Константин встретил самый радушный прием в доме Порфирия, однако старая Дамия с беспокойством смотрела на молодых людей, когда они вернулись из сада, где между ними, по ее догадкам, очевидно, произошло объяснение.
Юный префект казался задумчивым и рассеянным, а Горго, напротив, радостно взволнованной.
'Неужели здесь замешался Эрос? - думала бабушка. - Уж не вздумала ли эта безрассудная парочка обратить во что-нибудь серьезное свою невинную дружбу, возникшую во время детских игр? Что же мудреного? Молодой латник хорош собой и мог легко покорить юное сердечко пылкой Горго, которая способна увлечься красивым юношей, как и всякая другая девушка в ее возрасте'.
Что касается Константина, то Дамия не питала к нему ни малейшей неприязни, уважая его за серьезный склад характера, так что его возвращение домой искренне порадовало ее. Но она не могла прочить в мужья для своей Горго, наследницы громадного состояния и одной из самых завидных невест в целой Александрии, сына какого-то корабельщика, внука вольноотпущенника, да к тому же еще христианина, состоявшего на службе императора. Если бы он был не только префектом, но кем-нибудь еще выше, все-таки Константин не годился бы в женихи ее внучке. Руководствуясь такими соображениями, мать Порфирия хотя и протянула руку своему гостю в знак приветствия, но тотчас же принялась колко подшучивать над ним, желая показать, то она нисколько не сделалась терпимее в религиозных вопросах.
Однако никакие откровенно прозрачные намеки не вывели из терпения молодого человека; несмотря на свою обычную находчивость в спорах, он делал вид, что принимает все ядовитые уколы, которыми награждала его Дамия, за невинные шутки.
Его сдержанность и самообладание радовали Горго, и девушка не раз обменивалась с ним то благодарным взглядом, то незаметным пожатием руки. Вскоре к ним присоединился Димитрий, пришедший к дяде Порфирию после своей неудачной попытки уговорить к побегу хорошенькую племянницу Карниса. Старший брат Марка был знаком с Константином, который по рекомендации Порфирия закупал у него лошадей для своего конного отряда. После дружеского приветствия сельский хозяин весело заметил молодому человеку, что он уже видел его сегодня и может похвалить замечательный вкус префекта, который, едва приехав в Александрию, успел поймать в свои сети замечательную красотку. При этом Димитрий потрепал статного юношу по плечу и лукаво улыбнулся. Константин не понял смысла его слов, а Горго приняла намек двоюродного брата на свой счет и очень обиделась.
Порфирий между тем засыпал вопросами своего любимца. Префект с удовольствием разговорился с хозяином дома, как вдруг в саду раздались громкие крики. Все присутствующие в испуге выбежали на террасу, откуда им представилась неприятная сцена. Взбешенная Герза толкала и тащила за собой египетскую рабыню, осыпая ее громкой бранью и упреками, между тем как сконфуженный Карнис старался унять свою расходившуюся жену. Орфей, шедший позади всех, также уговаривал мать и был явно взволнован.
Притащив Сахеприс на галерею, Герза, не дожидаясь вопроса со стороны хозяев, принялась объяснять причину своего гнева.
По ее словам, она очень недолго оставалась у матери Марка. Вдова Мария, прежде всего, предложила ей значительную сумму денег с условием, чтобы все семейство певцов немедленно покинуло Александрию. Однако жена Карниса отвечала на это решительным отказом. На угрозу христианки принести на них жалобу в суд она возразила, что ее семья не поет в публичных местах, а для собственного удовольствия занимается музыкой, по праву всех свободных граждан. Когда Мария стала бранить Даду, говоря, будто бы она старается завлечь ее сына, бойкая Герза не осталась у нее в долгу за такую обиду и заметила, что не ее племянница, а сам Марк поступает бесчестно, позоря доброе имя бедной девушки без всякого повода с ее стороны. Мать юноши снова принялась угрожать преследованием по закону, и обе женщины расстались врагами. Карнис с Орфеем поджидали матрону на Канопской улице у дома вдовы Марии. Когда Герза вышла оттуда, все трое немедленно вернулись на корабль.
