Сатиры и песни Джузеппе Джусти в русских журналах
При перепечатке журнальных переводов XIX в. сохраняются, как правило, пунктуация и строфика, принятые переводчиками, а также их примечания. (Примеч. составителя).
Сапог*
*-- Известное сходство географического очертания Италии с формою сапога послужило поэту темою для шутливого изложения хода итальянской истории, в виде похождений сапога, рассказанных им самим.
Не из простой я выростковой кожи,
Меня скроил изрядно чеботарь
И на сапог мужицкий не похоже.
Не отыскать мне было пары встарь.
Я на двойной подошве, на подборах;
Гожуся так, гожуся и при шпорах.
От каблука до голенища сплошь
Всегда в воде, а гниль не пронимает:
Короче, я на все лады хорош,
И дуралей, конечно, всякий знает,
Что на носке с надставкой я, рубцом
Скреплен вверху, а посредине швом*.
* -- На носке -- Калабрия; рубец вверху -- Альпы, а шов посередине -- Апеннины.
Но надевать меня нужна сноровка;
Меня обуть не всякий может плут:
Я ноги тру, сижу на них неловко;
Я на ноге поджарой как хомут.
Меня носить никто не мог по многу,
А всякий так -- совал на время ногу.
Не стану я считать из рода в род
Всех этих ног, когда-то мной обутых,
Но для того, чтоб посмешить народ,
Лишь расскажу о самых пресловутых,
Да о себе, как лопнул я по швам,
Переходя от плута к плуту сам.
Не верится, однако ж было время,
Когда один я обскакал весь свет:
Поводья врозь и выпустивши стремя,
Я забрался, куда и следу нет;
Да потерял от бога равновесье
И ниц упал -- и развалился весь я*.
*-- Эпоха всемирного владычества Рима и его падение.
Тогда-то вдруг настала кутерьма:
Пошел народ -- был всякого он сорта --
Издалека его валила тьма
(По милости не весть какого черта)--
И ну хватать, насколько было сил,
И молодец, кто больше захватил!*
* -- Нашествия Остро-Готов, Ломбардов; потом Карл Великий, преемник Карла. Разделение Италии.
Хотел прелат, пренебрегая веру,
Меня надеть, и помогли ему,
Да увидал -- велик сапог не в меру,
Так и пустил таскаться по найму.
Потом в руках у первого пройдохи
Оставил, сам с меня сбирая крохи*.
* -- Отдача папами корон Италии и разных областей на ленные владения. Карлу Прованскому, например, была дана власть и преобладание над Неаполем.
И немец был, и немец затевал
Сапог надеть -- уж даже было близко --
Да сам не раз в Германию бежал
На лошади блаженного Франциска*.
Являлся вновь, тянул, потел, пыхтел,
Но сапога поныне не надел**.
*-- Бежать на лошади блаженного Франциска -- ироническое выражение ходьбы пешком с босыми ногами. Блаженный Франциск завещал своим ученикам величайшую простоту жизни, и монахи Францисканского ордена ходят босиком.
**-- Тщетные попытки германских императоров утвердиться в Италии.
Там с лишком век я проживал на воле,--
Меня простой купец тогда носил*;
Повычинил, держал в чести и в холе
И на восток неведомый водил.
Гвоздями был я крепкими подкован,
Хоть погрубел, но всем был избалован.
* -- Медичи.
Разбогател купец почтенный мой;
Стал щеголять, мне придал вид нарядный.
Сам в шпорах был и в шапке золотой*,
Да не рассчел -- и все пошло неладно!
И увидал уже на последях,
Что лучше нам ходилось на гвоздях.
*-- Торговые республики: Венеция, Генуя, Флоренция, Пиза.
.......................................................*
*-- Выпущенные куплеты касаются эпизодов истории Италии не столь общеизвестных, занимательных более для итальянца.
Переходя вот так с ноги на лапу,
Утратил я первоначальный вид:
Не то скроен чертям, не то Сатрапу.
Прямой ноге в меня одеться стыд,--
А уж куда с отвагою былою
Вселенную вновь обскакать со мною!
О, бедный я, о, жалкий я сапог,
Погубленный идеями пустыми:
Когда идти я сам собою мог,
Хотел ходить ногами я чужими,
65 И каждый раз, меняючи ступню,
Все думал я -- судьбу переменю!
Крушился я и каялся немало.
И между тем, когда хотел идти,
Я чувствовал, земли недоставало,
Чтоб шаг ступить по прежнему пути,
И до того заезжен я судьбою,
Что и ходить не в силах сам собою.
И вот опять презрен и кинут я;
Истоптанный, среди грязи и тины,
Лежу и жду -- теперь, мол, лапа чья
Расправит вновь собой мои морщины:
Француза ли, иль немца-сатаны?
Ну -- чтоб нога родимой стороны?
Один герой успел мне полюбиться*;
И не броди он вдоль и поперек,
Не хвастая, мог долго бы гордиться,
Что всех прочней большой его сапог.
Да вдруг мороз настиг среди дороги
И ознобил герою разом ноги.
* -- Наполеон I.
Перекроен на старый образец,
Ни мерою, ни весом не похожий
Сам на себя, остался, наконец,
Едва-едва клочком я прежней кожи.
И нитками вам не заштопать всех
И старых-то, и новых-то прорех!
Расход велик и труд большой и длинный:
Все распороть и перешить опять.
Отчистить грязь и на манер старинный
Гвоздей набить, головку притачать.
А потому, смотрите же, как можно
Сапожника берите осторожно!
Да сверх того, на мне где синий цвет,
Где красный цвет и белый, желтый с черным*,--
Ну, словом, я, как арлекин, одет,
Хотите, я останусь век покорным --
Лишь сделайте всего меня пока
Из одного и цвета, и куска.
* -- Национальные цвета отдельных государств Италии, до австрийских цветов включительно -- желтого и черного (в Ломбардо-Венеции).
А наконец, представьте, что найдется
И человек -- ну, кто он там ни будь,
Лишь бы не трус, и что сапог придется
Ему как раз: ведь, право, будет путь!
Но уж тогда никто не лезь с ногами --
Сейчас возьмем и вытурим пинками!
Мой новый друг
Приобрел себе я друга --
С самой первой нашей встречи
Он твердит мне беспрестанно
Соблазнительные речи.
Сообщил он мне секретно,
Что страдает за идеи.
Верю я; но из трактира
Поспешал уйти скорее.
Говорил он мне, что в Пизе
Обо мне толкуют сильно...
Рад... Но сухостью ответил
Я на взгляд его умильный.
Он в своем кармане носит
Знак за прошлые заслуги
Так -- но я-то не желаю
Повод дать к иной услуге...
Он хромает: "мы умели"
Говорит он: "отличаться" --
Но платить ему готов я,
Чтобы только не встречаться.
