Преступления против собственности
Следуя системе, принятой в предшествующей главе, мы начнем с более тяжелых преступлений, направленных против собственности, а затем коснемся менее серьезных.
Поджог (arson) – это одно из древнейших преступлений, известных английскому праву; его распространенность отчасти объясняется вероятно легкой воспламеняемостью строительных материалов, применявшихся в старину в Англии, а отчасти – ребяческим восторгом перед пламенем, характерным для всех, первобытных народов. Отсутствие в то время всякой системы страхования от огня делало это преступление очень опасным. По общему праву в изложении Кока (Coke) поджогом является сознательное и злоумышленное поджигание чужого замка, дома или двора. Но вскоре после эпохи Кока были приняты статуты, которые постепенно распространили это понятие на поджог всех других строений и даже рудников и кораблей. Дальнейшее расширение, имевшее важное значение, состояло в распространении его на поджог с обманными намерениями строения, принадлежавшего самому обвиняемому. Такое расширение понятия поджога произошло естественно после того, как была введена система страхования от огня, что произошло в восемнадцатом веке. Сейчас относящееся сюда право систематизировано в ранних разделах Акта о злонамеренном причинении ущерба 1861 г. (Malicious Damage Act 1861), слегка измененном последующими законами, которые хотя и избегают употреблять слово «поджог» (arson), но трактуют как фелонию, караемую разными сроками каторжных работ или тюремного заключения, противозаконное и злоумышленное поджигание всякого рода строений, в том числе и поджог преступником собственного дома с намерением причинить кому-нибудь ущерб или обмануть кого-либо.
Преднамеренное и злоумышленное разрушение путем поджога или иным путем кораблей королевского флота, королевских портов, арсеналов, магазинов, канатных заводов, присутственных мест, ведающих снабжением, и других строений морского ведомства или находящихся в них лесных материалов и запасов, а также любых военных или морских складов продовольствия или вооружения является преступлением, которое в случае осуждения обвиняемого карается по Акту об охране портов и пр. 1772 г. (Dockyards et с., Protection Act 1772) смертной казнью. Акт о взрывчатых веществах 1883 г. (Explosive Substances Act 1883) касается разного рода деяний, вытекающих из обращения со взрывчатыми веществами, из их хранения, и представляющих общественную опасность. Затруднение заключается в том, что закон не определяет, что им понимается под «взрывчатыми веществами», и только указывает, что под ними понимаются и материалы, служащие для производства взрывчатых веществ, что не очень помогает выяснению вопроса.
Берглери (burglary, ham-socn) – ночное воровство со взломом – является другим очень древним преступлением общего права, которое теперь предусмотрено Актом о воровстве-«лярсни» 1916 г. (Larceny Act 1916). Его определение носит весьма технический характер; оно заключается в проникновении со взломом в чужой жилой дом или строение, непосредственно соединенное с первым, с намерением совершить там фелонию, или во взломе при выходе после совершения там фелонии в период между 9 час. вечера и 6 час. утра по среднему Гринвичскому времени. Берглери представляет собой, конечно, фелонию и наказуется пожизненными каторжными работами. Хауз-брекинг (house-breaking) – проникновение в дом со взломом – является менее серьезным преступлением и заключается в незаконном проникновении со взломом в здание как общественное, так и частное в любое время и совершение там фелонии или в уходе оттуда со взломом после совершения фелонии. Это преступление представляет также фелонию, но карается не свыше четырнадцати лет каторжных работ. Когда кто-либо просто входит в жилой дом в ночное время или проникает в него или в любое другое здание со взломом в любое время с намерением совершить (в отличие от совершения) фелонию, то он виновен в фелонии, но наказуется не свыше семи лет каторжных работ.
Разбой – роббри (robbery) – представляет собой в такой же степени преступление против физической неприкосновенности как и против собственности, но обычно его относят к числу преступлений против собственности. В Акте о воровстве 1916 г. (Larceny Act 1916) нет определения разбоя, но его сущность заключается в похищении денег или имущества у другого человека или в присутствии другого человека, против его воли, путем насилия или устрашения о намерением либо присвоить похищенное себе, либо же по меньшей мере лишить человека, у которого похищают, владения похищаемым. Сущность разбоя заключается в применении силы, а наказание колеблется в зависимости от обстоятельств, при которых была применена сила. Так, если грабитель был вооружен или был в сопровождении других лиц или причинил физическое повреждение тому, кого ограбил, то он подлежит, в случае обвинения, пожизненным каторжным работам, если же таких условий не было, то предельное наказание сводится к четырнадцати годам. Нападение (assault) с намерением ограбить представляет само по себе фелонию, караемую пятью годами каторжных работ.
