Домашнія обязанности. -- Любовь къ труду. -- Скептицизмъ молодого поколѣнія. -- Воспоминаніе о греблѣ. -- Упражненія на плоту. -- Методъ стараго лодочника. -- Его спокойствіе. -- Начинающій. -- Упражненіе съ шестомъ. -- Удовольствія дружбы. -- Мой первый опытъ плаванья съ парусомъ. -- Вѣроятная причина, по которой мы не утонули.
Мы проснулись поздно и, согласно требованію Гарриса, принялись готовить завтракъ "безъ всякихъ причудъ". Затѣмъ мы принялись за уборку и чистку, привели все въ порядокъ (кропотливая работа, благодаря которой я могъ довольно опредѣленно отвѣтить на часто возникавшій у меня вопросъ: какъ убиваетъ время женщина, на рукахъ у которой имѣется всего-на-всего одно хозяйство) и около десяти часовъ тронулись въ путь.
Для разнообразія мы рѣшили итти на веслахъ: надоѣло двигаться бечевой. Гаррисъ предложилъ распредѣлить работу такимъ образомъ: я и Джорджъ будемъ грести, а онъ править рулемъ. Мнѣ вовсе не понравилось это предложеніе, и я сказалъ, что со стороны Гарриса было бы гораздо достойнѣе приняться за греблю вмѣстѣ съ Джорджемъ, а меня оставить въ покоѣ. Мнѣ казалось, что я уже слишкомъ достаточно поработалъ въ это плававіе, и я начиналъ серьезно подумывать объ отдыхѣ.
Мнѣ всегда кажется, что я слишкомъ много работаю. Не то, чтобы я имѣлъ что-нибудь противъ работы, я люблю работу, она просто восхищаетъ меня. Я могу сидѣть сложа руки и любоваться ею по цѣлымъ часамъ. Я хотѣлъ бы удержать ее при себѣ какъ можно дольше: мысль о томъ, что придется разстаться съ нею, просто сокрушаетъ меня.
Давайте мнѣ какъ можно больше работы; моя страсть -- копить у себя работу; мой кабинетъ заваленъ ею до того, что не осталось мѣстечка свободнаго. Скоро я не въ состояніи буду разобраться въ ней.
Я отношусь къ работѣ очень бережно. Есть, напримѣръ, въ моемъ кабинетѣ работы, заказанныя уже нѣсколько лѣтъ тому назадъ, -- и вы не найдете на нихъ ни единой помѣтки. Я горжусь своей работой, берегу ее, сдуваю съ нея пыль. Врядъ ли найдется человѣкъ, который бы такъ заботливо относился къ своей работѣ, какъ я.
Но при всей моей страсти къ ней, я люблю справедливость. Я желаю дѣлать только то, что приходится на мою долю.
Тѣмъ не менѣе, на мою долю достается всегда больше, чѣмъ слѣдуетъ, -- такъ, по крайней мѣрѣ, мнѣ кажется, -- и это огорчаетъ меня.
Джорджъ говоритъ, что, по его мнѣнію, мнѣ нечего безпокоиться на этотъ счетъ. Онъ приписываетъ моей черезчуръ добросовѣстной натурѣ постоянное безпокойство насчетъ излишней работы, которую я беру на себя, при чемъ увѣряетъ, что, вообще говоря, я не дѣлаю и половины того, что долженъ былъ бы дѣлать. Но я думаю, что онъ говоритъ такъ только для моего утѣшенія.
Въ лодкѣ я всегда замѣчалъ, что каждый изъ присутствующихъ помѣшанъ на томъ, будто на немъ лежитъ вся работа. Гаррисъ увѣренъ, что онъ одинъ работаетъ, а мы съ Джорджемъ бьемъ баклуши. Джорджъ, съ своей стороны, утверждетъ, будто Гаррисъ только спитъ да ѣстъ, а всю работу, достойную этого названія, продѣлываетъ онъ, Джорджъ.
