Которая рассказывает, как княгиня Волконская открыла Альрауне глаза

Советник юстиции Гонтрам написал письмо княгине, проходившей курс лечения в Наугейме, изложив истинное положение вещей. Прошло довольно много времени, пока она поняла, что ей угрожает: Фрида Гонтрам должна была ей все подробно разъяснить.

Сперва она засмеялась, но потом вдруг задумалась. И наконец закричала и громко заплакала. Когда вошла дочь, она с рыданиями кинулась ей на шею.

-- Бедное дитя,- завопила она,- мы нищие. Все погибло!

Она стала изливать весь свой гнев на покойного профессора, не чураясь при этом самых циничных ругательств.

-- Ведь не так уж плохо,- заметила Фрида Гонтрам.- У вас есть еще вилла в Бонне и замок на Рейне, и проценты с венгерских виноградников. Наконец, Ольга получает свою русскую ренту и...

-- На это жить невозможно - перебила старая княгиня. - Разве только умереть с голоду.

-- Надо попытаться уговорить Альрауне,- заметила Фрида.- Как советует папа.

"Он осел,- закричала княгиня.- Старый мошенник. Он был заодно с профессором: он вместе с ним обкрадывал нас. Только благодаря ему я познакомилась с этим уродом".

Она заявила, что все мужчины - мошенники и что она не встречала еще ни одного порядочного. "Вот хотя бы муж Ольги, прелестный граф Абрант. Разве он не истратил на уличных девок все приданое Ольги? А теперь он удрал с цирковой наездницей,- когда тайный советник забрал наши деньги и не выдавал ему больше ни гроша..."

-- Так, значит, профессор все-таки сделал доброе дело,- заметила графиня.

-- Доброе дело?- вскричала мать.- Как будто не безразлично для нас, что украл наше состояние. Они свиньи - и тот, и другой.

Но она все же была согласна с тем, что нужно попробовать уговорить Альрауне. Она сама поедет к ней,- но и Фрида, и Ольга ей не советовали. Княгиня будет несдержанна и получит такой же ответ, как члены правления банка. Тут нужно действовать дипломатически, заявила Фрида, нужно считаться с капризами Альрауне. Лучше всего, если поедет она. Ольга заметила, что еще лучше, если бы переговоры с Альрауне поручили ей.

Старая княгиня воспротивилась, но Фрида заявила, что она не должна прерывать курса лечения и волноваться. Княгиня согласилась.

Подруги решили поехать вместе. Княгиня осталась на курорте. Но бездеятельной быть не могла. Она отправилась к священнику, заказала сто месс за упокой несчастной души тайного советника. Это по-христиански, подумала она. А так как ее покойный муж был православный, то она поехала в Висбаден, отправилась в русскую церковь и заказала там сто обеден.

Это немного ее успокоило, хотя, по ее мнению, принесет мало пользы. Ведь профессор был протестантом и к тому же вообще не верил в Бога, но все-таки...

Дважды в день молилась она за профессора, молилась горячо и пламенно.

Франк Браун встретил обеих дам в Ленденихе, повел на террасу и долго говорил с ними о прошлом.

-- Попытайте счастья, дети мои,- сказал он,- я ничего не добился.

-- Что же она вам ответила?- спросила Фрида Гонтрам.

-- Немного,- засмеялся он.- Даже не выслушала меня. Только сделала глубокий реверанс и заявила с улыбкой, что, хотя чрезвычайно ценит высокую честь иметь меня своим опекуном, но даже не думает о том, чтобы отказаться ради княгини. И добавила, что вообще не желает больше говорить по этому поводу. Сделала опять реверанс, еще более глубокий, улыбнулась еще с большей почтительностью и исчезла.

-- А вы не пробовали вторично?- спросила графиня.

-- Нет, Ольга, - сказал он.- Эту возможность я уж предоставляю вам. Взгляд перед тем, как она ушла, был настолько категоричен, что я твердо уверен, все мое красноречие будет столь же бесплодно, как и всех остальных.

Он поднялся, позвонил лакею и велел подать чай.

