Бержэ рассказал о похищении графа де Виллье.
Комендант форта Дюкэна выслушал со скорбным удивлением рассказ охотника.
Это смелое нападение на одного из его офицеров, приведенное в исполнение почти под самыми пушками французской крепости, среди белого дня, видимо, сильно его возмущало.
Но при этом он никак не мог представить себе, чем вызвано было это нападение.
И в самом деле, с какой целью нужно было этим неизвестным людям похищать графа де Виллье? Он не занимал такого важного поста, чтобы захват его мог каким бы то ни было образом повлиять на только что начинающуюся кампанию. Может быть, бродяги ошиблись, может быть, они надеялись овладеть более высокопоставленным лицом? Эта последняя гипотеза была самая вероятная и в особенности наиболее логичная... Но факт был налицо. Оскорбление коменданта форта Дюкэна, нанесенное ему почти на глазах всего гарнизона, требовало отмщения!
В первую минуту господин де Контркер, разгневанный и оскорбленный, поклялся, что жестоко отомстит за это похищение, за эту западню, жертвой которой стал один из его самых любимых офицеров. Англичане, взятые в плен графом де Виллье, находились еще в форте; он поклялся, что они будут отвечать головой за свободу капитана. В форт Necessite сейчас же будет послан парламентер требовать возвращения офицера, если же там почему-либо откажутся исполнить это требование, ему будет поручено объявить, что все английские пленники будут без милосердия расстреляны.
Тысяча других проектов, столь же безумных и невыполнимых, была высказана комендантом, который почти заговаривался от ярости.
Охотник и барон де Гриньи позволили ему излить свой гнев и почтительно слушали его, не оспаривая того, что он им говорил. Потом, когда они увидели его более спокойным, или, по крайней мере, более расположенным выслушать мнение других, Бержэ, с молчаливого согласия барона де Гриньи, взял слово, чтобы пролить немного света на этот столь запутанный вопрос.
-- Извините, господин комендант, -- сказал он, -- но мне кажется, что мы в настоящую минуту идем по ложной дороге и наугад шарим по кустам.
-- Э! Что вы хотите этим сказать, охотник? Вы человек умный, у вас большой опыт относительно всего, что происходит в этом краю; разве вы не разделяете моего мнения?
-- Не совсем, господин комендант, и если вы позволите мне высказать свое мнение, я надеюсь, что, в конце концов, вы и сами согласитесь со мной.
-- Итак, по-вашему, дерзкое похищение капитана Кулона де Виллье не означает гнусного поругания над королевским знаменем?
-- Я этого не говорю, сударь, знамя оскорблено, это вне всякого сомнения. Но, с вашего позволения, мне кажется, что вы ошибаетесь относительно лиц, виновных в этом.
-- А! Да вы уж не друг ли англичан, мистер Бержэ?
-- Сохрани меня Бог, сударь, да вы и сами не думаете этого.
-- Вы правы, мой друг; у меня это просто сорвалось с языка. Извините! Это происшествие страшно взбесило и взволновало меня.
-- О! Сударь, за одно это слово я не только готов все вам простить, но и навсегда остаться вашим самым преданным слугой.
-- Меня особенно сильно расстроило это еще и потому, что недавно, как вы сами знаете, несчастный де Жюмонвилль, брат капитана, сделался жертвой гнусного злодейства. Как хотите, а это не могло не показаться мне подозрительным... Наши враги ведут с нами войну, как дикари-людоеды, и совершенно пренебрегают правами людей и тем уважением, которым люди обязаны друг другу.
-- Это правда, сударь, и никто больше меня не оплакивает погибшего брата капитана и не желает жестоко отомстить за него, вы и сами это знаете. Но поверьте человеку, который никогда не лгал: то, что случилось сегодня, правда, очень печально, но это не имеет ничего общего с тем убийством. Англичане здесь не причем; я скажу больше, я убежден, что они даже и не знают об этом.
-- Вы говорите мне странные вещи, согласитесь сами, Бержэ.
-- Это правда, господин комендант, но спросите барона де Гриньи и вы услышите, что и он одного мнения со мной.
-- Вполне, мой храбрый охотник, -- с оживлением проговорил молодой человек.
-- Да, комендант, мой друг де Виллье попался в западню; но западня эта была расставлена ему его личными врагами, а не англичанами.
-- Его личными врагами? Я вас не понимаю. Граф де Виллье не может иметь врагов среди людей, знающих и любящих его.
-- Слишком сильно, может быть, -- продолжал де Гриньи с грустной улыбкой, -- вот откуда идет все зло. Послушайте, господин де Контркер, ведь вы меня знаете, не так ли? И вот я даю вам честное слово дворянина и королевского солдата, что эта западня была приготовлена не для одного только де Виллье, но и для меня.
