Существует предположение, что степень развращенности мужчин данного народа соответствует еще большей степени развращенности женщин того же народа. Это -- во всяком случае спорное утверждение. Не подлежит сомнению, что лесбийская любовь в высокой степени процветала в Греции, но была незнакома женам и дочерям афинских граждан, которых (т. е. жен и дочерей) добродетельный законодатель запер в гинекеи (женские терема у греков). Эти женщины, которым были незнакомы возбуждение и чувственность, были устранены законодателем из светской жизни и получили намеренно узкое и более чем ограниченное воспитание и образование. С другой стороны, знатные куртизанки, музыкантши, танцовщицы, просвещенные гетеры, философы, поэтессы, риторики -- все они со страстью предавались азиатскому пороку. В своем желании проникнуть в высшие сферы разума они с презрением относились к правилам ходячей морали и завладели плодами древа познания. И так же как у мужчин, противоестественные влечения роковым образом перешли к женщинам. Лесбийская любовь получила свое выражение сначала в поэтических образах Сафо. Полное, всестороннее понятие об этой любви дает изучение извращенных инстинктов и чувств. У древних историков есть описание этих болезненных явлений, составляющих одновременно область двух наук: патология и психология. Греки дали этому женскому пороку название "взаимной любви", anteros, а женщин, предававшихся этому пороку, называли женоложницами, tribas. Лукиан дает самое детальное описание одной ночной оргии трибад в форме диалога между двумя куртизанками, Кленариум и Леэна. -- Последняя, на вопрос своей подруги, рассказывает ей историю своих половых сношений с Мегиллой; еще будучи невинной, она была обольщена этой коринфской трибадой, Мегиллой. Вот как она заканчивает описание сцены обольщения, сцены истеричного бешенства: -- Мегилла долго упрашивала меня, подарила мне дорогое ожерелье и прозрачное платье. Я поддалась ее страстным порывам; она начала целовать меня, как мужчину; воображение уносило ее, она возбуждалась и изнемогала от сладострастного томления. -- А каковы были твои собственные ощущения? -- спрашивает ее подруга Клеонариум. -- Не спрашивай меня о подробностях этого ужасного позора, отвечает Леэна. Клянусь Уранией, я ничего больше не скажу! Дюфур очень долго останавливается на женоложстве куртизанок и флейтисток и делает по этому поводу следующие интересные выводы:
"Эти женщины нуждались в любви мужчин гораздо меньше, чем в той любви, в которой они одни участвовали. С молодых лет искушенные в науке страстей, они скоро прибегали к беспорядочным сношениям, в которых их чувственность увлекалась воображением. Вся их жизнь походила на вечную борьбу похотей, на прилежное изучение физической красоты: собственной наготы и сравнивание ее с наготою своих подруг начинает возбуждать в них особый интерес, и они начинают создавать себе странные и жгучие наслаждения, при том без всякого участия в них любовников-мужчин, ласки которых часто оставляли их холодными, безчувственными. Таинственные страсти, которыми зажигали себя авлетриды (флейтистки), были ужасны, бурны, ревнивы, неукротимы.
Этот вид разврата был так распространен среди флейтисток, что некоторые из них часто устраивали общие пиршества, на которые мужчины не допускались вовсе; на этих-то пиршествах они предавались разврату под покровительством Венеры Перибазийской. Там, среди кубков вина, утопавших в розах, и перед трибуналом полунагих женщин происходила борьба, соперничество в красоте, как некогда на берегах Алфея, во времена Кипела, за семь веков до христианской эры".
Читая "Письма Алцифрона"[57] можно составить себе ясное понятие об этих ночных празднествах, где гетеры, флейтистки и танцовщицы оспаривали друг у друга пальму первенства не только в красоте, но и в сладострастии. В упомянутом сборнике есть письмо самой разнузданной куртизанки того времени, Мегары к нежной Бакхиде, самой скромной из гетер; ее характер и поведение, по сравнению с подругами, были даже слишком приличны для того положения, которое она занимала. Мегара рассказывает подробности великолепного пира, устроенного гетерами и авлетридами: "Какой прекрасный пир -- говорит она в своем письме: -- Какие песни! Какое остроумие! Вино пили до самой зари".
