Почтенный зававѣсъ "Comédie-Franèaise" упалъ послѣ перваго акта пьесы, а наши пріятели американцы, пользуясь антрактомъ для осмотра фойе, вышли вмѣстѣ со всею публикою партера. Но они раньше другихъ вернулись на свои мѣста и занялись, до поднятія занавѣса, разглядываніемъ зала, которое было только-что украшено фресками съ сюжетами, заимствованными изъ классической драмы. Въ сентябрѣ мѣсяцѣ публика въ парижскихъ театрахъ сравнительно немногочисленна, а въ этотъ вечеръ вдобавокъ давалась драма Эмиля Ожье: L'Arentarière -- вещь довольно заигранная. Многія ложи были пусты, другія заняты провинціалами или иностранцами. Ложи отдалены отъ сцены, близъ которой помѣщались наши пріятели, но даже я на этомъ разстояніи Рупертъ Уотервиль могъ разглядѣть хорошо лица. А онъ любилъ его занятіе и, когда бывалъ въ театрѣ, то всегда внимательно наблюдалъ за всѣмъ окружающимъ, съ помощью небольшого, но замѣчательно сильнаго бинокля. Онъ зналъ, что такая манера не вполнѣ прилична, и что неделикатна направлять на дамъ орудіе, зачастую столь же убійственное какъ и двухствольный пистолетъ; но онъ былъ ужасно любопытенъ и кромѣ того разсчитывалъ, что въ настоящемъ случаѣ, когда давалась допотопная пьеса -- такъ ему угодно было величать мастерское произведеніе академика -- онъ не рискуетъ встрѣтитъ въ театрѣ знакомыхъ. Поэтому, стоя спиной къ сценѣ, онъ оглядывалъ всѣ ложи,-- занятіе, которому, впрочемъ, предавались рядомъ съ нимъ еще нѣсколько лицъ и даже съ большей безцеремонностью, нежели онъ.

-- Ни одной хорошенькой женщины,-- замѣтилъ онъ наконецъ своему пріятелю, на что послѣдній,-- его звали Литльморъ, и онъ сидѣлъ въ своемъ креслѣ, уставясь глазами съ скучающимъ видомъ въ подновленную занавѣсь,-- отвѣчалъ молчаніемъ. Онъ рѣдко прибѣгалъ въ биноклю; много разъ и по долгу живя въ Парижѣ, онъ пересталъ интересоваться имъ и удивляться тому, что въ немъ видѣлъ. Онъ считалъ, что французская столица больше не можетъ показать ему что-либо неожиданное, хотя въ прежнее время это случалось нерѣдко. Но Уотервиль еще не пережилъ періода сюрпризовъ, а потому и теперь внезапно оживился.

-- Клянусь Юпитеромъ!-- вскричалъ онъ,-- я долженъ извиниться, если не передъ вами, то передъ ней, да! въ залѣ есть одна женщина, которую можно назвать...-- онъ помолчалъ съ минуту, разглядывая ее...-- въ своемъ родѣ красавицей!

-- Въ какомъ родѣ?-- спросилъ вяло Литльморъ.

-- Въ необыкновенномъ, въ неописанномъ родѣ.

Литльморъ ничего не сказалъ, но пріятель его продолжалъ:

-- Знаете, я попрошу васъ объ одномъ одолженіи.

-- Я уже сдѣлалъ вамъ одолженіе, придя сюда,-- отвѣчалъ Литльморъ.-- Здѣсь нестерпимо жарко, а представленіе напоминаетъ обѣдъ, изготовленный поваренкомъ. Всѣ актеры -- "подставные".

-- Я попрошу васъ сказать мнѣ только одно: порядочная это женщина, или нѣтъ?-- продолжалъ Уотервиль, не обращая вниманія на эпиграмму своего пріятеля.

Литльморъ проворчалъ, не оборачивая головы.-- Вамъ вѣчно нужно знать, порядочны онѣ, или нѣтъ. Какое вамъ до этого дѣло?

-- Мнѣ случалось такъ жестоко ошибаться... я потерялъ къ нимъ всякое довѣріе,-- отвѣчалъ бѣдный Уотервиль; для него европейская цивилизація все еще не перестала быть новинкой, и въ послѣдніе шесть мѣсяцевъ онъ наталкивался на загадки, дотолѣ ему невѣдомыя. Когда онъ встрѣчалъ приличную на видъ женщину, то былъ увѣренъ, что въ концѣ-концовъ она окажется какъ разъ изъ того сорта женщинъ, какъ и героиня драмы Ожье; если же его вниманіе привлекала особа нѣсколько двусмысленнаго вида, то съ большимъ вѣроятіемъ можно было предположить, что на повѣрку выйдетъ, что она графиня. Графини казались такими легкомысленными, а тѣ, другія, такими солидными. Между тѣмъ его пріятель, Литльморъ, распознавалъ ихъ по первому взгляду; онъ никогда не ошибался.

-- Вѣдь отъ того, что я на нихъ гляжу, имъ ничего, я думаю, не сдѣлается,-- безхитростно отвѣчалъ Уотервиль, на циническій отчасти вопросъ своего пріятеля.

-- Вы глазѣете на всѣхъ женщинъ безразлично,-- продолжалъ Литльморъ, все еще не двигаясь,-- но стоитъ мнѣ только объявить, что онѣ не изъ числа порядочныхъ, какъ ваше вниманіе удесятерится.