Лярсни (larceny), т. е. воровство или кража (theft), представляет собою также одно из старейших и распространеннейших преступлений, известных праву. Акт о воровстве 1916 г. (Larceny Act 1916) определяет его как «обманное и без добросовестного правового притязания взятие и унос чего-либо, что может быть украдено, с намерением в момент такого взятия лишить навсегда собственника того, что у него взято». В этом определении стоит обратить внимание на один или два пункта. Признано, что добросовестное предположение со стороны берущего, что взятый им предмет действительно принадлежит ему или что он имеет право взять его, представляет аргумент защиты при обвинении в краже. Но надо понять, что ошибка, под влиянием которой предполагаемый вор по его уверению действовал, должна быть ошибкой фактической, а не правовой. Так, если А обвязывает веревкой шею быка, находящегося в стойле Б, и уводит его, претендуя на то, что бык принадлежит ему, то это его убеждение будет служить действительной защитой, если только А добросовестно (хотя бы и ошибочно) считал, что именно этого быка он купил на ярмарке на прошлой неделе или что Б разрешил ему увести быка. Если же он знал, что бык принадлежит Б, но думал, что поскольку Б должен ему десять ф. ст., то он может взять у Б быка, пока тот не заплатит, то это рассуждение представит правовую ошибку и не поможет ему.
Затем должен быть налицо момент взятия и уноса (cepit et asportavit). Кража является по общему праву преступным захватом (trespass), а сущность захвата заключается во вмешательстве в чужое владение. Так, по общему праву, ничто, относящееся к земле, и a fortiori сама земля не могут быть предметом кражи; потребовался длинный ряд парламентских актов для того, чтобы такие предметы как овощи, фрукты, руды и минералы были признаны как объекты кражи. Прежде также считалось, что только «ценные» предметы могут быть украдены, а под ценностью понималась ценность вещи. Следовательно ценность таких предметов как банкноты, паи, векселя, облигации и т. п., считалась равной стоимости их пергамента или бумаги; их кража считалась «мелким воровством» (petty larceny) и не квалифицировалась как фелония, пока законы не изменили положения.
Сверх того, точка зрения общего права на воровство как на нарушение владения делала невозможным признание за кражу такого случая как кражу предмета, находившегося во владении укравшего. Вследствие этого такие лица, как зависимые держатели (bailee), агенты и т. п., скрывавшиеся с доверенным им товаром, не могли быть осуждены за воровство. Когда дело касалось слуг, это затруднение было устранено при помощи доктрины, что хозяин предмета продолжает владеть им даже в случае, когда он вручает его слуге. Эта доктрина основывается на том, что, поскольку слуга обязан исполнять приказания хозяина, последний продолжает владеть своим предметом. Вследствие этого считается, что такой предмет находится во владении хозяина, пока слуга не обнаружит явного намерения присвоить его; благодаря этому присвоение в данном случае сводится к нарушению владения. Так же обстоит дело с таким зависимым держателем, как перевозчик. Может считаться, что грузоотправитель все еще находится во владении грузом, пока перевозчик не совершит с товаром такого действия (break bulk), на которое он, как ему известно, не имеет права. Когда дело касалось агентов, получивших товар от третьих лиц для своих нанимателей, то здесь не было возможности применить эту теорию. Поэтому для таких случаев пришлось изобрести новую категорию, называемую эмбезлмент – присвоение (embezzlement). Еще труднее обстояло дело с обманувшим доверие – трести – доверительным собственником (trustee), так как он не только хранитель, но и законный владелец доверенной ему собственности и потому едва ли мог украсть то, чем сам владел. Однако, все же такие дела подпадают теперь под один из разделов Акта о воровстве. Не надо забывать, что в основе понятия воровства лежит нарушение владения, а не собственности. Человек несомненно может украсть собственную лошадь, если он до этого отдал ее в наем соседу на срок, который еще не истек.
Техническое определение воровства как «взятие и унос» или нарушение владения создает также другие трудности, одна или две из которых представляют интерес и имеют практическое значение.