Цветы издавали благоухание, самые тонкие вина лились рекой; нам подавали лучшие яства. Тенистая лавровая роща была местом нашего пиршества; все было там в изобилии"... Можно легко предугадать конец; можно представить себе последовавшие за этим пиршеством безобразные сцены, вызванные побуждающим влиянием вина и всей окружающей обстановкой.
Наряду с нимфоманией, нужно рассмотреть также и эротоманию. Эскироль разграничивал эти две страсти. В нимфомании болезненность возникает от воспроизводительных органов, раздражение которых действует на мозг, эротомания же своим основанием имеет воображаемую любовь. Нимфомания является последствием физической развращенности, эротоман же есть жертва собственного воображения, пораженного частичным безумием; иными словами, эротомания по отношению к нимфомании есть то же, что сердечные чувствования но отношению к грубому разврату. "У эротомана -- добавляет ученый психиатр, -- глаза живые, возбужденные, страстный взгляд, экспансивные движения и нежные речи... Такие больные страдают кошмарами, и во сне их посещают видения в образе женщин". Не нужно упускать из виду, говорит Лори, что у эротоманов наблюдается постоянное раздражение детородных органов.
Пояснения, которые нам дает Эскирол о нервных заболеваниях, связанных с половыми отправлениями женщин, до некоторой степени объясняют нам возникновение лесбосской любви, которую Сафо открыла грекам и которая вызвала разнообразные толкования.
В истории противоестественной любви Сафо была Сократом Греции. Точкой отправления ее философии была сентиментальная любовь женщин к женщине, а конечной точкой, по всей вероятности, было "раздражение органов", заставлявшее этих женщин осквернять свое тело. Это частный вид проституции. Но Сафо не была куртизанкой в узком смысле этого слова; она происходила из богатой и порядочной семьи в Митилене (Лесбос). Едва выйдя из детского возраста, она стала зачитываться эротическими поэмами, любовными романами. Дни и ночи она посвящала чтению, вызывавшему у нее вздохи и томления; ночью ее посещали сны и видения, вызванные ее возбужденным воображением.
Выйдя замуж, она вскоре осталась вдовой (в 590 до Р.X.). Будучи философом и поэтом, она вследствие постепенного расстройства воображения и чувств дошла до убеждения, что взаимная любовь женщин стоит выше любви физиологической.
"Она была прекрасна", говорит Платон. А мадам Дасье, написавшая ее биографию, дает нам ее образ: "Характер лица Сафо, какой ее изображают древние медали, говорит о ее в высшей степени эротическом темпераменте. Сафо была брюнетка, небольшого роста; ее черные глаза горели огнем".
Речи ее, обращенные к ученикам и любовницам, разделявшим с ней лесбосскую любовь, были красноречивы и убедительны; эти свойства создавали ей массу прозелитов, среди которых были: Амиктена, Анагора, Атис, Фирина, Андромеда, Кидно и "сотни других, говорила она, -- которых я любила не без греха". Atque aliae centum quas non sine crimue amavi. Ее современники единодушно удивлялись вдохновению и жару, которым проникнуты были стихи Сафо; они называли ее десятой музею, что подало повод Лебрену сказать:
Сафо спала со всеми музами
И была почти их любовником.
