Было около четырех часов утра. Ночная гроза совершенно прошла, и небо сияло лазурью. День не заставил себя ждать. Генерал Карденас, печально облокотившись на парапет городского вала, размышлял, блуждая взглядом по равнине и лагерю мексиканцев, бивачные огни которого начинали гаснуть при первых лучах дня. Немного позади его адъютанты и ординарцы, небрежно опираясь на шпаги, с плохо скрываемым нетерпением ожидали, когда угодно будет их начальнику покинуть вал.
Мы сказали, что генерал размышлял. Эти размышления были мрачны и горьки: съестные и боевые припасы, расточаемые офицерами, обязанными их раздавать, редели. Скучавший гарнизон роптал втихомолку и не замедлил бы громко выразить свои жалобы. Кокагуила была совершенно заперта мексиканской армией, так что с самого начала осады никто не мог войти в город или выйти из него.
Генерал не получал решительно никаких известий, как будто находился за пятьсот миль от Мексики. Солдаты, привыкшие с самого начала восстания жить за счет деревенских жителей, вымогать у них деньги и грабить, тяготились диетой, на которую теперь были осуждены. Зловещий ропот слышался среди них. Сами офицеры пришли в уныние и желали изменить положение дела, которое с каждым днем все ухудшалось. Генерал с ужасом предвидел момент, когда все разом порушится и когда он принужден будет сдаться врагам, которых он считал такими презренными и старался довести до крайности бесцельными и не вызванными ничем жестокостями.
Вдруг генерал увидел в сумерках тень человека, приближавшегося к валу и принимавшего самые странные предосторожности. Этот человек, по-видимому, не очень заботился о том, чтобы его не видели из города, а прятался только от часовых, которые могли заметить его из лагеря.
Довольно много времени прошло, пока этот человек, с беспокойством оглядывавшийся на каждом шагу, подошел на расстояние пистолетного выстрела к валу.
Генерал выпрямился и, знаком подозвав офицера, сказал ему на ухо несколько слов. Офицер поклонился и удалился. Произнеся эти несколько слов, генерал снова занял свой наблюдательный пост.
Незнакомец все двигался, набираясь храбрости по мере приближения к валу.
Тут несколько человек совершили вылазку, и прежде чем неизвестный успел оказать бесполезное сопротивление, он был сбит с ног и втащен в город.
Впрочем нужно сознаться, что солдатам легко было это выполнить, так как пленник последовал за ними очень охотно.
Генерал ждал его, прохаживаясь по валу вдоль и поперек. Когда же неизвестный был приведен к нему, он молча посмотрел на него.
Это был еще молодой человек с интеллигентным и насмешливым лицом, крепкого сложения, высокого роста и очень стройный.
-- Кто ты, негодяй? -- грубо спросил его генерал. -- Как ты смеешь шататься так близко от вала осажденного города?
-- Черт возьми, -- отвечал незнакомец на хорошем испанском языке, хотя с заметным иностранным акцентом, -- я не шатался вокруг вала!
-- Что же ты делал тогда?
-- Я просто искал вход в город.
-- Вот бесстыдный мошенник, -- пробормотал генерал, -- но он, по крайней мере, откровенен. А зачем хотел ты войти в Кокагуилу?
-- Если вам все равно, генерал, то прикажите развязать веревки, стесняющие меня. Тогда мне легче будет ответить вам!
-- Пусть так. Только предупреждаю, что при малейшем подозрительном движении я раскрою тебе череп.
-- Это ваше дело, генерал! -- отвечал тот беспечно.
По знаку генерала неизвестного освободили. Он, почувствовав себя свободным, испустил вздох облегчения.
-- Ну! -- сказал он. -- Теперь, по крайней мере, можно болтать!
-- Расположен ты отвечать мне?
-- Спрашивайте.
-- Как тебя зовут?
-- Лунный Свет.
-- Гм! Прекрасное имя для ночной птицы!
-- Таково мое имя.
-- Кто ты?
-- Канадец и лесной бродяга. Но, генерал, если мы будем так продолжать, то не закончим никогда. Я люблю прямо приступать к делу: я пришел сделать вам одно предложение.
-- Какое?
-- О! О! Генерал, не так скоро. Сначала скажите, сколько дадите вы мне?
-- Но ведь надо, чтобы я знал...
-- Цифра справедливая. Я вам сейчас скажу ее: пятьсот унций, то есть около сорока тысяч франков.
-- Как, пятьсот унций?! -- вскричал генерал. -- Ты производишь на меня впечатление шутника: берегись, чтобы я не приказал тебя повесить, и не научил, как шутить со мной.
-- Вот и оказывай после этого услуги людям! -- сказал канадец, философски пожимая плечами.
-- Но, животное, -- нетерпеливо вскричал генерал, -- какую услугу оказываешь ты мне?
-- Огромную, генерал, огромную!
-- Посмотрим, объясни.
-- Я ничего иного не желаю, но вы не даете говорить!
