Крупнейший знаток отечественной истории П. И. Бартенев в своем журнале "Русский архив" отдавал предпочтение материалам екатерининской эпохи, сохраняя память тех, чьими трудами и подвигами была создана величайшая мировая держава. За особую любовь к деяниями и личности Екатерины II современники в шутку называли Бартенева "загробным фаворитом" императрицы. Однако далеко не все имевшиеся у него рукописи могли быть опубликованы по цензурным, этическим и иным соображениям. К примеру, рукопись интереснейших автобиографических "Записок" Екатерины II невозможно было напечатать в России, и Бартенев отвез ее в Лондон А. И. Герцену, который и осуществил ее первую публикацию.
В сохранившемся в ОПИ ГИМ редакционном портфеле журнала "Русский архив" имеются сотни рукописей, многие из которых или вовсе не публиковались, или печатались фрагментарно, в извлечениях или с изъятиями.
В одной из единиц хранения фонда "Русского архива" объединяющей материалы екатерининского царствования и включающей в себя 97 документов на 145 листах, имеется небольшой копийный комплекс из 10 листов, написанных одной рукой, судя по дате в конце текста, 10 февраля 1874 г. Комплекс состоит из списков четырех небольших историко-литературных работ императрицы в переводе с французского. Списки сделаны с собственноручных черновиков Екатерины II, хранившихся в императорской Публичной библиотеке. Текст на всех страницах двойных листов писчей желтоватой бумаги без водяных знаков и с нечетким оттиском овального штемпеля в верхних левых углах листов. Рукопись беловая, с зачеркиваниями и исправлениями, характер которых свидетельствует о том, что списки делались одновременно с переводом на русский язык. Наличие подстрочных примечаний к тексту указывает на то, что рукописи предназначались к публикации. Однако ни в одном из указателей содержания "Русского архива" они не упоминаются. В примечании к первой (черновик письма Екатерины II из Киева 1 апреля 1787 г. в форме шуточной корреспонденции в некую голландскую газету) говорится: "Это письмо напечатано на французском языке в издании Бычкова, появившемся в канун прошлого 1873 г. по случаю открытия в С. Петербурге памятника Екатерине II Великой, под заглавием: "Письма и бумаги Екатерины II, хранящиеся в Императорской Публичной библиотеке" {ОПИ ГИМ. Ф. 368. Ед. 9. Л. 12.}. Обе другие представляют собой извлечения из шуточного секретного протокола Кабинета Ея Императорского Величества и Записки Екатерины II по поводу этого протокола. В четвертой, предлагаемая вниманию читателей, речь идет об усилиях императрицы, направленных на создание научного труда по русской истории, "столь дорогой сердцу" Екатерины II.
Надо отметить, что все эти работы были напечатаны на французском языке {Письма и бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в императорской Публичной библиотеке. Изд. А. Ф. Бычковым. СПб. 1873.}. П. И. Бартенев, по-видимому, предполагал издать их для более широкого круга читателей, для чего и сделаны были списки в русском переводе. И еще: публикуемый ниже документ по своему объему в пять раз меньше того, который был напечатан Бычковым. Можно предположить, что имеющаяся в нашем распоряжении копия представляет собой или начало опубликованного Бычковым документа, или же его черновой вариант, переписанный позже императрицей.
Для облегчения восприятия публикуемой ниже рукописи сделаем несколько предварительных замечаний.
Екатерина II была главным покровителем науки и искусства в стране. В своих письмах она неоднократно упоминала об особом увлечении древностями. Как умный и прозорливый правитель, Екатерина прекрасно осознавала необходимость создания труда по истории России, как общей, так и истории ее в XVIII столетии -- времени ее наивысшего могущества. Она понимала, что этот труд будет иметь огромное политическое и воспитательное значение. Поэтому императрица инициировала и щедро поощряла работу по сбору и обнародованию исторических источников. Нельзя не согласиться с мнением А. Ф. Бычкова, говорившего, что начало широкого изучения русской истории было положено великой императрицей. Под ее покровительством трудились видные историки: И. И. Голиков, Г. Ф. Миллер, Н. Н. Бантыш-Каменский, А. Л. Шлёцер, М. М. Щербатов. При ее финансовой поддержке было опубликовано большое количество летописей, а также рукописей в сборниках "Древняя Российская Вифлиофика" и "Повествователь древностей Российских" Н. И. Новикова и в других изданиях того времени. Собранные и опубликованные при Екатерине источники послужили добротным материалом для будущей фундаментальной "Истории государства Российского" Н. М. Карамзина. Однако уровень современной ей отечественной исторической науки не удовлетворял императрицу и она искала авторов будущей истории России как внутри страны, так и за ее пределами.
