Ночью

Зорька разгорелась,

Ярка и нежна,

Лаской и приветом

Светится она.

Весело играя

Синим огоньком,

Смотрят, улыбаясь,

Звёзды над селом.

Выйду ль я на волю

В тихие поля --

С теплой лаской смотрят

Небо и земля.

Чудная природа

Раннею весной,

Радостные думы

Мчатся чередой...

Чу!.. В далеком поле

Песня раздалась,

Горем и тоскою

В душу мне впилась.

Льется, льется песня

В воздухе ночном,

В даль ее разносит

Тихим ветерком.

В песне слышны только

Горе да печаль,

Но тоскливой песни

Не дослушать жаль...

1880 г.

Впервые опубликовано в журнале "Русское богатство" (СПб., 1880. Сентябрь. No 9. С. 26) под псевдонимом А. Я. (См.: Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. М.., 1956. Т. 1. С. 65). Об этом стихотворении лестно отзывался Владимир Николаевич Станчинский, наставник Я.Е. Егорова на начальном этапе его творческого пути (80-е годы XIX в.): "...ваше стихотворение (напечатанное) "Ночью..." вылилось у вас прямо из души... Особенно хороши последние строки..." (РО РГБ. Ф. 358. К. 25. Д. 27. Л. 5-5 об.). Он назвал его самым лучшим не по стиху: "стих у Вас, -- писал он Я. Егорову 4 октября 1880 г., -- почти везде хорош, но по содержанию и по тому чувству, которое в них проглядывает". Далее он подчеркивал, что "уменье владеть стихом и подбирать рифмы еще не дает права называться поэтом, хотя это уменье и есть принадлежность всякого поэтического таланта". Обязанность поэта, по его мнению, указывать "болезни человечества! Да, это их обязанность и в этом их заслуга и их право на благодарность от потомства. Поэт своим чутким сердцем первый подмечает язвы на человечестве, первый чувствует раны, наносимые ходом исторической жизни большинству людей, первый видит неправильности государственного организма" и в стихотворной форме и ярких образах показывает их людям и тем самым обращает "внимание всего общества ... на это зло" (Там же. Л. 1-2 об.).

Деревенский учитель

Пот струится градом,

Стон в ушах стоит,

Дышится трудненько

И в глазах рябит.

Ты устал, нет мочи!..

Где бы отдохнуть --

Нет, работой снова

Надрываешь грудь!

На чужое счастье

Ты положишь силу;

До поры, до время

Сам сойдешь в могилу.

Даром пахарь сладит

Гроб тебе сосновый,

С тихою молитвой

Вроет крест еловый.

"И, кажись, с чего бы, --

Скажет он с тоскою, --

Умереть миляге?.." И махнет рукою.

1880 г.

Впервые опубликовано за подписью А. Я. в журнале "Русское богатство" (СПб., 1880. Декабрь. С. 114). В сохранившемся рукописном тексте этого стихотворения 1-я, 3-я и 4-я строки звучат иначе:

1-я строка -- Пот горячий льется

3-я и 4-я -- Громко сердце бьется,

Бьется и болит.

Авторская рукопись стихотворения хранится в РГАЛИ (Ф. 122. Оп. 2. Д. 165). В.Н. Станчинский считал его лучшим и по стиху, и по содержанию, и по чувству, выраженному поэтом (РО РГБ. Ф. 358. К. 25. Д. 27. Л. 1).

Школьные подвижники

Посвящается В. Н. С-му .

Грустно и больно! С судьбою твоею,

Школьный подвижник, боец за идею,

Вновь моя мысль о тебе.

В русской деревне, в глуши молчаливой,

Где прозябает мужик терпеливый

В вечной работе, в нужде, --

Мыслящий честно ты встал одиноко,

С верой в призванье, с любовью высокой,

С искрой небесной в груди.

Вот протекли твои лучшие годы,

Жизнь надломили нужда и невзгоды --

Что ж тебя ждет впереди?

Почести, слава? ... Иль отдых приятный

Старость осветит лучом благодатным,

Скромно венчая твой труд!...

Нет! Безотчетно потративши силу,

Жалким, бесправным сойдешь ты в могилу,

Детки с сумою пойдут!

Родина-мать! Ты всегда награждала

Золотом, славой, любовью венчала

Славных героев твоих;

Много вскормила ты, Русь, поколений

Баловней роскоши, счастья и лени,

Пасынков жадных, тупых, --

Что же ты скромных бойцов позабыла?

( В тексте первой публикации цензурный пропуск, отмеченный рядом точек; восстановление невозможно, так как отсутствует автограф ).

Слышу, как червь на кладбище хлопочет,

Слышу, как крышку у гроба он точит,

Слышу, как гады ползут;

Слышу, как травка в саду прозябает,

Слышу, как волки в ночи выступают --

Держат свой дерзкий совет, --

Только на громкий вопрос укоризны

Я не слышу ответа отчизны,

Родины голоса нет!

1883 г.

Посвящено наставнику Я. Е. Егорова Владимиру Николаевичу Станчинскому и опубликовано под псевдонимом А. Я. в журнале "Русское богатство" (СПб., 1883. Сентябрь. No 9. С. 37-38). Поэт Иван Алексеевич Белоусов, составитель сборника стихотворений "Родные звуки", писал 18 ноября 1890 года Егорову: "Стихотворение Ваше "Школьные подвижники" производит сильное впечатление, дай Бог, чтобы оно прошло в "Родных звуках" (РО РГБ. Ф. 358. К. 25. Д. 10. Л. 8 об.). А в письме от 12 января 1891 года он с горечью Я. Егорову сообщал, что цензура ""Школьных подвижников" наполовину зарезала": из этого цикла была запрещена публикация стихотворения "Деревенский учитель" (Там же. Л. 6).

Деревенская учительница

Екатерине Андреевне Пчелиной.

Нет силы!.. В очах зарябило,

В висках и шумит, и стучит;

Грудь болью тупою заныла,

И холодом члены знобит...

Она распрямилась, усталой

Рукой по лицу провела:

Довольно! Сложила тетради

И тихо к окну подошла.

Уж полночь. Все тихо в деревне;

Ни звука живого кругом,

Лишь песню метель допевала,

Да снегом мела под окном...

Как грустно! Она загляделась

На небо мечтаний полна; --

Там тихо сияла в обрывках

Испуганных тучек луна.

К окну наклонившись головкой, --

Головка горит, как в огне, --

А мысли, что ласточки, вьются

Далеко в родной стороне.

Там город, огни, экипажи,

Подружек сияющий рой,

Там милый!.. "Ах, вихорь, ты, вихорь!

Умчи меня, вихорь, домой, --

Лишь только одну бы минуту

Свободною грудью вздохнуть...

И хочется ей, горемычной,

Там, дома, побыть, отдохнуть;

Подсела б к родимой поближе

За круглым семейным столом,

И плакать, и петь, и смеяться,

И чувствовать ласку кругом...

Но, нет!.. До каникул далеко,

К тому ж -- нездоровье опять

И деньги... Кровавые деньги!

Нет! Надо весны подождать"!..

Вдруг кашель глухой и тяжелый,

Я слышу в ночной тишине,

И контур, бессильно склоненный,

Мне виден на мерзлом окне.

Понятны мне кашель и слезы,

И слабый болезненный стон:

Я слышу в напеве метели

И плач похоронный, и звон.

Не долго протерпит бедняжка, --

Ей травки уж свежей не мять...

Ужасный недуг! -- не однажды

Тебя мне пришлось наблюдать.

И хрупкое это созданье

Ты сломишь, как сотни других,

Почетно и честно служивших

Отчизне в трущобах родных.

Я вижу то хмурое утро, --

(К таким я картинам привык)

Как сторож, пришедший с ночлега;

Седой добродушный старик

Заботливым, тихим движеньем

"Учительшу" будит от сна.

Но кончено все! Не проснется,

Не встанет поспешно она!

И он ее пышные косы

С холодного, белого лба,

Крестясь, отведет и промолвит:

"Уж, стало, такая судьба"...

1883 г.

Деревенская учительница (Е.А. П-ой). -- Впервые опубликовано за подписью А. Я. в журнале "Русское богатство" (СПб., 1883. Сентябрь. No 9. С. 39-40). Переиздано под шапкой "Школьные подвижники" в 1891 году за подписью Я. Егоров в сборнике стихотворений писателей-самоучек "Родные звуки" (Составил И. Б-ов. М., 1891. Вып. 2. С. 54-56). При переиздании было опущено заглавие стихотворения и оставлено лишь посвящение. В текст были внесены некоторые изменения и полностью опущена 9-я строфа. Восторженный отзвук эти стихи Я. Егорова имели в учительской среде. Вот что писал учитель А. Васильев в письме Я.Е. Егорову: "Только сейчас прочитал твои стихи в книжке "Родные звуки" и возрадовался зело!.. Слава Богу, что у нас есть хоть и такие родные поэты, которые издают нам "родные звуки", и эти звуки летят во все концы земли родной. Я очень благодарен всем писателям-самоучкам, а тебе в особенности, потому что ты наш родной -- коллега-учитель, да еще и народный. Хвала тебе!!! Пиши еще и не спи душою; пусть искра Божественного огня горит ярче и ярче!.. В ком есть любовь и сила, тот не умрет во веки. Пусть те знают, которым знать надлежит, что из народа выходит "столько славных"... Мы знаем, что живем недаром, хотя тихо, без шума, но всегда делаем свое доброе, полезное, честное, маленькое дело, а наград-крестов и пр. и не ждем. Знаем, что после тяжелого благородного учительского труда умрем от благородной же болезни-чахотки, но умрем сознательно, что мы были люди.... Но не унывай и трудись на пользу человечества, настанет время и наши семена вырастут и дадут плод. Итак, Яков Егорович, дадим друг другу руки и смело двинемся вперед, и пусть под знамением науки союз наш крепнет и растет!

...Трудись, работай и пиши новые родные звуки, и пусть летят они всюду" (ОР ГГБ. Ф. 358. К. 28. Д. П. Л. 1-2 об.). А вот мнение представителя народа, стоящего с аршином за прилавком: "Я всегда восхищался вашими стихами... В особенности мне нравилось стихотворение "Деревенская учительница"..." (ОР РГБ. Ф. 358. К. 25. Д. 13. Л. 3-3 об.).

ДУМЫ И ПЕСНИ ПАХАРЯ

1.

Как пошел я, парень,

В поле за сохой --

В дружбу напросились

Горюшко с бедой;

Не к добру, знать, дружба

Эта привела:

Складочка-злодейка

Меж бровей легла.

Что ни день, то складка

Глубже и видней, --

На душе-то думы

Ноченьки черней.

Но весной повеет

Да теплом потянет,

И на сердце сразу

Веселее станет.

Сгладятся морщины,

И в душе угрюмой

Вековая тайна

Вновь пробудит думы.

Хочется мне поле

Босыми ногами

Мерять за сохою

Быстрыми шагами;

Весел и спокоен,

Я за ней шагаю,

Божье повеленье

Свято исполняю.

И легко дышу я,

Глядя, как рядами

Всходы зеленеют

Мягкими коврами...

2.

Сам друг с конем полосоньку

Вспахал весной по зоренькам,

До Спаса и отсеялся.

К Успенью мягкой зеленью

Покрылася, оделася,

Как бархатом, полосонька.

Прошли метели зимние,

Весна дохнула радостью, --

И поле снова ожило!

Пройду-ль, бывало полюшком --

Растет-цветет, невестится

Высокая рожь-матушка;

А с неба красно солнышко

На землю не насмотрится...

Ах, рожь моя, зеленая!

Шумишь ты и колышешься,

Веселым полным колосом

В своей пыли купаешься;

Любовно в очи глядючи,

Ведешь ты разговор со мной...

Ах, думы ль, мои думушки!

Мой серп сверкнет на солнышке,

Ты дрогнешь, зашатаешься,

Венцом падешь к сырой земле...

Прости ж, моя красавица! --

Пора пришла расстаться нам,

Придет пора и свидеться.

3.

Тебя, моя кормилица,

Мне пахарю бы с песнями

Под корень жать, в снопы вязать.

Домой возить -- с припевами,

Овин сушить -- с ребятами

Шутить, играть на радостях...

Но нет!.. Не долги радости,

Блеснет на миг и скроется,

Как птичка быстрокрылая,

Та радость мимолетная...

И вновь тоска несносная,

Печаль моя всегдашняя,

В груди змеей поднимется,

И в горле песня вольная

Ячменным станет колосом,

Колом в нем поворотится...

Эх, рожь моя, красавица!

Запел бы песню вольную,

Да память боязливая

Молчать велит крестьянину:

Она, как красна девушка

За пяльцами во тереме,

Шелками шьет и гарусом

Тяжелую бывальщину:

Узор ведет от осени,

Чрез зимушку студеную,

Через весну холодную

До лета, время страдного.

Ах, в том узоре радости

Повышиты цветочками,

Цветочками, как точками!

А горюшко крестьянское

Повышито листочками

Да частыми кусточками!

4.

Вон -- барин ходит с тросточкой

По полю в белой кофточке,

Глядит сюда и хмурится.

Ах, знаю я, что думает

Он, глядя, как над нивою

Мужик стоит, не движется.

"Мужик ленив, -- он думает:

В кабак, знать, парню хочется"...

И он вздохнет о барщине.

Ах, барин, барин!..пуговки,

Как жар, горят на кофточке,

А ум в тебе -- весь с пуговку.

Оставь привычку старую

Судить, рядить, наказывать,

В душе моей хозяйничать:

С привычкой той ты дружества

Не сыщешь и меж барами:

Судить -- обидеть, миленький!

Тебе сказал бы на ухо,

Как много дум в душе моей,

Как много муки на сердце;

Раскрыл бы душу грубую,

Как книгу за обеднею --

"Читай!", -- сказал бы я тебе.

Но нет!.. Я сам, читаючи

В лице твоем, сказал себе:

"Не может этой грамоты

Постигнуть барин в кофточке",

И книга вновь закрылася.

Не хмурь же строго ясные

Ты очи соколиные

И бровь свою красивую,

Когда ты в белой кофточке

Гулять изволишь по полю,

Когда ты видишь пахаря

В раздумье над полосонькой,

Когда ты в знойном воздухе

Услышишь слово грозное,

И грозное и грубое:

Не страшен суд твой пахарю,

Но страшен мне твой пересуд.

5.

Лист боится осени,

Пулымя -- воды,

Бедная головушка

Горя да беды.

Для себя бесхлебица,

Горе да беда,

Для скота бескормица...

Эх, нужда, нужда!

Зиму проработаешь --

На хлеб наведешь,

За покос и подати --

В кабалу идешь...

Хата ли развалится --

Негде лесу взять;

Сила ль в дело просится --

Нечего пахать.

6.

Мое сердце не здесь,

Мои думы не здесь,

Средь столичного шума и гама;

Средь гранитных дворцов,

Среди пышных садов

Мое сердце тоскует упрямо...