Онъ говоритъ, что ему никогда еще не приходилось имѣть дѣло съ такими лѣнивыми чурбанами, какъ я и Гаррисъ.
Гаррисъ потѣшается надъ этимъ.
--Какъ вамъ это нравится? Старикашка Джорджъ толкуетъ о работѣ, -- говоритъ онъ. -- Да полчаса работы убьетъ его! Видали вы когда-нибудь Джорджа за работой? -- обращается онъ ко мнѣ.
Я соглашаюсь съ Гаррисомъ, что никогда не видалъ, по крайней мѣрѣ, въ теченіе нынѣшней поѣздки.
--Не вамъ бы говорить! -- возражаетъ Джоржъ Гаррису. -- Мудрено вамъ было видѣть меня за работой, когда вы почти все время спали. Видѣли вы Гарриса вполнѣ проснувшимся когда-нибудь, кромѣ какъ за обѣдомъ? -- адресуется онъ ко мнѣ.
Любовь къ истинѣ заставляетъ меня поддержать Джорджа. Отъ Гарриса дѣйствительно было немного прока съ самаго начала.
--Ну, ужъ во всякомъ случаѣ я работалъ больше, чѣмъ старикашка Джеромъ, -- объявляетъ Гаррисъ.
--Да, и мудрено было бы работать меньше, -- подхватываетъ Джорджъ.
--Джеромъ, кажется, считаетъ себя пассажиромъ, -- продолжаетъ Гаррисъ.
Вотъ ихъ благодарность за то, что я тащилъ ихъ и эту проклятую старую лодку отъ самаго Кингстона, все для нихъ устраивалъ, заботился о нихъ, надрывался для нихъ. Таковъ свѣтъ!
На этотъ разъ мы порѣшили, что Гаррисъ и Джорджъ будутъ грести, пока не доберемся до Ридинга, а оттуда я потащу лодку бечевой. Гребля противъ сильнаго теченія не соблазняетъ меня теперь. Было время, когда я радовался этой тяжелой работѣ; теперь предоставляю ее болѣе молодымъ.
Я замѣчалъ, что всѣ старые гребцы поступаютъ такъ же. Вы сразу можете узнать стараго гребца, видя, какъ онъ покойно укладывается на днѣ лодки, поощряя другихъ разсказами о своихъ удивительныхъ подвигахъ въ прошлогодній сезонъ.
--Такъ это, по-вашему, тяжелая работа, -- хвастается онъ, попыхивая сигарой и обращаясь къ двумъ изнемогающимъ отъ усталости новичкамъ, которые гребли противъ теченія битыхъ полтора часа, -- посмотрѣли бы вы, какъ работали Джимъ Биггльсъ, Джэкъ и я въ прошломъ году. Мы въ одинъ вечеръ проплыли отъ Марло до Горинга, ни разу не останавливаясь. Помнишь, Джекъ?
Джекъ, устроившій себѣ постель на носу изъ всѣхъ пледовъ и пальто, какіе только попались ему подъ руку, и мирно дремавшій въ теченіе послѣднихъ двухъ часовъ, пробуждается при этомъ напоминаніи и прибавляетъ, что тогда былъ ужасно сильный противный вѣтеръ.
--Вѣдь это будетъ миль тридцать пять, --замѣчаетъ первый разсказчикъ, доставая другую подушку и подкладывая ее подъ голову.
--Нѣтъ, нѣтъ, ты преувеличиваешь, Томъ, -- съ упрекомъ бормочетъ Джэкъ, -- самое большее тридцать три.
Затѣмъ Томъ и Джэкъ, совершенно истомленные разговоромъ, снова начинаютъ дремать. А простодушные юнцы положительно готовы гордиться, что удостоились грести за такихъ мастеровъ этого дѣла, какъ Томъ и Джэкъ, и сильнѣе налегаютъ на весла.
