* * *

В. Джекобс стоит особняком среди современных юмористов. Он специализировался на особом виде юмора, — на юморе морском. Как есть художники-маринисты, так и Джекобса вполне можно назвать "юмористом маринистом". Грубые, суровые и в то же время простодушные моряки с их забавными трагикомическими похождениями в какой-нибудь гавани или таверне — вот обычные темы рассказов Джекобса. Юмор Джекобса в лучших его вещах действительно "морской" — крепкий и соленый, как ветер с моря, грубоватый и меткий, как словечки матросского жаргона, которыми густо уснащены страницы его книги.

Этим морским, соленым юмором овеяны включенные в настоящий сборничек рассказы Джекобса — о судовом поваре, вообразившем себя сновидцем и прорицателем ("Сон в руку"), о старом моряке, которому пришлось разыгрывать богатого дядюшку из Австралии ("Заморский дядюшка"), и о старом холостяке, неудачно пытавшемся при помощи своего племянника-моряка отделаться от своей экономки ("Муж миссис Пирс").

В Англии книги Джекобса можно найти на любом судне, где его читают все, от капитана до кочегара. У нас круг читателей Джекобса, естественно, несравненно уже. Однако бодрый, жизнерадостный и здоровый юмор Джекобса должен прийтись по вкусу и нашему советскому читателю.

ЗАМОРСКИЙ ДЯДЮШКА

— Мне от вас нужны сущие пустяки, — говорил м-р Джордж Райт, наклонившись к старому моряку, — будьте моим дядюшкой, и больше ничего.

— Ладно, ладно! — сказал несколько озадаченный м-р Кемп, приподняв кружку пива.

— Моим богатым дядюшкой, — продолжал молодой человек, понижая голос до шопота, чтобы никто из любителей подслушать чужие разговоры не мог его услышать. — Дядюшкой из Новой Зеландии, который собирается оставить мне крупное наследство.

— А откуда у меня могут быть деньги? — спросил заинтересованный м-р Кемп.

— Это неважно. Нужно только сделать вид, что у вас уйма деньжищ. Дело вот в чем: я ухаживаю за одной девушкой, а у нее есть еще один ухаживатель. Но когда она узнает, что есть богатый дядя, все шансы будут на моей стороне. Она знает, что у меня есть дядя, уехавший когда-то в Новую Зеландию и пропавший без вести. Потому-то мне это и пришло в голову.

М-р Кемп молча осушил свою кружку.

— Но как я могу разыграть богатого дядю без гроша в кармане? — усомнился он.

— Я могу вам одолжить денег… немного, разумеется.

Старый моряк покачал головой.

— Правда, мне удавалось иногда занимать деньги, но я не помню, чтобы я их возвращал.

— Неважно, — отозвался собеседник. — Это продлится не долго, а потом придет письмо, вызывающее вас обратно в Новую Зеландию. Поняли? Вы уедете, обещав, что вернетесь через год, продадите свое дело и завещаете нам все деньги. Понятно?

М-р Кемп почесал затылок.

— Но ведь она, в конце концов, узнает про обман.

— Ну так что же. А может быть, и не узнает. У меня будет достаточно времени, чтобы на ней жениться, а потом вы напишете, что женились или пожертвовали свои деньги на какую-нибудь богадельню.

Молодой человек заказал еще пива и топотом стал посвящать старика в свои интимные дела.

— Хотя я знаком с вами всего десять дней, — закончил он, — но чувствую к вам такое доверие, точно вы — мой настоящий дядя.

— И вы мне тоже очень симпатичны, — ответил старый моряк. — Вы прямо вылитый портрет одного паренька, который однажды одолжил мне пять фунтов, а через неделю утонул на моих глазах.

Он опорожнил свою кружку, и новые родственники, захватив сундучок старого моряка, отправились к м-ру Райту.

К счастью для последнего, в сундуке старого моряка нашелся хороший штатский костюм и сапоги, и предварительные расходы ограничились покупкой большой фетровой шляпы и золоченых часов с цепочкой.

На следующий вечер м-р Кемп засунул в боковой карман растрепанную книжку вместо бумажника и отправился с м-ром Райтом делать первый визит невесте.

М-р Райт, одетый в свой лучший костюм, привел старого моряка к маленькой табачной лавочке в одной из боковых улиц Майль-Энд-Род и, церемонно сняв шляпу, обменялся рукопожатием с хорошенькой продавщицей, стоявшей за прилавком. М-р Кемп, приняв вид богатого человека, старался держаться важно и серьезно.

— Вот мой дядя, — быстро заговорил м-р Райт, — тот самый, из Новой Зеландии, о котором я вам говорил. Он приехал вчера вечером совершенно неожиданно.

— Добрый вечер, мисс, очень рад с вами познакомиться, — проговорил важно м-р Кемп и, опустившись в кресло, спросил себе сигару.

Он очень удивился, что в лавочке не нашлось сигары дороже шести пенсов.

— Ничего, сойдет, — пробормотал он, подозрительно внюхиваясь в дым, — у вас найдется сдачи с пяти фунтов[1].

Мисс Брэдшоу растерянно ответила, что она посмотрит, и принялась пересчитывать выручку, а м-р Кемп почувствовал, как Райт сунул ему в жилетный карман два соверена[2]. Через пять минут он уже сидел в маленькой комнате, окруженный восхищенной аудиторией.

— Насколько мне известно, — говорил он миссис Брэдшоу, — Джордж — мой единственный родственник. Как я счастлив, что, наконец, нашел его.

— Как жаль, что вы живете так далеко, — вздохнула миссис Брэдшоу.

— Скоро я перееду сюда совсем. Мне нужно будет поехать обратно, чтобы ликвидировать свое дело, а потом через год я привезу свои старые кости в Англию. Джордж предложил мне жить вместе с ним.

— Ему не придется в этом раскаиваться, — многозначительно заметила миссис Брэдшоу.

— Надеюсь, что нет, — денег у меня достаточно, — ответил старик.

— При чем тут деньги, дядя?! — возмутился Джордж. — Не будь у вас ни гроша в кармане, я бы принял вас также с радостью.

Растроганный дядя обменялся горячим рукопожатием с племянником и, растянувшись в самом удобном кресле, начал описывать свою жизнь и приключения в Новой Зеландии. Благодаря усиленной работе, экономии и воздержанию он составил себе состояние, использовать которое ему не позволяют его годы. Здоровье его неважно, и он принужден подбадривать себя разными лекарствами…

— Имейте в виду, — говорил старый моряк, возвращаясь с Райтом домой, — что это — ваша затея, а не моя, и я не отвечаю за возможные издержки. Я не могу разыгрывать богатого дядю, ничего не тратя. Сколько, вы говорили, у вас лежит в банке?

— Надо все-таки быть побережливей, — осторожно предупредил Джордж. — Они тоже не могут часто отлучаться из своей лавки. У них небольшое, но выгодное дельце; как раз для нас с Бэллой, когда мы поженимся.

М-р Кемп согласился с этим, но заметил:

— Хотя они меня отлично приняли, но я чувствую, что для большего впечатления нужно раскошелиться и пустить им пыль в глаза.