И куда бы меня

Не угнала судьба --

Не забыть мне картины родные:

Синий лес на горе,

Пенье птиц на заре

И туманы в долине седые.

Вы прощайте, холмы,

Прости, лес-богатырь,

Молчаливый мой друг и угрюмый:

Среди вас больше я

Уж не буду слагать

Свои скромные песни и думы!

Их могучий напев

По лугам и холмам

Вечерком разноситься не будет;

А в полуденный зной

Гром двустволки моей

Темный лес ото сна не разбудит.

Мои думы не здесь,

Они в сердце живут,

Мое сердце -- где зреют посевы,

Где гуляет соха,

Где сверкает коса,

Где поются родные напевы.

1884

Впервые опубликованы за подписью Егоров в журнале "Русское богатство" (СПб., 1884. Январь. No 1. С. 1-6).

Высоко оценил песни пахаря поэт Аполлон Коринфский в своей статье "Крестьянин-поэт": "В этих стихотворениях более чем ясно обрисовывалась и непосредственная кровная связь поэта с родной ему крестьянской средой и "землей-кормилицей", которую он воспевает с теплой любовью и чувством некоторой отчужденности от нее. Поэтическая идеализация крестьянского труда, оригинальные ответы на резкие запросы деревенской жизни и самая грусть автора стихотворений, -- все это брызжет искрами настоящего самобытного поэтического таланта и невольно привлекает к нему симпатии читателей" ("Звезда". СПб., 1891. No 19. С. 459). В.Н. Станчинский считал их самыми лучшими среди стихотворений поэта Егорова первой половины 80-х годов. При публикации в конце пятой песни, по цензурным соображениям, была опущена строфа социального звучания:

Правда наша матушка!

Дай-ка попытать,

Так ли разверстала ты

Божью благодать.

(РГАЛИ. Ф. 66. Оп. 1. Д. 632. Л. 2 об.) В 1891 году "Песни пахаря" переизданы в "Родных звуках" -- в сборнике стихотворений писателей-самоучек (М., 1891. Вып. 2. С. 5-11). Они были рекомендованы составителю сборника, И.А. Белоусову, известным народным поэтом того времени Спиридоном Дмитриевичем Дрожжиным (ОР РГБ. Ф. 358. К- 25. Д. 10. Л. 1). 29 января 1891 года поэт Максим Леонович Леонов сообщал Я. Егорову о том, что автор рецензии в "Русском листке" "очарован твоим стихотворением "Думы и песни пахаря", о котором я, кроме восторга, высказать ничего не могу" (ОР РГБ. Ф. 358. К. 25. Д. 19. Л. 7 об.-8). Шестая песня пахаря этого цикла стихотворений под заглавием "На чужой стороне" в 1902 году была напечатана в журнале "Бог-помочь": Чтение для народа. Бесплатное приложение к "Сельскому вестнику", издававшемуся при "Правительственном вестнике" (СПб., 1902. Март. Кн. 3. С. 25-26).

Свидание

На селе замолкли песни;

Спать пора, но сон нейдет.

Душно в хате; сердце к милому

В луга меня зовет.

Как тут кротко небо блещет!

Что за сумрак вкруг разлит!

Свежий стог душист! Иванушка

Всю ночку ждет, не спит.

Сердце бьется: друг сердечный

Улыбается зарей. --

В каждом кустике, росиночке --

На травке луговой.

Ах, не ветер то, играя,

Грудь мне белую открыл,

Русу косаньку по плечикам,

Ласкаючись, развил.

Ах, то друг, взглянувши, в очи,

Очи полные огня,

Прошептал в весеннем сумраке:

"Люби, люби меня!"

Чу! Вдали заводит песню

Голосистый соловей

На серебряной на веточке

На воле, на своей.

Пой, о, пой, певун залетный,

В вешнем сумраке ночей,

Одинокой сиротиночке

На сердце веселей.

1884 г.

Опубликовано в журнале "Русское богатство" (СПб., 1884. Март. No 3. С. 568-570). В подстрочнике (С. 568-569) редакция высказала к нему свое отношение: "Это стихотворение, принадлежащее поэту-крестьянину (автору "Песен пахаря", напечатанных в нашей январской книжке) есть подражание крестьянским песням, причем главный интерес его состоит в сохранении подлинного оригинального размера, чрезвычайно музыкального и, кажется, не употреблявшегося до сих пор в нашей "печатной" поэзии. С первого раза стихотворение может показаться лишенным размера в 3-ей и 4-ой строках каждого куплета, но это происходит от новизны размера: стоит только последний слог каждой 3-й строки переносить на четвертую строку и получится замечательная музыкальность".

Расчёт

Приходит расчет --

Валит весь народ

Рассчитаться.

Проходит расчет --

Валит весь народ

Упиваться.

В кабак-от идут -- сокрушаются,

Назад-то выходят -- шатаются,

Разговоры ведут

Обыденные,

Про крестьянский свой труд --

Дни поденные:

"Смекали намеднись с сынишкой --

Приходит получка с рублишко;

Ну, думаем, будет поколь

На деготь, на квас да на соль...

Приходим (за чаем застали) --

Считали, считали, считали...

По-нашему -- рубль недобору,

По-ихнему -- два перебору,

Казали и книгу: мои, то есть, строчки;

Взглянул я: все клеточки, черточки, точки,

А что они значат -- Христос разберет!..

Вот то-то мы бедный и темный народ.

Рукою махнул и опять подрядился.

Задаточек -- с горя в кабак покатился".

1884 г.

Впервые опубликовано в журнале "Русское богатство" (СПб., 1884. Март. No 3. С. 570). Переиздано в 1891 году -- см.: "Звезда" (СПб., 1891. No 19. С. 462). При переиздании внесены некоторые изменения в строки: 9-я объединена с 10-й, 11-я -- с 12-й, вместо четырех строк образовалось две. В 13-й строке слово "смекали" заменено на "считали"; в 20-й строке "два перебору" заменено на "рубль перебору". Это стихотворение не похоже на все другие: оно отличается, по словам А. Коринфского, "несколько грубоватым" тоном и стихотворной формой ("Звезда". СПб., 1891. No 19. С. 462).

Песня

Не бушуй ты, вьюга!

Белый снег, улягся!

Ты затихни, ветер,

Не мети дорожку!

Пусть бушует вьюга,

Сердцу мало дела:

Ощупью дорожку

Темной ночкой сыщем!

Пусть бушует вьюга --

Подойду к окошку

Да тряхну кудрями,

Прочь, тоска-злодейка!

Выйдет краля-девка,

Станет на крылечко,

Обойму рукою,

Призакрою шубой --

Пусть бушует вьюга!

Отстоять сумею,

Жарким поцелуем

Любушку согрею.

1884 г.

Опубликовано в журнале "Русское богатство" (СПб., 1884. Март. No 3. С. 571).

Весна

В глубокий сон погружена

Самой волшебницей-зимой,

Земля бескровна и бледна

Спала под снежной пеленой.

Но светлый бог, могучий Яр

Освободил ее от чар:

На дальний север, в океан

Ушла зима, ушел тиран. --

Целует землю светлый бог,

Тот поцелуй его -- любовь.

И вот, смущения полна,

Земля, очнувшись ото сна,

Спешит, и грудь, и стройный стан

Окутав в утренний туман,

И в том наряде, наконец,

Идет невеста под венец. --

Сияет радостью земля,

В цветы оделися поля,

И хор нестройных голосов

Поет весну, поет любовь,

Гремит, несется здесь и там --

И по полям и по лугам.

1884 г.

Опубликовано в журнале "Русское богатство" (СПб., 1884. Август. No 8. С. 322).

Цветок

Заря нарумянит под утро восток,

Земля ей улыбкой ответит;

К востоку головку склоняет цветок,

И счастье в венце его светит.

* * *

Когда же скрывается в тучах восток

И солнце лицо свое спрячет,

Сложивши листочки, тоскует цветок,

Тоскует тихонько и плачет.

1885 г.

Опубликовано в журнале "Русское богатство" (СПб., 1885. Сентябрь. No 9. С. 143). В.Н. Станчинский с похвалой отзывался о стихотворениях Егорова 1884 года: "Последние Ваши стихи просто прелесть. Вот это Ваш жанр: особенно хорош "Цветок". Это маленькая, но живая поэтическая картинка" (РО РГБ. Ф. 358. К. 25. Д. 27. Л. 25).

После бури

Туча промчалась, гроза миновала.

"В поле пойдем!", -- позвала меня мать:

"Буря нам бед натворила немало,

Будем ее вспоминать!.."

Вот мы поспешно идем по дороге.

Босые ноги по глине скользят,

Полный тоски и сердечной тревоги

Вдаль забегает мой взгляд:

Где ж она, нива, снопы золотые,

Гордо стоявшие над полосой?..

Были с дороги видны их тупые

Головы здесь, за межой!

Где же?.. Не видно!.. Мы ищем напрасно...

Мигом на полосу. -- Боже, ты мой!

Их разнесло этой бурей ужасной,

Их разметало грозой.

Порваны связки, соломка измята,

В колосе нет половины зерна...

Сноп за снопом, как из битвы солдаты,

Молча несем до гумна...

Вот она, буря! Пускай бы ходила

Там, по далеким морям, --

Бог ей судья! Поднялась, наскочила,

Счастье испортила нам.

Зависть ли низкая, жажда ли бою

Тучи несли через наши дома,

Бог ей судья! Посетить нас бедою

Много не надо ума!

1885 г.

Опубликовано в журнале "Русское богатство" (СПб., 1885. Ноябрь. No 11. С. 20).

Деревенский вечер

В небе алое облачко тает,

Над рекою туманы легли,

Сны весенние тихо слетают

К бедным жителям грешной земли.

Спит земля. Уж заря догорает...

Лишь, глубокою грустью дыша,

Где-то в песне о счастье рыдает

Человека живая душа.

1885 г.

Опубликовано в журнале "Русское богатство" (СПб., 1885. Ноябрь. No 11. С. 41). Переиздано в 1891 году -- см.: "Звезда" (СПб., 1891. No 19. С. 461). Во второй строке второй строфы при переиздании слово "грустью" заменено словом "скорбью". Причем в письме к И.А. Белоусову от 19 октября 1890 года Я.Егоров поместил текст этого стихотворения, употребив слово "скорбью" (РГАЛИ. Ф. 66. Оп. 1. Д. 635. Л. 4 об.). С этим же изменением стихотворение было переиздано и в 1902 году в журнале "Бог-помочь": Чтение для народа. Бесплатное приложение к "Сельскому вестнику", издающемуся при "Правительственном вестнике" (СПб., 1902. Март. Кн. 3. С. 27).

На сенокосе

Тихо небо синее,

Солнышко встает,

Луг туманом кроется,

На лугу народ.

Длинной вереницею,

Берегом реки,

Потом обливаются,

Косят мужики.

Засвистит по воздуху

Светлая коса --

За косой зеленая

Ляжет полоса.

По полю рассыпались

Пестрою толпой

Девушки-грабительницы

С песней молодой.

День все разгорается --

Ярки, горячи

С неба раскаленного

Сыплются лучи.

Мерно грабли движутся,

И, взлетая вдруг,

Плавно сено падает

Из-под них на луг.

Пойтесь, пойтесь, песенки!

Пойтесь вы вовек:

С вами легче горести

Сносит человек!

Чище с вами радости

И ясней мечты --

Быстрокрылой юности

Лучшие цветы!

1886 г.

Опубликовано в журнале "Русское богатство" (СПб., 1886. Март. No 3. С. 30).

Зимняя ночь

Как тихо все: и неба свод,

И ряд березок у ворот

При лунном трепетном сиянье --

Все блещет в снежном одеянье:

И бедных хат убогий ряд

Одет в сверкающий наряд;

Нависли белой пеленою

Снега над крышею гнилою,

Сугроб зубчатый, как стена,

Стоит у самого окна.

Как тихо все... Шаги пугают

И чары ночи разрушают...

Ах, тише... тише... за избой

Мелькнул царевич молодой;

Он ищет спящую царевну...

Вон домовой прошел деревней...

Но нет! То чары, то обман:

Холодный вьется там туман.

А месяц по небу гуляет,

Лучи неслышно рассылает.

Вот луч его через окно,

Полоской мягкой, как сукно,

В избушку темную прокрался,

И на полу обрисовался

Оконной рамы переплет.

Вот выше, выше луч идет,

Нескромный спутник светлой ночи,

Тревожит сомкнутые очи,

Желаний будит светлый рой

В душе крестьянки молодой,

И снятся ей средь дымной хаты:

Весенний вечер, блеск заката,

Томленье майских вечеров,

Зеленый шелк родных лугов...

Чу! Удалая песня льется,

И сердце жутко, сладко бьется.

1886 г.

Опубликовано в журнале "Русское богатство" (СПб., 1886. Март. No 3. С. 88).

Мечты, мечты! Заветные мечты!..

Мечты, мечты! Заветные мечты!

Родитесь вы, как молния из тучи,

Цветете вы, как вешние цветы,

Как взмах орла, легки вы и могучи!

Но вот пришла пора, осыпались цветы,

На ниве не поет веселой песни жница...

И падаете вы, заветные мечты,

Как с дерева последние листы,

Как в осень темную подстреленная птица.

1886 г.

Опубликовано в журнале "Русское богатство" (СПб., 1886. Июль. No 7. С. 81). Переиздано в Сборнике стихотворений писателей-самоучек "Родные звуки" (Составил И. Б-ов. М., 1891. Вып. 2). В рецензии на этот сборник Коринфский писал, что "в стихотворениях [Егорова]... слышится присутствие несомненного таланта. Одно из лучших стихотворений сборника, по нашему мнению, "Мечты" г. Егорова, которое мы приводим целиком" ("Русское богатство". СПб., 1891. Март. No 3. С. 238). Дав его полностью в качестве эпиграфа к своей статье "Крестьянин-поэт", он называет его небольшим, но выдающимся "по своей изящней простоте и образности" ("Звезда". СПб., 1891. No 19. С. 461).

Молотьба

"Стук -- стук -- стук!.." -- стучат в окошко:

-- "Рассветает... Эй, жена!

Разбуди-ка Митродошку!.."

-- Что так рано, старина?..

"Что за рано?.." -- дед заметил:

"Рано было, да давно!"

И тихонько из деревни

Он поплелся на гумно.

С неги белые пушистой

Пеленой вокруг легли,

В чистом поле даль алеет

В блеске утренней зари.

Слабо звездочка мелькает,

Под ногой хрустит снежок,

Над деревней кой-где вьется

В раннем воздухе дымок.

Баба стукнула ухватом:

"Митродор! Отец будил"...

Парень нехотя с полатей

Ноги босые спустил.

Молотильщики собрались --

Два соседа -- брат с сестрой,

Две соседки, кум да сватья...

Все народец молодой.

Холодненько... Девки жмутся,

Закрываясь рукавом,

А ребята тут же вьются...

Девки их давай цепом!..

Поиграли, порезвились,

Сон прошел, и ярче роз

Разукрасил молодые

Лица утренний мороз.

