При описании Тибета и отчасти следующего за сим против прежних изданий не столь много сделано перемен, как в предыдущем. Мне показалось говорить о сем пространнее, после многих новейших, довольно достоверных известий, излишним.
Стороны, о коих теперь говорим, мунгальцы зазывают Тибетом или Теватом, китайцы -- Туфань или Ситсанг 77; жителей Кианг 78, от коих часть, прилегающая к Индостану, именуется Бутан, южная же -- Тибет, также иногда первая -- Докпо, последняя -- Пю. Ламы, или духовные, производящие все от богов своих, говорят, что есть три Бога: Джам-Янг, Чига-Наторче и Ченрези 79, кои весьма с давнего времени 80 весь Тибет разделили на три части: верхний, средний и нижний. Под именем верхнего разумеют землю Игара 81, которая, как говорят, от самих богов названа землею слонов, потому что, полагают, будто бы там водились некогда слоны. Средний заключает в себе области: Цанг, У 82 и Кианг -- и прозван землею обезьян, но их в тех местах совсем нет, да, кажется, судя по тамошнему климату, и быть не могут. Нижний, имеющий в себе области Токбо, Конгбо и Канг, назван землею Празринмы 83.
Тибет к востоку сопределен Китаю, к Югу -- Индостану, Аве 84 и другим землям полуострова Индейского, лежащего по ту сторону реки Ганг; к западу -- Кашемиру и Некпалу; к северу -- обширной песчаной степи Шамо 85, отделяющей Тибет от малой Бухарии. Пространная Тибетская земля, впрочем вообще вся не известная г. Ефремову, отчасти гориста, отчасти состоит из довольно больших песчаных равнин и мест, наполненных мелким камнем. Воздух и произведения соответствуют положению земли, а потому оные в различных местах и различны: сим объясняется противоречие путешествовавших и описывавших свое странствование, из коих одни называют Тибет землею плодоносною, а другие совсем бесплодною.[229]
Г. Ефремов ехал чрез государство Лага, или Латак, находящееся на тридцать пять дней езды от города Ярканта, только по области Цанг, и заметил, что северная часть Тибета, смежная с Индостаном, состоят из крутых гор, покрытых снегом и по сторонам густым лесом. Горы сии почти непроходимы, где же и находится дорога, то оная весьма узка и во многих местах, по причине ужасных пропастей, по сторонам ее находящихся, в кои стремящаяся с гор вода ниспадает с ужасным шумом, опасна. Часто расселины гор соединяются висячими мостами, составленными из древесных сучьев. Южная часть Тибета в сравнении с первою может почтена быть за возвышенную равнину, на коей изредка виднеются только небольшие горы. В некоторых долинах между гор растет изрядный хлеб, а в других кочуют народы, переменяющие местопребывание и останавливающиеся всегда для стад своих у хороших паств. Г. Ефремов видел в Тибете две горы 86, кои все прочие превосходят; первая именуется Лангур, а вторая еще выше, и сея -- Камбала. Воздух на горе Лангур весьма тяжел и ядовит, что, вероятно, происходит от серных и других вредных паров, подымающихся из расселин: причиняется тошнота и судорожная боль в членах, но по мере приближения к подошве горы и действие паров уменьшается, а где покрыта она снегом, там сие и совсем пресекается. Тибет во многих местах, а особливо на севере, имеет довольно много лесу, напротив того, в других, более на юге, находится в сем недостаток, так что жители принуждены бывают вместо дров употреблять навоз.
