Граф де Виллье, выйдя из лесу, в ту же минуту как бы забыл презренного авантюриста, от которого он так легко освободился. Он теперь спешил по дороге в форт Дюкэн. Тем не менее, он, скорее инстинктивно, чем сознательно, беспокойными глазами окидывал всю дорогу встречавшиеся ему на пути кусты и кустарники. Руку он все время держал на эфесе шпаги и готов был в любую минуту выхватить ее из ножен.
Его заставило немного призадуматься двойное нападение, жертвой которого он чуть было не сделался. Все было совершенно ясно для него: заколотый им идальго поджидал его, чтобы затеять с ним ссору и затем убить его на поединке. Люди, прострелившие ему шляпу, были ни более ни менее, как убийцы, подстерегавшие его на дороге.
Но кто же мог так сильно желать его смерти?
Граф, насколько он помнил, никогда не имел врагов, он не сделал никому зла; к тому же он слишком недавно поселился в колонии, чтобы вызвать такую ненависть к себе.
Мысль о графине де Малеваль пришла, было, на мгновение ему в голову, но он сейчас же оттолкнул ее с негодованием так как положительно считал невозможным, чтобы любимая им некогда женщина, принадлежавшая, к тому же, к самому аристократическому обществу, стала бы злоумышлять на его жизнь только потому, что он отринул ее любовь.
Это было прямо-таки чудовищно, и он, по своим понятиям, не допускал даже и мысли о таком ужасном мщении со стороны женщины, с которой он вел только самую обыкновенную интрижку, прекратившуюся, как только связь их утратила для него всю прелесть новизны.
Кто же в таком случае был этот непримиримый враг? Может, ему мстит кто-нибудь из туземцев? Или же, может быть, удар шел со стороны англичан?
Граф де Виллье охотнее всего останавливался на последнем предположении. Англичане, убившие несколько дней тому назад таким гнусным образом его брата, графа де Жюмонвилля, само собой разумеется, должны были сильно желать освободиться и от мстителя. Но, поразмыслив хорошенько, он пришел к заключению, что подобное предположение неверно, и кончил тем, что расхохотался от души.
Могли ли знать англичане, что граф де Жюмонвилль имел брата? Скромное служебное положение графа де Виллье, его недавнее появление в колонии, несмотря на все его мужество и безрассудную храбрость, не могли иметь в глазах англичан такого важного значения, чтобы представители британского правительства рисковали идти на такую крайность.
Молодой человек тщетно ломал себе голову над разрешением этой задачи. Ни малейший свет не освещал сумерек, окружавших смелое покушение, жертвой которого он чуть не сделался. Временами ему казалось, что все случившееся было не более как сон; но пробитая шляпа явно противоречила этому предположению. Измучившись, он кончил тем, что отказался от разъяснения тайны.
Он решил больше не думать об этом и предоставить все времени -- этому великому осветителю всех тайн, которое, вероятно, откроет ему истину, когда он менее всего будет думать об этом происшествии.
Таково было настроение молодого человека, когда он дошел до гласисов крепости и встретил своего друга, Армана де Гриньи. Барон шел к нему навстречу. Молодые люди сошлись в нескольких шагах от крепостной калитки.
-- Клянусь честью! -- проговорил барон, пожимая руку графа, -- не стыдно ли было вам, дорогой друг, уходить так, не скачав никому ни слова?
-- Да вы спали сегодня так крепко, что я не решился будить вас.
-- Вы тысячу раз не правы. Я здесь всего только какие-нибудь сутки и, следовательно, совершенно не знаю окрестностей Поэтому я с удовольствием прошелся бы с вами по деревне, которую все очень хвалят, и это было тем более необходимо, что мы должны отправиться сегодня же вечером и для меня нс может уже представиться в скором времени такого блестящего случая полюбоваться наиболее живописными местами Красивой реки. Вы эгоист, граф.
