ВОЗВРАЩЕНІЕ ДОМОЙ.
Пока происходило прощанье въ лѣсу, въ коттеджѣ Видовъ тоже прощались, и теперь Лизбета съ Адамомъ стояли на крыльцѣ, и она напрягала свои старые глаза, чтобы въ послѣдній разъ взглянуть на Сета и Дину, поднимавшихся въ гору по ту сторону ручья.
-- Мнѣ жалко, что я больше ея не увижу, сказала она Адаму, когда они вошли въ домъ.-- Я хотѣла-бы имѣть ее подлѣ себя до того часа, когда я умру и лягу рядомъ съ моимъ старикомъ. При ней и умирать-то легче,-- она говоритъ такъ нѣжно и ласково, и такъ тихо двигается... Я-бы не удивилась, еслибъ мнѣ сказали, что та картинка въ твоей новой библіи нарисована съ нея: знаешь -- тотъ ангелъ, что сидитъ на камнѣ у гроба. Да, такую дочь я-бы согласилась имѣть,-- только на такихъ рѣдко женятся.
-- Ну, мама, я надѣюсь, что она будетъ твоею дочерью. Сетъ ее любитъ, и я думаю, что со временемъ и она полюбитъ его.
-- Что толку говорить объ этомъ? Она и не думаетъ о Сетѣ. Вонъ теперь уѣзжаетъ за двадцать миль. Какъ-же она его полюбитъ -- хотѣла-бы я знать? Развѣ можетъ тѣсто подняться безъ дрожжей? Мнѣ кажется, твои ученыя книги съ цифрами должны бы тебя этому научить, а то стоитъ-ли ихъ и читать? Ужъ лучше тогда читать обыкновенныя печатныя книги, какъ Сетъ.
-- Нѣтъ, мама, проговорилъ со смѣхомъ Адамъ,-- хоть цифры учатъ насъ многому, и безъ нихъ мы не далеко-бы ушли, но онѣ ничего не говорятъ намъ о человѣческихъ чувствахъ. Эта статья требуетъ болѣе тонкихъ вычисленій. Но Сета такой хорошій парень, какихъ немного среди нашего брата рабочихъ,-- умный, съ добрымъ сердцемъ, да и собой недуренъ, и они съ Диной одинаковаго образа мыслей. Онъ стоитъ ея, хоть и нельзя не согласиться, что она рѣдкая женщина. Такую женщину не каждый день встрѣтишь между фабричнымъ людомъ.
-- Ну да, я знаю, за брата ты всегда горой. То-же самое было, когда вы были дѣтьми: ты всегда дѣлился съ нимъ всякою малостью. Но Сету только двадцать три года,-- гдѣ ему жениться! Ему надо сперва научиться откладывать гроши. Ну, а стоитъ-ли онъ ея или не стоитъ?... На это я скажу: она на два года старше его,-- она почти твоя ровесница. Впрочемъ, такъ ужъ ведется на свѣтѣ: люди всегда подбираютъ себѣ самую неподходящую пару.
У женщинъ бываютъ такія настроенія, когда то, что могло-бы быть, пріобрѣтаетъ въ ихъ глазахъ особенную привлекательность по сравненію съ тѣмъ, что есть. Адамъ не выражалъ желанія жениться на Динѣ, и Лизбету это сердило, хотя она сердилась-бы нисколько не меньше, еслибъ онъ пожелалъ жениться на Динѣ и такимъ образомъ долженъ былъ-бы отказаться отъ Мэри Бурджъ и отъ надежды сдѣлаться компаньономъ ея отца, какъ и въ томъ случаѣ, еслибъ онъ женился на Гетти.
