Перевод с английского Марианны Кузнец

ЗАКОЛДОВАННОЕ ЗОЛОТО

— Пойдем, выпьем по пинте и поговорим, — сказал м-р Огэстэс Тик, — у меня в голове есть такие доводы, которые тебе и во сне не приснились бы, Альф.

М-р Чейз промычал что-то в ответ и взглянул искоса на фигурку своего спутника.

— Ты весь мозги, Гэсси, — заметил он, — вот почему тебе так хорошо живется.

— Пойдем, выпьем по пинте, — повторил тот и с удивительной ловкостью протолкнул своего увесистого друга в трактир "Корабль и Якорь". М-р Чейз, смягченный большим глотком пива, поставил кружку на стойку и, ласково взглянув на приятеля, сказал:

Я ведь уже тринадцать лет живу на одной квартире.

— Знаю, — согласился м-р Тик, — но у меня есть важная причина. Наш жилец, м-р Дэнн, съехал на прошлой неделе, а о тебе я подумал лишь вчера. Я сказал об этом своей старухе, и она была очень довольна. Она знает, что я лет двадцать уже знаю тебя, а это для нее очень важно, так-как она боится пускать в дом нечестных людей. У нее есть для этого основания.

Он закрыл один глаз и многозначительно кивнул приятелю.

— Гм…., — выжидательно промычал м-р Чейз.

— Она богатая женщина, — продолжал м-р Тик, притягивая ухо своего собеседника к своим губам, — она…

— Когда ты перестанешь щекотать меня своими бакенбардами, — перебил м-р Чейз, отшатнувшись от него и потирая ухо, — то я буду тебе очень благодарен.

М-р Тик извинился.

— Богатая женщина, — продолжал он. — Она морила меня голодом двадцать девять лет, а сама копила деньги — мои деньги, деньги которые я зарабатывал в поте лица своего. У нее более трехсот фунтов стерлингов!

— С-к-о-л-ь-к-о?! — переспросил м-р Чейз.

— Триста фунтов с лишним, — повторил тот, — и если б она догадалась положить их в банк, то у нее сейчас было бы более четырехсот. Вместо этого она держит деньги дома.

— Где? — спросил весьма заинтересовавшийся м-р Чейз.

М-р Тик покачал головой.

— Вот это-то как раз мне и хотелось бы выведать, — ответил он, — она не знает, что я знаю, да и не должна знать. Это очень важно.

— А как же ты в таком случае узнал? — спросил его друг.

— Мне сказал муж сестры моей жены, Берт Адамс, а ему под строжайшим секретом сказала его жена. Я мог бы до самой смерти не знать об этих деньгах, если бы она ему на-днях не набила физиономию…

— Но если они в доме, то ты легко найдешь их, — сказал м-р Чейз.

— Да, тебе легко говорить, — возразил м-р Тик. — Моя старуха никогда не уходит из дому без меня, кроме тех часов, когда я на работе. Если она догадается, что я знаю, то она возьмет и положит деньги в банк или какое-нибудь другое неизвестное мне место, и к буду еще дальше от них, чем сейчас.

— У тебя нет ни малейшего подозрения, где они? — спросил м-р Чейз.

— Ни малейшего, — ответил тот, — я никогда ни одной минуты не предполагал, что она копит. Во-первых, она всегда просит у меня денег; но ведь женщины всегда это делают. И смотри, как это вредно для нее — вот так потихоньку копить деньги. Бедняжка, она может превратиться в скрягу! Даже ради нее мне следовало бы забрать эти деньги, чтобы спасти ее от самой себя.

Озабоченность его лица отразилась на лице м-ра Чейза.

— Ты единственный человек, которому я вполне доверяю, — продолжал м-р Тик, — и мне пришло в голову, что, переехав к нам в качестве жильца, ты бы мог узнать, где деньги и взять их для меня.

— Украсть, хочешь ты сказать? — воскликнул изумленный м-р Чейз. — А вдруг она меня в тюрьму за это посадит? Хорош я буду, нечего сказать!

— Нет! Узнай только, где они спрятаны, больше я ничего не прошу, а уж я тогда придумаю, как овладеть ими.

— Но если ты не можешь их найти, то почему же я смогу? — спросил м-р Чейз.

— Потому что у тебя будет больше возможностей, — пояснил тот. — Я уведу ее в какой-нибудь такой день, когда ты скажешь, что не вернешься до поздней ночи; а ты придешь, откроешь дверь своим ключем и найдешь деньги. Я их заберу и дам тебе десять — золотых — фунтов в твое полное распоряжение, понимаешь? Только после разговора с Бертой я обратил внимание на то, что много лет уж, как я ни разу не был дома один.

Он спросил еще пива и увлек м-ра Чейза на скамейку, где долго и убедительно уговаривал его. Его вера в людей несколько поколебалась после того, как м-р Чейз заявил, что он свой труд оценивает в двадцать фунтов, но торговаться не приходилось. Они вышли из трактира с двухпенсовыми сигарами во рту, крепость которых была замечательна для их возраста, и когда они расстались, то м-р Чейз был связан клятвой сделать все, что только возможно, чтобы спасти миссис Тик от ее порока — скупости.

Предприятие это, однако, оказалось труднее, чем он предполагал. В их маленьком, компактном домике, казалось, негде было спрятать большую сумму денег, и две недели спустя после своего переезда м-р Чейз пришел к заключению, что клад зарыт в саду. Но неподдельная радость, с которой миссис Тик встретила попытки мужа обрабатывать землю, двадцать лет остававшуюся бесплодной, убедила обоих мужчин, что они напали на неверный след. М-р Тик, которому пришлось копать гряды, первый понял это, но его друг посоветовал ему продолжать работу, так как неожиданное прекращение ее могло возбудить подозрение.

— И постарайся делать вид, что работа эта тебе приятна, — строго сказал он, — знаешь, из окна даже у твоей спины недовольный вид.

— Мне надоело, — заявил м-р Тик, — всякий должен был бы сообразить, что она не закапывала денег в землю. Она копит уже около тридцати лет, изо-дня в день; не могла же она каждый раз бегать сюда прятать деньги. Это совсем неправдоподобно.

М-р Чейз задумался.

— Скажи ей как-нибудь эдак случайно, в разговоре, что я вернусь домой очень поздно в субботу, — медленно проговорил он, — а сам вернись после обеда и поведи ее гулять. Как только вас не будет, я прибегу и хорошенько поищу. Любит она животных?

— Кажется, — удивленно ответил тот, — а что?

— Возьми ее в зоологический сад, — вразумительно посоветовал м-р Чейз, — возьми с собой орехов на два пенни для обезьян и черствых булочек для-для… для тех животных, которые любят их. Покатай ее на слоне; покатай ее на верблюде.

— Еще что-нибудь? — раздражительно спросил м-р Тик. — Еще какие расходы ты для меня придумаешь?

— Ты делай, как я тебе говорю, — сказал его приятель, — у меня есть подозрение, где деньги. Ну, а если я покажу тебе деньги, когда ты вернешься, то признайся, что это будет самая выгодная прогулка в твоей жизни. Не так ли?

М-р Тик ничего не ответил, но, продумав целый вечер, за ужином пригласил свою жену. Глаза ее сначала заблестели, но скоро опять потускнели, и лицо осунулось.

— Я не могу, — сказала она наконец, — мне не в чем пойти.

— Ерунда! — воскликнул ее муж, вздрогнув.

— Нет, правда, — сказала миссис Тик, — мне очень хочется пойти, я много лет уже не была в зоологическом саду. Жакет мой, пожалуй, сойдет; но вот — шляпа…

М-р Чейз, поймав взгляд м-ра Тика, подмигнул ему.

— Так что, спасибо тебе за приглашение, но я останусь дома, — сказала миссис Тик добродушным тоном.

— Сколько… сколько они стоят? — буркнул муж, сердито посматривая на м-ра Чейза.

— Цены на них разные, — ответила его жена.