-- Если вы скажете, что эта дама не порядочная,-- обѣщаю вамъ, что больше ни разу не взгляну на нее. Я говорю о той, что сидитъ въ третьей ложѣ отъ прохода, въ бѣломъ платьѣ съ красными цвѣтами,-- прибавилъ онъ въ то время -- какъ Литльморъ вставалъ съ мѣста.-- Рядомъ съ нею молодой человѣкъ. Вотъ онъ-то и заставляетъ меня усомниться въ ея порядочности. Хотите бинокль?

Литльморъ разсѣянно поглядѣлъ въ указанномъ направленіи.

-- Нѣтъ, благодарю васъ, я хорошо вижу и безъ бинокля. Молодой человѣкъ -- вполнѣ порядочный молодой человѣкъ,-- прибавилъ онъ черезъ секунду.

-- Безъ сомнѣнія, но онъ гораздо моложе ея. Подождите, пока она повернетъ голову.

И дѣйствительно сказавъ нѣсколько словъ театральной прислугѣ, она повернулась лицомъ къ публикѣ, при чемъ оказалось, что лице у нея очень красивое, съ правильными очертаніями, смѣющимися глазами, улыбающимся ротикомъ, и обрамлено кудрями черныхъ волосъ, низко спускавшихся на лобъ. Въ ушахъ сверкали брилліанты, на столько крупные, что ихъ можно было замѣтить съ противуположнаго конца театра. Литльморъ поглядѣлъ на нее и вдругъ проговорилъ:

-- Дайте сюда бинокль.

-- Вы знаете ее?-- спросилъ его товарищъ, подавая ему бинокль.

Литльморъ не отвѣчалъ. Онъ молча глядѣлъ, затѣмъ возвратилъ бинокль.

-- Нѣтъ, она не порядочная женщина,-- сказалъ онъ, и усѣлся въ креслѣ.-- А такъ какъ Уотервиль продолжалъ стоять, то онъ ему замѣтилъ:

-- Пожалуйста сядьте. Мнѣ кажется, она меня увидѣла.

-- Развѣ вамъ нежелательно, чтобы она васъ увидѣла?

Литльморъ колебался.

-- Я не хочу мѣшать ей.

Тѣмъ временемъ антрактъ уже кончился, и занавѣсъ снова поднялся.

Уотервиль затащилъ своего пріятеля въ театръ. Литльморъ, человѣкъ тяжелый на подъемъ, находилъ, что лучше было бы провести сегодняшній теплый, чудесной вечеръ, сидя у дверей кофейни въ какой-нибудь приличной части бульвара. Между тѣмъ, и самъ Рупертъ Уогервиль нашелъ, что второй актъ еще скучнѣе перваго, довольно утомительнаго. Онъ уже про себя раздумывалъ, неужели его товарищъ пожелаетъ оставаться до конца -- дума праздная, потому что Литльморъ, разъ попавши въ театръ, благодаря своей косности, разумѣется, не захочетъ уходить. Вмѣстѣ съ тѣмъ Уотервилю хотѣлось знать, что такое извѣстно его пріятелю о дамѣ въ ложѣ. Разъ, другой взглянувъ на него, онъ замѣтилъ, что Литльморъ не слѣдитъ за представленіемъ. Онъ думалъ о чемъ-то другомъ; онъ думалъ объ этой женщинѣ. Когда занавѣсъ упалъ, онъ остался сидѣть въ креслахъ, подбирая свои длинныя ноги, чтобы очистить мѣсто для своихъ сосѣдей. Когда оба они остались одни въ креслахъ, Литльморъ сказалъ:

-- Я, знаете ли, былъ бы не прочь опять взглянуть на нее.

Онъ говорилъ такъ, какъ еслибы Уотервилю было все о ней извѣстно. Уотервиль же, сознавая, что онъ ровно ничего не знаетъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ догадываясь, что тутъ исторія должна быть прелюбопытная, считалъ, что ничего не проиграетъ, если до поры до времени удержится отъ разспросовъ.

Поэтому онъ пока придержалъ языкъ и только сказалъ:

-- Вотъ бинокль.

Литльморъ поглядѣлъ на него съ добродушнымъ состраданіемъ.

-- Я вовсе не хотѣлъ сказать, что желаю глазѣть на нее черезъ эту дурацкую штуку. Я хочу сказать, что желалъ бы повидаться съ нею... какъ въ былое время, когда мы съ нею часто видались.

-- А гдѣ это вы съ нею видались?-- спросилъ Уотервиль, не выдержавъ характера.

-- На площади въ Санъ-Діего.

И такъ какъ его собесѣдникъ только выпучилъ глаза при этомъ извѣстіи, то онъ продолжалъ:

-- Пойдемте куда-нибудь, гдѣ не такъ душно, и я вамъ разскажу кое-что.

