Русская колонизация Северо-восточного края

*) Эта статья была доставлена въ Редакцію, при слѣдующемъ письмѣ профессора К. Н. Безстужева-Рюмина:

"М. Г. Препровождая въ вашъ журналъ статью покойнаго профессора Московскаго университета Степана Васильевича Ешевскаго, считаю не лишнимъ сказать нѣсколько словъ какъ о статьѣ, такъ и объ авторѣ ея.

"Въ 1867 г., Ешевскій былъ профессоромъ русской исторіи въ Казанскомъ университетѣ. Весною этого года, онъ прочелъ три публичныя лекціи, выбравъ предметъ, который наиболѣе могъ интересовать мѣстное общество, а именно, колонизацію русскими сѣверо-восточнаго края Имперіи. Этнографическіе вопросы постояло интересовали Ешевскаго: въ Казани онъ основывалъ этнографическій: музей; одною изъ послѣднихъ заботъ его жизни было устройство этнографическаго отдѣленія Московскаго музея; у него самого была недурная коллекція древнихъ вещей преимущественно изъ Біарміи (описаны въ Перм. Сборникѣ, кн. I) и Булгаръ, одинъ изъ московскихъ курсовъ (общій курсъ древней исторіи 1861--62 г.) онъ началъ этнографическимъ введеніемъ (которое и напечатано въ "Отеч. Зап." 1862 г. подъ заглавіемъ. "Этнографическіе этюды"; посвященные общимъ вопросамъ, эти этюды заключаютъ однако въ себѣ въ видѣ примѣра кое-что заимствованное изъ предлагаемыхъ лекція); другой московскій курсъ онъ посвятилъ этнографіи римскаго міра (курсъ 1858 г.). Это сознаніе важности этнографіи и желаніе показать все значеніе вопросовъ, входящихъ въ ея составъ, было второю причиною, по которой выборъ его остановился на этомъ предметѣ. Краткость срока (онъ прочелъ всего три лекціи), недостаточность обработки предмета у насъ, и до сихъ поръ еще на вполнѣ укоренившагося, побудили его ограничиться общимъ очеркомъ. Очеркъ этотъ, не смотря на то, что, послѣ его прочтенія, прошло почти десять лѣтъ, до сихъ поръ, по моему мнѣнію, не утратилъ своего интереса: онъ можетъ служить какъ бы программою для будущихъ изслѣдованій этого въ высшей степени интереснаго края. Конечно, новый изслѣдователь можетъ прибавить нѣкоторыя новыя черты: хоть бы объ отношеніи московскаго правительства къ мѣстному дворянству, на что есть указанія въ сборникѣ Актовъ г. Мельникова, которыя изданъ послѣ, но едвали, судя по упоминанію имени г. Мельникова въ одномъ мѣстѣ статьи, не былъ извѣстенъ Ешевскому до изданія, или о понизовской вольницѣ, на что есть указаніе въ статьяхъ г. Мордовцева, превосходномъ опытѣ обработки мѣстныхъ матеріаловъ. Во всякомъ случаѣ, общія черты чрезвычайно мѣтко и вѣрно указаны въ очеркѣ Ешевскаго. Объединяющая сила Великорусской отрасли великаго Русскаго племени, которой -- если позволительно такъ выразиться -- суждено было первой стать оплотомъ и центромъ тяжести славянства, ярко выступаетъ на страницахъ этого очерка: да, великорусское племя есть племя смѣшанное -- готовъ сказать каждый -- но потому оно и великое племя: само собою безъ помощи (иногда даже съ противодѣйствіемъ администраціи) оно успѣло ославянить населеніе огромнаго пространства. Побѣда христіанскаго и европейскаго начала надъ степными кочевниками -- вотъ самая любопытная сторона Русской исторіи; а главное поле битвы -- сѣверо-восточный край и Сибирь; уже съ опытомъ, вынесеннымъ изъ этой мѣстности, и оградивъ себя отъ востока, русское государство и русскій народъ обратился къ югу на Новороссію. Кромѣ этого общаго вывода о колонизаторскихъ способностяхъ великорусскаго племени и значеніе этой струи въ его исторіи, можно сдѣлать еще много другихъ выводовъ изъ краткаго очерка, представленнаго Ешевскимъ, напр., о томъ инстинктѣ, который руководилъ въ этомъ вопросѣ московскимъ правительствомъ, о его чисто-великорусскомъ умѣніи обезпечивать свое владычество въ покоренныхъ странахъ, и томъ вредѣ, который принесло намъ крѣпостное право, заимствованное отъ Польши, и о томъ, какъ умѣлъ русскій человѣкъ найти выходъ и изъ него; на многое другое можно бы еще было указать, но все это легко увидитъ самъ читатель.

"Въ заключеніи, позволю себѣ сказать нѣсколько словъ о самомъ Ешевскомъ; болѣе же подробныя библіографическія свѣдѣнія о немъ надѣюсь сообщить вамъ для одной изъ слѣдующихъ книжекъ. Мы слишкомъ скоро забываемъ своихъ дѣятелей и рѣдко-рѣдко рѣшимся помянуть ихъ добрымъ словомъ; а стоить помянуть такого человѣка, какъ Ешевскій, который страстно и глубоко былъ преданъ дѣлу науки въ Россіи, который по своей живой, впечатлительно природѣ всѣмъ интересовался, обо всѣмъ хотѣлъ имѣть точныя свѣдѣнія и составить самостоятельное понятіе, который умѣлъ наконецъ возбудить къ себѣ сочувствіе учащейся молодежи вездѣ, гдѣ онъ ни былъ, и быть ей истинно-полезнымъ и совѣтомъ и книгами, далеко не ограничивая своей дѣятельности профессора одними лекціями. Еслибы только тѣ изъ ученыхъ, которые внесли новое начало въ науку, заслуживали признательной памяти, тогда бы пришлось говорить весьма о немногихъ, и, мало того, пришлось бы быть крайне несправедливымъ ко многимъ честнымъ, умнымъ и энергичнымъ дѣятелемъ, которые всю жизнь свою положили "въ буть", подъ зданіе образованія своей страны, какъ часто говаривалъ покойный, этимъ его словомъ всего лучше можно охарактеризовать его дѣятельность.

"С. В. Ешевскій родился въ 1827 г. въ Кологривскомъ уѣздѣ Костромской губерніи; учился сначала въ Костромской, а потомъ въ Нижегордской гимназіи. Еще въ гимназіи (особенно въ Нижнемъ, подъ вліяніемъ тогдашняго нашего учителя П. И. Мельникова) онъ началъ особенно любить исторію. Тѣ-же занятія продолжались и въ университетѣ (сначала Казанскомъ, потомъ Московскомъ). Окончательно же предался онъ Всеобщей исторіи подъ вліяніемъ П. И. Кудрявцева; по окончаніи курса (въ 1850 г.), онъ былъ сначала учителемъ исторіи въ Николаевскомъ Московскомъ институтѣ; потомъ профессоромъ (съ 1853 въ Одессѣ, съ 1856 въ Казани, и съ 1858 въ Москвѣ).

Въ этотъ промежутокъ онъ защитилъ свою диссертацію на магистра: "кай Солій Аполлинарій Сидоній", которая вызвала превосходную рецензію кіевскаго профессора Деллена, присуждавшаго ей Демидовскую премію. Въ 1859 г., онъ поѣхалъ за границу и вернулся въ Москву въ 1861 г. Въ послѣдніе годы, здоровье его, никогда не бывшее крѣпкимъ, начало слабѣть. Осенью 1864 г., послѣ трехмѣсячнаго пребыванія за границей, онъ былъ проѣздомъ въ Петербургѣ, и показался мнѣ крѣпче; но кто было обманчиво: въ маѣ 1866 г. его не стало. Не буду здѣсь перечислять трудовъ Ешевскаго; въ подробномъ очеркѣ, я представлю полную картину его учено-литературной дѣятельности; скажу только, что послѣ него осталось нѣсколько составленныхъ курсовъ, изъ которыхъ нѣкоторые могутъ появиться на страницахъ вашего журнала, а полное собраніе его сочиненій будетъ издано въ Москвѣ.

"Примите и проч."

Въ слѣдующихъ книжкахъ журнала будутъ помѣщены другія двѣ статьи покойнаго С. В. Ешевскаго; уже поступившія въ Редакцію. Ред.

I.

Едва ли возможенъ въ настоящее время споръ о важности этнографическихъ вопросовъ для исторіи. Чѣмъ глубже проникала мысль историковъ въ изученіи минувшихъ судебъ человѣчества, чѣмъ полнѣе и многостороннѣе было это изученіе, тѣмъ ощутительнѣе становилась необходимость воспользоваться богатыми свѣдѣніями, которыя даются современнымъ состояніемъ наукъ естественныхъ. Пока на первомъ планѣ стояли событія внѣшней, политической жизни народовъ, сознаніе этой необходимости не могло возникнуть. Войны, дипломатическія сношенія, измѣненія въ сферѣ законодательной легко изучить безъ пособія естествовѣдѣнія. Даже вопросы о происхожденіи народовъ, о родствѣ ихъ между собою, такъ сильно занимавшіе умы ученыхъ прошедшихъ столѣтій, не наводили ихъ на мысль искать разрѣшенія не въ однихъ болѣе или менѣе произвольныхъ филологическихъ сличеніяхъ, не въ одномъ собраніи и сводѣ цитатъ изъ древнихъ писателей. Путемъ сравнительнаго языкознанія можно было дойдти до многихъ важныхъ выводовъ, но въ то время, когда лучшіе умы мучительно напрягались надъ вопросами о происхожденіи, сравнительная филологія, какъ наука, еще не существовала. Она возникла только въ настоящее время, и была результатомъ развитія тѣхъ же требованій, которыя привели къ вопросу о значеніи породъ человѣческихъ. Сравнительная филологія ведетъ въ тотъ же таинственный міръ до-исторической древности, гдѣ одновременно совершался процессъ обособленія народностей и обособленія языковъ. Писанная исторія, лѣтописи даютъ только самыя темныя отрывочныя извѣстія объ этомъ до-историческомъ періодѣ, и, ограничиваясь изученіемъ одной, такъ сказать, лѣтописной исторіи, невозможно составить себѣ какое-нибудь, по возможности, вѣрное понятіе. Писанная исторія является въ народѣ только тогда, когда уже кончился этотъ образовательный процессъ, когда народъ созналъ уже себя, какъ конкретное цѣлое, отличное отъ всѣхъ другихъ народностей, когда выработались въ главныхъ своихъ основаніяхъ языкъ и неразрывно связанный съ языкомъ кругъ воззрѣнія на окружающую природу и человѣка,-- когда, однимъ словомъ, сложилась и отвердѣла та форма, тотъ физическій и нравственный типъ, который до конца его существованія будетъ составлять его исключительную особенность, и когда ослабѣла, если не вполнѣ уничтожилась, память о пути, о тѣхъ измѣненіяхъ, которыми достигнутъ былъ этотъ результатъ. Отголоски, воспоминанія періода обособленій, доисторической жизни, заносятся въ лѣтопись какъ миѳъ, какъ сага или народное преданіе, внутренній смыслъ которыхъ затерянъ, быть можетъ, навсегда, хотя внѣшнія черты саги сохраняются съ религіознымъ уваженіемъ.

Однимъ изученіемъ писанной лѣтописи нельзя глубоко проникнуть въ ту темную пору исторіи; а между тѣмъ вопросъ о народахъ стоитъ на очереди, обойдти его нѣтъ средствъ. Геніальный Нибуръ высказалъ мысль о необходимости этнографіи. Изслѣдованія другихъ ученыхъ надъ исторіею новыхъ европейскихъ народовъ показали всю важность племенныхъ отношеній. Скрыто отъ поверхностнаго наблюденія, но тѣмъ не менѣе глубоко-существенно значеніе борьбы разныхъ народностей, поставляемыхъ историческими обстоятельствами рядомъ одна съ другою. Вымираніе цѣлыхъ племенъ, слѣдующее за столкновеніемъ ихъ съ другою расою, за принятіемъ ими чуждой цивилизаціи, подымаетъ страшный вопросъ: не таится ли въ самой организаціи извѣстныхъ племенъ ихъ способность въ той или другой формѣ образованія? не обозначены ли природою заранѣе предѣлы, до которыхъ можетъ достигать умственное и нравственное развитіе извѣстной породы, способность ея воспринимать только извѣстныя идеи? не очерченъ ли заранѣе кругъ понятій, изъ котораго нѣтъ выхода тому или другому племени? Со всѣхъ сторонъ слышны голоса о необходимости глубокаго изученія природныхъ условій для возможности пониманія историческихъ судебъ какого нибудь народа. "Природа, говоритъ одинъ изъ датскихъ ученыхъ {Гинрихсенъ, въ его сочиненіи: Die Germanisten and die Wege der Geschichte. 1848.}, не есть только предшественница исторіи и театръ, на которомъ совершаются судьбы человѣчества; она постоянная спутница духа, съ которымъ дѣйствуетъ въ гармоническомъ союзѣ. Человѣкъ, какъ естественное конечное существо, и человѣчество, какъ конечный организмъ, подчинены съ начала вѣковъ ея великимъ неизмѣннымъ законамъ. Она дѣйствовала до начала исторіи и можетъ пережить ее. Изслѣдованія извѣстнаго Эдварса доказали живучесть народныхъ типовъ, много столѣтій послѣ того, какъ исчезло изъ исторіи и изъ памяти ихъ имя. Предъ пытливымъ взглядомъ опытнаго физіолога, въ обликѣ жителей нѣкоторыхъ мѣстностей Франціи, Швейцаріи и верхней Италіи открылись черты кимирской и галльской физіономій. Нужны исключительныя, едва ли попадающіяся въ дѣйствительности, условія совершеннаго истребленія извѣстнаго племени для того, чтобы совершенно уничтожился, въ занимаемой имъ странѣ, его племенной типъ; чтобы въ далекихъ, отдѣленныхъ столѣтіями, потомкахъ нельзя било узнать фамильнаго сродства съ давно забытыми предками, сходства не въ цвѣтѣ волосъ и кожи, но въ болѣе существенныхъ признакахъ, въ формѣ черепа, въ лицевомъ очертаніи. Черепъ съ кимирскаго кладбища I-го вѣка до Р. X. совершенно одинаковъ съ господствующею формою черепа населенія извѣстныхъ частей Франціи. Въ чертахъ польскаго еврея вы узнаете его родственное сходство съ тѣми плѣнниками, которыхъ влекутъ за собою Фараоны на барельефахъ луксорскихъ. Живучесть физическаго типа предполагаетъ и живучесть, хотя быть можетъ и не въ такой степени, типа нравственнаго. Соединеніе различныхъ народностей въ одинъ народъ, помѣсь различныхъ племенныхъ особей, видоизмѣненія народнаго типа и характера подъ вліяніемъ извѣстныхъ условій -- вопросы первой важности для историка. Чистыхъ породъ ни мало найдемъ на сценѣ исторіи. Племена, сохранившіяся отъ историческихъ примѣсей, какъ-то слабѣютъ и вымираютъ, какъ вырождаются тѣ аристократическія фамиліи, которыя допускаютъ браки, соединяясь только въ извѣстномъ ограниченномъ кругѣ. Изслѣдованіе и сколь возможно точное опредѣленіе тѣхъ этнографическихъ элементовъ, изъ которыхъ сложился извѣстный народный тяпъ, разложеніе этого типа на его составныя части дастъ ключъ въ уразумѣнію многихъ темныхъ сторонъ его исторія, объяснитъ многое, что было до сихъ поръ скрыто отъ самой настойчивой пытливости. Характеръ современнаго француза рѣзко отличается отъ каждой народности, изъ соединенія которыхъ образовалась французская нація. Французъ не кельтъ, не иберъ, не германецъ, и не римлянинъ, но у него въ образованіи его типа можно различить, такъ сказать, количественное вліяніе того или другого образовательнаго элемента. Быть можетъ, не одно явленіе изъ сферы умственной и нравственной жизни народа объяснится только помощію фотографическихъ соображеній. Народы романскаго племени упорно держатся за католицизмъ. Протестантство особенно крѣпко пришлось къ племенамъ германо-славянскаго происхожденія. Однимъ вліяніемъ болѣе или менѣе случайныхъ обстоятельствъ трудно объяснить этотъ фактъ, точно также какъ трудно объяснить, почему краснокожія племена Сѣверной Америки вымираютъ черезъ извѣстное число поколѣній, послѣ принятія ими европейской цивилизаціи, неразлучной съ христіанствомъ. Одни племена отличаются упорствомъ въ храненіи своего народнаго типа, другія легко перерождаются и принимаютъ на себя характеристическія черты другой народности.

Особую важность пріобрѣтаютъ этнографическія изысканія, примѣнительно къ исторіи русскаго народа. На громадной равнинѣ сѣверо-восточной Европы сталкивались и перемѣшивались представители самыхъ различныхъ вѣтвей человѣческаго рода. Здѣсь не было физическихъ преградъ къ ихъ смѣшенію, не было условій для замкнутаго, изолированнаго существованія, тѣхъ условій, которыми, напримѣръ, объясняется на Кавказѣ вѣковое сожительство на весьма тѣсномъ пространствѣ нѣсколькихъ различныхъ по происхожденію племенъ въ ихъ первобытной чистотѣ, со всѣми особенностями языка и быта. Различность способствовала здѣсь слитію, объединенію. Вопросъ былъ только въ томъ, подъ вліяніемъ какой народности совершится это объединеніе. Племя славянское встрѣчалось здѣсь съ огромнымъ племенемъ финскимъ, почти сплошною массою занимавшемъ весь сѣверъ и сѣверо-востокъ этой равнины, и съ племенемъ монгольскаго и тюркскаго происхожденія. Ясныя историческія свидѣтельства говорятъ о временномъ пребываніи на равнинѣ европейской Россіи племенъ кельтическихъ и германо-скандинавскихъ; но если бы и не было этихъ свидѣтельствъ, изслѣдованіе языка русскаго заявило бы неопровержимыя доказательства въ пользу тѣснаго когда-то сближенія съ ними, въ пользу обмѣна словъ и понятій. Можно прослѣдить исторически распространеніе славяно-русской народности на сѣверо-востокѣ европейской Россіи, поглощеніе этой народностію другихъ народностей; а это распространеніе русскаго племени на счетъ другихъ народностей имѣетъ всемірное историческое значеніе. Въ немъ заключается не одно количественное увеличеніе русскаго племени, не одно приращеніе его матеріальной силы, а побѣда европейской цивилизаціи надъ Востокомъ. Каждое финское или монгольское племя, распространившееся, такъ сказать, въ русской народности, поглощенное ею, представляетъ пріобрѣтеніе для всей великой семьи народовъ европейскихъ, которымъ ввѣренъ Провидѣніемъ двойной свѣточъ христіанства и образованія, и которымъ предназначено идти во главѣ развитія человѣчества. Принимая въ себя чуждыя племена, претворяя ихъ въ свою плоть и кровь, русское племя клало на нихъ неизгладимую печать европеизма, открывало для нихъ возможность участія въ историческомъ движеніи народовъ европейскихъ. Въ этомъ отношеніи Русь была тѣмъ же передовымъ бойцомъ за Европу противъ Азіи, какимъ была она, принявъ на себя первые удары страшнаго монгольскаго нашествія, грозившаго снести съ лица земли только что образовавшіяся и еще не окрѣпшія начала европейской гражданственности, Русское племя сдержало волны азіятскихъ кочевниковъ, заставило ихъ отхлынуть назадъ и пошло вслѣдъ за отливомъ, намѣчая мечемъ и плугомъ границы Европы отъ Азіи, распространяя предѣлы европейской территоріи на счетъ Востока. Важное значеніе вооруженной борьбы Руси съ Азіей оцѣнено и признано всѣми; но великіе результаты мирнаго завоеванія менѣе ясны, хотя ихъ слѣдствіе несравненно многозначительнѣе. Русское племя не отличалось исключительностію и нетерпимостію. Его распространеніе не уничтожало тѣхъ племенъ, которыя встрѣчались ему на пути. Племена финнскія, на счетъ которыхъ особенно распространялась русская народность, не исчезали съ лица земли, не вымирали приходя съ ней въ соприкосновеніе, какъ гибнутъ племена Сѣверной Америки при столкновеніи съ англо-саксонскою расою, какъ вымираютъ туземцы Океаніи, вслѣдствіе поселеній между ними европейцевъ. Чужеродцы не обращались въ рабовъ, не причислялись къ существамъ низшей породы, не истреблялись огнемъ и мечемъ; на памяти исторіи нѣтъ истребительныхъ стремленій русскаго племени. Процессъ сліянія совершался путемъ мирнымъ, естественнымъ. На чисто-славянской основѣ ложатся обрусѣвшія племена финнскаго и азіятскаго происхожденія, принявшія съ христіанствомъ и русскій языкъ и русскіе нравы. Тамъ, гдѣ русская народность соприкасалась съ народностію, уже рѣзко обозначенною, крѣпкую народностью, съ племенемъ въ религіозныхъ вѣрованіяхъ сознававшихъ основу своей особенности, оно и тамъ не пыталось насильственно сломать это упорное сопротивленіе. Лучшимъ доказательствомъ служатъ татарскія поселенія въ губерніяхъ Рязанской, Костромской, Виленской, Гродненской, Минской и т. д., сохранившія до сихъ поръ и свою вѣру и свои обычаи, не смотря на то, что со всѣхъ сторонъ облегаютъ ихъ сплошныя массы русскаго населенія. Чѣмъ дальше идемъ мы мыслію въ древнюю исторію русскаго племени, тѣмъ менѣе встрѣчаемъ слѣдовъ замкнутости, непріязненнаго воззрѣнія на племена чуждыя. Исключительность, недовѣрчивость къ иноземцамъ, сознаніе своей рѣзкой противуположности, выработались уже путемъ историческимъ, вслѣдствіе особенныхъ обстоятельствъ. Притомъ же это недовѣрчивое воззрѣніе на чужеземцевъ и теперь обращено болѣе къ западу, нежели въ востоку, болѣе въ слѣдствіе религіозной, чѣмъ племенной нетерпимости. И теперь нѣмецъ, принявшій православіе, становится въ глазахъ народа русскимъ. Припоминая русскія фамиліи, принадлежащія или желающія принадлежать къ аристократіи, легко убѣдиться, что нѣмцамъ, татарамъ и грузинамъ одолжены мы большею частію знатнѣйшаго русскаго дворянства. Этого легкостью восприниманія въ себя чуждыхъ элементовъ, способностью вбирать ихъ въ себя, переработывая все это въ свою собственную народность, какъ нельзя лучше объясняется быстрое размноженіе русскаго племени, легкое его распространеніе по необъятному пространству отъ Балтійскаго моря до Восточнаго Океана; объясняется также и то, что русское племя не есть чистое племя, а слѣдствіе соединенія различныхъ народностей, подъ условіемъ преобладанія народности славянской: что въ племени русскомъ преобладающая стихія есть стихія славянская, въ этомъ также нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія. Съ самаго начала русской исторіи, среди постоянной борьбы съ востокомъ, наши предки неизмѣнно сохраняли всѣ основные признаки европейскаго происхожденія, не утратили ни одной его существенной черти. Въ этой-то крѣпости храненія европейскаго типа, среди безпрерывнаго смѣшенія съ племенами азіятскаго происхожденія, и состоитъ величайшая заслуга русскаго народа; по этому-то каждый шагъ русскаго племени въ глубину Азіи и становился несомнѣнной побѣдой европейской гражданственности. Чуждыя племена вливались въ народность русскую подъ условіемъ принятія ими главныхъ условій народности славянской и европейской.