— Да, знаю, — сказал м-р Тик скрипучим голосом, — идешь покупать шляпу за один шиллинг одиннадцать пенсов, а там тебя уговорит человек, похожий на парикмахерскую куклу, и выходишь из магазина со шляпой, которая стоит четыре с половиной шиллинга. В действительности шляпы различаются только по своей цене, но женщины этого не понимают.

Миссис Тик слабо улыбнулась и вновь выразила желание остаться дома. Послеобеденное время она предложила провести за работой в саду. Ее супруг, свирепо взглянув на м-ра Чейза, правый глаз которого продолжал исполнять обязанности фотографического затвора, сказал, что он разрешает ей купить шляпу и лишь попросил ее помнить, что больше всего ей к лицу простота.

Остаток недели протек медленно, и м-р Тик, несмотря на крайние усилия, не мог добиться от м-ра Чейза, где именно, по мнению этого джентльмена, спрятан клад. При каждом намеке лицо м-ра Чейза расплывалось в широкую улыбку и становилось все более и более снисходительным.

— Предоставь это мне, — сказал он. — Предоставь это мне, и когда ты вернешься с приятной прогулки, то я надеюсь позолотить твою ручку тремя сотнями золотых монет.

— Но почему не сказать мне сейчас? — настаивал м-р Тик.

— Потому что я хочу сделать тебе сюрприз, — гласил ответ. — Но смотри, что бы ты ни делал, не давай своей жене повода думать, будто я замешан в этом деле. Ну, а теперь, если ты будешь приставать ко мне, то я потребую с тебя вместо двадцати фунтов, тридцать.

В субботу днем оба приятеля расстались на углу. М-р Тик, отдавая должное нетерпению своего приятеля, пытался поторопить жену, неоднократно сообщая ей снизу неправильное время. Наконец она спустилась, сияя под скромной шляпой с тремя розами, двумя бантами и пером.

— Перо это старое, — заметила она, — оно уже на четвертой шляпе, — но я очень берегла его.

М-р Тик буркнул что-то, открыл дверь и вывел жену на улицу. Настроение его повысилось от сознания, что ему предстоит день, полный приключений и, возможно, барыша. Он похвалил шляпу, а затем, к их общему удивлению, сказал комплимент, — правда очень маленький, — своей супруге.

На конце улицы они сели в трамвай и ради свежего воздуха поднялись на империал. Миссис Тик откинулась на спинку скамьи с видом наслаждающегося человека и минут десять развлекалась, наблюдая за уличным движением. Потом она вдруг повернулась к мужу и объявила, что на нее упала дождевая капля.

— Фантазия, — буркнул он.

Что-то холодное коснулось его века, на свободных скамейках послышался легкий стук и вдруг— ззззз! — полил дождь. М-р Тик вскочил и с гневным восклицанием спустился вниз вслед за женой.

— Вечно нам не везет, — с горечью сказала она. — Лучше уж нам оставаться в трамвае и вместе с ним вернуться домой.

— Глупости! — испуганным тоном возразил ее супруг. — Через минуту дождь перестанет.

Но в действительности случилось обратное. К тому времени, когда вагон дошел до тупика, лил крупный дождь. Миссис Тик прочно устроилась на скамье; куски голубого неба, видимые только глазам фанатиков и ее супруга, не поколебали ее решимости. Даже щедрое предложение м-ра Тика взять извозчика, и то потерпело крушение.

— Не к чему, — сказала она с раздражением, — не поедем же мы по саду в кэбе, а шлепать по грязи я тоже не желаю. Пойдем в другой раз. Очень жаль, но бывает хуже.

М-р Тик, полный тревоги за м-ра Чейза, безмолвно повиновался. Доехав до угла своей улицы, он остановил трамвай и бегом помчался домой, склонив голову, чтобы защититься от дождя. Но миссис Тик, озабоченная спасением своей шляпы, опередила его.

— Что с тобой? — спросила она, роясь в кармане в поисках ключа, в то время, как ее муж с грохотом взбежал на крыльцо.

— Озноб, — возразил м-р Тик, — я промок.

Он шумел, не переставая, и когда дверь была наконец отперта, так громогласно выразил свое удовлетворение тем, что он опять дома и в сухом месте, что задрожали стекла. Он с тревогой проводил глазами поднимавшуюся наверх жену.

"Как объяснит Альф, почему он дома?" — подумал м-р Тик.

Он стоял с занесенной на ступеньку ногой и напряженно прислушивался. Наверху хлопнула дверь, и вдруг по всему дому раздался дикий, душераздирающий вопль. М-р Тик инстинктивно бросился наверх и вслед за женой вбежал в их спальню, где глазам его предстала пара висящих в камине мужских ног. Пока супруги наблюдали, ноги выползли в комнату, и в камине обрисовалась спина, затем фигура повернулась, и они увидели выпачканное сажей лицо м-ра Альфреда Чейза. Миссис Тик приветствовала его появление новым диким воплем.

— Однако! — воскликнул не знавший, что сказать, м-р Тик. — Однако! Что… что ты здесь делаешь, Альф?

М-р Чейз сдул сажу с губ.

— Я… я… я неожиданно вернулся домой, — проговорил он, запинаясь.

— Да, но… что вы здесь делали? — повышающимся тоном спросила взволнованная миссис Тик.

— Я… я проходил мимо вашей двери, — начал м-р Чейз, — мимо вашей двери… к себе в комнату… чтобы немножко помыться, как вдруг…

— Ну? — сказала миссис Тик.

Даже сажа не могла скрыть страдающего взгляда, брошенного м-ром Чейзом мистеру Тику.

— Как вдруг… я услышал, что в вашем камине бьется птичка, — продолжал он со вздохом облегчения. — Так как я люблю животных, то я взял на себя смелость зайти к вам в комнату, чтобы спасти ей жизнь.

М-р Тик облегченно вздохнул, тщетно стараясь сделать это беззвучно.

— Ее бедные лапки попали в кирпичную кладку, — нежным голосом продолжал правдивый м-р Чейз, — я освободил их, и она полетела вверх по трубе.

И м-р Чейз вышел из комнаты со смущенным видом человека, которого застали врасплох в то время, когда он делал доброе дело. Муж и жена переглянулись.

— Как это похоже на Альфа! — воскликнул с восхищением м-р Тик. — Он с детства такой. Он из тех людей, которые способны броситься с Ватерлооского моста, чтобы спасти утопающего воробья.

— Напачкал он невероятно, — сказала, нахмурив брови, миссис Тик. — Придется мне весь день посвятить наведению чистоты. Везде сажа, а коврик совершенно испорчен.

Она сняла шляпу и жакет и приготовилась к работе. А внизу м-р Чейз и м-р Тик сравнивали свои впечатления и с большой горячностью пытались найти истинно виновного.

— Ну, во всяком случае, там их нет, — сказал м-р Чейз. — Я знаю это наверное. Это тоже большой шаг вперед. Слава богу, больше уж мне не придется лезть туда.

М-р Тик фыркнул.

— Есть у тебя еще проекты? — осведомился он.

— Есть, — строго ответил тот, — еще есть много мест, где можно поискать. Я ведь только начал. Бери ее почаще гулять, и не успеешь ты рта раскрыть, как найдется…

— Сажа? — насмешливо перебил м-р Тик.

— Еще одна шпилька, — с жаром заявил м-р Чейз, — и я бросаю все. Если б я не нуждался, то я бы и сейчас оставил это дело.

Он ушел к себе разобиженный и в ближайшие дни редко встречался с м-ром Тиком. Выманить миссис Тик на улицу было так же трудно, как заставить улитку покинуть свою скорлупу, но раза два или три это все же удалось м-ру Тику, зато к туалету миссис Тик каждый раз прибавлялась какая-нибудь обновка.

Прошел уже месяц со дня переезда золотоискателя, когда однажды м-р Тик, вернувшись с работы, остановился в коридоре, услышав сдержанные стоны, раздававшиеся сверху. Было так жутко, что он остановился на полпути и строгим, хоть и дрожащим голосом спросил жену, в чем дело. Единственным ответом был новый стон; собрав все свое мужество, он открыл дверь в спальню и заглянул туда. Взгляд его упал на миссис Тик, которая сидела и горестно раскачивалась на коврике перед разрушенным камином.