Кровь быстрей бежит по жилам,

И вольнее дышит грудь,

Руки требуют работы...

Дружно в путь!.. Скорее в путь!

Вот и рига, пахнет дымом...

Шубы, шапки в уголок...

Дружно, братцы, за работу!..

Цепы скачут в потолок,

Рядом снопики ложатся,

Под ударами горят...

"За работу! За работу!..", --

Дружно цепы говорят.

1887 г.

Молотьба. -- Напечатано за подписью Я. Егоров впервые в журнале "Русское богатство" (СПб., 1887. Январь. No 1. С. 87-88). Повторно издано в 1890 году. См: "Земля-кормилица": Сборник песен, стихов, пословиц и загадок (Сост. И. Горбунов-Посадов. No 93. М., 1890. С. 86-88).

Зимние картинки

День погасает. Последним лучом

Вспыхнул закат над далеким холмом:

Снег зарумянился, льдистых огней

Цепь загорелась под кровлей моей.

Встали избушки в неправильный ряд,

Золотом блещет их бедный наряд,

С первым приветом желанной весны,

Кажется, снятся им славные сны!

Вот закурился дымок над избой,

В небе теряется светлой дугой:

Ужин готовит крестьянка-жена...

Много работы, да справит она:

Надо ль дровец ей -- сынок-мальчуган.

Вот он с салазками, свеж и румян!

То-то подмога... И слава Творцу!

Вырастут детки на радость отцу.

Там, где дорога под гору бежит,

Путь ее мужа из лесу лежит...

Вот уж движенье заметно на ней,

Слышны бубенчики, топот коней.

Стойло почуял и скорой рысцой

Бойко в деревню вбегает Гнедой;

Встал у ворот, оттопырил бока,

Шумно вздыхает и ждет седока...

Да, поработали славно они

В эти холодные, ясные дни:

Дров навозили на тридцать рублей,

С праздником будет к весне Еремей:

Крышу поправит и купит кушак

(Знает, что надо, хозяин-большак).

Будет с обновой и дочь, и сынок:

Сыну сапожки, а дочке -- платок...

Тешить, так тешить и всю уж семью:

Бабе -- шубейку, Гнедому -- шлею...

1887 г.

Опубликовано за подписью Я. Егоров в журнале "Русское богатство" (СПб., 1887. Декабрь. No 12. С. 38.).

За сохой

Поля обсохли. Солнышком согрета,

Туманом утренним полосонька одета.

Благослови, Господь!.. Соха моя легка,

Ложится на рогач привычная рука...

Ну-ну, гнедой!.. С блестящего отвала

Ложится первый пласт кормилицы-земли.

О, как спокойно и легко на сердце стало!

Господь! Молению смиренному внемли:

Пошли, о, Господи, на всходы молодые

И тепленький денек, и дождичек из туч,

А в пору цветени дай зори золотые

И тихий ветерок, и солнца ясный луч.

Соха черкнула камень... Вереницы

Летят ко мне голодной дикой птицы.

Вот эти, посмелей, молчание храня,

Идут рядком степенною походкой

И дружно под ноги работника-коня

Бросаются за лакомой находкой...

И весело им конь, мой спутник молчаливый,

Кивает головой и машет черной гривой.

Какой денек!.. Оглянешься ль назад,

И радостной слезой туманится мой взгляд:

Чернеют борозды распаханной земли

И за пригорочком теряются вдали...

Какой денек!.. Как грудь привольно дышит!

Как тучка весело кивает с высоты!

И тихий ветерок ласкает и колышет

Над речкою соседние кусты!

1888 г.

Издано впервые в 1888 году в журнале "Русское богатство" (СПб., 1888. Февраль. No 2. С. 40). Неоднократно переиздавалось:

1. В 1890 году -- в сборнике песен, стихов, пословиц загадок "Земля-кормилица" (Сост. И. Горбунов-Посадов. No 93. М., 1890. Типография И.Д. Сытина и Ко. С. 22-23). Предпоследяя строчка третьего раздела несколько изменена: напечатано -- "И тихий ветерок, лаская, чуть колышет..." вместо -- "И тихий ветерок ласкает и колышет...". Лестный отзыв на это стихотворение дал Л.Н. Толстой, о чем сообщал в письме Егорову от 11 июня 1889 года брат Ивана Ивановича Горбунова-Посадова Николай: "Л.Н., просматривая его [Горбунова-Посадова] "Земля-кормилица", сборник стихотворений, сразу остановился на Вашем стихотворении "За сохой". Он сказал, что если в самом тоне, может быть, и есть что-то искусственное, но зато образы все хороши, свежи, так сказать, "первородны" (оригинальны), не перепеты" (РО РГБ. Ф. 358. К. 25. Д. 14. Л. 1).

2. В 1891 году -- в журнале "Звезда" (СПб., 1891. No 9. С. 461) при перепечатке стихотворение не разбивается на разделы. В первой строке третьего раздела -- "Какой денек!.. Оглянешься ль назад" -- частица "ль" опущена.

3. В 1902 году -- в журнале "Бог-помочь": Чтение для народа. Бесплатное приложение к "Сельскому вестнику" (СПб., 1902. Март. Кн. 3. С. 26).

4. В 1907 году -- в сборнике "Песнь о рабочем народе": Сборник стихотворений (Сост. И. Горбунов-Посадов. Издание "Посредника". No 653. М., 1907. Типо-литография Т-ва И.Н. Кушнерев и Ко. С. 4-5). В отличие от предыдущих изданий стихотворение разбито на строфы в четыре и две строки.

В глуши

Все лес да лес... Ни света, ни простора:

Шатер листвы вверху, вокруг стоят стеной

Корявые стволы враждующего бора,

Сплетаясь с тальником и режущей травой.

Все кончено! Дышать не стало силы...

И на устах последний замер крик,

И больно грудь мою сдавило,

И к деснам пристает коснеющий язык.

Все кончено! Ни боли, ни страданья...

К чему, зачем?.. Спускайся и ложись

В болото, в царство жаб... Безумное желанье!

О, сердце бедное! О, пасмурная жизнь!..

1888 г.

Опубликовано в газете "Крым" (Симферополь, 1888. 1 июня. No 47 (75). Отдел "Фельетон". С. 2).

Забудь о счастье небылицы!..

Забудь о счастье небылицы!

Иди туда, где реют птицы,

Купаясь в синеве небес,

Где зеленеет дальний лес,

Где пахарь, рубищем покрытый,

Врагами только не забытый,

Друзьями брошенный -- с тоской

Один стоит над полосой.

Иди, забытому будь другом,

Люби, терпи, и принесет

Твое зерно богатый плод.

1888 г.

Опубликовано в газете "Крым" (Симферополь, 1888. 6 августа. No 63 (91). Отдел "Фельетон". С. 2).

Рыцарь

В полночь глухую, осеннюю, темную

Тихо лампада горит пред иконою,

Мягкий вокруг полусвет разливается,

Гостья знакомая тихо является.

В личике милом улыбка прощальная,

В оченьках думушка, горько печальная.

"Рыцарь, мой милый! Не конь ли твой в поле

Ржет одинокий, гуляя на воле?

Меч и кольчугу я вижу с тобою,

Встань, изготовься к упорному бою!

Что же ты медлишь?.. Спасай мою долю!..

Милый, спаси мою долю и волю!.."

-- Девушка-сердце!.. Мой конь за станицей

Стал уж добычей прожорливой птицы...

Девушка-сердце! Нужда и печали

С новой невестой меня повенчали:

Меч мой тяжелый кузнец тороватый

Сделал широкой блестящей лопатой...

Рад мой могильщик, и жадно я внемлю

Стуку лопаты о мерзлую землю.

1888 г.

Опубликовано впервые в журнале "Русское богатство" (СПб., 1888. Сентябрь. No 9. С. 124). При повторном издании в журнале "Звезда" (СПб., 1891. No 19. С. 462) в текст стихотворения внесены изменения: в третьей строке вместо "мягкий" напечатано "слабый"; после 6-й строки: " В оченьках думушка, горько печальная" дополнительно вставлены четыре строки:

Вот на подушку мою белоснежную

Тихо кладет она рученьку нежную;

Пряди волос моих перебираючи,

Смотрит в глаза мои, смотрит рыдаючи;

в 9-й строке: "Меч и кольчугу я вижу с тобою", слово "кольчуга" дается в именительном падеже, а "я вижу" взято в запятые.

Даль

Отойди, отстранись! Я в окно погляжу,

Лучезарную точку в лазурь провожу.

Там, вдали, через степь разбежался простор,

Зеркала из морей, жемчуга из озер,

Главы льдистые гор в блеске яркого дня,

Терема из лучей и дворцы из огня.

А вверху надо мной, с недоступных высот,

Чья-то песня звучит, чья-то песня растет.

Звуки полны любви, звуки полны огня:

Два крыла за плечом отросли у меня...

Отойди, отстранись! Я взовьюсь от земли,

Улечу, утону в лучезарной дали.

1888 г.

Впервые публиковалось в журнале "Русское богатство" (СПб., 1888. Декабрь. No 12. С. 160). Повторно перепечатано в журнале "Звезда" (СПб., 1891. No 19. С. 461) с некоторыми текстовыми изменениями: изменена 2-я строка второй строфы: вместо "Чья-то песня звучит, чья-то песня растет" напечатано: "Чей-то голос звучит, чья-то песня растет".

Сплетня

Злая, слепая, крапивой повитая

Черная сплетня, змея ядовитая!

Где ты родилася, где спеленалася --

Вором-предателем в душу закралася

Думы заветные -- звезды лучистые,

Планы далекие, помыслы чистые, --

Все отравила ты, все позапутала,

Зори румяные в тучки окутала,

Коршунов стаи на небе рассеяла,

Злое на добрую почву посеяла!

1889 г.

Опубликовано в журнале "Русское богатство" (СПб., 1889. Январь. No 1. С. 92). При перепечатке в журнале "Звезда" (СПб., 1891. No 19. С. 462) в 8-й строке слово "тучки" заменено на "тучи". С таким изменением стихотворение переиздано в 1902 году, после смерти поэта, в журнале "Бог-помочь": Чтение для народа. Бесплатное приложение к "Сельскому вестнику", издававшемуся при "Правительственном вестнике" (СПб., 1902. Март. Кн. 3. С. 27). Редакция журнала в разделе "Объяснения" поместила краткую биографическую справку о Я.Е. Егорове, назвав его талантливым писателем с более, чем двадцатилетним стажем (Там же. С. 48).

ЗАГРОБНАЯ ГОСТЬЯ

(Рождественская сказка)

В деревне огни погасили,

И черные крылья полночи

Окутали небо и землю.

В конце деревушки, на всполье,

Звездой красноватой мелькает

В туманном окошке лучина.

Бедно, неуютно в избушке,

И сердце поверить не хочет,

Что были здесь радость и песни...

А радость и песни здесь были!

Как луч от вечерней лампады,

Светилося тихое счастье

В избушке убогой на всполье.

В ней странник, в недавнюю пору,

Нашел бы и ласку хозяев,

И теплый ночлег на полатях,

И скромный дымящийся ужин.

Увидел бы путник Степана,

Высокого статного парня

С веселой и доброй улыбкой

И с ласковой важностью взгляда.

Жена его Луша, хозяйка,

Скромна, миловидна, румяна

Приветить сумела бы гостя.

"Счастливая пара!" -- сказал бы

Ночлежник, принесши молитву

Творцу после скромной трапезы:

"Здесь руку на все наложила

Любящая женщина; кроткий

Души ее свет передался

И хижине бедной, и мужу"...

Но нет уж певуньи залетной,

Нет Луши в дому опустелом...

Не за море, в теплые страны

Вспорхнула залетная пташка:

Снесли во сырую могилу

И в желтый песок закопали

На кладбище бедную Лушу,

А с ней и довольство, и ласку,

И тихую радость из дома

В могильный песок схоронили.

Хозяин не плачет, не стонет,

Не бьет себя в белые груди,

Но горя его не измерить...

Кто скажет, взглянувши на море,

Спокойное море на зорьке,

Сколь много в пучинах бездонных

Схоронено горя людского?

Сколь много таится в потемках

На дне его страшных чудовищ?

С тяжелою думой во взоре

И с черной печалью на сердце

Стоит молодой наш хозяин,

Над детской стоит колыбелью:

Двухмесячный крошка-малютка

В ней звонко и жалобно плачет;

Тот крик, как тупое железо,

Терзает отцовское сердце.

С утра до полночи малютка

Все плачет в своей колыбельке...

Что хочет, что просит бедняжка?

Отец ослабел от тревоги!

Заботливо, нежно вкруг сына

Он ходит, но ходит напрасно:

Все плачет несчастный малютка!

Отцовские грубые руки

Скорее повыдернут с корнем

В лесу горделивую сосну,

Чем крошку-малютку утешат.

Два месяца бьется миляга,

Два месяца длинных проходит --

Нет лучше!.. И слезы порою

Туманили ясные очи,

Отцовскую грудь орошали...

Старушка-соседка Степану

В заботе его помогает:

Пока он работает в поле,

Она за малюткою ходит,

Обед приготовит, скотинку

Обрядит и печку истопит.

Закрылось осенним туманом

Веселое солнце для парня;

Не светят весенние зори,

Не радует рожь и посевы:

Крушит его голос малютки,

Крушит его дума о милой...

Но вот непонятное что-то

Заметил Степан и старуха:

Дитя лишь до полночи плачет,

А полночь ударит -- замолкнет

И смирно лежит в колыбельке.

Тут в душу запало старухе:

Не мать ли покойница тайно

С полночи приходит к малютке?

Не грудь ли ее молодую

Малютка сосет, затихая?

Те странные думы старуха

Тотчас же открыла Степану,

И вместе они порешили

Увидеть покойницу Лушу:

Одна любопытна, как Ева,

Другой -- суеверным обманом

Хотел свое бедное сердце

Утешить в тоске и кручине.

Любовь легковерна, как дети:

Коль молвила правду старуха --

Он Лушу увидит, он скажет,

Как любит ее и за гробом,

Как плачет по ней и горюет...

Уж полночь. Огонь погасили,

Закрывши венчальную свечку,

С которою Луша венчалась,

Ведром, опрокинутым на пол,

И ждут, затаивши дыханье.

Вдруг стих в колыбельке малютка,

И чудится, к матерней груди

Припал торопливо и жадно...

Сжимается верное сердце

Томительной радостью-мукой

У бедного мужа... И слезы

При радостном крике свиданья

Готовы уж хлынуть рекою.

Поспешно, дрожащей рукою

Открыл он горящую свечку,

И пламя ее, всколыхнувшись,

Скользнуло по лавкам, по окнам,

Дрожа, заиграло в лампадке,

Висевшей пред черной иконой;

По темной стене пробежало

И ярким лучом осветило

Фигуру склоненного мужа

С печатью в лице оживленном

Любви и тоски, и боязни...

Он жадно глядит и трепещет:

Он видит красавицу Лушу.

