Как играли в кости бывший слуга и его хозяин и что за этим последовало

Когда два флибустьера подошли к двери "Сорванного якоря", их взгляду внезапно представилось удивительное зрелище; они невольно остановились на пороге и с изумлением осмотрелись вокруг. При свете ламп, копоть от которых вместе с дымом от сигар и трубок стояла черным облаком под потолком, виднелись, словно сквозь туман, резкие и искаженные лица множества городских обывателей, колонистов и Береговых братьев, черты которых судорожно подергивались от азарта игры и опьянения и принимали зловещее выражение при мерцающих отблесках огней, постоянно колеблемых ветром.

Посреди залы, на длинном столе, устроенном на скорую руку из досок и бочек, целые груды золота лежали перед игроком, который с дерзким и насмешливым взглядом вызывал сразиться толпившихся вокруг стола флибустьеров, встряхивая кости в стакане.

За игроком стояло десятка два испанцев, мужчин и женщин, захваченных в плен в последнюю экспедицию и послуживших последней ставкой своим прежним владельцам.

-- Вот буканьер, с которым мы будем иметь дело, -- сказал Тихий Ветерок. -- Следуй за мной.

Медвежонок бросил рассеянный взгляд на человека, указанного ему товарищем, и узнал Пальника.

Привиде бывшего хозяина Медвежонок нахмурил брови, смертная бледность разлилась по его лицу, и он невольно отступил на шаг.

-- Что с тобой? -- спросил Тихий Ветерок, заметив его волнение. -- А! -- прибавил он спустя мгновение. -- Понимаю: ты узнал своего прежнего хозяина!

-- Да, -- мрачно ответил Медвежонок, -- это действительно он.

-- Что ж за беда! Разве ты не свободен? Тебе нечего бояться.

-- Я не боюсь, -- пробормотал капитан, скорее говоря сам с собой.

-- Так пойдем.

-- Ты прав, -- ответил капитан, улыбаясь странной улыбкой, -- пойдем! Может, и лучше покончить раз навсегда.

-- Что же ты намерен предпринять? -- осведомился товарищ, слегка встревоженный.

-- Бог мне свидетель, я не искал встречи с этим человеком; напротив, я всячески старался избегать его. Когда с минуту назад ты встретил меня на берегу и просил пойти с тобой, я пытался отговориться.

-- Это правда.

-- Итак, ясно, что только случай свел нас теперь.

-- Чтоб меня черт побрал с руками и с ногами, если я понимаю хоть одно словечко из всего, что ты говоришь!

Медвежонок поднял голову и посмотрел на товарища с неподражаемым выражением насмешливого торжества.

Потом он взял его под руку и вкрадчивым голосом произнес:

-- Пойдем, Тихий Ветерок. Ты часто ставил мне в укор, что я не играю... Ну так вот, сегодня, ей-Богу, ты будешь присутствовать при игре, которую и ты, и наши товарищи забудут не скоро.

-- Ты станешь играть?! -- вскричал Легкий Ветерок вне себя от изумления.

-- Да, и партия будет решительная.

-- С кем же?

-- С человеком, который так нахально обобрал наших братьев, -- ответил Медвежонок, указывая рукой на буканьера.

-- С Пальником?

-- Да, и вместо того, чтоб присутствовать при твоей игре, я буду играть, а ты -- присутствовать при этом.

-- Берегись! -- заметил Тихий Ветерок.

-- Мое решение принято. Пойдем!

-- Да поможет тебе Бог! -- прошептал флибустьер, следуя за Медвежонком.

Они вошли в залу, без труда прокладывая себе путь в толпе, так как оба пользовались большим уважением товарищей. Вскоре они очутились перед столом, за которым сидел буканьер, глядя на них с насмешливой улыбкой.

-- Ага! -- вскричал он с грубым смехом. -- Уж не собираетесь ли вы попытать счастье против меня, друзья?

-- Почему бы и нет? -- откликнулся Тихий Ветерок.

-- Попробуй, если берет охота, -- продолжал, посмеиваясь, буканьер, -- я готов взять у тебя до все последнего дублона, старый друг.