Они направились къ узкой и низкой двери, болѣе пригодной дли клѣтки съ кроликами, нетели дли большого театра; она вела изъ партера въ сѣни, и такъ какъ Литльморъ прошелъ впередъ, то его наивный другъ ногъ видѣть, иго онъ оглянулся на ложу, гдѣ сидѣла, занимавшая ихъ парочка. Самая интересная личность изъ двухъ повернулась въ эту минуту спиной къ залѣ, выходя изъ ложи, вслѣдъ за своимъ спутникомъ. Но такъ какъ она не надѣла мантильи, то можно было заключить, что они еще не уходитъ изъ театра. Стремленіе Литльмора подышать чистымъ воздухомъ не вывело его однако за улицу. Онъ взялъ водъ руку Уотервиля и, когда они дошли до красивой лѣстницы, которая ведетъ въ фойе, онъ молча сталъ подниматься по ней. Литльморъ былъ противникъ всякаго передвиженія, и Уотервиль подумалъ, что онъ идетъ затѣмъ, чтобы увидѣть леди, квалифицированную имъ однимъ краткимъ словомъ. Молодой человѣкъ рѣшился воздерживаться пока отъ вопросовъ, и они вошли въ блестящій салонъ, гдѣ дивная статуя Вольтера, работы Гудона, отражается въ дюжинѣ зеркалъ. Уотергаль зналъ, что Вольтеръ былъ остроумный человѣкъ, онъ прочиталъ Кандида и уже нѣсколько разъ видѣлъ статую. Въ фойе было не тѣсно; рѣдкія группы разсѣялись по блестящему паркету, другія размѣстились на балконѣ, выходящемъ на Палерояльскій скверъ; Окна были открыты; блестящіе огни парка дѣлали душный вечерній вечеръ похожимъ на канунъ революціи; шумъ голосовъ долеталъ съ улицы и даже въ самомъ фойэ слышенъ былъ стукъ лошадиныхъ копытъ и колесъ катившихся по гладкому, твердому асфальту. Леди и джентльменъ, оборотившись спиной къ нашимъ пріятелямъ, стояли передъ изображеніемъ Вольтера; леди была одѣта въ бѣлое, до шляпки включительно. Литльморъ почувствовалъ, какъ и многіе другіе раньше его, что, атмосфера, окружающая ихъ -- особенная, парижская, и таинственно разсмѣялся.

-- Какъ-то смѣшно видѣть ее здѣсь! Въ послѣдній разъ я съ ней видѣлся въ Новой-Мексикѣ.

-- Въ Новой-Мексикѣ?

-- Въ Санъ-Діего.

-- О! это за той площади,-- сообразилъ Уотервиль.

До этой минуты онъ не зналъ хорошенько, гдѣ находится Санъ-Діего. Хотя въ качествѣ недавно испеченнаго дипломата, причисленнаго къ американской миссіи въ Лондонѣ, онъ и принялся за изученіе географіи Европы, но къ отечественной относился довольно небрежно.

Они говорили не громко и стояли не близко отъ нея; но вдругъ леди въ бѣломъ услышала ихъ и повернулась къ нимъ. Глаза ея прежде всего встрѣтились съ глазами Уотервиля, и этотъ взглядъ далъ ему понять, что если она и разслышала ихъ слова, то не потому, чтобы они были громко сказаны, а потому, что у нея былъ чрезвычайно тонкій слухъ. Сначала взглядъ ея былъ равнодушный, какъ у человѣка, который глядитъ на совершенно незнакомое ему лицо. Даже на Джоржа Литльмора она поглядѣла какъ на незнакомца. Но еще минута, и она узнала его; щеки ея вспыхнули, а улыбка, повидимому никогда не сходившая съ ея лица, обозначилась еще рѣзче. Она совсѣмъ повернулась къ нимъ, вся фигура ея выражала привѣтливость, губы раскрылись, рука, въ перчаткѣ до самаго локтя, почти повелительно протянулась впередъ. Вблизи она казалась еще красивѣе, чѣмъ подали.-- Вотъ удивительно!-- воскликнула она такъ громко, что всѣ въ залѣ оглянулись на нее. Уотервиль совершенно изумился: даже послѣ того, какъ ему было сообщено о свиданіи на площади, онъ не предполагалъ, что она американка. Вы спутникъ тоже повернулся, заслышавъ ея возгласъ. То былъ краснощекій, худощавый молодой человѣкъ во фракѣ; руки его были засунуты въ карманы. Уотервиль подумалъ, что ужъ онъ-то ни въ какомъ случаѣ не американецъ. Юноша казался необыкновенно солиднымъ для такого красиваго, щеголеватаго молодого человѣка, и поглядѣлъ на Уотервиля и Литльмора нѣсколько свысока, хотя и не превосходилъ ихъ ростомъ. Затѣмъ снова повернулся къ статуѣ Вольтера, показывая тѣнь, что ему нѣтъ никакого дѣла до того, что дама, которой онъ сопутствуетъ, пожелаетъ привѣтствовать людей, которыхъ онъ не знаетъ, да пожалуй и не желаетъ знать. Это тоже какъ бы подтверждало заявленіе Литльмора, что она не порядочная. Но молодой человѣкъ былъ порядочный съ головы до ногъ.

-- Откуда вы взялись?-- спросила леди.

-- Я уже нѣсколько времени какъ живу здѣсь,-- отвѣчалъ Литльморъ, рѣшительно выступая впередъ, чтобы пожать ей руку. Онъ слегка улыбался, но былъ серьезнѣе, чѣмъ она. Онъ пристально глядѣлъ на нее съ такимъ выраженіемъ, какъ будто бы считалъ ее нѣсколько опаснымъ созданіемъ. Такъ подходятъ къ красивымъ, граціознымъ животнымъ, за которыми водятся манера порою кусаться.

-- Здѣсь, въ Парижѣ, хотите вы связать?

-- Нѣтъ; и тамъ и сямъ; въ Европѣ вообще...

-- Какъ странно, что я до сихъ поръ васъ нигдѣ не встрѣчала.