— Что… что с тобой? — торопливо спросил он.

Миссис Тик повысила голос до такой степени, что м-р Тик заскрежетал зубами.

— Мои деньги? — простонала она. — Исчезли все! Исчезли!

— Деньги?! — воскликнул м-р Тик, еле сдерживая себя, — какие деньги?!

— Мои… мои сбережения! — всхлипнула она.

— Сбережения! — повторил обрадованный м-р Тик. — Какие сбережения?

— Деньги, которые я откладывала нам на старость, — сказала его жена. — Триста двадцать два фунта стерлингов. Все исчезло!

В припадке великодушия м-р Тик тут же на месте решил дать м-ру Чейзу все двадцать два фунта.

— Ты бредишь? — строго сказал он.

— Ах, если бы я бредила! — возразила его жена, вытирая глаза. — Триста двадцать два фунта в банках из-под горчицы. Все исчезло до последнего пенни!

Взгляд м-ра Тика упал на камин. Он подошел и осмотрел его. Задняя часть была вынута, и миссис Тик, указав ему на туннель сбоку, попросила его просунуть руку и удостовериться, что там пусто.

— Но откуда у тебя эти деньги? — спросил он после длительного исследования.

— Сбе-сбе-регла, — рыдала его жена, — нам на старость…

— Нам? — перебил ее м-р Тик высокомерным тоном. — А что, если бы я умер раньше? Или вдруг ты бы умерла скоропостижной смертью? Вот тебе награда, за скрытность и за то, что ты действовала тайно от мужа! Теперь деньги украдены.

Миссис Тик склонила голову и опять зарыдала.

— Меня не было дома ровно о-о-один час, — проговорила она, — а когда я вернулась, окно в прачеш-ной было разбито и… и…

Рыдания мешали ей говорить. М-р Тик, мысленно восхищаясь ловкостью м-ра Чейза, молча смотрел на нее.

— Не заявить ли полиции? — спросила она наконец.

— Полиции! — повторил м-р Тик с непонятным ожесточением. — Полиции!.. Ни за что! Неужели ты думаешь, что я позволю, чтобы я прослыл мужем скряги? Я предпочитаю потерять в десять раз больше.

Он торжественно вышел из комнаты и спустился по лестнице, но, очутившись один в столовой, излил обуревавшие его чувства радости в дикой, хоть и беззвучной пляске. Наконец, налетев на стол, он опустился в кресло и, запихав себе в рот носовой платок, предался сдержанному веселью.

В своем волнении он забыл о чае. Убитая горем миссис Тик тоже не делала никаких попыток к приготовлению его. Посматривая на часы, он старался терпеливо ждать возвращения м-ра Чейза. Но обычный час настал и прошел, и еще час, и еще… Ужасная мысль, что м-ра Чейза ограбили, уступила место другой, еще более ужасной… М-р Тик в отчаянии бегал по комнате. В девять часов вечера сошла вниз его жена и стала вяло накрывать на стол.

— Альфа сегодня очень долго нет, — хрипло проговорил он.

— Да? — равнодушно сказала его жена.

— Очень долго, — повторил м-р Тик, — не знаю, что и подумать. А, да вот и он!

Он глубоко вздохнул и сжал руки. К тому времени, когда в комнату вошел м-р Чейз, он уже успокоился настолько, что мог ему украдкой подмигнуть. М-р Чейз сделал ему комическую гримасу и мигнул ему в ответ.

— У нас большая пертурбация, — сказал м-р Тик предостерегающим тоном.

— Да? — спросил тот. Миссис Тик закрыла лицо передником и опустилась на стул. — А что случилось?

Прерываемый отрывистым бормотанием жены, м-р Тик рассказал ему сдавленным голосом о грабеже. М-р Чейз, прислонившись к двери, слушал с открытым ртом и расширенными зрачками, изредка выражая свое участие возгласами сожаления и удивления. Окончив рассказ, м-р Тик обменялся с ним многозначительным взглядом; оба джентльмена вздохнули в унисон.

— Ну-с, — сказал м-р Тик час спустя, когда жена его удалилась, — а теперь где же они?

— Да, в том-то и дело, — шутливым тоном возразил м-р Чейз, — что интересно было бы знать, где же они?

— Надеюсь, они в безопасности? — проговорил м-р Тик с волнением. — Куда ты положил их?

— Я? — удивился м-р Чейз. — К чему ты, собственно, ведешь? Я их никуда не клал. Ты же это знаешь.

— Брось дурака валять, — раздраженно остановил его тот. — Куда ты их спрятал? Целы ли они.

М-р Чейз откинулся на спинку стула и, одобрительно улыбнувшись, покачал головой.

— Ты, просто, маленькое чудо, вот ты что, Гэсси, — заметил он. — Не удивительно, что тебе так ловко удалось провести твою бедную жену.

М-р Тик в бешенстве вскочил.

— Не дури, — хрипло проговорил он. — Где деньги? Они мне нужны. Куда ты девал их?

— Валяй, валяй, — хихикая, сказал м-р Чейз, — не обращай на меня внимания. Тебе бы следовало быть актером, Гэсси, вот кем тебе бы следовало быть.

— Я не шучу, — дрожащим голосом проговорил м-р Тик, — и прошу тебя не шутить со мной. Если ты думаешь, что тебе удастся удрать с моими деньгами, то ты ошибаешься. Если ты мне через две минуты не скажешь, где они, то я заявлю полиции, что подозреваю тебя в краже.

— О, — воскликнул м-р Чейз и глубоко вздохнул. — О, боже! Не ожидал я от тебя этого, Гэсси. Никогда бы я не подумал, что ты можешь сыграть такую низкую штуку. Я поражен.

— Значит ты ошибался во мне, — ответил тот.

— Не хочешь уплатить мне двадцать фунтов, вот в чем все дело, — сказал м-р Чейз, нахмурив брови. — Но, голубчик мой, это тебе не удастся. Я не вчера родился. Давай деньги, пока я не рассердился. Я требую от тебя двадцать фунтов и не выйду из этой комнаты, пока не получу их.

Потеряв от бешенства дар речи, м-р Тик ударил его. В тот же миг с треском упал опрокинутый стол, и м-р Чейз, схватив приятеля в свои мощные объятия, делал все от него зависящее, чтобы, как он сам выразился, "вытряхнуть из него жизнь".

Вверху раздался слабый крик, по лестнице послышались быстрые шаги, и миссис Тик вбежала в комнату, набросив на плечи красный платок. М-р Чейз выпустил м-ра Тика и открыл было рот, но передумал и бросился в коридор, а оттуда, сдернув с вешалки свою шляпу, выскочил на улицу, крепко хлопнув за собой дверью.

* * *

На следующий день он прислал за своими вещами, но с м-ром Тиком встретились они лишь месяц спустя. Руки м-ра Чейза сжались в кулаки, губы дрогнули, но м-р Тик с трогательной улыбкой протянул ему руку, которую м-р Чейз и пожал, после некоторого колебания. М-р Тик, все еще держа своего друга за руку, повел его в ближайшую харчевню.

— Ошибка была моя, Альф, — сказал он, покачав головой, — но все — таки я не был виноват. Всякий ошибся бы на моем месте.

— Ты узнал, кто взял деньги? — спросил м-р Чейз, — подозрительно рассматривая его.

М-р Тик проглотил слюну и кивнул головой.

— Я вчера встретил Берта Адамса, — медленно сказал он, — пришлось поставить три пинты, но все же в конце концов удалось выпытать все. Деньги взяла моя старуха.

М-р Чейз с шумом опустил кружку.

— Что! — воскликнул он задыхаясь.

— Она взяла их. На следующий день после того, как застала тебя в камине, — грустно продолжал м-р Тик. — А теперь она эти деньги положила в какой-то банк, и теперь уж мне не увидеть ни одного пенни. Если б ты был женатый человек, Альф, ты бы лучше понял эту историю. Ты бы тогда ничему не удивлялся.

