Леди Кумбер приехала к ним весною. Полк, в котором служил Джим, был задержан на Мальте дольше, нежели ожидалось. Ее приезд доставил всем много радости. Энтони смотрел за тем, чтобы ее маленькие подопечные ни в чем не нуждались, о птицах все время заботились. Как только те заметили ее, они начали летать и щебетать вокруг нее, как будто ждали. Сама она не могла объяснить секрет своего влияния на птиц. Как только она протягивала руку, птицы прилетали и садились на нее. Она гораздо больше заинтересовалась ребенком, нежели ожидала Элеонор. Как-то утром она тайком унесла его и очень смеялась, когда принесла его обратно. Она показала его птицам, и они приветствовали его своим щебетаньем, и впоследствии, как только ребенок видел ее с корзинкой в руках, он протягивал к ней ручонки и просился к ней.
На следующий год родился второй ребенок, которого назвали Джимом в честь брата Элеонор, а затем родилась и девочка. Ее назвали Нора. После рождения девочки Элеонор заболела. На Энтони напал ужас. Он никогда не мог понять, как другие считают Бога за какого-то колдуна, который совершает чудеса в обмен на молитвы и обеты. Но тут он перестал здраво рассуждать. Если бы он жил в Средние века, он, вероятно, обещал бы совершить паломничество или построить церковь. Под влиянием ли таких идей или нет, но он именно в этот момент начал строить планы, как бы облегчить участь бедняков Мидлсбро. Он прежде всего начал думать о постройке образцовых жилищ. Легче всего ему было найти финансовую поддержку своим планам. Он вспомнил соображения Бетти, которая говорила, что она не стала бы делать ничего, что бы не могло оправдать себя в материальном отношении. Она была совершенно права. В качестве здравого делового предложения такой план действительно мог оправдать себя. Он разработал его.
Болезнь Элеонор была признана тяжкой. Нельзя было терять времени. Был куплен и расчищен большой участок земли. Архитектор Лендрипп с энтузиазмом принялся за работу.
Лендрипп принадлежал к новой школе материалистов. Его религией было счастье человечества. Человек был для него только случайный продукт земной коры, появившийся, как и другие живые существа, в результате известного химического процесса. Когда земля остынет или когда она сгорит -- это безразлично,-- человеческая раса должна была исчезнуть, а с ней и всякое воспоминание о ней.
Но в ожидании этой катастрофы следовало сделать все, чтобы обеспечить человеку возможно более продолжительное счастье. Этого можно было достигнуть, развив в человеке сознание, что все люди братья, и из этого сознания вытечет новая закономерность и новые взаимоотношения. Человек -- стадное животное. Его благосостояние зависит столько же от его товарищей, сколько и от его собственных усилий. Страдание одного всегда, рано или поздно, должно отразиться на судьбе всего коллектива. В обществе, которое создастся, благосостояние целого будет настолько же необходимо, как и здоровье каждого отдельного индивидуума. Для своего собственного спасения современное общество не имеет права пренебрегать справедливостью, совершенно так же, как оно не должно допускать отсутствие канализации. Для того чтобы город был здоров и богат, необходимо, чтобы каждый гражданин города тоже был здоров и состоятелен. Наши заботы о личном счастье всецело зависят от того, насколько мы стараемся сделать счастливыми других. Именно с этой целью в нас развились известные моральные законы.
Как только эти моральные законы станут нашей путеводной звездой, должны будут расшириться и пути человечества к счастью.
Лендрипп допускал, что в этих планах имелось и кое-что, что выхолило за рамки материализма. В спорах он отрицал существование таких соображений, он называл эти неизвестные величины "излишней энергией". Но для него самого такой ответ казался неудовлетворительным. В его рассуждении излишнее делалось необходимым, что было явным абсурдом. Он сам любил говорить о сохранении видов, о моральных законах, заставляющих живые существа жертвовать собою ради блага их потомства. Для самого Лендриппа эта фраза могла иметь известное значение, так как он был уверен, что обязан своим существованием непрерывному действию этого закона и что его отеческая любовь имела целью заставить мистера Лендриппа заботиться о будущности мисс Эмили Лендрипп, которая в свою очередь будет заботиться о своих детях, и так до бесконечности. Его разум, который сознавал необходимость этого закона, оправдывал и обязательства, им налагаемые.
Но остальные существа? Неприятные на вид насекомые -- миллиарды таких насекомых,-- которые появляются на свет только для того, чтобы оставить после себя яйцо, причем они даже не увидят, что из этого яйца вылупилось. Стоило ли трудиться так слепо? Почему бы не использовать иначе несколько подаренных им часов существования и не покупаться просто в лучах яркого солнца? Какое им дело до будущности их рода? Птица-самка остается в горящем гнезде с распростертыми крыльями, если только она надеется спасти детей. Это естественная любовь к своему потомству ради сохранения рода. Откуда она идет? Как возникла эта слепая любовь? Это слепое согласие страдать для того, чтобы восторжествовало будущее?
Взять в пример собственную семью мистера Лендриппа, его косматого предка, который, под влиянием голода, боролся со страшными чудовищами для того, чтобы как-то прожить. Зачем он так старался? Неужто для того, чтобы когда-то появился на свет мистер Арнольд С. Лендрипп?
