ЭРМИТАЖНЫЙ
ТЕАТРЪ,
или
СОБРАНІЕ
ТЕАТРАЛЬНЫХЪ СОЧИНЕНІЙ
ЕКАТЕРИНЫ II.
Переводъ съ французскаго.
МОСКВА, 1802.
ЛЬСТЕЦЪ и ОБОЛЬЩЕННЫЕ,
КОМЕДІЯ
ВЪ ОДНОМЪ ДѢЙСТВІИ (*).
(*) Взятая изъ Езоповой басни: о воронѣ и лисицѣ.
дѣйствующія лица.
Гнъ. ПРОСТАКОВЪ.
Гжа. ПРОСТАКОВА.
Гнъ. ЛЬСТЕЦОВЪ.
ЖАНОТЪ, слуга Простакова.
Дѣйствіе съ лѣсу.
ЯВЛЕНІЕ 1.
Г. ПРОСТАКОВЪ и Г. ЛЬСТЕЦОВЪ.
(Они входятъ на Театръ съ разныхъ сторон ѣ; первый въ черномъ платьи, а второй въ желтомъ и довольно ужег поношеномъ. )
Г. Льстецовъ.
А, здравстуйте, милостивый Государь.
Г. Простаковъ.
Здравстуйте, сударь, здравствуйте.
Г. Льстецовъ.
Я васъ никогда не видывалъ столь прелестнымъ, столь прекраснымъ и столь привлекательнымъ, какъ въ этомъ черномъ платьѣ.
Г. Простаковъ.
Я очень этому вѣрю, Государь мой. Я цѣлое утро провелъ въ своихъ уборахъ: цѣлая толпа людей все свое знаніе истощили, чтобъ убрать меня во вкусѣ.
Г. Льстецовъ.
Признаться, милостивый Государь, что у васъ прекрасной видѣ; да выжь придаете къ оному еще и Королевскую осанку.
Г. Простаковъ.
Не уже ли вы это находите, Государь мой, находите?
Г. Льстецовъ.
Съ нѣкотораго времени вашъ привлекательный видѣ еще болѣе увеличивается.
Г. Простаковъ.
Послѣ смерти дяди моего, признаться, мнѣ ужь обѣ этомъ не одинъ разъ говорили.
Г. Льстецов.
Я очень этому вѣрю, милостивый Государь. Смерть дядюшки вашего даетъ вамъ видъ... видъ... видъ совершенно отмѣнный... видъ лестный.... и -- богатаго наслѣдника... О! этотъ-то видъ только и можно назвать важнымъ: онъ на всѣхъ дѣлаетъ почтительное впечатленіе.
Г. Простаков ѣ.
О! я съ вами въ этомъ согласенъ.
Г. Льстецовъ.
Такого человѣка, какъ вы" совершенно не льзя обмануть.
Г. Простаков ѣ.
Да я могу сказать, что надобно быть чрезвычайно тонкому плуту, чтобъ обмануть меня.
Г. Льстецовъ.
Всѣ знаютъ, милостивый Государь, что лестію въ домъ вашъ нельзя взойтить. Вы чрезвычайно любезны. Надобно быть глупцу, чтобы любить Льстецовъ, и слушать ихъ низкія похвалы.
Г. Простаковъ.
Хе! хе! хе! Мнѣ ужь давно твердили, что я пріятенъ. Но, по совѣсти, какъ я вамъ кажусь?
Г. Льстецовъ.
Мнѣ, милостивый Государь бы мнѣ кажетесь... естьли позволите сказать правду -- вы мнѣ кажетесь, во всѣхъ отношеніяхъ... какъ Фениксъ между птицами.
Г. Простаковъ.
Но.... но ... О, естьли бы могло это быть! Но посмотримъ!... да чемъ же?
Г. Льстецовъ.
Чемъ же?.. Прекрасными и любезными качествами, какія вы имѣете.
Г. Простяковъ.
Качествами!... О, такъ я ихъ имѣю!... На примѣрѣ я здоровъ.
Г. Льстецовъ.
Вы считаете ваше здоровье между вашими качествами... По справедливости можно сказать, что это совершенно не общее съ людьми.
Г. Простяковъ.
Я ѣмъ всегда съ великимъ аппетитомъ.
Г. Льстецамъ.
Вы также свой и аппетитъ поставляете съ качествами?-- только остерегайтесь, чтобы онъ не былъ растроенъ невареніемъ желудка.
