто случалось усмирять болѣе горячихъ и недоступныхъ коней.

-- Но, ваше величество, вскричалъ Можиронъ: -- воинъ такимъ-образомъ разсуждать не можетъ; онъ не долженъ полагаться на слабость или неудачу непріятеля; тутъ дѣло идетъ о чести, о совѣсти, и храбрый человѣкъ долженъ дѣйствовать какъ умѣетъ, лишь бы дѣйствовалъ по убѣжденію.

-- Ошибаетесь, Можиронъ, сказалъ король:-- воинъ можетъ дѣйствовать, слѣпо повинуясь убѣжденію или высшей волѣ, но полководецъ долженъ разсуждать, мыслить.

-- Размышляйте же, ваше величество, и не мѣшайте намъ, простымъ воинамъ, дѣйствовать, сказалъ Шомбергъ: -- тѣмъ болѣе, что я ужасно счастливъ и не знаю неудачи.

-- Другъ, другъ! печально прервалъ его король: -- ты еще молодъ, тебѣ только двадцать лѣтъ, а я уже пожилъ на свѣтѣ.

-- Ваше величество, сказалъ Келюсъ:-- ваше милостивое расположеніе къ намъ только усиливаетъ нашу рѣшимость. Скажите же, когда можемъ мы сразиться съ Бюсси, Ливаро, Антраге и Риберакомъ?

-- Никогда! Слышите ли: никогда! Я строго запрещаю вамъ...

-- Простите, государь! сказалъ Келюсъ:-- вчера передъ обѣдомъ вызовъ и всѣ мѣры были приняты, и мы отъ своихъ словъ отказаться не можемъ.

-- Король имѣетъ право увольнять отъ даннаго обѣщанія! возразилъ Генрихъ:-- мнѣ стоитъ только сказать: "я хочу" или "я не хочу"! Вы всѣ въ моей власти. Прикажите сказать своимъ противникамъ, что я запретилъ вамъ принимать ихъ вызовъ подъ угрозой строжайшаго наказанія и повѣрьте, я сдержу слово... вѣчное изгнаніе...

-- Остановитесь, государь! сказалъ Келюсъ:-- вы имѣете право уволить насъ отъ даннаго слова, но васъ можетъ уволить только Богъ!.. Итакъ не клянитесь... мы охотно готовы подвергнуться вашему гнѣву и идти въ изгнаніе, потому-что дѣло наше правое и потому-что за границей никто не помѣшаетъ намъ встрѣтиться съ нашими противниками.

-- Если эти господа осмѣлятся подойдти къ вамъ на ружейный выстрѣлъ, я велю ихъ всѣхъ заключить въ Бастилью, вскричалъ Генрихъ.

-- Государь, сказалъ Келюсъ:-- если вы поступите такимъ-образомъ, мы всѣ босыми ногами съ веревкой на шеѣ явимся къ Лорану Тестю, коменданту Бастильи, съ просьбой заключить насъ вмѣстѣ съ нашими противниками.

-- Mordieu! Они умрутъ на плахѣ!.. Вѣдь я король!

-- Въ такомъ случаѣ, мы зарѣжемся возлѣ плахи.

Генрихъ долго молчалъ. Наконецъ, онъ устремилъ свои черные глаза на молодыхъ людей.

-- Вы храбрые и благородные дворяне, сказалъ онъ.-- Если Богъ не поможетъ такимъ людямъ, тогда...

-- Не богохульствуй! торжественно вскричалъ Шико. сходя съ постели и приближаясь къ королю.-- Да, у нихъ благородныя сердца. Боже! да будетъ твоя святая воля... Генрихъ! продолжалъ Шико, обратившись къ королю;-- назначь имъ день. Вотъ твое дѣло; не тебѣ предписывать условія Всемогущему.

-- О, Боже мой! Боже мой! проговорилъ Генрихъ.

-- Государь, умоляемъ васъ! сказали молодые люди, преклонивъ колѣни.

-- Хорошо! Пусть будетъ по-вашему. Да, Господь справедливъ, онъ поможетъ намъ побѣдить; но во всякомъ случаѣ вы должны приготовиться къ этому великому подвигу. Любезные друзья, помните, что Жарнакъ исповѣдался и причастился передъ битвой съ Шатепьере: послѣдній былъ храбрый, отчаянный воинъ, но увеселенія, пиры ослабили его... Это страшный грѣхъ, друзья мои! Словомъ, онъ прогнѣвилъ Господа, который, быть-можетъ, и пощадилъ бы его, ради его молодости, красоты и силы... и Жарнакъ убилъ его... Послушайте, мы будемъ говѣть... у насъ есть мощи святой Женевьевы: они дѣйствительнѣе всѣхъ другихъ святынь. Будемъ вмѣстѣ поститься и воздавать Господу хвалу въ великій день праздника тѣла Господня... на другой же день...

-- О, благодаримъ, благодаримъ, ваше величество! вскричали молодые люди:-- черезъ недѣлю...

И они бросились цаловать руки короля, который еще разъ обнялъ ихъ и, зарыдавъ, поспѣшно ушелъ въ свою молельню.

-- Слѣдовательно, теперь мы можемъ назначитъ день и часъ, сказалъ Келюсъ.-- Садись, Можиронъ, и пиши... перомъ короля; на другой день послѣ праздника тѣла Господня!

-- Готово, отвѣчалъ Можиронъ:-- какому герольду поручимъ мы снести это письмо?

-- Мнѣ, если позволите! сказалъ Шико:-- только позвольте подать вамъ благой совѣтъ, юноши: его величество толкуетъ о постѣ, молитвахъ и мощахъ... все это прекрасно послѣ одержанной побѣды; но передъ битвой гораздо-дѣйствительнѣе помощь сытнаго стола, вкуснаго вина и благодѣтельнаго сна. Ничто лучше не укрѣпляетъ мускуловъ, -- только замѣтьте, что излишество во всемъ вредно. Вы хорошо сдѣлаете, если поудержитесь...

-- Браво, Шико! вскричали молодые люди въ одинъ голосъ.

-- Прощайте, львёнки, отвѣчалъ Гасконецъ: -- я иду къ Бюсси.

Онъ ступилъ три шага и вернулся.

-- Кстати, сказалъ онъ:-- въ день праздника тѣла Господня не отходите отъ короля ни на шагъ. Ходите за нимъ, точно привязанные. Понимаете?.. Ну, ладно; теперь я снесу ваше письмо.

И Шико ушелъ крупными шагами.

VII.

Праздникъ тѣла Господня.

Въ-продолженіе этой недѣли, событія готовились точно гроза, собирающаяся на горизонтѣ въ удушливые, жаркіе лѣтніе дни.

Монсоро, вставшій опять на ноги послѣ двухсуточной лихорадки, самъ сталъ подсматривать, не откроетъ ли человѣка, похитившаго честь его; но такъ-какъ онъ ничего не замѣчалъ, то болѣе и болѣе убѣждался въ лицемѣріи герцога анжуйскаго и въ недобрыхъ его намѣреніяхъ.

Бюсси по-прежнему извѣщалъ больнаго. Только Реми предувѣдомилъ его о увеличивавшейся мнительности и ревности обер-егермейстера, и молодой человѣкъ прекратилъ ночныя посѣщенія.

Шико употреблялъ свое время съ двоякою пользою:

Первую половину посвящалъ онъ своему возлюбленному государю, Генриху де-Валуа, отъ котораго почти не отходилъ, заботясь о немъ какъ мать.

Вторая принадлежала любезному другу его, брату Горанфло, котораго онъ уговорилъ воротиться въ монастырь, куда самъ проводилъ его и гдѣ былъ весьма-ласково принятъ настоятелемъ Жозефомъ Фулономъ.

Пріоръ очень-хорошо зналъ, какое вліяніе Шико имѣлъ на короля, и потому всячески угождалъ ему, чтобъ онъ уговорилъ Генриха провести сутки въ монастырѣ наканунѣ великаго праздника, на что самъ король, по просьбѣ пріора, уже согласился. Что же касается до Горанфло, онъ еще болѣе заслужилъ уваженіе монаховъ за то, что съ такимъ искусствомъ умѣлъ спискать довѣренность и пріязнь Шико.

По приглашенію пріора, Шико часто навѣщалъ Горанфло; а такъ-какъ онъ всегда приносилъ съ собою нѣсколько бутылокъ самаго рѣдкаго и дорогаго вина, то братъ Горанфло принималъ его еще лучше, нежели пріоръ.

Тогда онъ запирался въ келлью, чтобъ внимать, какъ всѣ говорили, поучительнымъ рѣчамъ его. Наканунѣ праздника тѣла Господня, Шико провелъ всю ночь въ монастырѣ, и на другой день разнесся слухъ, что Горанфло уговорилъ Шико постричься въ монахи.

Король, между-тѣмъ, давалъ друзьямъ своимъ уроки фехтованія, придумывая новые удары и преимущественно занимаясь д'Эпернономъ, которому жребій доставилъ опаснаго противника, что видимо безпокоило его.

Запоздалые прохожіе встрѣчали въ окрестностяхъ Аббатства-св.Женевьевы странныхъ монаховъ, походившихъ болѣе на рейтаровъ. Домъ же герцога Гиза сдѣлался самымъ таинственнымъ и шумнымъ притономъ лигёровъ; внутри собиралось множество народа; снаружи все было тихо, пусто; въ парадной залѣ этого дома каждый вечеръ происходили совѣщанія за плотно-закрытыми ставнями. Совѣщанія эти слѣдовали обыкновенно за обѣдами, къ которымъ были приглашаемы одни мужчины; не смотря на то, главное мѣсто за столомъ занимала герцогиня де-Монпансье.

Мы вынуждены сообщить эти подробности читателямъ по той причинѣ, что въ архивахъ полиціи нельзя наидти этихъ подробностей. Полиція того благословеннаго царствованія не подозрѣвала даже заговора, хотя онъ, какъ мы увидимъ, былъ весьма-важенъ; а ночные дозоры безпечно прохаживались по городу, заботясь только о томъ, не было ли гдѣ пожара, поровъ, бѣшеныхъ собакъ, или буяновъ-пьяницъ.

Иногда патрули и останавливались у гостинницы Прекрасной-Звѣзды, но хозяинъ ея, ла-Гюрьеръ, былъ извѣстенъ за ревностнаго католика, и никто не сомнѣвался въ томъ, что сборища и совѣщанія, у него происходившія, клонились къ прославленію святой религіи.

Въ такомъ глухомъ броженіи находился Парижъ, когда наступило утро великаго торжества, уничтоженнаго конституціоннымъ правительствомъ и извѣстнаго подъ именемъ праздника тѣла Господня.

Утромъ этого великаго дня погода была прекрасная, и цвѣты, разсыпанные по улицамъ, распространяли въ воздухѣ пріятнѣйшее благоуханіе.

Въ это утро, Шико, спавшій съ нѣкотораго времени каждую ночь въ спальнѣ короля, разбудилъ его очень-рано. Никто не дерзалъ еще нарушать покоя короля.

-- Ахъ, Шико, вскричалъ Генрихъ: -- убирайся къ чорту! Вотъ не въ пору разбудилъ меня. Мнѣ въ жизнь не снились еще такія пріятныя вещи!

-- А что же тебѣ снилось, сынъ мой? спросилъ Шико.

-- Мнѣ снилось, что Келюсъ прокололъ насквозь Антраге и плавалъ, бѣдненькій, въ крови своего противника... Однако, уже свѣтло. Пойдемъ просить Бога, чтобъ сонъ мой осуществился. Позови кого-нибудь, Шико.

-- Что тебѣ нужно?

-- Я хочу, чтобъ мнѣ принесли покаятельное платье и бичъ.

-- Не лучше ли велѣть подать позавтракать?

-- Еретикъ! Не-уже-ли ты хочешь идти къ обѣднѣ съ полнымъ желудкомъ?

-- А развѣ нельзя?

-- Позови скорѣе кого-нибудь! нетерпѣливо возразилъ король.

-- Потерпи, отвѣчалъ Шико: -- потерпи; теперь нѣтъ еще восьми часовъ; успѣешь еще. Лучше побесѣдуемъ.

-- Теперь мнѣ не до твоей бесѣды.

-- Эй, побесѣдуемъ! Не раскаешься, другъ мой Валуа, честное слово, не раскаешься!

-- Ну, такъ говори; только скорѣе.

-- На сколько частей раздѣлишь ты день свой?

-- На три.

-- Въ честь святой троицы; это очень-похвально, сынъ мой. Что же ты будешь дѣлать въ первой части?

-- Слушать обѣдню въ соборѣ Сен-Жермен-л'Оксерруа.

-- Во второй?

-- По возвращеніи въ Лувръ -- обѣдъ.

-- Далѣе.

-- Потомъ покаятельная процессія по улицамъ съ остановками въ главныхъ парижскихъ монастыряхъ, начиная съ якобинскаго и кончая Сен-Женевьевскимъ, гдѣ я обѣщалъ пріору пробыть сутки въ келльѣ святаго мужа, чтобъ помолиться объ успѣхѣ нашего оружія...

-- Я знаю его.

-- Кого?

-- Святаго мужа.

-- Не-уже-ли?

-- Мы съ нимъ на ты.

-- Тѣмъ лучше; ты пойдешь со мною, Шико; мы будемъ вмѣстѣ молиться.

-- Непремѣнно.

-- Такъ одѣвайся же и пойдемъ.

-- Погоди еще немножко.

-- Зачѣмъ?

-- Мнѣ нужно еще кое-о-чемъ разспросить тебя.

-- Развѣ ты не можешь спрашивать, когда меня будутъ одѣвать?

-- Нѣтъ; при постороннихъ нельзя.

-- Такъ говори же скорѣе; мнѣ некогда.

-- Что твой дворъ?

-- Пойдетъ со мной.

-- А братъ?

-- Тоже.

-- А стража?

-- Французская стража подъ начальствомъ Крильйона ждетъ меня у Лувра, швейцарская у аббатства.

-- Чудесно! сказалъ Шико: -- теперь я все знаю.

-- Слѣдовательно, я могу позвать?

-- Зови.

Генрихъ позвонилъ.

-- Церемонія будетъ величественная, продолжалъ Шико.

-- Во славу Господа.

-- Конечно. Но, Генрихъ, не скажешь ли ты мнѣ чего-нибудь.

-- Нѣтъ. Развѣ я забылъ что-нибудь въ церемоніалѣ?

-- Я не о томъ говорю.

-- О чемъ же?

-- Ни о чемъ.

-- Такъ что же ты мнѣ за вздоръ толкуешь?

-- Нѣтъ, я только хотѣлъ спросить, непремѣнно ли ты пойдешь въ Сен-Женевьевское-Аббатство?

-- Непремѣнно.

-- И останешься тамъ на ночь?

-- Я обѣщалъ.

-- Прекрасно! Позволь же мнѣ теперь сказать, что твои распоряженія мнѣ не нравятся.

-- Отъ-чего?

-- Такъ.

-- Да, наконецъ, объясни...

-- Когда мы отобѣдаемъ, я сообщу тебѣ планъ церемоніала, придуманнаго много.

-- Пожалуй.

-- Пожалуй или нѣтъ, а будетъ по-моему.

-- Что это значитъ?

-- Тише! сюда идутъ.

Лакеи отворили двери, и въ спальню вошли цирюльникъ, парфюмеръ и каммердинеръ, которые немедленно овладѣли его величествомъ и принялись снаряжать его по порядку, описанному въ началѣ этого разсказа.

Когда туалетъ былъ почти конченъ, слуга доложилъ о герцогѣ анжуйскомъ.

Генрихъ приготовилъ самую ласковую улыбку, чтобъ принять брата.

За герцогомъ слѣдовали Монсоро, д'Эпернонъ и Орильи.

Д'Эпернонъ и Орильи остановились въ нѣкоторомъ отдаленіи.

При взглядѣ на блѣдное, болѣе прежняго страшное лицо обер-егермейстера, король сдѣлалъ"движеніе изумленія.

Движеніе это не ускользнуло ни отъ принца, ни отъ графа.

-- Ваше величество, сказалъ герцогъ: -- графъ де-Монсоро пришелъ засвидѣтельствовать вамъ свое глубочайшее почтеніе.

-- Благодарю васъ, графъ, сказалъ Генрихъ: -- посѣщеніе ваше меня тѣмъ болѣе радуетъ, что я вижу васъ здоровымъ. Вы были ранены, не правда ли?

-- Точно такъ, ваше величество.

-- На охотѣ?

-- На охотѣ, ваше величество.

-- Но теперь вамъ лучше?

-- Теперь я здоровъ.

-- Не угодно ли будетъ вашему величеству, сказалъ герцогъ анжуйскій:-- чтобъ послѣ обѣдни графъ Монсоро отправился въ Компьенскій-Лѣсъ приготовить намъ охоту?

-- Но, возразилъ Генрихъ: -- развѣ вы не знаете, что завтра...

Король хотѣлъ сказать, что на завтра назначенъ поединокъ между моими и вашими друзьями, но опомнился и замолчалъ.

-- Я ничего не знаю, ваше величество, отвѣчалъ герцогъ анжуйскій.

-- Я хотѣлъ сказать, продолжалъ Генрихъ: -- что я намѣренъ провести ночь въ Сен-Женевьевскомъ-Аббатствѣ, а потому завтра мнѣ нельзя будетъ охотиться. Но пусть г. обер-егермейстеръ ѣдетъ: мы можемъ поохотиться и послѣ завтра.

-- Слышите? сказалъ герцогъ обер-егермейстеру.

-- Слышу, ваше высочество, отвѣчалъ графъ, поклонившись.

Въ это время, вошли Шомбергъ и Келюсъ; король принялъ ихъ съ отверстыми объятіями.

-- Еще одинъ день, сказалъ Келюсъ, поклонившись королю.

-- Только одинъ день, прибавилъ Шомбергъ.

Въ то же время, Монсоро говорилъ герцогу:

-- Вы, кажется, изгоняете меня, ваше высочество?

-- Заботиться о королевской охотѣ есть долгъ обер-егермейстера, отвѣчалъ герцогъ.

-- Понимаю, возразилъ Монсоро.-- Сегодня вечеромъ конецъ срока, назначеннаго вашимъ высочествомъ, и вы отсылаете меня въ Компьенъ, чтобъ не сдержать даннаго слова. Берегитесь, ваше высочество, однимъ словомъ я могу...

Франсуа схватилъ графа за руку.

-- Молчите, сказалъ онъ: -- я приступаю уже къ исполненію даннаго слова.

-- Объяснитесь.

-- Всѣ узнаютъ объ отъѣздѣ вашемъ на охоту.

-- Такъ что же?

-- Вы не уѣдете; спрячьтесь по близости отъ своего дома; человѣкъ, котораго вы желаете узнать, не замедлитъ явиться... до остальнаго мнѣ дѣла нѣтъ; я исполню свое обѣщаніе, вы же вѣдайтесь какъ сами знаете.

-- Могу ли я положиться?..

-- Порукой служитъ мое честное слово, сказалъ герцогъ.

-- У меня есть другая, болѣе вѣрная порука -- ваша подпись, сказалъ Монсоро.

-- Э, mordieu! знаю.

И герцогъ отошелъ отъ Монсоро, чтобъ подойдти къ брату; между-тѣмъ, Орильи коснулся руки д'Эпернона.

-- Кончено, сказалъ онъ ему.

-- Что, что кончено?

-- Графъ де-Бюсси не будетъ драться завтра.

-- Бюсси не будетъ драться?

-- Я за это ручаюсь.

-- Отъ-чего?

-- Онъ не будетъ драться, вотъ все, что я знаю.

-- Если это правда, то вы получите тысячу экю.

-- Господа, сказалъ Генрихъ: -- мы отправляемся въ церковь Сен-Жермен-л'Оксерруа.

-- А оттуда въ Сен-Женевьевское-Аббатство? спросилъ герцогъ.

-- Непремѣнно, отвѣчалъ король.

-- Какъ-бы не такъ! проворчалъ Шико, застегивая пряжку своей шпаги.

Генрихъ III пришелъ въ галерею, гдѣ уже весь дворъ ждалъ его.

VIII.

Предшествовавшія событія объясняются.

Наканунѣ вечера, въ который все было условлено и рѣшено между Гизами и Анжуйцами, Монсоро, воротившись домой, засталъ у себя Бюсси.

Вспомнивъ, что молодой дворянинъ, къ которому онъ по-прежнему питалъ большую дружбу, не будучи ни о чемъ предувѣдомленъ, могъ подвергнуться опасности, Монсоро отвелъ его въ сторону.

-- Любезный графъ, сказалъ онъ ему: -- позвольте мнѣ подать вамъ совѣтъ.

-- Сдѣлайте одолженіе! отвѣчалъ Бюсси: -- я буду вамъ очень-благодаренъ.

-- На вашемъ мѣстѣ я завтра отлучился бы изъ Парижа.

-- Зачѣмъ?

-- Это можетъ избавить васъ отъ большой непріятности.

-- Отъ большой непріятности? повторилъ Бюсси, пристально смотря графу въ глаза и какъ-бы желая угадать мысль его:-- какая же это непріятность?

-- Вы не знаете, что готовится къ завтрашнему дню?

-- Не знаю.

-- Честное слово?

-- Честное слово дворянина.

-- Герцогъ анжуйскій не повѣрялъ вамъ ничего?

-- Ничего. Герцогъ анжуйскій повѣряетъ мнѣ только тѣ вещи, которыя онъ можетъ говорить вслухъ.

-- Я не герцогъ анжуйскій, и люблю друзей своихъ не изъ личныхъ выгодъ; итакъ, скажу вамъ, что готовится важное событіе, что партіи герцога анжуйскаго и Гизовъ задумали дѣло, слѣдствіемъ котораго весьма-легко можетъ быть низверженіе короля съ престола.

Бюсси посмотрѣлъ на Монсоро съ нѣкоторою недовѣрчивостью, но лицо обер-егермейстера выражало совершенную искренность.

-- Графъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ:-- вы знаете, что я принадлежу герцогу анжуйскому, слѣдовательно, ему принадлежитъ и рука, и жизнь моя. Король, противъ котораго я никогда ничего не предпринималъ, гнѣвается на меня и не упускаетъ случая оскорбить меня. И завтра же -- Бюсси понизилъ голосъ,-- вамъ однимъ открою я эту тайну... понимаете ли? вамъ однимъ я открою, что завтра же я рискую жизнію, чтобъ унизить Генриха де-Валуа въ лицѣ его любимцевъ.

-- Итакъ, спросилъ Монсоро: -- вы рѣшились идти на встрѣчу опасностямъ, могущимъ произойдти отъ вашей привязанности къ герцогу анжуйскому.

-- Рѣшился.

-- Знаете ли, до чего это можетъ довести васъ?

-- Я знаю, гдѣ я могу и долженъ остановиться; не смотря на всѣ оскорбленія, нанесенныя мнѣ королемъ, я никогда не подниму руки на помазаиника Божія; пусть дѣйствуютъ другіе, а я все-таки послѣдую за герцогомъ анжуйскимъ, чтобъ защитить его въ случаѣ опасности.

Монсоро задумался и, послѣ минутнаго молчанія, положивъ руку на плечо молодаго человѣка, сказалъ:

-- Любезный графъ, герцогъ анжуйскій коварный, низкій измѣнникъ; въ случаѣ опасности, онъ готовъ пожертвовать своимъ вѣрнѣйшимъ слугою, преданнѣйшимъ другомъ... Оставьте его; послѣдуйте совѣту друга, уѣзжайте на завтра въ свой венсеннскій загородный домъ или куда хотите, но не являйтесь на праздничную процессію.

Бюсси посмотрѣлъ на него пристально.

-- А зачѣмъ же вы сами слѣдуете за герцогомъ анжуйскимъ? спросилъ онъ.

-- Потому-что онъ мнѣ нуженъ еще... по дѣламъ, касающимся моей чести.

-- Такъ и я, графъ, отвѣчалъ Бюсси: -- долженъ слѣдовать за принцемъ по дѣламъ, касающимся моей чести.

Графъ де-Монсоро пожалъ Бюсси руку, и они разстались.

Въ предшествовавшей главѣ, мы уже сообщили читателямъ, что произошло на другой день въ спальнѣ короля.

Воротившись домой, Монсоро объявилъ женъ объ отъѣздъ своемъ въ Компьень.

Діана выслушала это извѣстіе съ тайною радостью. Мужъ разсказалъ ей о поединкѣ Бюсси съ д'Эпернономъ; но послѣдній не славился ни искусствомъ, ни неустрашимостью, а потому, помышляя о предстоящемъ поединкѣ, Діана ощущала только боязнь, смѣшанную съ гордостью.

Бюсси съ утра явился къ герцогу и послѣдовалъ за нимъ во дворецъ, но остался въ передней. Вышедъ отъ брата, Франсуа опять взялъ его съ собою, и со всею своею свитою поѣхалъ въ церковь Сен-Жермен-л'Оксерруа.

