I.
Эмиль отцу.
Боннъ, 8 Января 186...
Передъ вступленіемъ въ университетъ я долженъ былъ выдержать экзаменъ, и вотъ уже недѣля какъ я Herr Burche.
Я хочу дать тебѣ понятіе о моей студенческой жизни. Днемъ я слушаю лекціи философіи, исторіи, права. физіологіи растеній и животныхъ, сравнительную филологію, и пр. и пр. Я нанялъ квартиру, которая обходится мнѣ 150 франковъ за полгода, обѣдъ за табльдотомъ обходится мнѣ 24 су. Вечеромъ я ухожу заниматься въ свою комнату, или гуляю по городу. Въ качествѣ иностранца я еще не посвященъ во всѣ тайны товарищества буршей. Впрочемъ на дняхъ меня пригласили въ одну пивную (kneipe), гдѣ собираются нѣмецкіе студенты. Когда отворилась дверь, меня обдала облака густаго дыма, которые скрывали отъ меня стѣны, потолокъ, всю комнату и, казалось, разстилались на безконечное пространство. Я слышалъ голоса, пѣсни, взрывы смѣха, но не видалъ ни одного живаго существа. Мѣстами сквозь облако тускло свѣтились, красноватыми пятнами огни лампъ, nantes in gurgite vasto. Я шелъ по пятамъ моего путеводителя, ощупью пробираясь между длинными рядами столовъ, которые, казалось, колыхались въ туманѣ и на которыхъ я смутно различалъ жестяныя кружки, металлическій блескъ которыхъ свѣтился сквозь туманъ и мракъ кпеіре. Понемногу глаза мои привыкли къ туману и я различилъ за кружками человѣческія лица; но туманная завѣса раскрылась только когда я дошелъ до конца залы, гдѣ поднималась монументальная печь. Я очутился посреди многочисленнаго собранія молодыхъ людей; у каждаго на головѣ была фуражка, во рту сигара или трубка, въ рукахъ жестяная кружка. Не смотря на страшный шумъ, я разслышалъ нѣсколько серьезныхъ разсужденій между нѣкоторыми группами студентовъ, которые не смотря на то продолжали курить и пить пиво.
Мое ухо еще не успѣло освоиться со звуками нѣмецкаго языка на столько, чтобы слѣдить за серьезнымъ разговоромъ. Но я однако понялъ что дѣло шло о новыхъ, одни другихъ болѣе возвышенныхъ планахъ и системахъ для возрожденія человѣческаго рода. Аргументы, выходки, возраженія, идеи взлетали какъ ракеты посреди табачнаго дыма. Когда пробило полночь всѣ студенты вышли изъ пивной и я замѣтилъ что многіе изъ тѣхъ, которые всего горячее ратовали за благо человѣчества, идя домой затянули на улицѣ самую пошлую пѣсню. Видно было, что они совершенно забыли, что хотѣли пересоздать міръ.
Судя потому что я слышалъ, студенты поступаютъ здѣсь въ университеты съ цѣлью получить мѣста на службѣ у правительства. Всѣ они, болѣе или менѣе, стремятся быть слугами государства. Добившись диплома доктора, они отправляются выпрашивать вакантныя мѣста въ администраціи. Многія изъ этихъ мѣстъ даются послѣ конкурса и только оказавшіе наибольшіе успѣхи кандидаты получаютъ ихъ послѣ экзамена. Только не выдержавшіе конкурса кандидаты выбираютъ себѣ независимую профессію. Не этой ли причинѣ -- страсти къ чиновничеству -- слѣдуетъ приписать поразительную перемѣну, которая совершается въ образѣ мыслей молодыхъ докторовъ по виходѣ изъ университета.
Характеръ студентовъ составляетъ рѣзкую противуположность съ характеромъ прочихъ германцевъ. Первые напускаютъ на себя задоръ, удаль, эксцентричность во всемъ; вторые напротивъ, какъ донѣ показалось, со всѣмъ ушли въ невозмутимость и даже апатію. Университетская молодежь зоветъ себя республиканской и революціонерной; она не отступаетъ не передъ какой теоріей, какъ бы смѣла она ни была, и поднимаетъ всѣ вопросы религіозные и соціальные съ смѣлостью, которая удивляетъ меня; весь народъ, какъ мнѣ кажется, напротивъ очень приверженъ къ старымъ порядкамъ и монархіи. Herr Bursche ставитъ свою честь въ томъ чтобы презирать всѣ общественныя различія и привиллегіи рожденія, тогда какъ средній классъ выказываетъ безграничное уваженіе къ дворянству и титуламъ. Это двѣ разныя націи живущія въ отдѣльныхъ мірахъ и единственная связь нѣмецкаго студента съ обществомъ -- пламенное желаніе играть въ немъ оффиціальную роль. Но этой связи достаточно на то чтобы власти не спокойно смотрѣли на эту горячку либеральныхъ идей.
Поведеніе этихъ молодыхъ людей заставило меня оглянуться на себя. Мнѣ девятнадцать лѣтъ и у меня не только нѣтъ самостоятельнаго положенія, но я даже еще не выбралъ себѣ профессіи чтобы приносить пользу обществу. Сознаться ли тебѣ? Я по временамъ падаю духомъ и сердце мое болѣзненно сжимается когда я спрашиваю себя: на что я годенъ? Ты нашелъ что я въ четыре года сдѣлалъ быстрые успѣхи и въ естественныхъ и въ гуманныхъ наукахъ. Я этимъ обязанъ твоей методѣ приготовить наблюденіемъ умъ къ изученію законовъ, путешествіямъ и прекраснымъ урокамъ, которые ты съ матерью давалъ мнѣ. Я хочу знать, но я еще не сознаю хорошо чего мнѣ недостаетъ. Бываютъ минуты когда мнѣ кажется что я чувствую бога въ себѣ: въ другія я подавленъ чувствомъ собственнаго безсилія. То стремленіе къ идеѣ беретъ верхъ, то жажда дѣятельности пожираетъ меня. Я вижу что я еще не достигъ полнаго равновѣсія своихъ силъ, если можно дать это имя пылкимъ стремленіямъ молодаго человѣка, который ищетъ свое мѣсто въ жизни.
Два мѣсяца тому назадъ пріѣхавъ сюда, я воображалъ что зналъ нѣмецкій языкъ потому что изучилъ его по книгамъ, но я скоро увидѣлъ свою ошибку. Я читалъ какъ нельзя лучше газеты, вывѣски, названіе улицъ, афиши, но едва начинался около меня нѣмецкій разговоръ, какъ я ни слушалъ, я слышалъ одни голоса. Я чувствовалъ себя въ нравственной неволѣ, потому что жить посреди народа, языкъ котораго не понимаешь, тоже тюремное заключеніе своего рода. Трехлѣтній ребенокъ, едва умѣвшій лепетать нѣсколько словъ, понималъ больше моего и когда я начиналъ говорить съ нимъ, онъ съ насмѣшливымъ видомъ качалъ головой будто говоря: Ich verstehe Sie nicht. Я походилъ на глухонѣмаго, который не умѣетъ объясняться знаками. Небольшое различіе въ переливахъ. звуковыхъ волнъ -- слѣдствіе ничтожнаго измѣненія въ движенія губъ, создавало эту преграду между мной и другими людьми.
Это невольное одиночество было тяжело для меня и я съ большими усиліями преодолѣлъ мою природную робость. Теперь я начинаю выговаривать нѣмецкія слова удобопонятно. Разумѣется мнѣ недостаетъ еще многаго въ этомъ отношеніи; же въ мои лѣта не трудно усвоить себя звуки языка, которые я слышу со всѣхъ сторонъ. Но самое трудное не говорить, а понимать нѣмцевъ когда они говорятъ между собой. Я былъ разъ въ театрѣ и во все продолженіе представленія не могъ вонять ни одного слова изъ того что говорили актеры, развѣ одно gute Nacht Впрочемъ, мнѣ кажется, иностранные языки можно сравнить съ табачнымъ дымомъ, который въ пивной гдѣ я былъ, скрывалъ отъ меня всѣхъ бывшихъ тамъ студентовъ и всѣ вещи: это туманъ, который разсѣется мало по малу и я надѣюсь, что скоро буду видѣть ясно.
Прошу тебя поцаловать Лолу за меня. Поливаетъ ли она наши цвѣты? Заботится ли она о нашихъ птицахъ? Привела ли она въ. порядокъ вашъ гербаріи и нашу коллекцію минераловъ? Скажи ей, чтобы она думала обо мнѣ также часто какъ я думаю о ней.
Писать тебѣ значитъ писать и моей матери, я не раздѣлаю васъ обоихъ въ своемъ сердцѣ. Вотъ почему я для нея прибавлю только, что съ сожалѣніемъ вспоминаю о своей маленькой комнаткѣ, изъ которой я слышалъ ваши шаги, ваши голоса; о своемъ мѣстѣ между васъ, по вечерамъ у затопленнаго камина. Я кончаю свое письмо; теперь одиннадцать часовъ; лампа изъ подъ абажура бросаетъ зеленоватый свѣтъ, старые часы съ кукушкой однообразна чикаютъ въ углу; дрова трещатъ въ печкѣ, вѣтеръ воетъ въ окно и блѣдный кругъ луны глядитъ въ окно между двумя занавѣсами съ бѣлыми и красными разводами. Кажется во всемъ этомъ нѣтъ ничего печальнаго, но я чувствую, что слезы приступаютъ къ глазамъ. Чтожъ дѣлать? Я чувствую въ эти минуты что я все тоже дитя, и я тоскую не по родинѣ, но по родительскомъ домѣ; я люблю васъ и въ этомъ отношеніи надѣюсь остаться всю жизнь тѣмъ же ребенкомъ.
II.
Эразмъ Эмилю.
Лондонъ 13 февраля 186...