-- Согласен, к тому же я чуть не поплатился слишком дорого за это.
-- Что это значит? Неужели вам угрожала какая-нибудь опасность? Я рассердился бы на вас, если бы вы не дали мне возможности разделить ее вместе с вами. Вы знаете мою привязанность к вам.
-- Да, друг мой, я действительно подвергался большой опасности, даже двум. Но не спешите бранить меня... выходя сегодня утром из дому, я ровно ничего не знал о том, что со мной случится. Моя прогулка должна была иметь совершенно миролюбивый характер. Я даже не подозревал такой трагической развязки.
-- Вы страшно беспокоите меня: что же такое случилось с вами?
-- Все произошло очень просто, друг мой. Прежде всего, в меня стреляли, как в мишень, так хорошо и удачно, что... видите! Какие отверстия сделали пули в моей шляпе?
-- Черт возьми! Так это серьезно, и, конечно, вы пристрелили убийц?
-- Ничуть не бывало! Я их даже не видел; но, вместо их, когда я бежал в погоню за ними, я наткнулся на одного верзилу с лицом висельника, сидевшего под деревом. Этот субъект, я убежден, поджидал меня затем, чтобы прикончить на законном основании в том случае, если меня только ранят его товарищи. Я, впрочем, отлично разделался с ним.
-- Но ведь это целая драма! Вы-то, надеюсь, по крайней мере, не ранены?
-- У меня нет ни одной царапинки.
-- Слава Богу! Что же произошло далее?
-- А произошло то, что вышеупомянутый детина вытащил непомерно длинную шпагу и потребовал от меня удовлетворения.
-- Удовлетворения, в чем?
-- Во всех оскорблениях, какие я мог бы ему нанести, -- отвечал со смехом граф.
-- Хорошо. А затем?
-- Затем, мы стали драться.
-- И?..
-- И, честное, слово, я думаю, что моя шпага проколола его насквозь.
-- Вы так думаете, очень рад это слышать. Он умер?
-- По крайней мере, он, наверное, в очень плохом состоянии.
Говоря таким образом, молодые люди прошли через двор крепости и подошли к дверям своего дома.
Лоб молодого барона сильно нахмурился.
-- Гм! -- сказал он, -- знаете ли вы, дорогой граф, что все это кажется мне великолепнейшей засадой.
-- Я тоже так думаю.
-- И, -- простите, если я настаиваю на этом, -- что сделали вы с этим негодяем?
-- Что же мне с ним было делать? Я оставил его там... он хрипел, изрыгал проклятия и посылал свою душу к самому сатане, который, конечно, не замедлит воспользоваться случаем завладеть ею. Только, черт меня побери, если я знаю, на что она ему может понадобиться.
-- Но вы, конечно, спрашивали этого субъекта, кто он таков?
-- Мне незачем было делать этого: прежде, чем обнажить шпагу, он стал мне перечислять длинный ряд самых варварских имен. Этот идальго сказал мне, что его зовут дон Паламед Бернардо де Бивар и Карпио и потом он назвал себя еще капитаном.
-- А каков он из себя? Не можете ли вы описать мне его наружность?
-- Нет ничего легче. Высокий, черный, сухой, как пергамент, руки и ноги, как у паука, круглые глаза, нос, как у попугая, острый подбородок, рот до ушей и закрученные к самым глазам усы, а в дополнение ко всему этому держит себя, как испанский гранд.
-- Черт! -- вскричал барон, ударяя себя по лбу. -- Было бы весьма любопытно, если бы этот тип вдруг оказался тем негодяем, которого я знаю!
-- Кто же он такой?
-- Довольно темная личность, занимающаяся скверными делишками, плут, картежник и забияка, которого я встречал раза два или три в Квебеке.
-- Ну, если даже предположить, что это именно он, что же из этого следует?
-- Извините, это должен быть именно он, -- настаивал барон де Гриньи.
-- Согласен. Дальше?