-- Во-первых, я тебе вовсе не друг, благодарение Богу! Так что побереги это неподходящее звание для других, -- возразил флибустьер. -- Касательно же того, чтобы взять у меня все до последнего дублона, то это мы еще посмотрим, и сейчас же, не откладывая дела на потом.

-- Возьму дублоны не только твои, но и твоего товарища в придачу, если он, против своего обыкновения, осмелится сразиться со мной, -- прибавил буканьер с злой усмешкой.

-- Не оскорбляй понапрасну, Пальник, когда тебя не трогают, -- холодно произнес Медвежонок.

-- Прошу без наставлений, я не нуждаюсь в них, -- грубо заявил буканьер, -- если ты недоволен, я готов дать тебе удовлетворение где, когда и как пожелаешь.

-- Я прошу принять во внимание, -- спокойно заметил Медвежонок, -- что не давал ни малейшего повода к ссоре, которую ты стараешься завязать со мной; ведь я не вмешивался в твой спор с моим приятелем.

При внезапной ссоре вокруг стола мгновенно образовался круг из Береговых братьев, с любопытством ожидавших неминуемой развязки. Каждому из них была известна обоюдная ненависть Медвежонка и Пальника, и зрители предвидели страшную развязку так дерзко начатой буканьером словесной перепалки.

Пальник не был любим Береговыми братьями; его постоянное везение в игре в последние дни еще больше, если это возможно, усилило общее нерасположение к нему, и большая часть присутствующие втайне питали надежду, что наконец-то на него обрушится страшная месть, которую противник, вероятно, откладывал так долго только за отсутствием удобного случая.

Медвежонок был холоден, спокоен, хотя и немного бледен, и вполне владел собой.

-- Ладно! -- проговорил буканьер, презрительно пожав плечами. -- Довольно слов. Насильно дурную собаку на настоящий след не наведешь. Бросим спор; я удивляюсь твоей премудрости и преклоняюсь перед нею.

-- Полно хвастать-то! -- вскричал Тихий Ветерок, -- Медвежонок прав, ты привязался к нему; если он не отвечает тебе так, как бы следовало, то, вероятно, имеет на это свои причины; не беспокойся, однако, в накладе не останешься, если подождешь. А теперь лучше приступить к игре.

-- Согласен. Что ставишь?

-- Две тысячи пиастров, -- ответил Тихий Ветерок, вынимая из кармана штанов длинный кошелек.

-- Постой, -- холодно сказал Медвежонок, остановив его за руку, -- дай мне поговорить с этим человеком.

Флибустьер взглянул на своего приятеля и увидел в его потемневших глазах такой зловещий огонь, что опустил свой кошелек назад в карман и только ответил:

-- Как хочешь.

Медвежонок сделал шаг вперед, оперся руками о стол и наклонился к буканьеру.

-- Входя сюда, -- резко отчеканил он, -- я не знал, что встречусь с тобой. Я не искал встречи, потому что мое презрение к тебе равняется ненависти. Но если уж твоя несчастливая звезда побудила тебя, вместо того, чтобы подражать моей сдержанности, отбросить мнимо равнодушный вид, который мы сохраняли в отношениях друг с другом, пусть будет по-твоему, я принимаю предложенную тобой партию.

-- Сколько пустых слов, чтоб прийти к такому ничтожному заключению! -- воскликнул буканьер с нехорошей улыбкой.

-- А вот увидим. Выслушай меня, а присутствующие пусть будут свидетелями: мы сыграем в гальбик [ гальбик -- игра в три кости. -- Примеч. перев.] три партии, ни меньше ни больше, и ты должен принять мои условия. Согласен?

-- Еще бы, когда ты проиграешь мне!

-- Не проиграю, -- возразил капитан, -- я вступаю в решительную борьбу с тобой и убежден, что выйду победителем.

-- Полно, не с ума ли ты спятил?

-- Если трусишь, я настаивать не стану. Извинись передо мной и товарищами за сказанные тобой оскорбительные слова, и я тотчас уйду.

