РУМБ ТРЕТИЙ

— Поглядите, — сказал капитан, подходя к столу, и положил книгу на скатерть. На рисунке, не очень искусном, был изображен парусный корабль, шедший, слегка накренившись, под всеми парусами. Его нос, скрытый под всплеском большой волны, был немного повернут к зрителю.

Для нас, не моряков, парусник не представлял ничего особенного; разве бросался в глаза контраст между низким черным корпусом и непомерным объемом массы белых парусов.

— Это «Катти-Сарк», — коротко объяснил хозяин, на что последовало недоуменное молчание.

Капитан посмотрел на нас и грустно усмехнулся.

— Да, когда-то морское парусное искусство именовалось бессмертным — и ведь на самом деле достигло высокого совершенства. Однако — прошло всего семьдесят лет, срок одной человеческой жизни, и лишь небольшое число старых моряков знает все тонкости этого мастерства. Забыты, когда-то гремевшие, имена капитанов и кораблей. Теперь, когда мы умрем, навсегда закроется одна из великолепных страниц истории завоевания моря.

Хочется мне кое-что вам рассказать.

Так вот, настоящее корабельное дело, — покорение всех земных океанов, — началось в эпоху великих открытий — лет пятьсот с лишним тому назад. За эти пятьсот лет медленно, постепенно накапливался громадный человеческий опыт борьбы с морем — искусство постройки кораблей и опыт овладения силой ветров — искусство управления парусами.

Посмотрите, вот тут корабли пятнадцатого, шестнадцатого веков — ну, скажем, этот неф или вот маон и дракка. Высокие, неповоротливые корпуса с надстройками на носу и особенно на корме — дома, приспособленные к плаванию. А паруса — низкие мачты с малым числом неуклюжих громоздких парусов — плохо было с ними мореплавателям…

А вот середина девятнадцатого века — результат смелого вдохновения американских строителей — клипперы, то-есть стригуны. Они стригут верхушки волн. Эти, уже вполне совершенные, корабли предназначались для самых далеких рейсов и смело неслись по океану, не смущаясь ни огромными пространствами, ни свирепыми бурями. Железные парусники не могли конкурировать с этими бегунами — на деревянных судах медная обшивка защищала от быстрого обрастания днища водорослями и раковинами, а железные корпуса обрастали очень сильно, замедляя ход корабля.

Человеческая мысль неустанно работала над дальнейшим усовершенствованием судостроения — появилась особая система корпусов для быстроходных кораблей — композитная. В ней набор, т. е. основной скелет судна, был железным, а вся обшивка из прочных пород дерева — вяза, индийского тика или вест-индского гринхирта.

Эти усовершенствования получили свое выражение в двух английских клипперах, построенных почти одновременно в семидесятых годах в Эбердине и Думбартоне и названных — один «Фермопилы», второй — «Катти-Сарк».

Не нашлось в мире кораблей, которые могли бы состязаться с «Фермопилами» или «Катти-Сарк» в скорости, легкости хода и других мореходных качествах. Они были небольшой грузоподъемности, — около 950 регистровых брутто-тонн, и построены для скоростных рейсов из Австралии в Англию. Этот путь пролегал через наиболее бурные южные широты Атлантического и Индийского океанов. И «Фермопилы», и «Катти-Сарк» преодолевали путь из Англии в Мельбурн за шестьдесят дней и честно служили около четверти века.

С развитием пароходства эти чудесные создания человеческих рук стали ненужными. Гордые океанские лебеди были проданы второстепенным судовладельцам.

Дальнейшая судьба этих кораблей сложилась по разному. О «Катти-Сарк» долгое время ничего не было известно. «Фермопилы» нашел себе славный конец. Проданный в Канаду, он был там куплен португальским правительством и двенадцать лет служил в качестве учебного судна португальского флота. В 1907 году, на сороковом году службы, чудесный корабль состарился. Надо вам сказать, что в то время в португальском флоте были настоящие моряки. Во всяком случае, у тех, кто вершил судьбу «Фермопил», была морская душа. Они не продали состарившегося бегуна на дрова, не сделали из него угольный плашкоут или речную баржу. Нет, по приказу португальского адмиралтейства, «Фермопилам» были устроены морские похороны.