Тебѣ тяжело въ одиночествѣ, мой дорогой Эмиль, и мы тоже грустимъ безъ тебя. Но надо же быть благоразумнымъ. Если бы я даже былъ въ состояніи выѣхать изъ Лондона и кинуть моихъ больныхъ, я бы и тогда не поѣхалъ съ тобой. Тебѣ пора уже учиться управлять собой какъ слѣдуетъ взрослому человѣку. Птицы любятъ своихъ птенцовъ; но когда птенцы уже въ силахъ летать отецъ и мать учатъ ихъ расправлять свои крылья. Природа требуетъ полной свободы для всѣхъ.
Ты хорошо понялъ цѣль, которая заставила меня послать тебя въ Боннъ: изученіе нѣмецкаго языка, нравовъ и идей. До сихъ поръ ты учился самостоятельно я не принимаю въ разсчетъ уроки, которые я давалъ тебѣ, потому что я постоянно имѣлъ въ виду заставлять тебя работать самого. Ты былъ своимъ собственнымъ профессоромъ и наставникомъ. Въ наше время появилось такъ много разныхъ системъ и ученій, которыя слѣдуетъ изучать въ ихъ источникахъ. Германія въ наше время источникъ свѣта, страна съ которой приходится считаться успѣхами философіи, науки, критики, литературы. Въ университетахъ ея ты встрѣтишь много знаменитыхъ профессоровъ. Я бы отрекся отъ всѣхъ своихъ принциповъ, еслибы сталъ требовать отъ тебя слѣпаго подчиненія ихъ авторитету. Человѣкъ не долженъ отрекаться ни для кого отъ своей свободы. Знаніе, которое ты почерпнешь изъ ихъ лекцій, можетъ расширить и укрѣпить твой умъ, только съ непремѣннымъ условіемъ, чтобы ты принималъ чужія идеи не пассивно, но подъ контролемъ твоего собственнаго анализа. Но съ другой стороны берегись потратить на увлеченіе отвлеченными теоріями, какъ бы блестящи и глубоки онѣ ни были, тѣ силы, которыя тебѣ нужны для дѣла. Всѣ эти умозрѣнія имѣютъ цѣны лишь насколько они могутъ научить насъ служить ближнимъ. Жалкій эгоистъ тотъ, кто учится и мыслитъ лишь для себя одного. Быть ученымъ, дѣло хорошее, но великое дѣло -- быть честнымъ гражданиномъ. Помни что Германія не твое отечество; твои традиціи -- философія XVIII вѣка, твоя мать -- французская революція.
Одно мѣсто въ твоемъ письмѣ огорчило меня. Ты спрашиваешь меня на что ты нуженъ въ жизни? Не нужно быть великимъ человѣкомъ чтобы быть полезнымъ членомъ общества. Кто искренно ищетъ добра, улучшаетъ общество въ извѣстной степени. Жизнь слагается изъ множества мелкихъ обязанностей, и тотъ кто исполнитъ ихъ по мѣрѣ своихъ силъ, часто принесетъ болѣе пользы, чѣмъ тотъ, кто ищетъ случая отличиться громкимъ дѣломъ. Ничто не пропадаетъ изъ того что мы думаемъ или дѣлаемъ; слѣды остаются на окружающихъ насъ людяхъ и на тѣхъ, которые переживутъ насъ. Это можетъ доказать что во всѣхъ великихъ переворотахъ, которые измѣнили политическій и соціальный строи общества, неизвѣстные, темные, скромные работники не служили столько же какъ и вожди. Блескъ славы вѣнчающей вождей -- отраженіе трудовъ, великодушныхъ усилій массы.
Будь доволенъ тѣмъ что ты есть и старайся каждый день работать и ученіемъ раздвинуть границы твоей природы. Въ минуту, когда ты захочешь пожить болѣе широкой жизнью открой произведенія истинныхъ поэтовъ, великихъ мыслителей и наслаждайся сознаніемъ всего великаго въ человѣчествѣ, ощущай это великое въ себѣ самомъ. Спустившись въ міръ обыденной жизни ты, всегда найдешь около себя много темныхъ умовъ, въ которые ты можешь бросить лучи свѣта, много случаевъ служитъ братьямъ и въ этой службѣ найти утѣшеніе отъ печальнаго сознанія какъ многаго не достаетъ тебѣ. Только черствые и мелкіе люди ожесточаются отъ сознанія слабыхъ и ограниченныхъ сторонъ своей природы. Разумный человѣкъ работаетъ надъ собой, учится, и не требуетъ не возможнаго.
Мнѣ кажется, что ты слишкомъ много заботишься о выборѣ профессіи. Безъ сомнѣнія, каждый долженъ жить своимъ трудомъ, ль я очень огорчился бы еслибы ты пренебрегалъ этимъ долгомъ, первымъ долгомъ каждаго человѣка; курсъ ученія, который ты проходишь ведетъ ко всѣмъ профессіямъ, но въ настоящую минуту не открываетъ тебѣ ни одной. Тебѣ нечего жаловаться на это, Пріобрѣтаемое знаніе -- сокровище для ума, и если ты въ настоящую минуту не можешь извлечь изъ него пользы, то оно дастъ тебѣ средство быть полезнымъ впослѣдствіи другимъ. Между науками существуетъ общая связь: чтобы хорошо знать которую либо изъ нихъ, нужно знать многія другія которыя имѣютъ къ ней отношеніе. Я не думаю совѣтовать тебѣ гоняться за химерой универсальной науки; но есть связь общихъ идей, главныя черты которой необходимо уловить, прежде чѣмъ избрать себѣ извѣстную спеціальность.
Ты самъ долженъ рѣшить выборъ карьеры. Я прошу у тебя только одного -- не слѣдуй примѣру твоихъ товарищей. Будь чѣмъ хочешь, къ чему тебя зовутъ способности: медикомъ, адвокатомъ, инженеромъ, механикомъ, ремесленникомъ, и пр. и пр. но, ради Бога, не будь государственнымъ чиновникомъ.
Какой свободы можно ожидать для народа, вся образованная молодежь котораго записывается на службу деспотизма. Умѣнье угнетать людей было въ прежніе времена трудной и сложной наукой: на то нуженъ былъ весь умъ, весь геній Макіавеля. Въ наше время можно подумать, что всѣ подданные задались цѣлью избавить деспота отъ труда порабощать ихъ хитростью или насиліемъ; они сами кидаются подъ иго. Каждый деспотъ, если только у него есть въ распоряженіи значительное количество золота, большой запасъ мѣстъ, титуловъ, и наградъ для раздачи, найдетъ вокругъ своего трона множество низко согнутыхъ головъ, множество жадныхъ и подлыхъ честолюбцевъ, которые ждутъ первой брошенной кости чтобы накинуться на нее.
Вездѣ есть молодые люди, которые не вѣрятъ ни во что и ничего не уважаютъ. Но присмотритесь внимательнѣе, это праздное вольнодумство поддерживаетъ отживающія учрежденія. Эти, такъ называемые, свободные мыслители ничуть не освободили себя отъ своекорыстныхъ разсчетовъ и этими то разсчетами власть держитъ ихъ въ своихъ рукахъ: жажда отличій, погоня за карьерой, за должностями съ большими окладами скоро обращаютъ ихъ къ уваженію существующаго порядка. Я не придаю ни какой цѣны смѣлости мысли, безъ независимости характера и безкорыстія. Пока достиженіе отличій и выгодъ будетъ зависѣть отъ прихоти какого бы то ни было лица, въ мірѣ не переведутся рабы ревностно служащіе всѣмъ прихотямъ деспота и именно вчерашніе либералы оказываются сегодня смиренно распростертыми во прахѣ передъ силой.
Чиновничество бичь современной Франціи. Въ странѣ гдѣ все сводится на погоню за мѣстами, убѣжденія не могутъ не быть дѣломъ разсчета и продажи. "Что приноситъ въ годъ на хорошій, на худой ли конецъ такая то политическая или религіозная ложь?" 10.000 франковъ. Въ такомъ случаѣ она несомнѣнная истина.... А сколько платится за такую то подлость? Вдвое болѣе. О коли такъ, это подвигъ мужества: я приношу себя въ жертву. Утверждаютъ что общественное мнѣніе самая вѣрная гарантія права и свободы. Да, у народа привыкшаго къ самоуправленію; но у другаго общественное мнѣніе бываютъ слугой деспотизма. Самое вѣрное средство поработить народъ, убить въ немъ чувство нравственнаго достоинства и гражданской независимости, подкупивъ его разными выгодами и отличіями къ поддержанію существующаго зла. Возраженіе, что чиновники составляютъ незначительное меньшинство въ государствѣ, не доказываетъ ничего; при этомъ забываютъ, что на одного чиновника получившаго мѣсто придется тысяча, которые добиваются этого мѣста и надѣются получить его когда нибудь. Рядомъ съ офиціальнымъ міромъ есть цѣлый міръ просителей, а позади ихъ толпа поклонниковъ всякаго успѣха. Не освободить людей безъ содѣйствія ихъ собственной воли. Развѣ можно требовать труда, усилій, великихъ жертвъ отъ этихъ людей, когда одни изъ нихъ одѣваются, кормятся, живутъ на счетъ правительства, а другіе жалѣютъ только объ одномъ, что не могутъ дѣлать того же. Изъ этого не слѣдуетъ чтобы государственная служба непремѣнно унижала тѣхъ, которые посвящаютъ себя ей или ищутъ ея? Я далекъ отъ этой мысли. Въ свободныхъ государствахъ, какъ напр. въ Америкѣ, гдѣ избраніе рѣшаетъ назначеніе кандидата, гдѣ люди занимаютъ мѣста на извѣстный и очень короткій срокъ, по истеченіи котораго эти мѣста снова переходятъ въ руки народа для того чтобы быть снова отданными избраннымъ, государственная служба напротивъ развиваетъ силу и благородство характера. Но я не имѣлъ въ виду демократическія общества, я говорю о тѣхъ, гдѣ назначенія на государственныя должности зависитъ отъ произвола и въ этихъ то обществахъ, говорю я, молодежь мельчаетъ въ погонѣ за мѣстами въ офиціальномъ мірѣ. Разсмотримъ чего требуетъ отъ молодежи такое государство какъ Франція. Ему нужны покорные умы, которые бы безпрекословно приняли административныя традиціи, гибкіе характеры, которые изогнувшись всѣ стороны стерли бы наконецъ съ себя малѣйшій оттѣнокъ собственной личности, умы нѣсколько образованные, но пошлые, которые съумѣли бы употреблять изученную рѣчь на то чтобы придать существующей системѣ видъ разумности. Право бываютъ минуты когда я нахожу, что народы совершенно несправедливо обвиняютъ своихъ деспотовъ въ своемъ порабощеніи. Какъ! масса народа отдала въ чужія руки заботу о своемъ управленіи, родители вмѣсто того чтобы дать сыновьямъ своимъ средство заработывать хлѣбъ, мечтаютъ для нихъ только о синекурѣ съ крупнымъ окладомъ; каждый наровитъ только сдѣлаться паразитомъ общественнаго тѣла, и хотятъ чтобы деспоты были на столько мудры (или глупы), чтобы не воспользоваться выгодами, которыя даютъ имъ? Безумцы! Они сами сдѣлались прахомъ и хотятъ чтобы, ихъ не попирали ногами!