Г. Простяковъ.
Я удивительно сплю.
Г. Льстецовъ.
Вотъ уже и три; по это конечно происходитъ отъ вашаго добраго расположенія.
Г. Простаков ѣ.
Отъ моего расположенія! о нѣтъ, нѣтъ -- въ этомъ никогда не уличатъ меня. Сказать правду, я не слишкомъ привязанъ къ этому расположенію; да и въ другихъ оно мнѣ не нравится.
Г. Льстецовъ.
А! я понимаю теперь, что это такое ~ этотъ важной и великой умъ не любитъ увеселяться пустяками.
Г. Простаковъ.
Совсѣмъ нѣтъ, совсѣмъ нѣтъ: это не то -- я люблю повеселиться какъ и другой... Другой уже день, въ обыкновенный часъ, я играю при одномъ ручейкѣ... прекрасныя рондо. Между нами то будь сказано, безъ всякаго честохвальства, мои рондо были до безконечности совершеннѣе, нежели у другихъ.
Г. Льстецовъ.
Вотъ что совершенно-то; это можетъ быть наилучшимъ изъ твореній самыхъ искреннѣйшихъ людей. Вы ко всему способны, за что бы вы не взялись. Я въ этомъ совершенно увѣренъ.
Г. Простаковъ.
Способенъ! такъ я это знаю; и даже очень способенъ... Не примѣтно ли этого даже изъ моего виду?
Г. Льстецовъ.
Такъ, милостивый Государь, я признаюсь въ этомъ: ваша походка, вашъ станъ, вашъ взглядъ, ваши тѣлодвиженія, ваша рѣчь, однимъ словомъ все, каждому даетъ чувствовать, что вы очень хотите быть такимъ.
Г. Простаковъ.
Скажите, что я есмь таковъ. На примѣрѣ, когда я кличу моего слугу, я говорю: Жанотъ! поди сюда. Ну! какъ ты думаете объ этомъ? это Жанотъ и поди сюда, я произношу совершеннѣйшимъ тономъ, нежели самый богатый господинъ говоритъ своему слугѣ; я присоединяю къ этому важную и повелительную мину. Онъ, дрожа отъ этого моего тона и взора, отвѣчаетъ мнѣ послѣ въ свою очередь, голосомъ изъявляющимъ большую покорность, нежели слуга какъ отвѣчаетъ своему господину. Вотъ ужь и два совершенства въ одномъ тѣлодвиженіи: совершенной тонъ господина, и тонъ слуги. Но знаете ли вы, для чего это, Господинѣ Льстецовъ?
Г. Льстецовъ.
Нѣтъ, поистиннѣ, милостивый Государь, нѣтъ.
Г. Простаковъ.
Не угодно ли знать?
Г. Льстецовъ.
Вы меня обяжете, естьли только увѣдомите.
Г. Простаковъ.
Вотъ -что, Господинъ Льстецовъ, какъ я родился съ тономъ господина и какъ Жанотъ....
Г. Льстецовъ.
Съ тономъ слуги.
Г. Простаковъ.
Точно, сударь: вы отгадали.
Г. Льстецовъ.
Обращаясь съ такими искуссными людьми, какъ вы, можно всегда научиться.
Г. Простаковъ.
Да, это очень можетъ быть.
Г. Льстецовъ.
Могу ли имѣть удовольствіе видѣть нынѣ супругу вашу?
Г. Простаковъ.
Не знаю, можно ли ее видѣть, я ее оставилъ еще въ постелѣ,
Г. Льстецовъ.
По этому вы очень рано встали?
Г. Простаковъ.
Около полудни.
Г. Льстецовъ.
Не больна ли она?
Г. Простаковъ.
О! ни мало, она очень здорова; но чтобъ быть еще здоровѣе -- она обыкновенно принимаетъ лѣкарства...
Г. Льстецовъ.
Это вѣроятно отъ предосторожности принимаетъ она ихъ!
Г. Простаковъ.
Такъ, такъ; ей часто пускаютъ кровь, чтобъ урѣдить ее; очищаютъ желудокъ, чтобъ предускорить несваренія; даютъ лѣкарства, чтобъ укрѣпить ее: она пьетъ декоктъ, чтобъ прогнать желчь...
Г. Льстецовъ.
Послѣднее-то лѣкарство, мнѣ кажется, не слишкомъ полезно. Почтенная Госпожа Простакова не можетъ быть подвержена болѣзнямъ, причиняемымъ жолчью. Я думаю, что она имѣетъ ее не болѣе голубинаго яйца.
