Пока флибустьерский флот такими смелыми действиями открывал свою великую экспедицию против самого, пожалуй, важного для испанцев города в Америке, в Панаме происходило несколько событий, о которых мы обязаны поведать читателю. Граф дон Фернандо де Кастель-Морено, которому мы во избежание недоразумений вернем его имя в среде Береговых братьев, заканчивал свой завтрак вместе с Тихим Ветерком, Мигелем Баском, Бартелеми и еще несколькими флибустьерами. Усердно наполняя стаканы, собеседники скоро развеселились и уже принялись говорить все разом, не слушая друг друга, когда дверь столовой отворилась и вошел Шелковинка. Паж приблизился к Прекрасному Лорану и что-то сказал ему на ухо. Тотчас же лицо молодого человека совершенно изменилось, он встал и обратился к приятелям:

-- Пейте и курите, сколько душе угодно, друзья, но не шумите; мне сейчас доложили о важном посещении, я ухожу.

-- Будь спокоен, -- ответил Тихий Ветерок за всех, -- если твои гости не подойдут слишком близко к этой зале, никто не заподозрит нашего присутствия здесь, ручаюсь тебе головой.

-- Очень хорошо.

С этими словами Лоран вышел из столовой и направился к парадной гостиной. Там его ждали двое. Это были дон Хесус Ордоньес и капитан Сандоваль.

-- Чего-нибудь освежительного! -- приказал Лоран своему пажу и любезно раскланялся с гостями.

Юлиан, или Шелковинка, почти мгновенно вернулся со слугой, который нес за ним поднос со всякого рода угощениями. Поставив его на стол, слуга вместе с пажом по знаку хозяина удалились.

-- Сеньоры, -- с величайшей вежливостью обратился молодой человек к посетителям, -- перед вами на столе табак, сигары, листы бумаги и маиса, огонь в жаровне, в бутылках старый ром и водка, в вазах шербет и мороженое; прошу оказать честь.

-- Вы нас смущаете, граф... -- начал было дон Хесус.

-- И слушать ничего не хочу! -- с живостью перебил Прекрасный Лоран. -- Прошу вас выбирать по вкусу.

-- Вы осыпаете нас милостями, -- заметил капитан.

-- Разве это не наш старый кастильский обычай, господа? Я со своей стороны нахожу его замечательным в том отношении, что каждый чувствует себя свободным и таким образом исчезает всякая принужденность. Стоит вместе выпить и покурить, и холодный этикет сменится полным доверием, а разговор будет вестись откровеннее.

Два гостя поклонились, как бы признавая справедливость приведенного хозяином довода, и без дальних околичностей взяли каждый по мороженому и закурили по настоящей гаванской сигаре. Прекрасный Лоран последовал их примеру и спустя минуту продолжал:

-- А теперь, господа, если вам угодно будет сообщить мне, чему я обязан вашим любезным посещением, то я готов слушать.

-- Кхм! -- прочистил горло дон Хесус и улыбнулся. -- Хотя причина действительно очень важная, граф, ее, признаться, чрезвычайно трудно сообщить.

-- Полноте! -- засмеялся молодой человек. -- Испанский язык, благодарение Богу, один из самых богатых в числе многих языков нашей старой Европы; если владеть им как следует, можно сказать все, что хочешь.

-- Вы полагаете?

-- Убежден в этом.

-- Во-первых, граф, -- начал капитан, -- не позволите ли вы мне задать вам вопрос?

-- Хоть десять, если желаете, черт возьми!

-- Нет, всего один, но с условием, что вы ответите откровенно.

-- Это мой обычай, сеньор, окольные пути ненавистны мне во всем.

-- Тогда все отлично. Какого вы мнения, граф, о контрабанде?

-- Вы ведь желаете, чтобы я говорил откровенно?

-- Разумеется.

-- Мы будем очень рады слышать мнение о таком важном предмете человека столь просвещенного, как вы, граф, -- прибавил дон Хесус.

-- Да, вопрос важный, господа. Если бы мы не были испанцами и находились во Франции, Германии или Англии, где бы то ни было, только не здесь, я ответил бы вам, что нахожу контрабанду преступлением, как кражу у государства без пользы для частных лиц, воображающих, что дешево получают хороший товар, а между тем, по большей части, платят гораздо дороже настоящей стоимости за товар плохой и даже бракованный.

-- Да, граф, -- возразил дон Хесус, -- так вы ответили бы нам во Франции, в Англии или в Голландии, но я замечу вам, что мы испанцы и находимся в Америке.

