Подозрения тети Моди
-- Пешу! -- обратилась однажды тетя Модя к мужу, когда тот, уставший от дневных работ, укладывался спать. -- Угадай, о чем я продумала сегодня весь вечер?
-- Трудный вопрос! -- ответил с улыбкой Пешу. -- Я никогда не думал, что ты на размышления теряешь напрасно время!
-- Но ведь это не часто со мной случается, -- заметила тетя Модя, усмотрев упрек в ответе мужа. -- Но, право, эта мысль гвоздем засела в моей голове. Меня ужасно интересует приемыш госпожи Жозен. В судьбе ее есть что-то подозрительное. Что ребенок не из семьи Жозенов, за это я поручусь головой! На днях как-то я зашла в магазин Жозен купить для Мари ленту. Спрашиваю: откуда в ее доме появилась хорошенькая малютка? "Это наша родственница по Жозенам", -- сухо ответила мадам Жозен и сразу перевела разговор. А сегодня я своими глазами видела, когда Пепси надевала на девочку свежее платьице, на рубашечке и юбочке вышитые две буквы: "J." и "С.". Помни: "J." и "С.". Не далее, как в конце прошлой недели, я опять зашла в магазин мадам Жозен. Смотрю: она ведет себя неестественно -- юлит около меня, расспрашивает, когда назначена свадьба Мари, говорит, что у нее есть кое-какие вещи превосходной работы, которые она хотела бы показать. Затем вынула из шкафа большую картонку и достала оттуда кипу дамского белья. "Ваша барышня, -- сказала она, -- выходит замуж, необходимо дать ей отличное приданое: так не хотите ли купить у меня это белье? Я дешево отдам".
"Моей дочери батисты не по плечу", -- возразила я, перебрав превосходные изделия. На каждой, даже самой маленькой, вещи вышит вензель "J.C."-- те же буквы, что и на белье ребенка. С плутовками церемониться нечего! Я прямо так и брякнула: "Откуда, скажите на милость, могли попасть в ваши руки эти вещи?"
"Это все принадлежало покойной матери Джен, -- проговорила Жозен, лицемерно вздыхая. -- Мне хочется продать лишнее. Девочка еще маленькая: пока вырастет, белье истлеет; гораздо полезнее вырученные деньги употребить на ее воспитание".
"А что же вы сделаете с вензелем? Придется убирать с каждой вещи "J." и "С."", -- сказала я, умышленно делая акцент на обе буквы и выжидая, что старуха на это ответит. Ты ведь знаешь, какая я увертливая.
"О, мадам Пешу! -- воскликнула Жозен. -- Как вы не поняли: ведь "J.C." обозначает "Жозен Комилла" -- инициалы нашей родственницы. Вензель же вышит так вычурно, что и не разберешь. Право, купите рубашки, я вам уступлю!"
"Нет, -- возразила я, -- не куплю! Это белье слишком тонко для нашей девочки". -- А про себя подумала: неужели бы я позволила нашей Мари носить ворованные вещи?
-- Тише, тише, Модя! -- остановил ее муж. -- На тебя могут подать в суд за клевету.
-- Нет, это я ее подведу под суд! И это будет справедливо! Пусть-ка Жозен докажет, когда и как умерла мать малютки? Кто был свидетелем ее смерти? Послушаешь только, что девочка рассказывает, -- поневоле призадумаешься. Намедни, возвращаясь со мной с фермы, девочка вспоминала, как они жили в прериях, рассказывала об отце, матери... Мне кажется, что Жозены украли этого ребенка...
-- Полно, Модя, не увлекайся! Старуха Жозен совсем не такая дурная женщина, -- заметил миролюбивый Пешу. -- У нее негодяй сын -- это правда! Эдраст -- вылитый отец! Я даже слышал, что он и теперь под арестом за какое-то нехорошее дело. Но мать тут ни при чем.
-- Хорошо! Посмотрим, посмотрим! -- не переставала горячиться тетя Модя. -- Одна улика у меня есть верная -- это вензель на белье. Что вещи помечены буквами "J.C", а не "С.J." -- за это головой отвечаю.
-- Знаешь, что мы сделаем? -- сказал Пешу, немного поразмыслив. -- Будем следить за девочкой, и если что - нибудь заметим, я тотчас объявлю себя ее адвокатом. Ты скажи своей сестре Маделон, чтоб и она немедленно сообщила, если заметит что-нибудь подозрительное. Я буду знать, что тогда делать.
-- Ну, теперь я спокойна относительно ребенка, -- сказала тетя Модя, любуясь мужем. -- Каждый в городе знает, что если Пешу взялся хлопотать о каком-нибудь деле, то, значит, дело правое.
Жутко стало бы мадам Жозен, если бы она слышала эти отзывы о ней. По правде сказать, ее и без того постоянно мучили угрызения совести. Чудилось, что за нею следят и в чем-то подозревают. Несмотря на старание быть как можно любезнее, предупредительнее со своими покупателями и соседями, Жозен как-то не везло. Посетителей в лавке было много, торговля шла бойко, но покупатели были с ней холодны, неохотно вступали в разговор и никогда не задерживались в магазине. А ей так страстно хотелось внимания и почета!
Главным предметом гордости Жозен был сын. Всегда щегольски одетый, хорошо причесанный, с драгоценными перстнями на руках, он целыми днями бродил по кофейням, трактирам, заходил в парки или бродил по тем улицам, где было больше народа, привлекая к себе внимание платьем и ослепительной белизны батистовым бельем, а главное -- изящными часиками с вензелем "J.C."; по примеру матери, он объяснял, что это их фамильная драгоценность.
Кроме Эдраста, Жозен гордилась и малюткой -- леди Джен, для которой двери в домах всех соседей были открыты настежь. Посетители магазина Жозен нередко шли туда единственно для того, чтобы полюбоваться прелестным ребенком. Это удовлетворяло тщеславие, но не самолюбие Жозен. Она видела, что леди Джен больше привязана к Пепси, к Маделон и даже к старику Жерару, чем к ней, своей тетке Полине. Девочка была с ней покорна и почтительна, но никогда не ласкалась к ней.
-- Змееныша я выкормила! -- говорила Жозен, видя из окна, как малютка направлялась к своей приятельнице Пепси. -- Чего-чего только я не делала для этой девчонки: недосыпала, недоедала, ухаживала за ней во время болезни! А чем она мне отплатила за это? Чем вознаградила мои заботы и хлопоты?.. Гордячка этакая! Приди только случай -- в грязь втопчет! Вот так всегда отплачивают за добро! Оставь я ее в тот вечер вместе с матерью на улице, они больше бы меня ценили, чем теперь. Кто знает, может быть, для меня и лучше бы было не связываться с ними...