Было больше половины восьмого, когда у Адама происходилъ съ матерью вышеописанный разговоръ, такъ что когда, минутъ десять спустя, Гетти дошла до перекрестка, откуда ей надо было сворачивать къ фермѣ, она увидѣла Дину и Сета, подходившихъ съ другой стороны, и остановилась, поджидая ихъ. И они тоже немного запоздали, потому-что шли тихо и разговаривали; Динѣ хотѣлось утѣшить и ободрить Сета передъ разлукой. Но, увидавъ Гетти, они остановились и стали прощаться; затѣмъ Сетъ повернулъ назадъ къ дому, а Дина пошла дальше одна.
-- Сетъ Бидъ подошелъ-бы поздороваться съ вами, моя милая, сказала она Гетти, когда онѣ сошлись,-- но онъ сегодня въ горѣ, вы знаете.
Гетти отвѣтила сіяющей улыбкой, точно не разслышала или не поняла этихъ словъ. Странный контрастъ представляли эти двѣ дѣвушки: сверкающая, поглощенная собой красота Гетти рядомъ съ другимъ, спокойнымъ лицомъ, глядѣвшимъ на нее съ жалостью, открытымъ взглядомъ, говорившимъ, что это сердце живетъ не завѣтными личными тайнами, а любовью, которую оно жаждетъ раздѣлить со всѣмъ міромъ. Гетти любила Дину больше всѣхъ извѣстныхъ ей женщинъ, да и за что ей было не любить человѣка, всегда заступавшагося за нее передъ теткой, когда та ее распекала, и всегда готоваго освободить ее отъ Тотти -- несносной маленькой Тотти, которую всѣ баловали, и въ которой г., Гетти, не видѣла ровно ничего занимательнаго. За все ее пребываніе на Большой Фермѣ Дина ни разу не сказала еи ничего непріятнаго, никогда не попрекала и не бранила ее. Много разъ она заговаривала съ нею о серьезныхъ вещахъ, но Гетти это не смущало:-- она не слушала. И чтобы тамъ ни говорила ей Дина, почти всегда кончалось тѣмъ, что она гладила ее по щечкѣ и предлагала ей пошить для нея или починить что-нибудь изъ ея вещей. Дина была загадкой для Гетти. Гетти смотрѣла на нее такъ, какъ должна, по всей вѣроятности, смотрѣть какая-нибудь маленькая пичужка, которая можетъ только перепархивать съ вѣтки на вѣтку, на полетъ ласточки или жаворонка; но она не интересовалась подобными загадками, какъ не интересовалась знать, что было изображено на картинкахъ въ "Путешествіи пилигрима", или въ большой старой библіи, по поводу которыхъ Марти и Томми надоѣдали ей каждое воскресенье.
Дина взяла теперь ея руку и продѣла подъ свою.
-- Какой у васъ счастливый видъ сегодня, моя милая дѣвочка,-- сказала она.-- Я буду часто думать о васъ въ Сноуфильдѣ и видѣть передъ собой ваше личико такимъ, какъ вижу его теперь. Странная вещь: очень часто, когда я бываю одна -- сижу въ своей комнатѣ съ закрытыми глазами, или хожу по нашимъ холмамъ,-- люди, которыхъ я видѣла и знала -- иногда всего нѣсколько дней -- встаютъ передо мной какъ живые; я слышу ихъ голоса, вижу, какъ они смотрятъ и ходятъ, почти такъ-же ясно -- даже яснѣй, чѣмъ когда я была съ ними и могла касаться ихъ. И тогда мое сердце рвется къ нимъ; я чувствую за нихъ такъ-же живо, какъ за себя, и мнѣ отрадно говорить о нихъ съ Богомъ и молиться за нихъ и за себя. Я увѣрена, что и вы будете являться мнѣ, когда мы разстанемся.
Она замолчала на минуту, но Гетти ничего не сказала.