Припала она к колыбели,

Склонясь на колени, и нежно

Ласкала рукою малютку

И с тихой улыбкой глядела

В знакомые, милые глазки,

Меж тем, как малютка у груди

Работал губами, закрывши

От радости синие глазки.

Но только что белые складки,

Как ранний туман над рекою,

Наряда воздушного гостьи,

Дрожащим лучом осветились;

Лишь только роскошные косы,

Обвившие шею и плечи,

При ярком огне зачернели, --

Она поднялась потихоньку...

Как тучка на ясной лазури,

Печаль на лице ее бледном

На миг пробежала и скрылась,

Она наклонилася к сыну,

Уснувшему в теплой постельке,

И белой рукою коснулась

Слегка его розовых щечек.

Потом оглянулась на мужа,

Упавшего вдруг на колени

При чудном виденье подруги,

И он в ее любящем взгляде

Упрек прочитал молчаливый,

Несчастный с мольбой о прощенье

Простер к ней дрожащие руки:

"Прости и останься,

Останься со мною!

Забудь для меня, для малютки

Сырую могилу, голубка!" --

Он хочет сказать, но беззвучно

Слова на устах замирают;

И видит он, очи подруги

Подернулись как бы слезою

И полные скорби и муки

Еще раз взглянули на мужа...

Безмолвная, тихо ступая,

И грустно склонивши головку,

Загробная гостья исчезла

За дверью... исчезла на веки.

На утро соседи открыли

Три трупа в печальной избушке:

Дитя уж застыло в постельке;

Хозяин стоял на коленях,

Склонясь на широкую лавку

С покорной и тихой улыбкой;

На печке в углу, за дровами,

Старуху нашли ребятишки;

На старом лице ее ужас

Застыл и пугал любопытных.

Так Бог покарал человека,

Что тайну загробную вздумал

Проникнуть умом дерзновенным.

1890

Опубликовано в газете "Крым" (Симферополь, 1889. 4 января. No 2. Отдел "Фельетон". С. 2).

Здравствуй, лес, мой отец, мой товарищ и друг!..

Здравствуй, лес, мой отец, мой товарищ и друг!

Ты раскрой-ка объятья живучие,

Распахни свою грудь, приласкай, приюти,

Повтори мою песню певучую!

Гей, товарищ!.. Сюда! Присоседься к огню,

Закури свою трубку старинную!..

Порошку ты купил на последний пятак,

Я -- ружье за двенадцать с полтиною.

Нас собакой ссудил пастушок-коровьяк,

Мужичок дал пристанище в горнице...

Эх, ты, жизнь моя, жизнь молодая моя!

Эх, ты, молодость, счастье-раздольице!

Не кори не брани... Не качай головой,--

Городские привычки стеснительны!

Посмотри, как хорош этот сумрачный бор!..

Небеса-небеса упоительны!

Я всю зиму готов в конуре городской

Над конторкой работать старательно,

Только летней порой попрошу для себя

Прогуляться с ружьем обязательно!

Откажусь от газет, от калош, табаку,

Порешу я с театром на масляной,

И упреки жены, и друзей клевету

Я снесу с их обидной напраслиной, --

Только, друг мой, позволь, утишить в сердце боль,

Глянуть в очи широкому полюшку,

На траве полежать, мошников попугать,

Вспомянуть молодецкую долюшку!

И чтоб этот простор -- небеса и леса

Хороводом безмолвным раскинулись,

И чтоб также вдали звуки песни простой,

Как орлята, в лазурь эту ринулись.

1890 г.

Опубликовано в иллюстрированном ежемесячнике "Природа и охота" (СПб., 1890. Февраль. С. 74).

Песнь грабильщиц

Тихо небо синее,

Солнышко встает,

Луг туманом кроется,

На лугу народ.

Длинной вереницею,

Берегом реки,

Потом обливаяся,

Косят мужики;

Засвистит по воздуху

Светлая коса, --

За косой зеленая

Ляжет полоса.

По полю рассыпались

Пестрою толпой

Девки-грабительницы

С песней молодой.

День все разгорается:

Ярки, горячи

С неба раскаленного

Сыплются лучи.

Вянет в знойном воздухе

Травка, деревцо,

Рдеет загорелое

Девичье лицо.

Чу! Поют грабительницы...

Видны далеко,

Выступают девушки

Вольно и легко.

Мерно грабли движутся,

И, взлетая, вдруг,

Плавно сено падает

Из-под них на луг.

Кажутся грабительницы

Стадом лебедей...

А над лугом песенки

Громче и слышней.

Пойтесь, пойтесь, песенки,

Пойтеся вовек:

Легче с вами горести

Сносит человек,

Чище с вами радости

И ясней мечты --

Быстрокрылой юности

Лучшие цветы!

1890 г.

Впервые опубликовано в 1890 году. См.: "Земля-кормилица": Сборник песен, стихов, пословиц и сказок (Сост. И. Горбунов-Посадов. No 93. М., 1890. С. 45-47; 2-е испр. и доп. изд. М., 1894. С. 44-46). Это новый вариант стихотворения "На сенокосе", опубликованного в журнале "Русское богатство" (СПб., 1886. Март. No. 3. С. 30). В 1904 году "Песнь грабильщиц" переиздается в третий раз. См.: "Моряки": Песенник (Сост. И. Горбунов-Посадов. No 474. Отделение типографии Т-ва И.Д. Сытина. М., 1904. С. 5-6). В этом песеннике стихотворение разбито на строфы по четыре строки в каждой. Четвертое издание осуществлено в 1905 году. См.: "Молодые певцы": Песенник (Сост. И. Горбуновым-Посадовым. Изд. "Посредника". No496. Тип. Виль-де. М., 1905. С. 65-67).

Послушна вечная природа...

Послушна вечная природа

Призывам матери-весны.

Не мы ли счастием народа

Так и свободны и сильны;

К светилам звезды тяготеют,

Песчинка жмется к берегам...

Все хорошо, что сердце греет,

Что мысль возносит к небесам!

1891 г.

Написано в 1891 году. Сохранилось в тексте письма Я. Егорова, адресованного поэту И.А. Белоусову (См.: Белоусов И.А. "Литературная Москва": Воспоминания. 1880-1925. Писатели из народа. Писатели-народники. М., 1926. С. 23).

Скучная поляна, снегу море-море...

Скучная поляна, снегу море-море...

Ива при дороге наклонилась с горя.

Иней с длинных веток, как печаль седая,

Зыблется на солнце, искрами сверкая.

Пыткою истерзан, жизнею измучен,

Станешь поневоле болен ты и скучен.

Но взгляни-ка, милый: солнышко пригреет;

С радости-веселья ива зеленеет.

Примечай-ка, милый, выглянув в оконце,

Где твое сияет ласковое солнце?..

1891 г.

Опубликовано в еженедельном иллюстрированном журнале "Звезда", издаваемом В.В. Комаровым (СПб., 1891. 5 мая. No 18. С. 439).

Зори весенние, ночи безлунные...

Зори весенние, ночи безлунные,

Даль молчаливая, тишь под туманами!

Путь мой увлажен росой серебристою,

Взгляд мой лелеет красу необъятную.

Зори весенние, ночи роскошные!

Лаской живете вы, негою дышите,

Счастьем неведомым очи туманите,

Кроткую жалобу с грустью мешаете...

В мир ли пришел я с большими заботами,

Жизнь ли недобрую шутку затеяла --

Зори весенние, ночи бесстрастные,

Молча вы внемлите сердцу влюбленному!

Молча мигаете частыми звездами,

Молча унылую песню хороните,

Ночи весенние, ночи прекрасные,

Ночи холодные, ночи бесстрастные!

1891 г.

Опубликовано в журнале "Звезда" (СПб., 1891. No 20. С. 470).

Орёл

С пылающим сердцем, с душой окрыленной

Летит он в гнездо дорогое свое, --

Все тише и тише полет утомленный,

Все ближе и ближе родное жилье.

Средь темных ветвей, под защитою вяза,

Орлица на мягких пушинках легла,

И снится ей солнце и блестки алмаза

На утренних росах, и взмахи крыла

В широкой степи поднебесья глухого,

И он, ее милый супруг дорогой...

Вон горы и море, челнок рыболова

Под парусом белым в дали голубой...

И к сонной подруге с добычи-охоты

Чуть слышно усталый орел подлетел.

И взгляд его, полный любви и заботы,

Желанною встречей горел.

Но спит молодая подруга, не скажет,

Где нынче носилась в полуденный зной;

И взором и клекотом ему не укажет,

Где скрылся в ущелье стрелок молодой,

Что смертью грозил ей вчера за рекою,

Вблизи отдыхающих стад молодых.

И, крылья оправив, окутанный тьмою,

Орел неподвижен и тих.

И чутко, и зорко он ночь наблюдает;

Темнеет вечерняя мгла, --

С вершины высокой два глаза сверкают,

Два зоркие глаза орла...

1891 г.

Опубликовано в журнале "Звезда" (СПб., 1891. No 22. С. 522).

В ДЕРЕВНЮ!..

Поэма

(Посвящ. И.И. Горбунову-Посадову)

Держись за землю, трава обманет.

Пословица

Зачем мне гордые палаты,

Сады и грохот мостовой,

Когда на родине святой,

Где средь полей ютятся хаты,

Где зреет колос золотой,

Найду я радостный покой?..

Вперед, вперед! Прощай столица!

Сам-друг с котомкой за спиной

Иду дорогой столбовой;

Мне город кажется темницей,

И красота родных полей

Душе и ближе, и милей.

Столбы мелькают верстовые,

Мосты, канавы, щебня ряд,

Далекой песни перекат,

Цветы в полях, леса глухие

И за деревнею посев,

И взгляд спокойный сельских дев,

И старцев бороды седые...

Прости, житье в коморке бедной,

В сырых подвалах и углах,

Зимой в холодных чердаках, --

Когда, встречая отблеск бледный

Гнилого, сумрачного дня,

Судьбу суровую кляня,

Не знаешь -- будешь ли ты сыт,

Или осмеян, иль побит?

Прощайте, мертвенные люди,

Жестокосердые глупцы,

Слепые к правде мудрецы!

Враждою дышат ваши груди, --

Вы -- дети праздные земли,

В закон возведшие рубли!

Прости и ты, бедняк убогий!

Соблазн ли легкого труда,

Иль ложный стыд, или нужда

У золоченого чертога,

Как пса у барского порога,

Тебя поставили -- прости!

С тобою нам не по пути.

Зачем сошлись вы черной тучей,

Вы -- дети голой нищеты,

Забыв поля, луга, цветы,

Забыв косы размах певучий,

Веселый скрип кривой сохи

И леса синие верхи?

Скажите -- Божью благодать

На что вы вздумали сменять!..

Скорей, скорей из душных келий

На вольный воздух и простор,

Туда -- к подножью дальних гор,

Под сень берез, мохнатых елей,

В соседство бора и равнин,

Ручьев, пригорков и долин,

Где тени светлые легли

На кудри мягкие земли,

Где серебром сверкает плуг, --

Товарищ пахаря и друг,

Где тучки розовые ходят,

Где мирно зверь по чаще бродит,

Где и обугленные пни

Дают побеги в эти дни...

О, милый мой! Туда, туда

Уйдем для жизни и труда,

Для жизни тихой и простой,

Забыв о смуте городской...

О город, город! Сколько слез

В семью народную ты внес!..

Болезни, мрачные темницы,

Короткий век, позор и стыд,

Ряд унижений и обид,

И быль -- как будто небылица,

И правда -- будто злой обман,

И друг -- не друг уж, а тиран,

И брат -- не брат, а злой грабитель,

Невинных душ поработитель,

И все, что наш позорит век,

Найдет там бедный человек.

А что взамен возьмет? О, Боже!

Как все размыслишь да сочтешь,

Всему итоги подведешь --

На сказку выйдет так похоже!

И, сказку слушая, душа

Сожмется ужасом дыша...

Дай руку мне, бедняк унылый,

Пока не поздно, поспеши

Спугнуть недобрый сон души,

Проснись и, в миг собравшись с силой,

Порви с прошедшим, как и я...

О жизнь! О сельские поля!

Кто бросил там ряды селений

Рукою властной по холмам?

Кто благовонных испарений

Развеял волны по лугам?

Глядит -- смеется май кудрявый,

И сыплет золото с небес

На горы, долы и на лес,

На нивы, пажити и травы...

С улыбкой счастья на лице,

Тиха, покорлива и властна,

Земля, как женщина, прекрасна

В простом наряде и венце.

Глупец, я жизнь искал иную...

Приди, и с этой красотой

И вечно юной, и святой

Соедини стезю земную,

И уподоблю я тебя

Сиянью майскому, любя,

А зерна в пригоршне твоей

Огню и золоту лучей!

Так думал я, бросая взоры,

Восторга полные, кругом.

Но близко, близко отчий дом:

Мелькают по лугам узоры

Пустынной речки. Вдоль реки,

Свистя, порхают кулики...

Спешу... В груди одушевленье...

И скор, и радостен мой шаг,

И отступает грозный враг --

Тоски недавнее томленье

И горький шепот раздраженья,

И вихри знойных, жгучих дум,

Заполонивших было ум.

Спешу... Луга и луговины,

Знакомой рощи тишина,

Небес хрустальных глубина...

О, сердцу милые картины,

Неужли снова вы со мной?..

Снимаю шапку, сам не свой,

И, осенив себя крестом,

Слезу стираю рукавом.

Бежит дорога, извиваясь,

По обе стороны стеной

Стоят колосья предо мной

И тихо шепчутся, качаясь:

"Кто этот бледный и худой?!."

И, зашумев, поклон земной

Пришельцу шлют. Я знаю -- брат

Иль друг мне не был бы так рад...

В душе растет, растет волненье...

Вот этот домик на краю, --

Здесь помню я отца, семью

И мысли первое теченье,

И первый сон моей любви,

И песни первые мои.

Всхожу на низкие ступени,

На потемневшее крыльцо;

Гремит чугунное кольцо;

И дни обид, тоски, лишений --

Недавно прожитые дни,

Восстали в памяти. Они

Спугнули дремлющее горе,

Незримых слез глухое море...

О, сколько лучших дней и сил

Я на чужбине погубил!

Бесплодно канувшие годы,

Навек помятые цветы!

Не надо вашей мне свободы,

Не надо вашей красоты!

И ты, о ком подумать больно,

О ком я помнил и во сне --

О, мать моя!.. Простит ли мне

Святое сердце своевольный

Проступок юношеских дней,

Противоречий и страстей

Необъяснимые сплетенья?..

Меж тем, как ты в избе пустой

Одна боролась с нищетой,

Внимая бури зимней пенью --

Я в даль ушел, я свет пытал,

Искал работы и мечтал...

Жива ль она, моя старушка?

Все также ль целый день прядет,

И на завалинке избушки

Грустит и сына в гости ждет?

Иль ждать бедняжка перестала

И в поминанье записала?

