Способ, каким капитан "Бесстрашного" пробирался по пристани, несомненно напоминал скорее приемы охотника за оленями, чем мирного, прозаичного хозяина судна, возвращающегося на свой корабль. Он прокрался сначала вокруг пирамиды пустых ящиков, спрятался за пустую бочку, юркнул оттуда к фонарному столбу и, наконец, из глубоких недр парового подъемного крана, окинул украдкой мелодраматическим взглядом палубу своего судна.
Обыкновенный наблюдатель не нашел бы нигде ни малейшего повода к таким тревожным предосторожностям. Палуба была, правда, несколько скользкая, но опасная разве только для неопытного новичка; люки были закрыты, и в освещенной кухне можно было издали разглядеть повара, двигавшегося вокруг своей плиты с спокойной неторопливостью, обличавшей в нем сознание полной безопасности и ничем невозмущенную совесть.
Бросив последний робкий взгляд назад шкипер спустился с крана и легко ступил на палубу.
— Шт! — сказал повар, спокойно выходя из кухни, — я все караулил, когда вы вернетесь.
— Чертовски хорошее у тебя понятие о карауле, — с раздражением проговорил шкипер. — Ну, что такое?
Повар ткнул пальцем по направлению к каюте. — Он там, внизу, — прошептал он хриплым шепотом. — Помощник сказал, чтобы вы подошли к лестнице, когда вернетесь, и просвистали: "Good sow the king"[4], и тогда он выйдет к вам и вы решите, что надо делать.
— Просвистать! — проговорил шкипер, тщетно стараясь увлажнить языком свои пересохшие губы. — Да я не мог бы теперь свистнуть даже для спасения своей жизни!
— Помощник не знает, что делать, а это был бы ваш сигнал, — продолжал повар. — Он там с ним, внизу, поит его и забавляет.
— Ну так ступай ты и просвисти, — сказал шкипер.
Повар обтер рот задней стороной руки. — А как это будет? — спросил он тревожно. — Никогда не могу запомнить все эти напевы.
— Ах, ну так пошел и вели Билю просвистать, — с нетерпением произнес шкипер.
Позванный потихоньку поваром, Биль вылез с бака и, узнав, что от него требовалось, выпятил губы и издал такой резкий, пронзительный свист, что чуть не оглушил перепуганного шкипера. Свист этот произвел на помощника как бы волшебное действие. Он взлетел стрелой по лестнице и закрыл рот Билю не слишком-то нежно, рукой, дрожавшей от волнения. Затем затворил дверь на лестницу, как можно тише и осторожнее, и запер ее на задвижку.
— Ну, теперь все благополучно, — сказал он запыхавшись шкиперу. — Он наш пленник! Он выпил четыре стакана водки, и, кажется, его клонит ко сну.
— Но кто же впустил его в каюту? — сердито спросил шкипер. — Хорош порядок, что я не могу отлучиться с корабля на час или на два без того, чтобы не найти при возвращении свою каюту занятой чорт знает кем!
— Он сам себя впустил, — сказал повар, которому вдруг пришло в голову воспользоваться этим удобным случаем, чтобы незаметно упомянуть о блюде, разбитом им накануне. — Он сам себя впустил, и я даже так удивился, чтобы не сказать испугался, что уронил большое блюдо и разбил его.
— Что же он сказал? — спросил шкипер.
— Синее блюдо, — продолжал повар, желавший раз навсегда выяснить этот вопрос на чистоту, — то, у которого на одном конце желобок, чтобы подливка могла стекать.
— Что он сказал? — проревел шкипер.
— Сказал: — "Ага, старик", — говорит, — "отличился ты однако!" — отвечал правдивый повар.
Шкипер с яростью обратился к помощнику.
— Когда повар пришел и доложил мне о нем, — сказал тот в ответ, — я сейчас же понял в чем дело; я сошел и заговорил с ним как можно хитрее и политичнее.
— Интересно бы знать, что вы сказали, — пробормотал шкипер.
— Ну что же, если вы полагаете, что сделаете лучше моего, то идите вниз и сами с ним объясняйтесь, — горячо возразил помощник. — В сущности ведь он к вам пришел; он ваш гость.
— Ну, не обижайтесь, Боб, — сказал шкипер. — Я ровно ничего не хотел сказать такого.
— Я знать ничего не знаю о бегах, — продолжал помощник с видом оскорбленного достоинства. — И никогда в жизни не имел ни долгов, ни каких бы то ни было денежных затруднений, потому что меня дома воспитали хорошо и предупредили о том, что может случиться; но не могу я не узнать судебного пристава, когда вижу его.
— Что же мне делать? — простонал шкипер, слишком удрученный, чтобы рассердиться даже на такую непочтительность подчиненного. — Он принес мне повестку об аресте. Я погиб, если он меня поймает!
— Ну, но моему крайнему разумению, единственным для вас спасением будет пропустить это плавание, — сказал помощник не глядя на него. — Я могу довести корабль до места, вполне как следует.
— Ни за что! — яростно прервал шкипер.