Взглянувъ на открытое, благородное лицо великодушно преданнаго ему Бюсси, герцогъ ощутилъ угрызенія совѣсти; но два обстоятельства побѣдили въ немъ минутное раскаяніе: во-первыхъ, власть, которую имѣлъ надъ нимъ Бюсси и по которой онъ угадывалъ, что даже на престолѣ онъ будетъ ему повиноваться; во-вторыхъ, любовь молодаго человѣка къ графинѣ де-Монсоро, любовь, пробуждавшая въ сердцѣ принца всѣ мученія ревности и оскорбленной гордости.

Но, съ другой стороны, и Монсоро крайне безпокоилъ герцога, и Франсуа разсуждалъ такимъ-образомъ:

-- Если Бюсси послѣдуетъ за мною и своимъ мужествомъ поможетъ мнѣ восторжествовать, тогда Монсоро мнѣ не опасенъ... Если же Бюсси покинетъ меня, я ему ничѣмъ не буду обязанъ.

Въ-слѣдствіе этого размышленія, предметомъ котораго былъ Бюсси, принцъ не сводилъ съ него глазъ: онъ видѣлъ, какъ молодой человѣкъ вошелъ въ церковь со спокойнымъ, улыбающимся лицомъ, вѣжливо далъ дорогу д'Эпернону, своему противнику и, отступивъ нѣсколько назадъ, сталъ на колѣни.

Тогда принцъ знакомъ подозвалъ Бюсси, чтобъ и тутъ не терять его изъ вида.

Обѣдня уже началась, когда Реми вошелъ въ церковь и преклонилъ колѣни возлѣ молодаго графа. Герцогъ невольно вздрогнулъ при видѣ доктора, повѣреннаго всѣхъ тайнъ Бюсси.

И точно, минуту спустя Реми шепнулъ что-то на ухо графу и вручилъ ему тайкомъ записочку.

Хололная дрожь пробѣжала по всему тѣлу герцога.

-- Это отъ нея, подумалъ онъ:-- она пишетъ ему, что мужъ ея уѣзжаетъ изъ Парижа.

Бюсси опустилъ записочку въ шляпу, развернулъ ее и прочиталъ.

Принцъ не могъ видѣть записки, но онъ замѣтилъ, что лицо Бюсси засіяло радостью и любовью.

-- Горе, горе тебѣ, проговорилъ онъ:-- если ты отстанешь отъ меня!

Бюсси поднесь записку къ губамъ и спряталъ ее на сердцѣ.

Герцогъ осмотрѣлся. Еслибъ онъ увидѣлъ Монсоро, то, быть-можетъ, не дождался бы вечера и немедленно назвалъ бы ему Бюсси.

По окончаніи обѣдни, процессія отправилась обратно въ Лувръ, гдѣ для короля былъ приготовленъ обѣдъ въ его покояхъ, а для придворныхъ въ галереѣ. Швейцарская стража образовывала цѣлую аллею отъ церкви до Лувра. Крилльнонъ съ французской стражей стоялъ на дворѣ.

Шико точно такъ же слѣдилъ за королемъ, какъ герцогъ анжуйскій за Бюсси.

Войдя въ Лувръ, Бюсси подошелъ къ герцогу.

-- Простите, ваше высочество, сказалъ онъ поклонившись:-- мнѣ нужно сказать вамъ два слова.

-- О чемъ-нибудь важномъ? спросилъ герцогъ.

-- О весьма-важномъ.

-- Можешь сказать во время процессіи; мы пойдемъ рядомъ.

-- Извините; я именно хотѣлъ просить васъ уволить меня.

-- Зачѣмъ? спросилъ герцогъ голосомъ, волненія котораго онъ не могъ скрыть.

-- Вашему высочеству извѣстно, что завтра великій день; завтра должно рѣшиться преимущество которой-либо изъ двухъ властей; и потому я желалъ бы удалиться на цѣлый день въ свой венсенскій загородный домъ.

-- И ты не хочешь принимать участія въ процессіи, на которой присутствуетъ весь дворъ короля?

-- Нѣтъ, если вы позволите.

-- Ты даже не хочешь идти со мною въ Сен-Женевьевское-Аббатство?

-- Я желалъ бы провесть цѣлый день у себя.

-- Однакожь, если представится какой-нибудь случай, гдѣ мнѣ нужна будетъ помощь друзей моихъ?..

-- Такъ-какъ подобная помощь можетъ быть вамъ нужна только противъ особы короля, то я вторично прошу меня уволить, отвѣчалъ Бюсси: -- я не могу располагать своею жизнію; я далъ слово господину д'Эпернону.

Наканунѣ, Монсоро сказалъ герцогу, что онъ можетъ положиться на Бюсси; слѣдовательно, перемѣна, происшедшая съ нимъ, была слѣдствіемъ записки, принесенной ему Годуэномъ.

-- Такъ ты покидаешь своего друга и повелителя, Бюсси? сказалъ герцогъ, стиснувъ зубы.

-- Ваше высочество, возразилъ Бюсси:-- человѣкъ, готовый рисковать жизнію въ отчаянномъ, кровавомъ, смертномъ поединкѣ долженъ помышлять объ одномъ только Повелителѣ... и къ нему-то я намѣренъ обратить всѣ свои помышленія.

-- Ты знаешь, что дѣло идетъ о престолѣ Франціи и покидаешь меня?

-- Ваше высочество, я уже довольно трудился для васъ, и завтра, быть-можетъ, въ послѣдній разъ докажу вамъ свою преданность. Больше жизни я ничего не могу дать вамъ.

-- Хорошо! возразилъ герцогъ глухимъ голосомъ: -- вы свободны; идите, мосьё де-Бюсси.

Не обращая вниманія на внезапную холодность принца, Бюсси вышелъ изъ Лувра и поспѣшно направилъ шаги къ своему дому.

Герцогъ позвалъ Орильи.

Орильи явился.

-- Что прикажете, ваше высочество? спросилъ онъ.

-- Бюсси самъ произнесъ свой приговоръ.

-- Онъ не идетъ съ вами?

-- Нѣтъ.

-- Онъ идетъ на свиданіе?

-- Да.

-- Стало-быть, сегодня вечеромъ?..

-- Сегодня вечеромъ.

-- Господинъ де-Монсоро знаетъ?

-- О свиданіи? да; но онъ еще не знаетъ, кого встрѣтитъ.

-- Итакъ, вы рѣшились пожертвовать графомъ?

-- Я рѣшился мстить, отвѣчалъ принцъ: -- и опасаюсь теперь только одного.

-- Чего?

-- Если Монсоро понадѣется на собственную силу и ловкость, то Бюсси можетъ спастись.

-- Успокойтесь, ваше высочество... Точно ли вы отказались отъ господина де-Бюсси?

-- Конечно, mordieu! Я отказался отъ человѣка, съ которымъ не имѣю своей воли, который отбилъ у меня женщину, страстно мною любимую... Да, да, Орильи, я отказался отъ него!..

-- Успокойтесь же, ваше высочество; если онъ и уйдетъ отъ Монсоро, такъ не уйдетъ отъ другаго.

-- А кто этотъ другой?

-- Прикажете назвать его?

-- Приказываю.

-- Д'Эпернонъ.

-- Д'Эпернонъ!.. вѣдь онъ будетъ съ нимъ драться завтра?

-- Будетъ, либо нѣтъ.

-- О, разскажи, разскажи, какимъ образомъ...

Орильи хотѣлъ начать разсказывать, какъ вдругъ позвали герцога. Король сидѣлъ уже за столомъ и удивлялся отсутствію герцога анжуйскаго.

-- Разскажешь во время хода, сказалъ герцогъ и послѣдовалъ за придворнымъ, позвавшимъ его.

Скажемъ читателямъ, что произошло между д'Эпернономъ и музыкантомъ на лютнѣ.

Утромъ, на разсвѣтѣ, д'Эпернонъ пришелъ во дворецъ герцо, за и спросилъ Орильи, съ которымъ давно уже былъ знакомъ: музыкантъ нѣкогда давалъ ему уроки, и они подружились.

Кромѣ того, д'Эпернонъ, какъ хитрый Гасконецъ, слѣдовалъ методѣ вкрадчивости, состоящей въ томъ, чтобъ чрезъ посредство слугъ достигать до господъ, и Орильи сообщалъ ему почти всѣ танцы герцога анжуйскаго.

Прибавимъ еще, что, въ-слѣдствіе своего дипломатическаго искусства, онъ старался угождать и королю и герцогу, чтобъ быть въ милости какъ у царствующаго, такъ и у будущаго государя.

Онъ пришелъ къ Орильи, чтобъ поговорить съ нимъ о предстоящемъ поединкѣ, сильно его безпокоившемъ; никогда д'Эпернонъ не славился храбростію, а тутъ, на бѣду, судьба назначила ему въ противники мужественнаго Бюсси; драться съ нимъ -- значило идти на вѣрную смерть.

Послѣ первыхъ словъ д'Эпернона о безпокоившемъ его предметѣ, музыкантъ, знавшій тайную ненависть своего господина къ Бюсси, сталъ сожалѣть о бѣдномъ ученикѣ своемъ, стараясь преувеличивать опасность и говорилъ, что каждое утро Бюсси упражнялся два часа сряду въ фехтованьи съ искуснѣйшимъ фехтмейстеромъ, настоящимъ художникомъ, много-странствовавшимъ и заимствовавшимъ у Итальянцевъ осторожность, у Испанцевъ коварныя ухватки, у Германцевъ неподвижность и хладнокровіе, наконецъ у дикихъ Поляковъ, называвшихся въ то время Сарматами, отчаянные скачкй, уклоненія и рукопашныя схватки.

Со время исчисленія геройскихъ качествъ Бюсси, д'Эпернонъ со страху слизалъ съ ногтей весь карминъ, которымъ они были выкрашены.

-- Такъ, стало-быть, мнѣ нѣтъ спасенія? сказалъ онъ, поблѣднѣвъ и принужденно смѣясь.

-- Я думаю, отвѣчалъ Орильи.

-- Однако жь нелѣпо выходить на поединокъ съ полною увѣренностію быть убитымъ! вскричалъ д'Эпернонъ.-- Это все равно, что играть въ кости съ человѣкомъ, у котораго кости со всѣхъ сторонъ отмѣчены шестью точками.

-- Объ этомъ надобно было прежде подумать.

-- Я подумаю и теперь, сказалъ д'Эпернонъ: -- не даромъ же я Гасконецъ. Глупъ тотъ, кто въ двадцать-пять лѣтъ разстается съ жизнію! Постой, у меня славная мысль...

-- Какая?

-- Ты говоришь, что Бюсси навѣрное убьетъ меня?

-- Я въ томъ не сомнѣваюсь.

-- Такъ, стало-быть, это ужь не поединокъ, а убійство.

-- Почти.

-- А коли убійство, такъ... чортъ возьми!

-- Что чортъ возьми?

-- Убійство можно предупредить...

-- Чѣмъ?

-- Убійствомъ же.

-- Разумѣется.

-- Если онъ хочетъ меня убить, такъ и я имѣю право убить его... только прежде.

-- Я самъ то же думалъ.

-- Вѣдь справедливо?

-- Совершенно.

-- И позволительно?

-- Конечно.

-- Только я поступлю человѣчнѣе его: онъ хочетъ собственноручно пролить мою кровь, а я... я не хочу быть убійцей; я предоставлю это другому.

-- То-есть, вы наймете убійцъ?

-- Я сдѣлаю то же, что герцоги де-Гизъ и де-Майеннъ сдѣлали для Сен-Мегрена.

-- Это будетъ стоять вамъ дорого.

-- Я заплачу три тысячи экю.

-- Когда сбирры узнаютъ, кого должны убивать, такъ потребуютъ на человѣка по пятисотъ экю; за эту сумму вы найдете только шесть человѣкъ.

-- Развѣ этого не довольно?

-- Шесть человѣкъ! Да у Бюсси не будетъ ни одной царапины, когда четыре сбирра будутъ убиты. Вспомните только тотъ случай, когда Бюсси ранилъ Шомберга въ ляжку, васъ въ руку и когда онъ оглушилъ Келюса.

-- Такъ я заплачу шесть тысячь экю, когда на то пойдетъ! Я не люблю торговаться.

-- Есть ли у васъ кто-нибудь на примѣтѣ? спросилъ Орильи.

-- Есть, отвѣчалъ д'Эпернонъ: -- люди безъ дѣла, отставные солдаты...

-- Хорошо, хорошо! Только берегитесь: если имъ не удастся, такъ они выдадутъ васъ.

-- Король за меня.

-- Это очень-хорошо; но король не спасетъ васъ отъ Бюсси.

-- Справедливо, совершенно-справедливо, сказалъ д'Эпернонъ задумавшись.

-- Если хотите, я подамъ вамъ совѣтъ...

-- Говори, другъ мой, говори,

-- Впрочемъ, вы, можетъ-быть, не согласитесь...

-- На все, что угодно, лишь-бы только избавиться отъ этой бѣшеной собаки.

-- У вашего противника есть врагъ -- ревнивый мужъ...

-- А-га!

-- Который теперь же...

-- Что теперь же? Говори, не мучь меня!

-- Который теперь же задумываетъ, какъ бы отдѣлаться отъ Бюсси.

-- Далѣе?

-- У него нѣтъ денегъ: дайте ему шесть тысячь экю, и онъ однимъ разомъ услужитъ вамъ и отмститъ за себя. Вѣдь вамъ все равно, вы ли отправитъ Бюсси на тотъ свѣтъ, или другой?

-- Рѣшительно все равно! Я даже желаю, чтобъ обо мнѣ и помину не было.

-- Пошлите же своихъ людей на назначенное мѣсто, и все будетъ исполнено.

-- Однакожь, во всякомъ случаѣ, я бы желалъ знать имя этого человѣка?

-- Я покажу вамъ его сегодня же.

-- Гдѣ?

-- Въ Луврѣ.

-- Такъ вы дворянинъ?

-- Да.

-- Орильи, я тебѣ сегодня же вручу шесть тысячь экю.

-- Стало-быть, вы согласны?

-- Совершенно.

-- Итакъ, до свиданія.

-- До свиданія.

Читатели помнятъ, что въ предшествовавшей главѣ Орильи сказалъ д'Эпернону:

-- Будьте спокойны, Бюсси не будетъ драться съ вами.

IX.

Процессія.

Послѣ обѣда, король пошелъ съ Шико въ свою комнату, чтобъ надѣть покаятельное платье, и нѣсколько минутъ спустя, вышелъ оттуда босой, опоясанный веревкой и съ опущеннымъ капюшономъ.

Между-тѣмъ, придворные нарядились такимъ же образомъ.

Погода была прекрасная; мостовая усѣяна цвѣтами; всѣ говорили о торжествахъ, приготовленныхъ въ монастыряхъ, особенно въ Сен-Женевьевскомъ.

Духовенство открыло шествіе. Архіепископъ парижскій несъ святыя тайны. Между духовенствомъ и архіепископомъ шли, обратившись лицомъ къ архіепископу, мальчики съ кадильницами и цвѣтами.

Потомъ шелъ король, и вслѣдъ за нимъ, друзья его въ костюмѣ, уже описанномъ нами.

Далѣе -- герцогъ анжуйскій въ обыкновенномъ придворномъ костюмѣ, и за нимъ всѣ анжуйскіе дворяне съ государственными сановниками, каждый на мѣстѣ, предписанномъ этикетомъ.

Наконецъ, граждане и народъ.

Было уже около часа пополудни, когда шествіе тронулось изъ Лувра. Крильйонъ съ французской стражей хотѣлъ послѣдовать за королемъ, но Генрихъ сдѣлалъ ему знакъ, чтобъ онъ остался у Лувра.

Около шести часовъ вечера, побывавъ въ трехъ монастыряхъ, процессія приближалась къ готическому портику древняго аббатства, на лѣстницъ котораго стояли въ три ряда женовевцы и пріоръ ихъ, ожидавшіе прибытія его величества.

По выходѣ изъ третьяго кануцинскаго монастыря, герцогъ анжуйскій, бывшій на ногахъ съ утра, почувствовалъ такую усталость, что не могъ идти далѣе и просилъ у короля позволенія воротиться домой. Король позволилъ.

Тогда дворяне принца отдѣлились отъ кортежа, какъ-бы желая показать королю, что они слѣдовали не за нимъ, а за герцогомъ анжуйскимъ.

Главной же причиной удаленія анжуйскихъ дворянъ былъ предстоящій поединокъ: они хотѣли отдохнуть и собраться съ силами.

У входа въ аббатство король разсудилъ, что Келюсу, Можирону, Шомбергу и д'Эпернону такъ же нуженъ былъ покой, какъ и Ливаро, Рибераку и Антраге, и отпустилъ ихъ домой.

Архіепископъ, вышедшій съ утра и небравшій въ ротъ куска хлѣба, едва держался на ногахъ; король сжалился надъ нимъ и у двери аббатства распустилъ все духовенство.

Потомъ, обратившись къ пріору Жозефу Фулону, онъ сказалъ ему:

-- Отецъ мой, вы видите грѣшника, желающаго обрѣсти покой въ вашемъ мирномъ и уединенномъ жилищѣ.

Пріоръ поклонился.

Потомъ, взглянувъ на остальныхъ придворныхъ, король сказалъ имъ:

-- Благодарю васъ, господа; идите съ Богомъ!

Всѣ почтительно поклонились, а король медленно сталъ подниматься по ступенямъ, ударяя себя въ грудь.

Едва онъ переступилъ черезъ порогъ аббатства, какъ двери за нимъ захлопнулись.

Король былъ такъ углубленъ въ благочестивыя размышленія, что не замѣтилъ этого обстоятельства, которое, впрочемъ, и не имѣло въ себѣ ничего чрезвычайнаго.

-- Позвольте проводить ваше величество въ склепъ, украшенный нами въ честь небеснаго и земнаго владыки, сказалъ пріоръ.

Король утвердительно кивнулъ головою и послѣдовалъ за пріоромъ.

Но едва онъ ступилъ подъ мрачный сводъ, по сторонамъ котораго стояли въ рядъ монахи, едва только поворотилъ за уголъ, къ часовнѣ, какъ монахи откинули капюшоны, и во мракѣ засверкали радостные, гордые, торжествующіе взоры.

Лица эти не походили на лица монаховъ; густые усы, смуглый цвѣтъ, свидѣтельствовали о силѣ, энергіи, дѣятельности этихъ людей. Многія лица были украшены славными шрамами, и возлѣ самаго гордаго, величественнаго и знаменитаго изъ этихъ мнимыхъ монаховъ, являлось торжествующее, лукавое лицо женщины въ монашеской рясѣ.

Эта женщина подняла золотыя ножницы, висѣвшія на шнуркѣ у ея пояса, и вскричала:

-- А, братья! Валуа въ вашихъ рукахъ.

-- Кажется, сестра, отвѣчалъ Генрихъ де-Гизъ.

-- Погодите, погодите! проговорилъ кардиналъ.

-- Отъ-чего?

-- Достанетъ ли у насъ силъ, чтобъ одолѣть стражу Крильйона?

-- Достанетъ, возразилъ герцогъ де-Майеннъ: -- повѣрьте, не будетъ ни одного выстрѣла.

-- Жаль, сказала герцогиня де-Монпансье:-- а я надѣялась, что будетъ суматоха, драка...

-- Надежды ваши, сестрица, не сбудутся. Когда мы овладѣемъ королемъ, онъ пріимется кричать, но никто не услышитъ крика его. Убѣжденіями или силой мы, не показываясь, однакожь, сами, заставимъ его подписать отреченіе... Лишь-только оно будетъ подписано, мы распустимъ слухъ но городу и тѣмъ склонимъ на свою сторону гражданъ и воиновъ.

-- Планъ хорошъ и вѣренъ, сказала герцогиня.

-- Онъ довольно-грубъ, замѣтилъ кардиналъ, покачавъ головой.

-- Король откажется подписать отреченіе, прибавилъ Генрихъ де-Гизъ:-- онъ не трусъ и лучше согласится умереть...

-- Такъ пусть умираетъ! вскричали герцогъ де-Майенпъ и герцогиня.

-- Нѣтъ, съ твердостью возразилъ герцогъ де-Гизъ: -- нѣтъ! я готовъ вступить на престолъ послѣ короля, отреченіемъ своимъ оправдавшаго наше дѣло; но я не хочу замѣнить короля, убитаго измѣной и, по этой самой причинѣ, оплакиваемаго. Впрочемъ, въ планѣ своёмъ вы забыли герцога анжуйскаго... Если король будетъ убитъ, такъ онъ его наслѣдникъ.

-- Mordieu! Это не бѣда, сказалъ Майеннъ: -- братъ нашъ, кардиналъ, придумалъ средство и на этотъ случай. Генрихъ упоминаетъ въ отреченіи своёмъ и о герцогѣ анжуйскомъ: имѣвъ сношенія съ гугенотами, онъ не достоинъ короны!

-- Развѣ онъ имѣлъ сношенія съ гугенотами?

-- А какъ же! Король наваррскій помогъ ему бѣжать.

-- Правда.

-- За этимъ условіемъ послѣдуетъ другое, уже прямо въ нашу пользу; по этому условію, вы, Генрихъ, будете правителемъ королевства, а отъ правителя до короля одинъ шагъ.

-- Да, да, сказалъ кардиналъ: -- я старался предупредить всѣ могущія встрѣтиться препятствія; но весьма можетъ быть, что французская стража прорвется въ аббатство, чтобъ убѣдиться, точно ли отреченіе дѣйствительно и добровольно. Крильйонъ шутить не любитъ; онъ скажетъ: "конечно, мы рискуемъ жизнію, но честь дороже жизни!"

-- Это не по вашей части, кардиналъ! сказалъ Майеннъ: -- это обстоятельство касалось до полководца -- и полководецъ принялъ свои мѣры. У насъ здѣсь для отпора аттаки восемьдесятъ дворянъ и сто вооруженныхъ монаховъ. Этотъ монастырь лучше вслкой крѣпости; мы здѣсь долго можемъ выдерживать осаду, не говоря уже о томъ, что, въ случаѣ опасности, можемъ укрыться въ подземелье съ своей добычей.

-- Что дѣлаетъ теперь герцогъ анжуйскій?

-- Онъ, по обыкновенію своему, струсилъ въ самую рѣшительную минуту и ушелъ къ себѣ, гдѣ ожидаетъ новостей, оградивъ себя графами де-Бюсси и де-Монсоро.

-- Ахъ, Боже мой! жаль, что его здѣсь нѣтъ.

-- Ошибаетесь, братъ, сказалъ кардиналъ: -- еслибъ онъ былъ здѣсь, то дворянство и народъ увидѣли бы, что мы составили заговоръ противъ всей королевской фамиліи. Я уже говорилъ, что мы всячески должны стараться отклонить отъ себя подозрѣніе... Не какъ заговорщики, а какъ законные наслѣдники должны мы вступить на престолъ. Не отнимая свободы у герцога анжуйскаго, независимости у матери его, мы заслужимъ одобреніе всего народа, и никто уже не осмѣлится обвинить насъ. Въ противномъ же случаѣ, противъ насъ возстанутъ Бюсси и сотни другихъ подобныхъ ему храбрыхъ людей.

-- Ба! Бюсси дерется завтра съ миньйонами.

-- Большая важность!.. Онъ убьетъ ихъ -- и дѣло съ-концомъ. Намъ во всякомъ случаѣ нужно будетъ склонить Бюсси на свою сторону, сказалъ герцогъ де-Гизъ.-- Я назначу его генераломъ арміи, которую отправлю въ Италію, гдѣ, вѣроятно, возгорится война. Графъ де-Бюсси человѣкъ рѣдкій, и я весьма уважаю его.

-- Въ доказательство того, что я его уважаю не менѣе васъ, сказала герцогиня де-Монпансье: -- я выйду за него замужъ, когда овдовѣю.

-- Вы выйдете за него! вскричалъ де-Майеннъ.

-- Отъ-чего же нѣтъ?

-- Хорошо, хорошо, сказалъ Майеннъ: -- это мы послѣ увидимъ; теперь же надо дѣйствовать!

-- Кто съ королемъ? спросилъ герцогъ де-Гизъ.

-- Пріоръ и братъ Горанфло, отвѣчалъ кардиналъ.-- Надобно дѣйствовать осторожно, чтобъ не съ разу испугать его.

-- Да, сказалъ де-Майеннъ: -- пусть другіе собираютъ плоды; мы же съѣдимъ ихъ.

-- Провели ли его въ келлью? спросила герцогиня де-Монпансье, нетерпѣливо желавшая употребить въ дѣло ножницы, которыми она давно уже запаслась.

-- О, нѣтъ! Ему сначала покажутъ склепъ и святыя мощи.

-- А потомъ?

-- Потомъ пріоръ произнесетъ нѣсколько звучныхъ фразъ на счетъ суетности всего мірскаго; наконецъ, братъ Горанфло... знаете тотъ, который произнесъ краснорѣчивую рѣчь въ ночь собранія лигёровъ...

-- Знаю; что же?

-- Братъ Горанфло постарается убѣжденіемъ достигнуть того, что мы возьмемъ силой, если король будетъ упорствовать.

-- Да, хорошо было бы, еслибъ ему удалось уговорить его, сказалъ герцогъ де-Гизъ задумчиво.

