Имя было известно Эммануилу, но он еще не успел припомнить, кому из его знакомых оно принадлежит, как дверь отворилась и приезжий вошел в комнату. Это посещение было очень некстати -- графу очень хотелось на досуге поразмышлять о своих планах на будущее, -- однако правила приличия заставили его принять посетителя со всей вежливостью, тем более по всему заметно было, что он человек светский и знатный. Раскланявшись, Эммануил пригласил незнакомца сесть, разговор начался с обмена любезностями.
-- Очень рад, что имею честь видеть вас, граф, -- сказал приезжий.
-- Мне весьма приятно, что вы нашли меня дома, я только что приехал из Парижа.
-- Знаю, граф, потому что я ехал следом и везде по дороге справлялся о вас у почтальонов, которые вас везли.
-- Позвольте спросить, -- произнес нетерпеливо Эммануил, -- чему обязан таким вниманием к моей персоне?
-- О, оно вполне понятно, ведь мы же с вами старые знакомые, и я, знаете, граф, несколько обижен тем, что вы меня совершенно забыли.
-- Мне тоже кажется, что я где-то вас видел. Но, извините, право, не вспомню. Сделайте одолжение, подскажите, пожалуйста, где я имел удовольствие с вами встречаться?
-- Если так, граф, то, видно, у вас память действительно слаба, потому что в эти полгода мы с вами встречались трижды.
-- Хоть мне и стыдно, однако сделайте одолжение, напомните, где, когда, при каких обстоятельствах я имел честь в первый раз встретиться с вами?
Познакомились мы, граф, на морском берегу, в Пор-Луи. Помните, вы хотели кое-что разузнать об одном фрегате, который в то время стоял там, и мне посчастливилось показать вам его. Я был одет тогда лейтенантом королевского флота, а вы -- в мундир мушкетера.
-- Да, точно, я даже помню, что отбыл с корабля, не поблагодарив вас за услугу, которую вы мне оказали.
-- Нет, граф, вы меня благодарили, но уже при втором нашем свидании.
-- Где ж это?
-- На том же корабле, в каюте. Помните старого капитана в синем мундире, красном камзоле, красных штанах, в серых чулках и в пудре? Правда, он показался вам лет на тридцать постарше лейтенанта... и все-таки хорошо, что мне удалось так быстро состариться, потому что вы, вероятно, не решились бы вверить молодому человеку важной тайны, которую мне тогда сообщили.
-- Это невероятно, но теперь мне кажется, что это точно правда. Да-да, я помню: вы, то есть... старый капитан стоял в тени, и глаза его блестели точно так же, как теперь ваши. Я их не забыл! Но вы говорите, что мы еще раз где-то виделись? Это уж я совсем не помню.
-- В последний раз мы с вами встретились, граф, с неделю назад в Париже... у Сен-Жоржа, в фехтовальном зале. Вы, может быть, вспомните англичанина в красном мундире и с яркими рыжими волосами, они даже под пудрой были рыжими, помните? Я даже имел честь подраться с вашим сиятельством и тронул вас три раза, а вы меня ни одного. В этот раз меня звали Джонсоном.
-- Странное дело! Совсем другой человек, а взгляд точно тот же самый.
-- Да, граф, какие бы трюки с одеждой ни проделывал человек, взгляда своего он изменить не может, ведь в глазах каждого из нас есть своя искорка. И лейтенант, и капитан, и англичанин -- все это ваш покорнейший слуга.
-- А сегодня кто же вы, позвольте спросить? Согласитесь, этот вопрос совсем не лишний, когда имеешь дело с человеком, который так великолепно может входить в роль.
-- Сегодня, как вы, граф, изволите видеть, я не имею никакой причины кого-то изображать и явился к вам в простом костюме, в котором молодые люди обычно ездят в гости друг к другу. Сегодня я могу быть кем вам будет угодно: французом, англичанином, испанцем, даже американцем. На каком из этих языков хотите продолжать нашу беседу?
Граф улыбнулся.
-- Некоторые из них мне так же знакомы, как и вам, но приятнее всего, согласитесь, говорить на своем родном языке. Проще понять друг друга.
-- Как вам угодно, граф, -- ответил меланхолично Поль. -- Я, знаете, тоже люблю французский язык больше всякого другого, потому что и моя родина -- Франция.
Однако, увлекаясь языками, -- сказал Эммануил насмешливо, -- вы, надеюсь, не всегда забываете о деле. Может, вспомните и о том, за которым ко мне пожаловали?