— Вы им лучше расскажите, как вы швырялись деньгами. Это и обойдется дешевле. Завтра вечером вам лучше сходить к ним одному. Зайдите опять за шестипенсовой сигарой.

М-р Кемп так и сделал. Покурив в лавочке, он получил приглашение зайти в гостиную, где, помня о наставлениях Райта, долго распространялся о своей расточительности. Миссис Брэдшоу была поражена, узнав, что он дал пять фунтов на чай в гостинице.

— Как будто все в порядке, — заметил Райт, когда Кемп доложил ему о результатах своего визита. — Но будьте осторожны, не переборщите.

— Я их теперь обведу вокруг пальца, — заявил Кемп. — Завтра вечером приходите. Бэлла будет одна.

— Как вам удалось это сделать? — воскликнул Райт с восторгом. — Мне никогда не удавалось прогуляться с ней вдвоем.

— Она никуда не пойдет, — возразил моряк, — она останется дома сторожить лавку. Уйдет ее мать. Она согласилась провести вечер со мной.

М-р Райт вздрогнул:

— Зачем вы это сделали?!

— Я? И не думал. Старуха сама заявила, что ей хоть раз в жизни хочется посмотреть, как это люди бросают деньги на ветер.

— Деньги на ветер? — забормотал в ужасе Райт. — Мои деньги…

— Мне, собственно, все равно, — заявил Кемп. — Если хотите, у меня может заболеть голова или начаться насморк. Мне вовсе не хочется итти. Подумаешь, какое удовольствие!

— А сколько это будет стоить? — спросил вдруг Райт, шагая по комнате.

Богатый дядюшка погрузился в калькуляцию:

— Она хочет ехать в какой-то ресторан "Ампир" и заказать там обед; затем извозчик, мелкие издержки, чаевые и тому подобное. Я думаю, что меньше двух фунтов не обойтись. Впрочем, я чувствую, что у меня вот-вот начнется насморк.

Райт, ворча и ругая свою будущую тещу, вытащил деньги.

На другой день Райт хотел было напомнить старому моряку о необходимости быть поэкономней, но не успел. Он с Бэллой остался на пороге лавки и следил за удаляющейся парочкой.

Потом, когда они прошли в гостиную, Бэлла заметила:

— Удивительно, как они подходят друг к другу. Я никак не ожидала, что мама так быстро почувствует к нему доверие.

— Я надеюсь, что вам он тоже понравился.

— Он очень мил, — сказала Бэлла. — Как хорошо иметь столько денег! Интересно, как себя чувствует богатый человек?

— Я полагаю, что вскоре узнаю это, — тихо, но выразительно заметил Райт. — Но на что мне деньги, если…

— Если — что?

— Если они не дадут мне счастья. Я лучше соглашусь быть нищим, но жениться на любимой девушке.

Мисс Брэдшоу мило покраснела и задумалась.

— Зачем иметь бриллианты и автомобили, если нет любимого существа, кому можно было бы их дарить, — продолжал молодой человек.

Глаза девушки блеснули, но в этот момент звякнул звонок у входа, и она поспешила в лавку. Райт свирепо посмотрел на новоприбывшего.

— Добрый вечер, — сказал вошедший. — Пожалуйста, папирос на шесть пенсов. Как поживаете, мисс?

Мисс Брэдшоу сделала строгое лицо.

— Ах, — продолжал молодой человек. — Я видел вас сегодня во сне и не мог успокоиться. Какой это был ужасный сон!

— Почему ужасный?

— Мне снилось, что вы вышли замуж, — сказал Хиллс, улыбнувшись.

— А за кого?

— За меня, — просто ответил Хиллс. — Я проснулся в холодном поту. Алло! Кто это там? Джордж? Как поживаете, Джордж?

— Спасибо, хорошо, — с достоинством ответил Райт.

— Что-то незаметно, — продолжал Хиллс. — Может быть, промочили ноги?

— О, не беспокойтесь, — улыбаясь, сказала мисс Брэдшоу.

— Ну и прекрасно, — заявил Хиллс, усаживаясь в кресло у конторки и приглаживая свои усы. — Если бы вы знали, какой у меня сегодня ужасный день.

— А что вы делали? — спросила девушка.

— Работал, — гордо ответил тот. — А где ваш миллионер? Я пришел посмотреть на него.

— Он с мамой отправился в "Ампир".

М-р Хиллс многозначительно свистнул и, положив осторожно папиросу на конторку, стал громко сморкаться в носовой платок.

Мисс Брэдшоу с удивлением посмотрела на него и на дрожащего от ярости Райта и вышла, хлопнув дверью. М-р Хиллс сунул папиросу в рот и тоже ушел.

Он пришел на следующий вечер опять за папиросами и выслушал все, что рассказывали о чудесах "Ампира". Миссис Брэдшоу приняла его очень холодно, но м-р Кемп, очарованный его веселостью, был с ним очень любезен.

— И я в его годы был таким же, — сказал он.

— О, я не стою вашего мизинца, — разливался Хиллс. — Я не вожу дам в шикарные рестораны. Вы, кажется, говорили мне, что приехали жениться, не так ли?

— Тьфу, тьфу, что вы! — смутился м-р Кемп, а миссис Брэдшоу строго призвала Хиллса к порядку.

— О, с таким человеком каждая женщина была бы счастлива, — продолжал Хиллс. — Подумайте только: иметь мужа, который даже не знает, сколько у него денег в кармане! Как приятно штопать белье такому человеку и пришивать пуговицы. Это — не человек, а золотая жила!

Миссис Брэдшоу опять укоризненно покачала головой, и м-р Хиллс, извинившись, начал расспрашивать м-ра Кемпа о блестящих перспективах, открывающихся для бедного, но энергичного молодого человека, который бы рискнул отправиться в Новую Зеландию. Все слушали этот разговор с большим интересом, несмотря на частые покашливания м-ра Райта, начинавшего беспокоиться.

Наконец дядя с племянником поднялись, простились и ушли.

— Почему вы не сказали, что получили письмо, вызывающее вас в Новую Зеландию? — сердито сказал он Кемпу.

— Я… я забыл, — отвечал тот.

— Забыл! Это мне нравится! А я из за вашей забывчивости должен переживать чорт знает что!

— Ну забыл, эка важность! — отозвался ворчливо Кемп. По-моему, мне следует остаться здесь, чтобы выяснить положение.

— Смею вам напомнить, — сердито заметил Райт, — что не вы, а я организовал все это дело. Так вот: завтра днем вы придете сюда и заявите, что должны уехать. Слышите? Я не намерен больше швырять деньги на ветер. И что это за покровительственный тон с этим дураком Чарли Хиллсом? Вы ведь знаете, что он тоже ухаживает за Бэллой!

Утром, за завтраком, Райт дал Кемпу точные инструкции и ушел на работу очень расстроенный. Когда он вернулся, старого моряка еще не было. Райт наскоро оделся и пошел к Брэдшоу.

Там опять сидел Хиллс! Мало того, скоро Райт понял, что м-р Кемп и не заикался об отъезде. Тогда, не теряя времени, он во всеуслышание объявил сам об этом печальном обстоятельстве. Все очень сожалели.

