Главный кассир заводоуправления металлургического завода Иван Антонович Горлица отсчитал и вручил главному инженеру Роману Васильевичу Волошину заработную плату и премиальные за квартал — довольно значительную сумму — и по обыкновению дружелюбно придвинул ведомость: «Прошу расписаться».

Волошин, тоже по обыкновению, сказал: «Спасибо, Иван Антонович», — но на этот раз как-то внимательно осмотрел Ивана Антоновича, задержавшись на его круглой лысой голове, покрытой розовато-рыжеватым пушком.

Роман Васильевич глядел на кассира, словно он впервые видал его черный опрятный пиджачок, застегивающийся под самым подбородком жилет, накрахмаленный полотняный воротничок и ниточку золотой цепочки у жилетного карманчика. Волошин уже хотел было что-то сказать Горлице, но, подумав, только улыбнулся. Выйдя на крыльцо конторы. главный инженер вторично чему-то улыбнулся, затем вернулся и решительно вошел в кабинет начальника орса.

— Мне нужен поросенок! — сказал главный инженер завода начальнику орса. — Но чтобы был крупный, упитанный, первосортный. Можешь ты меня понять?..

Начальник орса не понимал. Он с минуту назад вернулся от зубного врача и сейчас, глядя на Волошина, одновременно прислушивался, болит ли зуб или ему только кажется...

— Мы сейчас не продаем поросят... А на базаре хорошего поросенка не найдешь... — внимая поведению зуба, машинально отвечал начальник орса. — Хочешь, я тебе выпишу откормленного гуся?

— Зачем мне гусь? Нужен именно поросенок! Как тебе объяснить?.. Поросенок, как символ, как память... воспоминание... Впрочем, черт с тобой! Я тебе расскажу. Хотя я знаю, что ты человек без лирики, без высоких чувств...

— Правильно замечено, — сказал начальник орса, — какая уж тут лирика!.. 12 лет подряд кормлю и снабжаю вас, несколько тысяч друзей и товарищей... Огороды, фермы, сады, сенокосы, столовые, дома отдыха, пионерлагери... Сколько раз меня на собраниях перевоспитывали, даже в холодный пот бросало!.. Не считая, конечно, устных приветов от руководящих товарищей: «Поставим о тебе вопрос на партбюро. Снимем с работы». Какие уж тут высокие чувства!..

— А два ордена за эти же столовые и фермы получил! — заметил Волошин.

— Это от правительства! А от вас не всегда и спасибо услышишь...

— Вот, вот! Я как раз по этому вопросу. Позвольте, Григорий Тарасович, быть кратким. 20 лет назад я пришел на наш завод прямо из ФЗУ. И тебя еще здесь не было, и ферм твоих, и этого кабинета. Там, где сейчас наши мартены стоят, плавали дикие утки, а где парк культуры н отдыха, — стоял вековой лес… Картина ясная?

— Вполне, — сказал начальник орса, — тем более, что 20 лет назад я для этих мартенов лично рыл котлованы, то есть был нормальным землекопом. Начальники орса тоже когда-то были рабочим классом. Ну, ну. давай дальше...

— Оказывается, ты и я начинали здесь одновременно, — обрадовался Волошин. — Тогда ты поймешь меня…

И главный инженер изложил начальнику орса суть своей затеи, основанной на высоких лирических чувствах.

— Теперь ты понял, почему поросенок?

— Правильная идея! Да, чувства — великое дело, — сказал Григорий Тарасович довольно трогательным голосом.

— Ты гляди! — изумился главный инженер. — Начальник орса — и такое тонкое восприятие!..

— Погоди! Не люблю подхалимства. Мне этого не нужно. Мне хватает и славы и выговоров. Погоди, погоди. Ей богу, зуб перестал болеть... Не болит! — оживился по этому случаю начальник орса. — Так вот, слушай... Во-первых, для такого дела нужна дата. Подарок без торжественной даты теряет свое внутреннее содержание. Во-вторых, подходящего поросенка нет... А через две недели день рождения этого славного человека. Я сейчас дам команду — поставить на откорм порося, чтобы он в известный момент, что называется, на блюде играл и отвечал всем кондициям... Чтобы он, подлец, лежал с розой в зубах и прославлял отдел снабжения и подсобное хозяйство нашего завода...

— И чтоб сюрпризом! — расфантазировался и Волошин. — И ты своей Глаше, а я своей Маше — ни слова. У них ведь нет секретов.

И накануне торжественного дня, рано утром — день был воскресный, выходной, — когда главный кассир Горлица еще брился, парень-возчик внес и положил на кухонный табурет сверток в новенькой рогожке.

— Это вам, — сказал парень супруге кассира.

И пока Антонина Ивановна разворачивала рогожку и ахала, увидев розового, как закат, свежеразделанного поросенка, парень исчез.

Появившийся с полотенцем на шее и мыльной кисточкой в руке Иван Антонович, рассмотрев аппетитного красавца, сразу же ощутил во рту вкус пряного хрена. Тем более, что в рогожке рядом с поросенком покоилась красивая банка пищепромовского хрена, запечатанная коричневым сургучом...