Предположим, например, что какой-нибудь человек найдет предмет, повидимому, брошенный, и подымет его с намерением присвоить. Виновен ли он в воровстве? Конечно, нет, если предмет был действительно брошен, так как оставление предмета означает именно отказ от владения, а где нет владения, не может быть и воровства. Но предположим, что таким предметом оказывается кошелек, содержащий значительную сумму денег, который на самом деле был случайно потерян человекам, его несшим. Если нашедший поднимет его с намерением взять себе, то совершит ли он воровство? Ответ будет положительный, если только он не сумеет убедить присяжных в добросовестности своего убеждения, что кошелек был брошен. Акт о воровстве 1916 г. гласит: «В случае, когда в момент нахождения нашедший считает, что собственник может быть обнаружен, если будут приняты разумные меры…». С грамматической стороны это предписание не может считаться совершенным, но его содержание не лишено здравого смысла. Нахождение не есть удержание, если нашедший имеет основание считать, что тот, кто утерял предмет, согласился бы на вознаграждение нашедшего. Такое рассуждение оправдывается положением: «всякое владение защищается против вора».
Затем, может быть случай воровства посредством мошенничества. Если владелец предмета добровольно отказался от владения им, как правило не может быть воровства. Но если владельца побудили передать предмет, уверив его, что этот предмет подвергнется только осмотру, испробованию или починке и затем будет возвращен, причем человек, которому он был передан, с самого начала намеревался удержать его, то последний не может затем ссылаться в свою защиту на свои обманные действия и таким путем избежать обвинения в краже. Но когда намерение удержать предмет возникло лишь после получения этого предмета, то по общему праву не может быть обвинения в воровстве, если только дело не касается зависимого держателя, нарушающего свои обязанности в отношении вещи. Но это положение было изменено законом 1857 г., и теперь воровство со стороны зависимого держателя и даже со стороны собственника является преступным действием, предусмотренным законом. Однако это нечто совершенно иное, чем воровство при помощи мошенничества.
В качестве другого примера трудностей, создаваемых определением воровства в законе, мы можем привести случай с ошибкой со стороны истца. Предположим, что А предъявляет кассиру банка чек на 5 ф. ст. для оплаты. Кассир, будучи близоруким или неосторожным, кладет перед А на прилавок 50 ф. ст., А берет их и уходит. В этом случае нет сомнения, что А виновен в воровстве, потому что: 1) он не мог не заметить ошибки, 2) он ни на минуту не мог предположить, что она была совершена намеренно, 3) он с самого начала должен был иметь намерение присвоить себе лишние 45 ф. ст. Последнее обстоятельство служит ключом к толкованию закона. Если человек, которому что-либо было передано по ошибке (что ему должно быть известно), решает удержать переданное, то он вор. Но одного лишь факта удержания, даже если оно произошло после того, как удержавший обнаружил ошибку, недостаточно для его осуждения, если он может убедить присяжных, что он намеревался вернуть удержанное при соответствующем требовании. Он не обязан разыскивать лицо, совершившее ошибку. A fortiori, если он истратит деньги, не обнаружив ошибки, то он не вор. Это легко может случиться с разносчиком или коробейником, постоянно покупающим и продающим по мелочам.
Теперь мы подошли к последнему моменту в определении воровства, именно к положению, гласящему: «с намерением… навсегда лишить собственника вещи». В течение последнего столетия это определение подверглось радикальному, но повидимому незамеченному изменению, притом, как считается, не в сторону его улучшения.
Эта часть определения воровства была несомненно в него внесена с целью устранить такие случаи, когда человек, руководимый скорее злым побуждением или небрежностью, чем корыстолюбием, лишает собственника владения предмета с целью временного его использования. Случайный посетитель клуба, «заимствуя» с подставки зонтик, который, как он знает, ему не принадлежит, юноша, не способный противостоять искушению и совершающий тайком увеселительную прогулку на мотоциклете своего соседа – оба они виновны в предосудительном поведении, но вряд ли их можно заклеймить как воров. В соответствии с этим, большинство правовых систем у цивилизованных народов требуют для такого осуждения наличие того, что по римскому праву называется animus lucrandi. Старые английские авторы по общему праву, как сэр Мэтью Хейл (Matthew Hale) и сэр Уильям Блекстон (William Blackstone) явно испытывают замешательство при определении этого момента и обычно обходят его, употребляя такие выражения, как animus furandi или «преступное взятие» (felonious taking).