-- Вотъ еще! Генрихъ малодушенъ и суевѣренъ, сказалъ Майеннъ:-- я убѣжденъ, что его такъ напугаютъ адомъ...

-- А я не убѣжденъ, прервалъ его герцогъ де-Гизъ: -- но теперь отступать поздно. И если попытка пріора, убѣжденія Горанфло не подѣйствуютъ, то мы прибѣгнемъ къ послѣднему средству...

-- И тогда я остригу почтеннаго Валуа! вскричала герцогиня, размахивая ножницами.

Въ это время подъ мрачными сводами послышался звукъ колокольчика.

-- Король сходитъ въ склепъ, сказалъ герцогъ де-Гизъ:-- Майеннъ, собери своихъ друзей и превратимся опять въ монаховъ.

Капюшонами опять закрылись свѣтлыя лица, сверкающіе глаза и выразительные шрамы; и тридцать или сорокъ монаховъ послѣдовало за тремя братьями ко входу въ склепъ.

X.

Шико-Первый.

Король былъ погруженъ въ благочестивыя размышленія, предсказывавшія успѣхъ намѣреніямъ трехъ Гизовъ.

Онъ обошелъ склепъ со всѣми монахами, цаловалъ мощи, не переставая ударять себя въ грудь и читая псальмы.

Пріоръ началъ говорить проповѣдь; король слушалъ его съ тѣми же знаками покаянія.

Наконецъ, по знаку герцога де-Гиза, Жозефъ Фулонъ поклонился Генриху и сказалъ:

-- Государь, не угодно ли вамъ будетъ сложить земное величіе къ стопамъ Владыки вѣчнаго?

-- Пойдемте... простодушно отвѣчалъ король.

И всѣ монахи отправились вслѣдъ за королемъ къ келльямъ.

Генрихъ III былъ, по-видимому, глубоко тронутъ. Онъ не переставалъ бить себя руками въ грудь или съ живостію перебиралъ четки, висѣвшія у его пояса.

Наконецъ, подошли къ келльѣ: на порогѣ рисовался Горанфло; лицо его было красно, глаза сверкали.

-- Сюда? спросилъ король.

-- Сюда, отвѣчалъ Горанфло.

Не удивительно, что король остановился въ нерѣшимости, потому-что въ концѣ корридора находилась таинственная рѣшетка, за которою было темно, какъ въ трубѣ.

Генрихъ вошелъ въ келлью.

-- Hic portus salulis? проговорилъ онъ взволнованнымъ голосомъ.

-- Да, отвѣчалъ Фулонъ:-- здѣсь спасеніе!

-- Оставьте насъ, сказалъ Горанфло, сдѣлавъ величественное движеніе рукою.

Въ то же мгновеніе дверь затворилась...

И все смолкло.

Король сѣлъ на табуретъ.

-- А! попался, попался, Навуходоносоръ! вскричалъ Горанфло, безъ всякаго предварительнаго вступленія и уперъ кулаки въ бока.

Король съ изумленіемъ поднялъ голову.

-- Вы это мнѣ говорите, почтенный братъ? спросилъ онъ.

-- Да, тебѣ, тебѣ! Кто болѣе тебя заслуживаетъ этихъ словъ?

-- Братъ мой! проговорилъ король.

-- У тебя здѣсь нѣтъ брага! Я давно уже сочиняю рѣчь... давно... приготовляюсь сказать тебѣ, что ты свергнутъ съ престола; вотъ о чемъ я буду держать рѣчь!

-- Свергнутъ съ престола! вскричалъ король, отодвинувшись въ болѣе-темный уголъ келльи.

-- Точно такъ, свергнутъ! И отсюда ты не убѣжишь... здѣсь вѣдь не Польша!

-- Измѣна! насиліе!..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Въ это время, дверь отворилась; на порогѣ явился пріоръ.

-- Братъ мой, сказалъ онъ Горанфло:-- ваше усердіе увлекаетъ васъ.

И, обратившись къ королю, онъ прибавилъ:

-- Мы даемъ вамъ время на размышленіе, -- и опять затворилъ дверь.

Генрихъ впалъ въ глубокую задумчивость.

-- Нечего дѣлать! сказалъ онъ:-- надо согласиться.

Прошло десять минутъ; кто-то постучался въ двери келльи.

-- Кончено, сказалъ Горанфло:-- онъ соглашается.

По корридору пронесся радостный ропотъ.

-- Прочтите ему актъ, произнесъ голосъ, заставившій короля вздрогнуть и обратить взоръ къ двери.

Въ то же мгновеніе одинъ изъ монаховъ подалъ брату Горанфло листъ пергамента.

Горанфло по складамъ прочиталъ актъ королю, съ отчаяніемъ закрывшему лицо обѣими руками.

-- А если я не подпишу? произнесъ онъ жалобнымъ голосомъ.

-- То вы вдвойнѣ погубите себя, отвѣчалъ изъ-подъ капюшона голосъ герцога де-Гиза.-- Вы умерли для свѣта, и потому не заставляйте подданныхъ пролить кровь человѣка, бывшаго королемъ ихъ.

-- Никто не принудитъ меня! сказалъ Генрихъ.

-- Что я говорилъ? произнесъ герцогъ, обращаясь къ сестрѣ, въ глазахъ которой сверкнула мрачная мысль.

-- Идите, братъ мой, продолжалъ де-Гизъ, обратившись къ Майенну:-- вооружите людей и готовьтесь.

-- Къ чему? спросилъ король жалобнымъ голосомъ.

-- Ко всему! отвѣчалъ Жозефъ Фулонъ.

Отчаяніе короля удвоилось.

-- Потерпите, потерпите, сказалъ король:-- позвольте мнѣ обратиться къ небесному Владыкѣ; пусть онъ внушитъ мнѣ покорность...

-- Онъ хочетъ еще подумать, сказалъ Горанфло.

-- Оставимъ его въ покоѣ до полуночи, сказалъ кардиналъ.

-- Благодарю! вскричалъ король въ припадкѣ отчаянія:-- Богъ наградитъ тебя!

-- Вы видите, какъ онъ малодушенъ, сказалъ герцогъ де-Гизъ:-- мы оказываемъ услугу Франціи...

Горанфло, между-тѣмъ, напоминалъ Генриху всѣ недостатки его.

Вдругъ за монастырскими стѣнами пронесся глухой шумъ.

-- Тише! вскричалъ голосъ де-Гиза.

Наступила глубочайшая тишина. Въ то же время послышались сильные и ровные удары въ дверь аббатства.

Не смотря на свою дородность, Майеннъ прибѣжалъ со всѣхъ ногъ.

-- Братья! вскричалъ онъ запыхавшись:-- къ воротамъ монастыря подошла толпа вооруженныхъ людей.

-- Это за нимъ пришли! вскричала герцогиня.

-- Тѣмъ болѣе надобно заставлять его подписать, сказалъ кардиналъ.

-- Подписывай! кричалъ Горанфло громовымъ голосомъ.

-- Вы мнѣ дали сроку до полуночи, возразилъ король..

-- А! ты надѣешься на помощь...

-- Конечно, я имѣю надежду...

-- Умереть, если сейчасъ не подпишешь, возразила рѣзкимъ, повелительнымъ голосомъ герцогиня.

Горанфло подалъ королю перо.

Передъ монастыремъ шумъ увеличивался.

-- Еще отрядъ! вскричалъ прибѣжавшій монахъ: -- насъ окружили.

-- Подписывай! нетерпѣливо вскричали Маненнъ и герцогиня.

Король обмакнулъ перо въ чернильницу.

-- Швейцарская стража! закричалъ Фулонъ: -- солдаты пробрались уже за ограду.

-- Будемъ защищаться! смѣло и рѣшительно вскричалъ Майеннъ:-- насъ голодомъ не уморятъ, потому-что самъ король у насъ въ закладѣ.

-- Онъ подписалъ! вскричалъ Горанфло, выхвативъ бумагу изъ рукъ Генриха, съ уныніемъ и отчаяніемъ опустившаго голову.

-- Теперь вы король! сказалъ кардиналъ герцогу:-- унесите скорѣе этотъ драгоцѣнный актъ.

Въ припадкѣ отчаянія, король опрокинулъ единственную лампу, освѣщавшую эту сцену, но пергаментъ былъ уже въ рукахъ герцога де-Гиза.

-- Что дѣлать? Что дѣлать? кричалъ запыхавшись монахъ, подъ рясой котораго звучало оружіе:-- Крильйонъ прибылъ съ французской стражей и грозитъ разломать двери. Слушайте, слушайте!..

-- Именемъ короля! кричалъ Крильйонъ громовымъ голосомъ.

-- Короля на лицо уже не имѣется, отвѣчалъ ему Горанфло изъ окна.

-- Кто это смѣетъ говорить? спросилъ Крильйонъ.

-- Я! я! я! отвѣчалъ Горанфло съ гордостью, отскочивъ, однакожь, отъ окна.

-- Отъпщите мнѣ того, кто кричитъ, сказалъ Крильйонъ: -- и всадите ему пулю въ лобъ!

Увидѣвъ, что стражи подняли мушкеты, Горанфло присѣлъ и ползкомъ добрался до средины келльи.

-- Прикажи ломать двери, Крильйонъ! произнесъ посреди всеобщаго молчанія голосъ, звуки котораго заставили задрожать отъ ужаса всѣхъ мнимыхъ и настоящихъ монаховъ, стоявшихъ въ корридорѣ.

Слова эти произнесъ человѣкъ, вышедшій изъ рядовъ солдатъ и направившій шаги къ двери аббатства.

-- Сейчасъ, ваше величество, возразилъ Крильйонъ, ударивъ топоромъ въ дверь съ такою силою, что стѣны задрожали.

-- Что вамъ надобно?... спросилъ пріоръ дрожащимъ голосомъ, подойдя къ окну.

-- А, это вы, почтеннѣйшій настоятель! произнесъ тотъ же спокойный и повелительный голосъ.-- Отдайте мнѣ, пожалуйста, моего шута, котораго вы заперли у себя; Шико мнѣ нуженъ въ Луврѣ; мнѣ скучно безъ него.

-- А мнѣ ужасно-весело! отвѣчалъ Шико, откинувъ капюшонъ и пробиваясь сквозь толпу монаховъ, закричавшихъ отъ ужаса.

-- Въ то же время де-Гизъ, при свѣтѣ лампы, прочелъ подпись подъ отрѣченіемъ:

Шико Первый.

-- Шико первый! вскричалъ онъ: -- тысячу проклятій!

-- Мы погибли, сказалъ кардиналъ: -- если не спасемся бѣгствомъ!

-- А, дружище! говорилъ Шико, ударяя полуобезпамятѣвшаго Горанфло веревкой: -- а, дружище!

XI.

Проценты и капиталъ.

Когда заговорщики узнали короля, ими овладѣлъ невыразимый ужасъ.

Подпись Шико І-го на отреченіи превратила ужасъ въ ярость.

Шико отступилъ, скрестилъ руки на груди, съ твердостью и улыбкой смотря на заговорщиковъ.

Горанфло пустился бѣжать со всѣхъ ногъ.

Опасность была велика. Взбѣшенные дворяне бросились къ Гасконцу, съ твердымъ намѣреніемъ отомстить за мистификацію, жертвой которой сдѣлались.

Но этотъ безоружный человѣкъ, смѣло скрестившій руки на груди и съ насмѣшливой улыбкой взиравшій на грозныхъ, сильныхъ враговъ своихъ, остановилъ ихъ болѣе, нежели убѣжденія кардинала, говорившаго, что смерть Шико не только не послужитъ имъ въ пользу, но, напротивъ, навлечетъ на нихъ страшное мщеніе короля, сообщника въ этой мистификаціи.

Шпаги сверкали, а Шико, изъ преданности ли, -- на которую онъ былъ способенъ, -- или угадавъ ихъ тайную мысль, продолжалъ иронически смѣяться.

Страшнѣе и страшнѣе становились угрозы короля; сильнѣе и сильнѣе ударялъ Крильйонъ топоромъ въ дверь, готовую уже разлетѣться въ дребезги и никѣмъ незащищаемую.

Послѣ минутнаго совѣщанія, герцогъ де-Гизъ приказалъ отступать.

Это приказаніе вызвало саркастическую улыбку на лицо Шико.

Во время бесѣды съ Горанфло, онъ имѣлъ случай и возможность осмотрѣть подземелье, узналъ, гдѣ находится выходъ, и объявилъ о томъ королю, который отправилъ туда Токно, лейтенанта швейцарской стражи.!

Слѣдовательно, лигерамъ не было спасенія.

Кардиналъ ушелъ первый съ двадцатью дворянами; за нимъ послѣдовалъ герцогъ де-Гизъ съ такимъ же числомъ мнимыхъ монаховъ; наконецъ герцогъ де-Майеннъ, по причинѣ своей тучности, по-неволѣ замыкалъ ретираду.

Увидѣвъ герцога майеннскаго, покачивавшагося со стороны на сторону и поддерживавшаго животъ свой, Шико пересталъ улыбаться и громко захохоталъ.

Прошли десять минутъ и Шико прислушивался къ шуму шаговъ бѣжавшихъ заговорщиковъ; онъ все ожидалъ возвращенія, но, къ величайшему его изумленію, шумъ утихалъ.

Тогда внезапная мысль заставила Гасконца заскрежетать зубами съ отчаянія и досады. Время проходило, лигёры не возвращались, слѣдовательно, они замѣтили, что у выхода стояла стража, и открыли другой выходъ.

Шико намѣревался выскочить изъ келльи, какъ вдругъ огромная масса преградила ему дорогу и повалилась на полъ.

-- Ахъ, я несчастный! злодѣй! кричалъ Горанфло, клочками вырывая себѣ бороду. О! добрѣйшій мосьё Шико! простите меня! пощадите!

-- Какимъ образомъ воротился Горанфло, обратившійся первый въ бѣгство?

Вотъ вопросъ, естественно представившійся уму Шико.

-- О! добрѣйшій мосьё Шико! Благотворитель мой, продолжалъ ревѣть Горанфло: -- простите недостойному другу вашему! Пощадите, на колѣняхъ умоляю васъ!

-- Зачѣмъ же ты не ушелъ съ другими? спросилъ Шико.

-- Я не могъ пролѣзть тамъ, гдѣ пролѣзли другіе... Судьба, чтобъ покарать меня, грѣшника, надѣлила меня непомѣрнымъ дородствомъ!... О, несчастный животъ! презрѣнное брюхо! кричалъ Горанфло, обѣими руками ударяя по части, къ которой взывалъ: -- ахъ, зачѣмъ я не надѣленъ такою стройностью, какъ вы, великодушный мосьё Шико! О, какое счастіе, какое благополучіе быть худощавымъ!

Шико не понималъ жалобъ Горанфло.

-- Развѣ другіе уходятъ? вскричалъ Шико громовымъ голосомъ.

-- Да что же прикажете имъ дѣлать? отвѣчалъ Горанфло.-- Не ждать же имъ, чтобъ ихъ повѣсили? О, противное, гнусное брюхо!

-- Не реви, закричалъ Шико: -- а отвѣчай на мои вопросы.

Горанфло выпрямился.

-- Какъ они спасаются?

-- Со всѣхъ ногъ.

-- Понимаю... но откуда?

-- Черезъ продушину.

-- Mordieu! черезъ какую продушину?

-- Выходящую на кладбище.

-- Изъ подземелья? Отвѣчай скорѣе.

-- Нѣтъ, любезнѣйшій мосьё Шико. У выхода изъ подземелья стояли солдаты. Великій кардиналъ нашъ де-Гизъ слышалъ, какъ кто-то за дверьми сказалъ: mich durstet, что на швейцарскомъ нарѣчіи, кажется, значитъ: пить хочется.

-- Ventre de biche! вскричалъ Шико: -- я понимаю, что это значитъ: итакъ, заговорщики обратились въ другую сторону?

-- Да, любезнѣйшій мосьё Шико, они обратились къ проходу, находящемуся подъ кладбищемъ.

-- А куда ведетъ этотъ проходъ?

-- Съ одной стороны въ склепъ, а съ другой подъ Сен-Жакскія-Ворота.

-- Лжешь!

-- Клянусь, что вѣтъ!

-- Если они ушли въ склепъ, такъ воротились бы сперва сюда.

-- Отъ-того-то они и пролѣзли черезъ продушину, чтобъ не потерять время.

-- Черезъ какую продушину?

-- Выходящую на кладбище и освѣщающую проходъ.

-- А ты?

-- Я слишкомъ толстъ...

-- Слѣдовательно?

-- Не могъ пролѣзть; меня оттащили за ноги, потому-что я засѣлъ въ отверстіи!

-- Ты не могъ пролѣзть! вскричалъ Шико съ внезапною, странною радостью.

-- Не могъ, не смотря на всѣ усилія...

-- А онъ еще толще тебя.

-- Кто, онъ?

-- О, Боже мой! вскричалъ Шико: -- какъ я радъ!

-- Мосьё Шико...

-- Вставай.

Горанфло вскочилъ.

-- Веди меня къ продушинѣ.

-- Куда прикажете.

-- Ступай впередъ, несчастный!

Горанфло поплелся впередъ, подымая по-временамъ руки къ небу; Шико понукалъ его, по-временамъ, веревкой.

Они прошли корридоръ и сошли въ садъ.

-- Сюда, сказалъ Горанфло: -- сюда.

-- Молчи и иди.

Наконецъ, они дошли до группы деревъ, за которой слышался жалобный стонъ.

-- Вотъ здѣсь, сказалъ онъ: -- здѣсь.

И, выбившись изъ силъ, онъ опустился на траву.

Шико ступилъ три шага впередъ и въ уровень съ землею увидѣлъ что-то движущееся.

Всмотрѣвшись ближе, Шико замѣтилъ, что герцогъ Майеннскій снялъ съ себя все, чтобъ только уменьшить толщину свою. Въ двухъ шагахъ отъ него лежала шпага и разбросанное платье.

Подобно Горанфло, онъ употреблялъ всѣ усилія, чтобъ пролѣзть въ узкое отверзтіе.

-- Mordieu! ventrebleu! sangdieu! говорилъ онъ задыхающимся голосомъ.-- Я бы охотнѣе пробился черезъ всю стражу.-- Тише, тише, друзья! Не тащите такъ крѣпко... я подвигаюсь... тихо, тихо подвигаюсь...

-- Ventre de biche! мосьё де-Майеннъ! проговорилъ Шико съ восторгомъ.

-- Меня не даромъ прозвали Геркулесомъ, продолжалъ герцогъ задыхающимся голосомъ: -- я выдавлю этотъ камень... Эхъ!

И онъ сдѣлалъ такое отчаянное движеніе, что камень точно тронулся.

-- Постой, проговорилъ шопотомъ Шико:-- постой, дружокъ!

И онъ сталъ стучать ногами, какъ-будто кто-то быстро приближался.

-- Идутъ! произнесли нѣсколько голосовъ въ подземельи.

-- А! это ты, почтенный Горанфло! закричалъ Шико запыхавшись, какъ-будто-бы только-что прибѣжалъ.

-- Не отвѣчайте, ваша свѣтлость, проговорили тѣ же голоса въ подземельи: -- онъ принимаетъ васъ за Горанфло.

-- А, это ты, тяжелая масса, pondus immobile! это ты, indegesta moles! Вотъ я тебя!

И за каждымъ словомъ, Шико, достигнувшій наконецъ цѣли своего мщенія, принялся колотить по мясистымъ частямъ герцога веревкой, которою онъ передъ тѣмъ билъ брата Горанфло.

-- Не говорите ни слова, повторяли тѣ же голоса: -- онъ принимаетъ васъ за Горанфло.

Майеннъ стоналъ отъ боли и употреблялъ всѣ усилія, чтобъ выломить камень.

-- А, заговорщикъ! продолжалъ Шико: -- а, недостойный монахъ! вотъ тебѣ за пьянство, вотъ тебѣ за лѣность, вотъ тебѣ за злобу! вотъ тебѣ за обжорство; жаль, что только семь смертныхъ грѣховъ; ну, да все равно... вотъ тебѣ, вотъ тебѣ, вотъ тебѣ!..

-- Мосьё Шико, говорилъ тихимъ голосомъ Горанфло: -- пощадите.

-- А, измѣнникъ, продолжалъ Шико: -- вотъ тебѣ за измѣну.

-- Пощадите! проговорилъ Горанфло, которому казалось, что всѣ удары, въ-самомъ-дѣлѣ, сыпались на него:-- пощадите, добрѣйшій мосьё Шико!

Но Шико наслаждался своимъ мщеніемъ и продолжалъ колотить съ-плеча.

Не смотря на все терпѣніе де-Майенна, онъ, однакожь, невольно вскрикнулъ.

-- А! продолжалъ Шико: -- я сожалѣю еще объ одномъ, именно о томъ, что подъ твоей грубой шкурой не скрывается высокопочтенная фигура герцога майеннскаго, которому я состою долженъ порядочное количество ударовъ... Въ семь лѣтъ на капиталъ наросло много процентовъ... Вотъ тебѣ, вотъ тебѣ, вотъ тебѣ!

Горанфло глубоко вздохнулъ.

-- Шико! заревѣлъ наконецъ герцогъ.

-- Да, Шико; точно, Шико; недостойный рабъ моего короля; ничтожный Шико, который былъ бы счастивъ, еслибъ въ эту минуту у него было сто рукъ!

И Шико продолжалъ бить съ такою силою и простью, что страдалецъ, собравъ послѣднія силы, въ пароксизмъ боли, сдвинулъ камень и съ избитой поясницей, съ окровавленными боками упалъ въ объятія друзей.

Тогда Шико оглянулся: настоящій Горанфло лежалъ безъ чувствъ, не отъ боли, но отъ страха.

XII.

Что происходило близъ Бастильи въ то время, когда Шико уплачивалъ свой долгъ въ Сен-Жерменскомъ аббатствѣ.

Было одиннадцать часовъ вечера; герцогъ нетерпѣливо въ своемъ кабинетъ, гдѣ онъ заперся, воротившись съ процессіи, ожидалъ посланнаго отъ герцога де-Гиза съ извѣстіемъ объ отреченіи короля.

Онъ прохаживался отъ окна къ двери кабинета и отъ двери къ окнамъ передней, посматривая на огромные стѣнные часы, маятникъ которыхъ глухо стучалъ въ вызолоченномъ деревянномъ ящикъ.

Вдругъ онъ услышалъ ржаніе коня на дворѣ; онъ подумалъ, что это, вироятпо, вѣстникъ, и выбѣжалъ на балконъ; но то была лошадь одного изъ дворянъ, подведенная конюхомъ къ крыльцу. Минуту спустя, изъ дворца вышелъ Бюсси; по обязанности капитана стражи герцога, онъ пріѣхалъ назначить пароль на слѣдующую ночь. Взглянувъ на молодаго, прекраснаго собою и храбраго дворянина, преданнаго ему, онъ ощутилъ угрызеніе совѣсти... но по мѣрѣ того, какъ Бюсси подходилъ подъ свѣтъ факела, бывшаго въ рукахъ у конюха, герцогъ прочелъ на лицѣ его столько радости, благополучія и надежды, что ревность съ прежнею яростью пробудилась въ немъ.

Не зная, что герцогъ слѣдилъ за всѣми движеніями его, Бюсси набросилъ плащъ на плеча, вскочилъ на лошадь и, пришпоривъ ее, шумно проскакалъ подъ сводомъ воротъ,

Болѣе-и-болѣе обезпокоенный тѣмъ, что не получалъ никакихъ вѣстей, герцогъ хотѣлъ-было уже послать за Бюсси, будучи увѣренъ, что онъ заѣдетъ еще къ себѣ; но онъ представилъ себѣ молодаго человѣка смѣющагося съ Діаной надъ его отвергнутой любовію, и, ставъ на одну линію съ обманутымъ мужемъ, принцъ опять уступилъ внушеніямъ злобы и ревности.

Удаляясь, Бюсси радостно улыбался; эта улыбка оскорбила принца, и онъ не удержалъ его; если бъ Бюсси былъ печаленъ, грустенъ, быть-можетъ, принцъ не пустилъ бы его.

Выѣхавъ изъ дворца, Бюсси пріудержалъ копя; прибывъ къ себѣ, онъ засталъ Реми, дававшаго ветеринарныя наставленія одному изъ конюховъ.

-- Здравствуй, Реми, сказалъ Бюсси молодому доктору.

-- Здравствуйте, графъ.

-- Я думалъ, что застану тебя въ постели.

-- Я только-что хотѣлъ лечь. Повѣрите ли, графъ, что съ-тѣхъ-поръ, какъ мои больной выздоровѣлъ, маѣ кажется, что сутки состоятъ не изъ двадцати-четырехъ, а изъ сорока-восьми часовъ.

-- Ужь не скучаешь ли ты? спросилъ Бюсси.

-- Кажется.

-- А любовь?

-- Я уже не разъ говорилъ вамъ, что боюсь любви и прибѣгаю къ ней не для собственнаго препровожденія времени.

-- Стало-быть, ты разошелся съ Гертрудой?

-- Совершенно.

-- Тебѣ надоѣло?...

