В посещение Суворовым Вены российский посол граф Андрей Кириллович Разумовский передал фельдмаршалу предписание государя императора прислать князя Павла Гавриловича Гагарина курьером в Петербург, как только он оправится от полученной раны и восстановится в полном здоровье.
В конце июня князь Гагарин приехал в Вену, чтобы далее проследовать в Россию. Он вез радостное известие о двукратном поражении Макдональда на Требии.
Князь явился к графу Разумовскому.
-- О прибытии вашем с важными известиями побед, -- сказал посол, -- будет мною сообщено сегодня же барону Тугуту. Полагаю, что без всякого промедления, князь, вы получите аудиенцию у императора Франца. Однако, между нами, в политической погоде чувствуется перемена. Действия фельдмаршала не находят прежнего одобрения. И в самых дружественных отношениях Австрии и России ощущается некое охлаждение. Думать должно, что сие временно. И, конечно, лично на вас ничем не отзовется.
Князь Гагарин поклонился. Видимо, сообщение Разумовского принял он совершенно равнодушно.
Зато с живостью спросил он:
-- Где граф Рибопьер? Мне необходимо видеть его сегодня же!
-- Кавалер посольства граф Рибопьер ежедневно бывает или, по крайней мере, должен бывать, в моей канцелярии, -- сказал посол. -- Что, вы родственники?
-- Нимало. Ни в каком родстве не состоим.
-- Или, может быть, друзья?
-- Я его никогда не видал.
-- Откуда же такое нетерпение видеть его?
-- Я чувствую к Рибопьеру влечение, -- сказал улыбаясь, князь Гагарин. -- Мне столько рассказывали о его уме, необыкновенных дарованиях и благородстве сердца, что не мог я упустить случая прибыв в Вену, чтобы с ним не повидаться.
-- Увидеть Рибопьера вам будет нетрудно.
Посол дернул сонетку.
Торжественный лакей появился на зов.
-- Узнай, находится ли граф Рибопьер в канцелярии, -- приказал посол.
Лакей столь же торжественно удалился.
Разумовский стал расспрашивать князя о военных событиях, о фельдмаршале и боевых впечатлениях.
-- Северная Италия в наших руках, граф. И фельдмаршал желал бы перебросить войну во Францию, будучи уверен в успехе. С ним согласны все в армии.
-- О, дорогой князь! Остерегитесь развивать мысль в присутствии барона Тугута, и, особенно императору Францу, -- с испугом заговорил граф Андрей Кириллович Разумовский. -- Мысль эта не встретит сочувствия и вызовет неудовольствие к вам.
-- Благодарю вас, граф, что вы меня предупредили. Я вовсе не желаю аттестовать себя в Вене с невыгодной стороны. Передаю же вам толки в армии. Сам я на сей предмет мнения не имею, но полагаю долгом своим слепо повиноваться велениям монаршим и распоряжениям ближайшего моего начальства.
-- И благоразумно, князь, -- скороговоркой промолвил посол, -- и совершенно благоразумно.
Появился торжественный лакей.
-- Что? -- спросил посол.
-- Имею честь донести вашему сиятельству, что кавалер посольства граф де Рибопьер в сию минуту находится в канцелярии вашего сиятельства при исполнении своих обязанностей, -- торжественно доложил посольский Меркурий.
-- В таком случае, пойдемте к нему, князь, -- предложил посол.
-- С величайшим удовольствием, -- отвечал князь Гагарин.
Они прошли в канцелярию, в кабинет посла.
Саша Рибопьер занят был важным делом: он переписывал ноты для Софии Замойской, когда его позвали к Разумовскому.
Едва кавалер вошел в кабинет, князь Гагарин бросился к нему на шею, и, обнимая, кричал:
-- Как рад я познакомиться с вами, граф! Уверен, что мы будем друзьями.
Рибопьер, несколько удивленный такой экспансивностью, отвечал сдержанно, что весьма рад приятному знакомству.
-- Друзьями будем, граф, друзьями! -- кричал Гагарин с видом откровенного рубахи-парня.
Но кавалер посольства, несмотря на молодость лет, был достаточно опытен и ложное добродушие не могло его уловить в свои сети. Он отлично помнил, что князь едет в Петербург и там может дать ему любую аттестацию.