-- Лучше поздно, чѣмъ никогда!-- замѣтилъ Литльморъ. Улыбка его была нѣсколько принужденная.

-- Вы очень поправились,-- продолжала лэди.

-- Да и вы тоже... или, вѣрнѣе сказать, похорошѣли, отвѣчалъ Литльморъ, смѣясь и стараясь быть развязнымъ.-- Казалось, что, встрѣтивъ ее лицомъ въ лицу, послѣ большого промежутка времени, онъ нашелъ ее болѣе привлекательной, чѣмъ она казалась ему, когда онъ глядѣлъ на нее изъ креселъ и рѣшился выйдти и возобновить съ ней знакомство. Пока онъ говорилъ, молодой человѣкъ, бывшій съ ней, оставилъ созерцаніе Вольтера и, обернувшись, слушалъ равнодушно, не удостоивая взглядомъ ни Литльмора, ни Уотервиля.

-- Позвольте познакомить васъ,-- сказала она.-- Сэръ Артуръ Дименъ, м-ръ Литльморъ. М-ръ Литльморъ -- сэръ Артуръ Дименъ. Сэръ Артуръ Дименъ англичанинъ; м-ръ Литльморъ -- мой соотечественникъ, старинный знакомый. Я много лѣтъ не видала его... Позвольте, сколько именно? Ну ужъ лучше не считать! Я удивляюсь, какъ вы меня узнали,-- продолжала она, обращаясь къ Литльмору.-- Я такъ страшно измѣнилась.

Все это было сказало весело и громко и звучало особенно отчетливо отъ безпечной медленности, съ какой она говорила. Мужчины, во вниманіе къ ея представленію, обмѣнялись молча взглядомъ; англичанинъ при этомъ чуть-чуть покраснѣлъ. Онъ былъ очень чопорный человѣкъ.

-- Мнѣ рѣдко приходятся знакомить васъ съ кѣмъ-нибудь,-- замѣтила она.

-- О! я ничего не имѣю противъ этого,-- отвѣчалъ сэръ Артуръ Дименъ.

-- Нѣтъ, но какъ право странно мнѣ видѣть васъ!-- воскликнула она, снова взглянувъ на Литльмора.-- Вы тоже перемѣнились, это замѣтно.

-- Но только не въ отношеніи къ вамъ.

-- Вотъ въ этомъ-то я и желала бы убѣдиться. Почему вы не представите мнѣ вашего пріятеля? Я вижу, что онъ сгораетъ желаніемъ познакомиться со мной!

Литльморъ приступилъ къ этой церемоніи, упрощая ее до послѣдней степени, и только взглянулъ на Руперта Уотервиля, пробормотавъ его имя.

-- Но вы не сказали ему моей фамиліи,-- воскликнула леди въ то время, какъ Уотервиль отвѣсилъ церемонный поклонъ.-- Надѣюсь, что вы не забыли ее.

Литльморъ бросилъ на нее болѣе многозначительный взглядъ, чѣмъ то дозволялъ себѣ до сихъ поръ; еслибы перевести его смыслъ словами, то это значило бы: -- "Да, но какую именно фамилію назову я?"

Она отвѣчала на этотъ молчаливый вопросъ, протянувъ руку Уотервилю и говоря: -- Очень рада съ вами познакомиться, м-ръ Уотервиль. Я миссисъ Гедвей; быть можетъ, вы слышали про меня. Если вы живали въ Америкѣ, то должны были про меня слышать. Не въ Нью-Йоркѣ, конечно, но въ западныхъ городахъ. Вы американецъ? Ну, значитъ мы всѣ здѣсь соотечественники... кромѣ сэра Артура Димена. Позвольте мнѣ познакомить васъ съ сэромъ Артуромъ. Сэръ Артуръ Дименъ -- м-ръ Уотервиль; м-ръ Уотервиль, сэръ Артуръ Дименъ. Сэръ Артуръ Дименъ -- членъ парламента; не правда ли, что онъ слишкомъ молодъ для этого?

Она подождала отвѣта на этотъ вопросъ и задала новый, поправляя браслеты на своихъ длинныхъ перчаткахъ.-- М-ръ Литльморъ, о чемъ вы думаете?

Онъ думалъ о томъ, что должно быть дѣйствительно позабылъ ея фамилію, такъ какъ ему казалось, что онъ первые слышитъ ту, которую она назвала. Но онъ, конечно, не могъ сказать ей этого.

-- Я думаю о Санъ-Діего.

-- О площади, на которой жила сестра. О, не думайте объ этомъ. Тамъ было такъ гадко. Сестра уже уѣхала изъ, Санъ-Діего; кажется, всѣ оттуда уѣхали.

Сэръ Артуръ Дименъ вынулъ часы, съ видомъ человѣка, которому нѣтъ дѣла до этихъ домашнихъ воспоминаній;, въ немъ повидимому постоянно боролась національная самоувѣренность съ индивидуальной застѣнчивостью. Онъ оказалъ что-то о томъ, что пора вернуться въ ложу, но миссисъ Гедвей не обратила вниманія на это замѣчаніе. Уотервилю хотѣлось, чтобы она еще побыла съ ними. Ему думалось, когда онъ глядѣлъ на нее, что онъ видитъ прелестную картинку. Ея волоса густые и волнистые были того чернаго цвѣта, который теперь рѣдко попадается; кожа ея была нѣжна, какъ цвѣтокъ, а профиль, когда она поворачивала голову, былъ такъ же тонокъ и правиленъ, какъ у камеи.