-- Быть битымъ: такимъ-образомъ выказывала мнѣ свою любовь моя амазоика; впрочемъ, она добрая дѣвушка.

-- И сердце твое не чувствуетъ сегодня вечеромъ ни малѣйшаго влеченія къ ней?

-- Отъ-чего же сегодня вечеромъ?

-- Отъ-того, что я взялъ бы тебя съ собою.

-- Въ Турнельскую-Улицу?

-- Да.

-- Развѣ вы туда ѣдете?

-- Ѣду.

-- А Монсоро?

-- Онъ въ Компьенѣ: устроиваетъ охоту для его величества.

-- Точно ли?

-- Онъ получилъ сегодня утромъ оффиціальное приказаніе.

-- А!

Реми задумался.

-- Что жь изъ этого слѣдуетъ? спросилъ онъ послѣ минутнаго молчанія.

-- Изъ этого слѣдуетъ, что цѣлый день я благодарилъ Господа за счастіе, которымъ буду наслаждаться всю ночь.

-- Хорошо. Журденъ, принеси мнѣ шпагу, сказалъ Реми. Конюхъ поспѣшно удалился.

-- Итакъ, ты идешь со мною? спросилъ Бюсси.

-- Иду.

-- Къ Гертрудѣ?

-- Нѣтъ, я провожу васъ только до дверей, по двумъ причинамъ: во-первыхъ, изъ опасенія, чтобъ вамъ не приключилось по дорогѣ какой-либо непріятности.

Бюсси улыбнулся.

-- Э, Боже мой! смѣйтесь, графъ, смѣйтесь. Я знаю, что вы не боитесь подобныхъ непріятностей и что докторъ Реми плохой защитникъ: но на двоихъ не такъ скоро нападаютъ, какъ на одного. Во-вторыхъ, мнѣ надобно дать вамъ нисколько добрыхъ совѣтовъ.

-- Пойдемъ, мой добрый Реми, пойдемъ. Мы будемъ говорить о ней...

-- Въ ожиданіи блаженства увидѣться съ нею.

-- Погода довольно-непріятная, сказалъ Бюсси.

-- Напротивъ; небо то мрачно, то ясно. Я люблю разнообразіе.-- Благодарю, Журденъ, сказалъ Реми конюху, принесшему ему шпагу; потомъ, обратившись къ графу, прибавилъ:-- Я готовъ, пойдемте.

Бюсси взялъ руку молодаго доктора, и оба пошли по направленію къ Бастильи.

Реми сказалъ графу, что желалъ подать ему нисколько добрыхъ совѣтовъ,-- и точно, едва они прошли нисколько шаговъ, какъ онъ сталъ приводить самыя краеворичивыя цитаты, чтобъ доказать Бюсси, что ему не слѣдовало идти въ эту ночь на свиданіе, что онъ, напротивъ, долженъ былъ спокойно лечь спать, потому-что послѣ безсонной ночи рука нетверда, глазъ невѣренъ; послѣ латинскихъ цитатъ онъ сталъ приводить доказательства изъ миѳологіи, говоря, что обыкновенно Венера обезоруживала Марса.

Бюсси улыбался; Реми настоятельно упрашивалъ его воротиться.

-- Послушай, Реми, возразилъ графъ: -- когда у меня въ руки шпага, то рука дѣлается твердою и гибкою, какъ сталь, а шпага оживляется, какъ рука. Во время поединка, рука моя становится шпагой, а шпага рукой; слѣдовательно, тутъ никакое обстоятельство не можетъ повредить мнѣ. Сталь не устаетъ.

-- Нѣтъ, но она притупляется.

-- Не бойся!

-- Ахъ, графъ! продолжалъ Реми: -- вспомните только, что завтра вы должны явиться Геркулесомъ, Тезеемъ, Баярдомъ,-- существомъ гомерическимъ, гигантскимъ; надобно, чтобъ о завтрашнемъ поединкѣ говорили потомки наши!.. Мнѣ бы хотѣлось, чтобъ вы вышли изъ этого поединка совершеннымъ побѣдителемъ... даже безъ малѣйшей царапины!

-- Будь спокоенъ, мой добрый Реми; сегодня утромъ я испытывалъ силы свои съ четырьмя отчаянными рубаками; въ-продолженіи восьми минутъ ни одинъ изъ нихъ не тронулъ меня, между-тѣмъ, какъ я изорвалъ полукафтанья ихъ въ клочки. Я дрался, какъ тигръ.

-- Я въ этомъ не сомнѣваюсь, но будете ли вы завтра такъ же сильны, какъ сегодня?

Тутъ они вступили въ латинскій разговоръ, часто прерываемый смѣхомъ.

Такимъ-образомъ, они дошли до конца Сен-Дениской-Улицы.

-- Прощай, сказалъ Бюсси: -- теперь ты можешь идти.

-- Не подождать ли мнѣ васъ?

-- Зачѣмъ?

-- Чтобъ вы, изъ состраданія ко мнѣ, скорѣе воротились и успѣли еще выспаться передъ поединкомъ.

-- Я долго не останусь. Даю тебѣ честное слово.

-- Довольно. Въ честномъ словъ Бюсси никто не усомнится.

-- Черезъ два часа я буду дома.

-- Прекрасно. Прощайте, графъ.

-- Прощай, Реми.

Молодые люди разстались; но Реми остался; онъ видѣлъ, какъ Бюсси подошелъ къ дому и, по случаю отсутствія Монсоро, вошелъ въ него не въ окно, а въ дверь, отворенную Гертрудой.

Потомъ, погрузившись въ философскія разсужденія, онъ преспокойно пошелъ домой.

Подходя къ площади Бодуане, онъ увидѣлъ въ нѣкоторомъ разстояніи отъ себя пятерыхъ вооруженныхъ людей, закутанныхъ въ широкіе плащи.

Это показалось ему подозрительнымъ, и онъ спрятался за уголъ.

Не доходя десяти шаговъ до него, эти люди остановились, и дружески распрощавшись, разошлись въ разныя стороны: только одинъ изъ нихъ остановился и какъ-бы задумался.

Въ эту минуту луна выступила изъ-за облака и освѣтила лицо этого человѣка.

-- Г-нъ де-Сен-Люкъ! вскричалъ Реми.

Услышавъ свое имя, Сен-Люкъ осмотрѣлся.

-- Реми! вскричалъ онъ, узнавъ молодаго человѣка, шедшаго къ нему.

-- Вашъ покорнѣйшій слуга, сказалъ Реми: -- въ услугахъ котораго вы, по счастію, не нуждаетесь. Осмѣливаюсь спросить, что ваше сіятельство дѣлаете здѣсь въ такое позднее время?

-- Изучаю, по приказанію короля, физіономію города. Онъ сказалъ мнѣ: "Сен-Люкъ, прогуляйся, пожалуйста, по улицамъ, и если услышишь, что кто-нибудь скажетъ, что я отрекся отъ престола, такъ потрудись увѣрить его въ противномъ.

-- Что же вы слышали?

-- Ни слова. А такъ-какъ теперь полночь, все успокоилось, и такъ-какъ я не встрѣчалъ никого, кромѣ графа де-Монсоро, то собираюсь идти домой.

-- Какъ! вы видѣли графа де-Монсоро?

-- Видѣлъ.

-- Вы его встрѣтили?

-- Съ толпой вооруженныхъ людей; ихъ было, по-крайней-мѣрѣ, человѣкъ пятнадцать.

-- О! это не можетъ быть.

-- Отъ-чего не можетъ быть?

-- Потому-что онъ уѣхалъ въ Компьень.

-- Долженъ былъ уѣхать, но не уѣхалъ.

-- Но приказаніе короля?

-- Ба! Кто теперь повинуется королю?

-- Вы встрѣтили г. де-Монсоро съ толпой вооруженныхъ людей?

-- Ну, да.

-- Узналъ ли онъ васъ?

-- Кажется.

-- Васъ было только пять человѣкъ?

-- Только.

-- И онъ не напалъ на васъ?

-- Напротивъ, онъ старался отъ насъ спрятаться; это меня чрезвычайно удивило, потому-что я ожидалъ отчаянной битвы.

-- Куда онъ шелъ?

-- Кажется, къ Турнельской-Улицѣ.

-- Боже мой! вскричалъ Реми.

-- Что такое? спросилъ Сен-Люкъ, испуганный выраженіемъ голоса молодаго доктора.

-- Графъ, я предвижу страшное несчастіе!

-- Несчастіе?

-- Г-нъ де-Бюсси въ опасности!

-- Бюсси! Mordieu! говорите, говорите; вы знаете, что Бюсси мнѣ другъ.

-- Боже мой! а онъ думалъ, что Монсоро въ Компьенѣ...

-- Такъ что же?

-- И воспользовался его отсутствіемъ... Онъ теперь у графини де-Монсоро!

-- А! вскричалъ Сен-Люкъ: -- плохо!

-- Да; понимаете ли вы: кто-нибудь внушилъ ему подозрѣніе, и онъ нарочно объявилъ, что ѣдетъ, намѣреваясь напасть въ-расплохъ.

-- Постойте! вскричалъ Сен-Люкъ, ударивъ себя рукою въ лобъ.

-- Что такое?

-- Это продѣлка герцога анжуйскаго!

-- Но самъ герцогъ первый подалъ поводъ къ отъѣзду Монсоро.

-- То-то и есть! Реми, можете ли вы бѣжать?

-- Какъ лошадь.

-- Такъ побѣжимъ, не теряя болѣе ни минуты. Вы знаете домъ Монсоро?

-- Знаю.

-- Побѣжимъ.

Молодые люди пустились бѣжать съ быстротою оленей, слышащихъ за собою погоню.

-- Давно ли вы его видѣли? спросилъ Реми, не останавливаясь.

-- Кого?

-- Монсоро.

-- За четверть часа до того, какъ съ вами встрѣтился, сказалъ Сен-Люкъ, перескочивъ черезъ груду камней, вышиною футовъ въ пять.

-- Лишь бы намъ не опоздать, сказалъ Реми, обнажая на всякій случай шпагу.

XIII.

Убійство.

Бюсси безъ всякаго опасенія вошелъ въ домъ. Діана приняла его безъ боязни, будучи твердо увѣрена въ отсутствіи мужа.

Никогда еще молодая женщина не была такъ весела: никогда Бюсси не былъ такъ счастливъ; въ извѣстныя минуты, всю важность которыхъ постигаетъ душа, человѣкъ соединяетъ свои нравственныя качества со всѣми физическими наслажденіями, доставляемыми ему чувствами: онъ сосредоточивается, размножается. Онъ всѣми силами вдыхаетъ въ себя жизнь, могущую съ минуты на минуту покинуть его, хотя онъ самъ не знаетъ, какимъ образомъ это можетъ случиться.

Діана была тронута и взволнована тѣмъ-болѣе, что старалась скрывать свое волненіе; она была нѣжнѣе обыкновеннаго къ своему возлюбленному, потому-что тайная, необъяснимая грусть обыкновенно придаетъ любви болѣе поэзіи; истинная любовь рѣдко бываетъ радостна, и глаза истинно-любящей женщины чаще омрачаются слезами, нежели блещутъ радостію.

-- Бюсси, говорила Діана, обнявъ одною рукою шею своего возлюбленнаго и впиваясь глазами въ его глаза: -- ты храбрѣйшій дворянинъ въ цѣлой Франціи; умоляю тебя, не старайся увеличивать своей славы!... Ты уже столько выше другихъ, что не великодушно съ твоей стороны стараться возвыситься еще болѣе. Ты говоришь, что любишь меня, и я вѣрю тебѣ -- не-уже-ли жь тебѣ не жаль разстаться со мною на вѣки, Луи?... Старайся жь сохранить себя для меня! Я не говорю тебѣ, защищай жизнь свою, потому-что въ цѣломъ мірѣ нѣтъ человѣка такого сильнаго, могучаго, который бы могъ убить моего Луи... тебя можно побѣдить только измѣной. Но подумай о ранахъ... вѣдь я помню, когда ты лежалъ здѣсь безъ чувствъ, раненный...

-- Успокойся, сказалъ Бюсси, улыбаясь: -- я постараюсь защитить лицо, чтобъ не быть обезображеннымъ.

-- О! не одно лицо... Защищая себя, думай, что ты защищаешь меня. Вообрази себѣ, какъ бы ты страдалъ, еслибъ увидѣлъ меня раненною, окровавленною; тѣ же страданія сдавятъ и мою грудь при видѣ твоей крови. Будь остороженъ, мой храбрый, неустрашимый Луи, -- вотъ все, о чемъ я прошу тебя. Послѣдуй примѣру того Римлянина, исторію котораго ты мнѣ недавно читалъ: пусть друзья твои сражаются каждый за себя; спѣши только на помощь слабѣйшему. Но если двое, если трое разомъ нападутъ на тебя, бѣги отъ нихъ, какъ сдѣлалъ Горацій, и потомъ, на разныхъ разстояніяхъ, ты убьешь ихъ по-одивачкв.

-- Хорошо, милая Діана, сказалъ Бюсси.

-- О! ты отвѣчаешь, не слушая меня, Луи...

-- За то я смотрю на тебя... какъ ты прекрасна!

-- Теперь не о красотѣ моей идетъ рѣчь, мой Луи, а о тебѣ, о твоей жизни, о нашей жизни!... Слушай, Луи, на что я рѣшилась: я буду зрительницей вашего поединка.

-- Ты!

-- Это заставитъ тебя позаботиться о своей безопасности.

-- Но какимъ-образомъ? Это невозможно, Діана!

-- Возможно; слушай: тамъ, въ сосѣдней комнатѣ, есть окно, выходящее на маленькій дворикъ и на турнельскую ограду.

-- Да, помню; подъ окномъ есть еще желѣзная рѣшетка...

-- Именно. Оттуда мнѣ можно будетъ все видѣть. Постарайся стать такъ, чтобъ и ты могъ меня видѣть... или нѣтъ, какъ я безразсудна! не смотри на меня; противникъ твой можетъ воспользоваться этимъ...

-- И убить меня! Не правда ли? О, Діана, если бъ меня приговорили къ смерти, я желалъ бы умереть, смотря на тебя.

-- Это очень-хорошо; но ты не приговоренъ къ смерти, а потому долженъ заботиться о своей жизни.

-- Я останусь живъ, успокойся; ты не знаешь моихъ друзей. Антраге такъ же хорошо владѣетъ шпагой, какъ я; Риберакъ на полѣ битвы становится каменнымъ: вся жизнь его сосредоточивается въ глазахъ, которыми онъ пожираетъ противника, и въ рукѣ, которою разитъ; Ливаро быстръ и гибокъ, какъ тигръ. Повѣрь мнѣ, очаровательная Діана, всѣ выгоды на нашей сторонѣ. Я бы желалъ встрѣтить болѣе опасностей, чтобъ побѣда была славнѣе!

-- Вѣрю тебѣ, другъ мой, -- вѣрю и надѣюсь; но послушайся меня...

-- Во всемъ; не приказывай мнѣ только удалиться.

-- Объ этомъ-то я и хотѣла просить тебя.

-- О, ради Бога!...

-- Другъ мой, повиновеніе -- лучшій признакъ истинной любви.

-- Приказывай.

-- Тебѣ нуженъ отдыхъ... мы должны разстаться.

-- О, нѣтъ еще!

-- Я помолюсь, мы обнимемся и простимся.

-- Зачѣмъ тебѣ, ангелу, молиться!

-- Не-уже-ли ты думаешь, что ангелы не молятся? спросила Діана, преклоняя колѣни.

Обративъ взоръ къ небу, она произнесла голосомъ, выходившимъ изъ глубины души ея:

-- Боже!... защити того, съ которымъ твоя неисповѣдимая воля соединила меня...

Она произнесла эти слова, и Бюсси наклонился къ ней, чтобъ поцаловать ее въ лобъ, какъ вдругъ одно изъ стеколъ окна разлетѣлось въ дребезги, вслѣдъ за тѣмъ другое стекло, и три вооруженные человѣка появились на балконѣ, между-тѣмъ, какъ четвертый перелѣзалъ еще черезъ перила.

У послѣдняго на лицѣ была маска, въ лѣвой рукѣ пистолетъ, въ правой обнаженная шпага.

Бюсси простоялъ секунду неподвиженъ, пораженный страшнымъ крикомъ Діаны, бросившейся, къ нему на шею.

Замаскированный человѣкъ сдѣлалъ знакъ рукою, и трое вооруженныхъ людей ступили шагъ впередъ; одинъ изъ нихъ былъ вооруженъ мушкетомъ.

Одной рукой Бюсси отстранилъ Діану, а другою выхватилъ шпагу.

Потомъ онъ отступилъ, сжавъ эфесъ шпаги въ рукѣ и не спуская глазъ съ своихъ противниковъ.

-- Впередъ, впередъ! произнесъ гробовый голосъ, выходившій изъ-подъ бархатной маски: -- онъ уже чуть живъ; страхъ убилъ его.

-- Лжешь! отвѣчалъ Бюсси:-- я не знаю страха!

Діана хотѣла къ нему броситься.

-- Не подходите, Діана, сказалъ онъ твердымъ голосомъ.

Но Діана не повиновалась. Она бросилась къ нему на шею и заслонила его собою.

-- Вы погубите меня, графиня, сказалъ онъ.

Діана отскочила. Она поняла, что только однимъ могла помочь своему возлюбленному: слѣпо повинуясь ему.

-- А! произнесъ прежній глухой голосъ: -- это точно его сіятельство графъ де-Бюсси; а я не хотѣлъ еще тому вѣрить! Въ-самомъ-дѣлѣ, графъ, вы достойный, благородный другъ!

Бюсси молчалъ и по-временамъ бросалъ вокругъ себя быстрые взгляды, чтобъ пріискать средства къ защитѣ.

-- Графъ де-Бюсси узналъ, продолжалъ тотъ же голосъ съ ироніей, придававшей ему болѣе злобы: -- что обер-егермейстеръ уѣхалъ, что жена его одна, и изъ угожденія пришелъ занять жену его... и когда еще?.. наканунѣ поединка! Право, вы достойный, рѣдкій другъ, ваше сіятельство!

-- А! такъ это вы, мосьё де-Монсоро, сказалъ Бюсси.-- Снимите маску. Теперь я знаю, съ кѣмъ имѣю дѣло.

-- Извольте, отвѣчалъ обер-егермейстеръ, и сбросилъ съ себя черную бархатную маску.

Діана вскрикнула отъ ужаса.

-- Графъ, сказалъ Бюсси:-- я не люблю ни эффектныхъ сценъ, ни длинныхъ фразъ передъ битвой: это пристало героямъ Гомера, потому-что они были полубоги; я же простой служивый, не боящійся, однакожь, смерти; итакъ -- либо аттакуйте меня, либо дайте мнѣ пройдти.

Монсоро отвѣчалъ глухимъ, мрачнымъ смѣхомъ. Діана задрожала отъ страха, Бюсси отъ негодованія.

-- Пустите, вскричалъ молодой человѣкъ, чувствуя, какъ кровь его закипѣла.

-- Пустить! повторилъ Монсоро:-- не-уже-ли вы, мосьё де-Бюсси, не шутите?

-- Такъ выходите впередъ! Мнѣ некогда... я живу не близко отсюда.

-- Я думалъ, что вы пришли сюда на всю ночь? съ ядовитой ироніей спросилъ обер-егермейстеръ.

Въ это самое время, на балконѣ явились еще два человѣка.

-- Итого шестеро, сказалъ Бюсси: -- а другіе гдѣ?

-- Они остались внизу, у выхода изъ этого дома, отвѣчалъ Монсоро.

Діана упала на колѣни и, не смотря на всѣ усилія ея заглушить свои рыданія, Бюсси услышалъ ихъ.

Онъ бросилъ на нее быстрый взглядъ; потомъ, обратившись къ обер-егермейстеру, сказалъ:

-- Графъ, вы знаете, что я честный человѣкъ?

-- Знаю; я знаю еще, что жена моя добродѣтельная, честная женщина.

-- Хорошо же, отвѣчалъ Бюсси, кивнувъ головою:-- мы разсчитаемся за все вмѣстѣ. Только, такъ-какъ я далъ слово увидѣться завтра съ четырьмя извѣстными вамъ дворянами, то покорнѣйше прошу васъ позволить мнѣ удалиться сегодня; даю вамъ честное, благородное слово, что послѣ этой встрѣчи явлюсь гдѣ и когда вамъ будетъ угодно.

Монсоро пожалъ плечами.

-- Послушайте, продолжалъ Бюсси:-- клянусь Богомъ, что, раздѣлавшись съ гг. Шомбергомъ, д'Эпернономъ, Келюсомъ и Можирономъ, я буду весь къ вашимъ услугамъ... буду весь принадлежать вамъ. Если они убьютъ меня... такъ отомстятъ и за васъ. Въ противномъ же случаѣ, я останусь вашимъ должникомъ...

Монсоро оборотился къ наемщикамъ.

-- Впередъ! сказалъ онъ имъ:-- бейте его!

-- А! вскричалъ Бюсси:-- я ошибся: это не поединокъ, а убійство!

-- Разумѣется! отвѣчалъ Монсоро.

-- Вижу, вижу: мы оба ошибались на-счетъ другъ друга... Берегитесь, графъ: герцогъ анжуйскій не проститъ вамъ этого убійства!

-- Ха, ха! герцогъ анжуйскій самъ подослалъ меня.

Бюсси затрепеталъ. Діана съ отчаяніемъ подняла руки къ небу.

-- Въ такомъ случаѣ, вскричалъ молодой человѣкъ: -- вся моя надежда на Бога и Бюсси!.. Впередъ, убійцы!

И въ одно мгновеніе ока онъ уронилъ налой, придвинулъ столъ и два стула, образовавъ такимъ-образомъ преграду своимъ непріятелямъ.

XIV.

Семнадцать противъ одного.

Это движеніе Бюсси было такъ быстро, что пуля изъ мушкета ударилась въ налой, дерево котораго затрещало; въ то же время молодой человѣкъ снялъ со стѣны висячій шкапикъ временъ Франциска I и также поставилъ его передъ собою.

За шкапикомъ скрылась Діана; она поняла, что только молитвами могла помогать Бюсси и -- молилась.

Бюсси осмотрѣлъ свою баррикаду, противниковъ, бросилъ взглядъ на Діану и сказалъ:

-- Нападайте теперь! только берегитесь, шпага моя остра -- уколетесь!

По знаку Монсоро, сбирры бросились впередъ; одинъ изъ нихъ ухватился уже за налой, чтобъ оттащить его, по въ то же мгновеніе шпага Бюсси проткнула ему руку до самого плеча.

Сбирръ вскрикнулъ и отступилъ къ окну.

Тогда Бюсси услышалъ въ корридорѣ скорые шаги.

Онъ находился между двумя огнями, бросился къ двери, чтобъ запереть ее на задвижки, но не успѣлъ...

Дверь отворилась.

Молодой человѣкъ отскочилъ въ сторону, чтобъ быть въ состояніи защищаться съ обѣихъ сторонъ.

Два человѣка вбѣжали въ комнату.

-- Не опоздали ли мы? вскричалъ знакомый голосъ.

-- Реми! вскричалъ графъ.

-- И я! произнесъ другой голосъ: -- что это? Здѣсь, кажется, разбой!

Бюсси узналъ и этотъ голосъ и съ невыразимою радостью вскричалъ:

-- Сен-Люкъ!

-- Къ вашимъ услугамъ.

-- А-га! вскричалъ Бюсси съ торжествующимъ видомъ:-- совѣтую вамъ, любезный Монсоро, не удерживать насъ болѣе... или мы пройдемъ по вашимъ трупамъ.

-- Еще трое, сюда! закричалъ Монсоро.

Ето три человѣка влѣзли на балконъ.

-- Боже всесильный, защити его! произнесла Діана.

-- Презрѣнная тварь! закричалъ Монсоро и бросился къ ней. Бюсси увидѣлъ его движеніе. Съ быстротою тигра онъ ринулся впередъ.

Монсоро сталъ въ оборонительное положеніе; шпаги ихъ встрѣтились... Видя опасность, обер-егермейстеръ отступилъ, и Бюсси только оцарапалъ ему шею.

Пять или шесть убійцъ бросились на молодаго человѣка.

Одинъ изъ нихъ палъ подъ ударомъ Сен-Люка.

-- Впередъ! закричалъ Реми.

-- Нѣтъ, возразилъ Бюсси:-- Реми, возьми Діану и унеси ее отсюда.

Монсоро заревѣлъ и вырвалъ пистолетъ изъ рукъ одного изъ вновь-прибывшихъ сбирровъ.

Реми колебался.

-- А вы? спросилъ онъ.

-- Унеси ее, унеси! кричалъ Бюсси.-- Я ввѣряю ее тебѣ.

-- Боже! Боже! молилась Діана: -- защити его!

-- Пойдемте, графиня, сказалъ Реми.

-- Ни за что!.. Я не разстанусь съ нимъ.

Реми насильно взялъ ее за руки.

-- Бюсси! кричала Діана: -- Бюсси, помогите, помогите!

Діана была въ безпамятствѣ; она не отличала уже друзей отъ враговъ... она видѣла спасеніе только въ одномъ Бюсси.