Мне рассказывали потом очевидцы — этот день был ослепительно яркий; у мыса Рока глубокие воды Атлантики были ласковы и сини. Под звуки шопеновского похоронного марша, украшенный флагами, гордый корабль вышел в море и, раненый торпедой, пошел ко дну.

Вот этот стакан я пью за «Фермопилы». А теперь, собственно, и начинается моя история.

* * *

Весной этого года я имел дело с некоторыми американскими фрахтовыми фирмами. Для меня была большой неожиданностью встреча с одним из директоров крупной фирмы. Лет двадцать тому назад, в английском порту мне пришлось беседовать с молодым капитаном, который горячо высказывался за попытку сохранения «Катти-Сарк» для истории флота. В директоре я и узнал того капитана. Необычайная моложавость его сразу бросилась мне в глаза. И он узнал меня почти сразу. Лицо капитана было загорелым и обветренным, как в прежние времена, и я не преминул удивиться этому. Моряк улыбнулся, и заявил, что он еще не сделался окончательно сухопутной крысой, а, наоборот, недавно вернулся из крайне интересного плавания.

— Вам это будет интересно, ведь вы являетесь, насколько я помню, одним из доброжелателей «Катти-Сарк». Если вы свободны завтра, я с удовольствием угощу вас коктейлем собственного изобретения и историей своего плавания на «Катти-Сарк».

…Для осуществления идеи сохранения чудесного корабля, капитан Эффингхем потратил не мало усилий. Наконец, ему удалось купить «Катти-Сарк» и добиться решения о помещении корабля в специально отстроенном павильоне при морском музее. Я вспомнил это красивое белое здание в классическом стиле, где еще много лет назад восхищался реликвиями парусного флота.

Предприятие, хотя и сильно запоздавшее, было выполнено с американским размахом. В большой пристройке, полной света, корабль со снятыми стеньгами должен был поместиться целиком. «Катти-Сарк» была в это время заброшена судьбой в африканские воды, и приобретение судна состоялось в Лоренцо-Маркезе в португальской Африке. Капитан Эффингхем горел желанием сам привести клиппер в родной город.

Дела позволяли ему отлучиться, и, едва пристройка в музее была закончена, Эффингхем сам выехал в Лоренцо-Маркез во главе целой команды добровольцев, пожелавших бесплатно принять участие в восстановлении клиппера и доставке его в Сан-Франциско. «Катти-Сарк» перевели в порт Элизабет, где один из друзей капитана, управляющий автомобильным заводом, обещал помочь материалами и деньгами. Полтора месяца пришлось потратить на ремонт судна, а также на восстановление его прежнего парусного вооружения.

«Катти-Сарк» мчалась к месту назначения

Наконец баркентина «Жоанита» стала прежней красавицей «Катти-Сарк».

Радость исполнившейся мечты капитана была омрачена успехами японцев в войне с Америкой. Война вспыхнула неожиданно, едва капитан со своей командой успел покинуть пределы Калифорнии. Получавшиеся здесь сведения были нерадостные.

В тревоге за драгоценное судно капитан не решился итти в Сан-Франциско через Тихий океан. В тот момент японцы захватили много островов, и их рейдеры могли погубить беззащитный корабль. Атлантический океан был безопасен для американского судна. Несмотря на трудности плавания парусника в Караибском море и затраты на проход через Панамский канал, капитан все же выбрал этот необычный путь. В яркий лунный вечер командир покинул гостеприимный порт и пошел вокруг Африки к Панамскому каналу (путь в семь тысяч миль!) без захода в какие-либо порты. И капитан, и оба его добровольца-помощника — старый моряк Андерсон и молодой лейтенант военного флота Хэрджет — не уставали восхищаться ходом парусника. До Св. Елены погода благоприятствовала плаванию. Южную оконечность Африки — мыс Игольный — миновали под свежим бакштагом, и когда лаг показал семнадцать узлов, моряки не хотели верить в такую прыть семидесятилетнего клиппера.

Ветер дул ровно, мягко шипела разрезаемая носом вода, серебристые звонки лага отмечали милю за милей, а скорость изумительного корабля оставалась все той же.

— М-да, — неопределенно процедил старый штурман, — теперь поневоле приходится верить тому, что казалось баснями прежних времен.