Но из многочисленных случаев, приводимых ими, видно, что суть этого преступного деяния заключалась до недавнего времени в намерении берущего взять предмет для себя, т. е. извлечь денежную выгоду из такого взятия (так как ничто, не имеющее ценности, не может быть украдено). К сожалению, около середины прошлого столетия в знаменитом судебном деле по обвинению в воровстве человека, который перенес кожи из одной части склада своего хозяина в другую с целью иметь возможность утверждать, что он над ними работал, обвиняемый был оправдан судом (Court of Exchequer Chamber) на том основании, что он не имел намерения лишить собственника навсегда его собственности. Это решение было конечно правильным, но мотивировка его была неудачна и еще более неудачно то, что она постепенно начала проникать в последующие судебные решения, пока не стала общепринятой. Например, если какой-нибудь человек подводит чужой автомобиль к краю утеса с сознательным намерением сбросить его вниз и разбить, и это ему удается, то он повидимому может быть осужден за воровство по закону 1916 г. Он несомненно виновен в преступном деянии, именно, в злонамеренном причинении ущерба собственности, но он не виновен в воровстве в историческом значении этого слова. Истинная сущность воровства заключается в намерении обратить в собственную пользу предметы, принадлежащие другому. Еще сравнительно недавно в 1858 году суд оправдал обвиняемого в краже государственных бумаг на том основании, что он не намеревался обратить их в свою пользу.
Действие, заключающееся в использовании чужих перевозочных средств, совсем недавно было признано преступлением по закону. В таком шаге не было бы надобности, если бы старое определение воровства не подверглось изменению. Но этот закон относится только к механическим перевозочным средствам. Тяжесть воровства и вследствие этого его наказание зависят от разных обстоятельств. Так, хотя всякое воровство является фелонией, но простое воровство (т. е. воровство, не сопровождающееся такими обстоятельствами, которые считаются «отягчающими») наказуется каторжными работами на срок не свыше пяти лет, если только преступник не мужского пола и притом моложе шестнадцати лет, в каком случае он может быть подвергнут телесному наказанию. Но кража скота, карманная кража, кража на судах и в доках, кража, произведенная слугами у нанимателей, может быть наказуема четырнадцатью годами каторжных работ; кража завещательных документов и кража предметов, пересылаемых по почте, могут караться пожизненными каторжными работами. По общему праву, собаки, в качестве животных ferae naturae, в отношении которых не может быть права собственности, не могут быть объектом кражи. По Акту о воровстве кража собаки не составляет фелонии, но при вторичном осуждении она составляет мисдиминор, наказуемый тюремным заключением на восемнадцать месяцев с тяжелыми работами или без них.
Преступлением, которое рассматривается как несколько менее тяжелое, чем кража, является получение денег (а также и ценных бумаг) или вещей посредством мошенничества (false pretences). Основное различие между этим преступлением и воровством заключается в том, что в этом случае пострадавший отказывается добровольно от владения украденным, а следовательно и от собственности на него и, таким образом, тут нет нарушения владения со стороны обвиняемого. Для того, чтобы возможно было осуждение по такому обвинению, надо доказать, что обвиняемый сознательно дал ложные сведения, как будто они соответствовали реальным фактам, зная, что эти сведения неправильны и, кроме того, надо доказать, что пострадавший расстался со своим имуществом в силу доверия к правильности этих сведений. Простое высказывание мнения или такое предсказание как то, что акции вне всякого сомнения подымутся в цене, недостаточно для осуждения. Не надо смешивать это преступление с вымогательством денег при помощи угроз, что обычно зовется вымогательством (blackmail). Хотя Акт о воровстве касается также и этого преступления, но оно собственно относится к другой группе преступлений и потому будет рассмотрено в другом месте этой книги. Но прием заведомо краденых вещей конечно составляет преступление, родственное краже. Надо заметить, что это преступление включает также прием вещей, которые в точном смысле слова не были украдены, но тем не менее были получены преступным путем, например, посредством мошенничества или обманного присвоения, причем характер этого первоначального преступления служит основанием для определения вытекающего из него преступления, которое может быть признано либо фелонией, либо мисдиминором. Например, прием заведомо краденых вещей составляет фелонию, потому что воровство есть фелония, но подобный же прием денег или вещей, полученных путем мошенничества, составляет мисдиминор, как и само их получение мошенническим путем. Странно, что хотя последнее преступление само не может караться каторжными работами на срок свыше пяти лет, прием вещей, заведомо полученных мошенническим путем, может наказываться семью годами.
Недостаток места заставляет нас оставить все попытки подробно обсудить два серьезных преступления против собственности, известных под названием злонамеренное причинение ущерба (malicious injury) и фалвшивомонетчество (false coining). Оба они представляют скорее целые группы преступлений, чем отдельные преступления, и трактуются правом так детально, что это красноречиво свидетельствует о затруднениях в определении их понятий. Главное между ними различие сводится в основном к тому, что злонамеренное причинение ущерба вызывается чувством мести, тогда как фалыиивомонетчество совершается главным образом animo lucrandi и потому очень близко к краже. Нарушения монетной регалии бывают различны по своей тяжести, начиная с фактической подделки государственной монеты, представляющей фелонию и караемой вплоть до пожизненных каторжных работ, и кончая сбытом и вручением неполноценной монеты или хранением ее с намерением сбыть, что составляет только мисдиминор (во всяком случае при первичном обвинении), караемый одногодичным тюремным заключением с тяжелой работой.