— Ну и попадетесь, — сказал помощник.
— Вам давно уже не терпится управлять этим судном, — сердито продолжал шкипер. — Вы могли бы отделаться от него, если бы хотели. Ему совершенно незачем было лезть вниз, в мою каюту.
— Я уже все перепробовал, что только мог придумать, — спокойно сказал помощник.
— Ну, хорошо же! — свирепо проговорил шкипер. — Он пришел ко мне на корабль без спросу, и, чорт побери, может и оставаться на нем. Отчаливать.
— Но, — заикнулся было помощник, — что если…
— Отчаливать! — повторил шкипер. — Он пришел на мой корабль, так я же прокачу его даром!
— А где же вы с помощником будете спать? — осведомился повар, который придерживался пессимистического взгляда на жизнь и часто страдал предчувствиями.
— На твоей койке, — грубо отвечал шкипер. — Отчаливайте же, слышите вы там!
Люди повиновались, усмехаясь, и вскоре шхуна уже плыла в темноте вниз по реке, между тем как шкипер прислушивался с тревогой, не услышит ли первых признаков пробуждения своего пленника.
Он напрасно прислушивался всю ночь, потому что узник не подавал ни малейшего признака жизни, но в шесть часов утра, когда "Бесстрашный" был уже в виду Пора и запрыгал как пробка по волнам, помощник сообщил, что из каюты доносятся глухие стоны.
— Пусть его стонет, — коротко отрезал шкипер. — И чем больше, тем лучше.
— Я пойду посмотрю, что с ним, — сказал помощник.
— Оставайтесь на месте, — резко проговорил шкипер.
— Но как же, не думаете же вы уморить несчастного голодом?
— Это до меня не касается, — кровожадно возразил шкипер. — Если человек вздумал вломиться в мою каюту и оставаться в ней, это его дело. Я не обязан знать, что он там, и если я предпочитаю запереть свою каюту и ночевать на баке, где больше всякой нечисти, чем в десяти других баках, взятых вместе, и где воняет вдвое хуже, чем в десяти других баках, соединенных в один, это уж мое дело.
— Да, но ведь и мне не особенно приятно ночевать на нижней палубе, — проворчал помощник. — Я могу сойти и лечь к себе на койку. Меня он не тронет.
— Вы сделали так, как я хочу, приятель, — сказал шкипер.
— Я помощник, — мрачно проговорил тот.
— А я хозяин этого корабля, — возразил шкипер. — И уж если хозяин может оставаться на нижней палубе, то грошовый помощник и подавно!
— Команде это не нравится, — продолжал возражать помощник.
— Чорт бы побрал команду! — вежливо пожелал шкипер. — А что касается до голодной смерти, то у меня там в каюте есть бутылка с водой, не говоря уже о кувшине, и мешок с сухарями под столом.
Помощник отошел посвистывая, а шкипер, который в душе далеко не был так спокоен, как хотел показать, начал соображать и придумывать всевозможные способы выпутаться из того затруднения, которое, как он предвидел, неминуемо ожидало его по прибытии в порт.
— Каков он из себя? — осведомился он у повара.
— Высокий, видно, что сильный малый, — был ответ.
— Так что, пожалуй, подымет скандал, если я пошлю тебя и Биля связать его и заткнуть ему глотку, когда мы войдем в гавань? — продолжал шкипер.
Повар ответил, что судя по наружности, "скандал" далеко еще не подходящее слово для того, что несомненно произойдет.
— Понять не могу, почему он сидит так смирно, — сказал шкипер. — Вот что меня смущает.
— Верно выжидает время, — утешительно подсказал повар. — По всему видно, что это человек бывалый, опытный; а кроме того, наверно, у него морская болезнь.
День прошел медленно, и с наступлением ночи смутное чувство чего-то таинственного и неладного овладело всеми на корабле. Рулевой оробел и польстил Билю просьбой рассказать ему сказку, для того только, чтобы он остался с ним на палубе. Он имел полное основание предполагать, что знает уже наизусть все сказки своего товарища, но в конце концов оказалось, что была одна, про узника, который превратился в кошку, выскочил через пушечный люк на палубу и по ночам взбирается на спины людей, стоящих на руле; этой сказки он никогда раньше не слыхивал. И он заявил Билю, насколько мог внушительнее, что и не желает больше никогда ее слышать.
Ночь прошла, и наступил второй день, а таинственный пассажир все не шевелился. Команда стала беспрестанно прислушиваться у двери на лестницу и заглядывать в люк; но дверь в спальную каюту была затворена, а в кают-кампании все было тихо и молчаливо, как в могиле. Шкипер ходил по палубе с озабоченным лицом, и после обеда, не будучи в состоянии переносить далее эту неизвестность, вежливо попросил помощника сходить вниз и разузнать, в чем дело.
— Не хотелось бы мне, признаюсь, — сказал тот, пожимая плечами.
— Пусть бы уж он лучше вручил мне повестку, только бы отделаться от него, — сказал шкипер. — Мне Бог весть какие страшные мысли лезут в голову.