-- Сегодня я провела очень хорошій день,-- продолжала Дина;-- сегодня и вчера вечеромъ. Отрадно видѣть двухъ такихъ добрыхъ сыновей, какъ Адамъ и Сетъ Бидъ. Какъ они нѣжно и заботливо относятся къ своей матери! Она мнѣ разсказывала, какъ много дѣлалъ Адамъ всѣ эти годы для отца и для брата. Удивительно, сколько у него ума, познаній и готовности отдавать ихъ на пользу тѣмъ, кто слабѣе его. Я убѣждена, что и сердце у него любящее. Я часто замѣчала между моими земляками въ Сноуфильдѣ, что сильные, умѣлые люди бываютъ особенно добры къ женщинамъ и дѣтямъ. Пріятно смотрѣть, когда такой силачъ несетъ на рукахъ ребенка -- безъ всякаго усилія, точно птенчика, Мнѣ кажется, что и дѣти больше любятъ сильныхъ людей, Я увѣрена, что и Адамъ Бидъ будетъ такой-же. А вы, Гетти, несогласны со мной?
-- Согласна,-- отвѣчала Гетти разсѣянно. Душа ея была все это время въ лѣсу, и еслибъ ее спросили, она-бы затруднилась отвѣтить, съ чѣмъ она соглашалась. Дина видѣла, что она не расположена говорить; впрочемъ, теперь она-бы и не успѣла сказать еще что-нибудь, такъ какъ онѣ подошли къ воротамъ фермы.
Тихія сумерки съ погасающей алой зарею на западѣ и съ двумя-тремя слабо пробивающимися звѣздочками окутывали дворъ фермы. Ни откуда не доносилось ни звука; только лошади бились въ конюшнѣ. Прошло минутъ двадцать послѣ заката; куры давно убрались на насѣетъ, бульдогъ лежалъ на соломѣ подлѣ своей конуры и рядомъ съ нимъ -- черная такса. Стукъ захлопнувшейся калитки потревожилъ ихъ сонъ и они подняли лай, какъ два добрые сторожа, еще не зная хорошенько, изъ за чего они лаютъ.
Этотъ лай очевидно произвелъ свое дѣйствіе, ибо когда Дина съ Гетти подходили къ дому, въ дверяхъ показалась, заполняя собою почти все ихъ пространство, рослая фигура мужчины съ черными глазами и румянымъ лицомъ, носившимъ явные признаки способности принимать весьма проницательное, а въ чрезвычайныхъ случаяхъ -- въ рыночные дни, напримѣръ,-- и презрительное выраженіе, хотя въ настоящую минуту на немъ преобладало выраженіе самаго сердечнаго добродушія, какое бываетъ у людей послѣ сытнаго ужина. Извѣстно, что многіе великіе ученые, обнаруживавшіе самую безпощадную суровость въ своихъ критическихъ разборахъ чужихъ научныхъ трудовъ, были самыми снисходительными и мягкими людьми въ частной жизни. Я даже слышалъ объ одномъ ученомъ, покорно качавшемъ лѣвой рукой колыбель съ двумя близнецами въ то время, какъ правая его рука осыпала бичующими сарказмами его противника, обнаружившаго грубое незнаніе еврейскаго языка. Мы должны прощать нашими ближнимъ ихъ заблужденія и слабости -- увы! никто изъ насъ не свободенъ отъ нихъ!