Я сознаюсь, что для молодаго человѣка несравненно легче пристроить себя въ одно изъ безчисленныхъ вновь учреждаемыхъ мѣстъ, чѣмъ самому пробить себѣ дорогу въ обществѣ своими способностями и заслугами. Вотъ примѣта, по которой можно сразу узнать націи, привыкшія жить подъ опекой правительства. Въ нихъ замѣчается совершенное отсутствіе духа предпріятій, иниціативы" промышленность, земледѣліе и торговля плетутся кое какъ избитой колеей, капиталы скрываются и промышленныя предпріятія, которымъ правительство отказываетъ въ своемъ покровительствѣ, едва могутъ, какъ говорится, держаться на ногахъ. Люда науки и профессій ползаютъ около власти и подстерегаютъ каждый случай занять мѣстечко на пиру офиціальнаго міра. Литература и искуства мельчаютъ подъ губительнымъ вліяніемъ и приходятъ въ упадокъ вмѣстѣ съ общественной жизнью, сдавленной рукой деспотизма. Потребность кормиться за счетъ государства размножаетъ день ото дня породу льстецовъ и паразитовъ.
Ты скажешь мнѣ, что это недостатокъ всей системы, вина цѣлаго общества, и что ничего не значитъ если однимъ чиновникомъ болѣе или менѣе завербуется въ безчисленную армію чиновничества. Единичная личность, разумѣется, не можетъ измѣнить общественный бытъ цѣлой страны, но пока каждый будетъ заглушать въ себѣ совѣсть этимъ софизмомъ для того чтобы спокойнѣе плыть по теченію, то намъ нечего надѣяться на независимыя гражданскія учрежденія, на свободу. Когда общій примѣръ такъ заразителенъ, когда цѣлый народъ униженъ, тогда каждый человѣкъ, заслуживающій этого имени долженъ въ самомъ себѣ поднять высоко знамя чести. Масса не поднимется никогда безъ усилій и энергіи отдѣльныхъ личностей. Какъ многіе изъ тѣхъ, которые плакались на продажность совѣсти, на униженіе отечества, сами подготовляли это униженіе своей трусливой осторожностью. Мѣста въ офиціальномъ мірѣ, которыхъ они ни за что не заняли бы сами, выпрашивались ими же для своихъ племянниковъ, для какого нибудь молодаго человѣка, которому ихъ родня протежируетъ, и они дѣлались соучастниками зла, на которое плачутся.
Сынъ мой, я откровенно высказываю тебѣ, что думаю. Хочешь ли успѣть въ жизни во что бы ни стало? Средство очень легкое -- ползи. Если же ты захочешь предпочесть выгодамъ быстрой карьеры уваженіе самаго себя, свою независимость и человѣческое достоинство -- я поздравлю тебя отъ всего сердца -- но ты долженъ знать что тебя ожидаетъ въ этомъ случаѣ. Отказавшись отъ покровительства французскаго правительства ты обрекаешь себя на трудъ и борьбу. Никто не скажетъ тебѣ спасибо за твои усилія; многіе будутъ смѣяться надъ твоимъ мужествомъ. За что же имъ сочувствовать тебѣ? Ты оскорбляешь ихъ твоимъ образомъ мыслей и дѣйствій.
Служи своему народу и не жди ничего отъ него. Во первыхъ ему нечего дать тебѣ; у него нѣтъ въ рукахъ ни богатствъ его земли, ни средствъ прославить твое имя, а во вторыхъ онъ можетъ не понять твои намѣренія. Ты долженъ надѣяться только на твои руки и на твою голову...
Что сказать тебѣ о домѣ. Лола поручаетъ мнѣ передать тебѣ что твои цвѣты и птицы здоровы, что твои минералы уцѣлѣвшіе въ землѣ въ продолженіи двухъ или трехъ милліоновъ лѣтъ, пострадали отъ пыли и дыма Лондона; что она привела въ порядокъ твой гербарій и что она не забыла тебя, такъ же какъ и ты не забываешь ее.
Мать твоя и я обнимаемъ тебя. Продолжай извѣщать насъ постоянно о твоемъ ученьи, твоихъ планахъ, твоемъ образѣ жизни.
III.
Эмиль матери.
12 мая 186..
Съ тѣхъ поръ какъ ты меня знаешь, я повѣрялъ тебѣ мои печали, мои радости, мои антипатіи, мои привязанности, мое доброе, мое злое, все. Мнѣ даже не нужно было говорить когда я былъ съ. тобой, ты читала мои мысли въ моихъ глазахъ, ты угадывала какъ. онѣ приходили и уходили въ моей головѣ. Въ первый разъ въ жизни у меня есть тайна. Совѣсть упрекнетъ меня если скрою ее отъ тебя.
Но повѣрить тебѣ эту тайну не такъ легко, какъ я думалъ. Съ первыхъ строкъ рука моя задрожала. Ты не будешь смѣяться надо мной. Но я скажу тебѣ. Я люблю.
Ты меня спросишь теперь кто она, гдѣ я видалъ ее, какъ я познакомился съ нею. Здѣсь мое затрудненіе удвоивается.
У насъ въ городѣ есть театръ изъ второстепенныхъ, но онъ, отличается хорошимъ выборомъ пьесъ. На немъ играютъ Марію Стюартъ Шиллера, Фауста и Маргариту Гёте, и много другихъ замѣчательныхъ драматическихъ произведеній. Раза два три въ недѣлю. литература уступаетъ мѣсто музыкѣ и драма оперѣ. Я хожу иногда въ театръ чтобы разсѣяться и пріучить ухо къ звукамъ нѣмецкаго языка. Мѣсяцъ тому назадъ, одна молоденькая баварская дѣвица дебютировала въ Пророкѣ Мейербеера. Она имѣла блистательный успѣхъ, всѣ студенты университета говорили объ ней какъ объ чудѣ. Я пошелъ за всѣми въ театръ, и увидѣлъ какъ она вышла на сцену. Я весь превратился въ зрѣніе и слухъ. Меня очаровалъ не столько ея голосъ, не смотря на то что это большой и рѣдкій голосъ, но душа, которую она придаетъ своему пѣнію, грація и прелесть разлиты во всемъ ея существѣ. Она хороша, и какъ она хороша! Я промечталъ о ней всю ночь и видѣлъ ее въ сіяніи звѣздъ. Пиѳагоръ былъ вѣрно влюбленъ въ пѣвицу, когда говорилъ своимъ ученикамъ о мелодіи небесныхъ тѣлъ,
Опасаясь что мое очарованіе исчезнетъ отъ повторенія впечатлѣнія, я не хотѣлъ больше идти въ театръ когда она будетъ играть.... Но я и пошелъ на первое же представленіе. Мое очарованіе не только не исчезло, но я съ каждымъ разомъ открывалъ въ ней тысячу достоинствъ, которыхъ не замѣтилъ съ перваго раза. Сказать ли тебѣ все? Я нарочно занялъ мѣсто противъ сцены что-бы быть замѣченнымъ; разъ или два я поймалъ ея взглядъ, или мнѣ это такъ показалось. Представленіе показалось мнѣ очень коротко, не смотря на то что оно продолжалось болѣе четырехъ часовъ, и я оставилъ театръ съ сердцемъ полнымъ невыразимаго волненія.
Мнѣ пришла мысль написать ей стихи, которые я не подписалъ и отдалъ для передачи старому привратнику театра. "Пусть она узнаетъ что есть человѣкъ, который ее любитъ, говорилъ я себѣ" Стихи были плохи и выражали только половину того что я чувствовалъ. Я гдѣ то читалъ что любовь дѣлаетъ поэтомъ. Я не вѣрю этому. Только избранныя натуры могутъ вполнѣ передать все, что чувствуютъ. О какъ бы я желалъ быть одной изъ нихъ.
Мои попытки не шли далѣе, когда въ воскресенье проходя по бульвару, на которомъ гуляютъ въ два часа всѣ городскія дамы, я увидалъ ее. Она шла прямо со мнѣ на встрѣчу по длинной аллеѣ. Въ первую минуту я готовъ былъ бѣжать отъ нея по боковой дорожкѣ перерѣзывающей аллею. Но я совладѣлъ съ собой я отважно пошелъ на огонь. Нарядъ ея былъ ярокъ, но съ большимъ вкусомъ. Есть магнетизмъ во взглядѣ. Мой взглядъ, я это чувствовалъ, былъ полнымъ признаніемъ любви, и когда мы прошли другъ возлѣ друга, ея ослѣпительная красота сверкнула какъ молнія. Я сдѣлалъ шаговъ тридцать не смѣя оглянуться. Потомъ я увидѣлъ .какъ она уходила легкой поступью, а на пескѣ аллеи лежало что-то бѣлое, воздушное, и развѣвалось отъ вѣтра; то былъ ея носовой платокъ, который она уронила нечаянно.... или съ намѣреніемъ. Поднять его и бѣжать за ней чтобы отдать его было дѣломъ минуты. Она повидимому была очень удивлена своей потерей, мило благодарила меня я я былъ въ восторгѣ услыхавъ, что она очень хорошо говорила по-французски. Была минута, когда я хотѣлъ сказать ей, что я тотъ молодой человѣкъ, который прислалъ ей стихи; но не могъ выговорить ни слова отъ волненія и она навѣрно должна была принять меня за дурака.