Лучшее из дошедших до нас ее произведений -- это ода к "возлюбленной". Это стихотворение дышит восторгом; сжигающий огонь любви, экстаз, сомнение, томление, заблуждение, разлука и высшая степень страсти изображены в нем с двойным огнем поэтического вдохновения и страсти; все эти образы, взятые из глубины души, поражают и увлекают наивной правдивостью изложения и непритворным увлечением, которое нужно было несомненно испытывать, чтобы затем подобным образом наложить, -- вот, что поставило Сафо в первые ряды в истории поэзии и любви. Таково мнение о Сафо автора книги "Празднества и куртизанки Греции". Симптомы любовного жара получили в медицине название симптомов сафических. Нужно сказать, что гений Сафо был обусловлен ее нравственностью. Будь она добродетельной, она не сделалась бы самым страстным поэтом древних времен. Среди стихов Сафо имеется страстное стихотворение, посвященное двум гречанкам, ее ученицам и любовницам. Исключительно на этих, именно, стихотворениях, а не на указаниях каких-либо авторов основана сделанная нами выше характеристика Сафо. Эта извращенность вкусов, от которой могла бы покраснеть природа, заразила других и послужила примером всеобщей развращенности, которая толкала на греховные и бесплодные сношения. Но все же любовные порывы Сафо менее отвратительны, чем позорный разврат Сократа (Шоссар).
Страстная жрица лесбийской любви, Сафо все же остается одним из великих умов и великих поэтов древности. Одаренная пылким вдохновением, ясным умом и тонким вкусом, Сафо непонятным образом соединяла все эти черты гения с крайней развращенностью. Чтобы понять это, не нужно забывать легкомысленность нравов в древности, силу гетеризма, который один только давал возможность женщинам приобщиться к высшей духовной культуре; специфические свойства Востока увеличивали способности и возбуждали чувственность. Сафо жила умом и чувствами, соединяя в себе элементы идеала и действительности: соединение эфира и материи вопреки земным законам!
Песни этой женщины, говорит Плутарх, -- исполнены огня, который, очищая все и претворяя в любовь, позволяет нам до некоторой степени оправдать поэта, написавшего оду к "возлюбленной" и впоследствии принесшего свою жизнь в жертву своему возлюбленному. Эта прекрасная песня любви нам сохранена ритором Лонгином, который сделал анализ ее в своем труде "Рассуждения о прекрасном": "Когда Сафо, -- пишет он, -- хочет изобразить восторги любви, она приводит разнообразные случаи, сопровождающие эту страсть; но с особенным искусством она из многочисленных случаев выбирает такие, в которых наиболее ярко изображены жестокости и излишества любви. Сколь разнообразные ощущения волнуют ее! Она то горит, то холодна, то выходит из себя, то думает о смерти. Одним словом, можно сказать, что ее душа -- место встречи всех страстен: и это действительно свойственно тем, которые любят".
Катулл написал подражание этой прекрасной оде, но она, к сожалению, не дошла к нам во всей полноте. Он посвятил ее Лесбии:
Ille mi per deo videtur...
После него Буало пытался ее перевести, но ему удалось перевести всего лишь каких-нибудь двенадцать александрийских стихов, и притом холодно и слабо.
Счастлив тот, кто дышет одним с тобою воздухом,
На кого падает взор твоих очей,
Твоя сладкая речь и нежная улыбка,
Подобная улыбке богов.
Нежный огонь разливается в моей груди,
Когда я вижу тебя
И с душой, полной сомнения,
Я безмолвствую.
Я не вижу, туман заволакивает мои глаза,
Я мечтаю, в сладком томлении,
И еле дыша, взволнованная, смущенная,
Я дрожу, я замираю...