Иль, может быть, в соседстве роз,

Среди кладбищенских берез,

В тени покойной и прохладной

Нашла она приют отрадный,

Где средь семейственных могил

Отец мой пахарем почил?!.

Все это вдруг передо мною

В одно мгновенье пронеслось,

Ключом вскипело, поднялось

И в душу хлынуло волною...

Душа не вынесла моя,

И на крыльце заплакал я...

"Мой сын! Мой сын!" -- я слышу снова

Родимый ласковый призыв,

Прощеньем дышащее слово,

Глубокой радости порыв.

Трепещут старческие руки,

Дрожа, касаются волос...

Без слов, без жалобы, без слез,

Забыв о горьких днях разлуки,

Припал я к ней, к моей родной!..

И поняла она душой, --

О чем грущу, о чем я плачу,

И дум моих незримый ход,

И к новой жизни поворот,

И сердца новую задачу...

И -- вся сияние любви --

Сказала: "Бог благослови!.."

1891

Поэма, посвященная И.И. Горбунову-Посадову, опубликована в журнале "Звезда" (СПб., 1891. No 23. С. 546-547). С похвалой отзывался о поэтических успехах Егорова, в частности об этой поэме, Спиридон Дмитриевич Дрожжин, популярный в то время поэт. Он писал Я. Егорову 3 августа 1891 года: "Прочитал я написанную об тебе Ап[оллон] Ап[оллоновичем Коринфским] статью и ряд твоих стихотворений в "Звезде"... Из тебя образуется настоящий поэт. Особенно хорошо стихотворение, посвященное Ив. Ив. Горбунову-Посадову. В нем более ярко пробивается твоя оригинальная поэзия, чем в некоторых твоих мелких стихотворениях. Это, хотя местами растянутое, стихотворение я перечитывал несколько раз и всегда находил в нем новые красоты и удачные обороты, и выражения" (РО РГБ. Ф. 358. К. 25. Д. 15. Л. 12-13).

Ячмень и пшеница

Уж как звал ячмень пшеницу

В дальний город погулять:

"Мы пойдем, пойдем, сестрица,

Злата-серебра искать..."

Братец мой, ячмень усатый!

-- Так пшеница говорит: --

Что мне серебро и злато?..

Что за шутки! Что за стыд!

Скоро встану я суслоном,

Зерна пахарю отдам

-- Злато-серебро с поклоном

Сами в гости будут к нам.

1891 г.

Опубликовано в журнале "Звезда" (СПб., 1891. No 26. С. 623).

Горе

-- Видал ли ты, тятька, когда-нибудь горе? --

Отцу так сынишка сказал.

Отец улыбнулся, тряхнул бородою:

"Видал, мой родимый, видал..."

"А ну, расскажи!.." -- "Что же, слушай, коль хочешь!

На спрос весь ответ мой такой:

Когда мой рассказ начинается -- молод

Я был и красавец собой,

А мамка твоя-то и солнышка краше...

Тебе уж такой не видать!

Скрутило беднягу, пошел я с веревкой

Лесину такую искать.

Нашел, понимаешь, веревку закинул...

Да вдруг погляжу -- на пеньке

Сидит это самое, стало быть, горе

С бутылкой хмельною в руке.

Костлявые руки, хохлатые космы...

Лохмотья висят... Ветерком

Разносит их... Бледные, впалые щеки,

Дырявые лапти на нем...

Взяла меня оторопь, я испугался,

Стрелою пустился домой...

А горе -- за мною. Проклятое горе

Пустилося следом за мной!

Я плакал, а горе, смеясь и кривляясь,

Стаканчик -- другой поднесло,

Я выпил... Во рту, как огнем опалило.

В душе, понимаешь светло...

А тут, погляжу, уж и горе в присядку

Со мною пустилось плясать.

И зажили с горем мы вместе... Казалось,

Мне с горем и век вековать!

В одной мы избушке и пили, и ели,

Подушкой делились одной,

Плясали и песни мы вместе играли,

Без друга за дверь ни ногой!

Но время пришло и в родную избушку...

В избушку взошла твоя мать!

И горе с испугу в леса и болота

Из дому пустилось бежать".

1891 г.

Опубликовано в журнале "Звезда" (СПб., 1891. No 31. С. 755).

Сон

Ночью осенней

Снился мне сон:

Был я на царстве,

Был королем.

Серебро-злато

Я рассыпал,

Гумна, амбары

Всем отворял.

Каждому мужу

Дал я жену,

Женщине дал я

Дом и семью,

Деткам-малюткам

Мать и отца,

Миру честному --

Слуг и друзей...

Всем же вручил я

Властью моей

Светлую радость --

Веру в людей.

1891 г.

Опубликовано в журнале "Звезда" (СПб., 1891. No 33. С. 805).

Если сердце твое ошибется...

Если сердце твое ошибется

И полюбит-разлюбит напрасно, --

Помяни улетевшее счастье

И тепло, и любовно, и ясно...

Если гордость задета больная,

И высокие думы разбиты, --

Не ищи беспокойному сердцу

У людей ни суда, ни защиты...

Если счастье нахлынет случайно,

Если жизнь и тебе улыбнется, --

Позабудь про былые невзгоды,

Пожалей, что не всем так живется!..

1891 г.

Впервые опубликовано без названия в журнале "Звезда" (СПб., 1891. No 37. С. 887). Вторично издано под названием "Другу" в 1892 году. См: журнал "Бог-помочь": Чтение для народа. Бесплатное приложение к "Сельскому вестнику", издающемуся при "Правительственном вестнике" (СПб., 1902. Март. Кн. 3. С. 27-27).

КОНЬ

(Из давно минувшего)

Он молча подошел к окну своей темницы,

Кругом уснувшая раскинулась Москва,

Угрюмо высятся кремлевские бойницы,

Беззвучно шепчутся под бурей дерева.

Заутра казнь, за прошлое расплата...

Прости, безмолвие над степью голубой,

Лихой набег и меткий взмах булата,

И ласки пленницы-турчанки молодой,

Друзья-сподвижники, кровавая дружина,

Веселый пир в лесу, средь ночи, у костра,

И там, над Волгою угрюмая вершина,

И смелых замыслов счастливая пора!..

Нет! К вам я не вернусь... У двери заключенья

Палач уж звонкую оттачивает сталь, --

Но в сердце страха нет, как нет в душе моленья,

А сердце ждет... чего-то сердцу жаль.

Друзья... Любовь... Друзьям я знаю цену!

В душе наперсницы потухнет образ мой!..

И я прощаю им так искренно измену...

Но есть еще один -- товарищ боевой.

Мой бедный конь! Один гуляя в поле,

Все ждет меня, давно, бедняжка, ждет,

Уныло бродит он, не пьет, не ест он боле

И тихо так, и жалобно так ржет.

И вторит голосу товарища лихого

Серебряных стремян чуть слышный перезвон,

Как стон души, как слабый вздох больного,

Как плача матери печальный полутон.

Мой бедный конь! С какою грустью тайной

Я обнял бы тебя!.. Копыта резвых ног

Я б целовал, дрожа за каждый миг случайный,

Я б в радости безумной изнемог!

Но близок час, палач уж ждет свиданья,

В лампаде догорел, чуть тлеющий огонь...

И меры нет тоске, и меры нет страданью...

Мой бедный конь, мой бедный конь!..

1891

Опубликовано в журнале "Звезда" (СПб., 1891. No 40. С. 954). Поэт М.Л. Леонов сообщал Я. Егорову в письме от 21 декабря 1891 года о том, что читал "Коня" в "Звезде" и "этим стихотворением... очарован" (РО РГБ. Ф. 358. К- 25. Д. 19. Л. 17 об.).

Рассказал бы я вам, как любил я ее...

Рассказал бы я вам, как любил я ее,

Как любил я ее, душу -- сердце мое.

Рассказал бы я вам, как простил я ее,

Как простил я ее, душу -- сердце мое.

Но другой, а не я, с ней стоял под венцом,

С ней стоял под венцом, молодец -- молодцом.

Но другой, а не я, надевал ей кольцо,

Улыбалось ему молодое лицо.

Из угла, в тишине, полон дум, одинок

Я стоял и глядел, и глядеть я не мог.

Из угла, в тишине ей грозила судьба,

Роковая во мне совершалась борьба...

И зачем, для чего в мире ходит печаль!..

Где б увидеться с ней -- целой жизни не жаль!

А увижу ее -- словно думушки нет,

И потом от стыда не глядел бы на свет.

Повернусь, поведу гордо так головой,

Поклонюсь, не глядя, словно неуч какой.

И потом целый день я задумчив и нем,

Молочу, бороню, сам не знаю зачем.

Словно я не мужик, словно жизнь мне тюрьма...

Мать-старушка глядит, не приложит ума,

Разговор поведет: -- Что не ешь, али сыт?..

Гладит кудри рукой, сиротливо глядит.

1891 г.

Опубликовано в журнале "Звезда" (СПб., 1891. No 41. С. 978).

Мой друг Нефед

Живешь, живешь, а толку мало:

Смеяться -- стыдно в нищете,

Поплакать... Можно бы поплакать,

Да как же плакать в тесноте?

Цветку весной даются росы,

Ручью в долине -- звонкий плеск,

А солнцу ясному на небе

Огня и света яркий блеск.

В поля ли выйдешь -- в животине

Весной бурлит живая кровь,

А соловейко на рябине

Поет уж прямо про любовь.

Везде дух радости, веселья...

А что же он, мой друг Нефед?

Склонивши голову стыдливо,

Пропить он валенки несет.

1891 г.

Опубликовано в 1891 году под псевдонимом "Шершень" в разделе "Смесь. Курьезы, шутки, анекдоты" Московского альманаха стихотворений, очерков и рассказов "Звёзды" (М., 1891. Изд. М.Л. Леонов и И. Цандер. Типо-литография Г.С. Ламакина. С. 32). Авторская рукопись хранится в РГАЛИ (Ф. 122. Оп. 2. Д. 139. Л. 1).

На сенокосе

Разогнешься -- болит поясница,

Размахнешься -- нет силы в плечах;

Отдохнул бы, сварил бы ушицы,

Полежал бы -- семья на руках.

Ширь небесная полымем дышит,

Мать-равнина -- свекрови скупей;

Ветерок не пахнет, не всколышет

Там, в низине, высокий пырей.

Грусть, истома... За рощею где-то

Вдруг ударила песня. Она

Молодою душою согрета,

Молодого желанья полна...

И под песню работа спорится,

Размахнешься -- поникни трава!

Развернешься -- лицо разгорится,

Дум о счастье полна голова.

1892 г.

Напечатано в журнале "Звезда" (СПб., 1892. No 20. С. 519).

Скучно и обидно...

Скучно и обидно,

Правду говоря,

Тратить понапрасну

Мощь богатыря.

И рука, и плечи --

Леший мне не брат!

А кругом посмотришь

Утопиться рад...

Эх, кабы землицы!

Эх, кабы леску!

Позабыл бы парень

Песни про тоску.

1892 г.

Опубликовано в журнале "Звезда" (СПб., 1892. No 23. С. 591). По сравнению с рукописью-автографом в опубликованном варианте замечаются текстовые разночтения: изменена 4-я строка во второй строфе -- вместо "утопиться рад ..." напечатано: "сам себе не рад!"; по иному звучит вся третья строфа -- вместо рукописного текста:

Эх, кабы землицы!

Эх, кабы леску!

Песни про тоску.

напечатано --

Малость бы землицы...

Малость бы леску --

Эх, не пел бы парень

Песню про тоску!

Я сижу у окна и вдыхаю...

Я сижу у окна и вдыхаю

Воздух утренний полною грудью.

Вот уж солнце взошло из-за леса,

Пробуждаются ранние пташки,

Потянул ветерок через поле

И волнует седые туманы...

Просыпается люд деревенский,

Свои будни опять начинает.

Вот избушка... Горячее солнце

Пробивается смело в окошко,

Золотит оно бедную хату,

Сыплет пламень, горит и трепещет.

Вот коснулось тесовой кровати,

Заиграло на личике милом...

Спишь, не слышишь ты, милая крошка,

Как оно твои пышные косы

Золотыми устами целует!..

В этот час, в этот миг тихой грусти

Я хотел бы сидеть молчаливо,

Молчаливо сидеть над тобою

И усталые очи покоить

На лице твоем кротком и нежном.

И когда ты в сиянии утра

Пробуждаясь, мне в очи заглянешь --

Я хотел бы сказать только слово,

Только слово одно тебе молвить, --

Что и сердце, и думы поэта

На рассвете румяного утра

Лишь с тобой, моя тихая радость,

Лишь с тобою живут неразлучно...

1892 г.

Опубликовано в журнале "Звезда" (СПб., 1892. No 30. С. 65).

Синяя ночка глядит молчаливо...

Синяя ночка глядит молчаливо,

Нежные звуки вдали замирают,

Хочется счастья безмерно, глубоко,

Хочется радостей чистых и светлых...

Прелестью дышит весенняя ночка,

Кроткие звезды сияют над миром,

В душу нисходит покой ожиданья,

Тайные мысли, как пчелы, роятся...

Больно проститься с мечтою заветной,

Грустно сложить непокорные крылья!..

О, как хотелось бы небо измерить,

О, как хотелось бы жизнь переведать,

Ласковым ветром над морем промчаться,

В поле раскинуться синею далью,

Тихой отрадой больному страдальцу

В эту безмолвную ночку присниться!

1892 г.

Впервые напечатано в журнале "Звезда" (СПб., 1892. No 35. С. 162).

Ландыш одинокий

На рассвете утра, на горе высокой,

Между мхов пушистых и травы зеленой,

Расцветал на солнце ландыш одинокий,

В сладкие мечтанья, в думы погруженный.

По его душистым, трепетным листочкам,

Каждый день и утро ласкового мая,

По его веселым, недозревшим почкам

Бабочка летает, крыльями сверкая.

"О подруга солнца! О подруга розы!

Что ты обещаешь бедному цветочку?

Ты сулишь мне горе, ты пророчишь слезы,

Без ответа утро, без просыпу ночку..."

Так шептал цветочек в день прекрасный мая,

Трепетал от счастья, радовался грезе,

Пред залетной гостьей венчик наклоняя,

Чистый, как пушинка снега на морозе.

Что же? -- Пролетело время дорогое...

Бабочку пленила гордая соседка: --

Розовое платье, сердце золотое,

Стройненькая ножка, тоненькая ветка.

И поник цветочек -- ландыш серебристый --

Нежною головкой, полон мрачной думы...

На горе высокой, на траве росистой

Ласковое утро встретил он угрюмо.

И не может ландыш помириться с долей:

Бледный и печальный, венчик наклоняя,

Смотрит он на землю, как сиротка, в поле

По утрам росинки тихих слез роняя...

1892 г.

Напечатано без названия в еженедельном литературно-художественном журнале "Север" (СПб., 1892. 5 июля. No 27. С. 1366).

ПЕСНИ ПРО НУЖДУ

(Н.Я. Ермину)

1.

Ой, нужда, нужда

Стародревняя

Ходишь-бродишь ты

Все деревнею!

