МИЛЛИОНЕР ПОЛУШКИН
Клавдия только улыбнулась, услышав о внезапной смерти своего покровителя. Она скоро успела снова хорошо устроиться, заманив в свои популярные и отчасти обагренные кровью сети сына известного московского архимиллионера Полушкина, двоюродного брата ее гимназической подруги Нади Мушкиной. Полушкин был единственный наследник и горячо любимый сын своих "маменьки и тятеньки". Родители в нем души не чаяли, а он относился к ним довольно холодно, и после окончания курса в коммерческом училище постоянно "шатался" для "образовательных" целей по заграницам. Однажды он явился из своего "путешествия" в таком виде, что "опытный" папаша сразу заключил, что это образование кафешантанное и решил дорогого сынка впредь "учиться" за границу не пускать. Но "дитю" тосковало, худело без "наук", и любящие родители вновь отпускали его в "Европию". Большие бы деньги они дали, если бы кто-либо мог удержать его в Москве. Ничего бы, как говорится, для себя не пожалели. Их желание скоро сбылось. Проглядывая как-то раз один дорогой журнал в Париже, молодой Полушкин натолкнулся на воспроизведение "Вакханки" Смельского.
"Где я видел эту очаровательную девушку? -- подумал Полушкин. -- Кажется, у Самьевых, где живет моя двоюродная сестра, Надя Мушкина, состояние которой так бесцеремонно прикарманил опекун, муж моей сестрицы Полусовой... Неужели это она и в таком виде?!"
Сомнения Полушкина рассеялись, когда он прочел описание "Вакханки" во французском журнале. В нем довольно бесцеремонно рассказывалась жизнь Клавдии Льговской, были намеки на ее поведение и ее жертву-профессора.
По приезде в Россию, Полушкин сумел найти Клавдию и предложил ей свои услуги. Клавдия в то время возилась с каким-то "небольшим" артистом Большого театра, успевшим ей порядком надоесть как своей "вулканической" страстью, так и отсутствием "аппетитных" денег. Она если не с любовью, то с удовольствием отдалась новому чувству и приласкала молодого миллионера... Фамилию его она помнила по рассказам Нади Мушкиной. Эта товарка, как и другая, Синичкина, вышедшая теперь замуж за жалкого литератора "либерального" лагеря, Елишкина, не бросала Клавдию и не гнушалась ей. Была только разница в отношениях этих двух гимназических подруг к Клавдии: Мушкина к ней ходила бескорыстно, а Елишкина всегда с целью занять денег, чтоб пополнить ничтожный заработок ничтожного либералиста. "Писатель", конечно, понимал, на какие он средства шикует, но, будучи одинаковых убеждений с Буйноиловым, притворялся, что не знает этого. Он также собирался праздновать свой юбилей.
Клавдия скоро, по совету папаши Полушкина, была переведена в роскошный дом на Поварской. Молодой человек окружил ее сказочной, но немного безвкусной обстановкой.
Лестница, ведущая в "рай", была украшена тропическими растениями. В передней, вместо вешалки, стояли медведи на подставках; во рту "мертвые" звери держали крюки для вешания платья. Квартира состояла из трех комнат: зала, столовой и спальни, где висел над кроватью портрет Смельского...
Клавдия положительно околдовала недалекого Полушкина; его некрасивое лицо с "львиными" усами выражало страшную муку, когда на все его просьбы "жить только с ним", "вакханка" отвечала: "Этого нельзя: я очень добра и не могу обидеть понедельника, вторника, среду, четверга и тебя -- мою пятницу!"
Днями недели Клавдия называла своих поклонников. Она каждого принимала в свой день и проводила с ним время. Если кто-нибудь из них "протестовал" против такого порядка, Клавдия, не желая стеснять своей свободы, безжалостно отказывала ему от дома, и никакие просьбы не могли помочь провинившемуся тирану вернуться в объятия Клавдии. Однако, Полушкин представлял исключение: он пользовался и воскресеньем, и субботой, днями "отдыха" возлюбленной, хотя и носил официальное прозвище "пятницы". Миллионы Полушкина и заботы о Клавдии смягчали "непреклонную" волю вакханки, и она богачу многое прощала. О полной же монополии его на ее ласки она просила и не помышлять. "Маменькин" сынок терпеливо переносил капризы Клавдии, боясь окончательно потерять ее; притом, воскресенье и суббота были также отданы ему, так сказать, вне абонемента и смиряли его норов, заставляя гордиться этой исключительной "привилегией".
Клавдия полулежала в гостиной на кушетке, одетая в какой-то фантастический костюм. На коленях у ее ног валялся "четверг", известный фельетонист Наглушевич. Он пришел к ней сегодня в пятницу. Это было нарушение уставов Клавдии, и она на все его страстные просьбы отвечала отрицательно и просила оставить ее в покое. Сейчас может явиться Полушкин и произойдет столкновение "поездов". Вакханка же была исправный стрелочник и не любила "крушений".
Ее насмешливое, молодое и по-прежнему прекрасное лицо сделалось еще более удивительным по своей привлекательности: зрелость наложила на него особый отпечаток. Губы стали еще полнее и чувственнее, а полунагая, не прикрытая тканями высокая грудь еще пышней и рельефней. Она нарочно, дразня фельетониста, смотрела на ее колыхание.
Царило полнейшее молчание.
-- Отворите форточку и уходите вон, -- сказала она "четвергу". -- Сейчас явится "пятница".