-- Иди, Діана, сказалъ Бюсси: -- я скоро прійду къ тебѣ.

-- Да, заревѣлъ Монсоро: -- скоро, скоро!

Раздался выстрѣлъ.

Бюсси увидѣлъ, какъ Годуэнъ покачнулся и упалъ вмѣстѣ съ Діаной.

-- Ничего, сказалъ Реми: -- ничего... пуля попала въ меня... она не ранена!

Три человѣка кинулись на Бюсси; Сен-Люкъ подоспѣлъ, и одинъ изъ нихъ упалъ.

Остальные отступили.

-- Сен-Люкъ, сказалъ Бюсси: -- именемъ жены твоей умоляю тебя, спаси Діану.

-- А ты?

-- Я не женщина!

Сен-Люкъ подошелъ къ Діанѣ, взялъ ее на руки и вынесъ изъ комнаты.

-- Сюда! кричалъ Монсоро:-- сюда всѣ!

-- Подлый убійца! закричалъ Бюсси.

Монсоро отступилъ и скрылся за наемщиками.

Бюсси нанесъ два удара; первымъ онъ прокололъ голову въ високъ, вторымъ прокололъ грудь.

-- Дорога прочищается, сказалъ онъ, отступивъ опять за баррикаду.

-- Бѣгите, графъ, бѣгите! проговорилъ Реми.

-- Бѣжать!.. отъ убійцъ!

Потомъ, обратившись къ молодому доктору, Бюсси спросилъ:

-- Но что съ тобою?

-- Берегитесь! вскричалъ Реми: -- берегитесь!

Четыре человѣка вбѣжали въ дверь, въ которую за минуту вошли Реми и Сен-Люкъ.

Но у Бюсси была только одна мысль.

-- А Діана! вскричалъ онъ: -- Діана!

И, не теряя ни минуты, онъ кинулся на четырехъ человѣкъ. Не ожидая этого быстраго пападенія, двое изъ нихъ не успѣли защититься: одинъ упалъ раненный, другой мертвый.

Замѣтивъ, что Монсоро приближался, онъ отскочилъ въ сторону.

-- Запирайте двери, кричалъ обер-егермейстеръ: -- запирайте двери! Онъ въ нашихъ рукахъ!

Реми доползъ до ногъ Бюсси и тѣломъ своимъ старался защитить его.

Наступила секунда страшнаго молчанія...

Прислонившись къ стѣнѣ, выставивъ одну ногу впередъ, крѣпко сжавъ эфесъ шпаги, Бюсси осмотрѣлся.

Семь человѣкъ лежали на полу; девятеро готовились къ аттакѣ.

Бюсси сосчиталъ ихъ.

Услышавъ поощренія Монсоро, увидавъ семь обнаженныхъ шпагъ, чувствуя, что нога его скользила въ крови, Бюсси, неустрашимый Бюсси, потерялъ надежду на спасеніе...

-- Изъ девяти, подумалъ онъ:-- я могу еще убить пятерыхъ, по остальные четверо убьютъ меня. На десять минутъ у меня достанетъ еще силъ... Все равно! я не дамся имъ живой въ руки!

Тогда, быстро обвернувъ лѣвую руку плащомъ, онъ выскочилъ на средину комнаты, какъ-бы считая недостойнымъ своей чести скрываться долѣе.

Шпага его мелькала съ быстротою молніи; трижды она встрѣтила препятствіе, трижды горячая кровь брызнула ему на руку, двадцать разъ отражалъ онъ удары лѣвою рукою... плащъ его былъ изорванъ въ клочки.

Убійцы перемѣнили тактику, увидѣвъ, что двое изъ нихъ упали, а третій отступилъ: они бросили шпаги и схватились за пистолеты и мушкеты... раздалось нѣсколько выстрѣловъ... съ гибкостью и проворствомъ тигра Бюсси то наклонялся, то отскакивалъ въ сторону...

Въ эту грозную минуту, все существо его какъ-бы учетверилось, потому-что онъ не только видѣлъ, слышалъ и дѣйствовалъ, но какъ-бы угадывалъ самыя тайныя мысли своихъ противниковъ. Это была одна изъ тѣхъ минутъ, когда человѣкъ достигаетъ апогея своего могущества...

Онъ подумалъ, что со смертію Монсоро долженъ кончиться бой; глаза его сверкнули и встрѣтила холодное лицо обер-егермейстера, стоявшаго въ нѣкоторомъ отдаленіи и спокойно заряжавшаго пистолеты, или издали стрѣлявшаго въ Бюсси.

Съ неимовѣрнымъ усиліемъ и неустрашимостью Бюсси бросился въ средину сбирровъ, прочистилъ себѣ дорогу и явился передъ Монсоро.

У послѣдняго въ эту минуту былъ въ рукахъ заряженный пистолетъ...

Онъ прицѣлился... выстрѣлилъ...

Бюсси отклонился... пуля ударила въ лезвее шпаги его и сталь разлетѣлась на куски.

-- Онъ безоруженъ! закричалъ Монсоро: -- безоруженъ!

Бюсси наклонился и схватилъ съ полу отбитое острее шпаги.

Въ одну секунду онъ обвернулъ тупой конецъ платкомъ и битва снова возгорѣлась съ большею яростію.

Пока Бюсси защищался, Монсоро, замѣтивъ, что онъ старался прочистить себѣ дорогу къ одной изъ лежавшихъ на полу шпагъ, сталъ подбирать ихъ къ себѣ.

Бюсси быль окруженъ со всѣхъ сторонъ; усталость овладѣвала имъ; рука его не могла болѣе держать обломка шпаги...

Вдругъ одинъ изъ труповъ, лежавшихъ на полу, поднялся на колѣни и протянулъ къ Бюсси руку...

Въ рукѣ была шпага... трупъ былъ Реми... послѣднее усиліе его было доказательствомъ преданности къ Бюсси.

Молодой человѣкъ радостно вскрикнулъ и отскочилъ въ сторону, чтобъ сбросить съ руки платокъ.

Въ это самое время Монсоро подошелъ къ Реми, и приставивъ пистолетъ почти къ головѣ его, выстрѣлилъ.

Реми повалился навзничъ съ разможженною головою.

Бюсси закричалъ или, лучше сказать, заревѣлъ, какъ разъяренный левъ. Послѣдній поступокъ Реми далъ ему средство защиты, послѣдній поступокъ Монсоро возвратилъ ему силы. Въ одно мгновеніе онъ прочистилъ себѣ дорогу къ двери. Онъ ударилъ въ нее съ такою силою, что стѣны задрожали, но дверь уцѣлѣла.

Оборотившись лицомъ къ убійцамъ, Бюсси защищался правою рукою; лѣвою же старался отодвинуть задвижки. Въ эту самую секунду раздался выстрѣлъ... пуля ударила его въ ляжку, правая рука его невольно опустилась... двѣ шпаги ранили его въ бока.

Но онъ успѣлъ отодвинуть задвижки и обернуть ключъ.

Съ торжествующимъ, бѣшенымъ крикомъ кинулся онъ на Монсоро и ранилъ его въ грудь.

Монсоро произнесъ страшное проклятіе.

-- А! закричалъ Бюсси, отворяя дверь:-- теперь есть надежда!

Четверо убійцъ бросили оружіе и уцѣпились за Бюсси; оружіемъ они не могли достигнуть до него, а потому рѣшились задушить его.

Но Бюсси поражалъ ихъ безпощадно. Монсоро два раза бросался къ нимъ на помощь и два раза былъ раненъ. Тогда три человѣка ухватились за шпагу Бюсси и вырвали ее у него изъ рукъ.

Молодой человѣкъ схватилъ съ полу табуретъ и, размахивая имъ, разможжилъ одному голову, а другаго оглушилъ. На плечахъ третьяго табуретъ разбился...

Этотъ убійца направилъ кинжалъ къ груди молодаго графа, но послѣдній схватилъ его за руку, оборотилъ се и вонзилъ кинжалъ въ грудь злодѣя.

Изъ семнадцати человѣкъ оставался одинъ.

Тотъ бросился къ окну.

Бюсси послѣдовалъ за нимъ, но въ то же мгновеніе Монсоро, лежавшій на полу, поднялся и ножомъ ударилъ его въ ногу. Молодой человѣкъ вскрикнулъ, схватилъ съ полу шпагу и съ такою силою вонзилъ ее въ грудь обер-егерменетера, что пригвоздилъ его къ полу.

-- Можетъ-быть, и мнѣ не остаться въ живыхъ, вскричалъ Бюсси:-- но, по-крайней-мирѣ, ты умеръ отъ моей руки.

Монсоро хотѣлъ что-то отвѣчать, но послѣдній вздохъ вылетѣлъ изъ груди его.

Тогда Бюсси ползкомъ добрался до двери; кровь сильно струилась изъ двухъ ранъ въ ногѣ...

Онъ осмотрѣлся отуманившимся взоромъ...

Тучи разсѣялись; луна ярко свѣтила на небѣ; лучи ея проникали въ комнату, облитую кровію; они играли на оборванныхъ и пробитыхъ пулями обояхъ и придавали еще болѣе страшный видъ лицамъ мертвецовъ, сохранившимъ свирѣпое и грозное выраженіе отчаянныхъ убійцъ...

Невольная, возвышенная гордость проникла въ душу молодаго человѣка при взглядѣ на это зрѣлище.

Онъ сказалъ правду: онъ не дался имъ живой въ руки... и не бѣжалъ отъ убійцъ.

Теперь онъ могъ бѣжать, потому-что погони за нимъ быть не могло.

Но этимъ не кончились еще страданія молодаго человѣка.

Сходя съ лѣстницы, онъ увидѣлъ на дворикѣ вооруженныхъ людей; раздался выстрѣлъ и пуля пролетѣла ему сквозь плечо.

На дворѣ ждали его новые враги.

Тогда онъ вспомнилъ о маленькомъ окнѣ, о которомъ въ ту же ночь говорила ему Діана и, собравъ послѣднія силы, добрался туда.

Окно было открыто, и въ него было видно ясное небо, усѣянное звѣздами. Бюсси заперъ за собою дверь, заставилъ ее, подошелъ къ окну, глазами смѣрялъ разстояніе до земли и посмотрѣлъ на рѣшетку.

-- О., нѣтъ! проговорилъ онъ: -- у меня не достанетъ силъ.

Въ то же мгновеніе на лѣстницѣ послышались шаги: новая толпа убійцъ приближалась.

Бюсси собралъ послѣднія силы и выскочилъ изъ окна... ноги его поскользнулась на каменномъ подоконникѣ... ноги его были въ крови.

Бюсси упалъ на острые концы желѣзной рѣшетки... одни вонзились въ тѣло его, другіе зацѣпились за платье, и онъ повисъ.

Въ эту минуту онъ вспомнилъ о единственномъ, остававшемся у него другѣ.

-- Сен-Люкъ! вскричалъ онъ: -- Сен-Люкъ, ко мнѣ!

-- А! это вы, мосьё де-Бюсси, произнесъ возлѣ него чей-то голосъ.

Бюсси вздрогнулъ. Это не былъ голосъ Сен-Люка.

-- Сен-Люкъ! вскричалъ онъ опять: -- ко мнѣ, на помощь! Діанѣ опасаться нечего. Я убилъ Монсоро!

Онъ надѣялся, что Сен-Люкъ скрывается гдѣ-нибудь по близости и прійдетъ къ нему на помощь.

-- А! Монсоро убитъ? сказалъ другой голосъ.

-- Да.

-- Тѣмъ-лучше.

И два человѣка вышли изъ-за группы деревъ. Оба были въ маскахъ.

-- Господа, сказалъ Бюсси:-- именемъ Бога умоляю васъ, спасите бѣднаго дворянина, который можетъ еще остаться въ живыхъ, если вы поможете ему!

-- Какъ вы думаете, ваше высочество? спросилъ вполголоса одинъ изъ незнакомцевъ.

-- Неосторожный! произнесъ другой.

-- Ваше высочество, вскричалъ Бюсси, слышавшій послѣднія слова: -- ваше высочество! спасите меня. Клянусь, я прощу вамъ вашу измѣну!

-- Слышишь? сказалъ замаскированный.

-- Что же прикажете?

-- Помоги ему...

Потомъ онъ прибавилъ шопотомъ и съ злобнымъ смѣхомъ:

-- Избавиться отъ страданій.

Бюсси поворотилъ голову къ человѣку, дерзавшему смѣяться въ такую минуту, и проговорилъ:

-- Я погибъ!...

Въ то же мгновеніе, что-то холодное коснулось обнаженной груди его... и раздался выстрѣлъ.

Голова Бюсси опустилась на плечо... руки упали...

-- Убійца! проговорилъ онъ: -- будь проклятъ!

И онъ умеръ, произнеся имя Діаны.

Кровь его брызнула на того, кого онъ назвалъ за минуту его высочествомъ.

-- Умеръ?... вскричало нѣсколько человѣкъ, появившихся у маленькаго окна.

-- Да, отвѣчалъ Орильи:-- но бѣгите!... Не забывайте, что его высочество герцогъ анжуйскій покровитель и другъ Бюсси!

Убійцы пустились бѣжать въ безпорядкѣ.

Герцогъ прислушивался къ удалявшимся шагамъ. Наконецъ все смолкло.

-- Теперь, сказалъ Франсуа: -- ступай, Орильи, на верхъ, и выбрось въ окно тѣло Монсоро.

Орильи побѣжалъ наверхъ, отъискалъ, между грудой мертвецовъ, трупъ оберъ-егермейстера, взвалилъ его на плечи и, повинуясь приказанію своего господина, выбросилъ трупъ въ окно.

Франсуа бросился къ нему, сталъ его объискивать, нашелъ подписанную имъ бумагу и, крѣпко стиснувъ ее въ рукѣ, сказалъ:

-- Вотъ чего я искалъ! Теперь намъ здѣсь больше нечего дѣлать; пойдемъ.

-- А Діана?

-- Богъ съ нею! Я уже больше не влюбленъ; а такъ-какъ она не узнала насъ, такъ отвяжи ее... отвяжи и Сен-Люка: пускай они идутъ куда хотятъ.

Орильи исчезъ.

-- Я не достигъ еще престола, сказалъ герцогъ, разрывая на клочки бумагу: -- по, по-крапней-мѣрѣ, спасъ свою голову отъ плахи.

XV.

Какъ братъ Горанфло больше прежняго находился между висѣлицей и званіемъ настоятеля.

Всѣ событія заговора до конца походили на забавную комедію; ни швейцарская стража, поставленная у выхода изъ подземнаго прохода, ни французская стража, стоявшая у входа въ монастырь, чтобъ поймать главныхъ заговорщиковъ, не поймали даже самыхъ незначительныхъ.

Всѣ спаслись другимъ ходомъ.

Разломавъ двери, стража, подъ предводительствомъ Крильйона, ворвалась въ монастырь и стала объискивать всѣ углы.

Мертвое молчаніе господствовало въ мрачномъ, обширномъ зданіи. Крильйону, какъ капитану опытному, пріятнѣе было бы услышать шумъ: онъ опасался засады или нечаяннаго нападенія.

Но тщетно принималъ онъ всевозможныя мѣры предосторожности, тщетно ошаривали солдаты его всѣ углы,-- нигдѣ не было ни души.

Король шелъ впереди съ шпагой въ рукѣ, и кричалъ:

-- Шико! Шико!

Не было отвѣта.

-- Ужь не убили ль они его? сказалъ король.-- Mordieu! они заплатятъ мнѣ за моего шута кровію двухъ дворянъ!

-- Справедливо, ваше величество, отвѣчалъ Крильйонъ: -- мосьё Шико стоитъ двухъ храбрыхъ дворянъ.

Шико не отвѣчалъ на зовъ короля, потому-что былъ занятъ отплатою долга герцогу майеннскому и исполнялъ это дѣло съ такимъ усердіемъ, что не слышалъ и не видѣлъ ничего, около него происходившаго.

Однако, когда герцогъ исчезъ, когда Горанфло лишился чувствъ, Шико услышалъ, что его звали, и узналъ голосъ короля.

-- Сюда! кричалъ онъ изъ всѣхъ силъ и стараясь посадить Горанфло: -- сюда, сюда!

Такъ-какъ онъ употреблялъ всѣ усилія, чтобъ поднять тучную массу, которую наконецъ ему удалось прислонить къ дереву, то Генриху показалось, что Шико кричалъ жалобнымъ голосомъ.

Между-тѣмъ, торжествующій Гасконецъ смотрѣлъ на собирателя милостыни, не зная, на что рѣшиться: предать ли измѣнника въ руки правосудія, или сжалиться надъ глупой бочкой.

Горанфло приходилъ мало-по-малу къ себя, и, не смотря на всю свою глупость, очень-хорошо понималъ, что ожидало его. Не открывая еще глазъ, онъ сдѣлалъ жалобную гримасу и потомъ открылъ глаза.

-- Мосьё Шико! произнесъ онъ.

-- А-га! сказалъ Гасконецъ: -- стало-быть, ты не умеръ еще?

-- Добрый, великодушный, благородный дворянинъ, г. де-Шико, продолжалъ Горанфло, съ трудомъ сложивъ руки на животѣ: -- не-уже-ли вы не сжалитесь надъ своимъ пріятелемъ? Не-уже-ли предадите въ руки гонителей вашего Горанфло?

-- Негодяй! произнесъ Шико, не будучи въ состояніи придать голосу своему выраженіе надлежащей строгости.

Горанфло завылъ.

-- Г. Шико, я ли не дѣлалъ чести вашимъ обѣдамъ, говорилъ онъ всхлипывая: -- я ли не пилъ съ такою граціею и непринужденностью, что вы пожаловали меня въ цари губокъ; я ли не ѣлъ вашихъ гіулярдокъ съ такимъ аппетитомъ, что оставались однѣ косточки!...

Эти слова показались Гасконцу верхомъ совершенства въ своемъ родѣ и расположили его къ снисхожденію.

-- Вотъ они! Боже праведный! вскричалъ Горанфло, тщетно стараясь встать: -- идутъ, идутъ!... Я погибъ. О, добрый мосьё Шико, сжальтесь надо мною!

И, послѣ тщетныхъ усилій встать на ноги, рѣшился броситься лицомъ къ землѣ.

-- Встань, сказалъ Шико.

-- Прощаете ли вы меня?

-- Увидимъ.

-- Вы такъ крѣпко прибили меня, что я довольно наказанъ.

Шико захохоталъ. Бѣдный братъ-собиратель подаянія до того растерялся, что вообразилъ, будто бы удары, падавшіе на спицу герцога де-Майенна, въ-самомъ-дѣлѣ достались ему.

-- Вы смѣетесъ, добрый г. де-Шико? спросилъ онъ.

-- Разумѣется, смѣюсь, животное.

-- Стало-быть, жизнь моя спасена?

-- Можетъ-быть.

-- Нътъ, навѣрное!... Вы не стали бы смѣяться, если бъ вашъ бѣдный Горанфло былъ въ опасности.

-- Это не отъ меня зависитъ, отвѣчалъ Шико: -- одинъ король имѣетъ право располагать твоею жизнію.

Горанфло сдѣлалъ отчаянное усиліе, и ему удалось встать на колѣни.

Вдругъ эта сцена ярко освѣтилась; толпа вооруженныхъ людей окружила двухъ пріятелей.

-- А, Шико! мой любезный Шико! вскричалъ король: -- какъ я радъ, что вижу тебя!

-- Слышите ли, добрый мосьё Шико, сказалъ шопотомъ Горанфло: -- какъ великій король нашъ радъ васъ видѣть.

-- Такъ что жь?

-- Такъ на радости онъ ни въ чемъ не откажетъ вамъ; просите, чтобъ онъ меня помиловалъ!

-- Кто онъ?

-- Великій монархъ.

-- Гнусный Иродъ?

-- О, ради Бога, мосьё Шико!

-- Ну, что, ваше величество, спросилъ Шико, обратившись къ королю: -- сколькихъ вы переловили?

-- Confiteor! Помилуй мя, Боже! проговорилъ Горанфло.

-- Ни одного! возразилъ Крильйонъ.-- У измѣнниковъ, вѣроятно, былъ еще какой-нибудь выходъ.

-- Вѣроятно, сказалъ Шико.

-- Но ты видѣлъ ихъ? спросилъ король.

-- Разумѣется, видѣлъ.

-- Всѣхъ?

-- Отъ перваго до послѣдняго.

-- Confiteor! пробормоталъ Горанфло.

-- И вѣроятно, узналъ ихъ?

-- Не узналъ.

-- Какъ! не узналъ?

-- То-есть, узналъ только одного, да и то...

-- Что?

-- Не по лицу.

-- Кого же ты узналъ?

-- Герцога майенискаго.

-- Герцога майеннскаго? Твоего кредитора?...

-- Мы квиты, ваше величество.

-- Какимъ-образомъ?

-- Послѣ разскажу, Генрихъ, отвѣчалъ Шико: -- теперь займемся настоящимъ.

-- Confiteor! повторялъ Горанфло.

-- А! да вы сами поймали одного, вскричалъ вдругъ Крильйонъ, опустивъ тяжелую руку на Горанфло.

Братъ-собиратель-подаянія прикусилъ со страха языкъ.

Шико нарочно молчалъ, чтобъ помучить толстаго пріятеля, который опять чуть не лишился чувствъ, увидѣвъ вокругъ себя столько грозныхъ лицъ.

Наконецъ, послѣ минутнаго молчанія, Шико сказалъ:

-- Ваше величество, посмотрите на эту бочку.

Одинъ изъ присутствовавшихъ приблизилъ факелъ къ лицу Горанфло; онъ закрылъ глаза, готовясь уже переселиться на тотъ свѣтъ,

-- Проповѣдникъ Горанфло! вскричалъ Генрихъ.

-- Confiteor, confiteor, confiteor, шопотомъ проговорилъ монахъ.

-- Именно, отвѣчалъ Шико.

-- Тотъ самый...

-- Да, да! поспѣшно прервалъ Гасконецъ короля.

-- А! съ удовольствіемъ произнесъ Генрихъ.

Можно бы собрать въ чашку потъ, катившійся по лицу толстяка. Да и было отъ-чего. Нѣсколько человѣкъ подняли шпаги.

Горанфло почувствовалъ приближеніе ихъ и слегка вскрикнулъ.

-- Постойте, сказалъ Шико:-- я долженъ все открыть его величеству.

И, отведя Генриха въ сторону, онъ сказалъ ему тихимъ голосомъ:

-- Сынъ мой, благодари Бога, что этотъ человѣкъ родился на свѣтъ: онъ спасъ насъ всѣхъ.

-- Какимъ-образомъ?

-- Онъ открылъ мнѣ весь заговоръ.

-- Когда?

-- Около недѣли тому назадъ; а потому, если онъ попадется въ руки враговъ вашего величества, то погибнетъ безвозвратно.

Горанфло услышалъ только два послѣднія слова.

-- Погибну безвозвратно! произнесъ онъ жалобнымъ голосомъ и повалился лицомъ къ землѣ.

-- Достойный мужъ, проговорилъ король, бросивъ снисходительный, благосклонный взглядъ на безобразную массу: -- достойный мужъ! я защищу его!

Горанфло, приподнявъ голову, на-легу схватилъ милостивый взглядъ короля, и надежда проникла въ душу его.

-- И хорошо сдѣлаешь, мой добрый король, отвѣчалъ Шико: -- потому-что онъ вѣрный, полезный слуга!

-- Какъ же ты думаешь, что мнѣ съ нимъ дѣлать? спросилъ король.

-- Я думаю, что, пока онъ будетъ въ Парижѣ, жизнь его въ опасности.

-- Я приставлю къ нему стражу, сказалъ король.

Горанфло услышалъ эти слова.

-- Ладно! подумалъ онъ: -- видно я отдѣлаюсь тюрьмой. Ничего! лишь-бы кормили хорошо.

-- Нѣтъ, сказалъ Шико: -- не надобно; позволь мнѣ взять его съ собой.

-- Куда?

-- Ко мнѣ.

-- Бери, бери, мой добрый Шико; а потомъ воротись въ Лувръ, куда соберутся друзья наши, чтобъ приготовиться къ завтрашнему поединку.

-- Встань, почтеннѣйшій отецъ, сказалъ Шико монаху.

-- Онъ еще насмѣхается надо мною! проговорилъ Горанфло: -- фи, какое у него дурное сердце!

-- Вставай же, тюлень! тихимъ голосомъ произнесъ Шико, ударивъ проповѣдника колѣномъ въ спину.

-- Вотъ что я заслужилъ! вскричалъ Горанфло.

-- Что онъ говоритъ? спросилъ король.

-- Онъ вспоминаетъ всѣ трудности, ваше величество, отвѣчалъ Шико: -- всѣ трудности, перенесенныя имъ; а такъ-какъ я ему обѣщалъ покровительство вашего величества, то онъ вскричалъ: вотъ что я заслужилъ!

-- Бѣднякъ! сказалъ король: -- побереги его, другъ мой.

-- Будьте спокойны, ваше величество; когда онъ со мною, ему ни въ чемъ нѣтъ недостатка.