Лапти липовы

Поразбилися,

Полы длинные

Обносилися.

Ступишь на ногу

Тихим топотом,

Слово вымолвишь

Робким шепотом;

Улыбнешься ты --

Как расплачешься,

А расплачешься --

В угол прячешься.

Песню спела бы --

Нету голоса;

Браги выпила б --

Нет ни колоса!

А и выпьешь ты --

Поотважишься,

Развернешься ты,

Раскуражишься:

"Сторонись, народ!

Не замай нужду,

Я сама, нужда,

Колесом пройду!.."

2.

Ой, нужда, нужда,

Неумытая!..

Еще кем нужда,

Непобитая?

К богачу пришла,

Клонишь голову;

Коль побожишься --

Слово-олово;

Коль взаймы возьмешь

Получай с лихвой;

Коль в полон пойдешь,

Погоняй -- не стой...

На чужом лугу

Сено скошено, --

На твоем лугу

Даром брошено!

На чужом гумне

Скирд наставлено, --

У тебя гумно

Не исправлено!

Люди бросили

В землю семечко, --

Недосуг тебе,

Нету времечка...

3.

Ой, нужда, нужда,

Нужда горькая!

Век питалась ты

Черной коркою...

На суде стоишь --

Заикаешься,

На духу попу

Слезно каяться!

На своей печи

Ляжешь в сторону,

Ляжешь в сторону

Хоть на борону...

Еще где, нужда,

Ты родилася?..

Еще как, нужда,

Жить училася?..

-- Жить училася

Я под палкою,

Пеленалася

Я мочалкою...

Словно сон прошли

Годы младости!

Полюбила я,

Да без радости!

Пировала я

С крепкой думою;

И домой пришла

Я угрюмою,

Подпираючись

Длинной палкою

Суковатою...

А умру -- нужда --

Я горбатою.

1892

Опубликованы: см.: "Помочь": Вологодский сборник в пользу пострадавших от неурожая (СПб., 1892. Типо-литография А.М. Вольфа. С. 215-217). Издание этого сборника "служит, -- констатировала редакция журнала "Русское богатство" в Отделе "Новые книги", -- как бы напоминанием русскому обществу, что помощь с его стороны еще очень и очень нужна. А такое напоминание является куда как полезным и своевременным в виду того почти всеобщего охлаждения и равнодушия к народной нужде, которое охватило теперь нашу интеллигенцию". Все содержание "Помочи" "соответствует гуманной цели". Почти все произведения -- и беллетристика, и стихотворения -- "проникнуты какой-нибудь симпатичной идеей и имеют целью пробуждать в читателе" добрые чувства. "Песни" Я. Егорова создают живую образную картину народной нужды, которая ходит-бродит "все деревнею" ("Русское богатство". СПб., 1892. Декабрь. No 12. С. 39-40).

ПРОРОК

(А. А. К.)

1.

Он был светел и тих,

С исхудалым лицом;

Он о смерти молил

Перед Богом-Творцом:

"Люди глупы и злы,

Мир обрызган в крови,

И напрасно пророк

Говорил о любви!

И напрасно, Господь,

К ним меня Ты послал:

Я так много любил,

Я так много страдал!

И осмеян толпой,

Проклиная людей,

Я в пустыню ушел

В тяжкой скорби моей!.."

И в тоске, и слезах

Он на камень упал

И о смерти молил,

И на Бога роптал:

"Я не верю в любовь,

Я не верю в людей!

О, пошли, Всеблагий,

За душою моей!.."

И ему в полусне

Вдруг предстал Егова,

И услышал пророк

Вечной Правды слова:

"Ты измучен, ты слаб,

Ты не веришь в людей,--

Час придет, Я пошлю

За душою твоей.

Но ты злобен и горд,

Недостойный пророк, --

Целый мир за себя

Ты проклятью обрек!

Ты вернешься в него,

Этот мир возлюбя,

Но за гордость твою

Наказую тебя"...

2.

Так Господь говорил.

И проснулся пророк, --

Над пустыней глухой

Разгорался восток.

И почувствовал он,

Что за ропот его

Дара слова лишил

Бог слугу своего!

И на жизнь осудив

Истомленную плоть, --

На служение в мир

Посылает Господь!

И молился он вновь:

"Свято Имя Твое!

Со смиреньем снесу

Испытанье мое!

Но, Господь, но, Творец!

Как же в мире мне жить?

Как я к людям пойду?

Как я стану учить?..

По замолкшим струнам

Не играют персты...

Плодоносная ветвь

Обронила цветы...

Вседержитель Отец!

Кратки смертного дни,

Дар пророчества мне --

Силу слова верни!.."

И молчанье в ответ.

И безгласен, как раб,

В грешный мир он пошел

Малодушен и слаб

3.

И с тех пор меж людей

Он безропотно жил,

И заботу, и труд

Он с народом делил.

И пророка народ

В нем теперь не узнал,

И народу пророк

Ничего не сказал.

Но всегда и везде

И спокоен, и тих

Он о людях скорбел

И молился за них.

И всегда, и везде

Кротким видом лица

Побеждал в мире зло

Покоряя сердца.

То рыбак, то пастух,

То поденщик простой --

Он ходил меж людей

И болел их тоской.

Как он радостен был,

Дело жизни любя,

Если мог приютить

Бедняка у себя!

Если мог напитать

От труда своего,

Если мог исцелить

Язвы тела его!

И молва пронеслась:

"Вот святой человек!

Выше этой любви

Не увидим вовек!.."

И дорожную пыль

Поднимая стопой,

Собирались толпы

К бедной келье простой,

Колени к ручью

Летом в жаркие дни,

И высокой любви

Научались они.

4.

И опять, как тогда,

Разгорался восток,

И опять, как тогда,

Горько плакал пророк.

Перед ним в тишине

Вдруг предстал Серафим

И, сверкая мечом,

Ангел смерти за ним.

Просветленный, внемли

Глас Творца твоего:

"Да глаголят уста

У слуги Моего!.."

Так он говорил,

И прибавил другой,

Грозно-пламенный меч,

Простирая рукой:

-- Просветленный, внемли

Глас Творца твоего:

"Да отнимется жизнь

У слуги моего!.."

И, прощаясь с землей,

Он печально шептал:

"Я так мало любил,

Я так мало страдал!.."

1893

Опубликовано в научно-литературном сборнике "Путь-дорога" в пользу Общества для вспомоществования нуждающимся переселенцам с приложением фототипий и цинкографий (Издание КМ. Сибирякова. Типо-литография Б.М. Вольфа. СПб., 1893. С. 217-221). Эта программная поэма посвящена поэту и издателю Аполлону Аполлоновичу Коринфскому, много сделавшему для популяризации поэтического творчества Якова Егоровича Егорова. "Пророк" восторженно был встречен братьями по перу. И.А. Белоусов 6 августа 1893 года писал Я. Егорову: "Читал и перечитывал твое стихотворение "Пророк" в сборнике "Путь-дорога" и заочно за него тебя целую"; а 19 сентября сообщал, что Ив. Вдовин "твоим "Пророком" просто восхищается..." (РО РГБ. Ф. 358. К. 25. Д. 10. Л. 31, 32). В ответном письме И.А. Белоусову автор стихов сообщал: "Порадовался, что "Пророк" тебе кажется недурным... Мне показался нужным именно такой пророк:

И заботу, и труд

Он с народом делил

Он о людях скорбел

И молился за них...

То рыбак, то пастух,

То поденщик простой --

Он ходил меж людей

И болел их тоской".

(РГАЛИ. Ф. 66. Оп. 1. Д. 365. Л. 21, 27 об.)

Мать

Радости мгновенья, цвет прекрасной розы --

Позабыл давно я искренние слезы,

Тяжкого ненастья темную пучину --

Встретил я, как брата, грозную кручину.

Взял себе я сердца дорогую волю,

Гордую улыбку да молчанья долю;

Сам же отдал душу -- радости и муки

Первого свиданья, первых дней разлуки...

И с тех пор не плачу... Только ночью темной

Слышится мне голос в тишине укромной,

Видятся мне очи, полные печали,

Что меня молитве детской научали,

Что меня любили без конца и края, --

Чудится в них сила, сила неземная!

И лицо в подушку я, как в детстве, прячу

И, грустя о чем-то, искренно так плачу...

1894 г.

Опубликовано в журнале "Семьянин": ежемесячник литературы, науки, общественной и семейной жизни с иллюстрациями В.М. Крузе (СПб., 1894. Январь. No 1. С. 91).

Сватовство

(С Новым Годом!)

С Новым годом, тетка Дарья

С Новым, дед Порфирий!

Не зайти -- нельзя к соседу,

А зайти -- нельзя не выпить...

Так ли баю, дед Порфирий?

Так ли будет, тетка Дарья?..

Сорок лет мы жили дружно,

Ваша Маша -- чудо девка!

Да и мой Алеха тоже

Хоть куда лихой работник!

Так ли будет, дед Порфирий?

Складно ль сказано, соседка?..

Три коровы, две лошадки,

Самовар завел, а хлеба

У людей не занимаю...

Верно ль будет, тетка Дарья?

Так ли баю, дед Порфирий?

Что, Алеха, нос повесил?

Ты чего краснеешь, Марья?..

Ну-ка, дед, какую сказку

Я во сне сегодня видел...

Слушай, дед, и слушай, Дарья,

Да и ты, красотка Марья!..

Выхожу я по пороше

На рассвете в чисто поле, --

В чистом поле след куницы,

След куницы, аль лисицы,

Аль красавицы-девицы...

Ты куда бежишь, Маруха?

Что с тобою, друг Алеха?..

Убежали! Ха-ха! Дети!!..

Застыдились слушать сказку.

Ну уж быть так, стало, надо --

И без них я кончу сказку...

Ладно ль будет, тетка Дарья?

Так ли молвлю, дед Порфирий?

Ладно?.. Слушайте: куница,

Аль лисица, аль девица --

Притворяться мастерица:

День проводит в чистом поле,

Ночь ночует в вашем доме...

Так ли будет, тетка Дарья?

Верно ль баю, дед Порфирий?..

Я теперь плохой охотник,

Правду молвить, -- у Алехи

Я разведчик, я загонщик...

Понял, дед, мою ты сказку?

Поняла ль ты, тетка Дарья?..

Вот люблю соседа-друга!

Вот люблю куму-соседку!..

Кличьте ж Марью да Алеху!

Поцелуй, Алеха, Марью,

Марья -- поцелуй Алеху!..

С новым годом, дед Порфирий!

С новым сватом, тетка Дарья!

С новым счастьем, молодые!

1894 г.

Опубликовано в журнале "Семьянин" (СПб., 1894. Февраль. No 2. С. 66-67).

Отец

О, помню! Пал я на колени...

"Мой сын, -- сказал ты мне тогда, --

Беги от праздности и лени,

Беги от легкого труда!

Соха, изба, родных могилы --

Держись за них, держись, мой свет,

В них наша правда, наша сила

И наших подвигов завет!

Другого не ищи кумира,

О, сын мой, свет мой! Не садись

За стол в ряду с князьями мира

И с празднолюбцем не дружись!

Не пей здоровье их! Обманет

Тебя чужая красота,

И пусто в сердце, грустно станет"... --

Шептали бледные уста.

Но жизнь манит. И боль, и муку

Забыть хотелось бы... Прости,

Отец, я сын твой... Опусти

С проклятьем поднятую руку!

1894 г.

Опубликовано в журнале "Семьянин" (СПб., 1894. Июль. No 7. С. 122).

Мечта крылатая, наперсница вселенной...

Мечта крылатая, наперсница вселенной,

Любовь -- заветная владычица сердец!

Порывы добрых чувств и вольности священной!..

Где встретит вас безвременный конец?!..

Небесною росой и верой пробуждения

Кропите вы надежд увядшие цветы:

Дохнули вы, и -- нет им усыпленья;

Погибли вы, и нет их красоты!..

Летите смело вы над жизнью быстротечной;

Но путь ваш сторожит житейская борьба;

И падаете вы на дно пучины вечной,

Как цепи звонкие -- на белый гроб раба...

1897 г.

Опубликовано в журнале "Север" (СПб., 1897. No 7. С. 214).

День пасмурный, холодный зимний день...

День пасмурный, холодный зимний день...

Снег падает, крутясь неслышно, понемногу

На крыши хат, канавы и мосты,

На затемненную под окнами дорогу.

Унылый день угрюмой сединой,

Как бледное лицо усталого страдальца,

Глядит ко мне... И жаль его мне, жаль --

Как бесприютного, бездомного скитальца...

О нем не возвестит ни рокот соловья,

Ни ранний пастуха рожок певуче-звонкий,

Ни песня пахаря -- на ниве за сохой,

Ни горлинки призыв, ни пар над полем тонкий.

Он красками цветов не очарует глаз,

Не развернется он картиною чудесной

Весенних вод и роскошью лесов

Под солнцем ласковым, под ширью поднебесной.

Он, как больной, наскучив бытием,

На отклик отклика не даст в дали селенья;

Простясь с одной -- он ждет другой зари

И смерть зовет к себе, владычицу забвенья...

Морозит к вечеру... Яснее небеса...

Над белою горой луна засеребрилась,

И тени синие ложатся от домов,

И вот -- царица ночь на землю опустилась...

В хрустальных теремах зажглися огоньки,

Над спящею землей Бог ризы отрясает, --

И чудно на душе, и грустно, и легко,

И гимн молитвенный мне сердце повторяет...

1898 г.

Напечатано в журнале "Север" (СПб., 1898. 22 февраля. No 8. С. 237-238).

Памяти В. Н. Зудилина

Пошли, о Господи, тому благословенье,

Кто сердцем искренне любил,

Кто кротко перенес невзгоды и сомненья,

Работал не жалея сил;

Кто, не боясь судьбы, невидимо грозящей,

Был верой неподкупно тверд, --

И холод выносил, и тяжкий зной палящий,

И в счастье -- не был горд;

Кто, сострадая, жил, -- живя и сострадая,

Чужой надежды не убил;

Чья жизнь была чиста, как тихий вечер мая

Вблизи отеческих могил...

Но трижды, Господи, благослови того Ты,

Кто -- помня Твой завет --

Боролся за людей, презрев свои заботы,

Чтоб в мире не померкнул свет

Дух милосердия, дух правды и свободы

Вселял кто в юные сердца...

Пусть назовут того счастливые народы

Достойным имени отца!..

1898 г.

Издано в журнале "Север" (СПб., 1898. 22 февраля. No 8. С. 238).

Стихотворение посвящено Зудилину Василию Никандровичу, в начале 1880-х гг. -- сельскому учителю Спасоникольской школы Великолуцкого уезда Псковской губернии. В 1881 подозревался в том, что был одним из подстрекателей крестьян, оказавших сопротивление властям при описи имущества. По распоряжению министерства народного просвещения от 1884 г. ему, как политически неблагонадежному, запрещена была всякая педагогическая деятельность.