Чуть мы встретимся -- он льстиво
Семенит и жмет мне руки;
Я иду с ним... но душевной
Победить не в силах муки.
Начинает: -- то и это
"Оскорбительно, обидно",
"Жить нельзя... злодей такой-то",
"Этот аспид и ехидна!"
Я согласен: прав он, точно...
Но когда я замечаю,
Что по улице идет он --
В переулок исчезаю.
Дорожит моим он мненьем,
Хочет знать -- как я-то мыслю;
Но о чем меня ни спросит,
Мой один ответ -- не смыслю.
Он подтрунивает злобно
Все над скромностью моею.
"Я для истины,-- твердит он,--
Головы не пожалею,
И покуда сил достанет
С откровенностью и громко
Говорить повсюду стану,
Что одно осталось -- ломка!"
Тост
 Viva Arlecchini
Е burattini
 Grossi е piccini;
 Viva le maschere.
G. Giusti
He сдавлен жизни ношей
Синьор Хамелеон,
В отставке -- но хороший
Имеет пансион...
Он выпил за обедом
И стал душою прост,
Вот, чокнувшись с соседом,
Он предлагает тост.
Кажись... не вяжет лыка,
А речь течет рекой,
Кто думал бы, поди-ка,
Мудреный он какой!
Да здравствуют фигляры,
Паяцы всех родов
И псевдолибералы
Всех наций и цветов,
Продавцы чувств и мнений,
Суждений флюгера,
Житейских представлений
Шуты и шулера!
Я, в некотором роде,
По жизненной реке
Плыл, вверившись погоде,
На утлом челноке.
И с ветром сообразно
Я ставил парус свой,
Жизнь проведя не праздно
И не кривя душой....
Имея убежденья,
Я им не изменял,
Хотя во все теченья
Удачно попадал.
Да здравствуют фигляры,
Паяцы всех родов,
Пролазы и нахалы,
Фактотумы тузов,
Сумевшие карьеру,
Значенье приобресть...
Продавши совесть, веру,
Достоинство и честь.
Где можно -- шел я прямо,
Нельзя -- пройду ползком;
(Смешно ж ломить упрямо
Повсюду напролом!)
Порою не смиришься,
Так сразу пропадешь,
Без хлеба насидишься
И с голоду умрешь...
Я беден был -- невольно,
Винюсь, бирал, где мог...
И малость (мне довольно)
На старость приберег.
Да здравствуют фигляры,
Паяцы всех родов,
Народа обиралы,
Бичи сирот и вдов!
Грабители и воры --
Стяжание и мзда!
Безгрешные поборы
И мутная вода!
Италия немало
На памяти моей
С конца в конец страдала
От смут и мятежей.
Бывало, ум кружится:
Страстей водоворот!
Хоть умирать ложиться --
Не знаешь, чья возьмет...
Ну... чтоб не быть в изъяне
(На что ж и голова?)
Я и держал в кармане
Кокард десятка два...
Да здравствуют фигляры,
Паяцы всех родов,
И псевдолибералы
Всех наций и цветов...
Ханжи и лицемеры,
Бесстыдные лгуны,
Без страсти и без веры
Пустые крикуны!
Бурбоны... так Бурбоны,
Рим в силе... я папист,
Бывал (для обороны)
Я даже... атеист...
Случалося, что фразу
Такую подберешь,
Что сам в ней смысла сразу,
Пожалуй, не найдешь...
Смекал порой... синица
Нам море не зажжет --
А в тон взял... все крупица
В карман перепадет.
Да здравствуют фигляры,
Паяцы всех родов,
Бездушные менялы
Фальшиво-звонких слов!
Бесчестные фразеры
С искусной чепухой,
Все ловкие актеры
Трагедии земной!
Вознес Наполеона,
Двух Пиев похвалил
И в славу Веллингтона
Брошюрку сочинил,
Франческо и Мюрата,
Москву, Бородино,
И Питта, и Марата
Я славил заодно...
Уж это слишком смело по
(Иной заметить рад),
А мне-то что за дело?
Лишь было бы впопад.
Да здравствуют фигляры,
Паяцы всех родов,
Ферситы-Ювеналы,
Певцы временщиков,--
Кишащие во мраке
Творцы галиматьи,
Бездарные писаки
И подлые статьи!
Реакция настала --
Угомонился я;
Идей как не бывало
Игривых у меня;
От взглядов всех прошедших,
От чумных фраз отвык --
Утопий сумасшедших
Несбыточность проник.
Глядел, как постепенно
130 Сменяла бури -- тишь,
И жил себе смиренно,
Водой не замутишь.
Да здравствуют фигляры,
Паяцы всех родов,
Смирения -- шакалы
И Ироды -- судов
Потом я, слава Богу,
И это пережил --
И в новый путь-дорогу
140 С энергией вступил.
В те дни, как бы в угаре
Италия была,
Повсюду карбонари,
Стал карбонар и я;
Исполненный отвагой,
Я много перенес
Но с новой передрягой,
Ущерба не понес...
Да здравствуют фигляры,
Паяцы всех родов,
Кто нажил капиталы
Ценой чужих трудов!
Тузы-монополисты,
Мещане-мудрецы!
Все доки, аферисты
И биржи удальцы...
И старости я мирно,
Как видите, достиг,
Сижу себе я смирно
На склоне дней своих.
Достаток и почтенье...
Из Рима пансион...
(Не вовсе без уменья
Достался мне и он).
Теперь... к тому, к другому
Прислушаюсь порой...
И глядь... второму дому
Почин не за горой!
Да здравствуют фигляры,
Паяцы всех родов,
Безнравие, скандалы
И глупость дураков!
Вся сволочь безрассветной
Невежества ночи
И полчища несметной
И праздной саранчи!
Старички
(отрывок)
Сусанна новая -- красой
Блистает между нами --
Она всегда окружена
Шальными стариками.
В жару любовном старички
Покорны ей, как дети.
И много этого добра
В ее попало сети...
Но современная жена
Огласки не боится,
И целомудрием она
Не может не хвалиться.
Гостей готова принимать,
Не выходя из ванны,
То тот, то этот старичок
Бывает у Сусанны.
Вот на бульвар она идет
И выступает павой,
Ее вздыхатели за ней
Плетутся всей оравой.
Концертом дружным -- кашель их,
Одышка и хрипенье --
Иной талантливой семьи
Напоминает пенье.
Кто глух, кто кос, а кто и хром,
Тот еле движет ноги,
Мокротой этот, чуть дыша,
Захаркал полдороги.
Один разбит параличом,
Другой не краше трупа,
Всем вместе им не разжевать
Трех макарон из супа!
И столько разных пластырей
У них на поясницах,
Что не всегда такой запас
Отыщешь и в больницах.
