Теперь, прежде чем продолжать свой рассказ, нам необходимо сообщить читателю некоторые важные подробности, без которых смысл дальнейшего повествования будет непонятным.
Среди провинций обширной Новой Испании существует одна, самая восточная из них, на которую испанские вице-короли обращали весьма мало внимания, считая ее не слишком ценным владением. Точно так же отнеслась к ней и мексиканская республика, которая в эпоху провозглашения независимости даже не сочла ее достойной выделения в особый штат и, не беспокоясь о последствиях своей небрежности, беспечно позволила селиться в ней североамериканцам, охваченным, начиная с этого времени, стремлением к захватам и приобретениям, которое стало подобно лихорадке. Мы говорим о Техасе.
Эта великолепная страна обладает самым счастливым местоположением в Мексике. С точки зрения занимаемого ею пространства, она огромна. Ни одна другая страна не обладает лучшим орошением: девять крупных рек несут к морю свои воды, достигающие еще большей величины благодаря многочисленным притокам, пересекающим эту провинцию по всем направлениям. Эти реки и их притоки, хорошо утвердившись в своих берегах, не производят обширных разливов и не превращаются в зловонные болота, как это бывает иногда с другими реками.
Техасский климат благоприятен для здоровья и не является источником ужасных болезней, принесших печальную известность некоторым местностям Нового Света.
Естественные границы Техаса составляют: на востоке -- Сабина, на севере -- Ред-Ривер, на западе -- цепь высоких гор, окаймляющих собой обширные прерии, и Рио-Браво-дель-Норте. Наконец, на юге от устья этой реки до устья Сабины лежит Мексиканский залив.
Мы сказали, что испанцы почти не имели понятия об истинном значении Техаса, хотя они были знакомы с этими местами у же с давних пор, так как почти достоверно известно, что в 1536 году через него проехал Кабеса де Вака на своем пути из Флориды в северные мексиканские провинции.
Тем не менее честь первого поселения в этой прекрасной стране бесспорно принадлежит Франции.
Действительно, известный неудачник Робер де Лассаль, получив в 1684 году от маркиза де-Сеньелей поручение открыть устье Миссисипи, совершил ошибку и, попав в устье Рио-Колорадо, спустился с величайшими затруднениями вниз по течению вплоть до озера Сан-Бернардо. Вступив во владение окружающими землями, он построил на них форт между Веласко и Матагордой. Мы не будем вдаваться в дальнейшие подробности относительно этого неустрашимого исследователя, дважды пытавшегося пройти неизвестными землями, расположенными к востоку от Мексики. Скажем только, что в 1687 году он был предательски убит двумя негодяями, принимавшими участие в его экспедиции.
С Техасом связывает нас еще одно, более свежее воспоминание. Как раз в этих местах генерал Лаллиман попытался в 1817 году основать колонию для переправившихся из Франции жалких остатков непобедимых армий Первой Империи, дав ей название "Поле убежища". Колония эта, расположившаяся на расстоянии около двух лье от Гальвестона, была разрушена до основания по приказанию вице-короля Аподаки из-за той деспотической системы, которой испанцы неизменно придерживались в Новом Свете и которая заключалась в том, чтобы ни под каким видом не позволять иностранцам селиться на территории их заморских владений.
Читатель простит нам все эти подробности, если примет во внимание, что описываемая нами страна, всего двадцать лет назад ставшая свободной, площадью почти в сорок два миллиона гектаров и с населением чуть более двухсот тысяч, вступила тем не менее на путь процветания и прогресса, который неизбежно должен привлечь к себе внимание европейских правительств и завоевать симпатии интеллигентных людей во всех странах.
В эпоху, когда произошли события, о которых мы собираемся рассказать, то есть во второй половине 1829 года, Техас еще принадлежал Мексике, но его славная революция уже началась, и он мужественно боролся, добиваясь освобождения от постыдного ига центральной власти и провозглашения своей независимости.