Другой вопросъ, видоизмѣнился ли первоначальный славянскій типъ русскаго народа отъ воспринятія имъ чуждыхъ элементовъ, или остался во всей чистотѣ? Налагая свою славяно-европейскую народность на племена чуждыя, претворяя ихъ въ себя, не подверглось ли русское племя нѣкоторому воздѣйствію со стороны подчинившихся ему низшихъ народностей? Русскій народный типъ есть ли повтореніе общеславянскаго типа, или это есть нѣчто новое, какъ напримѣръ, типъ француза или англичанина, въ которыхъ легко отличить преобладаніе одной изъ первичныхъ основныхъ образовательныхъ стихій, но легко также замѣтить и вліяніе остальныхъ элементовъ, а также слѣдуетъ признать и много такого, чего не отыщемъ ни въ одномъ образовательномъ элементѣ, и что было слѣдствіемъ ихъ соединенія? Едва ли можетъ быть впрочемъ сомнѣніе въ послѣднемъ. Приведемъ нѣкоторыя соображенія. Населенія губерній Московской, Владимірской, Ярославской, Костромской, считаются безспорно лучшими представителями чисто великорусскаго типа. Въ губерніи Владимірской, инородцы составляютъ 1/5419 часть всего населенія; въ Московской, менѣе 1/146, но и это незначительное количество чуждой примѣси состоитъ изъ пришельцевъ цыганъ и нѣмцевъ, которыхъ можно встрѣтить по всему пространству обширной Россіи, туземцовъ же не сохранилось ни малѣйшаго слѣда. Въ Ярославской губерніи, инородцы составляютъ менѣе 1/538; въ Костромской, менѣе 1/268 всего населенія; исключивъ изъ счета въ обѣихъ губерніяхъ тѣхъ же нѣмцевъ и цыганъ, а въ Костромской сверхъ того и татаръ, какъ поселенцевъ позднѣйшихъ, мы найдемъ въ восточной части Костромской губернія на границахъ съ Вятскою небольшое число черемисъ, еще уберегшихся, благодаря своему положенію, отъ русскаго вліянія, а въ западной части Ярославской еще незначительнѣйшій остатокъ карелы, въ половину уже обрусѣвшей; все же остальное пространство 4-хъ губерній занято русскимъ населеніемъ и притомъ такимъ, въ которомъ по преимуществу полагаютъ чистѣйшій типъ великорусскаго племени. Между тѣмъ на этой мѣстности, по единогласному свидѣтельству древнѣйшихъ русскихъ же источниковъ, сидѣли нѣкогда племена финнскія, оставившія слѣды своего пребыванія въ мѣстныхъ названіяхъ урочищъ, рѣкъ и селеній. Въ русскихъ лѣтописяхъ, въ народныхъ преданіяхъ нѣтъ и слѣдовъ воспоминаній о нѣкогда бывшей борьбѣ финнскихъ туземцевъ съ славянскими насельниками, а еще менѣе о вытѣсненіи туземцевъ далѣе къ сѣверу и востоку или о ихъ истребленіи. Притомъ, вытѣсненіе могло совершиться только въ такомъ случаѣ, если бы славянскіе насельники двинулись большою, сплошною массою въ это пространство, гоня передъ собою туземныхъ обитателей края. Такое движеніе не могло пройдти незамѣченнымъ, остаться безъ рѣзкаго слѣда въ народной памяти, если не въ лѣтописяхъ. Движенія сплошною массою мы не находимъ и въ позднѣйшей колонизаціи русскаго племени, совершившейся на свѣжей памяти исторіи. Итакъ, туземное населеніе этихъ 4-хъ губерній не могло быть вытѣснено, еще менѣе истреблено. Чѣмъ же объяснить его исчезновеніе? Очевидно, ничѣмъ другимъ, какъ обрусеніемъ туземцевъ, слитіемъ ихъ съ славянскими поселенцами въ одинъ народъ, а въ этомъ случаѣ нельзя не предполагать ихъ участія въ образованіи народнаго типа, существующаго теперь въ этихъ губерніяхъ.

Ни одно племя, какъ бы оно ни стояло низко относительно образованія, не можетъ вполнѣ отречься отъ своихъ естественныхъ, природныхъ свойствъ; сливаясь съ другою народностію, принимая въ себя ея характеристическія особенности, оно должно въ свою очередь передать ей нѣкоторыя черти своего типа. Болѣе внимательное этнографическое изученіе населенія вышеприведенныхъ 4-хъ губерній должно открыть ясные слѣды воздѣйствія финнскаго элемента, его участіе въ образованіи народнаго типа. Что славянская народность, поглощая въ себѣ другія народности, способна въ свою очередь принимать на себя довольно сильное ихъ вліяніе,-- то доказываетъ наблюденіе надъ населеніемъ Архангельской губерніи. За исключеніемъ крайняго сѣвера, занятаго съ одной стороны лопарями, съ другой -- самоѣдами, до западной стороны, гдѣ живутъ карелы, уже частію подвергшіеся вліянію русской народности, все пространство Архангельской губерніи занято чисто русскимъ населеніемъ. Извѣстный филологъ Кастренъ въ своихъ путевыхъ воспоминаніяхъ 1838--44 годовъ, изданныхъ по смерти его г. Шифнеромъ, представляетъ намъ различныя степени обрусенія лопарей и финновъ. "Въ кругу русскихъ -- говоритъ онъ о лопаряхъ, живущихъ около большой Мурманской дороги -- тотчасъ узнаешь молчаливаго, угрюмаго лопаря; но, въ отношеніи къ другимъ лопарямъ, онъ уже почти русскій и владѣетъ русскимъ языкомъ, какъ своимъ роднымъ; за отсутствіемъ своихъ пѣсенъ, онъ поетъ русскія; русскія игры, обычаи и нравы, наряды -- уже приняты ими. Русское вліяніе сказалось въ хлопотливости, веселости, торговомъ духѣ этихъ лопарей, качествахъ несвойственныхъ тѣмъ изъ ихъ родичей, которые удалены отъ частыхъ сношеній съ русскими." Тотъ же Кастренъ опровергалъ мнѣніе о насильственномъ оттѣсненія финнскихъ поселенцевъ съ береговъ Бѣлаго моря русскими пришельцами. Въ числѣ прочихъ доказательствъ онъ приводитъ слѣдующее: "Что русскіе поселились мирно, приняли въ себя народность финнскую, а не искоренили ея, то доказывается и чистотою русскаго языка архангелогородцевъ, наполненнаго финницизмомъ, и финнскимъ обликомъ, безпрерывно попадающимся подъ русскою шляпою". Любопытный примѣръ этой смѣси русскихъ съ туземцами представляютъ ижемскіе поселенцы, на притѣсненія которыхъ такъ горько жалуются большеземельскія самоѣды. Къ смѣси зырянъ и русскихъ, изъ которой образовались ижемцы, присоединились еще потомки нѣсколькихъ самоѣдскихъ семействъ, давно уже промѣнявшихъ кочевую жизнь на осѣдлую и породнившихся съ зырянами и русскими. Въ самомъ обликѣ отразилось вліяніе туземной примѣси, значительная степень уклоненія отъ великорусскаго племени. Еще съ большею ясностію видно вліяніе смѣшенія на юго-востокѣ. Кто не знаетъ, изъ какихъ разнородныхъ этнографическихъ элементовъ образовалось казачество на низовьяхъ Днѣпра по Дону и по Уралу? Самое имя Торковъ, Берендеевъ, Ковуевъ и другахъ племенъ тюркскаго происхожденія, жившихъ въ Кіевской губернія, исчезло изъ памяти народной, хотя въ лѣтописи нѣтъ слѣдовъ ихъ ухода или истребленія, и многія лица малороссійскаго казачества сильно напоминаютъ собою азіятскій обликъ этихъ исчезнувшихъ народцевъ. Довольно рѣзкое отличіе великорусскаго племени и малорусскаго, можетъ быть, объясняется развитіемъ постороннихъ примѣсей на общей обоимъ славянской основѣ. Не даромъ же сѣверо-восточная часть славянъ русскихъ рано уже начинаетъ отличаться по характеру отъ юго-западной. Не даромъ въ лѣтописяхъ давно уже замѣчены особенности въ характерѣ жителей разныхъ областей, особенности, отличающія, напримѣръ, рязанца отъ жителя области Суздальской, отъ москвича, а еще болѣе отъ смолянина или кіевлянина. Но допуская воздѣйствіе племенъ чуждыхъ на образованіе народнаго русскаго типа, мы считаемъ дѣломъ первой важности, каждое племя, частію уже поглощенное русскою народностью, изучить по возможности въ его чистотѣ, чтобы знать, что могло оно внести въ совокупность физическихъ и нравственныхъ признаковъ, составляющихъ теперь русскую народность. Этнографія инородцевъ, живущихъ въ предѣлахъ Россіи или нѣкогда существовавшихъ тамъ, должна обратить на себя полное вниманіе русскаго историка; почти такъ, какъ становится важно прослѣдить исторію разселенія русскаго племени среди племенъ чуждыхъ, ихъ первое знакомство и постепенное сближеніе. Отъ количественныхъ отношеній зависитъ сила того или другого племенного вліянія, равно какъ и отъ размѣщенія равноплеменныхъ поселенцевъ относительно другъ друга.

На этотъ разъ позвольте мнѣ обратить ваше вниманіе и разселеніе русскаго племени въ Восточной Россіи, преимущественно по Волгѣ и Камѣ. На этомъ обширномъ пространствѣ поселеніе русскихъ совершилось уже на памяти исторіи. Его можно слѣдить частію по извѣстіямъ лѣтописей, частію по памятникамъ юридическимъ и по преданіямъ и воспоминаніямъ самого народа. Здѣсь, кромѣ того, до сихъ поръ еще сохранились въ большей или меньшей чистотѣ остатки туземнаго населенія и притомъ на разныхъ степеняхъ сближенія ихъ съ русскимъ племенемъ. Въ то время какъ одни инородческія племена живутъ еще густыми массами, въ которыя мало проникла русская колонизація, и оттого яснѣе хранятъ на себѣ физіологическія особенности своего типа, свой бытъ и память о прежнихъ вѣрованіяхъ,-- другія, уже подвергшись растворяющему дѣйствію русской народности, со всѣхъ сторонъ охваченныя русскими поселеніями, являются въ отдѣльныхъ небольшихъ группахъ, раздѣленныхъ одна отъ другой широкими полосами русскихъ колонистовъ; третьи, наконецъ, представляютъ собою малочисленные осколки нѣкогда сильныхъ племенъ, остающіеся только какъ бы за тѣмъ, чтобы служить доказательствомъ ихъ существованія, обозначать предѣлы ихъ древняго распространенія.

Сѣверо-восточная часть Россіи занята преимущественно племенами финнскаго, монгольскаго и татарскаго происхожденія. На крайнемъ сѣверо-востокѣ тянутся, простираясь далеко за предѣлы европейской Россіи, племена самоѣдскія и народы югорскіе, къ которымъ причисляютъ вогуловъ и остяковъ; въ судьбѣ этихъ народовъ, въ ихъ происхожденіи много загадочнаго. Тамъ и здѣсь являются племена, о которыхъ спорятъ изслѣдователи, не зная къ которой изъ великихъ вѣтвей отнести ихъ. По древности обитанія, по сравнительной важности, первое мѣсто принадлежитъ племени чудскому или финскому. Самое общее названіе чрезвычайно неопредѣленно; еще неопредѣленнѣе его подраздѣленіе. Раздѣлять на племена собственно финскія, пермскія и волжскія принято извѣстнѣйшими нашими этнографами; этимъ удовлетворяется только первая потребность систематизировать, намѣтить, хотя внѣшнимъ, поверхностнымъ образомъ, раздѣльныя линіи между племенами, родственными до языку и происхожденію, какъ-нибудь сгруппировать многочисленныя вѣтви, идущія, очевидно, отъ одного корня, но разошедшіяся уже весьма далеко другъ отъ друга, принадлежащія къ одной семьѣ, но во многомъ уже различныя. Даже и въ этой внѣшней группировкѣ согласны далеко де всѣ этнографы. Болѣе точнаго опредѣленія можно ждать развѣ только отъ дальнѣйшихъ изысканій, отъ болѣе полнаго и всесторонняго изученія этого племени и занимаемой нѣкогда имъ мѣстности. Тогда, быть можетъ, нѣсколько прояснятся, хотя въ общихъ чертахъ, историческія судьбы его.

Финское или чудское племя -- будемъ называть его этимъ общимъ, болѣе прочихъ принятымъ именемъ -- мало чѣмъ заявило свое право на имя народа историческаго. Въ лѣтописяхъ другихъ народовъ встрѣчаются рѣдкія о немъ упоминанія. Хотя Тацитъ уже знаетъ финскія племена, и у Іорнанда находимъ даже перечисленіе главныхъ племенъ, изъ которыхъ всѣ встрѣчаются въ нашихъ лѣтописяхъ, и многія существуютъ до сихъ поръ; но изъ народныхъ преданій трудно извлечь что нибудь опредѣленное. Два пункта болѣе другихъ обозначаются въ таинственномъ сумракѣ, скрывающемъ судьбу финскаго племени. Съ одной стороны -- племена нынѣшней Финляндіи, съ замѣчательнымъ развитіемъ народной поэзіи, съ религіознымъ эпосомъ Калевалы, съ ясными остатками поэтически выработанной миѳологіи. Тонкое пониманіе сущности поэзіи слышно во всѣхъ пѣсняхъ финляндцевъ. Трудно въ болѣе граціозномъ образѣ высказать мысль объ истинномъ источникѣ поэтическаго вдохновенія, какъ высказалась она въ пѣснѣ о мальчикѣ и Маналайнетѣ, которую приводитъ Кастренъ въ своихъ "Reiseerinnerungen." Но какой-то глубокой, неисходною скорбью отмѣчена каждая дума финна; грусть, снѣдающая сердце, составляетъ отличительную черту его характера. Эта грусть возвышаетъ его иногда до высокаго героизма, но въ самомъ героизмѣ проглядываетъ безвѣріе въ будущность. Внутренняя созерцательность, сосредоточеніе въ самомъ себѣ -- вотъ, существенное отличіе финна отъ племенъ, его окружающихъ; но кто скажетъ, гдѣ таится причина этой всегдашней пасмурности, въ самой ли природѣ племени, въ историческихъ ли его обстоятельствахъ? Съ другой стороны -- не менѣе загадочная страна Біармія, игравшая такую важную роль въ разсказахъ о похожденіяхъ скандинавскихъ викинговъ. Великая Пермь, украина финскаго міра, тянувшаяся отъ Бѣлаго моря до Уральскихъ горъ, не даромъ славилась въ скандинавскихъ сагахъ. Арабскіе писатели знаютъ ее также,-- правда, кажется, только по имени. Въ русскихъ лѣтописяхъ записаны походы туда новгородскихъ удальцовъ и мирныя торговыя сношенія съ нею великаго Новгорода. Если ничѣмъ положительно нельзя доказать дѣйствительнаго существованія сильныхъ, самостоятельныхъ князей Біарніяскихъ, о которыхъ говорить сѣверныя саги, если разсказы о богатствахъ храмовъ Біарміи, расхищенныхъ викингами, и преувеличены, тѣмъ не менѣе трудно отвергать довольно высокую степень матеріальнаго развитія, которымъ пользовалась эта страна, ея обширныя торговыя сношенія. Съ исхода IX вѣка, когда Отеръ разсказывалъ Альфреду Великому о своемъ знакомствѣ съ біармійцами на сѣверной Двинѣ, до начала XIII столѣтіи идутъ положительныя извѣстія о торговлѣ скандинавовъ съ Біарміею. Св. Стефанъ Пермскій нашелъ въ Перміи богатые храмы и множество идоловъ, обвитыхъ тонкими пеленами. Извѣстные саги о храмѣ Іокалы въ нѣкоторой степени подтверждено неоспоримымъ свидѣтельствомъ русскаго святителя. Самая форма идола, какъ описываютъ ее баснословные разсказы сагъ, сходна съ тѣми безобразными каменными изваяніями, которыя во множествѣ встрѣчаются подъ именемъ каменныхъ бабъ въ Сибири и по юго-востоку Россіи. Чаша, которую видѣли викинги на его колѣняхъ, виднѣется почти на каждой каменной бабѣ. Металлическими находками, во множествѣ отрываемыми въ предѣлахъ Пермской губерніи, доказывается обширная торговля и богатство жителей. Если драгоцѣнныя вещи и не носятъ на себѣ ясныхъ указаній на мѣсто и время своего происхожденія, то монеты являются на помощь изслѣдователю. Пермской губерніи принадлежитъ находка древнѣйшимъ магометанскихъ монетъ, встрѣчающихся въ Россіи. Кладъ, вырытый въ 1846 г. въ имѣніи гр. Строганова, состоялъ изъ сосудовъ и монетъ двумя съ половиною столѣтіями старше древнѣйшихъ монетъ, находимыхъ въ Россіи. Въ 1851 г., въ министерство внутреннихъ дѣлъ доставленъ былъ другой кладъ изъ южной части Пермской губерніи, состоявшій изъ драгоцѣнныхъ вещей и монетъ скандинавскихъ, византійскихъ и индобактрійскихъ, начиная съ половины V вѣка и оканчивая началомъ VII столѣтія. Какимъ же путемъ образовалось это промышленное, торговое племя, это богатое государство Финское? Отвѣта на это нѣтъ въ исторіи; не узнаете обѣ этомъ и отъ прямыхъ потомковъ древнихъ біармійцевъ, отъ зырянъ и пермяковъ, живущихъ въ числѣ 123,000 въ предѣлахъ губерній: Архангельской, Вологодской, Пермской и Вятской. Въ бѣдной жизни выродившися потомковъ ничто не напоминаетъ прежняго матеріальнаго благосостоянія, и, кромѣ немногихъ разсказовъ о мѣстныхъ богатыряхъ, едва ли найдемъ что-нибудь въ ихъ преданіяхъ. Остаются однѣ могилы, въ которыхъ долженъ искать отвѣта на свои вопросы пытливый изслѣдователь. Если такъ мало положительныхъ свѣдѣній объ исторіи двухъ болѣе другихъ извѣстныхъ финскихъ племенъ, что же сказать объ остальныхъ!?

