Через два дня после описанного вечера наши приятели снова собрались у Безруковского. Разменявшись вопросами о здоровье, о новостях, потолковав о литературе и политике, они, по приглашению хозяина, по-прежнему составили кружок около чайного стола, и как бы по взаимному согласию обратили глаза на Лесняка.
-- Принимаю, господа, ваш безмолвный вызов, -- сказал Лесняк с меланхолическою улыбкою, -- и открою этот вечер преданием, которое мне удалось услышать в одно из моих странствований по пустыням Сибири.
-- И разумеется, это предание будет иметь основою мир невидимый, с атрибутами леших, русалок и их причет, -- сказал Таз-баши, лукаво улыбаясь.
-- В основании ты не ошибся, -- сказал Лесняк, -- но всё прочее в сторону.
-- Как? -- вскричал Таз-баши. -- Твой рассказ -- и не будет ни одного чёртика. Это вещь необыкновенная.
-- Мир духов состоит не из одних выходцев ада, любезный Таз-баши, есть там и райские жители.
-- Понимаю. На этот раз явятся души блаженных и крылатые жители небес. Значит, это будет что-то вроде христианской эпопеи.
-- Назови эпизодом христианской эпопеи, и твои слова будут иметь несколько правды.
-- Ну, я теперь отдыхаю, -- продолжал Таз-баши. -- А то прежние твои рассказы о сизых душах умерших и о чёрных телах демонов заставляли меня беспрестанно придерживать свои волосы. Изволь же начинать свои les harmonies du ciel ( небесные гармонии ( фр.).
Лесняк начал: