Разумный человек не только сам никогда ни с кем не ссорится, но если может, то делает так, чтобы и другие не ссорились. В этом Сократ был хорошим примером для нас. Сколько ссор он помирил, сколько было у него терпения с женою и сыном! Он хорошо знал, что никто не может быть господином над душой другого человека, что не в нашей власти принудить человека поступить разумно. Мы должны при случае и по мере сия стараться склонять людей жить разумно; но успех наших слов зависит не от нас, от нас только зависит самим правильно поступать, и это главное; а праведные дела наши уже сами будут учить людей добру.

У разумного человека не может быть ни одного случая для ссоры. Он всегда заранее готов получить еще большие неприятности, чем те, которые люди ему делают.

— Прохожий меня обругал, — говоришь ты.

— Скажи ему спасибо за то, что он не побил тебя.

— Да он побил меня!

— Скажи спасибо, что не ранил.

— Он и ранил меня!

— Благодари за то, что не убил.

Мы сами виноваты в том, что люди злы. Если бы мы были добрее, то и злых людей было бы меньше.

— Сосед мой бросал каменьями в мои окна.

— Ну что же? Ведь не ты, а он в этом виноват.

— Да у меня в доме все поломано!

— Разве ты горшок? Ведь тебя разбить нельзя: в тебе совесть и разум. Поступи же разумно и по совести с твоим соседом. Если бы ты хотел поступить по-зверски, то бросился бы на него и стал бы кусать его в отместку. Но ты хочешь быть человеком — поступи же с твоим обидчиком человечно и кротко, а не мстительно и жестоко.

Лошадь спасается от врага своим быстрым бегом, и она несчастна не тогда, когда не может петь петухом, а тогда, когда потеряла то, что ей дано, — свой быстрый бег. Собака имеет чутье; когда она лишается того, что ей дано, — своего чутья, то она несчастна, а не тогда, когда она не может летать. Точно так же и человек становится несчастным не тогда, когда он не может осилить медведя или льва или злых людей, а тогда, когда он теряет то, что ему дано, — доброту и рассудительность. Вот такой человек воистину несчастный и достоин сожаления. Не то жалко, что человек родился и умер, что он лишился своих денег, дома, имения: все это не принадлежит человеку. А то жалко, когда человек теряет свою истинную собственность — свое человеческое достоинство. Если на монете печать настоящая, то, значит, монета годная; а если печать поддельная, то брось монету: она фальшивая. И с человеком то же самое. Если в нем есть человеческое достоинство, если он обходится с людьми кротко, терпеливо и ласково, то всякий охотно возьмет его в соседи, в товарищи, в друзья. Но человека, который только животное, человека, который гневается, мстит и всем недоволен, люди остерегаются и избегают.

Если человек имеет злые намерения, то он в эту минуту не человек и его надо жалеть. По наружному виду судить ни о чем нельзя. По наружному виду раскрашенное восковое яблоко похоже на настоящее; но оно не имеет ни вкуса, ни запаха, ни внутреннего состава настоящего яблока. Точно так же недостаточно иметь наружный облик человеческий для того, чтобы быть человеком, а надо иметь и разум, и волю человеческую. Вот этот, например, не слушается разума, не сознается в своих ошибках даже тогда, когда ему ясно показали их; ну, чем же он в эту минуту отличается от осла? Ничем. А этот не может сдержать своей страсти; ну чем он в эту минуту отличается от барана? Иной ищет, на кого накинуться, чтобы обидеть его, — это уже не осел и не баран, а прямо дикий зверь.

— Но неужели я должен позволить, чтобы меня презирали?

— Да кто тебя презирает? Люди справедливые не могут презирать тебя за твою кротость и доброту; а до других людей тебе дела нет — не обращай внимания на их суждения. Не станет же искусный столяр огорчаться тем, что человек ничего не понимающий в столярном деле, не одобряет его хорошую работу.

— Но если я не стану обращать внимания на людей, то они еще больше разозлятся на меня и повредят мне!

— Как это ты говоришь: «повредят мне»? Разве может повредить кто-нибудь твоей душе? Так чем же ты смущаешься? Я смеюсь про себя над теми, которые думают, что они могут повредить мне: они не знают ни кто я, ни того, в чем я полагаю добро и зло; они не знают, что они не могут даже прикоснуться до того что есть воистину мое и чем одним я живу.