Путешественник европеец, который после продолжительной стоянки у острова Куба попадает, наконец, на рейд Веракрус -- порта на побережье Мексиканского залива, испытывает чувство невыразимой тоски при виде невзрачного, совершенно лишенного зелени города, выросшего на песке среди болотистых лагун.
Когда же его взору предстают неказистые, мрачные, кое-как наспех сколоченные дома, всем своим видом отвергающие хоть какое-то подобие вкуса или причастность архитектора; узкие и кривые улицы, заваленные всевозможными отбросами, и эти отвратительные черные коршуны, на которых, видно, самой природой возложена забота о санитарном состоянии города, с пронзительным криком вырывающие друг у друга добычу буквально под ногами прохожих, то становятся понятными те ужасные опустошения, которые причиняет в этом несчастном городе черная оспа.
Поэтому иностранец даже с некоторым страхом, впрочем скорее инстинктивным, решается, наконец, ступить ногой в эту своего рода мрачную Иосафатову долину.
Выйдя из города и пройдя под жгучими лучами полуденного солнца около пяти миль по болотистой почве, покрытой низкорослым кустарником, достигаешь, наконец, истинно тропического рая с его величественными лесами. Здесь, под сенью густых деревьев, словно зябкая птица, притаилась деревушка Медельен, обязанная своим основанием дону Гонсало де Сандовалю, одному из соратников Кортеса. Во время эпидемий черной оспы, регулярно обрушивающихся на Веракрус, в Медельене находят убежище и знатные граждане Тьерра-Калиенте.
Медельен -- прелестный оазис среди унылой пустыни, окружающей Веракрус. Здесь все предусмотрено для желающих отдохнуть и повеселиться, а великолепный деревенский воздух возвращает здоровье больным, расстроенное слишком продолжительным пребыванием в злополучном городе Веракрус.
В одну из пятниц второй половины июня 1860 года, между двумя и тремя часами пополудни, два типа весьма подозрительной наружности сидели друг против друга в одной из харчевен Медельена и, покуривая тонкие маисовые сигаретки, не спеша пили ананасовое вино. Эти подозрительные типы шепотом о чем-то разговаривали, то и дело воровато озираясь по сторонам, хотя в харчевне не было ни души и, следовательно, никто не мог их услышать.
Было время сиесты.
Медельен спал, изнемогая от полуденного зноя.
С неба изливался яркий свет, устилая землю солнечными бликами; раскаленный воздух застыл в неподвижности; все двери домов, за исключением харчевни, были закрыты. В тени деревьев и тут и здесь спали бродяги.
Царившую в деревне тишину нарушали лишь две лошади, привязанные к кольцу, вделанному в стену харчевни, они обмахивались хвостами и нетерпеливо перебирали ногами, отгоняя донимавших их слепней и москитов.
Сидевший за конторкой хозяин харчевни тщетно боролся со сном; его голова раскачивалась из стороны в сторону, словно маятник.
Два типа, продолжавших все так же увлеченно о чем-то шептаться, были молоды; старшему из них нельзя было дать больше двадцати восьми -- тридцати лет. Бронзовая кожа, угловатые черты лица, хитрые, пронзительные глаза позволяли принять их за чистокровных индейцев.
Они были одеты в костюмы, которые носят испокон веков коренные жители Кампаньи и прибрежных районов Веракрус. Одежда эта не только красива, но еще и удивительно живописна.
Соломенные шляпы с широкими полями, загнутыми вверх на затылке, и платком, ниспадающим на плечи и служащим для защиты от солнца; полотняные рубашки с жабо, стянутые на шее золотой застежкой и украшенные множеством изящных пуговиц, шаровары из зеленого бумажного бархата, открытые на коленях и ниспадающие до половины икры, с широким поясом из красного шелка, заменявшим ремень. На железном кольце, через которое пропущен пояс, висел мачете без ножен. На ногах ни у одного, ни у другого обуви никакой не было. Рядом с ними, прямо на столе лежали свернутые плащи яркой расцветки. Что же касается огнестрельного оружия, то у каждого из них было по карабину, которые они держали зажатыми между ног.
В то время, к которому относятся описываемые нами события, Хуарес еще не был президентом Мексики. Его власть ограничивалась Веракрус и окрестными городами, постоянно подвергавшимися опустошительным набегам шаек грабителей и мародеров под предводительством Караваля, Куэльяра и других начальников крупных отрядов, вызывавших жгучую ненависть местного населения. Как ни странно, но бандитов и их подручных боялись даже приверженцы Хуареса, потому что они грабили всех без разбора -- не только врагов, но даже и союзников, лишь бы представился удобный случай.