-- Дальше? А знаете ли вы, где я его встретил в последний раз, милейший граф?
-- Я жду, чтобы вы сказали мне это.
-- Он выходил в ту минуту из дома графини де Малеваль, между десятью и одиннадцатью часами вечера, причем он, видимо, старался больше всего, чтобы его не узнали.
-- Черт возьми!
-- Вам понятно теперь, в чем тут дело, не правда ли?
-- Да, совершенно ясно, тем более, что, судя по некоторым намекам этого негодяя, это несомненно, он. "Вот что значит, -- сказал он мне, -- когда вас слишком любят".
-- Это, он, я готов поклясться в этом!
-- Итак, вы думаете, что?..
-- Клянусь честью! Что удар идет от графини де Малеваль;
очаровательная дама просто-напросто хотела прирезать вас, как говаривал добряк король Карл IX.
-- Но ведь это ужасно! Так ужасно, что я никак не могу еще поверить этому.
-- А не говорил я вам разве то же самое и раньше? Граф повернулся и быстро направился к одному из выходов из крепости.
-- Куда это вы собираетесь идти? -- спросил барон, поспешно следуя за ним.
-- Отыскать негодяя и, если он еще жив, допросить его и заставить признаться во всем.
-- Мысль недурна, только вы пойдете не один.
-- Хорошо! Пойдем вместе.
-- Подождите одну минуту, возьмем пистолеты, -- неизвестно, что может случиться; мы не можем быть уверены, что негодяи, стрелявшие в вас, не засели снова в засаду.
-- Вы правы, захватим оружие, но только надо спешить.
-- Терпение, мой друг, -- сказал барон. -- Прежде всего мы должны принять все предосторожности. Дело это гораздо серьезнее, чем вы думаете, и потом с такими неумолимыми врагами нужно вести борьбу с крайней осмотрительностью. Идем!
Молодые люди вошли в дом, где их ждали Золотая Ветвь и Смельчак. При виде офицеров солдаты встали.
-- Пока вы пойдете к полковнику де Контркеру проститься за себя и за меня, -- сказал барон своему другу, -- Золотая Ветвь приготовит ваш охотничий костюм. После прогулки нам совершенно бесполезно будет возвращаться в форт; по моему мнению, лучше всего было бы идти прямо к тому месту, где мы должны будем сесть в лодку. Согласны вы со мной?
-- Я понимаю вас и совершенно с вами согласен; через несколько минут я вернусь.
С этими словами граф вышел из комнаты.
-- Теперь, молодцы, -- обратился барон к солдатам, -- слушайте хорошенько; нам нельзя терять ни минуты. Вы оба славные парни; граф знает, что вы всей душой преданы ему и поэтому решил взять вас обоих вместе с нами в экспедицию. Осмотрите хорошенько и вычистите оружие и помните, что сегодня вечером вы оба вместе с вещами, которые мы берем с собой, должны быть в бухте Мариго, где нас в пироге будет ждать канадец Бержэ. Золотая Ветвь, вы ведь, кажется, знаете его?
-- Да, капитан, -- отвечал вестовой, -- это превосходный человек.
-- Там, в бухте, вы будете ожидать нашего прибытия.
-- Слушаю, господин капитан, -- в один голос ответили оба солдата.
-- Да, я вот что еще хотел сказать вам, друзья мои: мы отправляемся в очень опасную экспедицию, и мне хотелось бы знать, насколько можно будет на вас положиться?
-- Мы вам будем служить до последней капли крови, господин капитан!
-- Хорошо! Дело кончено. Да, вот еще последнее приказание. Старайтесь, насколько возможно, выйти незамеченными из форта так, чтобы не возбудить ничьего внимания. Это очень и очень важно. По-моему, вам не следует даже выходить из крепости вместе, а поодиночке, как будто каждый из вас отправляется по своему делу.