Ради чего нынешний мистер Лендрипп не спит по ночам? Для того ли, чтобы как можно скорее смести грязные лачуги Мидлсбро и выстроить приличные жилища для более бедных братьев мистера Лендриппа? Для блага будущих поколений! Инстинкт самосохранения и улучшения рода? Ради чего? Мистеру Лендриппу приходило иногда в голову, что благоденствие, которое по природе своей не может быть достоянием одного индивидуума, но составляет часть общего счастья, которое может быть нарушено завядшим цветком или углублено созерцанием млечного пути, должно обязательно быть всеобщим. Что благоденствие, которое появилось на свет вместе со вселенной и которое не ограничено смертью, должно быть вечным.
Работая совместно по вечерам над планами новых построек, они с Энтони часто прерывали работу, чтобы спорить об этих вопросах. Лендрипп сознавался, что его собственные убеждения не разрешают всех вопросов. Но убеждения Энтони удовлетворяли его еще меньше. Почему справедливый Бог, который все может, создав человека, дал ему так мало разума и так много дурных инстинктов? Почему он допускает, чтобы человек страдал всю свою жизнь от чужой жестокости и бродил среди грязи и крови, вместо того чтобы сделать его с самого начала достойным вечной жизни? Чтобы он сам мог добиться своего спасения? Чтобы несколько отдельных личностей, более счастливых или менее предрасположенных ко злу, или обладающих большей выдержкой, могли своими силами выбраться из болота? Легенду о Христе он никак не мог принять. Если она была истинна, Бог, следовательно, мог ошибаться. Его всезнание -- миф, иначе Бог не мог бы делать ошибки и исправлять их впоследствии. И даже если это было так, то ему не удалось исправить свои ошибки. Количество верующих христиан, количество тех людей, которые жили действительно по-христиански, в настоящее время меньше, чем было при цезарях. В эпоху Средних веков потухшие угли христианства вновь разгорелись ярким пламенем. Святой Франциск настаивал на необходимости нищеты и любви, он проповедовал братство всех живых людей. Мужчины и женщины во всевозрастающем числе понимали Христа не как козла отпущения, а как вождя. Были люди вроде святого Ольда из Мидлсбро. Он был способный делец в том смысле, в каком это слово понимается в настоящее время, он пожертвовал Богу не десять процентов своего состояния, а свою жизнь целиком. Всякий современный делец, который поступил бы таким же образом, был бы признан годным для дома сумасшедших. Две тысячи лет после смерти Христа Толстой попробовал жить по заветам Христа. И все христиане с изумлением смотрели на него. Если Христос входил в Божьи планы реформирования расы, которую он сам создал так неудачно, то он трагически ошибся. Христианство с самого начала горело жалким пламенем и теперь умерло, оставив мир в еще большей темноте, так как последняя его надежда угасла.
Они как-то проработали почти целую июньскую ночь. Лендрипп раздвинул занавеси и открыл настежь окно. На востоке заалела бледная заря.
Планы были закончены. Начались уже строительные работы. В тот самый день, когда был заложен фундамент первого здания, врачи признали, что жизни Элеонор не угрожает опасность. Энтони забыл свои разговоры с Лендриппом. Бог услышал его молитвы и принял его жертву. Он и дальше будет любить его и служить ему, и, несомненно, успех будет ему сопутствовать по-прежнему в его дальнейшей жизни. Одно из небольших сталелитейных предприятий случайно продавалось. Он добился того, что ему поручено было перестроить его на началах участия рабочих в прибылях. Его система управления заводом должна была быть чрезвычайно правильной, потому что она была практичной. Продолжительная война между трудом и капиталом должна была закончиться. Его деловой талант, однако, на этот раз должен был послужить не ему одному. Энтони встал во главе небольшой компании, которая собиралась открыть кооперативные лавки, где бы рабочие могли покупать все, что им нужно, по дешевым ценам. Элеонор вернулась к нему более прекрасной, как ему казалось, чем она была когда-либо. Они шли как-то рука об руку по направлению к болотам. Она хотела показать ему, насколько окрепла. И, когда они дошли до старой ели на перекрестке двух дорог, она подняла к нему свое лицо, и он привлек ее к себе, и губы их встретились, как будто это было в первый раз.
Она не должна была больше рожать, но это их не смущало. Маленькие Джим и Нора росли крепкими и здоровыми детьми. Нора обещала быть живым портретом матери. У нее были все недостатки матери, которые Энтони так любил: сильная воля и тот недовольный взгляд, который появлялся, когда кто-нибудь противодействовал ей или обижал ее. Но у нее были и все хорошие стороны матери. Джим был ярким представителем семьи Кумберов. У него бьии смеющиеся глаза своего дяди и все его упрямство, как говорила Элеонор. Он был необычайно шаловлив и ласков и был любимцем всех слуг.
Джон был скорее мечтателем. Леди Кумбер научила его читать. Она до странности полюбила ребенка. В летнее время они брали книги с собою в сад. У них были любимые места, которые знали только они двое. А зимою в их распоряжении тоже было любимое местечко за большой ширмой в библиотеке.
Понемногу сердце Элеонор начало больше склоняться к младшим детям. Они были жизнерадостны, резвы и подвижны. Но Энтони больше любил старшего, первенца.