...Кажется, дождь идетъ; но все равно: она надѣнетъ башмаки съ двойными подошвами и все-таки пойдетъ въ Платъ... Она такъ волнуется и безпокоится, что просто мученье; какіе-то страшные голоса слышатся ей и пугаютъ ее въ пустыхъ комнатахъ дома... Она тамъ повидается съ старой м-съ Беррингтонъ -- ее она любитъ за ея простоту,-- и съ старой лэди Давенантъ, которая гоститъ въ Платѣ и интересна по причинамъ, не имѣющимъ съ простотой ничего общаго. Послѣ того вернется къ дѣтскому чаю -- она любила пить чай съ хлѣбомъ и масломъ, въ дѣтской, когда свѣчи зажжены, огонекъ пылаетъ въ каминѣ,-- пить чай въ перемежку съ конфиденціями миссъ Стэтъ, гувернантки дѣтей ея сестры Селины, и въ обществѣ Скрача и Парсона (по ихъ прозвищамъ вы бы подумали, что это собачки), ея маленькихъ, великолѣпныхъ племянниковъ, у которыхъ щечки такія твердыя и вмѣстѣ съ тѣмъ такія нѣжныя, а глазки такъ блестятъ, когда они слушаютъ сказки.

Платъ -- усадьба, доставшаяся на "вдовью часть" и отстоящая въ полутора миляхъ отъ замка Меллоу, гдѣ она жила, а дорога туда ведетъ черезъ паркъ... Въ сущности, дождь пересталъ, и было только сыро, зато роскошная зелень окутана сѣрой дымкой, дорожки размякли отъ дождя, но все же идти было не трудно.

Дѣвушка жила уже больше года въ Англіи, но для нея было много, къ чему она до сихъ поръ не привыкла и что не переставало ее восхищать: особенно ей нравилась доступность, удобство сельскихъ прогулокъ. За воротами ли парка, или въ его стѣнахъ -- все было "прилично". Самое названіе "Платъ", старомодное и чопорное, не утратило для нея своей прелести, равно какъ и то, что усадьба была вдовьей частью: маленькое красное строеніе, увитое плющемъ, служило убѣжищемъ старухи м-съ Беррингтонъ, куда она удалилась, когда ея сынъ, по смерти отца, вступилъ во владѣніе всѣми помѣстьями. Лаура Уингъ очень не одобряла обычая выживать вдову на склонѣ ея дней, когда слѣдовало бы оказывать ей особенныя почести и окружать вниманіемъ; но такое неодобреніе ослаблялось остальными условіями этого обычая, смягчавшими его; впрочемъ, такъ почти всегда бывало съ ея неодобрительными отзывами о различныхъ англійскихъ учрежденіяхъ: въ концѣ концовъ, она всегда смягчала свои приговоры.

Ненормальное въ такой странѣ, какъ Англія, всегда имѣетъ нѣсколько живописный характеръ, и въ романахъ, рисовавшихъ аристократическій укладъ жизни, часто описывались именно "вдовьи усадьбы", а на этихъ романахъ Лаура выросла и съ дѣтства начиталась ихъ. Ненормальность этого обычая не мѣшала однако тому, чтобы въ этихъ усадьбахъ проживали старыя лэди съ своими интересными воспоминаніями и музыкальными голосами; низложеніе же ихъ вовсе не мѣшало имъ кутаться въ наслѣдственныя кружева.

Въ паркѣ, на полдорогѣ, Лаура остановилась съ болью -- нравственной болью, отъ которой у нея захватывало духъ; она глядѣла на туманныя проталинки и на милые старые ясени (которые ей такъ нравились, и которые она такъ полюбила, точно они были ея собственные); темнымъ декабрьскимъ днемъ казалось, что ихъ оголенныя вѣтки сознаютъ всю горечь положенія, и она подумала, какъ велика перемѣна и въ ней самой. Годъ тому назадъ она почти ничего не знала, а теперь знаетъ почти все; и худшее въ этомъ знаніи (или въ опасеніяхъ, которыя внушало ей ея же знаніе) усвоено ею въ этомъ памятномъ мѣстѣ, полномъ чистоты и мира, съ отпечаткомъ счастливой покорности вѣковѣчнымъ законамъ. Мѣсто было то же, но глаза ея измѣнились; они видѣли столько худого, столько худого, и въ такое короткое время! Да! времени прошло немного, а все измѣнилось къ худшему. Лаурѣ Уингъ было такъ тяжело, что она не могла даже вздыхать, а походка ея постепенно дѣлалась осторожной и воздушной, точно она шла на цыпочкахъ.

Въ Платѣ домъ точно сіялъ въ сыромъ воздухѣ; тоны мокрыхъ красныхъ стѣнъ и безукоризненно подстриженныхъ лужаекъ, казалось, созданы кистью художника.

Лэди Давенантъ сидѣла въ гостиной, на низкомъ креслѣ, у одного изъ оконъ и читала второй томъ романа. Мебель была обита пестрымъ ситцемъ; цвѣты стояли вездѣ, куда только ихъ можно было поставить, а обои на стѣнахъ были въ томъ безвкусномъ родѣ, какой былъ въ модѣ много лѣтъ тому назадъ; но стѣны были такъ плотно увѣшаны рисунками различныхъ любителей и превосходными гравюрами въ узенькихъ золотыхъ рамкахъ съ широкими бѣлыми полями, что обоевъ почти не было видно. Комната носила веселый, прочный, общительный характеръ, тотъ самый характеръ, который Лаура Уингъ любила во многихъ англійскихъ вещахъ, предназначенныхъ для ежедневной жизни, на долгіе періоды и для самыхъ "приличныхъ" цѣлей.

Но болѣе чѣмъ когда-либо ее поражало сегодня, что такое жилище съ его ситцемъ и британскими поэтами, его потертыми коврами и произведеніями домашняго рукодѣлья,-- съ его вполнѣ несимметричнымъ и искреннимъ видомъ, соприкасалось съ жизнью другой особы, далеко не добродѣтельной и не весьма приличной. Конечно, оно соприкасалось съ ней косвеннымъ образомъ, и неприличную жизнь вели никакъ не старуха м-съ Беррингтонъ и не лэди Давенантъ.

Если характеръ Селины, сестры Лауры, и ея поведеніе шли въ разрѣзъ съ такимъ жилищемъ, какъ Платъ, то вѣдь только потому, что сама Селина прибыла издалека и была въ Англіи чуждымъ элементомъ. И однако, именно здѣсь нашла она удобную почву для своихъ безтактностей; здѣсь ждали ее тѣ вліянія, которыя такъ преобразили ее (сестра ея придерживалась теоріи, что съ ней произошла метаморфоза: когда она была юна, то казалась воплощенной невинностью), если не въ Платѣ именно, то въ Меллоу,-- такъ какъ оба дома, въ сущности, были очень схожи, и въ Меллоу были комнаты, замѣчательно сходныя съ гостиной м-съ Берринггонъ.

Лэди Давенантъ носила оригинальный головной уборъ, который чрезвычайно какъ шелъ къ ней: бѣлый вуаль,-- острымъ кончикомъ надвигавшійся на лобъ, и изъ-подъ котораго видны были ея волосы, спускавшіеся на плечи. Онъ былъ всегда бѣлоснѣжный и придавалъ милэди сходство съ портретомъ стариннаго мастера. Такъ, по крайней мѣрѣ, находила Лаура. И однако, милэди была полна жизни, несмотря на старость, и годы (ей было около восьмидесяти лѣтъ) сдѣлали ее тоньше, умнѣе и проницательнѣе. Кисть художника какъ будто видѣлась Лаурѣ въ ея лицѣ, въ выраженіи ума, который сіялъ, подобно лампѣ, сквозь абажуръ ея благовоспитанности; природа, конечно, тоже художникъ, но не такой тонкій художникъ. Дѣвушка приписывала милэди безграничную опытность, и вотъ почему она любила ее и вмѣстѣ съ тѣмъ боялась.

Лэди Давенантъ вообще не особенно благоволила къ молодежи, но она дѣлала исключеніе для этой американской дѣвочки, сестры невѣстки, ея самой задушевной пріятельницы. Она принимала участіе въ Лаурѣ отчасти, можетъ быть, отъ того, что желала загладить холодность, съ какой относилась къ Селинѣ. Во всякомъ случаѣ она взяла на себя обязанность найти ей мужа.

Вообще говоря, милэди была не изъ мягкосердечныхъ, не любила больныхъ, утверждала, что терпѣть не можетъ несчастныхъ людей, но способна извинить ихъ, если они сами въ томъ виноваты. Она требовала къ себѣ большого вниманія, всегда ходила въ перчаткахъ и никогда ничего не брала въ руки, кромѣ книгъ.

Она не вышивала и не писала писемъ,-- только читала и разговаривала.

Она не придерживалась спеціальныхъ темъ для бесѣды съ молодыми дѣвушками, но разговаривала съ ними точно такъ, какъ и съ своими сверстницами. Лаура Уингъ считала и это честью, но очень часто не понимала, что хочетъ сказать старуха, и стыдилась просить объясненія.

Но разъ случилось и такъ, что лэди Давенантъ стало стыдно объяснять.

М-съ Беррингтонъ пошла въ одинъ изъ коттеджей навѣстить больную старуху, которая долгіе годы находилась у нея въ услуженіи. Въ противоположность своей пріятельницѣ, она любила молодыхъ людей и недужныхъ, но казалась менѣе привлекательной для Лауры; одно только въ ней восхищало и удивляло молодую дѣвушку: откуда у нея такая бездна спокойствія?

У м-съ Беррингтонъ было длинное лицо и добрые глава, и она очень любила птицъ; иногда Лаура про себя сравнивала ее съ кускомъ бѣлаго тонкаго мыла -- трудно было придумать что-нибудь болѣе мягкое и чистое.

-- Ну, что, какъ идутъ дѣла chez tous... кто гоститъ у васъ и что дѣлается?-- спросила лэди Давенантъ, послѣ первыхъ привѣтствій.

-- У насъ никого нѣтъ, кромѣ меня... и дѣтей, и гувернантки.

-- Какъ? нѣтъ гостей, нѣтъ домашняго театра? Какъ же вы проводите время?

-- О! я совсѣмъ не такъ люблю развлеченія,-- отвѣчала Лаура.-- Но въ субботу, кажется, кто-то собирался пріѣхать, да пришлось отказать: Сагана поѣхала въ Лондонъ.

-- А зачѣмъ она поѣхала въ Лондонъ?

-- О! право, не знаю. У нея такъ много дѣла.

-- А гдѣ же м-ръ Берринггонъ?

-- Онъ тоже куда-то уѣзжалъ; но, кажется, что сегодня долженъ вернуться... или завтра.

-- Или послѣ-завтра?-- сказала лэди Давенантъ.-- Неужели они никуда не ѣздятъ вмѣстѣ?-- прибавила она послѣ минутнаго молчанія.

-- Ѣздятъ... иногда. Но никогда вмѣстѣ не возвращаются.

-- Что же вы хотите сказать, что они дорогой ссорятся?

-- Не знаю, лэди Давенантъ, отчего это такъ выходитъ. Я ничего не понимаю,-- отвѣчала Лаура Уингъ съ дрожью въ голосѣ.-- Мнѣ кажется, что они не очень счастливы.

-- Тѣмъ хуже для нихъ. У нихъ все рѣшительно есть, что нужно для счастія. Чего имъ еще надо?

-- Да, и дѣти такія душки!

-- Безъ сомнѣнія, премилыя. А что ихъ теперешняя гувернантка -- хорошая особа? Хорошо за ними ходитъ?

-- Да, она, кажется, очень добрая; это большое счастіе. Но только мнѣ кажется, что и она тоже несчастлива.

-- Господи! что за домъ! Что же? ей хочется, чтобы кто-нибудь въ нее влюбился?

-- Нѣтъ; но ей хотѣлось бы, чтобы Селина обращала побольше вниманія на ея заботы о дѣтяхъ, цѣнила бы ихъ.

-- А развѣ она не цѣнить, когда оставляетъ ихъ совсѣмъ на рукахъ этой молодой особы?

-- Миссъ Стетъ думаетъ, что она не замѣчаетъ, какъ они воспитываются; она никогда не приходитъ въ дѣтскую.

-- И гувернантка плачетъ и жалуется вамъ? Вы знаете, онѣ всегда вѣдь плачутъ, гувернантки... какъ бы съ ними ни обращались. Ихъ не слѣдуетъ баловать; онѣ становятся слишкомъ требовательны. Она должна бы радоваться, что ее оставляютъ въ покоѣ. Вы не очень-то жалѣйте ее; не стоитъ того,-- прибавила старуха.

-- О! я совсѣмъ не жалѣю ни ее, ни другихъ... напротивъ того, я вижу вокругъ себя много такого, чему вовсе не сочувствую.

-- О! не будьте также слишкомъ смѣлы на языкъ, какъ истая американка!-- воскликнула лэди Давенантъ.

Лаура просидѣла съ ней полчаса, и разговоръ перешелъ на то, что дѣлалось въ Платѣ, и на то, что касалось самой лэди Давенантъ: куда она собиралась ѣхать въ гости, и какія книги она прочитала.

У старухи были свои взгляды и мнѣнія, и Лаурѣ они нравились, хотя она и находила ихъ очень рѣзкими и жесткими, частію потому, что не привыкла къ разсужденіямъ въ Меллоу. Съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ она туда пріѣхала, она не слышала и не видѣла, чтобы кто-нибудь въ домѣ разсуждалъ или читалъ книгу. Лэди Давенантъ всю зиму, какъ, впрочемъ и всю свою жизнь, переѣзжала изъ одного сельскаго дома въ другой, и когда Лаура разспрашивала ее, то она описывала ей хозяевъ и гостей, которыхъ можно тамъ встрѣтить.

Хотя такія описанія интересовали Лауру въ настоящее время гораздо меньше, чѣмъ годъ тому назадъ (она сама съ тѣхъ поръ видѣла много домовъ и людей, и свѣжесть впечатлѣній и любопытство уже притупились), но все же ее занимали описанія и мнѣнія лэди Давенантъ, потому что послѣдняя умѣла разговаривать, а это вещь вовсе не столь обыкновенная, если подъ разговоромъ понимать не однѣ только сплетни. О такихъ разговорахъ именно мечтала Лаура, прежде нежели пріѣхала въ Англію; но въ кружкѣ Селины люди съ утра до ночи взводили другъ на друга чудовищныя обвиненія. Когда лэди Давенантъ обвиняла кого-нибудь, то ея обвиненія не выходили за предѣлы правдоподобія.

Лаура ждала появленія м-съ Беррингтонъ, но та не приходила, и дѣвушка надѣла уже ватерпруфъ, чтобы уйти. Но все еще медлила, потому что пришла въ Платъ съ тайной надеждой, что кто-нибудь приложитъ цѣлительный бальзамъ къ ея ранамъ. Если во вдовьемъ домѣ ее не успокоятъ, то она уже и не знала, куда ей идти за спокойствіемъ, потому что дома его не найти, даже въ обществѣ дѣтей и миссъ Стэтъ. Отличительной чертой въ характерѣ лэди Давенантъ вовсе не была способность утѣшать людей, да Лаура и не разсчитывала на утѣшенія ни ласки; нѣтъ, она скорѣе хотѣла, чтобы въ нее вдохнули мужество, научили, какъ жить и высоко держать голову, хотя и знаешь, что дѣло плохо.

Закоренѣлое равнодушіе -- не это собственно хотѣла бы она выработать въ себѣ, но развѣ нѣтъ болѣе философскаго и благороднаго равнодушія? Не могла ли бы лэди Давенантъ научить ее этому, еслибы захотѣла? Дѣвушка помнила, какъ она слышала о томъ, что много лѣтъ тому назадъ въ собственной фамиліи миледи произошли какія-то непріятности; ея фамилія не принадлежала къ числу тѣхъ, гдѣ всѣ лэди неизмѣнно бывали добродѣтельными. Однако въ настоящее время она пользуется почетомъ и уваженіемъ. Кто помнить теперь о томъ, что было когда-то и прошло? Сама лэди Давенантъ всегда была добродѣтельна, и только это и оказалось важнымъ въ концѣ концовъ. Лаура твердо рѣшила быть добродѣтельной женщиной, и хотѣла бы, чтобы лэди Давенантъ научила ее, какъ ей закалиться для жизни. Что касается чувства, то этому ее учить не приходилось; тутъ она сама была слишкомъ учена.

Старуха любила разрѣзывать новыя книги и никогда не поручала этого дѣла горничной, и пока сидѣла молодая гостья, она разрѣзала съ ней большую часть одной книги. Она дѣлала это не спѣша; старыя руки терпѣливо и медленно распоряжались. Но, дорѣзывая послѣднюю страницу, она вдругъ спросила:

-- А какъ поживаетъ ваша сестра? она очень легкомысленна,-- прибавила лэди Давенантъ прежде, нежели Лаура успѣла отвѣтить.

-- О, лэди Давенантъ!-- вскричала дѣвушка неопредѣленно, и тотчасъ же разсердилась на себя за то, что какъ бы протестовала противъ словъ своей собесѣдницы, тогда какъ ей хотѣлось заставить ее высказаться. Чтобы исправить это впечатлѣніе, она сбросила ватерпруфъ.

-- Вы никогда съ ней не говорили объ этомъ?

-- Не говорила -- о чемъ?

-- О ея поведеніи. Вѣрно, впрочемъ, нѣтъ... У васъ, американокъ, такъ много фальшивой деликатности. Я увѣрена, что и Селина не стала бы говорить съ вами, будь вы на ея мѣстѣ (простите за это предположеніе!), и однако она способна...

Но лэди Давенантъ замолчала, предпочитая не говорить, на что способна молодая м-съ Беррингтонъ.

-- Въ ея домѣ совсѣмъ не годится жить молодой дѣвушкѣ.

-- Ея домъ внушаетъ мнѣ ужасъ,-- сказала Лаура и въ свою очередь не договорила.

-- Ужасъ къ сестрѣ. Это не совсѣмъ желательныя чувства для молодой особы. Вамъ слѣдуетъ выйти замужъ, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Милое дитя мое, я ужасно какъ виновата передъ вами, что до сихъ поръ объ этомъ не подумала.

-- Очень вамъ обязана, но неужели вы думаете, что замужество для меня привлекательно?-- воскликнула она, смѣясь, но безъ веселости.

-- Сдѣлайте счастливымъ своего мужа, и вы сами будете счастливы. Вамъ необходимо выйти изъ вашего положенія.

Лаура Уингъ молчала съ минуту, хотя эта мысль была для нея не нова.

-- Вы хотите сказать, что я должна оставить домъ Селины? А мнѣ представляется, что я буду трусихой, если брошу сестру.

-- О, душа моя, вовсе не дѣло дѣвочкѣ служить парашютомъ для вѣтреныхъ женъ. Вотъ почему, если вы до сихъ поръ съ ней не говорили, то уже теперь начинать не стоитъ. Пусть она гуляетъ! пусть гуляетъ!

-- Пусть гуляетъ?-- повторила Лаура, широко открывъ глаза.

Собесѣдница бросила на нее проницательный взглядъ.

-- Ну, такъ пусть сидитъ дома! только вы-то уѣзжайте изъ него. Вы можете переѣхать ко мнѣ, когда только пожелаете. Вы знаете, что я не всякой дѣвушкѣ скажу это.

-- О, лэди Давенантъ!-- начала Лаура, но, не договоривъ, закрыла лицо руками...

-- Ахъ, моя душа! не плачьте, или я возьму назадъ свое приглашеніе! Никакого толку не будетъ отъ того, что вы будете larmoyer. Если я оскорбила васъ своимъ отзывомъ о Селинѣ, то я считаю, что вы черезъ-чуръ чувствительны. Мы не должны жалѣть людей больше, чѣмъ они сами себя жалѣютъ. Я увѣрена, что сестра ваша никогда не плачетъ.

-- О, нѣтъ, она плачетъ, плачетъ!-- воскликнула дѣвушка, рыданіями сопровождая эту странную защиту сестры.

-- Ну, такъ она хуже, чѣмъ я думала. Такія менѣе противны, когда веселы; но я не выношу ихъ, когда онѣ сантиментальны.

-- Она такъ перемѣнилась, такъ перемѣнилась!-- сказала бѣдная Лаура.

-- Нисколько, нисколько, моя душа: c'est de naissance.

-- Вы не знали моей матери,-- отвѣчала дѣвушка;-- когда я думаю о ней...

И слезы не дали ей докончить.

-- Я увѣрена, что она была прекрасная женщина,-- сказала лэди Давенантъ мягко.-- Это объясняетъ, почему вы такая хорошая,-- а такихъ женщинъ, какъ Селина, и объяснятъ не надо. Я хотѣла только сказать, что это у нея должно быть въ крови: какая-нибудь прародительница тамъ... хотя, кажется, у васъ въ Америкѣ нѣтъ прародительницъ.

Лаура какъ будто не слыхала этихъ замѣчаній,-- она отирала слезы.

-- Все такъ перемѣнилось, вы не знаете!-- замѣтила она спустя минуту.-- Ничего не могло быть счастливѣе, ничего не могло быть милѣе. А теперь -- быть такой зависимой, такой безпомощной, такой бѣдной...

-- Развѣ у васъ нѣтъ никакого состоянія?-- спросила лэди Давенантъ просто.

-- Ровно столько, сколько нужно на мой туалетъ.

-- Это не мало для дѣвушки. Вы вѣдъ необыкновенно рядитесь,-- знаете ли вы это?

-- Мнѣ очень жаль, если это такъ кажется. Я именно не хотѣла бы казаться нарядной.

-- Вы, американка, никакъ не можете помѣшать этому; у васъ даже лица "нарядныя", точно ихъ сейчасъ прислали изъ магазина. Но сознаюсь вамъ, что вы все же не такая франтиха, какъ Селина.

-- Да, не правда ли, она великолѣпна?-- вскричала Лаура съ гордой непослѣдовательностью.-- И чѣмъ хуже она себя ведетъ, тѣмъ становится красивѣе.

-- О, милое дитя! еслибы дурныя женщины были на взглядъ такъ дурны, какъ... Только хорошенькія женщины могутъ себѣ позволить быть дурными,-- пробормотала старушка.

-- Послѣднее, чего я ожидала, это... что мнѣ придется стыдиться,-- сказала Лаура.

-- О! приберегите вашъ стыдъ до болѣе пригоднаго случая. А то вѣдь это все равно, что уступить свой зонтикъ, когда онъ у васъ всего одинъ.

-- Еслибы что-нибудь произошло публично... я бы умерла, я бы умерла!-- страстно воскликнула дѣвушка и съ такимъ азартомъ, что вскочила съ мѣста. И на этотъ разъ окончательно распрощалась. Послѣднія слова лэди Давенантъ скорѣе напугали ее, нежели успокоили.

Старушка откинулась въ креслѣ, глядя ей вслѣдъ.

-- Это было бы, конечно, очень худо, но не помѣшало бы мнѣ взять васъ въ себѣ.

Лаура отвѣтила ей жалобнымъ взглядомъ и проговорила:

-- Подумать только, что я дошла до этого!

Лэди Давенантъ расхохоталась.

-- Да, да, вы должны дойти! вы слишкомъ оригинальны!

-- Я не хочу сказать, что не чувствую вашей доброты,-- начала дѣвушка, краснѣя.-- Но быть вѣчно подъ чужимъ покровительствомъ -- развѣ это жизнь?

-- Большинство женщинъ только благодарны за это, и я нахожу, что вы difficile.

Лэди Давенантъ вставляла много французскихъ словъ, по старомодной привычкѣ, съ недостаточно чистымъ произношеніемъ; всякій разъ въ этомъ случаѣ она напоминала Лаурѣ героинь романовъ, которые она читала.

-- Но вы найдете себѣ покровительство болѣе превосходное, нежели мое. Nous verrons cela. Только вы не должны плакать. У насъ, въ Англіи, не любятъ плаксъ.

-- Нѣтъ, у васъ въ Англіи надо быть мужественнымъ. И поэтому-то не мало мужества требуется, чтобы выйти замужъ по такой причинѣ.

-- Всякая причина хороша, если она помѣшаетъ женщинѣ стать старой дѣвой. Кромѣ того, вы полюбите.

-- Сначала должно полюбить меня,-- отвѣчала дѣвушка съ печальной улыбкой.

-- Вотъ опять выскочила американка! Этого вовсе не нужно. Вы слишкомъ горды, вы слишкомъ много требуете.

-- Я горда для дѣвушки въ моемъ положеніи, это несомнѣнно. Но я ничего не требую,-- объявила Лаура Уингъ. Это единственная форма, въ какой выражается моя гордость... Пожалуйста, передайте мой привѣтъ м-съ Беррингтонъ. Мнѣ такъ жаль, такъ жаль!-- продолжала она, чтобы перемѣнить разговоръ.

Она хотѣла выйти замужъ, но хотѣла также не хотѣть этого, а пуще всего -- не показывать, что хочетъ этого. Она медлила уходить; ей такъ здѣсь нравилось, что возвращаться домой было всегда непріятно. День уже погасъ,-- въ комнату были внесены лампы,-- въ воздухѣ пахло цвѣтами, и старый домъ въ Платѣ какъ будто отдыхалъ въ этотъ часъ. Спокойная старушка въ креслѣ у камина наводила ее невольно на мысль, какъ хорошо было бы перескочить черезъ всѣ страхи жизни и достичь конца безопасно, разумно, пользуясь всеобщимъ уваженіемъ и комфортомъ.

-- Лэди Давенантъ! а что подумаетъ она?-- вдругъ проговорила Лаура, намекая на м-съ Беррингтонъ.

-- Подумаетъ? Богъ съ вами, моя милая, она никогда не думаетъ. Еслибы она думала, тогда -- то, что она говоритъ, было бы непростительно.

-- То, что она говоритъ?

-- Отгого-то рѣчи ея такъ и хороши, что всегда не подготовлены. Ихъ нельзя было бы придумать.

Дѣвушка улыбнулась при такомъ отзывѣ о самой короткой пріятельницѣ ея собесѣдницы, но невольна подумала, какъ-то будетъ отзываться о ней своимъ гостямъ лэди Давенантъ, если она согласится пріютиться подъ ея кровомъ. Конечно, слова ея были вмѣстѣ съ тѣмъ лестнымъ доказательствомъ довѣрія.

-- Она желаетъ, чтобы именно были вы... это-то я знаю,-- продолжала старушка.

-- Чтобы именно была я?

-- Къ кого бы влюбился Ліонель.

-- Вотъ я бы не вышла за него замужъ!-- объявила Лаура.

-- Не говорите этого, или вы заставите метя думать, что вамъ не легко помочь. Я разсчитываю, что вы не отказали бы такому хорошему жениху.

-- Я не считаю его хорошимъ. Еслибы онъ былъ хорошій, то и его жена была бы лучше.

-- Очень вѣроятно; но еслибы вы вышли за него замужъ, то онъ былъ бы лучше, и этого достаточно. Ліонель такъ глупъ, какъ комическая пѣсня; но у васъ хватило бы ума на двоихъ.

-- А у васъ на пятьдесятъ человѣкъ, дорогая лэди Давенантъ. Никогда, никогда... никогда я не выйду замужъ за человѣка, котораго не могу уважать!-- воскликнула Лаура Уингъ.

Она подошла къ своей старой пріятельницѣ и взяла ее за руку; та подержала съ минуту свою руку въ ея рукѣ, затѣмъ отняла и откинула одну полу ватерпруфа.

-- Что стоитъ вамъ туалетъ?-- сказала она, не обращая вниманія на восклицаніе и разглядывая платье Лауры.

-- Не знаю въ точности: онъ поглощаетъ почти всѣ деньги, какія мнѣ присылаютъ изъ Америки. Но вѣдь я получаю ихъ такъ мало: всего лишь нѣсколько фунтовъ. Я очень хорошая хозяйка. Кромѣ того,-- прибавила дѣвушка,-- Селина требуетъ, чтобы я была хорошо одѣта.

-- А она не уплачиваетъ по вашимъ счетамъ?

-- Къ чему? вѣдь она и безъ того даетъ мнѣ все: столъ, квартиру, экипажъ.

-- А денегъ совсѣмъ не даетъ?

-- Я бы ихъ не взяла. Имъ и самимъ мало... ихъ жизнь такъ дорого стоитъ.

-- Воображаю!-- закричала старушка.-- У нихъ чудное помѣстье, но я не знаю, что съ нимъ теперь сталось. Ce n'est pas pour tous blesser, но вы, американки, мастерицы разорять...

Лаура немедленно перебила ее, вздернувъ голову; лэди Давенантъ выпустила ея руку, и Лаура отступила на шагъ назадъ.

-- Селина принесла Ліонелю значительное состояніе, и ему оно было выплачено все до послѣдняго пенни.

-- Да, я знаю это; м-съ Беррингтонъ говорила мнѣ, что приданое выдано. Это не всегда бываетъ съ придаными, которыя сулятъ за вами, молодыя лэди.

Дѣвушка поглядѣла на нее черезъ плечо.

-- Къ чему ваши мужчины женятся на деньгахъ?

-- Какъ къ чему, моя душа? А до вашего разоренія сколько давалъ вамъ отецъ на личные расходы?

-- Онъ давалъ намъ столько, сколько мы спрашивали. Опредѣленной цифры не было.

-- А вы много спрашивали?-- сказала лэди Давенантъ.

-- Мы, конечно, очень рядились, какъ вы говорите.

-- Не мудрено, что онъ обанкротился... Вѣдь онъ обанкротился... да?

-- У него были большія денежныя потери, но онъ только самъ разорился, а ничьихъ денегъ не растратилъ.

-- Ну, я ничего въ этихъ дѣлахъ не смыслю и спрашиваю только pour renseigner. А послѣ своего разоренія вашъ отецъ и мать недолго прожили?

Лаура Уингъ снова запахнула пальто; глаза ея были уставлены въ полъ и, стоя передъ своей собесѣдницей съ зонтикомъ въ рукахъ и покорнымъ и сдержаннымъ видомъ, она могла бы быть принята за молодую особу, нуждающуюся въ средствахъ къ жизни и желающую получить мѣсто.

-- Не долго, конечно, но это все было такъ мучительно, что казалось безконечнымъ. Мой бѣдный папа, мой бѣдный папа!-- продолжала дѣвушка, но голосъ ея задрожалъ, и она замолчала.

-- Я точно подвергаю васъ перекрестному допросу, чего Боже упаси!-- сказала лэди Давенантъ.-- Но одно мнѣ дѣйствительно хотѣлось бы знать. Помогали ли вамъ Ліонель и его жена, когда вы обѣднѣли?

-- Они неоднократно присылали намъ денегъ... ея денегъ, конечно. Мы этимъ почти только и жили.

-- А такъ какъ вы были бѣдны и узнали, что такое бѣдность, то скажите мнѣ вотъ что: побоялись ли бы вы выйти замужъ за бѣднаго человѣка?

Лэди Давенантъ показалось, что ея юная собесѣдница какъ-то странно на нее поглядѣла, и отвѣтъ ея прозвучалъ совсѣмъ не такъ героически, какъ она ожидала:

-- Я такъ многаго боюсь теперь, что ужъ и не знаю, гдѣ кончаются мои страхи.

-- Перестаньте говорить пустяки; отвѣчайте толкомъ, потому что мнѣ необходимо это знать.

-- О! не разспрашивайте меня; довольно всякихъ ужасовъ!

И дѣвушка внезапно отвернулась съ раздраженіемъ и хотѣла уйти.

Но старушка встала, поймала ее и поцѣловала.

-- Вы, кажется, раскапризничались,-- сказала она, выпуская ее.

И затѣмъ, какъ бы находя, что такое прощаніе недостаточно весело, прибавила въ ту минуту, какъ Лаура уже взялась за ручку двери:

-- Помните, что я вамъ сказала, моя душа: пусть себѣ гуляетъ!

И вотъ чѣмъ ограничился "урокъ изъ философіи", за которымъ она приходила!-- подумала дѣвушка, возвращаясь черезъ темный паркъ въ Меллоу по дождю, который теперь уже пошелъ.