-- но человѣкъ, способный ошибаться въ важнѣйшихъ тезисахъ еврейскаго языка, есть врагъ рода человѣческаго, и его надо казнить. Въ Мартинѣ Пойзерѣ была такого именно рода смѣсь самыхъ противуположныхъ свойствъ характера. Онъ обладалъ настолько благородной натурой, что сдѣлался вдвое добрѣе и почтительнѣе къ своему старику-отцу послѣ того, какъ тотъ передалъ ему все свое имущество по дарственной записи, и не было болѣе снисходительнаго судьи, когда дѣло шло о личныхъ недостаткахъ его ближнихъ; но къ плохимъ хозяевамъ-фермерамъ такимъ, какъ Люкъ Бреттонъ, напримѣръ,-- пахавшимъ землю небрежно, не имѣвшимъ понятія объ основныхъ правилахъ проведенія канавъ и обнаруживавшимъ слабую сметку при покупкѣ на зиму дровъ, Мартинъ Пойзеръ былъ жестокъ и неумолимъ, какъ сѣверный вѣтеръ. Люкъ Бриттонъ не могъ сдѣлать самаго простого замѣчанія о погодѣ, чтобы Мартинъ Пойзеръ не открылъ въ немъ несомнѣнныхъ признаковъ той безтолковости и невѣжества, какими отличались всѣ хозяйственныя операціи этого жалкаго фермера. Ему было противно смотрѣть, когда этотъ человѣкъ подносилъ ко рту кружку съ пивомъ въ буфетѣ "Короля Георга" въ рыночный день, и всякій разъ, когда они встрѣчались на дорогѣ, черные глаза мистера Пойзера принимали строгое, критическое выраженіе, не имѣвшее ничего общаго съ тѣмъ отеческимъ взглядомъ, какимъ онъ встрѣтши" теперь двухъ своихъ племянницъ, когда тѣ подошли къ дому. Мистеръ Пойзеръ курилъ свою вечернюю трубку, заложивъ руки въ карманы,-- единственный рессурсъ человѣка, который еще бодрствуетъ, передѣлавъ всѣ свои дневныя дѣла.
-- Однако, дѣвочки, вы сегодня поздненько,-- сказалъ онъ, когда онѣ поднялись на крыльцо.-- Мать начала уже безпокоиться о васъ, а тутъ еще Тотти у нея захворала... Ну, что, Дина, какъ вы нашли старуху Бидъ? Очень она убивается но своемъ старикѣ? Въ послѣднія пять лѣтъ онъ былъ для нея порядочной обузой.
-- Она очень горюетъ о немъ,-- отвѣчала Дина;-- впрочемъ, сегодня она какъ будто поспокойнѣе. Адамъ пробылъ дома весь день -- дѣлалъ гробъ отцу,-- а она любитъ, когда онъ съ нею. Она цѣлый день говорила со мной о немъ. У нея любящее сердце, только характера" безпокойный: слишкомъ легко она волнуется и сама себя мучитъ. Жаль, что у нея нѣтъ болѣе надежной поддержки подъ старость,-- тогда-бы ей легче жилось.
-- Адамъ надежная поддержка для нея,-- сказалъ мистеръ Пойзеръ, не понявъ Дину.-- Можно съ увѣренностью сказать, что онъ пойдетъ въ гору. Это не пустой колосъ, отъ котораго никому нѣтъ добра, и я головой поручусь, что онъ до конца останется добрымъ сыномъ, какимъ всегда былъ. Не говорилъ онъ. когда онъ къ намъ придетъ?-- Но что-жъ это я васъ держу у дверей?-- входите, входите,-- прибавилъ онъ. пропуская ихъ въ домъ.
Высокія надворныя строенія усиливали темноту на дворѣ, закрывая часть неба, но большое окно чистой кухни пропускало достаточно свѣта, такъ-что можно было разсмотрѣть каждый ея уголокъ.
Мистриссъ Пойзеръ сидѣла въ креслѣ-качалкѣ, принесенномъ изъ "парадной гостиной", и укачивала Тотти. Но Тотти была совсѣмъ нерасположена спать. Увидѣвъ входящихъ кузинъ, она приподнялась на колѣняхъ у матери и показала пару пылающихъ щекъ, казавшихся еще толще отъ бѣлаго полотнянаго чепчика, завязаннаго у нея подъ подбородкомъ.