-- Извиниться? Мне? Черт возьми! Да соображаешь ли ты, что говоришь?

-- Предупреждаю тебя, -- холодно произнес Медвежонок, вынув из-за пояса пистолет и взводя курок, -- что при малейшем подозрительном движении я уложу тебя на месте как лютого зверя, каков ты на самом деле и есть.

Вне себя от ярости, но сдерживаемый наставленным ему на грудь длинным дулом пистолета, буканьер окинул взглядом присутствующих, быть может желая почерпнуть бодрости в дружеском лице.

Флибустьеры мрачно молчали, и в выражении их лиц он прочел одно лишь насмешливое злорадство

Неимоверным усилием воли он усмирил порыв гнева, от которого кипела кровь, и голосом спокойным, в котором невозможно было подметить малейшее волнение, ответил:

-- Принимаю твое предложение.

-- Какое? Извиниться?

-- Никогда.

-- Очень хорошо; вы слышали, братья? -- обратился капитан к присутствующим.

-- Слышали, -- ответили они в один голос.

-- Итак, вот мои условия, -- продолжал Медвежонок громко и отчетливо, -- три кости и стакан, равно неизвестные и мне и тебе, будут взяты у кого-либо из присутствующих здесь.

-- Что же, ты думаешь, что у меня плутовские кости? -- грозно вскричал Пальник. -- Ничего не думаю и думать не хочу, просто пользуюсь своим правом, вот и все. Буканьер с яростью швырнул об пол свой стакан с игральными костями и принялся топтать его ногами. Все бросили игру и с любопытством толпились вокруг стола, взобравшись кто на скамьи, кто на столы и бочки, чтобы присутствовать при этой весьма необычной дуэли, затаив дыхание, дабы не нарушить тишины, до того глубокой, что полет мухи был бы слышен в зале, где, однако, находилось более двухсот человек.

-- Вот кости, друг мои, -- сказал, подходя к капитану, человек, перед которым почтительно расступились все присутствующие.

-- Благодарю, Монбар, -- ответил Медвежонок, дружески пожимая руку страшного флибустьера.

Потом он обратился к своему противнику:

-- Каждый из нас будет кидать кости поочередно; у кого выпадет на трех костях большая сумма очков, тот и выиграл, если только у противника не будет равное количество на всех трех костях. Согласен?

-- Согласен, -- мрачно ответил буканьер.

-- Сыграем всего три партии.

-- Ладно.

-- И я один буду иметь право назначать ставки; сколько у тебя тут на столе?

-- Восемь тысяч семьсот пиастров.

-- Во сколько ценишь свое имущество: дома, мебель, слуг, словом, все?

-- В такую же сумму.

-- Ты выставляешь себя что-то уж очень богатым, -- смеясь, заметил Медвежонок.

-- Считал ты мое состояние, что ли? -- грубо вскричал буканьер. -- Это моя цена, и делу конец.

В эту минуту капитан почувствовал, что кто-то слегка тронул его за плечо; он оглянулся.

За ним смиренно стояли, с отчаянием на лицах, несчастные пленники-испанцы.

-- Сжальтесь, сеньор! -- прошептал у его уха голос нежный и жалобный.

-- Ив самом деле, -- сказал капитан, -- а этих людей во сколько ты ценишь? -- прибавил он, указывая на невольников.

-- В десять тысяч пиастров, ни одним реалом [ реал -- мелкая испанская монета ] меньше. Капитан заколебался.

-- Ради Святой Девы, сжальтесь, сеньор! -- произнес тот же голос тоном глубокой тоски.

-- Итак, все вместе составляет сумму в двадцать семь тысяч четыреста пиастров, -- заключил он.

-- Отлично умеешь считать, мой любезнейший, -- посмеиваясь, сказал Пальник, -- цифра хорошая, не правда ли?

-- Очень хорошая. На первую игру я ставлю тринадцать тысяч семьсот пиастров.

Ропот удивления пробежал по внимательной толпе.