Г. Простаковъ.
Еще менѣе, Государь мой, еще менѣе. Но моя жена -- есть, жена моя; а какъ она есть жена моя, то изо всего этого слѣдуетъ, что жена моя есть знатная женщина. Естьлибъ она и имѣла возможныя недостатки, это бы меня не трогало; и я всегда скажу, что жена моя имѣетъ тысячу, десять тысячъ добродѣтелей.
Г. Льстецовъ.
Вы по справедливости заслуживаете титло неоцѣненнаго супруга. Но какая самая прекрасная изъ добродѣтелей супруги вашей?
Г. Простаковъ.
Правду сказать, я ни мало не забочусь раздѣлять добродѣтели жены, а скажу вообще: для меня нѣтъ ничего скучнѣе, какъ изчисленіе добродѣтелей другаго. Истинная политика требуетъ, говорить только людямъ обѣ нихъ самихъ, о ихъ свойствахъ и ихъ совершенствахъ. На примѣръ, я признаюсь вамъ, Государь мой, что вы такой человѣкъ, которой умѣетъ жить.... и которымъ я очень доволенъ.
Г. Льстецовъ.
Я чрезвычайно счастливъ что вы обо мнѣ такъ думаете.
ЯВЛЕНІЕ 2.
Г. ПРОСТАКОВЪ, Г. ЛЬСТЕЦОВЪ и Гжа. ПРОСТАКОВА.
Гжа. Простакова.
Признаться, сударь, что люди ваши самые негодные.
Г. Простаковъ.
А по чему это?
Гжа. Простакова.
Совершенные неучи, и дураки...
Г. Простаковъ.
Я объ этомъ совсѣмъ не думалъ даже до сихъ поръ!...
Гжа. Простакова.
Э, сударь! я сама васъ въ томъ увѣряю...
Г. Простаковъ.
Тебѣ еще никогда такъ не служили, какъ у меня въ домѣ.
Гжа. Простакова.
Ч;по вы, сударь, изволили сказать?
Т. Простаковъ.
Ничего, ничего; но посмотримъ, на что жалуешься ты?
Гжа. Простакова.
Такая жена, какъ я, и такъ поступать съ нею! да и ктожь? слуга! да и еще кто же?
Г. Простаковъ.
Что они тебѣ сдѣлали?
Гжа. Простакова.
То, что они мнѣ сдѣлали!... Конечно я по справедливости жалуюсь на нихъ. Когда мнѣ надобно было итти, не было ни одного, кто бы могъ за мною нести хвостѣ; и я должна была его сама нести, какъ мещанка, заложивши назадъ руку, поднимая мою юпку. Я думаю очень прекрасная фигура. И я должна все это переносить, и для когожь еще?
Г. Простаковъ.
А для кого?
Гжа. Простакова.
Я думаю, что вы догадаетесь...
Г. Простаковъ.
Да не для меняжь, я тебѣ сказываю, что я не скоро догадаюсь.
Гжа. Простакова.
Я думаю, что вы это ясно слышали -- для васъ...
Г. Простаковъ.
Какъ! для меня?
Гжа. Простакова.
Я думаю, что вы сами, радость моя! согласитесь, что естьлибъ я не вышла за васъ замужъ, конечно никогда бы не случилось, чтобъ слуги такъ худо со мною поступали -- это всѣ грубіаны.
Г. Простаковъ.
Не сердись, милая моя.... подику-ка да уберись. Естьли ты и вышла за меня замужъ, право ничего не потеряла; я бы нашелъ богатую жену, а ты не имѣла бы ни полушки, ничего изо всего этого. Согласись пожалуй.
Гжа. Простакова.
А вы и ни за что считаете этотъ мой прекрасной видъ? Да гдѣ бъ вы могли найтить лучше этого?
Г. Простаковъ.
А кто тебѣ сказалъ, что я не искалъ его?
Гжа. Простакова.
Проницательнѣе?
Г. Простаковъ.
Вотъ еще сокровище! -- я бы отъ него охотно освободился.
Гжа. Простакова.
Такой дальновидной? Я сей часъ по пальцамъ пересчитаю всѣ художества и всѣ науки.
Г. Простаковъ.
Вотъ и другое! всѣ эти познанія для меня пустяки. Сварика въ горшкѣ всѣ эти глупыя наименованія, и посмотримъ, будутъ ли лучше щей.