Но прежде чем приступить к продолжению своего рассказа, мы должны объяснить читателям, каким образом канадский охотник Транкиль и негр Квониам, обязанный ему своей свободой, которых мы покинули в верховьях Миссури ведущими вольную жизнь лесных охотников, устроились оседлым, так сказать, образом в Техасе, причем у охотника оказалась дочь, или очаровательная девушка, которую он называл своей дочерью и которую читатели уже знают под именем Кармелы.
Лет за двенадцать до того дня, когда начинается наш рассказ о венте дель-Потреро, в эту гостиницу прибыл Транкиль с двумя товарищами и ребенком пяти или шести лет с бойким выражением лица, голубыми глазами, розовыми губками и золотистого цвета волосами. Этим ребенком и была Кармела. Что касается спутников Транкиля, то одним из них был Квониам, а другим -- метис по имени Ланси.
Солнце уже готово было закатиться, когда маленький отряд достиг венты.
Хозяин, редко видевший путешественников в этой пустынной стране, расположенной на индейской границе, и тем более не ожидавший их в столь позднее время, уже запер двери своего дома и готовился отдыхать. Вдруг неожиданное прибытие наших героев вынудило его отказаться от своих намерений.
Впрочем, он решился отпереть двери путешественникам и впустил их с явным неудовольствием и только после неоднократных их уверений, что они явились без дурных целей.
Однако, приняв путников, хозяин венты оказался по отношению к ним любезным и услужливым лишь настолько, насколько эти качества свойственны мексиканскому трактирщику, принадлежащему, заметим мимоходом, к самой негостеприимной нации.
Хозяин постоялого двора был маленьким тучным человеком с кошачьими манерами и угрюмым взглядом, довольно пожилым, но тем не менее живым и энергичным.
Когда путешественники поставили лошадей в корраль, перед связками альфальфы [Альфальфа -- люцерна, клевер.], а сами поужинали с аппетитом людей, только что совершивших большой переход, то некоторая холодность, установившаяся было между ними и трактирщиком, совершенно исчезла после нескольких глотков каталонского рефино [Рефино -- особый сорт водки.], любезно предложенного хозяину канадцем. Затем между ними завязалась самая задушевная беседа. Ребенок, заботливо укутанный охотником в теплое сарапе [Сарапе -- шерстяной плащ ярких цветов, мексиканская национальная одежда.], спал спокойным сном, свойственным этому счастливому возрасту, для которого жизнь заключается в настоящем, а будущего не существует.
-- Ну, приятель, -- весело произнес Транкиль, наливая трактирщику стакан рефино, -- кажется, вы здесь неплохо устроились?
-- Я?
-- Конечно! Ложитесь вы спозаранку, и я готов биться об заклад, что и встаете вы очень поздно.
-- Что же мне еще делать в этой проклятой глуши, куда я попал, надо полагать, за свои грехи?
-- Значит, путешественников бывает мало?
-- И да и нет. Это зависит от того, что вы подразумеваете под словом "мало".
-- Вот как!.. Мне кажется, что это слово имеет только один смысл.
-- Нет, два, и притом совершенно различных.
-- Ба-а! Любопытно, однако, с ними познакомиться.
-- Это не так трудно. В стране нет недостатка в бродягах всякого рода, и если б я только захотел, они толклись бы у меня в доме целый день. Но будь я проклят, если мне приходилось хоть раз получать от них деньги.
-- А, недурно! Но я предполагаю, что эти почтенные господа не составляют всех ваших посетителей.
-- Нет. В числе моих гостей бывают храбрые индейцы -- команчи, апачи, пауни и многие другие, которые время от времени приходят побродить в здешних окрестностях.
-- Гм! Не совсем приятное соседство, и если у вас нет других посетителей, то я склоняюсь на вашу сторону. Но должны же быть у вас более приятные визиты.
-- Да, иногда бывают какие-нибудь заблудившиеся путешественники вроде вас, но плата, получаемая от них, несмотря на свою значительность, далеко не покрывает издержек.
-- Это справедливо. За ваше здоровье.
-- И за ваше.
-- Позвольте мне, однако, сделать одно замечание, которое, быть может, покажется вам нескромным.
-- Говорите пожалуйста, у нас с вами дружеская беседа, нам нет нужды стесняться.