— У меня самого не хватало духу объявить вам об этом, пробормотал м-р Кемп. — Я еще никогда не был так счастлив.

— Но, может быть, это не так срочно? — спросила миссис Брэдшоу.

— Завтра, — поспешно заявил Райт, прежде чем Кемп раскрыл рот. — Дела.

— Неужели вы непременно должны ехать?

— Боюсь, что да, — смущенно сказал старый моряк.

— Какая жалость! — воскликнул Хиллс.

— Останьтесь хоть на несколько дней, — взмолилась Бэлла.

— Не огорчайте нас, — говорила ее мать, — подумайте, как тяжело будет Джорджу.

— Мы вас свяжем и никуда не пустим! — заявил Хиллс.

Он обхватил старика за талию, а мать и дочь поделили

между собою руки. На приглашение заняться дядиными ногами Райт не отозвался.

— Не отпустим, пока не обещаете остаться, — воскликнула миссис Брэдшоу.

Кемп смеялся и качал головой.

— Обещаете? — молила Бэлла, а Хиллс тискал ему живот.

— Ладно, ладно, — ответил Кемп, — может быть…

— Он должен ехать! — закричал встревоженный Райт.

— Пожалуйста, не говорите за него, — с негодованием возразила Бэлла.

— Ну, так и быть, останусь еще недельку, — вздохнул старик. — Право, глупо иметь деньги и не уметь их тратить…

— Не-дель-ку? — завопил племянник. — Еще недельку? Но я же вам говорю…

— О, не слушайте его, — заявила миссис Брэдшоу. — Это его дело! Вам-то что?

Она протянула руку Кемпу. Кемп протянул руку к бокалу с пивом — четвертому, — выпил и обвел сияющим взором всю компанию.

— Джордж, — внезапно сказал он.

— Ну? — зарычал Райт.

— Ты не принес моего бумажника?

— Нет, — отрезал Райт.

— Ай-ай, — нахмурился старик. — Тогда одолжи мне два фунта или сбегай, принеси мои деньги.

Лицо племянника исказилось в бессильной ярости.

— За… зачем вам деньги? — прошептал он.

М-р Кемп торжественно объявил:

— Я пригласил сегодня миссис Брэдшоу обедать в "Ампир". Я пробуду здесь всего несколько дней, так надо провести их весело.

Вся комната заходила перед глазами Райта. Но собрав всю силу воли, он дрожащими руками отсчитал два фунта. Миссис Брэдшоу немного пожеманилась и пошла одеваться.

— Пока она одевается, сходи-ка, кликни кэб, Джордж, сказал Кемп. — Да выбирай хорошую лошадь, лучше всего серую в яблоках.

Райт выбежал на улицу, не помня себя от ярости, и без сил прислонился к двери парикмахерской. Потом направился разыскивать самый потрепанный экипаж с полудохлой лошадью.

— Спасибо, милый племянничек, — сказал насмешливо Кемп, влезая в кэб и подсаживая свою спутницу. — Кстати, пожалуйста, сбегай-ка домой, поищи мой бумажник. Я его оставил, помнится, на умывальнике, в нем что-то около тысчонки. Можешь взять себе за хлопоты полсотни на папиросы.

Раздался общий вздох удивления, а Джордж Райт тщетно пытался выразить на своем лице благодарность, скрежеща зубами.

Кэб давно уехал, а он все еще стоял на мостовой, обдумывая создавшееся положение. Хуже всего было то, что для соблюдения конспирации он должен был тащиться за дядиным бумажником и оставить Бэллу в обществе галантного и предприимчивого Хиллса.

М-р Кемп вернулся домой поздно, в кэбе. Райт поджидал его и набросился на него с упреками и руганью. Старый моряк только добродушно отмалчивался.

— Не сердитесь, — сказал он. — Теперь уж недолго.

— Недолго? — завопил Райт. — Так слушайте: вы заявите завтра, что получили телеграмму, вызывающую вас домой. Слышите?

— Ничего подобного, — скромно сказал моряк. — Я никуда не поеду. Останусь и повенчаюсь с миссис Брэдшоу.

Райт задохнулся от негодования.

— Вы… вы… не можете… не смеете!

— Попробую, — ответил тот. — Признаться, мне уже надоело шататься по морям. Мои старые кости просят покоя. Я женюсь на мамаше, а вы на дочке; то-то ладно будет. Счастливое семейство.

Райт задрожал от бешенства, но, взяв себя в руки, как мог спокойнее начал описывать наскоро выдуманные препятствия к такому браку.

— Я это все продумал, — возразил Кемп. — Она, конечно, не должна знать ничего до свадьбы. А потом я получу письмо, что все мое состояние пропало: пожар или наводнение. Раз я мог получить телеграмму об отъезде, я могу получить и такое письмо. Не правда ли?

— А я должен снабжать вас деньгами, чтобы вы изображали богача до самой свадьбы, — прошептал Райт, — а потом, когда ваша афера лопнет, потерять Бэллу?

Кемп почесал за ухом.

— Ну, зачем все видеть в дурном свете? — оптимистически заметил он.

— Слушайте! — отчеканил Райт. — Одно из двух: или вы завтра же уезжаете ко всем чертям, или я выложу им всю правду…

— Так вам же хуже будет…

— Не ваше дело! Во всяком случае, это будет дешевле. Кончено, больше вы не получите ни гроша! Но если вы сделаете по моему, вы получите фунт стерлингов. Обдумайте.

Кемп подумал и, после тщетной попытки повысить выходное пособие до пяти фунтов, уперся на двух и пошел спать, предварительно упрекнув Райта в эгоизме и черной неблагодарности.

За завтраком он был сумрачен и молчал, а вечером поплелся за Райтом с видом агнца, ведомого на заклание. В мертвом молчании выслушал он последние инструкции Райта и потребовал выходное вперед, но, получив отказ, опять погрузился в молчание.

Печальная новость об отъезде богача была принята под гул сожалений. Миссис Брэдшоу отказывалась верить ушам и поверила только, получив подтверждение от Райта.

— Должен ехать, — грустно говорил Кемп. — Срочно ехать. Я истратил сегодня одиннадцать фунтов на разъезды, устраивая спешные дела.

— Но ведь вы вернетесь? — спросил Хиллс.

— Ну, конечно. Джордж — мой единственный родственник, а потом… я так привязался к вашей семье, миссис Брэдшоу, к вам и Бэлле…

Женщины покраснели и опустили глаза.

— …И к Чарли Хиллсу, — продолжал разнеженный старик. — Я, право, не знаю, как это случилось, но я полюбил его с первого взгляда. Если бы я был девушкой, гм, хорошенькой девушкой, я выбрал бы его из тысячи мужчин. Он такой добрый и красивый…

— Ну, что вы, что вы! — сконфузился Хиллс, а Райт попробовал испепелить взглядом разошедшегося старика.

— …Такой умный, славный парень, — закончил Кемп. Джордж!

— Да? — проскрипел Райт.