Капитан, весело насвистывая старинную песенку, приказал поставить все лисели и стаксели. Почти три с половиной тысячи квадратных метров парусности вздымались огромными белыми рядами, и несли клиппер с возрастающей скоростью. «Восемнадцать узлов!», прокричал Хэрджет, чуть не прыгая от восторга, и весь экипаж добровольцев-матросов разразился приветственными криками.

Немного кренясь, с глухим гудением ветра в снастях, «Катти-Сарк» мчалась к своему последнему прибежищу. Плавание до о. Св. Елены прошло быстро и было для капитана Эффингхема наслаждением. Он изучил свой превосходный корабль на смене галсов. Несмотря на то, что команда была не вполне опытная, корабль выполнял повороты оверштага быстро, без всякой задержки, бросаясь к ветру, едва только руль перекладывался на ветер. Судно шло в полном грузе — доставка экзотических товаров во Фриско должна была покрыть расходы по перевооружению «Катти-Сарк». К северу от острова пошла штилевая полоса, и здесь «Катти-Сарк» окончательно покорила сердце своего экипажа.

В знойном воздухе реял едва ощутимый ветерок, не шевеливший маслянистую, гладкую поверхность воды. Но клиппер, едва раздувая всю массу своих парусов, продолжал разрезать волны шестиузловым ходом. Это казалось чудом, но, тем не менее, это было так, и штилевая полоса была пройдена без утомительных жарких дней вынужденного безделья.

Капитан отклонился к востоку, ближе к ветрам африканского побережья. Атлантический океан, по которому плавает почти половина всех судов мира, был тих и пустынен. Грозное дыхание войны и здесь обезлюдило синие просторы. Суда осторожно пробирались поближе к берегам под защиту портов и военных судов. Только белогрудый красавец клиппер, уверенный в своей неприкосновенности, развернув звездное знамя, храбро пересекал самую середину океана.

* * *

Беспредельный океан по-прежнему катил гряды волн, ясный вечер обещал устойчивую погоду. Капитан в задумчивости стоял у борта, вглядываясь в даль. Море меняло тонкие оттенки красок с каждой минутой, по мере того, как солнце склонялось все ниже, к четкой линии горизонта. Там светлая бронза заката резко граничила с голубовато-серой поверхностью моря, вдали казавшейся шероховатой, как неглазурованный фарфор. После зноя вчерашнего дня, теплый, сильный норд-ост нес свежую прохладу.

Дни и ночи шли, различаясь только сменой вахт, да еще количеством проделанных миль. Уже остались за кормой Острова Вознесения — последние лежавшие прямо на курсе «Катти-Сарк». Дальше, если не считать двух-трех небольших островков, до самого Барбадоса, на две с половиной тысячи миль простирался открытый океан. Но, как ни странно покажется это вам, сухопутным людям, именно вдали от берегов океанское судно чувствует себя наиболее беспечно и смело. Недаром огромное большинство крушений происходит вблизи берегов.

Более тысячи миль пронесла от Островов Вознесения высокие белогрудые мачты «Катти-Сарк». И вдруг неожиданно всем стало ясно, что безмятежному плаванию пришел конец, и близится час сурового сражения с океаном. Барометр падал медленно, но со зловещим упорством.

Была безлунная светлая ночь вахты капитана Эффингхема. Старый настил легкого мостика «Катти-Сарк» слабо скрипел под шагами капитана. В спокойном море медленно колыхалась необъяснимо светлая вода. Вздымавшиеся волны блестели, как свежеразрезанный свинец, и, казалось, освещали темные борта корабля. Зеленые и красные блики бортовых огней совсем не были видны на волнах, так ярко они отблескивали. Но это не было обычное яркое свечение моря, вызываемое морскими животными. Блеск волн не исходил изнутри. Вода казалась огромным зеркалом, отражавшим невидимый свет, и, может, так это и было на самом деле.