Трудно опредѣлить крайніе предѣлы, до которыхъ простиралось нѣкогда финское племя. Недостатокъ прямыхъ историческихъ свидѣтельствъ можно дополнитъ только болѣе или менѣе вѣроятными соображеніями. Сѣверная полоса европейской Россіи безъ всякаго сомнѣнія была занята финскимъ племенемъ, которое отдѣлялось отъ береговъ Ледовитаго Океана скитальческими родами лопарей и самоѣдовъ. На югъ, она простиралась несравненно далѣе, чѣмъ можно судить по существующимъ теперь остаткамъ. Она принадлежала уже по лѣтописнымъ извѣстіямъ къ міру финскому, но она едва ли была крайнимъ предѣломъ финскаго племени по направленію къ юго-западу. По крайней мѣрѣ финскія названія мѣстностей встрѣчаются даже на правомъ берегу Днѣпра. Еще дальше шло финское племя по направленію къ юго-востоку; но здѣсь еще труднѣе обозначить даже приблизительные его предѣлы. Не говоримъ о финскомъ элементѣ въ древней Скиѳіи; не говоримъ о неразгаданномъ до сихъ поръ государствѣ Хазарскомъ, въ которомъ Френъ хочетъ доказать чудское происхожденіе жителей, и гдѣ по крайней мѣрѣ предположить и часть финновъ въ числѣ другихъ племенъ, составлявшихъ подъ верховною властію турецкаго племени и Хакана еврейской вѣры довольно странное политическое цѣлое. Новыя изысканія неожиданно представляютъ нѣкоторыя данныя замѣчательной важности. Въ 1807 г., въ двухъ селеніяхъ Нуркинскаго уѣзда въ Закавказьѣ оказалось малочисленное племя, называющее себя удины, по языку не имѣющее никакого сходства съ извѣстными племенами Кавказа. Географическое общество, такъ неутомимо собирающее этнографическія свѣдѣнія, обратило вниманіе на это забытое племя. Послѣ напрасныхъ попытокъ объяснить языкъ удиновъ языкомъ другихъ кавказскихъ и закавказскихъ племенъ, Общество разослало словарь удинскій по губерніямъ восточной Россіи, и тогда оказалось сходство удинскихъ словъ съ словами языковъ мордвы и вотяковъ. Фактъ необыкновенно замѣчательный. Мордва одно изъ самыхъ южныхъ племенъ чисто финскихъ, сохранившихся отъ глубокой древности до нашего времени. Вотяки называютъ себя уды, удъ-муртъ; послѣднее слово сложное: муртъ значитъ человѣкъ. Племенное названіе "удъ" оказывается общимъ и для финнскаго племени Вятской и Казанской губерніи и для заброшеннаго въ Закавказьѣ неизвѣстнаго народца; но названіе удовъ встрѣчается и въ другихъ мѣстахъ. Оно напоминаетъ собою древнее племя, упоминаемое Страбономъ, около рѣки Кумы, впадающей въ Каспійское море, и названіе многихъ мѣстностей въ Сибири: рѣку Уду, Удинское, Удскій округъ и т. д. Сходство же языка закавказскихъ удиновъ съ вотяками-удами уже и теперь можетъ быть признано и можетъ быть подтверждено дальнѣйшимъ изученіемъ и сличеніемъ обоихъ нарѣчій. Этимъ и кромѣ того наблюденіями надъ физическими свойствами и бытомъ удиновъ, вполнѣ можетъ быть доказано ихъ финнское происхожденіе, но тѣмъ и должно ограничиться. Рѣшить вопросъ, составляютъ ли удины осколокъ нѣкогда бывшаго на Кавказѣ исконнаго поселенія финновъ, или, оторванные отъ главной массы финскаго племени, они были увлечены за предѣлы Кавказа какимъ нибудь великимъ народнымъ движеніемъ и составляютъ остатокъ пришельцевъ, среди чуждаго туземнаго населенія? этотъ вопросъ можетъ рѣшить только какая нибудь счастливая случайность. Та и другая гипотеза могутъ одинаково оправдаться. Шли же финны подъ знаменами Аттилы, переселились же совершенно мадьяры отъ Урала въ древнюю Паннонію. Мы должны признать нѣкогда бывшее движеніе въ мірѣ финскомъ: переходы и выселенія предшествовали тому состоянію, въ которомъ находимъ мы въ настоящее время представителей этого племени. Отъ настоящаго ихъ быта далеко нельзя еще дѣлать посылокъ къ быту древнѣйшему. Современное состояніе -- слѣдствіе исторіи, а памятники говорятъ о нѣкогда бывшей, сравнительно высшей степени развитія, съ которой сошли или были сведены племена восточныхъ финновъ. Далеко на юго-востокъ азіятской Россіи тянулись слѣды ихъ пребыванія. Чудскія могилы, по Уралу и Алтаю, доказываютъ существованіе тамъ племени промышленнаго; чеканныя вещи изъ драгоцѣнныхъ металловъ, остатки древнихъ ножей, говорятъ o работахъ, къ которымъ неспособны племена, живущія теперь въ этихъ мѣстахъ. Въ Саянскихъ горахъ, по замѣчанію Кастрена, до сихъ поръ живутъ малыя финскія племена, окруженныя племенами монгольскими и турецкими. Въ настоящее время, въ мѣстахъ, нѣкогда несомнѣнно занятыхъ племенами финнскими, мы видимъ народы или совершенно чуждаго или смѣшаннаго происхожденія. Названіе остяковъ, которое заимствовали мы отъ татаръ-монголовъ для обозначенія народовъ Западной Сибири, точно такое же неопредѣленное названіе, какъ и названіе скиѳовъ. Какъ скиѳф, остякъ значитъ также человѣка чуждаго, варварскаго происхожденія. Подъ этимъ общимъ неопредѣленнымъ именемъ называются племена, совершенно разныя. Сургутскіе остяки же не понимаютъ рѣчи остяковъ обдорскихъ и березовскихъ. Многіе уже приняли на себя черты и языкъ монгольскаго племени: здѣсь, по многимъ указаніямъ, должно искать нѣкоторыхъ племенъ, уже исчезнувшихъ изъ исторіи.

За движеніемъ финскихъ племенъ отъ востока къ западу, изъ древней ихъ родины, должно признать частыя обратныя движенія нѣкоторыхъ племенъ отъ запада на востокъ. Югра исчезла изъ исторіи, ея остатковъ нѣтъ въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ должно, по согласнымъ историческимъ свидѣтельствамъ помѣстить ея пребываніе. Югру знали новгородцы въ XI вѣкѣ. Смѣлые промышленники заходили съ товарами въ ущелья Урала и выносили оттуда полубаснословныя преданія о народахъ, заключенныхъ въ каменныхъ твердыняхъ. Народное воображеніе признало въ нихъ тѣ нечистые народы, которыхъ загналъ въ горы Александръ Македонскій и до конца міра замкнулъ ихъ неразрушимыми стѣнами. Арабы также много чудныхъ разсказовъ слышали объ этомъ народѣ, когда проѣзжали къ камскимъ болгарамъ. Но рядомъ съ этими баснословными преданіями идутъ положительныя свѣдѣнія. И русскіе и болгары вели мѣновую торговлю съ Югрой: русскій лѣтописецъ и арабскіе путешественники почти въ однихъ словахъ описываютъ ее. Въ XII вѣкѣ, мы видимъ Югру уже данницей новгородцевъ; югорщина или югорская дань не даромъ доставалась Новгороду. Но она получалась одною только вооруженною силою послѣ упорной борьбы съ югорскими князьями, и которой не разъ гибли дружины новгородскія съ XII до XIV столѣтія. Въ XV вѣкѣ, Югра еще не была покорена окончательно. Только овладѣвъ Новгородомъ и его владѣніями, удалось московскому государю записать въ свой титулъ имя государя югорской земли. Въ 1485 виду быль еще большой походъ воеводъ московскихъ на Югру. Но съ тѣхъ поръ начинаетъ исчезать родовое названіе Югри. Уже въ "Большомъ Чертежѣ" XVI столѣтія, гдѣ перечислены города югорскіе, это названіе прилагалось весьма къ ограниченному пространству. Въ XVII столѣтіи, Югра исчезаетъ совершенно. По сю сторону Урала и на Уралѣ нѣтъ и слѣдовъ ее. Осталось имя въ титулѣ русскаго императора, да память о происхожденіи отсюда воинственныхъ венгровъ. Самоѣды на сѣверѣ, вогулы на югѣ занимаютъ мѣсто, гдѣ нѣкогда обитала Югра, но то и другое племя положительно отличается отъ нея русскими, знавшими близко и тѣхъ и другихъ. У самихъ вогуловъ сохранились преданія о ихъ переселеніи съ запада къ Уралу и далѣе за Уралъ. Они могли занять мѣста, оставленныя Юграми, и слились съ остатками этого племени, тогда какъ его главная масса отодвинулась далѣе, и дѣйствительно нѣкоторыя изслѣдователи въ разсѣянныхъ остяцкихъ племенахъ по Оби, Иртышу, Кондѣ, видятъ потомковъ, вытѣсненной съ Урала Югры.

Слѣдствіемъ всѣхъ такихъ народныхъ движеній и было появленіе тѣхъ смѣшанныхъ племенъ, которыхъ не знаютъ, къ какой вѣтви отнести. Но здѣсь также трудно сказать что нибудь достовѣрно. Оставляя въ сторонѣ племена сибирскія и древнихъ болгаръ волжскихъ и камскихъ, укажемъ на ближайшіе примѣры. Въ XVI столѣтіи является въ первый разъ имя чувашъ въ русскихъ лѣтописяхъ; оно неизвѣстно также и восточнымъ историкамъ, хотя русскіе давно и хорошо знали поволжье, еще болѣе извѣстное мусульманскимъ писателямъ. Первое этнографическое обслѣдованіе этого племени привело къ заключенію о финнскомъ происхожденіи чувашъ, изученіе языка показало въ немъ напротивъ тюркскую семью. Какое древнее племя скрывается подъ очевидно новымъ именемъ чувашъ, объ этомъ идетъ споръ, рѣшенія котораго трудно ожидать скоро. Здѣсь по крайней мѣрѣ можно утѣшиться тѣмъ, что есть возможность рѣшенія. 429,000 чувашъ живутъ въ восточной Россіи, и какъ ни сильно подчинялись они уже вліянію христіанства и русской народности; какъ ни затеряны воспоминанія о ихъ языческомъ бытѣ, простымъ изученіемъ можно до нѣкоторой степени возстановить первоначальный типъ. Другому загадочному племени, вѣроятно, суждено исчезнуть: не давъ отвѣта на поздніе запросы, 4,500 бесермянъ обоего пола живутъ среди вотяковъ, татаръ Вятской губерніи. Они размѣщены небольшими группами на далекое разстояніи другъ отъ друга, какъ бы затерявшись среди вотяко-татарскихъ поселеній. До сихъ поръ они не обратили на себя вниманія этнографовъ, и уже успѣли утратить одинъ изъ вѣрнѣйшихъ признаковъ происхожденія -- языкъ. Бесермяне уже приняли христіанство или исламъ, говорятъ по-вотяцки или по-татарски, тогда какъ еще въ 1770 г. между ними была довольно шаманскихъ идолопоклонниковъ. Полтора милліона вотяковъ еще живутъ въ предѣлахъ европейской Россіи, говоря своимъ нарѣчіемъ, храня еще много въ своей памяти изъ древняго быта, а уже и теперь трудно прочесть что нибудь въ ихъ воспоминаніяхъ, сдѣлать изъ изслѣдованія современнаго быта какіе нибудь положительные выводы объ историческихъ судьбахъ этого таинственнаго племени.

II.

Густыми массами занимали племена финнскія сѣверо-востокъ европейской Россіи. Сколько кожно судить по отрывочнымъ извѣстіямъ русскихъ лѣтописей, они никогда не могли составить прочнаго государственнаго организма. Множество князей финнскихъ мы знаемъ по именамъ; но это были, по всей вѣроятности, или племенные старѣйшины, или предводители отдѣльныхъ дружинъ, образовывавшихся вслѣдствіе особенныхъ обстоятельствъ. Единственное племя, которое положительно опередило другихъ въ политическомъ развитіи, въ которомъ замѣтны болѣе живые слѣды устройства гражданскаго -- это волжскіе булгари и буртасы. Здѣсь были города съ болѣе или менѣе осѣдлымъ населеніемъ, здѣсь была центральная власть, по крайней мѣрѣ у булгаръ, торговля и т. д. Принятіе этими племенами исламизма еще болѣе сплотило эти начала гражданственности, приведя въ частыя сношенія съ калифатомъ Багдадскимъ. Къ сожалѣнію, этнографическіе элементы земли волжскихъ булгаръ и буртасовъ далеко еще не изслѣдованы. Развалины городовъ булгарскихъ большею частію уже исчезли съ лица земли. Сосѣдніе помѣщики и крестьяне развезли камни для своихъ строеній. Вещи изъ драгоцѣнныхъ металловъ пошли въ плавильный горшокъ, желѣзныя и мѣдныя пропали совершенно безъ всякого слѣда. Лѣтъ 80 тому назадъ, Рычковъ еще видѣлъ въ Билярскѣ каменный столбъ, полуразрушенный жителями, но еще имѣвшій слишкомъ 5 аршинъ высоты, и остатки другихъ зданій. Теперь не найдется ничего. Самые болгары, болѣе другихъ извѣстные, изслѣдованы поверхностно и археологическихъ раскопокъ еще не было произведено. Буртасы оставили память только въ мѣстныхъ названіяхъ рѣкъ буртасъ и многихъ селеній того же имени. Была ли это мордва племени мокши, какъ думаетъ Савельевъ, нужно ли искать въ новыхъ чувашахъ древнихъ буртасовъ, какъ хотѣлъ бы доказать покойный Сбоевъ, или это какое нибудь неизвѣстное племя, не рѣшено. Принятію исламизма и сравнительно высшей степени гражданскаго развитія должно приписать большую крѣпость въ защитѣ своей самостоятельности, какую мы видимъ въ булгарахъ; и во всякомъ случаѣ ихъ нельзя сравнивать съ другими финнскими племенами, хотя безспорно, что большая часть финновъ-инородцевъ Казанской губерніи утратила подъ чуждымъ владычествомъ многое изъ своихъ народныхъ особенностей. Въ нынѣшней мордвѣ и черемисахъ трудно узнать тѣхъ своевольныхъ, необузданныхъ язычниковъ, которые такими опустошительными набѣгами мстили князьямъ русскимъ за попытку покорить ихъ, которые безпрерывными возстаніями принуждали государство Московское держать здѣсь въ сборѣ постоянное войско, долго спустя послѣ ихъ номинальнаго покоренія. Только администрація конца XVII и XVIII столѣтій придавила ихъ окончательно къ землѣ и заставила ихъ признать свою ничтожность. "Богъ не писарь -- говорилъ чебоксарскій чувашъ -- чтобъ его бояться."

Юго-восточная часть европейской Россіи была занята кочевыми племенами монгольскаго и турецкаго происхожденія. Съ тѣхъ поръ какъ запомнитъ исторія, на обширномъ степномъ пространствѣ отъ Каспійскаго до Чернаго морей, по нижнимъ частямъ Волги, Дона, Днѣпра и Днѣстра смѣнялась одна орда кочевниковъ другою. Уже изъ миѳическихъ преданій грековъ о скиѳахъ можно заключить, что даже эти древнѣйшія племена степей были пришлыми. Съ тѣхъ отдаленныхъ временъ Азія не переставала высылать скитальческихъ сыновъ своихъ. Слѣдить смѣну однихъ ордъ другими, также трудно, какъ и объяснить себѣ причины исчезновенія однихъ племенъ и появленіе другихъ. Новыя народныя имена безпрестанно встрѣчаются въ лѣтописяхъ; но не всегда появленіе новаго имени служитъ признакомъ появленія и новаго племени. Очень часто, подъ вліяніемъ случайныхъ обстоятельствъ, племенами, издавна кочевавшими на необозримыхъ равнинахъ, овладѣвали порывъ, жажда дѣятельности, они соединялись, образовывали новую народность, или по крайней мѣрѣ подъ новымъ именемъ кровью и опустошеніями оставляли надолго въ памяти осѣдлыхъ народовъ слѣды своего существованія. Столь-же случайно исчезали, какъ и возникали, эти неимѣющія историческаго оправданія азіятскія государства. Составившись изъ разнородныхъ племенъ, ничѣмъ не связанныхъ въ крѣпкій политическій организмъ, они распадаются потомъ на свои составныя части, готовыя при новомъ возбужденіи образовать подъ инымъ уже именемъ новыя соединенія. Видимъ постоянное движеніе въ мірѣ азіятскихъ варваровъ; но это движеніе не влечетъ за собою возникновенія новыхъ формъ быта, не есть движеніе поступательное: смѣняются имена, характеръ дѣятелей остается тотъ же. За гуннами слѣдовали авары, ихъ смѣнили хазары, печенѣги, половцы, и наконецъ татары. Одни изъ нихъ проходили черезъ юго-восточную равнину Россіи, слѣдуя въ своемъ опустошительномъ шествіи далѣе къ западу и пытаясь основать прочныя поселенія среди народовъ германскаго происхожденія; другіе до конца своего историческаго существованія оставались въ приволжскихъ степяхъ южной Россіи, распространяя предѣлы степи на счетъ осѣдлаго славянскаго населенія. Ни одинъ изъ этихъ народовъ не создалъ для себя сколько нибудь правильнаго государственнаго устройства, за исключеніемъ хазаръ, остающихся загадкою для исторіи. Всѣ до конца остались вѣрными основному характеру азіятскихъ кочевниковъ. Даже безсильные мелкіе остатки кочевыхъ племенъ, вдавшіеся слишкомъ среди осѣдлаго населенія, и тѣ не отреклись отъ прежняго быта; таковы степные народцы, кочевавшіе въ южной части Кіевской губерніи, признававшіе надъ собою власть князей русскихъ. Въ памяти осѣдлаго европейскаго населенія всѣ они являются съ одинаковыми чертами. Для осѣдлаго населенія одинаково тяжело ихъ владычество. Воображеніе народное всѣмъ имъ приписывало одинакое происхожденіе, всѣхъ ихъ олицетворяло въ созданіи народной фантазіи въ томъ же образѣ враждебной, темной и губительной силы. Названіе новыхъ кочевниковъ, въ былинахъ, пѣсняхъ народа безразлично замѣняло всѣ имена прежнихъ ордъ. Змій, съ которымъ бьются богатыри Владимира, точно также сближался въ народной фантазіи съ татарами, какъ и съ другими выходцами азіятскаго Востока. Даже въ лѣтописяхъ появленіе татаръ описано тѣми же чертами, какъ и первое нашествіи половцевъ. Борьба осѣдлаго славянскаго населенія съ кочевниками подала поводъ къ образованію многихъ народныхъ преданій; но нигдѣ, быть можетъ, смыслъ и ходъ борьбы не высказался въ такомъ поэтическомъ образѣ, какъ въ преданіяхъ польской Украины. Св. Борисъ и Глѣбъ, любимыя дѣти Владимира, рожденные уже отъ христіанскаго брака кіевскаго князя съ болгарской царевной, спасаютъ осѣдлое населеніе отъ власти страшного змія. Мало того, покоряютъ эту страшную темную силу. Впрягши чудовище въ первый плугъ, скованный ими для земли русской, они проводятъ по степи ту исполинскую борозду, которая тянется отъ Прута до Акермана и слыветъ въ народѣ подъ именемъ то Траянова, то Змѣинаго Вала. Дѣйствительно, только христіанскіе потомки любимѣйшаго вождя дружины могли спасти осѣдлое населеніе отъ вѣчной зависимости, отъ кочевыхъ варваровъ и покорить ихъ.