Дружелюбие князя побудило его к сугубой осторожности. Разумовский это заметил и про себя весьма одобрил.
Князь стал распространяться о петербургских знакомых, в особенности о семействе Долгоруковых, но не называл Лопухиных. Рибопьер обратил внимание на множество цепей и браслетов, которыми был украшен Гагарин, с крупным шифром княжны Анны.
-- Быть может, вы отпустите графа до окончания служебных часов? -- спросил Гагарин посла.
-- О, разумеется! -- предупредительно согласился Разумовский.
-- Пойдемте к вам! -- увлекая Рибопьера, возбужденно говорил Гагарин. -- Мне надо о многом важном поговорить с вами.
Когда они пришли на квартиру Рибопьера, князь стал всем восхищаться, находя тысячи достоинств в обстановке покоев. Но вежливый Рибопьер только посматривал на Корреджиево "Молчание". Наконец Гагарин заговорил о княжне Анне.
-- Причина, почему я получил к вам заочно такое дружественное расположение, есть ваша близость к милой моей княжне, товарищу детских игр моих.
-- Смею уверить, вас, князь, -- ответил Рибопьер, -- что никакой особой близости между нами не было, кроме той неизбежной близости, которая получается в танцах, когда кавалер берет даму за талию.
Гагарин пустился в описания своих детских игр с княжной и постепенно зародившегося между ними чувства. По-видимому, своей откровенностью он хотел вызвать и Рибопьера на таковую же. Но Рибопьер только посматривал на Корреджиево "Молчание".
-- Наши чувства не имели в себе ничего низменного, происходя из чистейшего источника детской близости, -- повествовал князь, -- но они разгорались и скоро стали явны для наших родителей. Тогда, желая положить пределы закона на сии рождающиеся чувства, по юности нашей еще не могшие превращенными быть в Гименеевы узы, родители наши тайно обручили нас. Но, скоро затем в судьбе княжны Анны великая учинилась перемена. Дружба императора вознесла княжну и все ее семейство на степень честей высших. Я же, между тем, отправлен был в армию. Но тайная переписка между нами все время происходила. О сем я вам открываю, питая дружеские чувства к вам. И причина тому именно сия переписка, в коей княжна вас с лучшей стороны аттестовала.
Князь Гагарин остановился, ожидая вопросов Рибопьера.
Но тот лишь сказал:
-- Если в письмах к вам княжна Анна Петровна о мне отзывалась, то, конечно, вы составили себе понятие о почтительных отношениях, кои нас соединяли как добрых знакомых.
-- Да, да, конечно... Княжна ничего такого не писала... -- подхватил Гагарин.
-- Должен сказать, князь, что несколько удивлен, слыша от вас о таких тайнах ваших отношений к девушке, доверившей скромности вашей свое сердце! -- заметил Рибопьер.
-- Составив о вас лучшее понятие по письмам княжны, отдавшись порыву дружественного расположения, позволил я с вами откровенность, коей по благородству правил ваших, уверен, не зло употребите! -- любезно сказал Гагарин.
Саша Рибопьер молчал и посматривал на картину Корреджио.
Казалось, князь Гагарин колебался, но вдруг сказал:
-- Вы знаете, почему государь меня вызвал из армии? Он меня женит на княжне! Конечно, некогда я питал теплое к ней чувство. Однако, представляется мне сомнительным брак с особой, которая в фаворе. Граф, вы были столь близки к княжне, постоянно ее видали. Скажите, имеете ли вы точные сведения об отношениях государя к княжне Лопухиной?
Кавалер посольства вспомнил подобный же вопрос Замойской и свой ответ ей, снискавший похвалу красавицы его дипломатическим способностям, и повторил сказанное тогда:
-- Видясь ежедневно с княжной Анной Петровной, император почитает ее своим другом и привык в ее обществе отдыхать от своих занятий.
Гагарин свел беседу на венские развлечения и затем простился с Рибопьером, высказывая надежду, что свидится с ним в Петербурге.
Саша поклонился и посмотрел на картину Корреджио "Le Silence", украшавшую его гостиную.