Пока путешественники с возрастающим интересом слушали историю, рассказываемую доном Орелио, в гасиенду прибыло много путешественников. Это по большей части были богатые землевладельцы или люди, замешанные в предшествующих восстаниях. Возбудив подозрение испанцев, они искали безопасности в общем восстании.
Дон Аннибал старался каждому из этих гостей, сопровождаемых большими и хорошо вооруженными отрядами, оказать радушный прием.
Скоро внутренность гасиенды стала похожа на казарму. Все свободные места были заняты людьми и лошадьми. Приехавшие последними принуждены были устроиться на дворе и в саду.
К четырем часам вечера в гасиенде собралось более четырех тысяч человек, что представляло значительную силу.
К несчастью, за исключением незначительного числа опытных воинов, уже сражавшихся с испанцами, это были бедные пеоны, никогда не испытавшие огня и совершенно не знакомые с войной.
Однако, все эти люди горели желанием добиться свободы. Они были преданы хозяевам и находились под руководством опытного начальника. Вследствие этого от них многого можно было ожидать в будущем. На первый же взгляд оставалось жалкое впечатление. Бледные, худые, истощенные, едва прикрытые лохмотьями, вооруженные большей частью пиками, луками и стрелами, они не могли внушить хорошо вооруженным и одетым испанцам ничего, кроме жалости, смешанной с презрением.
Как бы то ни было, дон Аннибал де Сальдибар встретил их прибытие в гасиенду с радостью, которой он не старался скрывать и которая была залогом удачи задуманного плана.
Наконец, гасиенда не могла уже вместить никого из вновь приехавших. Последние устроили лагерь вокруг ее стен на том самом месте, где утром происходило сражение с индейцами. Вечером, при бледном свете луны, гасиенда охвачена была, как поясом, бивачными огнями восставших, расположившихся на равнине.
Когда все съехались, дон Аннибал приказал закрыть двери гасиенды, удвоил число часовых и вообще соблюдал величайшую бдительность. Затем он вошел в приемный зал, где собрались все почетные гости.
В этом громадном, почти гигантском помещении, находилось от полутораста до двухсот человек, которые, разбившись на группы, вели тихий, но оживленный разговор.
Появление дона Аннибала встречено было продолжительным возгласом "А!", выдававшим нетерпение присутствовавших.
Хозяин, дружеским жестом пригласив гостей разместиться на приготовленных для них местах, пробрался к столу, покрытому зеленым сукном. Там уже сидело несколько человек, между которыми были: дон Орелио Гутиеррец, оба канадца и как-то незаметно пробравшийся в это избранное общество Вискаша.
Дон Аннибал выждал, пока не наступит полная тишина и тогда начал речь.
-- Сеньоры! -- сказал он твердым и выразительным голосом. -- Позвольте мне сначала от имени отечества поблагодарить вас за быстрый отклик на мое приглашение. Несмотря на постоянные затруднения, несмотря на торжество наших гордых врагов, дело, которое мы поклялись защищать, не гибнет, а, напротив, преуспевает, так как оно свято. Мы сражаемся за свободу, эту неотъемлемую принадлежность всех народов. Прежде чем перейти к цели нашего съезда, кабальеро, позвольте мне вкратце резюмировать все сделанное за двенадцать истекших лет. Это поможет нам здраво обсудить положение дел и решить, своевременно ли восстание.
-- Извините, сеньор, -- сказал Лунный Свет, поднимаясь и прерывая дона Аннибала, -- вы собираетесь, как видно, обсуждать дела, совершенно чуждые для меня и моего товарища. Поэтому мы просим у вас позволения удалиться, чтобы не подслушать ваших тайн.
При этих словах, произнесенных с присущей канадцу насмешливостью, среди присутствующих поднялся шум. Одни требовали объяснения, другие кричали об измене, одним словом, царил полный беспорядок.
Дон Аннибал и дон Орелио напрасно пытались успокоить своих друзей и восстановить порядок в собрании.
Наконец, увещевания и просьбы оказали свое действие: удалось добиться тишины.
-- Э! -- вскричал тогда дон Аннибал по адресу Лунного Света. -- Разве мы не можем рассчитывать на вас и вашего товарища?