-- Хорошо! Выкладывай деньги, -- сказал буканьер со злой усмешкой.

-- При мне их нет, -- хладнокровно возразил Медвежонок.

-- Так я отказываюсь, приятель; на слово я не играю. Капитан закусил губу, но не успел ничего ответить.

-- Я ручаюсь за него, -- вступил Монбар, остановив свой орлиный взгляд на буканьере, который в смущении опустил глаза.

-- И я ручаюсь! -- вскричал Тихий Ветерок. -- Ей-Богу! Все что имею, я с радостью отдам ему.

-- И я также, -- прибавил Прекрасный Лоран, пробираясь в толпе, чтобы остановиться у стола в двух шагах от Пальника.

-- Что ты скажешь на это? -- спросил Медвежонок, пожимая протянутые ему руки. -- Находишь ли ты эти ручательства достаточными?

-- Будем играть, сто чертей! И чтобы все было поскорей кончено!

-- Вот стакан, начинай.

Буканьер молча взял стакан, минуту встряхивал его в лихорадочном волнении, и кости с глухим стуком полетели на пол.

-- Удачно! -- сказал Медвежонок. -- Шесть и шесть -- двенадцать, да пять -- семнадцать. Теперь моя очередь.

Он небрежно взял стакан, встряхнул его и опрокинул.

-- Вот тебе на! -- вскричал он, смеясь. -- По шестерке на каждой кости; ты проиграл.

-- Проклятие! -- вскричал буканьер, позеленев.

-- Счастье, видно, тебе изменило, -- продолжал флибустьер. -- Теперь -- за вторую партию! Поручителей мне больше не нужно; я ставлю свой выигрыш против того, что у тебя остается.

Буканьер с силой встряхнул стакан и опрокинул его.

-- Ага! -- вскричал он вдруг с торжествующим хохотом, -- удача еще не отвернулась от меня! Погляди-ка, приятель, на всех костях по четыре очка.

-- Бесспорно, это хорошо, -- ответил Медвежонок, -- но ведь может быть и лучше. Что ты скажешь об этом? -- заключил он, сделав бросок.

На всех трех костях было по пяти очков.

-- Разорен! -- вскричал буканьер, отирая холодный пот с помертвевшего лица.

-- Как видишь, -- ответил Медвежонок, подняв голову, -- ты разорился, но это не все; разве ты забыл, что нам остается сыграть третью партию?

-- У меня ровно ничего нет!

-- Ошибаешься, у тебя есть еще то, что я хочу выиграть.

-- Что же?

-- Жизнь твоя! -- вскричал капитан голосом, наводящим ужас. -- Не воображаешь ли ты, что я вступил в эту смертельную игру с тобой из одного низкого наслаждения отнять золото, которое я презираю? Нет, нет, мне нужна твоя жизнь! Чтоб выиграть ее, я ставлю все твое состояние, которое теперь перешло ко мне, и свою жизнь в придачу. Кто проиграет, пустит себе пулю в лоб тут же на месте, при всех.

Содрогание ужаса пробежало, подобно электрическому току, по рядам Береговых братьев.

-- Это безумие, Медвежонок! -- вскричал Монбар.

-- Брось, брось! -- с живостью вмешались несколько флибустьеров.

-- Братья, -- ответил Медвежонок с бледной улыбкой, -- благодарю вас за участие, но я твердо решился. Впрочем, будьте спокойны, я играю наверняка; человек этот заранее осужден; страх уже одолел его, одна гордость еще поддерживает его силы. Я согласен, однако, дать ему последнюю возможность спасти свою жизнь: пусть он публично сознается в своих преступлениях и смиренно попросит у меня прощения. С этим условием я готов простить его.

-- Никогда! -- вскричал буканьер в порыве неудержимого бешенства. -- Твоя жизнь или моя, пусть будет так! Один из нас лишний на земле и должен исчезнуть. Сыграем же эту партию, и будь ты проклят!

Он бросил кости, отвернувшись. Крик ужаса раздался в толпе.

На верхней грани каждой кости было по пяти очков.