В Тибете есть некоторый род буйволов, называемый як, кои имеют долгий конский хвост, совершенно белый и кудрявый. Таковыми хвостами отправляется важный и большой торг; ибо во многих странах Азии употребляют их на бунчуги или военные знамена, в Индостане же на опахалы, называемые ховрас, весьма нужные там, особенно во время больших летних жаров. Тибетские овцы отличаются, как и в других землях на востоке, широкими курдюками, кои бывают иногда здесь весом от тридцати до сорока фунтов; шерсть оных весьма нежна, подобна шелку и употребляется в Кашемире на делание ткани, известной в восточных краях под именем шали, которую нигде столь тонко и чисто делать не умеют, как в Кашемире, что, говорят, много происходит от доброты тамошней воды.[230]
На песчаных местах северной части Тибета водятся великими табунами дикие лошади 87, ростом малые, но красивые, шерстью пеги и на бегу весьма быстры; они годны только для верховой езды, коль же скоро станут употреблять их в упряжку, то начинают худеть и скоро издыхают. Из всех находящихся в Тибете зверей особливо достойна замечания кабарга, называемая там глао (самец же глаон или алат); российское же название кабарга, вероятно, произошло от слова табарга, енисейскими татарами употребляемого при наименовании сего зверька; у Байкала же и Лены по-тунгусски джесия санча, от сего самцы названы у нас косачками. Первоначальное жилище кабарги, вероятно, было на высоких горах восточной Азии, в стране, окруженной возвышенными утесами между Алтайскими и другими горами, отделяющими Тибет от Индии. Отсюда расплодились они и по местам, в коих ныне находятся; далее их не приметно: поелику от сих стран начинаются равнины и безлесные горы, они же обыкновенно водятся на горах, покрытых густым лесом и между оными в прохладных долинах; никогда не отваживаются ходить на ровные места и безлесные хребты; живут порознь и собираются стадами только осенью, когда переходят на другое место или сходятся между собою; помощью остроконечных своих копыт бегают очень проворно на высокие утесы, и если видят за собою погоню, то прыгают чрез пропасти и расселины, переплывают глубокие реки, а зимою беспрепятственно ходят по мягкому снегу, который весьма редкого зверька сдержать может.
Кабарпг весьма пужливы, убегают людских жилиш, ищут необитаемых пустынь и не могут привыкнуть к неволе. Во время сходбищ, в ноябре и декабре месяцах, бывают они весьма тучны; мясо их тогда имеет самый сильный запах, притом годно и к употреблению, у молодых же оно чисто, нежно и вкусно, но и старых, будучи положено в уксус и изжарено, имеет очень хороший вкус. У самцов под брюхом находятся мешочки, содержащие в себе масляную и весьма душистую струю, по своей врачебной силе везде известную. Струя сия особенно душиста во время сходбища самцов с самками; в Тибете сильнейший запах пред другими, вероятно, происходит от теплоты климата и душистых трав, коими зверок сей питается; она есть самая лучшая и противу сибирской продается гораздо дороже. Ревеню добывается также много, и он бывает лучшей доброты. Тибетские горы имеют[231] в себе многие руды; в областях: У, Цанг, Кианг, Конбо, Докпо и Канг есть богатые золотые рудники, в Цанг серебряные, а в Кианг ртутные, железные, медные, серные и другие, кроме белой меди, такца 88 называемой, которую, впрочем, часто инде находят. Есть яспис 89, хрусталь, разные мраморы и магнит содержащие горы. Достают также много в рудниках и по рекам в песку золото, употребляемое не в дело, а только в торгах, особливо с китайцами, кои выменивают его на естественные произведения и искусственные изделия своей земли.
Тибет весьма населен и многолюден; жители оного по большей части телом стройны, цвет имеют исчерна-желтый, склонны к войне, честны и дружелюбны: бороды не носят, коль скоро волосы вырастают, тотчас выщипывают оные железными щипцами; духовные в торжественные дни и праздники бороды носят, на верхней губе подвязные, а на щеках и лбу делают черные пятна. Тибетцы весьма неопрятны и по правилам своей веры не смеют бить ни блох, ни вшей; ибо и сии твари, рассуждают они, имеют разумную душу; также никогда не моются, хотя и носят на поясе сосуд с водою; последнею моют только рот, дабы духи, обитающие, по их мнению, во всех стихиях, следовательно, и в их пище и питье, находили в оных чистое жилище.
Простой народ одевается в толстое, им самим выделанное сукно, а обувь носит из лошадиной сырой кожи. Ламы -- платье и шапки, наподобие жидовской скуфьи, шьют из сукна желтого цвета; знатные же носят одежду из сукна европейского и китайских шелковых тканей, подкладывая под них дорогие меха. Как мужчины, так и женщины ходят в сапогах, а на шее носят ящички, в коих хранятся изображения богов, молитвы и проч., притом держат при себе всякие шелковые лоскутки, освященные дуновением и плеванием ламов; но более всего почитают шарики, сделанные из калу далай-ламы и богдо-ламы и обкатанные в кабаргиную струю и золото; их раздают вместо святыни и всякое зло отвращающего дара. Моча обоих сил ламов также почитается за спасительное во многих болезнях средство.