На бочках меньше обручей,
На кораблях -- канатов,
Чем на влюбленных старичках
Бинтов и аппаратов.
Без мер таких им предстоит .
Опасность развалиться --
Как груше, если чересчур
Сей плод переварится.
Из них иного перед сном
По часу раздевают
И, точно механизм складной,
На части разнимают...
Запрут три четверти из них,
По ящикам разложат,
А остальное на кровать
Ничтожества положат.
Хвалю, Сусанна, подвиг твой,
Хвалю твое терпенье;
Ты слабым с твердою душой
Приносишь утешенье;
Ты льешь целительный бальзам
На старческие раны...
Кто снисходительней людям
Красавицы-Сусанны?
Порой любви высокой ждет,
Полна идеализмом,
А ночь проводит напролет
С подагры пароксизмом.
Порой признания словам
Она внимает жадно
И вдруг -- удушье их порыв
Сменяет беспощадно.
Порой на память -- прядь волос
Она у друга спросит,
А тот, усердием горя,
Ей весь парик подносит.
Раз у соперников вражда
Из ревности возникла
(Казалось, в ужасе тогда
Сама природа никла!).
Была назначена дуэль
(И даже две дуэли),
Но в грозном встретиться бою
Бреттеры -- не успели;
Холодный ветер -- как назло,
Дул утром накануне,
Он жар геройский старичков
И пыл развеял втуне.
Все простудилися они
И с полгода -- некстати,
Соперник каждый пролежал,
Не двигаясь в кровати.
Обогатили трех врачей,
Две городских аптеки
Напрасной яростью своей
Влюбленные калеки.
Бессильно злобствуя, они
Зубами скрежетали --
Хоть у пяти из них зубов
Десяток был едва ли.
Шалун мальчишка-купидон
Порой до слез смеялся,
Когда на шашни их травить
Лукаво принимался.
Он оставлял свой гибкий лук
И свой колчан -- тогда же,
А брал с собой лекарств запас
И клизопомпы даже.
Потом, входя к Сусанне в дом,
Сам наблюдал охотно,
Чтоб форточки и окна все
Закрыты были плотно.
Недоносок
Вдосталь жизнию замучен,
Заживо скелет,
Вял и немощен и скучен
В восемнадцать лет.
Смотрит тускло -- тенью бледной,
Чахлой и гнилой,
И одним куреньем, бедный,
Сплин врачует свой!
Без стремлений, без желаний
В лучшие года.,.
В голове -- ума и знаний
Даже ни следа;
Смех его -- одна натуга
И в улыбке стон,--
Весь под бременем досуга
Исстрадался он!
Между светских дам лениво
Он проводит дни
И толкует им тоскливо
Подлости одни.
За любовь -- недальновидный --
Принимать он рад
Обстановки благовидной
Скрашенный разврат;
Верить в чувство "неземное"
Пенелоп иных
И за нектар пить гнилое
Жадно -- пойло их,
Изловчившихся в гостиной,
Весть дела свои
С чистотою голубиной
С мудростью змеи...
Им он нижет -- изнывая,
Фразы без числа,
Хорошо не различая
Ни добра, ни зла...
Жар несет он им посильный,
Но Петраркой он,
Как евнух любвеобильный,
Жалок и смешон;
Самому себе постылый,
Он тяжел, как сплин,
Жалкий друг, любовник хилый,
Скверный гражданин,
С каждым часом больше тает,
Ранней смерти ждет.
Для чего -- и сам не знает --
Он еще живет.
Понатужась, о свободе
Поболтать не прочь,
О прогрессе, о народе
Воду потолочь;
О загубленных зачатках
Ныть -- всегда готов,
Жертва в палевых перчатках,
Мученик -- балов!
Переваривая ужин
Пополам с грехом,
Сознает, что он не нужен
И нет воли в нем;
Но вину в себе бессилья
(Все в минорный тон)
На подрезанные крылья
Сваливает он.
Он, вот видите: "от бури
Как цветок, завял",
Хоть помех он барской дури
Хоть на слякоти привольно
Вырос он" как гриб.
Сделал зубы... и довольный
Для труда погиб.
Ум и волю светским лоском
Сразу -- заменил --
И бессильным недоноском
В жизни путь вступил.
Общих нужд" чужих страданий
Сердцем не понял,
Плод больной гнилых мечтаний
Истиной считал...
И не встретя в жизни цели,
Замотался он --
Паралитик с колыбели,
Жалкий эмбрион!
Прошение
 Prego vostra Eccelenza
 Di darmi un passaporto etc.
I
Ваше Сиятельство! с просьбою личною
Я обращаюсь к вам, полный почтения,
Выдать мне паспорт -- на жизнь заграничную
С вашею скрепой, прошу снисхождения...
Стало в Италии жить возмутительно
(То есть в ней дороги все развлечения...
Эти слова рассмотрев снисходительно,
Вредного им не придайте значения!).
II
В цивилизации, Ваше Сиятельство,
Гонится край наш за чуждыми странами...
Это отрадно -- и вот доказательство:
Наш полуостров кишит англоманами;
Их просвещенным стремлениям следуя,
И навсегда отстранясь от участия
В наших вопросах, с беспечностью еду я
В центры Европы отыскивать счастия.
III
Еду, конечно, не с целью научною
И не в погоню за теми идеями,
Что на хандру нагоняют докучную
Разум -- своими пустыми затеями.
Соображаясь с своими доходами,
Буду вести жизнь, здоровью полезную,
Плавать -- по бурным волнам с пароходами,
Мчаться по суше -- дорогой железною.
IV
Не для сокровищ науки и древности
Еду -- и быть в том не может сомнения;
Их и в Италии много -- но ревности
Нет во мне страстной для их изучения;
Стану лишь к кройке портного художника
Я относиться повсюду с почтением,
Обувь сошью у артиста-сапожника
И к кулинарным наведаюсь гениям!
V
Стану порхать в государства различные
И с головою и с сердцем -- порожними,
Чтобы на ссоры не лезть неприличные,
Ради бумаг или книжек с таможнями...
Стану в знакомствах своих осмотрительным,
Мненья мои -- будут строго умеренны...
В гости к людям не пойду подозрительным --
В этом вполне уж вы будьте уверены!
VI
Но, чтоб не токмо все области правили
Пропуск везде мне и без задержания,
Но вспоможенье везде мне доставили,
Ради достоинств моих состояния,
Я попросил бы -- в видах снисхождения,
Буде возможно -- отметить, где следует:
"Вышепрописанный -- для наблюдения
Разного... в чуждые стороны следует".
Герцог Пелагруэ
Но conosciuto il Duca Pelagrue etc.
Знал я герцога -- гербами
Изукрашен был он всуе...