-- Хотя, впрочем, у вас есть одно преимущество,- продолжал он. - Когда советник юстиции полчаса тому назад протелефонировал мне о вашем приезде, я сообщил Альрауне, - по правде сказать, я думал, она вообще не захочет вас принять. Но об этом я бы позаботился. Между тем я ошибся: она заявила, что с радостью встретит вас, так как вы уже несколько месяцев с нею переписываетесь. Поэтому...

Фрида Гонтрам перебила.

-- Ты пишешь ей?- воскликнула она резко.

Графиня Ольга пробормотала:

-- Я, я - правда, ей писала по поводу смерти отца - и-и...

-- Ты лжешь! - вскричала Фрида.

Графиня вскочила:

--А ты? Разве ты ей не писала? Я знала, что ты ей пишешь чуть ли не через день,- поэтому ты так долго и оставалась по утрам в своей комнате.

"Ты шпионила за мной через прислугу",- крикнула Фрида Гонтрам. Взгляды подруг скрестились: в них засверкала страшная ненависть. Они понимали друг друга: графиня чувствовала, что в первый раз в жизни не сделает того, чего потребует от нее подруга, а Фрида Гонтрам поняла, что встретит впервые сопротивление своей властной воле. Но их связывало столько лет дружбы, столько общих воспоминаний! Все не могло рухнуть в один миг.

Франк Браун понял это.

--Я вам мешаю,- сказал он.- Впрочем, Альрауне сама сейчас появится, она одевается. - Поклонился и вышел в сад: - Мы еще увидимся, надеюсь?

Подруги замолчали. Ольга сидела в большом садовом кресле. Фрида Гонтрам крупными шагами ходила взад и вперед.

Потом остановилась и подошла к подруге.

-- Послушай, Ольга,- тихо сказала она.- Я тебе всегда помогала - и в серьезных делах, и пустяках. Во всех твоих приключениях и интригах. Правда?

Графиня кивнула:

-- Да, правда. Но и я всегда платила тебе тем же,- разве я тебе не помогала?

-- Насколько могла,- заметила Фрида Гонтрам.- Я этого не отрицаю. Мы, значит, останемся друзьями?

-- Конечно,- воскликнула графиня Ольга.- Только, только я ведь немногого требую.

-- Чего же ты требуешь? - спросила Фрида Гонтрам.

Она ответила:

-- Не мешай мне!

-- Не мешай?- перебила ее Фрида.- То есть как это "не мешай"? Каждый должен испытать свое счастье. Будем соперничать,- помнишь, как я говорила тебе тогда, на маскараде?

-- Нет,- продолжала графиня,- я не хочу с тобой делиться. Я слишком часто делилась - и всегда лишь проигрывала. У нас неравные силы: ты должна мне на этот раз уступить.

-- То есть как - неравные силы? - повторила Фрида Гонтрам.--Хотя, впрочем, превосходство на твоей стороне - ты гораздо красивее меня.

-- Да, - ответила подруга,- но не в том дело. Ты умнее меня. Мне часто приходилось убеждаться, что это гораздо важнее-в таких делах.

Фрида Гонтрам схватила ее руку. "Послушай, Ольга,- начала она,- будь же благоразумна. Мы ведь приехали сюда не только ради наших чувств: послушай, если мне удастся уговорить Альрауне, если я спасу миллионы твои и твоей матери,- дашь ли ты мне свободу? Пойди в сад, оставь нас наедине".

Крупные слезы заблестели в глазах графини. "Я не могу,- прошептала она,- дай мне поговорить с нею, деньги я охотно предоставлю тебе. Для тебя ведь это всего мимолетный каприз..."

Фрида глубоко вздохнула, бросилась на кушетку и стала нервно теребить шелковый платок.

-- Каприз? Неужели ты думаешь, что я способна волноваться так из-за пустого каприза? Для меня это имеет не меньшее значение, чем для тебя.

Лицо ее стало серьезным, и глаза уставились тупо в пространство. Ольга заметила, вскочила, опустилась на колени перед подругой. Их руки встретились, они тесно прижались друг к другу и заплакали.

-- Что же нам делать?- спросила графиня.

-- Отказаться, - резко заметила Фрида. - Отказаться обеим. Будь что будет.

Графиня Ольга кивнула головою и еще крепче прижалась к подруге.

-- Встань, - прошептала та. - Кажется, она уже идет. Вытри скорее слезы. Вот носовой платок.