Здесь их ожидала большая неприятность. Сахеприс передала им, что Дада послала ее домой принести сандалии и неизвестно куда исчезла во время отсутствия служанки. Кроме того, невольница видела Агнию с маленьким братом, украдкой выходивших из дома Порфирия, после чего они бросились бежать по направлению к городу.
Герза не особенно беспокоилась о сбежавшей молодой христианке, но ее пугало исчезновение племянницы, заменявшей им родную дочь. По мнению тетки, она была вовлечена в обман каким-нибудь негодяем, который задумал соблазнить неопытную девочку.
- Я уверена, - прибавила жена Карниса, - что лукавая египетская рабыня устроила это похищение. Конечно, я не хочу ни на кого жаловаться в вашем доме, почтенный Порфирий, - заметила она, - однако мне известно, что здесь есть люди, которым приятно унизить и обидеть мою бедняжку Даду, сведя ее с молокососом Марком...
Все это Герза проговорила в припадке гнева, прерывая свою речь отчаянными рыданиями и не слушая увещаний мужа, крайне сконфуженного ее грубостью и резкими словами.
Дамия внимательно выслушала рассерженную женщину, и когда та намекнула на ее попытку подстрекнуть Даду к кокетству с Марком, старуха только презрительно усмехнулась, слегка пожимая плечами.
Порфирий был крайне возмущен случившимся. Он приказал немедленно справиться у прислуги об исчезновении Агнии, и когда привратник подтвердил этот факт, хозяин дома велел Сахеприс рассказать толком, как было дело, угрожая ей шестью палочными ударами по пяткам за каждое слово лжи.
Египтянка жалобно завыла, услышав такую угрозу, однако Порфирий заставил ее прекратить крики, и она принялась передавать по порядку все, что происходило на корабле с момента ухода Герзы.
Сначала служанка вдалась в пустые подробности, не представлявшие интереса, но когда ей велели поторопиться с рассказом, она несвязно продолжала, запинаясь и путаясь в словах:
- А потом... потом к нам на палубу пришел Константин. Моя прекрасная госпожа принялась с ним шутить и попросила его с головы снять каску. Ей очень захотелось рассмотреть шрам от удара мечом на лбу молодого господина; тогда он снял с себя шлем...
- Это неправда! - прервала Горго.
- Уверяю вас! Сахеприс жалеет свои пятки, госпожа, - возразила рабыня. - Спросите самого префекта, лгу я или нет.
- Она говорит правду, - поспешил заметить Константин. - Отправляясь к отцу на верфь, я увидел, что какая-то девушка уронила с палубы в озеро свой веер, и вытащил его по ее просьбе из воды, а потом собственноручно отдал ей опахало.
- Да, да, это так и было! - воскликнула египтянка. - Прекрасная госпожа взяла у него шлем и попробовала, тяжел ли он, а потом...
- Так по дороге сюда ты забавлялся с белокурой красоткой? - спросила жениха рассерженная Горго. - Как вероломны все мужчины!
Слова девушки звучали гневом и отвращением.
- Горго! - с упреком воскликнул в ответ на это Константин, но его невеста не могла подавить своей досады и с горечью продолжала:
- Ты шутил с приезжей певицей по дороге сюда! Повторяю еще раз: такой поступок непозволительно гадок. Говорят, будто бы люди, неспособные к глубокому чувству, гораздо счастливее других, но что касается меня, я презираю подобное легкомыслие; шутит с одной, а минуту спустя уверяет другую в своей безграничной любви. Какие быстрые переходы! Разве такие поступки могут являться порукой прочного счастья?
Горго иронически засмеялась, но тотчас побледнела и отступила от префекта, пораженная внезапной переменой в его лице.
Глубокий шрам на лбу Константина побагровел, и его голос сделался хриплым и неузнаваемым, когда он отвечал на полученное оскорбление:
- Как тебе не стыдно перетолковывать в дурную сторону самые невинные действия! Если ты скажешь еще слово упрека, то я навсегда уйду с твоих глаз. Моя жизнь зависит от твоей любви, но все-таки я не остановлюсь ни перед чем, когда дело касается моей чести!