Въ большомъ плетеномъ креслѣ по лѣвую сторону камина сидѣлъ Мартинъ Пойзеръ-отецъ,-- здоровый старикъ, вылитый портретъ своего рослаго черноволосаго сына, только съежившійся и какъ будто полинявшій. Онъ сидѣлъ, слегка свѣсивъ голову, отставивъ локти назадъ и положивъ обѣ руки на ручки кресла. Его синій бумажный платокъ былъ разложенъ у него на колѣняхъ, какъ всегда, когда онъ былъ дома: все остальное время платокъ болтался у него на головѣ. Старикъ наблюдалъ за всѣмъ происходившимъ спокойнымъ взглядомъ здоровой старости, уже не имѣющей своей внутренней жизни и внутреннихъ интересовъ,-- тѣмъ внѣшнимъ взглядомъ, который подмѣчаетъ булавки на полу, съ необъяснимымъ, безцѣльнымъ упорствомъ слѣдитъ за малѣйшими вашими движеніями, за колебаніемъ пламени въ каминѣ, за игрой солнечныхъ лучей на стѣнѣ, или пересчитываетъ квадратики паркета и даже находитъ удовольствіе въ созерцаніи движенія часовой стрѣлки и въ ритмическомъ тиканьѣ часовъ.
-- Гетти, можно-ли возвращаться такъ поздно!-- сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Взгляни на часы: скоро половина десятаго. Вотъ уже полчаса, какъ я отослала дѣвушекъ спать, да и то слишкомъ поздно. Вѣдь завтра вамъ вставать въ половинѣ пятаго -- косцовъ кормить, хлѣбы печь... А тутъ еще дѣвочка моя вся въ жару; Господь ее знаетъ, что съ ней такое: не спитъ да и только. Некому было даже помочь мнѣ дать ей лѣкарство; мы съ твоимъ дядей совсѣмъ измучились, пока заставили ее проглотить, да и то половину она выплюнула на рубашку, и я боюсь, что теперь оно ей не поможетъ, а только повредитъ. Но это всегда такъ: когда человѣкъ не любитъ работать, ему удивительно на это везетъ; какъ только въ домѣ есть дѣло, тутъ-то его и не сыщешь.
-- Еще восьми не было, когда я вышла, тетя,-- проговорила Гетти сварливо и слегка мотнувъ головой.-- Но наши часы такъ забѣгаютъ впередъ противъ тамошнихъ, что невозможно угадать, когда вернешься домой.
А, такъ тебѣ хотѣлось-бы, чтобъ наши часы шли по господскимъ,-- чтобы по вечерамъ мы даромъ жгли свѣчи и валялись въ постели, пока солнце не начнетъ насъ припекать, какъ огурцы въ парникахъ?.. Да и, наконецъ, насколько мнѣ извѣстно, наши часы не первый день забѣгаютъ впередъ.
Дѣло въ томъ, что Гетти совсѣмъ позабыла объ этой разницѣ часовъ, когда говорила капитану Донниторну, что она выходитъ въ восемь; а потомъ она еще тихо шла и, благодаря всему этому, опоздала почти на полчаса. Но здѣсь вниманіе ея тетки было отвлечено отъ этой щекотливой темы. Тотти, сообразивъ мало-по-малу, что появленіе кузинъ не обѣщаетъ принести ей лично никакихъ особенныхъ выгодъ, начала барахтаться и закричала во все горло:
-- Мама, мама!
-- Ну, что ты, моя кошечка? Мама съ тобой, мама никуда не уйдетъ. Я знаю, Тотти у меня добрая дѣвочка; она сейчасъ уснетъ,
Съ этими словами мистриссъ Пойзеръ откинулась назадъ и принялась качаться, прижимая Тотти къ себѣ и стараясь ее успокоить. Но Тотти раскричалась еще пуще и сказала: "Не качай!" И бѣдная мать съ тѣмъ удивительнымъ терпѣніемъ, какимъ надѣляетъ любовь даже самые нетерпѣливые характеры, снова выпрямилась, прижалась щекой къ бѣлому чепчику, поцѣловала его и позабыла распекать Гетти.