Даже в сфере крепких лбами
Выдавался Пелагруэ!
Рот раскроет -- ахинеи
Так уж вы и ждите прямо,
И притом -- свои идеи
Он отстаивал упрямо...
Брат умом -- орангутангу,
Обладал крутым он нравом
И хотел -- прилично рангу --
Герцог наш всегда быть правым.
Спорить с ним начнешь, порою
Даже злость берет -- задорно,
Точно бык перед горою,
Все несет свое -- упорно...
Так и бросишь состязанье,
С ним любое -- без успеха...
Сам не зная, состраданья
Он достоин или смеха.
"Как же,-- думаешь,-- иначе
Станет мыслить он умнее?
Кто из нас его богаче?
Кто,из нас его сильнее?
Верен лишь своей природе
Тупоумный герцог в этом...
Да еще расхвален в оде
(Всюду шельмы есть!) поэтом!"
Проект жизни
Io non mi credo nato a buona luna etc.
Знаю: не рожден я под звездой счастливой,
Если из "юдоли плача" суетливой
Дотащу до гроба я хоть шкуру цельной,
Жизни я составлю панегирик дельный;
Все же остальное... что мне остальное?..
Пусть, как хочет, сильный помыкает мною...
Я погибель мира встречу без протеста,
Зная, что сердиться будет не у места!
Правда, был иным я жизни на рассвете,
Эдак лет в пятнадцать... думал, что на свете
Правым, даже бедным, быть порой возможно...
(Вот тогда хватал я как неосторожно!)
Глупы рассужденья детские -- известно.
Я не знал, что в мире правда неуместна,
Что встречают люди истину проклятьем
И что правда с ложью обменялись платьем!
Вот как побыл в школе, так, скрывать не стану,
Жадно проглотил я полный курс обмана.
Понял сущность жизни и людей стремленья,
Ну-с,... и изменил я сразу убежденья!
Изменил и знаю... что одним мальчишкам
Бредить лишь прилично о добре... по книжкам...
Перед всяким старшим -- от восторга таю.
Подлости, как устриц, весело глотаю,
Глух к мирскому благу -- я себе позволю
Только то, что старших не нарушит волю.
Ползаю налево, кланяюсь направо
И цветами путь свой я усеял (право!).
Пусть теперь со мной бы случай повторился...
Как в те дни, как в школе я еще учился
И меня начальник города обидел*,
Он бы с удивленьем у меня увидел
Кротость лишь -- ответом на его обиду...
(Верю только в эту слабых я эгиду).
Я сказал бы: "Мертв я, вашество, поймите,
Что кричать на мертвых -- вы меня простите!"
Заслужил бы, верно, от него я ласку...
(Я надел недаром санфедиста маску!)
Ну-с... и поведу я жизнь свою пристойно,
В легоньких интрижках (грязно, но покойно),
Свой разврат прикрывши, с опытностью ловкой,
Самою приличной в мире обстановкой...
С песнями, с стихами навсегда прощуся,
От ханжей за то и похвалы дождуся,
Позабуду даже (не было б огласки),
Шаловливой Нины черненькие глазки.
Резкостей, острот я говорить не стану
(Люди переносит с болью эпиграмму),
Всех скотов начну я уверять в почтеньи,
Возведу в принцип я самоуниженье,
Буду глупым фразам старших удивляться
И с поклоном к сильным в праздники являться...
При таком решеньи -- долго и счастливо
Стану жизнь тянуть я, сытно и лениво,
Новым поколеньям послужив примером,
Как тепло живется в мире лицемерам.
Человек смышленный, человек солидный,
Знаю, что карьеры я добьюсь завидной
И достигну скоро -- людям в поученье --
Общего почета, важного значенья...
Буду кавалером -- а в конце карьеры
Ждет меня, пожалуй, сан гонфалоньера**
Вот тогда-то -- прочно отрастивши брюхо,
Буду я грозою некоего духа...
Сокрушайтесь, люди -- трепещи, природа!
И -- да процветает скотская порода!
* Намек на случай, бывший с Джусти в студенческое время. История поднялась из-за одной его сатиры.
** Начальник города.
Тетка-воспитательница
(La Mamma-educatrice)
Тетка Клавдия -- без спора,
Козырь-тетка, молодец,
Тетка первого разбора,
Прочим теткам образец!
Воздадим хвалу природе,
Что подобный идеал,
Диво в некотором роде,
Между смертными сиял!
Я с ней встретился намедни --
В пух и прах разряжена,
Ровно в полдень -- от обедни
Шла с племянницей она.
Я -- поклон, и взял направо,
Ускорив нарочно шаг.
Но она меня лукаво
Удержала за пиджак.
"Ах, как видеть вас я рада,
Сколько лет и сколько зим!
Лизу вам представить надо.
Познакомься, Лиза, с ним!
Что же ты стоишь, как дура?--
Сделай книксен, руку дай!
Какова у ней фигура?!..
(Ну, читатель -- замечай!)
Вот сокровище какое,
Нынче, сударь, у меня.
Ах, и я была такою --
Вся из страсти и огня!
Как подумаешь: года-то
Не проходят, а летят!
На глазах растут цыплята,
И туда же... жить хотят!
Пусть живут -- я не мешаю...
Жаль... я жду кое-кого
И к себе не приглашаю,
Вас теперь же, оттого.
Но неправда ль, посетите
Вы на днях, надеюсь, нас?..
Мы бедны -- уж не взыщите,
Угостим, чем можем, вас --
Адрес знаете наш?"--"Знаю"...--
"Завтра?.."--"Да"-- был мой ответ.
(Признаюсь, не понимаю,
Кто бы мог ответить: нет).
В понедельник -- верный слову
(Этот в правилах моих),
Я направил путь к их крову
И сыскал жилище их...
Видно, гостя увидали
Из окна еще оне,
Мигом -- обе вниз сбежали
Со свечой навстречу мне.
Тетка Клавдия сказала:
"Просим милости вперед!
А уж как вас Лиза ждала,
Все толкует: не придет!
Я ей:-- полно!-- утешаю,
Значит, я ее, шутя,
Точно я мужчин не знаю,
Слава Богу -- не дитя...
Не споткнитесь... осторожно,
Наша лестница крута..."
(Быть любезней невозможно!
Ах, какая доброта!)
Мы взошли -- меня насильно
Тетка садит на диван...
(Жить с людями -- изобильно
Ей талант от неба дан),
Не смолкая на минуту,
Говорить о том, о сем --
И меня уж почему-то
Называет шалуном.
"На меня вы не глядите...
Лиза! ближе к гостю сядь,
Не смогли мы, извините,
Раньше комнаты прибрать.
Встала поздно я ужасно,
Так теперь похлопочу,
Церемониться ж напрасно
Я уж с вами не хочу"...