Физіологи утверждаютъ что невозможно помнить запахъ. Они никогда не любили. Этотъ тонкій кусокъ батиста былъ пропитанъ нѣжнымъ ароматомъ, который я буду помнить всю жизнь. На другой день я пошелъ набирать букетъ самыхъ красивыхъ и нѣжныхъ полевыхъ цвѣтовъ на живописныхъ холмахъ, окружающихъ городъ.
Часъ спектакля насталъ, я спряталъ цвѣты подъ своей студенческой шапкой и сѣлъ на свое мѣсто. Она пѣла какъ всегда, голосомъ который заставляетъ васъ забывать все; но какъ ни великъ. ея талантъ, женщина, которую я видѣлъ вчера казалась мнѣ еще очаровательнѣе актрисы. Ее вызвали по окончаніи пьесы. Изъ ложъ и съ авансцены на нее посыпался дождь букетовъ. Настала минута. бросить и мой. Я бросилъ и постарался чтобы она меня замѣтила, не смотря на то что я дѣлалъ видъ, будто прячусь за сосѣдей. Знаешь ли ты что она сдѣлала. Изо всѣхъ дорогихъ букетовъ -- тамъ были камеліи, кактусы, тысячелистныя розы -- она выбрала мой простенькій букетъ полевыхъ цвѣтовъ и прижала его къ сердцу. Не доказательство ли это что она любитъ меня.
Ты скажешь мнѣ, что я не знаю ее, что она можетъ быть далеко не похожа на то, чѣмъ я ее воображаю себѣ, и что прежде чѣмъ отдаваться мечтамъ, я бы долженъ былъ разузнать о ея поведеніи и образѣ жизни. Я сдѣлалъ это. Свѣдѣнія, которыя я собралъ, очень неполны и во многомъ противорѣчатъ одно другому. Ты знаешь, какъ молодые люди между собой жестоко относятся о женщинахъ, тѣмъ болѣе объ актрисахъ. Люди такъ завистливы и, кажется, находятъ особенное удовольствіе чернить артистовъ за то удивленіе, которое они возбуждаютъ своимъ талантомъ. Я не скрою отъ тебя что разсказываютъ о разныхъ приключеніяхъ ея молодости, при мысли о которыхъ краска гнѣва и негодованія кидается ивѣ въ лицо. Другіе, напротивъ, разсказываютъ что она живетъ съ матерью въ очень уединенной части города. Мнѣ показали ея мать, она всегда по вечерамъ провожаетъ дочь домой по окончаніи спектакля. Она вовсе не походитъ на дочь. Представь себѣ толстую женщину, съ самой пошлой наружностію и щетиной на верхней губѣ. Я не могу себѣ представить, чтобы такой цвѣтокъ могъ родиться отъ такого комка земли. Но за то какая заслуга съ ея стороны, что она обращается съ такой женщиной со всѣмъ уваженіемъ и любовью почтительной дочери.
Предположимъ наконецъ самое худшее. Пусть поведеніе ея не было всегда безукоризненно. Но это вина ея профессіи, это вина окружающаго ее люда. Она такъ хороша, она не можетъ быть дурнымъ созданіемъ. Быть можетъ честная любовь, любовь, которая очищаетъ, никогда не встрѣчалась ей въ лицѣ честнаго человѣка, Боже мой, какъ бы я былъ счастливъ если бы могъ вырвать этого ангела изъ пропасти, протянуть ему руку и вывести его на свѣтъ, на честную жизнь.
Я высказалъ тебѣ все, что лежало у меня на сердцѣ и это признаніе сняло съ него большую тяжесть. Обнимаю тебя и прошу твоего прощенія.
IV.
Елена сыну.
Лондонъ 22 мая 186..
Я люблю твою откровенность, мое дорогое дитя, и я не буду смѣяться надъ дамой твоего сердца. Но я должна сказать тебѣ* что въ томъ что ты писалъ мнѣ, было многое что заставило меня призадуматься. Я бы могла указать тебѣ на нѣкоторыя подробности твоего знакомства съ нею, которыя кажутся мнѣ подозрительны; но я не хочу разрушать твои иллюзіи. Помни только что ты молодъ, что ты не опытенъ и совершенно не знаешь свѣта. Увы, ты успѣешь еще выучиться не вѣрить наружности, и дай Богъ, чтобы ты выучился не собственнымъ опытомъ.
Мы дали слово, твой отецъ и я никогда не вмѣшиваться въ твои привязанности; слѣдовательно тебѣ нечего бояться моихъ выговоровъ; ты самъ свой господинъ, и ты отвѣчаешь самому себѣ за свои ошибки. Въ твои годы очень легко ошибаться. Сколько молодыхъ людей принимаютъ за любовь первое волненіе чувственности. Истинная любовь не возможна безъ прочной привязанности, безъ взаимнаго полнаго пониманія и надо стоить ее.
Я не имѣю предубѣжденія противъ актрисъ. Общество часто очень несправедливо со многимъ изъ нихъ. Не зная той, которая очаровала тебя, я остерегусь осуждать ее. Замѣчу тебѣ только одно: до сихъ поръ ты не имѣешь серьезнаго повода заключить, что она тебя предпочитаетъ другимъ своимъ обожателямъ. Это конечно маленькое тщеславіе свойственное молодымъ людямъ думать, что они любимы, когда сами любятъ. Допустимъ, впрочемъ, что она въ тайнѣ отвѣчаетъ твоимъ чувствамъ; но качества замѣченныя тобою въ ней далеко еще не тѣ, которыя составляютъ женщину. Ты влюбленъ въ ея голосъ, въ ея красоту, въ ея игру, но все это -- преимущества, существующія болѣе для публики, чѣмъ для человѣка, которому она должна быть товарищемъ. Знаешь ли ты, что останется отъ твоего идола, когда блескъ сцены и ослѣпленіе твоей страсти пройдутъ.
Ты, мнѣ кажется, сомнѣваешься самъ на счетъ ея прошлаго, потому что ты мечтаешь вырвать ее изъ бездны. Это великодушная мысль, которую литература нашего времени ввела въ моду. Боже меня сохрани ронять честь женщины, утверждая что ошибки прошлаго не исправимы. Я допускаю, согласно твоимъ словамъ, что любовь можетъ изгладить нѣкоторыя пятна; но однако много ли видѣли примѣровъ возстановленія падшей женщины? Отдалъ ли ты себѣ вполнѣ отчетъ во всѣхъ трудностяхъ твоего великодушнаго предпріятія? Въ этой роли искупителей, которую принимаютъ на себя съ такой легкостью наивные молодые люди, часто болѣе самообольщенія и самолюбія чѣмъ истиннаго желанія спасти женщину. Неужли думаютъ что падшіе ангелы не имѣютъ также гордости? Сколько силы и деликатности души нужно человѣку, чтобъ никогда не унизить ту, чьи ошибки онъ взялся исправлять.
Тебѣ ли въ твои годы, имѣть настолько мужества, чтобы скрыть ревность, такъ какъ для женщины, которая не всегда была чистой, ревность есть упрекъ. Владѣешь ли ты настолько собой, чтобы прикрыть раскаяніе, часто даже сомнительное, уваженіемъ, которое принадлежитъ безупречной жизни? Если же нѣтъ, то оставь борьбу; иначе ты только еще больше уронишь ту, которую хочешь поднять. Многія матери стали бы говорить со своими сыновьями совсѣмъ другимъ тономъ, упрекали бы ихъ и старались бы испугать ихъ же безуміемъ. Посторонніе съ другой стороны увидѣли бы во всемъ этомъ только начало любовнаго приключенія, пошлой студентской шалости. Эхъ! прибавили бы они, улыбаясь, молодость! Я знаю что ты искренно чувствуешь все, о чемъ ты писалъ, иначе ты не повѣрилъ бы мнѣ своей тайны.
Я отвѣчаю тебѣ также искренно. Я боюсь только, чтобы ты не былъ обманутъ пылкимъ воображеніемъ, очень естественнымъ въ твои годы. Говорятъ, что никто безнаказанно не можетъ играть въ любовь. Если она не возвышаетъ человѣка, то унижаетъ его.
Я тебѣ больше ничего не скажу. Мы получили извѣстіе изъ Перу. Купидонъ и Жоржія намъ пишутъ, что много думаютъ о тебѣ и Лолѣ.
Скажу тебѣ также, что Лола мечтаетъ выбрать себѣ профессію. "Я хочу добиться независимаго положенія, сказала она мнѣ однажды, для того, чтобы"....
Сказавъ эти слова, она покраснѣла и убѣжала въ свою комнату.
Мнѣ кажется, что я угадала ея мысль.
Женщина безъ состоянія и безъ положенія въ свѣтѣ не свободна; когда она выходитъ замужъ, она, въ большинствѣ случаевъ, пріобрѣтаетъ положеніе. Гордая душа Лолы возмущается противъ. этой необходимости. Она желаетъ имѣть возможность сказать тому" кого она полюбитъ. "Я могу тоже жить своимъ трудомъ; если я посвящаю себя вашему счастью, то это потому, что васъ люблю".
Прощай, милое дитя сердце мое всегда будетъ открыто, для твоихъ горестей.
Посылаю тебѣ поцѣлуй неизмѣнной любви, поцѣлуй матери.
V.
Эмиль своему отцу.
Боннъ, 10-го Іюня 186...
Ты просишь извѣщать тебя о моихъ занятіяхъ.