Ольга послушалась и молча отошла в сторону.

Но Альрауне тен-Бринкен заметила их волнение. Она стояла в дверях в черном трико-в костюме принца Орловского из "Летучей мыши". Принц поклонился, поздоровался, поцеловал дамам руки.

-- Не плачьте,- засмеялась она,- не надо плакать: это портит прелестные глазки.

Она хлопнула в ладоши и велела лакею подать шампанского. Сама налила бокалы, поднесла дамам и заставила их выпить.

Она подвела графиню Ольгу к кушетке, погладила ее полную руку. Села потом рядом с Фридой и устремила на нее свой смеющийся взгляд. Она исполняла свою роль: предлагала кекс, пирожные, лила "Па-д''эспань" из своего золотого флакончика на платки дам.

И затем вдруг начала:

-- Да, правда, очень печально, что я ничем не могу вам помочь. Мне так жаль, так жаль.

Фрида Гонтрам встала и с трудом ей ответила:

-- Почему же?

-- У меня нет на то причин,- ответила Альрауне.- Право, нет никаких. Я просто-напросто не могу - вот и все.

Она обратилась к графине:

-- Действительно ваша мать очень пострадает? - Она подчеркнула слово "очень".

Графиня вздрогнула под ее взглядом.

-- Ах, нет,- сказала она,- не очень.-И повторила слова Фриды:-У нее ведь еще вилла в Бонне и замок на Рейне. И проценты с венгерских виноградников. Да и я к тому же получаю русскую ренту и... Она запнулась: она понятия не имела об их положении - вообще не знала, что такое деньги. Знала только, что с деньгами можно ходить в хорошие магазины, покупать шляпы и много других красивых вещей. На это ведь у нее всегда хватит. Она даже извинилась: это просто мамина блажь. Но пусть Альрауне не огорчается,- она надеется, что этот инцидент не омрачит их дружбы...

Она болтала, не думая. Говорила всякий вздор. Не обращала внимания на строгие взгляды подруги и чувствовала себя тепло и уютно под взглядом Альрауне тен-Бринкен, как зайчик под солнцем на капустном поле.

Фрида Гонтрам начала нервничать. Сначала невероятная глупость подруги ее рассердила, потом же ее поведение показалось смешным и некрасивым. Даже муха, подумала она, не летит так жадно на сахар. В конце же концов, чем больше Ольга болтала, тем быстрее под взглядом Альрауне таял условный покров ее чувств, - ив душе Фриды пробудилось вдруг чувство, которого она не в силах была побороть. Ее взгляд тоже устремился туда - и с ревностью скользил по стройной фигуре принца Орловского.

Альрауне заметила это.

-- Благодарю вас, дорогая графиня.- сказала она,- меня успокоили ваши слова,-Затем она обратилась к Фриде Гонтрам: - Советник юстиции рассказал такие страшные вещи о неминуемом разорении княгини.

Фрида ухватилась за последнее спасение, всеми силами старалась прийти в себя

-- Мой отец был совершенно прав,- резко ответила она.- Разорение княгини неминуемо. Ей придется продать свой замок на Рейне.

-- О, это ничего не значит,- заявила графиня,- мы и так никогда там не живем.

-- Молчи,- закричала Фрида. Глаза ее потускнели, она почувствовала, что бесцельно борется за проигранное дело. - Княгине придется бросить хозяйство, ей будет страшно трудно привыкнуть к новым условиям. Очень сомнительно, будет ли она даже в состоянии держать автомобиль. Вероятно, нет.

-- Ах, как жаль,- воскликнула Альрауне.

-- Придется продать лошадей и экипажи,- продолжала Фрида,- распустить прислугу...

Альрауне перебила:

-- А что будет с вами, фрейлейн Гонтрам? Вы останетесь у княгини?

Она не нашлась, что ответить: вопрос был совсем неожиданный. "Я...-пробормотала она,- я - да, конечно..."

Фрейлейн тен-Бринкен не унималась:

-- А то я была бы очень рада предложить вам свое гостеприимство. Я так одинока, мне необходимо общество - переезжайте ко мне.

Фрида боролась, колебавшись мгновение

-- К вам - фрейлейн?..