Но... такими мелочами
Я читателей томлю --
Как же быть? судите сами --
Чистоту я страх люблю --
Все прибрав и кончив дело
(Можно ль деятельней быть?),
Отдыхать она не села,
Стоя, стала говорить:
"Кушать станете вы, что ли?
Иль забавиться вином?..
Как подумаешь... легко ли
Бедным людям жить трудом...
Надо то... другое надо...
Нужды с каждым днем растут...
Хуже каторги и ада
Изворачиваться тут!.."
Этой речи -- со вниманьем
Смысла я не проронил
И, исполнясь состраданьем,
Золотой ей предложил.
"Что вы деньгами сорите?--
Говорю я не к тому...
Или, впрочем, не взыщите,
Взаймы я у вас возьму...
Ах! чуть-чуть не позабыла,
Как тут сделаться опять?
Ведь меня кума просила
К ней по делу забежать...
Дело спешное -- придется но
Вам часочек обождать --
Впрочем, Лизанька найдется,
Чем от скуки вас занять.
Так ведь?., да?., скорей решайте,
Я вернусь живой рукой..."--
"Буду ждать".-- "Так не пеняйте,
День уж выдался такой!"
Вслед за этими словами
Тетка Клавдия ушла
И в дверях, гремя ключами,
Их снаружи заперла.
Но не час, а три в итоге
Нам прождать ее пришлось...
(Тетке Клавдии в дороге
Дело новое нашлось!).
Но зато... по возвращеньи,
Как себя она кляла,
Прибирая извиненья,
Что невежливо ушла.
Успокоить мог с трудом я
Тетку, нежную, как мать,--
Только тем лишь, что их дом я
Обещался навещать.
"То-то скучно ей -- поймите --
Вечно Лизанька одна!.."
(В этой фразе, поглядите,
Как любовь ее видна).
Кое-как потом я с нею
Распрощался, наконец,--
И размыслив... ставить смею
Прочим теткам в образец
Тетку Клавдию... без спора,
Эта тетка -- идеал...
То есть -- высшего разбора
Я доселе не встречал!
Отрывок
Строгих женщин -- постным взглядом
На земную глядя страсть,
Нина с грешницами рядом,
Верьте мне, не может пасть!
У греховного порога
Ей довольно постоять
И с оглядкой... понемногу
Пламень сердца утолять.
Зная меру в увлеченьи,
К осуждениям чутка,
Нина жаждет наслажденья,
Но грешит исподтишка.
И зато -- какая сила
Обаянья в ней видна,
Как искусно изучила
Целомудрие она!
Как смирила дух мятежный
Под личину, под обряд...
Как изысканно-небрежно
Носит Нина свой наряд!
Как идет к ней тон суровых
Аскетических речей
И побед молящий новых
Строгий взор ее очей!
Неприступна в людях
Нина В всеоружии своем,
Просто камень, просто льдина!--
Но кто с Ниной был вдвоем,
Знает тот, что к наслажденью
Нина дома не строга
И не гонит в озлобленьи
Чистых помыслов врага.
Впрочем, все слегка и в меру...
Что позволит, что и нет
И хранит слепую веру
В добродетель Нины свет!..
Ископаемый человек
Вот в красе своей всецелой
Допотопный идиот,
Экземпляр окаменелый
Исчезающих пород.
Он -- в бездельи и досуге
Дни проводит напролет,
И, вращаясь в светском круге,
Пьет и курит, ест и врет.
Пуст душой, но сложен плотно,
По подобию быка,
Он десятки лет охотно
Роль играет мотылька.
Вечно с дамами любезно
Светский вздор им городит
И бесплодно, бесполезно
Только землю тяготит.
Умирая сам со скуки,
Он -- стране своей чужой,
Презирает он науки,
20 Называя их чумой.
Но за это -- без умолку
По часам толкует он
Не без чувства, не без толку
О покрое панталон.
За любезное свиданье
Он отдать бывает рад
Совесть, честь и состоянье
И идти хоть в самый ад.
Пусть кипит и жизнь и пресса
В вечном шуме вкруг него,
В них нисколько интереса
Он не видит своего.
Только в лени, только в неге
Да в обжорстве он силен
И в невежества ковчеге
От житейских зол спасен;
Но хотя от древа знанья
Не отведал он плода,
Жизнью -- разные познанья
Приобрел он без труда.
В удовольствиях охоты
Зоологию узнал,
И, уплачивая счеты,
Математиком он стал;
В ресторанах титул лестный
Гастронома заслужил,
И практически известный
Ряд рецептов изучил...
Он искусства мир в балете
Изучил со всех сторон;
Королей -- начтет в пикете
До четырнадцати он.
С географией немало
Он трущоб ночных знаком,
И в истории... скандала
Всеми признан знатоком.
Улитка
Viva la Chiocciola,
Viva una bestia
Che unisce il merito
Alla modestia etc.
Честь улитке! честь улитке!
Скромной доблести почет!
В роговом ее завитке
Мудрость мирно почиет,
Без тщеславья -- хоть нарядный,
Прочный дом ее и кров
Мучит завистью изрядной
Всех бездомных бедняков!
Высунь, улитка, высунь рога!
Друга найдешь ты во мне, не врага!
Всем довольная -- бесстрастно
Мирно жизнь влачит она,
Не волнуется напрасно
И сама себе верна.
До забот мирских ни крошки
Ей, спокойной, дела нет;
Для нее в своем окошке
Заключается весь свет!
Высунь, улитка, высунь рога!
Ты хоть к поступкам других не строга.
Образец прямой -- смиренья,
Цвет она своей страны
(Все мы в этом, без сомненья,
Подражать бы ей должны).
Жажда света, права, знаний
Тварь такую не томит.
Без напрасных порываний
Славно жрет она и спит.
Высунь, улитка, высунь рога!
Тварь ты, зато никому не слуга!
Но... для чревоугожденья
Ей рискнуть на подлость -- лень...
И улитка -- убежденья
Не меняет каждый день.
35 А почтенную такую
Прочность взглядов и идей
Мы не встретим зачастую
В самом обществе людей...
Высунь, улитка, высунь рога!
Благо, что ты хоть на злое туга!
В наши дни... среди раздолья
Пошлых дел и громких слов,
Щеголянья чуждой ролью
Маскированных ослов,
Лишь она -- без лжи презренной
Возмутительных затей,
Дорога нам откровенной,
Честной трусостью своей!
Высунь, улитка, высунь рога!
Ты откровенностью мне дорога!
Моралисты с взглядом строгим,
Неужли такой закал
Твари, счастливой немногим,
Для людей не идеал?
И когда от лжи избытка
Жить нет мочи наконец,
Неужель для них улитка --
Не желанный образец?
Высунь, улитка, высунь рога!