СВЯТОЙ БРАТЕЦ

— Джордж, — сказал после вечернего чая капитан "Волны", сидевший со штурманом на палубе, откуда они наблюдали реку, — в этот рейс с нами поедет мой приятель, один из наших новых членов, брат Хэччинс.

— Надо полагать, из вашего Братства? — холодно осведомился штурман.

— Из Братства, — подтвердил капитан. — Он вам понравится, Джордж, это был один из самых крупных негодяев, каких видел свет.

— Однако… я не совсем понимаю, что вы этим хотите сказать, — спросил штурман, бросив на капитана возмущенный взгляд.

— Жизнь его чрезвычайно интересна, — продолжал капитан, — он перебывал в половине английских тюрем. Слушать его речи так же поучительно, как читать книги. И не сыскать человека веселее, чем он.

— И будет он устраивать здесь молитвы перед завтраком, как тот старый негодяй с толстой шеей и бледной физиономией, который плавал с нами прошлое лето и украл мои сапоги? — спросил штурман.

— Он их вовсе не украл, Джордж, — сказал капитан. — Если бы вы видели, как он плакал, когда я намекнул ему на ваши несправедливые подозрения, вас бы замучили угрызения совести. Он рассказал это на собрании, и все помолились за вас.

— Вы и ваше Братство — просто дураки, — сказал штурман с презрением. — Вас всегда надувают. Стоит только прийти к вам человеку и сказать, что он обрел благодать, как вы ему тотчас же доставляете приятный, легкий и спокойный заработок, а он начинает разгуливать с голубой ленточкой^[1] и красным носом. Не уговаривайте меня, не поможет. Вы спрашиваете, почему я не примкнул к вам? Да потому, что я не хочу потерять свой здравый смысл.

— Придет день, Джордж, когда вы будете думать иначе, — сказал капитан, вставая. — Я искренно желаю вам пережить какое-нибудь большое горе или страдание, что-нибудь, что было бы свыше ваших сил. Только оно может вас спасти.

— Тот толстяк, который украл мои сапоги, наверное желает мне того же самого, — сказал штурман.

— Да, — торжественно произнес капитан, — он так и сказал.

Штурман встал, кипя от злобы; он гневно постучал трубкой о борт шхуны, раза два, три, топая, прошелся по палубе, но, точно убедившись, что ему здесь не обрести обычного спокойствия, сошел на берег.

Когда он вернулся, было уже темно. В каюте горел огонь; капитан сидел в очках и читал вслух какому-то худощавому, бледному, одетому во все черное человеку, старый номер "Евангелического Журнала".

— Это мой помощник, — сказал капитан, оторвав глаза от книги.

— Что, он нашего толка? — спросил незнакомец.

Капитан грустно покачал головой.

— Значит, пока еще нет, — уверенно сказал гость.

— Слишком много ваших пришлось мне повидать на своем веку, — резко проговорил штурман, — а чем больше я их вижу, тем меньше они мне нравятся. Только взгляну на них, и сейчас же свирепею.

— О, это ведь не вы говорите, вашими устами глаголет дьявол, — авторитетным тоном сказал м-р Хэччинс.

— Вы его, должно быть, довольно хорошо знаете, — спокойно возразил штурман.

— Я провел с ним тридцать лет моей жизни, — торжественно изрек м-р Хэччинс, — но потом он опротивел мне.

— Думаю, что и ему порядком надоело, — сказал штурман, — с меня бы вполне хватило и тридцати дней.

Он пошел в свою каюту, чтоб дать м-ру Хэччинсу время придумать подходящее возражение. Вернувшись с полной бутылкой виски и стаканом, он вытащил аппетитно чмокнувшую пробку, налил себе стакан крепкой смеси и зажег трубку. М-р Хэччинс глубоко вздохнул, бросил на капитана полный упрека взгляд и покачал головой по направлению бутылки.

— Вы ведь знаете, Джордж, что мне неприятно, когда вы приносите сюда эту мерзость, — сказал капитан.

— Это не для меня, — невинным тоном возразил штурман, — а для дьявола. Он говорит, что ему тошно стало при виде его старого приятеля Хэччинса.

Штурман взглянул на незнакомца и к великому своему удивлению заметил, что тот борется с сильным желанием рассмеяться. Губы его напряглись, быстрые глазки налились слезами, но он овладел собой и, поднявшись на ноги, разразился яркой речью о пользе трезвости. Он сказал, что виски не только грех, но и совершенно ненужная вещь, и, косо поглядывая на штурмана, заявил, что две капли кислоты в воде прекрасно его заменяют.

Вид виски точно приводил миссионера в экстаз; капитан сидел, завороженный его красноречием; наконец, переводя дыхание после длинной фразы, обращенной к бутылке, Хэччинс схватил ее и с силой швырнул о пол, где она разлетелась на мелкие осколки.

Штурман на мгновение онемел от бешенства, но сейчас же с ревом бросился на оратора: так как между ними стоял стол, то капитан успел схватить штурмана за руку, а своего друга втолкнул в дверь капитанской каюты.

— Пустите, — с пеной у рта кричал штурман, — дайте мне добраться до него!

— Джордж, — сказал капитан, продолжая бороться с ним, — мне стыдно за вас.

— К черту ваш стыд, — ревел штурман, стараясь вырваться. — С какой стати он выкинул мой виски?

— Он святой, — сказал капитан и выпустил штурмана, так как услышал, что м-р Хэччинс замкнул свою дверь на ключ. — Джордж, он святой. Он увидел, что его прекрасные слова не произвели на вас никакого впечатления и поэтому прибег к более решительным мерам.

— Пусть он мне только попадется, — угрожающим тоном проговорил штурман. — Дайте только срок, уж я ему покажу святого.

— Лучше ему, дорогой друг? — послышался из-за дверей голос м-ра Хэччинса, — я ведь забыл про стакан.

— Выходи-ка, — заревел штурман, — выходи-ка, да попробуй бросить еще и стакан!

М-р Хэччинс, однако, не принял приглашения и продолжал из-за дверей со слезами уговаривать штурмана бросить грешный образ жизни и даже выразил капитану порицание за то, что он позволяет приносить в кают-компанию греховные сосуды. Капитан смиренно выслушал выговор и, предложив м-ру Хэччинсу переночевать в капитанской каюте, дабы предотвратить злые намерения штурмана, отправился на палубу, совершил последний обход и затем ушел к себе.

На следующее утро команда шхуны поднялась рано, подготовляясь к уходу в плавание, но м-р Хэччинс оставался в постели, несмотря на то, что штурман многократно спускался к его каюте и постукивал в дверь. Когда же он, наконец, встал, то штурман был у руля, а люди внизу за завтраком.

— Хорошо спали? — добродушно спросил м-р Хэччинс, усаживаясь на решетку люка несколько поодаль от него.

— Я отвечу вам, когда не буду у руля, — угрюмо возразил помощник.

— Пожалуйста, — невозмутимо сказал м-р Хэччинс, — мы с вами, верно, увидимся вечером на собрании?

Помощник не удостоил его ответа, но когда вечером в кают-компании, по приглашению м-ра Хэч-чинса, собралась команда, гнев его не поддавался описанию.

Три вечера подряд происходили эти "вечери любви", как называл их м-р Хэччинс, или чертов шабаш, по мнению штурмана. Команда не слишком долюбливала псалмы, как таковые; но зато ей очень нравились такие псалмы, которые можно было горланить во всю глотку, пользуясь капитанским молитвенником. Кроме того, это бесило штурмана, и команде было очень сладко сознание, что она идет против своего начальника, да еще одновременно делает душеспасительное дело. Голос юнги как раз ломался, и ему удавались поразительные эффекты; казалось, что он без всякого усилия владеет диапазоном в пять октав.

Когда они уставали от пения, м-р Хэччинс обращался к ним с краткой речью, выбирая в качестве сюжета жизнь сильного, вспыльчивого человека, пьяницу и грубияна. Оратор убедительно доказывал, что у человека, который любит выпить, обязательно есть и другие тайные пороки; он описывал сцену возвращения его домой, когда он избивает жену за то, что та попрекнула его взломом детской копилки, деньги из которой он потратил на ирландское виски. При каждом новом тезисе он стонал, а когда команда увидела, что и ей разрешается стонать, то стала проделывать это с необычайным подъемом, причем невозможно себе представить, какие жуткие стоны издавал юнга.