-- Пойди-ка въ кладовую, Гетти, возьми себѣ поужинать, а то со стола все уже убрано,-- сказалъ Мартинъ Пойзеръ примирительнымъ тономъ; -- а потомъ придешь подержать Тотти, пока твоя тетка раздѣнется, потому-что дѣвочка ни за что не ляжетъ безъ матери. Я думаю, и вы, Дина, не прочь чего-нибудь закусить:-- у нихъ вѣдь тамъ нѣтъ разносоловъ.
-- Нѣтъ, дядя, благодарю васъ,-- отвѣчала Дина;-- я отлично поужинала; мистрисъ Бидъ испекла пирогъ нарочно для меня.
-- Я тоже не стану ужинать,-- сказала Гетти, снимая шляпку.-- Я могу и сейчасъ подержать Тотти, если нужно.
-- Что за вздоръ!-- сказала мистриссъ Пойзеръ.-- Не можешь-же ты жить безъ ѣды; не будешь ты сыта тѣмъ, что воткнешь въ голову красную ленточку. Ступай, дитя мое, ступай сію минуту и поужинай. Въ шкапу стоитъ хорошій кусокъ холоднаго пуддинга -- такого, какъ ты любишь.
Гетти безмолвно повиновалась и ушла въ кладовую, а мистриссъ Пойзеръ заговорила съ Диной.
-- Садись, моя милая, спустись съ облаковъ на минуту и дай себѣ отдыхъ... Должно быть, старуха была тебѣ рада, что ты пробыла тамъ долго?
-- Да, въ концѣ концовъ она, кажется, была рада, но сыновья ея говорятъ, что она вообще не любитъ молодыхъ женщинъ, да мнѣ и самой показалось сначала, что она почти разсердилась, зачѣмъ пришла.
-- Охъ, плохое это дѣло, когда старики не любятъ молодежь, проговорилъ старикъ Мартинъ и свѣсилъ голову еще ниже, какъ-будто изучая рисунокъ на квадратахъ паркета.
-- Да, тому не жить въ курятникѣ, кто не выноситъ мухъ, сказала мистрисъ Пойзеръ.-- Всѣ мы были молоды въ свое время, хоть и не всѣмъ намъ хорошо жилось.
-- Ну, ужъ какъ она себѣ хочетъ, а ей придется помириться съ молодыми женщинами, замѣтилъ мистеръ Пойзеръ.-- Нельзя-же разсчитывать, чтобы Адамъ и Сетъ оставались холостяками еще десять лѣтъ ради того, чтобъ угодить матери. Это было-бы нелѣпое требованіе. Никто не въ правѣ думать только о себѣ -- будь то старикъ или молодой: во всякомъ договорѣ надо соблюдать обоюдную выгоду. Я не стою за ранніе браки; я всегда говорю: прежде, чѣмъ жениться, молодой человѣкъ долженъ умѣть отличить яблоню отъ дичка. Но не все-же ждать,-- вѣдь этакъ и время упустишь.
-- Конечно, согласилась мистрисъ Пойзеръ: это все равно какъ съ обѣдомъ: пропустишь свой часъ, такъ и ѣсть не захочется,-- все тебѣ кажется невкусно... поболтаешь, поболтаешь ложкой и встанешь голодный. Кушанье тутъ ни причемъ: не кушанье не вкусно, а аппетита нѣтъ -- вотъ въ чемъ бѣда.
Тутъ Гетти вернулась изъ кладовой и сказала:
-- Тетя, теперь я могу взять Тотти, если хотите.
-- Отдай ей дѣвочку, Рахиль, сказалъ мистеръ Пойзеръ. такъ какъ жена его, видимо, колебалась, поглядывая на Тотти, которая, наконецъ, примостилась у нея на колѣняхъ и затихла.-- Пусть она снесетъ ее наверхъ, а ты пока раздѣвайся. Ты устала сегодня, тебѣ давно пора лечь, а то смотри -- опять захвораешь.