-- Вы? Но вы говорите со мной загадками, друг мой.
-- Я это знаю; к несчастью, я не могу говорить яснее; эта тайна принадлежит не мне одному. Вот все, что я могу вам сказать: я убежден в душе, что люди, похитившие графа, не более как жалкие авантюристы, которым было заплачено остервеневшими врагами моего друга за то, чтобы выполнить это. Как вам и говорил Бержэ, я тоже уверен, что англичане ни при чем в этом деле. Они об этом ничего и не знают.
-- Вот, -- сказал охотник, одобрительно покачивая головой, -- именно так.
-- Потемки сгущаются вокруг меня все больше и больше, друг мой.
-- Я надеюсь, что скоро настанет день, когда мне можно будет разорвать завесу и все вам открыть; тогда вы узнаете, насколько справедливы мои слова.
-- Я не настаиваю, дорогой де Гриньи, ваши тайны принадлежат вам. Но допустим, что вы не ошибаетесь. От этого положение де Виллье не станет лучше; я не могу даже придумать, каким образом можем мы оказать ему помощь.
-- И здесь опять, если позволите, мы послушаем, что скажет Бержэ; он один может, по моему мнению, вывести нас из затруднения, в котором мы находимся.
-- Пожалуй, он действительно такой человек, который может подать дельный совет. Говори, мой друг.
-- Прошу вас, господин комендант, доверить мне всецело ведение этого дела, и я отвечаю головой за его успех.
-- Вот хорошие слова, Бержэ; но каким путем рассчитываете вы добиться успеха? Вам известно, что средства наши очень ограничены и что, несмотря на мое сильное желание вам помочь, я и сам хорошо не знаю, как мне это сделать.
-- Не беспокойтесь об этом, господин комендант, я прошу у вас только позволения увести охотников-канадцев, которые добровольно участвовали в меховой экспедиции; их помощи мне будет вполне достаточно. Я не собираюсь вести правильную войну, а только борьбу в хитрости и в ловкости, а для этого всякие другие помощники, кроме моих старых товарищей по охоте, стали бы для меня не только бесполезными, но и вредными.
-- Согласен! Вы отправитесь с ними, когда найдете нужным.
-- Сегодня же вечером, если позволите.
-- Очень хорошо! Вы захватите с собой столько боевых припасов и провизии, сколько найдете нужным, -- на это я даю разрешение вам и вашим спутникам. Это все, чего вы желаете?
-- Все, господин комендант, благодарю вас.
-- И вы уверяете меня, что возвратите мне де Виллье?
-- Повторяю вам, комендант, что головой своей отвечаю за успех.
-- Значит, все идет хорошо; вы тоже чего-нибудь желаете де Гриньи?
-- Дорогой комендант, я льщу себя надеждой, что вы не откажете мне в милости, которую я хотел бы получить от вас по дружбе.
-- Хорошо, хорошо! Я понимаю, о чем вы хотите меня просить: вы желаете принять участие в экспедиции, не так ли?
-- Я и вот этот храбрый солдат.
-- Золотая Ветвь, кажется?
-- Так точно, господин комендант, -- отвечал солдат. -- Клянусь Богом! Не моя вина, что я не дал убить себя, защищая капитана, -- он этого сам не пожелал
-- И он был прав: такие молодцы, как ты, редки. Итак, дорогой де Гриньи, я согласен, раз вы этого желаете, я позволяю вам, равно как и Золотой Ветви и вашему вестовому, присоединиться к экспедиции; а во время вашего отсутствия я не стану терять времени, будьте спокойны. Как только вы увидите де Виллье, скажите ему от меня, что я занят выполнением данного мной ему обещания и что, когда он вернется, все будет готово. Это известие, как мне кажется, должно будет непременно обрадовать его.
-- Благодарю вас от имени моего друга, господин комендант.
-- А теперь, господа, я с вами прощусь... От души желаю, чтобы эта новая экспедиция удалась так же хорошо, как и предыдущая.
-- Бог поможет нам, господин комендант, -- сказал охотник.
-- Итак, счастливого пути и до скорого свидания! Офицер, охотник и солдат вместе вышли от коменданта, чтобы приготовить все, что нужно к путешествию, и иметь возможность выступить в тот же вечер, как объявил Бержэ.
Охотник предпочитал покинуть форт ночью по следующим причинам: во-первых, выступление его отряда не будет замечено, затем, слух об экспедиции не распространится и английские шпионы, находившиеся в крепости, не будут иметь возможности сообщить об этом какие бы то ни было сведения, так как сами не будут знать ничего.
