ГЛАВА I. Внѣшность дорнкотской мельницы
Пространная равнина; расширившійся Флосъ мчитъ свои струи къ морю между зеленѣющимися берегами; приливъ, какъ страстный любовникъ, спѣшитъ на встрѣчу и въ горячемъ объятіи останавливаетъ потокъ рѣки. Могучій приливъ несетъ чернѣющіеся корабли, нагруженные свѣжими, душистыми сосновыми досками, округленными мѣшками съ маслянистымъ сѣменемъ, или темнымъ блестящимъ углемъ; онъ несетъ ихъ вверхъ къ городку Сент-Оггсъ, который выказываетъ свои старинныя, стрѣльчатыя, красныя кровли и широкіе наличники верфей, между низкимъ лѣсистымъ холмомъ и окраиною рѣки, бросая на ея воды нѣжную пурпуровую тѣнь, при мимолетномъ блескѣ февральскаго солнца. По обѣимъ сторонамъ тянутся далеко роскошныя пажити и полосы черной земли, приготовленныя для широколистныхъ кормовыхъ посѣвовъ, или слегка-расцвѣченныя нѣжною зеленью, осенью посѣянной, пшеницы. Мѣстами за изгородами подымаются золотистыя скирды, въ видѣ ульевъ, еще оставшіяся отъ прошедшаго года; изгороди вездѣ усажены деревьями, и отдаленные корабли, кажется, подымаютъ свои мачты и распускаютъ паруса между самыми вѣтвями широко-раскинувшейся ясени. У самаго краснокровельнаго города, притокъ Рипесъ игриво вливаетъ свои струи въ Флосъ. Какъ мила эта рѣчка съ своею темною, безпрестанно-мѣняющеюся зыбью! Она представляется мнѣ живымъ собесѣдникомъ, когда я брожу вдоль береговъ и прислушиваюсь къ ея тихому, кроткому журчанью--это голосъ спокойной любви. Я помню эти вѣтвистыя, наклоненныя ивы, я помню каменный мостъ.
Вотъ и дорнкотская мельница. Я остановлюсь здѣсь, на мосту, минуту или двѣ, чтобъ посмотрѣть на нее, хотя тучи собираются и ужь далеко за полдень. Даже и въ это самое время, въ исходѣ февраля, пріятно взглянуть на нее: можетъ-быть, холодная, сырая погода придаетъ особенную прелесть опрятному, комфортэбльному домику, такъ же старому, какъ и вязы и каштаны, защищающіе его отъ сѣвернаго вѣтра. Рѣка теперь полна воды, высоко стоитъ въ этой маленькой ивовой плантаціи и заливаетъ на половину муравчатые края огороженной лужайки передъ домомъ. Смотря на полную рѣку, на яркую мураву, на блестящій зеленый мохъ, смягчающій темные очерки большихъ пней и вѣтокъ, я дѣлаюсь восторженнымъ поклонникомъ сырости и завидую бѣлымъ уткамъ, спокойно-погружающимъ свои головы въ воду здѣсь, между ивами, вовсе не думая о томъ, какую неловкую фигуру онѣ представляютъ сверху.
Шумъ воды, стукъ мельницы наводятъ сонливую глухоту, которая, невидимому, еще увеличиваетъ спокойствіе цѣлой сцены. Какъ завѣса звуковъ, они уединяютъ васъ отъ внѣшняго міра. Вотъ загремѣла огромная крытая телега, возвращающаяся домой съ мѣшками зерна. Честный извощикъ думаетъ про свой обѣдъ, что онъ страшно пережарится въ печи въ такой поздній часъ; но онъ не дотронется до него, пока не накормитъ своихъ лошадей, сильныхъ, покорныхъ, кроткихъ животныхъ, которыя, я воображаю, поглядываютъ на него съ нѣжнымъ упрекомъ изъ-подъ шоръ, когда онъ грозно щелкаетъ на нихъ своимъ бичомъ, какъ-будто необходима эта угроза. Посмотрите, съ какою энергіею подтягиваютъ онѣ плечами на подъемѣ къ мосту: онѣ чуютъ, что онѣ близко къ дому. Взгляните на ихъ большія, косматыя ноги, которыя, кажется, схватываютъ за землю, на страдательную силу ихъ шей, согнувшихся подъ тяжелымъ ярмомъ, на могучія мышцы напрягающихся бедръ! Охотно послушалъ бы я, какъ онѣ станутъ ржать надъ своимъ трудно-заработаннымъ кормомъ; посмотрѣлъ бы, какъ онѣ, освободя свои запотѣлыя шеи отъ упряжи, погрузятъ жадныя ноздри въ грязный прудъ. Вотъ онѣ уже на мосту, быстрымъ шагомъ опѣ спускаются впизъ, и крытая телега исчезаетъ на поворотѣ за деревьями.
Теперь я опять могу устремить глаза на мельницу и слѣдить за неутомимымъ колесомъ, метающимъ алмазныя брызги воды. Эта дѣвочка также смотритъ на него; она стоитъ на одномъ и томъ же мѣстѣ все время съ-тѣхъ-поръ, какъ я остановился на мосту. А эта бѣлая дворняшка съ коричневыми ушами прыгаетъ и лаетъ, какъ-будто перебраниваясь съ колесомъ; можетъ-быть, она ревнуетъ, зачѣмъ ея товарищъ, въ пуховой шляпѣ, такъ увлеченъ его движеніемъ. Я полагаю, пора ужь конному сотоварищу домой; веселый огонекъ тамъ долженъ бы соблазнить его; его красные отливы блещутъ подъ сѣрымъ омрачающимся небомъ. Пора и мнѣ также снять свои руки съ холоднаго камня парапета моста...
Ахъ, мои руки въ-самомъ-дѣлѣ онѣмѣли. Я оперся локтями на мое кресло, мечтая, что я стоялъ на мосту передъ дорнкотскою мельницею, какъ это и было со мною нѣсколько лѣтъ назадъ, въ одно февральское послѣобѣда. Прежде нежели я задремлю, я передамъ вамъ о чемъ разговаривали мистеръ и мистрисъ Тёливеръ, сидя у свѣтлаго огня въ своей лѣвой гостиной, въ то самое послѣ обѣда, о которомъ я мечталъ.