-- Вы правы. Какого черта, если у вас дела идут так плохо, вы все-таки остаетесь здесь?
-- А-а! Вот в чем дело! Куда же, по-вашему, мне отсюда убираться?
-- Откуда я знаю. Но в любом другом месте вам будет лучше, нежели здесь.
-- О, если бы это зависело только от меня, -- со вздохом проговорил хозяин.
-- Так вы живете здесь не один?
-- Нет, один.
-- Ну, так что же вас здесь удерживает?
-- Caspita! [Черт возьми! (исп.)] Денег нет, вот что!.. Все, что у меня было, пошло на постройку вот этого дома, на обзаведение хозяйством и, наконец, на уплату жалованья пеонам [Пеон -- наемный работник.], работающим у асиендадо [Асиендадо -- владелец асиенды, как в Мексике называют поместья и фермы.].
-- Разве здесь существует асиенда?
-- Да, милях в четырех отсюда лежит асиенда дель-Меските.
-- А! -- с задумчивым видом сказал Транкиль. -- Очень хорошо, продолжайте.
-- Таким образом, вы понимаете, что если я отсюда уеду, то мне придется все здесь покинуть.
-- А почему не продать?
-- А вы думаете, легко найти здесь покупателя -- человека с четырьмя или пятью сотнями пиастров в кармане, которые ему не жаль выбросить на ветер?
-- Это еще неизвестно. Если поищешь, то, может быть, и найдешь.
-- Ну, мой милый, это уж вы издеваетесь.
-- Честное слово, нет, -- отвечал Транкиль, сразу изменив тон, -- и я сейчас вам это докажу.
-- Посмотрим.
-- Вы говорите, что возьмете за свой дом четыреста пиастров?
-- Разве я сказал четыреста?
-- Не следует хитрить, вы именно так и сказали.
-- Хорошо, с этим я согласен, что же дальше?
-- Дальше? Вот что: если вы не прочь продать свой дом, то я его у вас покупаю.
-- Вы покупаете?
-- Почему бы нет?
-- Посмотрим, как вы это сделаете!
-- Нечего тут смотреть, говорите прямо: согласны вы на эту сделку или нет. Через пять минут я, быть может, откажусь от своего намерения. Так решайте же, как вам поступить!
Хозяин гостиницы бросил на канадца испытующий взгляд.
-- Я согласен, -- сказал он.
-- Хорошо. Только я заплачу вам не четыреста пиастров.
-- Сагау! [Черт побери! (исп.)] В таком случае... -- недовольным тоном начал было тот.
-- Я заплачу вам шестьсот.
Бармен был крайне изумлен.
-- Я не желаю ничего лучшего, -- сказал он.
-- Но с одним условием.
-- С каким?
-- С тем условием, что завтра, по совершении сделки, вы отсюда уедете. У вас есть лошадь, не так ли?
-- Есть.
-- Ну, так вы на нее сядете, отправитесь в путь и никогда более сюда не вернетесь.
-- Con mil demonios! [Тысяча чертей! (исп.)] Уж в этом-то вы можете быть уверены.
-- Значит, вы принимаете мои условия?
-- Принимаю.
-- В таком случае завтра, с восходом солнца, ваши свидетели должны быть здесь.
-- Будет исполнено.
На этом разговор и прекратился. Путешественники, завернувшись в свои одеяла и сарапе, улеглись на шероховатом полу комнаты и уснули. Трактирщик последовал их примеру.
Как было условлено, хозяин гостиницы, едва занялась заря, оседлал свою лошадь и отправился за свидетелями, необходимыми для того, чтобы сделка приобрела законную силу. С этой целью он во весь опор поскакал на асиенду дель-Меските. С восходом солнца он уже успел вернуться. С ним приехали управляющий асиендой и семь или восемь пеонов.
Управляющий, единственный человек из них, умевший читать и писать, скрепил купчую крепость своей подписью и затем громко прочел ее перед лицом всех присутствующих.
Тогда Транкиль достал из-за своего пояса мешочек с тридцатью семью с половиной унциями золотого песка и выложил их на стол.