-- В этом случае ответ мой будет совсем не такой, -- улыбаясь, сказал хозяин.

-- Ага! Посмотрим, каков он! -- с живостью вскричали посетители в один голос и придвинулись ближе.

-- Испанская Америка, -- продолжал молодой человек, -- заключает в себе несметные богатства. К несчастью, правительство захватило в свои руки всю торговлю колоний и под страхом строжайшего наказания отстраняет все чужие страны. Это неполитичное запрещение, которое убивает торговлю, так как существует она только свободным обменом товаров между народами, неполитичное запрещение это, повторяю, вызывает в колониях болезненный застой, который по прошествии известного срока повергнет их в нищету, а там уже ничто не будет в состоянии заставить их подняться.

-- Это очевидно, -- вставил слово капитан Сандоваль.

-- Торговля, -- продолжал Лоран, -- распространяется и процветает только при наличии конкуренции, без нее она гибнет, колонии вынуждены сбывать свои товары одной Испании, которая берет с них несоразмерные налоги и одна пользуется богатствами, приобретенными ею, так сказать, задаром трудами населения, которое она безжалостно разоряет, тяготея над ним всей своей скупостью и жадностью.

-- Все это очень справедливо, -- опять заметил капитан.

-- Торговец, у которого один-единственный покупатель, и то обязательный, должен принимать его условия, какими бы они ни были, чтобы товар не сгнил у него в руках и дабы не подвергнуться разорению. Это, к несчастью, также факт неоспоримый.

-- Увы! -- откликнулся дон Хесус.

-- Все это истинная правда, -- прибавил капитан, -- но каково же ваше заключение из всего этого, граф?

-- Боже мой, господа, заключение очень просто. Вывод из фактов сделать легко: с одной стороны -- разорение вследствие несоразмерных налогов и обязательства продавать только в пользу правительства, с другой -- контрабанда, поставленная роковым образом в исключительные условия, становится уже не преступлением, но благодеянием, так как, проводимая с большим размахом, она восстанавливает равновесие в торговле, облегчает участь притесненного населения, создает конкуренцию и в известной степени превращает нищету в довольство, отчасти избавляя колонии от страшных поборов правительства.

-- Значит, вы не осуждаете контрабанду? -- спросил дон Хесус.

-- Кажется, я высказался ясно?

-- Конечно, граф, -- подтвердил капитан, -- вы выразились как нельзя яснее.

-- Я ответил откровенно, как вы просили.

-- И мы от души благодарим вас, граф.

-- Боже мой! -- вскричал молодой человек с подкупающей искренностью, улыбаясь самым любезным образом. -- Кто знает, не защищал ли я свое собственное дело?

-- О-о! -- с любопытством воскликнул асиендадо. -- Что вы хотите этим сказать?

-- Ничего, любезный дон Хесус, считайте, что я ничего не говорил.

-- Однако...

-- Ничего, говорю вам, я сболтнул то, чего говорить не следовало.

Посетители со значением переглянулись. Лоран наблюдал за ними исподтишка, прихлебывая из стакана отличный ром.

-- Ей-Богу, граф! -- вдруг вскричал дон Хесус, прикидываясь откровенным. -- Случай так заманчив, что нельзя им не воспользоваться!.. Угодно вам вести дело начистоту?

-- Позвольте вам заметить, господа, -- возразил Лоран обиженным тоном, -- что я никогда иначе и не действую... впрочем, я вас не совсем понимаю.

-- Извините, -- с живостью перебил дон Хесус, -- с такой особой, как вы, граф, таиться нельзя, лучше говорить прямо, как вы сами только что подали тому пример.

-- Что именно это значит?

-- То, -- объявил капитан, -- что, говоря без обиняков, мой приятель дон Хесус Ордоньес и я, мы занимаемся контрабандой.

-- И вы воображаете, что это для меня новость? -- осведомился Лоран с улыбкой.

-- Как?! Вы знали? -- вскричал асиендадо, оторопев.

-- Нет, но угадал.

-- Угадали?

-- Мне кажется, тут есть некоторая разница. Помимо всего прочего, одно устройство этого дома могло открыть мне глаза.

-- Кхм! -- прочистил горло дон Хесус, у которого стало сухо во рту. -- Что же вы думаете по этому поводу?

-- Думаю, черт побери, что и прежде думал, мой уважаемый гость, -- ответил с величайшей любезностью Лоран. -- Кто же в этом благословенном краю не занимается контрабандой?

-- Да те, казалось бы, кто воздерживается от нее, -- наивно возразил дон Хесус.