-- Ахъ, мосьё Шико! вскричалъ Горанфло:-- любезнѣйшій мосьё Шико, куда это меня ведутъ?

-- Сейчасъ узнаешь. Ступай, чудовище, благодари его величество! благодари, бочка, наполненная коварными замыслами!

-- За что же я буду благодарить его?

-- Ступай благодари, и не разсуждай!

-- Ваше величество, проговорилъ Горанфло:-- милостивое расположеніе...

-- Да, сказалъ Генрихъ: -- мнѣ извѣстно все, что вы сдѣлали во время поѣздки въ Діонъ, въ вечеръ Лиги и, наконецъ, сегодня. Будьте спокойны, вы будете награждены по заслугамъ.

Горанфло глубоко вздохнулъ.

-- Гдѣ Панюржъ? спросилъ Шико.

-- Въ конюшнѣ.

-- Ступай за нимъ и приведи его сюда.

-- Слушаю, мосьё Шико.

И Горанфло ушелъ скорымъ шагомъ, удивляясь, что никто изъ стражей не пошелъ за нимъ.

-- Теперь, сказалъ Шико: -- оставь при себѣ двадцать человѣкъ стражей, а десятерыхъ съ Крильйономъ отправь...

-- Куда?

-- Къ герцогу анжуйскому.

-- Зачѣмъ?

-- Чтобъ его привели къ тебѣ.

-- Ко мнѣ?..

-- Да; а не то онъ опять убѣжитъ.

-- Развѣ братъ мой?..

-- Не спрашивай. Хорошіе ли совѣты я подавалъ тебѣ?

-- Отличные, mordieu!

-- Ну, такъ посылай за братомъ.

Генрихъ приказалъ капитану Французской стражи немедленно привести къ нему въ Лувръ герцога анжуйскаго.

Крильйонъ, неотличавшійся привязанностью къ принцу, скоро удалился.

-- А ты? спросилъ Генрихъ.

-- Я жду Горанфло.

-- Прійдешь въ Лувръ?

-- Черезъ часъ.

-- Такъ прощай.

-- Съ Богомъ.

Генрихъ удалился со стражей.

Шико же пошелъ къ конюшнямъ и увидѣлъ Горанфло, выѣзжавшаго на своемъ Панюржѣ.

Бѣдный ораторъ былъ до того напуганъ, что мысль о бѣгствѣ и не приходила ему на умъ.

-- Скорѣй, скорѣй, сказалъ Гасконецъ, взявъ Панюржа подъ уздцы: -- пойдемъ, насъ ждутъ.

Горанфло и не думалъ сопротивляться; онъ молча проливалъ слезы.

-- Я говорилъ, что плохо кончится! ворчалъ онъ: -- я говорилъ, что плохо кончится!..

Шико тянулъ Панюржа къ себѣ, пожимая плечами.

XVI.

Какъ Шико понялъ, отъ-чего у д'Эпернона ноги въ крови, а щеки блѣдны.

Когда король воротился въ Лувръ, друзья его спали сладкимъ, спокойнымъ сномъ.

Историческія событія имѣютъ странное свойство отражать свое величіе на предшествовавшія имъ обстоятельства.

Слѣдовательно, обративъ вниманіе на опасность, которой избѣгнулъ король, и на опасность, предстоявшую друзьямъ его, нельзя безъ участія видѣть короля, тихо входящаго въ спальню молодыхъ людей.

Генрихъ съ любовію смотрѣлъ на свѣжія лица юношей, но вдругъ лицо его нахмурилось.

Одна кровать была не занята. Д'Эпернона не было въ спальнѣ.

-- Онъ не вернулся еще, безразсудный! проговорилъ король:-- а! несчастный! Онъ долженъ драться съ Бюсси, храбрѣйшимъ дворяниномъ въ цѣлой Франціи, и ни мало о томъ не заботится!

-- И въ-самомъ-дѣлѣ, странно! сказалъ Шико, слѣдовавшій за королемъ.

-- Найдти его! насильно привести сюда! вскричалъ король.-- Да призвать сюда Мирона; пускай онъ насильно усыпитъ безразсуднаго! Я хочу, чтобъ сонъ укрѣпилъ его, чтобъ онъ былъ въ состояніи сразиться съ Бюсси.

-- Ваше величество, сказалъ одинъ изъ слугъ: -- г. д'Эпернонъ самъ идетъ домой.

Д'Эпернонъ точно воротился. Узнавъ о возвращеніи короля, онъ тайкомъ пробирался въ общую спальню, надѣясь, что отсутствіе его не замѣчено.

Но его поджидали и доложили уже о немъ королю. Видя, что не было возможности избавиться выговора, онъ переступилъ черезъ порогъ и въ смущеніи подходилъ къ королю.

-- А! это ты, несчастный! вскричалъ Генрихъ:-- ступай сюда и посмотри на своихъ товарищей.

Д'Эпернонъ молча осмотрѣлся.

-- Посмотри на своихъ товарищей, продолжалъ Генрихъ:-- они благоразумны; они поняли всю важность предстоящаго поединка; а ты, несчастный, вмѣсто того, чтобъ помолиться и лечь спать, бѣгаешь по гостинницамъ и корчмамъ!.. Cordieu! Какъ ты блѣденъ! Что же будетъ завтра, если ты теперь уже едва стоишь на ногахъ?

Д'Эпернонъ былъ, въ-самомъ-дѣлѣ, блѣденъ; такъ блѣденъ, что замѣчаніе короля заставило его покраснѣть.

-- Ну, ладно, сказалъ Генрихъ: -- ложись же скорѣе спать! Слышишь? И спи... непремѣнно спи! Хоть, я думаю, у тебя совѣсть не совсѣмъ чиста.

-- У меня! вскричалъ д'Эпернонъ, обиженный словами короля.

-- Ну, хорошо, хорошо. Ты забылъ, что вы деретесь на разсвѣтѣ, а что въ это несчастное время года разсвѣтаетъ въ четыре часа? Теперь уже два часа; много ли тебѣ осталось?

-- Два часа отдыха подкрѣпятъ меня.

-- Да будешь ли ты спать?

-- Непремѣнно буду.

-- А я думаю, что ты меня обманываешь.

-- Отъ-чего?

-- Отъ-того, что ты взволнованъ; ты думаешь о завтрашнемъ днѣ. Увы! ты правъ: потому-что этотъ завтрашній день уже наступилъ...

-- Ваше величество, сказалъ д'Эпернонъ:-- я непремѣнно засну, если только вы не будете мѣшать мнѣ.

-- Справедливое замѣчаніе, сказалъ Шико.

Д'Эпернонъ сталъ раздѣваться и улегся съ спокойствіемъ, показавшимся королю добрымъ признакомъ.

-- Настоящій цезарь по храбрости! шепнулъ король Шико.

-- Такой цезарь, отвѣчалъ Шико, почесываясь за ухомъ:-- что я не узнаю его.

-- Смотри, спитъ!.. право, спитъ!

Шико подошелъ къ постели. Ему не вѣрилось, чтобъ спокойствіе духа д'Эпернона было такъ велико.

-- Ого! произнесъ вдругъ Шико.

-- Что такое? спросилъ король.

-- Погляди-ка.

И Шико пальцемъ показалъ королю сапоги д'Эпернона.

-- Кровь! проговорилъ король.

-- Онъ купался въ крови!.. Экой храбрецъ!

-- Ужь не раненъ ли онъ? спросилъ король съ безпокойствомъ.

-- Гдѣ ему!.. Онъ бы сказалъ. Впрочемъ, онъ, можетъ-быть, раненъ въ нятку, какъ Ахиллесъ.

-- Посмотри, и полукафтанье его забрызгано кровью; посмотри рукавъ... Боже мой! Что съ нимъ случилось?

-- Онъ, можетъ-быть, убилъ кого-нибудь, сказалъ Шико.

-- Зачѣмъ?

-- Чтобъ набить руку.

-- Странно, сказалъ король.

Лицо Шико приняло серьёзное выраженіе, но онъ не переставалъ почесываться за-ухомъ.

-- Гм, гм!

-- Ты молчишь? сказалъ король.

-- Какое молчу! развѣ ты не слышалъ, какъ я сдѣлалъ гм, гм!

-- Что же это значитъ?

-- Очень-многое, отвѣчалъ Шико.

-- Боже мой! проговорилъ Генрихъ: -- что все это значитъ? Какая будущность ожидаетъ меня?.. По счастію, завтра...

-- Сегодня, Генрихъ, -- ты все забываешь.

-- Да, правда.

-- Что же, по счастію?

-- По счастію сегодня я буду, наконецъ, спокоенъ.

-- Отъ-чего?

-- Отъ-того, что они убьютъ проклятыхъ Анжуйцевъ.

-- Ты думаешь?

-- Я въ томъ увѣренъ; они храбры.

-- А развѣ Анжуйцы трусы?

-- Нѣтъ, я этого не говорю; но посмотри, какъ мои друзья мощны!.. Посмотри, какая красивая, сильная, мускулистая рука у Шомберга.

-- Посмотрѣлъ бы ты руку Антрагё.

-- Посмотри величественное лицо Келюса и открытое чело Можирона, гордое даже во снѣ. Съ такими качествами нельзя не восторжествовать. Одни молніи этихъ глазъ вполовину побѣждаютъ непріятеля.

-- Любезный другъ, возразилъ Шико, печально покачавъ головою: -- я знаю лица величественнѣе, гордѣе, взгляды страшнѣе тѣхъ, на которыхъ ты надѣешься... Не-уже-ли ты на этомъ основываешь всю свою надежду?

-- Нѣтъ... пойдемъ, я тебѣ кое-что покажу.

-- Куда идти?

-- Ко мнѣ въ кабинетъ.

-- Не хочешь ли ты мнѣ показать что-нибудь, обѣщающее тебѣ побѣду?

-- Да.

-- Такъ пойдемъ.

-- Погоди!

И Генрихъ сдѣлалъ шагъ, чтобъ приблизиться къ молодымъ людямъ.

-- Что ты хочешь дѣлать?

-- Я не хочу огорчать ихъ завтра или, лучше-сказать, сегодня, а потому сейчасъ прощусь съ ними.

Шико покачалъ головой.

-- Прощайся, сказалъ онъ.

Выраженіе голоса его было такъ печально, что холодная дрожь пробѣжала по всѣмъ жиламъ короля, и слеза выступила на глазахъ его.

-- Прощайте, друзья, проговорилъ король: -- прощайте, добрые друзья мои.

Шико отворотился: онъ былъ глубоко тронутъ.

Но тотчасъ же глаза его, какъ-бы невольно, опять обратились на молодыхъ людей.

Генрихъ цаловалъ каждаго въ лобъ.

Блѣдный свѣтъ свѣчи изъ розоваго воска освѣщалъ эту сцену и отражался на драпировкахъ и лицахъ.

Шико не былъ суевѣренъ, но, когда онъ смотрѣлъ на Генриха, цаловавшаго въ лобъ Можирона, Келюса и Шомберга, ему казалось, что онъ видитъ отца, плачущаго надъ трупами дѣтей!

-- Странно! сказалъ Шико: -- я никогда не ощущалъ къ нимъ ничего подобнаго... бѣдныя дѣти!

Едва король удалился изъ комнаты, какъ д'Эпернонъ открылъ глаза.

Шико ушелъ вмѣстѣ съ королемъ.

Д'Эпернонъ вскочилъ съ постели и сталъ тщательно вытирать кровь съ сапоговъ и платья.

Это занятіе навело мысли его на сцену въ Турнельской-Улицѣ.

-- Господи! проговорилъ онъ: -- у меня никогда не достало бы крови для насыщенія этого кровопійцы!

И онъ опять легъ.

Генрихъ провелъ Шико въ свой кабинетъ и тамъ открылъ ему ящикъ изъ чернаго дерева, обитый изнутри бѣлымъ атласомъ.

-- Посмотри, сказалъ онъ.

-- Двѣ шпаги, отвѣчалъ Шико,-- Что же дальше.

-- Да, шпаги... но шпаги освященныя!

-- Кѣмъ?

-- Его святѣйшествомъ папой!.. Чтобъ достать этотъ ящикъ изъ Рима, четверо изъ посланныхъ моихъ умерли, затавъ двадцать лошадей; но все равно, шпаги у меня въ рукахъ!

-- Колятся ли онѣ? спросилъ Шико.

-- Конечно; но это вздоръ... главное то, что онѣ освящены.

-- Знаю, знаю, по все-гаки не мѣшаетъ, чтобъ онѣ были и остры.

-- Еретикъ!

-- Полно, Генрихъ; поговоримъ лучше о дѣлѣ.

-- Изволь, только торопись.

-- Тебѣ спать хочется?

-- Нѣтъ; я хочу молиться.

-- Въ такомъ случаѣ, поговоримъ лучше о дѣлѣ. Посылалъ ли ты за Анжуйцемъ?

-- Да, онъ въ Луврѣ.

-- Что ты намѣренъ дѣлать съ нимъ?

-- Я посажу его въ Бастилю.

-- Это очень-умное распоряженіе. Только выбери темницу поглубже, понадежнѣе. Хорошо было бы посадить его туда, гдѣ нѣкогда сидѣлъ у тебя Сен-Поль, или туда, гдѣ сидѣлъ д'Арманьякъ.

-- О! не безпокойся.

-- А я тебѣ рекомендую магазинъ, гдѣ можно достать отличнѣйшій черный бархатъ.

-- Шико, ты забываешь, что онъ мнѣ братъ.

-- Правда, правда; вѣдь при дворѣ по роднымъ носятъ фіолетовый трауръ; будешь ли ты говорить съ нимъ?

-- Конечно; хоть бы для того, чтобъ, открывъ ему, что всѣ замыслы его мнѣ извѣстны, лишить его всякой надежды.

-- Гм!

-- Что? Развѣ это не хорошо?

-- Ничего; только я на твоемъ мѣстѣ сократилъ бы свою рѣчь, а удвоилъ бы запоры у его темницы.

-- Привести сюда герцога анжуйскаго! сказалъ Генрихъ.

-- Какъ знаешь, сказалъ Шико, покачавъ головой:-- а по моему разговоры излишни.

Минуту спустя, герцогъ вошелъ.

Онъ былъ блѣденъ и безоруженъ. Крильйонъ вошелъ за нимъ съ его шпагой въ рукахъ.

-- Гдѣ вы его нашли? спросилъ король Крильйопа, не обращая ни малѣйшаго вниманія на брата.

-- Государь, его высочества не было тамъ; но нисколько минутъ спустя послѣ того, какъ мы вошли во дворецъ его, онъ воротился, и я арестовалъ его, безъ всякаго сопротивленія со стороны его высочества.

-- Еще бы! презрительно сказалъ король.

Потомъ, обратившись къ принцу, онъ спросилъ:

-- Гдѣ вы были, герцогъ?

-- Гдѣ бы я ни былъ, ваше величество, отвѣчалъ герцогъ: -- но вы во всякомъ случаѣ можете быть увѣрены, что я заботился о васъ.

-- Я такъ и думалъ, возразилъ Генрихъ: -- и изъ вашего отвѣта вижу, что поступилъ очень-умно, позаботившись и объ васъ.

Франсуа спокойно и почтительно поклонился.

-- Гдѣ вы были? Говорите! сказалъ король, подойдя къ брату: -- говорите, гдѣ вы были, когда мы преслѣдовали вашихъ сообщниковъ?

-- Моихъ сообщниковъ? спросилъ Франсуа.

-- Да, вашихъ сообщниковъ! громко повторилъ король.

-- Ваше величество, я вижу, что меня оклеветали.

-- О! теперь вы не уйдете отъ меня!.. Я положу конецъ вашимъ преступленіямъ. Еще разъ вамъ не удалось овладѣть престоломъ!

-- Ваше величество, успокойтесь, ради Бога!.. Я убѣжденъ, что меня оклеветали!

-- Презрѣнный! вскричалъ Генрихъ III:-- ты умрешь съ голода въ Бастильи!

-- Жду приказаній вашего величества и готовъ повиноваться... хоть бы вы велѣли мнѣ идти на смерть...

-- Но гдѣ же ты былъ, лицемѣръ?..

-- Ваше величество, я заботился о безопасности и спокойствіи моего короля.

-- О! коварный измѣнникъ... какая наглая дерзость! вскричалъ король.

-- Не-уже-ли вы заботились о безопасности и спокойствіи вашего короля? небрежно спросилъ Шико: -- разскажите, принцъ, какъ вы это дѣлали?.. Это должно быть весьма-интересно.

-- Ваше величество, я бы открылъ вамъ все съ перваго слова, еслибъ вы поступили со мною, какъ съ братомъ; но такъ-какъ вы приняли меня, какъ преступника, то я буду ждать, чтобъ событія оправдали меня.

Съ этими словами, онъ еще разъ и почтительнѣе прежняго поклонился королю; потомъ, обратившись къ Крильйону, спросилъ:

-- Кто изъ васъ, господа, проводитъ принца крови, роднаго брата королю, въ Бастилью?

Шико задумался: внезапная мысль поразила его.

-- А! проговорилъ онъ:-- мнѣ кажется, что теперь я понимаю отъ-чего у д'Эпернона сапоги были въ крови и лицо такъ блѣдно.

XVII.

Утро поединка.

Ясно поднялось солнце надъ Парижемъ.

Никто изъ гражданъ не зналъ о готовившемся переворотъ; только дворяне, преданные королю, и дворяне, преданные Гизамъ, ожидали результата, чтобъ поспѣшить поздравить побѣдителя.

Король не сомкнулъ глазъ во всю ночь; онъ плакалъ и молился. Но, какъ человѣкъ храбрый и опытный, особенно въ поединкахъ, онъ въ три часа утра вышелъ изъ дворца вмѣстѣ съ Шико, чтобъ оказать друзьямъ своимъ единственную услугу, которую онъ могъ имъ оказать.

Онъ пошелъ осмотрѣть мѣсто поединка.

Король, въ платьѣ темнаго цвѣта, закутанный въ широкій плащъ, вооруженный шнагой и съ опущенною на глаза шляпою, шелъ по Сеет-Антуанской-Улицѣ. Не доходя трех-сотъ шаговъ до Бастильи, онъ увидѣлъ на концѣ Сен-Польской-Улицы толпу народа, и не желая быть узнаннымъ, поворотилъ въ Улицу-св.-Екатерины и оттуда къ турнельской оградѣ.

Читатели, вѣроятно, догадались, что дѣлала эта толпа: она считала убитыхъ въ прошлую ночь.

Король уклонился отъ толпы, и, слѣдовательно, не узналъ ничего о случившемся.

Шико, подслушавшій договоры молодыхъ людей за недѣлю до того, объяснилъ королю, какія мѣста противники должны были занимать.

Генрихъ смѣрялъ шагами все пространство, осмотрѣлъ деревья, разсчиталъ направленіе солнца и сказалъ:

-- Положеніе Келюса будетъ очень-невыгодно; солнце будетъ свѣтить ему въ правый глазъ, между-тѣмъ, какъ Можиронъ будетъ весь въ тѣни. Дурное расположеніе. На счетъ Шомберга я не безпокоюсь: въ случаѣ отступленія, онъ можетъ прислониться къ этому дереву... Ему хорошо; но Келюсъ, мой бѣдный Келизсъ!

И онъ грустно покачалъ головой.

-- Мнѣ жаль тебя, король! сказалъ Шико.-- Полно, не горюй; чему быть, того не миновать!

Король поднялъ глаза къ небу и вздохнулъ.

-- Прости ему, Господи! проговорилъ онъ: -- онъ не вѣдаетъ, что говоритъ.

Шико пожалъ плечами.

-- А д'Эпернонъ, продолжалъ король: -- ахъ, какъ я несправедливъ! Объ немъ я совсѣмъ забылъ. Д'Эпернону будетъ хуже всѣхъ, потому-что противникомъ его Бюсси. Посмотри, мой добрый Шико, какъ положеніе д'Эпернона невыгодно: на-лѣво заборъ; направо дерево; сзади ровъ; а ему нужно будетъ отступать каждую минуту, потому-что Бюсси тигръ, левъ, змѣя; Бюсси -- это живая шпага!

-- Ба! возразилъ Шико:-- за д'Эпернона я не боюсь.

-- Напрасно; ему нѣтъ спасенія.

-- Какъ бы не такъ! Онъ принялъ свои мѣры!

-- Какъ такъ?

-- Такъ; онъ и драться не будетъ, mordieu!

-- Полно! Развѣ ты не видалъ его?

-- Видѣлъ.

-- Такъ что же?

-- Отъ-того-то я и говорю, что онъ не будетъ драться.

-- Твоя недовѣрчивость заслуживаетъ презрѣніе.

-- Полно! я знаю своихъ братьевъ, Гасконцевъ... Но начинаетъ уже свѣтать; воротимся-ка лучше въ Лувръ.

-- Не-уже-ли ты думаешь, что во время поединка я останусь въ Луврѣ?

-- Останешься, ventre de biche' потому-что, если тебя увидятъ здѣсь, такъ скажутъ, что либо ты помогъ своимъ друзьямъ какимъ-нибудь колдовствомъ, либо принесъ имъ несчастіе своимъ присутствіемъ.

-- А какое мнѣ дѣло до того, что скажутъ? Я до послѣдней минуты докажу имъ свою привязанность.

-- Это очень-похвально: привязанность и признательность -- добродѣтели, рѣдко встрѣчаемыя; но я не хочу, чтобъ ты оставилъ герцога анжуйскаго одного въ Луврѣ.

-- Крильйонъ тамъ.

-- Э! Крильйонъ буйволъ, носорогъ, кабанъ, все что есть въ мірѣ храбрѣйшаго и свирѣпѣйшаго; но братъ твой змѣя, удавъ,-- могущество его состоитъ не въ силѣ, а въ ядѣ.

-- Ты правъ; жаль, что я не велѣлъ отвести его въ Бастилью.

-- Зачѣмъ ты не послушался меня!

-- Да меня поразило его спокойствіе, увѣренность, съ которою онъ говоритъ объ оказанной мнѣ услугѣ.

-- Тѣмъ менѣе ты долженъ довѣрять ему. Пойдемъ домой, Генрихъ; пора.

Генрихъ послѣдовалъ совѣту Шико и, бросивъ послѣдній взглядъ на мѣсто поединка, пошелъ обратно къ Лувру.

Во дворцѣ никто уже не спалъ, когда король воротился туда съ Гасконцемъ. Молодые люди давно уже проснулись и одѣвались.

Король пошелъ посмотрѣть, чѣмъ они были заняты.

Шомбергъ преспокойно одѣвался, Келюсъ мылъ глаза розовой водой; Можиронъ выпивалъ по-немногу сгаканъ испанскаго вина; д'Эпернонъ точилъ шпагу на брускѣ. Онъ съ намѣреніемъ занялъ самое видное мѣсто у двери.

-- Не-уже-ли это не убѣждаетъ тебя въ томъ, что онъ мужественъ? спросилъ король шута, съ любовію смотря на д'Эпернона.

-- Это убѣждаетъ меня только въ томъ, что шпага его заржавѣла и притупилась, отвѣчалъ Шико.

Д'Эпернонъ первый увидѣлъ Генриха и вскричалъ:

-- Король!

Тогда, не смотря на намѣреніе не видѣться болѣе передъ поединкомъ съ своими друзьями, Генрихъ вошелъ къ нимъ въ комнату.

Мы уже сказали, что въ важныхъ случаяхъ, Геприхъ III умѣлъ искусно скрывать ощущенія, его волновавшія.

На спокойномъ, почти улыбающемся лицѣ его нельзя было прочитать и сотой доли того, что происходило въ душѣ его.

-- Здравствуйте, господа! сказалъ онъ:-- мнѣ кажется, что вы въ добромъ расположеніи духа.

-- Благодаря Бога, ваше величество, отвѣчалъ Келюсъ.

-- Ты что-то задумчивъ, Можиронъ.

-- Ваше величество, я ужасно суевѣренъ, а такъ-какъ въ прошедшую ночь мнѣ приснились нехорошія вещи, то я придаю себѣ бодрости стаканомъ испанскаго вина.

-- Другъ мой, сказалъ король: -- не забудь, я повторяю слова Мирона, великаго ученаго,-- не забудь, что сны происходятъ отъ различныхъ впечатлѣній прошедшаго дня, но не имѣютъ ни малѣйшаго вліянія на будущее, если на то нѣтъ воли Всевышняго.

-- Отъ-того-то, ваше величество, сказалъ д'Эпернонъ: -- я такъ спокоенъ. Мнѣ снились ужасныя вещи, не смотря на то, я чувствую, что рука моя тверда и глазъ вѣренъ.

И онъ ударилъ наостреннымъ концомъ шпаги въ стѣну.

-- Да, сказалъ Шико: -- вамъ приснилось, что у васъ сапоги въ крови; это хорошій признакъ... онъ предсказываетъ вѣрную побѣду.

-- Друзья мои, сказалъ Генрихъ: -- вы знаете, что защищаете нѣкоторымъ образомъ честь вашего короля; но не забывайте, что дѣло идетъ только о моей чести, а не безопасности. Въ прошлую ночь я такъ утвердилъ свой престолъ, что его нескоро сдвинутъ съ мѣста... Итакъ, думайте только о чести.