Гжа. Простакова.
Такой пріятной?
Г. Простаковъ.
О! полно, милая моя; ты слишкомъ скучные дѣлаешь опыты своихъ познаній.
Гжа. Простакова (плачетъ и говоритъ Гну. Льстецову.)
Смотрите, сударь, какъ мужѣ мой со мною поступаетъ.... Я свидѣтельствуюсь, вами: онъ говоритъ, что я не смирна, но я какъ ягненокъ..
Г. Льстецовъ.
Э то небольшая неожиданность, сударыня... Господинъ Простаковъ объясняется иногда съ пламеннымъ чувствомъ.... которому много можно дать оборотовъ; этотъ способѣ выражаться слишкомъ свойствененъ людямъ имѣющимъ столько разума, какъ супругѣ вашъ. Не правда ли, сударь?
Г. Простаковъ.
Такъ, такъ.
Гжа. Простакова (плачетъ.)
Онъ держитъ сторону... людей... а ... не... мою... Онъ несправедливъ до чрезвычайности несправедливъ...
Г. Льстецовъ.
Онъ побранитъ ихъ, сударыня; не такъ ли, сударь?
Г. Простаковъ.
Тѣ, которые несправедливы ) о! конечно заслуживаютъ брань....
Гжа Простакова.
Что это такое, сударь, которыя несправедливы; кто это такой? гдѣ онъ?
Г- Простаковъ.
О, жена! пожалоста перестань.... это понятно.
Гжа. Простакова (еще болѣе плачетъ.)
Вы говорите двояко... Непонятно радость моя.... со всѣмъ васъ не льзя понять.... и не разслушаешь.
Г. Простаковъ.
Надобно уйтить, вы не окончите сего дня никакъ. (Господину Льстецову въ полголоса) Утѣшь ее, утѣшь ее! Слышишь, любезный другѣ? Я приду, когда эта бура минетъ.
ЯВЛЕНІЕ 3.
Гжа, ПРОСТАКОВА и Г. ЛЬСТЕЦОВЪ.
Гжа. Простакова (плачетъ.)
Меня мужѣ оставляетъ, и онъ меня оставляетъ въ этой горести.
Г. Льстецовъ.
Нѣжность ваша къ вашему супругу конечно достойна сожалѣнія; онъ васъ любитъ, онѣ васъ почитаетъ, и болѣе ни о комъ не говорилъ, какъ о васъ, когда вы еще не приходили.
Гжа. Простакова.
А что онъ говорилъ?
Г. Льстецовъ.
Что вы имѣете тысячу прекрасныхъ свойствъ... Что вы его супруга... и даже любезная...
Гжа. Простакова.
Онъ говорилъ это? Э! такъ, такъ, онъ меня любитъ... Но между нами-то будь сказано, я не слишкомъ вѣрю этому прелестному Амуру.
Г. Льстецовъ.
Позвольте узнать, какая причина?
Гжа. Простакова.
Потому что ... потому что онъ любитъ себя только одного. Видите ли, онъ во весь день ссорится или съ собою, или съ другими; и всѣ такіе его обиды, которыя онъ накоситъ, выдаетъ и хочетъ, чтобъ ихъ принимали за чудеса.
Г. Льстецовъ.
Но вы столько любезны а столько привлекательны!
Гжа. Простакова.
Вы до чрезвычайности обязываете, Государь мой. Но, по справедливости, вы это находите?
Г. Льстецовъ.
Ахъ! кто не можетъ быть увѣренъ въ томѣ? Вы испортите прелестные глаза ваши отъ этихъ проклятыхъ слезъ.
Гжа. Простакова ( кладетъ платокъ въ карманъ.)
Надобно признаться, что мужъ чрезвычайная вещь.
Г. Льстецовъ.
Супруга, каковы вы, соединившая разумъ съ прелестями, съ добродѣтелями, умѣетъ пользоваться такимъ мужемъ, и странностію, какая случится.
Гжа. Простакова.
И вы, сударь, такъ думаете?
Г. Льстецовъ.
Надобно быть дуракомъ., чтобъ иначе думать; это ужь давно доказано.
Гжа. Простакова.
Мой мужъ хитрецъ.
Г. Льстецовъ.
Онъ для васъ, сударыня, все дѣлаетъ, что вамъ угодно.
Гжа. Простакова.
Не ужели такъ говорятъ?
Г. Льстецовъ.