Капитан внимательно посмотрел вверх. Ночное небо потеряло обычный для тропических стран густой черный цвет, оно стало темно-пепельным. Слева, в вестовой стороне горизонта, звезды затемнялись узкой, серповидно изогнутой полосой облаков. Эффингхем продолжительное время вглядывался в далекие тучи, но не заметил угрожающего расширения облачной полосы. Зайдя в рубку, он ловким щелчком сбил верхний слой пепла в трубке и сильно затянулся. Красный отблеск осветил стекло равномерно качавшегося барометра. Это отнюдь не успокоило капитана. Ртуть стояла на 28,3, и такое быстрое падение обещало крепкий шторм. Эффингхем вышел и снова направился к борту. Он продолжал молчаливую прогулку по палубе, поглядывая на часы и наблюдая за облачной дугой. Море темнело, волны потеряли свой блеск и казались застывшими. Зато небо начинало быстро светлеть. Первые лучи солнца сверкнули над водой, и, почти одновременно, облака слева и позади корабля начали густеть, кудрявиться по краям и задергивать небо плотной завесой.

Эффингхем немедленно вызвал команду наверх, не особенно надеясь на ее быстроту. Однако, еще до первого шквала, удалось взять рифы на фоке и фор-марселе, а также закрепить грот и контрбизань. Кренясь, в хаосе брызг, пронзительного свиста и глухого гудения ветра, «Катти-Сарк» вздрагивала, прибавляя ходу. На руль встал опытный моряк Филипс. Андерсон и Хэрджет заняли свои места. Шторм от веста крепчал, поворачивая к югу. Капитан решил склониться на фордевинд. Тяжелые облака потушили золотившийся восток. Они опускались все ниже, касаясь верхушек грозных валов. Капитан, распорядившись закрепить все крюйсельные паруса, рискнул оставить полный грот-марсель, все брамсели и бомбрамсели, полагаясь на прекрасную мореходность «Катти-Сарк». Время показало, что он не ошибся. Судно, несмотря на крупные волны, мчалось 14-узловым ходом спокойно и ровно. Два рулевых на штурвале работали сосредоточенно, сознавая суровость момента, но без особого напряжения. Теперь капитан лишний раз убедился, что многовековой опыт кораблестроения действительно воплотился в замечательном клиппере. Он несся через бушующий хаос, словно заколдованный. Огромные валы вздымались вокруг, угрожая задавить судно, однако оно оставалось невредимым — на палубу попадали только срываемые бурей брызги. Видимость сильно сократилась, и океан перестал быть беспредельным — он превратился в небольшое озеро, замкнутое в свинцовых стенах туч. Вот слева начал вздыматься вал непомерной вышины. Он рос, приближался, уже совсем близко навис над палубой. Но, в долю секунды, вал исчез, подбросив корму корабля своим последним вздохом.

Ровный ход судна повлиял на состояние даже неопытных матросов. Людей охватила задорная смелость и буйная радость. Лейтенант Хэрджет, уцепившись за пиллерс, орал изо всех сил пиратскую песню, стараясь перекричать шум ветра и волн. Капитан улыбнулся, любуясь картиной, и прокричал штурману Андерсону, что, видимо, все в порядке и шторм не будет усиливаться. Андерсон энергично кивнул головой.

— А если так, то не вредно и отдохнуть, — продолжал капитан. — Не уменьшайте парусов — красавица наша несет их совершенно легко. Если случится что-нибудь выдающееся, ну, тогда, разумеется, вызовите меня.

Две массивные двери отделяли Эффингхема от бури, и капитан, сбросив штормовую одежду и сапоги, вытянулся на потертом диване. Куря и слушая глухие шумы шторма — гудение ветра, тупые удары волн в борта корабля, Эффингхем размышлял о том, что именно его команда — последняя на «Катти-Сарк». Скоро возрожденный корабль перестанет скитаться по морям и будет сохраняться, как реликвия. С этими мыслями, под качку и гул бури, капитан крепко уснул.

…Еще не проснувшись, как следует, Эффингхем понял, что спал долго, и быстро вскочил на ноги, нашаривая трубку. Чуткое ухо уловило в голосе шторма заметное ослабление. Было очевидно, что все обстояло благополучно — и клиппер продолжал нестись в фордевинд.

Весь экипаж выбежал на палубу

Тем не менее капитан быстро оделся и, взяв в карман плитку шоколада, вышел на палубу. Ветер сейчас же напал на него, разгоняя остатки сонной безмятежности. На вахте стоял Хэрджет. Седая голова Андерсона, склоненная над путевой картой, видна была в окошечко рубки.