Залы университета, зданія совершенно новаго, открыты лѣтомъ. отъ семи часовъ утра до часу по полудни, и отъ трехъ до шеста часовъ. Лекціи профессоровъ раздѣляются на частныя и публичныя; первыя, конечно даровыя, за слушаніе вторыхъ студенты платятъ по 50 франковъ за шесть мѣсяцевъ.
Какъ и всѣ нѣмецкіе университеты, бонскій раздѣляется на четыре факультета. Юридическій, философскій, медицинскій и богословскій. Къ каждому изъ этихъ факультетовъ причисляются различныя отрасли познаній, которыя преподаются спеціалистами,
Намъ предоставлена полная свобода въ употребленіи нашего времени, такъ какъ никто не контролируетъ, наше поведеніе. Я помню, ты мнѣ часто говорилъ, что единственная дѣйствительная дисциплина -- та, которую мы сами налагаемъ на себя. Профессора нашего университета всѣ люди очень ученые; но мнѣ часто стоитъ большаго труда слѣдить за нитью ихъ мыслей. Во первыхъ, эти мысли сами до себѣ не всегда, какъ мнѣ кажется, бываютъ ясны; во вторыхъ мнѣ болѣе чѣмъ кому либо трудно понимать ихъ, такъ какъ я не привыкъ думать по нѣмецки. Но что меня болѣе всего удивляетъ такъ это ничтожность платы, которую получаютъ эти знаменитые ученые, если судить по ихъ скромной наружности, образу жизни и потертому даже грязному платью. Эта бѣдность меня трогаетъ и увеличиваетъ то уваженіе, которое внушаютъ ихъ познанія. Я вижу въ нихъ людей, которые служатъ наукѣ, не рада богатства и матеріальныхъ наслажденій, во ради высшаго наслажденія, которое она доставляетъ уму. Одни говорятъ свои лекціи; другіе, по большей части, читаютъ ихъ по тетрадямъ. Студенты же слушаютъ и записываютъ.
Долженъ ли я домогаться отвѣта? или напротивъ, не отказать" ея ли мнѣ поднять завѣсу, скрывающую отъ меня вѣчность, и обратиться исключительно къ позитивнымъ выводамъ науки......
Болѣе чѣмъ когда нибудь я нуждаюсь въ твоихъ совѣтахъ и знаніи. Кого кромѣ тебя могу я просить быть моимъ руководителемъ?
Всѣ студенты университета учатся владѣть оружіемъ. Въ этомъ я слѣдую ихъ примѣру и отдаю часъ или два въ день фехтованію. Это упражненіе превосходно для развитія членовъ. Сверхъ того меня увѣряютъ, что хорошихъ бойцовъ всего рѣже вызываютъ на поле дуелей, и не готовясь въ рыцари святаго Георгія, я бы желалъ оказать успѣхи въ фехтовальномъ искуствѣ, хотя бы дли того, чтобы избавиться отъ частыхъ вызововъ на дуель.
Вызовы между студентами здѣсь очень часты; дерущіеся бываютъ иногда ранены; вр, благодаря Бога, рѣдко случается, чтобы они бывали убиты. Они отдѣлываются царапинами на лицахъ; шрамы, часто страшные, служатъ и между студентами, и въ глазахъ прекраснаго пола почетнымъ отличіемъ.
VI.
Эрізмъ Эмилю.
12-го августа 186...
Ты отгадалъ мои намѣренія: я хотѣлъ, чтобъ ты самъ былъ судьею въ дѣлѣ своихъ убѣжденіи. Обыкновенно это бываетъ на оборотъ. Не успѣетъ ребенокъ родиться, какъ ужъ его родители опредѣляютъ весь складъ его убѣжденій.
Подъ тѣмъ предлогомъ, что онъ еще не въ состояніи имѣть собственнаго голоса, родители берутъ на себя трудъ высказаться за него. Но тутъ представляется вопросъ: даровавъ жизнь другому существу, слѣдуетъ ли отнимать у него свободу? Разность чувствъ и мыслей запутываетъ въ наше время еще болѣе отношенія домашнихъ авторитетовъ и порождаетъ несогласіе въ семействѣ. Очень часто въ религіи отецъ отвергаетъ то, чему вѣритъ мать. Что же выйдетъ изъ ребенка, поставленнаго между этими двумя вліяніями? Онъ будетъ олицетвореніемъ нашего вѣка: т. е. существомъ нерѣшительнымъ и слабымъ. Сколько встрѣчается людей, которые составляютъ себѣ убѣжденія изъ обрывковъ самыхъ разнородныхъ вѣрованій и идей. Другіе дѣлаются скептиками, не переставая быть суевѣрными, Во всемъ безсвязность, противорѣчіе, хаосъ. Благодаря Бога, ты не зналъ этихъ испытаній. Какъ и всѣ другіе, я имѣю свои убѣжденія о религіозныхъ, или философскихъ доктринахъ, раздѣляемыхъ людьми. Мои образъ мыслей не обязываетъ тебя ни къ чему, и ты не долженъ руководиться имъ. "Чти отца твоего и мать"; но слушайся только своей совѣсти. Ты свободенъ, слѣдовательно, самъ долженъ искать истину со всѣмъ жаромъ мужества и безпристрастія.
Въ настоящее время ожидаютъ отъ науки разрѣшенія многихъ философскихъ вопросовъ. Трудно сказать къ какому заключенію придетъ наука; но я твердо вѣрю, что она избрала лучшій путь для достиженія истины -- путь анализа. При настоящемъ положенія знанія, наука еще не выработалась на столько, чтобы дать намъ объясненіе на эти вопросы. Мы допускаемъ, что физіологія, не смотря на множество противорѣчащихъ истинъ, можетъ дать намъ нѣкоторое понятіе о человѣкѣ; мы видимъ, что геологія, при всемъ обиліи гипотезъ и догадокъ все же открываетъ отдаленную перспективу происхожденія жизни. Тѣмъ не менѣе, точныя науки до сихъ поръ еще не открыли ни одной изъ тѣхъ первичныхъ причинъ бытія, которыя наиболѣе привлекаютъ любопытство юношескаго разума. Люди науки возражаютъ, что этими вещами нечего и заниматься, такъ какъ онѣ никогда не будутъ постигнуты человѣческимъ разумомъ; что знаніе имѣетъ свои границы. Но неужели опытъ нѣсколькихъ тысячелѣтій можетъ опредѣлить границы нашего возрастающаго развитія? Но опустивъ завѣсу надъ неизвѣстнымъ мы не усыпимъ пытливость человѣческаго ума. Я не знаю слабость ли это или сила человѣка, но онъ не легко примиряется съ невѣжествомъ. Нѣтъ спора, что было бы очень легко избавиться отъ мучащихъ насъ вопросовъ, признавъ ихъ неразрѣшимыми. Все живущее стремится развиваться, но изъ всѣхъ органическихъ существъ, только одинъ человѣкъ стремится возвыситься мыслію надъ матеріальными нуждами. Какъ бы ни называли это стремленіе -- религіознымъ инстинктомъ, исканіемъ идеала, во всякомъ случаѣ потребность его существуетъ. Я не вижу какая выгода можетъ заключаться въ стараніи подавить его искуственнымъ презрѣніемъ. Кто можетъ вырвать это стремленіе изъ поэтическихъ душъ? Влеченіе туда, за предѣлъ познаваемаго -- принадлежность человѣческой природы. Въ правѣ ли мы считать обманчивыми и призрачными предметы, преслѣдуемые вашею мыслью и отрицать ихъ только потому, что они не поддаются вашему званію. Вы желаете освободить человѣческую мысль отъ суевѣрныхъ ужасовъ и практическаго лицемѣрія -- въ добрый часъ! Но стремленіе духа, занявшее себѣ обширное мѣсто въ исторіи человѣчества, должно занять таковое -же и въ воспитаніи юношества.
Ты видишь, что философія должна сохранить свое существованіе на ряду съ положительной наукою; та и другая весьма далеки ютъ того чтобы исключать другъ друга; напротивъ: онѣ взаимно помогаютъ другъ другу. Многіе изъ тѣхъ, кто желаетъ подавить любовь къ наукѣ, безсознательно повинуются естественной потребности мщенія. Въ послѣднее время мы видимъ философовъ и пастырей, которые вдаются во всякія несправедливости, извращая совѣсть, и одѣваютъ ее въ такую чудовищную форму, что духъ совершенно исчезаетъ за этой формой. Это вызвало реакцію.
Другіе упрекаютъ мистическіе философскіе ученія въ томъ, что объясненія ихъ системы міра, борьбы добра и зла, подчиненія и свободы воли, неудовлетворительны. Но во всякомъ случаѣ было время когда мистическая философія подняла человѣческую мысль на высоту, смягчила общественные нравы, дала жизнь произведеніямъ искуства. Все это подлежитъ еще изслѣдованію;" но какъ. бы то ни было, невозможно увѣрять, что движеніе мысли, реформировавшіе почти цѣлый свѣтъ, не имѣли причины своего существованія.
Я совѣтую тебѣ еще относиться какъ можно серьезнѣе къ изученію христіанскаго ученія, и изслѣдовать его въ самомъ его источникѣ. Евангеліе христіанства вовсе не похоже на то, которое исповѣдуетъ католицизмъ. Христосъ постоянно отказывался отъ соблюденія обрядностей; онъ навлекалъ на себя порицаніе еврейскихъ учителей безпрестаннымъ нарушеніемъ субботъ, постовъ, обычая омовенія рукъ передъ трапезой и прочихъ формальностей закона. Не удивительно, что совѣсть человѣческая содрагалась передъ нѣкоторыми евангелическими правилами. Христосъ проповѣдовалъ людямъ величіе малыхъ, достоинство слабыхъ, должное уваженіе къ дѣтямъ, прощеніе грѣшницамъ. Гдѣ мы найдемъ болѣе трогательное сочувствіе къ страждущимъ, къ униженнымъ, къ отверженнымъ? Съ другой стороны, гдѣ найдутся болѣе энергическія проклятія гордынѣ и эгоизму тѣхъ, которые желаютъ возвыситься на счетъ ближняго? Другъ бѣдняковъ и самъ бѣднякъ, Христосъ-только богатыхъ преслѣдуетъ своими угрозами и ужасающими притчами. Только одна чудовищная ложь могла изъ такой морали, создать такую религію какъ католицизмъ, которая освящаетъ въ націй дни различіе сословіи, привилегію рожденія и крайнія неровности состояній. Общества, исповѣдующія подобно христіанство, въ сущности никогда не были христіанскими.