— Я уезжаю, Джордж. Я сяду на соутгэмптонский поезд, но прошу тебя, — не провожай меня. Мне хочется погрустить в одиночестве… Оставайся здесь и утешь их. Ах да, чуть было не забыл! Одолжи-ка мне пять фунтов из той полсотни, которую я тебе подарил вчера. Я немного поиздержался. Из Соутгэмптона вышлю тебе с процентами.

Райт машинально вынул деньги.

— Ах, мы никогда не знаем, что будет с нами, — торжественно заговорил старик, застегиваясь на все пуговицы. — Я человек старого закала и люблю вести дело начистоту. Я полдня провел с адвокатом, и если я не довезу своих старых костей до Зеландии — не беда. Я оставил половину всего, что имею, своему единственному обожаемому племяннику Джорджу.

М-р Кемп вздохнул. Наступила гробовая тишина. Он печально пожал всем руки и отворил дверь. Уже стоя на пороге, он обернулся и тихо добавил:

— А другую половину и мои золотые часы с цепочкой я оставляю моему молодому другу Чарли Хиллсу. Прощай, Джордж…

СОН В РУКУ

— Я не верю ни в сны, ни в приметы, — говорил ночной сторож. — Один только раз я видел сон, который исполнился; мне приснилось, что я получил наследство, а на следующее утро я нашел на улице фальшивую полкрону, которую продал за четыре пенса[3]. А раз моей жене приснилось, что она опрокинула чашку чая на свое платье, и через два дня после этого она села на мою новую шляпу и испортила ее вконец.

Единственный известный мне случай, когда сон сбылся, произошел с корабельным поваром на "Южной Красавице", где я тогда служил матросом.

Этот повар был придурковатый парень, с лицом как из теста. Он вечно кичился перед матросами своей образованностью, в которую никто не верил. Как-то ночью, когда мы плыли из Сиднея, он вдруг привскочил на своей койке и расхохотался так громко, что всех нас перебудил.

— Что случилось? — спрашиваем мы его.

— Я видел очень смешной сон, — ответил повар, — страшно смешной: мне приснилось, будто старый Биль сорвался с фор-марса и сломал ногу.

— Что же тут смешного? — строго спросил старый Биль.

— Во сне это было очень забавно, — ответил повар. — Ты и представить себе не можешь, как ты выглядел с поджатой под себя ногой.

Биль Фостер разозлился и ответил, что вздул бы его, если бы не лень подниматься с койки. Мы опять заснули и забыли об этом.

Хотите — верьте, хотите — нет, а через три дня бедный Биль все-таки упал с марса и сломал ногу. Он был очень удивлен, но я в жизни не видывал такой изумленной рожи, как у повара. Глаза у него чуть не вылезли на лоб. Пока остальные ребята поднимали Биля и спрашивали его, не ушибся ли он, повар уже успел подтянуться и напустил на себя такой важный вид, что тошно было смотреть.

— Мои сны всегда сбываются, — сказал он. — У меня это вроде как двойное зрение. Это исключительный дар, который, при моем мягкосердечии, часто причиняет мне большие мучения.

Он долго разглагольствовал, обрадовавшись чистейшему совпадению, пока не пришел второй помощник и не приказал снести Биля вниз. Бедняга не потерял присутствия духа и, когда его проносили мимо повара, отпустил ему такую затрещину, что едва не свернул шею.

— Чтоб тебе в другой раз не снилось про меня! — сказал он.

Капитан с помощником и почти вся команда принялись лечить сломанную ногу, и когда капитан сделал Билю то, что он в простоте душевной назвал перевязкой, то все удалились, а повар подошел, присел подле Биля и стал говорить о своем даре провидца.

— Я об этом никому не рассказываю, чтоб не запугивать понапрасну.

— Удивительный дар! — заметил Чарли Эппс.

Все думали то же самое, не подозревая, что повар был первостатейный врун. А он сидел и врал без-умолку, пока не охрип.

— Моя бабушка была цыганка, — рассказывал он. — Так что у нас это в роду. Если с кем-нибудь должно приключиться несчастье, я заранее вижу это во сне, — как вышло с бедным Билем. Тяжело мне иногда бывает, братцы, смотреть на вас, веселых и беспечных, зная, какие неприятности вас ожидают. Иной раз меня кидает прямо в дрожь.

— Нас, негодяй? Какие неприятности? — Чарли пристально уставился на повара.

Повар закачал головой:

— Да, никогда еще я не плавал на судне, где бы на борту было так много неудачников. Никогда! Двое из вас через полгода будут спать мертвым сном, а сейчас они сидят тут, смеясь и болтая, как будто собираются дожить до ста лет. Благодарите каждый судьбу, что у вас не бывает пророческих снов.

— Кто же… кто эти двое? — спросил испуганно Чарли.

— Не все ли равно, Чарли? — печальным голосом ответил повар. — Что пользы, если я скажу?

— Ну хоть намекни, — просил Чарли.

Повар сжал виски и задумался. Потом, помолчав, заговорил:

— Хорошо, я, пожалуй, намекну вам: один из них некрасив, а другой недурен собой.

Конечно, этот намек вызвал множество споров и беспокойства среди команды.

Повар же после сна про Биля совсем зазнался. Чуть не каждую ночь он видел сны и проговаривался в бреду. Иногда он во сне называл по имени кого-нибудь из ребят, и тот мучился потом несколько дней.

Поездка для многих оказалась несчастной. Через неделю после случая с бедным Билем Тэд Джон затеял с одним парнем перекидываться пустой бутылкой из-под пива, и на пятом разе бутылка угодила ему в лицо. Мы сперва подумали, что он убит насмерть, так он завопил; его снесли в трюм, и юнга, вынув ему из порезов осколки стекла, обвязал его лицо бинтами и велел лежать спокойно.

Тэд очень гордился своей внешностью и потому никак не мог успокоиться. Первым делом он стал обвинять матроса, с которым играл, а затем набросился на повара.

— Как же ты не видел этого во сне? — спросил он и сделал попытку усмехнуться, однако бинт был стянут слишком туго.

Повар выпрямился и сказал:

— Я видел.

— Что? — изумился Тэд.

— Я видел это позапрошлой ночью, в точности так, как все произошло, — бойко заявил повар.

— Почему же ты не предупредил меня? — крикнул Тэд, задыхаясь от ярости.

— Все равно не помогло бы, — улыбнулся повар, покачивая головой. — Все, что я вижу во сне, должно произойти. Мне снится только будущее, и оно должно свершиться.

— Но ты стоял и смотрел, как я перекидывался бутылкой, — заорал Тэд, вскочив с койки. — Почему ты меня не предупредил?

— Ты ничего не понимаешь; если бы ты был образованным…

Повар не успел докончить, Тэд бросился на него, и так как повар не был бойцом, ему ближайшие два-три дня пришлось присматривать за кастрюлями одним глазом. После того он некоторое время помалкивал о своих снах. Вскоре Джордж Холл поколотил злополучного сновидца за то, что тот не предупредил его о вывихе лодыжки, которую Холл вывихнул в борьбе, а Боб Ло выместил на нем свой проигрыш в карты.

Из всей команды к повару относился дружелюбно один только Джо Майк, молодой матрос, который собирался жениться на племяннице Биля Фостера по возвращении домой. Об этом никто не знал, пока он сам не открыл своего секрета.