Когда я былъ молодымъ человѣкомъ, я жадно слушалъ подобные разсказы, вѣрилъ каждому слову и моталъ себѣ на усъ; но нынѣшнее поколѣніе, повидимому, утратило наивную вѣру старыхъ временъ. Мы -- Джорджъ, Гаррисъ и я -- плыли какъ-то разъ въ прошлый сезонъ съ такимъ юнцомъ и, какъ водится, старались втереть ему очки разсказами о своихъ чудесныхъ подвигахъ.
Мы разсказали обычные, освященные временемъ анекдоты, повторяемые каждымъ ветераномъ гребли, и сверхъ того, семь оригинальныхъ, лично нами сочиненныхъ для этого случая, изъ коихъ одинъ даже опирался на три дѣйствительныхъ эпизода, случившіеся въ разное время съ нашими друзьями. Этой послѣдней исторіи даже ребенокъ могъ бы повѣрить безъ обиды для себя.
А молодой человѣкъ не вѣрилъ ни одной, подсмѣивался надъ нами и предлагалъ биться объ закладъ, что мы ничего такого не дѣлали.
Въ это утро мы вспоминали о своихъ первыхъ упражненіяхъ въ греблѣ. Мое первое воспоминаніе заключается въ томъ, что мы впятеромъ нанимаемъ въ складчину, по три пенса съ каждаго, удивительной постройки посудину на озерѣ въ Реджентъ-Паркѣ.
Получивъ такимъ образомъ вкусъ къ водѣ, я принялся за упражненія въ плаваніи на плотахъ у кирпичныхъ заводовъ въ окрестностяхъ города, --упражненія, представляющія много интереса и треволненій, въ особенности, когда на берегу появляется владѣлецъ матеріала, изъ котораго сдѣланъ плотъ, съ толстою палкой въ рукахъ.
При видѣ этого джентльмена вы чувствуете, что вамъ не слѣдуетъ встрѣчаться и разговаривать съ нимъ, и что лучше всего уклониться отъ встрѣчи, если только это возможно сдѣлать, не показавшись невѣжливымъ; поэтому вы стараетесь какъ можно скорѣе пристать къ противоположной сторонѣ пруда и улепетнуть домой, сдѣлавъ видъ, что не замѣчаете его. Онъ, напротивъ, во что бы то ни стало, желаетъ пожать вамъ руку и побесѣдовать съ вами.
Повидимому, онъ хорошо знаетъ вашего отца и близко знакомъ и съ вами, но это отнюдь не привлекаетъ васъ къ нему. Онъ говорить, что научитъ васъ дѣлать плоты изъ его досокъ, но такъ какъ вы уже хорошо ознакомились съ этимъ дѣломъ, то не находите возможнымъ принять это любезное приглашеніе, не желая затруднять его.
Ваша холодность не можетъ, однако, охладить его пылкаго желанія поближе познакомиться съ вами; усердіе, съ которымъ онъ старается встрѣтить васъ, когда вы будете выходить на берегъ, положительно лестно для васъ.
Если это грузный и неповоротливый джентльменъ, вамъ не трудно уклониться отъ его любезностей, но если вы имѣете дѣло съ молодымъ и длинноногимъ человѣкомъ, -- встрѣча становится неизбѣжной. Въ такомъ случаѣ происходитъ разговоръ, во всякомъ случаѣ крайне непродолжительный, при чемъ говорите главнымъ образомъ вы, изъясняясь односложными восклицаніями и междометіями, и при первой возможности удираете.
Я практиковался такимъ образомъ мѣсяца три, а затѣмъ счелъ возможнымъ приняться за настоящую греблю и записался въ рѣчной клубъ на рѣкѣ Ли.
Плаванье на рѣкѣ Ли, особенно въ субботу подъ вечеръ, скоро научитъ васъ управлять лодкой, ловко лавировать между другими судами и барками, быстро и граціозно бросаться на дно лодки, когда бечева угрожаетъ сбросить васъ въ воду.
Но оно не дастъ вамъ стиля. Только Темза можетъ дать стиль. Моему стилю гребли теперь всѣ удивляются. Его находятъ изящнымъ.