Тибетцы питаются по большей части коровьим молоком, из которого делают сыр и масло; немногие из рек и озер ловимою рыбою, равно как и мясом от рогатого скота. Овечье мясо для соделания годным в пищу приуготовляется у них особливым от нашего способом: убив овцу и вынув из нее внутренность, вывешивают всю ее на солнце[232] и северный ветер, отчего она так засыхает, что чрез целый год без вреда сохраняться может. Сию высушенную овцу едят потом без всякого дальнейшего приуготовления. Весьма многие питаются также пшеничным толокном, смешанным с чайною водою. Каждый имеет особенное блюдо, с коего ест и пьет.
Господствующая в Тибете вера, заключающая в себе учение о переселении душ, хотя и запрещает убивать животных, однако ж, вероятно, необходимость принудила исповедывающих ее нарушать таковое запрещение. Многие из тибетцев в рассуждении сего наблюдают большую предосторожность, надеясь сим успокоить свою совесть. Продающий скот часто уговаривается с покупателем, чтоб он не убивал оного, а другие по богобоязливости, зная, что скот сей будет убит, и совсем его не продают. От сего мясники почитаются людьми бесчестными. Духовные и женщины как пива, так и вина не пьют, почитая оное за зло. Крещение детей происходит так: коль скоро родится дитя, тотчас призывают священника, который, смешав в сосуде воду с молоком, освящает оное молитвами и дуновением, потом купает младенца; по совершении сего обряда дает ему имя по названию какого-нибудь кумира; после сего ламы и родственники угощаются обедом.
Тибетцы редко имеют по нескольку жен, но одна жена может иметь по нескольку мужей, которые общеприжитых детей делят; старшие берут перворожденных, а младшие после родившихся, что наблюдается только между простыми людьми. Сие, вероятно, происходит от бесплодности в тех местах земли, которая, изобилуя драгоценными предметами, не приносит, однако ж, столько съестных плодов, чтоб каждое семейство без нужды могло ими содержать себя. Некоторые уверяют, что такое обыкновение в Тибете не столь обще, как многие из путешественников повествуют. Вступление в брак с родственниками воспрещается до седьмого колена; сие также знатными часто нарушается. Невесты получают приданое от своих родителей; женихи ничего за них не платят, как то бывает у многих азийских народов. Ламы назначают дни бракосочетания, отчего иная чета долженствует долго ожидать желаемого дня, часто дотоле, пока корыстолюбие ламы удовлетворится с невестиной или жениховой стороны.
Брачные обряды отправляются так: жених с отцом своим, а когда нет отца, то с родственником идет в дом[233] невесты, где совершается условие; потом с жениховой стороны отец или родственник, представляющий его, спрашивает у девицы: хочет ли она вступить в супружество с его сыном, и если она объявит свое согласие, то жених берет несколько коровьего масла и мажет оным лоб у невесты. То же самое спрашивает и отец невесты у жениха: хочет ли он вступить в супружество с его дочерью, и если он изъявит согласие, то девица и ему намазывает лоб таким же маслом. После сего бракосочетающиеся идут торжественно в храм на молитву. Первые две недели после брака проводят в пирах и забавах, и потом муж берет жену в свой дом.
Свадебный обряд совершается еще и другим образом: в назначенный день жених со своими приятелями, без родителей, идет в дом невесты, дабы взять ее из оного, и тогда она в сопровождении родственников или по крайней мере одного из них приходит в жилище жениха, где священник окуривает дом некоторою травою и призывает на помощь своих богов, потом в сосуде смешивает воду с молоком и приказывает жениху и невесте мыть оною лицо, благословляет обоих, возлагая книгу на их головы и оканчивая желанием им благополучия и плодородия. По окончании сего обряда новобрачные отводятся в особливый покой и оставляются там одни, а гости между тем забавляются разными увеселениями, кои у богатых продолжаются от пяти до десяти дней.
