Мой друг! Куда, в какие воды
Тебе послать святой привет
Любви и братства и свободы:
Туда ль, где дышит новый свет
С своими древними красами?
Или туда, в разбег морей,
Где небо сходится с волнами
Над грудью гордых кораблей?
Но где б ты ни был, я повсюду
Тебя душой моей найду,
Незримо в мысль твою войду,
И говорить с тобою буду.
О, ты поймешь меня, мой брат,
Мой милый спутник до могилы!
Пусть эти речи не блестят
Разливом пламени и силы;
Пускай не звучные, оне
Не ослепят судей искусства.
Зачем? Созревши в тишине,
На ниве огненного чувства,
Они чуждаются прикрас.
Плод жаркий внутренних страданий, —
Его ли вынесть на показ,
Одетый в жемчуг и алмаз?
Мой друг и спутник! Дай мне руку!
Я припаду на грудь твою
И всю болезнь, всю сердца муку
Тебе я в душу перелью!
Рожденный в недрах непогоды,
В краю туманов и снегов,
Питомец северной природы
И горя тягостных оков, —
Я был приветствован метелью,
Я встречен дряхлою зимой,
И над младенческой постелью
Кружился вихорь снеговой.
Мой первый слух был — вой бурана;
Мой первый взор был грустный взор
На льдистый берег океана,
На снежный горб высоких гор.
С приветом горестным рожденья
Уж было в грудь заранено
Непостижимого мученья
Неистребимое зерно.
Везде я видел мрак и тени
В моих младенческих мечтах:
Внутри — несвязной рой видений,
Снаружи — гробы на гробах.
Чредой стекали в вечность годы;
Светлело что-то впереди,
И чувство жизни и свободы
Забилось трепетно в груди.
Я полюбил людей как братии,
Природу — как родную мать,
И в жаркий круг моих объятий
Хотел живое все созвать.
Но люди………..
Мне тяжек был мой первый опыт.
Но я их ненависть забыл,
И, заглушая сердца ропот,
Я вновь их в брате полюбил.
И все, что сердцу было ново,
Что вновь являлося очам,
Делил я с братом пополам [78].
И недоверчивый, суровый,
Он оценил меня. Со мной
Он не скрывал своей природы,
Горя прекрасною душой
При звуках, славы и свободы,
Но мне доверил тайну сил
Души-волкана; он открыл
Мне лучшие свои желанья,
Свои заветные мечты,
И цель — по терниям страданья —
В лучах небесной красоты.
Не зная лучшего закона,
Как чести, славы и добра,
Он рос при имени Петра,
Горел на звук Наполеона.
Как часто в пламенных мечтах
Он улетал на берег дальный [79],
Где спит воитель колоссальный
В венцах победы и в цепях.
О, если б видел ты мгновенье,
Когда бесстрашных твердый строй
Шагал с музыкой боевой!
Он весь был жизнь! Весь вдохновенье!
Прикован к месту, он дрожал;
Глаза сверкали пылом боя…
Казалось, славный дух героя
Над ним невидимо летал!
Но он угас во цвете силы;
И с ним угасла жизнь моя.
И в мраке братния могилы
Зарыл заветное все я.
Я охладел к святым призваньям;
Моя измученная грудь
Жила еще одним желаньем —
Скорее с братом отдохнуть.
Но дух отца напомнил слово —
Завет последний бытия;
Я возвратился к жизни снова…
Но что за жизнь была моя!
Привязан к персти силой крови, —
Любовью матери моей,
Я рвался в небо, в край любови,
В обитель тихую теней.
Но мне отказано в желаньи,
Я должен мучиться и жить
И дорогой ценой страданья
Грех малодушья искупить.
Я измирал на язвах муки
И голос сердца заглушал.
О, как тогда в святые звуки
Я перелить его желал!
Но для чего? Кому б поверил
Святую исповедь души?
Кто б из чужих ее измерил?..
Один, в полуночной тиши,
Склонясь к холодному сголовью,
Я, безнадежный, плакал кровью,
И раны сердца раздирал.
Любить кого б любовью вечной —
Вот то, чего я так искал,
За что бы жизнь мою я дал
На муки жизни бесконечной.
Любовь! Любовь! Страданья цвет!
Венец страстей! Души светило!
Кому б ты сердца не открыла,
Не облекла его во свет?
Я все бы отдал — жизнь и славу,
Лишь бы из чаши бытия
Вкусить блаженство и отраву
В струях волшебного питья.
Но годы идут без возврата,
Напрасно сердце я зову;
И может быть, до дней заката
Я жизнь бесстрастно отживу.
Один, с сердечною тоскою,
По тернам долгого пути,
Нигде главы не успокою
На розах пламенной груди.
Пойду, бесстрастный, одиноко,
Железом душу окую
И пламень неба я глубоко
В пустыне сердца затаю.
А как бы мог любить я!.. Силы
Небес и ада и земли
От первой искры до могилы
Ее бы вырвать не могли!
О, нет! И самый смерти камень
И холод мертвенный могил
Не угасили б жаркий пламень:
И там бы я ее любил!..
Но что в мечтаньях? Эти грезы,
Души желающей поток,
Не осушат мне сердца слезы, —
Я все средь мира одинок!..
Но прочь укор на жизнь, на веру!
Правдив всевышнего закон!
Я за любовь, мой друг, чрез меру
Твоею дружбой награжден.
Я буду жить. Две славных цели
Священный день для нас открыл.
Желанья снова закипели;
Твой голос сердце пробудил.
Я вновь на празднике природы;
Я снова вынесу на свет
Мои младенческие годы
. . . . . . .
И силы юношеских лет.
Мой друг! Мой брат! С тобой повсюду!
На жизнь, на смерть и на судьбу!
Я славно биться с роком буду
И славно петь мою борьбу.
Не утомлен, пойду я смело,
Куда мне рок велит идти —
На наше творческое дело,
И горе ставшим на пути!..
И там, одеянный лучами,
Венец сияющий сниму,
И вновь с любовью и слезами
Весь мир, как брата, обниму.
1836