-- Вы знаете, что это самый первый театръ въ Парижѣ,-- сказала она, обращаясь къ Уотервилю и очевидно желая быть любезной.-- А это -- Вольтеръ, знаменитый писатель.

-- Я усердный посѣтитель "Comédie Franèaise",-- отвѣчалъ Уотервилъ, улыбаясь.

-- Очень дурно устроенъ театръ,-- замѣтилъ сэръ Артуръ,-- мы не слышали ни одного слова.

-- Ахъ, да! ложи!-- пробормоталъ Уотервиль.

-- Я нѣсколько разочарована,-- вмѣшалась миссисъ Гедвей.-- Но мнѣ хочется знать, что станется съ этой женщиной?

-- Съ доньей Клориндой? О, они, вѣроятно, застрѣлятъ ее; они вообще застрѣливаютъ женщинъ во французскихъ комедіяхъ,-- сказалъ Литльморъ.

-- Это напомнить мнѣ Санъ-Діего!-- вскричала миссисъ Гедвей.

-- Ахъ! въ Санъ-Діего наоборотъ -- женщины стрѣляютъ.

-- Но онѣ, кажется, не убили васъ!-- замѣтила шутливо миссисъ Гедвей.

-- Нѣтъ; но я весь покрытъ ранами.

-- Ну, хорошо, хорошо!.. а вотъ это -- замѣчательное произведеніе,-- обратилась лэди жъ работѣ Гудона.-- Статуя удивительно вылѣплена.

-- Вы, быть можетъ, читаете Вольтера,-- освѣдомился Литльморъ.

-- Нѣтъ; но я купила его сочиненія.

-- Это не совсѣмъ приличное чтеніе для дамъ,-- строго произнесъ молодой англичанинъ, подавая руку миссисъ Гедвей.

-- Ахъ! вы бы сказали мнѣ объ этомъ раньше, чѣмъ я ихъ купила,-- воскликнула она съ преувеличенной досадой.

-- Я не могъ вообразить, что вы купите сто пятьдесятъ томовъ.

-- Сто-пятьдесятъ? Я купила только два.

-- Быть можетъ, два тома вамъ не повредятъ,-- замѣтилъ Литльморъ съ улыбкой.

Она бросила на него укоризненный взглядъ.

-- Я знаю, что вы хотите этимъ сказать,-- что я уже и безъ того испорчена! Хорошо, но хоть я и испорчена, а все-таки вы должны извѣстить меня.

И она назвала гостинницу, гдѣ стояла, уходя подъ руку съ своимъ англичаниномъ. Уотервиль не безъ интереса поглядѣлъ ему вслѣдъ; онъ слышалъ о немъ въ Лондонѣ и видѣлъ его портретъ въ "Vanity Fair".

Идти въ залу было еще рано, вопреки увѣренію англичанина, а потому Литлморъ и его пріятель перешли на балконъ фойе.

-- Гедвей! Гедвей! откуда, чортъ возьми, она добыла себѣ эту фамилію?-- вопрошалъ Литльморъ, вглядываясь въ оживленную темноту.

-- Отъ своего мужа, полагаю,-- предположилъ Уотервиль.

-- Отъ своего мужа? отъ котораго? послѣдняго звали Бекъ.

-- Сколько же у ней было мужей?-- освѣдомился Уотервиль, торопясь узнать, въ какомъ смыслѣ миссисъ Гедвей не порядочная женщина.

-- Не имѣю объ этомъ ни малѣйшаго понятія. Но думаю, что это не трудно узнать, такъ какъ они всѣ, вѣроятно, еще живы. Ее звали миссисъ Бекъ... Нанси Бекъ... когда я зналъ ее.

Литльморъ сознавался, впрочемъ, что теперешнее ея положеніе все-таки для него совершенно не ясно. Знакомство его съ нею относилось въ той эпохѣ, когда онъ проживалъ въ западныхъ штатахъ. Въ послѣдній разъ онъ видѣлъ ее шесть лѣтъ тому назадъ. Онъ былъ коротко съ ней знакомъ во многихъ городахъ; сфера ея дѣятельности была по преимуществу на юго-западѣ. Дѣятельность эта была довольно неопредѣленнаго характера, кромѣ развѣ того пункта, что была всегда исключительно общественная; говорили, что у ней есть мужъ, нѣкто Филадельфъ Бекъ, издатель демократической газеты "Стражъ Дакоты"; но Литльморъ никогда не видѣлъ его; они жили врозь, и въ Санъ-Діего ходили слухи, что бракъ мистера и миссисъ Бекъ долженъ быть расторгнутъ. Онъ припоминаетъ теперь, что слыхалъ впослѣдствіи, будто она развелась съ мужемъ. Она легко добывала себѣ разводъ, потому что была очень краснорѣчива въ судѣ. Она уже передъ тѣмъ развелась съ однимъ мужемъ, имени котораго онъ не припомнитъ, и носился слухъ, что и тотъ также не былъ первымъ ея мужемъ. Она много разъ разводилась! Когда онъ впервые встрѣтился съ ней въ Калифорніи, она называлась миссисъ Гренвиль, но дала ему понять, что зовется такъ не по мужу,-- что это ея дѣвическая фамилія, которую она снова приняла послѣ несчастнаго замужества, окончившагося разводомъ. Эти эпизоды часто повторялись;-- всѣ ея браки были несчастливы, и она перемѣнила дюжину фамилій. Она была очаровательная женщина, въ особенности для Новой-Мексики; но слишкомъ ужъ часто разводилась.