Кто можетъ сомнѣваться о вашей власти, какую вы имѣете надъ нимъ?
Гжа. Простакова.
О! мы чрезвычайно любимъ другъ друга.
Г. Льстецовъ.
Вы оба совершенно любезны.
Гжа. Простакова.
Но я ласкаюсь, между протчимъ, что я еще лучше его воспитана.
Г. Льстецовъ.
За вашимъ воспитаніемъ, видно, чрезвычайно рачили; мнѣ такъ сказывали батюшка и матушка ваши.
Гжа. Простакова.
Вы согласитесь, я думаю, что они оба отмѣнно просвѣщены, и чрезвычайно живутъ согласно.
Г. Льстецовъ.
О! до безконечности, сударыня! Они бы еще болѣе были, естьли бы матушка ваша не была глуха, чѣмъ она мучится, а батюшка вашъ, чрезвычайно краснорѣчивой человѣкъ, естьлибъ не былъ заика.
Гжа. Простакова.
Воспитаніе супруга моего было въ совершенномъ пренебреженіи, не такъ какъ мое; отъ этого-то происходятъ всѣ недостатки, какіе вы въ немъ видите.
Г. Льстецовъ.
Недостатки, сударыня! да кто не имѣетъ ихъ?
Гжа. Простакова.
Что вы понимаете чрезъ это?
Г. Льстецовъ.
Это понятно, сударыня; вообще весь свѣтъ, выключая васъ, имѣютъ недостатки.
Гжа. Простакова.
Вы мнѣ льстите, милостивый Государь!
Г. Льстецовъ.
O! совсѣмъ нѣтъ, сударыня у я говорю то, что чувствую.
Гжа. Простакова.
Мы съ мужемъ чрезвычайно довольны вашею откровенностію.
Г. Льстецовъ.
Тысячекратно благодарю васъ, сударыня. Я осмѣливаюсь сказать, что я чрезъ васъ начинаю уже блистать.
Гжа. Простакова.
Мы съ мужемъ сдѣлаемъ для васъ великолѣпный пиръ.
Г. Льстецовъ.
Я чрезвычайно тронутъ вашими милостями.
Гжа. Простакова.
Мы увѣрены, что ваши обстоятельства разстроены, и что вы умираете, сударь, съ голоду.
Г. Льстецовъ.
Время самое жестокое; денегъ нѣтъ, а хлѣбъ чрезвычайно дорогъ.
Гжа. Простакова.
Я ужъ предложила мужу своему взять васъ къ себѣ, но онъ глухъ былъ. Вы намъ прекрасную сдѣлаете компанію; вы столько любезны, сколько желать можно.
Г. Льстецовъ.
Ахъ, сударыня!
Гжа. Простакова.
Надобно мужу моему дать вамъ другое платье -- ваше ужь слишкомъ обносилось.
Г. Льстецовъ.
Этому причиною общественное бѣдствіе.
Гжа. Простакова.
А какое?
Г. Льстецовъ.
Это театральная лестница изорвала его у меня. Всѣ знаютъ, что еще оно новое.
Гжа. Простакова.
Отойдите на нѣсколько минутъ. Вотъ мой мужъ, онѣ идетъ сюда; я ему еще разъ поговорю обѣ васъ.
(Льстецовъ уходитъ.)
ЯВЛЕНIЕ 4.
Гжа. ПРОСТАКОВА, Г. ПРОСТАКСВЪ и ЖАНОТЪ.
Гжа. Простакова.
Другъ мой! сдѣлайте что нибудь для Г. Льстецова; онъ вѣчно добро о насъ говорилъ -- такого человѣка надобно наградить.
Г. Простаковъ.
Э, милая! видно онъ тебѣ пришелъ по нраву;-- посмотримъ -- что бы ему дать?
Гжа. Простакова.
Я думаю, что вы ему пожалуете одно изъ своихъ платій; на примѣрѣ синіе, оно для меня несносно.
Г. Простаковъ.
О! я бы лучше другой кафтанъ подарилъ.
Гжа. Простакова.
Ну, милинькой, отдай ему это платье.
Г. Простаковъ.
Нѣтъ, нѣтъ! мнѣ такъ хочется; я ему отдамъ лучше зеленое свое. Какъ ты думаешь, сердце мое? оно еще ново, и будетъ у него моднымъ; или... камзолѣ зеленой, а кафтанѣ синій. Я ему изъ дружбы еще подарю лосинное исподнее платье и парикъ; ему прекрасно будетъ въ этой одеждѣ. Жанотъ, Жанотъ! принеси мнѣ все это.