Префект судорожно сжимал рукой спинку стула, выпрямившись перед девушкой, как грозный бог войны, и ловя ее взгляд своими гневно сверкающими глазами.
Дамия была не в силах больше сдерживать негодование, кипевшее в ее сердце. Она бросила об пол свой костыль и злобно заметила гостю:
- Ты, кажется, совсем забылся! Как смеешь ты угрожать моей внучке и бранить ее, точно подвластных тебе солдат? Прошу тебя замолчать: мы не испугались твоего сурового вида! В доме свободного александрийского гражданина не смеет командовать ни император, ни консул, ни комес, и здесь каждый обязан соблюдать известные приличия. - Потом, обратившись к Горго, бабушка медленно покачала головой и прибавила: - Ты получила хороший урок, моя голубка! Вот к чему ведет излишняя снисходительность к людям, стоящим ниже нас. Пора тебе взяться за ум и оставить ребяческое малодушие! Поверь мне: в таких случаях, чем скорее, тем лучше.
При этих словах молодой префект, круто повернувшись, начал спускаться по ступенькам галереи, однако Горго бросилась за ним и, схватив его за руку, воскликнула, обращаясь попеременно то к Дамии, то к жениху:
- Он вовсе не виноват, совершенно, не виноват! А тебе, Константин, следует остаться и простить мне мое безрассудство. Если ты меня любишь, милая бабушка, перестань упрекать бедного юношу, потом он объяснит нам, как произошла его встреча с Дадой.
Префект глубоко вздохнул и молча кивнул в знак согласия. Между тем невольница продолжала:
- Когда ушел Константин, явился на корабль Димитрий, и он... но, право, бедная Сахеприс не смеет говорить; пусть господин мой сам расскажет о случившемся.
- За этим дело не станет! - заметил сельский хозяин, не понимавший и половины того, что происходило и говорилось в его присутствии. - Видите ли: мой брат Марк по уши влюбился в хорошенькую Даду, и я вздумал избавить от беды неопытного юношу, взяв всю ответственность на свои плечи. С этой целью я отправился к девушке - теперь мне стыдно подумать о своем поступке, - отправился к ней, предлагая ей сокровища Мидаса, однако бойкая плутовка отделала меня на славу! Клянусь Кастором и Поллуксом, прекрасная Дада заставила непрошенного гостя горько раскаяться в своей наглости. Узнав, что перед моим приходом на корабле побывал Константин, я немного утешился и легко объяснил себе несговорчивость хорошенькой певицы. Бедный бог полей, некрасивый Пан, конечно, не может соперничать с богом войны, сказал я сам себе. Но теперь выяснилось, что Apec43 отвергает Венеру, и, таким образом, чтобы не слишком унизиться в собственных глазах, я должен признать, что веселенькая блондинка оказывается гораздо более добродетельной девушкой, чем я о ней думал. Всякая другая красотка из числа моих знакомых в Александрии непременно соблазнилась бы моими щедрыми подарками и охотно последовала бы за мной хоть в самый ад, тогда как маленькая Дада оскорбилась до слез моим предложением и прогнала меня вон. Клянусь вам, что я научился ее уважать с этой минуты.
- Она дочь моей родной сестры! - прервала Димитрия Герза, так сильно упирая на слове 'родной', как будто бы судьба благословила ее целой дюжиной двоюродных сестриц. - Хотя мы и зарабатываем теперь свой хлеб публичным пением, но прежде были обеспеченными людьми. В нынешние тяжелые времена каждый богач легко может обратиться в нищего. Что касается нас, то Карнис не промотал своего состояния, но пожертвовал им ради интересов искусства. Это, конечно, неблагоразумно, но вовсе не предосудительно, и он, пожалуй, готов опять сделать то же, если судьба снова послала бы ему богатство. К сожалению, в обществе не смотрят на то, каким образом человек прожил свое состояние. Кто живет независимо и располагает большими средствами, тому все прощается, того все уважают, а бедняки всегда терпят презрение и насмешки! Мы любим Даду с Агнией, как родных дочерей, отдавая им последние крохи. Карнис трудился, стараясь поставить им голоса, так что даже строгие судьи хвалили впоследствии их пение, а теперь, когда они обе стали уже в силах помогать нам своими заработками...