-- Ваша правда, граф. Дело, которое привело меня к вам, вот какое. С полгода назад, гуляя в Пор-Луи по берегу, вы заметили на внешнем рейде фрегат с узким кренгованием, высокими тонкими мачтами и, конечно, подумали: "Видно, капитану этого судна нужен ходкий корабль, раз на нем так мало дерева и так много парусов", -- и поэтому вам пришло в голову, что я какой-нибудь флибустьер, то есть пират. Ведь верно?
-- А неужели это не так?
-- Я не раз удивлялся, граф, вашей сметливости и остроте взгляда, который сразу проникает в суть вещей, -- сказал Поль с легкой иронией.
-- Комплименты мне ни к чему, -- ответил сердито Эммануил. -- Давайте лучше поговорим о деле.
-- Тогда вы тоже так рассуждали и попросили какого-то лейтенанта отвезти вас на этот фрегат, где познакомились со старым капитаном. У вас было предписание морского министра, в котором всякому командиру судна, идущего под французским флагом в Мексиканский залив, вменено было в обязанность отвезти по вашему требованию в Кайенну одного государственного преступника. Помните? Звали его Лузиньян.
-- Все это правда.
-- Я исполнил это предписание. Я не знал тогда, что вся вина этого мнимого государственного преступника состояла в том, что он любил вашу сестру.
-- Капитан!.. -- зло сказал Эммануил, вскочив со стула.
-- Какие у вас прекрасные пистолеты, -- продолжал спокойно Поль, рассматривая оружие, которое граф небрежно бросил на стол, войдя в комнату.
-- И они заряжены, -- проговорил Эммануил с выражением, которого нельзя было не понять.
-- А надежны они? -- спросил Поль с притворным равнодушием.
-- Вы хоть сейчас можете их опробовать, если вам будет угодно выйти со мною в парк, -- ответил Эммануил.
-- Зачем, это можно сделать и здесь. -- Поль опять притворился, что не почувствовал вызова в словах графа. -- Вот хорошая цель и на порядочном расстоянии.
Капитан быстро взял пистолет, взвел курок и направил ствол его через открытое окно к верхушке дерева. На верхней ветке сидел и весело чирикал зяблик, раздался выстрел, и крохотная птичка, перерванная пополам, упала на землю. Поль спокойно положил пистолет на стол.
-- Да, ваши пистолеты хороши, -- сказал он.
-- Должен выразить вам свое восхищение, -- воскликнул Эммануил, -- вы удивительный стрелок!
-- Немудрено, граф, -- произнес Поль с обычным своим меланхолическим видом. -- В долгие штили мы, моряки, вынуждены искать развлечений, которых у вас, сухопутных, так много. Иногда стреляем по морским рыболовам, которые бросаются с воздуха, чтобы схватить на поверхности воды рыбу, по ласточкам, которые, утомившись от длинного пути, садятся отдыхать на реи. Вот, граф, каким образом приобретается ловкость в искусстве, которое кажется вам совершенно непонятным в моряке.
-- Продолжайте, капитан, только, если можно, вернемся к нашему общему знакомому.
-- Извольте, граф. Лузиньян оказался храбрым и честным молодым человеком. Он рассказал мне свою историю, и я узнал, что он был сыном близкого приятеля вашего отца и что, оставшись после его смерти без денег и круглым сиротой, был принят к вам в дом за два года до того, как по какой-то таинственной причине маркиз лишился рассудка. Что он воспитывался вместе с вами и с самого начала вы возненавидели его, а сестра ваша полюбила. Он рассказал, как вместе с Маргаритой они росли в этом уединении и замечали свое одиночество только тогда, когда не были вместе, о своей юношеской страсти и чувстве вашей сестры. Вы знаете, ведь она, как Юлия -- помните, у Руссо? -- сказала ему: "Я буду принадлежать тебе или могиле".
-- О, она, не сомневайтесь, сдержала свое слово!
-- Знаю! И вы, благородный -- ведь так считает свет? -- молодой человек, безудержно поносите чувство молоденькой девушки, которая по своей чистоте и невинности не могла устоять против природного влечения и любви? Из рассказа Лузиньяна я понял, что мать ваша, постоянно ухаживающая за больным мужем, не могла наблюдать за дочерью... Я знаю не только о слабостях вашей сестры, граф, но и о необыкновенной преданности вашей матери, хотя она, на мой взгляд, женщина строгая. Может быть, потому, что ей никогда в жизни не случалось совершать проступка... Однажды ночью матушка ваша услышала приглушенные стоны. Она зашла в комнату Маргариты и, подойдя к постели несчастной, вырвала у нее из рук младенца, который только что родился. Маргарита потеряла сознание при виде матери, и ребенок бесследно исчез из вашего замка. Так ли это было, ваше сиятельство? Верно ли рассказали мне эту страшную историю?