Но Ольга перебила ее:

-- Нет, нет, она должна остаться у нас. Она не может покинуть мою мать теперь.

-- Я никогда не была у твоей матери,- заявила Фрида Гонтрам, - я была у тебя.

-- Безразлично,-вскричала графиня.-У меня или у моей матери - я не хочу, чтобы ты здесь оставалась.

-- Но,- простите,- засмеялась Альрауне,- мне кажется, фрейлейн Гонтрам имеет свое собственное мнение.

Графиня Ольга поднялась - кровь отлила у нее от лица.

-- Нет,- закричала она,- нет и нет.

"Я ведь никого не насилую, - засмеялся принц Орловский,- таков уж мой обычай. И не настаиваю даже - оставайтесь у княгини, если вам это приятнее, фрейлейн Гонтрам". Она подошла ближе и взяла ее за руки. "Ваш брат был моим другом, - медленно произнесла она,-и моим верным товарищем.- Я так часто его целовала..."

Альрауне заметила, как эта женщина, почти вдвое старше ее, опустила глаза под ее взглядом, почувствовала, как руки Фриды Гонтрам стали вдруг влажными от легкого прикосновения ее пальцев. Она упивалась этой победой, наслаждалась.

-- Ну, что же, вы останетесь?- прошептала она.

Фрида Гонтрам тяжело дышала. Не подымая глаз, подошла она к графине Ольге:

-- Прости меня, Ольга, я должна остаться здесь.

Ее подруга бросилась на диван, зарылась головой в подушки, содрогаясь от истерических рыданий.

"Нет, - жалобно вопила она, - нет, нет". Она выпрямилась, подняла руку, словно хотела ударить подругу, но громко расхохоталась. Сбежала по лестнице в сад без шляпы, без зонтика. Через двор и прямо на улицу.

-- Ольга,- закричала вслед ей подруга.- Ольга, послушай, Ольга.

Но фрейлейн тен-Бринкен сказала:

-- Оставь ее. Она успокоится.

Голос звучал высокомерно и гордо.

Франк Браун завтракал в саду под большим кустом сирени, Фрида Гонтрам принесла ему чашку чаю.

-- Хорошо, что вы здесь, - сказал он. - Не видно, чтобы вы что-то делали, а все-таки все идет как по маслу. Прислуга испытывает какую-то странную антипатию к моей кузине. Эти люди не имеют и представления о средствах социальной борьбы. Но они своим умом дошли до саботажа, и давно бы уже разразилась открытая революция, если б они не любили меня. А вот теперь вы поселились здесь - и все обстоит превосходно. Я должен поблагодарить вас, Фрида.

-- Мерси,- ответила она.- Рада, если я могу что-нибудь сделать для Альрауне.

-- Вот только, - продолжал он, - княгиня без вас очень страдает. Там все идет вверх ногами, с тех пор как банк приостановил платежи. Почитайте-ка. Он подал ей несколько писем.

Но Фрида Гонтрам покачала головою.

-- Нет, - извините, я не хочу ничего знать. Меня это не интересует.

Он продолжал настаивать:

-- Вы должны знать, Фрида. Если не желаете прочесть писем, то я передам вкратце их содержание. Вашу подругу нашли...

-- Она жива?- прошептала Фрида.

--Да, жива, - ответил он.- Когда она убежала отсюда, она блуждала всю ночь и весь следующий день. Сперва она отправилась, по-видимому, в горы, потом вернулась к Рейну. Ее видели лодочники неподалеку от Ремагена. Они следили за нею издали, так как поведение ее показалось им странным. И когда она бросилась в реку, они подплыли и через несколько минут вытащили ее из воды. Это случилось четыре дня тому назад. Она сильно сопротивлялась, и они отвезли ее прямо в тюрьму.

Фрида Гонтрам уткнула лицо в ладони.

-- В тюрьму?- тихо спросила она.

-- Ну, да,- ответил Франк Браун.- Куда им было ее еще везти? Ведь было ясно, что на свободе она тотчас же вновь постарается лишить себя жизни. Самое лучшее - ее куда-нибудь спрятать. Она не отвечала ни на один вопрос, упорно молчала. Часы, портмоне, даже носовой платок она давным-давно выбросила, а по короне и нелепым монограммам на ее белье никто не мог ничего понять. Только когда старик Гонтрам заявил о ее исчезновении в полицию, личность ее была установлена.