Оба супруга стояли приятно ошеломленные таким нежданным подарком. Первым опомнился Иван Антонович.

— Кто же это прислал? — еще без тревоги и сомнений спросил кассир. — Это, конечно, очень приятно. Но некому присылать нам поросят на дом... Дети наши в других городах живут, а на заводе?.. Не знаю. Ни записки, ни сопроводительной. Я ведь не тенор, не модный дамский закройщик, не профессор-гомеопат...

— Посмотри, на спине печать: орс нашего завода, — обратила внимание Ивана Антоновича Антонина Ивановна.

— Орс? Нашего завода?! Не трогай его.

Обыкновенная круглая лиловая, чуть расплывчатая печать, которую ставят на живности санитарные организации, ясно свидетельствовала, откуда поросенок родом.

Но и это не сыграло бы большой роли, если бы не злополучная банка с надписью «Хрен». Именно хрен и наполнил честную душу главного кассира сомнениями и негодованием.

— Тут ошибка! Возчик ошибся! Кто же станет посылать подарок, приложив хрен? Это действие подхалимства или того хуже.

— Ну, чего там хуже, — сказала Антонина Ивановна. — Кто станет перед тобой подхалимничать или угождать тебе?.. Главное, за что? Ты даже не бухгалтер и никакой не начальник. За что? Чтобы ты ему заработную плату выдал крупными или мелкими купюрами? Если тебе и прислали, то от чистого сердца. Мало ли какие хорошие чувства у людей бывают! Лучше я его начну приготовлять.

— Погоди, Тоша… погоди… — после доводов жены кассир несколько смягчился. — Все-таки я зайду к Чепурному, к Григорию Тарасовичу, он должен знать, раз этот поросенок нашего производства.

Но начальник орса Чепурной отказался наводить справки о поросенке. Иван Антонович снова стал кипятиться, сердиться и пригрозил:

— Я 34 года кассиром... Я не позволю этого! Я отправлю сейчас же поросенка в завком, пусть там разбираются. Ты же понимаешь, кому посылают на дом поросят с хреном?! С хреном! Это же — безобразие!..

— Какой хрен? — удивился Чепурной, который лично распорядился об отправке поросенка Горлице.

— А вот такой! В рогожке поросенок и рядом с ним хрен в банке.

— Хорошо, я выясню, — сказал Григорий Тарасович и вышел в другую комнату, пожимая плечами. — Какой хрен?!

Оказалось, что банку хрена вложил по своей инициативе лихой агент снабжения, исключительно из явного угодничества, решив, что поросенок предназначен заместителю директора по адмхозчасти, которого тоже звали Иваном Антоновичем.

— Ох, подхалимы!.. Нет у вас высоких чувств, — сказал Чепурной агенту… и позвонил Волошину... — Роман Васильевич, пришел старик, скандалит, требует справки, кто ему послал поросенка. Придется сказать, иначе он его отошлет в завком...

— Ни в коем случае!.. Придумай что-нибудь. Я к нему завтра приеду в гости вместе с секретарем нашей парторганизации. С женами приедем... весь замысел пропадет. Прошу тебя.

Чепурной вернулся в кабинет и сказал Ивану Антоновичу:

— Я узнал, от кого поросенок. Но сказать не могу, дорогой Иван Антонович. Послал уважаемый человек, вам хорошо известный. Поверьте честному человеку. Кончено?

— А зачем он хрен послал?

— Хрен? Хрен не он вложил... Это уже агент моей конторы постарался… С наступающим вас, Иван Антонович.

...Прибытие главного инженера завода и секретаря первичной парторганизации как раз к праздничному обеду уже не удивило Ивана Антоновича. Но по какому случаю ему был подарен именно поросенок, он никак не мог догадаться даже после нескольких рюмок.

Наконец Волошин встал и поднял бокал.

— 20 лет назад, — сказал главный инженер, — я впервые подошел к окошечку заводского кассира, чтобы получить свои первые заработанные рубли. И не без волнения. Каждый может вспомнить эту минуту... Я никогда не отличался высоким ростом, а тем более в те отдаленные времена. И вот из окошечка высунулась более чем на данном этапе обрамленная пушистой растительностью голова кассира, который объяснил мне:

— Сумму, молодой человек, напишешь прописью. И вообще держи нос высоко, поросенок. Я тебе еще буду выплачивать премию как главному инженеру.

И это было сказано 20 лет назад... Кому! Мальчонке, который только начинал свою трудовую жизнь. Все сбылось, Иван Антонович!

И вот, получая очередную премию, я вспомнил эти теплые, человеческие слова. Спасибо, Иван Антонович, за добрые, напутственные слова! И я от души хотел вам напомнить о них и о веселом прозвище посредством этого вкусного имени существительного... и... и... без всякого хрена.

Ну, а какие слова были сказаны остальными участниками обеда после тоста бывшего фабзаучника Волошина, я думаю, говорить уже не приходится...