-- Будьте спокойны, ваше величество, отвѣчалъ Келюсъ: -- мы сами, можетъ-быть, лишимся жизни, но честь ваша будетъ спасена.

-- Господа, продолжалъ король: -- я нѣжно люблю и душевно уважаю васъ. Позвольте же мнѣ дать вамъ добрый совѣтъ: откиньте всякую ложную храбрость: не умирая за меня, но восторжествовавъ, вы увеличите мою славу и мое могущество!

-- О! я своему противнику недамъ пощады! вскричалъ д'Эпернонъ.

-- Я ни за что не ручаюсь, сказалъ Келюсъ:-- постараюсь -- а тамъ, что Богъ дастъ!

-- А я, сказалъ Можиронъ:-- даю честное слово вашему величеству, что одинъ не умру. Если я погибну, такъ не спасется и мой противникъ.

-- Вы деретесь на шпагахъ?

-- И на кинжалахъ, замѣтилъ Шомбергъ.

Одна рука короля была спрятана на груди.

Быть-можетъ, эта рука и сердце, возлѣ котораго она лежала, сообщали другъ-другу свои опасенія тайнымъ трепетомъ и ускореннымъ біеніемъ; но по наружности, Генрихъ III, спокойный, гордый, былъ истинный король, посылавшій своихъ воиновъ на войну, а не друзей на смерть.

-- Генрихъ, король мой! шепнулъ ему Шико:-- ты прекрасенъ, величественъ въ эту минуту.

Молодые дворяне были готовы; имъ оставалось только проститься съ королемъ.

-- Вы ѣдете верхомъ? спросилъ Генрихъ.

-- Нѣтъ, ваше величество, отвѣчалъ Келюсъ:-- мы пойдемъ пѣшкомъ... это разомнетъ насъ, придастъ болѣе гибкости членамъ.

-- Правда, сынъ мой, сказалъ король.-- Дай мнѣ руку.

Келюсъ поклонился и поцаловалъ руку короля; прочіе послѣдовали его примѣру.

Д'Эпернонъ преклонилъ колѣни.

-- Ваше величество, сказалъ онъ:-- благословите мою шпагу.

-- Нѣтъ, нѣтъ, д'Эпернонъ, сказалъ король:-- отдай свою шпагу пажу. Я приготовилъ для тебя другую. Шико, принеси шпаги.

-- Не принесу, отвѣчалъ Гасконецъ:-- поручи это дѣло капитану своей стражи; я не что иное, какъ бѣдный шутъ, даже еретикъ: и благословеніе папы можетъ превратиться въ проклятіе, если шпаги побудутъ у меня въ рукахъ.

-- Какія же это шпаги, ваше величество? спросилъ Шомбергъ, бросивъ искоса взглядъ на ящикъ, принесенный однимъ изъ слугъ.

-- Изъ Италіи, сынъ мой; лезвее изъ Милана; посмотрите, какъ эфесы хорошо сработаны; у васъ всѣхъ, исключая Шомберга, такія нѣжныя руки, что васъ можно обезоружить однимъ ударомъ по пальцамъ.

-- Благодаримъ, благодаримъ, ваше величество, вскричали въ одинъ голосъ молодые люди.

-- Ступайте, пора! сказалъ король, не будучи болѣе въ состояніи скрывать своего волненія.

-- Наше величество, спросилъ Келюсъ: -- не пожалуете ли вы съ нами, чтобъ придать намъ бодрости?

-- Нѣтъ, это неприлично; вѣдь вы деретесь безъ моего позволенія, даже безъ моего вѣдома: не должно придавать торжественности этому поединку; пусть всѣ думаютъ, что онъ не что иное, какъ слѣдствіе личной ссоры.

И Генрихъ простился съ ними, сдѣлавъ рукою истинно-величественный знакъ.

Когда они удалились, когда и слуги ихъ вышли за рѣшетку Лувра, король опустился на кресло, вскричавъ:

-- О, Боже! Боже!..

-- Я пойду смотрѣть поединокъ, сказалъ Шико:-- не знаю отъ-чего, но мнѣ кажется, что съ д'Эпернономъ приключится что-нибудь особенное.

-- И ты оставляешь меня, Шико? произнесъ король жалобнымъ голосомъ.

-- Да, возразилъ Шико: -- если между ними кто-нибудь измѣнитъ долгу дворянина, я замѣню его, чтобъ поддержать честь моего короля!

-- Иди, иди... сказалъ Генрихъ.

Едва король произнесъ эти слова, какъ Гасконецъ исчезъ съ быстротою молніи.

Тогда король удалился къ себѣ въ комнату, велѣлъ закрыть ставни, приказалъ хранить глубочайшее молчаніе въ Луврѣ и сказалъ только Крильйону, своему повѣренному:

-- Если мы побѣдимъ, Крильйонъ, доложи мнѣ о томъ; еслижь, напротивъ, мы будемъ побѣждены, стукни три раза въ мою дверь.

-- Стукну, ваше величество, невольно повторилъ Крильйонъ, печально покачавъ головой.

XVIII.

Друзья Бюсси.

Друзья герцога анжуйскаго такъ же спокойно проспали ночь, какъ друзья короля.

Послѣ добраго ужина, къ которому они собрались но собственному договору, а не по совѣту своего начальника, незаботившагося о своихъ любимцахъ съ попечительностью короля, они легли спать у Антраге, домъ котораго былъ назначенъ сборнымъ мѣстомъ, находясь ближе другихъ къ мѣсту поединка.

Оруженосецъ Риберака, отличный охотникъ и искусный оружейный мастеръ, цѣлую ночь чистилъ и приправлялъ оружіе. На него же было возложено разбудить молодыхъ людей на разсвѣтѣ, что онъ обыкновенно дѣлывалъ, когда они собирались на охоту, на какой-нибудь праздникъ или на поединокъ.

Передъ ужиномъ, Антраге побывалъ въ Сен-Дениской-Улицѣ у молоденькой купчихи, которую онъ обожалъ и которая въ цѣломъ околодкѣ слыла красавицей. Риберакъ написалъ письмо къ матери. Ливаро написалъ духовную.

Ровно въ три часа, то-есть, въ то время, когда друзья короля только-что просыпались, они уже были на ногахъ и въ полномъ вооруженіи. Они надѣли красные чулки и панталоны, чтобъ противники не видѣли ихъ крови; сѣрыя шелковыя полукафтанья въ натяжку, чтобъ ни одна складка не помѣшала имъ свободно дѣйствовать; башмаки безъ каблуковъ, чтобъ плотнѣе, тверже стоять. Пажи несли за ними шпаги, чтобъ никакая тяжесть не утомила ихъ о не уменьшила гибкости членовъ.

Погода была прелестная: солнце золотило верхушки кровель, на которыхъ искрилась ночная роса. Нѣжное, пріятное благоуханіе распространялось изъ садовъ. Мостовая была суха; воздухъ довольно-холодный.

Передъ выходомъ изъ дома, молодые люди послали за Бюсси во дворецъ герцога анжуйскаго.

Имъ отвѣчали, что Бюсси вышелъ въ десять часовъ вечера и не возвращался.

Посланный освѣдомился, одинъ ли онъ вышелъ, и узналъ, что съ нимъ былъ Реми.

Впрочемъ, слуги графа привыкли къ подобнымъ отлучкамъ и нимало не безпокоились, тѣмъ болѣе, что всѣмъ было извѣстно мужество, сила и ловкость Бюсси.

-- Господа, сказалъ Антраге своимъ пріятелямъ:-- развѣ вы забыли, что король послалъ графа де-Монсоро въ компьенскій лѣсъ, и что обер-егермейстеръ уѣхалъ вчера?

-- Нѣтъ, не забыли, отвѣчали молодые люди.

-- Такъ пока обер-егермейстеръ выгоняетъ оленя, Бюсси охотится за его ланью. Не безпокойтесь за него: онъ возлѣ самаго мѣста поединка и будетъ тамъ прежде насъ.

-- Да, сказалъ Ливаро: -- онъ будетъ тамъ, но усталый, утомленный.

Антраге пожалъ плечами.

-- Развѣ Бюсси устаетъ когда-нибудь? возразилъ онъ.-- Пойдемте, пойдемте, господа; мы можемъ заидти за нимъ.

Молодые люди вышли изъ дому.

Въ это самое время, Генрихъ раздавалъ противникамъ ихъ шпаги; итакъ, Анжуйцы предупредили миньйоновъ десятью минутами.

Улицы были пусты. Крестьяне, съѣзжавшіеся изъ окрестностей съ молокомъ и зеленью, и дремавшіе въ своихъ повозкахъ или на мулахъ, внезапно встрепенувшись, съ удивленіемъ глядѣли вслѣдъ за молодыми людьми.

Ни одной угрозы не произнесли послѣдніе; кто идетъ на рѣшительной, отчаянный, жестокій, смертный бои, тотъ смѣяться не можетъ. Подобная минута такъ торжественна, что заставитъ задуматься самаго веселаго, самаго беззаботнаго человѣка.

Выйдя въ Улицу-св.-Екатерины, всѣ трое обратили взоръ на маленькій домикъ обер-егермейстера съ улыбкой, свидѣтельствовавшей о томъ, что ихъ занимала одна и та же мысль.

-- Оттуда все будетъ видно, сказалъ Антраге:-- и я увѣренъ, что бѣдная Діана не разъ подойдетъ къ окну.

-- Это что значитъ? сказалъ Риберакъ.

-- Что такое?

-- Окно открыто...

-- Да... и къ-чему эта лѣстница, приставленная къ балкону, когда въ домѣ есть двери?

-- Странно, сказалъ Антраге.

Они скорыми шагами пошли къ дому, съ тайнымъ предчувствіемъ чего-то важнаго.

-- Посмотрите, посмотрите, сказалъ Ливаро:-- проѣзжающіе крестьяне становятся на свои повозки и заглядываютъ въ окна.

Молодые люди остановились подъ балкономъ.

Тамъ же стоялъ крестьянинъ, пришедшій прежде ихъ.

-- Эй! владѣтель имѣнія графа де-Монсоро, вскричалъ Антраге: -- мы ждемъ васъ! Торопитесь, намъ не хочется опоздать на поединокъ.

Отвѣта не было.

Они подождали, но тщетно.

-- Никто не отвѣчаетъ, сказалъ Риберакъ:-- но на кой чортъ эта лѣстница?

-- Эй, ты! что ты здѣсь дѣлаешь? спросилъ Диваро крестьянина:-- ты поставилъ лѣстницу?

-- Боже меня сохрани, честные господа! отвѣчалъ онъ.

-- А что? спросилъ Антраге.

-- Да извольте взглянуть на верхъ.

Всѣ трое подняли головы.

-- Кровь! вскричалъ Риберакъ.

-- Да, кровь, отвѣчалъ крестьянинъ:-- и даже очень черная кровь.

-- Дверь выломана, замѣтилъ въ то же время пажъ Антраге.

Антраге бросилъ взглядъ на дверь и, ухватившись за лѣстницу, въ одну секунду очутился на балконѣ.

Онъ заглянулъ въ комнату, поблѣднѣлъ и едва удержался на лѣстницѣ.

-- Что тамъ? спросили товарищи его.

Страшный крикъ вырвался изъ груди его.

Ливаро пошелъ за нимъ.

-- Боже мой! Трупы, кровь, убійство! вскричалъ онъ.

Риберакъ остался внизу, чтобъ въ случаѣ надобности подать помощь своимъ друзьямъ.

Въ то же время, крестьянинъ своими восклицаніями останавливалъ всѣхъ прохожихъ.

На всемъ въ комнатъ были видны слѣды страшнаго кровопролитія прошедшей ночи. Полъ былъ весь облитъ кровію. Обои были разсѣчены шпагами, стѣны пробиты пулями. Разбитая и окровавленная мебель валялась между трупами.

-- О, Реми! бѣдный Реми! вскричалъ внезапно Антраге.

-- Убитъ? спросилъ Ливаро.

-- Холоденъ, какъ ледъ.

-- Да тутъ сражался цѣлый полкъ! вскричалъ Ливаро.

Онъ замѣтилъ отворенную дверь и по слѣдамъ крови дошелъ до лѣстницы.

Дворъ былъ пустъ.

Антраге пошелъ по другому слѣду черезъ сосѣднюю комнату и дошелъ до окна.

Молодой человѣкъ выглянулъ въ окно.

На остріяхъ желѣзной рѣшетки висѣлъ обезображенный трунъ Бюсси.

Не крикъ, но страшный вопль вырвался изъ груди Антраге. Ливаро прибѣжалъ.

-- Посмотри! сказалъ Антраге: -- посмотри!

-- Бюсси! убитъ, выброшенъ изъ окна!.. Риберакъ, сюда, сюда! Ливаро бросился къ лѣстницѣ, встрѣтилъ Риберака, схватилъ его за руку и повелъ за собою.

Они прошли за рѣшетку.

-- Это онъ, точно онъ! вскричалъ Ливаро.

-- Рука его изрублена, сказалъ Риберакъ.

-- Двѣ пули въ груди.

-- Онъ покрытъ ранами.

-- А, бѣдный Бюсси! кричалъ Антраге:-- мшеніе! мщеніе!.. Оглянувшись, Ливаро наткнулся на другой трупъ.

-- Монсоро! вскричалъ онъ.

-- Какъ! и Монсоро?

-- Да, и Монсоро, израненный и съ разбитой головой!

-- Всѣ друзья наши убиты, стало-быть!..

-- А жена его, жена его! кричалъ Антраге:-- Діана, графиня!.. Никто не отвѣчалъ: только слышался глухой ропотъ толпы, собиравшейся около дома.

-- Бюсси, бѣдный Бюсси! кричалъ Риберакъ съ отчаяніемъ.

-- Да, сказалъ Антраге: -- они нарочно убили самаго опаснаго своего соперника!

-- Это низость! Это подлость!

-- Пойдемте жаловаться къ герцогу!

-- Нѣтъ, сказалъ Антраге: -- намъ самимъ слѣдуетъ отмстить за него!

Онъ поспѣшно сошелъ къ рѣшеткѣ.

-- Друзья, сказалъ онъ съ чувствомъ:-- взгляните на благороднѣйшее лицо храбрѣйшаго изъ людей; посмотрите на чистую кровь его... и послѣдуемъ его примѣру: онъ никому не поручалъ мстить за себя... Бюсси! Бюсси! мы будемъ достойны твоей дружбы... мы отмстимъ за тебя!

Съ этими словами, онъ снялъ шляпу и поцаловалъ Бюсси; потомъ, обнаживъ шпагу, обмакнулъ конецъ ея въ кровь друга.

-- Бюсси, сказалъ онъ торжественнымъ голосомъ:-- клянусь надъ твоимъ трупомъ, что только кровь враговъ твоихъ смоетъ со шпаги моей эту кровь!

-- Бюсси! вскричали Ливаро и Риберакъ:-- клянемся убить или умереть!

-- Господа, сказалъ Антраге, опуская шпагу въ ножны: -- мы будемъ драться на смерть, безъ пощады, безъ милосердія, не правда ли?

Молодые люди протянули руки надъ трупомъ.

-- Безъ пощады, безъ милосердія, повторили они.

-- Но, замѣтилъ Ливаро:-- теперь мы будемъ трое противъ четырехъ.

-- Да, но у насъ на совѣсти не будетъ убійства, сказалъ Антраге:-- Господь подкрѣпитъ невинныхъ! Прощай, Бюсси!

-- Прощай, Бюсси! повторили другіе.

И съ ужасомъ въ душѣ и блѣдностью на лицѣ вышли всѣ трое изъ проклятаго дома.

Видъ трупа внушилъ имъ глубокое, необъятное отчаяніе, укрѣпляющее силы человѣка; онъ внушилъ имъ великодушное негодованіе, возвышающее душу человѣка.

Въ четверть часа, толпа увеличилась до такой степени, что они съ трудомъ пробрались черезъ нее.

Противники уже ждали ихъ на мѣстѣ поединка: одни сидѣли на каменьяхъ, другіе прохаживались.

Анжуйцы прибыли почти бѣгомъ: такъ имъ было стыдно, что они заставили ждать себя.

У каждаго изъ миньйоновъ было по оруженосцу.

Шпаги ихъ лежали на землѣ.

-- Господа, сказалъ Келіосъ, идя на встрѣчу тремъ друзьямъ: -- мы имѣли счастіе прійдги прежде васъ.

-- Простите, господа, отвѣчалъ Антраге:-- мы прибыли бы прежде васъ, еслибъ насъ не задержалъ одинъ изъ нашихъ друзей.

-- Мосьё де-Бюсси! сказалъ д'Эпернонъ:-- точно, я не вижу его. Кажется, онъ немножко заспался.

-- Мы ждали, сказалъ Шомбергъ: -- такъ можемъ еще подождать.

-- Графъ де-Бюсси не прійдетъ, сказалъ Антраге.

Изумленіе выразилось на всѣхъ лицахъ.

Только одинъ д'Эпернонъ продолжалъ улыбаться.

-- Не прійдетъ! сказалъ онъ: -- а! храбрый Бюсси, видно, струсилъ?

-- Не можетъ быть! вскричалъ Келюсъ.

-- Благодарю васъ, г. де-Келюсъ, сказалъ Ливаро,

-- Да отъ-чего же онъ не прійдетъ? спросилъ Можиронъ.

-- Онъ умеръ, отвѣчалъ Антраге.

-- Умеръ! вскричали миньйоны.

Д'Эпернонъ не сказалъ ни слова, но слегка поблѣднѣлъ.

-- Умеръ подъ ножами убійцъ! прибавилъ Антраге.-- Развѣ вы не знали этого?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Келюсъ.-- Почему же намъ знать?

-- Не отговорка ли это? спросилъ д'Эпернонъ.

Антраге обнажилъ шпагу и сказалъ:

-- Вотъ кровь его!

-- Убитъ! вскричали трое миньйоновъ.-- Графъ де-Бюсси убитъ!

Д'Эпернонъ продолжалъ недовѣрчиво покачивать головой.

-- Эта кровь требуетъ мщенія! сказалъ Риберакъ:-- слышите ли, господа?

-- А! вскричалъ Шомбергъ:-- да вы, кажется, намекаете на насъ?

-- Еще бы! отвѣчалъ Антраге.

-- Что это значитъ? вскричалъ Келюсъ.

-- "Развѣдай, кому преступленіе могло принести пользу", говорятъ законники, -- отвѣчалъ Ливаро.

-- Господа! объяснитесь напрямки, безъ обиняковъ! вскричалъ Можиронъ громовымъ голосомъ.

-- Съ этого мы и намѣрены начать, господа, сказалъ Риберакъ: -- а потомъ уже приступить къ поединку.

-- Зачѣмъ терять напрасно слова? сказалъ д'Эпернонъ, схвативъ съ земли свою шпагу: -- приступимъ лучше прямо къ дѣлу.

-- Потише, потише, господинъ Гасконецъ, сказалъ Ливаро:-- вы были гораздо-смирнѣе, когда насъ было четверо противъ васъ четверыхъ.

-- Да развѣ мы виноваты въ томъ, что васъ теперь только трое? возразилъ д'Эпернонъ.

-- Да, вы виноваты! вскричалъ Антраге:-- Бюсси умеръ, потому-что на землѣ онъ былъ вамъ страшнѣе, нежели въ землѣ; у него отсѣкли руку, чтобъ эта рука не могла болѣе держать меча; ему на вѣки закрыли глаза, чтобъ потушить огонь ихъ, ослѣплявшій васъ!.. Понимаете ли вы теперь? Ясно ли?

Шомбергъ, Можиронъ и д'Эпернонъ закричали отъ ярости.

-- Довольно, довольно, господа! вскричалъ Келюсъ.-- Удалитесь, г. д'Эпернонъ; вашего противника нѣтъ, а потому вы не имѣете права принимать участія въ нашемъ дѣлѣ. Порядокъ поединка остается прежній и вы увидите, господа, желали ли мы воспользоваться несчастіемъ, огорчающимъ насъ не менѣе васъ. Пойдемте, господа! вскричалъ молодой человѣкъ, отбросивъ назадъ шляпу и схвативъ шпагу: -- мы будемъ драться подъ открытымъ небомъ, предъ лицомъ Всевышняго и вы увидите, способны ли мы на убійство! Мѣсто! мѣсто!

-- Я не любилъ васъ, а теперь ненавижу, презираю! вскричалъ Шомбергъ,

-- За часъ передъ этимъ, возразилъ Антраге:-- я собирался только убить васъ, а теперь я васъ изувѣчу, изрублю. По мѣстамъ, господа, по мѣстамъ!

-- Въ полукафтаньяхъ или нѣтъ? спросилъ Шомбергъ.

-- Безъ полукафтаньевъ, вскричалъ Антраге: -- съ обнаженной грудью!

Молодые люди сбросили полукафтанья и обнажили груди.

-- Ахъ, сказалъ Келюсъ раздѣваясь:-- я потерялъ свой кинжалъ... онъ, вѣроятно, выпалъ дорогой.

-- Не оставили ли вы его у г-на де-Монсоро, въ чьей-нибудь груди, откуда вы уже не имѣли смѣлости вытащить его? спросилъ Антраге.

Келюсъ съ яростію бросился на Антраге.

-- Стойте, г-нъ д'Антраге! вскричалъ Шико, подоспѣвшій въ это время на мѣсто поединка:-- у него нѣтъ кинжала!

-- Тѣмъ хуже для него, возразилъ Антраге: -- я въ этомъ не виноватъ.

И, схвативъ въ лѣвую руку киижалъ, а въ правую шпагу, онъ бросился на Келюса.

XIX.

Поединокъ.

Мѣсто поединка было, какъ мы уже сказали, осѣнено нѣсколькими деревьями.

Днемъ сюда приходили играть дѣти, ночью здѣсь спали пьяницы и воры.

Рогатки, поставленныя продавцами лошадей, отдѣляли отъ этого мѣста толпу, которая, подобно потоку, всегда стремится по одному направленію.

Притомъ же, было еще слишкомъ-рано, и съѣзжавшихся крестьянъ привлекала толпа, собравшаяся у окровавленнаго дома Монсоро.

Шико сѣлъ передъ лакеями и пажами на рогаткѣ.

Онъ не любилъ Анжуйцевъ, ненавидѣлъ миньйоновъ; но и тѣ и другіе были храбрые молодые люди, въ жилахъ ихъ текла благородная кровь.

Д'Эпернонъ не хотѣлъ уступить съ разу.

-- Какъ! вскричалъ онъ: -- вы боитесь меня?

-- Не болтайте вздора! отвѣчалъ Антраге.

-- Я не уступлю своего права! возразилъ д'Эпернонъ.

-- Прочь съ дороги! закричалъ Риберакъ съ досадой.

Д'Эпернонъ гордо закинулъ голову и отступилъ.

-- Пожалуйте сюда, сказалъ Шико:-- цвѣтъ французскаго дворянства! пожалуйте сюда, храбрый юноша, а не то опять запачкаете башмачки въ крови!

-- Что ты говоришь, дуракъ?

-- Я говорю, что сейчасъ земля обагрится кровію, и ты опять замараешь ноги, какъ въ прошлую ночь, отвѣчалъ Шико, насупивъ брови.

Д'Эпернонъ страшно поблѣднѣлъ. Слова Шико поразили его въ самое сердце и сбавили спѣси.

Онъ сѣлъ въ десяти шагахъ отъ Шико, не смѣя взглянуть на него.

Риберакъ и Шомбергъ поклонились другъ-другу, слѣдуя принятому обычаю.

Келюсъ и Антраге, за минуту уже ставшіе въ позицію, ступили шагъ впередъ.

Можиронъ и Ливаро, прислонившись каждый къ рогаткѣ, смотрѣли другъ на друга, ставъ въ позицію.

Пять часовъ пробило на сеи-польской башнѣ, когда начался поеднокъ.

Бѣшенство выражалось на лицахъ противниковъ; но сжатыя губы, страшная блѣдность, невольная дрожь рукъ доказывали, что благоразуміе побѣждало бѣшенство, и что они разсчитывали каждое движеніе.

Въ-продолженіе нѣсколькихъ минутъ, слышался только странный шорохъ отъ легкаго тренія однѣхъ шпагъ о другія. Ни одинъ ударъ не былъ еще нанесенъ.

Риберакъ, какъ-бы испытавъ искусство своего противника, отступилъ и на минуту опустилъ руку.

Шомбергъ съ быстротою наскочилъ на него и нанесъ ему ударъ.

То была первая молнія, сверкнувшая изъ тучъ.

Риберакъ поблѣднѣлъ и кровь хлынула изъ плеча его; онъ отскочилъ въ сторону, чтобъ взглянуть на свою рану.

Шомбергъ хотѣлъ воспользоваться этимъ случаемъ и нанести ему второй ударъ; но Риберакъ отразилъ его и поразилъ въ бокъ.

Оба были ранены.

-- Теперь отдохнемте минуту, если вамъ угодно, сказалъ Риберакъ.