-- Где она сейчас?- спросила Фрида.

-- В городе,- ответил он.- Советник юстиции взял ее из Ремагена и поместил в психиатрическую лечебницу профессора Дальберга. Вот письмо от него, боюсь, что графине Ольге придется остаться там долго. Вчера приехала княгиня. Вам, Фрида, следовало бы навестить свою бедную подругу. Профессор говорит, что она очень спокойна.

Фрида Гонтрам поднялась со стула.

-- Нет, нет,- воскликнула она,- я не могу...

Она медленно прошла по дорожке между кустами сирени.

Франк Браун смотрел ей вслед. Будто мраморное изваяние было ее лицо, словно высеченное в камне неумолимой судьбой. Потом вдруг на холодной маске показалась улыбка, как легкий солнечный луч посреди непроницаемой тени. Глаза ее устремились к буковой аллее, ведшей к дому. Он услышал звонкий смех Альрауне.

"Какая странная у нее сила,- подумал он,- дядюшка Якоб со своей кожаной книгой прав".

Он начал думать. О да, от нее не легко уйти. Никто не понимал, в чем дело, а все же все порхали вокруг горячего неумолимого пламени. И он? Он? Он не скрывал от себя: его что-то манило к ней. Он не отдавал себе отчета, не знал, действует ли ее влияние на его чувства, на кровь или, может быть, на мозг. Он не скрывал от себя, что все еще здесь не только ради дел, процессов и соглашений, - теперь, когда Мюльгеймский банк окончательно лопнул, он может все поручить адвокатам: его присутствие не так уж необходимо. А он все еще оставался. Он понял, что лгал сам себе, что искусственно придумывал новые поводы, лишь бы отсрочить отъезд. Ему вдруг показалось, что кузина замечает это,- будто он поступает так под ее молчаливым влиянием.

"Завтра же уеду домой", - подумал он.

Но вдруг мелькнула мысль: зачем? Разве он боится? Боится? Неужели он заразился теми глупостями, о которых пишет его дядюшка в кожаной книге? Что его ожидает? В худшем случае любовное приключение? Во всяком случае не первое - да едва ли и последнее. Разве он не мог равняться с нею силою или даже превзойти ее? Разве на его жизненном пути нет трупов? Зачем же ему бежать?

Ведь он создал ее: он. Франк Браун. Мысль принадлежала ему, и дядюшкина рука была лишь орудием. Она - его создание,- гораздо больше, чем тайного советника. Он был тогда молод, пенился, как вино. Был полон причудливых снов, дерзких фантазий. И из темного леса Непознаваемого, в котором трудно было пробираться его неистовым шагам, он добыл редкий причудливый плод. Нашел хорошего садовника и отдал ему. И садовник бросил семя в плодородную землю. Полил, взрастил росток и воспитал юное деревце. А теперь он вернулся - и увидел перед собою цветущее дерево. Оно ядовито: кто лежит под ним, того касается ядовитое дыхание. Многие умирали от этого, многие упивались сладким дыханием - даже умный садовник, его взрастивший.

Но ведь он был не садовником, которому превыше всего стало редкое деревце. Он не был одним из тех, что блуждали по саду случайно и бессознательно.

Он добыл плод, давший это зерно. С тех пор много дней пробирался он по темному лесу Непознаваемого, погружался в трясины и бездны. Много ядов впитал он, много зачумленных испарений вдохнул. Было тяжело, много ран и гноящихся язв у него в душе, но он не отступал ни перед чем. Здоровым и сильным выходил он из всех испытаний, - и теперь он силен и бодр, будто окованный навсегда в серебряные латы.

О, конечно: он иммунен...

Это не борьба даже, это просто игра, и вот-раз это простая игра-неужели же он должен уйти? Если она только куколка - опасная для других, но невинная игрушка для его сильной натуры, - тогда даже не интересно. Но если, если это действительно трудная борьба, борьба с равным противником,- она стоит труда...

Глупости, думал он. Кому, в сущности, рассказывает он о всех этих геройских подвигах? Разве не слишком часто вкушал он сладость победы?