Джорджъ не брался за весла до шестнадцати лѣтъ. Въ этомъ возрастѣ онъ и еще восемь джентльменовъ отправились однажды въ субботу въ Кью, намѣреваясь нанять тамъ лодку и съѣздить въ Ричмондъ и обратно; одинъ изъ нихъ, довольно придурковатый молодой человѣкъ, по имени Джоскинъ, которому случилось раза два кататься въ лодкѣ по Серпентайну, увѣрилъ ихъ, что грести очень легко и весело.
Когда они явились на мѣсто, приливъ отступалъ довольно быстро и дулъ сильный вѣтеръ, но это ихъ нисколько не смутило.
На берегу лежала восьмивесельная шлюпка; она имъ очень понравилась. Они заявили, что хотятъ отправиться на ней. Хозяина не было дома; случился только его помощникъ, мальчикъ. Мальчикъ попытался охладить ихъ пылъ; указалъ имъ нѣсколько обыкновенныхъ небольшихъ лодокъ для катанья; но они и слышать ничего не хотѣли, такъ понравилась имъ шлюпка.
Въ концѣ концовъ она была спущена и компанія стала усаживаться. Мальчикъ замѣтилъ, что Джорджу, который уже тогда отличался внушительными размѣрами, слѣдуетъ быть номеромъ четвертымъ.
Джоржъ отвѣчалъ, что онъ очень радъ быть номеромъ четвертымъ, и живо усѣлся на мѣсто рулевого, обернувшись лицомъ къ кормѣ. Однако, его водворили на надлежащее мѣсто, а затѣмъ усѣлись и остальные.
Править поручили крайне нервному парню, и Джоскинсъ объяснилъ ему, какъ нужно дѣйствовать рулемъ. Самъ онъ взялся за весла и сказалъ другимъ, что грести вовсе не трудно: пусть только они дѣлаютъ то же, что онъ.
Наконецъ, все было готово, и мальчикъ оттолкнулъ лодку багромъ.
Что за тѣмъ послѣдовало, Джорджъ не могъ разсказать подробно. У него осталось только смутное воспоминаніе, что тотчасъ по отплытіи онъ получилъ сильный ударъ въ затылокъ рукояткой весла номера пятаго, и въ ту же минуту, точно по волшебству, сидѣнье исчезло изъ-подъ него, и онъ очутился на днѣ лодки. Онъ запомнилъ также, какъ курьезную деталь, что номеръ второй оказался тоже на днѣ лодки, гдѣ лежалъ на спинѣ, задравъ ноги кверху.
Они понеслись подъ Кьюсскій мостъ съ быстротою восьми миль въ часъ. Гребъ только Джоскинсъ. Джорджъ, снова усѣвшись на мѣсто, попытался было помочь ему, но лишь только онъ опустилъ весло въ воду, какъ оно, къ величайшему его изумленію, исчезло подъ лодкой и чуть не утащило его за собой.
Затѣмъ рулевой выпустилъ оба шнурка за бортъ и залился слезами.
Какъ они ухитрились вернуться назадъ, Джорджъ никогда не могъ понять, но это заняло ровно сорокъ минутъ. Густая толпа собралась на мосту, и всѣ кричали имъ, давая самые разнообразные совѣты. Три раза пытались они выбраться изъ-подъ арки, и три раза ихъ относило обратно, и всякій разъ рулевой, видя надъ собою мостъ, разражался рыданіями.
Въ то время Джорджъ не думалъ, что когда-нибудь полюбитъ катанье на лодкѣ.
Гаррисъ больше привыкъ кататься по морю, чѣмъ по рѣкѣ, и предпочитаетъ первое. Я не согласенъ съ нимъ. Прошлымъ лѣтомъ я нанялъ однажды лодку въ Эстбернѣ: я довольно часто катался по морю нѣсколько лѣтъ тому назадъ и думалъ, что справлюсь съ этимъ дѣломъ. Оказалось, однако, что я совершенно забылъ это искусство. Когда одно весло находилось глубоко подъ водой, другое стремительно и самымъ нелѣпымъ образомъ взлетало наверхъ. Мнѣ пришлось встать, чтобы дѣйствовать равномѣрно обоими веслами, и въ такой смѣшной позѣ прокатиться мимо набережной, гдѣ толпилось много публики. Я присталъ къ берегу ниже набережной и нанялъ стараго лодочника отвести меня обратно.