Альманах Муз в 1775 г. напечатал подражание поэтессе, Ланжака, не лишенное живости. В том же номере были напечатаны два других подражания, принадлежащие Людовику Горсу и С. Герлу. Были и другие подражания, но мы должны обратить особенное внимание на английского автора "Гимна Венере", Аддисона, который сумел в стихах передать последовательность образов и чувств у Сафо, столь прославленную Лонгином и так хорошо переданную Катуллом. Название, данное самой Сафо этой оде, не оставляет сомнений в том, что прелести одной из ее любовниц внушили ей эту оду. Простой дословный перевод этой пьесы даст возможность хотя бы приблизительно понять всю ее страстность:
"Тот, кто может лицом к лицу видеть тебя и слышать твой нежный голос, мне кажется равным богам. -- Твоя улыбка разжигает мою любовь и в моей груди сердце восторгается. -- Едва я вижу тебя, мои уста немеют, -- Нежный огонь разливается по моим членам; мои глаза обволакиваются туманом и внезапное звучание поражает мой слух, -- Холодный пот катится по всему моему телу, я дрожу, и более бледная, чем боязливый листок, без дыхания, я чувствую, что умираю..."
Очень трудно подобные поэтические чувствования согласовать с вульгарными приемами женоложства, отталкивающий пример которого нам дали гетеры и флейтистки. Многие авторы отмечают, что ученицы Сафо "с ранних лет узнавали о противоестественном употреблении их появляющихся прелестей" и что учение автора этой оды, более элегической, нежели эротической, есть "школа проституции". Как возражение против этой суровой оценки, можно привести прекрасные песни любви, сочиненные Сафо в честь брачных пиршеств, и стихи, посвященные любимой дочери ее Cleis, о которой она в одной из своих од говорит: "У меня есть прекрасное дитя, красота которого подобна красоте хризантемы. Cleis, мою горячо любимую Cleis, я не отдала бы за целую Лидию". Несмотря на то, что Сафо познала противоестественную любовь, но не эта любовь заставила ее больше всего страдать и не эта любовь послужила причиной ее гибели.
Однажды вечером она увидела порази тельной красоты молодого человека, стоявшего на лодке, качавшейся на воде: это был Фаон. Она любила его, обоготворяла его и была им также любима. Но любовь непостоянна, и Фаон вскоре уехал, чтобы более не возвращаться. В честь его она написала много стихотворений и главным образом гимн Венере; вот он:
Грозная Венера, любимица Кипра,
Ты хочешь обманывать смертных,
Покинь Пафос и твои храмы
И приди успокоить смятение моей души.
О, богиня! О, Венера!
Ты помнишь, сколько раз
Ты с трона своего шла на мой зов?
Однажды моим взорам предстала
Твоя колесница, которую влекли быстрые птицы,
И ты опустилась с небесного свода,
Ты хотела тогда, любимая богиня,
Узнать мое горе, исполнить мои желания.
"Сафо", -- говорила ты мне, смеясь:
"Моя Сафо, какая обида вызвала твое горе?
Страстью какого неблагодарного юноши хочешь ты завладеть?
Иди! Тот, кто бежал тебя, будет следовать за тобой,
Кто отвергал твои дары, будет их добиваться,
И ища в твоих глазах или своей погибели, или твоей милости,
Твой гордый враг будет дрожать перед тобой!"
Богиня! Еще есть время. Исполни свое обещание,
Сжалься над сомнениями, заставляющими меня страдать,
Отомсти за ранившую меня стрелу
И смягчи неблагодарного, которого я люблю.
Сафо, как говорят ее комментаторы, получила от богов небесный дар -- вдохновение. Благодаря этому вдохновению, она импровизировала стихи без всякого труда; казалось, что стихи сами льются из чистого источника. Музы хотели вознаградить ее за неудачи в любви. Но им это не удалось. Когда Сафо увидела, что ее чары и ее лира не в состоянии тронуть сердца неверного Лесбийца, она, покинутая, безумная, в отчаянии бросилась с левкадийской скалы в море. [58]
Поэты не преминули указать на то, что трагический конец Сафо явился местью Венеры, которая не могла ей простить излишества в "любви Сафо к ее ученицам", как выразился аббат Бартелеми. Мы же посмотрим на смерть Сафо, как на результат расстроенного воображения, как на результат отчаяния, как на поступок, лишенный всякой нравственной свободы.