Въ Санъ-Діего она жила съ сестрой, тогдашній мужъ которой (та тоже много разъ была разведена), держалъ банкъ (съ помощью шестиствольнаго револьвера) и не допускалъ, чтобы Нанси оставалась безъ убѣжища въ безбрачные періоды. Нанси начала жить спозаранку; теперь ей должно было быть около тридцати-семи лѣтъ. Вотъ все, что онъ подразумѣвалъ, говоря, что она не порядочная женщина. Хронологія во всякомъ случаѣ спутанная; по крайней мѣрѣ ея сестра говорила ему однажды, что одну зиму она сама не знала, кто мужъ Нанси. Она большею частью водилась съ издателями, должно быть изъ уваженія къ журнальной дѣятельности. Всѣ они, вѣроятно, были страшные грубіяны, такъ какъ сама она, очевидно, воплощенная любезность. Само собой разумѣется, что все, что она ни дѣлала, она дѣлала изъ чувства самосохраненія. Но похожденій у нея было многовато -- фактъ! Она была очень хороша собой, очень мила и вполнѣ благовоспитана для той мѣстности. Она была настоящій продуктъ дальняго запада, цвѣтокъ, выросшій на равнинахъ Тихаго океана: невѣжественная, отважная, нахальная, но не лишенная природнаго ума, даже остроумія, и нѣкотораго прирожденнаго вкуса къ изящному. Она говорила обыкновенно, что ей нужно только, чтобы случай ей поблагопріятствовалъ; очевидно, что такой случай ей теперь представился. Одно время Литльмору такъ тяжко жилось, что, кажется, не будь ее, ему бы и не выжить. Онъ занимался скотоводствомъ, и Санъ-Діего былъ ближайшимъ отъ него городомъ, куда онъ пріѣзжалъ, чтобы видѣться съ нею. Иногда онъ проживалъ съ нею по цѣлымъ недѣлямъ, и тогда ходилъ на свиданія съ нею на площадь. Она всегда была привлекательна и почти такъ же хорошо одѣта, какъ и теперь. Что касается наружности, то ее и тогда можно было во всякую минуту перенести на берега Севы, и она была бы тамъ на своемъ мѣстѣ.

-- Между этими западными американками попадаются удивительные экземпляры,-- продолжалъ Литльморъ.-- Подобно ей, имъ нуженъ только случай.

Онъ никогда не былъ въ нее влюбленъ; о любви между ними не было и рѣчи. Не потому, чтобы этого не могло быть, но такъ какъ-то, не случалось. Гедвей былъ, вѣроятно, преемникомъ Бека. Можетъ быть, въ промежуткѣ были и другіе. Она занимала видное мѣсто въ своемъ муравейникѣ (мѣстныя газеты, издатели которыхъ не были ея мужьями, называли ее обыкновенно "изящная и прелестная миссисъ Бекъ") -- хотя въ этой обширной части свѣта муравейникъ былъ великъ. Она тогда ничего не знала о востокѣ и въ ту эпоху не бывала еще ни разу въ Нью-Іоркѣ. Многое могло произойти въ эти шесть лѣтъ; несомнѣнно, что она "составила карьеру".-- Западъ присылаетъ намъ всѣ свои произведенія (Литльморъ говорилъ, какъ житель Нью-Іорка); безъ сомнѣнія онъ будетъ присылать намъ наконецъ и блестящихъ женщинъ. Эта маленькая женщина уже и тогда простирала свои мечты за предѣлы Нью-Іорка. Даже въ ту пору она думала и толковала о Парижѣ, который тогда для нея казался недоступенъ. Но у нея были свои честолюбивые планы и предчувствія. Уже находясь въ Сан-Діего, она предвидѣла сэра Артура. По временамъ на ея горизонтѣ появлялись путешествующіе англичане. Не всѣ они были баронеты и члены парламента, но служили пріятнымъ отдыхомъ отъ издателей.-- Ему любопытно поглядѣть, что она намѣрена дѣлать съ своимъ теперешнимъ пріобрѣтеніемъ. Она по всей вѣроятности дѣлаетъ его счастливымъ, если только онъ способенъ ощущать счастіе, чего по виду сказать нельзя. Она, кажется, въ блестящихъ денежныхъ обстоятельствахъ. Гедвей, должно быть, оставилъ ей состояніе. Она отъ постороннихъ не брала денегъ; онъ почти увѣренъ, что не брала.

Идучи въ кресла, Литльморъ, говорившій въ юмористическомъ тонѣ, но съ оттѣнкомъ той, задушевности, которая всегда неразлучна съ воспоминаніемъ о прошломъ, внезапно расхохотался.

-- И подумать только, что она толкуетъ про лѣпку статуй и про Вольтера!-- воскликнулъ онъ, припоминая ея слова.-- Мнѣ смѣшно слышать ея разсужденія о такихъ вещахъ. Въ Новой-Мексикѣ, она и не слыхивала про лѣпку статуй.

-- Она не показалась мнѣ аффектированной,-- замѣтилъ Уотервилль, чувствовавшій смутное желаніе заступиться за нее.

-- О, нѣтъ; она только страшно перемѣнилась, выражаясь ея словами.