-- Ну, хорошо, пусть возьметъ, если дѣвочка пойдетъ къ ней, сказала мистрисъ Пойзеръ.
Гетти подошла къ креслу и стояла безъ своей всегдашней улыбки и не дѣлая никакихъ попытокъ переманить къ себѣ Тотти, а спокойно ожидая, чтобы тетка передала ее ей.
-- Пойдешь къ кузинѣ Гетти? Пойдешь, моя милочка, пока мама раздѣнется? А потомъ Тотти ляжетъ къ мамѣ въ постельку и будетъ спать тамъ всю ночь.
Не успѣла мать договорить, какъ Тотти дала свой отвѣтъ, въ значеніи котораго нельзя было ошибиться: наморщивъ лобъ и закусивъ нижнюю губу своими бѣленькими зубками, она наклонилась впередъ и изо всѣхъ силъ ударила Гетти по рукѣ, послѣ чего, не говоря ни слова, опять прижалась къ матери.
-- Ай, ай, какъ не стыдно! сказалъ мистеръ Пойзеръ.-- Не хочешь идти къ кузинѣ Гетти? Такъ дѣлаютъ только маленькія глупыя дѣти, а Тотти у насъ уже большая, она все понимаетъ.
-- Не уговаривай -- все равно ничего не выйдетъ, сказала ему жена.-- Когда ей нездоровится, она всегда гонитъ прочь Гетти. Можетъ быть, она пойдетъ къ Динѣ.
Дина, снявъ свою шляпку и шаль, сидѣла до сихъ поръ въ сторонкѣ, не желая навязываться со своими услугами и вмѣшиваться въ дѣло, которое считалось лежащимъ на обязанности Гетти. Но теперь она подошла къ креслу, протянула руки и сказала:
-- Поди ко мнѣ, Тотти, поди къ Динѣ! Она снесетъ тебя наверхъ, и мама пойдетъ вмѣстѣ съ нами. Бѣдная, бѣдная мама! она такъ устала! ее надо уложить.
Тотти повернулась къ Динѣ лицомъ, поглядѣла на нее съ минуту, потомъ приподнялась, протянула къ ней ручки и позволила себя взять. Гетти отошла безъ всякихъ признаковъ досады и, взявъ со стола свою шляпку, остановилась съ равнодушнымъ видомъ, ожидая, не прикажутъ-ли ей еще чего-нибудь.
-- Теперь можно запирать двери, Пойзеръ; Аликъ давно вернулся, сказала мистрисъ Пойзеръ, поднимаясь на ноги съ видимымъ облегченіемъ.-- Подай мнѣ спички, Гетти; мнѣ придется зажечь ночникъ въ моей комнатѣ.-- Пойдемте, батюшка.
Тяжелые деревянные болты застучали по всему дому, и старикъ Мартинъ сталъ готовиться идти на покой; онъ забралъ въ одну руку свой синій платокъ, а другою потянулся въ уголъ за стоявшей тамъ орѣховой палкой съ набалдашникомъ. Затѣмъ вся семья отправилась спать -- въ сумерки, какъ птицы. Мистрисъ Пойзеръ шла впереди, а за ней старикъ дѣдъ и Дина съ Тотти на рукахъ. Мистрисъ Пойзеръ по дорогѣ заглянула въ комнату, гдѣ спали два ея мальчика, чтобъ увидѣть еще разъ передъ сномъ ихъ круглыя, румяныя щечки и услышать ихъ глубокое, ровное дыханіе.
-- Иди-ка спать, Гетти, проговорилъ мистеръ Пойзеръ ласковымъ голосомъ, проходя къ себѣ.-- Ты не хотѣла запоздать, я увѣренъ. Тетка твоя сегодня измучилась, потому и сердилась. Покойной ночи, дѣвочка, спи спокойно.