Я люблю смотрѣть на стараго лодочника за греблей, въ особенности, если онъ нанятъ по часамъ. Въ его работѣ есть нѣчто удивительно спокойное и безмятежное. Онъ совершенно свободенъ отъ суетливой поспѣшности, которая все болѣе и болѣе становится девизомъ XIX вѣка. Онъ отнюдь не стремится перегонятъ другія лодки. Если другая лодка перегонитъ его, онъ ничуть не огорчится: и дѣйствительно, всѣ онѣ перегоняютъ его, всѣ, которыя плывутъ въ томъ же направленіи. Нѣкоторыхъ это раздражаетъ и бѣситъ; но возвышенное спокойствіе лодочника, нанятаго по часамъ, во всякомъ случаѣ представляетъ прекрасный урокъ для честолюбцевъ и заносчивыхъ.
Научиться грести одному не особенно трудно; но требуется большая практика, чтобы умѣть приспособляться къ неопытному гребцу. Онъ раздражается на ваше неумѣнье. "Что за дьявольщина, -- говоритъ онъ, зацѣпивъ за ваше весло въ двадцатый разъ въ теченіе пяти минутъ -- у меня отлично идетъ дѣло, когда гребу одинъ".
Забавно видѣть двухъ неопытныхъ гребцовъ въ одной лодкѣ. Второй гребецъ утверждаетъ, что къ загребному невозможно подладиться, потому что онъ совсѣмъ не умѣетъ грести. Тотъ приходитъ въ сильнѣйшее негодованіе и заявляетъ, что въ послѣднія десять минутъ онъ только и дѣлалъ, что подлаживался къ ограниченнымъ способностямъ своего товарища. Этотъ, въ свою очередь, обижается и не безъ ѣдкости замѣчаетъ, что загребному лучше бы не ломать головы надъ чужой работой, а исполнять получше свою.
--Пустите-ка меня на ваше мѣсто, -- прибавляетъ онъ съ явной увѣренностью, что тогда дѣло пойдетъ какъ нельзя лучше.
Затѣмъ они подвигаются еще съ сотню ярдовъ съ весьма посредственнымъ успѣхомъ, какъ вдругъ причина ихъ неудачъ сразу становится ясной загребному.
--Вотъ въ чемъ дѣло: вы взяли мои весла, -- восклицаетъ онъ, -- передайте-ка ихъ мнѣ.
--Въ самомъ дѣлѣ, то-то я чувствую, что мнѣ съ ними неловко! -- восклицаетъ его товарищъ и спѣшитъ обмѣняться веслами. -- Теперь дѣло пойдетъ на ладъ.
Но и теперь дѣло не идетъ на ладъ. Загребной чуть не вывихнулъ руки отъ усердія, стараясь дѣйствовать веслами какъ слѣдуетъ, и при каждомъ взмахѣ своего сосѣда получаетъ сильный ударъ въ грудь. Тогда они снова мѣняются мѣстами и рѣшаютъ, что лодочникъ подсунулъ имъ негодныя весла. Это рѣшеніе возстановляетъ между ними миръ и согласіе.
Джорджъ замѣтилъ, что для разнообразія пріятно иногда плыть на дощаникѣ, толкаясь шестомъ. Это дѣло вовсе не такое легкое, какъ кажется. Какъ и въ греблѣ, вы скоро научаетесь дѣйствовать шестомъ, но требуется продолжительная практика, чтобы дѣлать это съ достоинствомъ, не замочивъ въ водѣ рукавовъ.