Генерал был или, по крайней мере, считал себя знатоком людей. Он вспомнил о свидании своем с Оливье и понял, что если этот человек осмелился предстать перед ним и говорить так, зная его репутацию, то у него должны быть важные мотивы и он должен быть уверен в безнаказанности. К тому же, серьезное положение, в котором он находился, заставило его искать выход всеми средствами. Итак, он обуздал себя, решив, что если канадец действительно смеется над ним, то будет немедленно повешен.
-- Ну, говори, и пусть тебя сразит чума! -- сказал он.
-- Тогда, генерал, вот в чем дело. Но сначала дайте честное слово, что если мое сообщение будет так важно для вас, как я думаю, вы дадите требуемую мной сумму.
-- Хорошо, но если ты меня обманешь, то будешь повешен или расстрелян... на выбор.
-- Это мне безразлично. Торг закончен. Где деньги?
-- Не думаешь ли ты, что я ношу пятьсот унций при себе?
-- Черт возьми! Как же тогда быть? -- сказал канадец, почесывая голову.
-- Держи, -- сказал генерал, давая ему два бриллиантовых кольца. -- Эти алмазы стоят почти вдвое больше того, что ты требуешь. Доволен ли ты?
-- Правда ли? Ба! Я рискую... Но слушайте... Сегодняшней ночью я, худо ли, хорошо ли, расположился биваком за три или четыре мили отсюда. К несчастью для меня поднялась буря и принудила искать более удобного и особенно более надежного убежища, чем то, которое я выбрал.
-- Короче, короче!
-- Сейчас, генерал. Ночь была такая темная, что, плохо зная страну, я заблудился и в темноте попал как раз в середину лагеря мексиканцев.
-- А! А! И они хорошо тебя приняли, я полагаю?
-- Меня? Они вовсе меня не приняли, генерал.
-- Как! Они тебя прогнали?
-- Кто это, кто меня прогнал, генерал!
-- Dam! Почем я знаю? Часовые, вероятно.
-- Но, генерал, вот где суть дела: лагерь покинут, мексиканская армия исчезла.
Генерал подпрыгнул от удивления.
-- Ты смеешься надо мной, негодяй? -- вскричал он с гневом. -- Хорошо ли ты знаешь, с кем говоришь?
-- Да, генерал! Вам легко убедиться, правду ли я сказал: пойти и посмотреть. Впрочем, мексиканцы, должно быть, торопились, так как они все оставили: пушки, фураж, еще кое-что!..
-- Странно, -- произнес генерал, устремляя на канадца взгляд, проникающий до глубины души, но выдержанный охотником спокойно. -- Это странно, -- продолжал он. -- А ты не знаешь причины такого быстрого отъезда?
-- Как мне знать ее? Я иностранец. Может быть, по причине одной новости... но нет, они не могут ее знать, так как я рассчитывал сообщить ее им за хорошую плату.
Охотник говорил с такою наивной откровенностью, его лицо дышало таким добродушием, что генерал не мог ничего заподозрить, а, напротив, слушал с серьезным вниманием,
-- Что? Какая новость? -- спросил он его живо.
-- Как! Вы не знаете?
-- Очевидно,
-- Ах! Она наделала уже довольно шума. Говорят, что генерал Итурбидэ настигнут войсками вице-короля и взят в плен после отчаянного сопротивления, так что восстание еще раз подавлено.
В эту минуту офицер, вместе с некоторыми другими отправившийся проверять слова канадца о мексиканском лагере, вбежал, еле переводя дух.
-- Генерал, -- сказал он, -- этот человек сказал правду: мексиканская армия покинула лагерь и так поспешно, что ничего или почти ничего не захватила с собой.
-- Ну, -- сказал охотник, -- разве я не заслужил своих денег, генерал?
-- Да, -- отвечал тот, отдавая ему кольца, которые канадец бережно прижал к груди, -- но, -- прибавил он, пристально глядя на него и взвешивая каждое слово, -- так как очень вероятно, что ты изменник или ловкий шпион, то останешься здесь до полного выяснения дела. Ты головой отвечаешь мне за свою искренность!
-- Я ничего лучшего не желаю, как остаться, -- сказал беспечно охотник, -- здесь или в другом месте, не все ли равно?! Однако, не понимаю, как я могу быть изменником, когда вы знаете, что я сказал правду?!
Охотник был поручен офицеру с приказанием беречь его и обращаться с уважением, какого тот вполне заслуживал своей откровенностью.
Лунный Свет позволил себя увести, не противясь нисколько. А генерал сел на лошадь, чтобы самому удостовериться в положении дел.
Лагерь действительно опустел, в нем не оставалось ни человека, ни лошади. Все свидетельствовало о поспешности, с какой мексиканцы удалились. Они пытались увезти несколько пушек и несколько повозок багажа. Но, обескураженные трудностями и расстроенные, вероятно, тяжелой новостью, оставили пушки и повозки там и сям. Ящики, наполненные боевыми снарядами, оружием, фуражом были разбросаны в беспорядке, как будто их хотели взять, но, торопясь, вынужденно оставили.