— Все великолепно, капитан, — приветствовал Эффингхема молодой лейтенант, — и вас убаюкало на славу.

— Да, действительно на славу, — усмехнулся Эффингхем, зорко осматривая небо и море. Слои облаков как будто поднялись выше, и волны катились ровнее. Все показывало скорое ослабление шторма, передвигавшегося дальше к востоку.

В самом деле, к концу штормового дня Эффингхем со старым штурманом, выйдя после обеда на палубу, увидели, что буря исчерпывает последние силы. Ветер еще ревел и гудел над палубой, но с небом случилось внезапное и резкое превращение. Словно гигантский нож распорол толстое облачное одеяло от края до края горизонта. Серая пелена, заграждавшая простор океана, начала расползаться. Эффингхем направился было в рубку, чтобы подвести итоги дня, но был остановлен криком вахтенного с бака: «Судно слева по носу!»

Просвет в тучах проложил на поверхности моря широкую светлую дорогу. Северная сторона этого освещенного коридора медленно отступала. Неожиданно из серой завесы вынырнул корабль. Он был отчетливо виден с «Катти-Сарк». Корабль шел на зюйд-вест, почти параллельно курсу клиппера, и даль не могла скрыть огромных размеров судна. Смутная, сероватая окраска не давала возможности рассмотреть детали корабля. Длинный и низкий корпус раскачивался тяжело и медленно; выступающая верхняя часть носа зарывалась в волны. Почти в середине громадного корпуса торчала одинокая труба, казавшаяся непропорционально тонкой. В удалении от трубы едва виднелась тонкая мачта, насаженная на какие-то надстройки. Позади трубы было заметно еще одно сооружение, похожее на башню. Немного расширяясь наверху, башня заканчивалась тонкой и короткой мачтой. В тяжелой перевалке судна чувствовалась необычайная массивность, и все-таки шло оно со значительной скоростью.

— Это что за чудовище? — воскликнул Андерсон, смотревший без бинокля на странного незнакомца. Капитан опустил бинокль и ответил, слегка пожимая плечами:

— Это большой линейный корабль, но откуда он тут взялся, не понимаю. Да еще в такую погоду! Что вы скажете, Хэрджет? Это по вашей специальности страшилище?

Лицо лейтенанта было серьезно. Не оборачиваясь, Хэрджет говорил короткими фразами, точно рубил концы:

— Это большой линкор, очертания его мне незнакомы. Наверное, германский. На «Гнейзенау» непохож. Может быть, из двух самых новых, секретной постройки. Откуда он тут? Странно, что он один. Такие гиганты без свиты не ходят.

— А мотает его здорово, — произнес штурман со злорадством в голосе, — должно быть, круто приходится.

— Ну, опасности для такого чудовища нет никакой. Неудобства, правда, было бы много, если бы ему сейчас стрелять пришлось, а вообще — что ему океан! В нем тысяч 35 тонн, около 100 000 сил.

— Ух, громадина! — не удержался один из рулевых, с интересом слушавший разговор.

— Жаль, нет у нас радио, — сказал капитан, — я уж до того вошел во вкус парусного плавания, что в порту Элизабет не озаботился о приемнике, — впрочем, и денег было мало. А то поговорили бы мы с ним. Немцы ведь нам не враги.

— Погодите минуточку, капитан, — перебил Хэрджет, не отрывавшийся от бинокля, — Курс у него не совсем параллелен он сближается с нами. Смотрите, вот и военный германский флаг! Он только что поднял его!

— Хорошо, мы поднимем тоже наши звезды и полосы — теперь «Катти-Сарк» защищает флаг свободной Америки, — распорядился капитан Эффингхем.

Несколько минут все смотрели на свой флаг, трепетавший на бизани. Германский линкор очевидно приближался — отчетливее стали виднеться поднимавшиеся уступами башни, из которых торчали поднятые вверх стволы гигантских орудий.

— Что это за торчки такие, Хэрджет, вон там, на странной задней башенке, вы заметили? — спросил Эффингхем.

— Это катапульта для самолетов.

— Как, разве у него есть свои самолеты?