Я знаю одного молодого человѣка, съ которымъ случилось непріятное приключеніе. Онъ дѣйствовалъ шестомъ, можно сказать, играючи, прогуливался взадъ и впередъ по дощанику такъ граціозно, что любо было смотрѣть. Пробѣжитъ къ переднему концу, воткнетъ шестъ и устремляется къ заднему, точно старый опытный лодочникъ. О, это было величественно.
Оно бы и кончилось величественно, если бы, къ несчастію, онъ не сдѣлалъ лишняго шага, любуясь на окружающій ландшафтъ, -- такъ что совсѣмъ сошелъ съ дощаника. Шестъ крѣпко воткнулся въ илистое дно, и онъ повисъ на немъ, уцѣпившись за конецъ. Это было положеніе, совершенно недостойное его. Мальчишка на берегу немедленно заоралъ товарищамъ, чтобы они спѣшили "посмотрѣть на настоящую обезьяну на палкѣ".
Я не могъ помочь ему, потому что, какъ это ни странно, мы захватили съ собой только одинъ шестъ. Я могъ только сидѣть и смотрѣть на него. Никогда не забуду его выраженія въ то время, какъ шестъ медленно опускался въ воду, оно было такъ глубокомысленно.
Я видѣлъ, какъ онъ понемногу окунался въ рѣку и выкарабкивался изъ нея грязный и мокрый. Я не могъ удержаться отъ смѣха, у него былъ такой комичный видъ. Я подсмѣивался надъ нимъ нѣкоторое время, но вдругъ вспомнилъ, что мое-то положеніе, въ сущности, вовсе не смѣшно. Я сидѣлъ одинъ въ дощаникѣ, безъ шеста, безпомощно увлекаемый внизъ по теченію.
Я начиналъ серьезно негодовать на моего товарища за то, что онъ ступилъ въ рѣку и оставилъ меня на произволъ судьбы. Могъ бы, по крайней мѣрѣ, оставить мнѣ шестъ.
Я плылъ такимъ образомъ съ четверть мили и, наконецъ, замѣтилъ другой дощаникъ, стоявшій посреди рѣки, на которомъ сидѣли два старика-рыболова. Они увидѣли, что я плыву прямо на нихъ, и крикнули: чтобы я взялъ въ сторону.
--Но могу, -- закричалъ я.
--Но попытайтесь же объѣхать насъ, -- отвѣчали они.
Подплывъ ближе, я объяснилъ имъ, въ чемъ дѣло; тогда они поймали мой дощаникъ и дали мнѣ шестъ. Я очень радъ, что они случились на моемъ пути.
Въ первый разъ я отправился плавать съ шестомъ въ компаніи трехъ другихъ парней; они взялись научить меня. Но мы не могли отправиться вмѣстѣ, и я сказалъ, что пойду впередъ, найму дощаникъ и въ ожиданіи ихъ поупражняюсь немного.
Нанять дощаникъ мнѣ не удалось; они всѣ уже были разобраны, и мнѣ осталось только усѣсться на берегу и ждать моихъ друзей.
Вскорѣ мое вниманіе было привлечено господиномъ, который плылъ на дощаникѣ и, къ удивленію моему, былъ одѣтъ въ точно такое же пальто и шляпу, какъ у меня. Онъ, очевидно, былъ новичокъ въ этомъ дѣлѣ, и его манера представляла много интереснаго. Вы никогда не могли сказать, что случится послѣ того, какъ онъ воткнетъ шестъ, да онъ и самъ не зналъ. То онъ упиралъ въ одну сторону, то въ другую, то вертѣлся вокругъ шеста. И всякій разъ результатъ, повидимому, одинаково раздражалъ его.
Вскорѣ вся публика, бывшая на рѣкѣ, заинтересовалась этимъ пловцомъ.
Тѣмъ временемъ подошли мои друзья, съ противоположной стороны рѣки, остановились на берегу и тоже стали смотрѣть на него. Онъ стоялъ къ нимъ спиною, и имъ видны была только его пальто и шляпу. Отсюда они тотчасъ заключили, что это я, ихъ любезный товарищъ, обрадовались до крайности и принялись безжалостно подшучивать надъ нимъ.