Злонамеренное причинение ущерба охватывает ряд преступлений, начиная с поджога судов, портов, арсеналов или складов военноморского флота, что, как указывалось раньше, представляет преступление, караемое смертной казнью, и кончая таким мисдиминор, как обезображивание общественных памятников, музеев и предметов искусства, караемым шестимесячным тюремным заключением с тяжелыми работами. Общее указание Акта о злонамеренном причинении ущерба 1861 г. (Malicious Damage Act 1861) налагает наказание в два года тюремного заключения с тяжелыми работами за всякое злонамеренное повреждение, не предусмотренное другими статьями закона, если оно произведено в дневное время. Если же оно произведено между 9 часами вечера и 6 часами утра, то предельное наказание составляет пять лет каторжных работ.
Теперь мы подошли к тому преступлению против собственности, которое можно обсудить подконец, именно к подлогу документов (forgery), которое предусмотрено главным образом Актом о подлоге документов 1913 г. (Forgery Act 1913).
По этому закону подлог документов определяется как изготовление фальшивого документа для его использования в качестве подлинного. Поэтому надо заметить, что подлог per se не включает признака «сбыта» (uttering) или использования подложного документа. На самом деле, самое изготовление с обманными намерениями некоторых фальшивых документов (как, например, завещательных распоряжений, документов за печатью, облигаций, банкнот или казначейских билетов или любых других ценных бумаг, документов, устанавливающих правовой титул на землю или движимость, доверенностей на сделки с ценными бумагами и акциями, записей в реестрах правовых титулов – Registers of Title, страховых полисов, чартеров и некоторых официальных документов, в том числе разного рода удостоверений) составляет фелонию, наказуемую четырнадцатью годами каторжных работ. Подлог (с намерением обмануть или причинить вред) любого документа, имеющего одну из правительственных или королевских печатей, может караться пожизненными каторжными работами, в то же время подлог с такими же намерениями многих других официальных документов влечет наказание вплоть до четырнадцати лет. В случаях, когда специально не оговорено, что данный подлог считается фелонией, он рассматривается как мисдиминор, караемый двухлетним заключением.
Но точно так же, как может быть подлог без сбыта, возможен и сбыт без подлога. Если кто-либо пустит в обращение, с намерением обмануть или причинить вред, какую-нибудь печать, штамп или документ, который, как ему известно, подложен, то считается, что он совершил то же преступление и должен быть подвергнут тому же наказанию, что и лицо, фактически совершившее подлог. Даже одно только обладание подложными банкнотами, штампами, орудиями и материалами, необходимыми для подлога, без законного основания или объяснения (причем доказательства о наличии последнего лежат на обвиняемом) составляет фелонию и подлежит наказанию каторжными работами на сроки от семи до четырнадцати лет, в зависимости от характера подложных документов или орудий для подлога.
В законе нет определения понятия «подделки», но стоит только взглянуть на те разделы, которые пытаются определить, что такое «подложный документ», как станет ясно, что общераспространенное представление, будто подлог может быть совершен только путем подделки чужой подписи, совершенно ни на чем не основано. Говорят, и вероятно это правильно, что можно совершить подлог путем подписания собственного имени, например, в случае, когда некий Джемс Браун подписывает чек и посылает его человеку, который, как ему известно, подумает, что чек подписан другим Джемсом Брауном. Совершенно очевидно, что можно совершить подлог, подписав вымышленное имя или имя умершего человека, и что, с другой стороны, вовсе нет надобности подписывать собственное имя, чтобы быть виновным в подлоге. Дело в том, что всякое существенное изменение, внесенное в явно законченный документ, делает его подложным, и человек, вносящий это изменение с той целью, чтобы измененный документ был принят за подлинный, виновен в подлоге. А подложным документом с точки зрения закона является такой документ, который весь целиком или существенная часть которого имеет целью показать, что он сделан таким лицом или от имени такого лица, или за счет такого лица, который на самом деле не составлял этого документа и никого не уполномачивал его составлять. Для доказательства подлога не имеет значения, что подложный документ не завершен или не создал бы обязательства, или не был бы действителен по закону. Например, чек может быть признан подложным и чекодатель осужден за подлог, даже если сведущий человек, взглянув на этот чек, сразу мог бы увидеть, что чек этот, даже будучи подлинным, не мог бы отвечать своему назначению.