Нет, это самые обыкновенные вещи. Разве знаешь когда-нибудь силы противника? Разве жало маленьких ядовитых москитов не гораздо опаснее, чем пасть крокодила, которую он так часто встречал своею винтовкой? Он терялся. Он был в каком-то заколдованном круге. И постоянно возвращался к одному: останься!

--- С добрым утром,- засмеялась Альрауне тен-Бринкен. Она остановилась перед ним вместе с Фридой Гонтрам.

-- С добрым утром,- ответил он.- Прочти эти письма,-- тебе не мешает знать, что ты натворила. Пора уже оставить глупости и сделать что-нибудь, действительно стоящее труда.

Она недовольно посмотрела на него. "Вот как? - сказала она, растягивая каждое слово.-Что же, по-твоему, стоит труда?"

Он не ответил, - не знал, что ответить. Он поднялся, пожал плечами и пошел в сад. За спиной раздался ее смех:

-- Вы в дурном настроении, господин опекун?

После обеда он сидел в библиотеке. Перед ним лежало несколько документов, присланных вчера адвокатом Манассе. Но он не читал, а смотрел в пространство и курил одну папиросу

за другой. Потом открыл ящик и снова вынул кожаную книгу тайного советника. Прочел ее медленно и внимательно, раздумывая над каждым незначительным эпизодом.

Раздался стук в дверь -- вошел шофер.

-- Господин доктор,- начал он,- приехала княгиня Волконская. Она очень взволнована и требует барышню. Но мы решили, что лучше, если вы сперва ее примете: Алоиз проведет ее прямо сюда.

"Прекрасно",- сказал Франк Браун. Вскочил и пошел навстречу княгине. Она с трудом прошла в узкую дверь, словно вкатила свое огромное тело в полутемную комнату, зеленые ставни которой едва пропускали лучи яркого солнца.

-- Где она?- закричала княгиня.- Где Альрауне?

Он подал ей руку и подвел к дивану. Она узнала его, назвала по имени, но не захотела с ним говорить.

"Мне нужна Альрауне,- закричала она,- подайте ее сюда". Она не успокоилась прежде, чем он не позвонил лакею и не велел доложить барышне о приезде княгини.

Он спросил ее о здоровье дочери, и княгиня с плачем и стонами стала рассказывать. Дочь даже не узнала матери, - молча и апатично сидит она у окна и смотрит в сад. Она помещается в бывшей клинике тайного советника, этого мошенника и негодяя. Клиника превращена теперь в санаторий для нервных больных профессора Дальберга. Она в том самом деле, в котором...

Он перебил, остановил бесконечный поток слов. Быстро схватил ее за руку, нагнулся и с притворным интересом уставился на ее кольца.

-- Простите, ваше сиятельство, - поспешно сказал он. - Откуда у вас этот чудесный изумруд? Ведь это же положительно редкость.

-- Он был на магнатской шапке моего первого мужа,- ответила она. - Старинная вещь.

Она хотела было продолжить свою тираду, но он не дал ей вымолвить и слова.

-- Какая чистая вода,- воскликнул он снова.- Какая редкая величина. Такой же почти изумруд я видел у магараджи Ролинкора: он вставил его своему любимому коню вместо левого глаза. А вместо правого был бирманский рубин, немного поменьше изумруда.- И он принялся рассказывать об экстравагантностях индийских князей, которые выкалывали коням глаза и вставляли вместо них стеклянные украшения или драгоценные камни.

-- Жестоко, правда,- сказал он,- но уверяю вас, ваше сиятельство, впечатление поразительное: вы видите перед собою прекрасное животное - оно смотрит на вас застывшими глазами или бросает взгляды своих темно-синих сапфиров.

Он начал говорить о камнях. Еще со студенческих времен он помнил, что она понимает кое-что в драгоценностях и, в сущности, это единственное, что ее действительно интересует. Она отвечала ему сперва быстро и отрывисто, но с каждой минутой все более спокойно. Сняла свои кольца, начала их показывать одно за другим и рассказывать о каждом небольшую историю.

Он кивал головой, внимательно слушал. "Теперь может прийти и кузина,- подумал он.-Первая буря миновала".

Но он горько ошибся.