Они достигли Плимута, где им нужно было выгрузить несколько ящиков товара. Еще немного, и штурман лишился бы рассудка, так как благодаря усердию м-ра Хэччинса на пароходе все стояло вверх дном. Кошка проклинала его целую ночь за голубую ленточку, которою он повязал ей шею; даже старый битый чайник появлялся на столе украшенный бантами того же агитационного цвета.

Пока они ошвартовывались, стало уже так поздно, что не стоило снимать люки; люди сидели и с тоской глядели на береговые огни. Радость их была безгранична, когда гостю удалось выпросить разрешение команде сойти на берег погулять с ним; они побежали, как школьники.

— Другого такого на свете не сыщешь, — сказал капитан, наблюдая за уходящей группой людей; — когда я думаю о том, сколько добра сделал здесь этот человек за четыре дня, то мне становится стыдно за себя.

— Советую вам взять его себе штурманом, — буркнул Джордж, — вас бы тогда было здесь два сапога пара.

— Ему предстоят более великие дела, — торжественно проговорил капитан.

Но, увидя в угасающем свете выражение лица своего штурмана, он со вздохом отошел. Что касается последнего, то он курил, облокотившись о борт, и так как капитан не желал говорить ни на какие другие темы, кроме как о м-ре Хэччинсе, то штурман погрузился в угрюмое молчание, пока не вернулась команда, два часа спустя.

— М-р Хэччинс вернется немного погодя, сэр, — сказал юнга, — он велел передать, что зашел в гости к своему знакомому.

— Как называется этот кабак? — тихо спросил штурман.

— Если вы не можете двух слов сказать, не проявив своего отвратительного характера, Джордж, то держите лучше язык за зубами, — строго сказал капитан. — А какого вы, ребята, мнения о м-ре Хэччинсе?

— Более чистосердечного человека нет на земле, — с жаром воскликнул Дэн, старший в их команде.

— Прекраснейший человек, которого я когда-либо встречал, — добавил другой.

— Вы слышите? — спросил капитан.

— Слышу, — ответил штурман.

— Он христианин, — сказал юнга, — до встречи с ним я не знал, что такое христианин. Как вы думаете, что он дал нам?

— Дал вам? — переспросил капитан.

— По фунту стерлингов наличными, — сказал юнга, — по золотому фунту каждому из нас. Еще говорят о христианах! Хотел бы я побольше встречать таких христиан.

— Скажите пожалуйста! — воскликнул умиленный капитан.

— А как славно он это сделал, — сказал старый матрос, — говорит: "вот тебе, говорит, от меня и от капитана; благодари, говорит, не только меня, но и капитана".

— Смотрите, не промотайте этих денег, — сказал капитан, — я бы на вашем месте положил их в сберегательную кассу на закваску.

— Надеюсь только, что они достались ему честным путем, — проговорил штурман.

— А как же иначе? — воскликнул капитан. — У вас, Джордж, холодное, жестокое сердце… Не будь оно таким, может быть, и вы получили бы золотой.

— К черту его золотые, — сказал ворчливый штурман, — хотел бы я знать, где он их взял и что он подразумевал, когда говорил, что деньги эти не только от него, но в равной мере и от вас. Не видал я что-то, чтобы вы деньги раздавали.

— Должно быть, — тихо проговорил капитан, — он хотел сказать, что я вложил в его сердце такие мысли. Ну, ребята, пора и по койкам, завтра мы начинаем работу в четыре часа утра.

Люди пошли на бак, а капитан и штурман спустились в каюту и стали приготовляться ко сну. Капитан поставил на стол лампу для м-ра Хэччинса и после некоторой внутренней борьбы пожелал штурману доброй ночи. Через несколько минут он уже крепко спал.

В четыре часа штурман проснулся и увидел, что капитан стоит возле его койки. Лампа все еще горела на столе, слабо борясь с лучами дневного света, которые вливались в открытый люк.

— Еще не появлялся? — спросил штурман, взглянув на пустую койку гостя.

Капитан вяло покачал головой и указал на стол. Следуя направлению его пальца, штурман увидел маленький холщовый мешочек и лежащие около него четыре с половиной пенса медью и несколько пуговиц, неизвестно на какую сумму.

— Когда мы ушли из Лондона, в мешке было двадцать три фунта фрахтовых денег, — сказал капитан, овладев, наконец, голосом.

— Ну, и что же по-вашему, случилось с ними? — спросил штурман, задувая лампу.

— Понятия не имею, — ответил капитан, — у меня все в голове смешалось. Брат — м-р Хэччинс — до сих пор еще не вернулся.

— Было, наверное, поздно, и он не хотел беспокоить вас, — сказал штурман и ни один мускул лица его не дрогнул. — Я не сомневаюсь, что с ним ничего не случилось. Не волнуйтесь за него.

— Но, очень странно, где же деньги, Джордж? — проговорил, запинаясь, капитан, — очень странно…

— Хеччинс щедрый парень, — сказал штурман, — он раздал людям пять фунтов без всякого основания. Надо полагать, он и вам даст что-нибудь — когда вернется.

— Подите, позовите сюда команду, — сказал капитан, опускаясь на ящик и уставясь на коллекцию медяков.

Штурман повиновался и через несколько минут вернулся с людьми. Столпившись в каюте, они сочувственно выслушали рассказ капитана о понесенной им потере.

— Это — тайна, разгадать которую невозможно сэр, — сказал старик Дэн, когда капитан кончил, — так что не стоит над ней ломать голову.

— Хоть мне и неприятно сказать такую вещь, — продолжал капитан, — но это — мой долг. Единственный человек, который мог взять деньги — Хэччинс.

— Что, сэр?! Этот святой человек! Да над такой мыслью можно посмеяться!

— Не мог он этого сделать, — сказал юнга, — если б даже хотел, не мог бы! Он слишком хороший.

— Это он взял двадцать три фунта, — решительно сказал капитан, — скажем, восемнадцать, потому что пять из них будут мне возвращены.

— Впадаете в тяжелую ошибку, сэр, — двусмысленно сказал Дэн.

— Вернете вы мне деньги или нет? — крикнул капитан.

— Просим прощения, сэр, нет, — ответил за всех кок, подняв ногу на ступеньку трапа. — Брат Хэччинс дал нам эти деньги за то, что мы так хорошо пели псалмы. Он так и сказал, и мы не могли думать, что деньги нажиты им нечестным путем. Да мы никогда и не поверим этому, правда, ребята?

— Никогда, — с примерной твердостью подтвердили остальные. — Это невозможно!..

Матросы поднялись на палубу вслед за коком и, облокотясь о борт, с тоской взглянули на то место, где они в последний раз видели своего благодетеля. Затем, полные грустного предчувствия, что никогда уже им не встречать такого человека, принялись за работу.

ДРУЗЬЯ ПОЗНАЮТСЯ В НЕСЧАСТИИ

М-р Джозеф Гиббс допил свою полупинту пива в трактире "Красного Льва" с медлительностью человека, который не знает, откуда ему добыть следующую полупинту, поставил кружку на стойку, насыпал в трубку табаку из бумажки и, грустно покачав головой, суровым голосом объявил своим товарищам:

— Это первая сегодня, — с десяти часов утра!

— Не унывай! — сказал м-р Джордж Браун.

— Так не может продолжаться вечно, — добавил в утешение Боб Кидд.

— Ведь я прошу только работы, — проникновенно сказал м-р Гиббс, — не рабства, конечно, а работы.

— Разницу трудно установить, — возразил м-р Браун.

— В особенности некоторым людям, — добавил м-р Кидд.

— Продолжайте, — мрачно проговорил м-р Гиббс, — продолжайте! — Угостите человека полупинтой пива, а потом оскорбляете его человеческое достоинство. Я и то вчера два раза подумал, не продырявить ли мне воду в реке?