Войско Хуареса состояло главным образом из разбойников с большой дороги -- о каких-либо политических убеждениях этих людей и говорить не приходится, их прежде всего интересовал грабеж и возможность поживиться за чужой счет.
Впрочем, Хуарес и сам прекрасно отдавал себе отчет в нравственных качествах своего войска и поэтому запрещал им даже входить в Веракрус, который они, не колеблясь, разграбили бы до основания. Вместо этого он предоставил им полную свободу в Кампаньи, где бандиты промышляли главным образом тем, что грабили путешественников, нападая на их караваны, а иногда, если успех сулил большую поживу, совершали набеги и на гасиенды, отстоявшие на десять, а то и двадцать миль от их лагеря.
Единственным законом была сила, бандиты чувствовали себя полноправными хозяевами в этой части Америки и без зазрения совести чинили разбой и жестокость.
Одиноко сидевшие сейчас в харчевне типы, при всей экстравагантности их костюмов, видимо, принадлежали к какой-нибудь банде, обретающейся в окрестностях Веракрус.
Между тем близился рассвет, шел четвертый час, и тут и там распахивались двери домов, на улицах появились первые прохожие -- в Медельене постепенно пробуждалась жизнь.
-- Черт побери и это свидание, и типа, который здесь его назначил! -- воскликнул один из незнакомцев, стукнув так сильно прикладом своего карабина оземь, что хозяин харчевни вдруг очнулся ото сна и испуганно огляделся по сторонам.
-- Потерпите немного, дружище, -- примирительно сказал его спутник, -- этого кабальеро, по всей вероятности, что-нибудь задержало.
-- Удивляюсь, как вы можете так равнодушно относиться к этому, Карнеро, -- произнес первый, пожимая плечами. -- Черт возьми, меня это просто бесит! И только поэтому я готов немедленно уйти отсюда!
-- Это было бы чистым безумием, сеньор Педросо, и, позвольте вам заметить, к тому же весьма неосмотрительно с точки зрения элементарной предосторожности.
-- Я терпеть не могу сидеть вот так сложа руки. Ну если бы хоть можно было заняться каким-нибудь делом!
-- Но чем здесь можно заняться? Партию в монте и то не сыграешь, -- продолжал Карнеро улыбаясь. -- Неинтересно, потому что мы оба блестящие игроки.
-- Вы правы, -- согласился дон Педросо и продолжал: -- От этого тепаче [Тепаче -- контрабандные спиртные напитки.] меня уже тошнит, а пить мескаль [Мескаль -- крепкий алкогольный напиток из агавы.] или рефино [Рефино -- водка высшего качества.] нельзя. Мы обязаны сохранять хладнокровие на тот случай, если...
-- Тс! -- перебил его Карнеро, поднося палец к губам. -- Здесь и у стен есть уши.
-- Это верно, дружище. Ну, тогда... придумайте что-нибудь.
-- Я честно признаюсь в своей неспособности придумать что-нибудь... Я никогда не отличался изобретательностью... А, подождите, я придумал, чем нам можно заняться.
-- Чем, дорогой друг? Говорите скорей!
-- Если не имеет смысла играть нам с вами вдвоем, кто же мешает нам пригласить в свою компанию хозяина харчевни? Он, по-видимому, скучает не меньше, если не больше, чем мы с вами... Он даже спит, бедняга, от скуки, ну а монте сразу прогонит сон прочь.
-- Ну, что ж? -- отозвался Педросо с насмешливой улыбкой. -- Совсем неплохая мысль... Но на что мы будем играть? Надо, чтобы игра представляла известный интерес.
-- Давайте сначала поставим на карту стоимость того, что мы выпили, а потом... ну, да там видно будет. Педросо сделал движение, чтобы подняться.
-- Подождите, -- сказал Карнеро, удерживая его за руку. -- Вон, кажется, идет еще один партнер.
Перед харчевней остановился всадник. После недолгого раздумья он спрыгнул на землю, привязал лошадь к кольцу в специально отведенном для этого месте и вошел в харчевню.
Незнакомец направился в ту сторону, где сидели наши друзья, небрежно кивнул им и занял место на противоположной стороне стола. Не теряя ни минуты, он принялся стучать кулаком по столу, желая таким образом привлечь внимание спящего хозяина.
Тот проснулся и, нехотя покинув свое место за стойкой, с недовольным видом подошел к незнакомцу.
-- Ананасового вина! -- не слишком любезно приказал незнакомец, -- да поскорей, я спешу.
-- На все нужно время, -- проворчал хозяин, тем не менее отправился выполнять заказ. Поставив перед незнакомцем заказанное им ананасовое вино, он поспешил к стойке с очевидным намерением снова погрузиться в сон.