— Разумеется, целых три, — конечно, не для такой погоды… Стоп, они сигналят нам по международному коду, я сейчас, — и лейтенант впился через широкие стекла в нырявший вдали корабль. Все с любопытством уставились на него. Капитан медленно поднял бинокль к глазам, искоса глянул в сторону своего помощника, и вдруг опустил руку, пораженный бледностью, разлившейся по лицу лейтенанта.

— Что с вами, Хэрджет? — тревожно спросил Эффингхем,

— Прочтите сигнал сами, капитан, я, кажется, сошел с ума, — шепотом ответил Хэрджет.

Полный недоумения, Эффингхем всматривался в еле различимые флаги, трепетавшие на выступе сложной мачты немецкого корабля. Еще не успев до конца осмыслить набор буквенных символов, заключавший дикое, но совершенно категорическое требование, капитан почувствовал, что у него все сжалось и похолодело внутри от волнения перед громадным значением происходившего. Эффингхем повернул голову и встретился с расширенными от изумления, но уже спокойными глазами лейтенанта.

— Так, я не ошибся, — откашливаясь и стараясь придать звучность голосу, произнес он: — «Лечь в дрейф, остановить судно, оно будет затоплено». Это значит… Америка воюет с Германией, — докончил капитан. — А мы тут проплавали, ничего не зная, как в прошлом веке, без радио… Вот и расплата… Но он не поворачивает к нам, Хэрджет, а продолжает итти тем же курсом.

— Мы для него слишком мелкая добыча, капитан, и все равно не уйдем, он наверное дал уже знать по радио своим спутникам — миноносцам или легким крейсерам — они, видимо, отстали от него из-за шторма. Пока мы будем выполнять его распоряжение, какая-нибудь мелкая сошка подойдет и потопит «Катти-Сарк».

Капитан уставился на далекий линкор. Мысли лихорадочно спешили в его мозгу. Сокрушительная весть уже облетела клиппер, и весь экипаж выбежал на палубу без приказания. Отрывистые гневные восклицания, красные пятна на щеках и невольно сжимавшиеся кулаки выдавали гнев людей, сдерживаемый морской дисциплиной.

— Опять сигнал, капитан! — воскликнул Хэрджет. — Грозят открыть огонь, если мы не ответим немедленно.

— Поднимите сигнал — «ясно вижу», — приказал капитан, продолжая обдумывать свой рискованный план.

— Хэрджет, объясните-ка мне, такое волнение сильно мешает стрельбе? — Получив утвердительный ответ, капитан продолжал: — Какая скорость и какие орудия у этого линкора?

— Скорость наверное под 30 узлов; орудий восемь — скорее всего 406 мм, да еще штук 20 по 140 мм, потом зенитки и пулеметы. Главный броневой пояс миллиметров 356, — торопливо перечислял лейтенант.

— Дьявол с броней!.. А самолеты?

— В такую погоду не взлетят, — что-то сообразив, быстро отвечал лейтенант.

Эффингхем еще раз осмотрел море, мысленно измеряя расстояние до облачной стены на западе. Там уже сгущалась вечерняя мгла.

— Рискнем, друзья, — произнес капитан. — Есть единственный шанс, что немцы будут плохо стрелять — шторм нам лучший друг! Поднять сигнал «ложусь в дрейф» — все наверх, поставить все паруса, трюмсель тоже, и все лисели с правой. Право руля, отдай немного… — быстро сыпал распоряжениями капитан Эффингхем.

Прежняя задорная штормовая лихость охватила моряков перед грозной опасностью. Шансов уйти было мало. Как воплощение жестокости, разрушения и смерти, шла наглухо забронированная машина, грузно оседавшая на волнах. Там обученные разрушению люди зорко следили за клиппером в мощные оптические приборы. «Ладно, на первое время им покажется, что мы меняем паруса для дрейфа», — подумал про себя капитан.

Огромные полотна парусов развертывались одно за другим, матросы работали, как бешеные. Каждый курсовой парус, набирая в себя штормовой ветер, сообщал судну заметный толчок ускорявший его ход. Капитан, стоя близ штурвала, сдерживая лихорадочное нетерпение, считал секунды все нараставшей опасности. Вражеский линкор снова просигналил, но сейчас на это никто не обратил внимания.