Благо, что ты хоть на злое туга!
Спокойная любовь
Рассказ в стихах
Мой нежный друг, капризный и больной,
Зачем опять ты плачешь втихомолку?
Проклятых нерв коварною игрой
Мы оба истомилися без толку.
Так продолжать нам жизнь -- избави Бог!
Блажен лишь тот, кто, чужд душой тревог,
Спокойно созерцает блага мира,
В ком нервы спят -- под толстым слоем жира.
Капризны и больны мы -- вот и все;
Барометры тончайших впечатлений,
Мы сами счастье прогнали свое
Анализом бесплодных ощущений...
Пускай порой заманчив этот путь,
Но, добрый друг, нам надо отдохнуть,
Чтоб наша жизнь не тратилась напрасно.
Шутить с огнем, известно всем, опасно!
Измучаем друг друга мы вконец,
И чтоб избегнуть скорби и тревоги --
Мы даже разойдемся наконец,
Искать отдельно к счастию дороги,
И что ж? быть может, кто-нибудь из нас
Оплачет горько злой разлуки час.
Один из нас -- а, может быть, и оба,
Без смысла жизнь влача к порогу гроба?
Да, мы больны -- лечиться надо нам
И я придумал способ... стихотворный.
Я расскажу тебе, что видел сам
На деле в жизни твой слуга покорный:
Пример иной любви -- он кое в чем
Пускай для нас послужит образцом;
Хоть и достоин смеха он... так что же?
И мы с тобой смешны, как крайность, тоже...
Мои герои мирно провели
В согласьи и любви -- полвека сряду...
В "юдоли скорби" рай они нашли,
Спокойствие, блаженство и отраду.
Я назову... иль нет, пусть будет он
Для нас с тобою просто Филемон,
Ее же, древней басне не в обиду,
Я окрещу, пожалуй, хоть в Бавкиду...
Она была дородна и бела,
Как рисом начиненная пулярка,
Здоровием и свежестью цвела
И щек ее румянец рделся ярко...
С трудом и плавно двигалась она,
Глаза глядели тускло, как со сна,
И были полны неги и томленья
И разговор ее и все движенья.
В дородстве ей герой не уступал;
Был крепко сшит, хоть и не ладно скроен.
Он петухом индейским выступал,
Но нравом был и кроток и спокоен;
Глядел на мир, как смотрит сытый бык,
Ценить свое спокойствие привык --
И ни идеи, ни дела мирские
Его не занимали никакие.
Но, впрочем, честны оба и добры
По всем статьям мои герои были
И молоды -- и если б до поры
Они чрезмерно жиром не заплыли,
То даже в возраст жизни золотой
Блистать могли бы в свете красотой...
Но тучность -- жира грубое господство --
Тяжелое и жалкое уродство!
Они между собою с давних пор
Сходилися день каждый аккуратно,
Всегда ведя солидный разговор
О том, о чем и говорить приятно:
О благодати теплого угла,
О тонкостях хорошего стола,
О кухне, выбирая, как нарочно,
Всегда предмет питательный и сочный.
Когда придет, бывало, Филемон
К своей Бавкиде утром -- беззаботно
На мягком кресле иль диване он
Усядется сначала очень плотно
И уж потом, бывало, говорит:
"Ну, что твое здоровье? аппетит?
В порядке ли желудок?" -- этим очень
Всегда бывал герой мой озабочен.
"Здорова я, друг милый", -- был ответ
Всегда Бавкиды на вопрос обычный,
"А ты как спал, спокойно или нет?" --
"Как и всегда, я спал всю ночь отлично;
Все, что во сне я видел -- позабыл.
Никак часов двенадцать я хватил,
Глаза раскрыл, оделся понемногу,
Да и пришел..." -- "Ну что ж, и слава Богу!
Затем всегда -- на несколько часов
Меж ними водворялося молчанье.
Он иногда позевывал без слов,
Она бралась за вечное вязанье,
Спускала петли, путала... потом
Распутывала снова их с трудом,
95 Сопровождая пытку легким стоном
И взорами меняясь с Филемоном.
Он на нее всегда, как на луну,
При этом апатично любовался
(Его слегка клонило и ко сну,
Но бодрствовать заметно он старался).
Порою спросит у него она:
"Не хочешь ли ты водки иль вина?"
Вино и все, что надо, приносилось --
И время мирно в вечность уносилось.
Да, надо честь и в этом ей отдать.
Она вина для друга не жалела.
Закусок наносилась благодать --
Хозяйкой доброй быть она умела, --
Их даже трудно было б перечесть.
Ах! с другом сердца так отрадно есть!
Потом всегда, как водится, обед.
Обедали они неторопливо,
С обедом торопиться и не след
Тем, кто живет и сытно, и счастливо!
Потом, расположась у камина,
Бывало, спросит каждый раз она:
"Что, -- нам в театр сегодня не пойти ли?
Часы никак уж семь часов пробили".
"Как хочешь", -- отвечает Филемон. --
"А какова-то на дворе погода?" --
"Отличная", -- бывало скажет он. --
"Вот это редкость в это время года...
Что ж... одеваться, что ли?" -- "Уходи,
Оденься..." -- "Ты смотри же, посиди,
Ужасно жаль с тобой мне расставаться,
Тебе ведь скучно будет дожидаться".
"Вот пустяки! иди, я посижу..." --
"Да что-то нет уж у меня охоты"...
"Иди же, вздор..." -- "Немного погожу". --
"Ведь уж в театре не была давно ты,
Вставай, иди! Что дома все сидеть?..." --
"Какое ж платье мне, мой друг, надеть?
С какою шляпкой и каким бурнусом?
Хочу я быть одетою со вкусом".
"Сама ты знаешь, поскорей ступай..." --
"Не обновить ли, милый, новой шали?
Который час?" -- "Девятый..." -- "Ай, ай, ай!
Ведь эдак мы, пожалуй, опоздали?
И где это служанка?..." -- "Позвони..." -- но
"Еще звонить... как скучно... эти дни
Не по себе мне как-то -- и, признаться,
Я дома уж хотела бы остаться".
"Ну, дома, если хочешь, посидим;
Мне никакой театр с тобой не нужен...
Проходит час... докладывают им,
Что стол накрыт и приготовлен ужин.
И ужинать вдвоем они идут...
Ни споры, ни капризы, ни раздор
Моей четы блаженства не смущали,
Доверчиво они, с тех самых пор,
Когда друг друга коротко узнали,
Без ревности напрасной жизнь вели.
Они бы преступлением сочли
Безумной страсти этой предаваться --
Подозревать, страдать и волноваться.