Если муж застанет жену с кем-либо в непотребстве, то имеет право прелюбодея наказать по своей воле и жену как бесчестную выгнать из дому; ежели же захочет ее оставить у себя, то оставляет без всякого наказания. Приговор к разводу дает гражданский судья; муж, не доказавший законной причины к разводу с женою, должен возвратить ей все приданое и сверх того дать из своего имущества то, что определит суд.
Каждый тибетец избирает в духовники себе одного какого-либо ламу. Исповедываясь у него, говорит: я согрешил в том и том, после чего духовник молится над ним и отпускает ему прегрешения.
Погребения совершаются различно, что, кажется, произошло из различного понятия о состоянии души в будущей жизни. При погребении лам тела их сожигают сандальным деревом или, набалсамировав оные, кладут во гроб, который хранят потом в некоторых пирамидах. Но по большей части тела лам и других духовных взносят на вершины гор и оставляют там на съедение птицам.[234] Суеверные же люди строят себе в сих местах хижины и охраняют остатки трупов, оберегая от зверей даже ветром разносимые кости. Таковое занятие кажется им святым делом. Иногда трупы сии на горах складывают кучами камней; иные зашивают их в мешок и в сопровождении родственников относят в особливое место. Живущие здесь, нарочно для сего определенные люди отбирают от костей тело, раздробляют оное на мелкие части и бросают их, от черепа же и некоторых других костей отделяют кожу и отдают ее родственникам; трупы бросают потом в воду или зарывают в ямы. Однако ж прежде, нежели вынесут из дому тело, священник отправляет над ним некоторый род панихиды и притом, взяв крепко пальцами за кожу на голове, тянет оную до тех пор, пока услышит треск; тогда думают, что душа оставляет умершего.
После погребения духовные особы отправляют службу для спасения души усопшего, особливо если он был богат, что повторяется еще и после. Других похороняют таким образом: умершего кладут ламе на спину и перекинув чрез плечо сего последнего веревку, покрывают оного черным сукном; другой лама берет сию веревку и ведет его с трупом; прочие идут впереди и поют, народ, сопровождающий их, также поет и играет на различных музыкальных орудиях. Взнеся мертвого на высокую гору, сажают его на землю; кругом кладут из сандального дерева дрова, а на голову льют коровье масло; народ после сего возвращается домой, а ламы одни сожигают труп и, сожегши, над пеплом складывают могильное возвышение, посреди коего земляной столп, покрываемый алебастром, вышиною в сажень, если же покойник был богат, то и выше. Ламы по исполнении оного возвращаются в дом умершего и там обедают.
Смертоубивства и другие им подобные случаи в Тибете бывают редко. Уголовных преступников умерщвляют стрелами или, навязав камень на шею, бросают в воду; иногда также мертвые тела злодеев предают чародеям, кои делают с ними, что хотят. Воров подвергают строгим телесным наказаниям; обличившийся в святотатстве также наказывается строго; укравший что в другой раз лишается левой, а в третий правой руки, потом бросается в реку или отсылается в крепость Чигакункар 90. Духовных, изобличенных в воровстве, заключают в темницу, а потом отсылают в горы на заточение.
Говорят, что вера в земле тибетской происходит из Индостана, коего жители почитаются за древних народов,[235] сообщивших большой части Азии нравы, науки и искусства. Сами тибетцы признаются, что первые познания об общежитии получили они от индейцев и настоящая в Тибете вера введена из Индостана спустя полвека после Рождества Христова. До того же времени тибетцы были шаманского закона, находящегося еще и ныне у диких народов северной Азии. Вера индейцев, отошедшая уже, может быть, давно от древней браминской, получила нынешний свой вид чрез соединение с шаманскою и различные умоначертания ее последователей. В доказательство происхождения ламайской веры из Индии могут служить многие ее обряды и баснословные учения, малым чем отличающиеся от браминских; некоторое сходство тибетских духовных книг, по коим совершается в Тибете служба, с книгами, на священном или шанскритском языке писанными, ясно также показывает, что закон ламов происходит от браминского. Вероучение сие кроме Тибета распространено и в большей части Азии.