— Ну, так почему же вы не идете вниз сами? — сказал помощник. — Он не замедлил бы вручить ее вам, ничуть не сомневаюсь.
— Ну, он пожалуй только хитрит и притворяется, а я вовсе не хочу потворствовать ему, если у него все ладно, — сказал шкипер. — Я прошу вас об этом, как о личном одолжении, Боб.
— Я пойду, если повар тоже пойдет, — отвечал помощник после некоторого молчания.
Повар видимо колебался.
— Ступай сейчас, повар, — резко проговорил шкипер. — Не заставляй ждать помощника. Но только ни в каком случае, ни за что не выпускайте его на палубу.
Помощник подошел к лестнице и, спокойно отворив запертую дверь, начал спускаться вниз, в сопровождении повара. Последовала минута страшного ожидания, затем внизу раздался дикий крик, и оба, как сумасшедшие, выскочили обратно на палубу.
— Что такое? — воскликнул побледневший шкипер.
Помощник, опираясь на рулевое колесо, чтобы не упасть, раскрыл рот, но не мог произнести ни слова; повар, с безжизненно висящими вдоль туловища руками, с остановившимися, как бы стеклянными глазами, представлял собою такое зрелище, от которого экипаж испуганно отшатнулся.
— Что… случилось?.. — повторил шкипер, заикаясь.
Тогда заговорил помощник с усилием овладев собою.
— Можете не трудиться опять запирать лестницу, — медленно проговорил он.
Лицо шкипера из бледного сделалось серым.
— Почему же? — спросил он дрожащим голосом.
— Он умер! — был торжественный ответ.
— Глупости, быть не может… — едва произнес шкипер трясущимися губами. — Он притворяется… или может быть ему дурно сделалось… Попробовали вы привести его в себя?
— Нет, — отвечал помощник. — Не стану вас обманывать. Я не остался там приводить его в чувство, да не думаю, чтобы и вы захотели остаться.
— Ступай вниз и погляди, нельзя ли разбудить его, повар, — приказал шкипер.
— Ну, только уж не я, — проговорил повар, содрогаясь.
Двое из людей пошли и заглянули украдкой в люк. Пустая кают компания выглядела как-то особенно уныло и мрачно; дверь в спальню была полуотворена. Не было решительно ничего такого, что могло бы удовлетворить их любопытство, но вернувшись оттуда они имели такой вид, будто только что видели привидение.
— Что же теперь делать? — беспомощно проговорил шкипер.
— Ничего нельзя сделать, — сказал помощник. — Он вне пределов нашей помощи.
— Я не о нем теперь думаю, — прошептал шкипер.
— Ну, а для вас самое лучшее будет удрать, как только мы достигнем Плимута, — сказал помощник. — Мы будем скрывать это дело как можно дольше, чтобы дать вам время скрыться. Ведь тут виселицей пахнет!
Несчастный хозяин "Бесстрашного" вытер лоб, облитый холодным потом.
— Верить не могу, чтоб он умер! — проговорил он медленно. — Кто пойдет со мной вниз взглянуть?
— Лучше оставьте это дело в покое, — с участием сказал помощник. — Зрелище далеко не из приятных, и по крайней мере теперь все мы можем принести присягу в том, что вы не тронули его ни единым пальцем, и даже не подходили к нему близко.
— Кто пойдет со мной? — повторил шкипер. — Я уверен, что это все штуки, и что он вдруг вскочит и вручит мне повестку, но чувствую, что должен удостовериться.
Он встретил взгляд Биля, и этот достойный моряк, после короткой борьбы с своими нервами, поплелся за ним. Шкипер, оттолкнув в сторону помощника, который хотел было задержать его, спустился первым и, войдя в каюту, остановился в нерешительности; Биль стоял как раз за его спиной.
— Отвори дверь, Биль, — проговорил он медленно.
— После вас, сэр, — отвечал благовоспитанный Биль.
Шкипер подошел осторожно к двери и вдруг, сразу, отворил ее. Затем он отступил с резким криком и нервно оглянулся вокруг себя. Постель была пуста.
— Куда же он исчез? — прошептал дрожащий Биль.
Шкипер не отвечал, но как-то слабо и беспомощно, точно слепой, начал ощупывать руками по всей каюте. Помещение было маленькое, и обыскать его заняло не много времени; оба мужчины уселись один против другого и глядели друг на друга в немом изумлении.
— Да где же он? — проговорил, наконец, Биль. Шкипер беспомощно покачал головой, и готов уже был приписать эту тайну какому-нибудь сверхъестественному влиянию, как вдруг истина промелькнула перед ним во всей своей ничем не прикрашенной простоте, и он сразу понял в чем дело.
— Это помощник, — медленно проговорил он, — помощник и повар… Теперь я все понимаю… Здесь вовсе и не было никого. Это была такая штучка со стороны помощника, чтобы завладеть кораблем! Ну, Биль, если хочешь послушать, как я угощу сейчас обоих негодяев, идем на палубу!
И Биль последовал за ним, улыбаясь и заранее предвкушая приятное зрелище.