Знать вещь въ данный моментъ ея существованія, значитъ вовсе не знать ее. Нужно знать откуда она исходитъ, чѣмъ она была". какъ она возникла. Этотъ способъ изслѣдованія явленій созданъ новѣйшими науками: геогеніей, эмбріологіей и т. п. Я совѣтую тебѣ изучать эти науки для упражненія мысли. Я ничего не имѣю сказать за или противъ тѣхъ заключеній, къ которымъ ты придешь самъ. Я хочу, чтобы ты принималъ за правду только тѣ правила, которыя ты самъ узнаешь. Вотъ все о чемъ я прошу. Я требую многаго отъ тебя, я это знаю; но какой другой способъ найдешь ты, чтобы выйти изъ хаоса? Есть много признанныхъ авторитетовъ, которымъ ввѣрили заботу объ установленіи границъ ортодоксіи въ католицизмѣ, въ философіи, въ политикѣ, въ морали. Эти признанные учителя знаютъ все, они учатъ всему, и вотъ такимъ то способомъ половина учащейся молодежи привыкаетъ думать, если можно такъ выразиться, умомъ нѣсколькихъ людей. Ты можешь научиться многому въ школѣ, но не научишься одному -- искуству -- быть свободнымъ. Если ты желаешь свободы, то преслѣдуй постоянно своимъ внутреннимъ судомъ истину, употребляя для этого всѣ орудія разума и изученія. Какъ бы ты ни остерегался, тебѣ все таки придется не разъ принимать мнѣнія другихъ за свои собственныя и ты ошибешься во многихъ пунктахъ прежде, чѣмъ узнаешь свои заблужденія. Но не забудь, что хлѣбъ науки добывается, какъ и всякій другой, въ потѣ лица; не забудь, что кто ищетъ искренно свѣта, тотъ доказываетъ этимъ самымъ, что онъ достоинъ найти его.
VII.
Эмиль своей матери.
Боннъ, 28 Сен. 186...
Ты права, моя милая мама, я самъ обманулся. Какое право имѣю я послѣ этого жаловаться? Чѣмъ она обязывалась мнѣ! Обѣщала ли она мнѣ вѣрность? Окруженная поклоненіемъ, она изъ каприза принимала мое такъ благосклонно, конечно она мнѣ дѣлала уже однимъ этимъ много чести. И я, неблагодарный, я думаю обвинять ее въ коварствѣ. Развѣ ея вина, что я относился серьезно къ тому, къ чему многіе относятся такъ легко? -- Я бы солгалъ, еслибъ сказалъ тебѣ, что я всегда разсуждалъ такъ хладнокровно.
Ударъ разбившій мои иллюзію сломилъ меня на одно мгновеніе. Мнѣ казалось, что сводъ небесъ обрушился на мою голову, я былъ уничтоженъ. Ты мнѣ можетъ быть скажешь, что не мнѣ первому, достается на долю разочарованіи, конечно такъ; но все, что съ вами случается въ первый разъ, кажется намъ вещью, которая никогда не была испытана другими. Я не могъ вѣрить что на свѣтѣ существуютъ такія вѣроломныя женщины? Неужели красота -- маска лицемѣрія? Какъ она должна была смѣяться надъ моей довѣрчивостью!...
И я чувствовалъ дрожь ревности, пронизавшую меня до мозга костей. Въ первой день, когда во мнѣ мелькнуло подозрѣніе, я убѣжалъ изъ города и какъ сумашедшій бродилъ по полямъ. Видъ созрѣвшей нивы, пѣніе жаворонка, ароматный воздухъ вѣющій дыханіемъ любви, колыхающаяся листва деревьевъ, сквозь которую мелькали мѣстами кровля фермы или крылья мельницы, шумъ ручья плескавшаго подъ брызгами пѣны, задорное чириканье воробьевъ, преслѣдовавшихъ другъ друга -- вся эта полная жизни и красоты картина, которая въ другое время такъ восхитила бы меня, казалась мнѣ теперь чуждою. Я не могъ отвлечь себя отъ своей убійственной мысли: "Она тебѣ измѣнила".
Была уже ночь, когда я возвратился въ городъ. Вдругъ передъ моими глазами по стѣнѣ промелькнуло что то темное. На углу улицы свѣтъ фонаря упалъ на эту фигуру и я увидѣлъ блѣдную молодую дѣвушку, бѣдно одѣтую, съ ребенкомъ на рукахъ. Я не знаю отъ чего мнѣ пришла мысль, что она была обольщена, потомъ покинута. Я горько спрашивалъ себя: не раздѣляются ли женщины въ наше время на два класса. На обманывающихъ и обманутыхъ? Я слѣдовалъ за ней нѣкоторое время, увлеченный сочувствіемъ, въ которомъ не могъ дать себѣ отчета. Мнѣ казалось всякій разъ, какъ свѣтъ фонарей озарялъ лицо ея, что я читалъ на немъ мысль о гибели. Я былъ такъ не доволенъ собою, что искалъ средства сдѣлать доброе дѣло.
Пробираясь по узкимъ и мрачнымъ переулкамъ, она прошла на маленькую площадь, окруженную ветхими домами. На углу этой площади находился колодезь, отверстіе котораго было закрыто толстой, изъѣденной червями, деревянной доской. Она подняла крышку своей голой рукой, облокотилась худыми локтями на колодезь и съ отчаяніемъ смотрѣла въ глубину ямы.
Луна въ это время выскользнула изъ за тучъ и разлила на грязную мостовую блѣдный свѣтъ. Спрятавшись за стѣной, я внимательно слѣдилъ за каждымъ движеніемъ бѣдной дѣвушки, такъ какъ я не сомнѣвался болѣе въ томъ, что она рѣшилась покончить съ своей жизнью. "Покрайней мѣрѣ, говорилъ я самъ себѣ, я не даромъ забрелъ сюда: я спасу ее". Я не смѣлъ показаться ей, опасаясь, что видъ свидѣтеля прибавитъ ей новую каплю горя и униженія. Послѣ короткаго раздумья, въ продолженіе котораго кипѣвшая внутри буря отразилась на ея печальномъ лицѣ, она посмотрѣла на ребенка, пробормотала нѣсколько безсвязныхъ словъ, встряхнула головою, и поспѣшно вошла въ одну изъ несчастныхъ лачужекъ, окружавшихъ площадь. Вотъ все что я зналъ, и вѣроятно все, что я когда нибудь узнаю объ этой несчастной. Ты меня спросишь можетъ быть какъ я открылъ, что былъ игрушкой каприза продажной женщины. Позволь мнѣ не вдаваться въ подробности, не достойныя тебя. Довольно будетъ если я скажу тебѣ, что она принимала въ одно и тоже время ухаживанье двухъ, или трехъ другихъ студентовъ, не считая мелкаго владѣтельнаго принца, котораго любитъ, говорятъ, за его деньги. Каково тебѣ это покажется?
Гамлетъ не былъ такъ несчастливъ какъ я, говоря своей Офеліи: Woman, thy name is frailty; имя же моей -- ложь, коварство и обманъ. И вотъ тотъ идолъ, передъ которымъ я курилъ фиміамъ моихъ иллюзій, вотъ та, которую считалъ чистою музою, для которой я хотѣлъ сорвать звѣзды съ неба чтобы сдѣлать ей вѣнецъ! Одно меня утѣшаетъ: въ моемъ бреду я во когда не профанировалъ любовь. О мать моя, я могу смотрѣть тебѣ въ лицо не краснѣя! Я ошибся, но не по грубости инстинктовъ; тѣмъ не менѣе, я прошу твоего снисхожденія: прости твоего сына, чтобъ онъ самъ себя могъ простить.
VIII.
Елена Эмилю.
Лондонъ, 10 октября 186...
Наши заблужденія, мое милое дитя, учатъ насъ истинѣ; наши ошибки, сознаваемыя совѣстью, говорятъ намъ о существованіи нравственнаго закона. Мудрость состоитъ въ томъ, чтобы извлекать изъ тѣхъ и другихъ поученіе для будущаго.
Конецъ твоего романа меня не удивляетъ ни мало; я не стану осуждать твое поведеніе, такъ какъ ты самъ осудилъ его. Всѣ совѣты, которые я могла тебѣ дать прежде этой печальной развязки, не стоили бы совѣтовъ твоего личнаго опыта. Истина всегда открывается рано или поздно и время выставляетъ вещи въ ихъ настоящемъ свѣтѣ, не смотря на тѣ обольстительныя прикрасы и драпировки которыми одѣваетъ ихъ наше воображеніе. Вообще говоря, время есть нашъ руководитель во всемъ. Тѣмъ не менѣе, я не хочу скрывать отъ тебя истину и признаюсь теперь, что твое первое письмо сильно обезпокоило меня. Я настолько знаю твою хорошую натуру и твои честныя убѣжденія, что могу быть вполнѣ увѣренной въ томъ, что ты не сдѣлаешь подлости, но я боялась именно честныхъ порывовъ твоего молодаго сердца, боялась свойственныхъ въ твои годы увлеченій обольщеннаго самолюбія и романическаго героизма. Подобныя интриганки всего опаснѣе для такихъ честныхъ сердецъ какъ твое. Холодная разсудочность молодыхъ людей, которые руководятся во всѣхъ своихъ поступкахъ мнѣніемъ свѣта спасаетъ ихъ отъ обмановъ. Въ ихъ жизни любовь играетъ роль охмѣляющаго напитка, какъ вино для пьяницъ. Они тратятъ на эту любовь болѣе силъ нежели сколько нужно, чтобы добиться счастья, и все же ведутъ жизнь очень печальную! Эти искатели приключеній промѣняли любовь на ея тѣнь -- волокитство. Легкомысліе чувствъ -- доказательство ихъ внутренней безсодержательности. Онѣ мнѣ напоминаютъ душистыя ивы, встрѣчающіяся на берегу рѣкъ, сердцевина ихъ прогнила и не смотря на то что онѣ зеленѣютъ, эта зелень непрочна. Общества, въ которыхъ мужчина не уважаетъ женщину и женщина не уважаетъ себя -- недостойны быть свободными.