Они уже усѣлись въ креслахъ, а занавѣсъ все еще не поднимался, и они снова взглянули на ложу миссисъ Гедвей. Она откинулась на спинку стула и обмахивалась вѣеромъ, очевидно наблюдая за Литльморомъ и какъ будто ожидая, что онъ придетъ въ ней въ ложу. Сэръ Артуръ Дименъ сидѣлъ возлѣ нея, нѣсколько мрачный, упиряясь розовой, круглой щекой въ высокій туго накрахмаленный воротникъ рубашки. Они другъ съ другомъ не разговаривали.

-- Увѣрены ли вы въ томъ, что она дѣлаетъ его счастливымъ?-- спросилъ Уотервиль.

-- Да; у этихъ людей всегда такая мина, когда они счастливы.

-- Но какимъ образомъ она выѣзжаетъ съ нимъ вдвоемъ? Гдѣ же ея мужъ?

-- Вѣроятно, она развелась съ нимъ.

-- И хочетъ выдти замужъ за баронета?-- спросилъ Уотервиль, какъ будто его товарищъ былъ всевѣдущъ.

-- Онъ, думаю, желаетъ на ней жениться.

-- Чтобы она развелась съ нимъ, какъ и съ другими,

-- О, нѣтъ; на этотъ разъ она нашла то, что ей нужно,-- сказалъ Литльморъ въ то время, какъ занавѣсъ поднялся.

-----

Литльморъ пропустилъ три дня, прежде чѣмъ идти въ отель Мёрисъ, куда его пригласила миссисъ Гедвей, и мы должны воспользоваться этимъ промежуткомъ времени, чтобы дополнить исторію, слышанную изъ его собственныхъ устъ. Пребываніе Джоржа Литльмора на дальнемъ западѣ объясняется обычнымъ въ этомъ случаѣ способомъ: онъ отправился туда, чтобы поправить свои денежныя обстоятельства, разстроенныя безалаберной жизнью. Его первыя попытки были неудачны. Прошли уже тѣ дни, когда молодому человѣку легко было нажить состояніе, хотя бы даже онъ и унаслѣдовалъ отъ отца смышленую оборотливость, примѣняемую главнымъ образомъ къ ввозу чая -- на чемъ старикъ Литльморъ нажилъ свое состояніе.