Часть команды, бросившая реи на бакштаг, еще не успела справиться со своим делом, как слева от корабля, в расстоянии пятнадцати кабельтовых, выросли несколько водяных столбов, и заглушенный гул взрывов потряс палубу «Катти-Сарк». Еще и еще вздымались водяные столбы, но они не приближались к клепперу.

— Это сто сорок миллиметров… не долетает, мы далеко от линкора… Вот удача! — проговорил, еле переводя дыхание, появившийся с бака лейтенант.

Эффингхем был весь поглощен маневром.

— Отдай немного, снова держи…

Послушные приказаниям, рулевые изо всех сил поворачивали штурвал, борясь с непомерно возросшим напором ветра и волнением. Будто сговорившись капитан и лейтенант Хэрджет подскочили к штурвалу на помощь. Наконец, клиппер повернул и пошел в бакштаг левого галса, продолжая наращивать паруса. Ветер гудел все громче, накреняя «Катти-Сарк» и сгибая брам-стеньги. Скрип дерева и звон стоячего такелажа влились в хор прежних звуков. Сюда же примешались тяжелые всплески волн, начавших накатываться на бак, да тупые удары днища корабля об воду в момент спуска с волны. «Катти-Сарк» понеслась, как никогда еще за всю свою семидесятилетнюю службу, прямо на Запад, спасаясь от чудовища. «Ну и здорово, капитан. Хотел бы я знать нашу скорость! — весело прокричал Хэрджет. — Рекорд…» — но оборвал свою речь и, подобно другим, вытянул шею, напряженно вслушиваясь. Новый звук, похожий на странное мурлыкание, прорезал окружающий гул. Впереди клиппера, поднимаясь выше мачт, возник водяной столб с разлохмаченной ветром верхушкой. Мягкий толчок с такой силой остановил корабль, что все затрещало, и судно рыскнуло носом. Потрясающий грохот словно придавил всех к палубе. Тяжкий рев донесся через несколько секунд со стороны линкора.

— Четыреста шесть миллиметров, из кормовой башни, — произнес лейтенант Хэрджет.

Никто не мог сказать, сколько секунд или минут томительного ожидания прошло еще, пока снова, на этот раз за кормой корабля, поднялся бело-зеленый смерч, и верхушка его рухнула на палубу одновременно с ударом разрыва. Штурвал завертелся, но рулевые успели отпрыгнуть и покатились по палубе от воздушного толчка, усилившего порыв шторма. Как бы в дополнение к нависшей смертельной беде, ветер стал поворачивать, меняя направление. Парусный корабль лавирует медленно, и, конечно, клиппер не мог увертываться от снарядов, изменяя курс, да еще при порывах ветра. Ослабевающие шквалы кренили «Катти-Сарк», переходя на запад, но клиппер пока продолжал итти с большой скоростью.

— Плохо стреляют, а еще с такого корабля, — обрадованно сказал Андерсон, сверкая глазами из-под густых бровей.

— Пожалуй, — согласился капитан.

Лейтенант Хэрджет промолчал. Он-то знал, один из всех присутствующих, что два выстрела в клиппер не были промахами. Это были перелет и недолет, обычная артиллерийская вилка, после которой следовало покрытие цели. Следовательно, сейчас, если только волнение не помешает пристрелке, на «Катти-Сарк» обрушатся два снаряда весом в тонну каждый. Хэрджет попытался представить, что сделает клипперу гигантский снаряд калибра 406, если врежется в корпус судна, хрупкий и уязвимый, как яичная скорлупа перед брошенным с силой камнем. А еще взрыв заряда? Хэрджет слабо улыбнулся и покачал головой, чувствуя себя мышонком под паровым молотом. Молодой лейтенант торопился думать… «Катти-Сарк» — гордый, но совершенно беспомощный лебедь… Корабль, созданный для смелой борьбы с океаном, но не с себе подобными… Как красив клиппер в своем последнем порыве, несущий, будто высокую грудь, массу белых парусов…

Эх, если бы он был сейчас в башне своего линкора… Огнем на огонь, броней на броню, а тут… Мысли лейтенанта оборвались. Толчок, оглушительный удар, сопровождаемый блеснувшей молнией, бросил его вправо. С затемненным сознанием моряк крепко уцепился за что-то, изо всех сил сопротивляясь напору рухнувшей сверху, со всех сторон, воды.

