Как-то после уроков меня отозвала Габи и сказала топотом:
— Сейчас мы идем в кафе. Хочешь с нами? Ты не бойся. Даже если директор узнает — не страшно. Ведь это днем.
Мне давно хотелось пойти в кафе. Крича и болтая, мы отправились в «Ротонду» и сели в глубине зала. Нас было человек десять: кроме меня и Габи — мальчики из параллельных групп.
Кто-то из них угощал и вел все разговоры с официантом. Я взяла мороженое, остальные — пиво.
Мы чувствовали себя неловко, но разговаривали развязно, как взрослые.
— Слушайте, ребята, а ведь дело Месторино затягивается. Вчера мой отец присутствовал при том, как допрашивали Сюзанну Шарко.
— Хочу пойти на процесс. У меня взрослый вид. А если остановят, я скажу, что мне исполнилось восемнадцать лет.
— Сегодня второе заседание палаты радикалов ста двадцати пяти. Позор! И Буиссон — президент палаты! Левый социалист называется. Дерьмо!
— Ты можешь радоваться, Пьер, твоих коммунистов — четырнадцать.
— Почему они мои? Но они молодцы, и из них четверо за решоткой.
— Ну, ты тише, Буиссон — это кандидат Бриана.
— Это палата кнута.
— Сюзанна Шарко говорит, что белье было спрятано за шкафом. Ты понимаешь всю важность этого показания?
— А в чем дело? Я пять дней не читаю газет.
— Как Месторино убил одного ювелира. Ну, а Сюзанна, его родственница, помогла ему убрать тело. Наверно, его любовница.
— Ничего подобного! Это — несчастная девчонка, которую затаскали по судам.
— Однако она пудрится перед допросом.
Официанты, как нам казалось, с удовольствием прислушивались к этому «взрослому» разговору.
— Коммунисты и анархисты в Италии получили триста восемьдесят пять лет заключения. Один Террачини двадцать семь лет.
— Неплохо бы нам такого Муссолини. Там не бывает таких вещей, как сегодняшняя забастовка. Утром я сажусь в автобус, чтобы доехать одну станцию до Больших бульваров, заплатил за билет, а вожатый издевается и проезжает все остановки до самого конца: «Извините, господа, забастовка». Муссолини показал бы им!
— Молчи, дурак, ты ничего не понимаешь. Без забастовки было бы сплошное хамство. Это их право.
— Ты бы тоже забастовал, если бы…
— Ба, ба, ребенок рассуждает. Малютка.
— Твой Муссолини — верблюд.
Мы разговариваем, едим мороженое, пьем пиво.