Между-тѣмъ, Келюсъ и Антраге болѣе и болѣе разгорячались; но положеніе Келюса было-гораздо невыгоднѣе, потому-что у него не было кинжала; онъ долженъ былъ отражать удары лѣвой рукой, а такъ-какъ она была обнажена, то за каждое уклоненіе онъ поплачивался раной. Не будучи опасно ранена, лѣвая рука его была, однакожь, вся въ крови.

Антраге же, понимая все свое преимущество, дѣйствовалъ съ удивительною ловкостью. Три удара его были такъ искусно нанесены, что кровь показалась на груди Келюса изъ трехъ ранъ.

Но послѣ каждаго удара Келюсъ говорилъ:

-- Ничего.

Ливаро и Можиронъ по-прежнему только наблюдали другъ за другомъ.

Что же касается до Риберака, то, чувствуя, что съ потерею крови начинаетъ терять силы, онъ съ яростію бросился на Шомберга.

Риберакъ ранилъ своего противника въ шею; шпага же послѣдняго вонзилась ему въ грудь.

Риберакъ, пораженный смертельно, поднесъ лѣвую руку къ груди.

Шомбергъ воспользовался этимъ обстоятельствомъ, и нанесъ ему еще рану.

Но въ это самое мгновеніе Риберакъ успѣлъ схватить своего противника за руку, притащилъ его къ себѣ и вонзилъ ему въ грудь кинжалъ, по самую рукоятку.

Шомбергъ страшно вскрикнулъ и упалъ на спину, вмѣстѣ съ Риберакомъ.

Увидѣвъ, что другъ его упалъ, Ливаро отступилъ съ живостію, и подоспѣвъ на помощь- къ Рибераку, боровшемуся съ Шомбергомъ, вырвалъ конецъ шпаги изъ груди его.

Едва успѣлъ онъ это исполнить, какъ Можиронъ догналъ его. Ливаро долженъ былъ защищаться: положеніе его было невыгодно, солнце свѣтило ему прямо въ глаза.

Секунду спустя, Можиронъ размозжилъ голову Ливаро; послѣдній выронилъ изъ рукъ шпагу и упалъ на колѣни. Можиронъ нанесъ ему еще ударъ, и Ливаро упалъ замертво. Д'Эпернонъ громко вскрикнулъ.

У Антраге остались два противника: Келюсъ и Можиронъ. Келюсъ былъ весь въ крови, но раны его были не опасны.

У Можирона было нѣсколько царапинъ.

Антраге понялъ опасность; онъ не получилъ еще ни одной раны, но началъ уже уставать; отдыха ему нельзя было просить у противника раненнаго, ожесточеннаго. Ловкимъ ударомъ отклонилъ онъ шпагу Келюса и поспѣшно перескочилъ за рогатку.

Келюсъ бросился за нимъ, но шпага его ударила въ дерево рогатки.

Въ то же мгновеніе Можиронъ напалъ на Антраге съ боку. Антраге повернулся. Келюсъ воспользовался этой секундой и пролѣзъ подъ рогатку.

-- Онъ погибъ! вскричалъ Шико.

-- Да здравствуетъ король! вскричалъ д'Эпернонъ:-- смѣлѣе, господа, смѣлѣе!

-- Замолчите, сказалъ Антраге: -- не оскорбляйте человѣка, который будетъ драться до послѣдней капли крови.

-- И другаго, въ которомъ сохранилась еще искра жизни.

И неожиданно поднялся Ливаро... страшный, окровавленный! Собравъ послѣднія силы, онъ ударилъ Можирона кинжаломъ въ спину.

-- Іисусе! вскричалъ Можиргнъ, повалившись на-земь: -- я погибъ!..

Ливаро опять упалъ... Гнѣвъ и послѣдній поступокъ истощили силы его.

-- Мосьё де-Келюсъ, сказалъ Антраге, опустивъ шпагу: -- вы храбрый, благородный дворянинъ: сдайтесь, и я дарую вамъ жизнь.

-- Зачѣмъ мнѣ сдаваться? сказалъ Келюсъ: -- я еще твердъ на ногахъ.

-- Да, но вы изранены, а у меня нѣтъ и царапины.

-- Да здравствуетъ король! вскричалъ Келюсъ:-- пока я въ силахъ держать шпагу, не сдамся!

И онъ бросился на Антраге, успѣвшаго, однакожь, не смотря на нечаянное нападеніе, защититься.

-- Такъ я же отниму у васъ шпагу! вскричалъ Антраге, схвативъ шпагу Келюса.

Онъ такъ ловко повернулъ ее, что Келюсъ невольно выпустилъ ее изъ рукъ.

Антраге порѣзалъ себѣ палецъ на лѣвой руки.

-- О! заревѣлъ Келюсъ: -- шпагу! шпагу!

И съ проворствомъ тигра кинувшись на Антраге, онъ сдавилъ его въ своихъ объятіяхъ.

Антраге высвободилъ руки, и шпагой и кинжаломъ сталъ поражать своего врага; съ каждымъ ударомъ брызгала кровь Келюса, но онъ все крѣпче и крѣпче сжималъ Антраге, восклицая послѣ каждаго удара:

-- Да здравствуетъ король!

Наконецъ, ему удалось удержать разившую его руку, и онъ какъ змѣя обвилъ и сдавилъ своего противника.

Антраге задыхался... покачнулся и упалъ.

Но, падая, онъ самъ обхватилъ несчастнаго Келюса и увлекъ его съ собою.

-- Да здравствуетъ король! произнесъ послѣдній задыхающимся голосомъ.

Антраге отпустилъ его, схватилъ кинжалъ и нанесъ ему послѣдній ударъ въ грудь.

-- Доволенъ ли ты теперь? спросилъ онъ.

-- Да здравств... проговорилъ Келюсъ, закрывъ глаза.

Этимъ все кончилось.

Наступило страшное, могильное молчаніе.

Антраге всталъ. Онъ былъ весь въ крови, но въ крови своего противника. У него же была только царапина на рукѣ.

Д'Эпернонъ въ невыразимомъ ужасѣ перекрестился и пустился бѣжать, какъ-бы преслѣдуемый привидѣніемъ.

Антраге бросилъ грустный взглядъ на поле битвы, на мертвыхъ и умирающихъ, на друзей и враговъ.

Шико подбѣжалъ и поднялъ Келюса, истекавшаго кровію изъ девятнадцати ранъ.

Движеніе воротило его на минуту къ жизни.

Онъ открылъ глаза.

-- Антраге, сказалъ онъ: -- клянусь вамъ честію, что я невиненъ въ смерти Бюссѣ.

-- О, вѣрю, вѣрю! отвѣчалъ Антраге съ чувствомъ: -- вѣрю.

-- Бѣгите, проговорилъ Келюсъ: -- бѣгите! король никогда не проститъ вамъ!

-- А я не оставлю васъ, отвѣчалъ Антраге: -- хоть бы отсюда мнѣ пришлось идти прямо на эшафотъ.

-- Спасайтесь, молодой человѣкъ, сказалъ Щикб:-- вы уже спаслись чудомъ, а потому не ждите втораго въ одинъ и тотъ же день. Спасайтесь!..

Антраге подошелъ къ Рибераку, еще дышавшему.

-- Ну, что? спросилъ онъ.

-- Мы одержали побѣду, отвѣчалъ Антраге тихимъ голосомъ изъ уваженія къ Келюсу.

-- Благодарю, сказалъ Риберакъ.-- Спасайся.

И онъ упалъ безъ чувствъ.

Антраге поднялъ сперва свою шпагу, которую уронилъ въ борьбѣ, потомъ шпаги Келюса, Шомберга и Можирона.

-- Убейте меня, сказалъ Келюсъ:-- или оставьте мнѣ мою шпагу.

-- Вотъ она, графъ, отвѣчалъ Антраге, подавая ему шпагу и почтительно поклонившись.

Слезы блеснули на глазахъ раненнаго.

-- Мы могли быть друзьями, проговорилъ онъ.

Антраге подалъ ему руку.

-- Ладно, ладно! сказалъ Шико: -- все это очень-красиво и благородно, но бѣги, Антраге! Ты достоинъ того, чтобъ жить!

-- А мои товарищи? спросилъ молодой человѣкъ.

-- Я позабочусь объ нихъ, какъ и о друзьяхъ короля.

Антраге закутался въ плащъ, чтобъ не видно было крови, которою онъ былъ покрытъ, и приказавъ пажамъ и слугамъ позаботиться объ убитыхъ и раненныхъ, исчезъ за угломъ Сент-Антуанской-Улицы.

XX.

Заключеніе.

Король, блѣдный отъ внутренняго волненія, трепещущій всѣми членами при малѣйшемъ шумѣ, прохаживался взадъ и впередъ по оружейной залѣ, разсчитывая всевозможныя случайности поединка и время продолженія его.

-- Теперь, говорилъ онъ сначала: -- они входятъ въ Сент-Антуанскую-Улицу. Они вступили на мѣсто поединка. Стали въ позицію. Бой начался...

И съ послѣдними словами бѣдный король, дрожа всѣмъ тѣломъ, сталъ молиться.

Но только языкъ произносилъ слова молитвы... въ сердцѣ толпились совсѣмъ другія ощущенія.

Нѣсколько секундъ спустя, Генрихъ III всталъ.

-- Лишь бы Келюсъ не забылъ удара, который я ему показалъ, сказалъ онъ. Шомбергъ -- человѣкъ хладнокровный... онъ убьетъ Риберака. Можиронъ скоро избавится отъ Ливаро. Но д'Эпернонъ! о, ему нѣтъ спасенія. По счастію, я люблю его менѣе другихъ. Но вотъ несчастіе! Убивъ д'Эпернона, Бюсси подоспѣетъ на помощь къ своимъ товарищамъ. Ахъ! мой бѣдный Келюсъ! мой бѣдный Шомбергъ! мой бѣдный Можиронъ!

-- Ваше величество, сказалъ Крильйонъ за дверью.

-- Что? вскричалъ король вздрогнувъ.

-- Я не принесъ еще никакого извѣстія о поединкѣ, но герцогъ анжуйскій желаетъ переговорить съ вашимъ величествомъ.

-- Зачѣмъ? отвѣчалъ король, не отворяя двери.

-- Онъ говоритъ, что наступила минута объявить, какую услугу онъ оказалъ вашему величеству и что объясненіе его уменьшитъ безпокойство, волнующее васъ въ настоящую минуту.

-- Хорошо, сказалъ король.

Въ то самое мгновеніе, когда Крильйонъ отошелъ отъ двери, на лѣстницѣ послышались скорые шаги, и чей-то голосъ сказалъ капитану:

-- Я желаю видѣть короля; мнѣ необходимо нужно переговорить съ его величествомъ.

Король узналъ этотъ голосъ и поспѣшно отворилъ дверь.

-- Ступай сюда, Сен-Люкъ, ступай сюда! сказалъ онъ.-- Что случилось? Что съ тобою, Боже мой! Они убиты!..

Сен-Люкъ, безъ шляпы, безъ шпаги, блѣдный, обрызганный кровію, вбѣжалъ въ комнату короля.

-- Ваше величество! вскричалъ онъ, упавъ на колѣни передъ королемъ:-- мщеніе! Я пришелъ просить отмщенія!

-- Но что случилось, мой бѣдный Сен-Люкъ, спросилъ король: -- говори, что причиной твоего отчаянія?

-- Ваше величество, одинъ изъ благороднѣйшихъ вашихъ подданныхъ... изъ храбрѣйшихъ воиновъ...

Сен-Люкъ не могъ договорить.

-- Что? спросилъ Крильйонъ, также пользовавшійся послѣднимъ названіемъ.

-- Былъ убитъ въ прошлую ночь... убитъ низкимъ, измѣнническимъ образомъ! вскричалъ Сен-Люкъ.

Король, занятый только одною мыслію, успокоился. Онъ понялъ, что дѣло не касалось друзей его, которыхъ видѣлъ въ то же утро.

-- Убитъ! измѣнническимъ образомъ убитъ въ прошлую ночь? повторилъ король: -- о комъ говоришь ты, Сен-Люкъ?

-- Ваше величество, я знаю, что вы не любили его, продолжалъ Сен-Люкъ:-- но клянусь вамъ, онъ былъ вамъ вѣренъ и въ случаѣ нужды пролилъ бы всю кровь свою за ваше величество; еслибъ я не былъ твердо убѣжденъ въ томъ, что говорю, то не былъ бы его другомъ!

-- А! произнесъ король, начинавшій понимать.

И лучъ надежды озарилъ его.

-- Мщенія, ваше величество, мщенія за графа де-Бюсси! вскричалъ Сен-Люкъ:-- мщенія!

-- За графа де-Бюсси? повторилъ король, ударяя на каждомъ словъ.

-- Да, за графа де-Бюсси, павшаго въ прошлую ночь подъ ударами двадцати убіицъ!.. Они знали, съ кѣмъ будутъ имѣть дѣло... Бюсси убилъ четырнадцать человѣкъ!..

-- Бюсси убитъ! повторилъ король.

-- Убитъ, ваше величество.

-- Слѣдовательно, онъ сегодня не принимаетъ участія въ поединкѣ! вскричалъ король, не будучи въ силахъ противиться невольному влеченію сердца.

Сен-Люкъ бросилъ на Генриха взглядъ, заставившій его опустить глаза. Король отвернулся въ смущеніи и увидѣлъ Крильйона, ожидавшаго его приказаній.

Онъ приказалъ ему привести герцога анжуйскаго.

-- Нѣтъ, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ строгимъ голосомъ: -- Бюсси нѣтъ на поединкѣ; отъ-того-то я и пришелъ просить у вашего величества мщенія или, лучше сказать, правосудія!.. Я люблю, уважаю своего короля и, въ особенности, люблю честь его... а потому говорю, что тотъ, кто подкупилъ убійцъ, оказалъ дурную услугу вашему величеству.

На порогѣ явился неподвиженъ и мраченъ, какъ бронзовая статуя, герцогъ анжуйскій.

Слова Сен-Люка объяснили королю все дѣло: они напомнили ему объ услугѣ, будто-бы оказанной ему герцогомъ.

Генрихъ пристально взглянулъ на Франсуа: послѣдній сдѣлалъ едва замѣтное, утвердительное движеніе головою.

-- Знаете ли, что всѣ скажутъ теперь? вскричалъ Сен-Люкъ.-- Скажутъ, что если друзья ваши остались побѣдителями, такъ только потому-что вы приказали зарѣзать графа де-Бюсси!

-- А кто осмѣлится это сказать? спросилъ король.

-- Pardieu! всѣ; отвѣчалъ Крильйонъ съ свойственнымъ ему прямодушіемъ.

-- Никто не скажетъ этого, никто! возразилъ король, обезпокоенный и пораженный мнѣніемъ храбрѣйшаго и честнѣйшаго изъ преданныхъ ему людей:-- никто этого не скажетъ, потому-что вы назовете мнѣ убійцу.

Сен-Люкъ услышалъ за собою шорохъ.

Онъ оглянулся и увидалъ герцога анжуйскаго, переступившаго за порогъ.

-- Да, ваше величество, отвѣчалъ Сен-Люкъ, поднявъ голову:-- я назову вамъ убійцу, чтобъ избавить ваше величество отъ страшнаго обвиненія.

-- Говорите.

Герцогъ остановился и спокойно смотрѣлъ на Сен-Люка.

Крильйонъ стоялъ за герцогомъ и искоса глядѣлъ на него, покачивая головой.

-- Ваше величество, продолжалъ Сен-Люкъ: -- въ прошедшую ночь Бюсси былъ завлеченъ въ уединенное мѣсто; онъ былъ у женщины, страстно его любившей; между-тѣмъ, мужъ, предувѣдомленный измѣнникомъ, явился съ убійцами: часть убійцъ ворвалась въ домъ, другая окружила домъ, третья заняла дворъ... остальные были въ саду...

Еслибъ въ комнатѣ короля не было довольно-темно, то дѣйствующія лица этой сцены увидѣли бы смертную блѣдность, покрывшую, при послѣднихъ словахъ, щеки принца.

-- Бюсси защищался какъ левъ, но непріятелей было слишкомъ-много...

-- И онъ умеръ, договорилъ король.-- По дѣломъ! За прелюбодѣя я мстить не намѣренъ.

-- Ваше величество, вы еще не выслушали меня, возразилъ Сен-Люкъ.-- Полчаса несчастный храбро защищался въ комнатѣ и, побѣдивъ враговъ, спасался окровавленный, израненный, изувѣченный... оставалось подать ему руку помощи; я бы сдѣлалъ это, ваше величество, еслибъ не былъ схваченъ убійцами, вмѣстѣ съ женщиною, которую онъ поручилъ мнѣ. Они связали насъ, зажали мнѣ ротъ... но они забыли завязать мнѣ глаза, и я видѣлъ ужасное злодѣяніе! Бюсси выскочилъ изъ окна и повисъ на остріяхъ желѣзной рѣшетки; два человѣка подошли къ нему; онъ просилъ ихъ помочь ему, потому-что дотолѣ считалъ этихъ двухъ людей друзьями... О, ваше величество! вы ужасаетесь теперь! представьте же себѣ, какое было мое положеніе, когда одинъ изъ этихъ людей приказалъ застрѣлить Бюсси, а другой... исполнилъ его приказаніе!..

Крильйонъ сжалъ кулаки и нахмурилъ брови.

-- И вы знаете убійцу? спросилъ король съ невольнымъ состраданіемъ.

-- Знаю, отвѣчалъ Сен-Люкъ.

И, обратившись къ герцогу, онъ произнесъ со всею ненавистью, которую давно уже питалъ къ нему:

-- Убійца Бюсси -- его высочество! убійца его -- принцъ, другъ и покровитель Бюсси!

Король ожидалъ этихъ словъ.

Герцогъ выслушалъ ихъ не дрогнувъ.

-- Да, отвѣчалъ онъ спокойно: -- да, г. де-Сен-Люкъ не ошибается: я приказалъ убить графа де-Бюсси, и вы, государь, оцѣните мой поступокъ. Правда, Бюсси былъ мнѣ другомъ, но, не смотря на всѣ мои убѣжденія, онъ намѣревался возстать противъ вашего величества съ оружіемъ въ рукахъ.

-- Ты лжешь, убійца! лжешь! вскричалъ Сен-Люкъ внѣ-себя: -- Бюсси, израненный, съ отрубленною рукою, изсѣченный ударами шпагъ, съ прострѣленнымъ плечомъ, не могъ быть никому страшенъ! Даже злѣйшіе враги его сжалились бы надъ нимъ и подали бы ему руку помощи. Но ты, ты, убійца Ла-Моля и Коконна, ты убилъ и Бюсси, какъ истребилъ всѣхъ людей, тебѣ преданныхъ; ты убилъ Бюсси не потому, что онъ былъ врагомъ твоего брата, а потому-что онъ зналъ всѣ замыслы черной души твоей. А! Монсоро хорошо извѣстны были причины, заставлявшія тебя желать смерти Бюсси!

-- Cordieu! проворчалъ Крильйонъ: -- еслибъ я былъ король!

-- Меня оскорбляютъ у васъ, государь, сказалъ герцогъ, поблѣднѣвъ отъ ужаса; онъ не могъ снести ни грознаго взгляда Крильйона, ни сверкавшаго взора Сен-Люка.

-- Оставь насъ, Крильйонъ! сказалъ король.

Крильйонъ удалился.

-- Я прибѣгаю къ правосудію вашего величества! вскричалъ Сен-Люкъ.

-- Государь, сказалъ герцогъ: -- накажите же меня за то, что я спасъ вашихъ друзей и далъ имъ возможность поддержать славу и честь вашего имени, которая дороже мнѣ всего на свѣтѣ.

-- А я говорю, продолжалъ Сен-Люкъ внѣ себя:-з что для тебя въ міръ нѣтъ ничего священнаго, ничего дорогаго! Всякое дѣяніе твое проклято, всякое намѣреніе твое дышетъ измѣной! О, ваше величество, если онъ хотѣлъ поддержать вашихъ друзей, то горе, горе имъ!

Холодная дрожь пробѣжала по всему тѣлу короля.

Въ то же время послышался глухой шумъ, бѣготня, восклицанія.

Потомъ наступило глубокое, торжественное молчаніе.

И посреди этого молчанія, какъ-бы само небо рѣшилось подтвердить слова Ceu-Люка, три удара, медленно слѣдовавшіе одинъ за другимъ, потрясли дверь...

Крильйонъ исполнилъ свое дѣло.

Холодный потъ выступилъ на вискахъ Генриха; отчаяніе исказило черты лица его.

-- Побѣждены! вскричалъ онъ: -- бѣдные друзья мои побѣждены!

-- Что я вамъ говорилъ, государь? спросилъ Сен-Люкъ.

Герцогъ съ отчаяніемъ всплеснулъ руками.

-- Видишь ли, измѣнникъ! вскричалъ молодой человѣкъ величественно:-- вотъ какъ убійства спасаютъ честь королей! Убей же и меня, злодѣй, я безоруженъ!

И онъ бросилъ перчатку въ лицо герцогу.

Франсуа заревѣлъ съ яростію, и лицо его покрылось смертною, синеватою блидностью.

Король ничего не видѣлъ, ничего не слышалъ: онъ закрылъ лицо обѣими руками.

-- О! говорилъ онъ:-- мои бѣдные друзья!.. Побѣждены, ранены!.. Кто принесетъ мнѣ вѣсть о нихъ?

-- Я, государь, сказалъ Шико.

Король узналъ голосъ друга и протянулъ къ нему руки.

-- Что же? говори!

-- Двое уже мертвы... третій сейчасъ умретъ.

-- Кто же этотъ третій?

-- Келюсь!

-- Гдѣ онъ?

-- Я велѣлъ принести его въ домъ Буасси.

Вопль вырвался изъ груди короля, и онъ бросился вонъ изъ комнаты.

-----

Сен-Люкъ проводилъ Діану къ подругѣ ея, Жаннѣ де-Бриссакъ: отъ-того онъ такъ поздно прибылъ въ Лувръ.

Жанна три дня и три ночи не отходила отъ несчастной подруги, находившейся въ сильнѣйшемъ бреду.

На четвертый день, Жанна, усталая, утомленная, прилегла отдохнуть. Когда она проснулась и воротилась въ комнату Діаны, ея тамъ уже не было.

Никто не зналъ, куда она дѣвалась {Александръ Дюма обѣщаетъ открыть читателямъ куда дѣвалась графиня де-Монсоро въ слѣдующемъ своемъ романѣ, подъ заглавіемъ: Сорокъ-Пять, въ которомъ явятся многія лица, дѣйствовавшія въ этомъ романѣ.}.

Келюсъ, одинъ изъ защитниковъ партіи короля, неумершій на мѣстѣ, не смотря на девятнадцать ранъ, былъ перенесенъ въ домъ Буасси, гдѣ и скончался на рукахъ короля.

Генрихъ былъ неутѣшенъ. Онъ приказалъ поставить друзьямъ своимъ великолѣпные памятники, на которыхъ красовались статуи ихъ, высѣченныя изъ мрамора, въ натуральную величину. Онъ повелѣлъ служить въ память ихъ панихиды и къ своимъ ежедневнымъ молитвамъ прибавилъ слѣдующій стихъ:

Que Dieu reèoive en son giron

Quèlus, Schömberg et Maugiron.

Въ-продолженіе трехъ мѣсяцевъ Крильйону было поручено имѣть надзоръ за герцогомъ анжуйскимъ, котораго король возненавидѣлъ.

Такимъ-образомъ наступилъ сентябрь мѣсяцъ. Около того времени Шико, не отходившій отъ короля и всячески старавшійся утѣшить его, получилъ письмо слѣдующаго содержанія, изъ бонскаго пріорства. Оно было писано рукою писаря:

"Любезнѣйшій господинъ Шико!

"Погода у насъ стоитъ прекрасная, и можно надѣяться, что сборъ винограда въ Бургундіи будетъ отличный. Говорятъ, что король, нашъ милостивый государь, которому я, какъ всѣ говорятъ, спасъ жизнь, находится въ глубокой горести; знаете что, мосьё Шико: привезите его къ намъ, въ наше пріорство; мы попотчуемъ его винцомъ 1550 года, случайно найденнымъ мною въ нашихъ погребахъ и обладающимъ способностью разогнать величайшую тоску; право, онъ повеселѣетъ, потому-что въ одной изъ священныхъ книгъ нашей библіотеки я нашелъ слѣдующую фразу: "Доброе вино веселитъ сердце человѣка!" Преумная фраза; я покажу вамъ ее. Пріѣзжайте, добрѣйшій г. Шико, пріѣзжайте съ королемъ, г. д'Эпернономъ, г. де-Сен-Люкомъ и увидите, какъ вы здѣсь потолстѣете.

"Пріоръ дом -Горанфло, вашъ покорный слуга

и другъ."

"P. S. Скажите королю, что я не имѣлъ еще времени помолиться за упокой души его пріятелей, по причинѣ первыхъ хлопотъ моего здѣсь водворенія; по тотчасъ послѣ сбора винограда я займусь ими."

-- Аминь! сказалъ Шико:-- плохая рекомендація молитвы моего толстаго пріятеля!

"Отечественныя Записки", NoNo 1--4, 1846