В полночь охотники, которым Бержэ сообщил о выступлении каждому отдельно, спустились поодиночке в первый двор форта; часовые, предупрежденные заранее, пропустили их без расспросов, и они разлетелись, как туча черных призраков, через потайной выход, у которого из предосторожности стоял сам г. де Контркер.
Ночь была темная, начинался дождь; за исключением часовых, в форте все спали. Никто не знал об экспедиции, из которой последний запоздавший, пожав руку коменданту, скоро исчез во мраке.
Бержэ, барон и оба солдата шли рядом. Охотник сам потребовал этого, так как вполне был уверен, что французы, незнакомые со страной и малопривычные к ночным походам в столь дикой местности, по которой им приходилось проходить в эту минуту, могли заблудиться, если предоставить их самим себе, а это породило бы двойное неудобство: во-первых, потерю драгоценного времени, а во-вторых, это возбудило бы толки о выступлении экспедиционного отряда.
Они шли осторожно; ни одним словом не обменялись охотники между собой до тех пор, пока не достигли того места, где происходило нападение; туда они пришли около двух часов ночи; шел дождь, не прекращавшийся с самого выступления их из форта и мало-помалу переходивший в ливень.
Французы, мундиры которых защищали гораздо хуже от непогоды, чем более приспособленная одежда охотников, насквозь промокли и закоченели от холода; но они не жаловались и стоически переносили свои страдания, не желая уронить себя в глазах сопровождавших их охотников. Последние, казалось, не замечали ледяного дождя, низвергавшегося на их тела; время от времени они только встряхивались, как мокрые пудели, а затем продолжали идти вперед своим обычным гимнастическим шагом.
Достигнув леса, канадец издал резкий свист, служивший условным знаком остановки; потом, подозвав к себе двух или трех охотников, он поговорил с ними шепотом в продолжение нескольких минут.
Хотя барон и молчал, но все-таки в душе его очень беспокоило, каким образом он проведет ночь в этом лесу, где каждый лист изображал собой кровельный желоб и таким образом увеличивал количество дождя и без того довольно значительное, ниспадавшее с неба; но беспокойство молодою человека было непродолжительно. С необыкновенной быстротой и ловкостью охотники срезали с помощью своих ножей огромное количество ветвей, которые переплели между собой.
Меньше чем за час они построили обширный навес, под которым укрылся весь отряд и куда не проникал дождь. Тем временем другие охотники собирали хворост и хотя он был мокрый, все же им удалось меньше чем в десять минут зажечь огромный костер, который весело потрескивал и красноватое пламя которого согрело французов. Их одежда начала дымиться и окутала их облаком сероватого пара.
Веселость вернулась снова, утомление было забыто; сбившись вокруг огня, в который они беспрестанно подбрасывали новую пищу, охотники вели оживленную болтовню.
Барон де Гриньи любовался беспечностью охотников, господствовавшей между ними дисциплиной и той поспешностью, с какой они повиновались малейшему приказанию Бержэ, которого сами избрали своим начальником, хотя последний, надо заметить, тоже обращался с ними в высшей степени вежливо. Он никогда не говорил им: "я хочу", а всегда вставлял слова: "я прощу, пожалуйста", или "мне кажется".
Через час человек пять или шесть охотников встали и вышли из-под навеса.
Бержэ разостлал в одном из углов кучу мехов; когда французы хорошенько обогрелись, а одежда их почти высохла, канадец уговорил их лечь на эту импровизированную постель.
Когда они проснулись, был уже день, солнце ярко светило и птицы весело распевали в лесу; погода опять стала хорошей, и день обещал быть прекрасным.
Канадец сидел один в сарае перед огнем и, раздумывая, курил свою трубку. Заметив, что его гости уже проснулись, он приветливо им поклонился. Последние тотчас же присоединились к нему и тоже присели у огня.
-- Ну! -- сказал охотник, -- все идет благополучно! Вы выглядите такими свежими и бравыми, как и подобает настоящим мужчинам...
-- Учение далось не легко, зато теперь мы уже выучены, -- смеясь, сказал барон.
-- Во время вашего сна я добыл вам кое-какую одежду, не такую богатую, правда, как ваша, но более подходящую для того, чтобы бродить по пустыне, и прошу вас переодеться в нее сейчас же.
-- Вы обо всем позаботились, друг мой, -- сказал барон, дружески пожимая ему руку.
-- Это моя обязанность. Что сказал бы господин Луи, если б я не стал о вас заботиться? Кроме того, вы мои гости, и я должен побеспокоиться о том, чтобы вам было хорошо.
Затем он подал им приготовленное для них платье, которое во всем походило на одежду охотников-канадцев.
Французы сейчас же облеклись в новые костюмы.
-- Э! -- смеясь, проговорил Золотая Ветвь, -- эта одежда тепла и удобна; я скоро свыкнусь с ней.
-- Я готов побиться об заклад, что теперь никто не узнает нас! -- добавил Смельчак.
-- Вы с первого же шага угадали настоящую причину, заставившую меня просить вас снять ваши мундиры, храбрый вояка; для нас очень важно, чтобы ваше присутствие среди нас оставалось бы, по возможности, тайной.
-- Не бойтесь, -- сказал Золотая Ветвь, -- когда настанет время, они узнают меня по тому, как я стану их колотить.
-- А теперь что же мы будем делать?
-- Мы сию минуту будем завтракать. Некоторые из наших спутников побывали сегодня ночью на охоте, а потому у нас есть дичь. Затем, после завтрака, мы устроим совет!
-- Отлично! Но куда же мы денем эти мундиры? Неужели мы понесем их с собою?
-- Это бесполезно, они бы нас только стесняли; я спрячу их в такое укромное местечко, где вы найдете их, когда они вам понадобятся, этим я займусь сам.
Канадец взял снятое французами платье, аккуратно сложил его и завернул в несколько ланьих кож, а затем тщательно перевязал.
-- Вот теперь все сделано! -- сказал он. -- Один из моих людей выроет яму возле какого-нибудь дерева, положит туда этот сверток, а затем опять засыпет. Когда понадобится, ваше платье будет возвращено вам в таком же прекрасном состоянии, как и теперь. Такие тайники заменяют кладовые для охотников.
В эту минуту вошли канадцы и, после обмена обычными приветствиями, каждый уселся к огню и начался завтрак. Он не отличался особенным разнообразием пищи, как и вообще все завтраки охотников. По окончании завтрака каждый закурил трубку, и по знаку Бержэ начался совет.
Канадец, из уважения, уступил первое слово барону де Гриньи, но молодой человек извинился и отказался давать советы.
-- Дорогой Бержэ, -- сказал он, -- я нахожусь в незнакомой мне стране, затем мы преследуем людей, обычаи и нравы которых мне совершенно неизвестны, мнение мое, которое могло бы иметь цену, если б речь шла о регулярном войске и европейской войне, в настоящих обстоятельствах не может иметь никакого значения. Поэтому, будьте добры, пожалуйста, избавьте меня от необходимости высказывать свое мнение. Эти храбрецы гораздо лучше меня знают, что им нужно делать. На меня же смотрите, как на одного из ваших солдат, другого я ничего не желаю. Я намерен показать всем нашим спутникам пример повиновения вашим приказаниям. Я выбрал себе эту роль, единственную подходящую для меня; никакая сила не заставит меня изменить принятое решение.
Это заявление, сделанное откровенно и с улыбкой, имело большой успех у охотников и тем более им понравилось, что в душе они побаивались, как бы молодой офицер не заявил претензии на командование экспедицией и не заставил бы их действовать несогласно с их привычками, а это, несомненно, могло бы очень печально повлиять на успех дела.
Когда барон так решительно отказался от своего права, охотники заговорили каждый по очереди. Бержэ выслушал их мнения с самым серьезным вниманием, не прерывая их ни одним словом; потом он собрал все мнения, резюмировал их и, так как больше некому было высказывать мнения и делать замечания, то он заговорил сам. Речь его была коротка, проста и, в особенности, ясна; когда он умолк, каждый нагнул голову, ничего не возразив: его мнение восторжествовало и было принято всеми единогласно.
Таким образом, было решено, что все сто человек разделятся на три отряда. Бержэ и трое французов войдут в состав первого отряда; они отправятся в экспедицию водой. Другие два отряда, каждый из пятидесяти человек, направятся таким образом, что один будет придерживаться следа, оставленного похитителями во время бегства, а другой пойдет через горы.
Все три отряда должны будут идти усиленными переходами к западу.
Местом свидания была избрана группа утесов, прозванная Белыми Замками, около одного столба из целого камня -- последнего следа, оставленного исчезнувшим народом, возвышавшегося, подобно гигантскому обелиску, посреди обнаженной равнины.
Эта равнина была переполнена камнями, происхождение которых неизвестно, и которые, в глазах удивленного путешественника, напоминают дольмэны и менгиры кельтического карпака как числом, так и симметрией, в которой они были расставлены.
Десять минут спустя, охотники покинули сарай, и около огня остались только барон, Бержэ и оба солдата.
Через минуту канадец поднялся.
-- Теперь пора в путь и нам, -- сказал он.
Товарищи молча последовали за ним.