Только съ появленіемъ варяжской дружины и вслѣдъ на нею христіанства начинается первое освобожденіе славянскаго населенія, его распространеніе на сѣверъ и востокъ. До той поры разрозненныя племена славянскія, жившія подъ условіями патріархальнаго быта, были легкою добычею для каждой новой орды, явившейся изъ средней Азіи, или возникшей въ степяхъ южной Россіи. Поставленныя рядомъ съ племенами финнскими, стоявшими съ ними на одинаковой степени развитія, довольно близкими съ ними по формамъ быта, славянскія племена могли подвигаться нѣсколько къ сѣверу, селясь на обширныхъ ненаселенныхъ пространствахъ, но имѣть рѣшительное вліяніе даже на племена финнскія, они не были въ состояніи; предъ воинственными же выходцами Азіи не оставались совершенно беззащитны, покорно принимая налагаемыя на нихъ условія подчиненности. Съ племенами финнскими находимъ ихъ рядомъ на первыхъ же страницахъ лѣтописей и притомъ на правахъ совершенно равныхъ. Перевѣсъ данъ былъ славянскимъ племенахъ появленіемъ среди нихъ дружины варяжской. Правда, въ призваніи этой дружины одинаково участвуютъ и племена финнскія; не скоро видимъ ее уже среди племенъ чисто славянскихъ, въ Кіевѣ. Дружина даетъ племенамъ славянскимъ первое условіе преобладанія, силу, происходящую изъ соединенія. Смѣшно видѣть въ Рюрикѣ, Олегѣ, Игорѣ, Святославѣ государей, въ современномъ смыслѣ этого слова, видѣть въ ихъ дѣятельности -- дѣятельность государственную. Самое понятіе о государствѣ было чуждо этимъ вождямъ сбродной дружины; тѣмъ болѣе чужды были ихъ понятія объ администраціи. Но нельзя не признать ихъ великой заслуги предъ будущимъ государствомъ. Своею безпокойною дѣятельностью они расплодили русскую землю, по лѣтописному выраженію, силою оружія впервые соединили племена, жившія до сихъ поръ особою, каждый родомъ своимъ, сдержали степныхъ варваровъ и мечемъ намѣтили границы государственной территоріи. Скоро является и другое условіе, давшее еще большій перевѣсъ племенамъ славянскимъ -- христіанство. Оно давно уже извѣстно было на черноморскомъ прибрежьѣ, но быстрое его распространіе въ глубь сѣвера было слѣдствіемъ появленія этой же дружины. Первыя христіанскіе мученики въ Кіевѣ были варяги. Знаменитая Ольга была варяжскаго рода. И здѣсь, какъ въ великомъ дѣлѣ объединенія племенъ славянскимъ, на первомъ планѣ дружина. И не мудрено: дружинникъ скорѣе другихъ могъ отрѣшиться отъ языческихъ заблужденій. Оторванный отъ семьи, отъ племени, даже отъ извѣстной опредѣленной народности, онъ не могъ сохранить вѣрности языческаго вѣроученія, такъ тѣсно связаннаго съ патріархальнымъ бытомъ. Въ сбродной дружинѣ точно также не могло быть опредѣленной религіи, какъ не было опредѣленной національности. Оттого-то нѣтъ слѣдовъ скандинавской миѳологіи на Руси, хотя варяжская дружина пришла безспорно съ скандинавскаго сѣвера, и господствующій элементъ въ ней, по крайней мѣрѣ, при ея первомъ появленіи, былъ скандинаво-германскій. Оттого-то Владиміру такъ легко было понять несостоятельность языческаго вѣроученія и отречься отъ него. Въ сагѣ Олава святого находится любопытное доказательство утраты вѣры Владиміромъ въ то еще время, когда онъ еще точно исполнялъ всѣ обряды языческаго богослуженія, впрочемъ свойственное не одной только варяжской дружинѣ въ Россіи. Всемъ извѣстно, съ какою легкостію принимали христіанство германскія дружины и съ какимъ трудомъ проникало оно въ племена, остававшіяся на мѣстахъ прежняго жительства, подъ условіями древняго быта. Недаромъ въ народѣ русскомъ еще въ XII вѣкѣ ходило убѣжденіе, что вѣнчаться по христіанскимъ обрядамъ нужно только боярамъ, т. е. старшимъ членамъ дружины, а что простой народъ можетъ довольствоваться прежними языческими обрядами, обливаніемъ и т. п.

Одновременное почти появленіе на берегахъ Днѣпра варяжской дружины, пришедшей съ сѣвера, и христіанства вывело племена славянъ восточныхъ на новый путь. Обладая двойною силою матеріальнаго и духовнаго соединенія начали они наступательное движеніе въ глубь племенъ чуждыхъ, и чѣмъ крѣпче становилось это внутреннее единство, чѣмъ болѣе уступали формы древняго патріархальнаго быта новымъ формамъ государственнымъ, чѣмъ глубже проникало христіанство въ народное сознаніе, тѣмъ успѣшнѣе было это распространеніе славянскаго племени и тѣмъ многозначительнѣе становились его результаты. Послѣднее изверженіе азіятскихъ кочевниковъ изъ глубины востока, на время сдержавъ его, не могло однакоже остановить его навсегда. Внутреннее развитіе государственныхъ стремленій и христіанство не были сокрушены монголами, а, одолѣвъ это послѣднее напряженіе азіятскаго міра, Русь, представительница христіанской Европы, тѣмъ быстрѣе пошла къ окончательной побѣдѣ. По самому свойству своему, дружина же могла оставаться въ бездѣйствіи. Уже первый ея предводитель Рюрикъ не остался въ Новгородѣ. По народнымъ преданіямъ, онъ погибъ въ Карелѣ. При Владимрѣ, всѣ племена славянъ восточныхъ признали уже власть князя Кіевскаго, служили одной волѣ, которая могла двинуть ихъ силы по извѣстному направленію. Но въ какую же сторону могли бить они направлены, куда обратится наступательное движеніе соединенныхъ племенъ? Первое движеніе дружины варяжской, располагавшей судьбою славянъ восточныхъ, было къ той же завѣтной цѣли, которая такъ неодолимо влекла жъ себѣ всѣ дружины, къ Римской имперіи, т. е. къ восточной ея половинѣ, еще уцѣлѣвшей отъ варварскаго погрома. Олегъ, Игорь, Святославъ, Владимиръ рвутся жъ Византіи. Но Византійская имперія располагала еще огромными средствами. Примѣръ Святослава лучше всего доказалъ это. Отъ Византіи, кромѣ того, отдѣляли Русь степныя низовья Днѣпра и береговъ Чернаго моря -- вѣковой притокъ азіятскихъ кочевниковъ. Не было возможности ни покорить эти скитающіяся орды и очистить свободное сообщеніе съ Греціею, ни сорвать съ почвы всѣ осѣдлыя земледѣльческія племена русскихъ славянъ, чтобы всею массою двинуть ихъ на Византію. Переселеніе осѣдлыхъ племенъ цѣлыми массами совершается только подъ условіемъ чрезвычайныхъ обстоятельствъ, а этихъ обстоятельствъ не было. Отдѣльнымъ же дружинамъ не сломить было восточной имперіи, хотя бы въ челѣ дружины стоялъ Святославъ. Дружины князей кіевскихъ изъ своихъ походовъ въ Грецію вынесли одно сокровище -- христіанство. На юго-западѣ также было сильное препятствіе наступательному движенію славянъ русскихъ. Тамъ были государства Польское и Венгерское, уже болѣе крѣпкія въ своемъ политическомъ составѣ и притомъ опиравшіяся на католическую Германію. Оставался просторъ и свобода дѣйствія по направленію къ сѣверу и сѣверо-востоку, потому что открытыя безлѣсныя степи юго-востока Россіи не могли манить къ себѣ земледѣльческое населеніе: тамъ никогда не было полной безопасности отъ кочевниковъ. Области Черниговская, Переяславская, Курская всегда были подвержены частымъ набѣгамъ степныхъ варваровъ. Совсѣмъ иное было на сѣверо-востокѣ: въ области верхней Волги, въ области Ростова и Суздали, финнскія племена, жившія тутъ давно, были въ тѣсной связи съ славянами. По всей вѣроятности, ростовская меря, вмѣстѣ съ новгородскими славянами, призвала князей варяжскихъ, по крайней мѣрѣ тамъ мы находимъ уже посадника Рюрикова. При обширности области, при ея малонаселенности, здѣсь было мѣсто для русскихъ поселенцевъ. Сюда обратился первый притокъ русскаго населенія. Заселеніе областей, строеніе городовъ было одною изъ первыхъ заботъ князей русскихъ. Всѣ они чувствовали, что это одно изъ первыхъ условій силы и безопасности. Всѣми силами поэтому старались князья русскіе привлекать населеніе въ свои волости. Василько Ростиславичъ мечталъ даже силою переселять съ свою область болгаръ дунайскихъ. Знаменитый Даніилъ Романовичъ привилегіями привлекалъ въ Галицкое княжество переселенцевъ изъ сосѣднихъ западныхъ государствъ даже евреевъ, армянъ и т. д. Тѣмъ болѣе должны были заботиться о привлеченіи переселенцевъ князья, которымъ доставалось владѣть землею Ростовскою. Юрій Долгорукій, Андрей Боголюбскій преимущественно отличались этимъ стараніемъ. Извѣстна привязанность Андрея Боголюбскаго къ бѣдной области Ростовской. Для новаго Владимира Клязьменскаго онъ пренебрегъ старѣйшимъ городомъ, матерью городовъ русскихъ, Кіевомъ. Охотно шли сюда жители другихъ княжествъ. Правда, природа верхняго Поволжья, средняго и нижняго теченія Оки, бѣднѣе природы Малороссіи; но другія выгоды уравнивали положеніе земли Ростовской: сюда не достигали набѣги половцевъ, или литовцевъ. Въ теченіи 173 лѣтъ, протекшихъ послѣ смерти Ярослава Владимировича, однихъ большихъ половецкихъ набѣговъ было 37, а они были часты на югѣ. За далекую волость шло мало усобицъ. Князья тѣснились быстро къ Кіеву, бились за право владѣть Переяславлемъ, Туровомъ, Владимиромъ-Волынскимъ, и съ презрѣніемъ смотрѣли на одинъ изъ младшихъ столовъ на Руси. Умная распорядительность князей суздальскихъ довершила остальное. Въ первой четверти XIII вѣка, въ княжествѣ Суздальскомъ считалось уже 20 городовъ. Здѣсь сбиралось русское населеніе, мѣшалось съ финнскими туземцами, подчинившимися съ принятіемъ христіанства сильному вліянію русской народности. Когда Кіевъ окончательно утратилъ свое значеніе послѣ татарскаго разгрома, княжество Владимирское сдѣлалось главнымъ среди другихъ княженій. Перенесеніе митрополіи еще болѣе придало значенія, перенеся съ юго-запада на сѣверо-востокъ центръ духовнаго управленія; и когда около Москвы начали сосредоточиваться всѣ области сѣверо-восточной Руси, то отсюда началось дальнѣйшее распространеніе русской колонизаціи. Поселеніе русскаго населенія въ Ростовской землѣ среди мери и другихъ финнскихъ племенъ шло путемъ мирнымъ. По крайней мѣрѣ въ лѣтописяхъ мы не находимъ извѣстій о насильственномъ покореніи туземцевъ. Оружіемъ открывалась дорога русская колонизаціи внизъ по теченію Волги, и то впрочемъ, построеніе Костромы, Юрьевца-Поволжскаго и даже Нижняго, городовъ поставленныхъ на главныхъ изгибахъ рѣки и при впаденіи въ нее значительныхъ притоковъ, обошлось безъ особенныхъ усилій. Здѣсь при дальнѣйшемъ распространеніи грозило сильное сопротивленіе въ мусульманскомъ царствѣ волжскихъ булгаръ. По всей вѣроятности, это сопротивленіе было бы сломлено, но татары, передъ которыми пали и булгары и Владимиръ-Клязьменскій, остановили дальнѣйшее распространеніе русскихъ племенъ къ востоку внизъ во Волгѣ.

Еще прежде чѣмъ путемъ мирнаго населенія заняли русскія колонисты землю Ростовскую, открывались оружіемъ другіе пути по сѣверо-востоку для русскихъ поселеній. Въ землю Ростовскую шли поселенцы изъ южныхъ княжествъ, на Сѣверную Двину, на Вятку, на Каму и ихъ притоки, шли промышленники изъ Новгорода Великаго, и мы должны обратить вниманіе на разселеніе изъ этой мѣстности, потому что оно носитъ нѣсколько иной характеръ. Страна, простирающаяся по ту сторону уваловъ, въ Завилочьѣ, область Сѣверной Двины, Камы и ея притоковъ, очевидно, не могла представлять тѣхъ удобствъ для земледѣльческихъ поселеній, какія представляла область верхней Волги, Ростова В. Необозримыя лѣса тянутся и теперь еще отъ сѣверныхъ частей Костромской губерній къ Бѣлому морю, по тундрамъ береговъ Сѣвернаго океана съ одной стороны; на востокъ -- къ Уралу съ другой. Въ земледѣліи не могъ найдти поселенецъ обезпеченія своихъ потребностей. Звѣроловныя финнскія племена вели бродячую жизнь въ дремучихъ лѣсахъ или жили небольшими поселеніями по берегамъ рѣкъ. Въ ихъ характерѣ было болѣе дикости, чѣмъ въ тѣхъ народцахъ, которые жили въ ближайшемъ сосѣдствѣ съ славянами. Пермяки, вогулы, югра не отличались уступчивостію. Безнаказанно они не допускали селиться между собою чужеродцамъ; мѣсто между ними должно было добыть съ оружіемъ въ рукахъ. Сюда впрочемъ шли и русскіе изъ иной мѣстности и не съ тѣми цѣлями, съ какими стекалось русское населеніе въ области верхней Волги. Сюда манило богатство пушныхъ товаровъ, которые дорогой цѣной сбивались иностраннымъ торговцамъ, отсюда шло серебро закамское. Мѣха сѣверной Россіи одинаково сложились и на западѣ и на востокѣ, за ними пріѣзжали арабскіе купцы въ Итжль и Булгары на Волгѣ. Ихъ требовали отъ новгородцевъ ганзейцы. Не мудрено, что рано уже установились сношенія съ страною, доставлявшей такой цѣнный и сильно требующіеся предметъ торговли. Съ X вѣка, вели мѣновую торговлю съ югрой булгары. Въ XI вѣкѣ имѣемъ разсказъ о югрѣ новгородца, посулившаго своего отрока на Уралъ для мѣновой торговли съ нею. Рано находишь мы Заволочье и заволчскую чудь подъ властію Новгорода, рано находимъ и прочныя поселеніи новгородцевъ далеко по сѣверо-востоку. Въ характерѣ новгородцевъ были всѣ условія для отважныхъ, рисковыхъ предпріятій мѣстное положеніе способствовало развитію духа предпріимчивости въ новгородскомъ населеніи и указало на торговлю, какъ на главное занятіе. Въ слѣдствіе особыхъ историческихъ обстоятельствъ, которыя извѣстны каждому, въ Новгородѣ выработалось политическое устройство, развивавшее личную самостоятельность гражданъ. Подлѣ власти князя, безпрестанно смѣнявшагося и потому ничѣмъ особенно не привязаннаго къ Новугороду, кромѣ временныхъ и личныхъ выгодъ, подлѣ этой власти стояла другая власть, ея ограничивавшая, именно власть вѣча, и народнаго сановника -- посадника. Неопредѣленное отношеніе двухъ властей, очевидно, враждебныхъ другъ другу, отсутствія правильныхъ всѣми признанныхъ формъ правленія, полная возможность для вскрытія самыхъ противоположныхъ явленій, произволъ, которому давалось широкое мѣсто въ отправленіи общественныхъ дѣлъ, все это подавало безпрестанные поводы къ столкновеніямъ въ городѣ. Конецъ вооружался на другой, одна улица шла грабить другую. Противъ одного вѣча собиралось также законно другое. Въ этихъ смутахъ, если воспитывалось своеволіе, то воспитывалась также и энергія. Неробкое сердце долженъ былъ имѣть тотъ, кто осмѣливался противорѣчить большинству на вѣчѣ, потому что голосъ меньшинства часто смолкалъ на днѣ Волхова. Промышленныя и торговыя предпріятія новгородцевъ должны были отличаться смѣлостію, если не правильностію и обдуманностію. Колонистъ новгородскій шелъ съ оружіемъ, а не съ плугомъ, готовъ былъ тотчасъ обратиться въ завоевателя, а подъ часъ -- грабителя. Вѣче и исполнительная власть не могли руководить предпріятіями. Толпы новгородской молодежи шли часто "безъ новгородскаго слова" искать приключеній и встрѣтить на чужой сторонѣ избытокъ силъ. Каковы были эти искатели приключеній, лучше всего видно изъ лѣтописныхъ разсказовъ объ "ушкуйникахъ" XIV столѣтія. Ушкуями назывались лодки, на которыхъ разбойничали новгородцы по рѣкамъ. Ушкуйники отправлялись обыкновенно внизъ по Волгѣ грабить города болгарскіе, перехватывать купеческіе караваны, шедшіе изъ Каспійскаго моря къ Сараю или Булгарамъ. Мусульмане подвергались обыкновенно смерти, но при случаѣ мало щадили и купцовъ христіанскихъ. Города русскіе также не всегда бывали безопасны отъ ихъ нападеній. Такъ, въ 1371 году, ушкуйники разграбили Кострому и Ярославль. Въ 1375 году, они явились на 70 ушкуяхъ снова подъ Костромою подъ начальствомъ какого-то Прокопа. Воевода костромскій вышелъ противъ разбойниковъ съ 6,000 человѣкъ, но 1,500 ушкуйниковъ разбили наголову воеводу, ворвались въ городъ и грабили его цѣлую недѣлю; потомъ поплыли въ Нижнему-Новгороду, ограбили и сожгли его; въ Булгарахъ продали мусульманскимъ купцамъ женщинъ, захваченныхъ въ Костромѣ и Нижнемъ, спустились къ Сараю и дошли до самой Астрахани, грабя все, что попадалось имъ на пути. Только владѣльцу Астрахани удалось обманомъ перебить ихъ. И все это дѣлалось безъ "новгородскаго слова".

