Глава XVI
В ту же самую минуту после разговора Гильома с графиней Салисбюри воспламененная стрела полетела со стены замка и вонзилась в землю посередине места битвы, усеянного трупами, простиравшегося от самого вала до первой линии лагеря. Алисса следовала взором за военным метеором, который, догорая, освещал кругом себя значительное пространство. В оконечности этого круга к стороне лагеря можно было при этом свете заметить переходившего от одного трупа к другому человека, вероятно, искавшего кого-нибудь; он стал на колени подле одного из них и поднял ему голову. Но в самое это мгновение свист раздался в воздухе; человек приподнялся на ноги, желая как будто удалиться, потом упал подле того, которого искал, почти в то же время, когда пылавшая стрела угасла, и снова все потонуло во мраке; только изредка из этой темноты вылетали стоны, затихали в свою очередь так же, как потухал огонь; молчание водворилось снова.
Гильом почувствовал тяжесть ослабевающей графини на руке своей, отвернулся в сторону; потому что под железным его вооружением дрожь пробежала по его телу, и ему казалось, что рука его горит: колени Алиссы подгибались и она готова была упасть; Гильом поддержал ее.
-- Ах! -- сказала Алисса, проведя рукою по лбу, -- что за ужасная вещь поле битвы! -- днем еще ничего. Вы видели, какое я имела присутствие духа, как была храбра, но все люди, которые пали в сражении во время битвы, все эти крики, которые я слышала, не тронули меня так сильно, как смерть несчастного, искавшего, может быть, труп отца, сына или друга, чтобы отдать ему последний святой долг погребения, и этот стон, вырвавшийся у него в минуту смерти. Мне кажется, что и теперь еще доходят до меня его разрывающие сердце вопли!
-- Может быть, графиня, -- отвечал Гильом, -- многие из этих несчастных, которые лежат на окровавленном смертном ложе, не испустили еще последнего дыхания и томятся в предсмертных муках. Но это воины, они так и должны кончить жизнь свою.
-- Но воину умереть в пылу битвы и шума, в глазах товарищей и начальников, при звуке инструментов, возвещающих победу, это еще ничего; но умереть продолжи тельною мучительною смертью, далеко от всех близких сердцу, далеко от тех, кто их любит, в такую темную ночь, умереть на чужой, смоченной их кровью, земле... О! Это смерть отцеубийцы, еретика или осужденного!.. И когда я думаю, что есть еще на свете муки ужаснее этих, то мне простительно потерять присутствие духа, дрожать, ужасаться.
-- Что вы хотите этим сказать? -- вскричал Гильом со страхом.
-- Разве вы не слыхали, как жестоко неприятели поступили со всеми жителями Дурама? Они их всех растерзали, как кровожадные волки, спустившиеся с гор из лесов Шотландии, не пощадив никого, ни стариков, ни детей, ни женщин и из этих последних, хотя некоторых и оставили в живых, но только для того, чтобы предать их такому поруганию, которое ужаснее самой смерти.
-- Но вы, я надеюсь, не боитесь за себя, -- клянусь, когда всех нас перебьют до одного, то только через труп мой достигнут вас.
-- Знаю, Гильом, знаю, -- отвечала спокойно Алисса -- но после... Замок все же будет взят; и в последнюю минуту крайности, может быть, у меня не достанет твердости самой себя лишить жизни, потому что я женщина, и следственно рука и сердце мое ослабеют перед смертью!
-- О, тогда! -- вскричал Гильом, -- я... Ах! несчастный, какая ужасная мысль пришла мне в голову! Что было я сказал!
-- Благодарю, Гильом, -- сказала Алисса, подавая руку молодому рыцарю, -- вы угадали мысль мою; муж мой, вручив меня вашей защите, заботился о моей чести, вероятно, столько же, как и о жизни; и поэтому, ежели вы не в состоянии будете отдать меня живой и не обесчещенной, какой от него приняли, то, по крайней мере, отдайте мертвую и чистую, и тогда он скажет, что вы ежели не в точности, то честно и мужественно выполнили обязанности, и за живую или мертвую он будет благода рить вас, а может и благословлять память вашу; но это, Гильом, в самой последней крайности; посмотрим, может, еще есть средство к спасению.
-- Какое? -- спросил поспешно молодой человек, когда графиня едва успела окончить слова свои.
-- Говорят, король в Бервике и собирает армию; Бервик от Варка недалеко.