В конце 1780-х -- начале 1790-х годов одним из возможных авторов истории России XVIII в. представлялся Екатерине II французский историк и писатель Габриэль Сенак де Мельян (1736--1803), известный рядом работ по истории европейский стран, а также изящных, но неглубоких литературных произведений. Между ними завязалась переписка о возможности приезда Сенак де Мельяна в Петербург. Одно из таких писем, за май 1791 г., где императрица говорит о своей готовности для блага государства принять чужое, более основательное, мнение, опубликовано в "Русском архиве" {"Русский архив". 1912 г. No 9. С. 102--103.}. Весной 1791 г. Сенак де Мельян прибыл в российскую столицу и был встречен императрицей весьма благосклонно, удостоившись ее личной аудиенции. Статс-секретарь А. В. Храповицкий отмечал в своих Памятных записках, что 6 июня представленный Екатерине II в Эрмитаже Сенак де Мельян, которому назначено по 500 рублей в месяц из Кабинета Е. И. В., беседовал с ней после обеда более часа. На следующий день императрица приказала переписать поднесенную ей работу вчерашнего собеседника "Сравнение св. Петра в Риме с Екатериной II", содержащую более блеска, чем ума. Окрыленный прекрасным приемом Сенак де Мельян возомнил себя одним из приближенных императрицы и стал активно добиваться должности личного библиотекаря Екатерины и звания советника-историографа. Более того, он позволил себе вторгнуться в сферу политики и советовать императрице послать 100 тысяч солдат для восстановления монархии во Франции. Екатерина деликатно отклонила претензии Сенака де Мельяна на должность и звание и напомнила ему, что она пока еще не видела результатов его работы по русской истории. Степень ее разочарования эмигрантом отражена в письме от 4 июня 1792 г. Н. П. Румянцеву (будущему канцлеру), в котором дается характеристика Сенака де Мельяна как пустого и никчемного человека с непомерными амбициями, выражается уверенность, что он никогда не напишет историю России или напишет ее плохо, так как не знает ни языка, ни страны; Румянцеву было поручено отделаться от нахала и уладить с ним финансовые отношения, выплатив ему аванс.
Но за год до этого, в мае -- июне 1791 г., императрица в своих письмах к Сенаку де Мельяну заинтересованно излагала свое видение истории России XVIII века и русской истории в целом, предлагала примерный план будущей работы. Один из черновиков с размышлениями Екатерины II на эту тему и был в 1874 г. переведен на русский язык и переписан для публикации в "Русском архиве". Возможно, Бартенев не поместил эту рукопись в своем журнале, не желая повторять прошлогоднюю (1873 г.) публикацию А. Ф. Бычкова.
"Размышления о проекте истории России XVIII века,
написанные собственноручно и сохранившиеся
в черновом подлиннике. /В 1785 году/". [Предполагаемая переписчиком датировка явно ошибочна. Черновик "Размышлений", по-видимому, составлен в мае -- июне 1791 г.]
Как трудно писать историю! Одно это заглавие: "Российская история в 18-м веке" уже сильно устрашает!
Выполненная поверхностно, эта задача походила бы на многия другие произведения, на которыя при чтении их почитаем себя в праве сетовать, потому что вместо приобретения познаний сознаешь, что сущность предмета в них едва затронута.
Я опасаюсь приложения карт в произведениях подобного рода с тех пор, что видела карты Лекрерка [Описка переписчика. Имеется в виду Леклерк Н. Г. (1726--1798), французский и историк, живший в России с 1759 г., почетный член Императорской Академии наук.. Его "История древняя и нынешняя России" в 6 томах вызвала недовольство Екатерины II и резкую критику со стороны историка И. Н. Болтина.], заказанныя [Возможно, ошибка при переводе или описка. Вероятно, следует читать: названные.] им морскими, которыя французское министерство признало неточными и запретило морякам принимать их в руководство.
Особая глава или вступительная речь, заключающая в себе изыскания "на счет происхождения русской нации, ея религии, ея нравов в древние времена" не покажется ли, если она коротка, слишком поверхностно составленною? и если она обработана основательно -- слишком длинною? Относительно эстампов и костюмов, то существуют особо отпечатанныя тетради, которыя только усложнили бы издание. "Flora Russica" теперь издает этот отдел национальной истории России.
Во второй главе скачек от Рюрика к возвышению дома Петра I не показалсяли бы слишком великим, обнимая собою семьсот лет.
Петр I начал царствовать в конце 17-го столетия.
Четвертая глава заключала бы в себе четыре царствования.
В пятой главе я положительно высказываю, что не люблю ни статуй, ни истории живых государей: это дело потомства.
Программа 6-й главы содержит в себе все то, чем наполнены все немецкие альманахи; они повествуют лишь о народонаселении, доходах, армиях и морских силах государств всего мира.
Наказ для законодательной комиссии [Имеется в виду знаменитый Наказ Екатерины II Уложенной комиссии, имеющий официальное название: "Наказ Комиссии о составлении проекта Нового уложения" и опубликованный 30 июля 1767 г.] напечатан на всех языках. Я не более дорожу моими письменами, чем пословицами или комедиями. 8-я глава о языке -- была бы самая трудная, так как он состоит из трех или четырех еще других наречий, мало кому известных.
Наши предки действовали более силою, чем пером, им некогда было писать, они проводили время в борьбе со своими врагами; я считаю их одаренными мощью и энергиею, но обладающими более сведениями, необходимыми в их положении, чем познаниями умозрительными, которыя были им бесполезны. Я нисколько не сомневаюсь, что русским государям часто служили верно и хорошо и направляли их действия не менее благодетельным образом, чему может служить доказательством пространства владений, которыя они не только покорили, но и сохранили. Я также сознаюсь, что в России существовало более борцов, чем писателей, что многия великия и славныя дела исчезли потому, что не были записаны, что множество имен добрых воинов и отличных советников не дошли до нас.