Между тем незнакомец, сделав вид, что не замечает нелюбезного обращения хозяина харчевни, залпом, как человек, снедаемый жаждой, выпил один за другим два стакана вина. Затем он скрутил сигаретку, достал из кармана кремень в золотой, изящной работы оправе, высек огонь, закурил сигаретку и вскоре утонул в облаке голубоватого ароматного дыма.
Пока незнакомец пил вино и покуривал с видом человека, презирающего всех и вся, наши друзья украдкой тщательно следили за каждым его движением.
Незнакомцу было не более тридцати лет. Высокий, стройный, движения быстры и изящны. Высокий красивый лоб, нос прямой, живые черные глаза, тонкие нафабренные и тщательно завитые усы, словом, красивое, мужественное лицо свидетельствовало о решительном и безупречно честном характере.
На нем был изящный костюм, свидетельствовавший о том, что он житель или выходец из северных провинций: куртка и панталоны из синего сукна. Под курткой, отороченной золотым галуном и не застегнутой, виднелась тонкая вышитая батистовая рубашка и желтый шелковый галстук, концы которого были продеты в кольцо, украшенное крупным бриллиантом;
панталоны на бедрах стягивал крепдешиновый пояс, украшенный золотой бахромой и двойным рядом искусно вычеканенных пуговиц; на ногах красовались так называемые ковбойские сапоги, стянутые под коленом затканной серебром подвязкой. К каблукам были прикреплены огромные мексиканские шпоры. Изукрашенная золотым шнуром манга [Манга -- плащ, похожий на чилийский пончо.] была небрежно накинута на плечи, а на голове красовалась щегольская соломенная шляпа. Длинная шпага с золотым, чеканной работы эфесом висела на правом боку, за поясом виднелись два шестиствольных револьвера, а из голенища правого сапога выглядывала рукоятка ножа.
С таким вооружением незнакомец мог вступить в битву с несколькими противниками одновременно и, окажись он захваченным врасплох, победа над ним недешево обошлась бы его врагам.
На его лошади была надета сбруя, украшенная серебром; с одной стороны седла было привязано лассо, с другой -- карабин с золотой насечкой.
-- Мне кажется, -- прошептал дон Педросо своему товарищу, -- это чужестранец.
-- Я думаю, он из центральных провинций, а не с побережья, как мы с вами, -- отвечал последний тоже шепотом.
-- Наверное, какой-нибудь богатый гасиендер из внутренних провинций, приехавший на медельенские празднества.
-- А не выяснить ли нам это?
-- Каким образом?
-- Да просто-напросто спросить его.
Педросо метнул взгляд в сторону чужестранца. Последний, по-видимому, не обращал на своих соседей ни малейшего внимания.
-- Конечно, спросить бы его самого было превосходно, -- продолжал Педросо, но сам не знаю, почему этот чертов иностранец не внушает мне особого доверия.
-- В каком смысле?
-- Боюсь, что он не поймет чистоты наших намерений и рассердится.
-- Это замечание, признаюсь вам, совершенно справедливо, дружище... дело и в самом деле очень щекотливое. Нас слишком мало, надо подождать.
-- Да, подождем, -- согласился Педросо. -- Впрочем, должен же он когда-нибудь покинуть харчевню, тогда посмотрим, как нам поступать. Вы не можете себе представить, как мне нравится его куртка!
-- А мне-то как она нравится, если б вы только знали!.. Впрочем... вот что, дорогой друг. Я готов поклясться, что этот человек из числа партизан предателя Мирамона, а следовательно, враг отечества, и, значит, мы обязаны его арестовать.
-- Да, но только не сейчас. Хотя вам и мне нельзя отказать в храбрости, но в настоящую минуту партия была бы слишком неравна.
Пока друзья рассуждали таким вот образом, незнакомец, по всей видимости, не обращал на них ни малейшего внимания, да и слышать того, о чем они говорят, тоже не мог: он откинулся назад и, прислонившись спиной к стене, опустил голову на грудь, закрыл глаза и, казалось, заснул.
Друзья умолкли и стали внимательно его разглядывать.
Через некоторое время дон Педросо тихонько встал со своего места, прошел крадучись в противоположный конец зала и, сделав угрожающий знак хозяину харчевни, вероятно означавший, что тот обязан соблюдать строжайший нейтралитет в предстоящей драме, на цыпочках приблизился к спящему незнакомцу.
Едва Педросо поднялся со своего места, как Карнеро тотчас же последовал его примеру, но почему-то не пошел за своим товарищем, а направился к двери.
Негодяи понимали друг друга с одного взгляда. Надеясь на хорошую поживу, они быстро распределили обязанности.