Почтенная матрона залилась слезами. Карнис ласково старался успокоить жену и сказал:
- Мы обойдемся и без них. 'Nil desperandum!'44 - говорит римлянин Гораций. Да ведь к тому же молодые девушки не ящерицы, которые могут пролезть сквозь щели в стене. Я хорошо знаю Александрию и немедленно отправлюсь на их поиски.
- А я помогу вам, старый друг, - заметил Димитрий. - Нам необходимо заглянуть через некоторое время на ипподром. Молодые кутилы, которые любят там собираться, отлично умеют выслеживать красавиц, вроде дочери вашей родной сестры, почтенная матрона. А чернокудрая христианка - я часто наблюдал за ней во время нашего путешествия по морю...
- О эта девушка, без сомнения, отправилась к своим единоверцам! - перебил Порфирий. - Олимпий описал мне, какова она. Я встречал немало подобных ей между здешними христианами. Эти люди готовы пожертвовать всем для спасения своей души. Какое безумие отвергать все удовольствия, все радости жизни! Агния боялась петь в храме Исиды с моей Горго, чтобы не лишиться приготовленного ей места в раю. Я уверен, что такое опасение было причиной ее неожиданного бегства.
- Конечно! У Агнии наверняка не было иного повода! - воскликнул Карнис. - Как будет досадно благородному Олимпию услышать такую неприятную весть, да и я сам, клянусь Аполлоном, давно не был так огорчен, как сегодня! Помните наш разговор на корабле о погребальной песне на острове Пифии? - спросил старый певец, обращаясь к Димитрию. - Мы переложили 'Плач Исиды' на этот проникновенный лидийский напев, и как неподражаемо исполняла его прекрасная Горго, вдвоем с моей ученицей Агнией, под аккомпанемент флейты Орфея! Я положительно таял от восторга, слушая их, а послезавтра должен был состояться торжественный праздник в храме Исиды. Наш концерт, наверное, вызвал бы всеобщее воодушевление. Не далее как вчера Агния пела с величайшим удовольствием свою партию, еще сегодня она повторила с начала и до конца дуэт с благородной Горго. Назавтра мы назначили последнюю репетицию, и тогда обе молодые девушки исполнили бы во время торжества капитальную пьесу, достойную славного прошлого древнего святилища.
Константин прислушивался к последним словам Карниса с возрастающей тревогой. Он стоял рядом с любимой девушкой, и пока присутствующие советовались между собой, какие меры следовало предпринять для отыскания беглянки, юноша вполголоса обратился к своей возлюбленной, окинув ее мрачным взглядом:
- Так ты была намерена петь в храме Исиды, и к тому же при участии публичной певицы и странствующего музыканта? - спросил он.
- Да! - смело отвечала Горго.
- А между тем ты еще вчера узнала о моем возвращении? Она утвердительно кивнула головой.
- И, несмотря на это, ты сегодня утром разучивала 'жалобу Изиды' с презренной девчонкой?
- Агния не девчонка, подобная той, что играла твоим шлемом! - запальчиво заметила дочь Порфирия, гневно сдвигая темные брови. - Я тебя заранее предупреждала сегодня, что ты еще не можешь считать меня своей. Мы пока служим различным богам.
- Это правда! - воскликнул Константин так громко, что все невольно обернулись в его сторону, а Дамия с досадой пошевелилась в своем кресле.
Тогда юноша постарался овладеть собой, он молча постоял несколько минут, опустив глаза в землю, и, наконец, тихо прошептал:
- Я вытерпел сегодня довольно обид. Советую тебе одуматься, Горго, помни, что я близок к отчаянию!
Префект поклонился молодой девушке, потом сделал общий поклон присутствующим, извиняясь необходимостью идти на службу, и торопливо удалился из дома Порфирия.