-- Назовите мне троих таких в Панаме, и я готов согласиться с вами.

-- Во-первых, вы сами, граф.

-- Позвольте! Я не в счет.

-- Отчего так?

-- Оттого, черт побери, что я не здешний житель, нахожусь в Панаме случайно, и наконец...

-- Наконец что?

-- Что? Да делаю то же, что и вы!

-- Вы занимаетесь контрабандой?

-- А позвольте узнать, чем еще можно заниматься в этом проклятом краю? Сам губернатор занимается этим делом, если я не ошибаюсь.

-- Правда?

-- Не говорил ли я вам, что почти беден?

-- Действительно.

-- Ну, вот я и стараюсь восстанавливать справедливость, только имею над вами громадное преимущество.

-- Ага! Какое, позвольте узнать?

-- Как племянник вице-короля Мексики, я ничего не боюсь. Предположив даже, что меня могут захватить с поличным, я все равно выйду сухим из воды. Моя каравелла перевезла Бог весть сколько контрабанды -- все иностранные товары, которыми теперь наполнен город, были доставлены ею; судно, которое я поджидаю в Чагресе, нагружено контрабандой снизу доверху, потому-то я так и забочусь о нем и требовал конвоя.

-- Сообщение, которым вы нас удостоили, граф, совершенно меняет дело, -- заметил дон Хесус.

-- В каком смысле?

-- В том смысле, что мы хотим сделать вам предложение.

-- Посмотрим, что за предложение, любезный дон Хесус; если есть малейшая возможность, я приму его с радостью.

-- Вступите в союз с нами.

-- Нет, я всегда веду дела в одиночку.

-- А!

-- Я могу сделать только одно...

-- Что же?

-- Помогать вам.

-- Прекрасно!

-- Но с условием.

-- Гм!

-- Не слишком обременительным. Вы дадите мне шесть процентов от стоимости вашего товара, все равно, будет ли он выгружен мной или нагружен.

-- Как видно, граф, вы знаете дело, черт возьми!

-- Все надо знать понемногу... Устраивают вас мои условия?

-- Как нельзя более, но...

-- Пожалуйста, без "но". Просто: да или нет.

-- Тогда пусть будет "да".

-- Значит, вы принимаете условия?

-- Бесспорно.

-- И платить будете по сдаче товара?

-- Это решено.

-- Моя каравелла должна сняться с якоря дней через семь или восемь. Есть у вас товар?

-- И даже чрезвычайно ценный.

-- Тем лучше, поскольку получу с него больше, -- заметил Лоран, смеясь. -- Что это за товар?

-- Во сколько тонн водоизмещением ваша каравелла?

-- В двести пятьдесят.

-- Могу я зафрахтовать ее всю?

-- Можете. Какой же будет груз?

-- Жемчуг, золото слитками и сплющенная серебряная посуда, все в Лондон.

-- Отлично. Позвольте минуту. Он позвонил, вошел паж.

-- Позвать сюда капитана дона Мельхиора, -- приказал Лоран.

Паж вышел.

-- Дон Мельхиор -- капитан моей каравеллы, -- объяснил Прекрасный Лоран.

-- А! Очень хорошо. Явился Тихий Ветерок.

-- Сеньоры, имею честь представить вам капитана дона Мельхиора; капитан дон Хесус Ордоньес де Сильва-и-Кастро, дон Пабло Сандоваль, командир корвета "Жемчужина". Садитесь, любезный капитан, прошу вас, возьмите стакан рому, закуривайте сигару.

-- Покорно благодарю, ваше сиятельство, -- ответил Тихий Ветерок, садясь.

-- Скажите, капитан, ваше судно, кажется, водоизмещением в двести пятьдесят тонн?

-- Так точно, ваше сиятельство, но при необходимости оно вынесет тонн пятьдесят или шестьдесят сверх этого -- все зависит от нагрузки.

-- Очень хорошо. Каков вес товара, принятого вами по моему приказу вчера и сегодня?

-- Около семнадцати тонн, ваше сиятельство, я даже специально хотел поговорить с вами на этот счет.

-- В чем же дело?

-- Вы понимаете, ваше сиятельство, что семнадцать тонн товара для меня все равно, что ничего: прибыль не покроет затрат, я не могу идти с таким фрахтом.

-- Вы правы, любезный дон Мельхиор... К счастью, я могу пополнить ваш фрахт.

-- Да благословит Бог ваше сиятельство! Где же товар? Могу я сегодня же приступить к погрузке?

