Лагерь под Дауд-Паша. 19/7 июня 1854 г.

17/5 числа при рапорте я узнал, что мой диплом на капитана находится у полковника, и ни минуты не потерял для устройства своего положения. Употребив все необходимые для сего старания, я в 11 часов получил от начальника штаба дозволение принца, ожидать при своем полку решения маршала. Хотя я и не завтракал, но, исполняя устав, присоединился к своей роте, выступавшей на смотр.

В полдень, поставленная перед казармами Рами-Чифтлик в боевом порядке дивизия, к северу от Золотого Рога, ожидала под ружьем прибытия Султана. Если точность есть вежливость королей, то, кажется, она не составляет принадлежности Султанов. Только в час пополудни Абдул-Меджид появился перед фронтом войск, в сопровождении маршала Сент-Арно в полной парадной форме. Костюм Султана был проще: феска, белые панталоны и темное застегнутое платье без вышивок, с одним только орденом. Он был верхом на великолепной вороной лошади, с богатым чепраком. Принц поскакал к нему навстречу и в продолжении всего смотра держался возле него. Потом войска проходили церемониальным маршем.

Вслед за тем, принц, явно оставшийся недовольным, так как Султан не обращался к нему вовсе, не откланявшись пришпорил лошадь и отправился догонять свою дивизию.

Хотя об этом смотре накануне писалось в константинопольских газетах, и мы ожидали большего количества любопытных и народа, тем более, что такие торжества здесь бывают весьма редко, но в числе присутствовавших в качестве зрителей оказалось лишь очень немного турок и несколько европейцев.

Нравственное впечатление на наших людей оказалось незавидным, и после смотра под палатками не было недостатка в злых, насмешливых разговорах по этому поводу.

Г-н Трусень, присутствовавший на смотру, догнал нас в лагерях и пригласил меня к своему брату обедать и ночевать, для того, чтоб на следующий день предпринять продолжительную прогулку в каике по Босфору, на что я и согласился с большим удовольствием.

На следующий день, мы отправились на набережную и наняли два каика, из которых один заняли г-жа Трусень с двумя дочерьми, а другой капитан, его брат и я. Такие прогулки по воде действительно прелестны; лодки из прекрасного воскового дерева, отделаны медными украшениями, но в них неудобно помещаться, так как они очень длинны и узки, и, чтоб не опрокинуться, необходимо садиться посередине с протянутыми ногами и остерегаться делать какое-либо движение. Перевозчик, настоящий турок, был бесподобен со своими мускулистыми руками в белой шелковой полупрозрачной рубахе, волнующейся на его широкой груди. Мы удивлялись ловкости, с которой он беспрепятственно лавировал между множеством катеров, бороздящих по всем направлениям Босфор.

Эти каики весьма быстры на ходу, и через два часа после отъезда мы добрались до противоположного материка в месте, называемом Замок Азии и затем проехали 16–18 километров по Черному морю.

Было 11 часов, когда мы поместились в тени гигантского дерева, ствол которого на высоте одного метра от почвы мог служить столом для 12 персон и восхитительно позавтракали самой изысканной провизией, взятой семьей Трусень.

Затем сделали продолжительную прогулку в поля, весьма интересную по встречавшимся явлениям и особенно поразившим меня могуществом растительности, вне всякого описания.

Посетили дворец, весь из белого и розового мрамора, построенный Султаном на этом берегу Азии, о богатстве которого могут дать идею только разве сказки «Тысяча и одной ночи».

В 6 1 / 2 часов мы возвратились к каикам, чтоб отплыть обратно в Константинополь.

Как только солнце скрылось за горизонтом, наши перевозчики оставили весла и после нескольких молитвенных обращений по направлению к Леванту, вынули из ящика кое-какую провизию и пообедали с замечательным аппетитом. Это потому, что в то время был Рамадан, а в этот период времени, соответствующий нашему посту, магометанам запрещается принимать пищу между восходом и закатом солнца и наши каикчи решительно ничего не ели и не пили в продолжении 16-ти часов.

Мы вышли на свой берег в 9 час. вечера, когда было уже поздно отправляться в лагерь, да по случаю не освещения улиц, мы бы и не нашли дороги. Кроме того, бесчисленное количество бродячих собак, днем безвредных, ужасны в ночное время, и мы рисковали быть растерзанными. Всё это заставило нас остаться ночевать у г-на Трусеня, всегда особенно ко мне любезного.

На следующий день 19/7 числа, после завтрака, я с товарищами посетил все более известные редкости Константинополя: различные мечети, Св. Софию, большой базар и проч. Так как входить в мечеть в обуви запрещено, то мы должны были оставить свои сапоги у наружных дверей, не подвергаясь впрочем никакой опасности лишиться их, так как количество снятой обуви было большое.

Св. София!.. Не могу отделаться от некоторых печальных размышлений, видя представителей мусульманского духовенства, отправляющих свои моления под теми же сводами, где наши христианские священники молились четыреста лет тому назад… но мимо…

Большой базар довольно интересен, и вы можете себе его представить, посетив Тампль в Париже. Только улицы его шире и более многолюдны, с невообразимой толкотней на каждом шагу. Здесь встречаете более женщин, чем мужчин, но и тех и других всегда отдельно, так как они не имеют права, не преступая обычаев и законов, обмениваться в публике знаками знакомства или обращаться с разговором, даже если они муж и жена или брат и сестра.

Бесчисленное множество лавочек снабжены всем, чем желается, (имейте в виду, что других почти нет в турецком городе). Хозяин турок или грек иногда с приказчиком стоят посреди своих товаров, в порядке разложенных на полках. Спрашиваете, что вам нужно и вам показывают только желаемый предмет, и если продающий турок, то с ним нельзя торговаться; на предложение ему меньше против назначенного на один сантим, он берет назад предмет, ни слова не говоря, и кладет его на место. Если же он грек, то бывает совершенно иначе; он наблюдает за вами, и если предполагает, что вы не знаете цены, то не замедлит спросить за требуемую вещь 20 франков, которую затем уступит за 2 или 3 франка.

Около пяти часов мы направились в лагерь обедать.