-- Вы хотите, графиня, просить помощи Эдуарда? -- спросил побледнев Гильом.
-- Я уверена, что он в ней мне не откажет, -- отвечала графиня.
-- О Боже мой! Я в этом не сомневаюсь, -- сказал поспешно Гильом. -- И вы, графиня, расположены принять его в вашем замке?..
-- Почему же нет? Он наш государь, монарх. Муж мой присягал ему в верности. И ежели он исполнит мою просьбу, поспешит ко мне на помощь и спасет мне жизнь, а может, и больше, нежели чем жизнь, то, конечно, он будет иметь право на мою признательность!
-- Да, да, и на любовь вашу, -- сказал тихо, ударив себя рукою по лбу Гильом...
-- Господин рыцарь! -- сказала с холодной важностью графиня.
-- Ах! простите" простите! -- вскричал молодой человек, -- вы не знаете, графиня, потому что добродетель набрасывает на все покров невинности. Но ежели бы вы подобно мне следили за его взорами, устремляемыми на вас, замечали голос его, когда он говорит с вами; видели, как он краснел и бледнел, беспрестанно приближаясь к вам, если бы проснулись в ту ночь, когда я охранял вас, о, тогда вы не сомневались бы, что этот человек вас любит. И этот человек король...
-- Что мне до этого, -- сказала Алисса, -- что безумная любовь, которую я имела несчастье внушить, закралась в сердце человека, который выше или ниже меня?.. Я так искренне люблю и уважаю моего мужа, и поэтому уверена, что никакое обольщение не заставит меня изменить ему, нарушить клятву в верности, данной перед алтарем Господа Бога, и как ни привлекательна красота моя, но я надеюсь, что она не может вселить такой страсти, которая принудила бы того, кем она овладела, прибегнуть к насилию. Поэтому, Гильом, ежели вы не имеете ничего больше возразить на мое предложение, то я его исполню, и прошу вас узнать, нет ли между жителями замка человека храброго и мне преданного до такой степени, чтобы решился пробраться сквозь шотландский лагерь и доставить просьбу мою королю Англии.
-- Я знаю, графиня, одного, который готов умереть по одному вашему слову, и почтет это счастьем, -- отвечал грустно Гильом. -- Возвратитесь к ожидающим вас в совете рыцарям. Напишите письмо, и через четверть часа посланный будет готов.
Графиня пожала руку Гильому, в знак признательности, и удалилась так же тихо, как и приблизилась. Гильом проводил ее взором до тех пор, пока она как тень исчезла на повороте лестницы. Тогда, обратившись к оруженосцу, j в верности и неусыпной бдительности которого был вполне уверен, поставил на свое место и, надев на него свой шлем, вздохнув, медленно удалился.
Графиня, возвратясь в зал, где ожидали ее рыцари, с помощью их советов написала королю письмо. И лишь только она успела его запечатать, как явился Гильом Монтегю. В это короткое время он успел переменить костюм свой; и вместо тяжелого воинственного одеяния одел полосатый черного и голубого цвета полукафтан, какой носили стрелки, и такое же исподнее платье, легкие полусапожки и бархатный берет; оружие его заключалось в коротком мече в виде охотничьего ножа, лука, согнутого из тутового дерева, и колчана, наполненного стрелами. Он подошел к графине и поклонился ей. -- Готово ли письмо, графиня? -- спросил он. -- Что это значит? -- вскричали рыцари, -- неужели вы сами хотите исполнить это поручение?
-- Доверие мое в храбрость и верность вашу неограниченно, почему я и поручаю вам защиту замка. Что же касается меня, то в честь любви и преданности моей к царице моего сердца и вам, мне вздумалось испытать счастье, подвергая опасности жизнь мою в исполнении этого поручения, потому что я предчувствую, что оно исполнится к чести моей и вашей, и что я проведу сюда короля Эдуарда прежде, нежели вы вступите в переговоры с неприятелем.
Это предложение и решимость молодого человека восхитила всех рыцарей. Графиня вручила ему письмо, которое он, преклонив колено, принял, и сказала ему:
-- Я буду молиться за вас.
-- Как желал бы я умереть во время молитвы вашей, -- сказал Гильом, -- тогда бы душа моя полетела прямо на небо.
Часы начали бить на башне замка и снова послышались крики часовых на стенах.
-- Полночь! -- сказал Гильом, сосчитав со вниманием удары часового колокола, -- надо спешить, не теряя ни минуты. -- И выбежал из комнаты.