Понятно, какой характеръ должно было носить появленіе такихъ поселенцевъ среди полудикихъ зырянъ, вотяковъ и вогуловъ. Какъ образовывались новгородскія поселенія, всего лучше даетъ понятіе разсказъ хлыновской лѣтописи объ основаніи Хлынова или Вятки. Въ 1170 году, новгородская вольница спустилась по Волгѣ и утвердилась городкомъ на устьѣ Камы. Отсюда высматривали они, куда отправиться. Услыхавъ о поселеніи чуди на Вяткѣ, они раздѣлились на двѣ партіи. Одна половина нашла по Камѣ и доходила до Чусовскихъ мѣстъ; другая осталась въ городкѣ, перебралась потомъ въ Ченцу и до ней спустилась въ Вятку. Здѣсь на высокой горѣ завидѣла она чудскій городокъ, окруженный глубокимъ рвомъ и валомъ; приготовившись постомъ и молитвою и давъ обѣтъ, въ случаѣ побѣды, выстроить церковь во имя Бориса и Глѣба, удальцы взяли приступомъ чудскій городовъ, переименовали въ градъ Никулицынъ, поставили до обѣщанію церковь и поселились тамъ. Скоро объ ихъ удачѣ дошло и до товарищей ихъ, оставшихся на устьѣ Камы. Тѣ рѣшились, въ свою очередь, попробовать счастія. Поднявшись по Камѣ, они вошли въ устьѣ Вятки и плыли вверхъ до ней до черемисскихъ жилищъ и до городка Кокшарова, которымъ владѣли черемисы. Молитва Бориса и Глѣба помогла и имъ. На другой день приступа черемисы выбѣжали изъ городка и покорились. Новгородцы прочно утвердились среди вотяковъ и черемисовъ. Но постоянная опасность заставила обѣ части поселенцевъ подумать о выгодахъ общаго поселенія. Посланцы изъ Никулицына и Кокшарова сошлись и обимъ совѣтомъ выбрали мѣсто на высокой горѣ, близъ впаденія въ Вятку рѣки Хлыновицы. Здѣсь рѣшено было срубить городъ, но чудо указало другое мѣсто, ниже перваго, на самой Вяткѣ. Здѣсь и былъ основанъ Хлыновъ. Такъ образовалось первое поселеніе русскихъ на великой рѣкѣ вотяцкой. Буйство и своеволіе новгородской вольницы надолго осталось въ характерѣ вятчанъ. Не признавая зависимости отъ митрополіи, только по имени признавая власть и сильныхъ государей московскихъ, Вятка управлялась своимъ атаманомъ и выборнымъ, служила постояннымъ притономъ для бѣглецовъ со всей Руси: "serrorum fugitivorum velut asylum quoddam", какъ говоритъ Герберштейнъ. Чѣмъ была Тмутаракань для князей старой южной Руси, тѣмъ становилась Вятка для жителей сѣверной Руси. Вятская вольница отзывалась на призывъ каждаго, кто сулилъ ей добычу и деньги. Извѣстно участіе вятчанъ въ борьбѣ Шемяки съ Василіемъ Темнымъ. Какъ совершилось заселеніе Хлынова, такъ совершалось и поселеніе на другихъ мѣстахъ. Безпрестанно Новгородъ высылалъ свою молодежь къ Уральскому хребту для сбора дани съ инородцевъ, для приведенія подъ руку Великаго Новгорода новыхъ данниковъ. Къ сѣверо-востоку же стремились водными путями, или пробираясь черезъ лѣса, промышленныя ватаги; сюда же шли ватаги вольницы. Тѣ и другія одинаково распространяли предѣлы русскаго племени и одинаково открывали новыя пути для болѣе мирнаго, осѣдлаго населенія, для христіанства и тѣсно связанныхъ съ христіанствомъ высшихъ формъ быта. Одновременно съ появленіемъ русскихъ на рѣкѣ вотяцкой или даже нѣсколько ранѣе, видимъ вооруженныя экспедиціи новгородцевъ на самомъ Уралѣ. Въ 1193 году, оружіемъ усмиряетъ Новгородъ своихъ пермскихъ и югорскихъ данниковъ. Шесть лѣтъ спустя, мы читаемъ въ лѣтописи новгородской извѣстіе о новомъ несчастномъ походѣ. Воевода Ядрей повелъ войско съ цѣлію овладѣть пермскими и югорскими городками. Измѣнникъ Савко подалъ мысль югорскимъ князькамъ обманомъ заманить къ себѣ лучшихъ мужей новгородскихъ и перебить ихъ. Только 6 недѣль были новгородцы въ Югрѣ, и два года продолжалась экспедиція. Большая часть ихъ была перебита югорцами, только 80 человѣкъ воротились въ Новгородъ, перенеся не даромъ неслыханныя бѣдствія, "и не бяше вѣсти черезъ всю зиму въ Новѣгородѣ на н е, ни на живы ни на мьртвы, и печаловахуся въ Новгородѣ князь и владыки и вьсь Новгородъ". Такой же характеръ имѣютъ и другія экспедиціи; и изъ этого видно, что разсказы о покореніи Перміи Новгородомъ должно принимать съ большою осторожностью. Имена пермскихъ князей хорошо извѣстны. Они сохранили свою самостоятельность даже и по принятіи христіанства. До самаго XV столѣтія мы видимъ частые походы новгородцевъ для усмиренія иноплеменниковъ. Рѣдкія наши поселенія не должны были въ своихъ острожкахъ безпрерывно отбиваться отъ набѣговъ полудикихъ звѣролововъ. Новгородъ дорожилъ своимъ моментальнымъ владѣніемъ только для торговыхъ цѣлей, только какъ средствомъ получать оттуда закамское серебро и дорогіе мѣха. Въ послѣднее время самостоятельности Новгорода, князь Иванъ московскій отправилъ въ 1472 году Ѳедора Пестраго съ войскомъ для приведенія Перміи подъ свою высокую руку. Рать московская пришла къ рѣкѣ Черной, спустилась на плотахъ до Айфаловскаго города; тамъ сѣли на коней и пошли къ Искору. Здѣсь встрѣтило ее пермское ополченіе. Имена воеводъ пермскихъ достаточно показываютъ, изъ кого состояло это ополченіе. Ихъ звали Качъ, Бурматъ, Мичкинъ и Зынаръ. Уросъ и Чердынъ были взяты московскимъ воеводою. Христіанскій князь Пермскій Михайла былъ отосланъ въ Москву. Но потомъ мы все-таки находимъ въ лѣтописяхъ вотчича Великія Перміи князя Матѳія Михайловича, къ которому сохранилось посланіе Симона митрополита. Только въ 1505 г. сведенъ былъ этотъ послѣдній туземный владѣлецъ Перміи, и посланъ туда великокняжескій намѣстникъ князь Василій Андреевичъ Коверъ, "первый отъ русскихъ князей", по замѣчанію лѣтописи.

Очевидно, заселенію Перміи должно было предшествовать болѣе сплошное населеніе земель ближайшихъ по рѣкамъ Югу, верховьямъ Сѣверной Двины, Вычегдѣ и Вяткѣ. Татарское нашествіе, остановивъ распространеніе русскаго племени на востокъ, внизъ по теченію Волги изъ области Ростовской, содѣйстовало заселенію сѣверо-восточныхъ лѣсовъ, куда недостягали татарскіе набѣги. Спасаясь отъ татарскихъ опустошеній, отъ ханскихъ баскаковъ и численнниковъ, отъ поголовной переписи, земледѣльческое населеніе Средней Руси стремилось по путямъ, проложеннымъ промышленными и разбойничьими ватагами Новгородцевъ. Въ лѣсахъ сѣверо-восточной части европейской Россіи искали убѣжища и люди благочестивые, глубоко пораженные униженіемъ христіанской Руси предъ языческими выходцами Азіи. Замѣтимъ особенность русскихъ поселеній: какимъ бы путемъ ни возникали поселенія, первымъ дѣломъ было строеніе церквей и монастырей. Такъ было при взятіи Новгородскою вольницею Чудьболванскаго и Кокшарскаго городковъ, такъ было повсюду. Распространеніе христіанства всегда шло рука-объ-руку съ распространеніемъ русскаго племени. Монастырь и острожекъ -- вотъ два постоянные центра, около которыхъ начинаетъ собираться мирное, осѣдлое населеніе на сѣверо-востокѣ. Если въ большей части случаевъ оружіе прокладывало христіанству путь въ глубину неизвѣданнаго еще востока, то часто случалось и обратное явленіе: проповѣдь Евангелія приготовляла побѣду русскаго владычества, христіанскій подвижникъ являлся прежде самихъ первыхъ поселенцевъ. Значеніе монастырей въ великомъ дѣлѣ распространенія русской народности и гражданственности должно быть оцѣнено по заслугамъ. Къ благочестивому пустыннику, поселившемуся гдѣ-нибудь въ пещерѣ или даже, какъ знаемъ о св. Павлѣ Комельскомъ, въ дуплѣ большого дерева, начинала сходиться братія; являлась потребность храма для отправленія богослуженія, потребность обезпечить пустынножителей, и старцы стали въ великому князю просьбу о разрѣшеніи имъ строить монастырь на пустомъ мѣстѣ, въ дикомъ лѣсу, пашни пахать и созывать братію. Монастырь становится центромъ небольшого земледѣльческаго поселенія. Въ стѣнахъ его находили защиту и отдыхъ торговцы и промышленники; въ посадѣ, пріютившемся подъ его стѣнами, открывался торгъ. Вклады по душѣ увеличивали земельное владѣніе иноковъ. Монастырь становился вотчинникамъ и сзывалъ со всей Руси охотниковъ селиться на его земляхъ. Какъ понимали и тогда естественныя слѣдствія основанія монастырей, видно изъ нихъ, какъ вооружались иногда буйные сосѣди противъ ихъ построенія. Терпя между собой отдѣльныхъ христіанскихъ подвижниковъ, они разрушали вновь возникавшія обители. Въ житіяхъ св. Димитрія Прилуцкаго, св. Стефана Махрищскаго находимъ ясные примѣры этого. Если бы кто потрудился собрать изъ рукописныхъ сборниковъ житій и чудесъ русскихъ угодниковъ многочисленныя, разсѣянныя тамъ указанія на это вліяніе монастырей русскихъ, на распространеніи первыхъ началъ гражданственности, тотъ оказалъ бы большую услугу русской исторіи, не говоря уже о томъ, что новое раскрытіе этой стороны русскаго подвижничества необыкновенно важно для исторіи русской церкви. Въ житіяхъ же русскихъ святыхъ можно найти и лучшія указанія на первыя трудности поселенія среди чуждыхъ племенъ, на борьбу съ природой, на исторію первыхъ колонистовъ, на состояніе страны въ эпоху ихъ поселеній. Припомню разсказы о дѣятельности иноковъ Соловецкой обители, объ ихъ плаваніяхъ по Бѣлому морю, которые такъ часто встрѣчаются въ житіяхъ и похвалахъ Зосимы и Савватія. Проповѣдь св. Стефана Пермскаго, распространеніе имъ евангельскаго ученія между зырянами и пермяками, былъ можетъ, не менѣе новгородскихъ походовъ, содѣйствовали легкому поселенію здѣсь русскаго племени. Мы внаемъ, что присоединеніе великой Перміи къ міру христіанскому совершилось за долго до окончательнаго ея присоединенія къ областямъ русскимъ. Правительство мало имѣло участія въ населеніи столь далекихъ странъ. Своевольныя поселенія новгородской вольницы, появленіе христіанскихъ обителей предшествовали заселенію правительства. Правительство часто било не въ силахъ дать защиту поселенцамъ, которые, по господствующимъ понятіямъ, занимая пустопорожнія земли, инородцевъ, тѣмъ не менѣе нуждались въ подтвержденія правъ на владѣніе, со стороны правительства, потому что ненаселенныя земли считались собственностію государства. Дѣйствіе правительства ограничивалось признаніемъ правъ поселенцевъ на владѣніе занятыми ими землями, подъ условіемъ отправленія извѣстныхъ повинностей, уступкою имъ земель въ пустѣ лежащихъ, и дачею нѣкоторыхъ льготъ поселенцамъ. Заботиться о населеніи, о защитѣ этихъ земель, было уже дѣломъ самихъ владѣльцевъ, самыя права на владѣніе не были опредѣлены, потому что не выработались еще сословныя различія. Подъ 1371 г., читаемъ въ Нижегородскомъ лѣтописцѣ: "Въ тоже время въ Нижнемъ-Новгородѣ былъ гость Тарасъ Петровъ сынъ; больше сего изъ гостей не было; откупилъ онъ полону множество всякихъ чиновъ людей своею казною и купилъ онъ себѣ вотчины у великаго князя за Кульмою рѣкою, на рѣчкѣ Сундовакѣ, шесть селъ." Уступка земель, считавшихся государственными, производилась на неопредѣленныхъ показаніяхъ объ ея протяженіи, сдѣланныхъ желавшимъ получить ее. Въ первой грамотѣ, данной Григорію Строганову, въ 1588 г., читаемъ: "сказывалъ (Григорій), что-де въ нашей вотчинѣ, ниже великія Перми за 88 вер., по Камѣ рѣкѣ, по правую сторону Камы, съ устья Лысвы рѣчки, а по лѣвую-де сторону Камы, противъ Пускорскіе Курьи, по обѣ стороны Камы, до Чусовыя рѣчки мѣста пустыя, лѣса черныя, рѣчки и озера дикія, острова и наволоки пустые, а всего-де того пустого мѣста 146 верстъ;" -- и, на основаніи этого "сказывалъ", уступалось Строгановымъ, огромное пространство, съ правомъ суда и съ обязанностію самимъ заселять и защищать его. Домашними средствами сдерживали именитые люди возстаніе сосѣднихъ племенъ и прокладывали торговые пути въ глубину Сибири. Зная, въ какомъ невѣденіи находилось правительство, даже въ половинѣ XVIII вѣка, относительно положенія отдаленныхъ мѣстностей, относительно числа и состава народонаселенія, мы не будемъ удивляться этому безсилію центральной власти, ея малому участію въ дѣлѣ заселенія русскими выходками земель инородческихъ. Болѣе прямое вмѣшательство правительства началось съ уничтоженія самостоятельности татарскихъ царствъ на берегахъ Волги. Здѣсь это вмѣшательство вынуждено было необходимостію обезопасить владычество новыми пріобрѣтеніями. Считаю излишнимъ припоминать вамъ главные моменты борьбы государей Московскихъ съ татарами. Они хорошо извѣстны жителямъ Казани. Укажу только на слѣдствія покоренія и на особый характеръ русскихъ поселеній. По Сѣверной Двинѣ, Вяткѣ, верховьямъ Камы, по Чусовой и т. д., русское племя встрѣчалось съ бродячими, звѣроловными племенами финнскими, поклонниками грубаго язычества. Только немногіе герои останавливали наступательныя движенія русскихъ поселенцевъ. Разрозненные роды легко уступали мѣсто новымъ пришельцамъ. Вотяки были отодвинуты хлыновцами далѣе къ востоку, къ самымъ верховьямъ Вятки. Пермяки, разрѣзанные поселеніями по Камѣ, также удалились далѣе къ востоку, за Уралъ, или должны были признать зависимость отъ русскихъ. Вогулы постепенно шли къ востоку, уступая мѣсто русскимъ промышленникамъ, и главныя массы ихъ племени перебрались за Уралъ, куда еще прежде ихъ перешло племя югорское. Подвижность племенъ финскихъ значительно облегчало дѣло колонизаціи. Съ другой стороны, язычество этихъ племенъ не могло оказывать сильнаго сопротивленія христіанству. Смутныя понятія о божествѣ и природѣ, отсутствіе выработаннаго культа, условливали легкую побѣду христіанской религіи надъ дѣтскими вѣрованіями туземцевъ. Зыряне и пермяки скоро узнаютъ евангельскую истину и тѣмъ самымъ дѣлаютъ огромный шагъ въ слитію съ племенемъ русскихъ. Область Вятки и верхней Камы покрывается сплошнымъ русскимъ и значительно обрусѣвшимъ христіанскимъ населеніемъ. Болѣе густыя массы вотяковъ упорнѣе другихъ отстаиваютъ свою народность и вѣрованія, потому что уже примыкаютъ къ областямъ Казанскаго царства. Съ инымъ характеромъ являются племена, признававшія надъ собою верховную власть Казанскаго царя, племена по среднему теченію Волги, до ея крутого поворота на югъ у Самарской луки. Правда, Волга давала могущественное орудіе для покоренія всего Приволжья. Оттого быстрымъ и неминуемымъ слѣдствіемъ паденія Казани было покореніе Астрахани. Но трудность состояла преимущественно въ подчиненіи племенъ средней Волги вліянію русской народности и русской гражданственности. Вглядываясь въ этнографическую карту Россіи, мы видимъ, что тамъ, гдѣ Волга поворачиваетъ въ степи, въ старыхъ кочевьяхъ Золотой Орды, русское населеніе лежитъ болѣе сплошными массами, оттѣснивъ подвижныя орды кочевниковъ, далеко къ востоку и юго-востоку. По среднему же ея теченію, въ губерніяхъ: Казанской, южной части Вятской, Пензенской, Симбирской, и въ востоку -- въ Оренбургской, живутъ въ большей или меньшей чистотѣ отъ русской примѣси племена финнскаго и монгольскаго происхожденій: черемисы, чуваши, мордва, татары, башкиры, мещеряки. Причинъ этому должно искать въ особенномъ положеніи этихъ племенъ. Прежде всего, это уже племена или вполнѣ земледѣльческія, или по крайней мѣрѣ вполовину уже осѣдлыя. За исключеніемъ мещеряковъ, отодвинутыхъ къ востоку, въ Оренбургскую губернію, отъ нижнихъ частей Оки, гдѣ жили они еще въ XV столѣтіи, между черемисою и мордвою,-- всѣ финнскія племена остаются на тѣхъ мѣстахъ, гдѣ запомнила ихъ впервые исторія. Сохраняя ясные слѣды своего древняго быта и вѣрованій, эти племена подчинялись однакоже верховной власти Казанскаго Хана. Зависимость отъ Казани тѣснѣе сплотила ихъ, дала имъ возможность дѣйствовать соединенными силами. Съ другой стороны, могущественно дѣйствовало вліяніе исламизма. Принимая ученіе Магомета, туземцы финнской расы подчинялись вліянію татарскаго племени, теряли свои народныя особенности, сливаясь съ нимъ въ одинъ народъ, или образовывали смѣшанныя племена подъ преобладаніемъ однакоже татарскаго типа, языка и нравовъ. Я имѣлъ случай замѣтить, что относительно чувашъ не рѣшенъ еще окончательно вопросъ: есть ли это турецкое племя, принявшее на себя черты финнскаго племени, вслѣдствіи смѣшенія съ нимъ, или это финны, еще хранящіе финнскіе обряды и часть общихъ вѣрованій, но принявшіе языкъ турецкаго племени? Финнское происхожденіе отатарившихся башкировъ, кажется, не подвержено сомнѣнію. Эти двѣ причины, т. е. большая крѣпость въ соединеніи племенъ Казанскаго царства и могущественное вліяніе исламизма, условливаютъ упорное сопротивленіе этихъ племенъ русской народности. И теперь еще русское населеніе идетъ только по берегу средняго теченія Волги, мало проникая въ глубь земли, да и то больше въ Симбирской и Пензенской губерніяхъ, среди мордвы, которая легче другихъ племенъ уступаетъ дѣйствію на себя чуждой народности, и отличается большею способностію сливаться въ одинъ народъ съ русскимъ, принимая русскій языкъ, вмѣстѣ съ христіанствомъ. Крещеніе черемисы и чувашъ совершалось насильственными мѣрами только въ прошломъ столѣтіи. Сама мордва не безъ сильнаго сопротивленія приняла христіанство, и русская церковь хранитъ память о Мисаилѣ, архіепископѣ Рязанскомъ, мученическою смертію погибшемъ въ 1655 г. среди темниковской мордвы, которую желалъ обратить ревностный святитель. Казанская мордва обращена также преимущественно въ XVII вѣкѣ трудами иноковъ Селижарова монастыря, какъ темниковская въ то же время иноками Пурдышевскаго монастыря на Мокшѣ, за которымъ были мордовскія селенія. Русскія лѣтописи исполнены извѣстій о набѣгахъ мордвы на Нижегородскія владѣнія, о сильныхъ возстаніяхъ луговой и горной черемисы, уже признавшей власть русскихъ царей. Правительству нужно было рядомъ укрѣпленій обезопасить свои владѣнія и сдерживать непокорныхъ бунтовщиковъ; нужно было содержать постоянно военную силу въ предѣлахъ и на границахъ Казанскаго царства, и въ то же время защищать новообращенныхъ инородцевъ отъ фанатическаго мщенія со стороны ихъ иновѣрныхъ единоплеменниковъ, оберегая ихъ въ тоже время отъ соблазна отступничества. Отсюда необходимость правительственныхъ мѣръ для укрѣпленія и заселенія русскими завоеваннаго края. Являются укрѣпленныя черты, прочныя военныя поселенія, испомѣщаемыя людьми служилыми, и отдѣленіе новокрещенцевъ въ особыя селенія отъ некрещеныхъ инородцевъ. Въ ожиданіи, пока религіозныя смуты XVII столѣтія и прикрѣпленіе къ землѣ подвижного крестьянскаго сословія выгонютъ въ Приволжье огромныя толпы добровольныхъ сходцевъ изъ всѣхъ областей Руси, мы видимъ рядъ правительственныхъ мѣръ о поселеніи людей служилыхъ въ областяхъ Казанскаго царства, чтобы въ этихъ военныхъ поселеніяхъ найти надежный оплотъ противъ возстаній финнско-татарскихъ племенъ средняго Поволжья. Уже при Ѳедорѣ Ивановичѣ, къ ряду укрѣпленныхъ городовъ, которыми еще прежде обозначалось наступательное движеніе племени русскаго по теченію Волги, присоединялясь новыя крѣпости, построенныя съ особенною цѣлью, сдерживать черемису. Это были: Цивильскъ, Уржумъ, Царевгородъ на Кокшагѣ, Санчурекъ и друг. Какъ сильна была постоянная опасность возстанія инородческаго населенія, видно изъ указа, относящагося уже въ концу XVIІ столѣтія, именно въ 1697 г., которымъ запрещалось продавать чувашамъ и черемисамъ Казанской губерніи не только оружіе, но даже кузнечные инструменты.