-- Будьте покойны, капитан, -- отвечал Смельчак, -- мы с ним старые воробьи, нас тоже не скоро захватишь врасплох.
-- Ну, теперь я сказал все, что хотел сказать. Прощайте, а вечером мы увидимся!
Во время разговора барон де Гриньи снял с себя мундир и заменил его несколько фантастическим костюмом, похожим на одеяние канадских охотников. Затем он осмотрел курки пистолетов и заткнул их за пояс. В это время отворилась дверь и вошел граф де Виллье.
-- Ну? -- спросил барон.
-- Все устроено, -- отвечал граф, -- полковник де Контркер разрешил нам отправиться в отпуск, вручил мне инструкции и пожелал нам счастливого пути и успеха.
-- Итак, все к лучшему.
-- Да, и мы можем отправляться, как только пожелаем.
-- Но, вы еще не совсем готовы.
-- О, это займет всего несколько минут.
И на самом деле, граф де Виллье переодевался с такой быстротой, которая ясно говорила о его желании отправиться как можно скорей, и через пять минут он был уже совсем готов. Солдаты поджидали его.
-- Вы ведь поняли, молодцы, что вам нужно делать? -- спросил их на прощанье еще раз барон.
-- Будьте спокойны, господин капитан, -- отвечал с лукавой улыбкой Смельчак.
-- Итак, сегодня вечером в бухте Мариго. Офицеры взяли охотничьи ружья и вышли из комнаты. Вскоре они достигли деревушки и тут прибавили шагу, желая, насколько возможно, наверстать время, потерянное на сборы в дорогу.
Молодые люди, обыкновенно такие веселые и беззаботные, смотрели теперь серьезно, почти мрачно; их не только пугало, что они не в силах будут исполнить то, за что они взялись, но они сознавали также, что ставят на карту все свое будущее и даже саму жизнь.
Принятая ими на себя задача была слишком важна и невольно заставляла их призадуматься и действовать с величайшей осторожностью. Удачное исполнение возложенного на них поручения занимало их гораздо больше, чем заботы о личной безопасности.
-- Он, должно быть, теперь уже умер, -- сказал граф, не перестававший думать о доне Паламеде.
-- Кто ж его знает? -- возразил барон. -- Такие негодяи обыкновенно очень живучи. Во всяком случае, мы скоро узнаем, что сталось с этим субъектом. Вы хорошо помните место, где вы дрались? Я думаю, вам ведь нетрудно будет отыскать его?
-- В случае надобности я мог бы найти его даже с закрытыми глазами.
Разговаривая таким образом, они быстро подвигались вперед и через полчаса достигли уже опушки леса.
-- Мы должны повернуть сюда, -- сказал граф, указывая пальцем на узкую тропинку, которая бежала, прихотливо извиваясь, вправо от них.
-- Отлично, я вижу ее, остановимся и отдохнем здесь одну минуточку, а затем осторожно двинемся вперед. Зарядите ружья и наблюдайте за кустами, чтобы не дать негодяям подстрелить нас, как тетеревов. При малейшем подозрительном движении в чаще -- стреляйте.
-- Не беспокойтесь, на этот раз им уже не захватить меня врасплох.
Офицеры вошли в лес. В лесу было тихо и спокойно; не слышно было даже пения птиц, которые, забившись в густую листву, спали, подвернув голову под крыло. Так, впрочем, и всегда бывает в самую сильную жару. Сделав несколько поворотов, граф и его друг достигли довольно большой поляны, на которой не росло ни одного дерева.
-- Здесь, -- сказал граф.
-- Никого нет, -- отвечал барон, внимательно осматриваясь кругом, -- ни живого, ни мертвого!
Поляна была пуста.
Тем не менее, здесь совершенно ясно были видны следы поединка, происшедшего всего какие-нибудь два часа тому назад, а большая лужа крови указывала и место, где лежал раненый или убитый идальго.
-- Что это значит? -- пробормотал граф.