-- На каком же основании рассчитывать вам на нас? -- сказал прямодушно охотник. -- Насколько мне известно, мы не заключали никаких условий, вы не делали мне никаких предложений. By god! Дела -- делами! Почтенные джентльмены совершенно правы.
-- Я с вами согласен, -- отвечал осторожно дон Аннибал, -- но ваше честное и преданное поведение сегодняшним утром заставляет предположить, что вы готовы защищать наше дело.
-- Заблуждение, -- отвечал Лунный Свет, покачав головой. -- Мой друг хотел только показать вам, на что способны его люди, вот и все. К тому же, разве могли мы бросить путешественников, доверившихся нашей чести?
-- Разумеется, нет, -- отвечал хозяин гасиенды. -- Я от имени этих кабальеро и благодарю вас за блестящее поведение и мужественную помощь, оказанную нам.
Между тем, этот разговор, которому, казалось, не предвиделось конца, начинал утомлять присутствующих. Опять раздались крики и угрозы. Тогда дон Аннибал понял, что надо торопиться.
-- Но, сеньоры, -- спросил он, -- вы свободны от какого бы то ни было обязательства?
-- Совершенно! -- отвечал канадец.
-- Расположены вы сражаться за нас?
-- Да, если понравятся ваши условия.
-- Очень хорошо, вот эти условия. Вы, кабальеро, будете командовать полком кавалерии, который сами сформируете и ядро которого составят ваши люди. Плата будет считаться с сегодняшнего дня, и сегодня вечером вы получите жалование за полтора месяца вперед. Условие заключается на три месяца. Нравится ли оно вам?
-- Я нахожу его довольно подходящим, но сколько дадите вы моим спутникам?
-- Два пиастра на человека, довольно?
-- Конечно, если вы не будете очень взыскательны.
-- Что вы разумеете под этим?
-- То есть если вы будете закрывать глаза на некоторые поступки, обычные после битвы или при взятии города.
-- Полковник, ваш полк -- вольный и не может быть подчинен строгой дисциплине регулярных войск.
-- Хорошо, я понимаю! -- сказал, подмигивая, Сумах.
-- Итак, дело решено?
-- Решено. Что бы ни произошло, я на три месяца ваш!
-- Прекрасно. Теперь ваша очередь, сеньор, -- обратился дон Аннибал к Лунному Свету. -- Чего вы желаете?
-- Я не солдат, хотя в случае нужды мое ружье знает свое дело. Я предлагаю свои услуги в качестве разведчика за шесть унций в месяц. Хотите -- принимайте мое предложение, хотите -- нет.
-- Принимаю! -- с живостью сказал дон Аннибал.
-- Тогда все кончено. Вы можете рассчитывать на меня так же, как на моего друга. Дон Аннибал, довольный тем, что уладил дело к общему удовольствию и приобрел содействие людей испытанной храбрости и уменья, приготовился продолжать речь. В это время дон Орелио наклонился к канадцам и тихо произнес:
-- Я не сомневался, что вы будете на нашей стороне.
-- Что же тут особенного? -- отвечали они в том же тоне. -- Мы люди без предрассудков и пришли в эту страну, чтобы служить той или другой партии. Вас мы встретили первыми, вот и все.
-- Сеньоры! -- начал дон Аннибал. -- Со времени Гидальго, верившего, что стоит только сильно пожелать свободы, так и получишь ее, враги научили нас побеждать их. Битвы при Tres Palos, Palmar, Acatita de Bajan, Cuautla, Chispancingo и другие, где мы разбили наших жестоких противников, доказали нашу способность добиться свободы. К несчастью, смерть Морельса, отняв у наших притеснителей самого страшного врага, повергла народ в отчаяние и вызвала разногласия, закрепившие почти уже сброшенные оковы. Три несчастных числа отмечены в наших революционных летописях: 22 марта 1811 года расстрелян Гидальго, 22 декабря 1815 года подвергся той же участи Морельс и, наконец, 18 декабря 1817 года пал от испанской пули храбрый Мина. Разве недостаточно этих жертв для вашего воодушевления? Разве даром пролилась их драгоценная кровь? Не думаю этого. Искра тлеет под пеплом. Одного слова, одного восклицания довольно, чтобы она вспыхнула. Неужели вы не решитесь вооружиться и умереть по примеру благородных предшественников?