III.

Вторая половина XVII и все XVIII столѣтіе особенно замѣчательны въ исторіи поселенія русскихъ колонистовъ въ Восточной Россіи, въ разныхъ областяхъ Волги и Камы. Съ одной стороны, мы видимъ огромный приливъ такъ называемыхъ сходцевъ или бѣглецовъ, что будетъ точнѣе, изъ внутреннихъ областей; съ другой, дѣятельныя вѣры правительства для заселенія и обезопасенія края. Много было причинъ, условливавшихъ большое количество добровольныхъ выходцевъ; главнѣйшихъ было двѣ: великій расколъ, обнаружившійся въ русской церкви и прикрѣпленіе къ землѣ до тѣхъ поръ подвижного крестьянскаго сословія. Извѣстна исторія раскола: привязанность къ мертвой буквѣ, къ одной обрядовой внѣшности, такъ рѣзко обозначившаяся еще въ первой четверти XV вѣка, привела къ окончательному отторженію отъ православной церкви значительной части сельскаго и городскаго населенія, привела къ тѣмъ религіознымъ смутамъ, которыхъ самыми рѣзкими проявленіями было открытое возмущеніе Соловецкаго монастыря, взятаго царскими войсками, только послѣ почти десятилѣтняго обложенія, и стрѣлецкіе бунты, стоившіе столько крови Россіи. Чѣмъ болѣе проходило времени, послѣ первыхъ замѣшательствъ, бывшихъ слѣдствіемъ исправленія богослужебныхъ книгъ, тѣмъ въ болѣе странныя дикія формы облекался расколъ, распавшійся на множество враждебныхъ, но одинаковымъ фанатизмомъ одушевленныхъ сектъ. Въ первой половинѣ XVIII столѣтія, цѣлыми сотнями сожигались или замаривались голодомъ изувѣрные послѣдователи разныхъ толковъ. Преслѣдуемые правительствомъ, они уходили въ Польшу, въ Турцію, въ шведскія владѣнія, но еще болѣе въ лѣса сѣверо-восточной Россіи. Въ однихъ лѣсныхъ уѣздахъ Нижегородской губерніи, въ Чернорименье на Керженцѣ, передъ началомъ благотворной дѣятельности преосвященнаго Питерима, считалось до 40,000. Во второй половинѣ XVIII вѣка, одинъ изъ главныхъ притоновъ поповщины завелся въ Саратовской губерніи на Иргизѣ. Въ Сибири такъ много набралось раскольниковъ, что уже въ 1722 г. правительство сочло нужнымъ не отправлять туда ссыльныхъ раскольниковъ, чтобы не увеличивать и безъ того уже огромнаго числа ихъ. Въ Черниговскихъ и Стародубскихъ слободахъ организовалось привольное товарищество для перевода бѣглыхъ изъ Россіи въ Польшу и для вывода ихъ оттуда обратно въ заселеніе крѣпости св. Елизаветы, въ Слободско-Украинскія поселенія, и въ Новую Сербію. Бѣгство раскольниковъ должно было значительно увеличивать число русскихъ поселенцевъ въ Восточной Россіи, но еще болѣе росло это число вслѣдствіе притона бѣглецовъ иного рода. Подвижность была издавна въ характерѣ русскаго населенія, разбрестись розно ничего не значило даже для земледѣльческаго населенія. На украинахъ Россіи издавна скоплялись толпы бѣглецовъ всякаго рода. Изъ нихъ образовалось Донское и Запорожское казачество, но казачество не было исключительною принадлежностію южной Руси. Казаки, гулящіе люди, встрѣчались почти повсемѣстно. Въ концѣ первой половины XV вѣка, мы находимъ уже въ лѣтописяхъ казаковъ Рязанскихъ. Позднѣе, мы видимъ тоже во многихъ мѣстностяхъ сѣверной и восточной Россіи. Когда правительство почувствовало необходимость ограничить крестьянскіе переходы, безпрерывныя кочеванія земледѣльческаго населенія, это стремленіе на украины Россіи сдѣлалось еще сильнѣе. Въ смутахъ самозванцевъ и междуцарствія выразился протестъ противъ стѣсненія вольнаго перехода. Ополченіе Болотникова во многомъ напоминаетъ сбродныя толпы, шедшія за Пугачевымъ. Первая ревизія окончательно сгладила еще существовавшее различіе между разноправными обработывателями помѣщичьихъ и другихъ земель: всѣ они были признаны крѣпкими землѣ; институтъ крѣпостного права получилъ послѣднее опредѣленіе. Подобное же стремленіе объединить подъ именемъ и правами крѣпостныхъ и тѣ немногія лица, которыя еще жили на чужихъ земляхъ, не подходя подъ этотъ общій уровень, замѣтно и въ многочисленныхъ распоряженіяхъ относительно второй общей ревизіи, т. е., при Елисаветѣ Петровнѣ. Прикрѣпленіе къ землѣ вытекало изъ государственныхъ потребностей того времени, было историческою необходимостію; но оно естественно вызывало протестъ со стороны прикрѣпляемаго сословія, протестъ, выражавшійся въ уходѣ съ земель, которымъ становилось оно крѣпкимъ, бѣгствомъ туда, гдѣ не могла ихъ преслѣдовать власть землевладѣльцевъ. Прикрѣпленіе къ землѣ условливало увеличеніе числа сходцевъ, а если прибавимъ сюда наборы, бывшіе естественнымъ слѣдствіемъ учрежденія постояннаго войска, самоуправство большихъ и малыхъ временщиковъ, бироновщину, слабость центральной власти въ безъурядное время отъ смерти Петра Великаго до Елизаветы Петровны, а также слабое правленіе и этой кроткой государыни, мы не удивимся громадному числу бѣглецовъ, являвшихся въ областяхъ сѣверо-восточной Россіи, какъ и на всѣхъ украинахъ русскаго государства. Въ самыхъ правительственныхъ актахъ, мы находимъ драгоцѣнныя числовыя показанія, которыхъ напрасно стали бы искать въ другихъ источникахъ. Числовыя показанія правительства даже въ XVIII столѣтіи, особенно въ первой его половинѣ, при несовершенныхъ способахъ собиранія свѣдѣній, при безсиліи центральнаго контроля, а часто даже и мѣстнаго, очевидно, не могутъ отличаться точностію; но эта неточность, можетъ быть лишь въ одну сторону: число сходцевъ, показанное правительствомъ, можетъ быть ниже дѣйствительности, но не выше ея. Мы должны принимать ихъ за minimum, но и этого minimum слишкомъ достаточно, чтобы показать огромное количество людей, уходившихъ съ мѣстъ ихъ стараго поселенія. Изъ доклада сената 1742 г. видно, какъ много было совершенно запустѣлыхъ имѣній. Въ одномъ уѣздѣ Переяславля-Залѣсскаго оказалось 68 опустѣлыхъ помѣщичьихъ имѣній. Бывали деревни, въ которыхъ и самые помѣщики исчезли неизвѣстно куда со своими крѣпостными. Сборъ податей, на которыя содержалось войско, останавливался за пустотою и на незнаніемъ, куда дѣлась тѣ, которые подлежатъ податямъ. Прежде всего замѣтно, что уходъ крестьянъ съ дворцовыхъ, архіерейскихъ, монастырскихъ и помѣщичьихъ земель былъ явленіемъ общимъ, а не мѣстнымъ. Одна сѣверная полоса составляетъ исключено потому, что только тамъ подъ именемъ черносошныхъ крестьянъ сохранились послѣдніе остатки свободныхъ земледѣльческихъ общинъ. Приводя данныя, мы ограничимся первыми 50 годами, слѣдовавшими за первою ревизіей, потому что въ этому времени относится самое сильное стремленіе сходцевъ освободиться отъ прикрѣпленія. Эти данныя и будемъ выбирать изъ Полнаго Собранія Законовъ, гдѣ собраны въ хронологическомъ порядкѣ всѣ распоряженія, исходящія отъ верховной власти, начиная съ Уложенія царя Алексѣя Михайловича. Болѣе достовѣрный источникъ едва ли можно найдти гдѣ либо. Въ актахъ нѣтъ общаго числа бѣглецовъ, но по показаніямъ относящимся къ разнымъ мѣстностямъ можно составить приблизительное понятіе. Эти показанія знаменательны. Въ инструкціи посланнымъ для учиненія новой ревизіи, отъ 16 декабря 1748 г., сказано, что только въ двухъ губерніяхъ, Бѣлогородской и Воронежской, однихъ однодворцевъ и другихъ поселенныхъ людей, изъ которыхъ содержится ландмилиція, въ бѣгахъ показано 10,423 человѣка. По показанію военной коллегіи, въ 1729 г., податныхъ людей, приписанныхъ въ флоту и арміи, въ теченіи времени отъ 1719 по 1727 г., т. е. въ теченіи 8 лѣтъ, въ бѣгахъ оказалось 198,876 душъ муж. пола. Число громадное, особенно если подумать, что неточность могла быть въ его уменьшеніи, а не въ увеличеніи.

Во всѣ стороны шли толпы русскихъ бѣглецовъ. Передъ страшною жаждою воли смолкала даже антипатія русскаго народа къ нѣмецкому племени: нужно было въ статьяхъ мирнаго договора съ Швеціею помѣстить условіе о взаимной выдачѣ бѣглыхъ, хотя взаимности тутъ быть не могло. Въ Швецію бѣгали наши раскольники и крестьяне, а не изъ Швеціи выходили къ намъ. Въ 1740 г., учреждена была особая коммиссія для отыскиванія и разбора русскихъ бѣглецовъ въ Лифляндіи и Эстлнадіи. Она была закрыта послѣ 13-лѣтней безполезной дѣятельности. Немного русскихъ бѣглецовъ было выдано Лифляндиеій и эстляндскія мѣстные власти говорили, что если ихъ выдать всѣхъ, то тамошнимъ публичнымъ и приватнымъ мызамъ учинится великое разореніе. Еще большій притокъ былъ за границу польскую. Тамъ мы встрѣчаемъ любопытные факты. Въ февралѣ 1725 г., донесъ Смоленскому губернатору полковникъ Челищевъ, что крестьяне два раза многолюдствомъ бѣжали на польскій рубежъ съ бердышами и съ рогатинами и съ дубьемъ сильно. Рубежные заставные драгуны не могли удержать ихъ; крестьяне пробились послѣ битвы. Докладъ сената, въ сентябрѣ 1742 г., говоритъ, что крестьяне Смоленской и сосѣднихъ съ нею губерній бѣжали въ Польшу цѣлыми деревнями. Въ черниговскихъ раскольничьихъ слободахъ было сборное мѣсто для одиночныхъ бѣглецовъ, не могшихъ собственными силами пробраться сквозь заставы. Бывшій управитель двухъ черниговскихъ слободъ, нѣкто Халкидонскій, въ своемъ донесеніи представилъ любопытныя данныя объ этомъ притонѣ бѣглыхъ. Въ слободахъ не требовалось, какъ непремѣнное условіе, отпаденія отъ православной церкви. "Бѣглые, пишетъ Халкидонскій, для единой вольности, укрываясь отъ помѣщиковъ, въ раскольническія слободы записываются, не будучи, впрочемъ, раскольниками." Все Запорожье, по своему характеру, могло держаться только бѣглецами и выходцами, искавшими прежде всего личной свободы. Здѣсь правительство ничего не могло предпринять для остановки бѣглыхъ. Когда рядомъ военныхъ поселеній правительство стѣснило запорожцевъ съ сѣвера, эти военныя поселенія составились также, кромѣ славянъ заграничныхъ, изъ значительной части русскихъ выходцевъ. Чтобы остановить переходъ крестьянъ въ Польшу, правительство должно было обѣщать прощеніе тѣмъ, кто возвратится оттуда, и селить ихъ въ слободскихъ поселеніяхъ и около крѣпости св. Елисаветы. Если такъ велико было стремленіе сходцевъ къ западу, въ Польшу и Остзеіскія провинціи, то, естественно, еще въ большемъ количествѣ должны были направляться они къ востоку Россіи. Много ихъ находимъ на Дону, но еще болѣе въ степяхъ Астраханской и Оренбургской губерній, въ Перми, и далѣе къ сѣверо-востоку, въ Сибири.

На этихъ поселенцевъ въ восточномъ краѣ, по Волгѣ и Камѣ, мы должны обратить особенное вниманіе. Почти все русское населеніе Астраханской губерніи, на исключеніемъ купечества, привлекаемаго торговлею, состояло изъ сходцевъ, бѣжавшихъ изъ внутренней Россіи. До сихъ воръ, Разбалуй-городокъ влечетъ къ себѣ бѣглецовъ всякаго рода. "Увѣдомились мы, сказано въ именномъ указѣ Сенату отъ 19 марта 1745 г., что, при ревизіи въ Астрахани, явились многіе изъ подлыхъ, объявляющихъ о себѣ, что не знаютъ своихъ помѣщтковъ, ни того, гдѣ родились, которыхъ по указамъ о ревизіи высылать отъ толь велѣно въ Петербургъ на поселеніе; а оные подлые люди, по привычкѣ жить кругомъ Астрахани, отъ той высылки бѣгутъ въ Персію, и, бусурманются, также въ степи, на Кубанскую сторону, на рѣку Куму, и на Бухарскую сторону за Яйкъ, и тамъ, промысломъ звѣринымъ питаясь, звѣрски въ отчаяніи живутъ". Ничто не можетъ быть знаменательнѣе словъ этихъ. Русскій человѣкъ крѣпко преданъ православію. Бѣглецы русскіе въ Остзейскихъ провинціяхъ, въ Польшѣ, въ Пруссіи, въ Турціи, оставались неизмѣнно вѣрны религіи отцовъ. Небольшая русская колонія въ Малой Азіи, недалеко отъ Бруссы, со всѣхъ сторонъ охваченная магометанскимъ населеніемъ, оставлена безъ церкви и священника, тѣмъ не менѣе не отрѣклась отъ вѣры, вынесенной ею съ родины. Надобно было, чтобы пучила неутолимая жажда воли, чтобы положеніе было слишкомъ тягостное, чтобы русскій бѣглецъ рѣшился лучше обасурманиться, чѣмъ воротиться къ помѣщикамъ. Правительство должно было отступить отъ своихъ прежняхъ распоряженій, и, въ томъ же именномъ указѣ, императрица предлагаетъ: "не лучше ли будетъ записать ихъ въ перепись и поселить по рѣке Волгѣ на пустыхъ мѣстахъ, которыя никакой пользы, будучи пустыми, не приносятъ, а поселенныя во всякомъ случаѣ потребны". Слѣдствія этой отмѣны высылки бѣглыхъ въ Петербургъ видны изъ одного акта, относящагося въ управленію Пермскими заводами. По одному объявленію въ Астрахани, что бѣглые могутъ селиться на отведенныхъ имъ мѣстахъ, тотчасъ объявилось 3000 бѣглецовъ, и всѣ самохотно обязались платить 40-алтынный подушный окладъ. Астрахань была обѣтованной землей для искавшихъ вольности, о ней ходили въ народѣ самые странные слухи. Въ 1757 г., въ Тамибовскомъ и Козловскомъ уѣздахъ, между крестьянами обнаружилось сильное волненіе. Онѣ бѣжали открыто, забирая лошадей и пожитки, уводя за собою семьи. За Волгой устроены были землянки, и поселившіеся тамъ бѣглые объявляли, что будутъ принимать къ себѣ всякихъ прихожихъ людей. Здѣсь, слѣдовательно, начинало образовываться такое же правильное общество для облегченія бѣгства, какъ и въ слободахъ Черниговскихъ. Между крестьянами пущенъ былъ слухъ, что въ Царицынѣ и Камышинѣ велѣно принимать всѣхъ бѣглыхъ для приписки къ казенному шелковому заводу, что для принятія бѣглыхъ опредѣленъ правительствомъ маіоръ Парубучъ. Правительство вынуждено было разосланнымъ повсюду сенатскимъ указомъ, отъ 13 января 1758 г., объявить ложность этихъ слуховъ и приказать ловить и подвергать строгому наказанію ихъ разгласителей, "которые ласкаютъ вольностію простой народъ".

Огромное количество всякаго рода сходцевъ было въ Оренбургскомъ краѣ. Въ докладѣ Ивана Ивановича Неплюева, одного изъ самыхъ умныхъ и дѣятельныхъ организаторовъ этого края, мы находимъ для этого подробныя указанія. Вотъ, что писалъ онъ въ 1744 г.: "За пятьдесятъ лѣтъ предъ симъ въ Исетской провинціи ни единой души не было изъ русскихъ; всѣ тѣ слободы гулящими людьми и, какъ чаятельно, не безъизвѣстно по большей части, едва-ли не всѣ помѣщичьими населены." Въ вѣдомости 1741 г. показано, въ Оренбургскихъ крѣпостяхъ, сходцевъ, записанныхъ въ регулярныя и нерегулярныя службы, дворцовыхъ, синодальныхъ, монастырскихъ, помѣщиковыхъ и разночинцевъ пять-тысячъ сто-пятьдесятъ-четыре души муж. пола. По осмотру, произведенному въ 1747 г., вновь только присланнымъ, оказалось разомъ однихъ непомнящхъ родства и помѣщиковъ, за исключеніемъ малолѣтнихъ и дряхлыхъ, семьсотъ одиннадцать человѣкъ, а это даетъ понятіе о ежегодной прибыли сходцевъ, уже извѣстныхъ правительству. Сколько же безъизвѣстно скрывалось среди башкировъ и мещеряковъ, по заводамъ Оренбургской губерніи! Когда возникъ вопросъ о выводѣ этихъ сходцевъ обратно къ ихъ прежнимъ владѣльцамъ, правительство и здѣсь, какъ въ Астрахани, должно было отступить отъ своего распоряженія. Въ докладѣ сенату, Неплюевъ доказывалъ, что, въ случаѣ вывода, слободы запустѣютъ, "также и казенныхъ, для Оренбургской губерніи столь нужныхъ, исправленій исполнить будетъ некѣмъ, ибо въ нихъ, какъ вышеупомянуто, большая часть бѣглыхъ наберется." Вслѣдствіе требованій Неплюева, сенатъ, Высочайше утвержденнымъ 27 іюля 1744 г. докладомъ, положилъ: "Во-первыхъ, бѣжавшихъ до ревизіи 1719 г. оставить въ Оренбургской губерніи и прежнимъ владѣльцамъ не отдавать. Во-вторыхъ, бѣглыхъ крестьянъ, записанныхъ въ подушный окладъ, по ревизіи 1719 г., въ другихъ мѣстахъ и поселившихся въ Оренбургскомъ краѣ, уже послѣ ревизіи, вывести на прежнее жилище. Въ-третьихъ, которые же бѣглые записаны въ новопостроенныхъ по линіи къ Оренбургскимъ крѣпостямъ въ казаки, и тамъ уже обселились и службы дѣйствительно служатъ, тѣхъ всѣхъ, для представленныхъ отъ тайнаго совѣтника Неплюева резоновъ, отнюдь не высылать, а быть имъ, какъ оные нынѣ есть, въ казакахъ. Владѣльцамъ же занесть ихъ въ рекруты въ будущіе наборы." Третьимъ пунктомъ значительно ослаблялся, если не совершенно уничтожался, второй пунктъ.