Мунгальские и калмыцкие народы чтят Шака, признавая его за верховное существо, под различными именами: Соммона Кодом, Шакчатуба, Сангельмуни, Джикчамуни, Шакемуни и Фо 91. Народы, поклоняющиеся Шаку, или Шакею, имеют множество церковных обрядов, коих наблюдение препоручено определенным на то священникам, разделенным на разные степени. Глава духовенства в Тибете ламайской веры есть далай-лама, называющийся по-тибетски лама-ерембуче 92; слово же далай-лама на монгольском языке значит великий лама. По мнению тибетцев и мунгальцев, в далай-ламе сем обитает дух Шикемуни, или Шака, который, по смерти его оставляет сие жилище и тотчас переселяется в тело другого великого ламы, а потому далай-ламе, как прорицателю воли обитающего в нем божества, поклоняются все, исповедающие его веру. Есть и другой великий лама, называемый богдо-лама, который, по объявлению тамошних жителей, почитается более, нежели далай-лама.
От сих двух великих ламов вероисповедание в Тибете разделилось на два толка: желтошапочников 93 и краснокистников. Первый признает главою вероисповедания богдо-ламу, а последний, к коему принадлежат и все мунгальцы, далай-ламу. Богдо-лама был некогда в Тибете самодержавен; но оттого, что захотел в духовный сан принимать и женский пол, произошел раскол, и ламы северной части Тибета поставили великим ламою другого, от Бога их Шигемуни вдохновенного человека под именем[236] ламы-ерембуче, который устоял против богдо-ламы и достиг равной с ним почести. Оба сии ламы, как слышно, живут ныне в совершенном согласии, иногда посещают друг друга и получают взаимное благословение.
Сказывают, что около трех дней пути от Лассы есть пространное озеро Полте, или Ямдро и Ямизо 94, на коем находятся острова. На одном из оных живет великая священница, Турче Памо 95, в которой, по мнению тибетцев, также обитает святой дух. Если сия великая священница выходит или путешествует в Лассу 96, то на всем пути курят пред нею дорогими благовониями и множество духовных сопровождает ее; когда же прибудет в Лассу, то каждый падает пред нею ниц, она же молящимся представляет некоторую печать для облобызания и чрез то делает их сопричастными святыни. Под властию ее состоят все мужские и женские монастыри на островах сего озера.
Во всем Тибете дома стоят большею частию по косогорьям, складены из дикого камня и имеют одну дверь, а посреди покоя ставят выдолбленный из такого же камня котел, в коем варят пищу. Улицы не тесны и подобны у нас в деревнях русским; садов при дворах почти нет.
При наборе войска наблюдается следующее: три семьи или три дома должны поставить одного человека, но если сии семейства все вместе имеют только одного мужчину, то от сего освобождаются. Область Амдоа совсем не дает воинов, также увольняются от сего и все семейства, имеющие хотя бы одного из сыновей своих в монахах.
Годовые подати, платимые народом, невелики: с каждой души сходит поболее рубля. Они собираются отчасти золотом, отчасти серебром и мехами. Последнее бывает особливо в отдаленных северных странах, где водятся соболи и множество с белою проседью желтых, но не столь хороших лисиц ( Сначала о Тибете до сего места было сочинено вместе с прочим самим г. Ефремовым еще в августе 1782 года и помещено у же в прежних двух изданиях; по сказанной причине я не переменил в сем почти ни слова и по желанию г. Ефремова оставил оное и в третьем издании ).
Город Лата, или Ладак, лежит по косогорью при реке, довольно пространен, величиною вполовину менее Бухары; строение в нем из дикого камня, необделанного и обмазанного снаружи глиною, а внутри алебастром. Кашемирцы живут здесь в большом количестве, имеют мечети и отправляют торговлю. Город сей есть столица независимого владения Ладак, в коем имеет свое место пребывание[237] и владелец, называемый раджа 97. Владение Ладак довольно пространно, длину его можно считать верст на триста; земля в нем хотя и камениста, однако ж плодоносна и производит с избытком многие произрастения, селения попадаются часто. Цанг 98, город особенного же владельца, именуемого также раджа, стоит на косогоре и отчасти на ровном каменистой почвы месте, при небольшой речке; величиною он поменее Латы. Поверхность области ровная; произведения здесь такие же, как и в Ладаке. В обеих сказанных землях жители для себя выделывают весьма простое сукно и кожу; обработывания же хлопчатой бумаги и шелка, по неразведению для сего кустарников и тутовых дерев, не находится.