Моряки изо всех сил сопротивлялись напору рухнувшей сверху воды

Капитан Эффингхем видел немного больше своего помощника. Что-то вспыхнуло, и затем океан вздыбился горой у левого борта, палуба стала наклонно, ужасный взрыв на минуту лишил капитана сознания. Смутно он слышал треск, характерный звук раздираемой ветром парусины… Но вот вода схлынула. Очнувшийся капитан увидел, что палуба завалена обломками дерева, спутанными канатами, блоками и грудой парусины. Один из рулевых и Андерсон лежали недвижимо на решетках, залитых водой. Хэрджет и другой рулевой, бледные от напряжения, старались удержать руль и выпрямить судно, из разбитой головы лейтенанта кровь капала на штурвал. Кусая губы от бессильного гнева, Эффингхем присоединился к усилиям рулевых, и клиппер лег наконец на прежний курс. Тем временем поднялись лежавшие штурман и рулевой, невредимые, но сильно оглушенные снарядом или ударом рулевого колеса.

Теперь было видно, что разрушения невелики. Рухнула стеньга гротмачты, осколки снаряда едва задели судно. Очевидно, снаряд попал в воду у правого борта, близко от корабля, но не настолько, чтобы разрушить его. Немцы все-таки промахнулись, и молот смерти, занесенный над судном, опять отодвинулся на несколько минут в будущее. Только два громадных осколка задели «Катти-Сарк». Один распорол верхнюю часть юта позади мостика, второй вырвал фальшборт около фокмачты. В общем клиппер был цел и продолжал свое бегство, но еще никогда капитан не сознавал так ясно всю беспомощность и обреченность корабля. Пока еще никто из людей не пострадал серьезно — только лейтенант и два матроса были ранены обломками дерева, но сколько секунд будет это «пока»? Чувство острой щемящей тоски сжало сердце капитана.

Легкое прикосновение к руке оторвало Эффингхема от безотрадных дум. Старый штурман, еще пошатываясь после контузии, но уже хитро щурясь, показывал коричневой рукой на штирборт судна. Туманная стена, гонимая изменившимся ветром, надвигалась на клиппер. Снова надежда охватила капитана.

— Держись, друзья, — крикнул Эффингхем, — еще три-четыре-пять минут, и шансы на спасение будут хороши.

Слова были, пожалуй, лишними. Серая стена тумана должна была спасти корабль.

Прошло две минуты, а линкор медлил со следующим залпом. Влажное дыхание тумана коснулось горевшего лица Эффингхема, а очертания линкора уже расплылись в мглистых сумерках — и на востоке сверкнула, изогнувшись над морем, арка зелено-золотистого огня. Прошла секунда, в которую холодно и пусто становится внутри и зябко поднимаются пальцы ног. Толстые, упиравшиеся в низкие облака, колонны взвились справа и слева впереди клиппера. Нос корабля вскинуло кверху, и грохот разрывов смешался с веселым «ура» лейтенанта Хэрджета, подхваченным матросами.

— Все, капитан, больше стрелять не будут, и так уж настрелялись на такую сумму, что новую «Катти» могли бы выстроить.

Действительно, облачная стена нависала над клиппером. Еще минута, и туманный призрачный мир окружил корабль, сразу отделив его непроницаемой стеной от мчавшегося на западе чудовища. Казалось, сам океан взмахнул широким крылом и закрыл беззащитный корабль от злобного и жестокого врага. На клиппере все задвигалось, голоса зазвучали высоко и нервно. Торопясь, команда разобрала груду обломков, подправила нарушения в такелаже. «Катти-Сарк» неслась на восток, стремясь как можно скорее увеличить расстояние между собой и линкором.

…Через недолгий срок сбылась мечта капитана Эффингхема — сохраненная для мира «Катти-Сарк» проходила горячим солнечным днем Золотые Ворота, развернув все паруса и звездное знамя на бизани. С обеих сторон пролива, с фортов Пойнт и Бейнер гремели орудийные выстрелы, на этот раз такие же безвредные, как и сам клиппер. Они приветствовали волю человека, направленную к сохранению всего прекрасного.