-- Как вы торопитесь, капитан!

-- Простите, граф, но вы не моряк и не знаете требований нашего ремесла.

-- Не отрицаю этого.

-- Я должен обогнуть мыс Горн, чтобы выйти в Атлантический океан, так как идти придется либо в Англию, либо в Голландию.

-- Дальше что?

-- Дальше? Кажется, сегодня у нас вторник?

-- Ну да.

-- Мне надо сняться с якоря самое позднее в субботу. Лоран обратился к дону Хесусу и его приятелю.

-- Что вы скажете на это? -- спросил он.

-- Это невозможно, -- ответили они в один голос.

-- Товары сложены на асиенде дель-Райо, -- прибавил дон Хесус, -- нужен по крайней мере день на переезд туда и три дня на обратный путь, что составляет четверо суток, не считая непредвиденных задержек в пути.

-- Кроме того, мне надо быть в Чагресе, что также является еще одной причиной промедления, капитан; выходит, вам нельзя уйти раньше чем через неделю.

-- Гм! Это слишком уж долго, ваше сиятельство.

-- Это самый минимальный срок, какой требуется.

-- Я ручаюсь вам за верных двести пятьдесят тонн, -- с живостью вскричал дон Хесус.

-- А я обязуюсь конвоировать вас до островов Чилоэ, -- прибавил капитан.

-- О, тогда дело другое, -- ответил Тихий Ветерок с видом ягненка, -- признаться, я страшно боюсь хищников-флибустьеров, особенно когда у меня ценный груз.

-- Этот груз будет чрезвычайно ценен, -- заметил дон Хесус.

-- Тем лучше для вас и для меня, сеньор; и я, и вы -- мы порядком поживимся! Даете ли вы мне слово конвоировать меня до островов Чилоэ, капитан?

-- Клянусь честью дворянина!

-- Решено. Вот вам моя рука, сеньор.

Тихий Ветерок пресерьезно протянул дону Хесусу свою похожую на баранью лопатку руку. Асиендадо не побрезговал пожать ее.

-- Однако куда же я зафрахтован? -- осведомился Тихий Ветерок.

-- В Англию и Голландию, капитан. Впрочем, я снабжу вас письмами к лицам, которым посылается товар.

-- Прекрасно... но видите ли, сеньоры, дела надо вести как следует. Пока не дан задаток, условия не оговариваются.

-- Вижу, что вы истый контрабандист! -- весело сказал дон Хесус. -- И дело свое знаете.

-- Стараюсь, сеньор, надо же жить чем-нибудь.

Дон Хесус вынул из кармана внушительный кошелек, высыпал из него на руку небольшое количество золотых унций и разложил их кучками на столе.

-- Вот пятьдесят унций задатка, пересчитайте, любезный капитан, -- сказал он.

Тихий Ветерок, не торопясь, пересчитал унции.

-- Верно, -- объявил он.

-- Вы довольны?

-- Доволен, сеньор.

-- Стало быть, наш уговор состоялся?

-- Несомненно, и отступиться никому нельзя; только распорядитесь, чтобы все было погружено в понедельник вечером, иначе договор расторгается и вы теряете ваш задаток.

-- Я признаю это справедливым, но куда же мне сложить мои товары?

-- Это дело ваше, сеньор, мое дело взять их там, где вы укажете.

-- Ничего проще быть не может, -- сказал Прекрасный Лоран, -- все будет сложено здесь, сюда никто не посмеет сунуть нос.

-- Ей-Богу, граф, вы не делаете дела наполовину!

-- Разве я не обещал вам помощь? Что может быть естественнее?

-- Тысячу раз благодарю вас; не сумею выразить моей признательности.

-- Полноте, сеньор, подождите конца, чтобы благодарить, -- возразил Лоран со странной улыбкой.

-- Не правда ли, сеньоры, -- начал Тихий Ветерок, -- что в понедельник мне будет передан весь товар и вручены письма заказчикам?

-- Непременно.

-- Очень хорошо; стало быть, мы, сеньор капитан, снимемся с якоря во вторник утром?

-- То есть сниметесь с якоря вы, капитан, -- уточнил дон Пабло, -- мне же надо соблюсти некоторую осторожность: я выйду в море только в два часа пополудни, нам нельзя вместе выходить из порта.

-- Лучше бы вам сняться с якоря в понедельник, капитан, это устранит всякое подозрение.

-- Вы правы; действительно, это будет еще благоразумнее, я выйду из гавани в понедельник при заходе солнца.

Тихий Ветерок встал.