Сначала я не сообразилъ, въ чемъ дѣло, и подумалъ: "Какъ, однако, невѣжливо позволять себѣ такія шутки съ совершенно незнакомымъ человѣкомъ!" Но въ ту же минуту понялъ, что они принимаютъ его за своего пріятеля, и спрятался за дерево.
О, какъ они потѣшались надъ этимъ молодымъ человѣкомъ! Добрыхъ пять минутъ они забавлялись на его счетъ, дразнили, осмѣивали, вышучивали его. Они повторяли всѣ ходячія остроты и даже придумали нѣсколько новыхъ. Они выкрикивали ему домашнія шуточки, извѣстныя только въ нашемъ кружкѣ и совершенно непонятныя для посторонняго человѣка. Наконецъ, терпѣніе его лопнуло, онъ повернулся къ нимъ, и они увидѣли его лицо.
Я съ удовольствіемъ замѣтилъ, что въ нихъ сохранилось еще настолько порядочности, чтобы сконфузиться. Они объяснили ему, что приняли его за своего знакомаго. Они выразили надежду, что онъ не считаетъ ихъ способными оскорблять кого-либо, кромѣ своихъ близкихъ друзей.
Конечно, то обстоятельство, что они приняли его за близкаго друга, вполнѣ извиняло ихъ. Я помню, Гаррисъ разсказывалъ мнѣ о происшествіи, которое случилось съ ними на купаньѣ въ Булони. Онъ плавалъ подлѣ берега, какъ вдругъ чья-то рука схватила его за шею и погрузила въ воду. Онъ отчаянно отбивался, но человѣкъ, схватившій его, оказался настоящимъ Геркулесомъ, и всѣ его усилія оставались тщетными. Онъ уже готовился къ смерти и пытался направить свои мысли къ высокимъ предметамъ, когда незнакомецъ выпустилъ его.
Онъ всталъ на ноги и оглянулся на предполагаемаго убійцу. Убійца стоялъ рядомъ съ нимъ, заливаясь самымъ добродушиымь смѣхомъ, но, взглянувъ въ лицо Гаррису, отшатнулся, повидимому, ошалѣвъ.
--Простите, пожалуйста, -- пробормоталъ онъ сконфуженно, -- я принялъ васъ за своего друга.
Гаррисъ радовался, что не былъ родственникомъ этого господина, а то, пожалуй, тотъ бы совсѣмъ утопилъ его.
Плаваніе съ парусомъ тоже требуетъ практики и знанія, хотя мальчикомъ я не понималъ этого. Мнѣ казалось, что, разъ поставленъ парусъ, лодка идетъ сама собою, какъ заведенная. Былъ у меня знакомый мальчикъ, который придерживался такихъ же взглядовъ, такъ что въ одинъ вѣтреный день мы рѣшились испытать это удовольствіе. Мы отправились въ Ярмутъ и рѣшили предпринять небольшую поѣздку по Ярѣ. Мы наняли парусную лодку подлѣ моста и отправились.
--Погода-то вѣтреная, -- сказалъ намъ лодочникъ, -- будете огибать луку, возьмите рифъ и держите подъ вѣтромъ.
Мы сказали "хорошо" и весело простились съ нимъ, спрашивая другъ у друга, что такое "держать подъ вѣтромъ" и гдѣ мы найдемъ "рифъ", и что съ нимъ дѣлать, если найдемъ.
Мы плыли на веслахъ, пока не потеряли изъ вида города, а затѣмъ, когда передъ нами открылось широкое пространство воды, и вѣтеръ забушевалъ, какъ ураганъ, мы почувствовали, что время поставить парусъ.
Гекторъ -- такъ, помнится, звали моего товарища -- продолжалъ грести, пока я развертывалъ парусъ. Это оказалось довольно хитрой задачей; однако, въ концѣ концовъ я справился съ ней. Тогда возникъ вопросъ, гдѣ верхній конецъ паруса.