Эта истеричная Лесбийка сконцентрировала все свои духовные и физические силы в очаге разгульных страстей. Там она нашла тайны сафической любви, которую общественные законы порицают так же, как и любовь сократическую, потому что обе они противны законам природы; здесь, в этой болезненной среде ее посетило разочарование и отчаяние, приведшие ее к самоубийству, которое может быть причислено к области болезненной психики. Все новейшие философские школы осудили противоестественную любовь, потому что все они относительно целомудренны по сравнению с учениями древних времен.
Но чтобы судить о последних беспристрастно, нужно перенестись к древним обычаям и нравам, которые были далеки не строга. В "Диалоге Куртизанок" Луриана мы встречаем на каждом шагу полные гнусного реализма сцены между матерями и дочерьми. Матери хотят развратить своих дочерей, лишить их всякой чистоты и совести, преподают им разврат, вводят их в тайны проституции, воровства, лжи, советуют им отдаваться самым грубым, самым старым и бесстыдным мужчинам, лишь бы они платили и давали себя обирать.
Не есть ли это наследственное извращение, достигшее своей высшей степени?..
В другом сочинении того же автора мы находим любопытный образчик учения мудрецов, представляющий ценный документ для истории философии древних времен. Там изображен Юпитер, председательствующий и на публичной продаже производящий оценку всех философских систем.
Судебным приставом при нем состоит Меркурий; он зазывает покупателей и отборно ругаясь, предлагает им открыть кредит на год.
Пифагора продают за 10 мин, потому что узнают, что у него золотая ляжка. Другие философы дают нам верное представление о своей морали. Меркурий вводит Диогена. Последнего спрашивают:
-- Какова ваша профессия?
-- Диоген. -- Врач души, глашатай правды и свободы.
Вот мое учение: Уметь противоречить всему, иметь голос грубый, как у собаки, варварское лицо, дикий и жестокий вид, жить посреди толпы, не замечая никого, быть одним среди многих, предпочитать продажную Венеру и открыто предаваться тому, что другие краснея совершают втайне. Если тебе все это надоест, то прими немного яду и ты удалишься из этого мира.
Вот в чем счастье, желаешь ли ты его?
После Диогена, за которого не дают больше 24-х оболов, Меркурий вводит Аристиппа; он пьян и не может отвечать.
Меркурий излагает за него его учение: не заботиться ни о чем, пользоваться решительно всем, и везде, где только можно искать сладострастия.
Сократ следует за Гераклитом и Демокритом. На вопрос:
-- Кто ты? -- он цинично отвечает:
-- Я любитель маленьких мальчиков и преподаю искусство любви.
Греческие выражения еще более метки, нежели русский их перевод. О своем учении Сократ говорит:
"Я изобрел республику и управляюсь ее законами.
Женщины не принадлежат только своим мужьям; каждый мужчина может иметь сношение с ними. Ему задают еще много других вопросов:
Законы о прелюбодеянии отменены?
-- Вздор, отвечает он.
-- А что ты постановил относительно молодых красивых мальчиков?
-- Они будут наградою за добродетель и их любовь наградой за храбрость!..
Сократа продают за два таланта -- добавляет Лукиан[59].
Что сказать об этих философах и об этом народе, терпевшем в храме Коринфа, в качестве весталок, 1200 проституток, которых даже посвящали в дела республики? [60]
Как они могли осуждать безнравственность, когда служители Олимпийских богов научали их всем мерзостям мифологии? Юноша жалуется Юпитеру, что он, с тех пор как похитил Ганимеда, лишил ее своих ласк, не ласкает ее более; Меркурий вместе с Аполлоном издевается над Марсом, которого Вулкан увлек в объятия Венеры, а богиня любви зовет Париса к прелюбодеянию! Можно с полной уверенностью сказать, что религиозные представления только способствовали всем порокам и всем родам разврата. Это строго логический вывод. Впрочем, управление людьми лучше всего достигается путем потворствования их страстям, а служители древних культов всегда очень любили власть.