— Очень многие это делают, — задумчиво произнес м-р Браун.

— И обрекают жен и детей на голодную смерть, — ледяным тоном вставил м-р Гиббс.

— Часто жена выгадывает, — возразил его приятель. — Одним ртом меньше, а потом ей обычно помогают. Когда умер бедняга Билль, то в харчевне "Королевской Головы" устроили благотворительную вечеринку и собрали вдове что-то около семнадцати фунтов.

— Мне кажется, что для твоей старухи мы собрали бы больше, — сказал м-р Кидд. — Ребят у вас нет, и она могла бы легко прокормиться. Но не подумай, что я тебе советую покончить с собой.

М-р Гиббс бросил на него свирепый взгляд и, нагнув кружку, с грустью посмотрел на ее дно.

— Джо не продырявит воды, — сказал м-р Браун, покачав головой, — вот, если б не воду, а пиво.

М-р Гиббс повернулся и, вытянувшись во весь рост, — пять футов три дюйма, — подарил его долгим и презрительным взглядом.

— Я не понимаю, зачем ему делать дырку в чем бы то ни было, — медленно проговорил м-р Кидд. — По-моему совершенно достаточно, если мы скажем, что он это сделал. И тогда можно будет обойти публику со шляпой в руке, а барыш поделить.

— Разделить его на три части и дать по одной каждому, — пояснил м-р Браун, одобрительно кивнув головой. — Но как это устроить?

— Выпьем еще пива и подумаем, — сказал побледневший от волнения м-р Кидд. — Три пинты, пожалуйста!

Он и м-р Браун подняли кружки, кивнув друг другу. М-р Гиббс, внимательно наблюдая за ними, играл ручкой своей кружки.

— Смотрите же, — медленно проговорил он, — я ничего не обещаю. Если я и выпью эту пинту, то это еще не значит, что я согласен.

— Предоставь это дело мне, Джо, — успокоил его м-р Кидд.

М-р Гиббс согласился на это после долгого обсуждения, в котором большую роль в качестве доводов играли пинты. В результате, на следующий же вечер беседа сидевшего в том же трактире м-ра Брауна с двумя или тремя его приятелями была грубо прервана бурным появлением м-ра Кидда, с которого ручьями текла вода. Он опустился на стул, тяжело дыша.

— Что такое? Что случилось? — спросило несколько голосов.

— Джо, бедный Джо Гиббс, — сказал м-р Кидд. — Я был на пристани Смита, нужно было отвести плашкоут на следующую стоянку, и, конечно, Джо полез помогать мне. Он хотел оттолкнуться от берега ногой и…

Он осекся, вздрогнул, и, в ожидании водки, заказанной одним из сочувствующих слушателей, принял кружку пива и медленно осушил ее.

— Это случилось в мгновение ока, — сказал он, оглядываясь по сторонам. — Пока я добежал к нему, он уже нырнул три раза. Я нагнулся над бортом и схватил его; воротник и галстук остались у меня в руке. Я и сам чуть не утонул.

Он показал галстук и воротник; публика с одобрением заметила, что Кидд мокр насквозь от макушки до средней пуговицы жилета.

— Бедняга, — сказал хозяин, наклоняясь над стойкой, — каких-нибудь полчаса тому назад он был здесь и стоял у этой самой стойки.

— Что делать, видно, не пивать ему больше пива, — сдержанно проговорил какой-то возчик.

— Ну, этого никто не может сказать, — резко прервал его хозяин трактира. — Я никогда не слышал о нем ничего дурного, насколько мне известно, он вел праведную жизнь, так что как мы можем сказать, что он будет лишен пива?

Он поднес м-ру Кидду вторую рюмку водки.

— Осталась у него семья? — спросил хозяин, передавая ее.

— Только жена, — ответил м-р Кидд; — я положительно не знаю, кто возьмется сообщить несчастной женщине о случившемся. Она его прямо-таки обожала. И чем она жить будет теперь, ума не приложу. Я сделаю для нее все, что могу.

— Я тоже, — прогудел голос м-ра Брауна.

— Что-нибудь необходимо сделать для нее, — сказал возчик и вышел.

— Первым долгом нужно сообщить полиции, — посоветовал хозяин, — там уж знают, что надо делать; может быть, кто-нибудь из них и скажет жене. На то они и жалованье получают.

— Все это случилось так неожиданно; я просто не понимаю, где я и что со мной, — сказал м-р Кидд. — Насколько мне известно, у нее в доме вряд ли найдется один пенни. У бедняги Джо было много приятелей. Я думаю, можно будет что-нибудь устроить.

— Прежде всего пойдите в полицию, — проговорил хозяин, задумчиво выпятив губу, — а потом мы поговорим.

М-р Кидд горячо поблагодарил его и удалился, сопровождаемый м-ром Брауном. Двадцать минут спустя они вышли из участка, весьма удовлетворенные спокойствием, с которым полиция приняла их сообщение, и, быстро перейдя через Лондонский мост, направились на Боро Маркет, где их ждала прислонившаяся к столбу фигура.

— Ну? — раздраженно спросил м-р Гиббс, услышав их шаги.

— Все будет хорошо, Джо, — сказал м-р Кидд, — мы посеяли семена.

— Посеяли… что? — переспросил тот.

М-р Кидд объяснил.

— Ха! — сказал м-р Гиббс, — а я что должен делать, пока взойдут твои знаменитые семена? Как насчет моего домашнего уюта? постели? харчей?

Его друзья смущенно переглянулись. В суете приготовлений они совсем забыли об этом, но теперь, на основании долгого и не всегда приятного знакомства с м-ром Гиббсом, они поняли, куда заведет их это дело.

— Придется тебе взять койку по ту сторону Темзы, — медленно проговорил м-р Браун, — в кофейне или где-нибудь в этом роде. Толковый, деятельный человек, который всегда держит ухо востро, всегда заработает на пропитание.

М-р Гиббс рассмеялся.

— Но имей ввиду, — с бешенством добавил м-р Кидд в ответ на этот смех: — то, что мы теперь тебе одолжим, будет вычтено из твоей части когда ты ее получишь. Кроме того, ты не получишь ни одного полу-пенни, пока не зайдешь к парикмахеру и не сбреешь вот этих бакенбардов. Мы не желаем рисковать.

М-р Гиббс, опершись о столб, целых полчаса боролся за свои бакенбарды, но в конце концов был отправлен к парикмахеру. Вне себя от злости он потребовал, чтобы его обрили. Долго с вытаращенными от изумления глазами, рассматривал он бритое лицо, которое увидел перед собой в зеркале, а вежливость м-ра Кидда и Брауна сразу улетучилась перед их удивлением.

— Ну-с, раз уж я здесь, то можно заодно и постричься, — сказал м-р Гиббс после длительного созерцания своей особы.

— И шампунь, сэр? — спросил парикмахер.

— Как хотите, — сказал м-р Гиббс, не обращая ни малейшего внимания на лихорадочные протесты своих финансистов, — а что это, кстати, такое?

Всю операцию он высидел в состоянии удивления и неудовольствия, но, выйдя с друзьями, объявил, что чувствует себя фунтов на семь легче. Это сообщение было встречено холодным молчанием. Потратив некоторое время на поиски, они выбрали наконец тихий трактир и в одном из его уединенных уголков устроили заседание комиссии для изыскания материальных средств.

— Ну, этого тебе на первое время хватит, — сказал м-р Кидд после того, как он и м-р Браун внесли каждый свою лепту, — смотри же это будет вычтено из твоей доли.

М-р Гиббс кивнул головой.

— Когда вам захочется повидать меня вечерком, то вы найдете меня здесь, — заметил он, — пиво у них превосходное. А теперь вам пора к моей старухе.

Оба приятеля отправились туда и к своему великому облегчению увидели, что возле жилища миссис Гиббс стоит кучка людей. Ясно было, что ей уже сообщили о несчастье, и действительно, протолкавшись наверх, они застали вдову с мокрым носовым платком в руке, окруженную внимательными друзьями. Она слабым голосом поблагодарила м-ра Кидда за его благородную попытку спасти ее мужа.