Один должен был ограбить человека, другой -- украсть его лошадь.
Эта смелая операция была великолепно ими спланирована.
Хозяин харчевни, этот молчаливый соучастник ограбления, с любопытством следил за действиями бандитов.
Карнеро уже достиг двери и взялся за повод, собираясь его обрезать. Тем временем Педросо, склонившись над незнакомцем, осторожно нащупывал левой рукой карман его куртки, в то время как правая его рука с зажатым в ней длинным ножом была занесена над головой его жертвы, готовая в случае необходимости обрушиться на нее.
Ловкие пальцы Педросо вскоре нащупали шелковый шнур туго набитого кошелька, и он стал осторожно тянуть его к себе.
И тут последовал поистине театральный трюк. Педросо полуживой покатился на пол, а у самого уха Карнеро просвистела пуля, заставившая его броситься от страха на землю.
Чужестранец грозно стоял посреди залы с револьвером в каждой руке.
При таком неожиданном повороте событий, когда действующим лицам пришлось поменяться ролями, хозяин харчевни не мог сдержать охватившего его восторга.
-- Отлично сыграно! -- приветствовал он победителя, хлопая в ладоши.
Между тем Педросо приподнялся с пола.
-- Черт побери, кабальеро! -- сказал он, видимо ничуть не смущенный происшедшим. -- Вы, случаем, не припадочный? Ну, подумайте сами, возможно ли так обращаться с настоящим кабальеро.
-- По всей вероятности, это произошло потому, -- пришел Карнеро на помощь своему приятелю, -- что вы видели дурной сон, дорогой сеньор. Но, так или иначе, полагается предупреждать, когда возникает желание отколоть подобный номер. Еще чуть-чуть, и я был бы мертв.
-- А я, -- жалобно проговорил Педросо, -- старался как можно осторожнее разбудить вас, чтобы не испугать.
-- Вот и оказывай после этого людям услуги! -- проговорили негодяи в один голос, картинно воздев руки и глаза к небу.
Незнакомец насмешливо улыбнулся.
-- Значит, между нами произошло недоразумение, сеньоры? -- сказал он.
-- Самое настоящее, сеньор. Вы, наверное, и сами согласны с нами, -- ответил за себя и за своего друга Педросо. -- Вы сейчас узнаете, кабальеро, насколько вы ошиблись относительно наших намерений.
-- Вашего слова мне вполне достаточно, сеньоры, -- отвечал незнакомец с чрезвычайной вежливостью.
-- Нет, нет, дайте мне все объяснить, -- настаивал Педросо.
-- В этом нет необходимости. Я сознаю, что поступил несправедливо, сеньоры, и прошу извинить меня, тем более, что, слава Богу! -- с вами не случилось ничего дурного.
-- Гм! -- поспешил возразить один. -- Вы так сильно сдавили мне горло, что я и сейчас с трудом дышу.
-- Если бы вы выпустили пулю чуть ниже, я был бы мертв, -добавил другой.
-- Я в отчаянии, сеньоры, что так непростительно ошибся на ваш счет, -- продолжал незнакомец все тем же насмешливым тоном. -- Но вы, надеюсь, перестанете сердиться на меня, когда узнаете, что я обычно живу на индейской границе, именно это и сделало меня не только осторожным сверх меры, но даже и подозрительным.
-- Мы убедились в этом на собственном опыте, сеньор, -- отвечал Педросо. -- Но мы вполне удовлетворены вашим объяснением и считаем вопрос закрытым.
-- Благодарю вас, кабальеро, а теперь, после того, как мы пришли к согласию, позвольте мне предложить вам распить со мной бутылку каталинской водки, которую хозяин нам сейчас и подаст.
-- Мы с радостью принимаем ваше любезное приглашение, кабальеро, -- отвечал Педросо. -- но вовсе не потому, что нам очень хочется выпить, а исключительно затем, чтобы досказать вам, что всякая неприязнь в наших сердцах погасла.
С этими словами друзья снова уселись перед незнакомцем, который, выслушав этот довольно-таки сомнительный комплимент, ограничился иронической улыбкой и велел хозяину харчевни подать бутылку водки, что последний, теперь уже окончательно проснувшийся, поспешил тотчас же исполнить.
Со стороны эта весело чокающаяся стаканами и дружелюбно беседующая троица производила странное впечатление, особенно, если учесть, что всего несколько минут назад двое из них предприняли попытку ограбить третьего.
Что же побуждало незнакомца делать вид, будто он принимает за чистую монету льстивые заверения двух негодяев?
Ответ на этот вопрос читатель получит в ходе дальнейшего чтения.