-- Нет, -- вскричал дон Орелио с энтузиазмом, -- нет! На ваш призыв, дон Аннибал, мы съехались уже готовые во что бы то ни стало начать борьбу.
-- Да, -- продолжал он, своей величественной внешностью невольно возбуждая почтение, -- мы готовы сразиться и умереть, если нужно, за дорогую свободу. Но мужество без дисциплины ничто. Кто будет нами руководить? Кого изберем мы вождем? Список жертв революции длинен, хотя борьба началась только десять лет тому назад. Кроме указанных вами, дон Аннибал, трех героев, что сталось с другими, менее известными, но столь же доблестными? Matamorros, Galeana, Brave, Mier, Teran Guerrero, где они? В могиле или в изгнании. Солдат у нас много, но где же полководцы? Кого выставим мы против старых кастильских генералов? Кого противопоставим вице-королю Аподаку, получившему от короля Фердинанда за убийство Мина титул графа Венадито (Мина был схвачен в гасиенде дель Венадито благодаря измене) и почти уничтожившему в нас тот патриотический огонь, какой несколько месяцев тому назад горел ярким пламенем?
-- Как! -- пылко возразил дон Аннибал. -- Вы думаете, что вождей нет, и провидение нас покинет!
-- Сохрани меня бог -- думать так, -- отвечал дон Орелио. -- В течение десяти лет я, кажется, доказал свою преданность делу освобождения, чтобы избавиться от подозрений. Вы сами сказали, дон Аннибал, что борьба должна быть решительной: или свобода или рабство! С грустью должен сознаться, что я бросаю взоры кругом и не нахожу способного принять на себя опасную честь руководить нами, достойного противника испанских генералов.
-- Вы не ошибаетесь? Вы хорошо помните, что все герои умерли? -- вскричал дон Аннибал с довольно заметной иронией в голосе.
Дон Орелио задрожал, его лоб нахмурился, как бы под тяжестью печальных воспоминаний.
-- Увы, дон Аннибал! -- отвечал он печально. -- Один еще жив, но его судьба решена. Заключенный в одну из тюрем старой мексиканской инквизиции, он влачит в отчаянии свое жалкое существование. Если бы он был свободен, то мог бы нами предводительствовать, и мы с радостью последовали бы за ним. Но увы! Зачем растравлять тяжелые раны? Он никогда не получит свободы, он никогда не увидит солнца, он осужден умереть в своей смрадной темнице!
-- Вы уверены в этом? -- вскричал дон Аннибал. -- Неужели вы думаете, что бог покинул нас и этот человек не может освободиться?
-- К сожалению, я не имею достоверных сведений по этому делу. Уже два года прошло, как испанцы изменнически овладели им, и никто не знает об его судьбе. Никому не известно, жив он или казнен по приказанию вице-короля.
-- Но вы, сеньоры, помните этого человека? -- спросил громко дон Аннибал.
-- Дона Пелажио! -- вскричали в один голос все присутствующие. -- Никто его не забыл, его имя запечатлено в наших сердцах!
-- А если он явится, как вы поступите? -- продолжал дон Аннибал.
-- Как мы поступим? -- повторил дон Орелио.
-- Да.
-- Но это невозможно, он не явится никогда. Если испанский лев захватил добычу в свою мощную лапу, он не возвратит ее, а разорвет.
-- Но если бы дон Пелажио Сандоваль вернулся, как бы вы поступили? Отвечайте!
-- Если вы требуете ответа, -- сказал величаво дон Орелио, -- я отвечу вам кратко и категорично от имени всех присутствующих. Если бы дон Пелажио вернулся из заточения, мы дали бы клятву сражаться и умереть с ним.
-- Вы клянетесь? -- спросил дон Аннибал.
-- Да, мы клянемся! -- вскричали с жаром все присутствующие.
Тогда дон Аннибал сделал шаг вперед, подошел к Вискаше, скромно отошедшему за дона Орелио, поклонился ему с глубоким уважением и, взяв его за руку, сказал: -- Отец мой! Ваше превосходительство может безбоязненно сбросить свое инкогнито. Здесь собрались только истинные мексиканцы.