— Он еще и сейчас мокрый, — подтвердил м-р Браун.

— Я сделал все, что мог, — скромно сказал м-р Кидд. — Бедный Джо! Не было лучшего друга, чем он!

— Всегда готов был протянуть руку помощи тем, кто нуждается, — добавил м-р Браун, озираясь по сторонам.

— Слушайте, слушайте! — подхватил чей-то голос.

— Зато и мы протянем ему руку помощи, — энергично проговорил м-р Кидд. — Правда, ему мы уже ничем не можем помочь, бедняге, но мы можем помочь той, что осталась после него.

Он медленно направился к двери, сопровождаемый Брауном, и поймав взгляд двух-трех мужчин, кивнул им, чтоб они последовали за ним. Маленькая, но постепенно увеличивавшаяся толпа направилась под его умелым предводительством к "Красному Льву".

Ближайшие три или четыре дня друзья провели в неутомимой работе. Пригласительные карточки, гласящие, что в "Красном Льве" состоится благотворительная вечеринка в пользу вдовы покойного м-ра Джозефа Гиббса, были розданы щедрой рукой; рассказы, в которых рисовался редкий по величию и красоте духовный облик почившего, получили еще более широкое распространение. Уаппинг слишком поздно узнал, что его навеки покинул человек с добрым характером и сердобольной, скромной душой.

М-р Гиббс в своем убежище по ту сторону реки полностью разделял энтузиазм своих друзей, но его безумное, порожденное тщеславием, желание присутствовать на вечере, — было источником больших волнений и страданий приятелей. Когда он предложил вымазаться ваксой и выступить в качестве негритянского музыканта, пришлось вывести м-ра Кидда из трактира и продержать его на улице до тех пор, пока он не смог вновь объясниться на приличном, не обезображенном руганью, английском языке.

— Он стал чересчур много воображать о себе, — сказал м-р Браун на обратном пути, — слишком много денег из нас высасывает на расходы; но теперь уже недолго.

— Он живет, как лорд, а мы трудимся, как рабы, — ворчал м-р Кидд, — никогда не видел я его таким толстым и здоровым, как сейчас. По-настоящему ему не следовало бы давать равную с нами долю; ему ведь не пришлось поработать.

Его дурное расположение духа продолжалось до самой вечеринки; последняя, благодаря присутствию спортсмена-рыботорговца, выигравшего в тот день на скачках, и его друзей, дала сумму, далеко превзошедшую ожидания ее трудолюбивых организаторов. Рыботорговец открыл сбор пятифунтовым банкнотом, который положил на тарелку; аудитория так взволнованно дышала, что лицо, державшее тарелку, глубоко прониклось сознанием своей ответственности. В общем итоге, памяти м-ра Гиббса была принесена дань, выразившаяся в сумме тридцати семи фунтов стерлингов, трех шиллингов и четырех пенсов.

— Больше двадцати золотых на каждого, — воскликнул восхищенный м-р Кидд, прощаясь на ночь со своим коллегой. — Просто трудно поверить, что это правда.

Следующий день протекал чрезвычайно медленно, но работа, наконец, была окончена, и м-р Кидд отправился на Лондонский мост, идя на ярд или на два впереди более флегматичного м-ра Брауна. М-р Гиббс сидел на своем обычном месте в углу трактира, но, вместо того, чтобы прийти в восторг от вырученной суммы, мрачно намекнул, что она была бы больше, если б ему позволили активно участвовать в ее добывании.

— Это едва окупит перенесенные мною неприятности, — сказал он, покачав головой. — Мне здесь одному очень скучно. А когда вы возьмете свои доли да еще из моей вычтете то, что я вам должен, то почти ничего не останется.

— Я поговорю с тобой в другой раз, — пристально смотря на него, произнес м-р Кидд, — а сейчас твое дело — пойти с нами на ту сторону.

— Это зачем? — спросил м-р Гиббс.

— Мы должны передать радостное известие, что ты жив, твоей старухе, пока она не начала тратить деньги, которые вовсе не принадлежат ей, — сказал м-р Кидд. — Нужно, чтобы ты был поблизости на случай, если она не поверит нам.

— Смотрите, будьте осторожны, — посоветовал любящий супруг. — Нас не устроит, если она начнет кричать или что-нибудь в этом роде. Я ее знаю лучше, чем вы, и советую вам быть осторожными.

Он пошел с ними рядом и после некоторых возражений согласился, чтобы уменьшить риск, надеть пару очков, в поисках которых теща м-ра Кидда перерыла в тот день весь дом с чердака до подвала.

— Поболтайся здесь минут десять, — сказал м-р Кидд, когда они дошли до памятника, — а потом пойди за нами следом. Когда будешь проходить под фонарями, закрывай лицо платком. Жди на углу своей улицы, пока мы не придем к тебе.

Он быстро пошел вперед с м-ром Брауном, но когда они стали подходить к жилищу миссис Гиббс, то умерили темп своих шагов до торжественной медлительности похоронного шествия. К их удовольствию она была одна и после обычного обмена любезностями горячо поблагодарила их за все то, что они сделали для нее

— Для бедняги Джо я сделал бы еще больше, — сказал м р Браун.

— Они… они еще не нашли его? — спросила вдова.

М-р Кидд отрицательно покачал головой.

— Они его, по моему, и не найдут, — медленно проговорил он.

— Унесло отливом, — пояснил м-р Браун, испортив этим предисловие м-ра Кидда.

— Где бы он ни был, ему теперь лучше, чем было раньше, — сказала миссис Гиббс. — Ему уже нечего огорчаться, что нет работы; сейчас у него ни забот, ни страдания. Все мы там будем в один прекрасный день.

— Да, — начал м-р Кидд, — но…

— Я не желаю ему вернуться, — продолжала миссис Гиббс, — это было бы грешно.

— Ну… а если он сам пожелал бы вернуться? — спросил м-р Кидд, нащупывая подходящую почву.

— И помочь вам в расходовании этих денег? — сказал м-р Браун, игнорируя угрожающее подмигивание друга.

Миссис Гиббс удивилась.

— В расходовании денег? — начала было она.

— Представьте себе, — сказал м-р Кидд, — будто он вовсе и не тонул? Еще сегодня мне снилось, что он жив.

— И мне тоже, — перебил м-р Браун.

— Он улыбался мне, — нежным голосом продолжал м-р Кидд, — "Боб", говорил он, "поди, скажи моей бедной жене, что я жив", говорит, "но будь осторожен".

— Эти самые слова сказал он и мне в моем сне, — сказал м-р Браун. — Немного странно, не правда ли?

— Очень, — согласилась с ним миссис Гиббс.

— Я полагаю, — после некоторой паузы продолжал м-р Кидд, — я полагаю, он вам не снился?

— Нет, я непьющая, — ответила вдова.

Оба джентльмена обменялись взглядами; м-р Кидд, обладая характером порывистым, решил ускорить развязку.

— Что бы вы сделали, если бы Джо вошел сейчас в эту дверь? — спросил он.

— Заорала бы так, что дом бы рассыпался, — быстро ответила вдова.

— Заорали… бы?.. — в отчаянии переспросил м-р Кидд.

Мисисс Гиббс утвердительно кивнула головой.

— Я бы кричала, пока не сошла с ума, — убежденно заявила она.

— Но… а если бы он был живой! — сказал м-р Кидд.

— Я не знаю, к чему вы ведете, — сказала миссис Гиббс. — Почему бы вам не говорить напрямик? Бедный Джо утонул, вы это знаете, вы сами это видели, и вдруг вы приходите и говорите мне о каких-то снах и всякой ерунде.

М-р Кидд наклонился к ней и ласково положил ей руку на плечо.

— Он спасен, — сказал он взволнованным шепотом, — он жив и здоров.

— Ч т о?! — воскликнула мисисс Гиббс, подскочив.

— Это так же верно, как то, что я стою перед вами, — сказал м-р Кидд. — Не правда ли, Джордж?

— Даже вернее, — честно подтвердил м-р Браун.

Миссис Гиббс откинулась назад, с трудом переводя дыхание.