Литльморъ-сынъ промоталъ наслѣдство, но все же не могъ открыть въ себѣ никакихъ талантовъ, кромѣ безпредѣльной способности къ куренію табаку и выѣздкѣ лошадей, а ни то, ни другое не принадлежало въ числу профессій, именуемыхъ либеральными. Его помѣстили въ Гарвардскую коллегію для развитія его способностей, но тамъ онѣ приняли такое направленіе, что потребовалось не поощреніе, а даже обузданіе ихъ,-- и съ этою цѣлью онъ былъ отправленъ въ одно изъ селеній долины Коннектикута. Исключеніе изъ университета, быть можетъ, спасло его въ томъ смыслѣ, что убило въ немъ честолюбіе, которому не было предѣловъ. Въ тридцать лѣтъ Литльморъ не усвоилъ себѣ еще ни одного полезнаго искусства, если не считать въ томъ числѣ апатіи. Но его вывела изъ такой апатіи неожиданная и крупная удача. Чтобы выручить пріятеля, еще сильнѣе нуждавшагося въ деньгахъ, нежели онъ самъ, онъ купилъ за умѣренную сумму (результатъ карточнаго выигрыша) одинъ пай въ серебряныхъ рудникахъ, которые, по чистосердечному сознанію владѣльца, не содержали вовсе этого металла. Литльморъ заглянулъ въ свой рудникъ и убѣдился въ истинѣ этого заявленія, которая, впрочемъ, была поколеблена годами двумя позже, благодаря внезапному приливу любопытства у другого пайщика. Этотъ джентльменъ, убѣжденный, что серебряный рудникъ безъ серебра такая же рѣдкая штука, какъ и слѣдствіе безъ причинъ, открылъ присутствіе драгоцѣннаго металла въ названныхъ рудникахъ. Это открытіе было пріятно для Литльмора и послужило началомъ богатства, котораго онъ тщетно добивался много скучныхъ лѣтъ, проведенныхъ въ разныхъ скучныхъ мѣстахъ, и чего, быть можетъ, принимая во вниманіе отсутствіе въ немъ истинной практичности и дѣловитости, не вполнѣ заслуживалъ. Съ лэди, остановившейся въ отелѣ Мёрисъ, онъ познакомился прежде, нежели разбогатѣлъ. Въ настоящее время ему принадлежалъ самый значительный пай въ рудникахъ, продолжавшихъ быть безумно производительными, и благодаря этому получилъ возможность въ числѣ прочаго купить въ Монтанѣ помѣстье, несравненно болѣе доходное, чѣмъ тощія пастбища близъ Санъ-Діего. Помѣстья и рудники даютъ сознаніе своей обезпеченности, и мысль, что онъ не долженъ слишкомъ зорко слѣдить за источниками своихъ доходовъ (обязательство, которое для человѣка съ его характеромъ способно все отравить) содѣйствовало усиленію въ немъ природнаго хладнокровія. Нельзя сказать, конечно, чтобы это хладнокровіе не подвергалось испытаніямъ. Начать съ перваго и главнаго: онъ потерялъ жену, проживъ съ нею всего одинъ годъ; это случилось года за три передъ тѣмъ, какъ мы съ нимъ встрѣтились. Ему было уже за сорокъ, когда онъ познакомился съ молодой двадцати-трехъ-лѣтней дѣвушкой, которая, какъ и онъ самъ, перепробовала многое въ поискахъ за счастьемъ. Она оставила ему маленькую дочь, которую онъ ввѣрилъ попеченіямъ своей единственной сестры, жены одного англійскаго сквайра и владѣлицы скучнаго парка въ Гэмширѣ. Эта лэди, по имени миссисъ Дольфинъ, очаровала своего землевладѣльца во время путешествія, предпринятаго имъ въ Америку для изученія учрежденій Соединенныхъ-Штатовъ. Самымъ прекраснымъ учрежденіемъ въ нихъ показались ему хорошенькія дѣвушки въ большихъ городахъ, и онъ вернулся въ Нью-Іоркъ годъ или два спустя, чтобы жениться на миссъ Дольфинъ, которая въ противность своему брату не растратила своего наслѣдства. Ея невѣстка, вышедшая замужъ за ея брата нѣсколько лѣтъ спустя и пріѣхавшая по этому случаю въ Европу, умерла въ Лондонѣ, гдѣ доктора, по ея мнѣнію, должны были быть непогрѣшимы, недѣлю спустя послѣ того, какъ произвела на свѣтъ маленькую дѣвочку. Бѣдный Литльморъ, хотя и разставшійся на время съ своимъ ребенкомъ, оставался въ этихъ немилыхъ для него мѣстахъ, чтобы быть поближе къ дѣтской въ Гэмширѣ. Онъ былъ человѣкъ замѣтный, въ особенности съ тѣхъ поръ, какъ его волосы и усы посѣдѣли. Онъ былъ высокъ ростомъ и крѣпко сложенъ, съ добрымъ лицомъ и небрежными манерами, казался способнымъ, но лѣнивымъ, и вообще производилъ болѣе внушительное впечатлѣніе, чѣмъ это сознавалъ. Взглядъ его былъ и проницателенъ и спокоенъ, улыбка неопредѣленная и разсѣянная, но вполнѣ искренняя. Его главное занятіе состояло въ томъ, чтобы цѣлый день ничего не дѣлать, и онъ исполнялъ это съ артистическимъ совершенствомъ. Эта способность его возбуждала настоящую зависть въ Рупертѣ Уотервилѣ, который былъ десятью годами моложе и слишкомъ честолюбивъ и озабоченъ (заботы были не важныя, но въ общей сложности мѣшали ему быть спокойнымъ), чтобы терпѣливо ждать вдохновенія. Онъ считалъ это великимъ достоинствомъ и надѣялся современемъ достичь его. Оно сообщало большую независимость человѣку; онъ находилъ рессурсы въ самомъ себѣ. Литльморъ могъ просиживать цѣлыя вечера, не говоря ни слова и не двигаясь, куря сигары и разсѣянно разглядывая свои ногти. Такъ какъ всѣ знали, что онъ добрый малый и составилъ себѣ состояніе, то такое поведеніе его не могли приписывать угрюмому нраву или тупости. Оно, повидимому, говорило о богатствѣ воспоминаній, о житейскомъ опытѣ, благодаря которому ему было надъ чѣмъ поразмыслить. Уотервиль чувствовалъ, что если онъ съ толкомъ употребитъ протекающіе годы и запасется опытомъ, то и ему въ сорокъ-пять лѣтъ можно будетъ на досугѣ разглядывать свои ногти.

Уотервиль считалъ такое занятіе, конечно, не въ буквальномъ, но въ переносномъ смыслѣ, признакомъ свѣтскаго человѣка. Онъ избралъ дипломатическую карьеру и былъ младшимъ изъ двухъ секретарей, составляющихъ многочисленный персоналъ сѣверо-американскаго посольства въ Лондонѣ, и въ настоящее время считался въ отпуску. Дипломату пристало быть непроницаемымъ, и хотя Уотервиль отнюдь не избралъ себѣ въ образцы Литльмора (въ дипломатическомъ лондонскомъ корпусѣ можно было найти лучшіе образцы), однако находилъ его достаточно непроницаемымъ, когда по вечерамъ въ Парижѣ онъ, на вопросъ: что онъ намѣренъ дѣлать,-- отвѣчалъ, что намѣренъ ничего не дѣлать, и просиживалъ безконечное время передъ Grand-Café на бульварѣ Мадленъ (онъ очень любилъ кофе), поглощая одну за другой demi tasses. Весьма рѣдко Литльморъ удостаивалъ ходить даже въ театръ, и описанное нами посѣщеніе "Comédie-Franèaise" предпринято было по настоятельной просьбѣ Уотервиля. Онъ видѣлъ "Demi-Monde" нѣсколько дней раньше, и ему сказали, что въ "Aventurière" онъ найдетъ новую постановку того же самаго вопроса, а именно: достойную кару безсовѣстной женщины, старающейся проникнуть въ почтенную семью. Ему казалось, что въ обоихъ случаяхъ женщины эти заслужили постигающую ихъ участь, но онъ находилъ, что было бы желательно, чтобы представители чести въ комедіи поменьше лгали. Литльморъ и онъ, не будучи коротки, были, однако, въ пріятельскихъ отношеніяхъ и проводили много времени въ обществѣ другъ друга. При существующихъ обстоятельствахъ Литльморъ былъ очень радъ, что пошелъ въ театръ, такъ какъ его очень заинтересовала новая метаморфоза Нанси Бекъ.