Всѣ эпохи рабства и нравственнаго униженія, были также и эпохами разврата.
Когда изчезаетъ поклоненіе мысли, когда уничтожается чувство великихъ обязанностей, молодость, нуждающаяся въ препровожденіи времени, гонится за легкими удовольствіями. Твое мѣсто не въ этой грязи.
Можетъ быть я лучше знаю тебя, чѣмъ ты самъ. Въ твои годы часто ошибаются и преслѣдуютъ вдали идеалъ для чувства, только потому, что пришла пора его пробужденія. Кромѣ досады быть обманутымъ, въ твое огорченіе не входитъ ли еще угрызеніе совѣсти отъ того, что ты измѣнилъ своимъ истиннымъ привязанностямъ? Посмотри въ глубину твоихъ воспоминаній, не увидишь ли ты что я была права? Нѣтъ ли дѣвушки твоихъ лѣтъ, о которой ты безмолвно думаешь, которой черты, улыбку, звукъ голоса, все, до складокъ ея платья, ты помнишь такъ ясно, будто она стоитъ передъ тобою? Не видишь ли ты передъ собою ея цѣломудренный образъ, въ то время когда ты читаешь произведенія поэтовъ? Не жаждешь ли вмѣстѣ съ нею созерцать все прекрасное въ природѣ, и не въ образѣ ли этой дѣвушки ты видѣлъ олицетвореніе всего прекраснаго, не въ ея ли глазахъ ты желаешь быть лучшимъ изъ людей? Если твое сердце носитъ въ себѣ воспоминаніе о такой дѣвушкѣ, то вотъ та, которую ты любишь. Если же въ тебѣ не пробуждалось ничего подобнаго, ты еще ребенокъ.
Время любви еще не пришло для тебя. Дѣйствительная любовь возвышаетъ душу, заставляетъ искать добро и требовать отъ себѣ всего того, чего ты требуешь отъ другаго: любовь -- это справедливость сердца. Пока ты не испыталъ это священное чувство, берегись профанировать его имя; иначе ты раскаешься позже въ томъ, что осквернилъ свои уста ложью.
Другое заблужденіе молодости -- мысль что романическія приключенія придаютъ любви особенную прелесть. Нѣтъ, любовь сильна сама собой и можетъ обходиться безъ прикрасъ фантазіи.
Честный крестьянинъ, когда онъ приходитъ вечеромъ отдохнуть послѣ дневнаго труда и, садясь за свой убогій ужинъ, съ улыбкой смотритъ на жену, которая сидитъ за пряжей у огня; когда онъ нѣжно гладя по головкамъ своихъ полныхъ здоровыхъ ребятишекъ, ласково называя ихъ по именамъ, вспоминаетъ то время, какъ онъ дожидался Жанну въ воскресенье подъ большимъ вязомъ въ деревнѣ и видитъ Жанну свою по прежнему красивою, по прежнему молодою, гораздо здоровѣе понимаетъ любовь, чѣмъ всѣ романическіе мечтатели. Этотъ честный труженникъ въ своей простой душѣ гораздо болѣе поэтъ, чѣмъ многіе счастливые любимцы богини моды.
Молодость вообще -- пора свѣтлыхъ грезъ. Съ другой стороны, чтеніе очень часто способствуетъ развращенію сердца, но истинная любовь какъ нельзя лучше обойдется безъ романа. Любовь -- это все что есть справедливаго и свободнаго въ человѣческой природѣ. Горе тому, кто любитъ только мечты: онъ быстро разочаруется въ своемъ идеалѣ, когда настанетъ минута пробужденія. Прежде чѣмъ заботиться о выборѣ женщины, ты долженъ завоевать свое мѣсто въ свѣтѣ. Все что ты дѣлаешь, чтобы образовать и поднять себя въ собственномъ мнѣніи, чтобы бороться съ побужденіями близорукаго эгоизма, чтобы достичь человѣческаго достоинства -- все это тѣмъ болѣе привлечетъ къ тебѣ ту, которую ты полюбишь позже.
P. S. Я забыла тебѣ сказать, что Лола изучаетъ медицину, для того, чтобы получить докторскую степень отъ Лондонскаго Female medical Society.
IX.
Эмиль своему отцу.
Гейдельбергъ, 18 январь, 186...
Я оставилъ Боннъ и отправилъ свои книги (т. е. почти все, что я имѣю) въ Гейдельбергъ.
Нѣмецкіе университеты организованы такимъ образомъ, что студенты могутъ переходить изъ одного въ другой, не теряя при переходѣ пріобрѣтеннаго ими званія т, е. названія студентовъ перваго, втораго курса и т. д. Эти перемѣны университетовъ дозволяютъ студентамъ слѣдить за курсами лучшихъ професоровъ повсѣмъ отраслямъ знанія. Мнѣ кажется, что я многому научился изъ лекціи этихъ превосходныхъ професоровъ; во съ каждымъ днемъ убѣждаюсь, что всѣ ученія и школы въ мірѣ не могутъ замѣнитъ личный самостоятельный трудъ того, кто ищетъ истину. Двѣ доктрины возбуждаютъ преніе между умами; эти двѣ доктрины я встрѣчаю повсюду, въ наукѣ, въ философіи, въ религіи, въ политикѣ, Первая утверждаетъ, что все въ свѣтѣ совершается по заранѣе установленному и разъ навсегда предначертанному плану; что формы оргавической жизни неизмѣнны и передаются отъ одного поколѣнія другому, сохраняя черти своего первообраза.
Вторая доктрина утверждаетъ, что міръ образовался независимо въ силу собственныхъ законовъ, что органическія и не органическія породы, порожденныя естественнымъ процессомъ, измѣняются и совершенствуются подъ вліяніемъ законовъ природы.
Если отъ науки я перейду къ исторіи, я нахожу тотъ же антагонизмъ мнѣній. Для однихъ цивилизація есть дѣло какого то внѣчеловѣческаго фатума; народы не имѣютъ собственной воли въ выборѣ своихъ учрежденій; фатумъ опредѣлилъ извѣстные образы правленія и нація, отрекающіяся отъ нихъ, неизбѣжно впадаютъ въ бездну анархіи.
Для другихъ, напротивъ, бытъ человѣка начался съ дикаго состоянія. Изъ животнаго болѣе совершенной породы обезьянъ онъ постепенно выработывалъ образъ человѣческій, постепенно развиваясь занялъ свое мѣсто въ мірѣ, создалъ свои законы, свой бытъ. Народы, повинуясь закону неизбѣжнаго прогресса, прошли черезъ всѣ степени роста отъ эмбріоническихъ формъ первобытныхъ учрежденій, отъ которыхъ отдаляютъ ихъ цѣлыя тысячелѣтія, до болѣе совершенныхъ формъ настоящаго времени.
Подобно тому какъ міръ образовался развитіемъ собственныхъ силъ, такъ и родъ человѣческій развивается и устраивается своими собственными силами.
Еще большій антагонизмъ мнѣній встрѣтимъ мы, вступивъ въ сферу политики: тутъ каждый судитъ по своему. Изъ этого различія мнѣній я вывожу слѣдующее заключеніе: изучая мысли другихъ, я долженъ руководствоваться единственно доказательствами моего разума и моей совѣсти.
Вотъ правило, которому я рѣшился слѣдовать. Не тому ли самому училъ ты меня. Я далекъ отъ заносчивости и самообольщенія. Необходимость собственнаго рѣшенія, напротивъ, внушаетъ мнѣ большое смиреніе. Каждую минуту я принужденъ сознаваться что я ничего не знаю и что я долженъ вооружиться мужествомъ, разширять мои познанія и постоянно укрѣплять ихъ доказательствами опыта. Что же касается аргументовъ доктринеровъ, хотя мнѣ кажется, что въ нихъ слышится иногда намекъ на безконечное, но прислушавшись къ нимъ я вижу, что ихъ рѣчи похожи на тѣ раковинки, которыми забавляются дѣти, прикладывая ихъ къ уху и воображая, что слышатъ въ нихъ шумъ моря.
Я учусь не для того, чтобы быть ученымъ: все мое самолюбіе ограничивается тѣмъ, чтобы понимать потребности моего времени и помогать торжеству права и справедливости. Я не могу забыть мою страну. Я не могу оставаться равнодушнымъ къ ея борьбѣ. Родившись заграницей, я нахожу вездѣ Францію: она представляется мнѣ въ побѣдахъ, которыя она разсѣяла по всему свѣту и даже въ своихъ бѣдствіяхъ, этой тяжкой карѣ за необузданную гордыню одного человѣка. Я никогда не видалъ Франціи, но считаю ее своей второю матеріи. Невольная дрожь пробѣгаетъ по тѣлу когда я слышу ея имя; когда ее оскорбляютъ, вся кровъ во мнѣ кипитъ и я рвусь отмстить за нее. Меня привлекаетъ не громкая лѣтопись о ея военныхъ подвигахъ, но исторія ея усилій, жертвъ и героическихъ порывовъ къ свободѣ. Я люблю ея мыслителей, которые учатъ шутя; я удивляюсь этимъ писателямъ, которые увлекаютъ васъ до страсти -- просвѣщая міръ.
Всѣмъ сердцемъ я принадлежу ей, и надѣюсь когда нибудь быть на столько счастливымъ, чтобъ съ гордостью сказать ей: я твой достойный сынъ.
X.
Эразмъ къ своему сыну.
Лондонъ 15 февр. 186...