-- Не будет ли еще каких-нибудь распоряжений, ваше сиятельство? -- спросил он.

-- Нет, любезный капитан.

-- Тогда позвольте мне откланяться, я должен вернуться на каравеллу.

-- Как хотите, не стесняйтесь, дон Мельхиор.

-- Мое почтение, сеньоры, к вашим услугам. Гости ответили на его поклон.

Тихий Ветерок вышел.

-- Этот молодец, по-видимому, знает свое дело, -- заметил дон Хесус.

-- Это настоящий моряк, -- ответил Лоран с улыбкой, -- он счастлив только на своем корабле.

-- Я понимаю это, -- сказал дон Пабло.

-- Однако теперь надо условиться нам, -- начал Лоран.

-- Действительно, времени остается немного, -- согласился дон Хесус.

-- Когда мы можем отправляться?

-- Завтра, если угодно.

-- Положим, завтра, но в котором часу?

-- В девять утра -- не рано?

-- Нет, вовсе не рано.

-- Я зайду за вами.

-- Буду готов. А вы с нами, капитан?

-- Нет, граф, мне необходимо остаться в Панаме.

-- Значит, мы будем путешествовать вдвоем?

-- Моя дочь поедет с нами, граф.

-- Донья Флора! -- вскричал молодой человек, невольно вздрогнув.

-- Да, ей наскучил город, она хочет вернуться на асиенду; но вы не бойтесь, граф, она отличная наездница и не задержит нас в пути, наш переезд совершится вовремя.

-- Мне очень приятно, сеньор, путешествовать с доньей Флорой.

-- Поручаю вашим попечениям мою невесту, -- смеясь, сказал капитан, -- но предупреждаю вас, что она очень капризна.

-- Полно, капитан, -- в свою очередь рассмеялся Лоран, -- как можно жаловаться на то, что является не недостатком, но достоинством в женщине?

-- Особенно в таком избалованном ребенке, как моя Флора, -- прибавил дон Хесус с добродушным смехом.

Два испанца встали и простились с хозяином, который проводил их до двора.

Посмотрев своим посетителям вслед, пока они не вышли из ворот, Лоран опять направился в столовую.

Береговые братья все еще находились там.

-- Ну что? -- спросил Тихий Ветерок, как только он показался. -- Как, по-твоему, я сыграл свою роль?

-- Великолепно! Я был просто поражен, -- ответил Лоран, смеясь, -- ты не мог отвечать лучше!

-- А все по моей милости! -- с громким хохотом воскликнул Мигель Баск.

-- Как так?

-- Видишь ли, разговор ваш что-то слишком уж затянулся, и я решил подслушать.

-- Вот блестящая мысль! Признаться, я не знал, как выйти из затруднения, в которое сам себя поставил, я так и дрожал при мысли, что Тихий Ветерок ответит невпопад.

-- А я, не будь глуп, предупредил его.

-- А что, разве дело и в самом деле состоится? -- спросил Тихий Ветерок.

-- Великолепное дело, золотое, в четыреста тысяч пиастров с лишним!

-- О, какой он достойный человек! -- воскликнул Тихий Ветерок с восхищением.

-- Да, -- крякнул Мигель, -- он не прогадает, связавшись с нами, надо сознаться. Все равно, клянусь честью, это дело мастерское, только бы довести его до конца!

-- Я сам как на шпильках, -- признался Лоран, -- давно бы нам следовало иметь известия.

-- Успокойся, -- возразил Тихий Ветерок, -- времени прошло еще немного, тем более что дел у них по горло.

-- Положим, но я все-таки очень встревожен.

-- Разве ты никого не посылал за известиями?

-- Четыре дня назад отправил Хосе в Чагрес.

-- Так будьте спокойны, граф, -- сказал Мигель Баск. -- Если Хосе жив, он скоро вернется, это человек верный и неустрашимый.

В эту самую минуту дверь отворилась и на пороге показался Хосе.

-- Благодарю вас, Мигель, -- произнес он.

-- Ах, мой честный Хосе! -- вскричал Лоран. -- Наконец-то ты вернулся! Добро пожаловать.

Он подвинул к индейцу стул, на который тот скорее упал, чем сел, так был изнурен.

-- Позвольте две минуты, чтобы перевести дух, -- сказал он с грустной улыбкой, -- и я дам отчет в возложенном на меня поручении.

Все окружили индейца. Береговые братья полюбили его, столько в нем было врожденного величия и простоты, да и со времени их прибытия в Панаму он оказал им неоценимые услуги.