Само злословье даже против них,
О ужас! оказалося бессильно:
Хоть на героев сыпалось моих
Клевет и сплетен, как всегда, обильно,
Но не смущалась мирная чета,
И притупила даже клевета
Об них свое терзающее жало,
Не возмутив их мирный сон нимало.
Так прочен был и крепок их союз.
Твердить об нем готов я без умолку.
Так редка прочность всех подобных уз,
И, право, больше в них я вижу толку,
Чем в нашей страсти... или замолчу:
И растравлять напрасно не хочу
Всех наших ран... (я это вскользь замечу)
И расскажу подробнее их встречу.
Случайное соседство их свело.
Великая на свете вещь -- соседство!
Какой любви оно не помогло,
К каким связям не доставляло средства!
Стояли рядом в улице одной
Дома их -- и встречались меж собой
Они нередко, чуть не с малолетства,
На улице, благодаря соседству.
Но встречи их безмолвные следа,
Казалось, не имели никакого...
И вот узнал раз Филемон... Беда!
Просватана Бавкида за другого...
Весь день был зол мой Филемон, как пес,
Но молча неудачу перенес;
За то судьба ему и подрадела:
Год не прошел -- Бавкида овдовела.
Еще не износила башмаков,
В которых шла она за гробом мужа,
Еще его могилы -- в свой покров
Зимы ближайшей не сковала стужа,
Когда на бале раз, куда она
В числе гостей была приглашена,
Она с героем встретилась впервые.
Судьба творит дела и не такие!
За ужином сидеть пришлося ей
С моим героем рядом, как нарочно;
И как назло же тесный круг гостей
Дородные тела их сдвинул прочно...
Он фрукты ей, вино передавал,
Причем ее невольно задевал,
И за свои неловкости -- в смущенье
Пускался перед нею в извиненья.
Жар, теснота, избыток яств и вин,
Столовая, вся залитая светом...
Найдется ль в мире смертный хоть один,
Кто мог бы совладать с собой при этом?
За ужином уж понял Филемон,
Как сильно он в свой идеал влюблен,
И смутно догадалася Бавкида,
Что вдовство -- против страсти не эгида.
Когда поднялись все из-за стола
И в зале танцы стали продолжаться --
Моя Бавкида просто не могла
От грез игривых мысли отказаться.
Она дала герою что-то несть
Лишь для того, чтоб в зале рядом сесть,
И два часа... до окончанья бала
С ним говорить она не уставала.
Беседа их сначала туго шла,
(Любовь совсем лишила их рассудка,
Да и работа мысли тяжела
Для чересчур набитого желудка).
Но пищу им для разговора дал
Сначала ужин, а потом и бал.
(Бал точно был обставлен превосходно)
И разговор у них пошел свободно.
"Как крем нашли вы вкусом?... -- он спросил. --
"Хорош, но я... всегда боюсь ванили..." --
230 "Хозяин славной рыбой угостил..." --
"Зато ее совсем переварили".
"Жаркое было тверже топора..." --
"Сумеют все испортить повара!
Чтоб хорошо был приготовлен ужин,
Особый ум в самой хозяйке нужен.
Не хвастаясь, скажу вам: у меня
Отличный стол -- кухарка золотая...
Что вы, сосед, не выберете дня
Зайти ко мне?.." -- "О Боже, честь какая!
Я и мечтать, сударыня, не смел
(От счастья Филемон побагровел), --
Но если будет ваше позволенье,
Я буду к вам не позже воскресенья.
-- Отличный бал!.." -- "Да, только теснота,
Я за столом вас локтем задевала,
Виной не я, а наша... полнота..." --
"Ах, как она к лицу вам, как пристала!
Я женщины изящней не видал!..."
"Сосед, без комплиментов!" -- "Я не знал,
Что правда -- комплименты!" -- "Ах! подите!
Я ухожу, смотрите ж, приходите".
Когда герой мой к ней явился в дом --
Шел разговор у них на ту же тему.
Обед был славный, у нее притом
Шампанское нашлось в придачу к крему...
И долго, долго длилась их любовь,
Предмет для нас достойный удивленья,
И идеал -- я повторять готов --
Земной любви без мук и без волненья...
А мы, мой друг, мы не умеем жить.
Нам нравится против теченья плыть
Без счастья, без надежды, без удачи...
А можно жить, как видишь, и иначе...
Паровая гильотина
(На мотив Джусти)
Hanno fatto nella
China Una macchina a vapore
Per mandarla guigliottina;
Questa macchina in tre ore
Fa la testa a centomila
Messi in fila etc.
( La guigliottina a vapore ).
Что Китай -- страна застоя,
Повторяет целый свет;
Заблуждение пустое!
В нем на каплю правды нет!
Я, напротив, твердо знаю,
Что в прогрессе ни одна
Не ушла вперед Китая
Европейская страна.
Зоркий гений "сына Неба"
Там избавил от забот
Чтущий власть превыше хлеба
Неиспорченный народ,
И охраной просвещенной
Бдит над обществом закон,
А недавно премудреный
Аппарат изобретен.
Остроумная машина
(При пособии паров)
Режет, будто гильотина,
Сразу тысячи голов.
И притом такое чудо
Устрашения людей
Перевозится повсюду
Только парой лошадей.
И умно, и дальновидно!
А бранит Китай -- поди ж,
Вся Европа, где постыдно
В наши дни сожгли Париж,
Где правители "льют слезы"
30 Из-за "камней крепостей",
И наводят митральезы
Против женщин и детей.
Где войска, как в лихорадке,
Кровь людскую льют ручьем,
И расстреливать десятки
Тысяч стало нипочем...
Где под звуки барабана
Мир дивит -- геройство вновь
И воителей Седана,
И Базена "женихов"*
Пусть стратегикам Версали
Трудно чести не отдать...
Отличились!... но едва ли
Все же им Китай догнать!
Вот когда бы гильотины
Новой знал Версаль секрет,
Прогрессивнее картины
Мог свидетелем быть свет!
* Известно, что в числе аргументов для объяснения сдачи Меца Базен приводил необходимость "сохранить для Франции женихов".
Примечания
САТИРЫ И ПЕСНИ ДЖ. ДЖУСТИ В РУССКИХ ЖУРНАЛАХ
Сапог
Сокращенный перевод П. М. Ковалевского, опубликован в журнале "Современник", No 3 за 1861 г.
Ковалевский Павел Михайлович (1823--1907) -- поэт и художественный критик, переводчик стихотворений Леопарди, Берше, Джусти, Каррера, Канту, автор книги "Этюды путешественника (Италия, Швейцария: Путешественники и путешествия)" (СПб., 1864). В книгу вошли его статьи, написанные в Италии и Швейцарии и печатавшиеся в 50-е годы прошлого века в журнале "Отечественные записки". Переводы Ковалевского печатали журналы "Отечественные записки", "Вестник Европы", "Современник" (см.: Потапова 3. М. Русско-итальянские литературные связи. Вторая половина XIX века. М.: Наука, 1975. С. 28).