(Жанотъ уходятъ.)
Гжа. Простакова
Но, другъ мой! его надобно взять жить къ себѣ. Пусть онъ на нашъ щетъ спитъ, кушаетъ, одѣвается, просвѣщается и ѣздитъ.
Г. Простаковъ.
Этого ужь много,
Гжа. Простакова.
Э, сударь! дайте ему хорошую, сумму.
Г. Простаков ѣ.
А сколько бы?
Гжа. Простакова.
Хотя ефимковъ сто золотомъ.
Г. Простаков ѣ.
Нѣтъ, милая!
Г жа. Простакова
Ну хотя серебромъ.
Г. Простаковъ.
Это много.
Гжа. Простакова.,
Признаться, что вы сегодняшній день слишкомъ незговорчивы.
Г. Простаковъ.
Довольно съ него и дватцати пяти ефимковъ.
Гжа. Простакова.
Какъ! ему дать дваищать пять ефимковъ?
Г. Простаковъ.
Вотъ какъ.... Я ихъ положу въ кошелькѣ въ парикъ, съ тѣмъ, чтобы онъ послѣ объ этомъ узналъ. Можетъ быть это покажется для другихъ хвастовствомъ, насмѣшкою или другимъ чѣмъ нибудь, какъ хотите такъ думайте; но это, право, меня не трогаетъ.
Жанотъ (приноситъ весь приборъ; Простаковъ кладетъ деньги въ парикъ.)
Фу пропасть, не вложишь денегъ -то.
Гжа. Простакова.
Я вамъ помогу.
Г. Простаковъ.
Э! э! вотъ какъ славно. Жанотъ!... отнеси это отъ меня Господину Льстецову.
Гжа. Простакова,
О какъ бы мнѣ хотѣлось посмотрѣть, что онъ скажетъ, принимая этотъ гостинецъ.
Г. Простаковъ.
Какъ вы думаете о томъ наденеть ли онъ этотъ кафтанъ?
ЯВЛЕНІЕ 5.
Г. ПРОСТАКОВЪ, Гжа. ПРОСТАКОВА и Г. ЛЬСТЕЦОВЪ.
Г. Льстецовъ.
Я пришелъ принести вамъ благодарность, милостивые Государи, и проститься съ вами.
Г. Простаковъ.
Куда это? куда это?
Гжа. Простакова.
Куда изволите итти?
Г. Льстецовъ.
Мнѣ должно...
Гжа. Простакова.
Какъ!
Г. Простаковъ.
Да куда?
Г. Льстецовъ.
Мнѣ должно показать на самомъ дѣлѣ басню о Воронѣ и Лисицѣ.
Г. Простаковъ.
Вотъ единственная мысль!
Гжа. Простакова.
Отъ чего могла произойти эта бѣдность?
Г. Льстецовъ.
По чести, что это пустое; но цѣль этого нравственная.
Г. Простаков ѣ.
Нравственная, нравственная! Нѣтъ ничего скучнѣе для меня, какъ сихъ безпрестанныхъ нравственностей.
Гжа. Простакова.
Ахъ, другъ мой! благодарю тебя за нравственность; я никогда неизмѣню ей. Я люблю ее до безумія. Я читала уже нравственныя эти повѣсти, а особенно ихъ заглавія.
Г. Льстицовъ.
Все зависитъ отъ образа выраженія. На примѣръ, естьли я вамъ говорилъ, милостивѣйшій Государь; то знайте, что всякой льстецъ живетъ на счетъ попавшагося въ сѣти его. Безъ сомнѣнія этотъ урокъ послужитъ къ вашему исправленію.
Г. Простаковъ.
Такъ, такъ; я помню. Что далѣе? не толи: обманутый и пристыженный воронъ клялся, но уже поздо, что болѣе не будетъ слушать Льстецовъ?
Г. Льстецовъ.
И вы не лучше. Но эта небольшая дружеская насмѣшка. Я думаю, что вы меня извините.
(уходитъ).
Гжа. Простакова.
И еще надъ нами насмѣхаться, другъ мой!
Г. Простаковъ.
Да развѣ этого и не можетъ быть?-- это очень можетъ быть.... Но пойдемъ ужинать, милая моя! безъ него. А чтобъ наказать его за то, мы болѣе не станемъ о немъ думать.
Конецъ Комедіи.