-- Да, до победы рукой подать, -- капитан равнодушно пожал плечами, собирая кости, -- но не торопись торжествовать; ты ближе к смерти, чем полагаешь.

-- Да играй же, наконец! -- вскричал буканьер задыхающимся голосом, дико тараща глаза в невыразимой тоске.

-- Братья, -- заговорил Медвежонок все с тем же полнейшим хладнокровием, -- это Суд Божий. Чтоб доказать, что человек этот безвозвратно осужден Божественным правосудием, я не коснусь стакана; один из вас бросит кости вместо меня.

-- Не я! -- вскричал Монбар. -- Не стоит испытывать терпение Всевышнего!

-- Ошибаешься, брат; напротив, этим воочию будет доказано Его могущество и правосудие. Бери кости и бросай.

-- Клянусь честью, я не сделаю этого!

-- Прошу тебя, брат. Монбар колебался.

-- Да бросай же кости, разве ты трусишь? -- повторял безотчетно Пальник, съежившись, точно тигр, готовый прыгнуть на добычу, судорожно ухватившись за край стола и с неподвижным, диким взглядом.

Медвежонок почти насильно вложил стакан с игральными костями в руку Монбара.

-- Бросай без страха, -- сказал он.

-- Да простит мне Господь! -- пробормотал Монбар и бросил кости, отворачиваясь.

В ту же минуту раздался пронзительный, нечеловеческий крик, чья-то рука внезапно дернула Медвежонка назад, грянул выстрел, и пуля со зловещим свистом засела в одной из балок потолка.

Все это совершилось так быстро, что крик отделяло от выстрела всего лишь одно мгновение.

Когда флибустьеры опомнились от оцепенения, в которое повергло их это неожиданное событие, они увидели буканьера, поваленного на стол и удерживаемого, несмотря на его сопротивление, могучей рукой Прекрасного Лорана; в своих судорожно сжатых пальцах Пальник держал дымящийся пистолет.

Когда упали кости, наверху каждой оказалось по шести очков.

На счастье Медвежонка, двое охраняли его: пленница-испанка, которая храбро дернула его назад, невзирая на риск сделаться жертвой своей преданности, и Прекрасный Лоран, который внимательно следил за малейшим движением буканьера и отвел дуло пистолета Пальника.

Монбар сделал знак, требуя молчания. Воцарилась тишина.

-- Вы все были свидетелями того, что произошло, братья, -- сказал Монбар.

-- Да, да! -- закричали флибустьеры в один голос.

-- Стало быть, вы признаете вместе со мной, что мы имеем право судить убийцу?

-- Разумеется, -- ответил за всех Тихий Ветерок, -- его надо судить, и немедленно.

-- Хорошо, братья; к чему же вы присуждаете этого человека после его гнусного покушения?

-- К смерти! -- единодушно отозвались присутствующие.

-- Таков ваш окончательный приговор?

-- Неизменный! -- опять вскричали в один голос Береговые братья.

-- Так приготовьте лодку, чтобы отвезти его на Акулий утес.

Несколько человек выбежали исполнять приказание.

Напрасно упрашивал Медвежонок, чтобы несчастному по крайней мере дозволено было застрелиться; флибустьеры остались неумолимы.

Через несколько минут крепко связанного Пальника перенесли в лодку, которая удалилась от Пор-Марго, неся на борту караул из десяти флибустьеров с Монбаром во главе, который сам хотел исполнить приговор.

А приговор был ужасен.

Акулий утес, находящийся в открытом море в шести лье от берега, выступал на несколько футов над поверхностью воды, но волны полностью покрывали его во время прилива.

Человека, осужденного неумолимым, но справедливым флибустьеров, бросали без оружия и без пищи на этой скале, где он должен был ожидать смерти в жестоких пытках, душевных и телесных.

Вот какая участь предстояла Пальнику.

За час до восхода солнца, когда начинался прилив, к пристани причалила лодка; Монбар и его товарищи вышли на берег с холодным спокойствием людей, исполнивших свой долг.

Судя по всему, в это время буканьер уже завершил свой земной путь.