Замѣчательны также данныя, относящіяся къ сходцамъ въ губерніи Пермской, на горныхъ заводахъ. Приведемъ и здѣсь оффиціальное показаніе. Постановленіемъ Анны Ивановны было опредѣлено сколько могли приписывать горные заводчики крестьянъ къ своимъ заводамъ. Именно, на каждую доменную печь полагалось по сту дворовъ, да къ двумъ молотамъ по тридцати; и того сто шестьдесятъ дворовъ, полагая по четыре души мужескаго пола на дворъ. Въ мѣдныхъ заводахъ, на каждую тысячу пудовъ выплавляемой мѣди, по пятидесяти дворовъ, и по двѣсти душъ мужескаго пола. Въ 1763 г. оказалось, что по этому разсчету при заводахъ Симбирской и Казанской губерніи, между которыми дѣлилась нынѣшняя Пермская губернія, должно быть только 8,362 души, между тѣмъ какъ въ наличности ихъ было 26,627 душъ, слѣдовательно 17,266 излишнихъ, На однихъ семи заводахъ Акинѳія Демидова, пришлыхъ и непомнящихъ совершенно ни родства ни помѣщиковъ оказалось 4,124 душъ, сверхъ 2,604 душъ таковыхъ же приписанныхъ вѣчно къ этимъ заводамъ еще въ 1736 г. Бергъ-коллегія, донося о томъ сенату, требовала приписанія излишнихъ противъ пропорціи крестьянъ къ казеннымъ заводамъ, которые, по дурной администраціи,-- чего, впрочемъ, не высказала бергъ-коллегія,-- терпѣли недостатокъ въ рабочихъ рукахъ. Еще замѣчательнѣе сенатскій докладъ 30 декабря 1766 г. Тамъ сказано, что, на заводахъ Акинѳія Демидова, пришлыхъ съ разныхъ губерній, послѣ ревизіи 1724 года, показано 6,862 души. Сенатъ опредѣлилъ: съ казенныхъ заводовъ пришлыхъ, которыхъ, послѣ той же ревизіи 1724 г., показано по вѣдомостямъ 2,367 душъ, не высылать обратно на прежнія мѣста ихъ жительства. Съ партикулярныхъ заводовъ Демидовыхъ, барона Строганова, Петра и Гаврилы Осокиныхъ, бѣглыхъ, въ числѣ 4,493 душъ, также не высылать. Причины оставленія выставлены правительствомъ слѣдующія: такое число бѣглецовъ трудно выслать безъ огромныхъ конвоевъ; они разойдутся по лѣсамъ, или за границу; населеніе пустыхъ мѣстъ необходимо, и высылкой пришлыхъ людей "распространенные только заводы въ опустошеніе приведены быть могутъ"; наконецъ, и то обстоятельство, что бѣглецы, жившіе на заводахъ, отстали уже отъ пашни и не уживутся и уйдутъ опять отъ своихъ владѣльцевъ, да еще подговорятъ съ собой и другихъ. И такъ, всѣхъ бѣглецовъ рѣшено было навсегда при заводахъ оставить, строго только запретивъ впередъ принимать бѣглыхъ изъ внутреннихъ губерній. Но это строгое запрещеніе было не первое и далеко не послѣднее.

Не всѣ бѣглые заходили такъ далеко. Не разъ они образовывали сильныя поселенія ближе къ западу. Вотъ, что сообщилъ въ 1724 г. Пензенскій воевода Скобельцынъ о поселившихся на рѣчкѣ Карамышѣ бѣглыхъ крестьянахъ: "Принималъ и селилъ ихъ Серудобинской слободы солдатъ Осипъ Клоповъ, называясь атаманомъ, да сходецъ подъячій Иванъ Петровъ; а по переписи же оныхъ, сказываютъ, съ 600 человѣкъ; на конѣхъ садятся оружейныхъ людей, и сдѣланъ у нихъ городокъ и огороженъ заметомъ, и выходятъ они къ станичной избѣ въ праздничные дни съ ружьемъ и стрѣляютъ; да сверхъ переписи есть еще съ 400 человѣкъ, которые называются казаками, а другіе отставными, драгуны, и солдаты. Правительствомъ приказано двинуть туда военную силу и уничтожить это поселеніе, захвативъ по возможности главныхъ заводчиковъ и жестоко наказавъ ихъ." Какія были послѣдствія? неизвѣстно; но сказаннаго достаточно, чтобы показать, какимъ духомъ исполнены были эти самовольные поселенцы, эти сходцы изъ областей внутренней Россіи. Рядомъ съ оффиціальными указаніями на постоянный огромный притокъ бѣглецовъ въ Поволжье и въ Прикамье, въ первой половинѣ XVIII вѣка, идутъ столь же оффиціальныя указанія на усиленіе разбойничества. Очевидно, что, когда часть гулящихъ людей, сходцевъ въ промыслахъ, въ припискѣ къ заводамъ и новопостроеннымъ крѣпостямъ, искала убѣжища и, въ тоже время, обезпеченія своего существованія, другая часть разгуливала съ кистенемъ по дорогамъ, или разъѣзжала по Волгѣ, взимая съ промышленниковъ насильственную подать и вмѣстѣ съ тѣмъ мстя правительству и обществу за лишеніе воли. Свѣдѣнія о разбояхъ въ здѣшнемъ (Казанскомъ) краѣ поражаютъ своею значительностію; приведемъ только немногія. Въ 1744 г. доносилъ директоръ китайскаго каравана Лобратовскій, плывшій водою въ Сибирь, что на него до самой Казани чинимы были нападенія отъ разбойниковъ, что онъ едва могъ отбиться отъ нихъ пушками, что на одной Окѣ повстрѣчалъ онъ болѣе 50 ограбленныхъ судовъ, на которыхъ народу находилось человѣкъ по 60, что многое число наѣзжалъ онъ раненыхъ. Въ 1744 г. разосланы были военныя команды и составлены инструкціи для сыщиковъ, а, въ 1756 г., вотъ, что доносилъ одинъ изъ такихъ сыщиковъ, маіоръ Бражниковъ съ Волги: имѣлъ онъ бой съ разбойниками, въ которомъ убито изъ его команды 27 человѣкъ, а ранено 5, а изъ разбойниковъ убито до смерти эсаулъ да еще до 5 человѣкъ, а живыхъ получить не могъ, ибо при нихъ находились пушки и весьма вооружены; да Казанской сыщикъ майоръ Ермолаевъ поймалъ въ Чебоксарахъ одного разбойника, который показалъ съ пытки, что одна разбойничья партія ниже Чебоксаръ на Волгѣ, на 2 лодкахъ съ 5 пушками и 60 человѣкъ, должна была въ ночь на 28 мая сухимъ путемъ и водою явиться въ Чебоксары, а онъ съ 2 товарищами посланъ былъ зажечь городъ, что другая также вооруженная партія стоитъ на 2 лодкахъ въ Окѣ выше Нижняго, что всѣ партіи должны били соединиться въ Нижнемъ Услонѣ и идти къ Астрахани, дѣйствуя общими силами. Разбойники находили поддержку въ крестьянахъ, остававшихся у помѣщиковъ. Въ 1744 г., они являлись въ многолюдныя селенія князя Хованскаго и Шереметьева, избили тѣхъ, кто защищался, и забрали оброчныя деньги и крѣпости на крестьянъ. Изъ примѣра Чебоксаръ видно, что и города не были вполнѣ безопасны отъ ихъ нападеній. Въ 1756 г., доносила Алатырская провинціальная канцелярія, при которой находилось 97 человѣкъ солдатъ съ копьями и рогатинами, что въ ночь на 3 марта вошли въ Алатырь разбойники, разбили провинціальный магистратъ и взяли солянаго сбора денежной казны 949 p.; что на рѣкѣ Сурѣ весной они разбиваютъ и грабятъ казенныя и частныя суда, чиня многія мятежныя убійства; что необходимо прислать въ Алатырь по крайней мѣрѣ сто ружей и пороху, потому что онъ ждетъ новаго нападенія.

Таковы были неминуемыя слѣдствія огромнаго притока въ востоку людей гулящихъ, сходцевъ съ земель, на которыхъ укрѣпило ихъ правительство. Разсматривая современные правительственные акты, нельзя не замѣтить нѣкоторыхъ выгодъ, проистекавшихъ отъ этихъ побѣговъ. Бѣглецами населялись украйны Россіи, чрезъ нихъ колонизація русскаго племени проникала далеко въ глубь инородческаго населенія и должна была могущественно содѣйствовать распространенію между ними промысловъ и хлѣбопашества. Бѣглецами только и держались наши заводы въ сѣверо-восточномъ углу европейской Россіи и крѣпости Оренбургской линіи, необходимыя для сдерживанія степныхъ кочевниковъ. Не забудемъ, что эти колонисты составляли самую предпріимчивую, самую энергическую часть сельскаго населенія. Малодушный и робкій духомъ покорно склонялся подъ условія крѣпостного права, смѣлый уходилъ въ Астраханскія степи, на заводы Пермскіе, въ Оренбургъ. Но не менѣе ясно также, что правительство должно было употреблять всѣ мѣры для сдержанія этого буйнаго населенія, для ограниченія числа сходцевъ, превращенія побѣговъ. Страшные разбоя должны были вызывать охранительныя мѣры, и безъ нихъ мирнымъ жителямъ городовъ и селеній грозила почти постоянная опасность со стороны инородческаго населенія. Одно страшное возстаніе башкирцевъ, вслѣдствіе проповѣди Батырши, грозило уничтожить первыя прочныя заселенія. Горные заводы частныхъ владѣльцевъ и безъ того должны были ограждаться стѣнами. О заводѣ Троицкомъ на рѣчкѣ Кидашѣ, принадлежавшемъ Осокину, капитанъ Рычковъ, объѣзжавшій Казанскую и Оренбургскую губерніи въ 1769 и 1770 гг., говоритъ, что онъ укрѣпленіями превосходилъ многія уѣздные города; сверхъ стѣны съ башнями внѣ заводскаго строенія были подѣланы батареи. Иначе и быть не могло въ краѣ, еще несовершенно подчиненномъ, населенномъ племенами, хорошо помнившими свою независимость. Даже въ настоящее время старожилы Инсарскаго уѣзда Пензенской губерніи разсказываютъ о постоянномъ страхѣ, въ какомъ дерзали ихъ кубанцы,-- такъ называли они разбойническія шайки инородцевъ. Что же было далѣе къ юго-востоку?! Давнею заботою правительства было по этому: съ одной стороны сколь возможное усиленіе прочныхъ земледѣльческихъ поселеній; съ другой -- обезопасеніе ихъ рядомъ военныхъ укрѣпленій. Мѣры относительно того и другого идутъ параллельно. Усилить земледѣльческое населеніе можно было или водвореніемъ русскославянскихъ колонистовъ, или обращеніемъ къ христіанству и земледѣлію инородцевъ. Заботы о томъ и другомъ мы видимъ со времени покоренія Казани. Поселеніе ново-крещеныхъ отдѣльными селеніями, заботливыя отдѣленія ихъ отъ магометанъ и язычниковъ началось еще при Иванѣ Грозномъ. Чѣмъ слабѣе были начатки христіанско-земледѣльческаго инородческаго населенія, тѣмъ заботливѣе старались объ его охраненіи. Особенную ревность показала въ этомъ случаѣ Елисавета Петровна; но изъ всѣхъ мѣръ, принятыхъ для водворенія крещеныхъ колонистовъ, ни одна не была такъ умѣстна, какъ поселеніе крещеныхъ калмыковъ, по плану того же просвѣщеннаго Неплюева, которому такъ много обязанъ своимъ устройствомъ Оренбургскій край. Читая этотъ докладъ по этому случаю, занимающій 12 огромныхъ страницъ Полнаго Собранія Законовъ, жалѣемъ только объ одномъ, что позднѣйшіе администраторы такъ скоро забыли умныя соображенія ученика Петра Великаго, соображенія, оправданныя блестящими успѣхами. Калмыковъ поселили въ Ставрополѣ тамъ, гдѣ Волга начинаетъ, передъ своимъ рѣшительнымъ поворотомъ къ югу, образовывать Самарскую луку. Съ необыкновенною внимательностью обсуждено настоящее положеніе новыхъ поселенцевъ, и указаны мѣры къ лучшему достиженію главной цѣли ихъ поселенія. Воспротивившись своду русскихъ селеній изъ среды земель, отведенныхъ крещенымъ калмыкамъ, Неплюевъ доказалъ возможность сильнаго вліянія этихъ селеній на распространеніе между калмыками хлѣбопашества и утвержденія чистоты христіанскаго ученія {См. извлеченіе изъ этого доклада Неплюева въ концѣ статьи, въ особомъ приложеній. Ред. }.

Я не имѣю времени подробнѣй остановиться на мѣрахъ правительства, относительно ново-крещеныхъ, и долженъ ограничиться сказаннымъ. Населеніе края русскимъ племенемъ производилось чрезъ раздачу земель церквамъ и монастырямъ, которыя населяли на нихъ поселенцевъ изъ внутренней Россіи; и преимущественно черезъ испомѣщеніе землями людей служивыхъ. Послѣднимъ достигалась двойная цѣль: и заселялся край русскими, и защищался отъ племенъ инородческихъ. Извѣстно, что главная обязанность служилыхъ людей состояла въ томъ, что, по первому призыву правительства, они должны были являться людны, конны и оружны. По положенію Ивана Грознаго, владѣльцы земель съ каждыхъ 100 четвертей, т. е. 50 десятинъ, должны были выставить одного коннаго воина въ доспѣхѣ. Большая часть дворянскихъ фамилій здѣшняго края происходитъ отъ этихъ служилыхъ людей. Къ сожалѣнію, зная многое о бѣглыхъ крестьянахъ, мы мало знаемъ о поселенныхъ здѣсь дворянахъ. Грамоты царей на владѣніе землями или утрачены ими, или валяются гдѣ нибудь, забытыя потомками служилыхъ людей XVI и XVII столѣтій. Въ огромномъ собраніи актовъ, изданныхъ Археографическими Экспедиціей и Коммисіей, самая малая часть безспорно приходится на долю Казанской губерніи. Что большинство актовъ не погибло, доказывается большимъ собраніемъ чистопольскаго мѣщанина Мельникова. Что жалованныя грамоты царей, въ парчѣ и съ печатями, валяются на чердакахъ барскихъ домовъ здѣшняго края, на это, къ сожалѣнію, я самъ имѣю доказательства. Оттого такія пробѣлы въ нашей исторіи колонизаціи.

Особеннымъ усердіемъ въ заселеніи здѣшняго края отличались первые государи изъ дома Романовыхъ. Они не ограничивались испомѣщеніемъ землями русскихъ служилыхъ людей, а селили переводимыхъ дворянъ изъ отнятыхъ у Польши земель, переводили сюда литовскій и польскій полонъ. Такъ, при Алексѣѣ Михайловичѣ, пригороды Мензелинскъ и Заинскъ были заселены плѣнными поляками; Старый-Шешминскъ, Новый-Шешминскъ, Балярскъ, Тимскъ и Ерыклинскъ -- смоленскою шляхтою. Въ концѣ царствованія Петра великаго, ни въ одномъ изъ нихъ не было менѣе 500 служилыхъ людей, въ большей части число ихъ приближалось къ тысячѣ. Все это были породные люди, имѣвшіе нѣкогда, какъ доносилъ въ 1750 г. полковникъ Мельгуновъ, на сторонѣ его королевскаго величества польскаго маетности и земли. Ихъ верстали землями въ приказѣ Казанскаго дворца и обязывали службою наравнѣ съ русскими служилыми людьми. Актовъ, относительно ихъ поселенія, также издано мало, но они уже собраны частію и въ скоромъ времени могутъ быть сдѣланы извѣстными публикѣ.