-- Не знаю, -- отвечал его друг, пожимая плечами, это значит, что сообщники знаменитого идальго унесли его, вот и все. Теперь вот вопрос, умер он или жив? На это я пока не могу вам ответить.
-- Начало нашей экспедиции ознаменовалось неудачей, и я вам могу сказать, наверное, только одно -- сегодня мы ничего не узнаем.
Пока барон де Гриньи предавался этим размышлениям, граф вдруг нагнулся и с легким радостным криком сейчас же выпрямился.
-- Наоборот, -- вскричал он, показывая своему другу предмет, который держал в руке, -- мы теперь все знаем. Посмотрите-ка на эту вещичку.
-- Вензель графини де Малеваль! -- проговорил с удивлением молодой человек, -- я считал ее гораздо осторожнее.
-- Вы мне сказали тогда правду, Арман, -- все наши сомнения исчезли. Я теперь убежден, что моей смерти жаждала именно графиня.
-- Очень рад слышать это! Теперь мы, по крайней мере, знаем, с кем имеем дело. Что же вы намерены делать?
-- Ровно ничего. Разве можно мстить женщине, которую вы раньше любили... и которая, может быть, и теперь еще любит настолько, чтоб ненавидеть вас?
-- Ба! -- возразил барон, -- все это одна пустая болтовня! В таких случаях рыцарские взгляды и понятия совершенно неуместны: графиня для вас больше уже не женщина, заметьте себе это раз навсегда. Это свирепый враг, который убьет вас без малейшего сожаления, если вы сами не сумеете отправить его раньше на тот свет.
-- Пусть будет так, как Богу угодно, друг мой; но только у меня никогда не хватит мужества поднять руку на женщину, как бы она ни была виновна передо мной.
-- Хорошо, я не буду настаивать, -- отвечал хмуро молодой человек, -- к тому же я уверен, что скоро вы заговорите совершенно иначе.
-- Мое решение неизменно, -- отвечал печально граф.
-- Хорошо! Я вам уже сказал -- не будем больше говорить об этом. Возьмите на всякий случай эту драгоценность, которая рано или поздно пригодится нам.
-- Будем надеяться, что нет.
-- А! Значит, вы думаете, что прекрасная дама ограничится этим? -- Спросил с иронией барон.
-- Да.
-- Луи, дорогой мой Луи, вам, по моему мнению, никогда не следовало бы покидать будуаров и улиц Версаля.
-- Почему?
-- Там, если женщины и не очень добродетельны, то, по крайней мере, они не обращаются в гиен, жаждущих крови и мести.
-- Графиня де Малеваль не станет возобновлять неудавшейся попытки, из-за которой уже была пролита кровь одного человека.
-- Одного человека! Вы слишком добры, граф. Ноя говорил серьезно, и все сказанное мною я говорил как для себя, так и для вас. Кроме того, это послужит нам обоим хорошим уроком на будущее, если вздумаем заводить новые знакомства.
-- Нечего сказать, хорошее будущее рисуете вы, Арман, -- проговорил граф с принужденной улыбкой.
-- Смерть вашего брата и устроенная вам сегодня западня -- слишком веские аргументы для того, чтобы я имел право не отказываться от своих слов. Однако нам нечего больше здесь делать, идем!
-- Хорошо.
Они покинули поляну и направились к бухте Мариго. Не желая больше обсуждать происшедшие события, относительно которых у них были различные взгляды, офицеры весело стали болтать о всяком вздоре, который приходил им в голову. В назначенный час они достигли того места, где было условленно свидание с канадцем. Бержэ и Тонкий Слух ожидали их в пироге. Оба солдата, в одежде канадских колонистов и отлично вооруженные, курили трубки, любуясь заходившим солнцем.
Обменявшись несколькими словами, шесть человек сели в лодку. Наступила ночь.
В то время когда первая звездочка блеснула на небе, пирога отплыла уже от берега.