-- Да, -- ответил Эммануил, совершенно пораженный, -- я должен признаться, что вам известны все подробности.
-- Дело в том, -- сказал Поль, вынимая из кармана портмоне, -- дело в том, что обо всем этом говорится в письмах вашей сестры к Лузиньяну. Готовясь занять между ворами и убийцами место, которое получил по вашей протекции, он отдал их мне и просил возвратить Маргарите.
-- Отдайте письма, капитан! -- Эммануил быстро протянул руку к портмоне. -- Вы можете быть уверены, что они будут в целости возвращены сестре, которая была так безрассудна, что...
-- Что смела жаловаться единственному на свете человеку, который по-настоящему ее любил? -- Поль отдернул портмоне и спрятал его в карман. -- В самом деле, какое безрассудство! Мать отнимает у нее ребенка, а она поверяет свои чувства по этому поводу отцу этого ребенка! Какая безрассудная сестра! Не найдя опоры в брате, она унижает свое знатное имя, выставляя его под письмами, которые могут в глазах света... как это у вас называется?.. покрыть все семейство позором?
-- Если вы так хорошо понимаете всю важность этих писем и не хотите отдать их мне, -- сказал Эммануил, покраснев от нетерпения, -- то исполните поручение вашего приятеля -- отдайте их сестре или матушке.
-- Так я и хотел было сделать, когда вышел на берег в Лорьяне, но дней десять или двенадцать назад я зашел в церковь...
-- В церковь?
-- Да, граф, в церковь.
-- Зачем же это? Вы верите в Бога?
-- А на кого же мне надеяться в шторм или бурю? Вам никогда, граф, не доводилось увидеть шторм не с берега, а в море?
-- Нет, капитан. Так что же в этой церкви?..
А в этой церкви я услышал, как аббат объявлял о скором бракосочетании Маргариты д'Оре с бароном Лектуром. Я спросил о вас. Мне сказали, что вы в Париже, а мне самому было необходимо ехать туда, чтобы доложить его величеству королю об исполнении данного мне поручения.
-- Королю!
-- Да, ваше сиятельство, самому королю, его величеству Людовику XVI. Я поехал, встретил вас у Сен-Жоржа, узнал, что вы торопитесь, и постарался поспеть сюда сразу после вас... И вот я здесь, но намерения мои изменились.
-- Что же вы теперь хотите делать? Говорите, надо же нам когда-нибудь кончить этот разговор!
-- Мне пришло в голову, что если уж все покинули несчастного ребенка, даже мать, то кроме меня некому о нем позаботиться. В вашем положении, граф, учитывая ваше желание вступить в родство с бароном Лектуром, который только один, по вашему мнению, может помочь вам в исполнении ваших честолюбивых замыслов, вы охотно дадите за эти письма любую сумму, например сто тысяч франков. Это немного при доходе в двести тысяч ливров.
-- Но кто же поручится мне за то, что эти сто тысяч...
-- Понимаю. Дайте мне письменное обязательство выплачивать ежегодно Гектору Лузиньяну проценты от этих ста тысяч, и я отдам вам письма вашей сестры.
-- Больше вам ничего не надо?
-- Кроме того, я требую, чтобы вы отдали этого ребенка в мое распоряжение: на деньги, которые получу от вас, я буду его воспитывать вдалеке от матери, которая забудет сына, от отца, которого вы отправили в ссылку.
-- Хорошо. Если б я знал, что дело идет о такой мелкой сумме и что вы приехали по такому ничтожному поводу, я бы не стал и беспокоиться. Однако вы мне позволите поговорить об этом с маркизой?
Ваше сиятельство... -- начал было слуга, отворяя дверь.
-- Меня дома нет, я не принимаю, пошел вон! -- сказал Эммануил с досадой.
-- Мадемуазель Маргарите угодно поговорить с вашим сиятельством.
-- Мне некогда, пусть придет в другое время.
-- Они изволят говорить, что им нужно непременно сейчас же с вами повидаться...
-- Пожалуйста, из-за меня не стесняйтесь, -- сказал Поль.
-- Но сестра не должна вас видеть. Вы понимаете, что это решительно невозможно.
-- Согласен, но и мне никак нельзя уехать отсюда не завершив дела, за которым я приехал... Позвольте мне войти в этот кабинет.
-- Очень хорошо, -- ответил граф, отворяя дверь. -- Но только поскорее.
Поль вошел в кабинет, Эммануил захлопнул за ним дверь, и в ту же минуту с другой стороны вошла Маргарита.