Деревенское утро

Не ждут осенние работы,

Не долог отдых мужиков;

Скрипят колодцы и ворота

При третьей песне пастухов.

Хозяйка старших разбудила;

Блеснули в ригах огоньки,

И застучали молотила...

"Бог помощь, братья-мужики".

1898 г.

Опубликовано в 1898 году (см.: "Русская грамматика в примерах, или как научиться толково и грамотно писать по-русски: Правила правописания, материал для списыванья, диктовок, заучивания наизусть и письменных самостоятельных занятий". Составил Я. Егоров. СПб., 1898. Типография Е. Евдокимова. Ч. 2. Слово. С. 19).

В море, как в могиле...

В море, как в могиле --

В глубине стихии --

Скрыты ото взоров

Перлы дорогие...

В мире, словно в море,

Затерялись люди:

Ближнему невнятен

Вопль родимой груди.

Я извлек бы жемчуг

Из пучины моря,

Я пришел бы к милой

Полон слез и горя.

Да земля сырая,

Темная могила,

Между мной и ею

След заворожила!

И бессильный, робкий --

Я брожу повсюду,

И взываю к Богу,

И прошу я чуда...

Ясных звезд сиянье,

Трепет листьев в роще,

Дуновенье ветра, --

Что ясней и проще?

И иные речи

Я по ним читаю,

И невольно верю

В то, чего не знаю...

1899 г.

Опубликовано в журнале "Север" (СПб., 1899. 15 августа. No 33. С. 1027-1028). Стихотворение, на наш взгляд, написано в связи с кончиной Елены Александровны, жены Я. Егорова.

И поля, и луга, и свобода, и лес...

И поля, и луга, и свобода, и лес,

Лучезарная светлая даль...

Серебристою тучкой в лазури небес

Улетает из сердца печаль.

Дремлет воздух и степь; поцелуем горит,

Опьяняет ликующий день,

И стыдливо раскинулась в куще ракит

На цветах золотистая тень...

Чей-то голос поет... Надо мной иль во мне?

И зачем, и о ком он поет?!

Лучезарная даль, утопая в огне,

К лучезарным мечтаньям зовет...

1902 г.

Опубликовано: см.: Аполлон Коринфский. "Деревенский самородок (Письмо в редакцию)", газета "Биржевые ведомости" (1902. 6 марта. No 63. Отдел литературы. С. 4).

ЖЕНИХ И НЕВЕСТА

Получил письмо в далекой стороне...

Пишет, пишет красна девушка ко мне:

"Помни, помни меня, милый, дорогой,

Не бери, дружок, невесты городской:

Там все девушки обманчивые,

На бело лицо разгарчивые,

На любовь-то привередливые,

На подарки надоедливые".

Брал я в руки со чернильницей перо,

Речь ответная звенит, как серебро:

"Не пугайся, не страшись, душа моя:

Красных девушек не мало вижу я,

Красны девушки, как цветики в саду,

Да меж ними только розы не найду,

Эта роза на родимой стороне

Распустилась у крестьянки на окне, --

У крестьянки, твоей матушки,

У моего у тестя-батюшки".

1903

Опубликовано в песеннике "Жених и невеста" (Сост. И. Горбунов-Посадин. М., 1903. No 468. Отделение типографии Т-ва И.Д. Сытина. С. 3). Рукописный текст (автограф Егорова) этого стихотворения, озаглавленного "Письмо", был послан Я. Егоровым И. Горбунову-Посадову вместе с другими своими стихами и песнями и хранится в РГАЛИ (Ф. 122. Оп. 2. Д. 139. Л. 2). В рукописи в последней строке песни написано: "У мово у тестя-батюшки", а не "моего". Переиздано в 1905 году -- см.: "Хоровод": Песенник (Составил И. Горбунов-Посадов. Изд. "Посредника". М., 1905. С. 5-6). А.А. Коринфский считал, что "Письмо" написано "совершенно в форме и духе простонародных песен, ...которые наряду с умело подобранными составителем песенника стихами Пушкина, Лермонтова, Кольцова, Никитина, Сурикова, Некрасова, Плещеева, Мея, Берга, Дрожжина, Цыганова, Ал. Толстого, Туманского, Дельвига, Жадовского и других поэтов, несомненно, войдут (если уже не вошли) в репертуар любимых деревенских песен" (Ап. Коринфский. Крестьянин-поэт. Из явлений, пропущенных критикой // "Звезда". 1891. No 19. С. 461).

ОХОТНИКИ

На заре было на утренней,

На широком Белом озере,

Выплывала утка серая,

Утка серая с утятами,

С неразумными дитятами.

Вдоль по бережку отлогому

Показались злы охотники.

"Ты скажи-ка, утка серая,

Из ружья ли скорострельного

Иль собачками учеными

Загубить твою головушку?"

Отвечает утка серая:

-- Не губите вы, охотнички,

По весне раным-ранешенько;

Вы убейте смертью лютою

В ночку темную по осени,

Когда детушки повырастут,

В платье цветное оденутся,

Да сберутся с умом-разумом. --

В Белозерске в большой колокол

Вдруг ударили к заутрене;

Отпустили утку серую

Жить до осени охотники.

1903

Напечатано в песеннике "Золотое колечко" (Песенник. Сост. И. Горбунов-Посадов. No 467. М., 1903. Отд. тип. Т-ва И.Д. Сытина. С. 17-18). Переиздано в 1905 году -- "Молодые годы": Песенник (Составил И. Горбунов-Посадов. Изд. "Посредника". No 496. М., 1905. Тип. Вильде. С. 18-19). Авторская рукопись этого стихотворения хранится в РГАЛИ (Ф. 122. Оп. 2. Д. 139. С. 3 об.). При публикации 4-я строка снизу была изменена: вместо "В Белозерске, в большом городе" напечатано:

В Белозерске в большой колокол

Вдруг ударили к заутрене.

БЕГЛЫЙ

Из-за лесику, леса темного

Привозили к нам добра-молодца,

В кандалах его ноги резвые,

Во цепях его руки белые.

Он глядел на нас ясным соколом,

Ясным соколом в новой клеточке;

Он глядел на нас могутным орлом,

Могутным орлом об одном крыле;

Он глядел на нас черным вороном,

Черным вороном во сыром бору.

"Ты скажи, орел, где полетывал?

Млад -- сизый сокол, где погуливал?

Скажи, ворон, нам, что ты видывал,

Что ты видывал, что испытывал?"

-- Ах, вы, братцы мои, други верные!

Выше облака я полетывал,

Дальше зореньки погуливал,

С красным солнышком разговор держал.

Во степях, степях к морю синему,

Мать о молодце горько всплакалась,

Горько всплакалась, возрыдалася:

У ней сын сидит в каменной Москве,

В каменной Москве, во сырой тюрьме.

1903

Опубликовано в 1903 году -- см.: "Любовь и разлука": Песенник (Составил И. Горбунов-Посадов. No 469. М., 1903. Отдел, тип. Т-ва И.Д. Сытина. С. 12-13). Переиздано в 1904 году -- "Ах, ты молодость!": Песенник (Составил И. Горбунов-Посадов. М., 1904. Отдел, тип. Т-ва И.Д. Сытина. С. 16). Авторская рукопись хранится в РГАЛИ (Ф. 122. Оп. 2. Д. 139. Л. 1). В песеннике изменены слова последней строки: вместо "Во сырой тюрьме, в крепкой крепости" напечатано: "ß каменной Москве, во сырой тюрьме". Ап. Коринфский полагал, что "Беглый", как и "Письмо", написано Я. Егоровым "совершенно в форме и духе простонародных песен, ...которые наряду с умело подобранными составителем сборника стихами Пушкина, Лермонтова, Кольцова, Никитина, Сурикова, Некрасова, Плещеева, Мея, Берга, Дрожжина, Цыганова, Ал. Толстого, Туманского, Дельвига, Жадовского и других поэтов, несомненно, войдут (если уже не вошли) в репертуар любимых деревенских песен" (Ап. Коринфский. Крестьянин-поэт (Из явлений, пропущенных критикой) // "Звезда". 1891. No 19. С. 461).

Не ласкала меня доля...

Не ласкала меня доля,

Не была сестрой моей,

Не ласкала, не чесала

Кольца темные кудрей.

Где ты, доля? Где ты, воля?

Отзовись на голос мой:

Сталь холодная запела

Над удалой головой...

Кудри сыплются на плечи,

Мать рыдает под окном,

Красна девушка закрылась

Миткалинным рукавом...

Отзовись на голос мой:

Сталь холодная запела

Над удалой головой...

1903

Опубликовано первый раз в 1903 году в песеннике "Атаман-разбойник" (Составил И. Горбунов-Посадов. No 473. M., 1903. Отд. тип. Т-ва И.Д. Сытина. С. 12). Переиздано в 1905 году -- см.: "Хоровод": Песенник (Составил И. Горбунов-Посадов. No 494. Изд. "Посредника". М., 1905. С. 70). В РГАЛИ (Ф. 122. Оп. 2. Д. 139. Л. 1 об.) хранится авторская рукопись этой песни, которой открывается целый цикл под названием "Песня новобранца".

В ШКОЛУ

Хмурой осенью дождливой

Смолкли пташек голоса.

Нагулялись в чистом поле

Плуг, телега и коса...

Потрудились мы, сыночек,

Поработали с тобой, --

Походили знойным летом

За косой и за сохой...

Чем лежать зимой на печке

Да с ребятами шалить,

Будешь ты теперь, Ванюша,

В школу сельскую ходить!..

Смотрит Ваня, щурит глазки:

То-то хочется скорей

Почитать, послушать сказки

Про людей и про зверей...

Смотрит Ваня: по дороге

Вдоль деревни босиком,

Без заботы и тревоги

Мчатся школьники гуськом...

Смотрит Ваня:

-- Завтра, что ли?! --

Улыбается отец:

-- Завтра, завтра будешь в школе,

Мой Ванюша молодец!..

1905

Опубликовано в учебном пособии "Ясная звездочка": Вторая книга для чтения в школе и дома (Составили И. Горбунов-Посадов и Я. Егоров. Изд. 10-е, просмотренное, дополненное и исправленное И. Горбуновым-Посадовым. Со 113 рисунками. Типо-литография Т-ва И.Н. Кушнерева и Ко. М., 1905. С. 3) / Библиотека И. Горбунова-Посадова для детей и для юношества.

МАЛЬЧИК НА РЕЧКЕ

Не шелохнет веточка,

Не дрожит листок...

Молча свесил голову

С берега цветок;

Свесил и задумался...

А из-за камней

Выплыло на солнышко

Стадо окуней.

С русою головкою,

Радостен и мил,

Мальчик рыбок Божиих

Крошками кормил.

И глядел задумчиво,

Зорко вдоль реки:

Там, резвясь, купалися

В речке кулики...

А вдали сосновый бор

На горе шумел,

И под небом радостно

Жаворонок пел.

1905

Опубликовано в учебном пособии "Ясная звездочка": Вторая книга для чтения в школе и дома (Составили И. Горбунов-Посадов и Я. Егоров. Изд 10-е, просмотренное, дополненное и исправленное И. Горбуновым-Посадовым. Со 113 рисунками. Типо-литография Т-ва И.Н. Кушнерева и Ко. М., 1905. С. 107)/ Библиотека И. Горбунова-Посадова для детей и для юношества.

Милая девушка, зубки жемчужные...

Милая девушка, зубки жемчужные,

Карие оченьки, косынька русая!

Душно и жарко, весенние ноченьки

Сны навевают томительно сладкие.

Думы любовные, рои пчелиные!

В книге законы для вас не написаны,

Сами приходите, сами уходите

Робкие, нежные, сердцу покорные!

Встань же ты, зоренька! Выгляни солнышко!

Окна пробей золотистыми стрелами:

Ждет, не дождется коса меня острая!

Ржи понаставлю скирдами душистыми,

Стоги смечу первоцвета медового,

В ноги паду, поклонюсь отцу-батюшке:

Сватай-ка, батюшка, девушку милую!

Ой, ты, жизнь моя, жизнь молодая моя...

Ой, ты, жизнь моя, жизнь молодая моя,

Сколько планов былом натворила!

Молотьба и косьба, песни сельские дев --

Сколько тихого счастия было!

Все, как ветром, снесло... Незадача-беда,

Незадача, враждебная сила!

Ой, ты, жизнь моя, жизнь молодая моя,

Видно в детстве не так ворожила!

Уж давно на лице завихрился мой ус,

Хватит смысла на всякое дело,

А в дому, как в лому -- ни поесть, ни попить,

Ни укрыть свое белое тело.

Сирота без отца, без братьев, без сестры...

Кто поплачет над бедной головкой?

Полюбить бы душой, да куда бедняку!

И любить-то, как будто неловко.

Уж не раз и не два шла кругом голова,

Нехорошая дума засела...

Ой, ты, жизнь моя, жизнь молодая моя,

Запропащее, стало быть, дело!

ДОРОГОЙ БОКАЛ

Золотой бокал янтарный,

Дорогим налью вином,

Солнце светом лучезарным,

Заиграв потонет в нем.

До краев бокал налитый

Другу в руки передам:

Друг мой, бедностью убитый,

Вот целительный бальзам!

Береги, вино прольется,

Чистый, радостный, кристалл...

Друг мой, жизнею зовется

Этот пенистый бокал!

ПЕСНЯ НОВОБРАНЦА

Я не дам тоске-кручине

Сердцем завладети,

Без того уже довольно

Слез на белом свете.

Как накину я поддевку

Себе нараспашку,

Заломлю я на головке

Легкую фуражку,

Смелым гоголем пройдусь я

Улицей широкой.

Ясным соколом взгляну я

В терем черноокой.

Не качайся, не валяйся

В полюшке травинка!

Не тоскуй-ка, не горюй-ка

По мне, сиротинка.

ПЕСНИ ПРО НУЖДУ

Ой, нужда, нужда горемычная...

Ой, нужда, нужда горемычная

Ко всему, нужда, ты привычная!

Лапти липовы поразбилися,

Щеки впалые, провалилися!

Ступишь на ногу тихим топотом,

Слово вымолвишь робким шепотом,

Улыбнешься ты -- как расплачешься,

А расплачешься -- в угол прячешься.

Ой, нужда, нужда, с длиной палкою...

Ой, нужда, нужда, с длиной палкою,

Опоясалась ты мочалкою,

Украшалася, нужда, сумкою,

Меж сумкою, всеми клятою

И умрешь, нужда, ты горбатою.

Словно сон, прошли годы младости,

Полюбила ты да без радости,

На беду себе деток вывела,

Песню спела бы -- нету голоса,

Браги выпила б -- нет ни колоса,

Приобидь тебя -- улыбаешься,

Приласкай тебя -- разрыдаешься.

Коль взаймы возьмешь -- получай с лихвой,

Коль в полон пошла -- погоняй не стой...

На чужом лугу сено скошено,

На твоем лугу даром брошено,

На чужом гумне скирд наставлено,

У тебя гумно не исправлено,

Люди бросили в землю семячко,

Недосуг тебе, нету времячка.