Направление, в котором удалилась мексиканская армия, легко было определить не только по глубоким следам на почве, покрытой грязью, но и по всевозможной утвари, одежде и оружию, растерянному по дороге. Это было не отступление, а бегство.
Напрасно старался генерал разрешить эту неразрешимую загадку.
Предводитель мексиканской армии не мог устроить ловушку. Все заставляло отвергнуть такое предположение: невозможно было допустить, чтобы даже опытный генерал с целью обмануть врага оставил ему пушки, снаряды и съестные припасы. Хитрость оказалась бы одной из самых неудачных, так как испанцы были лишены всего этого, и мексиканцы должны были это знать.
Проще всего было поверить словам охотника: генерал Итурбидэ разбит и взят в плен испанскими войсками, а мексиканцы, пораженные этим известием, поддались паническому ужасу и разбежались, как случалось это несколько раз в течение войны.
Однако испанский генерал, осторожный и опытный, не хотел рисковать, не посоветовавшись со своими офицерами.
Отдав надлежащие приказания охранять лагерь, он вернулся в город и созвал там военный совет.
Лунный Свет предстал перед советом и повторил точь-в-точь все, что сказал уже генералу.
Это свидетельство произвело некоторое действие на членов совета. Каждый из них думал, что следует немедленно броситься в погоню за беглецами и разбить их, не дав времени опомниться от страха и вновь соединиться.
Таковым было, собственно, и мнение генерала. Однако в таком важном случае он хотел отклонить всякую личную ответственность и как бы согласиться только с мнением офицеров.
Как всегда происходит в подобных случаях, испанцы перешли от глубокого уныния к безудержному хвастовству. Мексиканцы, заставлявшие их так долго трепетать, оказались только презренными трусами, недостойными сравнения с честными людьми.
Генерал, считая бесполезным оставлять в городе большой гарнизон, так как неприятель ушел, приказал сесть на коней двум полкам кавалерии с пехотинцем у каждого на крупе и взять два полевых орудия.
Эта маленькая армия, содержавшая около пяти тысяч человек, была более чем достаточна для преследования и истребления расстроенных отрядов, которые, вероятно, стали бы защищаться.
Когда все готово было к отъезду, генерал Карденас приказал привести канадца, принесшего ему счастливую новость о бегстве неприятеля.
Тот явился в сопровождении офицера, которому он был отдан под надзор.
Генерал улыбнулся охотнику.
-- Слушай, -- сказал он, -- ты, кажется, хороший советник и потому отправишься с нами!
-- Зачем, генерал? -- отвечал хладнокровно охотник. -- Вы, я полагаю, более не нуждаетесь во мне?
-- Может быть, я хочу иметь тебя при себе.
-- Чтобы разбить мне голову пистолетным выстрелом, если вам вздумается, не так ли?
-- Возможно!
-- Это было бы несправедливо, генерал. Я честно выполнил условия, которые вы мне предложили. Не моя вина, если вместо того, чтобы спокойно оставаться здесь, вам угодно рисковать.
-- Итак, по-твоему, я должен оставаться здесь? -- сказал генерал, пристально глядя на него.
-- Я не могу давать вам совет, генерал: я ни солдат, ни офицер, ваши дела меня не касаются. Я вам говорю свое мнение, вот и все!
-- Однако ты -- лесной бродяга? -- спросил он после минутного раздумья.
-- Да, генерал!
-- Тогда ты должен оказаться великолепным разведчиком.
-- Вы мне предлагаете вторую сделку?
-- Может быть. Ты отказываешься?
-- Я не волен ни принять ее, ни отказаться. На вашей стороне сила, я принужден повиноваться вам.
-- Вот люблю слышать такие речи! Можешь ты устроить мне встречу с неприятелем?
Охотник почувствовал ловушку.
-- Dam! -- добродушно произнес он. -- В качестве лесного бродяги я умею выслеживать. Поставьте меня на след мексиканцев, и если они не зарылись в землю, как собаки прерии, или не улетели, как орлы, можно держать пари, что приведу вас к ним.
Генерал, казалось, размышлял.
-- Слушай, -- сказал он через минуту, -- я доверяюсь тебе. Если ты будешь служить хорошо, то получишь большую награду, если обманешь, -- умрешь!
-- Я не понимаю вас: я постараюсь устроить вам встречу с теми, кого вы ищете, больше же ничего не обещаю. Остальное -- ваше дело!
-- Я большего и не требую от тебя.
-- На этих условиях я -- ваш слуга.
-- Иди же, -- сказал генерал, -- но, -- прибавил он, пристально глядя на него, -- помни, что ты рискуешь своей головой: при малейшем подозрении я велю тебя немедленно повесить!
-- Канадец пожал плечами, не удостоив эту угрозу даже ответом, лукаво улыбнулся, сел на поданную лошадь и хладнокровно расположился справа от генерала. При слове "марш!" маленькая армия стройно выступила из города.
Очутившись в открытом поле, она направилась к лагерю мексиканцев, сопровождаемая любопытными взглядами всех жителей Когагуилу, сбежавшихся на вал проводить испанцев.