Руководимые естественнымъ инстинктомъ, мы приняли основаніе за верхушку и стали укрѣплять парусъ вверхъ ногами. Но прошло много времени, пока намъ удалось укрѣпить его хоть какимъ-нибудь способомъ. Повидимому, парусъ былъ того мнѣнія, что мы устраиваемъ похороны и что я покойникъ, а онъ, парусъ, -- саванъ.
Убѣдившись въ своей ошибкѣ, онъ хлопнулъ меня рейкой по лбу и затѣмъ уже рѣшительно ничего не хотѣлъ дѣлать.
--Намочи-ка его, -- сказалъ Гекторъ, -- сверни и помочи въ водѣ.
Онъ прибавилъ, что матросы на корабляхъ всегда мочатъ паруса, прежде чѣмъ развернуть ихъ. Итакъ, я помочилъ парусъ; но отъ этого дѣло пошло еще хуже. Не особенно пріятно, когда сухой парусъ хлопаетъ васъ по ногамъ и обертывается вокругъ васъ, но, когда онъ при этомъ еще мокрый, становится просто невыносимо.
Наконецъ, мы укрѣпили парусъ, -- не совсѣмъ вверхъ ногами, скорѣе наискось.
Что лодка не перевернулась, я, просто, констатирую какъ фактъ. Почему она не перевернулась, рѣшительно не понимаю. Я часто думалъ объ этомъ потомъ, но никогда не могъ найти удовлетворительнаго объясненія.
Можетъ быть, это обстоятельство нужно приписать упрямству, которое свойственно всѣмъ вещамъ въ этомъ мірѣ. Лодка могла прійти къ заключенію, судя по нашимъ аллюрамъ и хлопотамъ, что мы рѣшились предпринять самоубійство, и, съ своей стороны рѣшилась разочаровать насъ въ это утро. Вотъ единственное объясненіе, которое кажется мнѣ вѣроятнымъ.
Лодка неслась по рѣкѣ на протяженіи мили (съ тѣхъ поръ я не ѣздилъ въ этомъ мѣстѣ, да и не желаю ѣздить). Потомъ, на поворотѣ, накренилась такъ, что парусъ до половины погрузился въ воду. Потомъ какимъ-то чудомъ выпрямилась и врѣзалась въ полосу жидкой грязи.
Эта грязъ спасла насъ. Лодка въѣхала въ нее, да тутъ и застряла. Получивъ возможность двигаться по произволу -- до тѣхъ поръ насъ трясло и швыряло, какъ горохъ въ мѣшкѣ -- мы кое-какъ оправились и отрѣзали парусъ.
Мы были удовлетворены вполнѣ. Мы не желали начинать дѣла съ начала и доходить до излишествъ. Мы вполнѣ насладились плаваніемъ подъ парусомъ, и теперь хотѣли плыть на веслахъ -- собственно для разнообразія.
Мы взялись за весла и попытались выбраться съ отмели, но вскорѣ сломали одно изъ веселъ. Тогда мы стали дѣйствовать осторожнѣе, но проклятыя весла оказались никуда негодными, и второе сломалось такъ же, какъ и первое, оставивъ насъ въ самомъ безпомощномъ положеніи.
Передъ нами, ярдовъ на сто, простиралась грязная илистая отмель, за нами была вода. Оставалось одно: сидѣть и ждать, не явится ли кто-нибудь на выручку.
Погода была не такая, чтобы выманить на рѣку много публики, такъ что битыхъ три часа по близости отъ насъ не показалось ни единой души. Наконецъ, появился какой-то старый рыбакъ, который съ великимъ трудомъ вытащилъ насъ изъ ила, а затѣмъ мы съ позоромъ были приведены на буксирѣ къ пристани.
Вознагражденіе этому человѣку, да сломанныя весла, да наше отсутствіе изъ дома въ теченіе четырехъ съ половиною часовъ лишили насъ карманныхъ денегъ на много недѣль. Зато мы пріобрѣли опытъ, а вѣдь извѣстно, что ради опыта не пожалѣешь никакихъ денегъ.