— Мои чувства к ней изменились, — сказал он.

— А может быть, они опять переменятся, — попробовал утешить его повар.

Джо покачал головой.

— Нет, я твердо решил. Я слишком молод, и к тому же брак мне не по средствам; но не знаю, как мне с этим распутаться. Не можешь ли ты увидеть для меня подходящий сон?

— То-есть, как это? — вскипел повар. — Что ж ты думаешь, я подделываю свои сны, что ли?

— Нет, конечно, нет!

Джо ласково потрепал его по плечу.

— Но, может быть, ты сделаешь это один раз, а? Пускай тебе приснится, что меня с Эмилией убили через несколько дней после свадьбы. Биль суеверен, а после твоего сна про его ногу он поверит чему угодно. Он так любит Эмилию, что непременно отменит свадьбу.

Для уговоров повара понадобилось три дня и серебряная цепочка. Однажды днем, когда старый Биль, начинавший уже помаленьку поправляться, сидел, протянув ногу на койку, повар сошел вниз и лег, завернувшись в одеяло.

Минут десять он лежал как ягненок, и старый Биль, который со своей койки подсматривал за ним одним глазом, начал уже засыпать, как вдруг повар заговорил во сне, и с первых же слов Биль подскочил как ужаленный.

— Вот они идут, — говорил повар, — Эмилия Фостер и Джо Майк, и старый Биль, добрый старый Биль ведет невесту.

Биль приставил руку к уху и свесился с койки.

Вот они идут, — снова бормотал повар, — но что это страшное, черное, с когтями, повисло над Билем?

Бедный Биль едва не свалился с койки.

— Нет, это не Биль. Джо и Эмилия, мертвые, окоченелые… и всего только неделя, как они поженились. О, какой ужас!.. Бедные… О-о о!

Повар проснулся, весь дрожа, и начал тихо стонать, а потом присел на койке и увидел, что старый Биль свесился с койки и уставился на него.

— Тебе что-то приснилось? — дрожащим голосом спросил Биль.

— Мне? Почему ты думаешь?

— Тебе что то снилось про меня и про мою племянницу? Ты разговаривал во сне.

— Зачем ты подслушивал, — сказал повар, встав с койки и подсаживаясь к старику. — Надеюсь, ты слышал не все? Что ты слышал?

Биль стал рассказывать, а повар слушал и покачивал головой.

— Хорошо еще, что ты не слышал самого страшного.

— Самого страшного! — воскликнул Биль. — А что же ты видел?

— Многое, — отвечал повар. — Не говори только ничего Джо. Пусть он ничего не знает об этом, — все равно помочь ему нельзя.

— А это случилось после их свадьбы? — спросил Биль.

— Да, после свадьбы.

— Значит, — воскликнул Биль, хлопнув себя по больной ноге, — значит, если они не поженятся, этого не случится.

— Не говори ерунды, — ответил повар, — они должны пожениться. Я видел это во сне.

— Ладно, посмотрим. Я переговорю с Джо, посмотрим, что он скажет. Я не намерен выдавать мою бедную девочку, чтобы ее убили в угоду тебе, ради твоих проклятых снов.

Биль переговорил с Джо, но тот сперва и слушать не хотел. Он объявил, что повар мелет вздор, хотя признал странным, каким образом тот узнал про Эмилию и его помолвку. Но, в конце концов, согласился рассказать все Эмилии, чтоб она решила сама.

Ко времени нашего прибытия в лондонскую гавань нога у старого Биля немного поправилась, и он мог ходить на паре костылей, изготовленных для него корабельным плотником.

Ясным летним вечером входили мы в Ист Эндский док. На судне все ошалели от мысли, что сойдут, наконец, на берег, и работали дружно и весело. На молу толпились встречающие, и среди них несколько миловидных женщин.

— Чорт подери! — воскликнул повар, не отводивший взгляда от одной из них. — Посмотри, Джо, какая красивая девчонка, и живая, просто огонь!

Он поцеловал свою грязную лапу и послал красотке воздушный поцелуй, а та повернулась и кивнула ему головой.

— Куда суешься? — сказал Джо очень сердито. — Это она и есть моя Эмилия!

— Эге! — воскликнул повар. — Ну-ну, почем же я мог знать! А впрочем, ты ведь от нее отказываешься.

Джо ничего не отвечал. Он молча смотрел на Эмилию, и она ему казалась необыкновенно красивой. Она и вправду была хороша собой, и не только один повар обратил на нее внимание.

— Кто это стоит рядом с нею? — спросил повар.

— Жилец сестры Биля, — хмуро ответил Джо, и видно было, что он очень не в духе. — Хотел бы я знать, какое он имеет право приходить сюда и поздравлять меня с приездом!

— Может быть, он в нее влюблен? — заметил повар. — Я бы и сам охотно в нее влюбился.

— Я спихну его в воду, если он что-нибудь себе позволит, — процедил Джо, покраснев от ревности.

Он замахал рукой Эмилии, которая в это время случайно отвернулась, зато жилец небрежно кивнул ему в ответ, затем заговорил с Эмилией, и они оба стали махать старому Билю, стоявшему в стороне на своих костылях.

Пока судно причалило, и пока управились со всякой всячиной, стало совсем темно, и старый Биль колебался — брать ли ему повара с собой и выложить новость в тот же вечер или же немного обождать. Наконец он решил покончить с этим сразу и, обождав, пока повар пообчистился, взял его с собой и на извозчике поехал домой.

Берту Симмонсу, жильцу, пришлось ехать на козлах а Билль занял так много места своей больной ногой, что Эмилия нашла самым удобным сесть на колени к Джо, и он понял, какой он сделал промах.

— Держи свой сон про себя, пока я не решу окончательно, — шепнул он повару, улучив момент, когда Биль объяснялся с извозчиком.

За столом Берт Симмонс сидел рядом с Эмилией по одну сторону, а Джо — по другую, и повар невольно жалел ее, замечая, как ей беспрерывно пожимали под скатертью обе руки за раз, так что она едва успевала есть.

После ужина старый Биль закурил трубку и, принимаясь за вторую кружку пива, рассказал о том, как повару за три дня приснилось приключившееся с ним, Билем, несчастье. Слушатели сначала не верили, но когда Биль рассказал дальше об остальных снах повара и о том, как они сбывались, все отодвинулись от повара и уставились на него, разинув рты.

— Но самое скверное еще впереди, — прибавил рассказчик.

— Довольно, Биль, довольно, — сказал Джо, глядя на Берта Симмонса такими глазами, точно собираясь его съесть.

— И потом — я считаю это простой случайностью: повар рассказал тебе свой сон, ты начал нервничать и потом упал, — только и всего.

— Какие там нервы! — прокричал Биль и рассказал про бред повара, который он подслушал, лежа на койке.

Сестра Биля взвизгнула от ужаса, когда он кончил, а Эмилия, сидевшая подле Джо, отодвинулась от него и подсела к Берту Симмонсу и схватила его за рукав.

— Все это — вздор! — объявил Джо. — Даже если бы это было правдой, я не боюсь. Если любишь, бояться нечего, надо итти на риск.

Берт Симмонс укоризненно покачал головой.

— Нельзя так много требовать от девушки.

— Нет, нет, — сказала Эмилия. — Что хорошего выходить замуж на одну неделю? Взгляните на дядину ногу, — с меня довольно и этого.

Тут заговорили все разом. Джо всячески уговаривал Эмилию доказать повару, что не всегда его сны сбываются, но тщетно. Эмилия заявила, что ни за какие миллионы не пойдет за него замуж. Тетя с дядей горячо поддерживали девушку, не говоря уже о Берте Симмонсе.

— Я пойду, принесу ваши подарки, Джо, — сказала она, и не успели ее остановить, как она побежала наверх по лестнице.

Джо сидел, как оглушенный дубиной, а все наперебой давали ему добрые советы и объясняли, как он должен благодарить повара, что тот спас его жизнь. Эмилия вскоре вернулась.

— Здесь все, кроме маленькой серебряной брошечки, которую вы подарили мне, Джо, — сказала она, — я ее потеряла третьего дня, когда ходила гулять с… с…

Джо хотел говорить и не мог.

— Она стоила шесть шиллингов шесть пенсов, — продолжала Эмилия, — я помню, потому что я была с вами, когда вы ее покупали. Раз я ее потеряла, мне остается только заплатить за нее деньгами.

Она положила рядом с подарками полсоверена, а Джо сидел и глядел на монету, точно никогда в жизни ее не видывал.

— И вы не должны упрекать меня в измене, Джо, — сказала Эмилия. — Я не виновата.

Старый Биль попробовал разрядить атмосферу шуткой.

— Как, Эмилия, ты у нас стала зарабатывать деньги? — сказал он.

— Ах, я и забыла тебе сообщить новость… Бедная тетя Эмилия умерла и оставила мне в наследство все свои вещи и двести фунтов деньгами…

Джо проглотил подступивший к горлу комок, поднялся и, оставив на столе подарки и полсоверена, пошел было прочь, но на полдороге остановился, обводя взглядом всех присутствующих.

— Спокойной ночи, — сказал он.

Потом подошел к наружной двери, открыл ее, постоял с минуту на пороге и вернулся назад, словно что-то позабыв.

— Ты пойдешь сейчас? — спросил он повара,

— Нет, немного погодя. А что? — забеспокоился тот.

— Я подожду тебя на улице, — злобно процедил сквозь зубы Джо. — Смотри, не засиживайся.

МУЖ МИССИС ПИРС

— Деньги всегда достаются мошенникам, — говорил ночной сторож, — сколько я знал хороших людей, ни один из них не получал ни полпенни, а непьющим достаются капиталы. Нет ничего утомительнее ожидания чужих денег. Я знал одного парня, который лет сорок ждал, когда умрет бабушка и оставит ему наследство; в конце концов она действительно умерла… простудившись на его похоронах. А другой мой знакомый ждал десятки лет смерти своей богатой тетки и был обвинен в ее убийстве, потому что она покончила самоубийством.

Неверное это дело — ждать наследства. Иногда люди не умирают, иногда женятся вторично, а иной раз возьмут да и оставят деньги вдовам и сиротам.

Кстати, по поводу женитьбы, — мне вспомнился случай с одним молодым человеком, Альфом Симсом. Он был сирота и воспитывался у своего дяди, Джорджа Хэтчарда, шестидесятилетнего вдовца. Альф был более или менее моряком, но скорее менее, чем более, так как у его дяди было кругленькое состояние, и после смерти оно должно было перейти к Альфу. Дядя привык, чтобы племянник жил при нем, Альф не любил работать, и обе стороны были довольны друг другом.

Я, бывало, говорил Альфу, что шестьдесят лет — опасный возраст для мужчины, в особенности, если он овдовел так давно, что успел позабыть, каково быть женатым. Альф и сам это понимал, у него были мозги в голове, и всегда сам нанимал экономку, избавляя старика от хлопот. Двух из них я видел и смею сказать… словом — Альф умел выбирать для дяди женский персонал.

Последняя экономка, нанятая Альфом, через две недели после его отплытия умерла от дряхлости. Она скончалась в погребе, доставая Джорджу Хэтчарду пиво на ужин, и он лишился сразу десяти галлонов[4] лучшего пива и своей экономки.

Когда через четыре месяца Альф вернулся из плавания, то при первом же взгляде на новую экономку, открывшую ему дверь, он пришел в страшное негодование. Она была моложе шестидесяти и хотя некрасива, но не безобразна. Чиста она была, как палуба, и разодета, как молодой гардемарин.

— Вы, должно быть, Альфред? — спросила она.

— Меня зовут мистер Симс, — твердо сказал Альф.

— Я знаю вас по портрету, — продолжала экономка. — Входите. Только ноги вытрите.

Альф вытер ноги и вошел в гостиную.

— Присядьте, — любезно пригласила экономка.

Альф сел и стал думать, что ему делать.

— Я всегда люблю, чтобы людям было уютно, — распространялась экономка, — так уж у меня заведено. Какая теплая погодя, не правда ли? Джордж наверху, но он сию минуту сойдет.

— Кто? — спросил Альф, едва веря своим ушам.

— Джордж, — сказала экономка.

— Джордж? Какой Джордж? — переспросил Альф.

— Ну ваш дядя. Что вы думаете, у меня полон дом Джорджей?

Альф уставился на нее и не мог произнести ни слова. Он заметил, что комната сильно изменилась и что на камине красовалась большая фотографическая карточка новой экономки. Он сидел, шаркая подошвами, пока экономка не покосилась на них, я потом встал и пошел наверх.

Когда Альф вошел в комнату дяди, тот, сидя на кровати и прикидываясь, что не слышал его прихода, просто пожал ему руку, точно они и не разлучались.

— Мне надо кое что тебе сообщить, Альф, — сказал он. — Я влопался и сделал глупость; не знаю, как ты это примешь.

— Взяли и попросили новую экономку стать вашей женой, не так ли?

Дядя замотал головой.

— Совсем я не просил, клянусь тебе, не просил ни разу.

— Хорошо, значит, вы на ней не женитесь? — Альф вздохнул с облегчением.

Дядя опять замотал головой.

— Она обошлась безо всяких предложений, — сказал он тихо и мрачно. — Дернул меня чорт обнять ее случайно за талию — и все кончено.

— Как же вы могли сделать это случайно? — вскипел Альф.

— Ну, как я тебе объясню? Если бы я знал как, это не было бы случайно, не так ли?

— Так вы не хотите на ней жениться? Вам незачем на ней жениться, раз вы не хотите.

Джордж Хэтчард посмотрел на Альфа и усмехнулся.

— Если б ты знал ее, как я, ты бы не порол такого вздора. Сойдем лучше вниз, а то она догадается, что мы говорим о ней.

Они спустились вниз в столовую. За чаем бедный Альф скоро уверился в правильности дядиных замечаний. Миссис Пирс (так величали экономку), обращаясь к его дяде, каждый раз называла его "мой дорогой", а после чаю села с ним рядом на кушетку и взяла его за руку.