На базар, на тот деток выгнала...

На базар, на тот деток выгнала,

Продала ты их с крепкой думою:

Шли малюточки по две денежки,

По две денежки шли и девушки,

За алтын с деньгой сыновья пошли,

Барыша нужде дали пригоршни...

С барышей нужда разживается,

Ходит по миру, побирается.

КРАСНАЯ РУБАШКА

Красную рубашку буду помнить век,

Я любил рубашку, грешный человек,

Так легка, просторна, алый цвет ее

Так любила видеть любушка моя!

Но вчера начальство (не могу понять!)

Красную рубашку приказало снять.

И лежит рубашка где-то в сундуке

Сам я щеголяю в длинном сюртуке.

Но, помилуй, Боже, пощади, Творец!

Что же это, что же значит, наконец?

Отвернулась люба... Хоть ты волком вой!..

Да еще закрыла личико рукой...

Заглянул я в глазки -- не горят они,

Как в былое время, в те былые дни.

Вот вопрос, канальство! Как тут устоять:

Угодить начальству -- любу потерять,

Угодить, потешить любу-красоту --

Будешь у начальства на худом счету...

Зорька алеет...

Зорька алеет,

Запад темнеет,

Звездочки эти

Встали, как дети,

Резвой толпой

Смотрят, мигают,

Пляшут, играют

Над головой.

Воздухом юга

Веет в лицо,

Выйди, подруга,

Встань на крыльцо!

Там над рекою

Дружной семьею

Вязы столпились,

Ветви склонились.

Тени сгустились,

А от ручья

С ивы прибрежной

Сыплется нежный

Гром соловья.

Скрипни, крылечко,

Выйди, сердечко...

Рядом со мной

Таня смеется,

Песенка льется...

Славно живется,

Други, весной.

ПРОЩАНИЕ ВОИНА

Прости, я не могу дождаться до утра

В уютном уголке, согретый лаской милой:

Ты слышишь стук мечей и крики, и ура!

И конский бег и слезы над могилой?

И вся бледна, с волнением в крови,

С косой распущенной, прекрасна и стыдлива,

К его ногам она припала боязливо:

А клятвы? А дитя? А счастие любви?..

Там страшная в ночи свершалася борьба,

При блеске зарева на дне глухой равнины...

Прости и не кляни, зовет меня судьба,

Туда, на смертный пир, в ряды моей дружины!

Суров его ответ, хоть тихо плачут очи...

Она встает... Молчанье, тишина,

Там кто-то на коня садится у окна

И скачет вдаль, во тьме глубокой ночи...

Я пойду в луга скорехонько...

Я пойду в луга скорехонько,

Прокричу в частых легохонько,

Где мой миленький покашивал,

Косу вострую потачивал.

Нету милого в полях.

Обернусь я птичкой-пташечкой,

Полечу в леса дремучие,

Где мой миленький погуливал.

Нету милого в лесах.

Ой, вы ветры, ветры буйные!

Забушуйте в чистом полюшке,

Посорвите листья с дерева,

Легче сердцу одинокому.

Ой, крутит, мутит погодушка...

Ой, крутит, мутит погодушка,

Завывает вьюга моглая,

Белый снег кружится в воздухе,

Заметает путь-дороженьку.

В Белозерском славном городе

У палаты белокаменной

На часах стоят солдатики.

Истомились резвы ноженьки,

Закручинились головушки,

С бела лица краса сошла,

Ретиво сердце тоска взяла.

ВСЯК ЕГО БОИТСЯ

Он не тонок, невысок,

У нас говорится:

Что в длину, то поперек...

Всяк его боится.

У него огромный дом

Красками пестрится,

Пес косматый под окном...

Всяк его боится.

На краю села кабак

(Вишь народ толпится),

Рядом лавочка... И так

Всяк его боится.

ПЕСНЯ НЕВЕСТЫ

Последний раз, подруженьки

Я с вами веселюсь,

Остатный раз, голубушки,

В цветочки уберусь.

У батюшки со матушкой

Я пташкою жила,

На волю, волю девичью

Невзгодушка пришла:

Сегодня быстрой ласточкой

Я с вами покружусь,

А завтра, снявши кр_а_соту*,

В повойник наряжусь.

* Красота -- венец из лент и цветов, который ставится на девичнике перед невестою. -- Вл. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1979. Т. 11. С. 186.

МЕД

Ходил дядя Семен по болоту,

Нашел дядя Семен улей меду.

Ой, любо, братцы, любо!

Ой, любо, голубчики, любо!

Хороша, братцы, с медом репа,

Да семья сидит три дня без хлеба.

Ой, худо, братцы, худо!

Ой, худо, голубчики, худо!

Да Семен-то мужик был толковый:

Целовальник за мед даст целковый.

Ой, любо, братцы, любо!

Ой, любо, голубчики, любо!

Целовальник-то был Никитка,

Ты, Семен, мне должок заплати-тка!

Ой, худо, братцы, худо!

Ой, худо, голубчики, худо!

А в деревне да есть приказчик,

У него в руках хозяйский ящик.

Ой, любо, братцы, любо!

Ой, любо, голубчики, любо!

Поглядел на Семена он косо:

Ты, Семен, заплати за покосы.

Ой, худо, братцы, худо!

Ой, худо, голубчики, худо!

А в деревне-то есть попик новый,

Он, наверно, за мед даст целковый.

Ой, любо, братцы, любо!

Ой, любо, голубчики, любо!

Попадье-то медок будет в требу,

Я, Семен, отслужу даром требу.

Ой, худо, братцы, худо!

Ой, худо, голубчики, худо!

А в деревне есть сельские власти,

Они любят пирушки и сласти.

Ой, любо, братцы, любо!

Ой, любо, голубчики, любо!

Да подперся тут староста в боки:

Ты, Семен, заплати-ка оброки.

Ой, худо, братцы, худо!

Ой, худо, голубчики, худо!

Увидал его тут прохожий,

Говорит: "Ведь мед-от Дар Божий".

Ой, любо, братцы, любо!

Ой, любо, голубчики, любо!

Отвечает мужик: "Тошно слушать!

Ведь самим его придется скушать!.."

Ой, худо, братцы, худо!

Ой, худо, голубчики, худо!

Русь

... Я темен, много знать мне нужно:

В моем неразвитом уме

Друзья, враги перемешались,

Как рожь с мякиной на гумне.

И темен я, и недоверчив,

Как сын вчерашнего раба;

Но с каждым утром мне яснее

Моя завидная судьба.

Мой меч тяжел, удар мой меток,

И враг, бледнея, предо мной

Склонил вдруг старые знамена,

Склонясь покорной головой...

Но нет, не в этом моя слава,

Не то мою волнует грудь,

И Провидение благое

Другой указывает путь.

Я буду славен не в сраженьях:

Братоубийственная кровь

Не обагрит священной ризы

Того, кто верует в любовь.

О, Русь! За право, за свободу

Всегда была ты впереди,

Друзей и недругов удары

Хранишь ты бережно в груди.

Освобожденные народы

Неблагодарностью прямой

Тебе платили за свободу,

За цепи, снятые тобой.

И бескорыстная, внимая

Словам их черной клеветы,

Стоишь ты, родина святая,

В лучах душевной красоты.

В ответ на вызов неразумных

Не зашумят твои орлы,

И мутный вал не выше прянет

Подножья крепкого скалы.

И пусть кругом бушуют волны!

Уж скоро, скоро, вижу я,

Как солнце, встала над вселенной

Святая заповедь твоя.

И понял мир свое безумство:

Во имя братства и любви

Вокруг тебя стеклись народы

С волненьем радостным в крови.

Духовной жаждою палимы,

О, Русь, придут к тебе они,

Как стадо жаждущих оленей

К ручью, лежащему в тени.

И враг врагу протянет руку...

О, Русь, тебя я узнаю!

И мировую твою славу,

И твою заповедь пою.

1902 г.

Ф. 122. Оп. 2. Д. 139. Л. 1-2 об.

СОЛДАТСКАЯ ПЕСНЯ

Как за нашим за широким за двором

Мутный Волхов в непогоду пред дождем

Расплескался по крутым по бережкам,

Разливался он по бархатным лужкам.

Оставался один маленький лужок,

Собирались там солдатики в кружок.

Как один солдат по-за кругу гулял

Он гулял, себе товарища искал:

"Ты, солдатик-новобранец, братец мой,

Не пойдешь ли на побывочку домой?

Ты поклон моим родителям отдай

Да еще поклон сударке передай.

Ты скажи, что я в побывку не приду".

Иссушило солнце яблоньку в саду,

Вьюги зимние запели под окном,

Листья с яблоньки посыпались кругом.

ПЕСНЯ ФРАНЦУЗСКОГО РАБОЧЕГО

О, мои господа! Вы красивы, добры,

Но бесстыдства в вас много, я знаю --

Вы разведать пришли, что я ем, с кем знаком

И какие к вам чувства питаю.

Что ж? Входите скорей, опрокиньте сундук,

Я от следствия -- не! Не скрываюсь:

Словно утренний снег моя совесть чиста,

Я за честное имя ручаюсь.

Как ни тяжел мой труд; как ни мало дают

Мне за сутки тяжелой работы --

Но вот эта рука на чужое добро

Посягнуть не имеет охоты.

Кто мне скажет -- не так! Что твоя де рука

Даровую копейку голубит,

Пусть придет и возьмет этот острый топор,

Пусть мне по локоть руку отрубит!

Но когда этот труд не дает мне того,

Без чего наша жизнь не проходит,

Если пища моя так плоха и скудна,

Что живот с голодухи подводит,

Если ясно уж мне, что напрасно бедняк

Будет к лучшему ждать перемены --

Я тогда говорю всем красивым, как вы,

И красивым, и добрым отменно:

"Сторонись, господа! Вы стоите в дверях,

Моя хижина солнцем согрета!

Прочь с порога, прошу, моя хата бедна,

И без вас-то немного в ней света".

ПЬЯНАЯ ПЕСНЯ

А и ну их, братцы, к бесу!

Богачи твердят о том,

Где мы, пьяницы-повесы,

Значит, денежки берем?

Вот так нажили заботу!

День гуляем, ночью пьем,

А по утру на работу

Веселехонько идем.

Нам не в старосты садиться,

Нам не славу наживать,

С богачами не водиться,

Не богачек замуж брать!

Ну-те ж, братцы, выпьем что ли!

Коль не пить да не гулять,

Нам ни радости, ни воли,

Как ушей, не увидать.

Нынче времечко настало --

Потеряли воры страх,

В старину они, бывало,

Хоть и крали, да впотьмах.

Целовальник, дай стаканы!

Посмотрите, на столе

Уж кипит напиток пьяный

В заграничном хрустале...

Да и то сказать, ребята,

Не в козловых сапогах

Щеголяли воры-хваты

В прежних, стало быть годах.

Ну же, други, выпивайте!

Про зеленое вино

Дружно песню запевайте:

Пей, заглядывай на дно!

Пой, кому какое дело?

Песня пьяному к лицу...

Плюнем в бороду мы смело,

То есть вору-подлецу...

Пейте, братцы, нам родниться

С богачами не под стать,

На богачках не жениться

Да и в славе не живать!

Когда взгрустнется осенью ненастной...

Когда взгрустнется осенью ненастной

Под шум дождя, в полночной тишине

Стучащего в окно, пойми, мой дед прекрасный,

Какая мысль нисходит в душу мне.

Пойми, как хорошо, уютно и безгрешно

Засели б мы с тобой у скромного стола,

И распоясавшись, и чинно, и неспешно

Глядели бы на дно граненного стекла.

И руку верную с величественным жестом

Вооружа, простерли б мы с тобой,

Как женихи к зардевшимся невестам,

К знакомым рюмкам с пьяною водой.

И с легким вздохом вижу осушая,

Мы вилкой тыкали б, слегка наморщив нос,

В грибы и огурцы... Картина-то какая.

Но деда нет. Вот в том-то и вопрос...

Но деда нет. И горестный пиита --

Один, заброшенный в скитальческой дали,

И скука смертная в крови его разлита,

И рюмки бедные валяются в пыли...

НАРОДНЫЕ ПЕСНИ НОВГОРОДСКОЙ ГУБЕРНИИ

(записаны Я.Е. Егоровым)

СУДЬБА

Ой, судьба, судьба несчастная!

Куда сватали, туда не отдали...

Отдал батюшка за разбойничка --

Темна ночь придет -- муж в разбой идет,

К свету явится -- жене кается:

"Молода жена, выдувай огня,

Выдувай огня -- узнавай коня.

Конь вороненький родна батюшки,

Золота узда -- братца родного,

Лисьи шубушки сестриц-голубушек".

СОЛДАТСКАЯ ПЕСНЯ

Полно ветру бунтоваться,

Синю морю колыхаться,

Легкой лодочкой качаться,

Полно молодцу пугаться,

Я и так парень напуган!

Как в нонешние годы

Пошли частые наборы,

Превеликое солдатство.

Все стоят солдаты плачут,

Лишь один солдат не плачет,

На гусельках играет,

Нас солдатов утешает:

-- Вы не плачьте-ка, солдаты,

Не горюйте, новобранцы!

Нам не пашенку пахати,

Не покосы расчищати, --

Пускай пашенка пустеет,

Пусть покосы зарастают,

Отец с матерью стареют,

Молоды жены вдовеют,

Наши дети сиротают...

С отцом, матерью прощался --

Я слезами обливался,

С молодой женой прощался --

Без ума, парень, остался, --

А со детушкам прощался --

Ум со разумом смешался...

Вы живите, мои дети,

Вы живите, не тужите,

За меня Бога молите.

Вниз по реченьке лебедушка плывет...

Вниз по реченьке лебедушка плывет,

Не ко мне ли родна матушка идет?

Ты иди-ка, иди, мать родная моя,

Посмотри-ка ты на несчастную меня,

Как я маюся, в чужих людях живу,

Не по плису, не по бархату хожу,

Через золото горючи слезы роняю.

Пожила я с миленьким полгодика...

Пожила я с миленьким полгодика,

С родным батюшком жила я двадцать лет,

Не видала я горюшка-мученьица,

Как связалася с тобой, хороший мой.

Строил миленький мой милой палаты,

Палатушечки строил белы-каменны.

Недостроивши миленький палаты,

Собирался любить меня на обман.

Я обманщичка девушка не знала,

Бралась вечно тебя, мой друг, любить.

Я любила, дружечку говорила

Об любви я речи о своей.

Ой, ты, миленький, милый дорогой,

Поживи-ка, хоть годичек со мной.

По насмешечке миленький сказал,

Сиротиночкой девушку назвал.

Не сироточка была я, не вдова,

Незамужняя девушка, жена:

Есть и батюшка-родитель,

Есть и матушка родна,

Далеко живет родная

Вся природушка моя.

Неопубликованные стихотворения и народные песни, собранные Я. Егоровым в Новгородской губернии, обнаружены нами в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ), где они и хранятся (Ф. 122. Оп. 2. Д. 139. Л. 1-2 об.).