— Жив! — воскликнула она. — Но как? Как могло это случиться?

— Не шумите, — внушительно сказал м-р Кидд. — Имейте в виду, если кто-нибудь об этом узнает, то вам придется вернуть деньги.

— Я бы дала еще больше, чтобы только вернуть его, — растерянно проговорила миссис Гиббс. — Но мне кажется, что вы меня обманываете.

— Истинная правда, как то, что я стою перед вами, — сказал тот. — Он в двух шагах отсюда, и если бы вы не кричали, то я бы привел его.

— Я не буду кричать, — обещала миссис Гиббс, — не буду, раз это не привидение. О, где он? Почему не ведете вы его сюда? Пустите меня к нему!

— Ладно, — сказал м-р Кидд, с удовлетворенной улыбкой в сторону м-ра Брауна, — все в свое время. Я пойду за ним сейчас, но помните — если вы закричите, то все погибло.

Он радостно засуетился и вышел, а миссис Гиббс, полуоткрыв от волнения рот, знаком пригласила м-ра Брауна не нарушать молчания и пошла ждать у дверей. Прошли три или четыре минуты.

— Идут! — сказал м-р Браун, услышав на лестнице шаги. — Смотрите же, не кричать!

Миссис Гиббс отошла и, к великому удовлетворению всех присутствующих, не произнесла ни одного звука, пока в комнату входил м-р Кидд с ее мужем. Она стояла и выжидательно смотрела на дверь.

Где же он? — простонала она.

— Что? — испуганно переспросил м-р Кидд. — Да здесь же! Разве вы его не узнаете?

— Это я, Сусанна, — тихо проговорил м-р Гиббс.

— О, как я не поняла сразу, что это шутка! — воскликнула миссис Гиббс, опускаясь на стул. — О, как жестоко было с вашей стороны сказать мне, что мой бедный Джо жив! О, как могли вы так поступить!

— Господи помилуй, — крикнул взбешенный м-р Кидд, проталкивая вперед м-ра Гиббса, — вот он! Такой, каким вы его видели в последний раз, только без бакенбардов. Перестаньте всхлипывать, а то сбегутся люди.

— О! О! О! Уберите его! Уйдите отсюда, играйте с другими разбитыми сердцами! — кричала миссис Гиббс.

— Да ведь это ваш муж! — воскликнул м-р Браун.

— Уведите его! — простонала миссис Гиббс.

М-р Кидд задумался, скрежеща зубами.

— Нет ли у тебя каких-нибудь знаков на теле, Джо? — спросил он.

— На мне, — самодовольно ответил м-р Гиббс, — нет ни знака, ни пятна. Моя кожа вся бел..

— Довольно о твоей коже, — резко перебил м-р Кидд.

— Если все вы не уйдете отсюда, пока я сосчитаю до десяти, — сдержанным голосом сказала миссис Гиббс, — то я закричу. Как вы смеете являться в дом к порядочной женщине и говорить о вашей коже? Уйдете вы? Раз! два! три! четыре! пять!

Голос ее повышался с каждым новым числительным; и м-р Гиббс первый спустился с лестницы. Сопровождаемый друзьями, он ловко юркнул за угол.

— Удивительно, что она не подняла на ноги весь дом, — сказал он, вытирая рукавом пот со лба, — и что бы тогда случилось с нами? Я сразу находил неправильным, что вы заставили меня сбрить бакенбарды, но уступил, раз вы считали, что лучше знаете. Она меня никогда не видела без них. У меня была замечательная растительность еще когда я был мальчишкой. Когда у других мальчиков…

— Замолчи! — проревел м-р Кидд.

— Не желаю! — вызывающе продолжал м-р Гиббс. — Мне надоело быть оторванным от моего уютного дома и жены; я сегодня же опять отпущу бакенбарды. Без них она меня никогда не узнает, это факт.

— Он прав, Боб, — убежденно подтвердил м-р Браун.

— Не хочешь ли ты этим сказать, что мы должны ждать, пока отрастут его проклятые бакенбарды? — воскликнул м-р Кидд, приплясывая от бешенства.

И содержать его в безделии, пока они не вырастут?

— Все это вы получите из моей доли, — с достоинством возразил м-р Гиббс, — но впрочем, делайте, как знаете. Если хотите, мы расстанемся сейчас и будем квиты, я не возражаю.

М-р Браун увел своего разгневанного приятеля в сторону и долго уговаривал его тихим, но убедительным тоном. М-р Гиббс стоял поодаль и с безучастным видом насвистывал что-то.

— Сколько времени нужно им, чтобы вырасти? — прорычал м-р Кидд, обратившись к нему.

М-р Гиббс пожал плечами.

— Не могу сказать, — ответил он, — но думаю, что недельки через две или три она бы меня узнала. А если нет, то придется подождать еще недельку, вот и все.

— Ну, из твоей доли тогда останется немного, помни это, — заметил м-р Кидд, грозно взглянув на него.

— Что же делать, — сказал м-р Гиббс, — можешь не напоминать мне об этом так часто.

Остальную часть пути они прошли в молчании. В течение ближайших двух недель друзья м-ра Гиббса ежедневно навещали его, дабы убедиться в произошедшей в его наружности перемене и поворчать на медленность процесса.

— Завтра попробуем провести это дело, — сказал м-р Кидд по истечении двухнедельного срока, — мне уже порядочно надоело давать тебе деньги взаймы.

М-р Гиббс покачал головой и весьма разумно заговорил о том, что не следует рисковать кораблем из-за того, что жалеешь каплю дегтя, но м-р Кидд был непреклонен.

— У тебя их достаточно для того, чтобы она тебя узнала, — строго сказал он, — а нам вовсе не нужно, чтобы тебя узнали еще и другие. Жди нас завтра в восемь часов у памятника, и все будет кончено.

— Что же, приказывай, — проговорил м-р Гиббс голосом, не предвещавшим ничего доброго.

— Надвинь шляпу на глаза, — строго командовал м-р Кидд, — надень очки, которые я одолжил тебе, и, пожалуй, недурно было бы, если б ты повязал лицо красным фланелевым платком.

— Я и без вас знаю, что мне делать, — сказал м-р Гиббс, кивнув головой, — держу пари на пиво для всех, что завтра вечером вы меня оба не узнаете.

Пари было принято, и на следующий вечер, от восьми часов до без десяти минут девяти, м-р Кидд и Браун сделали все от них зависящее, чтобы выиграть его. А затем м-р Кидд, обратившись в смущении к м-ру Брауну, велеречиво вопросил его о том, что это значит.

— Может быть, он пошел один? — сказал м-р Браун. — Нам следует сходить и узнать, в чем дело.

В состоянии некоторого замешательства они побежали обратно в Уаппинг, но, взбежав на лестницу, которая вела в комнату м-с Гиббс, увидели, что дверь ее замкнута. На их частый, страстный стук не было ответа.

— О, она вас, не услышит, — сказала какая-то растрепанная женщина, перегнувшись через перила следующего этажа. — Она уехала.

— Уехала!! — в один голос воскликнули оба джентльмена. — Куда?

— В Канаду, — ответила женщина, — она выехала сегодня утром.

М-р Кидд прислонился к стене, чтобы не упасть; м-р Браун стоял с открытым ртом, потеряв способность речи.

— Это было неожиданностью для меня, — продолжала женщина, — но она мне призналась сегодня утром, что уже две недели, как потихоньку собирается. Она была в очень веселом расположении духа и хохотала, как не знаю кто.

— Хохотала! — страшным голосом повторил м-р Кидд.

Женщина кивнула головой.

— А когда я сказала ей об этом и напомнила, что она ведь только что потеряла бедного мужа, то она села на лестницу и хохотала так, что чуть не лопнула, — неодобрительно сказала женщина. — Она сидела и хохотала, и слезы лились у нее по лицу, точно вода.

М-р Браун повернул к компаньону свое озадаченное лицо.

— Хохотала! — медленно повторил он. — А над чем ей, собственно, было хохотать!

— Над двумя — природными — идиотами, — пояснил м-р Кидд.