Мой новый друг
Шутка написана Джусти, видимо, в 1833 г., когда поэт учился в Пизанском университете, и отражает личный жизненный опыт начинающего поэта, ставшего жертвой доноса, поданного в полицию одним из "друзей" -- шпионом-провокатором.
Перевод Николая Курочкина напечатан в Журнале "Искра" в No 27 за 1864 г. Подпись -- Пр. Преображенский (псевдоним).
Курочкин Николай Степанович (1830--1884) -- поэт и переводчик, брат Василия Курочкина, переводившего песни Беранже. С 1859 г. активно сотрудничал в сатирическом ил-люстрированном журнале "Искра", где печатал стихи, переводы, фельетоны, комические сценки и т. п. Кроме сатирических шуток Джусти, Курочкин перевел с итальянского стихи К. Порты, Л. Меркантини и трагедию "Филипп" В. Альфьери. Переводы стихотворений Джусти печатались в "Искре" в 1864--1866 гг. под рубрикой "Сатиры и песни Джусти"; многие из них -- под псевдонимом. Н. Курочкин был членом руководства организации "Земля и воля"; друзьями его были А. И. Герцен, Дж. Мадзини, М. А. Бакунин, П. Л. Лавров. Во Флоренции, где Н. С. Курочкин на-ходился в 1863--1864 гг., сблизился с русским публицистом и критиком, гарибальдийцем Л. Мечниковым, сотрудничавшим в "Современнике" и в герценовском "Колоколе". По обвинению в связях с каракозовцами Н. Курочкин вместе с братом 4 месяца просидел в тюрьме и потом долго оставался под надзором полиции (см. подробнее: Потапова 3. М. Русско-итальянские литературные связи... С. 40--42, 53--63).
Тост
Перевод Н. Курочкина напечатан в "Искре", в No 29 за 1864 г. Подпись -- Пр. Преображенский. Эпиграф, как и в других переводах Курочкина, представляет собой строфу (или одну строчку) стихотворения Джусти.
36 ... Фактотумы...-- доверенные лица, управляющие; "правая сука" в каком-либо деле.
101 --107 Подбор имен в этой строфе иллюстрирует политическую беспринципность Флюгера:
Веллингтон (1769--1852) -- "железный герцог", командовавший английской армией в ряде отражений с Наполеоном, в 1815 г. во главе объединенной армии европейской коалиции выиграл битву при Ватерлоо;
Франческо -- австрийский император Франц I (см. примеч. к шутке "Dies irae");
Иоахим Мюрат (1767--1815) -- муж сестры Наполеона Бонапарта, генерал его армии; в 1808--1814 гг.-- неаполитанский король, расстрелян в 1815 г. после неудачной попытки вернуть себе престол; Жан Поль Марат (1743--1793) -- деятель Великой французской революции (1789--1794), редактор газеты "Друг народа", убит Шарлоттой Корде.
115 Ферситы-Ювеналы...-- Джусти подразумевает трусливых лицемеров и наглецов (Терсит или Ферсит -- персонаж "Илиады" Гомера, тип нахала и подлеца), прячущих ради выгоды свою низость под маской неподкупного обличителя пороков (Ювенал -- римский поэт-сатирик I-- II вв. н. э.).
СТАРИЧКИ (ОТРЫВОК)
В оригинале стихотворение называется "Фрагмент". Предположительно датируется 1834 г. В одном из писем Джусти 1838 г. стихотворение названо "Стариковская любовь".
Перевод напечатан в "Искре", в No 34 за 1864 г. Подпись -- Пр. Преображенский.
НЕДОНОСОК
Оригинальное название шутки -- "Юнец". Перевод Н. Курочкина (Пр. Преображенского) напечатан в "Искре" в No 17 за 1865 г.
ПРОШЕНИЕ
Шутка написана в 1847 г., опубликована посмертно, после 1856 г. Она представляет собой обращение мнимого ревнителя спокойствия и порядка к начальнику тайной полиции.
Перевод Н. Курочкина (Пр. Преображенского) напечатан в "Искре" в No 4 за 1865 г.
ГЕРЦОГ ПЕЛАГРУЭ
В оригинале стихотворение представляет собой сонет. Дата его написания неизвестна; опубликован в 1863 г. в сборнике "Различные сочинения в прозе и стихах, по большей части неизданные". Прототип персонажа неизвестен.
Перевод Н. Курочкина (Пр. Преображенского) напечатан в "Искре", N9 13 за 1865 г.
ПРОЕКТ ЖИЗНИ
Оригинальное заглавие -- "Покорное намерение переменить жизнь". Перевод Н. Курочкина (Пр. Преображенского) напечатан в "Искре", No 15 за 1865 г.
ТЕТКА-ВОСПИТАТЕЛЬНИЦА (LA MAMMA-EDUCATR1CE)
Шутка датируется 1836 г. Оригинальное заглавие -- "Мамаша-воспитательница". Перевод Н. Курочкина (Пр. Преображенского) напечатан в "Искре", в No 18 за 1865 г.
ОТРЫВОК
Дата написания и место опубликования неизвестны. Перевод напечатан в "Искре", в No 24 за 1865 г. Подпись -- Пр. Преображенский.
ИСКОПАЕМЫЙ ЧЕЛОВЕК
См. стихотворение "Истукан", стр. 204 наст. изд. Перевод Н. Курочкина напечатан в "Искре", в No 5 за 186о г. Подпись -- Пр. Преображенский.
УЛИТКА
Перевод Н. Курочкина напечатан в "Искре", в No 44 за 1866 г. Подпись -- Н. Курочкин.
СПОКОЙНАЯ ЛЮБОВЬ. РАССКАЗ В СТИХАХ
Перевод Н. Курочкина напечатан в "Искре", в No 46 и 47 за 1866 г. Подпись -- Н. Курочкин. В наст. изд. имеет название "Тихая любовь".
ПАРОВАЯ ГИЛЬОТИНА (НА МОТИВ ДЖУСТИ)
Вольный перевод Н. Курочкина, опубликованный в "Отечественных записках" (No 7, 1871). Подпись -- Н. Курочкин.
39-40 Седан -- город в Арденнских горах (Франция), где в 1870 г. Наполеон III потерпел сокрушительное поражение от прусской армии;
Ашиль Базен (1811 -- 1888) -- французский маршал, прославившийся в Крымской кампании; после неудавшейся обороны и сдачи г. Меца в 1871 г. был обвинен в государственной измене и приговорен к смерти.
Е. Ю. Сапрыкина
Текст издания: Джусти Дж. Шутки. -- Москва: Наука, 1991. С. 352. -- Серия "Литературные памятники".