Северная Пчела, No 262 от 27 ноября 1858 г.
Для многочисленных поклонниц и поклонников даровитого Дюма представляем в переводе письмо его, написанное из Казани пред отправлением в дальнейший путь:
"Бесценные читатели! Письмо это в расчет путевых записок и впечатлений не входит; в качестве человека, вам близкого, считаю нужным предупредить вас о том, что может случиться. Согласитесь -- трудно получать мне "Монте-Кристо" {Журнал, в котором Дюма помещает свои статьи из России. (Примеч. автора статьи.) } в Финляндии или в Сибири: так что я никак не могу сказать: на чем бишь мы остановились? Я в Казани, в царстве татар. Положив портфель мой на колени, пишу к вам с берегов Кабанского озера, а спутник мой, Муане, бьется над абрисом минарета, который препроводит на ваше рассмотрение.
За мною стоит высокий, бледный белокурый молодой человек двадцати двух лет, с крымскою медалью в петлице. Это студент Московского университета, сопровождающий меня в качестве толмача и переводчика. Вокруг меня из любопытства толпятся татарские женщины, нельзя сказать, чтоб очень взрачные, и мужчины -- тоже. Смотря на них, полагаю, что больших улучшений в расе татарской не произойдет, а если и произойдет, так не скоро. А между тем, даром что они грязны и растрепаны, все же очень картинны. Вот перечень пути, мною уже пройденного, и имена городов, в которых мне удалось побывать: {Скажем мимоходом, что орфография собственных имен нами исправлена; да и не правда ли, совсем не новость наказать на то, что французы коверкают наши собственные имена? (Примеч. автора статьи.) }
Из Парижа выехал я 15-го июня, прибыл в Петербург 23-го июня же; сперва осмотрел город, потом окрестности: Павловск, Царское Село, Гатчину, Петергоф, Ораниенбаум, Ропшу, Красное Село и проч.
Засим отправились мы в Финляндию.
Побывали в Шлиссельбурге, на острове Валаам, на Иматре.
Возвратились чрез Выборг в Петербург. Потом направили путь к Москве, и там снова начались обозрения местностей.
Первым делом было посетить Бородинское поле. Потом побывали мы в Каменском, в Царицыне, в Разумовском, в Преображенском; порывшись в Кремлевских архивах и осмотрев монастыри примосковные, поехали в Троицко-Сергиеву Лавру, в Переяславль и Елпатьево.
В этой последней местности, принадлежащей доброму моему приятелю Дмитрию (Павловичу) Нарышкину, пожили мы по-дворянски и далее по-крестьянски. Отсюда отправились мы в г. Калязин, где сели на пароход, были в Угличе, в Романове, в Ярославле, в Костроме, в Нижнем.
Здесь видели мы в гигантских размерах ярмарку: на ней собираются люди всех наций.
Отсюда чрез Чебоксары, главный город чувашей, о которых вы, вероятно, не слыхивали, добрались мы до Казани.
Взгляните на путь, о котором мы уже прежде вам объявляли, и вы убедитесь в том, что, несмотря на трудность переходов, мы ни на шаг не уклонились от наших предположений.
До сих пор и данное слово держали свято. Часто утомленный до невероятности, по ночам -- так как дни употреблялись на переезды -- заготовлял я статьи в "Монте-Кристо".
И это потому, что худо ли, хорошо ли, да почта делает в России свое дело, и до сих пор мы на нее жаловаться не можем.
Завтра едем в Астрахань,-- но как? -- прислушайтесь.
С 1-го октября правильное сообщение по Волге прекращается. С 1-го октября в России -- зима.
Следственно, приходится нанимать лодку и плыть на ней. Уверяют, что льды нас захватят.
Захватят льды, так мы схватимся за льды. Провизии хватит у нас хоть до Шпицбергена. Потом, когда мы схватимся за льды, понимаете, в то время, когда их прихватит мороз,-- очутимся в степи. В первом городе купим мы повозку, тарантас, телегу -- все равно, а если нет этих удобств, так сядем верхом на лошадей и, кочуя по степи, спустимся вдоль течения Волги.
Мы только что получили палатку -- она укроет нас от дождя.
Волчьи и медвежьи шкуры, купленные нами, спасут нас от стужи. Штуцеры и ружья спасут от беды.
Впрочем, казаки -- ребята добрые, а трехцветный флаг наш, развевающийся над палаткой, тоже будет нам большим спасением.(!) А в это время я стану писать да писать, да только кого я отправлю с письмами?
Вероятнее всего, самого же себя, по крайней мере до Тифлиса.
Вот предстоящий нам путь.
Из Казани в Самару; из Самары в Саратов; из Саратова в Астрахань, где г-н Сапожников, один из самых богатых московских купцов, предоставил в наше распоряжение самый лучший дом в Астрахани.
И вот мы уже в земле калмыков, в гостях у хана Тумани. (Здесь уж мы не стоим за орфографию.)
Засим плывем по Каспийскому морю в Дербент, город, основанный Александром Македонским, в Баку, где найдем первых огнепоклонников. Из Баку едем в Тифлис; из Тифлиса напишу письмо к Шамилю(?) и стану просить у него гостеприимства дня на два, на три. Откажет -- так сколько возможно ближе подойду к нему с аванпостов князя Барятинского, к которому имею рекомендательное письмо от графини Ростопчиной, невестки знаменитого Ростопчина, испепелившего Москву, и знаменитейшей русской писательницы.
Из Тифлиса сядем на корабль в Редут-Кале. Посетим Трапезонд, Тамань, Таганрог, Балаклаву, Инкерман, Севастополь, Одессу и по Дунаю двинемся в Белград.
Согласитесь, что во всех этих передвижениях могу только дать вам слово писать и писать, но за получение писем отвечать не могу.
Стало быть, если б случилось, что столбцы "Монте-Кристо" верстались по неделе и по две без моих статей, пожалуйте не гневайтесь на меня: путешествие мое так занимательно и я так пламенно желаю поделиться с вами этою занимательностью, что никак не думаю, чтоб вы сердились на меня за подобные проволочки. Честное слово даю, что, возвратясь (если возвращусь), наверстаю все.
Вырвалось у меня слово -- если возвращусь; но в нем есть хула и неблагодарность: в жизнь мою удалось мне проехать двадцать или двадцать пять тысяч миль, и никаких бед со мною не случалось. Господь, охраняющий дни мои от самого моего детства, провел меня по тревожному полю жизни если не стезею счастия, то шумною стезей известности. Он же охранит меня до конца, как охраняет отец богобоязненного сына, всегда признательного и никогда в нем не сомневающегося.
С отъезда из Парижа сделал я уже около тысячи четырехсот миль; остается проехать еще тысячу шестьсот или семьсот миль, чтоб снова увидеть Париж: таким образом эти три тысячи миль придется подвести к прежним двадцати пяти тысячам.
Засим, так как некогда писать и к самым коротким приятелям, а многие из них, быть может, беспокоятся обо мне, не дивитесь, бесценные читатели, если письмо это явится в такой газете, на которую число подписчиков побольше, нежели на моего "Монте-Кристо", и, таким образом, подалее разнесет воспоминания обо мне, и мои задушевные желания.
Сказав сии слова, молю Господа: да охранит он вас.
Александр Дюма.
Казань, Татарский квартал, 10-го октября 1858 г.".