-- Будьте свидетелями, senores caballeros, -- произнес управляющий, -- что сеньор Транкилло уплатил шестьсот пиастров за венту дель-Потреро.
-- Мы это подтверждаем, -- отвечали присутствующие. Затем с управляющим во главе все отправились в корраль, находившийся позади дома.
Там Транкиль сорвал пучок травы и перебросил его через плечо. Затем, подобрав с земли камень, он перекинул его за стену. В этих последних действиях и состояло, по мексиканскому обычаю, вступление во владение недвижимостью.
-- Будьте свидетелями, cenores caballeros, -- еще раз повторил управляющий, -- что сеньор Транкилло, присутствующий здесь, на законном основании вступает во владение этим недвижимым имуществом.
-- Да поможет ему в этом Бог! -- вскричали все присутствующие. -- Да здравствует новый хозяин!
Формальности были исполнены. Все вернулись в дом, где Транкиль предложил свидетелям богатое угощение, которое привело их в восторг, тем более что оно было неожиданным.
Старый хозяин, согласно предварительному уговору, пожал своему покупателю руку, сел на лошадь и двинулся в путь, пожелав ему на прощание успеха. С тех пор о нем ничего не слыхали.
Вот история о том, как охотник явился в Техас и как он там поселился.
Он оставил Ланси и Квониама в венте вместе с Кармелой, а сам при содействии управляющего, который рекомендовал его своему хозяину дону Иларио де Вореаль, поступил на службу на асиенду дель-Меските в качестве тигреро.
В этих безлюдных местах каждое новое лицо вызывает живейшее любопытство. Обитатели асиенды некоторое время судачили относительно того, какие причины могли побудить столь смелого и решительного человека, как канадец, переменить свой прежний вольный образ жизни, но все попытки выведать у охотника эти причины, не имели успеха. Товарищи охотника и сам он хранили молчание. Что же касается ребенка, то он ничего не знал.
Тогда, потеряв терпение, любопытные обитатели асиенды отказались искать объяснения этой загадке, думая, что время, этот великий сыщик, откроет им наконец тайну, столь заботливо от них скрываемую.
Но проходили недели, месяцы, годы, а тайна охотника по-прежнему оставалась тайной.
Кармела превратилась в очаровательную молодую девушку, вента стала привлекать к себе внимание покупателей. Эта глушь, в которой до сих пор из-за отдаленности ее от городов и сел, царила тишина, теперь вдруг оживилась под влиянием движения, вызванного революционными смутами в центре страны. Путешественники стали показываться чаще, и охотник, который до этих пор, по-видимому, мало заглядывал в будущее, полагаясь на полную изолированность своего жилища, теперь начинал все больше и больше беспокоиться за Кармелу. Девушка, лишенная почти всякой защиты, подвергалась различным поползновениям со стороны не только влюбленных в нее молодых людей, которые вились вокруг нее, как мухи около меда, но также и со стороны бродяг, появившихся во множестве во время смуты и блуждавших по всем дорогам в поисках добычи.
Охотник, не желая долее оставлять свою дочь в такой опасной ситуации, деятельно принимал все меры, которые помогли бы предотвратить несчастье. Мы пока еще не знаем, какие узы связывали его с молодой девушкой, называвшей его отцом, однако известно, что охотник питал к ней поистине отцовскую любовь и безграничную преданность. Впрочем, Квониам и Ланси относились к ней точно так же. Для всех троих Кармела являлась не ребенком или женщиной, а скорее кумиром, которого они обожали и для которого с радостью пожертвовали бы своей жизнью.
Улыбка Кармелы делала их счастливыми, малейшее выражение неудовольствия на ее лице вселяло в них печаль.
Мы должны добавить, что, сознавая все свое могущество, Кармела не злоупотребляла им и что для нее было величайшим счастьем видеть около себя трех человек, сердца которых были всецело ей преданы.
Теперь, сообщив эти далеко не полные сведения, которые являются пока единственными нам доступными, мы будем продолжать свой рассказ с того момента, на котором остановились в предыдущей главе.