Вошла Альрауне и беззвучно затворила за собой дверь. Тихо прошла по ковру и села в кресло напротив них.

-- Я так рада видеть вас, ваше сиятельство,- пропела она.

Княгиня закричала, еле переводя дыхание. Потом перекрестилась один раз и второй по православному обряду.

-- Вот она,- простонала княгиня,- вот она здесь.

-- Да,- засмеялась Альрауне,- собственною персоною.

Она встала, протянула княгине руку. "Мне так жаль,-продолжала она. - Примите мое искреннее соболезнование".

Княгиня не подала руки. Мгновение она не могла произнести ни слова, старалась только прийти в себя. Но потом вдруг очнулась.

-- Мне не нужно твоего сострадания,- закричала она.- Мне нужно поговорить с тобою.

Альрауне села и сделала жест рукою:

-- Пожалуйста, ваше сиятельство.

Княгиня начала: знает ли Альрауне, что княгиня потеряла состояние из-за проделок профессора? Конечно, знает, ей ведь многократно говорили, что она должна сделать,- но она отказалась исполнить свой долг. Знает ли она, что стало с ее дочерью? И рассказала, как нашла ее в лечебнице и каково мнение врача. Княгиня все больше и больше волновалась и возвышала свой хриплый и резкий голос.

Ей все это превосходно известно, ответила спокойно Альрауне.

Княгиня спросила, что же она намерена теперь делать. Неужели хочет она идти по грязным стопам своего отца? О, профессор был тонким мошенником - ни в одном романе не встретишь такого хитрого негодяя. Но он получил свое. Княгиня взялась теперь за профессора и громко кричала, что приходило на ум. Она думала, что внезапный припадок Ольги был вызван неудачей ее миссии, а также тем, что Альрауне отняла у нее ее лучшую подругу.

По ее мнению, если Альрауне теперь согласится, то не только спасет ее состояние, но и благодаря этому вернет ей дочь.

-- Я не прошу,- кричала она.- Я требую, я настаиваю на своем праве. Ты моя крестница, а вместе с тем и убийца. Ты совершила несправедливость, исправь же ее, это сейчас в твоей власти. Ведь позор, что я должна тебе об этом говорить,- но иначе ты не хотела.

-- Что же мне еще спасать?- тихо сказала Альрауне.- Насколько я знаю, банк три дня тому назад лопнул. Деньги пропали, ваше сиятельство. - Она будто свистнула: "Фьють" -слышно было, как банковские билеты разлетелись по воздуху,

-- Ничего не значит,- заявила княгиня.-Советник юстиции сказал мне, что твой отец вложил в этот банк около двенадцати миллионов моих денег. Ты попросту можешь вернуть эти миллионы из своих собственных средств, для тебя это не такая уж огромная сумма, я прекрасно знаю.

-- Ах,- произнесла Альрауне.- Может, еще что-нибудь прикажете, ваше сиятельство?

-- Конечно,-закричала княгиня,-ты сейчас же велишь фрейлейн Гонтрам оставить твой дом. Пусть она пойдет к моей бедной дочери. Ее присутствие и в особенности известие, что наши денежные дела урегулированы, окажут самое благотворное влияние, быть может, даже совершенно излечат Ольгу. Я не буду упрекать фрейлейн Гонтрам за ее неблагодарный поступок, да и тебя не буду обвинять в происшедшем. Я только хочу, чтобы дело было поскорее улажено.

Она замолчала и глубоко вздохнула после длинной тирады.

Взяла носовой платок, вытерла крупные капли пота, выступившего на багровом лице.

Альрауне поднялась спокойно и слегка поклонилась.

-- Ваше сиятельство слишком любезны,- пропела она. Потом замолкла.

Княгиня подождала мгновение, а затем спросила:

-- Ну?

-- Ну? - повторила тем же тоном Альрауне.

-- Я жду...- закричала княгиня.

-- Я тоже...- повторила Альрауне.

Княгиня Волконская ерзала на диване, старые пружины которого сгибались и трещали под ее невероятною тяжестью.

Стиснутая могучим корсетом, придававшим какое-то подобие фигуры исполинскому телу, она еле могла двигаться и дышать. От волнения у нее пересохло в горле, и она то и дело облизывала губы толстым языком.