Ты обязавъ, май милый Эмиль, выработать себѣ опредѣленныя политическія убѣжденія. Тотъ, кто живя въ обществѣ, остается чуждымъ борьбѣ интересовъ и формѣ и образу дѣйствій правительства, ученіямъ волнующимъ и раздѣляющимъ всѣ умы -- тотъ чудовищное олицетвореніе ничтожества и рожденъ жить въ средѣ. дикарей. Впрочемъ и дикари способны принимать горячее участіе въ дѣлахъ своего племени.
Во время оно во Франціи роль народа ограничивалась пассивнымъ повиновеніемъ. Онъ принадлежалъ коронѣ и привилигированнымъ классамъ, подобно тому какъ поле принадлежитъ хозяину. Это ученіе въ наше время въ просвѣщенныхъ странахъ, признается только немногими приверженцами этой доктрины. Разумъ осудилъ всѣ эти догматы политическаго мистицизма. Исторія съ своей стороны доказала ихъ несостоятельность.
Эту непогрѣшимую, деспотическую власть, которую въ виду суровыхъ уроковъ опыта не рѣшаются болѣе требовать во Франціи для единичныхъ личностей -- требуютъ для учрежденій. Едва успѣетъ установиться какое нибудь правительство, какъ оно во имя верховнаго права народа присвоиваетъ себѣ право думать и хотѣть за народъ.
Я вполнѣ понимаю что въ странѣ управляемой подобнымъ образомъ, трусливое благоразуміе родителей, проповѣдуетъ юношеству политическій индеферентизмъ.
"Обогащайся" говоритъ отецъ сыну, "женись, отличайся по службѣ, до остальнаго тебѣ дѣла нѣтъ; есть люди, назначенные произволомъ власти, которые рѣшатъ за тебя всѣ вопросы, раздадутъ милости и наказанія. Всего благоразумнѣе подчиняться во всемъ авторитету власти. Если тебѣ непремѣнно нужно имѣть убѣжденія, -- прекрасно -- выбирай такія, которыя тебѣ придутся по плечу, но держи ихъ про себя. Ты не выиграешь ничего занимаясь не свои&ъ дѣломъ, и мудрецъ тотъ, кто остерегается вмѣшиваться въ дѣла другихъ. У свободнаго народа порядокъ вещей другой. Тамъ каждый, если хочетъ считаться честнымъ "человѣкомъ, долженъ составить себѣ опредѣленный взглядъ и пристать къ извѣстной партіи. Въ свободныхъ странахъ не боятся, что борьба политической жизни повредитъ интересамъ семейной жизни и частныя добродѣтели тѣмъ прочнѣе, что онѣ выросли на почвѣ общественнаго долга; и чувство справедливости, которое не простирается далѣе личныхъ отношеній, считается тамъ несправедливостью по отношенію къ цѣлой странѣ.
Всѣ народы созданы на то чтобы быть свободными. Напрасной утверждаютъ, что одинъ народъ слишкомъ легкомысленъ, другой слишкомъ энтузіастъ, третій слишкомъ невѣжественъ, а этотъ слишкомъ непрактиченъ. Не слѣдуетъ забывать, что поднять нравственно людей можно лишь поднявъ ихъ учрежденія.
Правда и то что эти свободныя учрежденія не падаютъ съ неба. Свобода не дается; она выработывается , и берется. Свобода достигается энергической борьбою разума и воли, непреклоннымъ упорствомъ и многими жертвами. Угнетеніе имѣетъ свой опредѣленный срокъ; но прогрессъ вѣченъ. То что поражаетъ, въ концѣ концовъ, обращается на того, кто поражаетъ.
Я не хочу внушить тебѣ ненависть къ обществу, въ которомъ ты призванъ жить. Ты долженъ самъ судить свой вѣкъ; но берегись презирать его. Наша эпоха отмѣтится въ исторіи своими бѣдствіями. Мы по очереди играли въ реставрацію, въ конституціонное правленіе, въ республику, въ имперію.
Для меня печальны не тѣ эпохи, когда великой народъ гонится за свободой, хотя бы и путемъ различныхъ переворотовъ; но тѣ когда онъ успокоивается еще не отыскавъ свободу. Люди моихъ лѣтъ принадлежатъ поколѣнію, которое было принесено въ жертву. Будетъ ли болѣе счастливо подрастающее поколѣніе? Я этого желаю всей душой; но оно должно воспользоваться нашими ошибками и нашимъ опытомъ.
Мы многаго ждали отъ событій. Чѣмъ болѣе я себя спрашиваю, какая была причина нашихъ несчастій, тѣмъ болѣе мнѣ кажется, что она лежитъ въ недостаткахъ нашего политическаго образованія. Самые невѣрующіе изъ насъ вѣрятъ въ чудеса, они вѣруютъ въ измѣненіе общества чудодѣйственною властью диктатуры, или по крайней мѣрѣ, верховною властью собранія. Франція не разъ видѣла что династіи, которыя воображали себя прочно основанными, погибали вмѣстѣ съ своими честолюбивыми замыслами, которымъ, какъ онѣ мечтали, принадлежало будущее. Затѣмъ, одержавъ короткую и безплодную побѣду, она гораздо меньше заботилась о томъ, чтобы сдѣлаться властительницей самой себя и своихъ судебъ, чѣмъ о томъ чтобы выбрать людей, которые могли бы руководить ею. Форма правленія есть выборъ тѣхъ, кто управляетъ, и разумѣется управляющіе не могутъ быть равнодушны къ формѣ; но народъ долженъ быть самъ зодчимъ своей свободы. Бремя политическаго мессіи миновало, отнынѣ его не увидятъ ни въ образѣ спасающаго диктаторства или имперія, ни въ образѣ конституціи несущей свѣтъ міру. Образумимся же наконецъ, отречемся отъ этого идолодоклонства передъ призраками.
Жизнью народа не управляетъ случайная сверхъестественная и невидимая сила хоть бы напримѣръ, во образѣ звѣзды: путь Франціи зависитъ отъ нея самой, ея звѣздой должна быть ея воля.
Ты выросъ вдали отъ Франціи, какія средства имѣешь ты, чтобы служить ей? Ищи знанія, борись съ предразсудками и заблужденіями разсѣевающими въ мірѣ семена деспотизма, и ты этимъ: сдѣлаешь хоть что нибудь для свободы. Учась, мы копимъ силы бороться со зломъ. Франція могла бы давно найти свой путь, еслибъ система нашего образованія не была разсчитана на то, чтобы лишать гражданъ способности думать и желать за самихъ себя. Я именно въ этомъ вижу главнѣйшій источникъ нашего безсилія. Намъ нечего говорить про турокъ. Мы въ тысячи разъ болѣе фаталисты чѣмъ они; мы поклоняемся удачѣ, мы безпрекословно покоряемся всѣмъ политическимъ переворотамъ; мы лобызаемъ цѣпи власти, даже тогда, когда онѣ наложены руками невѣрныхъ. Болѣе независимые изъ насъ протестуютъ своимъ отчаяніемъ, они отворачиваются въ мрачномъ уныніи отъ всего, что происходитъ, какъ будто кто либо имѣетъ право отчаяваться въ своемъ вѣкѣ, въ своей странѣ. Когда зло существуетъ, долгъ, величіе человѣка въ борьбѣ съ причинами зла. Уйти въ себя, создать свой собственный міръ, затаить въ немъ глубоко свои убѣжденія и съ высоты его взирать съ презрѣніемъ на людей и свое время, если и можетъ быть удѣломъ честнаго гражданина, то только въ томъ случаѣ, когда онъ употребилъ на борьбу послѣднее оружіе, положилъ на нее послѣднюю силу.
Помнишь ли ты слова Ювенала: sed victis arma supersunt. Оружіе, остающіеся у побѣжденной націи -- слово, гласность, нравственное сопротивленіе. Граждане никогда не будутъ порабощены пока сами не подчинятся своему порабощенію. Можно въ одну ночь сдѣлать coup d'état, лишить ихъ правъ гражданства, сослать тѣхъ, кто не нравится правительству, напугать трусовъ, обольститъ легковѣрныхъ -- все это не есть еще окончательное порабощеніе общества силой. Нѣтъ, пока еще не заглушено въ человѣкѣ сознаніе его достоинства. Общество свободное, общество будущаго растетъ и развивается день ото дня даже подъ мракомъ деспотизма, крѣпчая пріобрѣтаемымъ знаніемъ и чувствомъ справедливости, которое выработывается изученіемъ истины, всѣми силами, которыя наука похитила у природы. Общество рано или поздно восторжествуетъ надъ насиліемъ.
Разумѣется не каждый человѣкъ родится политическимъ дѣятелемъ; изъ тѣхъ которые родятся, многимъ не придется вовсе играть роль въ политикѣ; для этого нужно кромѣ таланта, подготовка, призваніе и благопріятныя обстоятельства; но каждый человѣкъ имѣетъ право и долженъ заботиться объ интересахъ своего времени, своей страны и ясно сознавать эти интересы. Мое прошлое, мои мнѣнія не обязываютъ тебя ни къ чему; каждое поколѣніе призвано дѣлать свое дѣло и должно сообразовать свою дѣятельность съ потребностями общества. Но помни, что недостаточно нападать на отжившія учрежденія чтобы ихъ разрушить; нужно чтобъ наука обнаружила ихъ ложь и ничтожество.
Если ты хочешь побѣдить своихъ противниковъ будь честнѣе и просвѣщеннѣе ихъ. Во времена упадка всѣ жалуются на болѣзни, которыми заражено общество: нравственную спячку, эгоистическое равнодушіе, идіотическую покорность силѣ обстоятельствъ; но эти болѣзни не происходятъ ли отъ тѣхъ, кто на нихъ жалуется. Не способствуетъ. ли каждый добровольнымъ молчаніемъ и пассивностью общему паденію? Въ такое то время независимымъ и дѣятельнымъ личностямъ и слѣдуетъ плыть противъ теченія, высоко держа свое знамя въ рукахъ.