Несравненно болѣе свѣдѣній ни имѣемъ относительно устройства разныхъ охранительныхъ линій и укрѣпленій. Охраненіе южныхъ границъ государства рядомъ засѣкъ, валовъ, земляныхъ укрѣпленій, преижущественно со стороны Крымескихъ татаръ, началось издавна. Уставы о станичной и сторожевой службѣ окончательно были выработаны при Михайлѣ Ѳедоровичѣ. Изъ поселенныхъ по чертамъ и линіямъ служилыхъ людей образовались всѣ однодворцы русской Имперіи и значительная часть мелкаго дворянства. Съ царствованія первыхъ Романовыхъ ведутъ, вѣроятно, свое начало и черты Восточной Россіи. Изъ нихъ Симбирская черта, для обороны границъ между Дономъ и Волгою, шла отъ Симбирска въ нынѣшнюю Пензенскую губернію, до существующаго понынѣ пригорода Атемара и до города Инсара. Для постройки ея, въ 1649--1654, ежегодно употреблялось отъ 3,500 до 5,000 человѣкъ. Она тянулась отъ Уреня на Тагай и далѣе до впаденія рѣчки Юшанки въ Сельдь, впадающую въ Свіягу, потомъ по Сельди, но правому ея берегу. Къ тому же времени относится и укрѣпленіе Закамскихъ линій. Въ инструкціи тайному совѣтнику Наумову, 19 февраля 1731 г., сказано, что пригороды Казанской и Симбирской губерній населены были предками ея величества, государыни Анны Ивановны, и, что дѣды и прадѣды переселенцевъ, будучи служилыми людьми, драгунами, солдатами, копѣйщиками, рейторами и прежнихъ службъ городовыми дворянами, имѣя помѣстныя земли по окладамъ и будучи избавлены отъ податей, обязаны были конную и пѣшую службу исполнять, и пограничныя мѣста, какъ свои жилища, отъ непріятельскихъ набѣговъ охранять и защищать. Закамскихъ линій было двѣ, старая и новая. Цѣль ихъ была защищать заволжскихъ и закамскихъ жителей, отъ набѣговъ калмыковъ, башкировъ, киргизовъ и каракалпаковъ. Старая линія начиналась у Волги у пригорода Бѣлаго-Яра, шла вдоль Черемшана, мимо пригородовъ Ерыклинска, Тимска, Билярска, на слободу Екатериникскую, и пригороды Заинскъ, Мензелинскъ; а оканчивалась у рѣки Ика, близъ села Троицкаго или Матвѣева. Устройства ея было сходно съ общимъ устройствомъ нашихъ сторожевыхъ линій. Открытыя долины рѣкъ, пересѣкающія линіи, были перекопаны рвомъ и валомъ; на этихъ валахъ въ разныхъ мѣстахъ основывались окопы, подъ защитой которыхъ поселялись служилые люди; по лѣсамъ дѣлались засѣки. Линія укрѣплялась городками, островами, надолбами, проѣзжими воротами, башнями и лѣсными завалами, для поддержанія которыхъ въ цѣлости налагалась обязанность на сосѣднія населенія. Подробности сторожевой службы опредѣлены уставомъ и инструкціями воеводамъ. Первая мысль объ устройствѣ новой Закамской линіи принадлежитъ, кажется, Петру Великому, который основалъ пригороды Алексѣевскъ, Сергѣевскъ. Вслѣдствіе указа 1727 года, о поселеніи въ Россіи драгунскихъ и пѣхотныхъ полковъ, преимущественно по границамъ, назначено было въ тогдашней Казанской губерніи поселить десять полковъ: до одному въ Пензѣ, Саратовѣ, Самарѣ и Царицынѣ, а остальные по росписанію военной коллегіи. Земли для нихъ предписано отводить изъ государевыхъ оброчныхъ, также изъ дворцовыхъ, архіерейскихъ и монастырскихъ дачъ. Мысль о поселеніи полковъ принадлежитъ Петру Великому. Въ 1728 г., предписано было дѣлать укрѣпленія, палисады и маяки въ провинціяхъ Уфимской и Соликамской, и подтверждено объ укрѣпленіи тамъ городовъ и остроговъ для защиты отъ нападеній кочевыхъ народовъ, башкирцевъ и т. д. Въ 1731 г., Сенатъ далъ указъ тайному совѣтнику Наумову и полковнику Оболдуеву о построеніи новой Закамской линіи. Казанскому губернатору было предписано выслать немедленно 3,000 человѣкъ рабочихъ изъ Закамскихъ уѣздныхъ жителей, на кормныхъ положено 30 алтынъ въ мѣсяцъ на человѣка изъ сбора Казанской губерніи. Въ 1733 г., потребовано было со всей Казанской губерніи 15,000 человѣкъ рабочихъ въ двѣ смѣны: первая должна была собраться въ 1 мая и работать до половины іюля, вторая съ половины іюля по 1 октября. Въ замѣнъ бѣжавшихъ требовали новыхъ рабочихъ съ тѣхъ деревень, откуда были послѣдніе. Плату назначено было производить по плакату; провіантъ имѣть свой. Новая линія начиналась отъ рѣки Самары, у пригородка Алексѣевскаго, шла черезъ слободу Красный-Яръ, потомъ вдоль рѣки Сока на пригородъ Сергіевскій, фельдшанецъ Кондурчинскій, Черемшанскій, Шешминскій и Кичуевскій, у котораго она оканчивалась на рѣкѣ Кичуѣ. Петръ Рычковъ, въ топографіи Оренбургскаго края, говоритъ, что ее предположено было довести до рѣки Ика, но что эта мысль оставлена въ 1734 г., по случаю открытія оренбургской экспедиціи. Всего протяженія эта линія имѣетъ 222 вер.; вала же, прикрывавшаго открытыя мѣстности, 165 верстъ. Въ лѣсныхъ же мѣстахъ, она защищалась засѣками. Линія проведена такъ, чтобы доставить валу хорошую ружейную оборону. По всей длинѣ, разстояніемъ другъ отъ друга на 100 или 120 сажень, устроены редуты. Редуты и фельдшанцы служили главными опорными пунктами и были правильно укрѣплены. Ихъ остатки виднѣются до сихъ поръ; они доказываютъ, что укрѣпленія были снабжены орудіями; два чугунныя орудія валяются въ Сергіевскѣ. Военныя поселенія, которыми оберегалась эта линія, составляли ландъ-милицію, учрежденную въ 1731 г. По указу 7 мая, 1733 г., положено было 3 конныхъ и 1 пѣхотный ландъ-милицкихъ закамскихъ полковъ назвать по мѣстамъ ихъ поселенія. Это были шешминскій, билярскій и сергіевскій конные и алексѣевскій пѣхотный полки; солдатамъ и офицерамъ нарѣзывались земли: рядовому пѣхотному полагалось по 20 десятинъ, конному около 55 десятинъ. Устройство Закамской линіи прекратилось вслѣдствіе открытія оренбургской экспедиціи и переселенія ландъ-милицкихъ полковъ въ степныя мѣста по Самарѣ, Ульвѣ и Яику. Но не прекратилось поселеніе тамъ людей служилыхъ. Съ 30-хъ годовъ прошлаго столѣтія, мы имѣемъ многочисленный рядъ указовъ о поселеніи въ Казанской губерніи отставныхъ солдатъ..... {Къ сожалѣнію, рукопись покойнаго осталась неоконченною; но и то немногое, что дошло до насъ, весьма ясно и опредѣлительно ставитъ новый и важный вопросъ въ исторіи нашего народа о его колонизаторской дѣятельности въ прошедшемъ, которую, въ древній ея періодъ, можно сравнить только съ трудами сѣверо-американцевъ. Авторъ успѣлъ даже намѣтить тѣ стороны этого вопроса, которыя подлежатъ дальнѣйшей научной разработкѣ, и потому его трудъ, не смотря на свою незаконченность, сохранитъ тѣмъ не менѣе свое значеніе, какъ починъ въ весьма интересномъ отдѣлѣ отечественной исторіи, и какъ будущая его программа. Впрочемъ, изученіе этого вопроса въ прошедшемъ имѣетъ и жизненное значеніе; вслѣдствіе освобожденія крестьянъ, народу открывается снова возможность силою колонизаціи содѣйствовать объединенію Россіи, что до сихъ поръ лежало всею своею тяжестью на одномъ правительствѣ, и имѣло для себя одни средства административныя, весьма дорогія и не всегда достигающія цѣли. Читая статью С. В. Ешевскаго, невольно изумляешься тому, какъ наши предки, безъ нашихъ современныхъ средствъ, умѣли дѣлать такія завоеванія, какія и нынѣ были бы трудны для громадной арміи, а главное, ихъ завоеванія были прочны, потому что они были связаны съ экономическими интересами и тѣхъ, которые завоевывали, и тѣхъ, которые были завоевываемы; также и потому, что наши древніе колонисты сѣверо-восточнаго края, какъ они ни были низки, по сравненію съ нами, степенью культуры, но развитіе личности въ нихъ было высоко, а потому десятокъ такихъ людей стоилъ многихъ сотенъ. Ред. }

О. Ешевскій.

ПРИЛОЖЕНІЕ

КЪ СТР. 264.

С. В. Ешевскій не указываетъ въ точности, къ какому году относится докладъ Неплюева объ устройствѣ калмыковъ, помѣщенными въ Полномъ собраніи законовъ, но, просмотрѣвъ все, что относится къ этому предмету въ царствованіе Елисаветы Петровны, мы убѣдились, что это именно тотъ самый докладъ, который помѣщенъ въ сенатскомъ указѣ, отъ 28 сентября 1747 г. (XII томъ, No 9,444, стр. 761), откуда мы и заимствуемъ его для поясненія словъ нашего автора. Управленіе Неплюева Оренбургскимъ краемъ составляетъ одинъ изъ замѣчательнѣйшихъ эпизодовъ вашей исторіи прошедшаго столѣтія, и заслуживалъ бы вполнѣ монографіи. Какъ мы слышали, матеріаловъ къ такому труду чрезвычайно много, и они ждутъ своей обработки.

Неплюевъ доносилъ сенату отъ 17 апрѣля 1746 года; и сенатъ въ своемъ указѣ отъ 28 сентября 1747 года помѣщаетъ текстъ его донесенія слѣдующимъ образомъ:

1. "Разводъ и размежеваніе земель Калмыцкихъ чиновнымъ людямъ, и зайсангамъ, и улусамъ, которымъ земель отведено еще не было, опредѣлилъ (т. е. Неплюевъ) нынѣ дѣйствительно производить, а напредъ съ помѣщичьими деревнями несмежныя и неспорныя земли, а именно, зайсангамъ, по силѣ апробованнаго Правительствующимъ Сенатомъ опредѣленія, противъ рядовыхъ вдвое, подъ пашню по сороку четвертей въ полѣ, а въ дву потомужъ, сѣнныхъ покосовъ до двѣсти копенъ, а старшинамъ войсковымъ, противъ оклада покойнаго владѣльца Никиты Дербетева, по ихъ жалованью съ уменьшеніемъ, по сту четвертей въ долѣ, а въ дву по томужъ, а писарю противъ ихъ вполы; которые же ратные старшины изъ владѣлъческихъ дѣтей и отцовскихъ земель не имѣютъ, тѣмъ противъ зайсанговъ вдвое, а прочимъ ратнымъ старшинамъ, не имѣющимъ земель, противъ зайсанговъ, хотя бъ они были и не изъ зайсанговъ; къ чему наряжены два оберъ-офицера, да два изъ геодезистовъ съ надлежащими наставленіями; а для разбора о помѣщичьихъ деревняхъ и земляхъ, якоже и для осмотра всего тамошняго вѣдомства, и какъ тутъ Калмыцкіе улусы и новыя для нихъ селенія расположены, опредѣлилъ тамошнему комменданту, полковнику Останкову, ѣхать самому, сколько же всѣхъ крещеныхъ калмыкъ тамъ имѣется съ женами и съ дѣтьми и при нихъ лошадей, скота и ружья, о томъ въ Правительствующій Сенатъ приложилъ при ономъ краткій рапортъ, а o чиновныхъ ихъ людяхъ особая именная вѣдомость съ ихъ окладами.

2. "Калмыцкіе жъ де старшины и знатные люди прилежно просили, чтобъ находящійся въ ихъ калмыцкихъ дачахъ рыбныя ловли, которыя состоятъ въ окладахъ по Самарской канцеляріи, а съ нѣкоторыхъ надлежитъ свой по тамошней канцеляріи сбирать, отдать имъ за тотъ де окладъ безъ перекупки вѣчно, обязуяся тотъ окладъ платить бездоимочго; сверхъ того Ставропольская канцелярія ему тайному совѣтнику (Неплюеву) представляла, чтобъ въ калмыцкихъ дачахъ, вмѣсто русскихъ людей, калмыкъ по желаніямъ ихъ къ строенію мельницъ допущать, объявляя, что съ тѣхъ мельницъ оброки, какіе положатся, можно съ нихъ калмыкъ взыскивать, и понеже де первое, то есть рыбныя ловли, какъ то онъ усмотрѣть могъ, крещеные калмыки признаваютъ себѣ за удовольствіе, да и къ утвержденію ихъ не жало можетъ то способствовать, ежели бы въ такіе и тому подобные промыслы вступятъ, и отъ того пользу свою спознаютъ; того ради абъ отдачѣ оныхъ рыбныхъ ловель калмыцкимъ старшинамъ и знатнымъ людямъ учинилъ опредѣленіе, ибо де когда имъ калмыкамъ земли въ свойство отведены, то они стали бить яко помѣщики, которымъ по указамъ и по писцовымъ наказамъ въ ихъ дачахъ имѣющіяся окладныя рыбныя ловля и другіе промыслы безъ перекупки отдавать велѣно... Также престеречь, чтобы обрѣтающіеся въ Ставропольскомъ вѣдомствѣ помѣщичьи крестьяне и между калмыки живущіе разночинцы и отставные въ службѣ, которые пожелаютъ, своихъ изворотовъ въ рыбныхъ ловляхъ лишены не были, съ платежемъ въ опредѣленную, сумму по пропорціи; что же касается до мельницъ, то по усмотрѣнію его весьма не надежно, чтобъ ихъ одни калмыки нынѣ строить и содержать могли, то опредѣлилъ ихъ къ тому приводить, дабы они на нѣсколько лѣтъ для обученія своего изъ россійскихъ людей кого въ компанію принимали; и когда кто такимъ образомъ изъ калмыкъ на своей землѣ мельницу построитъ компаніей, слѣдственно и всякой изворотъ на своей землѣ дать воленъ, а кои отъ Ставропольской канцеляріи для пріумноженія тамошнихъ доходовъ будутъ позволены строеніемъ на порозжихъ земляхъ, съ тѣми поступать по силѣ генеральныхъ указовъ непремѣнно. 3. "Правительствующій Сенатъ, по представленію его между прочаго въ 23-мъ пунктѣ изволилъ подтвердить, чтобъ въ городѣ Ставрополѣ питейную продажу оставить въ общую калмыцкую пользу, а не такъ, какъ напредь того одинъ калмыцкій полковникъ ею интересовался; и нынѣ же въ бытность его (Неплюева) тамо оная питейная продажа съ общаго всѣхъ калмыцкихъ чиновныхъ людей согласія, на первое время отдана въ откупъ одному изъ записавшихся въ Ставропольское гражданство купцовъ, на три года изъ платежа по 495 рублей въ годъ, съ такимъ утвержденіемъ, чтобъ, кромѣ города, въ улусахъ и ни гдѣ инде ее тому откупщику не имѣть, и цѣну бъ содержать не выше того, какъ въ окрестныхъ мѣстахъ состоять имѣетъ; означенныя же откупныя деньги опредѣлилъ употреблять: 1) часть на пріуготовленіе калмыковъ къ воинской ихъ справѣ требующіяся сбруи и на пропитаніе и снабженіе бѣдныхъ калмыкъ; 2) на канцелярскіе и прочіе расходы въ калмыцкомъ судѣ; а понеже отъ того канцелярскаго расхода, безъ сомнѣнія, будутъ остатки, изъ оныхъ опредѣлилъ онъ вдовѣ умершаго владѣльца Никиты Дербетева женѣ съ малыми ея дѣтьми до указа производить по 30 рублей въ годъ; а буде когда оныхъ остаточныхъ денегъ будетъ довольно, то давать ей и до 50 рублей въ годъ, по примѣру, какъ та бывшаго тамо калмыцкаго полковника Шоры женѣ его вдовѣ, по силѣ указа изъ коллегіи иностранныхъ дѣлъ, до ея замужества давалось; сколько же за тѣмъ канцелярской суммы будетъ оставаться въ годъ, о томъ велѣно въ Оренбургскую губернскую канцелярію рапортовать съ мнѣніемъ, ибо де и оное надлежитъ въ калмыцкую же пользу употреблять, а особливо прилично то на ново приходящихъ бѣдныхъ калмыкъ; 3) раздѣлить по пропорціи жалованья войсковымъ старшинамъ, а ратнымъ токмо тѣмъ, кои изъ владѣльческихъ дѣтей, дабы они предъ прочими тѣмъ имѣли отмѣну и лучше себя содержать могли, которымъ опредѣленіемъ всѣ они являются довольны.

4. "По представленію де отъ тамошняго духовнаго правленія и по усмотрѣнію его, что Ставропольская соборная церковь прочна быть не можетъ: ибо такъ обширно застроена, что отъ великой тягости всѣ стѣны роспираетъ, и въ нѣкоторыхъ мѣстахъ углы изъ замковъ вышли, и во время дождя бываетъ въ ней такая теча, что святая литургія съ трудомъ совершается, опредѣлилъ онъ тайный совѣтникъ на первое время состроить церковь теплую деревянную близъ соборной, внѣ церковной суммы, и оную соборную, сколько можно, подпорами утверждать, а кровлю да одинъ тесъ съ лубьемъ накрыть.... Къ строенію же той церкви принуждено будетъ вспомогать оставающимися отъ неполнаго комплекта деньгами, и изъ суммъ на Ставропольской штатъ положенной; войсковымъ старшинамъ, а ратнымъ токмо темъ, кои изъ владѣльческихъ дѣтей, дабы они предъ прочими тѣмъ имѣли отмѣну, и лучше содержать себя могли, которымъ опредѣленіемъ всѣ являются они довольны.

5. "Что тамо за помощію Божіею обстоитъ все благополучно, а какъ чиновные, такъ и всѣ калмыки настоящимъ новымъ ихъ правленіемъ на основаніи вышеозначеннаго, отъ Правительствующаго Сената апробованнаго, опредѣленія являются быть весьма довольны: ибо будучи нынѣ подъ особымъ своимъ судомъ съ присутствіемъ комменданта, каждый пользу свою чувствуетъ и видитъ, особливо улусные рядовые калмыки, узнавъ, что прежняя и нагло надъ ними бывшая владѣльцовъ и зайсанговъ власть воздержана, весьма довольны, и уже ни мало обидѣть себя не допущаютъ, но приходя въ калмыцкій судъ или къ комменданту о всѣхъ своихъ нуждахъ доносятъ, и получаютъ всякую свою справедливость, и уже многіе изъ калмыкъ принимаются ремесломъ и торговъ за разные промысли, изъ чего и фундаментальному ихъ житью предвидится добрая надежда, и чиновные изъ нихъ люди нынѣ содержатъ и ведутъ себя въ такомъ порядкѣ и умѣренности, какъ имъ бить надобно, и какъ онъ (Неплюевъ) будучи въ домахъ ихъ видѣлъ, они и жены ихъ и дѣти во всемъ россійскимъ обычаямъ подражаютъ, и благополучіе свое не такъ въ природѣ, какъ въ добромъ своемъ поведеніи и въ заслугахъ Ея Императорскому Величеству признавать начали; о чемъ де онъ тайный совѣтникъ чрезъ всю его бытность довольно внушалъ и толковалъ, и до того привелъ, что нѣкоторые изъ малолѣтнихъ своихъ дѣтей охотно отпускаютъ съ нимъ въ Оренбургъ, чтобъ тамо могли они удобнѣе научиться россійскимъ обыкновеніямъ, изъ которыхъ онъ знатнѣйшихъ нарочно для того при себѣ будетъ держать, а другихъ въ такіе руки отдастъ, чтобъ они въ честному обхожденію обыкли; что же касается до содержанія ими православныя христіанскія вѣры, то и въ семъ лучшихъ изъ нихъ людей нашелъ онъ не неисправнными: ибо какъ они сами, такъ и ясени ихъ и дѣти церкви божіей по ихъ состоянію довольно прилежными себя оказываютъ, и дѣтей своихъ русской грамотѣ и письму охотно обучаютъ, и уже нѣсколько изъ оныхъ говорить, читать и пясать нарочито обученныхъ есть, въ чемъ Ставропольскіе комменданть я протопопъ довольно жмѣютъ стараніе, и онъ то имъ особливо рекомендовалъ, и однимъ словомъ, ежели въ содержанія сихъ свнь тымъ врещеніемъ новопросвѣщенныхъ людей установленной порядокъ будетъ всегда наблюдаемъ и ненарушимо содержанъ, то желаемая отъ нихъ польза не только время отъ времени умножаться, но и совершенно можетъ воспослѣдовать."

Замѣчаніе, сдѣланное гр. П. А. Строгановымъ въ 1801 г. (см. выше, стр. 185), показываетъ, что планы Неплюева не были въ точности выполняемы, и наша колонизація шла далеко не такъ успѣшно, какъ должно было того желать. Между тѣмъ, прочтя донесеніе Неплюева, мы вполнѣ поймемъ значеніе похвалы, съ которою отзывается о немъ С. В. Ешевскій. Русское правительство въ лицѣ своего представителя являлось инородцамъ, какъ пополненіе того, чего они не могли добыть изъ себя, какъ средство противъ тѣхъ внутреннихъ болѣзней, которыми страдалъ бытъ калмыковъ, предоставленный самому себѣ. "Будучи нынѣ подъ особымъ своимъ судомъ съ присутствіемъ комменданта, говоритъ Неплюевъ, каждый пользу свою чувствуетъ и видитъ, особливо улусные рядовые калмыки, узнавъ, что прежняя и нагло надъ ними бывшая владѣльцовъ и зайсанговъ ихъ власть воздержана, весьма довольны" и т. д. Понятно послѣ того, что Неплюевъ при посѣщеніи домовъ калмыцкихъ увидѣлъ, что "жены ихъ и дѣти во всемъ россійскимъ обычаямъ подражаютъ."

Инородческіе вопросы въ нашей исторіи еще не могутъ считаться оконченными; наши предки сдѣлали много, какъ то видно изъ труда С. В. Ешевскаго, на этомъ тяжеломъ поприщѣ; намъ остается только довести ихъ работу до конца, почерпая въ своемъ же прошедшемъ уроки опыта. До сихъ поръ, можно сказать, существовали двѣ системы колонизаціи: одна французская, основавшая исключительно на дѣятельности правительства, другая -- англійская, гдѣ это дѣло является естественнымъ развитіемъ экономическихъ силъ народа; эту послѣднюю можно также хорошо назвать и древнерусскою системою. Мы постараемся еще разъ возвратиться къ этому главному узлу нашей исторіи, представивъ его въ параллели съ тѣмъ, что дѣлается и пишется во Франціи по поводу колонизаціи Алжиріи; если, быть можетъ, во Франціи этотъ вопросъ былъ вызванъ въ слѣдствіе постороннихъ политическихъ соображеній, то у насъ, помимо всякой политики, онъ служитъ однимъ изъ краеугольныхъ камней нашей будущей исторіи. Что было бы съ настоящимъ, еслибы наши предки не поработали такъ въ свое время въ сѣверо-восточномъ краю? Чего ожидать въ будущемъ, если мы не поработаемъ во всѣхъ другихъ краяхъ также, т. е. предоставляя и содѣйствуя самому русскому народу сплотить органически то, что сосуществуетъ, можетъ быть, не болѣе, какъ механически?

"Вѣстникъ Европы", No 1, 1866