-- Не велеть ли подать воды, ваше сиятельство?- прощебетала Альрауне.

Княгиня сделала вид, будто не слышит.

-- Что же ты намерена теперь делать?- торжественно спросила она.

Альрауне ответила просто и не задумываясь: "Ни-че-го".

Старая княгиня посмотрела на нее своими круглыми коровьими глазами, словно не понимала, что говорит девушка. Потом неуклюже поднялась, сделала несколько шагов и оглянулась, словно искала что-то. Франк Браун тоже поднялся, взял со стола графин с водой, напил стакан и подал ей. Она с жадностью выпила.

Альрауне тоже поднялась.

-- Прошу извинения, ваше сиятельство,- сказала она.- Не передать ли поклон от вас фрейлейн Гонтрам?

Княгиня бросилась к ней вне себя от ярости, еле сдерживая бешенство.

"Она сейчас лопнет",- подумал Франк Браун.

Княгиня не находила слов, не знала, с чего начать.

-- Скажи ей,- прохрипела она,- скажи ей, чтобы она не смела показываться мне на глаза. Она-девка, не лучше тебя.

Тяжелыми шагами затопала она по комнате, пыхтя и потея, угрожающе подымая толстые руки. Вдруг взгляд ее упал на открытый ящик, и она увидела колье, которое когда-то заказала для своей крестницы: крупный жемчуг, нанизанный на рыжие волосы матери. Отражение торжествующей ненависти пробежало по ее заплывшему лицу. Она быстро схватила ожерелье.

-- Тебе это знакомо?- закричала она.

-- Нет,- спокойно сказала Альрауне,- я никогда его не видела.

Княгиня подошла к ней вплотную.

-- Негодяй профессор украл его у тебя - на него похоже. Это я подарила тебе, моей крестнице, Альрауне.

-- Мерси,- сказала Альрауне.- Жемчуг красив, если только он настоящий.

-- Настоящий,- закричала княгиня.-Такой же настоящий, как и волосы, которые я отрезала у твоей матери. Она кинула колье Альрауне.

Та взяла красивое украшение и стала разглядывать.

-- Моей матери? - медленно произнесла она.- У нее, по-видимому, были очень красивые волосы.

Княгиня встала перед нею и уперлась руками в бока - уверенная в своем торжестве - с видом прачки.

-- Красивые, такие красивые, что за ней бегали все мужчины и платили целый талер, чтобы проспать ночку возле этих красивых волос.

Альрауне вскочила-на мгновение кровь отлила у нее от лица. Но она улыбнулась и сказала спокойным, ироническим тоном:

-- Вы, ваше сиятельство, стали впадать в детство.

Это переполнило чашу. Отступления для княгини уже не было. Она разразилась целым водопадом слов - циничных, вульгарных, будто пьяная содержательница публичного дома.

Она кричала, перебивала саму себя, вопила, изливала потоки циничных ругательств. Уличной девкой была мать Альрауне, самого низшего пошиба, она продавалась за талер. А отец был гнусным убийцей - его звали Неррисен, - она, наверное, слышала. За деньги тайный советник заставил проститутку согласиться на грязный опыт. Она присутствовала, она видела все - вот из этого опыта и родилась она, она - Альрауне, которая сейчас сидит перед нею. Дочь убийцы и проститутки.

Такова была ее месть. Она вышла из комнаты, торжествующая, преисполненная гордой победой, словно помолодела лет на десяти. С шумом захлопнулась за нею дверь.

...В большой библиотеке воцарилась мертвая тишина. Альрауне сидела в кресле молча, немного бледная. Ее пальцы нервно играли с колье, легкая дрожь пробегала у нее по губам. Наконец она встала.

-- Глупая женщина,- прошептала она. Сделала несколько шагов, но вдруг что-то решила и подошла к кузену

-- Это правда, Франк Браун?- спросила она.

Он колебался, потом встал и сказал медленно:

-- Да, это правда.

Он подошел к письменному столу, вынул кожаную книгу и протянул ей.

-- Прочти,- сказал он.

Она не ответила ни слова и повернулась к дверям.

-- Возьми, - крикнул он ей вслед и протянул стакан, сделанный из черепа матери, и кости-из костей отца.