Альф не спал пол-ночи, думая, как бы ему выкурить миссис Пирс, и наутро проснулся все с той же заботой на уме. Каждый раз, встречая дядю, он заговаривал с ним об этом и убеждал его отказать миссис Пирс, уплатив ей месячное жалованье вперед, но Джордж Хэтчард не решался.

— Она меня притянет к суду и разорит. У нее от меня куча любовных писем.

— Любовных писем? Как? Ведь вы живете на одной квартире! — удивился Альф.

— Это ее штуки! — оправдывался дядя. — Однажды утром она мне подсунула письмо под дверь, и мне пришлось ответить. Она не хотела пойти вниз и приготовить мне завтрак, пока я не напишу ответа. Теперь я каждое утро должен посылать ей письмо.

— И вы подписываетесь своим именем? — немного подумав, спросил Альф.

— Нет, — ответил дядя и покраснел.

— Как же тогда вы подписывались?

Дядя покраснел еще сильней.

— Не все ли тебе равно? Почерк мой, — и этого достаточно. Я попробовал было раз написать левой рукой. Послушал бы ты, как она заголосила.

— Ежели бы ее первый муж был жив, она не могла бы выйти за вас, — проговорил Альф мечтательно.

— Да, — раздраженно ответил дядя, — и будь я старой бабой, она тоже не могла бы выйти за меня. Ты знаешь не хуже моего, что он пятнадцать лет назад погиб при крушении "Вечерней Звезды".

— Да, поскольку ей известно, — говорил Альф, — но ведь четверо спаслись, почему ж бы не спастись и пятому? Ведь его могли подобрать? Скажите ей, что вам снилось это три ночи подряд, и что у вас явилась какая-то странная уверенность, что он жив.

— Да приснись мне это хоть пятьдесят раз, ничего не выйдет, — сказал Джордж Хэтчард. — Тише! С ума ты, что ль, сошел? Она может услышать.

— Ее первый муж жив, — объявил радостно Альф.

— Что? — изумился дядя.

— Он уплыл на обломке и был подобран чуть живой и отвезен в Мельбурн. Теперь он живет в Австралии и стал овцеводом.

— Что ты мелешь?

— Факт, — ответил Альф. — Я знаю одного человека, который встречался с ним и разговаривал. Она не может выйти за вас, пока он жив, ведь не может?

— Разумеется, нет, — сказал Джордж Хэтчард, — но ты уверен, что не ошибаешься?

— Уверен.

— Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — прошептал Джордж Хэтчард.

— Конечно, — говорит Альф, — но она не догадается. Вот что мы сделаем: вы запишете все, что она рассказывала вам о себе, и передадите мне, а я скоро найду того самого парня, который будто бы встречался с ее мужем. Он, если нужно, встретил бы и дюжину мужей.

Джордж Хэтчард сперва не понимал, а когда понял, то не захотел участвовать в обмане, — не потому, что дело было нечистое, а потому, что боялся миссис Пирс. Но в конце концов он записал все, что знал о ней: ее девичью фамилию, где она родилась и т. д., а в добавление сказал Альфу, что если он посмеет сыграть такую злую шутку с невинной любящей женщиной, то он никогда ему этого не простит.

— Мне бы надо пару золотых, — сказал Альф.

— Ну нет, — ответил дядя, — я к этому делу непричастен, предупреждаю тебя.

— На мои личные расходы, — пояснил Альф.

— А, хорошо… — и Джордж Хэтчард пошел наверх в свою спальню и вернулся с тремя гинеями[5].

— Если не хватит, — сказал он, — дай мне знать и ты получишь еще.

Весь следующий день старику никак не удавалось поговорить с Альфом, ибо миссис Пирс была, что называется, вездесуща и не оставляла их наедине. На третий день дядя улучил момент, когда экономка вышла из комнаты, и спросил Альфа:

— Надеюсь, ты не приступал еще к той злой затее, о которой ты мне говорил?

— Разумеется, нет, — сказал Альф, подмигнув, так сказать, про себя, — зачем же, раз вы сказали, что не надо?

— Правильно. Меня огорчает этот брак из-за тебя, Альф. Ведь я собирался оставить тебе мое скромное состояние, но теперь мне придется оставить его ей. Я думаю, что молодому человеку лучше самому пробиваться в люди.

— И я так думаю, — ответил Альф.

— Миссис Пирс вчера спрашивала меня, когда ты опять уйдешь в море.

Альф вздохнул.

— Она, должно быть, тебя недолюбливает, — продолжал старик, — Это очень неприятно, — ты мой единственный племянник. Да, я забыл тебе сообщить, что у ее первого мужа, Чарли Пирса, была бородавка на левом ухе. Она часто говорила мне об этом.

— В самом деле? — воскликнул Альф.

— Да, бородавка на левом ухе и шрам на лбу, по которому его треснул один из приятелей.

Альф кивнул головой и опять подмигнул. Джордж Хэтчард, правда, не подмигнул в ответ, но потрепал его по плечу и сказал, что он пополнел и похорошел и с каждым днем становится все больше похож на свою мать.

— Вчера я видел сон, — сказал Альф. — Мне снилось, что мой знакомый, которого звали Биль Флерри, но который в моем сне называл себя как то иначе и не был еще со мной знаком, приходит вечером сюда в столовую, где все мы сидим за ужином, и тут же Джо Морган с женою, приходит и говорит, что первый муж миссис Пирс будто бы жив и здоров.

— Очень странный сон, — говорит его дядя, — но при чем там были Джо Морган и его жена?

— Они были свидетели, — говорит Альф.

Джордж Хэтчард чуть не скатился со стула.

— Продолжай, — сказал он, потирая ногу. — Странное дело, я как раз собирался пригласить Морганов к ужину на ближайшую среду.

— Не лучше ли во вторник?

— Ну да, я ж так и сказал — во вторник, — подтвердил дядя, глядя через голову Альфа, чтоб не видеть, как тот опять подмигивает. — Чем же кончился твой сон, Альф?

— А кончился он тем, что вы и миссис Пирс были совершенно подавлены тем, что не могли пожениться. Последнее, что я видел перед тем, как проснуться, были ее чемоданы, стоявшие на крыльце в ожидании извозчика.

Джордж Хэтчард хотел расспросить подробнее, но тут как раз вошла миссис Пирс.

Джордж Хэтчард был в таком нервном и возбужденном состоянии, что Альф опасался, как бы экономка чего-нибудь не заподозрила. Во вторник утром он дрожал как в лихорадке, что она объяснила простудой, велела ему лечь в постель и хотела положить ему горчичник. Джордж боялся возражать, но, пока она возилась на кухне, улизнул на улицу и вылечил свою лихорадку тремя стаканами виски. Альф сам едва спасся от горчичника, так она разозлилась.

За обедом она все время дулась, но после обеда несколько отошла, а когда вечером явились Морганы, и она увидела, что у миссис Морган безобразно распух и покраснел нос, она пришла в наилучшее расположение духа. Весь ужин она говорила об этой опухоли, давая советы миссис Морган и рассказывая об одном своем знакомом, у которого тоже был красный опухший нос, так как он любил выпить.

— Для меня мой нос хорош, — сказала, наконец, миссис Морган.

— Он не лишает ее аппетита, — заметил Джордж Морган, пытаясь все обратить в шутку, — а это самое главное.

Миссис Морган встала и хотела уйти, но потом опять села на свое место и заговорила о платье миссис Пирс и о том, как оно красиво сшито. И она попросила миссис Пирс дать ей выкройку, потому, мол, что она хотела бы сделать себе такое же, когда станет старухой.

— Люблю, когда люди одеваются по возрасту, — сказала она с приятной улыбкой.

— Я думаю, вам тоже был бы к лицу более темный цвет, — сказала миссис Пирс.

— Да, но позже, лет через двадцать, — возразила миссис Морган.

Миссис Пирс с досады залила пивом скатерть и так огорчилась, что добрых десять минут сидела как истукан.

После ужина сели играть в карты на орехи, — по два ореха за пенни, — и стало веселее. Все смеялись и разговаривали, а Джордж Морган делал вид, будто крадет орехи у миссис Пирс. Вдруг Джордж Хэтчард поднял руку.

— Кажется, кто-то стучит с улицы, — сказал он.

Альф бросился открывать, и в коридоре раздался мужской голос, спрашивавший, здесь ли живет миссис Пирс. Через минуту в комнату вошел Альф в сопровождении Биля Флерри.

— Тут вас спрашивает один джентльмен, по имени Смит, — сказал он, глядя на миссис Пирс.

— Что вам угодно? — довольно резко спросила экономка.

— Это она! — сказал Биль, поглаживая свою длинную седую бороду и возводя глаза к потолку. — Вы меня не помните, миссис Пирс, но я встречался с вами много лет назад, когда бедный Чарли Пирс жил в Попларе.

— Ну что ж из этого? — спросила миссис Пирс.

— Не торопитесь, сейчас объясню, — говорит Биль Флерри, — Два месяца я уже вас разыскиваю. К тому же мою новость я должен выложить осторожно, чтобы вы не упали в обморок от радости.

— Вздор! — миссис Пирс презрительно скривила губы. — Я не из тех, что грохаются в обморок.

— Надеюсь, вы не сообщите нам ничего неприятного? — любезно сказал Джордж Хэтчард, наливая гостю стакан виски.

— Наоборот, — ответил Биль, — это для нее самая лучшая новость за пятнадцать лет.

— Скажите, наконец, что вам нужно? — воскликнула миссис Пирс.

— Сейчас объясню. Шесть месяцев тому назад я был в Мельбурне. Однажды я бродил по улицам и заглядывал в окна магазинов, как вдруг увидел знакомое лицо. Оно было много старше, чем когда я его видел в последний раз, усы как-будто поседели, но все-таки, сказал я самому себе…

— Я уже знаю, чем кончится, — сказала миссис Морган, краснея от волнения.

— …Я сказал самому себе, — продолжал Биль Флерри, — или это привидение, или же это не кто иной, как Чарли…

— Дальше! — воскликнул Джордж Хэтчард, упершись кулаками в стол и выкатив глаза на рассказчика.

— …Пирс! — изрек Биль Флерри.

Стало так тихо, что вы услышали б, как падает булавка. Все сидели, глядя на незваного гостя, а Джордж Хэтчард вынул носовой платок и поднес его к лицу.

— Но ведь он погиб при крушении "Вечерней Звезды", — сказал, наконец, Джордж Морган.

Биль Флерри ничего не ответил. Он налил рюмочку виски и подал ее миссис Пирс, но она оттолкнула его руку, и он, раза два тряхнув головой, осушил ее сам.

— Это был не он, это не мог быть он! — бормотал Джордж Хэтчард. — Я не верю! Это слишком жестоко.

— Говорю вам, это был он, — сказал Биль. — Когда корабль пошел ко дну, он уцепился за обломок реи и плыл два дня, пока его не подобрали рыбаки и не отвезли на Новую Зеландию. Он рассказал мне все и просил меня, если я встречу где-нибудь его жену, передать ей поклон.

— Поклон? — возмутился Джо Морган и даже подскочил, — Почему же он не известил жену о том, что жив?

— Я ему так и сказал, — ответил Биль Флерри, — но он заявил, что имел на то свои причины.

— Ах, еще бы! — подхватила миссис Морган и прибавила, обращаясь к Джорджу Хэтчарду: — Значит, теперь вы с ней не можете пожениться?

— Пожениться! — подскочил Биль Флерри, тогда как Джордж Хэтчард испустил такой стон, что сам удивился. — Да это было бы ужаснейшим грехом! Как во-время я ее нашел!

— Надеюсь, вы не знаете, где он сейчас находится? — упавшим голосом сказала миссис Пирс, обращаясь к Билю.

— Не знаю, мадам. Но думаю, вы найдете его где-нибудь в Австралии. Он постоянно меняет имя и место, но уверяю вас, вы имеете столько же шансов его найти, как и всякий другой.

— Для меня это страшный удар, — сказал Джордж Хэтчард, закрывая платком глаза.

— Знаю, — отозвалась миссис Пирс. — Но все вы, мужчины, таковы. Смею сказать, не подвернись такого случая, вы придумали бы что-нибудь еще.

— О, как вы можете это говорить! — с укором сказал Джордж Хэтчард. — Ничто на свете не помешало бы мне жениться на вас.

— Отлично! В таком случае мы сможем, наконец, сыграть свадьбу.

— Но вы не можете вступить в брак, — осадил ее Альф.

— Это — двумужество, — прибавил Джо Морган.

— Вас засадят на шесть месяцев, — обрадовалась его жена.

— Не огорчайся, дорогой, — спокойно сказала миссис Пирс,

подсев к Джорджу Хэтчарду, — этот господин ошибся.

— Ошибся! — вскричал Биль Флерри. — Я же вам сказал, что я с ним разговаривал. Это был Чарли Пирс, самый настоящий, и не кто другой: шрам на лбу и бородавка на левом ухе и все прочее.

— Удивительно, — проговорила миссис Пирс. — Не понимаю, откуда вы все это взяли?

— Откуда я взял? — Биль смерил ее уничтожающим взглядом. — От него самого!

— Ах, конечно, — сказала миссис Пирс, — как я не догадалась! Но в таком случае это еще удивительней, потому что, видите ли, он не поехал тогда на "Вечерней Звезде".

— Что? — проговорил Джордж Хэтчард. — Да вы сами рассказывали мне…

— Знаю. Но я сделала это исключительно щадя ваши чувства. Чарли должен был уйти в море с "Вечерней Звездой", но его предупредили.

— Как предупредили?

— Да, — сказала миссис Пирс, — в ночь накануне отъезда произошло какое-то дурацкое недоразумение с бриллиантовым кольцом, и он получил пять лет одиночки. Он назвался в суде другим именем, и, ясное дело, все подумали, что он утонул с кораблем. А когда он умер в тюрьме, я предпочла не выводить людей из заблуждения.

Миссис Пирс достала носовой платок, и, пока она его разворачивала, Биль Флерри встал и вышел на цыпочках. Альф встал вслед за ним секунды две спустя. Когда перед уходом Джордж Морган с супругой в последний раз оглянулись назад, — Джордж Хэтчард делал отчаянные, душераздирающие попытки улыбнуться.